Не отставь меня, мой милый!
В день назначения новый федеральный министр устроил брифинг. И на вопрос: «Какова ваша перспектива?» иронично ответил: «Перспектива одна – перестать быть министром». Документальный, между прочим, случай.
Поговорим об отставке.
Отставки бывают разными: заслуженной и беспричинной, добровольной и вынужденной, внезапной и предрешенной, тихой и скандальной, с объяснениями и без, оскорбительной и щадящей, с трудоустройством (спуск вниз или перевод по горизонтали), зачислением в кадровый резерв (сиди и жди) и радикальной (с глаз долой, из сердца вон), с уголовным преследованием и с чистой совестью.
Соответственно, и ответная реакция отставленного типологически различается: истеричная, бравадная, агрессивная, мизантропическая, непокорная, наплевательская, запойная, умоляющая, всех не переберешь.
В любом случае отставка чиновника неминуема, как заход солнца. Умные люди говорят: к пенсии надо готовиться с юности. В отставку надо собираться с момента назначения. Работать над собой, тренировать волю и психику, проигрывать варианты, придумывать другие занятия, медитировать, наконец. Другое дело, будет ли толк.
Между прочим, того самого федерального министра через четыре года отставили. Перед самым переназначением кабинета он, уверенный в симпатиях Кремля, отъехал отдохнуть. На берегу теплого моря его и застал звонок о смене караула. Очевидцы говорят, что юмором там и не пахло.
Слаб человек, скажет читатель. Да нет, человек-то, может, и не слаб, но сильны потери. Отставленный всегда теряет. Статус. Связи. Власть. Деньги. Устойчивость. Будущее. Смысл жизни. Иногда что-то одно. Иногда все сразу.
Автору этих строк доводилось наблюдать немало отставок и общаться со многими отставленными. Но безусловный чемпион – тот, чей рассказ сейчас перескажу по памяти. Кадровый управленец из разряда высокой номенклатуры.
– У меня было девять отставок, впереди юбилейная. То начальник невзлюбил, то подчиненные проворовались, то мое место другому пообещали, то сам глупостей навалял – словом, выгоняли по-всякому.
Первый раз, еще по молодости, обиделся, уперся и восстал, собрался судиться, но старший коллега, век ему благодарен, объяснил: сутягу вообще нигде не возьмут. В другой раз пытался доказать шефу, что меня оговорили и всему виной происки врагов, – без толку, начальники не терпят даже мысли, что ими могут манипулировать.
И уходил я по-всякому: то задрав нос и всех послав, то высиживая сутками в приемной шефа, чтобы воззвать к справедливости. Бывало, подсылал ходоков. Или напоминал о былых заслугах, а этого, кстати, делать категорически нельзя, – ничего из прошлого не засчитывается.
Однажды, правда, удалось сохранить кресло. Забыл гордость, пал в ноги начальнику и клялся в вечной преданности. Так в роль вошел, что даже слезу пустил. И спасся. Правда, через год все равно вылетел.
В итоге я понял важную вещь: никогда ни на кого не надейся. Вроде бы ты человек системы, человек команды, но в момент опасности никто не придет на помощь. Почему? Потому что я и сам ни за кого не пойду. Каждый умирает в одиночку, закон службы.
После предпоследнего увольнения я спросил себя: разве тебе стало хуже? Ты освободился от хамства, интриг, бестолковых указаний, бездарных совещаний, идиотских звонков среди ночи, нервных расстройств. А то, что теперь тебе не на ком зло срывать, так это вопрос привычки.
Ну, а если так, – поблагодари тех, кто тебе нагадил. Кто стучал на тебя, кто подставлял, кто выгнал, – всем спасибо. Они дали тебе новую жизнь. Где конец, там всему начало, говорят древние.
Правда, до этой высшей мудрости я пока не дорос.
…И тьма падет на область
Какие только шалости не вошли в копилку избирательных технологий – от выдвижения нескольких однофамильцев реального кандидата А до забрасывания в почтовые ящики листовок, в которых союз геев и лесбиянок призывал голосовать за кандидата Б. Наша история не столь броская, но по-своему поучительная.
Елисей Емельянович был губернатором с большим стажем, стоял крепко, неприступно, но пришла напасть, откуда не ждали. Подоспели выборы в областное законодательное собрание. Люди там сидели правильные, губернаторской воле перечить не смели, так что устраивать чистку не было нужды. Беспокоило одно: согласно регламенту, если проголосуют меньше 25 процентов избирателей, выборы признаются недействительными. Раньше этот барьер преодолевали без труда, народ был охоч до политики. Но на этот раз сводки общественного мнения показали, что люди идти на выборы не собираются.
Елисей Емельянович велел взбодрить бюджетников – учителей, врачей и иных административно зависимых трудящихся, но те не сильно испугались.
Сказали, что не собираются дробить выходной день ради областных депутатов, которых в глаза не видели и которые вообще непонятно зачем нужны.
И самовластный губернатор понял, что на этот раз столкнулся с доселе неведомым явлением – народным наплевизмом. Как с ним совладать, он не знал. А совладать требовалось, иначе весть о сорванных выборах моментально достигнет верхней точки вертикали. Елисей Емельянович велел своей администрации устроить мозговой штурм, дабы любой ценой привести электорат к урнам для голосования.
На другой день хитромудрые чиновники внесли проект: представить дело так, чтобы голосование выглядело не столько выборами депутатов, сколько вотумом доверия самому Елисею Емельяновичу. По сценарию, одна из городских газет публикует материал о том, что губернатор в течение своего правления сформировал в области демократическую и эффективную систему власти. Без работоспособного законодательного собрания такая система рухнет. И вот из осведомленных источников стало известно, что, если из-за пассивности жителей деятельность депутатов окажется парализованной, губернатор подаст в отставку. Об этом он, дескать, сам заявил в узком кругу.
Вслед за запуском утки лучшие представители общественности через все возможные СМИ забьют в колокола, разъясняя инертным массам, какая тьма падет на область в случае отставки незаменимого Елисея Емельяновича, и напуганный народ хлынет на избирательные участки.
Идея была, что там говорить, лихая. На вопрос губернатора: «Думаете, сработает?» преданные хлопцы замахали руками: помилуйте, а как же, ваш авторитет огромен, народ любит вас еще со времен свободных выборов! И довольный Елисей Емельянович дал добро.
Сценарий запустили, утка полетела, встревоженные доброхоты прокричали: «Отец родной, не покинь!», вот только за неделю до выборов честные замерщики общественного мнения принесли сводку, от которой губернатор похолодел. Неблагодарный электорат, не убоявшись потери главы области, по-прежнему не собирался на избирательные участки. И Елисей Емельянович вдруг ясно понял, что легкомысленно поставил на кон собственную судьбу. А как иначе: назвался груздем – полезай в отставку.
На следующее утро была собрана пресс-конференция, где он назвал слух о своем возможном уходе подлой заказной провокацией, добавив: «Судьба депутатов в руках народа, а судьба губернатора…», – и выразительно поглядел в потолок.
Вотум доверия был спасен. Но осадочек остался.
Не оглядывайтесь, вдруг за вами погоня
Среди самых необходимых качеств чиновника есть одно, особо ценимое в профессиональной среде. Это талант вовремя уйти. Им обладают очень немногие; природа наделила их тонким нюхом, развитой интуицией и крепкой нервной системой, а опыт, сын ошибок трудных, даровал холодный расчет, наблюдательность и терпение. У таких людей можно и нужно учиться.
Карьера человека, чьи наставления автор добросовестно записал, шла в рваном ритме: то подолгу сидел на одном месте, то совершал быстрые и мало кому понятные перебежки, потом вновь замирал на одной точке на несколько лет… Траектория его трудового пути не была непрерывно восходящей, несколько раз слетал вниз, а однажды даже на полгода остался без работы. При этом, меняя сферы деятельности, он никогда не уходил с госслужбы. Никакого бизнеса, никакого предпринимательства, только структуры государственной власти. Короче, вот его монолог.
– Жизнь научила меня уходить по собственному желанию. Не в смысле записи в трудовой книжке, а по сути. Хочу – уйду, и никто меня не отговорит и не остановит. Эту науку преподал мне один из моих начальников – большой человек, между прочим. Мы проработали с ним четыре года душа в душу, а на пятый он стал меня мочить. Почему – до сих пор не понимаю, так уж карта легла или в уши ему насвистели. Надо сказать, что по части удушения подчиненных боссу было мало равных, и все виды пыток я испытал на собственной шкуре, пока не возненавидел сам себя. Наскоро подыскав новое место, явился к нему с заявлением об уходе. Он прочитал, ласково улыбнулся и изрек: «Запомни, здесь только я решаю, кому и когда уходить. Ты мне нужен».
Начиная со следующего дня он стал корректен, даже доброжелателен, на сердце у меня отлегло, я позвонил туда, где меня ждали, и с извинениями отказался. А через месяц меня вызвал заместитель босса и сообщил, что мне велено катиться вон. Удар был силен, я послушно послал в кадры заявление, и через полчаса мне сказали, что оно подписано.
Прокляв человеческое коварство и побожившись никогда не верить ни одному начальнику, я успокоился и провел разбор ошибок. Ведь, как ни крути, это не меня обманули, а я дал себя обмануть. Не меня выперли, а я позволил себя выпереть. И единственный способ избежать этого в дальнейшем – принимать решения самому и никому не подносить жареного себя на блюде. Иной раз это очень непросто, чиновник зависим от многих факторов, и можно ошибиться в расчетах, но зато ты самостоятельно будешь управлять своей судьбой. Я долго убеждал себя в этом и даже принял на вооружение слоган, вычитанный у Джона Стейнбека: «Не оглядывайтесь, вдруг за вами погоня».
Недавно я полистал свою трудовую книжку и сделал статистический подсчет. Оказалось, за тридцать три года на государственной службе я четырнадцать раз менял место работы, из них семь уходов – милое сердцу повышение и ровно столько же – увольнения под давлением. Фифти-фифти. Но вот что любопытно: ситуации, когда меня душили, а я искал и, как правило, находил выход, помнятся гораздо отчетливее, ярче. Вообще со временем я даже полюбил вынужденные уходы, – они испытывают твой характер, ум, профессиональную зрелость.
Надо заметить, что государственного служащего, в отличие от офисного планктона в коммерческой структуре, в одночасье за порог не выгонишь. Хотя, конечно, можно организовать давление такой силы, что не любой выдержит. Тут многое зависит от того, до какого предела человек готов снести опалу и унижения. Нужно знать свой болевой порог; чем он ниже, тем лучше, ибо ты должен заставить противника понять, что единственный способ избавиться от тебя – найти тебе новую работу. В идеале – не хуже прежней. А когда это случится, вы расстанетесь по-доброму и каждый перекрестится.
Многим чиновникам известно состояние, когда тебя «пасут» борцы с правонарушениями. Испытываешь чрезвычайно неприятные ощущения.
Но просто взять и уйти мешает иллюзия, что пока ты государственный кадр и состоишь в чьей-то команде, тебя не решатся тронуть, а вот стоит выйти наружу – тут же возьмут за горло. Все как раз наоборот: для ловцов добычи ты гораздо «вкуснее» именно в статусе чиновника. А рассчитывать, что собратья помогут и прикроют, не стоит; оказавшись в опасности, ты навлекаешь беду и на них. Поэтому, принимая решение, рассчитывай только на собственные силы.
В конфликтных ситуациях всегда важно знать, насколько крепки позиции прессующего тебя руководителя. И если в результате изучения вопроса приходишь к выводу, что он доживает свой век, появляется поле для маневра. Можно, конечно, упереться и ждать, когда его уберут, вот только следующий начальник скорее всего и тебя сметет в помойное ведро для старой команды.
Но можно сыграть ва-банк, и однажды в аналогичных обстоятельствах я так и сделал. Тогдашняя моя работа очень устраивала, уходить не хотелось, но вынуждали. И я, все просчитав, закатил нешуточный скандал с пресс-конференцией, на которой под камеры заявил, что не желаю работать с нечистоплотным руководителем. И, хлопнув дверью, ушел в никуда. Спустя полгода босса прогнали, и пришедший на его место начальник тут же пригласил меня в свою команду. Этой комбинацией я горжусь.
Что ж, спасибо собеседнику-консультанту за откровенный монолог. А от себя автор добавит, что в любом увольнении, даже вынужденном, есть сладость предвкушения. На неоглядном, хоть и труднопроходимом пространстве государственной службы то тут, то там загораются маяки вакансий, влекущие на свой свет искателей счастья. И ни на миг не ослабевает броуновское движение бюрократического аппарата.