«От всех скорбей».

Это был сравнительно новый фильм, Йерг его еще не видел. Вот и хорошо.

Степан медленно вел машину по центральной дорожке стоянки. В огромном подземном зале в это время дня было пустовато, заняты были места лишь поближе к выходу, где он приметил и синий «пежо» с номером ВАР-43229. Кто был в машине, Степан не разглядывал. Неподалеку от «пежо» стоял экстравагантный кремовый «фольксваген», разрисованный розовыми и желтыми цветочками. Развернувшись в глубине зала, Степан подал «фиатик» немного назад и остановился в первом ряду перед колоннами. Выключая двигатель, уголком глаза еще раз поглядел на синий «пежо». «Пежо» все еще стоял на месте.

Левочкин проверил ниточку связи. Та послушно и тепло отозвалась. Как живая. Как котенок.

Пока он докладывал, что прибыл на место вовремя — было без пяти три — и приступает к дежурству, в светящемся кубе разыгрались вступительные кадры незатейливого, немножко ехидного и грустного кинодейства. Бывшие чемпионы по гимнастике подхватили под руки какого-то невзрачного человечка, идущего домой. Суетливый речистый телекомментатор объявил его кандидатом в образцовые жители огромного жилого дома — автоматизированного и кишащего людьми муравейника делопроизводителей, техников и продавщиц. Жмурясь и теряясь, облитый жарким светом прожекторов, человечек добродушно и наивно отвечал на вопросы, рассказывал любимый анекдот, мыл посуду на скорость и давал советы воображаемым соседям. Наконец телекомментатор вручил ему тисненый лжесафьяновый диплом и призвал всех-всех и во всем следовать его примеру. Рекордсмен по тяжелой атлетике пожал ему честную руку, а человек двадцать модных девиц и молодых людей, волею телестудии изображавших его соседей и сослуживцев, устроили ему бурную овацию…

Автостоянка была задумана лет двадцать назад как сияющее средоточие моды и современной культуры якобы для изысканной публики. Разумелось, что доход будет идти от публики не столь изысканной, которую хлебом не корми, только дай побывать там, где бывает изысканная. Но расчет оказался неверен, и затея провалилась. И постепенно роскошный дворец суперсервиса превратился в грязноватый постоялый двор для случайных людей, которым по самым разным обстоятельствам некуда больше деться в огромном бурлящем городе. Выставочный зал был сдан под склады, половину зала обслуживания заняла какая-то японская мастерская на все руки, а круглосуточно открытое заведение под названием «Ночной Париж» из шикарных универсальных магазинов перекочевало в разряд невзыскательных лавок стандартных цен с кафетерием. Удержалась лишь сама автостоянка, да и то опустившаяся до положения кинотеатра для владельцев автомобилей и гостиницы не самой лучшей репутации. Арендаторы экономили на всем и прежде всего на освещении. Их заботами полиция сюда почти не заглядывала. Это способствовало росту дохода. А воровства и шума не было — постоянная клиентура свято оберегала гнездышко, так уютно свитое в самом центре города.

Лучшего места в качестве опорного пункта для своих малозаметных занятий кандидат-лейтенанту искать не приходилось…

А человечек в светящемся кубе так-таки и поверил, что он для всех пример, что жизненный путь, на который оттеснили его могучими боками окружающие обстоятельства, был избран им самостоятельно. И что его неспособность сделать хоть что-то помимо кургузого перечня ежедневных телодвижений является его прекрасным даром человечеству. За который человечество его и вознесло, вручив ему диплом…

Парочка в соседней машине замерла в тесных объятиях, глядя на экран отсутствующим остановившимся взглядом.

Степан медленно ушел в сиденье, сложился, вытянул руки вперед и, ощупывая в темноте дорогу, пополз по днищу «фиатика» к левому переднему колесу. Корпус мотора был еще горяч, Степан обжег о него руку, вздрогнул, прижался к внутренней стороне крыла и, ощущая боком пышущий жар, стал сползать по пружинам подвески на колесо, а с него на бетонный пол, растекаясь по нему невидимым овальным пятном. Проползая по теплой шине, он увидел, что в нее глубоко вонзился осколок стекла, перерубив десяток нитей корда. С минуты на минуту эта история должна была кончиться дурно. Ну что ж, значит, тем его пяти процентам, которые остались с Йергом, будет чем заняться кроме дремы, отрицательного покачивания головой в ответ на деликатные предложения, созерцания фильмов и похрустывания гренками. Ишь, сидит, застыл, уставился! Не хуже соседней парочки…

Человечек принялся подавать пример. Ему не хватает слов, он решает обратиться к тому телекомментатору. Вот кто мудрец! Жена поддерживает его. Ей просто хочется познакомиться с этим модным человеком. Наконец-то настоящий мужчина! А взаправдашняя соседка человечка, тридцатилетняя продавщица не слишком возвышенного образа мыслей, в ответ на его нудные проповеди надевает ему на голову половинку сгнившей дыни, которую несла в мусоропровод…

Инструкция строго-настрого приказывала передвигаться, сохраняя полный круговой обзор. И Степан не пошел напрямик под землей, а направился вдоль стены к выездному пандусу, нырнул под въезжающую машину, ощутив спиной горячий удар ее колес, и вдоль поребрика заскользил к подъезду здания. Тщательно избегая касаться ног входящих и выходящих людей, он просочился к шахте лифта, по ее стене взлетел на двадцать седьмой этаж и поплыл вдоль стены коридора, отыскивая пятьдесят вторую квартиру. Вот что значит привычка! Ведь ничего не стоило махнуть сюда прямо по наружной стене. И не надо было бы жаться в сторонку, боясь ошеломить встречных случайным прикосновением или, не дай бог, внедрением в стопу…

Рекордсмен по тяжелой атлетике бесцеремонно выставил назойливого человечка, набивавшегося в друзья и совершенно ему не известного. Телекомментатору, напротив, очень польстило появление героя. Конечно, после того, как он припомнил, с кем имеет честь. Он ужасно пыжился, чтобы казаться таким, каким его почел герой. До добра это не довело. Жена человечка сбежала к телекомментатору. И только тут выяснилось, по крайней мере для нее, что телекомментатор, в сущности, такой же человечек, как и ее незадачливый супруг…

Степан осторожно втягивался на стены пятьдесят второй квартиры. Окна в квартире были пригашены, и дневной свет еле брезжил в комнате и на кухне. В коридорчике было темно, лишь из дверей ванной пробивался лучик света. Было тихо. В комнате на широком диване, сжавшись калачиком под узорчатым халатом и по-детски подложив ладонь под щеку, спала девушка. Из-под халатика розовым цветком торчала ее пятка.

А где же он, тот, ради кого кандидат-лейтенант совершил столь основательное путешествие через времена, тела и страны?

Воздух в комнате был довольно свеж, об этом позаботился кондиционер. Но стены и мебель источали глубоко засевший в них запах табака. Противный запах. К чему, к чему, а к этому запаху Степан так и не приручился. На низком столике среди пятен томатного соуса громоздились пустые бутылки, неубранные полуразмокшие тарелки и рюмки, скорлупа синтетического омара, набитая окурками, банановые и апельсиновые шкурки. В кухне тоже царил полный разгром. Дверца холодильника была приоткрыта, он работал, работал, но заморозить ничего уже не мог. Кто-то сунул в него коробку с мороженым, мороженое растаяло, вытекло и разлилось по полу липкой сероватой лужицей.

В ванной комнате, прямо в ванне, на пухлом розовом матрасике, совершенно обнаженный, мирно спал его подопечный, прикрывшись локтем от оголтелого желтого света. Видно, стало парню худо после всенощного возлияния, он с трудом дотащился стада да так и рухнул на первое же мало-мальски подходящее место.

Стены ванной были выложены плитками с изображениями пикантных сцен из античной литературы. Степан медленно проплыл по ним, перешел на потолок и еще раз внимательно осмотрел спящего. Он был молод, лет на пять моложе Степана, рослый, сильный. Спина и плечи веснушчатые, светлые рыжеватые волосы, характерный шрам на правом ухе. Лица, спрятанного под локтем, Степан не видел, но спящего узнал безо всякого, труда. Слава богу, зазубрил. И его облик, и его биографию. И до сего момента, и после него еще в течение двадцати двух лет, когда этот юноша, буйно предающийся сейчас радостям после форменного побега из родительского дома, приличий ради замаскированного родственниками под выезд на учебу, станет заместителем министра иностранных дел и погибнет в аэропорту Палам, при авиационной катастрофе во время поездки в Джакарту.

За урной с его прахом приедет в Дели вдова с четырнадцатилетним сыном, диковатым пареньком, который ничем не отличится в жизни, употребленной на процветание аргентинского филиала концерна «Филипс». Ничем, кроме того, что во втором браке станет отцом двух сыновей, одному из которых будет суждена великолепная научная карьера. Все это будет так, если…

За дверьми квартиры раздался шорох. Степан метнулся по потолку в прихожую, сгруппировался на косяке, поглядел. Ложная тревога. Это вернулся с работы сосед, по дороге от лифта уронил полученную почту и собирает теперь разлетевшиеся яркие листы какого-то еженедельника. Дверцы лифта снова с шорохом раздвинулись, в коридор вышли еще двое, он и она, обогнули человека, собирающего журнал, и, не сказав ему ни слова, прошли дальше к своей квартире.

Время такое. Сейчас народ валом повалит.

Степан вытянулся вдоль притолоки, пристроился поудобней. В пенопластовой переборке было не очень-то — вязнешь. То ли дело в бетоне: не движешься — летишь. Можно было перейти на бетонное перекрытие, но при этом вход в квартиру оставался как бы не заслоненным. В сущности, это без разницы, он все равно успеет, но все-таки… Короче, чистая психология, но Степан предпочел группироваться у притолоки, захватив часть двери, косяк и стену прихожей. Площадь два квадратных метра, как положено…

Тем временем соседку-продавщицу выгнал с работы ее бывший возлюбленный, порядочная свинья. В отчаянии она готова поверить в своего нудного соседа, она идет к нему. Но где же он? Он арестован по обвинению в пьяной драке с телекомментатором. Он растоптал свой роскошный диплом. Пять ночей в полицейской кутузке, и он готов до конца своих дней кроваво мстить человечеству, посмеявшемуся над ним. Предстоит еще пять ночей, но кто-то платит за него штраф, и его с гоготом вышвыривают прочь из кутузки. Куда? В объятия плачущей жены и соседки. Умиротворенный, он возвращается домой. Как хочется ему снова повесить на стенку свой диплом! Но тот безвозвратно испорчен. Не беда. Его сосед работает там, где их делают. Он принесет ему новый. Бесплатно. Еще бы! Он вел себя, как настоящий мужчина, когда дал в зубы этому паршивому комментаторишке…

Все было тихо, лишь время от времени мурлыкали лифты, проносясь по шахтам. Делать было абсолютно нечего. По крайней мере, пока эта пара спит столь оригинальным образом. Черти! К вечеру оживут, зашевелятся — сутки навыворот.

— Д-о-л-о-ж-и-т-е о-б-с-т-а-н-о-в-к-у, — тоненько и требовательно отозвалась ниточка связи.

Дупло, как же он это упустил из виду!

Степан поспешно доложился, стараясь выбирать полированные уставные формулировки, — хоть этим загладить провинность!

— В-а-с п-о-н-я-л, — сухо ответила ниточка и умолкла.

Надо же, ляп какой!