Вылезая из машины, я осторожно огляделся. Он, несомненно где-то рядом… Я помню, как Он выглядит, но вот в очередной раз увидев Его даже этим замечательным летним утром, я вздрогнул. Огромная черная голова внимательно и безотрывно смотрела прямо на меня…
Я не выдержал и отвернулся.
Кругом шли люди. За моей спиной затормозил раскрашенный под джип «козлик» — машина с номерами Арбатского военного округа. Из нее, кряхтя выбрались нестарый еще генерал в мятых штанах с красными лампасами и ярко-рыжая деваха в футболке и мини.
Они ничуть не пугались Головюста… Мне стало немножко легче.
Да, пара в высшей степени нетипичная и, скорее всего, они направляются туда же, куда и я. Впрочем, скоро я это точно узнаю.
Головюста придумал Сержант Пеппер, когда мы работали здесь в стройотряде. С утра, до развода на работы, к нашей краснознаменной бригаде подошел юный дубофак (а все слушатели Школы делились на Биномов и Дубофаков) и спросил:
— Братцы, вот я знаю, что когда по плечи — это бюст. А когда по шею?
Сержант Пеппер поскреб небритую щеку, посмотрел в небо и увесисто произнес:
— Головюст.
— Спасибо, братцы. До чего ж умный народ (это он уже своим)!
Я осторожно обогнул Головюста и неторопливо двинулся к проходной Института. Куда идти, я, конечно, забыл, но, уверенно двигаясь за сладкой парочкой, пришел, куда мне было надо.
В приемной Лысого Академика крутилось еще пара-тройка штанов с лампасами и их разнообразных помощников. Я осторожно встал сзади. Кто-то неожиданно тронул меня чем-то холодным за локоть. Головюст!!! Я вздрогнул и обернулся. Это была та самая дева, которую я встретил с генералом на улице. Она протянула мне ладошку, мило улыбнулась и сказала:
— Привет! Меня Оксанкой зовут. А тебя?
— А меня — Котом.
Она рассмеялась неожиданным хриплым смехом:
— Нет, правда?
— Правда! А почему у тебя руки такие холодные?
— А у меня и ноги холодные, а почему — не знаю… Мужики все ругаются…
— Да ну, мне кажется, летом хорошо…
Я несколько секунд подержал ее руку.
— А где твой генерал?
— Зашел уже на заседание.
— Тогда пошли, а то всыпят сейчас, что ходим, мешаем…
— Побежали, ты только потом не убегай, я тебе телефончик напишу…
Я не ответил.
В полумраке огромного кабинета я сначала не увидел ничего, коме блестящей где-то очень далеко, метров за шестьдесят лысины Главного Академика. Совещание уже началось. Очередной докладчик что-то мерно журчал. Слов за работающим кондиционером было не разобрать совсем…
Я устроился почти в конце длиннейшего стола, Оксана села точно напротив. Докладчика я по-прежнему почти не слышал. Доносились только отдельные слова: «срыв государственной программы», «международный резонанс», «виновные должны быть наказаны». Последняя фраза меня сильно насторожила. Обычно она не предвещает ничего хорошего.
А говорили: «сходи, посиди». Да еще и на эти сутки записали на дежурство. Не нравится мне все это.
Моя визави мило улыбалась и что-то делала под столом. Я не выдержал и заглянул туда. Она громко хихикнула. Ничего особенного, девушка просто сняла туфли…
За открытым окном продолжался жаркий летний день. Впечатление жуткой жары усиливалось воздушным маревом, источник которого был мне пока неясен…
Вдруг, перекрывая все звуки в зале, на улице закричали дурным голосом:
— Взззвооод, пе-е-есню за-апе-вай!!!
И нестройный хор утомленных голосов заорал:
— Медленно ракета уплывает в даль,
Встречи с нею ты уже не жди,
И хотя Америки немного жаль,
СССР должно быть впереди…
Все ясно — очередной стройотряд. Высокое совещание сделало почтительную паузу, дослушав дурацкую песню до конца. Тем временем, толпа разгильдяев притопала точно под наше окно. Я понял, что сейчас в ходе совещания возникнет естественный перерыв. Не думал только, что он настанет так стремительно…
Голос за окном произнес:
— Интересно, что это за бидон, и пар из него какой-то идет?
— Ты че, не трогай. Тебе ж говорили, что здесь ничего трогать нельзя…
Это было последнее, что я услышал. За окном раздался пронзительный свист и через полминуты наступила зима…
На наш подоконник медленно стали падать тяжелые снежинки, видимые в окно провода покрылись плотным инеем, на соседнем окне появились веселые морозные узоры…
Соседка моя с радостным визгом протопала босыми ногами по паркету и вгромоздилась коленками на стул у окна. Высокое собрание заинтересовалось. Но столько, конечно, внезапной зимой, а замечательным видом сзади, который открылся на стуле. Лампасоносцы задвигались, потянулись смотреть. Докладчик умолк. Возник перерыв.
Я вышел в приемную и подошел к окну. Виновники происшествия не смогли, конечно, далеко убежать. Вид их был ужасен. Да, Пушкин вполне справедливо писал: «Вид его ужасен/Движенья быстры…».
Трое создателей зимы быстро кругами бегали под нашим окном, видимо, пытаясь согреться. Один бегать не мог, а только часто прыгал на месте, поскольку очки его покрылись толстым слоем инея, а пятый с лицом ослика Иа-Иа скорбно стоял на одном месте в позе футболиста, ожидающего пенальти — видимо, примерз к земле…
Да, жидкий азот серьезная штука, особенно такое количество. Ничего, лето свое возьмет, травку только жалко…
— Проходите, пожалуйста, работа продолжается, — бархатным голосом поведал мне секретарь и приоткрыл дверь.
Я опять шагнул в полумрак зала. Стало значительно прохладней. Докладчик (уже другой, с шикарной сединой) продолжал что-то вещать. Суда по тону, он оправдывался. Я уселся на свое место.
Конечно, Оксана сняла туфли не просто так. Вдруг я почувствовал ее ступню на своем колене. Действительно, холодные ноги…
Вдруг докладчик демонстративно громко произнес:
— Таким образом, экспертная комиссия пришла к выводу, что инцидент вызван ошибками в программном обеспечении Системы.
— Что скажешь, Кот? — дружелюбно поинтересовался Седой Докладчик.
Я попытался встать, но соседка не убирала ногу. Пришлось пощекотать ее за пятку. Раздался громкий хриплый смех.
Высокое собрание взорвалось:
— Он, ее щекочет там, что ли?
— Кот всегда так, он еще и не то мог сделать…
Нога убралась на положенное место. Я встал:
— Считаю, что программное обеспечение системы регистрации не могло вызвать обсуждаемый здесь факт несрабатывания заря…
— Стоп. Здесь не у всех допуск есть…
— Прошу прощения. Несрабатывания термоядерного реактора одноразового действия.
— Но ведь это по твоему настоянию, Кот, система старта одноразового реактора было соединена с системой регистрации?
— Да, в противном случае мы не могли синхронизировать точно регистрацию с началом процесса. Но сигнал на старт дается не нами. К пуговицам у кого-нибудь претензии есть?
— К каким пуговицам? — генералы выпучили глаза. Шутка не понята…
— Ну, к работе систем регистрации и синхронизации.
— По другим эпизодам — все штатно.
— Ну вот, а вы говорите…
— Ты не нукай, виноватые всегда должны быть…
Так я и знал. Награждение непричастных, наказание невиновных…
— Короче. Вылетишь прям отсюда. Эта, как ее? Вот… про-ход-ка как раз вышла на обрез бокса. Зайдешь и сам посмотришь.
— И что я там, интересно, увижу?
— А это уж тебе видней, Главный дизайн-конструктор.
Издеваются, гады!
Оксана с восторгом смотрела на меня. Она пока ничего не понимала…
Все ясно. Отсюда меня уже не выпустят…
Отлично, а ведь сигнал на срабатывание заряда прошел. Там только тронь чего-нибудь… Интересно, успеет аварийная бригада что-то увидеть или испарится сразу, как на Пятом полигоне? Дурацкие вопросы, однако, лезут в голову… Аварийная бригада, аварийная бригада — лезть-то придется мне.
Генералы выбирались из-за стола, прощались, расходились… Моя неудавшаяся знакомая глядела куда-то в мировое пространство. Вид у нее внезапно сделался невеселый… Я обошел стол, нагнулся к ней, потрогал ее по-прежнему холодную руку, легонько куснул за ушко и тихо сказал:
— Пока.
Ничего себе — сходил за хлебушком!
Из тяжелых раздумий меня вывел голос секретаря.
— Вас генерал Козлов, — значительно проговорил он, протягивая мне трубку радиотелефона.
— Слушаю, КсанПалыч — неприветливо произнес я.
— Привет, — жизнерадостно сказал трубка, — тут в одном месте брандмауэр нужен. Что посоветуешь? Только давай быстрее, а то я на двух телефонах…
— А шлагбаум не подойдет?
О, ужас, моя шутка странслирована во вторую трубку. Я молча ожидал результата.
— Нет, шлагбаум не подойдет. У тебя все?
— Да.
— Ну тогда пока. Возвращайся быстрее — ты мне нужен.
Нужен! Этот жизнерадостный надуватель мыльных пузырей забыл, что сам втравил меня в сегодняшнюю историю. Впрочем, КсанПалыч большой шутник. Вот на днях при мне позвонил куда-то и значительным голосом изрек:
— Алло, это генерал Козлов!
Потом небольшая пауза
— Не генерал кого, а генерал кто!
Хорошо! Я с трудом усидел на стуле.
Вот пошутил — так пошутил. Непонятно для кого это более обидно наверное, все-таки для меня.
Я отдал трубку секретарю. В ответ получил заполненное каллиграфическим почерком предписание. Опять медовая улыбка и бархатный голос:
— Спускайтесь, пожалуйста, вниз. Сейчас будет машина.
Я представляю себе эту машину! Но делать нечего. Я кивнул и двинулся вниз.
Отвратительного цвета уазик с зашторенными стеклами уже стоял внизу. Я протянул предписание водителю, открыл дверь и протянул в темноту руку, чтобы не шарахнуться о какое-нибудь железо.
— Ой, — женский голос с почти неуловимым, но характерным акцентом. Я довольно чувствительно ткнул ее в левое плечо. Сделав стандартное упреждение, я переместился влево от себя и… плюхнулся точно на коленки сидящей в полумраке фемины. Но какие, однако, размеры!
Решаю взять инициативу в свои руки:
— Как тебя зовут?
— А мы уже на «ты»?
— Конечно, ведь я старше по званию.
По-видимому, аргумент показался убедительным. Почему я сказал такую чушь? Подсознание — и враг, и друг… Что бы сказал старик Фрейд? «Бывают и просто сны…» Нет, все просто — я коснулся знакомой ткани. Военной формы.
— Меня зовут Лела.
— Лейла? О Лейла, я твой Меджнун…
— Не Лейла, а Лела! Ты так и поедешь у меня на коленках?
— А что? Так будет гораздо удобнее.
— А в глаз? — какие ласковые интонации!
— Не, в глаз тебе не с руки, вот в ухо… За драку с офицером знаешь, что бывает?
— Какая уж тут драка — дам разочек и все…
Вот уж правда, так правда — действительно уложит с одного удара. А может быть, она имела в виду не это…
— Кстати, ты слышала про такого художника — Бориса Кустодиева?
— А как же! Он последователь великого Пиросмани. Ты думаешь, я могла бы быть у него моделью?
А девушка явно непростая!
Решаю все-таки завершить скользкую тему, поднимаюсь с ее коленок и сажусь рядом на сиденье.
— Что же ты не спрашиваешь, как меня зовут?
— А мне Оксаночка уже все рассказала и велела за тобой смотреть. Ты ведь что-то ей обещал?
Оп! Девушка проговорилась. Значит, нас слушали. Все не так просто. Но не будем пока подавать вида.
— Ничего я ей не обещал…
Постепенно привыкаю к полумраку. Перед глазами вырисовывается орлиный профиль, длиннющие ресницы. Передо мной восточная дева дивной красоты… в форме прапорщика. Невозможно оторвать глаз. Она это понимает, смотрит вниз, подрагивает ресницами и слегка улыбается. Встряхиваю головой.
— Докладывайте, товарищ прапорщик, для чего вы здесь?
— Товарищ капитан… или, может быть, просто Кот?
— Просто Кот.
— Я занимаюсь объектовкой. Командирована посмотреть, как это делается на объектах действий подразделений особого риска.
— На объектах особого риска это делается так же, как и везде. А теперь, пожалуйста, правду. Кто должен был ехать со мной?
Положительно невозможно держать официальный тон. Какая коса! Гораздо… э…э… ниже пояса.
— Разве это важно? Поехала я и все.
— Но ведь ты не должна была ехать! Кто?
— Оксана.
— Почему ее вывели из игры?
— Это другое, конкурирующее ведомство.
Понятно. Теперь мне точно придется лезть. «Бедняга, грибами отравился! А зубы почему выбиты? Да есть не хотел».
— А почему ты?
— По твоим последним тестам я максимально соответствую твоему женскому идеалу.
Чувствую, что медленно краснею. Но не сдаюсь.
— Если ты смотрела мои тесты, то должна была увидеть, что там отдано предпочтение блондинкам.
— Хорошо, я покрашусь.
— Не надо. А вот косу можешь распустить — мне так больше нравится.
Без разговоров распускает косу. Зря я попросил ее это сделать. С минуту просто не могу говорить. Она чрезвычайно довольна произведенным эффектом.
Ну я и вляпался!
Попробуем девушку на прочность:
— Ты знаешь, зачем мы летим?
— Да, в общих чертах — ты что-то должен посмотреть, а я должна посмотреть за тобой.
— Ах, так! Что-то! Эти олухи, которые сегодня сидели на совещании, пытаются создать термоядерный заряд со специальными характеристиками… Не дергайся, водитель ничего не слышит. Этот заряд предназначен либо для накачки лазера, либо для поражения боеголовок в космосе. И вот, четыре дня назад, при испытаниях, был подан сигнал на подрыв и… ничего не случилось. Ты понимаешь, что я должен буду сделать?
Она начинает медленно, но ощутимо бледнеть. Беру ее за руку — лед. Ну сколько же можно сегодня держать женщин за холодные руки!? Продолжать дальше жестоко, но я продолжаю:
— Да, ты правильно все понимаешь. Когда прошла команда на подрыв трогать что-то в заряде смертельно опасно. Но именно этим я и собираюсь заняться. Помнишь: «Я готов понажимать здесь разные кнопочки и повертеть ручки, но предупреждаю, что это очень нездоровое занятие». Ты думаешь, я испарюсь сразу? Нет, сначала я увижу ослепительный свет…
— Прекрати… Кот! Мне сейчас станет плохо…
— Тебе жалко меня, да?
Долго сидит, закрыв лицо руками. Впечатлительная, как и я. Мы уже почти приехали.
— Переоденься немедленно. Не надо создавать нездоровых сенсаций.
Очнулась. Передает мне пакет с одеждой. Я и сам забыл, что через три часа я из августа окажусь в октябре.
Следующий номер нашей обширной программы — перелет военно-транспортной авиацией.
Хмурый пасмурный вечер. Холмистая равнина, покрытая чахлой зеленью. Дует прохладный, довольно сильный ветер. Впереди около горизонта — серая полоска — Океан.
У трапа стоит одинокий человек с лицом Марка Аврелия. Ветер треплет его выцветшую штормовку. Не здороваясь, он медленно и негромко говорит:
— Жизнь выбрала тебя — но ты вправе отвергнуть вызов. Чем станет дорога без пыли и сталь без ржавчины? Кем станешь ты без людей?
— Собой, — продолжаю я, — Нас не спросили, хотим ли мы жить. Но только нам дано выбирать путь.
— Здравствуй, Кот, — говорит дядя Дима. — Ты давно не был у нас.
— Здравствуй, дядя Дима, — отвечаю я. — Я вообще не был на этом полигоне.
— Это не важно сейчас. Здравствуй, красна девица. — это он уже Леле.
— Пойдемте, ребята. Вам надо немножко отдохнуть.
Лела тихонько толкает меня. От этого «тихонько» я едва не падаю на потрескавшийся бетон летного поля.
— Кто это? Почему он так говорит?
Я не отвечаю. Человек, руками разбиравший «козлы» в первых реакторах не может, наверное, говорить иначе.
Но только я не смогу сейчас отдыхать.
— Дядь Дим, закинь меня на точку, я посмотрю макет и схемы.
— Я с тобой, — пугается Лела.
— Не бойся, я пока никуда не полезу, да и потом — тебе туда все равно нельзя. Поезжай в гостиницу, покушай, поспи…
Я сижу, обложившись толстыми схемами на желтой бумаге. Одновременно смотрю на экран монитора и пытаюсь понять, что случилось. Мне кажется, что ситуация не так трагична, как мне это представлялось вначале. Если напряжение снято с управляющих цепей, то, пожалуй, можно рискнуть. Пора размяться и посмотреть ситуацию на месте.
— Дядь Дим, я готов к выходу.
Я стою у небольшого отверстия в пологом склоне холма. Ход идет достаточно полого, но уверенно вниз. Почему-то вспоминаются сказки про гномов. Впечатление портят только части какого-то тяжелого, грязного механизма, которым, видимо, и пробурили эту нору. Машина, которая доставила меня сюда, минут десять назад, ушла. Я ожидая, сигнала, когда все попрячутся по безопасным местам, наслаждаюсь пока тишиной и покоем. Наконец, по связи раздается:
— Первый, слышите нас?
— Да, Бериллий, слышу вас хорошо!
— Приступайте.
Кряхтя и согнувшись, лезу в отверстие и начинаю двигаться к своей заветной цели. «Кряхтя мы встаем от сна. Кряхтя, обновляем покровы. Кряхтя, мы услышим шаги стихии огня, но уже будем готовы управлять волнами пламени. Кряхтя». Классика!
Никакой романтики и ужасов, о которых я говорил Леле, нет, только темнота, сырость и мусор под ногами. Минут через пять я на краю почти сферической камеры, в которой установлено достаточно сюрреалистическое произведение индустриального общества. Заряд выглядит вполне безобидно. Откашливаюсь и громко говорю:
— Бериллий, я первый. На точке. Дайте свет.
— Есть.
И мой голос, и голос командного пункта звучат как-то странно, видимо, довольно сильная ионизация.
Загорается довольно сильный свет. Картина становится еще более мирной.
Так, вот оно! Меня разбирает нервный смех. Сейчас они получат за все. Вспоминается дурацкий анекдот: «Шел мужик по лесу. Увидел танк горящий. Залез он в него, да и сгорел».
— Бериллий, вижу выпавший из гнезда штеккер Г-5. Присоединить?
Что начинается на командном пункте! Дикий шум, я не слышу ничего все, стараясь перекричать друг друга, советуют мне категорически не делать этого! Как будто я сам этого не знаю.
Неожиданно раздается громкий голос Лелы:
— Котик, ты что, решил оставить наших котяток сиротами?!
Шум как отрезало. Да, я не ошибся в этой девушке.
Теперь уже серьезно:
— Внимание! Запись! Говорит первый. Ситуация вызвана отсоединением штеккера Г-5. Выхожу из бокса. Давайте машину.
Я в гостинице. Еще весь мокрый после всяких издевательских процедур. Лела стоит у окна. Подхожу к ней, беру за талию, лицом зарываюсь в длинную ароматную гриву и говорю:
— Так что ты говорила насчет котяток?