По обе руки воздух пузырился разноцветными шарами. Надуваясь, они лопались серебристыми каплями. Капли стекались под ноги, вливаясь в крошечную, – едва можно стоять, – платформу, парящую в воздухе. Никакого намёка на землю или другую поверхность.

Сверху, – я едва не лишился чувств, – свивались в гигантский жгут тысячи светящихся червей. Откуда начиналась эта непрерывно мерцающая лента и где заканчивалась, не разобрать, создавалось ощущение, что она бесконечна.

Но не это было самое ужасное: передо мной, плавая вверх и вниз, маячило несколько одинаковых платформ. Они располагались последовательно, одна за другой, и я знал, что надо по ним пройти. Что будет, если сорвусь, думать не хотелось.

Внезапно ощутил движение. Оглянулся: на меня медленно, но неотвратимо надвигалась стена пламени. Синего, с чёрными языками.

Дождавшись, когда платформа, маячившая передо мной, опустилась до нужного уровня, я шагнул. Едва не свалился, потому что угодил на край, платформа накренилась, мне чудом удалось удержаться.

Несуразность происходящего, сомнения отступили на второй план. Всё моё внимание сосредоточилось на следующей платформе, она располагалась гораздо выше и двигалась синхронно с моей. Можно попробовать прыгнуть и зацепиться руками, другого выхода я не видел, тем более что пламя приближалось, чувствовался его жар.

Я прыгнул, ухватиться удалось, вот только пальцы стали соскальзывать, поверхность оказалась гладкой как кафель. Кое-как получилось закинуть ноги, перехватиться руками и заползти-таки на платформу.

Какое-то время я неподвижно лежал, пытаясь отдышаться. Но проклятый гул сзади гнал вперёд. Глянув на очередную, третью платформу, я похолодел, та носилась вверх-вниз с жуткой скоростью. Требовался точный расчёт, одно неверное движение, и полетишь вниз.

Выпрямившись, я стал наблюдать за свихнувшейся плоскостью. Дождавшись, когда с лёгким свистом та пронеслась вверх, я начал считать. Успел досчитать до пяти, когда плоскость промчалась снова.

Неожиданно из жгута светящихся змей свесился один и раскрыл пасть с торчащим из него жалом. В одно мгновение жало набухло и плюнуло бурой каплей. Я едва сумел увернуться, отвратительное жало снова начало набухать.

В этот момент взбесившаяся платформа промчалась вверх, я досчитал до пяти и прыгнул. Приземлился на самый край, не удержался и полетел вниз.

Меня спасло то, что червь свесился чересчур низко, руки машинально схватились за гада, тот с силой рванул вверх. Я оказался в самом центре жгута, хорошо он был полый, но мой червь изо всех сил стремился слиться с собратьями, увлекая меня в страшное месиво.

Неожиданная мысль пришла в голову. Подтянувшись, я схватил червя за середину, сжал руки, – так, что тело червя подломилось, – и изо всех сил рванул. Светящийся кусок, осыпав искрами, отделился от туловища, и я рухнул вниз. Приземлился, чудом удержав равновесие, прямиком на оторванную часть червя, который скользил по поверхности переплетённых собратьев, как доска по воде. Я, как серфингист, мчался по мерцающей и непрерывно шевелящейся трубе.

Внезапно навстречу вылетела лязгающая пасть. Ничего лишнего, – ни тела, ни горла, ни головы, – только пасть, полная страшных зубов. Она лязгала, хрипела и мчалась прямиком на меня.

Заложив резкий вираж, я въехал в верхнюю часть трубы, на мгновение повиснув вниз головой, жуткая пасть с воем пронеслась мимо. Не успел я перевести дух, как заметил ещё две точно такие же пасти, их тоже удалось обойти. Ловко лавируя, я избежал встречи ещё с десятком таких же уродов.

Но дальше случилось страшное, пасти, выстроившись в ряд, пёрли на меня сплошной стеной, не было даже малюсенькой лазейки, чтоб прошмыгнуть. Оставалось только перепрыгнуть этот кошмарный, непрерывно лязгающий строй. Я прыгнул, а мой кусок червя был растерзан челюстями. Оставалось мгновение до того, как меня разорвут мечущиеся в клубке черви, многие раскрыли пасти, изготовившись пожрать добычу.

Но тут тоннель кончился, и я вылетел в пустоту. Впрочем, совсем пустотой её назвать нельзя. В чёрном пространстве, освещаемом лишь далёкими вспышками, парили колокола. Их было много, и они казались огромными. Разбившись попарно, они то сходились, издавая глухой гул, то расходились, чтобы снова ринуться навстречу друг другу. Всю эту возню пронзали едва заметные бледно-зелёные облака. Они, как подводные течения, то замедляясь, то припуская вперёд, струились меж колоколов.

Пролетая мимо одного такого течения, мне удалось ухватиться за него. Странно, но ажурные облака оказались вполне материальными, рука словно погрузилась в плотную вату. В следующую секунду я уже лежал в густом тумане, уносящем меня… Чёрт, прямиком к паре колоколов. На мою удачу соседнее течение делало замысловатый изгиб, на который мне удалось перепрыгнуть. Не сделай я этого, меня бы расплющило.

По мере того, как я продвигался вперёд, колоколов становилось всё больше, а двигались они всё быстрее. Мне приходилось, как зайцу, прыгать с одного течения на другое, не забывая оглядываться по сторонам. Однажды, не рассчитав сил, я не оттолкнулся как следует, не долетел и рухнул вниз. Помогло то, что одно из течений струилось ровно под тем, с которого я сорвался. Только радость была недолгой, меня снова несло к колоколам.

С досады я пнул облако, неожиданно оно среагировало, немного повернув влево. С секунду я оторопело смотрел на клубящийся под ногами пар, потом принялся с неистовством, достойным последней неврастенички, его пинать. Мне удалось развернуть течение так, что оно миновало точку встречи колоколов. Раздался глухой гул, я оглох.

Внезапно колокола кончились. Течения принялись сближаться, пока не образовали одну широкую полосу, в конце которой располагался пьедестал. Каково же было моё удивление, когда я разглядел, что стояло на нём. Это была золотая голова быка, из его рта торчала трёхголовая змея. Средняя в раскрытой пасти держала чёрный рог размером с мизинец.

Я совершенно точно знал, что это и есть конечная точка, а рог – главная цель. Рука сама потянулась к предмету, – рог словно манил, – пальцы уже коснулись холодной поверхности, в этот момент змея ожила, правая её голова вцепилась мне в лоб, я почувствовал, как по лицу потекла кровь. Хотел сбить гадину, но та сама отцепилась, к ране метнулась левая голова и плюнула ядом. Не успел я опомниться, как средняя изогнувшись, с силой всадила рог в мой лоб. Я потерял сознание.

Очнулся, как мне показалось, через мгновенье. В фиолетовых сумерках парили куски пепла, запах гари бил в нос, слышался электрический треск, какой бывает от замыкания. Зелёное свечение сливалось с электрическими всполохами.

Первой мыслью было: если я умер, то попал вовсе не в рай: не может в кущах так вонять, к тому же там должно быть значительно светлее и радостнее, что ли… Я приподнял голову, ничего себе: вокруг царила разруха, будто в карцер попала бомба. Всё раскурочено, одну стену вынесло начисто, другие потрескались, часть крыши обвалилась, обнажив две фиолетово-бордовых луны. В их кроваво-чернильном свете разрушения казались ещё более ужасающими.

Я никак не мог собраться с мыслями. Не до конца отойдя от недавнего кошмара, я попал в новый. Что, чёрт возьми, происходит? На тюрьму совершено нападение? Или заключённые подняли мятеж? В таком случае они вряд ли бы стали взрывать карцер. Если только не хотели уничтожить тех, кто в нём находился. В голове зародились нехорошие подозрения, я потёр лоб и чуть не свалился со шконки: из того места, куда ударила змея, торчал рог.

Справа послышался шорох, из под обломков показалась голова бывшего таксиста, а ныне заключённого Квинкера. Слова, уже готовые сорваться с языка, застряли у него в горле. Несколько минут мы молча рассматривали друг друга.

– Слушай, – наконец квакнул жабоид, – я не спрашиваю, как у тебя с женой, это дело интимное, но лучше тебе развестись. Потому что если у мужа растут рога, значит, ты не один, как бы это поделикатнее, – Квинкер задумался, подбирая слова, – имеешь ключик от комнаты, – наконец сформулировал он.

– Какой ключик? – я плохо понимал, что несёт эта арестантская морда. – От какой комнаты?

– Нет, если ты не способен уяснить простейшую аллегорию, я могу рубануть напрямик, только предупреждаю, завуалированная правда воспринимается легче, чем наоборот.

Понемногу до меня стало доходить, что имеет ввиду земноводное, и при других обстоятельствах я посмеялся бы тоже. Но мне было совсем не до смеха. Да и Квинкеру, несмотря на его трепотню, тоже. В глазах пенальца явственно читалась тревога.

– Тебя что, – он окончательно выбрался из-под обломков, – садануло чем-нибудь в лоб? – зелёный подошёл ближе.

– Угу, – кивнул я, – змеёй.

У Квинкера сделалось сочувственное лицо.

– Думаешь, я свихнулся? – я снова потрогал рог.

– Что ты, – он округлил глаза, – и в мыслях не было. Змеи, они такие, чуть зазевался, херакс в лобешник.

– Хватит ёрничать! – начал закипать я. – Говорю тебе, ползла какая-то тварь, я её хрясь, а потом очутился в таком, знаешь, месте, где всё летает, огненные змеи, колокола и золотой бык. А в нём змея с рогом. То есть, рог у неё во рту…

Я запнулся, наткнувшись на озабоченный взгляд. Своим сбивчивым повествованием я окончательно убедил Квинкера в том, что у меня прогрессирующая шизофрения.

– Позвольте сказать, сэр, – послышался знакомый голос.

Я обернулся, от стены отлепилась фигура и двинулась ко мне. Дрон, весь пыльный, в каких-то обломках напоминал ожившую мусорку.

– Говори, – махнул я.

– Когда-то давно от одного сослуживца я слышал историю про золотого быка и змею.

Если бы сейчас разверзлись небеса, я не так удивился бы. Выходит, мой кошмар с рогом никакой не кошмар и не чья-то мистификация, а некое событие, которое с кем-то уже происходило?

– Продолжай, – я схватил Дрона за руку.

– Так вот он рассказывал, что в их полку был один офицер. Однажды он попал на гауптвахту, а когда вышел оттуда имел на голове небольшой рог. И всем рассказывал, что этот рог ему на голову посадила змея.

– Ну, говори, – поторопил я лейтенанта, – что было дальше?

– Ничего, – вздохнул Дрон, – определили рогатого, извините, сэр… – мардак сконфузился.

– Ладно тебе, – подбодрил его Квинкер, – тут все свои, поэтому режь правду-матку, мы не в претензиях.

Кусок штукатурки, запущенный в трепло, на время остудил его пыл. Квинкер взвизгнул, обозвал меня «рогоносцем» и отбежал на безопасное расстояние.

– Ну, – я вновь повернулся к Дрону, – куда определили того, что с рогом?

– В психушку. Правда, пробыл он там недолго, день или два. А потом сбежал.

– Как?

– В больнице случился взрыв, одну стену снесло, – Дрон выразительно посмотрел в то место, где раньше стояла стена, а теперь зияла дыра, – через неё и выбрался.

– Это всё? – разочарованно протянул я.

– Всё, – кивнул лейтенант, – хотя… Ходили слухи, что тот рог не просто рог, а таинственный артефакт, созданный древней расой. А его владелец становится обладателем сверхспособностей. Хотя, я в это не верю, – несколько сконфуженно проговорил Дрон.

– Предлагаю проверить, – квакнул из дальнего угла Квинкер, – пусть наш друг перебодает местное начальство, включая охранников. Тогда у него точно суперспособности.

– Пошёл ты, – без особенной злобы огрызнулся я.

– Вот будь у меня суперспособности, – не обращая внимания на мою грубость и мечтательно закатив глаза, проблеял бывший таксист, – я бы наградил себя мужской суперсилой, обзавёлся гаремом и пахал не покладая рук.

– Если не покладая рук, тогда на хрена гарем?

С минуту мы молча смотрели друг на друга, потом разразились смехом. После стресса так часто бывает. Квинкер ползал по пыльному полу, я, держась за живот, валялся на шконке, рядом басовито подхихикивал лейтенант.

Вот таких, ржущих как мерины, нас застал Гартлинг, явившийся, как всегда, в сопровождении охраны. Прежний с него лоск бесследно исчез, в глазах непонимание и растерянность. Впрочем, хамство при начальнике тюрьмы сохранилось.

– Встать! – взвизгнул он.

Я медленно поднялся с постели, повернулся к Гартлингу. Начальник тюрьмы замер, как-то неестественно вытянулся, словно проглотил лом, сделал шаг назад, открыл было рот, намереваясь что-то сказать. Не смог, только помахал мне рукой, подзывая.

Вообще, мне было не до этого надутого индюка. Из головы не шли слова Дрона о невероятных способностях, которыми наделяет своего обладателя рог. Неужели всё правда? А вдруг байки, легенда? Или всё-таки нет, тогда как всё проявляется? Мне вдруг пришло в голову, что я, наверное, выгляжу со стороны, мягко говоря, необычно. В этот момент в мои размышления ворвался Гартлинг.

– Это что? – он потянулся рукой к рогу.

– Не советую трогать, – предупредил я, – артефакт мало изученный, к тому же является моим органом, и всякое на него покусительство может быть расценено как членовредительство!

Бред конечно, но бред с рациональным зерном, во всяком случае рука начальника тюрьмы замерла в нескольких сантиметрах от рога, а потом вернулась на место.

– Что здесь произошло? – Гартлинг указал на разрушения.

– Это я вас хотел спросить! Как на подведомственной вам территории мог произойти взрыв, в результате которого чуть не погибли трое заключённых? Что это: диверсия, недосмотр, а может халатность? И что по этому поводу сказано в Тюремно-арестантском уставе?

– Нет такого, – опешив от моего натиска, вставил фарянин.

– Не важно, – парировал я, – был бы факт, а подогнать его к бумажке – плёвое дело!

Гартлинг несколько секунд сверлил меня взглядом, видимо, приверженность фарян к актам и прочей нормативной галиматье прочно сидела у них в печёнках, потом повернулся к охране.

– В барак их! – рявкнул он и, развернувшись, вышел прочь.

В тюрьме слухи разносятся быстро, обитатели барака встретили нас настороженно. Расфигачить тюремный карцер на кусочки в глазах заключённых является если не подвигом, то поступком с большой буквы. Прибавить сюда выросший рог, так дело вообще принимает таинственный смысл. Впрочем, так оно и обстояло в действительности.

Послышался скрип шконки, к нам направлялся тот самый мардак, которому я плюнул в руку. И чего взъелся, не в душу ведь, хотя ногой в пах вполне можно рассматривать как моральный ущерб. Впрочем, многие ущербны с рождения.

Краем глаза я заметил, как напрягся Дрон, надо быть идиотом, чтобы после того, как он начистил дюжину рыл, лезть к нему в одиночку. Но его соплеменник, как оказалось, драться не собирался.

– Вы это, – он с опаской посмотрел на мой лоб, – гребите туда, – он указал на три шконки возле стены, расположенных одна возле другой, – мы приготовили вам места.

Я ожидал чего угодно, – мордобития, стрельбы, поножовщины, – только не вежливости от мардака, чего только не бывает в Галактике.

– Да-а, – зевая и потягиваясь, протянул Квинкер, когда мы устроились на нарах, – мы теперь в авторитете. Беру свои слова назад, – жабоид повернулся ко мне, – быть рогатым не так уж плохо.

– Мне всё-таки непонятно, – я пощупал рог, – что произошло там, в карцере?

– А я тебе расскажу, – с готовностью отозвался пеналец, – просыпаюсь я, а тебя колбасит вот так, – пеналец подёргался, будто его било током, – башка трясётся и светится.

– Врёшь, – недоверчиво проговорил я.

– Ничего не вру, вон у Дрона спроси, – я глянул на лейтенанта, тот кивнул.

– Потом, – продолжал рассказ бывший таксист, – что-то как стебанёт, я аж ослеп. Очнулся под шконкой, на зубах песок, стены нет, крыши нет. Думал тебе тоже абзац, смотрю – живой, только с рогом. Ну, думаю…

– Мне кажется, сэр, – перебил Квинкера Дрон, – карцер разрушили вы.

– Ты что, спятил?!

– Вы попали куда-то, – невозмутимо продолжал лейтенант, – в какое-то место, параллельный мир, другая Вселенная, я не знаю, а переместились обратно с выбросом энергии. Я думаю, это всё из-за рога.

– Обожди! – я уселся на нарах. – Давай по порядку: началось всё с того, что я увидел какую-то тварь и ударил ботинком!

– Вы помните я рассказывал про офицера, который…

– Ну да, угодил в психушку, – нетерпеливо перебил я.

– Так вот, он, как и вы, обзавёлся рогом в месте, как бы это поточнее, – он нахмурился подбирая слова, наконец, нашёлся, – в месте лишения свободы.

– Ты хочешь сказать… – до меня стало доходить.

– Ну да, получается, в тюрьмах, казематах, гауптвахтах и других подобных учреждениях есть скрытые порталы, ударив в которые или, может быть, надавив, можно попасть в тайное место и обзавестись артефактом.

– Предварительно прокатившись на червяке и не раздавившись колоколами! – заключил я.

– Слышь, Дрон, у тебя успокоительного нет? – сочувственно квакнул Квинкер. – Видишь, наш друг не в себе.

Я не стал ввязываться в пререкания, не было ни желания, ни сил. Закрыв глаза, попытался восстановить в памяти последние события, включая сон. Попробовал дать всему разумное объяснение, ну, хорошо, допустим, есть тайные точки, случайно я угодил ботинком в такую и оказался хрен знает где. Дальше каким-то непостижимым образом мне удалось преодолеть все препятствия и меня наградили рогом. Выходит, я удостоился бонуса, хотя совершенно его не желал! И что это за такой бонус? Какой мужчина по собственной воле может хотеть рог?

Незаметно я погрузился в сон, на этот раз без гонок на змеях и облаках. Очнулся от визгливого крика «Подъём!»

– В тюрьме и то отдохнуть не дают! – проворчал рядом зелёный.

– Всем выходить на работу!

Я поднялся со шконки, толпа зэков, выстраиваясь в колонну, медленно брела к выходу. Впрочем, на работу направились не все, часть заключённых, несколько мардаков, продолжали валяться на нарах.

Мне также совершенно не светило поднимать фарянскую экономику, тем более бесплатно.

– Сиди! – одёрнул я за рукав Квинкера, уже готового присоединится к толпе.

– Чё, не пойдём? – поинтересовался он.

– Если хочешь, можешь топать, зашибать трудодни. Только аккуратней, видел зелёное свечение, наверное, рудники, и хрен знает чего там добывают. Может, радиоактивный цезий или уран. И не придётся тогда обзаводиться гаремом, потому что на хрена гарему шейх-импотент? Весь коллектив в момент разбежится. Кроме евнухов, вот их и возглавишь.

Дрон поддержал мой почин одобрительным кряхтением и завалился досыпать.

– Да не-е, – протянул Квинкер, – эта зелёная хрень, – он кивнул за окошко, – никакая ни руда, а такая природная глина, используется в строительстве, при застывании становится прочной как сталь, а обходится дёшево.

– Откуда знаешь? – меня удивила такая осведомлённость жабоида.

– А-а, – он махнул рукой, – пучеглазые её к нам поставляют, в неделю танкера три, наверное. Короче, – перескочил он на более близкую тему, – идею саботажа поддерживаю, – он задрал руку, – и одобряю!

С этими словами он последовал примеру лейтенанта, развалившись на нарах. В этот момент в дверь барака ворвался Гартлинг.

– Вам что, – навис он над нами, – особое приглашение нужно? Или в карцер… – тут начальник тюрьмы заткнулся, ведь я разнёс карцер, и пугать им было бессмысленно. – А ну встать! – потеряв всякий контроль над собой, рявкнул он.

Не знаю, чем бы всё закончилось, тем более Дрон уже сжал кулаки. Но в дело вмешался бывший таксист.

– Разрешите доложить, мастер Гартлинг!

– Ну, – буркнул фарянин, любому начальнику нравится, когда обращаются уважительно.

– Мы не можем работать из-за увечий! Полюбуйтесь, – зелёный указал на мой рог, – если скажете, что это нормально, я первый пущу себе пулю.

– А этот? – Гартлинг вроде бы согласился, что со мной не всё в норме и указал на лейтенанта.

– Его стебануло вот такенным куском стены, – зелёный показал каким именно, – честное слово, я сам видел. Может, фарянин не знал, но верить пенальцам на слово – не уважать себя, между тем, жабоид, явно поймавший кураж, продолжал. – И у него теперь контузия, посмотрите, – он повертел голову лейтенанта туда-сюда, – видите этот отсутствующий взгляд?

– А ты?

– Я?! – жабоид искренне удивился, что его собеседник не видит очевидного. – Я испытал шок и продолжаю в нём находиться. Заявляю официально: в таком состоянии могу натворить разного, вот, смотрите! – и не дав начальнику опомниться, припал губами к губам Гартлинга.

Кое-как охране удалось отцепить земноводного от своей жертвы, и теперь оба, тюремщик и заключённый, шумно отплёвывались, тяжело дыша.

– Ну, что я вам говорил? – проквакал, наконец, Квинкер.

Кончилось всё тем, что нас в сопровождении двух фарян отправили в медпункт, пообещав, как только восстановится карцер, упечь нас туда снова, а Квинкеру был обещан новый срок. Впрочем, если он буде вести так себя дальше ему светит пожизненное.

Местная больничка представляла из себя небольшое овальное строение, внутри ничего особенного, две аккуратных скамьи, стол и ажурная непрозрачная дверь, за которой, судя по всему, и расположился тюремный эскулап.

Дрон без лишних церемоний ввалился первым, за ним последовал бывший таксист, я почти уже перешагнул порог, как меня схватили за руку.