Все в мире относительно. Как мы уже видели, обстановка в Закавказье была, мягко говоря, несколько запутанная. Но это все блекнет по сравнению с тем, что творилось в Средней Азии. Много было похожего — дикое переплетение национальных, социальных, религиозных и клановых противоречий. Но к этому винегрету добавлялось еще кое-что. В Средней Азии процветал махровый, ничем не разбавленный феодализм со всеми его радостями. Включая наличие двух чисто средневековых государств.

Прибавьте к этому труднодоступность региона и то, что в нем из-за природных и национальных особенностей имелось несколько совершенно разных районов — и в каждом были свои милые особенности. Так что командованию красного Туркестанского фронта было над чем поломать головы…

 

Война с двумя атаманами

Туркестан был последней областью, присоединенной к Российской империи. Это случилось в 50-70-х годах XIX века. До прихода солдат «белого царя» данные места были своеобразным заповедником Средневековья. От русских, напиравших с севера, и англичан, надвигавшихся с юга, Среднюю Азию долгое время защищала сама природа — пустыни и горы. Но это же было и причиной слабости тамошних государств — Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств. Их правители не хотели ничего менять в привычном укладе. Так что в военном отношении эти государства были, мягко говоря, не слишком сильны, и вопрос был лишь в том, кто первым сумеет довести туда более-менее сильные воинские формирования.

Первыми успели русские. Туркестан был присоединен к России — но присоединен своеобразно. Было создано Туркестанское генерал-губернаторство с главным городом Ташкентом. Однако в него не входили Бухарский эмират и Хивинское царство, которые считались вассалами Российской империи. То есть русские власти в их внутреннюю жизнь практически не вмешивались.

Впрочем, и в генерал-губернаторстве начальство не особо вмешивалось во внутреннюю жизнь местного населения. К примеру, их представителей не призывали в армию — даже во время Мировой войны. Только в 1916 году вышло «Высочайшее повеление о реквизиции инородцев империи на тыловые военные работы действующей армии» — то есть о призыве в тогдашние стройбаты.

Что касается политики — то в нее в Туркестане играли лишь в крупных городах. Прежде всего — в Ташкенте. С февраля по декабрь 1917 года там шла вялая борьба между тремя силами:

— Ташкентским Советом, в котором заправляли железнодорожники (других рабочих просто не имелось) и солдаты местного гарнизона. Этот Совет в итоге занял пробольшевистские позиции;

— Краевым Советом, поддерживавшим Временное правительство;

— Краевым Советом мусульманских депутатов, в который входили местные сепаратисты. Эти первоначально сами не знали, чего хотят, но сильно шумели.

Такая вот политическая жизнь закончилась уличными боями 31 октября — 1 декабря. С одной стороны были солдаты 1-го запасного Сибирского стрелкового полка и рабочие отряды, с другой — юнкера и казаки. Националисты никак себя не проявили. В итоге победили сторонники Советской власти. 30 апреля 1918 года в Ташкенте была образована Туркестанская Советская Республика (TCP).

Забегая вперед, отметим, что Ташкент так и остался красным, хотя с 18 по 20 января 1919 года там и происходил мятеж, подготовленный различными оппозиционными группировками. Мятежники захватили большую часть города, но были разбиты.

Оба Краевых Совета еще до окончания заварухи перебрались в Скобелев (Фергану). 1 декабря 1917 года там собрался «чрезвычайный Всетуркестанский мусульманский Съезд», который провозгласил отделение Туркестана от России. Образовалось и так называемое Кокандское краевое правительство.

Программа его была такая:

1) Восстановление Кокандского ханства.

2) Объединение всех мусульман для борьбы с поработителями — христианами.

3) Организация Средне-Азиатского халифата в составе Персии, Белуджистана, Бухары, Хивы и Туркестана.

Впрочем, перед Ташкентским Советом встали гораздо более острые проблемы, нежели скобелевская оппозиция. 7 декабря атаман Дутов поднял мятеж в Оренбурге, что было для Ташкента очень серьезно — потому как прерывалась связь между Туркестаном и Россией. Мятеж Дутова и подтолкнул ташкентских товарищей к началу формирования Красной Гвардии.

Сформированные отряды двинулись пробивать связь с «большой землей». В боевом отношении они представляли из себя не бог весть что, но на Оренбург с северо-запада тоже наступали красногвардейцы. Дутову удалось их отбить — и казачки расслабились. Зря они так. Потому что 18 января, ударив с двух сторон, красногвардейцы взяли-таки Оренбург. С этого момента началась интересная война — казаки и находившиеся на юге и на западе красные гоняли друг друга туда-сюда.

Закончилось это следующим образом. Оренбург остался у «российских» большевиков. Обе стороны неплохо наступали — но ни одна из них не «держала удар». К концу 1918 года между туркестанскими красными и казаками, которые сперва номинально подчинялись Комучу, а потом Колчаку, образовалась ничейная земля шириной примерно в 400 километров — впрочем, неудивительно, потому что это была никому не нужная пустыня.

Постепенно все устаканилось. Казаки не имели ни сил, ни, самое главное, желания лезть в Туркестан. На этом участке было спокойно до осени 1919 года — когда севернее фронт откатился уже за Тюмень. Армию Дутова разбили, ее остатки двинулись в так называемый «Голодный поход» и оказались в Семиречье, где влились в Семиреченскую армию атамана Анненкова. И вот там пошло веселье…

Семиречьем, или Семиреченской областью, называлась территория юго-восточнее озера Балхаш, сегодня — юг Казахстана и северо-восток Киргизии. Главный город — Верный (Алматы). На самом деле рек там не семь, а гораздо больше — то есть мест, удобных для сельского хозяйства, достаточно. С 1856 года в регион потянулись русские переселенцы, которые в 1867 году образовали Семиреченское казачье войско. Впоследствии царское правительство начало вводить ограничения на переселение в Семиречье, а позже и вовсе его запретило. Почему — не очень понятно, но, наверное, тому были причины.

Как бы то ни было, запрет не помог — переселенцы продолжали тянуться, и в итоге казаки там составляли примерно половину русского населения (а оно, в свою очередь — около 10 % всех жителей). Новоселы же находились на положении иногородних Дона и Кубани.

Мировая война ударила прежде всего по новоселам, поскольку их хозяйства были маломощными и быстрее разорялись после призыва трудоспособных мужчин. Дальше — понятно. Стали возвращаться солдаты с фронта — и началось противостояние…

Интересно, что коренное население — казахи и киргизы — не только не играло в Семиречье никакой самостоятельной роли, но и вообще большей частью оставалось в стороне. Хотя какое-то количество местных и пристали к тем или другим, в основном из-за перспективы пограбить.

… Итак, в Семиречье началась гражданская война местного значения. Дело в том, что весь 1918 год ни у кого до этих мест руки не доходили. У Туркестанской республики были свои проблемы, у Омской Директории — тем более. Так что разбирались своими силами. Формирования антисоветски настроенных казаков были более организованны и даже в середине года осадили Верный — но тут из Ташкента все-таки подоспела подмога, казаков разбили и вытеснили в Китай.

В конце 1918 года из Сибири пришла армия (иногда ее называют дивизией) атамана Сибирского казачьего войска генерала Б. В. Анненкова. Это было очень своеобразное формирование. Армия вроде бы подчинялась Колчаку — но при этом считалась «партизанской» и была как бы с краю. Причем ребята Анненкова отличались запредельной даже для колчаковцев жестокостью.

Начальник Особой канцелярии штаба 2-го Отдельного Степного корпуса писал в своем докладе: «Среди кадровых частей замечается нежелание служить в частях дивизии атамана Анненкова, так как они думают, что большевики сочтут их за добровольцев и обязательно убьют».

О некоторых других обычаях той армии свидетельствует один из приказов атамана:

«Большевики, желая подорвать авторитет командного состава нашей армии, подсылают своих агентов с большим запасом наркотических средств, продаваемых офицерам. В армии, по отзывам всех начальников, действительно замечается ослабление служебных качеств офицерского состава, благодаря кокаину, опиуму и другим ядам. Большевики делают свое дело. Приказываю всем командирам частей установить самое строгое наблюдение за подчиненными и о каждом случае доносить мне».

Ничего себе картинка: коварные агенты большевиков, пробирающиеся в расположение белых с мешками кокаина или опиума и раздающие белогвардейцам кайф… Это как же «торчали» господа офицеры, чтобы потребовалось издавать такой приказ! И ведь одним приказом дело не ограничилось: 4 июля 1919 года к смертной казни были приговорены несколько офицеров, обвиненных «в принадлежности к тайной преступной организации и в стремлении к разложению дивизии при помощи вовлечения чинов в разные пороки, например, нюхание кокаина, принятие опиума и т. п.».

Но это бы ладно. Решительно непонятно: а что, собственно, Анненков делал в Семиречье? Дело в том, что за полтора года он сумел продвинуться примерно на 150 километров, взяв под контроль менее трети области. И все это время Анненков возился даже не с красноармейскими формированиями, а с крестьянскими отрядами, защищавшими свои деревни, и с сидевшими в горах партизанами.

Появление осколков Оренбургской армии ничего не изменило. Анненков назначил Дутова генерал-губернатором Семиреченской области — но управлять-то было особо нечем.

Интересно, что с середины 1919 года Колчак неоднократно приказывал Анненкову отойти из Семиречья и влиться в Западную армию — то есть передислоцироваться на самый напряженный участок. Атаман же… наотрез отказывался. Оправдания были такие: в его армии служит много китайцев, которые отказываются уходить от российско-китайской границы, а семиреченские казаки не желают покидать на разорение свои дома… Однако командование все понимало правильно. Генерал-майор Бутурлин в приказе писал: «Вооружение частям полковника Анненкова не давать до особого распоряжения ставки, имея в виду, что они будут снабжены и вооружены после перехода их на Западный театр военных действий». То есть белогвардейские начальники понимали суть дела: атаман, сообразив, что Колчак идет к катастрофе, не спешил уходить от границы, за которую можно в случае чего уйти.

В чем-то он был прав. В марте 1920 года по Семиреченской армии ударили с двух сторон — из Семиречья и с тыла, и атаманы Анненков и Дутов благополучно увели остатки своих войск за границу, в Синь-цзянь.

Лично атаманам это, правда, не очень помогло. Дутов был убит 7 февраля 1921 года агентами ЧК, Анненков — захвачен 7 апреля 1927 года командующим 1-й Китайской народной армией маршалом Фэн Юйсяном (за крупное денежное вознаграждение) и передан чекистам. Его вывезли в СССР, судили и расстреляли. Характерно, что в 1999 году Военная коллегия Верховного Суда РФ отказала в реабилитации Анненкова. То есть натворил он столько…

 

С гор спустились басмачи

В Ферганской долине (или, как тогда говорили, в Фергане) в наиболее полном и законченном виде проявилось такое явление, как басмачество. При внешней схожести с украинскими, тамбовскими или сибирскими повстанцами, тут есть некоторые отличия. Одно отличие очевидно. В Средней Азии остро стоял религиозный вопрос, так что дело было даже не в размашистом атеизме большевиков. Главное и определяющее — красные не являлись правоверными мусульманами. И всё тут. (Хотя как мы увидим, и в этом вопросе дело обстояло весьма заковыристо.)

Второе отличие заключалось в том, что басмачество возникло не на пустом месте. Как уже говорилось, в Туркестане цвел и пах самый натуральный феодализм. А значит — каждый уважающий себя бей имел отряд нукеров. Так что большинство басмаческих отрядов имело во главе местных авторитетов, простите, беев — хотя имелись и исключения.

Со столкновений с басмаческими формированиями все и началось. В перерывах борьбы с атаманом Дутовым ташкентские большевики без дела не сидели. Они взялись за «Кокандское краевое правительство». На помощь этой структуре и поднялись басмаческие отряды, в которые под флагом защиты ислама влилось множество местных крестьян. Впрочем, местных активно вербовали и красные — так что с обеих сторон это были весьма своеобразные формирования.

Воевать крупными силами басмачи попросту не умели — да и не особо хотели ввязываться в серьезные бои. Не такие у них были привычки. Так что за 1918 год красные сумели очистить от своих противников Коканд, Скобелев (Фергану) и другие основные города Ферганской долины. (Могли бы сделать и больше — но, к примеру, захватив Коканд, красные бойцы стали с увлечением грабить город — а взять там было что. Поэтому изрядно потрепанные, но не рассеянные басмаческие формирования успели оттянуться в труднодоступные районы.) Однако реально большевики контролировали только города и железные дороги.

А тут вступила в действие новая сила.

Ферганские крестьяне русского происхождения к Советской власти относились отрицательно. У них не было проблемы деления на старожилов и пришлых. Русские крестьяне в Фергане были зажиточные, причем царские власти их всеми силами поддерживали. Да и на войну их не особо посылали, стремясь не потерять опору в этих землях. Зато на хлебных поставках можно было неплохо заработать. Тем не менее русские крестьяне не бунтовали против новой власти. Они формально признали Советы и ждали, что будет дальше.

Тем временем на русские поселения стали нападать отряды басмачей. С простой и понятной целью — пограбить ради Пророка. К тому же, в отличие от Семиречья, земли в Ферганской долине мало, а жителей много. Это нам знакомо по Кавказу.

Хотя русские в Фергане и не были формально казаками, но жизнь в таком неспокойном регионе вырабатывает определенные привычки. Так что уже в 1918 году они стали формировать отряды самообороны. 23 ноября 1918 года крестьянские отряды в Джалал-Абаде приняли решение о создании крестьянской армии. Возглавил ее крупный землевладелец К. И. Монстров. Советские историки называют его царским офицером, некоторые даже полковником — но, скорее всего, в полковники он произвел себя сам.

Численность Крестьянской армии точно неизвестна — в ней было порядка нескольких тысяч человек. Главной ее задачей была защита от нападений басмачей. Причем не только пассивная оборона — в армии имелись формирования, предназначенные для наступательных действий.

Советская власть попыталась использовать Крестьянскую армию для совестной борьбы против басмачества. Из Ташкента ей стали поступать деньги, оружие и снаряжение. Монстров, не будь дурак, все это брал, но фактически Ташкенту не подчинялся.

Впрочем, возможно, дело не в наивности большевиков. Одним из инициаторов организации содействия Крестьянской армии был военный комиссар Туркестанской Советской республики К. П. Осипов, впоследствии организовавший упомянутый мятеж в Ташкенте. Он вполне мог иметь далеко идущие планы…

Красные довольно быстро поняли свою ошибку, попытались упразднить штаб Крестьянской армии и подчинить ее оперативному штабу Андижанского уезда. Но оказалось, что это тот случай, когда легко сказать и трудно сделать.

Между тем среди лидеров басмачей появился некий Мадамин-бек (Мадамин Ахметбеков). Это был совсем не «человек с гор». О его социальном положении точно не известно, но женат он был на женщине из богатой семьи. В Средней Азии для бедняка это невозможно.

В 1917 году Мадамин Ахметбеков побывал в председателях профсоюза мусульманских работников города Старый Маргелан, а впоследствии выбился в начальники местной милиции. Именно милиционеры-узбеки и составили основу его отряда. Тогда-то он и стал Мадамин-беком.

Этот человек понимал, что война против всех русских — дело малоперспективное. Он стал договариваться с командованием Крестьянской армии, а потому делал все возможное, чтобы прекратить нападения басмачей на русские поселения. Ради этого он даже схватывался с другими басмаческими главарями.

В итоге в июне 1919 года Монстров заключил с Мадамин-беком соглашение о ненападении, а после того как TCP ввела хлебную монополию — и о совместных действиях против большевиков.

В начале сентября 1919 года объединенная крестьянско-басмаческая армия приступила к активным действиям. Силы союзников составляли около 20 тысяч человек, плюс к тому они имели военных советников от атамана Анненкова.

Первым их успехом стал захват города Ош. Затем повстанцы двинулись на Андижан, являвшийся важным железнодорожным узлом. У красных в городе (вместе с рабочими дружинами) было около пяти тысяч человек.

Однако взять город так и не удалось. Пока шли уличные бои, к красным подоспело подкрепление — Казанский сводный полк. Учитывая численность тогдашних полков, у басмачей и крестьян все равно оставалось явное преимущество — но тем не менее они были разгромлены в пух и прах. Басмачи рассеялись на мелкие банды, а крестьяне в большинстве просто-напросто разбежались по домам. Брать Ош обратно тоже не пришлось — его гарнизон, состоявший все из тех же бойцов Крестьянской армии, тоже предпочел сделать ноги, пока не поздно.

Что же касается руководителей, то Монстров и Мадамин-бек с остатками своих формирований отошли в труднодоступные районы Ферганы, где провозгласили Временное Ферганское правительство. В него, кроме упомянутых персонажей, входили еще двое — русский и еврей (бывший юрист из Скобелева). По некоторым данным, к созданию правительства приложила руку английская разведка, но никакой реальной помощи англичане не оказали. Может, просто не успели — правительство базировалось в очень труднодоступном районе.

Вскоре Монстров понял, что вся эта затея — дело дохлое и вступил переговоры с красными. В результате этого между союзниками возник вооруженный конфликт. Монстров едва унес ноги и 17 января 1920 года сдался в Джелал-Абаде большевикам. На этом война русского туркестанского крестьянства против Советской власти закончилась.

Мадамин-бек тоже недолго после этого провоевал. Уже в феврале красные нанесли ему тяжелое поражение, а в марте блокировали его основные силы. Тогда он решил сдаться. Часть его бойцов перешла в Красную Армию — и появился термин «красные басмачи». Сам же Мадамин-бек погиб, когда красные направили его для переговоров к одному из «курбаши» (полевых командиров), которые раздумывали, как бы повыгоднее перейти на сторону красных. По дороге Мадамин-бека перехватили люди некого Хал-ходжи, с которым бек имел старые контры. После инцидента со стрельбой он был захвачен в плен и казнен Хал-ходжой.

С этих пор война в Ферганской долине вступила в новую фазу. С августа 1919 года командующим Туркестанским фронтом (так теперь назывались войска TCP) стал один из лучших красных полководцев — М. В. Фрунзе. Он начал приводить разношерстные красные формирования в более-менее регулярный вид.

Басмачей же стали поддерживать Афганистан и эмир Бухарский. Да и англичане, консульство которых находилось в Кашгаре (Китай), тоже не оставалось в стороне. Накалили обстановку и советские преобразования, проводимые без учета того, что «Восток — дело тонкое».

В общем, началась бесконечная партизанская война. Ни один из курбаши уже не мог собрать крупных сил, но тем не менее расслабляться басмачи не давали. Вот, к примеру, два отчета о совершенно заурядных боестолкновениях:

« 16 января шайка Амат-Палвана, соединившись с другими курбашами, общей численностью до 2000 джигитов, пыталась снять наш гарнизон в к. Кассан, состоящий из 41 бойца и 1 пулемета. Осада началась в 14 часов 16-го и длилась до 17-ти час. 17-го января. Противник окружил гарнизон буквально со всех сторон, засыпая защитников градом пуль и пуская в ход обычный прием поджога окружающих построек.

Несмотря на превосходство сил противника и необходимость все время тушить пожар, гарнизон спокойно выдержал осаду до подхода подкрепления в 25 сабель наших конных разведчиков, которые в 17 час. 17-го января, подойдя вплотную к противнику, лихой конной атакой сбили басмачей и, при поддержке вырученного гарнизона, обратили противника в бегство. Потери противника: 35 убито, много ранено; оставлено 8 лошадей и 2 винтовки. Потери гарнизона: 1 убит и 4 ранено».

« 20 июня 1921 года 8 рота 13-го стрелкового полка, стоявшая гарнизоном в к. Яйнап, была в 12 час. окружена отрядами Ислам-Палвана. Завязался бой. Басмачи ворвались в кишлак и заняли чайхану, дома поблизости крепости были подожжены. После продолжительной перестрелки басмачи несколько раз бросались на штурм, но усиленным огнем красные отбивались. Была сделана также неудачная попытка поджечь ворота. С наступлением темноты басмачи снова пытались взять крепость с криками: "Сдавайтесь и отдайте пулеметы"».

К 24 часам стрельба стала стихать, и басмачи отступили под влиянием приближения поддержки».

Как видим, принцип старый и известный: налетели, постреляли, отскочили. Так можно было воевать бесконечно. Тем более что у басмачей имелись свои базы в труднодоступных местах.

Фрунзе и стал давить именно эти самые базы. Одновременно, с введением нэпа, Советская власть отказалась от наиболее раздражающих население закидонов. Имелась и еще одна специфически местная тонкость. В феврале 1923 года была начата кампания за усиление разработки хлопка, под которую дехканам (местным крестьянам) давали ссуды и прочие льготы. Это выбивало у басмачей главную продовольственную базу. Они стали бороться с теми, кто перешел на хлопок — а такое не всем нравилось.

Разумеется, басмачество в Ферганской долине не было полностью уничтожено, но к концу 1923 года оно уже не представляло непосредственной опасности.

 

Белые неудачники

В Закаспийской области (восточное побережье Каспийского моря, нынешний Туркменистан и западный Казахстан) дело обстояло по-другому. Область велика по площади, но значительная ее часть — это пустыня и полупустыня, в том числе и знаменитый Кара-Кум. Зато область находилась на побережье Каспийского моря, что облегчало ее властям связь как с заграницей, так и с Добровольческой армией. А кроме того, тут была нефть. В те времена закаспийская нефть не имела такого значения, как бакинская, но в 1900 году ее здесь добывали уже 23 фирмы, что обеспечивало повышенное внимание заграничных господ.

С востока к Закаспийской области прилепились Хивинское царство и Бухарский эмират.

Революционные и контрреволюционные события происходили в основном в главном городе — Ашхабаде (вообще-то тогда он назывался Асхабад, а теперь — Асгабад, но будем уж говорить, как привыкли). Советская власть там продержалась с декабря 1917-го по июль 1918 года.

12 июля 1918 года началось антибольшевистское восстание. Причиной была, как и во многих других местах, объявленная красными мобилизация. Начались волнения, раздувавшиеся местным Советом, в котором лидировали эсеры и меньшевики. К ним присоединились дашнаки (в области жило много армян), вожди туркмен, а также офицеры, сочувствовавшие белым.

В Ашхабаде начались уличные бои, в которых повстанцы победили. У власти встал Исполнительный комитет Закаспийской области, известный также как Закаспийское временное правительство (ЗВП), в который вошли представители всех перечисленных групп. Во главе стал эсер В. В. Фунтиков.

…Новая власть не сидела на месте. 28 июля кое-как сформированные разномастные вооруженные силы ЗВП двинулись на Ташкент по Закаспийской железной дороге. Однако не сложилось. Возле станции Чаржуй (Чарджоу), на границе области и Бухарского эмирата, наступавших встретил красный отряд. Данное грозное формирование состояло из 120 штыков при восьми пулеметах и артдивизионе. Тем не менее наступавшие были разбиты, красные захватили 31 пулемет.

После этого члены ЗВП стали действовать так, как это было тогда принято у эсеров и меньшевиков.

28 июля Фунтиков обратился к английской миссии в Мешхеде (город в Персии, в 200 километрах от Ашхабада) за помощью. Судя по скорости, с какой помощь оказали, теплые отношения с британцами у него существовали уже давно. Заметим, в отличие от Баку, Закаспийской области никакие турки не угрожали.

19 августа было заключено соглашение с главой миссии, генералом Уилфредом Маллесоном. Тот прислал две тысячи сипаев под командой полковника Ноллиса. Разумеется, не за так. Закаспийское правительство обязалось предоставить Закаспийскую железную дорогу в пользование англичанам и воспретить вывоз хлопка без особых на то разрешений и указаний. Словом, все как обычно. Вспомним эпизод с расстрелом бакинских комиссаров. Глава правительства хотел помешать, но не смог — потому что англичане велели шлепнуть…

…Некоторое время ничего особенного не происходило. Но постепенно положение ЗВП становилось все более шатким. Под англичанами жить было тоже не сахар. Из-за Каспийского моря стали прибывать деникинские офицеры, и вообще — власть все более и более «белела». Рабочие начали волноваться.

К тому же Фунтиков, работавший ранее машинистом паровоза, не выдержал испытания даже марионеточной властью. Он чрезмерно полюбил водку и начал активно запускать руку в казенные денежки.

2 января 1919 года начались рабочие волнения в Ашхабаде. Произошел переворот — фактически под руководством английского капитана Тиг-Джонсона. Власть перешла к Комитету общественного спасения, который ориентировался на Деникина. Фунтиков был арестован по обвинению в коррупции — правда, вскоре освобожден. Он уехал в Россию, где тихо-мирно жил на хуторе на Нижней Волге, занимаясь сельским хозяйством. Его выдала чекистам собственная дочь. В 1926 году Фунтиков предстал перед судом в Баку — за расстрел 26 бакинских комиссаров. Как вы, наверное, догадались, он тоже был расстрелян.

Приказом Деникина от 22 января 1919 года сформирована Туркестанская армия, подчинявшаяся ВСЮР. Уилфред Маллесон оказал ей помощь деньгами, оружием, и снаряжением. Она насчитывала 7 000 штыков и 2 000 сабель, 5 бронепоездов и 8 орудий.

Это была самая неудачливая армия из всех белых формирований. Она не одержала ни одной сколько-нибудь заметной победы. Другие белые армии сначала побеждали, эта же сразу начала с поражений.

Хотя начиналось все красиво. Белые заключили союз с фактическим правителем Хивинского царства Джунаид-ханом, у которого было 12 тысяч человек бойцов. Предполагался совместный поход на Ташкент и даже на Верный — то есть овладение всем Туркестаном. Расчет был, конечно, на то, что белых поддержат басмаческие формирования.

Однако красные не стали ждать. В начале мая 1919 года они начали первыми. Причем начали хитро. До этого все боевые действия проходили вдоль Забайкальской железной дороги — в пустыне воевать не особенно комфортно. Красные тоже начали по обычной схеме, однако быстро сообразили невыгодность такого варианта — белые успевали отойти и разрушить за собой рельсы. Тогда они пошли иным путем — резко свернули на юг и через пустыню и горы двинулись вдоль персидской границы. Марш был тяжелый, но зато красные вышли туда, где их никто не ждал. К тому же этим маневром советские войска отсекали белых от английских друзей. Этому маневру Туркестанская армия ничего противопоставить не смогла. Красные бодро стали ее теснить и уже 9 июля взяли Ашхабад.

Затем они взяли тайм-аут для приведения себя в порядок, но потом снова начали гнать белых. Так, 19 октября у станции Айдын красные взяли плен аж 1000 человек. Учитывая масштаб боевых действий, это было тяжелейшее поражение…

К началу 1920 года остатки белых оказались окруженными в районе Красноводска. Им ничего не оставалось, как эвакуироваться в Дагестан.

Что касается предполагаемого союзника, Джунаид-хана, то он — должно быть, увидев, как идут дела — предпочел не вмешиваться. Он не понимал, что станет следующим…

На этом война в Закаспийской области закончилась. Одержанные победы позволяли красным собрать силы для более крепкого орешка — Бухарского эмирата.

 

«Мусульмане всех стран, объединяйтесь!»

Самым ярким эпизодом войны в Туркестане является взятие Старой Бухары.

Как уже упоминалось, Бухарский эмират представлял из себя реликт Средневековья. Внутренними делами государства тамошние эмиры руководили как абсолютные монархи. Последний правитель, Сейид Мир Мохаммед Алим-хан, учился три года в Санкт-Петербурге. Вступив в 1910 году на трон, он попытался ликвидировать некоторые особо одиозные восточные традиции: запретил чиновникам и должностным лицам брать взятки от народа (на Востоке взятки давали и брали совершенно легально) и использовать налоги в личных целях. Однако то ли он не имел сил бороться с системой, то ли просто благие пожелания быстро испарились… Так или иначе, но вскоре все пошло по-старому.

Зато Сейид Мир Мохаммед Алим-хан построил в 1913 году в Санкт-Петербурге собственный дом (Каменоостровский пр, 44б, известный как Дом Эмира Бухарского), а также соборную мечеть на Петроградской стороне. Но его подданным от этого было не легче. Налоги-то на эти постройки выбивали как раз из них…

Февральские события никак не коснулись Бухарского эмирата, а вот приход к власти большевиков эмир встретил, понятное дело, без всякой радости. До некоторого времени Бухару красные не трогали, однако Алим-хан понимал, что рано или поздно до него доберутся. Своих войск у эмира практически не было, в вопросах обороны он всегда полагался на «белого царя». Так что пришлось ему спешно создавать вооруженные силы. Что, разумеется, вызывало недовольство — деньги-то на вооружение трясли с жителей! Как мрачно шутили в Бухаре, «не обложен налогами только воздух». А вытрясали платежи в добрых восточных средневековых традициях.

Эмир метался во все стороны, пытался договориться с англичанами… Но британцам в тот момент было не до Бухары.

Еще одной причиной народного недовольства стало запрещение торговли с Советским Туркестаном. Это загоняло экономику Бухары в гроб, поскольку она веками была во многом построена именно на торговле с соседними регионами. Так что к 1920 году там сформировалась и внутренняя оппозиция — так называемые младо-бухарцы. Это были представители местных купцов и прочих коммерсантов, которые хотели несколько отойти от средневековых традиций. С лидерами басмачей у эмира Бухарского тоже сложились весьма заковыристые отношения.

В августе на западе эмирата вспыхнуло восстание. Точнее, скопившийся горючий материал подпалили — понятно кто. В Туркестане существовало так называемое Мусбюро (Мусульманское бюро Коммунистической партии Туркестана), которое работало среди местного населения.

Началось с того, что группа товарищей ворвалась в старый Чарджуй, арестовала местного бека и захватила переправы через реку Аму-Дарью. Переправы были важны только в одном случае — если повстанцы ждали помощи из Закаспийской области, где недавно закончилась ликвидация белых. Знакомо, правда? Естественно, что командующий Туркестанским фронтом Фрунзе двинулся на помощь бухарским трудящимся.

« Секретно, оперативно , приказ войскам Туркфронта.

Ташкент, 25 августа, 13 часов HP 3667. В течение целых веков угнетаемый эмиром, алчным чиновничеством и богатеями, бухарский народ восстал против своих поработителей и поднял знамя борьбы за свободу. Для оказания революционной братской помощи бухарскому народу в его борьбе с деспотией бухарского самодержца… приказываю: первое — всем отрядам Бухаро-Самаркандской группы к вечеру 28-го сего августа закончить боевую подготовку и в ночь с 28-го на 29-е августа начать активные действия… Комтуркфронтом Фрунзе».

Красная Армия двинулась на Старую Бухару, где скопились основные войска и материальные ценности. Соотношение сил говорит о многом.

Красные имели 9 000 человек, 230 пулемётов, 40 орудий, 5 бронепоездов, 11 самолётов, несколько броневиков.

Бухарцы — 43 000 человек, 16 пулемётов, 23 орудия. Причем среди этих орудий имелись раритеты вроде гладкоствольных пушек, стрелявших ядрами.

Как видим, защитников было в пять раз больше (и они сидели в крепости), зато у наступавших имелась техника…

29 августа красные вышли на подступы к городу.

Бухара являлась достаточно серьезным укреплением. Стены ее были глиняные, с вкраплениями камней — но за многие десятилетия по прочности стали немногим хуже каменных. Толщина стен достигала пяти метров. Внутри крепости находилась цитадель, резиденция эмира. Но самой главной опасностью для атакующих являлись узкие запутанные извилистые городские улочки. Однако защитники не тупо заперлись в городе — их отряды маневрировали в его окрестностях, мешая красным развернуть артиллерию.

Собственно штурм начался только рано утром 1 сентября. К этому времени орудия были установлены на прямую наводку — так что одни из двух городских ворот очень быстро оказались разбитыми. Красноармейцы рванулись внутрь — однако площадь за воротами оказалась обложена тюками хлопка, облитыми керосином. Отступая от ворот, бухарцы их подожгли. Прорвавшись сквозь огонь, красные тут же втянулись в долгий уличный бой. Все же к ночи город был взят, за исключением цитадели. Ее штурм красные оставили на утро.

Однако утром выяснилось, что воевать уже не с кем. Цитадель никто не защищал. Ночью большинство защитников разбежалось, а эмир удрал с тысячей своих нукеров. Красным осталось только зачистить город от некоторого количества фанатиков, собиравшихся умереть во имя Аллаха.

Так что Фрунзе мог с чистой совестью отправить Ленину телеграмму:

«Крепость Старая Бухара взята сегодня штурмом соединенными усилиями красных бухарских и наших частей. Пал последний оплот бухарского мракобесия и черносотенства. Над Регистаном победно развевается красное знамя мировой революции».

14 сентября были образованы Всебухарский революционный комитет, Совет народных назиров (комиссаров). 8 октября того же года Бухара стала столицей Бухарской народной советской республики (БНСР).

Но все оказалось не так просто. В очередной раз подтвердилась истина, что взятие столицы не обязательно означает конец войны.

1-я армия под командованием Г. В. Зиновьева гонялась за эмиром и поддержавшими его басмачами весь остаток года. Да и на следующий год пришлось идти в горную часть эмирата — только 2 февраля красные взяли Душанбе и вытеснили Алим-хана и его сторонников в Афганистан. Эмир Афганистана, имевший мирный договор с РСФСР, но и не желавший выдавать «брата», держал его в качестве почетного пленника, ежегодно выделяя средства на содержание.

Эмир с тех пор так и жил к Кабуле, где умер в 1943 году. Примечательна судьба его сыновей. После бегства отца они остались на советской территории. Двое были убиты в стычках с красными, а третий, Шахмурад, в 1929 году отрёкся от отца. Приняв фамилию Олимов, он служил в Красной Армии, а в 1960-х годах преподавал в Военной академии имени Фрунзе.

Но и на этом дело не закончилось. Красные не до конца осознали местную специфику. Пока крупные войска присутствовали — в окрестностях было все спокойно. Когда уходили — начиналось веселье. Главной трудностью была близость Афганистана — даже если оставить за скобками, что афганский эмир неявно сочувствовал басмачам. Прочной власти в удаленных районах Афганистана не было никогда, так что басмачи могли держать свои базы за границей и воевать сколько угодно.

Тем временем в руководстве БНСР начались неизбежные трения. Младо-бухарцам социализм был совершенно не нужен, да и курс на интеграцию в Туркестанскую советскую республику — тоже. Еще одной бедой стал хаос в подчиненности советских войск. Существовали части Красной Армии РСФСР, которые подчинялись командованию Туркестанского фронта. Были части Красной Армии БНСР, подчинявшиеся Старой Бухаре. Имелась еще народная милиция (не в современном понимании, а в изначальном — вооруженные жители). Эти подчинялись местным властям. Бардак-с…

А вот у противников Советской власти появился очень серьезный лидер — Исмаил Энвер, в Средней Азии более известный как Энвер-паша. Это был деятель отнюдь не местечкового уровня…

По рождению и по национальности Исмаил Энвер являлся турком. Мало того — генералом Османской империи. Энвер-паша был идеологом так называемого пантюркизма — объединения всех тюркских народов на языковой и религиозной основе.

Еще в 1913 году Энвер организовал в Турции так называемую «Младотурецкую революцию» — первую попытку модернизировать дряхлую Османскую империю. Во время войны он занимал высший военный пост заместителя главнокомандующего турецкими войсками — то есть реально командовал именно Энвер, потому как главнокомандующим числился султан, не отличавшийся военными талантами.

Энвер-пашу обвиняют также в организации геноцида армян и греков во время Первой мировой войны. По крайней мере, трибуналом Антанты в Стамбуле он был заочно приговорен к смертной казни. Заочно — потому что вовремя успел убежать в Германию на немецкой подводной лодке.

В Германии он связался с деятелями из Коминтерна, через которых вышел на Советское правительство и пытался вести переговоры с большевиками о создании просоветского исламского движения и антибританского сопротивления на Востоке. Однако договориться не удалось. Москва сделала ставку на другого турецкого борца с британским империализмом — Мустафу Кемаля (Ататюрка). Тот являлся сторонником светской модернизации страны, без всяких религиозных закидонов. Большевикам это было ближе. И, что самое главное — Кемаль был в Турции и «на коне», а не в эмиграции…

Осенью 1921 года Энвер-паша оказался на Конференции Народов Востока в Баку. Там его чуть не пристрелили. Неизвестно кто — то ли дашнаки, то ли турки, сторонники Кемаля.

Тогда Энвер-Паша перебрался в Бухару. Действовал он хитро. Для начала — находился там в качестве гостя БНСР. Среди руководителей он, видимо, нашел тех, кому Советская власть не слишком нравилась. Одновременно вел переговоры и с представителями бывшего правительства эмира, получив от него звание «Главнокомандующего Вооруженными силами ислама и наместника эмира Бухарского».

Планов-то было громадье. Энвер вынашивал идею Пантюркистского Эмирата от Китая до Ирака, включая Бухару, Хиву, Афганистан, Персию. Раз уж в родной Турции не получиось…

Но переговоры с антисоветскими лидерами БНСР не удались. Тогда Энвер-паша пошел другим путем. Он оказался в Восточной Бухаре, где начал сколачивать боевые формирования, наладил взаимодействие с курбаши Ферганы и Хивы. Близость Афганистана позволяла без труда получать из-за кордона оружие и снаряжение.

Росту популярности Энвер-паши способствовало то, что он был зятем турецкого султана. Номинально султан являлся Халифом — то есть главой всех мусульман. В более-менее просвещенной Турции на это плевать хотели, но в среднеазиатской глухомани к таким делам относились серьезнее. На личной печати Энвера-паши была выгравирована надпись: «Верховный Главнокомандующий войсками Ислама, зять Халифа и наместник Магомета».

Пообщавшийся с коммунистами и кое-чего от них набравшийся, Энвер-паша выдвинул лозунг:

«Мусульмане всех стран, объединяйтесь!»

Ход был неплохой. Дело в том, что курбаши не могли договориться друг с другом не только из-за личных амбиций, но и по причине национальной розни. К примеру, узбеки и туркмены друг друга издавна терпеть не могли. А тут появляется такой вот, весь в белом, не принадлежащий ни к одной из местных национальностей…

…К концу 1921 года у Энвера-паши было около 20 тысяч человек. С этими силами он двинулся на Душанбе и после двухмесячной осады вынудил гарнизон сдать город. Фактически он теперь контролировал всю Восточную Бухару и уже начал поход на столицу республики.

Только тогда большевики поняли, что дело серьезно. В апреле 1922 года был организован специальный Басмаческий фронт, которому переподчинили все разнообразные военные и ополченческие части Красной Армии на территории БНСР. Это переломило ситуацию. Сыграла также роль и обычная у басмачей вражда между авторитетами. Другому уважаемому курбаши, Ибрагим-беку, очень не нравился невесть откуда взявшийся турок. Пока Энвер побеждал, Ибрагим-бек ему подчинялся. Но когда зятя султана начали бить, он предпочел отколоться.

В начале августа 1922 года Энвер-паша погиб. Обстоятельства его гибели непонятны. По одной версии, он был убит в бою с красными, по другой — его ликвидировали чекисты, по третьей — это была внутренняя разборка из-за власти.

…После Энвера-паши вождей подобного уровня уже не было — хотя басмачество продолжалось еще долго. К примеру, в Хиве Советская власть установилась раньше, чем в Бухаре — в феврале 1920 года, без всяких военных действий. Однако фактический правитель Хивы Джунаид-хан (на троне сидела его марионетка — Сеид Абдулла) продолжал сражаться. Он действовал из песков Кара-Кума. Пустыня эта простирается и на афганскую территорию — так что привыкшие к местному климату кочевники-туркмены, из которых состояли формирования Джунаид-хана, легко получали из-за кордона оружие и снаряжение. А уж воевать в пустыне они умели…

В 1924 году курбаши окружил Хиву — правда, взять не смог. В том же году Джунаид-хан объявил о прекращении борьбы с Советской властью и был прощён 1-м Всетуркменским съездом Советов. Однако, видимо, мирно жить он уже не мог — и в 1927 году начал по новой… На этот раз его все же вышибли за границу. Свой последний крупный поход на Хиву Джунаид-хан предпринял в 1931 году.

Хотя банды басмачей действовали аж до конца тридцатых (а по некоторым сведениям, попадались и позже) — но это были уже именно банды, занимавшиеся исключительно грабежом и контрабандой.

Интересно, что боям в Туркестане, которые являлись далеко не самыми значительными событиями Гражданской войны, посвящено множество фильмов. В том числе — две классические ленты: «Сорок первый» режиссёра Григория Чухрая (по одноименной повести Бориса Лавренёва) и «Белое солнце пустыни» режиссера Владимира Мотыля. В первом фильме действие происходит возле Аральского моря в начале 1919 года, во втором — в Закаспийской области, на побережье Каспия, где-то в 1920–1921 годах.

Некоторые историки окончанием Гражданской войны считают образование СССР, состоявшееся 30 декабря 1922 года.

В этом есть резон. На территории, где укрепились большевики, находилось множество разномастных, формально независимых советских республик. При этом многие их этих «независимых» государств выглядели очень странно. К примеру, в Бухарской и Хивинской советских республиках жило примерно поровну узбеков и туркмен. После ликвидации монархий существование этих отдельных государственных образований невозможно было объяснить никакой логикой.

В 1922 году коммунисты начали всю эту пестроту приводить в какой-то порядок. Именно начали, потому что процесс шел довольно долго. Республики ликвидировались, сливались, объединялись, появлялись «республики второго порядка» (АССР)…

И тут возникает вопрос: а зачем вообще было городить этот огород — создавать союз республик, каждая из которых имела все атрибуты государственности? Ведь ни для кого не было секретом, что рулит Москва.

Притом границы между республиками проводились достаточно произвольно. Кстати, приходилось слышать, что коммунисты этот «произвол» допустили с какими-то коварными замыслами — хотя любой, кто бывал в Закавказье или Средней Азии, знает: провести там национальные границы так, чтобы все были довольны, просто невозможно. Кстати, в двадцатых годах союзные республики имели куда больше «степеней свободы», нежели впоследствии…

А между тем в момент создания СССР в мире имелось государство, построенное на похожих принципах — Соединенные Штаты Америки. Вспомним его историю. Весь XIX век шло освоение новых территорий — и возникали новые штаты, которые без особых проблем «подстегивались» к государству.

В случае с СССР дело было не в новых территориях, а в идее мировой революции, которую тогда еще не списали в архив. К 1922 году стало понятно, что процесс этот в любом случае будет длительным. И как в теории должны присоединяться новые народы к «братской социалистической семье»? Правильно — как новые социалистические республики.

Заодно такая система позволяла вести довольно гибкие политические игры. К примеру, Тувинская народная республика вошла в состав СССР только в 1944 году — хотя задолго до того полностью зависела от Советского Союза. А Монголия так и вовсе не вошла… Зато поглощение прибалтийских государств с формальной точки зрения прошло совершенно законно.

Кстати, Сталин, который явно скептически смотрел на перспективы мировой революции, в 1922 году предлагал иную модель СССР — такую, какая сейчас существует в Российской Федерации. Но романтики его не послушали…