Программа террористической фракции партии «Народная воля» (фрагмент)

По основным своим убеждениям мы — социалисты. К социалистическому строю каждая страна приходит неизбежно, естественным ходом своего экономического развития; он является таким же необходимым результатом капиталистического производства и порождаемого им отношения, насколько неизбежно развитие капитализма, раз страна вступила на путь денежного хозяйства. Этот закон не выражает собой, конечно, единственно возможного пути; он не исключает возможности более прямого перехода к социалистической организации народного хозяйства, если для этого существуют особо благоприятные условия в привычках народа, в характере интеллигенции и правительства. Он выражает собой лишь ту историческую неизбежность, с которою каждая страна приходит к социалистическому строю, если ее развитие совершается стихийно, без сознательного участия в нем какой-либо общественной группы. Только на известной ступени экономического развития общества, при достаточной зрелости его, возможно осуществление социалистического идеала, и не только полное осуществление его, но и каждый шаг к нему возможен только как результат изменения в отношении общественных сил в стране как результат количественного или качественного увеличения силы в рабочем классе. Только через сознание и волю самого народа могут воплотиться в его жизни какие — либо принципы, и только известные экономические условия обусловливают прочную подготовку народного сознания к восприятию социалистических идей. Параллельно с экономическим развитием страны идет ее политическая жизнь.

Итак, по убеждениям мы социалисты. К социалистическому строю каждая страна приходит неизбежно, естественным ходом своего экономического развития, по своему экономическому положению он является естественным проводником этих идей в крестьянство, так как сохраняет с ним обыкновенно тесную связь; наконец, представляя из себя самую подвижную и сплоченную часть городского населения, рабочие будут оказывать сильное влияние на исход всякого революционного движения. Рабочий класс будет иметь решающее влияние не только на изменение общественного строя, борясь за свои экономические нужды. Являясь наиболее способной к политической сознательности общественной группой, он сможет оказывать самую серьезную поддержку и политической борьбе. Именно поэтому он должен составить ядро социалистической партии, ее наиболее деятельную часть. Именно поэтому пропаганде в среде рабочего класса и его организации должны быть посвящены главные силы социалистической партии…

…Из других общественных групп — дворянство, духовенство и бюрократия, как не выделенные органическими условиями русской жизни, а вызванные лишь потребностями правительства и сильные лишь его поддержкой, — классы эти не имеют почти никакого значения, и роль их пассивна.

Наша буржуазия находится лишь в начале своего формирования. Обусловленная слабой дифференциацией русского общества, она не могла еще выработать классового самосознания и не обладает стройными идеалами. Это отсутствие под буржуазией прочной почвы не позволяет признать ее за серьезную общественную силу.

При слабой дифференцировке нашего общества на классы мы находим возможным считать интеллигенцию за самостоятельную общественную группу. Не имея классового характера, она не может, конечно, играть самостоятельной роли в социально — револю- ционной борьбе, но она может явиться передовым отрядом в политической борьбе, в борьбе за свободу мысли и слова.

Русское правительство также принято считать за самостоятельную общественную силу. Оно действительно является таковой, так как не выражает собой ни одной из существующих общественных сил, а держится лишь милитаризмом и отрицательными свойствами нашего общества: его неорганизованностью, пассивностью и недостатком политического воспитания. Механическую силу правительства в армии мы считаем необходимым иметь в виду, но, не считая армию особым классом, мы полагаем иметь на нее воздействие наравне с другими общественными группами. Такое положение правительства не может быть прочным и устойчивым: оно принуждено считаться с движением народной жизни и, следуя за ним, уступать, рано или поздно, требованиям общества. Ввиду такой группировки общественных сил в современной России задачи русской социалистической партии сводятся, по нашему мнению, к следующему…

…Главные свои силы партия должна посвящать организации и воспитанию рабочего класса, его подготовке к предстоящей ему общественной роли. Сильная знаниями и сознательностью, партия будет стремиться к возвышению общего умственного уровня общества, наконец, употреблять все возможные усилия к непосредственному улучшению народного хозяйства, к тому, чтобы направить его на путь, соответствующий идеалам партии.

Но при существующем политическом режиме в России почти невозможна никакая часть этой деятельности. Без свободы слова невозможна сколько-нибудь продуктивная пропаганда, точно так же, как невозможно улучшение народного хозяйства без участия народных представителей в управлении страной. Таким образом, борьба за свободные учреждения является для русского социалиста необходимым средством для достижения конечных целей. Инициативу этой борьбы может взять на себя интеллигенция, опираясь как на поддержку рабочего класса, по мере его организации и политического воспитания, так и на все те слои населения, где сколько-нибудь пробудилось сознание своих прав и потребность ограждения от административного произвола. Возможность ведения этой борьбы без предварительной классовой организации, а лишь параллельно ей, мы видим в том, что русское правительство не выражает собой действительного отношения общественных сил в стране, не находит себе активной поддержки ни в одном общественном слое и не обладает поэтому устойчивостью; при всяком серьезном внешнем или внутреннем потрясении оно протягивает руку обществу и уступает тем его требованьям, которые оказываются в данное время наиболее назревшими.

Таким образом, будучи по существу социалистической, партия лишь временно посвящает часть своих сил политической борьбе, так как видит в этом необходимое средство, чтобы сделать более правильной и продуктивной свою деятельность во имя конечных экономических идеалов.

Окончательные требования, необходимые для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития:

1) Постоянное народное представительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов без различия пола, вероисповедания и национальности и имеющее полную власть во всех вопросах общественной жизни.

2) Широкое местное самоуправление, обеспеченное выборностью должностей.

3) Самостоятельность мира, как экономической и административной единицы.

4) Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижений.

5) Национализация земли.

Национализация фабрик, заводов и всех вообще орудий.

6) Замена постоянной армии земским ополчением.

7) Даровое начальное обучение.

…Нам остается только сказать несколько слов о нашем отношении к другим русским партиям. В политической борьбе, то есть в борьбе за тот минимум свободы, который необходим нам для пропагандистской и просветительской деятельности, мы надеемся действовать заодно с либералами, так как мы не можем расходиться с ними, требуя ограничения самодержавия и гарантии личных прав. Только в дальнейшем будущем нас разведут с ними наши социалистические и демократические убеждения.

Что касается до социал — демократов, то наши разногласия с ними кажутся нам очень несущественными и лишь теоретическими.

Они сводятся к тому, что мы возлагаем больше надежд на непосредственный переход народного хозяйства в высшую форму и, придавая большое самостоятельное значение интеллигенции, считаем необходимым и полезным немедленное ведение политической борьбы с правительством.

На практике же, действуя во имя одних и тех же идеалов, одними и теми же средствами, мы убеждены, что всегда будем оставаться их ближайшими товарищами.

Примечание. Мы не претендуем как на безгрешность выставленных в этой программе положений, так и на безукоризненность ее внешней литературной отработки, но мы убеждены, что при широкой, внепартийной критике она послужит связующим звеном для всех революционных сил, направит эти силы к достижению заветного идеала в дружной и братской работе…

…Являясь террористической фракцией партии, то есть принимая на себя дело террористической борьбы с правительством, мы считаем нужным подробнее обосновать наше убеждение в необходимости и продуктивности такой борьбы.

Историческое развитие русского общества приводит его передовую часть все к более и более усиливающемуся разладу с правительством. Разлад этот происходит от несоответствия политического строя русского государства с прогрессивными, народническими стремлениями лучшей части русского общества. Эта передовая часть растет, совершенствуется и развивает свои идеалы нормального общественного строя, но вместе с этим усиливается и правительственное противодействие, выразившееся в целом ряде мер, имевших целью искоренение прогрессивного движения и завершившееся правительственным террором. Но жизненное движение не может быть уничтожено, и когда у интеллигенции была отнята возможность мирной борьбы за свои идеалы и закрыт доступ ко всякой форме оппозиционной деятельности, то она вынуждена была прибегнуть к форме борьбы указанной правительством, то есть к террору.

Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Правительство игнорирует потребности общественной мысли, но они вполне законны, и интеллигенцию как реальную общественную силу, имеющую свое основание во всей истории своего народа, не может задавить никакой правительственный гнет. Реакция может усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические акты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным. Успех такой борьбы несомненен.

Правительство вынуждено будет искать поддержки у общества и уступит его наиболее ясно выраженным требованиям. Такими требованиями мы считаем: свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной. Убежденные, что террор всецело вытекает из отсутствия даже такого минимума свободы, мы можем с полной уверенностью утверждать, что он прекратится, если правительство гарантирует выполнение следующих условий:

1. Полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижений.

2. Созыв представителей от всего народа, выбранных свободно прямой и всеобщей подачей голосов, для пересмотра всех общественных и государственных форм жизни.

Полная амнистия по всем государственным преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, а исполнение гражданского долга.

Признавая главное значение террора как средства вынуждения у правительства уступок путем систематической его дезорганизации, мы нисколько не умаляем и других его полезных сторон. Он поднимает революционный дух народа; дает непрерывное доказательство возможности борьбы, подрывая обаяние правительственной силы; он действует сильно пропагандистским образом на массы. Поэтому мы считаем полезной не только террористическую борьбу с центральным правительством, но и местные террористические протесты против административного гнета.

Ввиду этого строгая централизация террористического дела нам кажется излишней и трудно осуществимой. Сама жизнь будет управлять его ходом и ускорять или замедлять по мере надобности. Сталкиваясь со стихийной силой народного протеста, правительство тем легче поймет всю неизбежность и законность этого явления, тем скорее осознает оно все свое бессилие и необходимость уступок.

 

Письмо киевского исполнительного комитета русской социально-революционной партии прокурору петербургской судебной палаты А. А. Лопухину

Вслед за убийством генерал — адъютанта Мезенцева, в разных концах Петербурга были произведены аресты, очевидно находящиеся в связи с этим убийством. По всей вероятности, эти аресты повторятся и далее. Полицейские и третьеотделенские ищейки, во главе которых изволили стать Вы, не будучи в состоянии нанюхать следов лиц, совершивших помянутое убийство, кинулись наудачу, куда попало, в надежде где-нибудь зацепить какое- либо полезное указание.

Очевидно, в Петербурге имеет повториться то же, что происходило в Киеве, после покушения на жизнь Котляревского, когда по распоряжению барона Гейкинга, массы ни в чем неповинного народа были схвачены, рассажены по тюрьмам и, несмотря на полное отсутствие улик, содержимы многие месяцы в одиночном заключении, с явной целью вымучить от них желаемые указания. Как было поступлено с Гейкингом — Вам известно.

Мы, члены И. К. Р. С.Р. П., объявляем Вам, что если Вы пойдете по стопам Гейкинга, то и с Вами будет поступлено так же: Вы будете убиты, как был убит Гейкинг, как был убит Мезенцев, которого убили мы, социалисты — революционеры, за все его злодейства против нас, о чем вскоре будет заявлено во всеобщее сведение в нашей революционной печати.

Мы не потерпим, чтоб за нас мучили людей, виновных только в том, что они разделяют с нами наши социалистические идеи. Распинайте, колесуйте нас, если смеете; но берегитесь коснуться наших ни в чем неповинных братьев по убеждениям!

Поэтому мы категорически заявляем Вам, что 1) если в течение двухнедельного срока, совершенно достаточного для полного выяснения дела, не будет выпущен на свободу каждый из арестованных, против которого не будет ясных улик в убийстве генерала Мезенцева; 2) если, в течение их содержания под арестом, против них будут предприняты меры, оскорбляющие их человеческое достоинство или могущие вредно отозваться на их здоровьи, — то смертный приговор над Вами будет произнесен.

Наши требования скромны и разумны — Вы не можете не согласиться с этим. В любом из европейских, хотя и далеко не благоустроенных, государств каждый гражданин пользуется такими правами. Не наша вина, если нам приходится добиваться их, приставив Вам нож к горлу.

Но если наши требования умеренны, зато тем беспощаднее мы будем в случае их неисполнения. Помните это. Помните также — что Вам приходится иметь дело не с кляузниками, а с революционерами. Никаких уверток мы не признаем. Вы ведете дело об убийстве Мезенцева — поэтому держать людей, по этому делу привлеченных, за найденные у них книжки, газеты, паспорта, печатки или что-нибудь подобное — в данном случае то же, что держать их без всякого повода.

Ввиду этого, советуем Вам воздержаться от чересчур обширной системы арестов.

Едва ли нужно пояснять, что до Вашего "внутреннего убеждения", а тем более до Ваших "подозрений" — нам нет никакого дела. Гейкинг тоже держал в тюрьме невинных, потому что был внутренно убежден в их виновности.

Надеемся, г. Прокурор, что Вы не оставите без внимания наше предостережение. Если по какому-либо случаю Вы не будете более руководить следствием, то, чтобы не вводить нас в заблуждение, потрудитесь заявить об этом печатно.

В заключение, считаем нужным сообщить Вам, что 1–ое предостережение делается совершенно конфиденциально. Распространяться оно не будет. В подлинности же этого документа можете убедиться из того, что он написан на надлежащем бланке и за печатью Комитета.

 

Инструкция начальникам охранных отделений по организации наружных наблюдений

1. Одним из средств негласного расследования является наружное наблюдение за лицами, прикосновенными к революционному движению, для каковой надобности приглашаются особые лица (филеры).

2. Наружное наблюдение представляется средством большею частью вспомогательным, а потому, при отсутствии освещения со стороны внутренней агентуры, оно лишь в исключительных случаях может дать самостоятельный материал для выяснения сообществ. Потому наибольшую выгоду из наружного наблюдения можно получить только при строгом сообразовании его с указаниями внутренней агентуры на значение наблюдаемых лиц и намеченных филерами событий.

При отсутствии попутного освещения со стороны внутренней агентуры не следует допускать чрезмерного развития наружного наблюдения, т. к., будучи весьма растяжимо, оно может давать весь обширный, непонятный материал, крайне затрудняющий работу филеров и отделений.

3. Подробные правила для деятельности филеров изложены в особой инструкции.

4. В видах более успешного наблюдения, филеры должны быть приурочены к возможно тщательному запоминанию лиц наблюдаемых, а не к определению их по одной одежде.

5. В отношении представления филеров для допроса в качестве свидетелей при дознании в точности руководствоваться пра вилами, изложенными в циркулярном предписании начальникам Губернских и Областных жандармских управлений от 20 марта 1903 г. № 2821.

6. Сведения по наблюдению, заслуживающие серьезного внимания, представляются еженедельно в районное охранное отделение по каждой организации отдельно.

7. Все сведения по наружному наблюдению за каждым отдельным лицом записываются филерами ежедневно в вечерние рапортные книжки: по каждой организации отдельно составляются сводки лиц и домов, проходящих по наблюдению.

8. Для быстрых справок иметь дугу сведений о домах, на которую надеваются листки трех цветов в порядке №№ домов по каждой улице особо. На первый — красный — заносятся все сведения о данном доме по агентуре, делам и проч. Второй — зеленый — является сводкой наружного наблюдения по этому дому. На нем по каждой организации отдельно, отмечается: кто, когда и кого посетил в данном доме. Третий — белый — представляет из себя выписку из домовых книг лиц, живущих в означенном доме, к квартирам которых по предложению могли относиться посещения, агентурное сведение или сведение по переписке. Все три листка на один дом кладутся по порядку один под другой.

9. К 5–му числу каждого месяца начальники охранных отделений представляют в районные охранные отделения и в Департамент полиции списки лиц, проходивших по наблюдению, по каждой организации отдельно, с полной установкой знакомых, фамилия, имя, отчество, звание, занятие, кличка по наблюдению и по организации и кратким указанием причин наблюдения.

Наиболее серьезным (центральным) лицам следует давать вкратце характеристику в особом примечании к этому списку.

10. Заведующий наблюдением в районах и старшие филеры в отделениях должны знать адреса таковых же всех других охранных отделений для посылки условных телеграмм и писем…

13. Сопровождать наблюдением в иногородних поездках следует только лиц: а) в отношении коих имеются специальные на этот счет распоряжения Департамента полиции;

б) основательно подозреваемых в террористических злоумыш- лениях и о коих доподлинно известно, что поездка их имеет революционную цель.

14. Для сопровождения наблюдаемых в иногородних поездках командируется не менее двух агентов, так как только в этом случае может быть обеспечен успех наблюдения и устранены нежелательные случайности (потеря, провал и т. п.).

Филер, выехавший с наблюдаемым, при первом удобном случае телеграфирует заведующему наблюдением в район и своему начальнику. Телеграммы должны носить характер торговой корреспонденции, например: «Товар Черного везу Тулу» и т. п.

В случае выбытия наблюдаемого в сопровождении филеров в район ведения другого охранного отделения или управления, начальнику последних немедленно телеграфировать о том шифром с обязательным указанием: какого числа, каким поездом и какой дорогой, в вагоне какого класса и за каким номером, до какого места выехал наблюдаемый, как его фамилия (если не установлено, то кличка), кто его сопровождает, к какой он организации принадлежит, какое значение он имеет для розыска и что требуется в отношении его принять: неотступное наблюдение, установка личности, задержание. В этих же телеграммах указать условные признаки, по которым можно узнать сопровождающего филера.

 

Из инструкции по организации наружного (филерского) наблюдения

1. Для несения наружной (филерской) службы выбираются строевые запасные нижние чины, предпочтительно унтер — офицерского звания, не старше тридцати лет. Преимущество при удовлетворении условиям, изложенным ниже, отдается окончившим военную службу в год поступления на филерскую службу, а также кавалеристам, разведчикам, бывшим в охотничьей команде, имеющим награду за разведку, отличную стрельбу и знаки отличия военного ордена.

2. Филер должен быть политически нравственно благонадежным, твердым в своих убеждениях, честный, трезвый, смелый, ловкий, развитой, сообразительный, выносливый, терпеливый, настойчивый, осторожный, правдивый, откровенный, но не болтун, дисциплинированный, выдержанный, уживчивый, серьезно и сознательно относящийся к делу и принятым на себя обязанностям, крепкого здоровья, в особенности крепкими ногами, с хорошим зрением, слухом и памятью, такою внешностью, которая давала бы ему возможность не выделяться из толпы и устраняла бы запоминание его наблюдательными.

3. Филерами не могут быть лица польской и еврейской национальности. Вновь поступающему филеру должно быть разъяснено: что такое государственное преступление, что такое революционер; как и какими средствами революционные деятели достигают своих целей; несостоятельность учений революционных партий; задачи филера — наблюдение и связь его с внутренней агентурой; серьезность принятых филером на себя обязанностей и необходимость безусловно правдивого отношения к службе вообще, а к даваемым сведениям, в особенности; вред от утайки, преувеличения и вообще ложных показаний, причем ему должно быть указано, что только совокупность безусловно точно передаваемых сведений ведет к успеху наблюдения, тогда как искажение истины в докладах и стремление скрыть неудачи в его работе наводят на ложный след и лишают филера наверное возможности отличаться.

4. Когда молодых филеров наберется несколько, попросить в отделение священника и привести их к присяге на верность службе.

5. Принимать филеров надо с большою осторожностью, при сомнении, новичка испытать, выдержав его в отделении недели две без поручений по наблюдению, стараясь за это время изучить его характер, на основании данных общения его с другими служащими. При всех достоинствах, чрезмерная нежность к семье и слабость к женщинам — качества с филерской службой несовместимы и вредно отражаются на службе. Ему в первый же день службы должно быть внушено, что все, что он слышал в отделении, составляет служебную тайну и не может быть известно кому бы то ни было. Во время испытания новичка нужно посылать для детального изучения города: знать проходные дворы, трактиры, пивные, сады, скверы с их входами; отход и приход поездов, пути трамвая, место стоянки извозчиков, таксу их; учебные и другие заведения, время занятия; фабрики и заводы; время, начало и окончание работы; формы чиновников и учащихся и т. п.

Полученные в этой области филером познания он должен представлять ежедневно в письменном виде заведующему наблюдением, для суждения о степени пригодности его к филерской службе.

6. При удостоверении в наличности требуемых от филера качеств можно его посылать в наблюдение за своими служащими, показав ему некоторые приемы наблюдения; в дальнейшем можно будет уже переходить на настоящее наблюдение, для чего назначать новичка в помощь к старому опытному филеру, который дает ему советы, практическое указание и поправляет его ошибки. До этого же, о служебных приемах, составляющих тайну, говорить не следует.

7. Так как филер полезен для службы только тогда, когда его мало знают в лицо и не знают его профессии, то филер должен держать себя конспиративно, избегать знакомства, особенно в месте его квартирования, чтобы там не знали, что он служит в охранном отделении. Отнюдь никому не следует говорить о приемах филерской службы, и каждому филеру должно быть внушено, что чем меньше посторонние знают приемы филерской службы, тем успешнее розыск. Квартиру избирают, где нет учащихся.

Одинокому комнату подыскивать в таком семействе, где меньше интересовались бы его службой и поздним возвращением домой. Род занятий надо указывать такой, при котором можно возвращаться домой поздно (служба на железной дороге, в товарных конторах, трамвае, гостинице и т. п.), давать филеру возможность иметь у себя дома и некоторые доказательства этого рода занятий.

8. Одеваться филер должен, согласуясь с условием службы, обыкновенно же так, как одеваются в данной местности жители среднего достатка, не выделяясь своим костюмом вообще и отдельными его частями (также ботинки) в частности, из общей массы жителей.

9. Филер ни под каким условием не должен знать лиц, состоящих секретными сотрудниками, и наоборот.

10. Наружное наблюдение устанавливается за известной личностью с целью выяснения ее деятельности, связей (знакомства) и сношений. Вследствие этого недостаточно вводить одно данное лицо, а надо выяснить лиц, с которыми оно видится, и чьи квартиры посещает, а также и связи последних.

11. Дабы приобрести навык быстро (с первого взгляда) запоминать наблюдаемого, надо пользоваться всякими удобными случаями для практики в запоминании на лицах из наблюдаемых.

Посмотрев на таковые, филер, отвернувшись в другую сторону, или закрыв на минуту глаза, должен представить себе все приметы этого лица и проверить, таким ли является лицо в действительности.

12. Приметы должны быть замечаемы в следующем порядке: лета, рост, телосложение, лицо (глаза, нос, уши, рот и лоб), растительность на голове и прочее, цвет, длина волос и особенности в стрижке, походке или манерах. Для более точного определения цвета волос филерам показать пример на живых лицах.

13. При сообщении сведений о каждом наблюдаемом в самом начале должно указать, где он живет. Если местожительство не установлено, то и писать так.

14. При посещении наблюдаемыми домов следует точно указывать помимо улиц еще и номер владения и фамилию владельца, если нет номера, а равно по возможности и квартиру. (Ход, этаж, флигель, окна, балкон и т. д.)

Если в данном доме наблюдаемые посещают две или несколько разных помещений, то надлежит каждый раз указывать, куда именно они ходят.

15. Каждому лицу, пошедшему в наблюдение, дается кличка, как равно и лицам, кои, по мнению филеров, будут представляться интересными или часто встречаться ими по наблюдению.

16. Кличку должно давать краткую /из одного слова/. Она должна характеризовать внешность наблюдаемого или выражать собою впечатление, которое производит данное лицо.

17. Кличка должна быть такая, чтобы по ней можно было судить, относится ли она к мужчине или к женщине.

Не следует давать одинаковых кличек нескольким лицам. Каждый наблюдаемый должен иметь одну кличку, данную ему впервые, когда его узнали.

21. Определенное число филеров, назначаемых для наблюдения за определенной личностью или домом, называется наблюдательным постом. На каждый наблюдательный пост назначается не менее двух филеров.

22. Необходимо менять филеров при назначении на посты, во — первых: наблюдаемые замечают одних и тех же наблюдающих за ними филеров и, во — вторых: чтобы все филеры ознакомились со всей наблюдаемой группой и имели бы понятие о важности того или другого лица в наблюдении. Последнее важно для того, чтобы стоящие на посту филеры, видя серьезного наблюдаемого без наблюдения, следовательно, утерянного, могли оставить свой пост как менее важный и взять его в наблюдение для передачи потерявшим филерам. Дабы не оставить свой пост без наблюдения, можно отделиться только одному. Знать всех наблюдаемых надо также для того, чтобы своевременно скрыть себя от случайно проходящего одного из наблюдаемых, так как он может невольно обратить внимание на стоящих филеров, а последним, может быть, завтра придется за ним наблюдать.

23. Филеру, назначенному на пост, указывается место, откуда надо взять наблюдаемое лицо, описываются приметы последнего, дается /если есть/ фотографическая карточка, сообщается, если известно, время выхода или прихода; вообще дается сумма имеющихся данных, по которым можно узнать лицо, подлежащее ее наблюдению.

24. Во избежание провалов, и вообще для конспиративного наблюдения, рекомендуется иногда одевать филеров посыльными, торговцами, газетчиками, солдатами, сторожами, дворниками и т. п., смотря по местности и надобности.

На пост филеры должны прийти не более как за час до известного времени выхода наблюдаемого; если же время неизвестно, то надо быть на посту ко времени начала общего движения в данной местности.

25. При осуществлении наблюдения необходимо действовать так, чтобы не обратили на тебя внимание, не ходить заметно тихо и на одном месте в течение продолжительного времени не останавливаться.

26. В ожидании выхода наблюдаемого лица филер становится на таком расстоянии от места выхода, чтобы только видеть последний (насколько хватает зрения) с тем, чтобы по выходе безошибочно определить по приметам данное для наблюдения лицо.

27. Позиция филера должна быть по возможности закрыта, т. е. чтобы филер не бросался в глаза наблюдаемому лицу. Для этого надо примениться к местности.

28. При выходе наблюдаемого филер должен держать себя спокойно, не теряться, не срываться с места. Если наблюдаемый еще не видел наблюдающего за ним филера, то последнему лучше укрыться, но если наблюдаемый заметил, то лучше остаться, не изменяя положения и трогаться лишь тогда, когда наблюдаемый далеко отойдет или завернет за угол.

29. Заметив выход наблюдаемого и его направление в их сторону, филеры должны быстро сообразить, по условиям местности, как избежать встречи с наблюдаемым; последнее необходимо достигнуть всеми способами, но без суеты и торопливости. Для этого филеры, зная проходные дворы, лавочки, калитки, скрываются туда, и давши время пройти наблюдаемому, следуют за ним по одной с ним стороне, или противоположной, что зависит от условий местности.

30. Следя за наблюдаемым, филер должен изучить его походку, характерные движения, обращать внимание на то, как наблюдаемый держит голову, руки, как ступает ногами и пр. Чтобы посмотреть в лицо наблюдаемого, надо пользоваться людными улицами, базарами, перекрестными улицами, трамваем, конкой и проч., так как в этих местах можно видеть лицо наблюдаемого незаметно для последнего. На глухих улицах и переулках совершенно нельзя смотреть в лицо наблюдаемому.

31. Если встреча наблюдаемого с филером неизбежна, то не следует ни в коем случае встретиться взорами (не показывать своих глаз), так как глаза легче всего запоминаются.

32. Дистанция, которую надо держать при следовании за наблюдаемым, зависит от многих причин. Например: если улица прямая, длинная, мало оживленная, — филеры держатся сзади на таком расстоянии, чтобы только видеть наблюдаемого. При следовании по оживленной улице дистанция сокращается; в толпе же надо держаться близко.

33. Если наблюдаемый начинает оглядываться, то филер должен определить, почему именно он начал оглядываться: потому ли, что намеревается посетить какое-либо конспиративное место и боится, чтобы его не заметили, или потому, что сам заметил наблюдение. В первом случае надо продолжать наблюдение с большей осторожностью (если место позволяет, то в обход, в объезд), если же есть основание предполагать, что наблюдаемый может заметить даже осторожное наблюдение, то лучше прекратить таковое; если есть основание предполагать, что серьезный наблюдаемый может уехать из города, то надо обеспечить железнодорожный вокзал. Если наблюдаемый вообще очень строг (оглядывается, конспирирует), то надо чаще меняться филерами и вообще вести наблюдение осторожнее.

34. Проводя наблюдаемого в дом, филер должен обследовать дом, т. е. узнать, не проходной ли он, и если проходной, то обеспечить все выходы.

Проходные дворы в городе, где филер имеет жительство постоянное, он должен знать все наизусть.

35. Все места, куда заходил наблюдаемый, надо твердо запомнить и при первом удобном случае записывать: время пребывания, приход и выход, улицу, номер дома, парадное, если на последнем есть карточка, то запомнить и записать.

36. Если дом угловой, подлежит обязательно указать, под какими номерами он значится с обеих улиц и с какой улицы существует вход в таковой дом.

В сведениях следует писать: «Пошел к такому-то», а также и в дом такой-то, к такому-то.

37. В сведениях должно указывать на те места, где наблюдаемые бывают по частным надобностям /обед, занятие, родственники и т. п./, если это уже ранее выяснено.

38. При посещении наблюдаемыми магазинов и мастерских следует обязательно указывать фамилии владельца и их улицы, на которых эти магазины находятся.

39. При посещении наблюдаемым какого-либо дома устанавливать квартиру, в которую он зашел, что сразу удается сравнительно редко, почему же на первых порах филер ограничивается, что узнает какие номера в том парадном, куда зашел наблюдаемый и кто там живет (по дверным карточкам); при дальнейшем наблюдении можно иногда зайти несколько вперед наблюдаемого и придти на самый верхний этаж и когда наблюдаемый войдет, то, спускаясь, заметить квартиру, в которую он вошел. С этой же целью можно заранее приготовить филера посыльным или одному из филеров где-нибудь поблизости снять пальто, шапку, даже сюртук, выпустив цветную рубаху навыпуск, и зайти в парадное, как бы к здесь живущему человеку.

Если наблюдаемый свернул за угол, надо ускорить шаги, чтобы видеть, как бы за углом наблюдаемый не зашел куда-либо. Если наблюдаемый будет утерян за углом, то, значит, он зашел в место, находящееся недалеко от угла. Рассчитав по времени место, куда мог приблизительно зайти наблюдаемый, надо вновь избрать место и стать так, чтобы видно было несколько парадных выходов и ворот.

40. В местностях, недоступных для стоянки пеших филеров (где они очень заметны), а также к наиболее важным наблюдаемым, для успешности наблюдения назначается конное наблюдение, через филера, переодетого извозчиком. В извозчики выбирается филер наиболее находчивый, знакомый с управлением лошади, а также и с правилами езды извозчиков." Если такового в Охранном отделении нет, то надо его подготовить (без наблюдения) — без выучки в наблюдение пускать нельзя, так как неумелый извозчик быстро провалится. Филер — извозчик по внешности, костюму, равно как и его экипаж, ничем не должны отличаться от извозчиков — профессионалов или кучеров собственных экипажей, если употребляется последний. Извозчику — филеру надо всегда помнить, что по внешности он прежде всего извозчик, а потому он должен беспрекословно выполнять требования полиции, не вступая ни в какие пререкания. Если требование чина полиции приносит вред наблюдению, то оно должно быть выполнено, а потом незаметно для других извозчиков филеру надо переговорить с чином полиции, или старшим над ними, сказав ему, кто он есть в действительности. Если этих переговоров можно избежать, не нанося особого ущерба делу, то последнее предпочтительнее. При появлении среди других извозчиков извозчи- ку — филеру надо прежде всего бояться «провала», так как появление нового извозчика сразу заинтересует его коллег, а потому с посторонними извозчиками надо поменьше разговаривать. Появление извозчика вне места их обычной стоянки обращает внимание дворников и сторожей, которые обыкновенно гонят их, чтобы не гадили лошади. В этом случае продолжительность стоянки филера — извозчика на одном месте зависит от находчивости извозчика — филера. Он всегда должен быть готовым к ответам и быстро схватывать тип дворника. Судя по типу дворника, извозчик одному говорит, что выжидает доктора, приехавшего к больному, другому по секрету сообщает, что ожидает «барина», который находится у чужой жены и для поездки по этому делу всегда берет его, или же рассказывает басню про такую же барыню; третьему предлагает угостить «по — хорошему», чтобы не гнал с выгодного места, и т. п. Все это зависит от находчивости извозчика. На вопрос публики отвечает: «Занят». Возить наблюдаемого во избежание провала не считается удобным, но иногда вечером или в дождливую погоду, или близко к ликвидации, или, если нет другого извозчика и филеру неудобно сказать, что он занят, это делается, но извозчик торгуется с наблюдаемым так же, как со всяким пассажиром.

41. Обязанности филера — извозчика те же, что и пешего; он также должен выбрать позицию и оттуда наблюдать выход наблюдаемого. Пешие же, назначенные в помощь конному, обыкновенно скрываются в ближайшем прикрытии (трактир, чайная), расположение которого извозчик должен знать. По выходе наблюдаемого извозчик незаметно для наблюдаемого и посторонних трогается с места, сажает наших филеров, если они на улице, с такими же приемами, как обыкновенных седоков, и едет за наблюдаемым, если тот также поехал на извозчике; или едет один, а пешие ведут пешком наблюдаемого, если наблюдаемый идет пешком. Если пешие находятся в трактире, то извозчик, заметив направление наблюдаемого, быстро даст знать пешим посредством условного между ними сигнала, если они сидят у окна; или входит вовнутрь трактира и говорит пешим что-нибудь вроде следующего: «Что же, господа, деньги давайте или поедем». Пешие спокойно, быстро выходят, садятся на извозчика и последний догоняет наблюдаемого. Если наблюдаемый идет пешком, то пешие оставляют извозчика и следуют обыкновенным порядком за наблюдаемым непосредственно; или за извозчиком, а последний уже ведет наблюдаемого, следуя только за ним. При приближении к углам извозчик подъезжает тише, дабы при повороте за угол видеть, куда зайдет наблюдаемый. Вообще извозчик может держаться ближе к наблюдаемому, что он и делает там, где это нельзя пешим.

42. Когда наблюдаемый поехал на извозчике, филеры пешие должны также брать извозчика (хотя бы и не филера) и ехать за наблюдаемым. Извозчику надо только узнать, куда ехать. Заметив, что наблюдаемый оставил извозчика и зашел в дом или пошел дальше пешком, нужно также оставить извозчика, свернуть для этого в первый попавшийся угол для того, чтобы наблюдаемый не заметил, что ехавший сзади его тоже оставил извозчика. После этого, рассчитав извозчика подальше от места стоянки, подлежит продолжать наблюдение пешком. Иногда (когда, например, близко нет угла), дабы не упустить наблюдаемого из виду, один из филеров оставляет извозчика на ходу и занимает позицию, а другой едет для расчета дальше и затем возвращается. Необходимо всегда запоминать и записывать номер извозчика, на котором едет наблюдаемый, дабы в случае утери можно было навести справку у извозчика, куда он возил пассажира. Если наблюдаемый часто ездит на извозчиках и представляет интерес — полезнее назначить за ним своего филера — извозчика.

43. Если наблюдаемый садится в трамвай или конку, то филер может также сесть с ним, но должен обратить внимание на то, не наблюдает ли наблюдаемый за ним, кто после него садится и слезает. Если наблюдаемый обращает на это внимание, то в следующий раз садиться в трамвай не следует, а надо ехать на извозчике. Так как извозчик не всегда успевает за трамваем, а потому можно потерять наблюдаемого, то одному из филеров можно сесть на извозчика, а другому на трамвай.

44. Если наблюдаемый направляется в сад, театр и тому подобные места, то одному из филеров следует отправиться за наблюдаемым, а другому остаться наблюдать выход на случай, если филер, прошедший внутрь, утеряет там наблюдаемого. Надо иметь в виду, что наблюдаемые редко вообще заходят в увеселительные места для развлечения, в большинстве случаев они пользуются этим местом для конспиративных свиданий; а потому если в театре наблюдаемый с кем-либо виделся, имея продолжительный разговор, или избрал для разговора укромные места и вообще, судя по конспиративным приемам, имел деловое свидание, то лицо, видевшееся с наблюдаемым, по выходе следует брать под наблюдение также, как и на улице, и также стараться не встречаться с наблюдаемым лицом к лицу. Если нет возможности в одном отделении с наблюдаемыми (партер, балкон, галерея), филеру надо поместиться так, чтобы все-таки видеть наблюдаемого. Надлежит также заметить вешалку, на которой наблюдаемый оставил пальто. Если филер почему-либо найдет для себя неудобным дальнейшее пребывание в театре, то, заметив хорошо приметы лица, с которым виделся наблюдаемый, выходит наружу, присоединяется к своему товарищу и вместе ожидают выхода наблюдаемых.

45. При входе наблюдаемого в трактир или другие подобные заведения проникнуть туда и посмотреть, что он там делает; причем надо держаться очень осторожно: войти вместе с другими посетителями и под их прикрытием быстро сообразить расположение помещения, дабы знать удобный пункт для наблюдения,

и, заняв таковой, — наблюдать. Если заметно, что наблюдаемый зашел не на свидание с кем-нибудь, а просто поесть, напиться чаю и пр., то лучше всего уйти из трактира поскорее. Если заметно, что наблюдаемый кого-то ждет, нужно ожидать, заказав себе что-либо в трактире, — кто к нему явится, и затем, если пункт для наблюдения удобный, можно ожидать его выхода там же, если почему-либо наблюдать неудобно — выйти на улицу и ожидать там. Если наблюдаемых несколько, и они выйдут порознь, то один из филеров ведет первого, а другой остается в ожидании выхода второго и ведет его.

46. Если филеры осуществляют наблюдение, сидя в пивной, трактире и проч., то должны садиться у окна так, чтобы видно было, когда войдет или выйдет наблюдаемый. Деньги на расплату всегда должны быть наготове. Разговоров с посторонними избегать. Заметив наблюдаемого, надо спокойно кончить чаепитие, спокойно встать и также спокойно выйти. Если наблюдаемый сам находится в трактире, чайной и проч., то особенно важно не срываться с места вслед за ним. Не говорить фраз, относящихся к наблюдению, вроде «вышел», «пойдем». Собираясь выходить, надо спокойно сказать: «Не пора ли? Пойдем», — чтобы окружающая публика не имела подозрений, что за кем-то наблюдают.

47. При встрече наблюдаемого с другими лицами надо запомнить их приметы (лицо, костюм, обращать внимание на характер встречи: условный, случайный, сердечный, товарищеский, формальный и проч.), продолжительность разговора, передачу чего- либо и проч. и все это потом прописать с указанием, в какой час встретились, в каком месте, сколько времени говорили.

48. Если при наблюдении за одним лицом будет замечено свидание его с несколькими при конспиративной обстановке (в трактире, саду, сквере и т. п.) или сходки, то один из филеров немедленно сообщает в охранное отделение, которое и посылает подкрепление, а при недостатке снимает даже филеров с менее важных мест. Если присутствовавшие на свидании или на сходке устанавливаются, то их надо водить до того места, где они по признакам живут. Признаками возвращения домой могут служить: уверенная походка, вход в парадное без звонка со своим ключом, выход на балкон, к окну одетым по — домашнему, зажигание огня в темной квартире, выход за покупкой съестных припасов и т. д.

Если же подобных признаков нет, то иногда можно под благовидным предлогом завести осторожный разговор с дворником, прислугой и навести в разговоре справки («Не доктор ли возвратился?», «Кажется, акушерка пришла?», «А вот, наконец, и сапожник пришел» и т. п.).

49. При наблюдении за домом, куда вошел наблюдаемый, филер должен обращать внимание на то, нет ли около дома патруля, не проходят ли туда через короткие промежутки времени лица, знакомые наблюдателю, или вообще подозрительные, которые ищут дом, не заходят в него сразу, а сначала проходят мимо, оглядываясь и прочее. Такое поведение заходящих указывает, что в означенном доме происходят сходки, о чем филер должен сообщить немедленно в охранное отделение.

50. Если филеру нельзя оставить поста, а нужно дать знать о чем-либо в охранное отделение (сходка, необходимо увеличить наблюдателей и проч.), то он пишет записку заведующему наблюдением и посылает с посыльным или извозчикам в отделение, запоминая номер извозчика или посыльного. Записку писать условно: «В таком-то доме гости и ждут Вас», «Пришлите столько-то приказчиков туда-то, мы ждем Вас с товарищами там- то» и т. д.

Если при наблюдении за конспиративным свиданием или сходкой число наблюдаемых будет больше, чем филеров, то под наблюдение для установки берутся наиболее серьезные, преимущества отдаются наиболее пожилым и тем, которые при выходе конспирируются, т. е. оглядываются, осматриваются и прячут лицо и т. п., или тем, которые имеют с собой подозрительную ношу.

51. Если несколько наблюдаемых приведено в одно место и вследствие этого произошло в данной местности скопление филеров, то последние, не группируясь, немедленно распределяют роли, оставив необходимый пост, остальные удаляются в ближайшее укрытие, место /пивную и т. п./, ожидая сигнала с выхода. Если оставшимся неудобно зайти в трактир, чтобы предупредить о выходе наблюдаемых, то можно филерам, сидящим в трактире у окна, показать условный сигнал, например: пальцы, число коих означает выход первого, второго и т. д. наблюдаемых. По этому сигналу подлежащий филер выходит и ведет своего наблюдаемого.

56. Находясь в продолжительном наблюдении у дома, где живет наблюдаемый, филер должен изучить живущих в наблюдаемом доме, чтобы отличать живущих от случайно приходящих и интересующуюся личность взять под наблюдение.

57. Наблюдение за местами, где предполагается лаборатория, типография, склад оружия и т. п., ведется с крайней осторожностью. В таких случаях обыкновенное пешее наблюдение часто ведет к провалу, а потому наблюдать из квартиры (снимаются напротив или поблизости) или ставить конное наблюдение, если есть близко извозчик; на бойкой улице переодетым торговцем, посыльным и т. п., в помощь которым даются пешие филеры. Последние не ставятся близко около наблюдаемого дома, а загораживают выходы из улицы и берут наблюдаемых по пути, ведут с большой осторожностью, остерегаясь малейшего провала. При возвращении таких наблюдаемых домой надо идти как можно дальше от наблюдаемых. Входить во двор или дом для установки квартиры можно только в бойких дворах и очень больших домах.

Если приходится арестовывать наблюдаемого на улице, то отвести подальше от его квартиры и указать его чину полиции для ареста. Если наблюдаемый идет по направлению к полицейскому участку, то лучше подвести его к последнему.

58. При потере наблюдаемого возвращаться к квартире его, ожидая возвращения, и установить наблюдение в местах наиболее частых его посещений.

59. Вечером на общем собрании в отделении филеры обмениваются приметами новых лиц, вошедших в отчетный день в среду наблюдения, и этим путем удостоверяются, не было ли данное лицо в тот же день в сфере наблюдения другого поста, в то же время сообщается о новых местах, посещаемых наблюдаемыми, чтобы новыми силами наметить квартиры, которые посещает наблюдаемый. Дома, посещаемые наблюдаемыми в тот же день, отмечаются на «дуге домов» и наводятся справки (на листе посещаемого дома).

60. Филер, находящийся на службе на вокзале или пристани, для наблюдения за приходящими и отходящими поездами должен приходить за час до отхода поезда и за пятнадцать минут до прихода, чтобы иметь возможность оглядеться в публике.

61. Если наблюдаемый явился на вокзал или пароход пристани и имеет там свидание с отъезжающим пассажиром и, может быть, что-нибудь ему передает, немедленно сообщить охранному отделению и просить следом ехать за этим пассажиром. Относительно сопровождения наблюдаемых из города, надо заранее дать указание филерам, дабы они имели возможность всегда ехать с наблюдаемым, так как последние часто являются для отъезда или свидания в момент отхода поезда.

На случай отъезда наблюдаемых должно иметь на вокзале, у стоящих филеров, аванс, из которого отъезжающие филера берут себе на дорогу. Этот же аванс может храниться в жандармской канцелярии на вокзале, или же имеется у филеров (рублей по сорока на каждого), которые наблюдают за лицами, подлежащими наблюдению при выездах. Если наблюдаемый намеревается брать билет, надо стать за ним, чтобы узнать, куда он едет, если это не удастся, то предупредить жандарма унтер — офицера, который всегда может узнать, куда наблюдаемый берет билет.

Если не удалось узнать у жандармского унтер — офицера, попробовать узнать у носильщика, прислуживавшего наблюдаемому. На больших вокзалах можно узнать по кассе, какой взял билет наблюдаемый — пригородный или дальний.

При неудаче узнать этого, филер берет билет до первой большой станции и в пути узнает об этом через наблюдение за кондуктором, контролером, которые при проверке билетов имеют обыкновение говорить вслух конечную станцию пассажира. Спрашивать кондукторов и контролеров избегать, так как они могут подсказать наблюдаемому; но во всяком случае надо спрашивать под благовидным предлогом. Если наблюдаемый держится стойко, то филеру можно поместиться в одном с ним вагоне (в другом отделении), заняв верхнее место, откуда и следить за наблюдаемым.

Установку места следования наблюдаемого делать осторожно и при неудаче брать билет до следующей узловой станции.

В пути филер один всегда бодрствует, другой отдыхает. При приближении к каждой остановке необходимо посмотреть, не приготовляется ли наблюдаемый к оставлению поезда.

62. В случае не указания, что за наблюдаемым надо следовать и после его выбытия из города, наблюдение должно производиться только в сем последнем. Если, однако, агентурные сведения о том, что выезд делается с нелегальными целями (съезд партии, конспиративное поручение и проч.), подлежит продолжить за ним наблюдение и по выбытии его из города.

Для этого филеры передают наблюдаемого для дальнейшей за ним последки, тотчас по прибытии в район первого же по пути охранного пункта, охранного отделения или жандармского управления, филерами сих отделений.

О выезде наблюдаемого делается предупреждение условной телеграммой для организации встречи.

63. В случаях переездов лиц, состоящих под наблюдением в район других отделений, наблюдение передается местным филерам, о чем филер, начавший наблюдение, докладывает начальнику местного отделения. Если же лицо прибыло в местность, где охранного отделения или филерских отрядов нет, наблюдение продолжается прежними филерами, причем старшему из них вменяется в обязанность явиться к надлежащему жандармскому начальнику, если таковой здесь есть, и доложить о цели прибытия.

64. При неожиданном внезапном выезде наблюдаемых филер при первой возможности телеграфирует своему заведующему наблюдением условным языком о том, каким поездом они следуют, кого сопровождают, куда направляются, а также указать станцию (узловую), куда нужно послать ему телеграмму «до востребования», если потребуется дать какие-либо распоряжения относительно наблюдаемого. Если место следования наблюдаемого известно филеру, то он телеграфирует, кроме того, заведующему наблюдением соответствующего охранного отделения, сообщая иносказательно, сколько наблюдаемых едет, каким поездом, кто именно сопровождает. Если после этого наблюдаемый изберет почему-либо другое место или пересядет на другой поезд, о происшедших переменах дополнительно телеграфировать в пункт встречи, во избежание напрасного там ожидания. Если расстояние между местом следования и пунктом направления слишком кратко, то извещение о необходимости всей речи должно делаться срочной телеграммой, дабы было время для необходимых распоряжений.

65. Если наблюдаемый направляется с какой-либо железнодорожной станции лошадьми в имение или деревню, то в большинстве случаев ехать за наблюдаемым не представляется возможным. Надо заметить номер извозчика, нанятого наблюдаемым, а если нет номера, спросить других извозчиков, как зовут того, который повез наблюдаемого. Наняв после этого извозчика, в разговоре спросить его, куда он отвез седока.

66. По прибытии филеров и наблюдаемого из места постоянного жительства в другой город, филеры немедленно сдают свои вещи (если имеются) на хранение носильщику и продолжают вести наблюдение энергично, дабы не упустить наблюдаемого, и беспрерывно, до тех пор, пока не явится возможность определить, где именно поселился наблюдаемый. Полезно занять квартиру такую (в гостинице, меблированных комнатах и т. п.), чтобы можно было видеть выходы наблюдаемого.

В первые же свободные часы филеры должны заняться изучением города, те улицы, общественные места, конечные пути, приходы и отходы поездов; переменить головные уборы, при несоответствии их с данной местностью.

При невозможности поселиться около наблюдаемого полезно остановиться в гостинице около вокзала, так как часто приходится уезжать из города вслед за наблюдаемым и, живя близко к вокзалу, филер при отъезде наблюдаемого успеет захватить свои вещи. Потеряв наблюдаемого, филер является на вокзал к отходу поездов дабы не пропустить отъезда наблюдаемого, а в городе производит розыск около того места, где наблюдаемый утерян, и около тех мест, которые он часто посещал, и в пунктах гуляний публики.

67. Если наблюдаемый привезен в другой город и приезжих филеров встретили филеры местного охранного отделения, то приезжим немедленно следует передать местным филерам наблюдаемого и отнюдь не ехать вместе с ними в наблюдение, так как наблюдаемый мог при отъезде или в пути заметить филеров и запомнить их и тогда наблюдение будет испорчено.

Приехавшие филеры, сдав наблюдение, должны немедленно явиться в охранное отделение и доложить имеющиеся у них сведения о наблюдаемом и, если не будет особого приказания, возвратиться назад.

68. По прибытии в какой-либо другой город вне своего постоянного местожительства филер немедленно телеграфирует свой адрес своему начальнику и письменно сообщает подробно результаты наблюдения ежедневно.

О всех выездах наблюдаемых начальник охранного отделения письменно сообщает в особый отдел Департамента полиции с краткой характеристикой лица, указывающей на причину сопровождения наблюдаемого.

69. В больших провинциальных городах, где улицы пустые и филер, близко ходящий к наблюдаемому, заметен последнему, практикуется способ параллельного наблюдения (по смежной улице). При таком способе наблюдения один из филеров идет по улице, параллельной той, по которой идет наблюдаемый, притом со скоростью хождения наблюдаемого, а другой — сзади наблюдаемого, но настолько далеко от последнего, чтобы его было только видно. Первый филер равняется с наблюдаемым на перекрестках, где филер должен зорко проверить проход наблюдаемого через пересекающую улицу. Таким образом, можно всегда (при равных улицах) наблюдать без «провала» и видеть, куда заходит наблюдаемый.

При наблюдении за серьезной личностью по параллельным улицам идут два филера: один с правой, другой с левой стороны наблюдаемого, а третий — на далеком расстоянии сзади наблюдаемого по одной улице с наблюдаемым.

70. При осуществлении наблюдения в небольшом городе нельзя оставаться на одном месте на улице, не обратив на себя внимания жителей, поэтому наблюдаемые берутся на ходу, т. е. не прямо от дома, а по пути следования, а также из наблюдательных квартир, с места прогулок и проч.

71. В продолжительной командировке в маленьких городах удобнее жить с семьей, так как меньше шансов на провал и, кроме того, прогулки с женой или ребенком часто могут замаскировать наблюдение.

72. Письма по наблюдению посылаются заказными, в двух конвертах с сургучной печатью, причем в верхнем конверте на месте печати делается прорез, чтобы сургуч при запечатывании проник до внутреннего конверта и припечатал его к наружному. Письма рекомендуется сдавать на вокзалах или же опускать в почтовые ящики поездов.

73. Все письма из одной какой-нибудь местности должны иметь общую порядковую нумерацию и указание, когда и где они составлены, в конце — подпись.

 

Программа партии социалистов-революционеров

Современная Россия в культурном и социальном отношении входит во все более и более тесную связь с передовыми странами цивилизованного мира, сохраняя при этом, однако, ряд особенностей, обусловленных своеобразием ее предыдущей истории, ее местных условий и международного положения.

Во всех передовых странах цивилизованного мира, параллельно с ростом населения и его потребностей, идет рост власти человека над природой, усовершенствование способов управления ее естественными силами и увеличение творческой силы человеческого труда во всех областях его приложения. Рост этот является необходимым условием социального прогресса и борьбы за всестороннее и гармоническое развитие человеческой индивидуальности.

Но этот рост власти человека над природой происходит в современном обществе при условиях буржуазной конкуренции разрозненных хозяйственных единиц, частной собственности на средства производства, превращения их в капитал, предварительной экспроприации непосредственных производителей или косвенного подчинения их капиталу. По мере развития этих основ современного общества, оно все резче распадается на класс эксплуатируемых тружеников, получающих все меньшую и меньшую долю созидаемых их трудом благ, и классы эксплуататоров, монополизирующих владение естественными силами природы и общественными средствами производства.

Поскольку в тесных рамках буржуазно — капиталистических отношений развиваются, хотя односторонне и неполно, формы коллективного труда и производство в крупных общественных размерах — постольку современное хозяйственное развитие обнаруживает свои положительные творческие стороны, подготовляя некоторые материальные элементы для высшего социалистического строя жизни и объединяя в компактную социальную силу промышленные армии наемных рабочих.

Поскольку же буржуазно — капиталистические формы суживают, ограничивают и извращают развитие коллективных форм труда и общественных производительных сил — постольку современное хозяйственное развитие обнаруживает свои отрицательные, разрушительные стороны: анархию товарного производства и конкуренции; бесплодное расточение в ней хозяйственных сил; кризисы, потрясающие народное хозяйство в самых его основаниях; рост эксплуатации, зависимости и необеспеченности рабочих масс; разлагающую все моральные устои власть денег; своекорыстную борьбу всех против всех за существовавшее и привилегированное положение.

Взаимное отношение между этими положительными и отрицательными сторонами современного хозяйственного развития различно как для различных отраслей производства, так для различных стран. Сравнительно благоприятное в высших отраслях индустрии и странах классического капитализма, оно становится все менее и менее благоприятным в других отраслях промышленности, в особенности же земледелии, и в целых странах, менее благоприятно поставленных в международной экономической борьбе.

Но, независимо от этих различий, несоответствие и противоречие между положительными и отрицательными сторонами современного хозяйственного развития представляют собой общий и нарастающий факт, чреватый огромными историческими последствиями.

С ростом социального расстояния между эксплуататорами и эксплуатируемыми, с ростом противоречия между производительностью труда и ничтожною долею в продуктах самих трудящихся, с ростом нормы их эксплуатации, растет их недовольство своим положением в современном обществе.

На почве стихийного процесса обострения классовых отношений все больше и больше развивается сознательное и планомерное вмешательство в ход событий организованных коллективных сил, во имя того или иного общественного идеала, конечной цели, с систематически выработанной тактикой. Их целесообразно направляемая борьба охватывает одновременно все стороны жизни общества — экономическую, политическую и духовную.

Классы эксплуататоров стремятся увековечить основу своего существования — эксплуатацию путем ренты, прибыли на капитал во всех его формах и податного отягощения трудовой массы. Посредством синдикатов, картелей и трестов они стремятся овладеть, в своих эгоистических видах, условиями производства и сбыта. Они стремятся приспособить к своим классовым интересам все учреждения современного государства и превратить его всецело в орудие своего господства и порабощения эксплуатируемых. Наконец, они стремятся подчинить себе духовно и материально литературу, искусство, науку, ораторскую трибуну, чтобы держать трудящиеся массы не только в экономическом, но и в умственном рабстве.

Не обладая иными ресурсами или исчерпав их в борьбе, они прибегают к союзам с реакционными силами отживающего прошлого, воскрешая расовую и религиозную вражду, отравляя народное сознание шовинизмом и национализмом, входя в компромиссы с остатками монархических, стародворянских и церковно — клерикальных установлений.

Изживая все свое былое прогрессивное содержание, буржуазный строй приводит к интеллектуальному вырождению господствующих в нем классов, все сильнее отталкивая от себя умственный и моральный цвет нации и заставляя его тяготеть к враждебному буржуазии лагерю угнетенных и эксплуатируемых.

Классы эксплуатируемых естественно стремятся защищаться от тяготеющего над ними гнета и, по мере роста своей сознательности, все более объединяют эту борьбу и направляют ее против самых основ буржуазной эксплуатации. Международное по своему существу, движение это все более и более определяется, как движение огромного большинства в интересах огромного большинства, и в этом залог его победы.

Сознательным выражением, научным освещением и сообщением этого движения является международный революционный социализм. Ставя своей задачей умственную, политическую и экономическую эмансипацию рабочего класса, он выступает прежде всего как инициативное революционное меньшинство, как боевой авангард трудящихся масс, в то же время постоянно стремясь слиться с этими массами и охватить их всецело в своих рядах. Его основная практическая задача сводится к тому, чтобы все слои трудового и эксплуатируемого населения сознали себя единым рабочим классом, видели в своем классовом единстве залог своего освобождения, и путем планомерной организованной борьбы совершили социально — революционный переворот, программой которого являются: освобождение всех общественных учреждений из-под власти эксплуатирующих классов; уничтожение, вместе с частной собственностью на естественные силы природы и общественные средства производства, самого деления общества на классы; уничтожение современного классового принудительно — репрессивного характера общественных учреждений, при сохранении и развитии их нормальных культурных функций, т. е. планомерной организации всеобщего труда на всеобщую пользу.

Только осуществление этой программы даст возможность непрерывного, свободного и беспрепятственного развития всех духовных и материальных сил человечества; только он превратит рост общественного богатства из источника зависимости и угнетения рабочего класса в источник его благосостояния и всестороннего, гармонического развития личности; только оно прекратит вырождение человечества, с одной стороны — от праздности и пресыщенности, с другой — от чрезмерного труда и полуголодного существования; только при осуществлении свободного социалистического общежития человечество будет беспрепятственно развиваться в физическом, умственном и нравственном отношении, все полнее воплощая истину, справедливость и солидарность в формы своей общественной жизни. И в этом смысле дело революционного социализма есть дело освобождения всего человечества. Оно ведет к устранению всех форм междоусобной борьбы между людьми, всех форм насилия и эксплуатации человека человеком, к свободе, равенству и братству всех без различия пола, расы, религии и национальности.

Партия социалистов — революционеров в России рассматривает свое дело как органическую составную часть всемирной борьбы труда против эксплуатации, человеческой личности против стеснительных для ее развитая общественных форм, и ведет его в духе общих интересов этой борьбы, в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности.

Взаимоприспособление форм патриархального дворянско — чиновничьего самодержавия и новейшей буржуазной эксплуатации обостряет постановку социального вопроса в России. Развитие капитализма обнаруживается в ней более, чем где либо, уравновешиваясь творческим, организующим влиянием роста общественных производительных сил. Колоссально развивавшийся механизм бюрократического государства, в связи с условиями освобождения крестьян и развитием кулачества во всех его формах и видах, все более и более парализует производительные силы деревни. Трудовое крестьянство вынуждается в растущей мере прибегать к подобным промыслам и труду по найму, получая от всех видов своего заработка доход, едва соответствующий нищенской заработной плате пролетария. Тем самым сокращается и подрывается внутренний рынок промышленности, страдающей от недостатка внешних рынков. Прогрессивно возрастает избыточное население и капиталистически- излишняя резервная рабочая армия, понижающая своей конкуренцией уровень жизни городского пролетариата. Рабочее движение вынуждено развиваться в условиях самодержавного режима, основанного на всеохватывающей полицейской опеке и подавлении личной и общественной инициативы. Более реакционный, чем где-либо, класс крупных промышленников и торговцев все сильнее нуждается в покровительстве самодержавия против пролетариата. Поместное дворянство и деревенское кулачество все сильнее нуждаются в такой же поддержке против трудовых масс деревни. В интересах самозащиты самодержавие прибегает к усиленному угнетению покоренных императорской Россией национальностей, парализуя их духовное возрождение и общественное развитие, насаждая национальный, расовый и религиозный антагонизм и затемняя им рост сознания социально — политических интересов рабочих масс. Существование самодержавия становится в непримиримое и прогрессивно обостряющееся противоречие со всем хозяйственным, общественно — политическим и культурным ростом страны. Являясь надежным союзником и опорой наиболее эксплуатирующих и паразитических классов внутри России, русское самодержавие становится и за ее пределами одним из главных оплотов реакции и сильнейшей угрозой для освободительной борьбы рабочих партий других стран. Его низвержение является не только ближайшей и неотложной задачей социально — революционной партии, как первое необходимое условие для разрешения социального вопроса в России, но и крайне важным фактором международного прогресса.

Вся тяжесть борьбы с самодержавием, несмотря на наличность либерально — демократической оппозиции, охватывающей преимущественно промежуточные в классовом отношении элементы «образованного общества», падает на пролетариат, трудовое крестьянство и революционно — социалистическую интеллигенцию. Необходимой задачей социалистической партии, к которой переходит руководящая роль в этой борьбе, является вследствие этого расширение и углубление в революционный момент тех социальных, имущественных перемен, с которыми должно быть связано низвержение самодержавия.

Осуществление полностью ее программы, т. е. экспроприация капиталистической собственности и реорганизация производства и всего общественного строя на социалистических началах, предполагает полную победу рабочего класса, организованного в социально — революционную партию, и, в случае надобности, установление его временной революционной диктатуры.

До тех же пор, пока в качестве революционного меньшинства, организованный рабочий класс сможет оказывать лишь частичное влияние на изменение общественного строя и ход законодательства, — партия социалистов — революционеров будет стремиться к тому, чтобы политика частичных завоеваний не заслоняла от рабочего класса его конечной, основной цели; чтобы своей революционной борьбой он добивался и в этот период лишь таких перемен, которые будут развивать и усиливать его сплоченность и способность к освободительной борьбе, способствуя повышению уровня его интеллектуального развития и культурных потребностей, укрепляя его боевые позиции и устраняя препятствия, стоящие на пути к его организации.

Поскольку процесс преобразования России будет идти под руководством несоциалистических сил, партия социалистов — рево- люционеров, исходя из развитых выше соображений, будет отстаивать, поддерживать или вырывать своей революционной борьбой следующие реформы:

а. В политической и правовой области:

Установление демократической республики, с широкой автономией областей и общин, как городских, так и сельских; возможно более широкое применение федеративного начала к отношениям между отдельными национальностями; признание за ними безусловного права на самоопределение; прямое, тайное, равное, всеобщее право голосования для всякого гражданина не моложе 20 лет, — без различия пола, религии, национальности; пропорциональное представительство; прямое народное законодательство (референдум и инициатива); выборность, сменяемость во всякое время и подсудность всех должностных лиц;

полная свобода совести, слова, печати, собраний, рабочих стачек и союзов; полное и всеобщее гражданское равноправие; неприкосновенность личности и жилища; полное отделение церкви от государства и объявление религии частным делом каждого; установление обязательного равного для всех общего светского образования на государственный счет; равноправие языков; бесплатность судопроизводства; уничтожение постоянной армии и замена ее народным ополчением.

Ь. В народно — хозяйственной области:

1. В вопросах рабочего законодательства партия социалис- тов — революционеров ставит своею целью охрану духовных и физических сил рабочего класса и увеличение его способности к дальнейшей освободительной борьбе, общим интересам которой должны быть подчинены все узко — практические, непосредственные, местные и профессиональные интересы отдельных рабочих слоев. В этих видах партия будет отстаивать: возможно большее сокращение рабочего времени в пределах прибавочного труда; установление законодательного максимума рабочего времени сообразно нормам, указываемым научною гигиеной (в ближайшее время — восьмичасовая норма для большинства отраслей производства, и соответственно меньшая в более опасных и вредных для здоровья); установление минимальных заработных плат по соглашению между органами самоуправления и профессиональными союзами рабочих; государственное страхование во всех его видах (от несчастных случаев, от безработицы, на случай болезней, старости и т. д.) на счет государства и хозяев и на началах самоуправления страхуемых, законодательная охрана труда во всех отраслях производства и торговли, сообразно требованиям научной гигиены, под наблюдением фабричной инспекции, избираемой рабочими (нормальная обстановка труда, гигиеничность устройства помещений, запрещение работы малолетних до 16 лет, ограничение работы несовершеннолетних, запрещение женского и детского труда в известных отраслях производства и в известные периоды, достаточный непрерывный еженедельный отдых и т. п.); профессиональная организация рабочих и их прогрессивно расширяющееся участие в установлении внутреннего распорядка в промышленных заведениях.

2. В вопросах аграрной политики и поземельных отношений партия социалистов — революционеров ставит себе целью использовать, в интересах социализма и борьбы против буржуазно — соб- ственнических начал, как общинный, так вообще трудовые воззрения, традиции и формы жизни русского крестьянства, и в особенности взгляд на землю, как на общее достояние всех трудящихся. В этих видах партия будет стоять за социализацию всех частновладельческих земель, т. е. за изъятие их из частной собственности отдельных лиц и переход в общественное владение и в распоряжение демократически организованных общин и территориальных союзов общин на началах уравнительного пользования. В случае, если это главное и основное требование аграрной программы — минимум не будет осуществлено сразу, в качестве революционной меры, партия социалистов — революционеров в дальнейшей аграрной политике будет руководиться соображениями о возможном приближении к осуществлению этого требования во всей его полноте, выступая за возможные переходные к нему меры, как, напр., расширение прав общин и территориальных их союзов по экспроприации частновладельческих земель; конфискация земель монастырских, удельных, кабинетских и т. п., и обращение их, равно как и государственных иму- ществ, на то же дело обеспечения общин достаточным количеством земли, а также на «нужды расселения и переселение; ограничение платы за пользование землею размерами чистого дохода хозяйства (за вычетом из валового дохода издержек производства и нормального вознаграждения за труд); вознаграждение за произведение улучшения земель при переходе пользования ими от одного лица к другому; обращение ренты путем специального налога в доходную статью общин и органов самоуправления.

3. В вопросах финансовой политики партия будет агитировать за введете прогрессивного налога на доходы и наследства, при совершенном освобождении от налога мелких доходов ниже известной нормы; за уничтожение косвенных налогов (исключая обложение предметов роскоши), покровительственных пошлин и всех вообще налогов, падающих на труд.

4. В вопросах муниципального и земского хозяйства партия будет стоять за развитие всякого рода общественных служб (бесплатная врачебная помощь, земско — агрономическая организация, коммунализация водоснабжения, освещения, путей и средств сообщения и т. п.); за предоставление городским и сельским общинам самых широких прав по обложению недвижимых имуществ и по принудительному отчуждению их, особенно в интересах удовлетворения жилищной нужды рабочего населения; за коммунальную, земскую, а равно и государственную политику, благоприятствующую развитию кооперации на строго демократических началах.

5. Что же касается до различных мероприятий, имеющих целью национализацию еще в пределах буржуазного государства тех или иных отраслей народного хозяйства, то партия социалистов — революционеров сможет пойти им навстречу лишь тогда и лишь постольку, поскольку демократизация политического строя и соотношение общественных сил, равно и самый характер соответствующих мероприятий, будут давать достаточно гарантий против увеличения таким путем зависимости рабочего класса от правящей бюрократии. Вообще же партия социалистов — революционеров предостерегает рабочий класс против того «государственного социализма», который является отчасти системой полумер для усыпления рабочего класса, отчасти же — своеобразным государственным капитализмом, сосредоточивая различные отрасли производства и торговли в руках правящей бюрократии, ради ее фискальных и политических целей.

Партия социалистов — революционеров, начиная непосредственную революционную борьбу с самодержавием, агитирует за созыв Земского собора (Учредительного собрания), свободно избранного всем народом без различия пола, сословия, национальности и религии, для ликвидации самодержавного режима и переустройства всех современных порядков. Свою программу этого переустройства она будет как отстаивать в Учредительном собрании, так и стремиться непосредственно проводить в революционных массах.

 

Определение Святейшего синода от 20–22–го февраля 1901 года, № 557, с посланием верным чадам Православной Грекороссийской Церкви о графе Льве Толстом

Святейший синод, в своем попечении о чадах Православной Церкви, об охранении их от губительного соблазна и спасении заблуждающихся, имев суждение о графе Льве Толстом и его про- тивохристианском и противоцерковном лжеучении, признал благовременным, в предупреждение о нарушении мира церковного обнародовать, через напечатание в «Церковных Ведомостях», нижеследующее послание:

БОЖИЕЮ МИЛОСТЬЮ,

Святейший Всероссийский Синод верным чадам Православной Кафолической Грекороссийской Церкви о Господе радоватися.

«Молим вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, ему же вы научитеся, и уклонитеся от них» (Римл.17,17).

Изначала церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть ее и поколебать в существенных ее основаниях, утверждающихся на вере в Христа, Сына Бога Живого. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви святой, которая пребудет неодоленную вовеки. И в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой, изве стный в миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая. В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует, с ревностью фанатика, ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской: отвергает Личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, Созидателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради, человеков и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает бессемейное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все Таинства Церкви и благодатное в них действие Святаго Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств, святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Лев Толстой непрерывно, словом и писанием к соблазну и ужасу всего православного мира, и тем не прикровенно, но явно пред всеми сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православной. Бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Ныне о сем свидетельствуем перед всею Церковью к утверждению правостоящих и вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого. Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он, на конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с нею.

Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разуме истины (2 Тим. 2, 25). Молимся, милосердный Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь.

Подлинное подписали:

 

Петиция рабочих Санкт-Петербурга для подачи царю Николаю II

Государь!

Мы, рабочие города С. — Петербурга, наши жены, дети и беспомощные старцы — родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.

Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.

Мы и терпели, но нас толкают все дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению!

Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немногого просили: мы желаем только того, без чего жизнь — не жизнь, а каторга, вечная мука.

Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсуждали наши нужды, — но и в этом нам отказали; нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконными оказались также наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до восьми в день, устанавливать цены на наши работы вместе с нами и с нашего со гласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией завода, увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до одного рубля в день, отменить сверхурочные работы, лечить нас внимательно и без оскорблений, устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.

Все оказалось, по мнению наших хозяев, противозаконно, всякая наша просьба — преступление, а наше желание улучшить наше положение — дерзость, оскорбительная для наших хозяев.

Государь! Нас здесь больше трехсот тысяч — и все это люди только по виду, только по наружности; в действительности же за нами не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать наши нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.

Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса, — бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть рабочего, забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление!

Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, — умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники — казнокрады, грабители русского народа.

Вот что стоит пред нами, государь! И это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук; к нам оно не доходит, — мы получаем только горе и унижение!

Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы: они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо, чтобы сам народ помогал себе: ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай же его помощи, прими ее! Повели немедленно, сейчас же, призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, — пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, а для этого повели, чтобы выборы в учредительное собрание происходили при условии всеобщей, прямой, тайной и равной подачи голосов. Это самая главная наша просьба; в ней и на ней зиждится все. Это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны вечно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти.

Но одна мера все же не может излечить всех наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них.

Необходимы:

I. Меры против невежества и бесправия русского народа:

1) Свобода и неприкосновенность личности, свобода слова, печати, свобода собраний, свобода совести в деле религии.

Общее и обязательное народное образование на государственный счет.

2) Ответственность министров перед народом и гарантии законности управления.

3) Равенство пред законом всех без исключения.

4) Немедленное возвращение всех пострадавших за убеждения.

II. Меры против нищеты народа:

1) Отмена косвенных налогов и замена их прямым, прогрессивным и подоходным налогом.

Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.

III. Меры против гнета капитала над трудом:

1) Охрана труда законом.

2) Свобода потребительно — производительных и профессиональных рабочих союзов.

3) 8–часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.

4) Свобода борьбы труда с капиталом.

5) Участие представителей рабочих в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих.

6) Нормальная заработная плата.

Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе! Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию счастливой и славной, а имя свое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу, — мы умрем здесь, на этой площади, пред твоим дворцом. Нам некуда больше итти и незачем! У нас только два пути: — или к свободе и счастью, или в могилу. Укажи, государь, любой из них, мы пойдем по нему беспрекословно, хотя бы это и был путь к смерти. Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России! Нам не жалко этой жертвы, мы охотно приносим ее!

 

Советы восставшим рабочим

Товарищ! Началась уличная борьба восставших рабочих с войсками и полицией. В этой борьбе может много погибнуть ваших братьев, борцов за свободу, если не будете держаться некоторых правил. Боевая организация при Московском комитете Российской социал — демократической рабочей партии спешит указать вам эти правила и просит вас строго следовать им.

Главное правило — не действуйте толпой. Действуйте небольшими отрядами человека в три — четыре, не больше. Пусть только этих отрядов будет возможно больше, и пусть каждый из них выучится быстро нападать и быстро исчезать. Полиция старается одной сотней казаков расстреливать тысячные толпы. Вы же против сотни казаков ставьте одного — двух стрелков. Попасть в сотню легче, чем в одного, особенно если этот один неожиданно стреляет и неизвестно куда исчезает. Полиция и войска будут бессильны, если вся Москва покроется этими маленькими неуловимыми отрядами.

Кроме того, товарищи, не занимайте укрепленных мест. Войско их всегда сумеет взять или просто разрушить артиллерией. Пусть нашими крепостями будут проходные дворы и все места, из которых легко стрелять и легко уйти. Если такое место и возьмут, то никого там не найдут, а потеряют много. Всех же их взять нельзя, потому что для этого каждый дом нужно населить казаками.

Поэтому, товарищи, если вас будут звать идти куда большой толпой и занять укрепленное место, считайте того глупцом или провокатором. Если это глупец — не слушайте, если провокатор — убивайте. Всегда и всем говорите, что нам выгодней действовать одиночками, двойками, тройками, что это полиции выгодно расстреливать нас оптом, тысячами.

Избегайте также ходить теперь на большие митинги. Мы увидим их скоро в свободном государстве, а сейчас нужно воевать и только воевать. Правительство это прекрасно понимает и нашими митингами пользуется для того, чтобы избивать и обезоружить нас.

Собирайтесь лучше небольшими кучками для боевых совещаний, каждый в своем участке, и при первом появлении войск рассыпайтесь по дворам. Из дворов стреляйте, бросайте камнями в казаков, потом перелезайте на соседний двор и уходите.

Строго отличайте ваших сознательных врагов от врагов бессознательных, случайных. Первых уничтожайте, вторых щадите. Пехоты, по возможности, не трогайте. Солдаты — дети народа и по своей воле против народа не пойдут. Их натравливают офицеры и высшее начальство. Против этих офицеров и начальства вы и направляйте свои силы. Каждый офицер, ведущий солдат на избиение рабочих, объявляется врагом народа и становится вне закона. Его, безусловно, убивайте.

Казаков не жалейте, на них много народной крови, они всегдашние враги рабочих. Пусть уезжают в свои края, где у них земля и семьи, или пусть сидят безвыходно в своих казармах. Там вы их не трогайте. Но как только они выйдут на улицу — конные или пешие, вооруженные или безоружные, — смотрите на них как на злейших врагов и уничтожайте их без пощады.

На драгун и патрули делайте нападения и уничтожайте.

В борьбе с полицией поступайте так. Всех высших чинов до пристава включительно при всяком удобном случае убивайте. Околоточных обезоруживайте и арестовывайте, тех же, которые известны своей жестокостью и подлостью, тоже убивайте. У городовых только отнимайте оружие и заставляйте служить не полиции, а вам.

Дворникам запрещайте запирать ворота. Это очень важно. Следите за ними, и если кто не послушает, то в первый раз побейте, а во второй — убейте. Заставляйте дворников служить опять-таки нам, а не полиции. Тогда каждый двор будет нашим убежищем и засадой. Помните, товарищи, что мы хотим не только разрушить старый строй, но и создать новый, в котором каждый гражданин будет свободен от всяческих насилий. Поэтому сейчас же берите на себя защиту всех граждан, охраняйте их, делайте ненужной ту полицию, которая под видом охранительницы общественной тишины и спокойствия насильничает над беднотой, сажает нас в тюрьмы, устраивает черносотенные погромы.

Наша ближайшая задача, товарищи, передать город в руки народа. Мы начинаем с окраин, будем захватывать одну часть за другой. В захваченной части мы сейчас же установим свое, выборное управление, введем свои порядки, восьмичасовой рабочий день, подоходный налог и т. д. Мы докажем, что при нашем управлении общественная жизнь потечет правильнее, жизнь, свобода и права каждого будут ограждены более чем теперь. Поэтому, воюя и разрушая, вы помните о своей будущей роли и учитесь быть управителями.

Боевая организация при Моск. Ком. РСДРП.

Распространяйте этот листок всюду, расклеивайте по улицам, раздавайте прохожим

 

В. И. Ленин. Уроки московского восстания

Книга: «Москва в декабре 1905 г». (М. 1906) вышла в свет как нельзя более своевременно. Усвоение опыта декабрьского восстания — насущная задача рабочей партии. К сожалению, эта книга — бочка меда с ложкой дегтя: интереснейший, несмотря на его неполноту, материал — и выводы невероятно неряшливые, невероятно пошлые. Об этих выводах мы поговорим особо, а теперь обратимся к современной политической злобе дня, к урокам московского восстания.

Главной формой декабрьского движения в Москве была мирная забастовка и демонстрации. Громадное большинство рабочей массы активно участвовало только в этих формах борьбы. Но именно декабрьское выступление в Москве показало воочию, что всеобщая стачка, как самостоятельная и главная форма борьбы, изжила себя, что движение с стихийной, неудержимой силой вырывается из этих узких рамок и порождает высшую форму борьбы, восстание.

Все революционные партии, все союзы в Москве, объявляя стачку, сознавали и даже чувствовали неизбежность превращения ее в восстание. Было постановлено 6 декабря Советом рабочих депутатов «стремиться перевести стачку в вооруженное восстание». Но на самом деле все организации были не подготовлены к этому, даже коалиционный Совет боевых говорил (9–го декабря!) о восстании, как о чем-то отдаленном, и уличная борьба, несомненно, шла через его голову и помимо его участия. Организации отстали от роста и размаха движения.

Забастовка вырастала в восстание, прежде всего, под давлением объективных условий, сложившихся после октября. Правительство нельзя уже было застигнуть врасплох всеобщей стачкой, оно уже сорганизовало готовую к военным действиям контрреволюцию. И общий ход русской революции после октября, и последовательность событий в Москве в декабрьские дни поразительно подтвердили одно из глубоких положений Маркса: революция идет вперед тем, что создает сплоченную и крепкую контрреволюцию, т. е. заставляет врага прибегать к все более крайним средствам защиты и вырабатывает таким образом все более могучие средства нападения.

7–е и 8–е декабря: мирная забастовка, мирные демонстрации масс. 8–го вечером: осада Аквариума. 9–го днем: избиение толпы драгунами на Страстной площади. Вечером — разгром дома Фидлера. Настроение поднимается. Уличная, неорганизованная толпа совершенно стихийно и неуверенно строит первые баррикады.

10–е: начало артиллерийской стрельбы по баррикадам и по улицам в толпу. Постройка баррикад становится уверенной и не единичной уже, а безусловно массовой. Все население на улицах; весь город в главных центрах покрывается сетью баррикад. Развертывается в течение нескольких дней упорная партизанская борьба дружинников с войсками, борьба, истомившая войска и заставившая Дубасова молить о подкреплениях. Лишь к 15–му декабря перевес правительственных сил стал полным, и 17–го семеновцы разгромили Пресню, последний оплот восстания.

От стачки и демонстраций к единичным баррикадам. От единичных баррикад к массовой постройке баррикад и к уличной борьбе с войском. Через голову организаций массовая пролетарская борьба перешла от стачки к восстанию. В этом величайшее историческое приобретение русской революции, достигнутое декабрем 1905 года, — приобретение, купленное, как и все предыдущие, ценой величайших жертв. Движение поднято от всеобщей политической стачки на высшую ступень. Оно заставило реакцию дойти до конца в сопротивлении и тем приблизило в гигантской степени тот момент, когда революция тоже дойдет до конца в применении средств наступления. Реакции некуда идти дальше артиллерийского расстрела баррикад, домов и уличной толпы. Революции есть еще куда идти дальше московских дружинников, очень и очень есть куда идти и вширь и вглубь. И революция ушла далеко вперед с декабря. Основа революционного кризиса стала неизмеримо более широкой, — лезвие должно быть отточено теперь острее.

Перемену в объективных условиях борьбы, требовавшую перехода от стачки к восстанию, пролетариат почувствовал раньше, чем его руководители. Практика, как и всегда, шла впереди теории. Мирная стачка и демонстрации сразу перестали удовлетворять рабочих, спрашивавших: что же дальше? — требовавших более активных действий. Директива строить баррикады пришла в районы с громадным опозданием, когда в центре уже строили баррикады. Рабочие массами взялись за дело, но не удовлетворились и им, спрашивали: что же дальше? — требовали активных действий. Мы, руководители с. — д. пролетариата, оказались в декабре похожими на того полководца, который так нелепо расположил свои полки, что большая часть его войска не участвовала активно в сражении. Рабочие массы искали и не находили директив относительно активных массовых действий.

Таким образом, нет ничего более близорукого, как подхваченный всеми оппортунистами взгляд Плеханова, что нечего было начинать несвоевременную стачку, что «не нужно было браться за оружие». Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие, нужно было разъяснять массам невозможность одной только мирной стачки и необходимость бесстрашной и беспощадной вооруженной борьбы. И теперь мы должны, наконец, открыто и во всеуслышание признать недостаточность политических забастовок, должны агитировать в самых широких массах за вооруженное восстание, не прикрывая этого вопроса никакими «предварительными ступенями», не набрасывая никакого флера. Скрывать от масс необходимость отчаянной, кровавой, истребительной войны, как непосредственной задачи грядущего выступления, значит, обманывать и себя, и народ.

Таков первый урок декабрьских событий. Другой урок касается характера восстания, способа ведения его, условий перехода войск на сторону народа. У нас в правом крыле партии сильно распространен крайне односторонний взгляд на этот переход. Нельзя, дескать, бороться против современного войска, нужно, чтобы войско стало революционно. Разумеется, если революция не станет массовой и не захватит самого войска, тогда не может быть и речи о серьезной борьбе. Разумеется, работа в войске необходима. Но нельзя представлять себе этот переход войска в виде какого-то простого, единичного акта, являющегося результатом убеждения, с одной стороны, и сознания, с другой. Московское восстание наглядно показывает нам шаблонность и мертвенность такого взгляда. На деле неизбежное, при всяком истинно народном движении, колебание войска приводит при обострении революционной борьбы к настоящей борьбе за войско. Московское восстание показывает нам именно самую отчаянную, самую бешеную борьбу реакции и революции за войско. Дубасов сам заявил, что только 5 тысяч московского войска из 15 надежны. Правительство удерживало колеблющихся самыми разнообразными, самыми отчаянными мерами: их убеждали, им льстили, их подкупали, раздавая часы, деньги и т. п., их спаивали водкой, их обманывали, их запугивали, их запирали в казармы, их обезоруживали, от них выхватывали предательством и насилием солдат, предполагаемых наиболее ненадежными. И надо иметь мужество прямо и открыто признать, что мы оказались в этом отношении позади правительства. Мы не сумели использовать имевшихся у нас сил для такой же активной, смелой, предприимчивой и наступательной борьбы за колеблющееся войско, которую повело и провело правительство. Мы готовили и будем еще упорнее готовить идейную «обработку» войска. Но мы окажемся жалкими педантами, если забудем, что в момент восстания нужна также и физическая борьба за войско.

Московский пролетариат дал нам в декабрьские дни великолепные уроки идейной «обработки» войска, — напр., 8–го декабря на Страстной площади, когда толпа окружила казаков, смешалась с ними, браталась с ними и побудила уехать назад. Или 10- го на Пресне, когда две девушки — работницы, несшие красное знамя в 10 000–ной толпе, бросились навстречу казакам с криками: «Убейте нас! Живыми мы знамя не отдадим!». И казаки смутились и ускакали при криках толпы: «да здравствуют казаки!». Эти образцы отваги и геройства должны навсегда быть запечатлены в сознании пролетариата.

Но вот примеры нашей отсталости от Дубасова. 9–го декабря по Б. Серпуховской улице идут солдаты с Марсельезой присоединяться к восставшим. Рабочие шлют делегатов к ним. Малахов, сломя голову, скачет сам к ним. Рабочие опоздали, Малахов приехал вовремя. Он сказал горячую речь, он поколебал солдат, он окружил их драгунами, отвел в казармы и запер там. Малахов успел приехать, а мы не успели, хотя в два дня по нашему призыву встало 150 ООО человек, которые могли и должны были организовать патрулирование улиц. Малахов окружил солдат драгунами, а мы не окружили Малаховых бомбистами. Мы могли и должны были сделать это, и с. — д. печать давно уже (старая «Искра») указывала на то, что беспощадное истребление гражданских и военных начальников есть наш долг во время восстания. То, что произошло на Б. Серпуховской улице, повторилось, видимо, в главных чертах и перед Несвижскими казармами, и перед Крутицкими, и при попытках пролетариата «снять» екатери- нославцев, и при посылке делегатов к саперам в Александров, и при возвращении назад отправленной было в Москву ростовской артиллерии, и при обезоружении саперов в Коломне и так далее. В момент восстания мы были не на высоте задачи в борьбе за колеблющееся войско.

Декабрь подтвердил наглядно еще одно глубокое и забытое оппортунистами положение Маркса, писавшего, что восстание есть искусство и что главное правило этого искусства — отчаянно — смелое, бесповоротно — решительное наступление. Мы недостаточно усвоили себе эту истину. Мы недостаточно учились сами и учили массы этому искусству, этому правилу наступления во что бы то ни стало. Мы должны наверстать теперь упущенное нами со всей энергией. Недостаточно группировок по отношению к политическим лозунгам, необходима еще группировка по отношению к вооруженному восстанию. Кто против него, кто не готовится к нему, — того надо беспощадно выкидывать вон из числа сторонников революции, выкидывать к противникам ее, предателям или трусам, ибо близится день, когда сила событий, когда обстановка борьбы заставит нас разделять врагов и друзей по этому признаку. Не пассивность должны проповедовать мы, не простое «ожидание» того, когда «перейдет» войско, — нет, мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц и самой энергичной борьбы за колеблющееся войско.

Третий великий урок, который дала нам Москва, касается тактики и организации сил для восстания. Военная тактика зависит от уровня военной техники, — эту истину разжевал и в рот положил марксистам Энгельс. Военная техника теперь не та, что была в половине XIX в. Против артиллерии действовать толпой и защищать с револьверами баррикады было бы глупостью. И Каутский прав был, когда писал, что пора пересмотреть после Москвы выводы Энгельса, что Москва выдвинула «новую баррикадную тактику».

Эта тактика была тактикой партизанской войны. Организацией, которая обусловлена такой тактикой, были подвижные и чрезвычайно мелкие отряды: десятки, тройки, даже двойки. У нас часто можно встретить теперь социал — демократов, которые хихикают, когда речь заходит о пятках и тройках. Но хихиканье есть только дешевенький способ закрыть глаза на новый вопрос о тактике и организации, вызываемой уличною борьбой при современной военной технике. Вчитайтесь в рассказ о московском восстании, господа, и вы поймете, какую связь имеют «пятки» с вопросом о «новой баррикадной тактике».

Москва выдвинула ее, но далеко не развила, далеко не развернула в сколько-нибудь широких, действительно массовых размерах. Дружинников было мало, рабочая масса не получила лозунга смелых нападений и не применила его, характер партизанских отрядов был слишком однообразен, их оружие и их приемы недостаточны, их уменье руководить толпой почти не развито. Мы должны наверстать все это и мы наверстаем, учась из опыта Москвы, распространяя этот опыт в массах, вызывая творчество самих масс в деле дальнейшего развития этого опыта. И та партизанская война, тот массовый террор, который идет в России повсюду почти непрерывно после декабря, несомненно помогут научить массы правильной тактике в момент восстания. Социал- демократия должна признать и принять в свою тактику этот массовый террор, разумеется, организуя и контролируя его, подчиняя интересам и условиям рабочего движения и общереволюционной борьбы, устраняя и отсекая беспощадно то «босяческое» извращение этой партизанской войны, с которым так великолепно и так беспощадно расправлялись москвичи в дни восстания и латыши в дни пресловутых латышских республик.

Военная техника в самое последнее время делает еще новые шаги вперед. Японская война выдвинула ручную гранату. Оружейная фабрика выпустила на рынок автоматическое ружье. И та и другое начинают уже с успехом применяться в русской революции, но далеко в недостаточных размерах. Мы можем и должны воспользоваться усовершенствованием техники, научить рабочие отряды готовить массами бомбы, помочь им и нашим боевым дружинам запастись взрывчатыми веществами, запалами и автоматическими ружьями. При участии рабочей массы в городском восстании, при массовом нападении на врага, при решительной умелой борьбе за войско, которое еще более колеблется после Думы, после Свеаборга и Кронштадта, при обеспеченном участии деревни в общей борьбе — победа будет за нами в следующем всероссийском вооруженном восстании!

Будем же шире развертывать нашу работу и смелее ставить свои задачи, усваивая уроки великих дней российской революции. В основе нашей работы лежит верный учет интересов классов и потребностей общенародного развития в данный момент. Вокруг лозунга: свержение царской власти и созыв революционным правительством учредительного собрания мы группируем и будем группировать все большую часть пролетариата, крестьянства и войска. Развитие сознания масс остается, как и всегда, базой и главным содержанием всей нашей работы. Но не забудем, что к этой общей, постоянной и основной задаче моменты, подобные переживаемому Россией, прибавляют особые, специальные задачи. Не будем превращаться в педантов и филистеров, не будем отговариваться от этих особых задач момента, от этих специальных задач данных форм борьбы посредством бессодержательных ссылок на наши всегдашние и неизменные при всех условиях, во все времена, обязанности.

Будем помнить, что близится великая массовая борьба. Это будет вооруженное восстание. Оно должно быть, по возможности, единовременно. Массы должны знать, что они идут на вооруженную, кровавую, отчаянную борьбу. Презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу. Наступление на врага должно быть самое энергичное; нападение, а не защита, должно стать лозунгом масс, беспощадное истребление врага — станет их задачей; организация борьбы сложится подвижная и гибкая; колеблющиеся элементы войска будут втянуты в активную борьбу. Партия сознательного пролетариата должна выполнить свой долг в этой великой борьбе.

 

Л. Д. Троцкий. Евно Азеф

В Париже вышло недавно «Заключение судебно — следственной комиссии по делу Азефа» в виде брошюры в 108 страниц. Судебно — следственная комиссия под председательством А. Баха имела 73 заседания, опросила 31 лицо. Следственный материал занимает более 1300 страниц in folio. Печатное «Заключение» представляет собою краткую сводку наиболее важных данных, добытых расследованием, и основные выводы из них.

С живейшим интересом читал я эту брошюру. С января 1909 г., когда Евно Филиппович Азеф, член боевой организации и центрального комитета партии социалистов — революционеров, был объявлен профессиональным провокатором, вокруг этой фигуры выросла обширная международная литература. Она стояла главным образом под знаком сенсации. И немудрено: слишком уж чудовищно — сенсационен был самый факт, слишком уж он раздразнил воображение. В душе каждого почти человека, особливо же в душе филистера, живет этакая, — как бы выразиться? — романтическая глиста, которая в сутолоке обыденщины замирает, но, раз пробужденная сенсацией, требует новой и новой пищи, все более чрезвычайной. Это и есть то любопытство, от которого сосет под ложечкой. В наше беспощадно — газетное время каждое событие доходит до читателя в бесчисленном количестве отражений, все более и более удаляющихся от источника. Лишенная новой пищи, сенсация питается отражением отражений — второй, третьей… п + первой степени. Наконец, проходит положен ное время, определяемое психо — физиологической природой глисты романтизма, сенсация набивает оскомину, и событие, ее породившее, погребается под холмом газетной бумаги.

Раздраженная сенсацией общественная психика не только требует все более чрезвычайных вариантов, но и с некоторой обидой даже отмечает такие объяснения, которые вводят событие в реалистические пределы. Она вообще не хочет в таких случаях объяснений, она требует загадочного, проблематического. Могущественнейший террорист, состоящий при департаменте полиции; довереннейший агент, организующий убийства министра внутренних дел и великого князя, — разве это не титаническая по своим внутренним противоречиям фигура, далеко выходящая за рамки человеческого и только человеческого? Самые трезво — мыслящие люди с каким-то психологическим сладострастием разводили руками перед проблематикой «величайшего провокатора». У них к этому чувству даже примешивался некоторый оттенок национальной гордости. «Азефом вполне, можно сказать, утерли нос Европе». В интернациональном обществе европейских кафе многие русские глядели в то время прямо-таки именинниками.

Были и протестующие, и даже весьма. Один мой приятель, человек от природы желчный и даже не окончивший университета, чрезвычайно злобствовал по поводу культа азефского демонизма. «Азефа не знаю, — говорил он, — доселе и не слыхал о нем никогда, но позволяю себе думать и даже осмеливаюсь эту мысль высказать вслух, что никаких демонических качеств за ним не может числиться, ибо по натуре своей он должен быть совершеннейшим бревном. Чтоб 17 лет вести дьявольскую игру, врать не провираясь, обманывать не попадаясь, нужно быть либо гением семи пядей во лбу, либо, наоборот, человеком с упрощенной до крайности механикой головы и сердца, попросту тупоумцем, который ведет свою игру грубо, прямолинейно, нагло, не приспособляясь к чужой психологии, не растрачиваясь на детали и именно поэтому выходит победителем. Но согласитесь, что несравненно натуральнее предположить в Азефе тупицу, чем гения. Во — первых, потому, что тупицы встречаются в природе несравненно чаще, а, во — вторых, и главное, потому, что гении имеют обыкновение находить для своих сил применение вне стен охранки».

Эта парадоксальная гипотеза, казавшаяся мне очень заманчивой с самого начала, получила в моих глазах высокую степень вероятности по сопоставлении ее с одним поучительным анекдотом, рассказанным г. Струве a propos Азефа. Анекдот относился к той почти дилювиальной эпохе, когда красный радикал Струве редактировал марксистский журнал «Начало» и был еще весьма далек от намерения легонько потрепать жида (разумеется, в высшем асемитическом смысле). Тогда будущий консервативный национал — либерал наш еще сам был лакомым куском для департамента полиции, который и командировал к нему в «сотрудники» Гуровича. Невежественный шпик оказался соиздателем почтенного журнала, не уплатив, кстати сказать, в издательскую кассу ни гроша, хотя причитавшийся с него пай с казны получил, надо думать, полностью, о чем можно бы навести справку у тогдашнего министра финансов г. Витте, ныне занимающегося разоблачениями. В своем промахе г. Струве оправдывался тем, что Гурович очень уж глуп, так что никакому разумному человеку даже и в голову не могло прийти, чтобы департамент полиции мог пользоваться для уловления образованнейших литераторов столь отпетым дураком. Со всей серьезностью неисправимого доктринера г. Струве даже слегка потыкал этой гуровичской глупостью департамент в лицо: «Стыдитесь, мол, — называетесь государственное учреждение, а не сумели умного человека выставить!». Однако, подите же: при всей своей глупости Гурович обошел просвещенных умников, величался их сотоварищем, подписывал своим именем левый журнал, да еще сверх всего положил себе в карман издательский пай, так что и своих работодателей заодно уж накрыл. Значит, дурак-то для этой миссии вовсе не так плох оказался. И г. Струве, как идеологу консервативной государственности, менее всего полагалось бы недооценивать, а тем более унижать дураков…

Ум и чуткость не всегда преимущество. Если б Азеф стал плести тонкое психологическое кружево в том обществе людей интеллигентных, проницательных и видавших виды, в каком он вращался, он неизбежно стал бы на каждом шагу прорываться и провираться. Из-под маски идейного человека, стоящего на равной ноге с другими, непременно просовывалась бы, точно грязная онуча из продырявленного лакированного ботинка, таксированная физиономия шпика. Но другое дело, раз Азеф вовсе и не покушался на такую игру, а открыто носил свою харю, физическую и духовную. Он заставил привыкнуть к себе — не силою продуманного и построенного по плану поведения, а единственно автоматическим давлением тупоумной своей неспособности подменить себя. Его сотоварищи на него смотрели и говорили себе (должны были себе говорить): «Ведь вот субъект: хам чистейший, — и однако же дела его свидетельствуют за него». Не все, конечно, решались называть его хамом, хотя бы и про себя только, но все должны были чувствовать приблизительно так. И это спасло его. Он приобрел раз навсегда право диссонировать со своей средой и открыто носить с собой свою азефскую сущность.

В материалах «Заключения» рассыпаны указания на то, что Азеф «выглядел» человеком недалеким, тупым и невежественным. Почти все жалуются на первое впечатление, им производимое. Одно из опрашивавшихся лиц резюмирует это «первое впечатление» так: «Посмотреть на человека, так гроша за него не дашь, а на самом деле вот какие бывают люди». «Еле — еле бормочет», — отзывался об Азефе Гоц, очень его ценивший. Сама «судебно — следственная комиссия», очень добросовестная в подборе материала, но крайне половинчатая во всех своих выводах, считает «крайностью» мнение об Азефе, как об умственном ничтожестве. Она ссылается при этом на показание одного из свидетелей о речи, которую Азеф «взволнованным голосом» произносил в 1901 г. в московском марксистском кружке в защиту идей Михайловского и особенно его «борьбы за индивидуальность». Но мало ли какие речи произносились за и против Михайловского — в 1901 г.! А уж один тот факт, что в интеллектуальный формуляр Азефа оказалось возможным занести после тщательного расследования одну лишь «взволнованную» речь, десять лет тому назад произнесенную, лучше всего показывает, что умственное творчество его не било фонтаном. Да и могло ли быть иначе? Субъект, все привыкший переводить на целковые, и голову Плеве, и голову Гершуни, спекулировавший на браунингах и динамите, точно на прованском масле, был абсолютно неспособен имитировать сколько-нибудь серьезный интерес к вопросам социализации, кооперации и борьбы за индивидуальность. Он поэтому на всяких партийных совещаниях больше молчал, иногда «еле — еле бормотал» — и не мыслями, и не речами он импонировал своим товарищам. Наоборот, он совершенно не скрывал своего деляческого презрения ко всякого рода умственности, даже бравировал им, всячески выставляя его напоказ. И это ставилось ему идеологами, теоретиками и литераторами партии в своего рода плюс, как знаменующее отношение истинно военного человека к штатским занятиям. А если затем на фоне этого твердо установившегося отношения к нему он обронит какое-нибудь «теоретическое» соображение, пусть совершенно грошовое, одно из тех, какие можно на улице поднять, — все переглядываются между собою с тем иронически — почтительным видом, с каким Остап думал об отце своем Тарасе: только, мол, прикидывается дураком, а сам в латинской премудрости собаку съел.

Но если «Заключение» без большой уверенности говорит об умственно — теоретических достоинствах Азефа, которые могли бы до некоторой степени объяснить его влияние, то тем энергичнее следственная комиссия настаивает на Азефе, как на гениальном лицемере. Свою роль истинно — партийного человека Азеф играл будто бы «в совершенстве», свой план проводил будто бы с поразительным искусством: не выскакивая, не выдвигаясь и не навязываясь. Однако же данные самой комиссии не вполне подтверждают такую характеристику. Оказывается, что «иногда» Азеф прорывался и выказывал присущие его натуре жесткость и черствость. Так, напр., сообщения об ужасах пыток и тюремных истязаний совершенно не трогали его, что не могло не производить странного впечатления на его друзей. Но, давя на всех своей тупой неподвижностью, он заставлял брать себя таким, каков он есть: «странности его характера» объяснялись, по словам «Заключения», «недостатком душевной чуткости и той твердостью, которая в известных пределах является долгом человека, несущего ответственность за боевую организацию». Значит, все-таки, жесткость и черствость и другие «странности характера» торчали наружу, смущали и рождали потребность в объяснении? Но где же, в таком случае, «совершенство игры»?

Совершенно не подтверждается также материалами комиссии ее утверждение, будто Азеф не высовывался и не навязывался, соблюдая свой «план». На самом деле Азеф не высовывался только в самый первый период, когда он, как и всякий шпион, робел и терялся. Да и высовываться особенно некуда было, так как партии социалистов — революционеров еще не существовало, и Азефу приходилось иметь дело с отдельными лицами и группами. Но, поскольку начинало пахнуть где-нибудь жареным, Азеф выскакивал вперед уже в ту пору и притом весьма неуклюже. В Швейцарии он афишировал себя в 1893 г. «крайним террористом». Когда Бурцев, никем не поддерживаемый, поднял в девяностых годах из Лондона агитацию за возобновление террора, Азеф, тогда еще мало кому известный, письмом приветствовал его и предложил свои услуги. Значит, и афишировался и навязывался. Много позже, уже после «дела Плеве», когда Азеф оказался не только во главе боевой организации, но и во главе всей партии, по крайней мере организационно, он начал действовать с такой деспотической наглостью зазнавшегося шпика, что возбудил у некоторых товарищей своих серьезное опасение, не сошел ли великий конспиратор с ума. Значит, и зарывался и терял всякую меру.

Но не попадался! — Вот где загадка всех загадок. С изумлением ссылались на то, — и это изумление обошло буквально все газеты мира, — что Азеф ни разу не выдал себя… даже в бреду своих сновидений. Разве ж это не сверхчеловеческое самообладание, не демоническая сила? Но, во — первых: кто стенографировал азефские сновидения и кто подвергал их затем судебно — следственному анализу? Во — вторых: разве не могут в этом отношении соперничать с дьяволом провокации неверные жены, о которых тоже не установлено, чтоб они во сне занимались доверчивыми признаниями обманутым мужьям?

Но как бы ни обстояло дело с азефскими сновидениями, факт остается фактом: в течение ряда лет своей провокаторской «работы» Азеф не попадался, и это одно уже должно, очевидно, служить лучшим доказательством его из ряду вон выходящей выдержки. Как, однако, понимать это сакраментальное «не попадался»? Значит ли это: не делал промахов, по крайней мере грубых? Или же это надо понимать просто в том смысле, что и самые грубые промахи в тех условиях, какие создались вокруг Азефа, неспособны были погубить его? Вот где корень всего вопроса. И стоит подойти к загадке с этой стороны, чтобы сразу бросилось в глаза одно поистине поразительное обстоятельство: почти во все продолжение карьеры Азефа по пятам за ним шли слухи и прямые обвинения в провокации. Еще в Дармштадте, где Азеф был студентом, один из профессоров отзывался о нем в частном разговоре словами: «dieser Spion» («этот шпион»).

В 1903 г. выдвигает против Азефа обвинение в провокации какой-то студент. В августе 1903 г. видный социал — революционер получает анонимное письмо (написанное, как теперь известно, Меныциковым — не тем, что служит в «Новом Времени», а тем, что служил в департаменте полиции) с весьма определенными и убедительными указаниями на «инженера Азиева», как провокатора. Азеф, который с письмом был ознакомлен, испугался до истерики: рвал на себе рубаху, икал и плакал. Но убедившись, что шансы его не поколеблены, пришел «в шутливое настроение». В начале 1906 г. получаются партией показания против Азефа со стороны агентов саратовской охранки. Осенью 1906 года — такого же рода показания со стороны охранного чиновника одного южного города. Осенью 1907 г. выступает на сцену так называемое «саратовское письмо» с совершенно определенными, фактического характера указаниями, легко поддававшимися проверке; однако, проверке оно, как и все предшествующие, подвергнуто не было. Наконец, когда уже после всего этого Бурцев начинает в 1908 г. свою разоблачительную кампанию, он встречает отчаянное сопротивление со стороны руководящих сфер партии. Более того: уже когда известно было, что Лопухин целиком подтвердил подозрения Бурцева и этот последний собирался распубликовать Азефа, как провокатора, в печатном листке, член центрального комитета вернул Бурцеву корректурный оттиск его листка с словами: «Азеф и партия — одно и то же… Действуйте, как хотите».

Ввиду всех этих фактов приходится спросить: какое же значение могли иметь те или иные косвенные промахи Азефа в сравнении с этими прямыми обвинениями? Если не верили в высшей степени убедительным охранным донесениям с изложением обстоятельств дела, если так были настроены, что не верили данным Меныцикова, Бакая и Лопухина, могли ли, способны ли были заметить прорехи в поведении самого Азефа, его неловкие жесты и даже его грубые ошибки?

Ясно, что не в дьявольской ловкости крылась тайна азефского успеха и никак не в его личном обаянии: мы уже знаем, что внешность у него отталкивающая, первое впечатление он производит всегда неприятное, иногда отвратительное, он свободен от идейных интересов, еле — еле бормочет. Лишен чуткости, жесток, груб в своих чувствах и в их внешнем выражении, сперва икает от страху, а, успокоившись, впадает в «шутливое настроение»…

Тайна азефщины — вне самого Азефа; она — в том гипнозе, который позволял его сотоварищам по партии вкладывать перст в язвы провокации и — отрицать эти язвы; в том коллективном гипнозе, который не Азефом был создан, а террором, как системой. То значение, какое на верхах партии придавали террору, привело, по словам «Заключения», — «с одной стороны, к построению совершенно обособленной надпартийной боевой организации, ставшей покорным оружием в руках Азефа; с другой — к созданию вокруг лиц, удачно практиковавших террор, именно вокруг Азефа, атмосферы поклонения и безграничного доверия»…

Уже Гершуни окружил свое место полумистическим ореолом в глазах своей партии. Азеф унаследовал от Гершуни свой ореол вместе с постом руководителя боевой организации. Что Азеф, который несколько лет перед тем предлагал Бурцеву свои услуги для террористических поручений, теперь разыскал Гершуни, это немудрено. Но немудрено и то, что Гершуни пошел навстречу Азефу. Прежде всего выбор в те времена был еще крайне мал. Террористическое течение было слабо. Главные революционные силы стояли в противном, марксистском лагере. И человек, который не знал ни принципиальных сомнений, ни политических колебаний, который готов был на все, являлся истинным кладом для романтика терроризма, каким был Гершуни. Как все-таки идеалист Гершуни мог нравственно довериться такой фигуре, как Азеф? Но это старый вопрос об отношении романтика к плуту. Плут всегда импонирует романтику. Романтик влюбляется в мелочной и пошлый практицизм плута, наделяя его прочими качествами от собственных избытков. Потому он и романтик, что создает для себя обстановку из воображаемых обстоятельств и воображаемых людей — по образу и подобию своему.

Судебно — следственная комиссия обнаруживает явное стремление отвести как можно более широкое поле «субъективному фактору» за счет объективных обстоятельств. В частности она настойчиво повторяет, что изолированность и замкнутость боевой организации явились результатом сознательно — продуманной и искусно — проводившейся политики Азефа. Однако, от той же комиссии мы слышали ранее, что изолированность боевой организации вытекала из самого характера ультраконспиративной и замкнуто — кружковой практики терроризма. И это как нельзя лучше подтверждается следственными материалами. Организационную позицию Азефа не только подготовил, но и целиком создал Гершуни. Создатель боевой организации, в которой он сам, по словам «Заключения», являлся диктатором, Гершуни связывал ее с центральным комитетом чисто — личной связью и тем превращал ее в надпартийное учреждение; а затем всем авторитетом б. о., который он в себе воплощал, Гершуни и в ц. к. приобрел решающее влияние. Когда механизм был создан, Гершуни оказался изъят, — его заместил Азеф, которого сам Гершуни наметил себе в преемники. Заняв позицию, изолированную от партии и высившуюся над партией, Азеф оказался как бы в блиндированной крепости: всем остальным членам партии к нему и приступу не было. В создании этой позиции мы не находим личного «творчества» Азефа: он просто взял то, что ему давала система.

Доверие к Азефу росло, как к «великому практику». А главный, если не единственный практический талант его состоял в том, что он не попадался в руки политической полиции. Это преимущество принадлежало не его личности, а его профессии; но оно ставилось в счет его ловкости, находчивости и выдержке. По отзывам «боевиков», Азеф «не знал даже, что такое боязнь». Отсюда их преклонение пред Азефом, который в их глазах олицетворял идеал «боевика», как в глазах остальной партии — боевую организацию в целом. Затем все шло почти автоматически. Тот, кто совершает при содействии Азефа покушение, гибнет — тоже при содействии Азефа; а отблеск совершенного остается на Азефе, как на неуловимом организаторе и вожде. За границей, в идей- но — руководящих кругах партии, Азеф, по рассказу комиссии, «появлялся, как метеор, появлялся, окруженный ореолом подвигов, в подробности которых были посвящены весьма немногие».

Тех, которые выдвигались против него или работали помимо него, он выдавал; это было естественным, почти рефлекторным жестом самообороны; а в результате — рост азефского авторитета в обоих лагерях. После слишком крупных выдач он — возможно, что с ведома своих ближайших контрагентов справа — давал совершиться таким террористическим актам, которые должны были упрочить его позицию пред лицом его контрагентов слева. Это снова развязывало ему руки для выполнения его полицейских обязательств. Он предавал, а за его спиною работало его начальство, направлявшее все свои усилия на то, чтобы сохранить своего «сотрудника», и замести за ним следы. И шпион поднимался вверх с силой почти фатальной.

Сказанного не нужно понимать в том смысле, что Евно Азеф никакими сторонами своей личности не входил в ту игру безличных политических сил, которая сделала его исторической фигурой. Было, значит, что-то такое в нем, что выделило его из ряда Иуд, не менее подлых, но еще более ничтожных. Более уверенная в себе тупость, большая хитрость, более высокое общественное звание (дипломированный за границей инженер), все это необходимо было Азефу, чтобы зубцам террористического и полицейского колес было за что зацепиться в этой человеческой фигуре и поднять ее на такую высоту ужаса и позора. Но разгадка этой поразительной судьбы — не в самой фигуре, а в строении зубчатых колес и в их сцеплении. Потрясающее сидит в азефщи- не, не в Азефе. «Величайший провокатор» не имеет в себе ничего демонического, — он был и оставался прохвостом tout court.