3 марта 1918 года Советская власть заключила Брестский мир, который и сам Ленин называл «препохабнейшим». А на самом деле все обстояло еще хуже. Территориальные потери были, конечно, очень болезненными — однако Ленин рассчитывал все вернуть. И ведь в основном вернули.
Но имелось и другое обстоятельство. Если раньше «немецкие деньги» Ленина были журналистской болтовней, которой одни верили, другие нет, то теперь они, казалось, обрели фактическое доказательство. Вспомните роман Алексея Толстого «Хождение по мукам». Какими идеями вдохновляется замечательный человек подполковник Рощин, когда едет на Юг к белым? Вот именно.
Но главное было в том, что на Украину явились немцы.
Принято думать, что оккупация Украины явилась результатом Брестского мира. Но на самом деле большевистские инициативы тут были совершенно ни при чем. Еще 18 января 1918 года Центральная Рада подписала с Германией и Австро-Венгрией собственный сепаратный мирный договор. Почти тотчас германские страны предложили (а точнее, навязали) Украине свою военную помощь для вытеснения советских отрядов с территории республики. Националисты были настолько рады свалившейся с неба подмоге, что даже не определили — а в каком статусе входят немцы? Что они могут делать, а что не могут?
Впрочем, это было уже совершенно неважно. С начала марта германские и австрийские войска вступили на «незалежную» территорию. И свой статус они определяли сами.
Зачем приперлись фрицы?
Исторические ассоциации — штука обманчивая. Мы все помним нашествие немцев в 1941 году — и механически переносим его на 1918 год.
Между тем похожего тут мало. В 1918 году у немцев не было ни идеи «расширения жизненного пространства», ни «Плана «Ост», ни нацисткой идеологии. Все было гораздо проще.
Шла бесконечная Мировая война. Чисто военные сухопутные действия у немцев получались довольно удачно, но вот со снабжением вышел полный швах. Англичане со своим знаменитым флотом выиграли войну на море и обложили центральноевропейские страны блокадой. Ни Германия, ни Австро-Венгрия не могли самостоятельно снабжать себя продовольствием даже в мирное время. И к концу войны там, извините, стало нечего жрать. Разумеется, речь не идет о голоде вроде Ленинградской блокады — но в Берлине в 1918 году бедняки уже отлавливали и кушали собак и кошек. Как там обстояли дела с продовольствием, любой желающий может узнать из романа Эриха Мария Ремарка «Возвращение».
И ведь, как пели бесшабашные гренадеры в популярном советском фильме: «Мы побывали во многих сражениях. Главное в войнах — это снабжение». Так оно и есть. Когда кушать нечего, воевать как-то тяжело.
Вот немцы и решили использовать Украину как продовольственно-сырьевой придаток. 34 немецких дивизии количеством 350 тысяч штыков и сабель вошли на ее территорию. Вместе с немцами двигались и «жевто-блакитные» гайдамаки. Но их было мало, и они играли скорее декоративную роль. Заодно прихватили и Ростов, который никогда к Украине не относился. Что ж мелочиться? Слабых всегда грабят.
«Ничтожные советские силы (11–12 тысяч человек) не представляли никакой реальной преграды для наступления австро-немецких войск.
Командующий войсками Советской Украины Антонов-Овсеенко и новый глава советского правительства Николай Скрипник думали «притянуть» на Украину советские войска из России, но смогли добиться отправки в помощь Украине лишь отряды Сиверса и Саблина, что составило еще около трех с половиной тысяч бойцов. Однако и эти, уже побывавшие в серьезных боях, отряды всячески стремились не вступать в бои с немцами и австрийцами».
(В. Савченко)
Некоторое время Украиной формально руководила Центральная Рада. Но на самом-то деле она была даже не марионеточным правительством, а просто ширмой для немцев.
«Тайно австрийцы и немцы поделили земли Украины между собой на зоны оккупации. Австрии достались Подольская, Херсонская, Екатеринославская губернии, Германии — все остальные земли Украины. Уже через неделю после ратификации немцы стали настырно требовать от Украины ускоренной поставки продовольственных товаров в качестве компенсации за военную помощь. Но Украина могла предоставить только 30 процентов от искомого. Тогда немцы и австрийцы стали применять открытые реквизиции, выдавая крестьянам вместо денег квитанции за захваченные продукты. А «паны»-министры снова оправдывались, заявляя, что ранее не было оговорено точной цифры поставок с Украины, и Украина может поставить только 60 миллионов пудов хлеба, с авансом и твердой оплатой.
Командующий немецкой армией фон Эйхгорн, игнорируя украинское правительство и не веря в своевременные поставки, издал приказ об ускоренном засеве полей в Украине, контроле над урожаем и об установлении твердых цен на продовольствие, что было вопиющим вмешательством в экономическую независимость УНР. 18 марта, через день после ратификации Центральной Радой мирного договора, была издана директива, по которой немецкие военные командиры могли издавать любые приказы по охране спокойствия в крае и обеспечению безопасности военных».
(В. Савченко)
Довольно быстро немцам надоело возиться с Центральной Радой. Засевшие там интеллигенты упорно не могли понять, что их номер шестнадцатый, а все еще что-то вякали. А потому оккупанты решили сменить власть. Это случилось 28 апреля 1918 года.
Поступили они незамысловато.
«К зданию Центральной Рады подъехали немецкий броневик и несколько тачанок с пулеметами и немецкими солдатами. Пулеметы были направлены на двери и окна Центральной Рады, а в само здание проникли около полусотни немецких солдат. В зал заседаний, держа винтовки наизготовку, ворвались двадцать солдат и лейтенант, который скомандовал депутатам: «Именем немецкого правительства приказываю всем… руки вверх!»
(В. Савченко)
Взамен Центральной Рады на следующий день появился гетман. Им стал генерал-лейтенант, свитский генерал П. П. Скоропадский.
Личность интересная. В отличие от Корнилова или Деникина, Скоропадский принадлежал к самой что ни на есть российской элите — выпускник Пажеского корпуса, впоследствии кавалергард. Основную часть жизни (кроме русско-японской и Мировой войн) он провел в Санкт-Петербурге. Ни в каком особенном украинском национализме замечен не был, разве что любил в компании петь украинские песни. Зато Скоропадский хорошо вписывался в большевистскую «классовую теорию». Мало того, что он был дворянином и генералом, так еще и богатейшим помещиком. В отличие, скажем, от лидеров Белого движения, среди которых не имелось ни помещиков, ни капиталистов.
Гетман в своей «Грамоте», манифесте к народу, называл себя «верным сыном Украины», обещал установить верховенство закона, право частной собственности и обеспечить «широкий простор частного предпринимательства и инициативы». О реальной же его власти гетмана такой факт. Немцы и австрийцы имели на территории Украины 34 дивизии и 2 конные бригады, а Скоропадский имел… одну-единственную дивизию.
Однако немцы сделали большую ошибку. Трудно понять почему. То ли из извечной любви к «ордунгу», то ли их на это подначивал помещик Скоропадский и другие крупные землевладельцы. Они стали возвращать помещикам их собственность.
«Вместе с галичанами — легионом украинских сечевых стрельцов — в Украину вступили австрийские, польские и венгерские части австрийской армии, что "отличились" насилием над крестьянами, самосудами, реквизициями. Командование иностранных армий требовало восстановления частной собственности на землю и поддерживало помещиков в их желании вернуть себе поместья на Украине. Хлеборобская партия Полтавщины, Союз земельных собственников и буржуазные круги также настаивали на изменении закона Центральной Рады о социализации земли».
(В. Савченко)
Вообще-то первоначально предполагалось, что УНР будет вполне цивилизованно поставлять немцам сырье и продовольствие. Но на ее территории творилось черт-те что с той же перспективой в будущем. Ждать, пока украинские власти наведут порядок, немцы просто не могли. Поэтому оккупационные власти стали брать инициативу в свои руки. Как вы догадываетесь, никакого почтения к местным властям они не испытывали — и начали вести себя как в завоеванной стране.
Зря они это. Потому что вспыхнул такой огонь… На Украине началось то, что носит название «атаманщина». Это было массовое повстанческое движение. По словам фельдмаршала фон Эйхгорна, только в повстанческих отрядах побывало около 100 тысяч человек. По данным немецкого генерального штаба, за первые шесть месяцев оккупации было убито около 22 тысяч австро-немецких солдат и офицеров и более 30 тысяч гетманских «вартовых» (тогдашних полицаев). А ведь самый разгар войны пришелся на последние месяцы оккупации…
В селах подполье, в степи партизаны
Восстания шли одно за другим. В августе — сентябре 1918 года полыхало Звенигородско-Таращанское восстание, которое германским и гетманским войскам лишь с великим трудом удалось подавить.
На Полтавщине и Черниговщине крестьяне поднимались под руководством большевиков и левых эсеров, причем как российских, так и украинских. На Екатеринославщине и в Северной Таврии — под началом анархистов и опять же левых эсеров. В доселе никому не известном Гуляй-Поле объявился батька Махно…
…Нестор Иванович Махно был всего лишь самым отважным и удачливым из бесчисленных повстанческих командиров. Имелись и другие. Но именно с него лучше всего начать знакомство с тем безумным временем.
Как уже упоминалось, Махно пытался устроить в Гуляй-Поле и окрестностях Советскую власть по анархистскому образцу. Приход к власти большевиков никак на местные дела не повлиял. Власть-то была какая? Советская. Так что никаких противоречий.
А вот немцы все это дело прекратили. Махно вынужден был бежать. Он оказался в Петрограде и, по некоторым сведениям, виделся там с Лениным. Этот факт не доказан, но с Я. М. Свердловым Махно виделся точно — с ним он был знаком через анархиста П. А. Аршинова, который сидел вместо со Свердловым в Лефортовской тюрьме…
Из Петрограда Махно вернулся в родное Гуляй-Поле и начал партизанскую войну. И вышло у него это очень удачно. Казалось бы, откуда такие способности у человека с небольшим опытом анархо-бандитской юности и десятью годами тюрьмы за плечами? Но не переводятся таланты на земле Русской. Махно — типичный пример самородка, которых во множестве породила Гражданская.
Метод войны у него был простой и гениальный, противопоставить которому немцы ничего не могли. Сам партизанский отряд Махно насчитывал в разное время от 500 до 2000 человек. Они перемещались верхом и на тачанках, поэтому обладали исключительной мобильностью.
А по селам сидели так называемые повстанческие комитеты, которые отслеживали ситуацию. В случае удачного стечения обстоятельств, подходил с отрядом батька, а местные мужички вынимали из схронов винтовки и садились на коней — так что силы Махно увеличивались в несколько раз. А потом, нанеся удар, мужички расходились по домам, а батька быстро уходил в степь.
Воевать с таким войском можно лишь одним методом — путем тотального уничтожения населения. Но тогда немцы на это не шли. Не из гуманизма. Если всех перебить, то кто тогда будет им поставлять продовольствие?
Отступление. Пулеметная тачанка, все четыре колеса
Именно Махно приписывают изобретение такого великого оружия Гражданской войны, как тачанка. Казалось, бы — что тут такого хитрого: поставить пулемет на гужевой транспорт? Но не все так просто. Дело в том, что пулемет Максима имеет одну особенность — он не выносит тряски. Сочленение между станком и стволом расшатывается, и пулемет начинает «бить в молоко».
Русские, как и украинские, крестьяне ездили на неподрессоренных тарантасах. На них при быстрой езде трясло, и пулемет приходилось разбирать (то есть отделять ствол от станка). При вступлении в бой сборка пулемета — это потерянные минуты, которые могли стать решающими.
Но по соседству с Махно жили немецкие колонисты, которые ездили на подрессоренных бричках. Колонисты, кстати, поддерживали нагрянувших соотечественников — не из национальной солидарности, а из любви к порядку. Им ведь и при царе жилось неплохо. Причем не просто пассивно поддерживали, а создавали боевые отряды, которые дрались гораздо лучше гайдамаков. Впоследствии они так же поддерживали белогвардейцев.
Махно воевал в том числе и с колонистами, так что изъятые в процессе классовой борьбы подрессоренные брички у него имелись. И вот тут его (или кого-то из его товарищей) и осенило…
Результат получился ошеломляющий. Собственно, именно тачанки и были главным аргументом махновцев. Десятки стремительных тачанок, внезапно появляющихся перед противником и открывающих шквальный огонь — средств против такой беды у немцев просто не имелось.
Впоследствии эту идею перенял и успешно довел до совершенства красный комбриг С. М. Буденный. А вот белые почему-то так тачанки и не восприняли…
* * *
Повторюсь, Махно был не один, а просто самый известный. На правом берегу Днепра гулял атаман Н. А. Григорьев, идеология у которого сводилась к вульгарному украинскому национализму («Бей жидов, спасай Украину»). Левые эсеры создали мощный повстанческий отряд под командованием атамана Зеленого (Д. И. Терпило). Гуляли по Украине и многие иные. Кто-то назывался анархистом, кто-то — большевиком, а большинство не называли себя никак.
Но немцам было от этого не легче. По сути, их проект провалился. Что-то они, конечно, сумели вывезти, но это им не особо помогло.
Более того: в чем был главный ужас союзников при мысли о выходе России из войны? В том, что после этого немецкие войска на Западном фронте за счет частей, снятых в Восточного, удвоятся. А из-за атаманщины немцам приходилось держать в России фактически те же самые силы, что и во время активных боевых действий. Они смогли вывести только три дивизии, причем те, кого вывели, оказались совершенно небоеспособными, поскольку под влиянием украинских реалий разложились до последней степени. То есть кругом у них был провал.
Так что выиграли немцы и австрийцы в результате захвата Украины или потеряли — вопрос спорный. Накормить своих жителей украинским хлебом и салом им не удалось. Зато около 200 тысяч военнослужащих болтались в украинских степях, вместо того чтобы сражаться на Западном фронте.
Это позволяет историкам выдвигать весьма оригинальные версии. К примеру, видный специалист по истории петлюровщины В. Савченко предполагает, что Скоропадский был… глубоко законспирированным агентом Антанты. Основанием является прежде всего то, что гетман состоял в масонской ложе, традиционно ориентировавшейся на Францию. Мысль интересная, хотя все-таки, скорее всего, Скоропадский был просто совершенно беспринципным политиком, который преследовал собственные «классовые интересы». Крупный помещик хотел обеспечить порядок и возвращение своей собственности — а на остальное ему было наплевать.
В самой Германии, как и в Австро-Венгрии, дела шли тоже очень скверно. На фронтах дело обстояло неплохо — в чисто военном отношении немецкая армия была еще очень сильна, да и до Парижа от линии фронта все еще было несравнимо ближе, нежели до Берлина. Но население этих стран уже дошло до ручки. Попытка использовать Украину как продовольственную базу провалилась в результате атаманщины. В Германии и Австро-Венгрии начинался голод, а вместе с ним — требования прекратить войну как угодно и на каких угодно условиях. Что-то знакомое, не правда ли?
В конце октября 1918 года в Австро-Венгрии началась революция — и империя посыпалась. 28 октября были провозглашены акты о независимости и государственности Чехословакии, государства словенцев, хорватов и сербов (Югославия), Польши.
3 ноября Австро-Венгрия капитулировала. Впрочем, ее армию как боевую силу союзники всерьез давно уже не воспринимали…
4 ноября 1918 года дошла очередь до Германии. Там тоже произошла революция. Всё пошло по знакомому сценарию. Образовались солдатские комитеты, солдатики стали шататься с красными знаменами, офицеров послали куда подальше…
Что уж говорить об Украине, где явного врага не было, зато имелись разнообразные партизаны. Хваленая немецкая армия рухнула за неделю. В Киеве и его окрестностях еще сохранялось какое-то подобие дисциплины и организованности, но в остальных местах все полетело к чертям.
Генерал Деникин пишет, что он видел, как плакали надменные прусские офицеры, глядя на то, как рушится их армия. Кстати, некоторые из них пошли служить в Добровольческую армию. А солдаты рядами и колоннами двинули нах фатерланд. По пути у них покупали, обменивали и просто отнимали оружие и снаряжение — так что к многочисленным образцам оружия, гулявшего по стране, добавились еще и винтовки Маузера.
Их разоружали все, кому не лень.
«Сильное впечатление производило зрелище, как гайдамаки срывали погоны у австрийских офицеров. Гордые оккупаторы, союзники-державы, едва не победившей всю Европу, склонялись перед толпой полупьяных украинских стрелков, представлявших совершенный нуль в военном отношении. Так повернулась к ним судьба… Тихо и незаметно вышли из города австрийские части, после своего позора не показывавшиеся больше на улицах».
(Г. Игренев, очевидец)
Друг кайзера Вильгельма
После самоубийства генерала Каледина на Дону пришел к власти уже знакомый нам генерал Краснов. Как и Скоропадский, тоже свитский генерал. Завсегдатай светских салонов и неплохой писатель. Новый атаман и не скрывал своих прогерманских настроений. В письме кайзеру Вильгельму он пишет:
«…Тесный договор сулит взаимные выгоды, и дружба, спаянная кровью, пролитой на общих полях сражений воинственными народами германцев и казаков, станет могучей силой для борьбы со всеми нашими врагами».
То есть о России речь тут не идет в принципе. Краснов потянул на донскую самостийность под покровительством Германии. Заодно он попросил друга кайзера помочь ему прихватить немного земли — Царицын (Волгоград), и кое-что еще в нынешней Воронежской области.
Немцы с пониманием отнеслись к просьбам атамана и подкидывали ему оружие и снаряжение. И тут сложилась забавная коллизия. Дело в том, что Краснов делился поставляемыми ему военными товарами с Добровольческой армией — а деникинцы считали себя находящимися в состоянии войны с немцами. То есть, по сути, Добровольческая армия получала снаряжение от врага. Немцы о таком деле прекрасно знали, но это их не особо волновало.
Деникинцы называли донцов «немецкими проститутками». На что Краснов отвечал: «Если я немецкая проститутка, то Добровольческая армия — это "кот", живущий за ее счет».
В свою очередь, казаки не оставались в долгу, называя деникинцев «странствующими музыкантами» — потому что до некоторого времени они не контролировали никакой земли, кроме той, на которой в данный момент находились.
Я очень смеялся, когда прочел в Интернете, что генерал Краснов является великим военным теоретиком. Это ж надо до такого договориться! Генерал, который не имел ни одного серьезного военного успеха, писал теоретические книги по стратегии. Как это сказано у Марка Твена: «Кто пишет толстые книги по финансовым вопросам? У кого никогда не было гроша за душой. Кто громче всех кричит о вреде пьянства? Тот, кто протрезвляется только в гробу».
А успехов у Краснова и в самом деле не было. Он два раза пытался взять Царицын — но оба раза большевики отбивались. Кстати, руководил обороной Сталин, потому об этой операции либералы упоминать не любят, а если и упоминают, то с непонятной иронией. Вроде как Сталин по определению ничего хорошего сделать не мог. Между тем, как бы ни относиться к этому человеку, но воевал он очень грамотно, и боевой генерал Краснов не сумел ничего сделать против никогда до этого не бывавшего на войне Иосифа Джугашвили. Это снова о талантах, которые проявляет Гражданская война.
Да и вообще, вся военная деятельность Краснова — это, по большей части, мелкая возня с иногородними. Зато политические игрища были что надо… В июле 1918 года Краснов носится с идеей «Доно-Кавказского союза». Текст Декларации стоит привести полностью.
«Под тяжестью ударов судьбы, обрушившихся на нашу Родину, в видах сохранения своей независимости, благополучия и достояния и общности интересов близких по духу народов, населяющих Юго-Восток, в октябре 1917 года мы провозгласили себя "Юго-Восточным союзом", пребывая в уверенности, что общими усилиями союз этот сумеет противостоять наступающим темным силам, поправшим все Божеские и человеческие законы.
Начавшаяся борьба с большевиками дала временный успех последним.
Ныне Господь благословляет успехом наше оружие: край наш ожил. Однако, имея в виду, что для похода в наши степи и горы готовятся новые полчища и в видах государственной необходимости, Атаманы Всевеликого войска Донского, Войска Кубанского, Войска Астраханского, Войска Терского и председатель "Союза горцев Северного Кавказа", беря на себя всю полноту Верховной Государственной власти, настоящим провозглашают суверенным государством Доно-Кавказский союз.
Объявляя об этом, просим Вас, милостивый государь, передать Вашему правительству нижеследующее:
1. Доно-Кавказский союз состоит из самостоятельно управляемых государств [80] : Всевеликого войска Донского, Кубанского войска, Астраханского войска и "Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана", соединенных в одно государство на началах федерации.
2. Каждое из государств, составляющих Доно-Кавказский союз, управляется во внутренних делах своих согласно с местными законами на началах полной автономии.
3. Законы Доно-Кавказского союза разделяются на общие для всего союза и местные, каковые каждое государство имеет свои.
4. Доно-Кавказский союз имеет свой флаг, свою печать и свой гимн.
5. Во главе Доно-Кавказского союза стоит Верховный совет из Атаманов (или их заместителей) Донского, Кубанского, Терского, Астраханского и главы "Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана", избирающих из своей среды Председателя, который и приводит в исполнение постановления Верховного совета.
6. При Верховном совете периодически собирается не менее раза в год Сейм представителей от населения государств, входящих в ДоноКавказский союз.
7. Сейм собирается распоряжением Верховного совета, объявленным через его Председателя, и вырабатывает общегосударственные законы, утверждаемые Верховным советом.
8. Доно-Кавказский союз имеет общую армию и флот. Командующий всеми вооруженными силами союза назначается Верховным советом.
9. Доно-Кавказский союз имеет следующих общих министров, назначаемых Верховным советом:
иностранных дел,
военного и морского,
финансов,
торговли и промышленности, путей сообщения, почт и телеграфа, государственного контролера и государственного секретаря
10. Временной резиденцией правительства Доно-Кавказского союза объявляется город Новочеркасск.
11. Доно-Кавказский союз имеет общие: монетную систему, кредитные билеты, почтовые и гербовые марки, общие тарифы; железнодорожные, таможенные и портовые, а также почтовые и телеграфные.
12. Доно-Кавказский союз, провозглашая себя самостоятельной державой, объявляет вместе с тем, что он находится в состоянии нейтралитета и, не будучи в состоянии войны с какой-либо державой мира, борется лишь с большевистскими войсками, находящимися на его территории.
13. Доно-Кавказский союз намеревается и впредь поддерживать мирное отношение со всеми державами и не допускать вторжения на свою территорию никаких войск, хотя бы для этого пришлось отстаивать интересы свои и своих граждан вооруженной силой.
14. Доно-Кавказский союз настоящим изъявляет свое намерение вступить в торговые и иные отношения с державами, которые признают его державные права.
15. Границы Доно-Кавказского союза очерчиваются на особой карте, причем в состав территории союза входят Ставропольская и Черноморская губернии, Сухумский и Закатальский округа и, по стратегическим соображениям, южная часть Воронежской губернии со станцией Лиски и городом Воронежем, а также часть Саратовской губернии с городами Камышиным и Царицыным и колония Сарепта.
16. Доно-Кавказский союз выражает уверенность, что нарождение его будет благоприятно принято всеми державами, заинтересованными в его существовании, и что они не замедлят прислать своих представителей, равно как и союз не замедлит послать свои дипломатические миссии к признавшим его державам».
Как видим, перед нами типичный местечковый сепаратизм, причем самого гнусного пошиба. По сути документа, Краснов не имел ничего против большевиков. Вы нас не трогаете — мы вас не тронем. А вообще-то — это развал России.
На практике, правда, из проекта ничего не вышло. На Кубани и Тереке была Добровольческая армия с ее идеей «единой России», в Астрахани — большевики, а дагестанцы вообще в гробу эти игрища видали. Они образовали собственную Горскую республику, которая существовала до 1920 года, пока ее не прихлопнули большевики.
Ну, а насчет независимости…
4 сентября майор фон Кокенхаузен пишет Краснову:
«…Высшее германское командование просит Вас потребовать немедленного выбора атамана, которым, несомненно, будете Вы, Ваше Превосходительство (судя по всему тому, что нам известно)… Отсрочка выборов атамана дает возможность агитировать враждебным немцам элементам, и я боюсь, что высшее командование сделает свои выводы и прекратит снабжение оружием…»
Майор (!) указывает генералу, что ему делать. Тут уж, как говорится, туши свет.
…После немецкой Ноябрьской революции Краснов на Дону тоже долго не удержался. Когда началось красное наступление, и Донская армия стала стремительно откатываться, Деникин вынудил его уйти в отставку. Донским атаманом стал генерал А. П. Богаевский, сторонник Деникина.
Конец кавказского Наполеона
Но вернемся к деникинцам. Про их «войну» с немцами — отдельный разговор. Не зафиксировано ни одного боестолкновения добровольцев с немецкими войсками. В отличие от красных отрядов, которые — видимо, по свойственной им безбашенности — порой шли против генеральной линии партии и все-таки с немцами сражались.
Немцы пропускали едущих из России в Добровольческую армию офицеров. Более того, военнослужащие Доброармии регулярно наведывались на оккупированную немцами территорию, например в тот же Ростов (захваченный в нарушение Брестского мира). Общались там с оккупантами, гуляли в кабаках. Люди из деникинского тыла успешно с немцами торговали.
Генерал Деникин и все другие белые мемуаристы объясняют этот факт очень сумбурно и сквозь зубы. В самом деле, ведь что получается? Чем они отличались от большевиков? Только тем, что красные официально договорились с немцами, а деникинцы лицемерно делали вид, что «продолжают войну». Выходит, разница всего лишь в словах? Нет, разумеется, можно сказать, что у белых была великая цель, а вот у большевиков… А у них она тоже была. К тому же автор, видите ли, циник. Я в слова не верю. Только в факты.
Зато с красными белые боролись неплохо.
23 июня 1918 года Добровольческая армия отправилась в новый кубанский поход. Впрочем, «походом» назвать его трудно. Красные были с трех сторон — и не бездельничали, так что белым приходилось серьезно отбиваться, постоянно перебрасывая свои войска на разные направления.
Правда, части Красной Армии на Северном Кавказе продолжали оставаться весьма своеобразными формированиями. Вот что писала 5 сентября 1918 года большевистская газета «Окопная правда»:
«В нашей армии нет дисциплины, организованности… ее разъедают примазавшиеся преступные элементы, которым чужды интересы революции… Приходится констатировать недоверие бойцов к командному составу, так и командного состава к главкому (Сорокину), что ведет в конце к полному развалу всей революционной армии…»
Состоявшийся в сентябре в Пятигорске съезд фронтовых делегатов определил причины поражений и потребовал их устранить, не останавливаясь перед самыми суровыми мерами. Причины «Окопная правда» называет такие:
«1) Неподчинение войсковых частей высшему командному составу благодаря преступности отдельных лиц командного состава и недисциплинированности бойцов, трусости и паническому настроению многих;
2) грабежи, насилия, реквизиции» — словом, «целый ряд насилий над мирным населением;
3) обессиление армии беженским движением, вносящим панику при первом же выстреле»…
…Об упомянутом Иване Лукиче Сорокине стоит рассказать отдельно. Он не был большевиком. Будучи по образованию военным фельдшером, в 1917 году Сорокин поступил в школу прапорщиков, да так ее и не закончил. В том же году он вступил в партию эсеров. В конце 1917 года Сорокин сформировал на Кубани казачий революционный отряд. И пошли дела…
Как видим, в 1918 году в Красной Армии имелось множество левых эсеров на высоких командных должностях (напомню, что взявший Киев М. А. Муравьев тоже являлся левым эсером). И все, как на подбор, были очень своеобразными ребятами. Как-то все они были склонны выкидывать разные коленца…
Армия Сорокину, впрочем, тоже досталась веселая. Она бесконечно митинговала, решая — идти воевать или нет?
Тем не менее противники оценивали Сорокина высоко:
«… весь план свидетельствует о большой смелости и искусстве. Не знаю, чьих — Сорокина или его штаба. Но если вообще идейное руководство в стратегии и тактике за время северокавказской войны принадлежало самому Сорокину, то в лице фельдшера-самородка Советская Россия потеряла крупного военачальника!»
(А. И. Деникин)
Все так и было, да только Сорокин споткнулся о те же грабли, что и Муравьев, и многие другие. Он «глядел в Наполеоны» и не желал решительно никому подчиняться. По этому поводу главком постоянно ссорился как с правительством Донской-Черноморской республики, так впоследствии и Северо-Кавказской.
Кончилось это плохо. 13 октября Сорокин поставил во всех своих конфликтах окончательную точку: арестовал председателя ЦИК Северо-Кавказской республики Рубина, товарищей (помощников) председателя Дунаевского и Крайнего, члена ЦИК Власова и начальника «чрезвычайной комиссии» Рожанского. В тот же день все они были расстреляны. Роковой ошибкой главкома стало то, что вместе с ними он приказал расстрелять командира Таманской армии Матвеева.
«Таманский поход» (27 августа — 17 сентября 1918 года) был одним из легендарных эпизодов Гражданской войны — как сам по себе, так и благодаря знаменитой книге писателя Серафимовича «Железный поток». Прижатые к морю части красной Таманской армии под руководством И. И. Матвеева и Е. И. Ковтюха сумели уйти на юг по побережью, а потом через отроги Кавказского хребта пробиться на соединение со своими. Дело тут даже не в том, что героизм красных бойцов сравним с «ледяным походом». С ними шли 25 тысяч беженцев, в основном — кубанских иногородних. Красные части не только вышли сами, но и вывели этот громадный обоз.
Кстати, а от кого бежали эти люди, кое-как покидав в телеги имущество? От казачков, «белых рыцарей» они спасались. Просто с перепугу люди не станут бросать свои дома и все нажитое добро. Значит, знали, что ничего хорошего их не ждет.
Вступив 1 сентября в Туапсе, Таманская армия обнаружила там полк грузинских националистов. Грузинские «незалежники» под шумок тоже расширяли свою территорию. С таманцами они предпочли не связываться и поспешно сделали ноги. Красные захватили 16 орудий, 10 пулемётов, изрядно пополнили запас боеприпасов, и на следующий день ушли в горы. А 8 сентября по следам таманцев подтянулись белые — и еще добавили вернувшимся в город грузинам. Тем снова пришлось драпать.
Во время таманского похода прославилась Железная дивизия Д. П. Жлобы. Этот красный командир не являлся выдающимся полководцем, но в ситуации, когда требовались решительность и отчаянность, он был незаменим. О Жлобе красноармейцы пели:
Более всего прославил Жлобу такой эпизод. В октябре 1918 года его дивизия самовольно ушла от Сорокина и двинулась на Царицын. Объясняется то тем, что Сорокин, расстреляв членов Северо-Кавказского ЦИК и командира Таманской армии Матвеева, порывался казнить и самого Жлобу. Сорокин старательно вычищал всех популярных командиров, которые могли бы составить ему конкуренцию.
Жлоба решил, что помирать ему рановато. К тому же положение армии Сорокина было уже безнадежным. Понимая оба этих фактора, Жлоба ушел из Ставрополья и двинулся на Царицын. И надо ж так — Железная дивизия очутилась под этим городом в самый нужный момент, во время второго штурма города казаками. Части Краснова получили удар в тыл, от которого оправиться не сумели и вынуждены были отступить.
Между тем война на Северном Кавказе разгорелась вовсю — и на стороне белых была удача. Казаки поняли, что с большевиками им не по пути, и рядами и колоннами шли в Доброармию. К этому времени она, кстати, уже перестала по факту быть добровольческой — как, впрочем, и Красная. Обе стороны перешли на мобилизационный принцип. Вначале это была, можно сказать, добровольная мобилизация. Казаки (иногородние) выносили на станичном сходе решение всем идти сражаться за белых (красных). Но потом стали попросту грести всех подряд — кто кого успел.
16 августа добровольцы выбили красных из Екатеринодара, а вскоре взяли и Новороссийск — то есть приобрели выход к морю. Именно тогда произошло знаменитое потопление красными Черноморского флота. На самом-то деле флот был потоплен не весь. Часть кораблей ушла в Крым, где их захватили немцы, затем, после их краха, корабли перешли к белым. А потом… Но об этом будет дальше.
Пока захват Новороссийска особого смысла не имел — проливы находились в руках Турции, и помощь Антанты пробиться к белым не могла. Но это было пока. А что самое главное — Деникин получил-таки контроль над определенной территорией — под ним была вся Кубань. Теперь его войско стало называться «Вооруженные силы Юга России» (ВСЮР), а Добровольческая армия стала одной из его составных частей.
Вскоре был разгромлен и Сорокин. Поскольку он хотел быть самостоятельной величиной, то проигнорировал приказ Москвы о прорыве армии на Царицын — то есть о выходе из «кавказского мешка», в котором она оказалась. И случилось то, что должно было случиться. Белых было значительно меньше, однако Красная Армия, которая держалась, по сути, на одном авторитете командарма, посыпалась. Тем более что сам Сорокин после расстрела руководства Кавказской республики, а главное — нарушения приказа, понял, что головы ему не сносить. Возможно, ему и простили бы в случае успеха все эти закидоны. Буденный тоже не раз нарушал приказы, но это каждый раз выходило очень удачно — именно его нарушения шли на пользу делу. А победителей не судят.
Но в случае провала Сорокину пришлось бы ответить сразу за все. Он попытался бежать, однако далеко не ушел. Его задержали бойцы Таманской армии, которые люто не любили командарма за расстрел их командира. Они с Сорокиным тоже церемониться не стали. Его заключили в ставропольскую тюрьму и 1 ноября 1918 года расстреляли.
Что же касается белых, то они одержали убедительную победу. Красная Армия на Северном Кавказе больше не существовала. Теперь Деникин мог начать думать о том, чтобы выйти с Кубани на оперативный простор…
Правда, и у Деникина были свои проблемы. Кубанские казаки тоже тяготели к самостийности, так что вместе с территорией генерал получил головную боль в виде так называемой Кубанской Рады — местного, так сказать, парламента. И эта Рада, как и полагается любому демократическому органу, болтала и мешала всем жить. Конечно же, в ней имелось сильное течение, выступающее за отделение от России, а также любимой темой Рады было создание собственной армии. Тогда из этого ничего не получилось, да и не могло — в то время Деникин имел высокий авторитет и славу победителя большевиков, а Рада, как и все тогдашние правительства, непонятно откуда взялась. Но все это рвануло потом, когда начались поражения.
Зато деникинцы начали переговоры с союзничками. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что тем было нужно. Ни англичане, ни французы идиотами не были и прекрасно понимали, что боевая ценность Деникина как союзника в войне против немцев равняется если и не нулю, то чему-то к нему очень близкому. Но уже стали намечаться другие, далеко идущие планы. Ведь когда двое дерутся, обязательно есть третий, которому это выгодно.