Глава 1. ДВА ПОРТРЕТА

Сергей Муралов шел по Большой Морской — и непроизвольно улыбался. Губы сами складывались в блаженную улыбку. Казалось бы, обстановка в Петрограде не давала повода для радостных чувств: вести с фронтов были из рук вон плохи, город наводнен ранеными и искалеченными солдатами, госпитали переполнены, обстановка крайне напряжена. Да и погода не способствовала радостному настроению: сыпал мелкий холодный дождь, забираясь за шиворот, в рукава, далеко не новые башмаки давно уже промокли. И все же Сергей знал: есть чему радоваться — ему крупно повезло.

Год назад он блестяще окончил Императорскую академию художеств и, кроме того, Реставрационный лицей по классу живописи. С малых лет Сергей твердо знал, что будет художником. Закрыв глаза в постели перед сном, он мысленно рассматривал лица, фигуры, позы людей, которые так и просились на полотно.

Мальчик любил искать в контурах облаков или в пятнах сырости на стене спальни образы и события своих будущих картин.

Однако его отец, скромный учитель географии Таганрогской гимназии, мечтал об иной карьере для своего единственного сына, — видел его адвокатом или врачом. Узнав, что Сергей собирается поступать в Академию художеств, отец пришел в отчаяние, теряя надежду на безбедное существование семьи в будущем. «Даже великий Рембрандт умер в нищете! — воскликнул он, узнав, что сын хочет стать художником. — А о несчастной судьбе нашего русского гения Саврасова, ты, я думаю, наслышан». Второй его ребенок — дочь Екатерина — милая, добрая девица, получившая хорошее воспитание, не блистала красотой, и поэтому было мало надежд на ее удачное замужество. Но Сергей настоял на своем и уехал в столицу с восемью рублями в кармане.

Трудные, но счастливые годы учебы пролетели быстро.

Жить приходилось случайными заработками: то купчишка закажет вывеску поярче да поцветастей, то кто-то поздравительный адрес или открытку написать попросит. В крайнем случае, всегда можно было заработать перепиской бумаг для канцелярий или частных лиц по десять копеек за лист, а если с нарядной виньеткой, то и по пятнадцать копеек, — но это уже удача. И уж совсем в критических ситуациях тоже с голоду не умрешь: в студенческой столовой радением благотворителей на столах всегда был бесплатный хлеб и плошки с горчицей.

Труднее было с жильем. Когда заработанных денег не хватало на клетушку на чердаке или в подвале, оставался разве что диванчик в убежище более удачливого товарища.

А вот с духовной пищей — просто раздолье. Посещения художественных выставок для студентов Императорской академии художеств были бесплатными. Забравшись за символическую плату на галерку, приобщались к роскоши театральной жизни столицы. В Народном доме на Петроградской стороне выступали светила русской сцены: Шаляпин, Собинов, Комиссаржевская, Ермолова, Фигнер, Монахов. А попасть туда можно было, опустив двадцать копеек в турникет при входе. Правда, от способностей или удачи зависело, где будешь сидеть (или стоять): в партере или на ступеньках в проходе.

За экзаменационную работу Сергей получил серебряную медаль и право на стажировку за казенный счет в Италии. Но воспользоваться своим правом он не смог: началась мировая война.

Правда, отцовские сетования по поводу голодного существования даже великих художников не прошли даром. Для того чтобы иметь надежный кусок хлеба, Сергей ещё и окончил курсы в Реставрационном лицее по классу живописи.

И вот, теперь, наконец, он получил крупный заказ на реставрацию нескольких портретов в портретной галерее известного коллекционера и мецената князя Запрудского. Князь обратился к учителю и наставнику Сергея, Ивану Илларионовичу Куницину, но тот оказался надолго и плотно занят реставрационными работами в Ораниенбауме и рекомендовал князю своего лучшего ученика.

Мы застали нашего героя как раз в тот момент, когда он спешил на встречу с новым работодателем.

Радостные мысли Сергея были прерваны увесистым шлепком в спину, заставившим его резко оглянуться.

— Привет, старина! Что это ты сияешь, как медный грош? Аль полтинник нашел? — так окликнул его приятель и сокурсник Колька Мокрухин. Рыжая щетина густых и жестких волос начиналась у него почти у самых бровей, оставляя узкую полоску лба, изрезанного глубокими продольными морщинами. Улыбающийся рот с редкими зубами напоминал хищную пасть ощерившегося зверя. Маленькие глаза, глубоко спрятанные под рыжими всклокоченными бровями, смотрели пытливо и проникновенно.

Несмотря на отталкивающую внешность, Колька Мокрухин был любимцем всего курса. Общительность, доброжелательность, доброта и страстное желание помочь товарищу в беде снискали Мокрухину всеобщую любовь. Его мать, вдова унтер-офицера, имела небольшую пенсию. Кроме того, она сдавала комнаты с пансионом. И приютить, и накормить голодных друзей обожаемого сыночка было для нее не только обязанностью, но и удовольствием. Вот и Сергей не раз в бескормицу и безденежье получал ночлег на кушетке в комнате Николая и тарелку щей и кусок пирога на ужин.

Сергей поведал другу о сшей удаче. Однако Николай отнюдь не разделял оптимизма друга.

— Позволь, но ты же талантливый художник! Что у тебя с живописью?

Пришлось сознаться, что на живопись у него нет ни времени, ни средств. А с получением этого заказа появилась надежна накопить средства и затем целиком посвятить себя работе над картиной, которая давно созрела в воображении.

— Слушай, брось ты эту затею с реставрацией. Я работаю в одном издательстве, занимаюсь иллюстрированием детских книг. Могу представить тебя своим руководителям. Уверен, они будут рады пригласить тебя. Конечно, это работа второго сорта, но все же лучше, чем реставрация.

Сергей поблагодарил и отказался:

— Прости, дружище, тороплюсь. На встречу с князем неудобно опаздывать.

— Ну, как знаешь. Ты хоть не пропадай совсем. А то даже маменька сетует, — куда это Серёженька запропал?

Сергей простился, пообещав навестить добрую старушку.

* * *

Ливрейный швейцар на вопрос, может ли он видеть князя, вызвал дворецкого. Дворецкий заявил:

— Пройдемте, их сиятельство ждут вас в портретной.

Проходя анфиладой покоев и оставляя мокрые следы на наборном паркете, молодой человек краем глаза взглянул на свое отражение в зеркалах, — жалкая мокрая фигурка в убогой одежонке.

Князь ждал Сергея, стоя у высокого стрельчатого окна портретной, одетый в мягкий бархатный шлафрок, повязанный поясом с кистями. У Запрудского было породистое свежевыбритое лицо с пышными, заботливо ухоженными усами; он источал легкий аромат одеколона, кофе и еще чего-то очень приятного. Князь оглядел пришельца с выражением благожелательства и снисходительности.

После традиционных приветствий Запрудский предоставил молодому художнику возможность полюбоваться его коллекцией портретной живописи. Да и было чем! Князь собирал не только работы старых мастеров — Боровиковского, Левицкого, Тропинина, но и современных талантливых художников — Серова, Бакста, Нестерова. Среди последних Муралов обратил внимание на небольшой портрет — квадратное полотно 60 на 60 — юной девушки в бальном платье с цветком у корсажа. Девушка была в той поре, когда в ее облике еще сохранилась детская угловатость, но уже властно проступали черты женственности — в нежном изгибе шеи, в мягкой округлости плеч, в очертаниях начавшей формироваться груди. Платье с низким декольте дополнялось богатой подвеской — огромным голубоватым бриллиантом, оправленным в ажурную вязь из золотой проволоки. Возможно, для девушки это был первый бал.

— Это моя младшая, озорница и самовольница, — с гордостью заметил князь.

Муралов с восторгом продолжал рассматривать портрет. Какое удивительное лицо! В блеске сияющих глаз, в чуть приоткрытых губах, в резком повороте головы прорывалась ликующая радость жизни, жажда деятельности, движения.

— Что, хороша? — наконец прервал молчание князь.

— Очень хороша княжна! — воскликнул Муралов.

— Э, батенька, — с досадой возразил князь, — не о том я. Смотрите, молодой человек, не вздумайте влюбиться. Не по Сеньке шапка. Да и просватана она у нас. И жених богат, знатен, чиновен и хорош собой. Я говорю — хороша вещица! Это наша семейная реликвия. Будет время — я расскажу вам как-нибудь ее историю. А сейчас приступим к делу.

Муралов отметил, что кулон был выписан с особой, ювелирной точностью.

— Иван Илларионович аттестовал мне вас как талантливого мастера, однако я так полагаю, что опыта у вас еще недостаточно. Поэтому я думаю, что, прежде чем прикасаться кистью и скальпелем к полотнам великих мастеров, вам самому будет спокойнее и полезнее начать с реставрации менее ценных полотен. Начнем с портрета моей прабабки, написанного крепостным художником, а там посмотрим.

Он указал на небольшой портрет в углу комнаты.

— Далее. Я думаю, вам удобнее будет приходить на работу не с парадного входа, а со двора. Меньше времени будете тратить на разные там церемонии. В отношении питания — я не ошибусь, если скажу, что вам удобнее и уютнее будет питаться не за нашим общим столом, а у себя в мастерской, чтобы не переодеваться к столу. Петр Степаныч! — обратился он к дворецкому. — Распорядитесь на этот счет. И наконец, мастерскую для работы мы с Петром Степанычем оборудовали тут рядом с портретной. Пожалуйте посмотреть.

Увы, мастерскую Муралов забраковал.

— Ваше сиятельство, это помещение не годится для моей работы. Мне нужно много дневного света, желательно верхний свет.

— Вот с верхним светом в доме проблема. Нет верхнего света... Хотя, постойте! В зимнем саду света достаточно: и сверху, и сбоку. Но там весьма прохладно.

— Устраивает. Я привык к прохладе.

— Тогда, Петр Степаныч, распорядитесь, пожалуйста, устроить господина художника возможно лучше. Передвиньте там что можно. Ну, а сейчас позвольте вас покинуть. Дела, знаете ли...

Мельком взглянув на рваные башмаки художника, князь остановился в дверях, достал кошелек и протянул Сергею несколько крупных купюр.

— Это вам аванс. Кстати, Иван Илларионыч рассказывал мне, что вы за свою дипломную работу в Академии удостоились медали. Вы не могли бы показать мне несколько своих живописных работ? Может быть, мне захочется приобрести что-нибудь у вас.

Сергей прикидывал, как ему получше распорядиться только что полученными деньгами. В первую очередь, конечно, башмаки. А вот пальтишко, пожалуй, подождет. Если не тратить деньги на еду, оставляя себе на ужин от княжеских харчей, можно купить холст, кисти, краски и взяться наконец за серьезную работу, выкраивая время за счет сна и отдыха. И, наконец, самое главное — надо послать деньги в Таганрог маме на лечение. О том, чтобы его студенческие картины попали в коллекцию князя Запрудского, Сергей боялся и мечтать. Даже если князь возьмет что-нибудь хотя бы за гроши, одно то, что его картины куплены известным ценителем, откроет перед молодым художником большие перспективы.

Дома квартирная хозяйка подала ему большой конверт с письмом из Таганрога и маленькую записочку от бывшего сокурсника. Помня о болезни матери, Сергей с содроганием вскрыл конверт. Писала сестра Катя. В первых же строках письма она уведомляла о том, что родители в добром здравии и шлют ему поклон. О себе сообщила, что окончила курс гимназии и получила право работать гувернанткой. В Таганроге подходящей работы не нашлось, и ей приходится ехать в шахтерский поселок в Малороссии в семью немца-маркшейдера с тремя детьми. Но эта перспектива ее никак не устраивает: до конца жизни скитаться по чужим семьям, не имея своего угла и без всякой перспективы роста. Поэтому она решила, несмотря на военное положение, ехать в Петроград поступать на Высшие женские курсы на юридический факультет. Отец дал свое добро, заметив: уж коли сын не захотел стать юристом, то пусть юристом станет дочь. Катя просила брата помочь ей устроиться в столице на первых порах, а дальше она сама сумеет о себе позаботиться.

Сергей задумался. Конечно, нет никаких сомнений, что он обязан помочь сестре. Но вот денежные расчеты следовало кардинально пересмотреть. Не откладывая дела в долгий ящик, он тут же написал ответ с приглашением приехать в Питер и обещанием всячески помочь с обустройством.

Покончив с этим делом, он взялся за записку от бывшего сокурсника. Кирилл Шумилов не был его другом. Сергей не понимал и недолюбливал его. Был эпизод в их отношениях, который привел к почти полному разрыву. Дело было так. Учился на курсе очень способный студент Абраша Левин, крещеный еврей, из провинции, тихий, улыбчивый и добродушный парень. Происходил он из очень бедной семьи, нуждался страшно, но все тяготы переносил стоически и даже подшучивал над ними. Однако тяжелые условия вконец подорвали его здоровье, Левин серьезно заболел и нуждался в незамедлительном лечении на курорте. Чтобы спасти парня, студенты и часть преподавателей решили собрать деньги и отправить Абрама в Ялту. Сбором средств поручили заняться Сергею. Откликнулись все, каждый старался вложить в общую кассу как можно больше. А Колька Мокрухин забрал у матери всю ее месячную пенсию, так что пришлось им целый месяц сидеть без традиционных пирогов. Единственный, кто отказался внести деньги, был Кирилл. Это возмутило Сергея. Он знал, что у отца Кирилла парфюмерная лавка на Невском, которая приносит неплохие доходы. Сергей потребовал объяснений.

— У меня нет денег, — ответил тот. — Все мои деньги до последней копейки принадлежат партийной ячейке, в которой я состою. Для того чтобы изъять деньги из кассы, мое заявление о выдаче денег должно быть рассмотрено комитетом и принято специальное решение. Но я не буду обращаться с таким заявлением... Я убежден, что вместо того, чтобы распылять средства на решение частных задач, надо сосредоточить все усилия на главной, кардинальной задаче — построении социально справедливого общества.

— Даже если эта частная задача — жизнь твоего товарища? — возразил Сергей.

— Безусловно.

— Даже если это не просто твой товарищ, а талантливый художник, гибель которого будет ощутимой потерей для общества?

На секунду Шумилов задумался.

— И в этом случае. Общество социальной справедливости создаст условия для десятков и сотен новых талантов, которые одарят всё человечество. Я все сказал, Сергей, у меня нет денег.

С тех пор их отношения были холодными; Сергей старался избегать любых контактов с Шумиловым. Но в записке Кирилл писал о срочной встрече и просил о помощи.

— Зная, что Шумилов не станет писать по пустякам, Сергей поспешил по указанному в записке адресу. Кирилл был дома и ждал его. Проводив товарища в свой кабинет, Кирилл плотно закрыл за собой дверь и сразу приступил к делу. Я знаю тебя как человека чрезвычайно порядочного, на которого можно положиться.

— Спасибо, — поблагодарил Муралов.

— Так вот, большая партия нелегальной литературы, которая очень нужна на рабочих окраинах Петрограда, сейчас находится в Болгарии. Я знаю, что у тебя родители живут в Таганроге. Мы могли бы перебросить этот груз из Болгарии морем в Таганрог и сложить его на пару недель у твоих родителей. Затем мы частями перевезем его в Ростов, а оттуда по железной дороге — в Питер. Мне нужна записка к твоим родителям.

Муралов был поражен не столько существом предложения, сколько безапелляционностью, с которой о нем было заявлено. Кирилл не спрашивал у него согласия на акцию, он просто требовал написать родителям.

— Прости, Кирилл, я не могу тебе дать такое письмо. Я не могу поставить под удар здоровье и благополучие моих далеко не молодых родителей. Тем более без их согласия.

— Но это необходимо на благо нашей Родины, во имя России будущего! И, кроме того, вся операция займет не более недели, и больше мы тебя не будем беспокоить.

— Кирилл, я тебе уже сказал, что не могу, не имею нрава эго сделать даже во имя тех высоких целей, которые ты декларируешь!

— Жаль! Я не думал, что ты такой плохой патриот... Но может быть, ты примешь партию нелегальной литературы на своей квартире?

— Это тоже исключено. Такая операция обречена на провал. Сам подумай, смогут ли перемещаться тюки и свертки из моей комнатушки незаметно для бдительного ока квартирной хозяйки? Она не замедлит сообщить об этом околоточному. А что касается моего патриотизма, то я тебе вот что скажу: каждый человек должен быть полезен обществу на том поприще, к которому он более всего способен. Я — художник. И постараюсь, чтобы картины мои имели патриотическое звучание.

Они расстались крайне недовольные друг другом. Сергей поспешил домой, купив по дороге добротную пару обуви и кое-что на ужин, с тем, чтобы пораньше лечь спать и рано утром бежать на работу.

На следующий день, без труда найдя вход со двора в княжеский особняк, Сергей встретил Петра Степановича, который отвел его в зимний сад. Место уже было заботливо обустроено: кроме рабочего стола и шкафчика для химикалий и инструментов Сергею поставили небольшой буфет и столик для еды.

— А вот тут кувшинчик ручки помыть, коли испачкаетесь, — хлопотал добрый старик. — А тут я вам кушеточку велел поставить: вдруг ножки стоять устанут, можно и прилечь. И передвигать-то немного пришлось.

Муралов остался очень доволен своей маленькой мастерской и от души поблагодарил Петра Степановича.

— Если что надо будет, вот колокольчик, позвоните, все представят в лучшем виде. — Сказав это, дворецкий удалился, оставив Муралова осматривать новую обитель.

Утро было ясное, солнечное, сад залит светом.

Портрет, над которым Сергею предстояло работать, лежал на рабочем столе. Яркое утреннее освещение выявило урон, который беспощадное время нанесло полотну. Картина потемнела настолько, что общий фон выглядел почти черным. Детали одежды и убранства невозможно было разглядеть. Явственно выступали только лицо женщины и ее руки. Поверхность сплошь была покрыта сетью трещин. Манера письма у того далекого неизвестного мастера-самоучки была особая, незнакомая Сергею. Вместо мазка он рисовал крапинками, точками, которые, сливаясь, образовывали гладкий, бархатный фон. Молодой художник пристально вглядывался в то, что еще можно было разглядеть.

На полотне изображена была женщина в расцвете лет, в той поре, когда еще немного — и начнется увядание. Но сейчас все в ней цвело, дышало, пело. Черные, блестящие как две влажные маслины глаза, слегка удлиненные, а также шафрановый цвет кожи выдавали восточное происхождение. Гладкие темные волосы были туго зачесаны назад. Лицо слегка запрокинуто от тяжести волос на затылке, это угадывалось по самой позе женщины. Она как бы смотрела на зрителя сверху вниз, полуприкрыв глаза-маслины. Этот взгляд придавал ее липу величавое и в то же время задумчивое выражение.

Женщина на портрете была счастлива. Это можно было распознать по свечению, которое источала каждая клеточка ее липа. Ореол счастья окружал эту женщину, радость сияла в ее глазах, в подрагивающих, казалось, крыльях носа, в тронутых улыбкой губах. Ее губы звали, жаждали поцелуя, пили и дарили любовь.

Его внимание было отвлечено проворным стуком каблучков, и в дверном проеме показалась кудрявая головка. Муралов тотчас узнал девушку с портрета — младшую княжну Запрудскую.

— Можно к вам? — искательно спросила она.

— Княжна, вы меня смущаете. Это ваш сад, я здесь только временный квартирант. Это я должен просить у вас разрешения не покидать помещение при вашем появлении.

— Но папа сказал, что теперь здесь ваша мастерская, — возразила она.

— Я здесь занимаю только маленький уголок. Так что сад ваш, княжна.

При этих его словах воздушное существо впорхнуло в зимний сад.

— Меня зовут Ольга.

— Сергей Муралов, художник-реставратор, — представился он.

— Папа сказал, что вы у нас будете работать долго: много портретов надо отреставрировать.

— О, это было бы очень кстати. Вы принесли мне отличную новость, княжна.

— А что вы сейчас делаете?

— Представьте, я занят очень важным делом. Я думаю.

— А разве это так необходимо?

— Видите ли, ваш батюшка решил упростить мою задачу для начала, поручив отреставрировать портрет, написанный старинным художником-самоучкой. Но получилось совсем наоборот — задача сильно усложнилась. Манера письма и используемые материалы настолько отличны от классических, что все, чему меня учили, здесь не пригодится. Придется действовать методом проб и ошибок — побольше проб, поменьше ошибок. Очень жаль, если из-за неумелого вмешательства будет испорчено такое замечательное полотно.

— А как вы догадались, что я княжна Запрудская?

— Очень просто. Художник, написавший ваш портрет, замечательно поймал сходство.

— Да, это удачный портрет. Его написал молодой талантливый художник Танеев. Папа хотел заказать ему еще один мой портрет, но он уехал на стажировку в Италию и не смог вернуться из-за войны.

Княжна исчезла так же внезапно, как появилась, пожаловавшись на то, что замерзла, и пообещав вскоре вернуться.

 

Глава 2. ЕЩЕ ОДИН ПОРТРЕТ

Работа двигалась медленно, но успешно. Сергей увлеченно работал над портретом, когда услышал знакомый стук каблучков.

— Входите, княжна! — крикнул он, не дожидаясь ее вопроса.

— Папа сказал, что вы не только реставратор, а настоящий художник. Он сказал, что хочет купить у вас несколько картин.

— Спасибо, княжна, за добрую весть. Это было бы славно. Для меня это огромная удача.

В этот раз она оделась теплее, видимо, рассчитывая оставаться в мастерской подольше. Ольга уселась на лесенке, используемой при опрыскивании высоких растений, и принялась болтать, рассказывая ему о своих недавно прошедших институтских годах.

Сергей молча слушал ее, а потом попросил:

— Вы не могли бы рассказать мне об этой даме, изображенной на портрете?

— Охотно, — сказала она. — Только я знаю совсем немного — то, что мельком слышала из разговоров моих родителей. Это моя прапрабабка Пелагея Осиповна. Собственно это русское имя она получила при крещении перед венчанием. Имени, которое она получила при рождении, я не знаю, вернее — знала, да забыла. Фамилия ее — Вельская, это старинный княжеский род.

Вот что рассказала Ольга Сергею:

— Она родилась в Индии, в семье богатого и влиятельного раджи и была его младшей дочерью. Отец обожал ее — свою умницу и красавицу. По тем временам она получила изрядное образование: в совершенстве знала несколько языков, в том числе французский, была отличной пианисткой, изучала историю своей страны и стран Европы и даже немного разбиралась в математике и в астрономии. Ей было шестнадцать лет, когда на одном из светских раутов судьба свела ее с русским дипломатом князем Петром Павловичем Вельским. Князь был уже не молод. Ему было далеко за тридцать, и он недавно похоронил супругу. Взаимное чувство вспыхнуло мгновенно. Неизвестно, как им в тех условиях удалось сблизиться и объясниться. Но это случилось. Не видя никакой возможности получить согласие родителей невесты на их брак, они сделали попытку бежать в Петербург. Но что-то не сложилось. То ли кто-то из слуг проговорился или предал их, то ли кто-то выследил беглецов, но их сняли с корабля и отправили — его в тюрьму, а ее во дворец отца. Их ожидала ужасная судьба. Его — суд, ее — пожизненное заточение в хоромах отца.

Но в этой трагической ситуации победила могучая сила любви. Девушка отказалась принимать пищу и медленно угасала в отцовском дворце. Когда жизнь уже покидала ее, отец не выдержал и сдался. Он сказал: «Я не хочу твоей смерти, живи, как знаешь, люби кого хочешь. Но знай: я никогда не захочу видеть ни тебя, ни твое потомство. Я никогда не захочу слышать ни о тебе, ни о твоих детях. У меня не просто нет дочери, — у меня ее никогда не было. Для меня ты не умерла. Для меня ты не родилась». Несмотря на страшный приговор отца, это было спасение. Мать, обливаясь слезами, на прощание вручила дочери талисман — огромный голубоватый бриллиант, вправленный в золотое кружево. Она сказала: «Это не наследство. Его нельзя ни продать, ни подарить. Это оберег, который будет охранять тебя, твоих детей и детей твоих детей. Я, как младшая дочь в семье, получила его от своей матери, которая тоже была младшей в семье, а та от своей. Так что история этого талисмана уходит в глубь веков. Говорят, его нашли наши предки в одной из древних гробниц. Храни его как зеницу ока и передай своей младшей дочери. Это залог счастья и благополучия твоей семьи. Если же случится так, что боги не дадут тебе дочерей, отдай алмаз в храм главной богини той религии, которую ты будешь исповедовать в той, далекой стороне. Прощай, родная, я буду молиться о тебе и верить, что ты счастлива».

Не дожидаясь, пока его полуживая невеста хоть немного оправится, Вельский на руках отнес ее на корабль. К счастью, среди пассажиров оказался толковый врач, который помог девушке встать на ноги. Но вероятнее всего, не медицинские снадобья, а молодость и воссоединение с любимым помогли девушке поправиться, так что по прибытии в Петербург она самостоятельно сошла с трапа. Здесь она крестилась в православную веру и обвенчалась со своим суженым. Говорят, они жили долго и очень счастливо. У нее было много детей, и младшей дочери, моей прабабке, она передала заветный талисман, который теперь, через несколько поколений, перешел ко мне. Так, ниточка связывает два портрета — Пелагеи Осиповны и мой, тот, что вы видели в портретной. Только расстояние между ними — более столетия. Я рассказала вам сразу и историю моей родственницы, и историю талисмана, реликвии нашей семьи, которые неразрывно связаны друг с другом. Я не утомила вас?

— О нет, что вы! Это удивительная история, о ней можно писать поэмы, романы, рисовать картины, наконец! Вы помогли мне, княжна. Я теперь буду особенно внимателен и осторожен в своей работе.

Расстались они почти друзьями и договорились, что княжна навестит его снова.

На следующий день Сергей с нетерпением ждал визита Ольги. Хотелось поподробнее расспросить о судьбе прекрасной индианки. Да и что греха таить, общество милой девушки доставляло ему несказанное удовольствие. Но, увы, вот уже час обеда миновал, а Ольги все нет и нет. Наконец горькая мысль закралась в его голову: интерес княжны к его работе и к его персоне исчерпан, она никогда больше не придет в мастерскую. Все у него не ладилось в этот день, все валилось из рук. Сергей просидел без дела в мастерской лишний час, надеясь — а вдруг она придет. Но это не произошло.

Отправляясь домой, Сергей вспомнил, что надо позаботиться о жилье для сестры, и решил навестить матушку Николая Мокрухина, Домну Матвеевну, тем более что та давно его приглашала, и посоветоваться с ней. Николая не оказалось — был занят в издательстве. Но Домна Матвеевна была дома, она очень обрадовалась приходу Сергея, усадила его в мягкое кресло поближе к теплой печке. На столе тотчас появился ароматный чай и горячие сдобные булочки. Старушка присела рядом и приготовилась внимательно слушать. Сергей объяснил, что приезжает его сестра, хочет учиться в Петрограде, и ей нужна комната. Хотелось бы, чтобы комната была недорогая, чистая (никаких мух, клопов и тараканов), чтобы сестру не беспокоили по женской части хозяева или постояльцы, и чтобы тепло было — зима на носу.

— Задачу ты поставил сложную: вишь тебе комнату надо хорошую и дешевую, такие найти трудно, но я постараюсь для Коленькиного лучшего друга. У меня-то все сдаточные комнаты заняты, но вот у товарки моей есть свободные. Ты приходи ко мне через несколько дней, я постараюсь к этому времени все дело устроить. Да ты кушай чай-то, пока не остыл.

Старушка, подперев щеку рукой, с умилением смотрела, как он уписывал за обе щеки вкусные теплые булочки, пахнущие ванилью и медом.

— Ты вот что объясни мне, —- продолжала она, — отчего это мой Николенька не женится? Ведь всем хорош он у меня: и умен, и собой красавчик, и крыша над головой у него есть. И начальство его любит и уважает, вот на Рождество прислало поздравление и конверт. Я, как только начну говорить об этом, он только рукой отмахивается. Поговорил бы ты с ним, что ли... Да и тебе, батюшка, тоже давно пора семьей обзаводиться. Хочешь, я тебе хорошую невесту сосватаю? С приданым?

— Что вы, Домна Матвеевна! — взмолился Сергей. — Где уж мне жениться. Я и себя-то прокормить не могу. Вот зима на носу, а шинелишка — на рыбьем меху. Намедни купил новые башмаки, так рад несказанно, как младенец новой игрушке. Погодим мы с вами с этим делом.

На другой день, принявшись за работу, он с досадой думал о напрасно потерянном времени и дал себе слово больше не отвлекаться. «Все равно она больше не придет!» — повторял Сергей. И вдруг... Стучат знакомые каблучки за дверью! Через секунду в мастерскую влетели веселье, смех, радость и оживление.

— Я думал, вам наскучила моя однообразная работа, — сознался Сергей.

— Что вы, мне все здесь очень интересно! Я просто забыла вам сказать, что по четвергам у меня уроки верховой езды в манеже.

Заняв свою любимую позицию на лесенке и чинно расправив пышные юбки, Ольга принялась рассказывать о том, какое это увлекательное занятие — верховая езда, какое чудо ее серая в яблоках кобылка, как она слушается всадника. Сергей слушал, не перебивая, и стараясь не отвлекаться от работы. Но, увлеченно рассказывая, девушка раскачивала ножкой в ажурном чулке, невольно демонстрируя узкую щиколотку.

Вдруг она замолчала и слегка задумалась.

— Знаете, я вчера получила известие о том, что мой жених приезжает. Я вам говорила, что у меня есть жених? Я ужасно горжусь, что у меня такой жених. Он очень умный, красивый — такой видный мужчина. Очень богатый. Но знаете... я вам скажу по секрету: я очень его уважаю, люблю и горжусь им, когда он далеко. А когда он рядом — я его побаиваюсь, и он меня даже раздражает. Впрочем, меня не торопят пока со свадьбой, видимо, ждут, когда я немного остепенюсь. — Она задумалась, слегка покачивая ножкой. И тут произошла беда: туфелька задела бутыль с растворителем, и едкая жидкость хлынула прямо на холст. Сергей инстинктивно бросился всем телом на полотно, пытаясь задержать струю.

— Оля! Ради бога, скорей! Полотенце! — кричал он.

Перепуганная, Ольга буквально скатилась с лестницы, упала, не удержавшись, на колени, с трудом дотянулась до полотенца. Горе и ужас застыли в ее глазах. Сергею удалось зафиксировать портрет, так что растворитель попал только на край полотна. Лишь тогда он обратил внимание на все еще стоящую на коленях девушку. Пытаясь успокоить её какими-то обрывочными словами утешения, Сергей мог наблюдать, как горе и отчаяние на лице Ольги сменяются надеждой и доверием. И вдруг его осенило.

Еще в Академии он вынашивал мысль написать картину «Христос и девственница». По его замыслу Христос — воплощение добра и блага — проповедуя, изливает свет истины в нетронутую чистую душу, как в чистый прозрачный сосуд, вместилище добродетели.

Вглядываясь в лицо княжны, он увидел в ней свою «девственницу». «Какая прекрасная модель для моей картины!» — подумал Сергей.

— Вы теперь не пустите меня в свою мастерскую? — чуть не плача спросила Ольга.

— О нет, напротив. Я за ваше прегрешение накладываю на вас кару. Извольте являться сюда ежедневно, кроме ваших четвергов, и сидеть смирно в этом кресле целых два часа! Я хочу написать ваш портрет. Вернее, это будет не портрет, а эскиз к моей будущей картине. Если вы согласны, вам придется добиться для меня у вашего батюшки разрешения работать в мастерской дополнительные два часа. Ну, а теперь давайте-ка посмотрим, что мы натворили.

Поврежденный участок размером примерно пятьдесят квадратных сантиметров охватывал нижний левый угол картины. Из-за быстро принятых мер растворитель смыл почерневший слой, не повредив находившуюся под ним краску. На полотне обнаружился узорчато вышитый рукав нарядного платья. Вмешательство реставратора потребуется здесь всего в нескольких небольших участках.

— Ну вот, почти что все в порядке. Я думаю, не стоит рассказывать князю об этой аварии. Пусть это будет нашим маленьким секретом. А сейчас, сударыня, прошу вас удалиться, так как мне надо переодеться — я весь пропитан бензином.

Так неожиданно Сергей начал работу над эскизом к давно задуманной картине. Дни шли за днями. Реставрацию портрета Пелагеи Осиповны он закончил успешно и получил разрешение продолжить работу над другими портретами. Князь щедро расплатился с ним за первый портрет; кроме того, купил три студенческие работы — «Рассвет в горах», «Натюрморт с фруктами» и «Посиделки». Это значительно поправило материальное положение молодого художника. Работа над эскизом новой картины тоже продвигалась успешно. Еще в студенческие годы Сергей много экспериментировал, пытаясь добиться эффекта мастеров раннего Возрождения, добавлявших в краску молотое стекло, в результате чего изображение начинало мерцать мягким слабым светом. Ему удалось добиться сходного эффекта. За счет применения этого рецепта голова и плечи «девственницы» слабо светились на темном фоне заднего плана. Во время сеансов молодой художник и княжна много общались друг с другом. Сначала это была просто пустая болтовня, потом — рассказы о событиях прошедшего дня, потом — задушевные беседы обо всем, что их встревожило, взволновало или удивило. Иногда, для того чтобы Ольга могла размяться после долгого сидения в одной позе, они играли в зимнем саду в пятнашки. То-то было веселья, хохота и суеты!

Однажды Ольга сообщила о том, что ее жених барон фон Крюгер приехал из Швеции, где служил в дипломатическом корпусе. Барон долго и подробно расспрашивал князя об обстановке в Петрограде и был явно расстроен и встревожен. Наконец он уступил настойчивым просьбам Ольги познакомиться с художником, который пишет ее портрет. Барон появился в зимнем саду — высокий, прямой, подтянутый, мельком оглядел мастерскую, едва взглянув на портрет. На приветствие Мурадова ответил даже не кивком, а неким намеком на кивок и, повернувшись на каблуках, стремительно удалился. Через минуту он появился в кабинете князя. Задыхаясь от бешенства, барон прошипел:

— Ну и уютное гнездышко вы свили для этой парочки! И даже кушетку не забыли поставить! Неужели вы не понимаете, что это неприлично, невозможно, это скандал! И потом, как я должен отнестись к тому, что моя невеста, княжна Запрудская, позирует для картины этого молокососа! Воображаю, как он будет похваляться, что княжна Запрудская была его натурщицей! Хорошо еще, что не в жанре ню. Хотя я не знаю, в каком виде она предстанет на его картине. Я требую, чтобы этот тип без роду, без племени немедленно покинул ваш дом. Я требую, чтобы моя невеста перестала с ним общаться. И я прошу вас, князь, чтобы вы были осмотрительнее в выборе знакомых для вашей дочери.

Князь некоторое время молчал, как бы взвешивая аргументы. Наконец он сказал:

— Сожалею, барон, что своими действиями вызвал ваше неудовольствие. Дело в том, что господин Муралов, как мастер-реставратор, приглашен мной для реставрации нескольких ценных портретов. Он с этой работой справляется, и я бы хотел, чтобы он эту работу закончил. Что касается частых встреч моей дочери с господином Мураловым, то приходится согласиться с вами, что они носят несколько двусмысленный характер, и их надо бы возможно скорее прекратить. Но тут есть некоторые сложности. Вы знаете мою дочь — она ведь выросла, не зная запретов, и может просто не послушать меня.

Фон Крюгер холодно заметил:

— Это ваши проблемы, князь. Я категорически настаиваю на прекращении этих свиданий.

Князь еще помолчал немного и тихо сказал:

— Увольнять реставратора, пока он не закончил дело, мне не хотелось бы. Мне нравится его работа. Кроме того, внезапное увольнение художника и отчаянные протесты княжны вызовут слухи и сплетни, что чревато скандалом. Но вы правы, считая ситуацию несколько двусмысленной. Поэтому я отправлю дочку к матери в Финляндию, где та гостит у старшей дочери. Мать в каждом письме просила прислать Ольгу, поскольку плохо себя чувствует. У старшей дочери семья, дети малые, так что она не может всецело уделить внимание больной матери. Кстати, будет безопаснее, если они с матерью в это тревожное время будут подальше от столицы. Я сам хочу туда поскорее убраться, как только улажу кое-какие дела.

Крюгер слегка усмехнулся. Он знал (так как это ни для кого не было тайной), что «кое-какими делами» была некая мадам Вольская, дама полусвета, которая дарила своим вниманием кроме князя еще нескольких аристократов, впрочем, никому не отдавая предпочтения.

— Через два дня я возвращаюсь в Швецию. Я могу, несколько удлинив маршрут, проводить княжну к ее матери и сестре в Гельсингфорс. Так будет надежнее и безопаснее, — предложил барон.

Так они и договорились.

Сообщение о необходимости отъезда явно опечалило княжну. Она пыталась спорить. «Но мой портрет еще не закончен», — протестовала Ольга. Однако отец настоял на своем, ссылаясь на просьбу матери и ее болезнь.

На следующее утро, взглянув на девушку, Сергей понял: что-то случилось, — глаза грустные, вид расстроенный. Ольга рассказала ему, что ее отсылают в Финляндию к заболевшей матери.

— Моя мама была некоторое время фрейлиной Ее Величества вдовствующей императрицы Марии Федоровны. После того как царская семья полюбила проводить конец лета — начало осени в шхерах и на островах Финляндии, в аристократических семьях стало модным проводить там часть сезона. Кроме того, морской климат оказался полезен для здоровья моей матери, и она отказалась от поездок на юг в пользу Финляндии. Однако в этом году из-за болезни она не смогла вернуться до окончания теплых дней и осталась у моей старшей сестры. Отец настоял, чтобы на время тревожных событий она не возвращалась в Петроград. Она очень просит меня приехать, и я не могу ей отказать. Но я не хочу думать, что мы с вами больше не встретимся. Да и портрет надо же закончить. Обещайте мне, что, когда я вернусь, вы будете еще работать в своей мастерской!

— Увы, княжна, я не могу это обещать, это не в моей власти. Я здесь человек подневольный. У меня ведь даже контракт не оформлен. Единственное, что я могу вам твердо обещать, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы задержаться здесь до вашего возвращения. Когда вы уезжаете?

— Послезавтра. Но я не смогу больше прийти сюда, так как барон требует, чтобы я оказывала ему внимание и постоянно сопровождала его. Так что, до встречи, Сережа!

Вот и кончилась эта волшебная сказка, эта несбыточная мечта, которую он и осознать толком не смел. Сергей пытался взять себя в руки, убеждая себя: все правильно, она невеста другого, человека неизмеримо более достойного, чем он. И все-таки ему было больно и горько. «Прощай, моя „девственница“! — увижу ли тебя еще раз?»

* * *

В назначенный час карета была подана, вокруг неё хлопотали слуги с чемоданами, узлами и баулами. Сергей вышел из мастерской, хоть издали проводить Ольгу, и стоял поодаль, наблюдая за происходящим. Княжна в сопровождении своей горничной, расцеловавшись с отцом, спустилась с крыльца и направилась к карете. Сергей увидел, как из-за полуопущенных ресниц радостно и озорно блеснули в его сторону ее глаза, а рука в лайковой перчатке слегка поднялась, посылая ему привет. Барон, который в это время в чем-то горячо убеждал князя, наконец, тоже сел в карету, лошади тронулись — и все исчезло в дорожной пыли.

 

Глава 3.

НОВАЯ ВСТРЕЧА

Пришла депеша — завтра должна приехать Катюша. Просила встретить ее, — много вещей, да и ориентироваться одной в незнакомом городе трудно. Сергей бросился к Домне Матвеевне, — занимаясь своими делами, он совсем забыл, что обещал снять сестре комнату. Домна Матвеевна успокоила его, рассказав, что она все устроила наилучшим образом: комната отличная, недалеко от центра, теплая, светлая, чистая и соседей немного, да и народ все степенный. Отправились смотреть комнату, — она оказалась даже лучше, чем описала Домна Матвеевна. Одно плохо: значительно дороже того, на что рассчитывал Сергей.

— А что же ты хочешь, чтоб и комната была хороша, и соседи солидные, и чтобы не на задворках была, и по дешевке? Так не бывает. Такую комнату дешевле ты нигде не найдешь. Можешь мне поверить, я здесь все обыскала.

Делать нечего, пришлось Сергею раскошелиться из денег, полученных от князя, уплатив за три месяца вперед. Николай предложил помочь встретить Катю. Сергей отказывался, но тот настоял:

— Авось пригожусь.

Сергей с трудом узнал сестру. Те несколько лет, которые они не виделись, превратили худую девчонку-подростка в высокую стройную девушку. Высокая, статная, с широкими плечами и бедрами, узкой талией и маленькой крепкой грудью, она чем-то напоминала античную статую. Длинная коса была туго уложена на затылке. Ясные, спокойные серые глаза, маленький, чуть вздернутый нос. Слегка портили немного выдающиеся скулы и чуть-чуть раскосые глаза, что указывало на азиатских предков. После объятий и поцелуев Сергей представил Кате своего лучшего друга, который уже хлопотал в поисках извозчика. Внешность Николая сначала оттолкнула и озадачила Катю, но, присмотревшись, она нашла его приятным и забавным.

В своем новом жилье Катя пригласила брата и его друга к столу. Был заказан самовар, на столе оказались родительские гостинцы: копченые азовские чебак и рыбец, липовый мед, ароматная дыня и бутылка отличного вина из ростовских виноградников. Пригласили к столу хозяйку Дарью Филипповну, которая прихватила с собой каравай хлеба, горячей картошки и квашеной капусты, и устроили веселое дружное застолье. Засиделись допоздна, пока Катюша не взмолилась, сославшись на то, что не худо бы отдохнуть с дороги. Прощаясь, Николай предложил Кате показать достопримечательности столицы, но она отказалась наотрез.

— Завтра мне надо обустроиться на новом месте жительства, привести себя в порядок и выяснить все досконально о Высших женских курсах. Но в последующие дни я буду рада воспользоваться вашим предложением, — сказала она.

На другой день вечером Николай забежал на минутку к Муралову и, запыхавшись, рассказал:

— Высшие женские курсы уже прекратили набор на юридический факультет в этом году. Екатерина Дмитриевна очень расстроилась, но не растерялась. Мы с ней обнаружили объявление о курсах телефонисток и, обсудив ситуацию, решили наведаться туда. Екатерине Дмитриевне понравились условия (там даже стипендию небольшую платят), и мы с ней решили, что она пока поработает телефонисткой: Правда, условия там каторжные: шесть часов во время своего дежурства телефонистка находится в состоянии крайнего напряжения, ни на секунду не отвлекаясь и не утрачивая внимания. Кроме того, она обязана подписать декларацию о том, что она не замужем, и не выйдет замуж. Короче, Екатерина Дмитриевна записалась на курсы, и через неделю она начинает учебу.

— Послушай, откуда ты это все знаешь? — спросил Сергей.

— А как же? Не мог же я допустить, чтобы юная девушка бродила одна по незнакомому городу в поисках этих курсов? Я пришел утром, посидел у Дарьи Филипповны в гостиной, пока твоя сестра не вышла к чаю, и, несмотря на все протесты, отправился по делам вместе с нею. Потом она созналась, что я оказался очень полезен, и все устроилось как нельзя лучше.

Сергей слушал друга с жгучим чувством стыда: это его обязанностью было сопровождать сестру в ее первых шагах по незнакомому городу. Она не попросила, а он не догадался. А Николай оказался и добрее, и внимательнее.

Дни шли за днями. Реставрация приобрела характер рутины: ничего нового, все одно и то же каждый день с утра до вечера.

Но если за стеклами зимнего сада все было однообразно, скучно и неинтересно, то вокруг особняка бушевал Петроград. Остановились заводы и фабрики. Комплектовались боевые рабочие дружины, отряды вооруженных солдат и матросов направлялись в сторону Смольного монастыря. Временное правительство прилагало огромные усилия, чтобы держать ситуацию под контролем. Но тщетно.

Прозвучал выстрел «Авроры». Придя утром на работу, Муралов встретил растерянного дворецкого Петра Степановича. Перепуганный старик сказал, что князь неожиданно уехал из Петрограда, не оставив никаких распоряжений. Какие-то вооруженные люди стоят у парадного входа и запрещают персоналу покидать дом. Часть прислуги еще вчера разбежалась. Сергей как мог успокоил дворецкого, хотя у него самого на душе кошки скребли. Он попытался заняться своим обычным делом, но это оказалось невозможным. Сергей не мог сосредоточиться, руки дрожали, можно было нанести непоправимый урон портрету. Он прекратил попытки взяться за дело и сидел, сложа руки, праздный и взволнованный. И вдруг — о чудо! Он услышал знакомый звон каблучков. Не может быть! Наваждение. Но дверь отворилась, и вошла Ольга. Лицо строгое, даже суровое. В глазах — страх и мольба.

— Княжна! — вскричал Сергей. — Как вы попали сюда? Зачем вы здесь? Что с вами случилось?

— Я вам после все объясню. Не сейчас. Нельзя терять ни минуты. Помогите мне выбраться из дома. Вооруженные солдаты стоят у всех дверей. В комнатах шарят какие-то люди. Делайте же что-нибудь. Скорее, не стойте на месте!

— Хорошо. Спрячьтесь где-нибудь здесь, а я пойду на разведку.

Но было поздно. За дверью уже были слышны громкие голоса и грохот нескольких пар кованых сапог. В дверях показались трое — один штатский в кожаной куртке и двое вооруженных солдат. Тот, что в штатском, обратился к Муралову с вопросом:

— Кто таков?

Муралов объяснил, что ни он, ни его спутница не имеют никакого отношения к семейству хозяина дома. Он — художник-реставратор, нанятый князем для реставрации старых картин. Одна из них лежит тут, на рабочем столе. Кроме того, с разрешения князя он занимался живописью в этой импровизированной мастерской и писал эскиз к своей будущей картине. Вот он, в подрамнике. Как видите, он не закончен. А эта женщина — его натурщица. Это с нее написан эскиз. Сходство совершенно очевидно. Сергей просил выпустить их из особняка и позволить вынести эскиз, так как это его собственность. Ценности он не имеет, поскольку еще не закончен.

Штатский на минуту задумался, а затем решил:

— Можете идти оба, но картину брать нельзя: имею категорический приказ ничего не выносить из дома.

Поручив одному из солдат выдворить их из Дома, он продолжил осмотр помещений.

Следуя по апартаментам, Сергей со страхом думал о возможности столкнуться с кем-нибудь из слуг, которые невольно выдадут княжну. Но все обошлось, и вот они на улице. Схватив Ольгу за руку, он бросился в ближайший переулок, где, по счастью, оказался свободный «ванька». Усадив княжну в экипаж, он поместился рядом, назвав извозчику свой адрес.

— Куда вы меня везете? — осведомилась Ольга.

— К себе домой, — был ответ.

Брови девушки гневно поползли вверх. В глазах — ярость. Ольга сделала попытку выпрыгнуть из экипажа.

— Постойте, княжна! Вы усомнились в моей порядочности. Позвольте оправдаться. Я сдам вас на руки своей квартирной хозяйке, а сам отправлюсь ночевать к товарищу. Вам необходимо отдохнуть, подкрепиться немного, осмыслить свое положение и обдумать, что делать дальше. Я думаю, что вам необходимо переодеться в платье простолюдинки. Так будет безопаснее. Я рано утром отправлюсь на толкучку и постараюсь достать все необходимое. Кроме того, вы обещали рассказать мне, как очутились в Петрограде и каковы ваши ближайшие планы.

Сергея представил Ольгу квартирной хозяйке в качестве своей сестры. Он попросил позаботиться о ней, пока найдет подходящее жилье. У хозяйки не возникло никаких сомнений, так как она знала, что Сергей ждет приезда сестры. Сам же он отправился к любезнейшей Домне Матвеевне, зная, что там ему не откажут в крове и помощи. Здесь он нашел не только приют и ужин, — Домна Матвеевна любезно предложила сходить на толкучку и подобрать все необходимое для Ольги.

— Не холостяцкое это дело выбирать исподнее для девицы, — отрезала она.

Утром, захватив приготовленный спозаранку узелок для Ольги, он отправился домой. Ольга завтракала и пригласила Сергея к столу.

— Расскажите же мне, наконец, что с вами случилось, и зачем вы покинули безопасное место, рискуя свободой и даже жизнью.

— Я не смогла оставаться в Гельсингфорсе, зная, что мой отец в смертельной опасности. Я не знала, смогу ли я помочь ему и чем смогу, но оставаться в неведении относительно его судьбы было выше моих сил. Несмотря на слезы и мольбы моей мамы, я села в поезд, приехала в Петроград и попала в дом с черного хода всего за полчаса до того, как здание было оцеплено. Здесь Петр Степанович сказал мне, что отец внезапно покинул столицу несколько дней тому назад, не оставив никаких распоряжений и не сообщив о своих планах. Остальное вы знаете.

— Что же вы намерены предпринять?

— По дороге в Финляндию фон Крюгер заехал в свое имение и поручил своему управляющему следовать за нами и помочь мне и моей семье в случае необходимости. Самого его ждали неотложные дела в Швеции. Этот человек сопровождал меня сюда и будет ждать на вокзале. Я возвращаюсь в Гельсингфорс.

Принесенный Сергеем узелок лежал на полу, ярко освещенный солнцем, лучи которого проникали сквозь широкое окно. Ольга склонилась над ним. В разрезе ее блузки ярко блеснул голубоватый луч огромного бриллианта. «Не только ради отца ты вернулась сюда», — подумал Сергей.

Сергей усадил в пролетку извозчика Ольгу и хотел усесться рядом. Но она бурно запротестовала.

— Я надеюсь, вы не хотите окончательно поссорить меня с Александром Людвиговичем и с моим отцом! Они категорически запретили мне видеться с вами. Я не хочу, чтобы мой провожатый доложил Александру Людвиговичу, что я нарушила их запрет. Не обижайтесь, Сережа. Я не могу иначе. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Я никогда вас не забуду. Мне кажется, что наши милые посиделки в зимнем саду останутся в моей памяти как самое беззаботное и счастливое время. Прощайте. Позвольте мне поцеловать вас, — и, не дожидаясь ответа, она встала на цыпочки и коснулась губами его щеки.

Он все еще пытался доказать ей опасность путешествия, настаивал, чтобы проводить хотя бы до вокзала, но все напрасно. Княжна настояла на своем. Сергей смотрел вслед удаляющейся пролетке, которая увозила от него существо из другого мира, чужую невесту, и чувствовал, что теряет нечто невыразимо дорогое.

 

Глава 4.

ЭРМИТАЖ

Все сломалось в жизни Муралова. Работу по реставрации портретов он потерял. Эскиз к начатой картине не закончен и судьба его неизвестна. Найти новое занятие сейчас, когда все вокруг ломалось и рушилось, просто нереально. Подавленный, растерянный, небритый и неряшливо одетый Сергей бродил по городу в поисках хоть какой-нибудь работы и пропитания. Возможно, он погиб бы от голода и неустроенности, если бы не его сестра Катя. Несмотря на полный паралич хозяйственной деятельности в столице, телефонная связь работала исправно. Многие опытные телефонистки покинули свои рабочие места, и Кате приходилось работать по полторы-две смены. Она получала дополнительный продовольственный паек, которым делилась с братом. В это трудное время Катя решила, что им лучше объединить хозяйство. Ей удалось найти маленькую, но очень удобную квартирку, где они поселились с Сергеем. В квартирке были две спальни, небольшая общая гостиная и кухня.

Однажды на Невском проспекте Сергей нос к носу столкнулся с Кириллом Шумиловым. Тот сначала не узнал однокашника в опустившемся жалком бродяге, а когда узнал — страшно обрадовался.

— Послушай, Сергей! Я повсюду тебя ищу. Ты мне очень нужен. В Эрмитаже собираются создать небольшую реставрационную мастерскую, и нужны хорошие специалисты. Зная, что ты набил руку у Запрудского, я рекомендовал тебя. Ты, не откладывая дела в долгий ящик, зайди в секретариат директора Эрмитажа Бенуа, там есть распоряжение на твой счет.

Сергей мгновенно просиял:

— Неужели и впрямь настоящая работа? Я пойду туда немедленно!

Кирилл критически осмотрел фигуру Сергея:

— Ни в коем случае. Отправляйся домой, отмойся, побрейся, почистись, выглади брюки и приобрети вид, хотя бы отдаленно напоминающий цивилизованный. И вообще, как ты, способный молодой художник, в такое замечательное время, когда так много захватывающе интересной работы, можешь слоняться без дела? Я вот рекомендовал тебя в комиссию, которая будет отбирать экспонаты Эрмитажа, не представляющие особой художественной ценности, для продажи за рубеж. Надо же пополнить государственную казну, чтобы страна могла выжить.

Через несколько дней Сергей был зачислен в штат Эрмитажа на должность руководителя реставрационной мастерской по отделу живописи. Ему надлежало в первую очередь заняться организационной работой — отремонтировать помещение, подобрать специалистов, приобрести химикалии и инструмент, выявить полотна, нуждающиеся в немедленной реставрации, и многое другое. Сергей радостно и вдохновенно окунулся в работу, оставляя себе время только на сон. Вскоре мастерская начала работать. Шел год за годом, но вот однажды Сергея вызвал директор Эрмитажа.

— Сергей Дмитриевич! У меня есть для вас не совсем обычное поручение. К нам обратился архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений с просьбой отреставрировать чудотворную икону Знамения Пресвятой Богородицы. Икона эта имеет интересную историю. Перед самой Февральской революцией императрица Александра Федоровна посетила Новгородский Десятинный монастырь, где ей была вручена особо почитаемая икона, та самая, о которой идет речь. Императрица была предупреждена, что она ни в коем случае не должна расставаться с иконой, но ослушалась. Во время похорон Григория Распутина икона была положена в его могилу. После Февральской революции могила была вскрыта, и икону вынули. Далее ее судьба туманна, но, в конце концов, какой-то доброхот, пожелавший остаться неизвестным, выкупил икону у частного владельца и вернул Новгородскому Десятинному монастырю его святыню. Но пребывание в земле и у разных лиц в условиях, непригодных для хранения, сильно повредили икону. Она нуждается в срочной реставрации. Сейчас очень много работы, и нам нелегко будет обойтись без вас, но архимандриту тоже отказать трудно. Тем более, все расходы берет на себя церковь. Поезжайте, выполните эту работу и поскорей возвращайтесь назад.

Муралов был раздосадован: организация реставрационной мастерской требовала его личного участия; приходилось оставить работу над полотном, которую он рассчитывал закончить к выставке; да и не хотелось оставлять сестру одну в столь тревожное время: все еще продолжалась Гражданская война, Красная Армия вела тяжелые бои с поляками. Но спорить и отказываться было невозможно. Он наскоро собрался в дорогу, попросив Николая Мокрухина в случае надобности помочь сестре во время его командировки.

— Ты мог бы и не просить меня об этом. Само собой разумеется, что я Екатерину Дмитриевну никому в обиду не дам, — заверил Николай.

 

Глава 5. ДЕСЯТИННЫЙ МОНАСТЫРЬ

Ранним утром Сергей шел по влажной от росы дорожке вдоль Волхова. В зарослях кустарника щелкали соловьи. Свежий ветерок шевелил волосы на непокрытой голове молодого художника. Шел он не торопясь, вдыхая утреннюю прохладу и слушая пение птиц. Вдруг Сергей услышал, что сзади кто-то торопливо догоняет его. Оглянувшись, он увидел странное существо, которое изо всех сил спешило следом. Маленькая фигурка — девочка-подросток в рваной грязной одежде, босиком, с котомкой за плечами. В грязных ручонках она держала высокий посох в виде креста. Ноги были покрыты цыпками, в нечесаных волосах, выбившихся из-под выцветшего платка, белели гниды.

— Здравствуйте, дядя! Вы в женский монастырь идете? Я тоже туда иду. Меня Тасей зовут. Анастасия, значит. Анастасия — это Воскресение.

— А зачем ты туда идешь? На богомолье? — спросил Сергей.

— Не совсем. Хотя это тоже. Мне Мама велела идти в Десятинный монастырь поклониться ее иконе Знамения Пресвятой Богородицы и быть при ней, пока Она меня не отпустит.

— А где твоя мама? И почему она отпустила тебя одну?

— Моя Мама — на небе. Она не только моя мама, но и Мама Господа. И я не одна. Мама всегда со мной. Вот и сейчас Она со мной, Она меня охраняет.

«Блаженная», — подумал Сергей. За вопросами да разговорами показались купола храма Десятинного монастыря, отражающиеся в водах величественной реки. Подойдя к воротам монастыря, Муралов был поражен увиденным: поверх высокой каменной ограды была натянута в несколько рядов колючая железная проволока. Крепкие дубовые ворота были снабжены массивными засовами.

По прибытии Муралов был тотчас принят матушкой-игуменьей, сухонькой пожилой женщиной с темным, как бы пергаментным иконописным лицом.

Представившись, Сергей не утерпел спросить:

— А что это у вас монастырь как крепость в осаде? Все затянуто колючей проволокой.

— Да вот, пришлось принимать крутые меры. Рядом у нас находится воинская часть, какие-то они там эксперименты проводят, взрывают что-то. От тех взрывов у нас стекла дрожат и лопаются. Так красноармейцы из той части повадились наведываться через ограду к сестрам-монахиням. Девушки очень пугаются, но, к сожалению, не все. В прошлом году эти вояки увели-таки у нас двух сестер-белиц, которые готовы были принять постриг. Я обращалась в местные Советы, в органы милиции — все напрасно. Говорят — армия не их компетенция. Ходила я и командиру их воинской части. Он обещал помочь, хотя успех не гарантировал: говорит, дело молодое, горячее. Вот и пришлось забаррикадироваться от соседей.

В этот момент, извинившись за вторжение, вошла одна из монахинь и спросила:

— Матушка, пришла паломница, хочет остаться при монастыре. Но уж больно грязна и обовшивлена.

— Истопите баню, отмойте ее хорошенько, прокипятите все ее вещи, найдите что-нибудь из одежды и обуви, покормите и обогрейте, дайте приют на три дня. Больше держать паломников у нас нет возможности. Ступайте, сестра, у нас тут дела поважнее. Кстати, попросите принести икону Знамения Пресвятой Богородицы. А пока решим вопросы вашего бытового устройства. Прежде всего, мастерская и жилье. Жить в городской гостинице — далеко, да и грязно там — клопы заедят. Я думаю, вам удобнее будет жить в монастырской гостинице, где мы вам выделим отдельную комнату. Там очень скромно, зато чисто и не надо тратить время на дорогу и деньги за постой. С мастерской несколько сложнее. Нам не хотелось бы выносить нашу святыню за пределы монастыря. Поэтому я распорядилась подготовить помещение, которое раньше занимал наш конюх. У нас была большая конюшня, а сейчас осталась одна кобылка, с которой вполне справляется одна из сестер. Помещение светлое, довольно просторное, в стороне от сестринского корпуса. С питанием — я думаю, вас устроит питание в нашей гостевой трапезной. Монастырская еда скромная, но по нынешним голодным временам не такая уж и плохая: свежие молочные продукты и яйца (мы держим коров и кур), свежие овощи — сами выращиваем. За молоко и творог вымениваем у местных рыбаков рыбу. Кое-что вы сможете купить на рынке в Новгороде.

Муралов был вполне удовлетворен предложениями игуменьи. Он хотел уже поблагодарить ее за хлопоты, но в этот момент внесли икону, и слова застряли у него в горле. Он оцепенел от неожиданности.

 

Глава 6. СЕСТРА ЕВПРАКСИЯ

Икона, размером примерно тридцать на сорок сантиметров, была оправлена в позолоченную ризу, с огромным бриллиантом голубоватой воды, окруженным витиеватой вязью восточного рисунка из тонкой крученой золотой проволоки, в котором он тотчас узнал талисман семьи Запрудских. Сергей никогда не видел вещь в натуре, но художник Танеев на портрете Ольги столь тщательно изобразил бриллиант, что у Муралова не было никаких сомнений, что это именно она. К тому же вещь была настолько уникальна, что предположение о дубликате не могло возникнуть. В последний раз он видел бриллиант, мелькнувший в разрезе платья Ольги. С тревогой и болью Сергей подумал о том, как, при какой цепи событий могла эта вещь переместиться с шейки ее владелицы на эту икону. Где теперь Ольга, что с ней? Раньше Сергей был уверен, что она добралась в Гельсингфорс к своим родным. Но, видимо, это не так. Теперь Сергей с ужасом думал: жива ли княжна, если жива, нуждается ли в помощи? Ну зачем он не настоял на том, чтобы проводить ее до поезда!

Немного опомнившись, Сергей решил осторожно, исподволь выяснить, что матушке известно о судьбе Ольги.

— Какое изумительное убранство окружает икону. Судя по рисунку оправы бриллианта, оно явно имеет восточное происхождение, — начал он речь издалека.

— Вы правы, но этот бриллиант свыше сотни лет хранился в старинной знатной семье и пожалован нам его владелицей, пожелавшей стать нашей послушницей.

— И давно это случилось?

—Да нет, всего несколько лет назад. Всемилостивейшая Богородица привела к нам эту девушку и сотворила великое благо для нашего монастыря. У сестры Евпраксии чудесное, теплое, сочное контральто, она хорошо знает нотную грамоту, у нее прекрасные педагогические и организаторские способности. Мы поручили ей исполнять обязанности регентши, и она так хорошо с этими обязанностями справляется, что наш хор зазвучал по-новому. К нам теперь увеличился поток прихожан. Приходят не только из Новгорода. Приезжают из Пскова, из Ростова Великого и даже из Питера. Как только она примет постриг, мы ее официально назначим регентшей.

— Вы так увлекательно рассказали о своем хоре, что мне захотелось скорее его послушать.

— Приходите на утреннюю службу, если сумеете встать пораньше. Она у нас начинается в пять часов.

— Ну что ж, попробую не проспать. А сейчас — приступим к делу, — заключил Сергей.

Даже беглый осмотр показал, что икона находится в плачевном состоянии. От пребывания в земле сгнили некоторые участки древесины, краска кое-где осыпалась, обнажая грунтовку. Проще было бы просто переписать икону заново. Муралов понял, что быстро закончить работу ему не удастся. Первое, что он попросил, — это снять с иконы оклад, так как, во-первых, это необходимо для работы, а во-вторых, он не хотел отвечать за сохранность бесценной ризы. Затем он предупредил игуменью, что икона в столь плохом состоянии, что потребует очень много времени на реставрацию. Игуменья заверила Муралова, что архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений знает это и соответствующие расходы у него предусмотрены. Затем они расстались, так как Сергей был приглашен в трапезную, а затем монахини показали ему гостиницу и мастерскую. Помня, что ему надо встать до рассвета, Сергей лег спать пораньше, попросив служку разбудить его в четыре часа утра.

Майским утром светает рано. В предрассветном сумраке он стоял у тропы, ведущей к храму, скрывшись за кустом боярышника. И вот на тропе показалась одинокая фигура. Еще не видя лица, он сразу узнал княжну. Бесформенные черные одежды не могли скрыть от него ни стати, ни характерного наклона головы, ни такого знакомого ему рисунка шеи и плеч, а эту стремительную легкую походку невозможно было спутать ни с чьей другой. Сергей вышел из-за кустарника. Увидев впереди мужскую фигуру, княжна шарахнулась в сторону, а Сергей молча шел ей навстречу. Наконец Ольга увидела его лицо и узнала. Не сдерживая крика удивления и радости, она побежала навстречу ему; еще секунда — и она бы бросилась ему на шею. Но какая-то сила — воспитание, традиции, осторожность — мгновенно остановили княжну в шаге от его груди.

— Сережа, Сереженька! — кричала она, плача и смеясь одновременно. — Если бы ты знал, как я молилась Божьей Матери, как я умоляла, чтобы она привела тебя ко мне! Я понимала, что это невозможно, ну нечего тебе делать в этом монастыре. И все же я знаю, что если очень-очень хотеть, так хотеть, что готов все отдать, то это непременно исполнится. Как ты оказался здесь?

— Меня привела сюда икона Знамения Пресвятой Богородицы.

— Вот видишь, именно этой чудотворной иконе я молилась, чтобы она привела тебя ко мне. Разве это не чудо?

— Как вы попали сюда, Ольга?

— Потом, потом. Сейчас не об этом. Нам многое надо обсудить и решить, — торопливо говорила она, как бы боясь, что ее перебьют, и она не успеет высказать самое важное.

В этот момент на тропе появились несколько темных фигур монахинь, идущих к храму.

— Завтра здесь же, — шепнула она и бросилась дальше по тропинке к храму, а он скрылся в ветвях боярышника.

Стоя в храме и слушая хор, Сергей вычленил из многих голосов ее богатое контральто. Он был оглушен, потрясен тем, что только что произошло. Вернувшись в гостиницу и начиная приходить в себя, он решил, что должен увезти Ольгу с собой в Петроград. Однако пока Сергей никак не мог решить, как ему поступить. Казалось бы, это нужно сделать немедленно, но тогда он теряет работу в Эрмитаже и остается без средств к существованию. Либо надо возможно скорее закончить реставрацию иконы и только после этого уезжать в Петроград. Но захочет ли Ольга и, главное, сможет ли он откладывать надолго свое счастье? И, наконец, должен ли он после всего, что сказала Ольга, завтра же сделать ей предложение? За работу Сергей так и не взялся. В сомнениях и метаниях прошел весь день.

И вот он снова у знакомого куста боярышника. Бешено забилось сердце, — вот и она показалась за поворотом. Можно ли будет им поговорить? Увы, вдали показались еще несколько монахинь. Быстро, проходя мимо боярышника, княжна сунула Сергею в руку какую- то бумажку и, не останавливаясь и не оборачиваясь, удалилась к храму.

Он не пошел в храм на службу, а помчался в гостиницу, прижимая к груди свое сокровище.

Вот что было там написано:

«Сережа!

Зная твое дружеское участие в моей судьбе, я отваживаюсь просить тебя о помощи. Я не могу и не хочу оставаться долее в монастыре, где мне придется принять постриг, но идти отсюда мне некуда. Я так сильно хотела тебя видеть, потому что только ты способен выполнить мою просьбу. Я прошу тебя найти способ сообщить Александру Людвиговичу о моем местопребывании и передать ему мою просьбу забрать меня из монастыря и переправить в Финляндию или Швецию. Я знаю, что это трудно, но это единственная моя надежда!»

Подписи не было.

Трудно представить отчаяние Сергея. Горечь и досада душили его. Как он мог услышать в словах Ольги что-то лестное для себя? Как он смел надеяться, что эта чудная девушка, чужая невеста, полюбит его? Он бросился на кровать лицом в подушку и пролежал так до вечера без еды и питья. Но мысль о ее просьбе заставила сосредоточиться и искать решение. Ну и задачку ему подкинули! Каким образом ему удастся разыскать в Швеции барона Крюгера и передать ему просьбу Ольги? Он не видел путей сделать это. Но ведь она так просила... Она так надеялась, что он придет и спасет ее... Надо ехать в Петроград и там искать лазейки. Но раньше надо бы обстоятельно поговорить с Ольгой. Ранним утром следующего дня он опять ждал у своего боярышника.

— Ольга, мне надо поговорить с вами. Как это можно устроить?

— Мне разрешают иногда выходить в город. Мне платят за работу в школе небольшие деньги, и я имею возможность купить на рынке что-нибудь, чтобы скрасить суровую монастырскую трапезу. Я буду завтра в два часа дня у входа на рынок. Не опаздывайте.

Сергей пришел заранее и долго переминался с ноги на ногу, пока увидел ее. Княжна не вошла на территорию рынка, а пошла вдоль забора к группе деревьев и кустарников неподалеку. Он молча последовал за ней.

— Ольга, я думаю, вы понимаете, какое сложное и рискованное предприятие вы мне поручаете. Пока я даже не знаю, как приступиться к нему. Но я хочу вас заверить, что сделаю все, что в моих силах и даже свыше их, чтобы выполнить вашу просьбу. Мне надо будет уехать на время в Петроград и там искать решение проблемы. Сколько это потребует времени — я не знаю. А теперь я хотел бы воспользоваться этой встречей, чтобы узнать, как вы попали в этот монастырь.

— Хорошо, я расскажу тебе, но только в самых общих чертах, потому что мне пора возвращаться.

Когда я приехала на вокзал, он был занят солдатами и матросами, творился невообразимый хаос, поезда не шли, администрация сбежала. Все попытки найти моего провожатого успехом не увенчались. Я ждала его три дня, ночуя в подъезде одного из ближайших домов. Наконец, выбившись из сил и отчаявшись уехать в Финляндию, я решила попробовать добраться до нашего имения в Новгородской губернии. Там остался единственный близкий мне человек — моя няня. Как я пробиралась до наших Лужков говорить долго, а вспоминать страшно. Короче, я добралась до имения и нашла его разграбленным, господский дом спалили, а о судьбе няни узнать не удалось. Я, грязная, голодная, оборванная, теряла последние силы, когда ко мне подошла какая-то сердобольная старушка и сказала: «Пойдем, детка, со мной. Я иду в женский монастырь, там нам на три дня дадут кров и еду. Мы отдохнем, отогреемся, отмоемся и подумаем, что делать дальше». После того ужаса, который я пережила по дороге, жизнь в монастыре показалась мне раем. Но три дня пролетели как миг, — и вот я должна снова скитаться. Я попросилась к матушке-игуменье, я отдала ей мой талисман и получила разрешение остаться в монастыре. Но постепенно то, что, на грани жизни и смерти казалось раем, превратилось в унылые однообразные будни. Единственная отрада — это моя школа. Еще до революции одна монастырская старица с благословения матушки-игуменьи организовала школу для бедных девочек. Школа сохранилась и при Советах, только теперь там учатся и мальчики. Я там преподаю русский язык, литературу и математику. Ежедневно с девяти до тринадцати часов. Среди моих учеников есть очень способные ребятишки. Прости, Сергей, больше не могу, мне надо возвращаться.

— Одну минутку. Напрашивается вопрос: почему вы, не встретив своего провожатого, не вернулись ко мне? Разве я не заслужил ваше доверие?

— О, это было бы счастьем, если бы мне удалось вернуться к тебе. Но ты же помнишь, как это было? Ты привез меня в экипаже, я была так напугана и взволнована, что не следила за дорогой. К тому же было темно, а улицы не освещены. А когда я уезжала на вокзал, я ведь попрощалась с тобой навсегда, и тем более не следила за дорогой, в мыслях видя себя уже в Финляндии. Короче, я не знала твоего адреса, не знала даже, в каком районе Петрограда находится твой дом. И спросить было негде, — все учреждения закрыты.

Последние слова она произнесла скороговоркой, торопливо покидая место встречи.

 

Глава 7. ТАСЯ

Сергей посетил игуменью, чтобы объяснить ей причины своего отъезда. Он сослался на глубокие повреждения иконы и на необходимость в связи с этим проконсультироваться со своим учителем и наставником, а также приобрести недостающие химикалии и инструменты.

— Сын мой, — сказала матушка, я понимаю твою нужду, но прошу тебя, не задерживайся. Отсутствие чудотворной иконы в храме печалит души верующих.

Сергей только было начал уверять игуменью, что вернется возможно скорее, как вдруг дверь отворилась и буквально ввалилась взволнованная старица Марфа, исполняющая в монастыре послушание келарши.

— Простите, матушка, за вольность, но мне срочно требуется ваше благословение. Тяжело заболела сестра Капитолина и не может доить коров. Другие сестры без нее не справляются.

— Так чем же я-то могу помочь?

— Оказывается, умеет доить паломница Анастасия. Благословите, матушка, оставить ее в монастыре.

— Как, разве она еще здесь? Ведь разрешенные ей три дня давно прошли!

— Простите, матушка, за ослушание, но мы ничего с ней не могли поделать. Она на землю ложилась, за кусты цеплялась, кричала, что ей Мама велела быть при иконе Знамения и пока ее не отпустила. «Мамой» она Пресвятую Богородицу называет. Все же мы ее выдворили за ворота, так она так у ворот и осталась, а наутро, когда пришли новые паломники, она снова очутилась в монастыре. И так несколько раз. Благословите оставить ее в монастыре, пусть коров доит. Нет у нас другого выхода.

— Хорошо, — сказала, подумав, игуменья, — пусть доит до тех пор, пока не поправится сестра Капитолина.

* * *

Вернувшись в Петроград, Сергей, не заходя домой, отправился искать Николая Мокрухина и нашел его в его мастерской в издательстве. Друзья сердечно обнялись. Сергей попросил Николая коротко обрисовать положение дел в Питере. Обстановка была тревожная. Николай коротко рассказал и о Кронштадтском мятеже, и о страшной засухе и голоде в Поволжье, и о переезде столицы в Москву, и о голодном пайке в Петрограде, и о многом другом. Но культурная жизнь била ключом. «В столицах шум, кричат витии» — Маяковский, Есенин, Бальмонт, Брюсов, Северянин. Успешно прошли несколько художественных выставок.

Намечен план электрификации всей России как основы ее будущего экономического роста. Пришли первые пароходы с грузами и пассажирами из иностранных государств, в том числе из Швеции. Последнее обстоятельство особенно заинтересовало Муралова. Он объяснил другу цель своего приезда в Петербург и своего к нему визита.

— Как ты думаешь, Коля, не привлечь ли нам для выполнения просьбы Ольги... Шумилова? У него такие обширные связи...

— Ни в коем случае! Ты думаешь, что говоришь? Ведь этот человек — фанат служения идее. Я тут на днях встретил его, поговорили о том, о сем. Я его и спрашиваю: а как твои родители? Посуровел. Они, оказывается, арестованы. Как же так, говорю я, ведь тебе ничего не стоило похлопотать за них, на их деньги ты возил в Россию нелегальную литературу, а он говорит: «Они — представители класса эксплуататоров и должны разделить судьбу своего класса». Так что если ты только заикнешься о судьбе Ольги, то о ней сразу станет известно в ЧК, с непредсказуемыми последствиями, и вместо помощи ты окажешь ей медвежью услугу. Не будем торопиться, надо хорошенько все обдумать и просчитать. Сделаем так: приходи-ка ты сегодня к нам с маменькой, посидим, чайку попьем. Может, что умное и придумаем.

На том они и расстались. Муралов на пару часов заскочил в Эрмитаж, посмотрел, как идут дела в становлении реставрационной мастерской, и был несколько раздосадован тем, что дела идут без него совсем неплохо. Дома Катю не застал. На ее рабочем столе нашел кипы каких-то книг с мудреными названиями. Оставив ей записку, он поспешил к Мокрухиным.

Милейшая Домна Матвеевна заключила его в свои объятия и, несмотря на голодное время, напоила чаем с сахарином и с пирожками из ржаной муки с морковкой и капустой. Проголодавшемуся Сергею это угощение показалось царским.

В результате посиделок друзья выработали детальный план действий. Во-первых, надо попытаться связаться с членами экипажей пароходов, прибывающих из Швеции, и вручить им послание к Крюгеру. Дать им понять, что богатый Крюгер отблагодарит посланца за сведения о своей невесте. Эту часть плана должен выполнить Сергей, соблюдая всяческую осторожность, чтобы не навлечь на себя подозрение в шпионаже. Во-вторых, в следующем году намечается в Швеции выставка иллюстраций к детской литературе, в которой должна принять участие и Россия. Одним из предполагаемых участников заявлен и Мокрухин. Сейчас идет активная подготовка к выставке, подбор участников и экспонатов. Николай предложил взять на себя визит в консульство с целью якобы уточнить некоторые нюансы упаковки, хранения и обеспечения сохранности экспонатов, а в действительности — поговорить с консулом и убедить его помочь несчастным влюбленным обрести свое счастье, сочинив при этом душещипательную романтическую историю. Здесь тоже огромный риск: консул может заподозрить провокацию и обратиться к властям.

Если эти планы не сработают, а их участники все еще останутся на свободе, тогда будет задействован третий вариант. Придется дождаться времени, когда Финский залив покроется льдом, — и идти пешком от Кронштадта в Финляндию. Перебрался же таким путем в Финляндию Ленин. И мятежные кронштадтские моряки тоже недавно проделали этот путь. Этот вариант взял на себя Сергей. Здесь тоже остается риск быть захваченным пограничниками. В Гельсингфорсе надо будет разыскать семью Ольги, а те уже найдут способ передать известие Крюгеру.

И, наконец, если Сергей все же будет захвачен пограничниками, остается самый последний, самый надежный и безопасный вариант, но, к сожалению, слишком дальнего прицела — это участие Мокрухина в выставке иллюстраций к детским книгам в Швеции.

Все варианты, кроме последнего, были рискованны, грозили потерей свободы, а то и жизни, но друзья были молоды, азартны и верили в свою звезду. Сергей стал было прощаться, когда Николай схватил его за рукав и силой заставил остаться.

— Маменька! Заверните пирожков для Екатерины Дмитриевны! Она, бедняжка, сегодня после курсов поздно придет, уставшая, голодная, вот пирожки ей и будут кстати. Трудно ей, бедной, приходится: после дежурства, не отдохнув, надо бежать на другой конец города на занятия, а трамваи не всегда ходят. Ей в дни дежурства приходится пропускать лекции, а потом переписывать конспекты у сокурсников. Так я решил хотя бы в этом ей помочь: когда она дежурит, хожу на лекции и записываю конспекты. Чтобы нам пойти куда-нибудь в театр или на концерт или, скажем, на какие-нибудь публичные чтения, очень трудно выкраивать время, но мы стараемся не пропускать самое главное.

Сергей мысленно отметил часто повторяющееся «мы», «нам», относящееся к Кате. «Надо будет с этим детально разобраться», — подумал он.

Вернувшись домой, Сергей рухнул в постель, и теплая темная река накрыла его с головой — он заснул мгновенно, без чувств и сновидений. Сквозь сон он почувствовал, как теплые мягкие губы сестры коснулись его лба, — и снова заснул. Утром он не застал Катю: та умчалась на дежурство, захватив с собой вчерашние пирожки и оставив ему на плите пшенную кашу.

Сергей поспешил в порт узнать время прибытия пароходов из Швеции. Оказалось, что ближайший пароход прибывает через три дня. Оставшееся время он решил посвятить, кроме реставрационной мастерской, розыску своего учителя Ивана Илларионовича Куницина, для того чтобы посоветоваться с ним о технике реставрации иконы, в особенности на участке, где повреждена древесина.

Нашел он его дома, в квартире на Петроградской стороне. Реставрационные работы в Ораниенбауме были прекращены за отсутствием средств, работу пришлось бросить незаконченной, старик чувствовал свою ненужность и совсем пал духом. Теперь Иван Илларионович вынашивал мысль покинуть страну и поискать применения своим знаниям и опыту где-нибудь за рубежом. Тем не менее, увидев Муралова, он очень ему обрадовался. С увлечением стали они обсуждать технологию реставрации иконы — профессиональная

+++

жилка дала себя знать. Но когда интересная тема была исчерпана, старик стал жаловаться на свою судьбу и признался, что собирается покинуть родину.

— Знаешь, Сережа, нечего мне делать в этой стране, где умеют только ломать, где не ценят красоту, созданную поколениями наших соотечественников. Ты хочешь сказать, что все еще наладится, что надо немного подождать. Но у меня нет времени. Пока руки не трясутся и голова свежа, надо найти применение знаниям и опыту, иначе они пропадут невостребованными. По секрету скажу, что художник Константин Алексеевич Коровин собирается эмигрировать в Париж, а я хочу составить ему компанию. Присоединяйся к нам. Ты молод, талантлив, ты легко сделаешь карьеру там, где люди умеют ценить прекрасное.

— Спасибо, Иван Илларионыч, и за приглашение, и за оценку. Но здесь у меня интересная работа, перспектива роста, здесь вся моя семья — отец, мать, сестра, друзья, наконец. Я не могу все это бросить. Я остаюсь здесь и буду, чем могу, способствовать становлению России.

— Может быть, кроме семьи и друзей, тебя кто-то еще здесь держит?

— Да нет, Иван Илларионыч, с этим не случилось.

— Ну, как знаешь. Одно прошу: о наших эмиграционных планах не проговорись. Ну, прощай, не поминай лихом.

Ранним утром следующего дня Сергей прогуливался вдоль набережной грузового порта, ожидая прибытия парохода. Пароход прибыл вовремя, однако Сергею пришлось ждать несколько часов окончания всех таможенных процедур, после которых команде было разрешено сойти на берег. Очень скоро с помощью ломаного английского ему удалось договориться с одним из матросов и передать ему послание.

Сложнее оказалось Николаю. Ему удалось посетить консульство, однако встретивший его чиновник категорически отказался передать послание Крюгеру, прозрачно намекая, что не устраивает способ расчета: ведь компенсацию получит не он, а кто-то другой. Когда Николай уже покидал кабинет, чиновник вдруг окликнул его и сказал: «Зайдите в соседний кабинет. Супруга моего коллеги на днях уезжает в Швецию. Думаю, ей не составит труда выполнить поручение, да и деньги ей пригодятся». Таким образом, и Николаю удалось выполнить свою часть задачи.

Вернувшись в монастырь, Муралов сообщил Ольге об успехах и плотно засел за работу. Дело спорилось, реставрация продвигалась быстро. Все чаще его стала посещать незваная посетительница: почти каждый день после утренней .дойки коров появлялась Тася, устраивалась где-нибудь в уголке и начинала допрашивать Сергея.

— Дядя, — говорила она, — и зачем ты делаешь иконе больно?

— Я ее реставрирую, лечу.

— Но ведь ей больно! Я слышу, как она плачет!

— Тебе когда-нибудь делали укол или разрезали нарыв?

— Нет, не приходилось, но я видела, как это делал доктор в лазарете для раненых солдат.

— Им было больно?

— Да, очень.

— Но доктор это делал не потому, что он злой человек, а затем, чтобы вылечить больного. Вот и я лечу больную икону, чтобы она стала здоровой и красивой.

— А куда ты девал оклад с этой иконы?

— Оклад не нужно реставрировать, он не пострадал, поэтому его унесла старица Марфа и спрятала в ризнице. Там он будет в большей сохранности.

— Странно... — немного помолчав, сказала Тася. — Железку прячешь, чтобы не украли, а чудо-икону иногда оставляешь на столе без присмотра.

Он с удивлением посмотрел на девочку. Та сидела молча, глубоко задумавшись. Профессиональная привычка художника-портретиста заставила вглядеться в каждую черточку ее лица.

Странное это было лицо. Нижняя его часть, особенно рот с идиотской улыбкой, являл все признаки душевного расстройства, но верхняя часть не была лишена некоторой приятности. Высокий чистый лоб, маленький ровный нос и особенно глаза были, безусловно, хороши. Глаза Таси, как правило, были опущены долу. Но в те редкие минуты, когда она поднимала их, взгляд был острым, пронизывающим, буравящим, оценивающим. Лицо это напоминало коллаж, составленный из двух несопоставимых картинок.

Так как вопросы Таси иссякли, Сергей сам начал задавать ей вопросы.

— Ay тебя родные есть?

— У меня есть Мама.

— Ну, хорошо, а кроме «мамы» есть кто еще?

—Не знаю. Не помню.

— А откуда ты пришла в этот монастырь?

— Из Киево-Печерской лавры.

— Ого! Это сколько же ты дней шла?

— Дней тридцать, может больше.

— И где же ты ночевала?

— Найду ямку, положу кулачок под щеку, свернусь калачиком — так сладко спится с устатку.

— Так ведь холодно и сыро!

— Ничего, солнышко встанет, обогреет, высушит.

— Ну, а если, к примеру, дождь?

— Можно в стоге сена спрятаться или у добрых людей попроситься на ночлег. Всегда пустят или на сеновал или в сенях постелют, а бывает, даже в горницу пригласят.

— А что же ты ела?

— Добрые люди не дадут с голоду пропасть: кто яблочко подаст, кто яичко, а кто и хлеба кусок вынесет.

— А куда ты теперь подашься?

— Сейчас я никуда отсюда не уйду, пока Мама не отпустит. А вообще у меня есть задумка дойти до Селигерских монастырей.

— Тася! У тебя очень интересное лицо. Можно, я напишу твой портрет?

Бросив на него острый, пронизывающий взгляд, идиотски хихикнув, девочка опрометью выскочила за дверь. Больше она в мастерскую не приходила.

Но вскоре появился новый визитер. Это был представитель местной власти, солдатский депутат, с палочкой после ранения. Говорил он на невероятной смеси русской и украинской речи, какой пользуются жители юга России. Вот на этой-то смеси он и объяснил Сергею цель своего прихода. В особнячке какого-то купца решили организовать клуб для трудящихся района. В клубе должны были работать различные кружки. Прослышав, что в монастыре работает «акадэмик живописи», он загорелся мыслью привлечь того к руководству кружком «рисования и живописи».

— У нас есть учитель рисования, або вин малюе тильки акварелью, а маслом не може.

— Ну что же, я думаю, что смогу выкроить время дать несколько уроков живописи вашим ребятишкам.

— Та ни, не тильки робята, есть одна людына — вин у нас малюе декорации к спектаклям, вин просыться навчить його.

— Ну и он путь приходит.

— Есть еще одна жинка, вона малюе коврики и продаеть их на базаре. Тоже просытся навчить.

— Вот тут я, кажется, бессилен. А впрочем, пусть приходит и она.

Сергей предупредил, что сможет провести всего несколько занятий и только в вечернее время, после своей основной работы, а дальнейшей работой кружка пусть руководит их учитель рисования.

Обговорив все детали будущего сотрудничества, депутат отправился к игуменье.

— Мы тут клуб открываем, хотим русский народный хор организовать. А у вас есть одна дивчина, дуже гарно спивае и на пианино може. Учителка ваша.

— Это невозможно, — возразила игуменья. — Она послушница, а у вас в хоре и мужчины поют, да и гармонист, небось, есть.

— Ни, нема чоловиков, тильки девчата та жинки.

— Ну, все равно. Негоже будущей монахине выступать в светском хоре, тем более руководить им.

— А я думаю, негоже отказывать советской власти. Вот ваш поп попросил советскую власть починить вашу икону — и она прислала акадэмика с Петроэграда. А мы просим, чтобы ваша дивчина помогла нам организовать хор, так вы ломаетесь. Нехорошо, мать, стыдно. Я ведь для людей стараюсь.

Пришлось игуменье уступить.

— Я не знаю, согласится ли она. У нее ведь очень большая нагрузка — регентство и преподавание в школе.

Сестра Евпраксия выслушала предложение и сказала:

— Ко мне уж обращалась девушка из ближнего поселка и буквально умоляла помочь с хором. Я объясняла, что не знаю русские народные песни, но выяснилось, что и она и ее мать хорошо знакомы с местными напевами. Я обещала попробовать, если матушка благословит. Может, что и выйдет.

— О, це Марфутка, она и мне жизни не дает, требует хор собирать.

Так и решили — попробовать, а там видно будет.

Так прошел месяц. Сергей заканчивал работы по реставрации иконы, а вечерами спешил в клуб, руководить художественным кружком. Ольга по вечерам занималась со своим хором.

Весело, с песнями, шутками высыпали из клуба кружковцы и шли все вместе провожать сестру-монахиню до монастыря. Но однажды Марфутка, посмотрев на Сергея и Олю, идущих рядышком в обитель, сказала своим:

— А ну, девчата, геть по домам. У сестры Евпраксии есть провожатый. — И шепотом добавила: — Она хоть и сестра, но тоже человек. К тому же еще не пострижена. Может, что и сладится у этой парочки.

И вот Сергей и Ольга идут одни в ночной темноте по дороге к монастырю. Бабье лето на исходе. Луна еще не взошла, но темное небо усыпано звездами.

— Хотите, Оля, я покажу вам созвездия нашего северного неба?

— Хочу. Я только Медведиц и знаю.

— Вот смотрите: это Кассиопея. Похожа на латинскую букву W. А вот летит по небу огромная птица, слегка откинув назад свои крылья. Это Лебедь. А в его голове — яркая звезда Денеб. Как и люди, звезды отличаются друг от друга внешностью, нравом и судьбой. Они, как люди, рождаются, живут и умирают. Только срок их жизни неизмеримо дольше нашего. Я хочу вам дать один дельный совет, который пригодится вам в вашей будущей жизни. Ведь скоро вы уедете, выйдете замуж, станете женой, матерью, хозяйкой большого дома. Возможно, в вашей супружеской жизни возникнут какие-то временные неприятности или огорчения. Взгляните на звезды — и вы почувствуете всю мизерность ваших огорчений по сравнению с величием мироздания, — и вам станет легко и радостно.

Ольга долго шла молча, как бы обдумывая какую-то мысль. Затем, как бы решившись, она остановилась, тронув Сергея за рукав.

— Мы ведь скоро расстанемся, Сережа, но я не хочу, не могу терять тебя совсем. Давай хоть мысленно встречаться иногда.

— Как это? — не понял Сергей.

— А вот как. Давай выберем одну звезду и день и час, когда мы оба будем смотреть на нее. И наши взгляды встретятся, а мы сами как бы пошлем друг другу привет. Ты согласен? Ты не забудешь?

— Я-то не забуду, — ответил Сергей с горечью, — а вот вам скоро будет не до меня.

— Я не забуду! — воскликнула она. — Я буду помнить всегда, до конца моих дней.

«Это похоже на клятву верности», — с удивлением и восторгом подумал Сергей. Мучительно, невыносимо ему захотелось поцеловать эти губы, которые сказали такие важные слова. И только страх утратить ее доверие, страх потерять право на эти чудные прогулки наедине, которых осталось так мало, удержал его от безрассудного поступка.

Они выбрали Вегу в созвездии Лиры и договорились о сроках своих незримых встреч.

Наконец Муралов закончил реставрацию иконы Знамения Пресвятой Богородицы. Она была оправлена в драгоценный оклад с бриллиантом и водружена в храме. Этому событию было посвящено торжественное богослужение. Служил сам архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений при огромном стечении народа. Весть о возвращении чудотворной иконы привлекла прихожан не только из Новгорода, но и из окрестных сел и деревень. Икона была торжественно освящена заново.

По окончании службы старица Марфа внимательно обошла и проверила все уголки церкви и лично заперла двери храма. Рано утром, открыв двери для утреннего богослужения, пришедшие сестры с ужасом обнаружили, что чудотворная икона исчезла.

 

Глава 8. ЯСНОВИДЯЩАЯ

Матушка-игуменья пришла в большое огорчение, узнав о пропаже иконы.

Она призвала к себе Муралова и попросила его, как человека объективного, помочь отцу Кондратию, настоятелю храма, разобраться, каким образом могла исчезнуть икона. Пришлось еще раз проверить, надежно ли хранятся ключи у старицы Марфы и запасные ключи в покоях игуменьи. Оказалось, что свои ключи Марфа спрятала в несгораемый шкафчик в келье, а ключ от шкафчика висел на шнурке у нее на шее. Дверь в келью была закрыта на засов. Окно также было закрыто и не повреждено. Запасные ключи также были надежно спрятаны в сейфе в покоях игуменьи. Таким образом, никто посторонний не мог воспользоваться ключами от храма. При тщательном осмотре замков никаких царапин или повреждений не обнаружилось. Значит, не было попыток вскрыть замок отмычкой. Окна храма затянуты решетками, которые также не были повреждены. Следов подкопа или пролома стен не нашли.

О результатах Муралов и отец Кондратий доложили игуменье, причем священник твердо веровал в чудодейственный характер исчезновения иконы. Муралов, напротив, считал, что причины исчезновения материальны.

— Я обратил внимание на то, что замки новые. Их заменили недавно? — обратился он к игуменье.

— Недавно, — подтвердила она. — Мне пришлось установить новые надежные запоры, когда рядом появилась воинская часть, чтобы защитить монахинь от вторжения красноармейцев. Заодно поменяла и запоры в храме. Старые часто портились.

— А кто вам менял замки? Можно предположить, что он мог оставить себе один экземпляр ключей и воспользоваться им.

— Я обратилась за помощью к архиепископу, и он обязал настоятеля Юрьевского монастыря помочь мне. Тот прислал помощника своего келаря, мастера на все руки, который и выполнил эту работу.

— Мне кажется, что ключ к разгадке надо искать в этом направлении, — заметил Муралов.

По поручению игуменьи Муралову пришлось отправиться в Юрьевский монастырь. И вот что он выяснил. Юрьевский помощник келаря — брат Викентий уже несколько дней отсутствует в монастыре, так как занят доставкой зерна для питания монахов из соседней Псковской губернии, и до сих пор не вернулся. Тем не менее, Муралов просил настоятеля тщательно разобраться, не возвращался ли брат Викентий скрытно в прошлые сутки, объяснив ему причину своих сомнений. Вернувшись в монастырь, он доложил матушке результаты своей поездки. Тем временем, игуменья, убежденная в чудесном исчезновении иконы, благословила всем насельницам монастыря бить земные поклоны, умоляя Пресвятую Матерь Божию о прощении грехов, и наложила строгий трёхдневный пост.

На другой день нарочный из Юрьевского монастыря сообщил о возвращении брата Викентия и еще двух монахов, его сопровождавших. У послушника было неопровержимое алиби.

Еще через день произошло событие, окончательно сломившее игуменью. Администрация района прислала комиссию в составе представителей местных Советов, Красного Креста и милиции с требованием сдать все имеющиеся в монастыре ценности для закупки зерна в помощь голодающим Поволжья. Комиссия предложила сдать все добровольно, а затем произвела обыск в ризнице и алтаре и изъяла даже те предметы, без которых невозможно богослужение. Кое-как удалось отстоять кадило и потир.

Матушка слегла с тяжелым сердечным приступом.

— Конечно, бесконечно жаль церковную утварь, ее собирали насельницы монастыря в течение многих поколений, — сетовала она. — Это же святые предметы. Многие изделия — шедевры, и все это будет продано по цене лома и погибнет для истории и культуры. Но это как-то еще можно пережить, думая о том, что вещи эти помогут накормить голодных людей. Но без чудотворной иконы мы — сироты.

Монахини, покидая покои матушки, столкнулись с паломницей Тасей, которая настойчиво и уверенно пробиралась к двери.

— Стой! Ты куда это собралась? — остановила ее келейница игуменьи. — Матушка всех нас отослала, ей надо отдохнуть. Она очень больна. Ступай к себе, Анастасия. Я тебя все равно не пущу.

Но Тася, не говоря ни слова, продолжала прокладывать путь к заветной двери и буквально ворвалась в покои игуменьи.

— Матушка, — позвала она. — Мама велела мне отдать тебе икону.

— Какую икону? Что ты несешь? Ступай к себе, оставь меня в покое.

— Я принесла икону Знамения Божьей Матери — на, возьми ее, — и, вынув руку из-под фартука, она протянула ей икону.

Игуменья потеряла дар речи, не веря глазам своим. Дрожащими руками она поднесла святыню поближе к глазам, чтобы удостовериться в ее подлинности.

— Тася! — воскликнула она. — Как она оказалась у тебя?

— Мне Мама велела спрятать ее, чтобы злые люди не забрали ее у тебя.

— Ты хочешь сказать, что Пресвятая Богородица сама тебе явилась и велела уберечь икону от конфискации?

— Да, говорила.

— И ты видела Ее?

— Нет, не видела, только слышала Ее голос.

— Это чудо! Но как же тебе удалось вынести икону из церкви?

— Ну, это пустяки. Я маленькая, залезла под лавку и схоронилась. А когда все ушли и заперли двери, я и взяла икону. Ну а утром, когда увидели, что икона исчезла, тут поднялась такая суматоха, что всем было невдомек, откуда я взялась в храме, подумали, что я, как и они, к утрене пришла.

Слух о юродивой девочке-подростке, которой было чудное видение Самой Богородицы, быстро распространился среди верующих Новгорода и окрестностей. И потекли людские толпы... Люди шли к ней со своими просьбами, печалями и недугами.

Матушка перевела Тасю в большую светлую келью, однако та наотрез отказалась, предпочитая оставаться на сеновале в овине, но попросила игуменью разрешение покидать монастырь в вечернее и даже ночное время, сделав соответствующее распоряжение привратнице.

— Для лечения хворей груди и сердца очень помогает сон-трава, но собирать ее надо до утренней росы.

Разрешение Тася получила.

Сергею давно пора было отправляться домой в Питер. Там его ждала увлекательная работа в Эрмитаже и натянутый на подрамник холст с начатой давно задуманной картиной. Да и тревога о Кате не давала покоя: он давно уже не имел сведений о сестре. Но он все медлил, оправдываясь различными надуманными предлогами. Например, убеждал себя, что необходимо проверить, как отреставрированные участки иконы будут вести себя под воздействием жара от свечей, от каждения.

Неумолимая трясина затянула его, — и он уже не мог вырваться из сладкого очарования этих совместных вечерних прогулок. Вот и нынче, возвращаясь в монастырь, он молча слушал Ольгу — незначительные фразы, наполненные для него бесценным смыслом, вглядывался в ее освещенное полной луной лицо — такое дорогое и такое прекрасное.

Проводив Ольгу до обители, он, взволнованный и очарованный, понял, что не сможет заснуть, и решил пройтись вдоль берега Волхова, чтобы хоть немного унять разбушевавшуюся кровь. Неожиданно его внимание привлекли голоса — мужчина и женщина, горячо спорили. Мужчина о чем-то униженно и жалобно просил, женщина жестко и требовательно настаивала. Оба голоса показались ему незнакомыми. Было темно, и разглядеть лица споривших не удавалось. Но вот из-за туч выглянула луна, и, к своему удивлению, он узнал в женщине Тасю; мужчина был одет в форму красноармейца. Никак не мог он себе представить, что Тася может говорить таким властным, командирским тоном. Сомневаясь, не ошибся ли, Сергей подкрался поближе, так что можно было разобрать отдельные слова.

— ...Нельзя... слишком много... еще месяц... — здесь Тася резко повернулась и быстро пошла по тропинке к монастырю, заставив Сергея скрыться в кустах. Мужчина ушел в сторону воинской части.

Размышляя о том странном, что он только что видел и слышал, Муралов решил, что завтра же надо будет все рассказать игуменье, а, кроме того, необходимо и самому понаблюдать за девчушкой.

И вот как-то утром Тася, заметив на себе внимательный, испытующий взгляд Сергея, заявила с легкой насмешливой улыбкой:

— Прозевал, дядя! Увели сестру Евпраксию.

— Куда увели? Кто увел? — вскричал он.

— Жених увел.

Сергей застыл на месте, не в силах шевельнуться. «Крюгер! Значит, наше послание достигло цели... Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться...» — и он грустно побрел к себе.

И вдруг острое чувство непоправимого горя заставило его остановиться. Вот сейчас, в эту минуту уводят навсегда единственную женщину на свете, без которой он не может и не хочет жить! А он палец о палец не ударил, чтобы задержать, завоевать ее! Как бы это ни было бессмысленно или безнадежно, он никогда в жизни не простит себе, если не предпримет последней попытки!

И он побежал. Он бежал вдоль Волхова, бежал по полупустым улицам Новгорода, кое-где останавливаясь и расспрашивая прохожих, куда пошли хорошо одетый господин, по виду иностранец, с молодой красивой девушкой, и добрался до привокзального ресторанчика.

Парочка мирно беседовала за одним из столиков.

Сергей, не помня себя и не соображая, что делает, закричал прямо у входа:

— Оля! Поедем со мной в Петроград! Я помогу тебе обосноваться!

О чудо! Взгляд девушки вспыхнул радостью. Она встала из-за стола и бросилась было ему навстречу.

Фон Крюгер не сразу сообразил, что произошло. Но когда понял, тут же схватил Ольгу за руку.

— Что вы делаете, безумная? Вы знаете, что делается в Петрограде? Голод, холод, нет света, разруха. Где и как вы там будете жить? Какие ужасы вас ожидают?

— Я все это знаю, — тихо сказала Ольга. — Я еду в Петроград.

— Как вы, столбовая дворянка, можете связывать свою судьбу с человеком без роду и племени, с мальчишкой, у которого ни кола ни двора? Это непростительная авантюра!

Ольга упрямо твердила:

— Я еду в Петроград!

— В какое положение вы ставите меня? По вашей просьбе я с всевозможными ухищрениями пробираюсь через три кордона, чтобы вызволить вас из этого кошмара, и вы все рушите, едва какой-то молокосос поманил вас пальцем?

— Простите, Александр Людвигович. Я очень виновата перед вами. Прошу вас, простите меня. Но я должна исправить свою ошибку. Я еду в Петроград.

Тогда Крюгер набросился на Сергея:

— Как ты смеешь вовлекать бедную девушку в эту авантюру? Если она тебе хоть немного дорога, немедленно откажись от этой идеи! Ей необходимо уехать из этой страны!

Сергей молча взял девушку за руку и вывел ее на свежий воздух.

— Оля, я не понимаю, как произошло это чудо. Но ведь оно могло произойти много раньше. Зачем же ты вызвала Крюгера, зачем мы с Николаем, рискуя свободой и жизнью, переправляли ему послание?

— Это твоя вина, Сережа, — возразила Ольга. — Ты вспомни, когда ты предложил ехать в Питер? Только сию минуту. А я так ждала, что ты предложишь мне остаться тогда, когда мы встретились у рынка. А ты вместо этого помчался сбывать меня с рук этому Крюгеру.

Сергей опешил. Выходит, он сам чуть не отдал любимую девушку чужому человеку!

— Но почему ты сама...

— Это невозможно. Девушка моего круга не может навязываться мужчине. Это его обязанность проявить инициативу.

— Итак, мы завтра едем в Питер! Сборы, я думаю, у нас будут не долгими. Мои дела здесь давно закончены, тебе только с матушкой да с сестрами попрощаться, да вот не помешает в Райсовете получить справку о работе в школе и клубе. Это очень поможет нам в обустройстве.

Он шел и чувствовал в своей руке ее маленькую теплую ладонь. Вдруг неподалеку что-то громыхнуло, послышался звон лопнувших стекол, взрывная волна прижала ее хрупкое тело к его груди. Инстинктивно, как бы ища защиты, она прижалась к груди. В этот момент он четко осознал свое счастье и груз ответственности за судьбу этого милого юного существа.

— Не бойся, Оленька, это наши соседи военные развлекаются, — успокоил ее Сергей.

Вернувшись в обитель, Сергей и Ольга были поражены суматохой, которая творилась в монастыре. Наступило время трапезы, но сестрам было не до нее. Обратившись к первой встречной монахине, Сергей узнал, что чудотворная икона снова пропала.

Матушка сразу же послала за Тасей. Та заявила, что на этот раз она икону не брала, но что слышит, как икона плачет. Она попросила оставить ее наедине с матушкой, и они за закрытыми дверьми долго о чем-то разговаривали, после чего Тася вернулась в овин, а игуменья осталась в своих покоях, отослав келейницу.

Сергей лег спать пораньше, имея в виду, что завтра будет много хлопот. Надо зайти в Райсовет и в клуб, достать билеты, попрощаться с матушкой и сестрами, собрать вещи — ив дорогу!

Он внезапно проснулся среди ночи от едкого запаха гари. По стенам метались яркие всполохи света. Пожар! Сергей выскочил на крыльцо и увидел столб пламени, поднимающийся из сарая с сеном, где ночевала Тася. Из своих келий с криками выскакивали заспанные, кое-как одетые монахини. Единственной, кто не потерял присутствия духа, была сестра Ксения. Она схватила Муралова за рукав, поволокла к хозяйственному складу и показала, где лежит помпа. Затем она открыла ворота хлева, стоящего рядом с горящим овином, и начала выводить коров подальше от пожарища. Трудная это была задача: перепуганные животные отказывались подчиниться своей хозяйке. Тем временем Сергей вытащил насос и, мобилизовав по две монахини на каждое плечо помпы, сам направлял шланг то на горящий овин, то на хлев, пытаясь сдержать распространение пожара. Одновременно он послал самую быстроногую послушницу вызвать пожарную команду. Впрочем, пожарная команда прибыла до вызова — столб пламени был так высок, что его сразу заметили с каланчи. Увы, прибывшим пожарным делать было уже нечего: от овина осталась куча пепла да фрагменты передней стенки и ворот, которые удалось спасти Сергею. Внутри овина пожарные обнаружили обуглившийся человеческий труп и срочно вызвали милицию. Вместе с милицией прибыл следователь по уголовным делам Семен Васильевич Костиков.

Осмотрев место происшествия, Семен Васильевич обнаружил полусгоревший опорок и тяжелый медный крест; и тот и другой предметы, по свидетельству сестер, принадлежали Тасе. Следователь попросил Муралова завтра в двенадцать часов дня явиться к нему для дачи показаний.

— Но это невозможно! Я завтра уезжаю в Петроград! — вскричал Сергей.

— Вы никуда не уедете, — возразил Костиков. — Я вынужден задержать вас, как главного свидетеля по делу об убийстве!

— Какое убийство? Тася либо свечку зажгла, либо лампадку засветила, — сено и вспыхнуло!

— Ну нет, это убийство, причем умышленное. Разве вы не обратили внимания, что двери в сенной сарай были плотно приперты бревном, чтобы ваша Тася не смогла оттуда выскочить?

Честно говоря, в суматохе Сергей не обратил внимания на эту важную улику. «Чушь какая-то! — думал он. — Кому понадобилось убивать эту несчастную юродивую девочку?» Тем не менее, ему пришлось расписаться в получении повестки и отложить отъезд.

В заключение следователь пожелал увидеть игуменью. Покои игуменьи были заперты, ключа в замочной скважине не было. На стук никто не ответил. Сестры, помолившись, решили взломать дверь. Покои матушки оказались пусты. Келья была в полном порядке, сейф с ценностями — заперт. Все вещи игуменьи, по свидетельству келейницы, были на своих местах.

Поиски матушки в монастыре и в соборе оказались безрезультатны.

Зафиксировав все обстоятельства, следователь удалился, пригласив к себе на завтра Муралова, нескольких монахинь и настоятеля отца Кондратия.

 

Глава 9. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЕМЕН ВАСИЛЬЕВИЧ КОСТИКОВ

— Присаживайтесь, Сергей Дмитриевич, устраивайтесь поудобнее, — приветливо встретил Муралова следователь угрозыска Костиков. — Нам предстоит долгий и обстоятельный разговор. Расскажите-ка поподробнее: кто вы, откуда, зачем приехали в монастырь; все, что знаете об истории иконы, которую вам привелось реставрировать; все детали и подробности ваших встреч и бесед с погибшей паломницей; все, что вы знаете о настоятельнице монастыря и его насельницах. Кроме того, прошу сообщить все, что считаете нужным вне того круга вопросов, которые я вам очертил.

После того как Муралов описал все то, что мы с вами уже знаем, следователь спросил его:

— Вы считаете, что погибшая притворялась юродивой с какой-то целью?

— Нет, нет, я так не считаю, я сомневаюсь, подозреваю, если хотите. Понимаете, если взять нашу первую встречу — босоногая, цыпки на ногах и руках, вши в голове, изможденное тело — все это подделать невозможно, все это достоверно... Вызывает у меня подозрение ее реакция на мое предложение написать портрет. Любая девчонка откликнулась бы просто с восторгом. Но с другой стороны, мы не знаем, какие ассоциации возникли в ее больном мозгу. Если предположить в ней злоумышленницу, которая охотится за драгоценным окладом, тогда понятны ее интерес к ходу реставрации и расспросы, где находится оклад. Но с другой стороны, этот интерес оправдан, если считать ее юродивой, пришедшей сторожить икону. И самое главное, если она мошенница, то непонятно, зачем она, выкрав икону вместе с окладом, вернула ее игуменье. Нет, я не могу однозначно сказать, что Тася была не тем лицом, за которое себя выдавала. Кстати, как к юродивой, к ней обращались за врачебной помощью, и она лечила людей довольно успешно. Правда, не всех. Многих она отсылала, сославшись на то, что Богородица велела им сначала хорошенько помолиться. Единственное, в чем я совершенно уверен, — свидание с красноармейцем было не любовное, а деловое. Слишком жестко, решительно, властно она что-то требовала от него.

— Кстати, вы сказали, что пару слов вам удалось разобрать. Что это за слова?

— «Нельзя», «слишком много», «еще месяц».

— Когда это произошло? Какое значимое событие должно было произойти через месяц?

— Это случилось месяц тому назад. Сегодня — православный праздник Покрова Богородицы. А события предыдущих суток — исчезновение иконы, пожар, гибель Таси и исчезновение настоятельницы, — все это случилось ровно через месяц с того дня.

— Что вы можете сказать о настоятельнице?

— Она фанатично предана своему монастырю, человек глубоко верующий, всю жизнь отдавший своему делу.

— Я дал указание на вокзале и пристани задержать пожилую монахиню, если она там окажется.

— Неужели вы считаете, что она способна украсть икону?

— Это маловероятно. Тем более что мы вчера ночью в присутствии понятых вскрыли сейф. По свидетельству келейницы и келарши, все ценности, кстати, немалые, оказались на месте. Правда, бриллиант во много раз дороже всего того, что лежит в сейфе, но бриллиант слишком заметная вещь, его еще реализовать надо, что очень не просто, а там — живые деньги. Но все же задержать ее необходимо. Во-первых, она ценнейший свидетель. Только игуменья знает, о чем они с Тасей беседовали наедине в тот злополучный вечер. Во-вторых, по каким, только ей известным причинам икона может быть у нее. В-третьих, я подозреваю, что ее жизни угрожает серьезная опасность, и будет спокойнее, если она окажется здесь под нашим присмотром. Скажите, кому, по вашему мнению, могла мешать эта девочка- подросток? Кто мог убить ее?

— Думаю, что здесь, в монастыре, у нее врагов не было. Наоборот, насельницы относились к ней как к юродивой, с благоговением. Вот если тот красноармеец...

— Ну что же... Завтра отправлюсь в воинскую часть, может быть, что-нибудь удастся наскрести. А сейчас хочу поручить тщательно перетрясти, просеять всю золу на пепелище — надо удостовериться, не сгорела ли там икона. Алмаз, конечно, если он там был, сгорел без остатка. Но капельки золота от оклада должны сохраниться. Так же, как железная основа оклада. Как ни маловероятно, что икона осталась с Тасей, эту версию надо исключить. А теперь прошу вас, Сергей Дхмитриевич, подробно изложить все, что вы мне рассказали, на бумаге. Вот вам чернила, ручка и бумага. Действуйте. А я пока побеседую с монахинями и отцом Кондратием.

Изложив свои показания, Сергей заявил, что он выполнил свой гражданский долг, помог следствию и теперь может быть свободен — ему пора ехать в Питер.

— Э, нет, гражданин Муралов! До окончания следствия я не могу вас отпустить. Вы еще можете мне понадобиться.

Расстроенный, Сергей пошел разыскивать Олю, чтобы сказать ей, что отъезд откладывается.

Монахини все как одна твердо стояли на том, что их дорогая и почитаемая матушка не могла украсть икону. А на вопрос, кто мог желать смерти паломнице, они также дружно заявили, что среди насельниц таких нет. Наоборот, они относились к ней с уважением и любовью — ведь с ней беседовала Сама Матерь Божия.

Вопрос, куда, по их мнению, могла деваться настоятельница, поставил их в тупик. А вот отец Кондратий имел на этот счет твердое мнение: матушка вместе с иконой живой взята на небо за свою праведную жизнь, а Тася наказана высшими силами за знахарство. На вопрос, как отец Кондратий может объяснить, что ворота амбара были прижаты бревном, что исключает подобную версию, тот заявил: бревно случайно упало с горящей крыши и нечаянно подперло входные ворота. Чего не бывает по воле Божией!

Через несколько дней следователь Уголовного розыска Семен Васильевич Костиков был принят полковником N, командиром соседней воинской части.

Оказывается, несколько дней назад из части дезертировал рядовой Иван Гаврилович Степанов. Задержать его пока не удалось.

Поздней была послана ориентировка по месту жительства Степанова, откуда тот был призван в армию. Результат оказался неожиданным: рядовой Степанов Иван Гаврилович убит три года тому назад на фронте, о чем его родные получили извещение. По описанию его матери, внешность Степанова совсем не соответствовала внешности дезертира.

 

Глава 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Поздним морозным вечером Сергей и Ольга возвращались из клуба после своих кружковых занятий. Временами срывался легкий снежок, сжимая пространство до размера кокона, который окутывал молодую пару, создавая атмосферу интимности и доверительности.

— Сережа, я хочу поделиться с тобой. Мне плохо, я тревожусь, я просто в панике. Оказывается, я очень суеверная. И пропажу моего фамильного талисмана я ощущаю как реальную угрозу жизни и благополучию мне и моим близким, настоящим и будущим. Знаешь, я ночи не сплю и все думаю, думаю... И мне становится страшно!

— Оленька, ну что за пустяки! Ты же образованная, начитанная девушка, ты не можешь верить в эти сказки. Кроме того, ты ведь отдала его монастырю, это уже не твоя собственность.

— О нет, ты не прав. Отдавая украшение иконе Пресвятой Богородицы, я выполнила завет прародительницы, а сейчас я не знаю, где он находится и что с ним происходит.

— Ты не должна думать, что драгоценность пропала безвозвратно. Дело ведет очень квалифицированный и добросовестный следователь, и он непременно найдет пропажу. А, кроме того, я тебе обещаю, что не брошу это дело до тех пор, пока не отыщу талисман.

— Из того, что ты только что сказал, меня немного утешает твоя последняя фраза. Ты столько раз выручал меня из тяжелейших коллизий, что и сейчас мне кажется, что ты выручишь меня. Кстати, что ты думаешь об этой истории? Что, по-твоему, здесь произошло?

— Трудно сказать. У меня нет ни одной стройной версии. Одно могу сказать: я в корне не согласен с версией следователя Костикова, который считает, что гибель паломницы — это внутренняя разборка банды мошенников, которые охотились за уникальным бриллиантом. Тем более я не могу согласиться с тем, что настоятельница — участница похищения. Если Тася была воровка, зачем она вернула икону? И почему она требовала от напарника, чтобы тот ждал еще месяц, до праздника Покрова Богородицы? Скорее всего, Тася знала о планах мошенников и пыталась спасти икону от похищения. Видимо, она рассказала настоятельнице о намерении мошенников украсть икону, и решила, что матушка должна тайно унести икону в какой-нибудь из женских монастырей. Возможно, в один из монастырей на озере Селигер, куда Тася собиралась податься после того, как «Мама» ее отпустит. Смерть Таси — это возмездие за срыв их планов. Но если моя версия верна — смертельная опасность нависла над матушкой, и надо как можно быстрее найти ее. Хотя вполне возможно, что ее уже нет в живых, а икона в руках негодяев.

Сергей оглянулся на идущую рядом притихшую девушку — и ужаснулся. Ольга так замерзла, что у нее буквально зуб на зуб не попадал. Мороз был изрядный, а тонкий стеганый подрясник под черной рясой — слабая защита от холода. Сергей четко и ясно понял, что он и только он ответствен за судьбу девушки, которая так беззаветно доверилась ему. Не вмешайся он, Ольга сейчас была бы в жарко натопленной, ярко освещенной зале, в нарядном платье и драгоценностях, окруженная любовью и восхищением. И Сергей сделал единственное, что в этой ситуации мог сделать: пытаясь согреть ее теплом своего тела, обнял за плечи и привлек к себе. Но Ольга осторожно, мягко, однако настойчиво освободилась из его объятий. Тогда он снял с себя овчинный полушубок, который недавно выменял на местном толчке за отцовский хронометр, набросил ей на плечи, застегнул пуговицу у подбородка и, взяв за пустой рукав, трусцой пустился к обители, увлекая девушку за собой.

На другой день Сергей встал пораньше, намереваясь сходить на базар с тем, чтобы купить для Ольги теплые вещи. Ведь им предстояла трудная дорога в нетопленных поездах, возможно, с пересадками и ожиданием в холодных грязных вокзалах, с многочасовыми стоянками в тупиках на забитых товарняками станциях и переездах. Когда он уже сворачивал в переулок, ведущий к блошиному рынку, неожиданно ему на встречу из-за поворота вышел высокий седовласый монах с благообразным лицом, изрезанным глубокими морщинами. Он взглянул на Сергея и остановился.

— Вы не узнаете меня? — спросил монах.

— Признаться, нет. Думаю, что никогда не встречал вас раньше.

— А я так сразу узнал вас. Вы были у нас в Юрьевском монастыре и интересовались нашим послушником братом Викентием. Вы еще тогда не застали его. Я и подумал, может вам интересно будет узнать, что три дня назад брат Викентий бесследно исчез. Он взял все наличные деньги из монастырской кассы и ушел закупать рыбу для монастырского стола в соседней рыболовецкой артели. Больше его никто не видел. Вот теперь его обязанности приходится выполнять мне.

— Игумен заявил в милицию?

— Да нет. Мы решили, что это дело наше внутреннее и незачем выносить сор из избы.

— Вы поступили крайне опрометчиво. Вы слышали, что произошло у нас в Десятинном монастыре? Был большой пожар, сгорела паломница, неизвестно куда пропала наша игуменья, в соседней воинской части дезертировал красноармеец, у которого были документы давно погибшего солдата. И, наконец, пропала чудотворная икона с драгоценным окладом. Теперь это ваше происшествие. А что, если все эти события как-то связаны, а вы своим молчанием мешаете следствию вскрыть истину? Может, его убили и ограбили? Учтите, что я немедленно сообщу о пропаже брата Викентия. И настойчиво прошу вас убедить игумена официально заявить о пропаже следователю Уголовного розыска Костикову.

Вернувшись в обитель, Сергей сложил на крылечке Ольгиной кельи аккуратной стопкой купленные для нее теплые вещи, постучал в запретную для него дверь и, не дождавшись, пока Ольга выйдет на порог, отправился к следователю.

— Что-то вы без приглашения? — удивился тот. — Хотя я как раз хотел вас пригласить для уточнения ряда вопросов.

— Вы знаете, что в соседнем Юрьевском монастыре пропал послушник — помощник келаря, прихватив с собой всю монастырскую наличность? — выпалил Муралов, не успев отдышаться от быстрой ходьбы.

— Нет, мне об этом ничего не известно. Когда это случилось?

— Три дня назад. Они там решили не афишировать это событие, считая, что это их внутреннее дело и заботясь о добром имени монастыря. Но я просил пересмотреть их позицию и сообщить вам о пропаже.

— Надо немедленно сообщить пограничникам и таможне о задержании этого послушника. Раньше я сообщил о пожилой монахине и красноармейце средних лет. Вы не можете описать его внешность?

— Нет, к сожалению. Мне никогда не приходилось сталкиваться с ним лично. Но его подробно могут описать насельники Юрьевского монастыря.

— Я думаю, что перехватить бандитов можно будет при попытке пересечения государственной границы. Ведь такой уникальный бриллиант реализовать в Советской России едва ли возможно. А если распилить его, то можно потерять значительную часть стоимости. Так что будем ловить на границе. Кстати, у меня к вам есть несколько вопросов. Как вы думаете, могла настоятельница незаметно уйти из монастыря во время пожара? Привратница утверждает, что она не проходила.

— Считаю, что такая возможность у нее была. Привратница вечером закрывает ворота на засов, который открывается только изнутри. Запирает на замок она поздно вечером, и то не всегда. Закрыв ворота на засов, привратница обычно ложится спать и спит довольно крепко. В этом нам с сестрой Евпраксией пришлось не раз убедиться на горьком опыте, когда мы с ней возвращались со своих клубных занятий. Так что открыть засов и потихоньку выйти за ворота матушке не составило бы никакого труда. Даже если привратница закрыла ворота на замок, у игуменьи был комплект ключей от всех замков монастыря. Ну, а когда начался пожар, в суматохе выскочить за ограду совсем просто. Другое дело, что привратница должна была заметить, что кто-то открыл засов и вышел с территории наружу, и почему-то скрывает это. Подозреваю, что она зачастую забывала закрывать входные ворота монастыря, поэтому открытые ворота ее не насторожили.

— Как ваше мнение, почему настоятельница оставила ценности в монастырской кассе, а Юрьевский келарь выгреб все?

— Это как раз подтверждает,— возразил Сергей, — мою версию о том, что настоятельница не крала икону, а, наоборот, спасала ее от преступников. Возможно, ей удалось скрыться в одном из монастырей. А разорять свой родной монастырь она, естественно, не стала. Что касается послушника, то ведь он пошел рыбу покупать, значит, ему нужны были деньги. Почему так много? Может быть, он хотел заключить с рыболовецкой артелью договор на длительный срок. А его ограбили и убили. Если же он преступник, то ему тем более, нужны были наличные деньги, так как быстро продать громадный бриллиант можно только в случае, если заранее известен заказчик, что в нынешних условиях маловероятно. Какой из этих вариантов верный — покажет следствие.

— Проясните мне, если возможно, следующее, — продолжал Костиков. — Привратница утверждает, что матушка просила ее сообщить, когда Тася выйдет за ворота. За день до пожара Тася вечером беспрепятственно вышла за ворота, так как на этот счет имела разрешение игуменьи. Привратница сказала об этом матушке, и та торопливо пошла следом за Тасей, благо выпала пороша и следы четко видны были на снегу. Примерно через полчаса игуменья вернулась, а через несколько минут пришла назад и Тася. Как вы считаете, что это значит?

— Пожалуй, это мне понятно. К этому событию я в какой-то мере руку приложил. Помните, я вам рассказывал о том, как Тася секретничала с красноармейцем из соседней воинской части. Я об этом подробно рассказал настоятельнице. Она очень встревожилась и стала потихоньку наблюдать за Тасей, так как не доверяла ей. А вот что игуменья там увидела и услышала, может рассказать только она.

Распростившись с Костиковым, Сергей вернулся в свою келью. В замочной скважине входной двери торчала свернутая в трубочку записка. Развернув ее, Сергей прочел:

«Все впору. Благодарю. Ты настоящий друг».

Подписи не было.

Задумался Сергей над этой запиской. Надо бы, ох как надо бы рассказать Оле, что не дружбу, а беззаветную любовь чувствует он к ней, что мечтает прожить с ней всю свою жизнь бок о бок, рука в руке, но нельзя. Нехорошо, нечестно, не имеет он права. Ведь сейчас Ольга целиком и полностью зависит от него, и ее решение может быть следствием безысходности или благодарности, и позже, оказавшись независимой, она может пожалеть о нем. А вдруг она откажет ему? Тогда их отношения очень осложнятся, и ему трудно будет оказывать обещанные услуги, а ей принять их. Нет, он должен сначала помочь девушке с переездом, жильем и работой, а потом уже можно и объясниться.

Не прошло и десяти дней, как Сергей получил приглашение явиться к следователю Костикову. Сергей застал его в благодушно-радостном настроении, сияющим блаженной улыбкой.

— Ну что, казак, соскучился по дому? — встретил Костиков Сергея у порога. — Собирай свои манатки, захвати с собой свою подружку, сестру Евпраксию, или как ее там, и поезжай в Питер. Конец — делу венец.

— Позвольте все же узнать, что случилось.

— Поймали мы вашего брата-послушника. И икона с ним была, и монастырскую казну удалось монастырю вернуть. Они там за тебя молитвы Богу возносят. Кстати, он на допросе категорически отрицает, что пожар в Десятинном монастыре его рук дело, и клянется всеми святыми, что никакого отношения к исчезновению игуменьи и красноармейца он не имеет: с красноармейцем он никогда не встречался и в глаза его не видел, а игуменью последний раз видел мельком полтора года назад. Но я думаю, что он врет. Вот стает снежок по весне — и найдем мы трупы — подснежники, либо воды Волхова после ледохода вытолкнут их разбухшие тела. Вот тогда ему не удастся отвертеться. А тебя, кстати, он обвиняет в том, что это ты, бесовское создание, надоумил его украсть икону.

— Каким же это образом, если я с ним ни разу не встречался?

— Очень просто. Помнишь, после первой пропажи иконы ты ездил в Юрьевский монастырь, подозревая, что тот, кто установил замки в храме, монастырской ограде и помещениях монастыря, мог воспользоваться запасными ключами, которые он тайно оставил у себя, и похитить икону? Узнав об этом, задумался наш брат Викентий. А тут еще прошел слух, что Десятинный монастырь на днях закроют, а на его базе будет организована колония малолетних правонарушителей. Вот и решил он, что стащить икону в таких условиях дело вовсе не богохульное, а, наоборот, богоугодное: он таким образом как бы спасает святыню от осквернения и разграбления.

— Как же его удалось задержать?

— Как я и предполагал, преступник попытался перейти границу и сбыть реликвию за рубежом. Его задержали на льду Финского залива за Кронштадтом при попытке пробраться в Финляндию. Сопротивления он не оказывал.

— А что с иконой? Она в порядке? Не повреждена?

— Икона в порядке. Но о ней — особый разговор. Вот за этим я и пригласил тебя, надо посоветоваться. Дело вот в чем. Во-первых, она не имеет особой художественной ценности, так как написана в местной богомазной мастерской в конце девятнадцатого века, поэтому Новгородский краеведческий музей отказался ее принять. Казалось бы, надо отдать икону владельцу, Десятинному монастырю, где ее считают чудотворной. Но есть решение Десятинный монастырь закрыть, и, следовательно, передавать ее туда нет смысла. Считалось, что икона имеет драгоценный оклад с уникальным бриллиантом в золотой оправе. Но и тут незадача. Золота там кот наплакал — тонкая ажурная вязь из проволоки. А бриллиант оказался простой стекляшкой — искусно сделанным стразом. Так что и ювелиры от нее отказались. Но икона имеет некоторую историческую ценность, поэтому мы по совету администрации города решили воспользоваться тем, что здесь находится представитель Государственного Эрмитажа, то есть ты, товарищ Муралов, — и передать Эрмитажу по акту эту икону. А они там пусть что хотят, то с ней и делают. Так что приходи сюда завтра часам к двенадцати, мы тут создадим комиссию, которая и подпишет акт.

Вернувшись в обитель, Сергей попросил первую встречную монахиню вызвать из кельи сестру Евпраксию.

— Оленька, мы, наконец, уезжаем. Собирайся.

Глаза девушки вспыхнули радостью: наконец-то!

— Я только что от следователя, — продолжал Сергей. — Задержали послушника из Юрьевского монастыря с твоей иконой. Но оказалось, что бриллиант, вставленный в оправу, вовсе не бриллиант, а искусно сделанный страз.

На лице девушки — сначала озадаченность, затем растерянность и наконец возмущение.

— Этого не может быть! — закричала она. — Ты можешь себе представить, что в древней гробнице вместо сокровища хранилась обыкновенная стекляшка? И главное даже не это. Мой отец по требованию барона Крюгера застраховал реликвию. Барон считал эту вещь почти уже своей, так как рассчитывал получить ее вместе с моей рукой. А мой брак с ним — было дело решенное. Сделал он это тогда, когда художник Танеев писал мой портрет с амулетом и вещь постоянно брали из сейфа. Танеев был очень рассеянный и небрежный человек и часто оставлял амулет где попало. Один раз Крюгер нашел бриллиант на столе в комнате, в которой никого не было. Так вот страховая компания провела экспертизу драгоценности, и группа квалифицированных именитых ювелиров оценила сокровище. Я не помню названную сумму, но она была астрономической. Я думаю, это можно проверить: страховой компании уже, конечно, нет, но чиновников, работавших в ней, и ювелиров, оценивших реликвию, можно найти, если постараться. Или следователь зачем-то обманывает тебя, или кто-то подменил настоящий бриллиант на страз.

Когда на другой день Сергей заявил Костикову о том, что, по его сведениям, бриллиант подменен на страз, что бриллиант был застрахован, и необходимо искать похитителя, следователь злобно и даже яростно ощетинился:

— Нет уж, батенька! Мне была поставлена задача найти икону и задержать похитителя. Я эту задачу выполнил. Я предъявил икону последовательно двадцати монахиням, и все они подтвердили, что икона та самая, подлинная. Да и вы тоже подтвердили, что это та самая, искомая. Экспертиза установила, что имеются свежие следы, указывающие на то, что оклад снимали с иконы, а вот каких-либо следов замены бриллианта на страз не обнаружено. Так что я считаю свою миссию законченной и закрываю дело. Вы видите здесь на столе вот эту громадную кипу дел, которые накопились за время, пока я возился с вашей иконой? И дела эти посложнее и посерьезней. Так что забирайте вашу икону и вашу барышню и поезжайте в Питер. Вы ведь так рвались туда и говорили, что у вас там масса неотложных дел.

— Но как можно закрыть дело, если неясно, кто убил паломницу Тасю и куда подевались игуменья и подозрительный красноармеец? — пытался возражать Муралов.

— Что касается паломницы Таси, то инцидент нами квалифицируется как несчастный случай. Бревно, которым была приперта дверь, очевидно, упало с крыши во время пожара. Производство дела об исчезновении игуменьи нами временно прекращено: как говорится, «нет тела, нет дела». Ну, а пропажа красноармейца— это и вовсе не наше дело. Пусть им занимается военное ведомство. Так что ступайте, гражданин Муралов, не мешайте работать. Счастливого пути!

Сознавая, что дальнейшие препирательства бесполезны, Сергей покинул кабинет следователя, захватив икону с собой. «Ладно, — подумал он, — продолжим операцию в Петрограде».