В трактире все преобразилось — освободили дальний угол для представления, расставили столы так, чтобы всем было все видно, однако народу было меньше, чем час назад. Трактирщик довольно усмехнулся:

— Убежали рассказывать своим приятелям. Теперь весь замок будет у нас! Пойдемте, я покажу вам комнаты, а потом пообедаете — стол уже накрыт.

Артисты прошли наверх, и трактирщик распахнул перед ними двери в две комнаты — одну большую, на четверых, и одну маленькую, в которой стояли две кровати:

— Вот! Не высший сорт, но, мне кажется, вы видали и похуже, — лукаво сощурился мужчина. — Зато постели чистые, тараканов и клопов нет — отдыхать будет удобно. Можете тут оставить куртки — вот вешалки. У нас тепло, я дров и угля не жалею. Вот вам ключи — запирайте свои сокровища, и пошли обедать.

— Если бы они еще были, сокровища-то! — оценили шутку артисты и дружно рассмеялись.

Через десять минут вся компания уже наслаждалась горячей едой за столом в трактире. Тут было довольно тихо, уютно и, как заметил Влад, даже вышибалы не было. Впрочем, вышибалы частенько появлялись только к вечерним посиделкам, если заведение было добропорядочным и скандалами не славилось.

Обычным занятием вышибал было не вышибание мозгов или денег из подгулявших посетителей, а отправка таковых на извозчике в сторону дома или вытаскивание этих полутрупов, проигравших в борьбе с зеленым змием, куда-нибудь под навес, для протрезвления на ночном ветерке.

Влад потихоньку прощупал окружающих на предмет отношения к артистам и не почувствовал никакого подозрительного настроения, кроме любопытства и нетерпеливого ожидания. Народ жаждал непременно скрасить свой серый осенний досуг.

От барона не было никаких известий, но Влад не сомневался, что скоро информацию доведут до его сведения и он пожелает пригласить циркачей в свои апартаменты. Надо было только подождать… Ждать Влад умел. Хотя и не любил.

Обед закончился быстро — артисты смели все со стола в мгновение ока и теперь сидели, отдуваясь, с набитыми животами, как удавы переваривая пищу.

Девчонки, на удивление, ели, как здоровенные грузчики, и Влад с ухмылкой подумал о том, что трактирщик погорячился, пообещав им бесплатные обеды и ужины, — они объедят его, как полк гвардейцев. Видимо, его ввели в заблуждение небольшие габариты и субтильность циркачек.

— Хорошо поели, — с усмешкой икнула Марка, откидываясь на спинку стула. — Есть нужно про запас, потом можно не получить даже миски каши.

— Растолстеешь ведь! — подмигнул Влад.

— Не-а… у нас с сестрой такое сложение, что как ни едим, не толстеем. Ты видал у меня хоть каплю лишнего жира? Нет? А у сестры? То-то же… И как ты убедился, остальные девчонки такие же. Ты представь, сколько нагрузки мы получаем за представление, какое там растолстеть! Хотя ты еще не представляешь. Но увидишь. Борин, сходи возьми в фургоне наши сценические костюмы и инвентарь!

— А чего я? Пусть Олег идет! Все я должен бегать! Вот он новенький, пусть и идет! — завозмущался парень.

— Иди-иди, не отлынивай. Во-первых, он не знает, где что лежит, а во-вторых — представь, он пойдет, споткнется и рухнет на твою драгоценную тратину. И все — кончились баллады! Ты же этого не переживешь потом.

Борин молча встал и быстрым шагом пошел к двери, а девушки мелодично рассмеялись.

— Как он за свой инструмент боится! Говорит, его мастер Изнамур сделал. Врет небось — купил в Пазине на базаре у спившегося музыканта. Хотя… все может быть, — задумчиво проговорила Арина, постукивая пальцами по столу.

— А он вообще-то умеет играть? — рассеянно спросил Влад, размышляя о будущем и своем месте в нем.

— Зря сомневаешься, — серьезно ответила Арина, — он и правда отличный музыкант. Знаешь, я заметила одну вещь: самые лучшие музыканты, которых я встречала в своей жизни, были вот такие, как он, бабомужики. Возможно, они лучше чувствуют музыку, что ли… Почему у них это получается лучше, чем у других?

— Да, — признался Влад, — я тоже знаю такие примеры. И танцоры тоже есть такие… бесполые.

— Точно, и я это заметила, — откликнулась эхом Арина, углубившись в какие-то свои мысли. На ее лбу залегла глубокая поперечная складка, и девушка сразу стала казаться старше своих лет — на самом деле ей было не более двадцати, и только заботы, печаль и лишения заставляли ее выглядеть на тридцать.

Кстати сказать, в бане сразу стало видно, какого она возраста — грудь, которой никогда не кормили детей, упруго торчала вперед, а на гладком мускулистом теле не было ни одной лишней складки или отвислости, как и говорила ее сестра.

Хлопнула дверь, и появился Борин, нагруженный свертками и кожаным чехлом, в котором угадывался профиль инструмента. Он был сердитый и мокрый, о чем сразу и сообщил, подойдя к столу, где развалились «бездельники, истязатели таланта, которому они и в подметки не годятся».

После гневной тирады он пододвинул стул к очагу, в котором весело пылали сосновые поленья, протянул к нему руки, погрел и, любовно обтерев рукавом капли дождя с чехла, достал из него инструмент.

Инструмент был красив так, как бывают красивы женщины: прихотливый гладкий бок тратины наводил на мысли о женских бедрах, а гриф — о руках девушки.

Борин ласково погладил тратину, приладился и взял аккорды… Полились чистые звонкие звуки, похожие одновременно и на весеннюю капель, и на гул осеннего ветра, и на крики улетающих на юг птиц… Он играл минуты три, но этого хватило даже для далекого от искусства Влада, чтобы понять — этот парень настоящий гений. И тут он запел…

Песня Борина была непохожа на гламурные и ритмичные шлягеры, что звучали на родине Влада, она была непривычна человеку, родом из бегущего куда-то, суетливого века, — скорее, это был рассказ, рассказ о жизни, о любви, об уходящих вдаль и исчезающих за пеленой тумана кораблях, которые уносят с собой мечты и грезы…

Песня закончилась, и в трактире воцарилась тишина, никто не смог даже пошевелиться, словно она взяла людей за душу. И вдруг один из пьяненьких мужчин в углу расплакался, причитая сквозь слезы:

— Жизнь прошла! Хотел, мечтал, любил — и ничего… Совсем ничего! Ах, с-су-у-ка… Зачем живу?

Арина подмигнула музыканту, тот понимающе кивнул и заиграл что-то веселое, слегка скабрезное. Как понял Влад, обработанный фольклор.

Музыка пела, плясала, с ней пели и плясали гости, и скоро трактир превратился в танцевальную площадку, где вертелись и скакали раскрасневшиеся мужчины и откуда-то взявшиеся женщины с причудливо раскрашенными лицами, не оставляющими сомнения в их профессии.

Маг смотрел на это торжество искусства и думал о том, что пресыщенный телевизионными шоу и концертами человек его времени не может понять такого искреннего проявления чувств, не может так благодарно слушать настоящую музыку. Только тут, в атмосфере информационного голода, люди способны так благодарно принимать любую музыку, любое искусство, доносимое до них, а уж если это и на самом деле гениально, то сразу вспоминается сказка о гуслях-самогудах, пускающих в пляс всех, кто их слышал.

Музыкант играл еще полчаса, и в трактире появлялось все больше и больше посетителей, потом он остановился и со счастливой улыбкой сказал:

— Господа! Приглашаем вас, как только стемнеет, на наше представление! Не забудьте взять с собой немножко денег, чтобы артистам было на что поддержать свое пошатнувшееся от лишений и горестей здоровье. А мы уж постараемся вас не разочаровать!

— Да, да, — подхватил трактирщик, — вечером приходите, за вход пять медяков! И для артистов денег захватите! Не станете им бросать — сбегут от нас в другое место!

Арина благодарно кивнула трактирщику, с улыбкой переглянувшись со своими спутниками, и тихо сказала:

— Идите отдыхать, нам сегодня еще работать, а после той грязи как бы булавы не растерять. И ты иди, Олег, тебе тоже сегодня работать, и я не хочу, чтобы ты промахнулся. Стоять-то перед тобой буду я. Когда-то я уже была в качестве мишени у нашего метателя, только вот не помогло ему его искусство, когда стрела пробила шею… Остальные девчонки на роль мишеней не годятся — невзначай вздрогнут, и засадишь ты им нож в горло. Там ножи в свертке, возьми — остались от нашего Марика. Ножи не кухонные — настоящие, метательные, посмотришь в комнате. Отдыхай. — Арина поднялась и грациозно пошла к лестнице, ведущей наверх, покачивая крепкими бедрами. Влад еще посидел за столом, прислушиваясь к разговорам посетителей и глядя в огонь очага, потом встал и тоже направился в свою комнату. В общем-то он не особенно утомился, но не стоило привлекать внимание к своей силе и выносливости.

В комнате было тихо, голоса клиентов заведения не доносились сюда через толстые перекрытия, только лишь, потрескивая, горел масляный светильник, посылая струйку черной копоти в полукруглую крышку копотеулавливателя.

Борин лежал, отвернувшись к стене и прижав к себе драгоценный инструмент, как любовницу… или любовника.

Влад усмехнулся и сел на свою кровать, положив подушку под спину и задумавшись: «Как я мечтал в детстве научиться играть на гитаре! Так и представлял себе: вот я, такой весь крутой и мужественный, исполняю хиты типа „Битлз“… или нет, кого-то из русских… тьфу, советских гитаристов — и все девки мои! А я так их отбрасываю, как сор… Увы, оказалось, у меня нет ни слуха, ни способностей. Все, что мог, — хорошенько врезать по балде какому-нибудь супостату. Хм… как и сейчас. Что изменилось? Такой же боец, только масштаб побольше…»

Владу стало грустно и досадно, а еще — его начало душить огромное, зеленое земноводное с перепончатыми лапами: «Ну почему вот такое ничтожество, этот гомик, умеет делать такие вещи, которые мне недоступны?! Ну да, я способен на многое из того, что недоступно этому трансвеститу, но, оказывается, есть вещи, о которых я мечтал и которые все-таки не даются мне в руки. Недоступны? Мне?! Не может быть!»

Владу пришла в голову шальная мысль, и он осторожно, как кошка, встал и подкрался к дремлющему на кровати музыканту.

Наклонившись, маг резко ввел его в транс, влез в мозг, просматривая его содержимое и определяя, как он может исполнить свою мечту.

Перед ним пролетела вереница воспоминаний этого человека — иногда грустных, иногда смешных, иногда радостных… Пронеслись картинки детства. Оказывается, этот парень вырос в семье бродячих артистов, которые не очень-то блюли нравственность, а по пьянке совершали такие действия, что Влад чуть не выскочил из мозга Борина, потеряв от отвращения контроль.

Пережитое навсегда сломало психику этого человека. Но Влад, покопавшись в его мозгу и просунувшись в самые дальние уголки, узнал, что его сексуальная ориентация не имела никакого отношения к музыкальным способностям. Все дело в особой форме его голосовых связок и барабанных перепонках, которые улавливали малейшие нюансы звуковых колебаний.

Влад рассмотрел в подробностях, какими должны быть голосовые связки, чтобы выдавать чистый летящий звук, и барабанные перепонки, чтобы улавливать и передавать оттенки звучания, а потом стал скачивать умения музыканта, его навыки и способности играть на инструментах.

Как оказалось, Борин играл еще на нескольких незнакомых Владу музыкальных инструментах. Впрочем, и эта самая тратина для него тоже стала своего рода открытием.

Маг осторожно скачивал знания и умения Борина, не позволяя перетрудиться как мозгу-донору, так и своему собственному, реципиенту, принимающему новое. Влад знал, что они особенно-то и не пригодятся ему в жизни — ну на кой черт военачальнику умение играть и петь? Но это была его мечта, и он не собирался отказываться от нее, тем более что ее осуществление ему почти ничего не стоило.

Такое осторожное скачивание продлилось минут двадцать — против нескольких секунд обычного выдирания знаний из головы врага, чем Влад частенько занимался.

Закончив, он не стал выводить Борина из транса — усмехнулся и решил провести эксперимент: возможно ли сделать из гомика полноценного мужчину? Он снова просмотрел воспоминания парня и стал выжигать все, что относилось к нетрадиционной ориентации. Маг упорно внедрял в мозг Борина мысль о том, что секс с мужчинами ему отвратителен, что они не подходят ему как сексуальные партнеры, что ему до рвоты омерзительна мысль о том, что он когда-нибудь займется сексуальными игрищами с мужчинами. Параллельно Влад внес в подсознание Борина мысль о том, что ему очень нравятся женщины, что он без ума от них, даже от самых страшненьких, потому что они — Женщины.

Маг похихикал про себя — с такой установкой Борину будет гораздо легче прожить в этом мире, впрочем, как и в любом другом, ведь теперь ему даже без выпивки все женщины без исключения будут казаться красавицами и принцессами.

Подумав немного, не навредил ли он парню своим вторжением, Влад решительно отмел эти мысли — то, чем являлся Борин до переделки, было глубоко противоестественно, и хотя Влад и не был гомофобом, но все равно ему было неприятно видеть этих людей.

Он иногда думал на эту тему, и у него создавалось впечатление, будто некая группа тайных властителей мира решила уменьшить количество людей на планете, внедряя им в головы мысль о том, что гомосексуализм — это нормально, хорошо, и надо относиться к нему с пониманием. Не дай боже как-то ущемить права педиков! Влад считал такие рассуждения отвратительными, а «голубые» отклонения в психике — болезнью, поэтому, по его понятиям, сейчас он лечил человека, а не изменял его по своему образу и подобию.

Закончив свое дело, больше похожее на обычное подчинение людей, Влад на всякий случай дал установку, чтобы Борин не навредил ему — в двух… нет, в трех его обличьях. Он внес ему в мозг образы настоящего себя, себя в обличье Марка и с внешностью Олега Видова, после чего просто усыпил парня, дав ему возможность крепко выспаться перед вечерним представлением.

Для него же самого дело еще не завершилось — ему предстояло превратить себя в настоящего музыканта.

Это заняло не так уж много времени. Минут двадцать он тренировался, переделывая слух и голосовые связки — они четко вошли в резонанс с его ускоренной передачей сигналов по нервным окончаниям, так что, возможно, он стал даже более умелым певцом и музыкантом, чем Борин.

Влад всегда умел довольно красочно выражать свои мысли, вот и за созданием баллад дело не станет. Правда, голос у него был гораздо ниже, чем у парня. Если тот пел тенором, то Влад говорил в гораздо более низких регистрах, а значит, и петь должен был густым баритоном.

Так сказать, в награду за полученную информацию, Влад, перед тем как погрузить Борина в сон, сделал тому подарок — устранил кариес, вырастил три новых зуба взамен выбитого и двух гнилых, которые уже ничто не могло спасти, залечил начинающуюся язву желудка, ставшую, вероятно, результатом нервных перегрузок и нерегулярного приема пищи.

Он изгнал из тела парня простуду и начинающееся воспаление легких — верхняя доля легкого у него горела темно-красными всполохами — и очень удивился, как это музыкант, при таком изъеденном болезнями состоянии организма, все-таки взял в руки инструмент и играл, да так играл, что все вокруг плакали и смеялись.

Видимо, все дело в дисциплинированности бродячего музыканта, а также в понимании, что и от его работы зависит благополучие всей труппы. Это понравилось Владу. Хотя Борин и выглядел изнеженным нытиком, но на самом деле он был человеком достаточно дисциплинированным и трудолюбивым.

Влад укрепил парню кости — с тем чтобы даже при сильных перегрузках его пальцы не сломались, ведь если он лишится здоровых рук, он лишится и заработка, что плохо скажется на благополучии всей труппы.

Девчонки очень понравились Владу, и он собирался им тоже помочь — в той мере, которая не будет касаться его основного дела — проникновения в замок барона и его подчинения.

Борин, если не считать этих приобретенных болезней, был на удивление крепким и спортивным парнем. Хорошо сложенный, как гимнаст олимпийского резерва, он не зря говорил, что является еще и акробатом. Влад как-то сразу поверил, что и акробат из него вышел очень неплохой. А музыке он выучился уже самостоятельно, после того как сбежал от своих родителей.

Влад потихоньку вытянул из захвата музыканта его инструмент, вынул из кожаного чехла и положил себе на колени. Теперь этот инструмент не был ему чужим, и Влад, слегка пройдясь по струнам пальцами, прислушался: да, он был настроен великолепно, а звучал еще лучше — его точно делал какой-то очень хороший мастер. Как там назвала Арина этого мастера? Изнамур? Видимо, это был Амати или Страдивари этого мира.

Влад прошелся пальцами по грифу, взял аккорды и тихо напел:

Люди идут по свету, Им вроде немного надо…

С соседней кровати послышался голос:

— Как? Почему ты не сказал, что умеешь играть? Что ты так поешь? А что ты сейчас пел? Это ты сочинил? Это же песня про нас, про артистов! Это мы идем по свету — всю жизнь, пока не умрем где-нибудь в кварталах нищих бродяг…

— Что, все уж так и умираете нищими? Неужели нет исключений?

— Бывают, — грустно согласился парень, — но редко. Если артисты сумели понравиться богатым господам и те взяли их к себе в качестве музыкантов, ну и если они сумели скопить достаточную сумму, чтобы прожить до конца жизни безбедно, то да. Есть и еще путь: заиметь богатого любовника или любовницу и выкачивать из них деньги, если есть красота и молодость. Так бывает частенько — пока артист не надоест и его не выгонят на улицу, и тогда он снова идет по свету. А где ты научился так играть на тратине? У тебя стиль исполнения такой же, как и у меня. Мне кажется, мы учились у одного и того же мастера.

— Меня учил один бродячий музыкант. Не хочу называть его имя — он не велел, — уклончиво ответил Влад.

— А еще что-нибудь свое можешь исполнить? — жадно попросил музыкант. — Чего-нибудь веселое, чтобы вызывало смех?

Влад подумал и начал:

Если у вас нету дома, Пожары ему не страшны, И жена не уйдет к другому, Если у вас, если у вас…

После этой песни Влада перепел еще с десяток других, веселых и грустных, лиричных и плясовых — самое сложное было выбрать такую песню, которая не указала бы на его иномирное происхождение, но при этом затрагивала людские души.

Но разве это была проблема при абсолютной памяти Влада? Ведь он мог вспомнить любую песню, слышанную им когда-либо, во всех вариантах и со всеми тонкостями.

Борин хлопал в ладоши, радостно смеялся и горько плакал, жалея умирающего в степи ямщика. Вероятно, он решил, что это имя такое — Ямщик, и рыдал над его страшной судьбой: замерзнуть в степи — разве это не страшно? А когда Влад запел: «А для звезды, что сорвалась и падает, есть только миг, ослепительный миг…» — заплакал и сказал:

— Это про меня. Я эта звезда. Пройдет лет десять — и я упаду где-нибудь и замерзну, как ямщик… и никто не вспомнит обо мне. Ты позволишь мне иногда исполнять твои песни? — Борин с надеждой поднял голову и посмотрел на Влада.

— А разве ты их запомнил? — с удивлением спросил Влад.

— Дай тратину, — усмехнулся Борин и запел приятным, чистым голосом о судьбе ямщика. В его исполнении песня звучала не менее душещипательно, чем в исполнении Влада.

Допев, музыкант подмигнул Владу и сказал:

— Я никогда не забываю музыку, которую слышал хоть когда-нибудь, и сразу запоминаю слова. Ну, дар такой у меня, что поделаешь! Бродячий музыкант, который хочет зарабатывать своим ремеслом, должен уметь запоминать слова песен. Это его хлеб, и если он хочет иметь его каждый день, ему ничего не остается, как запоминать стихи. Музыканты, что не умели этого делать, вымерли с голоду, остались только те, которые могут. Вот так вот…

— А что, записать нельзя? — опять удивился Влад. — Взял пергамент, записал слова и музыку, и пой себе на здоровье, не напрягай свою голову!

— Как это, записать музыку? — округлил глаза Борин. — Слова-то понятно, но музыку как записать на листке? Она звучит в воздухе, ее нельзя записать!

Влад хотел что-то сказать и осекся — без того, чтобы раскрыть себя хотя бы частично, он не мог рассказать музыканту о нотах, о записи музыки на листе бумаги… когда-нибудь, может быть.

От неприятных объяснений его уберег стук в дверь:

— Эй, мальчики, на выход! Там народу много собралось, требуют зрелищ — нельзя упускать такую возможность, потом отдохнем как следует. Давайте, подымайтесь… вернее, спускайтесь. Мы ждем вас в зале. — Послышались шаги Арины, и в коридоре снова стало тихо.

— Пошли, — заторопился Борин, — сейчас я переоденусь в рабочую одежду и приду. Можешь идти, я закрою номер. Ты в этом будешь выступать? Впрочем, о чем я? Метать ножи можно и в такой одежде, а я должен выглядеть настоящим музыкантом, иначе никто меня и не воспримет как музыканта, скажут — бродяга какой-то! Хотя… а кто мы? Мы бродяги и есть! — Борин засмеялся и начал торопливо стаскивать с себя повседневную, порядком потертую одежду.

Влад не стал дожидаться, когда тот закончит свое преображение в гламурного барда, и, выйдя в коридор, зашагал к лестнице, ведущей вниз. Отсюда было слышно, как шумит народ, набившийся в трактир, вмещающий не менее сотни посетителей. Похоже, это был здесь самый крупный трактир.

Сойдя вниз, Влад увидел, что зрителей было не менее ста пятидесяти человек — они сидели и стояли, а чтобы всем хватило места, трактирщик откуда-то приволок длинные скамьи и расставил их между столами. Эти самые столы были заставлены кружками с пивом, блюдами с копченой рыбкой, напоминающей мойву или кильку, кое-где стояли большие глиняные кувшины — видимо, с вином.

«Народ запасся местным попкорном и готов к просмотру!» — усмехнулся Влад. Глаза его слегка расширились, когда он увидел девушек, готовящихся к представлению в дальнем конце зала. Арина и Марка нарядились во что-то воздушное и настолько прозрачное, что от глаз не укрывались почти никакие особенности их телосложения.

Влад даже удивился — нравы севера были не настолько свободными, как в Викантии и даже на юге Истрии, и появляться в таких нарядах на публике, по его мнению, было не совсем прилично. Однако, посмотрев вокруг, он не заметил негативной реакции и понял, что для циркачей это в порядке вещей. Зрители воспринимали наготу артистов так, как воспринимают в его мире выступления группы фигурного плавания: ну да, ноги, ну да, грудь… да, я хотел бы их поиметь, ну так что теперь поделать — не мои… Никто не кричал: «Бесстыдницы! Прикройте задницы! Полное падение нравов!»

А выглядели девушки и правда соблазнительно — короткие, буквально микроюбки, не доходящие и до середины бедер, открывали великолепные стройные и мускулистые ноги, высокая крепкая грудь оттопыривала прозрачную ткань, а соски, сжавшиеся от сквознячка, тянущего из двери, пропускавшей новых и новых посетителей, целились в зрителей, как болты арбалета.

Влад никогда раньше не видел представлений местных артистов и был удивлен — как это все было красиво и сексуально. И если он, искушенный в зрелищах человек, воспринимал это с таким удовольствием, так что говорить о жителях этого мира, погрязших в своих серых буднях? Они просто ревели, глядя на то, как артистки готовятся к своему номеру, прохаживаясь и как будто ненароком принимая все более и более соблазнительные позы.

Влад сел на свободную скамью перед импровизированной сценой — в качестве нее использовались свободные от столов и стульев два десятка квадратных метров зала — и с удовольствием приготовился к созерцанию женских прелестей в движении. Рядом плюхнулся Борин, сжимающий драгоценную тратину.

Арина подала сигнал, и он заиграл какую-то легкую, ритмичную музыку, негромко напевая вибрирующим тенором, и представление началось.

Девушки взяли вначале по две булавы, и стали подкидывать их в воздух, время от времени перебрасывая друг другу, затем подхватили еще по одной, еще… и вот уже в воздухе, как стая перелетных птиц, мелькало больше десятка тяжелых, отполированных мастером и руками артисток деревянных предметов.

Люди замерли, наблюдая это чудо, и Влад спиной чувствовал, как растет напряжение, — все боялись даже чихнуть, чтобы не нарушить равновесие артисток. Наконец каждая из них отбросила по булаве и подхватила вместо нее по огромному ножу, наводящему на мысли о мяснике или о Джеке Потрошителе.

Так, бросая булавы и подхватывая ножи — они брали их босой ногой, ловко кидая в воздух, — девушки полностью заменили деревяшки на стальные тесаки, выглядевшие еще более угрожающе на фоне стройных красавиц. Потом они разом остановились и за доли секунды побросали ножи, воткнув их в лежащий на полу щит — видимо принесенный из фургона. Ножи вонзились в дерево и задрожали, тихонько вибрируя, как смертоносные камертоны.

Зал заревел, люди в порыве восторга повставали с мест и захлопали в ладоши, крича:

— Еще! Еще давайте! Хотим еще!

— Сейчас будет еще! — крикнул, перекрывая шум трактирщик. — Господа! Смочите свои глотки, закажите пива, вина, закусок — впереди долгий вечер и вам стоит подумать, как сделать его еще более приятным! А что может быть приятнее, чем кружка хорошего вина с тарелкой баранины со специями? Дайте артистам передохнуть — девушки устали, скоро будет еще один номер! Кстати, стоит и поощрить артисток — подбросьте им на пропитание, и они будут еще больше стараться вас порадовать!

Люди сели на свои места, возбужденно переговариваясь, а между рядами засновали официантки, разнося закуски и напитки, — представление хорошо возбуждало жажду и аппетит, и трактирщик со своим выступлением попал прямо в цель.

«Бизнес у него прет, как паровоз „Иосиф Сталин“! — подумал Влад, глядя на это торжество плоти и коммерческого расчета. — То-то он так радостно воспринял появление артистов».

Грина, одетая еще более смело — хотя куда уж? — во что-то вроде прозрачного топика и обтягивающих лосин, пошла между рядами, держа в руках начищенный до блеска котелок. Она подходила к каждому посетителю и, умильно улыбаясь ему в лицо, протягивала вперед свой «банкомат», чтобы потенциальный «инвестор» опустил туда денежку для нужд артистов.

Монеты бодро звенели о дно котелка, а опускающие их люди вроде как ненароком старались прикоснуться рукой, погладить бедро артистки, ее попку, коснуться груди. Видимо, это входило в программу, так как Грина не возражала и лишь игриво шлепала по шаловливой руке очередного нахала, когда она подбиралась слишком близко к интимным местам девушки.

— Грина умеет сделать сбор, — усмехнувшись, сказал сидевший рядом Борин, — ни у кого не получается так хорошо с этим справляться, как у нее. Тем более что ей нравится такое внимание мужчин, а им — что ей нравится. И денежки сыплются рекой. Видишь, уже полкотелка накидали! То ли еще будет! Вечер только начался! Хорошо, что мы сюда заехали, это богатый замок, видно, что людям щедро платят, не жмутся, когда отдают деньги за свои удовольствия.

— А потом? Не пристают, когда представление заканчивается? Не предлагают переспать? — подняв брови, спросил Влад. — После такого возбуждающего зрелища самое меньшее половина из них готовы трахнуть все, что шевелится!

— Всякое бывает, — усмехнулся парень. — Вообще, все зависит от цены вопроса. Можно за одну ночь заработать столько, сколько зарабатываешь за год бродяжничества по грязным дорогам. Но в основном мы отказываемся — ну кто из этих людей может заплатить такие деньги? А разменивать себя на гроши, как уличные шлюхи, это себя не уважать. Да и прознают, что артисты спят с кем ни попадя за малые деньги, потом отбиваться замучаешься. Всякое бывало, опять же… и бежать приходилось прямо в ночь. Ты не смотри, что девушки такие хрупкие да стройные, в случае надобности они могут драться не хуже пьяных наемников. Не одну башку кружкой или табуретом разбили. Мы же артисты, а значит, почти наемники и полубандиты! — Борин рассмеялся над своим словами, а Влад задумался и вспомнил девчачьи группы на Земле, так называемые «Поющие трусы», они тоже подрабатывают проституцией и тоже за большие деньги.

Перерыв закончился, Грина уселась перед сценой, ссыпав деньги в мешочек и крепко зажав его в руке во избежание кражи, а жонглерши приготовились к новому номеру. Они зажгли факелы, и через несколько минут в зале началось огненное представление — колесо из горящих факелов завертелось в воздухе, а девушки при этом прыгали вверх, кувыркались, умудряясь не потерять свою опасную ношу. Влад покосился в сторону трактирщика и заметил, как тот напряженно следит за артистками, держа при этом рядом с собой ведра, полные воды, и двух рабочих, готовых тут же броситься и затушить пламя. Влад вспомнил, как Борин пенял Марке за подпаленного трактирщика, и с улыбкой решил, что для подобных представлений это совсем не редкость — поджечь чего-нибудь в трактире. Искусство требует жертв!

Девушки, совершая кульбиты, на доли секунды обнажались почти до шеи — трусиков тут не носили, так что все их прелести были наружу во всех ракурсах — представление было чем-то средним между цирковым номером и стриптизом.

Наконец и этот номер закончился, факелы с шипением потухли в ведрах с водой, и трактирщик облегченно утер пот с наморщенного лба.

Грина снова пошла к зрителям, возбужденно лапавшим ее и чуть не заваливающим на скамьи. Влад даже чуть привстал несколько раз, глядя на то, как она с трудом выпутывается из липких рук мужчин, разгоряченных обнаженными телами жонглерш и выпитым спиртным.

Положение спас трактирщик. Открыв входную дверь, он впустил в зал штук двадцать шлюх разной возрастной и ценовой категории, которые тут же занялись окучиванием клиентов. Через пять минут вереницы парочек с раскрасневшимися лицами и горящими глазами потянулись наверх, к комнатам на час, на полчаса, на десять минут — секс-конвейер заработал по полной.

Трактирщик радостно потирал руки — видно было, что он имеет прибыль и со шлюх, и со сдачи в наем комнат. Похоже, цена за их аренду этим вечером сильно возросла… Клиентам не терпелось приступить к общению с женщинами — пусть и не такими красотками, как артистки, но если закрыть глаза и не особо прислушиваться, а тем более принюхиваться, то их заветные места ничем не отличаются от интимных частей акробаток и стоят при этом в сотни раз дешевле.

Следующим номером был акробатически-эротический этюд, доведший зрителей вообще до исступления. Девушки-акробатки, Грина и Шаван, свивались в клубки, как две змейки, делали стойки друг на друге, терлись обнаженными телами и переплетались — и все это под тихую мелодичную музыку и балладу в исполнении Борина о каких-то влюбленных девушках, которые потеряли своих возлюбленных на войне и теперь им ничего не остается, кроме как любить друг друга.

Влад не особенно приветствовал «розовую» любовь, для него это всегда было чем-то противоестественным, как и «голубая», но «розовые» красавицы, признался он себе, действовали чертовски возбуждающе.

Ну а зрители так те вообще теряли головы: они хрипло дышали и чуть ли не стонали, глядя на это безобразие. Влад не удивился бы, если б узнал, что многие из них достигли оргазма прямо в зале.

«Проституток сегодня тоже засыплют деньгами, — с усмешкой подумал Влад, — им не надо никого уговаривать — стоит только сойти с лестницы и сказать: а кто хочет… И сразу кинется толпа возбужденных мужиков с криками: я! Я!»

Номер закончился, деньги посыпались на дно котелка, а Влад спросил у Борина:

— А ты что не выступаешь в акробатическом номере? Ты же вроде как акробат?

— Акробат, — усмехнулся парень, — только мне для номера нужно место, а где тут разогнаться? Этот номер исполнялся девушками в урезанном виде — какая там акробатика… так, для возбуждения. Настоящую акробатику ты увидишь, когда мы… если мы попадем в замок барона. Там места много, можно и прыгать, и выстраивать пирамиды — а тут чего, на этом пятачке? На нем только блохам скакать…

Влад согласно кивнул и задумался: «Все это, конечно, хорошо, и девчонки скачут просто великолепно, но я ни на шаг не приблизился к своей цели — проникнуть в замок и захватить барона. Впрочем, опять тороплюсь, а в этом мире торопливость не приветствуется. Успею… Будем считать, что я совмещаю полезное и приятное — когда еще побываешь на настоящем представлении циркачей, да еще и с возможностью в нем поучаствовать?»

Как будто откликнувшись на его мысли, Арина вышла вперед в своем легкомысленном наряде и объявила:

— А сейчас выступит метатель ножей Олег! Он покажет вам, как артисты владеют этим искусством. Чтоб вы не думали, что мы такие изнеженные и не можем постоять за себя! Давай, Олег!

Влад встал, скинул с себя куртку, оставшись в белой льняной рубахе, и развязал сверток с метательными ножами. Они не представляли собой ничего особенного, кроме того, что были покрашены в ярко-красный цвет каким-то крепким лаком, и лишь на острие, там, где оно входило в дерево, лак стерся и обнажил тусклую сталь клинка.

Маг взвесил их на руке — баланс был превосходным, метать их будет одно удовольствие.

Зрители загудели:

— Да ну его! Девок показывай! На кой демон нам этот мужик?! Пусть девки еще поскачут!

Влад, не обращая внимания на недовольных зрителей, прошел на импровизированную сцену и с помощью Борина поднял щит, принесенный из фургона. На нем были изображены различные фигурки — мишени, расположенные в разных частях.

Арина тихо шепнула метателю:

— Я сейчас объявлю, что ты будешь метать в те мишени, которые я назову. Говорить буду не очень быстро, но ты должен будешь попасть в ту цель, которая будет названа. Потом я встану к щиту, и ты станешь метать ножи рядом со мной. Надеюсь, не воткнешь мне нож в причинное место? Честно говоря, я им дорожу и предпочитаю, чтобы там гостил не нож, а что-нибудь более упругое и горячее. Не знаю, есть ли тут лекарь под рукой?.. Лучше сразу скажи, сможешь все это выполнить или нет? Если нет, я сокращу программу и не буду из себя делать мишени!

— Не бойся. Ты видела, как я метаю, и заверяю тебя, можешь объявлять свои мишени с любой скоростью. Объяви — пусть делают ставки. И сама поставь на меня. Гарантирую — выиграешь.

— М-да… скромность, как я вижу, не входит в число твоих недостатков, — улыбнулась Арина. — Посмотрим, как ты успеваешь за мной, а там я решу, можно ли становиться к щиту. Вообще-то народ очень любит, когда в девушку летят ножи, — это щекочет им нервы, и они хорошо платят. Так что постарайся…

Влад кивнул и приготовился, надев на себя перевязь с десятью метательными ножами, а Арина громко заявила:

— Господа! Сейчас будет так: я выкликаю, в какую мишень должен попасть Олег, а он тут же мечет нож именно в названный рисунок! У него десять ножей, и он должен поразить десять целей! Потом я буду называть мишени все быстрее и быстрее, и он будет метать все быстрее и быстрее! Все желающие могут делать ставки, на какой раз он промахнется, и промахнется ли вообще! Господин трактирщик, согласны принять ставки зрителей?

— Согласен! — крикнул довольный представлением Сартан. — Все, кто желает, сюда! Вот на этой доске мелом я буду отмечать ваши ставки! С выигравшего — десять процентов от выигрыша, за работу!

Если что и любили жители Истрии наравне с представлениями циркачей и сексом, так это игру на деньги. Во всех трактирах играли в кости и во всех публичных местах — в карты. Пари заключались на что угодно, вплоть до того, попадет ли пролетающий голубь дерьмом на шлем стражнику или нет.

Объявление Арины упало на благодатную почву и нашло бурный отклик в душах заядлых игроков, так что недовольство зрителей сразу затихло, и возле трактирщика выстроилась очередь из желающих сделать ставку.

Грина, отирающаяся возле доски, где записывались ставки, подошла к Олегу-Владу и Арине и шепнула им, заговорщицки подмигивая левым глазом:

— Ставки один к двум против Олега! Ты у них не в чести, красавчик!

— Ничего-ничего, — усмехнулся Влад, — сейчас сделаем так: я первый раз промахнусь или попаду не в ту мишень, ставки против меня возрастут, а вы поставьте на меня приличную сумму. Увидите, что будет!

— Ой, чую, не избежать нам скандала, — с усмешкой сказала Марка. — Давай тогда на третий раз мы поставим на тебя, а ты промахнись в двух первых заходах, тогда выигрыш будет больше!

— Давай, — с удовольствием согласился Влад. Его это представление уже забавляло настолько, что он сам себе удивился: «Отвык быть с народом, диктатор. Власть, конечно, дело забавное, но быстро прискучивает, особенно когда оказывается, что она дает не только безграничные возможности, но еще и обязанности, требует ответственности».

Наконец люди расселись по местам, шум утих, и Арина объявила:

— Начинаем. Олег, внимание! Встань спиной к мишени и, когда я скомандую, бросай нож. Начали! Яблоко! Кружок! Квадрат! Глаз! Нос! Птица! Заяц! Медведь! Голова!

Ножи Влада летели и вонзались в щит с рисунками, как будто притягивались к ним магнитом, застывая точно в центре названной мишени. Однако Арина ускорила темп, и если вначале между названиями мишеней у нее проходило секунды полторы, то теперь — максимум секунда, и метатель начал якобы ошибаться — его ножи вонзались в мишени, но уже не в центр концентрических окружностей, а ближе к краю, и наконец, он промахнулся… Последний нож пролетел совсем рядом с «яблоком» и, задрожав, увяз в дереве рядом с мишенью — только рядом, а не в ней.

— Первая попытка завершена! Прошу тех, кто делал ставки, пройти для получения выигрыша!

К сияющему трактирщику потянулась толпа. Те, кто рискнул и проиграл, поставив на Влада, бурчали сзади, тихо матерясь и бросая в его сторону яростные взгляды.

— Вторая попытка! Делайте ставки!

— Они теперь делают ставки на то, сколько раз Олег промахнется, — хихикнула пронырливая Грина. — На то, что он не промахнется, — не ставит никто.

— Ничего, ничего, — ехидно улыбнулся Влад, — вы обдумайте, — как сами будете делать ставки. Если вы поставите напрямую, то все заподозрят, что это подстава, и будет бешеный скандал. Думайте и ставьте на меня, не сомневайтесь!

Девушки исчезли в толпе — виднелись только их плащи, накинутые на сценические костюмы, — разгуливать в толпе почти голыми было холодно, да и опрометчиво, — зачем дразнить возбужденных мужиков? Пусть лучше проституток пользуют…

А у тех, как видел Влад, образовалось что-то вроде конвейера: они уходили и возвращались каждые десять минут и, похоже, были совершенно довольны заработком — так и лучились от радости, ощупывая припрятанные деньги. Влад эмпатически чувствовал исходящее от них удовлетворение.

— Вторая попытка — начинаем! Ставки больше не принимаются! — крикнул трактирщик, а Арина скомандовала:

— Становись! Начали! Голова! Нос! Медведь!..

В этот раз она сразу взяла довольно высокий темп, и Влад уже осторожнее подходил к делу — надо было метнуть ножи так, чтобы они прошли мимо мишени, но настолько близко, чтобы это казалось случайным промахом, а не происками команды артистов. Похоже, и это ему удалось — два ножа воткнулись в миллиметре от границ мишеней, и толпа взорвалась криками:

— Кривой демон! Не мог взять чуть-чуть правее?! Собака! Шлюхин сын!

Из угла выдвинулся вышибала, парень со сломанным носом и шрамом на щеке, и скандал затих, не начавшись. Буяны успокоились, видимо они не так много поставили на Влада, чтобы очень уж переживать о потерянном. Владу подумалось: «Похоже, что буяны все-таки заподозрили подставу, решили поставить на броски без промаха и… прогадали! Ну что же, бывает».

— Третья попытка! Принимаем ставки на количество промахов, и на то, промахнется Олег или нет! Быстрота подачи команд будет увеличена до максимума, а расстояние до мишеней — на два шага! Делайте ставки, господа! Делайте ставки! Да, принимаю, сейчас ставка против Олега один к двадцати… нет, один к двадцати пяти! Рассказываю, господа! Метатель должен бросить ножи в мишени строго в последовательности, указанной артисткой! Если он бросит не по порядку — бросок считается промахом! Делайте ставки!

Люди бегали, трясли звенящими монетами в холщовых мешках, а Влад с интересом наблюдал за суетой и улыбался про себя, внешне стараясь выглядеть озабоченным и хмурым, чтобы казаться человеком, сомневающимся в своих способностях. Особенно после того, как услышал, что расстояние до мишеней увеличено. Пришлось даже отодвинуть первый ряд скамеек.

— Ставки сделаны! Ставки больше не принимаются! — завопил трактирщик, перекрикивая гул голосов, звон посуды и крики взмыленных официанток, делавших заказ на кухню и относивших готовое на столы посетителям.

— У вас как, получилось? — тихо спросил Влад у подошедшей к нему Арины.

— Все в порядке, — шепнула она и добавила: — Смотри не подведи — я весь сегодняшний заработок на тебя поставила. Все тридцать золотых.

— Так много? — удивился Влад. — Хорошо вам накидали…

— Да, — с гордостью подтвердила Арина, — не зря я настояла, чтобы сюда прийти. Чувствовала, что заработки будут.

— Предупреди трактирщика, что могут возникнуть небольшие неприятности, пусть вышибалу настроит на опасность. И вы будьте наготове — может начаться ба-аль-шой шум! — Влад усмехнулся и приготовился к броску.

— Итак, начинаем последнюю попытку! Ставки против Олега — один к двадцати семи! Сможет ли он не промахнуться ни разу? Сможет ли промахнуться не более двух раз! Ставки сделаны! Начинаем!

Влад изготовился, и Арина начала скороговоркой выкрикивать названия мишеней. Маг переключился на сверхчувственное восприятие, и его скорость увеличилась во много раз — так, что он реально почувствовал, как организм, будто самолет на форсаже, сжигает запасы своего топлива. После таких ускорений Влад обычно страшно хотел есть. На этот уровень ускорения он выходил очень редко. А точнее, на такой он выходил вообще впервые.

Владу казалось, что слова девушки вылетали слишком медленно — его ухо улавливало их звуки какими-то басовитыми и раскатистыми, как в магнитофоне со сниженной скоростью воспроизведения.

Рука Влада стала неподъемной по причине большой инерции — он слышал, как выкрикивались мишени, брал очередной нож и бросал в сторону цели, подправляя в полете «рукой», подобно тому как оператор управляет противотанковой ракетой последнего поколения. Один нож вонзался в середину мишени, и уже следующий клинок послушно ложился в жесткую руку мага. Через несколько секунд все было кончено — ножи торчали в мишенях, и Влад с облегчением отключил сверхскоростной режим. Завершено.

Оглядевшись, он удивился невероятной, просто потрясающей тишине — в зале не было слышно ничьих голосов, даже дыхания, как будто трактир был полон мертвецов, или зомби. Даже в кухне никто не гремел кастрюлями — повара и кухонные рабочие высунулись из раздаточной и, вытаращив глаза, смотрели на Влада. Лишь в очаге потрескивали дрова да за окном завывал ветер, безуспешно пытаясь прокрасться под крышу и заледенить все, что тут находится.

Тишина взорвалась через секунды две — дикими криками, воплями — началась драка, люди мутузили друг друга, раздавались вопли:

— Нас надули! Это все подстроено! Аферисты!

Группа особо проигравшихся бросилась к трактирщику, чтобы отнять у него деньги, которые они внесли в счет выигрыша (или проигрыша). В случае удачи игроки получали назад свои деньги плюс ставки соперников, поделенные на количество выигравших. Но на этот раз выигравших практически не было, кроме десяти человек. Это были особо искушенные игроки, которые поставили небольшие суммы в том числе и на невероятное: на то, что Олег не промахнется с такого расстояния и при такой скорости команд, — и теперь, довольно улыбаясь, получали свои выигрыши, которые значительно превосходили их же ставки против Олега.

Крупный куш был только один — его выиграл какой-то невзрачный мужик, под шум и драку получивший мешок золотых и как-то незаметно растворившийся в толпе. Влад подозревал, что это был подставной человек — не зря Арина так многообещающе улыбалась, когда говорила о том, что все получилось нормально.

Драка перекинулась на персонал трактира. Группа возмущенных игроков попыталась как минимум набить морду хозяину, а как максимум — отобрать у него неправедно нажитые на них, несчастных игроках, деньги. Не тут-то было! Сартан в его пятьдесят лет был тертый калач, и на пути погромщиков встал боевой наряд: вышибала, три кухонных мужика и сам Сартан, с дубинками в руках, которые с кегельным стуком успокоили горячие головы.

Несколько человек, а если быть точным — семеро, попытались отомстить за проигрыш и мерзкому артистишке со смазливым личиком, которое им так и хотелось придавить сапогом, то есть тому, кто метал ножи в мишени и выставил их на приличные суммы.

Девчонки-циркачки и Борин попытались встать плечом к плечу с Владом против группы нападавших, но он решительно отстранил их и встретил агрессоров так, как встречает штормовую волну каменный волнолом города Пазина, — разбив вдребезги.

Первые двое, вращаясь в воздухе, улетели и врезались в мишени с еще торчавшими в них ножами, застыв наподобие атлантов, держащих небо у входа в Эрмитаж, — Влад разметал их приемами айкидо. Остальных он смел без всяких приемов: просто схватил одного из нападавших, как мешок картошки, и метнул в остальных, сбив их с ног и оставив стонать на затоптанном полу.

Арина с удивлением, восхищением и какой-то опаской посмотрела на Влада:

— Ты так силен?! Никогда бы не подумала! На вид не скажешь… Да, мускулистый, жилистый, настоящий мужчина — я тебя хорошо рассмотрела в бане… хм… во всех подробностях, — усмехнулась она, — но вот чтобы та-ак силен!.. Есть что-то еще, что ты от нас скрываешь? — неожиданно и очень проницательно спросила девушка мага. — Если да, пожалуйста, постарайся нас не подставить, очень тебя прошу. Девчонки и так натерпелись… Кстати, а что стало с Борином? Я его не узнаю — он начал заглядываться на девушек. Я заметила, как он смотрел на попки и все остальные части женского тела во время представления — даже покраснел от возбуждения, и штаны у него оттопырились… Ничего подобного за ним никогда не наблюдалось. Что произошло за то время, когда вы оставались с ним наедине? Ответишь?

Влад подумал, подбирая слова, и, глядя в зеленые глаза Арины, усмехнулся и сказал:

— Может, наконец он понял, что женская попка гораздо приятнее, чем мужская? Бывают же такие озарения, нет? — Арина медленно и серьезно помотала головой, отрицая его слова, а он продолжил: — Скрываю ли я что-то от вас? Да, скрываю. Я тоже музыкант, не хуже Борина. Мы с ним пели песни, пока были в номере. И если бы был еще один инструмент, я бы это подтвердил. Кстати, тебе не кажется, что они уже достаточно намяли друг другу бока? Скажи Борину, пусть сыграет что-нибудь спокойное, и погромче — они успокоятся.

Арина, не спуская глаз с Влада, кивнула и отошла к музыканту. Через минуту в трактире, превратившемся в боксерский ринг, поплыла старая русская мелодия: «Степь да степь круго-о-ом…»

Люди медленно отходили от безумия, их лица разглаживались, светлели, они выпускали воротники своих противников и, кряхтя, начинали подниматься с пола, потирая бока. Эпическая битва за мешок с золотом закончилась. Победой «аферистов».

Влад уселся на скамью, наблюдая, как работники трактира сметают битую посуду, оттаскивают к стене потерявших сознание бойцов, приводя их в чувства, и подумал: «Великое дело искусство! Только что рвали друг друга на части, и — поди ж ты! — тишина… А забавно вышло… Интересно, сколько денег загребла Арина?»

Он улыбнулся и, расслабившись окончательно, погрузился в песню.