Восстановив Боевую организацию, эсеры тоже бросились стрелять и кидать бомбы.

Два побега

В мае чуть было не прервалась жизнь одного из самых знаменитых террористов, Бориса Савинкова. Вот как он это описывает.

«Таким образом вышло так, что я поехал в Севастополь с партийным поручением убить адмирала Чухнина уже в то время, как партия постановила временно прекратить террор. Об этом я узнал только в тюрьме из газет.14 мая в 12 часов дня на Соборной площади города было совершено покушение на коменданта севастопольской крепости генерала Неплюева. Во время торжественной праздничной церковной службы (в этот день была годовщина коронации Николая II), когда Неплюев принимал церковное шествие, 16–летний гимназист Николай Макаров бросил в него бомбу, которая не взорвалась.

Тут же взорвалась бомба, в руках другого участника покушения, матроса Фролова. Площадь была полна народу. Взрывом бомбы было убито 8 человек (в том числе и сам террорист). Среди убитых было 2 детей, 37 человек было ранено».

В тот же день Савинков был арестован. К убийству он не имел никакого отношения. Но какая разница! В то время уже действовали военно — полевые суды, которые особо не церемонились. Про цесс длился один день, приговором была петля. Казалось бы, песенка Савинкова спета. Но эсер JI. Зильберберг, как считается, подкупил охрану.

«В ночь с 15 на 16 июля он спокойно провел Савинкова мимо всех постов наружу, где их встретил один из людей Зильберберга. Они были отведены на конспиративную квартиру в темном и сыром подвале, провели там день, после чего были переправлены в горы на хутор сочувствующего партии немецкого колониста К. Штальберга».

(Л. Прайсман)

Впоследствии Савинков на парусной лодке ушел за границу. Кстати, в конце того же месяца адмирал всё же был убит.

Странная это история. Ведь что получается? Ловят одного из самых опасных террористов в России, а он с такой легкостью бежит. Понятное дело, что за некую мзду охрана может, допустим, помочь установить связь с волей или еще что… Но ведь даже самому тупому охраннику понятно: после побега такого арестанта неизбежно начнется расследование, и никому мало не покажется. А тут даже не попытались инсценировать то, что революционеры организовали побег сами. Или охранникам дали столько денег, что они готовы были уйти в бега? А сколько вам надо дать, чтобы вы бросили дом и ушли в подполье? Вот именно. Странное, короче, дело.

Итак, Савинков остался жив, но для террора он все равно был потерян. Оказавшись в Париже, он фактически отходит от активной деятельности. Видимо, пребывание в камере смертников ему не очень понравилось. А потом настало разоблачение Азефа.

Зато побег другого знаменитого террориста, Гершуни — это просто классика жанра.После ареста военно — окружной суд в Петербурге в феврале 1904 года приговорил Гершуни к смертной казни. Однако в те времена еще не было чрезвычайных трибуналов, они появились годом позже. Учитывая, что Гершуни лично никого не убивал, смертную казнь заменили пожизненной каторгой. Но поначалу он сидел в знаменитой Шлиссельбургской тюрьме для «ссыльно — каторжных политических преступников».

На современном языке такое наказание называется «крыткой» и считается самым тяжелым. Другое дело, что в тогдашнем законодательстве понятия «тюремное заключение» вообще не существовало. Была каторга, была ссылка. Но что делать вот с такими развеселыми ребятами?

После Манифеста 17 октября начались некоторые демократические веяния. Под напором либеральной общественности Шлис- сельбургская тюрьма была закрыта. 8 января 1906 года Гершуни перевели в Акатуйскую каторжную тюрьму в Восточной Сибири.

Это было не менее знаменитое место. Впервые оно прославилось после того, как в ней умер декабрист Михаил Лунин, очень крутой мужик. Обстоятельства его смерти до сих пор остаются достаточно темными. По некоторым версиям, он был убит сотрудниками тюрьмы (впрочем, доказательств этому нет). Благодаря писателю Алексею Толстому многие думают, что там сидел и знаменитый анархист Нестор Махно — хотя на самом‑то деле он сидел в Москве в Бутырской тюрьме.

В общем, Акатуй имел жутковатую славу. Хотя на самом‑то деле всё было не так уж страшно — по крайней мере, в 1906 году. Революция продолжалась, и никто еще не знал, кто победит — власть или ее разномастные противники. Так что работники тюрьмы не особо давили политических. В самом деле, кто ж его знает: сегодня он заключенный, а завтра, глядишь — министр.

Подавляющее большинство политических заключенных в тюрьме составляли эсеры — их было 25–30 человек из примерно 40 политзеков. Такое соотношение было по всем каторжным тюрьмам. Потому как конкуренты эсеров, социал — демократы (что большевики, что меньшевики), были умнее и предпочитали на рожон не лезть, и потому на каторгу попадали не слишком часто, отделываясь ссылкой. А максималисты и анархисты чаще всего заканчивали на виселице.

Как бы то ни было, жизнь на Акатуе была не самая плохая. Как писал очевидец, «в пределах каменных стен тюрьмы они (заключенные) пользовались автономией. Обычным явлением были лекции, кружки, газеты, книги».

Гершуни и тут отличился. Он регулярно читал лекции по… истории мирового революционного движения. Причем его с интересом слушали не только заключенные, но и работники тюрьмы.

Однако эсерам Гершуни был нужен на свободе. А еще более он был нужен лично Евно Азефу. Дело в том, что над Азефом потихоньку стали сгущаться тучки. Его уже начали обвинять в работе на охранку. Так что руководитель БО очень хотел иметь под рукой старого товарища.

Первоначально эсеры пытались организовать коллективный побег. Опыт имелся. К этому времени у революционеров уже существовала достаточно хорошо действующая система помощи «побегушникам». Так, в Тобольской губернии, Енисейской губернии, Нарымском крае в 1906–1907 годах находилось в ссылке 2222 человека, из них бежало 849–37,8 %. (Хотя у правительства тоже имелась система отлова бежавших.)

Но это ссылка. С каторгой было сложнее. Вот что писал эсер Чернов об Акатуе: «Окруженная диким безлюдьем гор, Акатуйская каторжная тюрьма не сулила сколько‑нибудь благоприятных перспектив для массового побега. Куда деваться целой группе там, где через несколько часов после побега будут сторожить на всех лесных дорогах жандармы, полицейские или стражники, а на всём лесном бездорожьи — дикие инородцы, полные радостного упования: за поимку беглых или за меткие выстрелы им вслед полагается денежная награда».

Так что от массового побега отказались. Азеф продавил решение организовать побег для самого ценного товарища — Гершуни.

Сделано это было следующим образом. Каторжане в числе прочего занимались заготовкой разных солений — в основном, капусты. Готовую продукцию вывозили с территории тюрьмы в бочках. Именно в такую бочку решили запихнуть Гершуни — и запихнули.

Вот как описывает технологию побега Чернов:

«Будь Гершуни больше ростом или крупнее общим сложением, дело оказалось бы безнадежным. Проверчены два отверстия, полускрытые обручами: через них пойдут две резиновые трубки для дыхания спрятанного. Сверху, над головой, защитные приспособления. Прямо на голове — железная тарелка, обернутая кожей. Это на всякий случай: бывает, что от чрезмерного рвения какой‑нибудь страж ткнет в щель туповатой шашкой и поворочает ею туда и сюда. Бочка была поднята в 8 часов утра и отнесена в поселок в подвал.

В подвале его должен был встретить "свой", но вокруг входа в подвал что‑то долго ходили "чужие", и тому пришлось выжидать, пока все успокоится. Но, если под открытым небом поступление воздуха через резиновые трубки еще как‑то шло, в спертом воздухе подвала оно как будто почти совсем прекратилось. Сколько пришлось Гершуни ждать — он уже не отдавал себе отчета. При всем своем терпении, силе воли и выносливости он задыхался и был уже на границе обморока. Прибег к ножу, но неудачно: через прорез потек на лицо, в нос и рот капустный сок, изо рта вывалились трубки. Последним отчаянным напряжением, захлебываясь солоноватой влагой, упираясь головой в покрышку и пытаясь выпрямиться во весь рост, Гершуни продавил наконец выход головой, едва отдышался. К счастью, тут подоспела обещанная помощь "своего"».

Ну а дальше все просто. Вдоль всего пути были организованы пункты, где беглецы меняли лошадей. Далее Гершуни сел на поезд Сибирской железной дороги, но поехал не на запад, а на восток, до Владивостока. Собственно говоря, ничего нового в таком направлении бегства давно уже не было. К примеру, в 1904 году Троцкий бежал из ссылки по такому же маршруту, и многие другие тоже.

Но бюрократия — страшная вещь. Вся довольно неплохая система перехвата беглецов рассчитывалась на то, что они бегут на запад, в европейскую Россию. Тут всё было организовано отлично. Любой железнодорожный кондуктор или проводник сдал бы подозрительного пассажира ближайшему жандарму — это входило в их должностные обязанности, плюс еще и премия полагалась. Да и сами железнодорожные жандармы не зевали. А присматривать за пассажирами, едущими на восток, указаний не было. Почему так? А вот поди пойми.

Как бы то ни было, Гершуни без всяких приключений доехал до Владивостока, там сел на японское судно и в скором времени прибыл в Японию. А оттуда добраться до Америки — вопрос лишь времени и денег. Судя по всему, деньгами беглеца снабдили. И не прогадали.

Появление Гершуни в Северо — Американских Соединенных Штатах вызвало сенсацию. Русская революция вообще была популярна на Западе, террористы, «борцы за свободу» вызывали восторг. (Что‑то знакомое, не правда ли?) Тем более, что в САСШ и тогда жило много эмигрировавших из России евреев, у которых Гершуни вызывал уже собственную гордость. В результате беглый террорист получил, говоря современным языком, грандиозный PR. Он с триумфом проехал по САСШ, читая лекции, и собрал пожертвований на сумму 180 тысяч долларов. Теперь доллар обесценился: чтобы понять масштаб, надо эту сумму умножить на 20. Так что в Европу Гершуни прибыл во всем блеске славы — что от него и требовалось.

В активной революционной деятельности он участия не принимал. С тех пор как он попал в тюрьму, переменилось очень многое. Терроризм стал, в одной стороны, коммерческим предприятием, с другой — безумным беспределом. Гершуни некоторое время играл роль свадебного генерала, но недолго. В 1908 году он умер от саркомы легкого и похоронен в Париже.

Продолжение темных игр

Во главе Боевой организации социалистов — революционеров продолжал стоять платный агент Охранного отделения Евно Азеф. Игры, в которые он играл с полицией, продолжают оставаться очень темными…

Одна из историй связана с уже известным нам петербургским градоначальником фон Лауницем. Господин это был своеобразный. Об его профессионализме говорить как‑то смешно.

«Помню, одно время Лауниц стал носиться с планом обезвредить революционеров, скупив всё имеющееся у них оружие. Устроить это дело ему предлагал Красковский [78] , лишь бы деньги… Тем не менее, Лауниц откуца‑то добыл денег и вскоре с большим апломбом заявил о своем огромном успехе: ему удалось купить у революционеров пулемет, заплатив за него 2 тысячи рублей. Столыпин просил меня расследовать этот случай. Удалось выяснить, что пулемет был выкраден из Ораниенбаумской стрелковой офицерской школы, очевидно, теми самыми людьми, которые продали его Лауницу. Я доложил об этом Столыпину, который много смеялся».

(А. Герасимов)

Фон Лауниц, как уже было сказано, питал нежную любовь к «Союзу русского народа». Он говорил: «Это настоящие русские люди, связанные с простым народом, хорошо знающие его настроения, думы, желания. Наша беда в том, что мы с ними мало считаемся. А они всё знают лучше нас».

На этой почве фон Лауниц насмерть ругался с полковником Герасимовым. Дело даже не в дилетантстве и мелкоуголовных замашках ребят из СРН. Полковник, как любой полицейский в любой стране, терпеть не мог, когда в его епархию лезут люди со стороны. Конфликт дошел уже до того, что Лауниц начал интриговать, дабы сместить Герасимова и заменить его черносотенцем Юскевичем — Красковским.

Влез фон Лауниц в свару и со Столыпиным. Последний возню «истинно русских людей» на дух не переносил. Хотя сам он по взглядам являлся националистом, но прекрасно понимал, что ничего хорошего из забав СРН не выйдет. Однако сделать ничего не мог — Лауниц пользовался покровительством Николая II, к тому же император сам питал слабость к СРН.

Любовь градоначальника к черносотенцам дошла до того, что он стал использовать дружинников СРН вместо положенной ему полицейской охраны. Что, конечно, глупо: эти дружинники были обычными мордоворотами и не обладали, к примеру, чутьем, свойственным оперативнику или опытному филеру. Но Лауницу казалось, что за этими ребятами он как за каменной стеной.

Это присказка. Сказка — вот она. 21 декабря 1906 года должно было состояться торжественное открытие нового здания Института экспериментальной медицины, во главе которого стоял член императорского дома принц Петр Ольденбургский. На этом мероприятии должны были присутствовать как Лауниц, так и Столыпин. В этот же день Герасимов, как он утверждает, получил от Азефа информацию, что на церемонии открытия на градоначальника и на премьера готовится покушение. По словам Герасимова, он уговорил Столыпина не ехать, а фон Лауниц его послал и поперся… с охраной в виде черносотенных дружинников!

Когда градоначальник поднимался по лестнице…

«Элегантно одетый молодой человек во фраке бросился к градоначальнику и 3 раза выстрелил ему в затылок из миниатюрного браунинга.

Звуки выстрелов из маленького револьвера были настолько слабы, что гости сначала не понимали, по какому случаю шум. Лишь вопль смертельно раненного Лауница уяснил всем, что совершилось несчастье. Полицейский офицер из свиты градоначальника бросился с обнаженной шашкой на террориста. Но прежде чем он успел размахнуться, раздался четвертый выстрел: террорист выстрелил себе в висок, и офицерская сабля попала в умирающего».

(А. Герасимов)

Убийцей являлся член Боевой организации эсеров Евгений Кудрявцев. Заметим такую вещь: про пистолет Браунинга острили, что из него можно только застрелиться. В самом деле, попасть куда‑то из этого оружия сложно. Кудрявцев не являлся ка- ким‑то суперподготовленным «спецназовцем» — таких тогда вообще не было. Выходит, что он сумел подойти к фон Лауницу вплотную. И где была охрана? А вот в том месте и была.

Конечно, Лауниц погиб из‑за собственной глупости. Его охранники наверняка «живьем» никогда террористов не видели и на «элегантного молодого человека во фраке», к тому же русского (а «союзники» свято верили, что все революционеры — евреи), просто не обратили внимания.

Но имеются в этом деле и странности. Герасимов «не смог уговорить» Лауница. А может, и не очень уговаривал? К тому же мало ли, что Лауниц отказался от охраны! Ну, дурак. Но ведь зная о возможности покушения, можно было бы послать на мероприятие нескольких агентов в штатском — градоначальник бы их и не заметил. Но не послали. А значит… Азеф на тот момент был человеком Герасимова, полковник был близок к Столыпину и вообще являлся его горячим сторонником. У Герасимова имелись личные мотивы желать устранения Лауница — тот ведь хотел порушить его карьеру. Премьеру градоначальник тоже мешал…

Конечно, это не значит, что охранка организовала покушение. Она просто позволили ему осуществиться.Кстати, после убийства Лауница царь захотел видеть Герасимова. Это было серьезно. Заметим, что, к примеру, Зубатов царю не докладывался ни разу!

Еще один случай — теракт, совершенный 9 декабря 1906 г. в Твери Сергеем Ильинским, членом эсеровского Летучего отряда. Был убит граф А. Игнатьев, лидер правых в Государственном совете.

Об Игнатьеве я уже мельком упоминал. Этот человек являлся убежденным консерватором. По свидетельству его сына (кстати, автора знаменитой книги «Пятьдесят лет в строю»), Игнатьев- старший всерьез планировал дворцовый переворот с целью посадить на престол вместо Николая II сильного царя. Он был яростным противником Витте, политика Столыпина Игнатьеву тоже не особо нравилась. Против нее были многие правые.

Дело произошло в помещении тверского Дворянского собрания. Графу неоднократно угрожали, так что у него имелась собственная охрана, но жандармы не пустили ее в помещение Собрания. Мало того: местный агент полиции, охранявший черный ход, был снят с поста, якобы по приказанию свыше. Через этот ход и прошел террорист… Знакомая схема? Тут уж в случайности верится вовсе слабо. Кто стоял за этим убийством, можно только гадать…

Ответный удар охранки

Боевая организация эсеров в 1906 году состояла из двух «филиалов». Один находился в Киеве, и особо ничем не прославился. Так, они планировали убийство киевского генерал — губер- натора Клейгельса. Начальник тамошнего охранного отделения полковник Спиридович расстроил «акцию» весьма изящным ходом. Как он сам вспоминал:

«В комитет была брошена мысль, что убийство генерал — губернатора Клейгельса является абсурдным. Поведение генерал- губернатора в Киеве не дает никакого повода к такому выступлению против него. Приводились доказательства. Эта контрагитация была пущена и в комитет, и на тех, кого Борищанский (руководитель местной БО) мог привлечь в качестве исполнителей».

Другой «филиал», Центральный боевой отряд, действовал на Северо — Западе.

Кроме того, существовала отдельная структура — Летучий отряд Северной области, которым руководил Карл Тауберг. Тауберг стал применять иную тактику, сходную с максималистской. Если БО обычно долго готовила «акцию», то люди из Летучего отряда действовали по принципу «быстрота и натиск» — и это удавалось, потому что сочувствующих ребята завели чуть ли не всюду.

Примечателен психологический облик террористов. Азеф постоянно тянул с партии деньги и любил хорошо пожить, да и его люди — тоже. Ребята Тауберга жили буквально на гроши. А как известно, нет ничего страшнее, чем бескорыстный идеалист. Вот и Летучий отряд мало отличался от максималистов в равнодушии к случайным жертвам.

А была еще и Боевая организация.

Центральным боевым отрядом руководил Л. Зильберберг, тот самый, который вытащил из тюрьмы Савинкова. Отряд базировался в Финляндии, в лыжном туристском доме возле озера Имат- ра. Хозяин сочувствовал революционерам, к тому же они ему неплохо платили, и он никого больше в свой отель не пускал. Место было очень удобным. С одной стороны, всего несколько часов езды от столицы, с другой — Финляндия являлась «государством в государстве». Российские жандармы не могли проводить там аресты, они обязаны были обращаться к местным органам. А те действовали очень вяло, революционеры о грядущих неприятностях всегда узнавали заранее и успевали смыться.

Оттуда они и наносили визиты в Санкт — Петербург.

«13 августа, в воскресенье, в 8 часов вечера к скамейке на перроне железнодорожной станции Петергоф к сидевшему там в ожидании поезда командиру Семеновского полка генералу Г. Мину подошла молодая женщина среднего роста, худощавая брюнетка, одетая в сак песочного цвета (Зинаида Коноплянникова).

Из браунинга в упор она выпустила в спину собиравшегося встать к подошедшему поезду генерала Мина целую обойму».

(Л. Прайсман)

Мина революционеры люто ненавидели за подавление Московского восстания.И таких «акций» было много.

Герасимов долго думал, как повязать боевиков Боевой организации. Местонахождение базы боевиков ему сдал Азеф. Но к ней ведь надо было подобраться… И тут случился совершенно потрясающий эпизод. Вот как полковник это описывает:

«Два туриста, юная пара, лыжники и влюбленные, попросили отвести им комнату. Они рассказали, что уже несколько часов в поисках верной дороги блуждают по лесу. Замученные до смерти и замерзшие, они умоляли только об одном, чтобы им разрешили переночевать в каком‑нибудь теплом углу. Наутро они пойдут дальше. Так как каждую минуту грозила разразиться снежная буря, швейцар не решился выгнать в зимнюю ночь эту юную пару, и с согласия Зильберберга предоставил им комнату.

Молодые люди тотчас удалились. Лишь на следующее утро они показались во время завтрака, который в финских отелях обычно бывает за табльдотом. И тогда выяснилось, что новые гости владели целым рядом талантов. Искусно пародируя, рассказывали они о профессорах Петербургского университета, изображали радости и горести студенческой жизни, завоевывая симпатии своих слушателей. Ведь и другие жильцы гостиницы были сплошь молодые люди, бывшие студенты, пока не посвятили себя целиком террору; дыханием минувшей мирной жизни веяло на них от этих рассказов. Юная пара всем своим привлекательным обликом стяжала большой успех. Члены зильберберговской группы радовались от души этой милой молодежи; в их одинокую замкнутую жизнь вошло какое‑то веселое оживление. После обеда была предпринята общая прогулка лесом к водопаду, вечером в отель принесли гитару, и обнаружилось, что оба они, стройный молодой блондин и изящная подвижная брюнетка, прекрасно поют и танцуют. Оба, предполагавшие провести лишь одну ночь в «Отеле для туристов», оставались там трое суток. Все с огорчением думали о том, что они должны покинуть отель. Доверие к ним было настолько велико, что их допустили к упражнениям в стрельбе. Их просили еще остаться, но на четвертый день они заявили, что им уже действительно пора уехать. Все общество провожало их довольно далеко, и прощальным словам и всяческим пожеланиям конца не было».

Молодая пара во время пребывания в доме не скучала. С Иматры они тут же отправились к Герасимову, где составили подробное описание всех присутствовавших. Кроме того, агенты сумели завербовать в отеле горничную и швейцара, которые не отказались слегка подзаработать, сливая информацию.

Согласитесь, сними такое в кино, большинство зрителей поднимут режиссера на смех: да быть этого не может! Чтобы людей, которых боялась вся российская верхушка, так дешево провели! Но вот так было. Оснований не верить Герасимову нет никаких.

То ли агенты охранки являлись гениальными актерами, то ли террористы слишком расслабились. Хотя психологический расчет верный — люди привыкли чувствовать себя в Финляндии в полной безопасности — а ведь всем хотелось иногда отдохнуть. Хотя Азеф такого бы точно не допустил. Но в это время он находился за границей.

В итоге вся верхушка террористов вскоре была арестована в Санкт — Петербурге — их опознала «молодая пара», которая паслась на Финляндском вокзале и наблюдала за прибывавшими из Финляндии пассажирами.

Заговор против царя

К середине 1906 года террористы всерьез возвращаются к идее убить Николая II. Что было понятно: террор вырождался в вакханалию бессмысленных убийств, восстаний на селе случалось всё меньше, и они явно не способны были вырасти во что‑то более серьезное. Так что возникла идея радикализовать обстановку — вдруг после этого теракта революция пойдет на новый круг…

Однако совершить такое убийство было очень нелегко. Давно прошли те мирные времена, когда Александр II в одиночку прогуливался по Дворцовой площади и к нему мог чуть ли не вплотную приблизиться террорист. В то время у Николая II было две резиденции — Федоровский городок в Царском Селе и дворец в Петергофе (не главный, а дворец в парке Александрия, сгоревший во время войны). Причем в 1906–1907 годах император, в основном, находился в последнем. Охрана обеих ставок была поставлена очень неплохо, и ведал ею не какой — нибуць «паркетный генерал», каких было при дворе полно, а знакомый нам жандарм Спиридович, опытнейший сыскарь, прекрасно знавший методы террористов.

Царское Село и Петергоф в то время были очень небольшими населенными пунктами, буквально набитыми жандармами и фи лерами. Любой незнакомый человек очень быстро «попадал под колпак», и с него не слезали, пока не устанавливали личность и не убеждались в полной лояльности. Так что террористам даже начать наблюдение было проблематично. Поиском вариантов занимался не кто‑нибудь, а Азеф.

Между тем варианты были всякие. Так, один сторонник партии, только что закончивший духовную семинарию, предлагал получить место в церкви где‑нибудь рядом с Царским Селом и попытаться совершить покушение. Идея Азефу понравилась, но так и осталась идеей. И неудивительно. Затея, честно говоря, была трудно реализуемая. Что‑то не верится, что в тамошних приходах так просто получить место. Да и кто бы подпустил незнакомого священника к Николаю II на расстояние выстрела?

Но тут террористам повезло. Летом 1906 года кто‑то из боевиков познакомился с В. Наумовым, сыном начальника дворцовой почтовой телеграфной конторы в Новом Петергофе (так называется железнодорожная станция). Он жил в Петергофе давно и никаких подозрений не вызывал. Но что главное — он сочувствовал революционерам.

«Человек без воли, увлекающийся, праздный, Наумов стал игрушкой в руках энергичных членов БО».

(А. Спиридович)

Наумов жил недалеко от парка «Александрия», в котором ежедневно гулял Николай II, так что наблюдение за распорядком дня царя он мог вести буквально из собственного окна.

Интересно, кстати, что ни террористам, ни жандармам не приходила в голову возможность использования боевиками снайперов. Хотя неплохие винтовки и оптические прицелы тогда уже имелись, а главная проблема киллера — снайпера, «отход», у тогдашних террористов не стояла. На одном из исторических форумов некие циники выложили план убийства Николая II в Петергофе с использованием трех снайперов. Вполне реализуемый план. Но вот тогдашние террористы, к счастью, не додумались до такой очевидной вещи. Может, потому, что никто из них никогда не держал в руках винтовку?

«Наумов согласился совершить теракт, тем более что речь шла не о немедленном цареубийстве, а о принципиальном согласии на него. Решили, что Наумов, у которого был недурной голос, должен поступить в придворную певческую капеллу. Находясь в ней, он сможет часто видеть императора вблизи и осуществить план террористов. Он нашел себе учителя пения, и боевики давали ему 200 рублей в месяц, очень приличную сумму по тем временам, для платы за уроки».

(Л. Прайсман)

Однако дело это было не быстрое — научиться так петь, чтобы поступить в придворную капеллу (да и вообще сомнительное). Тогда террористы сменили «объект», переключившись на дворцового коменданта генерала Д. Ф. Трепова, которого люто ненавидели за знаменитый приказ «патронов не жалеть», отданный им в 1905 году, еще на посту генерал — губернатора Петербурга. Для теракта решили использовать знакомого Наумова, казака Ра- тимова, служившего не где‑нибудь, а в личном императорском конвое.

По заданию террористов Наумов стал заводить с казаком разные антиправительственные разговоры — тот их охотно под держивал. Потом казак взял от Наумова две эсеровские листовки. Обычно считается, что Ратимов втирался в доверие к революционерам. Но ведь он был не оперативником и не секретным агентом.

Вот и генерал Спиридович недоумевал:

«Почему Ратимов не рассказал сразу своим начальникам о первой беседе с Наумовым? Что он делал, когда Наумов ему первый раз дал прокламацию? И где те, которые он получил в дальнейшем? У меня было впечатление, что он сказал не все, что он затрудняется говорить перед своим начальством. Ратимов произвел на меня плохое впечатление».

А вот в самом деле, почему? Видимо, время было такое, когда ругать правительство стало общим местом. Как бы то ни было, казак сообщил о происходящем по команде только тогда, когда ему предложили конкретные действия. Дело дошло до Спиридовича, и он стал использовать Ратимова в оперативной игре.

Однако 2 сентября 1906 г. Трепов умер от инфаркта. На некоторое время всё успокоилось. Наумов уехал в Москву. Примечательно, что Спиридович ничего не сообщил полковнику Герасимову — видимо, хотел сам распутать заговор и получить все лавры.

Вторая серия началась в феврале 1907 года. Революционеры решили снова взяться за Николая II. Спиридович вспоминал:

«Он (Ратимов) был в состоянии крайнего возбуждения и рассказал мне, что, вернувшись из Москвы, Наумов ему написал и попросил приехать увидеться в Петербург. У них была с Наумовым долгая встреча. Наумов ему задавал много вопросов о дворе, о прогулках императора, о путешествии в Петербург и дошел до предложения постараться самому убить императора или ударом сабли, или выстрелом из карабина.

Наумов ему сказал, что он совершит героический акт, что партия социалистов — революционеров сообщит об этом всему народу и что благодаря ему (Ратимову) народ будет освобожден от тирании».

Впрочем, Ратимов все равно отказался быть исполнителем — однако стал поставлять террористам сведения, в частности, нарисовал план парка. Разумеется, он действовал уже по инструкциям Спиридовича.

Тут к делу подключился и полковник Герасимов, который из своих источников узнал что‑то о готовящемся покушении. Однако более — менее точные сведения ему смог дать только Азеф, которого полковник буквально выдернул из Италии, где он в то время обретался. Азеф, правда, не назвал фамилий — сказал только, что в деле замешан казак царского конвоя.

«Ей (БО) даже удалось установить связь с кем‑то из личной охраны царя. Было ясно, что террористы готовят покушение. По словам Азефа, план этого покушения был разработан еще не во всех деталях, но, насколько можно было судить, предполагалось, что казак должен был помочь подложить адскую машину под царский дворец, под кабинет его величества. Свое сообщение Азеф закончил указанием имен и адресов новых руководителей террористической группы, занявших эти места после ареста Зильберберга.

Но я не мог нащупать след, ведущий внутрь дворца. Я уже было собирался арестовать всех лиц, попавших в сферу моего наблюдения, конечно, с точки зрения розыска было бы целесообразнее выждать, пока наблюдение не даст более веских улик против заговорщиков и не выяснит все их связи. Однако этот нормальный путь был слишком опасен. А вдруг террористам удастся ускользнуть от наблюдения и нанести удар?».

(А. Герасимов)

И ведь, скорее всего, Азеф сдал террористов отнюдь не из‑за того, что осуждал цареубийство. Куда более его интересовало собственное положение в партии. Теракт в Петергофе готовили без его участия, так что если бы вышло, он бы перестал быть среди эсеров «первым и единственным».

…И тут наконец‑то два ведомства стали работать вместе. От коменданта дворца В. Дедюлина полковник получил сведения об истории с Наумовым и Ратимовым. Тут уже начал игру Герасимов. Сопровождаемый филерами, Ратимов встретился с террористами и сообщил то, что ему велели. По словам Герасимова, разговор был такой:

«— Можно ли постороннему человеку, конечно, соответственно переодетому, проникнуть в кабинет царя? — спрашивали террористы.

— Да, если он носит форму казака царского конвоя.

— Разве не каждый казак лично знаком всем проживающим во дворце?

Нет, — отвечал Ратимов, — в конвое сто таких казаков. Разве можно знать в лицо их всех?

— Возможно ли подойти непосредственно к царю во время его прогулки в Царскосельском парке?

— Это вполне возможно. Например, если бы женщина — террористка, переодевшись финской молочницей, появилась в парке. Хотя царь постоянно во время прогулок сопровождается несколькими казаками из его конвоя, но они по инструкции следуют в некотором отдалении за ним. Они не обратят внимания на такое повседневное событие, как появление молочницы…

— Возможно ли в помещении, находящемся под комнатами царя, заложить мину и затем эту часть дворца вместе с самим царем пустить в воздух? — спрашивали далее террористы.

— Да, — отвечал Ратимов, — такая возможность тоже имеется. Кабинет царя находится в бельэтаже, под которым расположено много комнат, куда доступ сравнительно легок».

Выяснив всё, что ему было нужно, Герасимов дал команду брать. Что и сделали работники полиции 31 марта, арестовав 28 человек.

Партия социалистов — революционеров оказалась в очень неприятном положении. Дело в том, что 20 февраля 1907 г. начала свою работу II Государственная дума, и эсеры объявили, что на время работы Думы они прекращают террор. А тут оказалось: их заявления насквозь лживы, они мало того что террор не прекратили, так вообще на императора замахнулись. Хотя партийные лидеры были тут не виноваты: боевики признавали достойным методом борьбы исключительно террор и на свое партийное руководство плевать хотели. Депутаты — эсеры, числом 30 человек, всячески от них отмежевывались — но как‑то это не звучало…

Однако и власти оказались в не очень хорошем положении.

7 августа 1907 г. началось судебное заседание. Революционеров тогда защищали лучшие адвокаты, более того, как правило, подсудимые считали своим долгом толкнуть на суде пламенную речь. Но тут они вели себя тихо. А защитники очень четко проводили линию: весь этот заговор — полицейская провокация. И тут выяснилось, что у обвинения нет доказательств! К примеру, Наумов, сдавший на следствии всех, на суде от своих показаний отказался. Точнее, кое — какие доказательства имелись, но адвокаты их играючи разбивали, а своих агентов охранка никогда на суд не выставляла. Тогда было принято беспрецедентное решение: допросить Спиридовича и Герасимова. Спиридович показания дал, но они не впечатляли, потому что он ссылался на Герасимова — а последний от участия в суде отказался. Впоследствии полковник объяснял это так:

«Успешность моей работы во многом зависела от того, что меня никто из революционеров не знал в лицо. Именно поэтому я никогда и нигде не появлялся публично. Выступление в зале суда было грубым нарушением этого правила. Я стал бы известен целому ряду адвокатов, родственников обвиняемых, а среди них несомненно было немало людей, близких к революционерам».

В конце концов Герасимова уломали. Но по его требованию суд проходил в помещении Охранного отделения и был не закрытым, а сверхзакрытым — на него не допускались даже родственники подсудимых. Полковник был загримирован.

В итоге трех человек из 18 подсудимых приговорили к смерти, остальные отделались каторгой.

Первым делом самолеты

В истории эсеровского терроризма есть очень необычные эпизоды, которые до сих пор остаются совершенно загадочными. Сейчас пойдет рассказ о технике. Кому не нравится повествование о механизмах, может эту главку спокойно пропустить.

Так вот, Азеф некоторое время носился с неким инженером С. Бухало, который работал над проектом невиданного летательного аппарата. С него, как полагал Азеф, можно разбомбить Петергофский дворец и Царское Село. Руководитель БО говорил, что он видел чертежи и что аппарат может быть построен.

Вот что писал Савинков.

«В начале января 1907 года ко мне в Болье, где я жил, приехал из Италии Азеф. Он сказал:

— Я привез тебе хорошую новость. Вопрос о терроре решен. Боевая организация возродится.

Он рассказал мне следующее.

Некто Сергей Иванович Бухало, уже известный своими изобретениями в минном и артиллерийском деле, работает в течение десяти лет над проектом воздухоплавательного аппарата, который ничего общего с существующими типами аэропланов не имеет и решает задачу воздухоплавания радикально: он поднимается на любую высоту, опускается без малейшего затруднения, поднимает значительный груз и движется с максимальной скоростью 140 километров в час. Бухало по убеждениям скорее анархист, но он готов отдать свое изобретение всякой террористической организации, которая поставит себе целью цареубийство.

Он, Азеф, виделся с ним в Мюнхене, рассмотрел чертежи, проверил вычисления и нашел, что теоретически Бухало задачу решил, что же касается конструктивной ее части, то в этом и состоит затруднение. У Бухало нет достаточных средств для того, чтобы поставить собственную мастерскую и закупить необходимые материалы. Средства эти нужно достать: если действительно будет построен такой аппарат, то цареубийство станет вопросом короткого времени.

Во время этой встречи с Савинковым, по его рассказам, Азеф развил план террористических мероприятий из аппарата Бухало. По его мнению, скорость полета давала возможность выбрать отправную точку за много сот километров от Петербурга, в Западной Европе — в Швеции, в Норвегии или даже в Англии. Азеф считал, что подъемная сила аппарата будет достаточной для поднятия такого количества взрывчатого вещества, которое позволит разрушить весь Царскосельский или Петергофский дворец. При этом высота полета предполагалась такой, что при взрыве нападающие не будут повреждены и смогут благополучно вернуться на место вылета».

Уже интересно.

Заметим, Азеф являлся отнюдь не тем человеком, которого мог бы «развести» какой‑нибудь прожектер. К тому же он был технарь по образованию. В те времена специализации инженеров были менее узкими, так что инженер — электрик (то есть специалист по динамо — машинам и прочим генераторам) мог разобраться и в чертежах летающей машины — и стал бы заниматься только тем, что в самом деле имело шанс взлететь.

Так что это было за летающее средство, и кем был этот изобретатель? Вопрос темный.

По версии историка авиации Игоря Чутко, под фамилией Бухало Азеф имел в виду известного конструктора Василия Андриановича Слесарева, который разработал в 1913 году тяжелый бомбардировщик «Святогор». Правда, самолет был построен лишь в 1916 году в одном экземпляре и никогда не поднимался в воздух. Даже для времен Первой мировой войны, когда авиация буквально прыгнула вперед, это было слишком, а для 1907 года и вовсе запредельно. Авиация тогда развивалась так же стремительно, как сейчас компьютеры. В 1907 году самолеты представляли из себя летающие этажерки, за которые радовались, если они вообще куда‑то летели, а не сразу падали. Всерьез их не воспринимали.

К тому же в книге «Воспоминания террориста» Савинков описывает Бухало так:

«Всю зиму и весну 1907 года я с нетерпением ожидал результатов работы Бухало… Я посетил Бухало в его мастерской, в Мос- сахе около Мюнхена. За токарным станком я нашел еще не старого человека лет 40, в очках, из‑под которых блестели серые умные глаза».

А Слесареву было в 1907 году 23 года. То есть, получается, что проектированием самолетов изобретатель занимался с 10 лет? Это было возможно в 30–х, если «точкой отсчета» считать детские «проекты» — тогда авиацией буквально бредили — но не в начале века. К тому же нет никаких данных, что Слесарев вообще интересовался политикой. Конечно, он мог быть одержимым изобретателем, которому главное — построить свое изобретение, и неважно для кого. Но как‑то уж очень много несоответствий…

Получается, что это был вовсе неизвестный проект, за который Азеф ухватился, несмотря на сомнительную возможность его реализации. Такое могло случиться. Дело в том, что у Азефа была идея — фикс — уничтожить Департамент полиции. Вот он и хватался за всё что можно.

Но, может быть, технически неподкованный Савинков что‑то не понял? Крылатая машина — не обязательно самолет. Например, это мог быть какой‑нибудь вариант дирижабля? В 1907 году «летающие сосиски» были уже вполне в ходу, на некоторых из них имелись «крылья», на которых стояли моторы. Так что человек того времени, особенно не отягощенный техническим образованием, вполне мог перепутать самолет и дирижабль. Заметим, тогдашние дирижабли обладали куда большей дальностью полета и грузоподъемностью, нежели самолеты, и какой‑нибудь изобретатель вполне мог предложить новый «чудо — проект».

Однако есть и другая версия — Азеф морочил голову революционерам.

Дело в том, что, как пишет один из самых авторитетных исследователей того периода, Б. Никольский, руководитель БО сделал начальнику Петербургского охранного отделения интересное предложение.

«…Азеф предложил Герасимову план, которому нельзя отказать ни в смелости, ни в оригинальности: он предложил возвести дело саботажа работы боевой организации в систему и таким путем привести и боевиков, и центральный комитет к выводу о невозможности успешного ведения центрального террора. Боевую организацию следовало заставить работать, как машину на холостом ходу: с максимальным напряжением сил и нервов ее человеческого состава, но без каких бы то ни было практических результатов».

Это вполне возможно, потому что, как мы помним, удержать эсеров от активных действий было очень трудно. Террористы — это не армейская часть, где четко выполняются приказы. В этой среде их выполняли, когда хотели, а когда не хотели — не выполняли. К тому же Азеф не особо рвался сдавать революционеров, особенно близких к нему. Ведь в конце концов могли и вычислить…

Вот что полагает белорусский историк Ю. Кузнецов.

«В самом деле в среде социалистов — революционеров фактически нет людей, хорошо разбирающихся в технике, и поэтому нетрудно будет убедить членов партии в реальности любой, даже самой фантастической, технической идеи. Кроме того, Азеф по образованию инженер, следовательно, к его мнению по вопросу об использовании новейших достижений техники в терроре будут особенно внимательно прислушиваться. А так как он является к тому же и одной из центральных фигур в партии, то его мнение, скорее всего, будет решающим.

Если принять версию о том, что идея использования новейших достижений техники была хитрой выдумкой департамента полиции, то все факты, относящиеся к истории самолета Бухало, становятся на свои места.

В 1907 году Азеф приходит к Савинкову и говорит, что он нашел человека, который спроектировал летательный аппарат, пригодный для использования в деле центрального террора, и что для его постройки нужно 20 ООО рублей и несколько месяцев. Савинков, не будучи специалистом в технике, спрашивает у Азефа, проверял ли он как инженер расчеты Бухало. Азеф говорит, что проверял и уверен в их правильности. И ему верят — как Савинков, так и большинство членов боевой организации. Находит поддержку эта идея и в ЦК партии.

С этого момента вопрос центрального террора в боевой организации откладывается до окончания работ над проектом самолета Бухало.

Савинков посещает Бухало в его мастерской. Роль изобретателя играет опытный офицер иностранного отдела Охранного отделения, хорошо знающий среду русских революционеров и политических эмигрантов. В мастерской Савинкову показывают дешевую бутафорию, которую он, будучи человеком технически необразованным, принимает за чистую монету. Чертежи, которые ему демонстрируют, такая же липа, как и вся мастерская.

После этого сроки окончания постройки самолета постоянно откладываются. А после разоблачения Азефа в 1908 году Бухало попросту бесследно исчезает. О таинственном самородке вообще не удается найти никаких данных, кроме слухов о его загадочном аэроплане. Человека с таким именем в природе не существовало. Сергей Иванович Бухало — это не более как миф, рожденный в недрах департамента полиции».

Версия Кузнецова, конечно, интересная. Но как мы увидим дальше, некоторые факты ее опровергают.

Война продолжается

После «дела о покушении на императора» Боевая группа была разгромлена. Однако имелось много других. В 1907 году в России существовало 69 террористических организаций, не считая анархистов и одиночек.

Более всего прославился эсеровский Летучий боевой отряд Северной области под руководством Карла Тауберга. Этих людей даже под микроскопом не отличить от максималистов. Террор для них стал не средством чего‑то достичь, а самоцелью.

Ребята Тауберга почему‑то стали специализироваться на убийствах работников тюремного ведомства. 17 января 1907 г. боевиками отряда был убит начальник Дерябинской тюрьмы Гудима. 13 августа 1907 г. — начальник Петербургской тюрьмы Иванов. Летом 1908 года было осуществлено убийство начальника Алгачинской каторжной тюрьмы Бородулина. 15 октября убит начальник Главного тюремного управления А. Максимовский. Последняя «акция» еще хорошо закончилась…

Интересна личность убийцы.

Основную роль в теракте против Максимовского сыграла Евлампия Рогозникова.

«Она обучалась в Петербургской консерватории по классу рояля. У нее обнаружили прекрасный голос, и она перешла в класс пения. Благодаря ее способностям ей разрешили обучаться бесплатно».

(Л. Прайсман)

Но Рогозникову понесло в революцию. До вступления в Летучий отряд она уже попалась на том, что хранила дома бомбу — а такие штуки просто так, «чтобы была», не хранили. Однако Рогозникова сумела «закосить» под сумасшедшую. Из тюрьмы ее перевели в больницу, откуда она успешно сбежала.

Итак, будучи уже в составе Летучего отряда, Рогозникова добилась приема у Максимовского, вошла к нему в кабинет и выстрелила ему в сонную артерию. А дальше началось уже нечто, напоминающее нынешние времена.

«Когда жены служителей тюремного управления приблизились к ней, чтобы ее обыскать, Рогозникова крикнула им: "Осторожнее! Вы взорвете себя! Пожалейте живущих здесь!" Власти несколько растерялись. Стало ясно, что Рогозникова вся обвешана динамитом, который при первом неосторожном прикосновении может взорваться, разрушить здание и похоронить всех присутствующих. По приказу Курлова (начальника Главного тюремного управления — Авт.) городовые все время держали Рогозникову за руки. Бросились искать саперов или артиллеристов, которые могли бы разрядить взрывное устройство, но время было позднее, в Главном артиллерийской управлении не было специалистов. Тоща Курлов вспомнил, что заместитель начальника Петербургского охранного отделения Комиссаров в прошлом артиллерист, и вызвал его.

Когда Рогозникова увидела Комиссарова и поняла, что ее подвергнут личному обыску прямо здесь, в здании управления, она потеряла свою веселую невозмутимость. По планам террористов, ее должны были отвезти в здание Петербургского охранного отделения, и там она должна была поднять на воздух себя и всю охранку. Динамита на это бы хватило. Рогозникова пыталась протестовать, доказывая, что Комиссаров не имеет права подвергать ее личному обыску, что обыск должны были сделать в охранке, но это, естественно, не помогло. Комиссаров предупредил держащих ее городовых, что при осмотре может последовать взрыв, и спросил, готовы ли они ему помочь? Городовые без колебания согласились. Рогозникова была положена на пол, и они держали ее руки и ноги.

Комиссаров начал, наверно, самый опасный обыск, в котором ему когда- либо приходилось участвовать. Из протокола обыска: "По снятии кофты, лифа и корсета на ней оказался бюстгальтер величиной от шеи до талии, причем спереди представлял из себя мешок из двусторонней плотной клеенки, который был набит по всей площади груди 13 фунтами экстрадинамита. Посередине груди был помещен детонатор, от которого отходил черный шнурок, настолько длинный, что охватывал талию на корсете с лифом и наружную кофту"».

(Л. Прайсман)

Рогозникова не смогла осуществить взрыв только потому, что устройство было плохо сделано. Как видим, террористы уже дошли до точки и до ручки. Боевики Летучего отряда переплюнули своих «коллег» — максималистов. Десятки случайных жертв (а динамита хватило бы, чтобы разнести всё здание) их совершенно не волновали.

Боевики Летучего отряда планировали убийство великого князя Николая Николаевича и Столыпина. Герасимов краем уха что- то слышал и требовал информации от Азефа. Тот отговаривался незнанием, хотя на самом‑то деле ему было известно если не всё, то многое. Так что Герасимову пришлось повторить старый трюк, посадив сановников под «домашний арест». Те бешено сопротивлялись, особенно великий князь Николай Николаевич, который был кем угодно, только не трусом. Ситуация усугублялась тем, что дело было под Новый, 1908 год, и великий князь не имел возможности, как это было принято, поехать поздравить императора. Он бы и наплевал на Герасимова, но сам Николай II попросил его послушаться полковника.

Герасимов кое‑что умел и без Азефа, так что в конце концов террористы были отловлены и семеро из них повешены. Это нашло отражение в литературе. В 1908 году писатель Леонид Андреев создал одно из самых своих знаменитых произведений — «Рассказ о семи повешенных». В нем, разумеется, нет ни слова о террористах и вообще о политике, но судя по реакции как левых, так и правых, все прочли между строк именно это.

Между тем в конце 1907 года стала возрождаться и БО под руководством Азефа. Причем… с согласия Охранного отделения!

«Итак, я очутился лицом к лицу с опасным врагом. На карту было поставлено все. И я со своей стороны должен был решиться вести в бой все силы, все свое оружие и все имеющиеся у меня резервы. И прежде всего я решил обеспечить себе поддержку моего лучшего сотрудника, Азефа, которому часто удавалось вести целые группы революционеров, вопреки всем их планам, туда, куда он хочет. В данном чрезвычайном случае я решился на чрезвычайные шаги.

Еще раньше партия социалистов — революционеров предложила Азефу взять на себя верховное руководство БО и я сам, скрепя сердце, предложил Азефу принять это предложение партии. Он колебался. Эта двойная игра могла ему слишком дорого обойтись. Но в конце концов он выразил готовность пойти на это в согласии с моим желанием. Разумеется, я получил перед тем санкцию Столыпина на этот рискованный шаг.

Учитывая все исключительные трудности и опасности, связанные с этим предприятием, Азеф со своей стороны выдвинул условия, что ни один из членов из его террористической группы не должен быть арестован. На этой основе я заключил с ним договор, который звучал коротко и ясно: Азеф принимает на себя руководство БО и руководит всей подготовкой покушения на царя с тем, чтобы это покушение не могло быть проведено в жизнь. Под этим условием я гарантирую ему, что ни один из членов БО не будет арестован. Этот договор был обеими сторонами лояльно выполнен».

(А. Герасимов)

Вообще‑то очень трудно понять, какую сторону Азеф более мистифицировал. Он постоянно сообщал Герасимову то полуправду, то откровенное вранье о планах террористов, иногда шокируя полковника сведениями, которые могли знать очень немногие люди из высшего руководства. Некоторые источники позволяют считать, что у Азефа был свой информатор в высших кругах. Герасимов в своих воспоминаниях уверяет, что даже его вычислил, но когда сообщил Столыпину имя, тот только схватился за голову. Впрочем, имени Герасимов не назвал даже в мемуарах, которые писал в 1934 году.

Герасимов носился с Азефом, как с писаной торбой — ведь кроме него, у полковника агентуры в БО не было. Так что Департамент полиции имел весьма преувеличенное представление о возможностях террористов. Это позволяло Азефу постоянно тянуть с полиции значительные суммы, которые он спокойно присваивал.

Тянул он, впрочем, и с другой стороны. Так, в 1908 году эсеры (не из БО) ограбили казначейство в Черджуе (ныне — Чарджоу) и взяли 300 тысяч рублей. Азеф в ультимативной форме потребовал: или выделяем 100 тысяч в «боевой фонд», или завязываем с террором. Фактически же эти деньги он попросту прикарманил. Но самое смешное другое: Столыпин, узнав об «эксе», пришел в бешенство и потребовал арестовать виновников и вернуть награбленное. Но Герасимов не решился… попросить эти деньги у Азефа. Потому что знал: тот всё равно не вернет. Ничего себе отношения с секретным агентом!

С этими взаимоотношениями связан эпизод, годящийся в сюжет для комедии. Мелкий агент охранки арестовал эсера П. Карповича, ближайшего помощника Азефа по БО. Арестовал случайно — узнал его по ориентировке и проявил инициативу. Азеф устроил Герасимову скандал: дескать, что вы натворили, на меня и так бочку катят, а теперь точно вычислят! Герасимов пообещал Карповича выпустить. Но просто так сделать это было нельзя. Поэтому террористу заявили, что он арестован за проживание по подложному паспорту, то есть по делу, неподведомственному охранному отделению, и его сейчас отправят в пересыльную тюрьму. По дороге ему надо было дать возможность бежать. Так вот, сотрудник Герасимова аж вспотел, демонстрируя Карповичу, что жандарм ворон ловит… Они ехали вдвоем на извозчике. Жандарм сказал, что ему нужно зайти в аптеку — и пошел, оставив террориста одного. Вернулся — а тот так и сидит. Второй раз сотрудник Герасимова остановил извозчика у лавки и пошел туда. Лишь тогда до Карповича дошло, что можно сматываться…

А ведь ранее Карпович бежал с сибирской каторги. Очевидно, тогда ему показывали, куда идти и что делать. И такие люди бывают.

Как видим, Азеф продолжал балансировать между террористами и охранкой. Но тут для него начались тяжелые времена. Неприятности подкрались с другой стороны…