Я осторожно проходил через пеструю толпу, которая вполне почтительно уступала мне дорогу. Дело тут было, скорее всего, в том, что я оказался почти на голову выше всех. Именно поэтому я издалека увидел так хорошо знакомый мне затылок.

Подойдя почти вплотную, я негромко произнес загадочное:

— Сеновалитр.

Человек заметно вздрогнул, но не обернулся.

— Ну что, Василич, плохо слышишь или волшебные слова перестал понимать?

Василич обернулся, перевел дух и, сделав печальное лицо, сказал:

— Предупреждать надо. Вот я описаюсь от испуга при всем честном народе — тебе и Родине будет стыдно за меня.

Он почти незаметно повел глазами по сторонам и задал вполне идиотский, с точки зрения постороннего человека, вопрос:

— Ты где сейчас?

— Я в Минске на семинаре, а ты?

— А я в пионерском лагере.

Я расхохотался.

— Вот и развлечешься. Помнишь, Арнольдыч говорил, что лучше в Эфиопии воевать, чем в пионерлагере вожатым.

— Чтой-то невесело ты смеешься. Это хоть и не Эфиопия, но посмотри, солнышко как светит — градусов 30 на улице.

— А ты веселый, я смотрю… Думаешь, на прогулку приехал? Посмотри влево и назад…

— Я смотрел уже и даже послушал. Это американы, туристы…

— Да? Ты взгляни повнимательней — главный-то почти что Шварнеггер, только чуть в плечах шире. И тоже, на север путешествуют, как и мы?

— А две девки зачем?

— Эти девки скрутят тебя в бараний рог за пять секунд. Это наверняка радистка и шифровальщица.

Василич опять заметно вздрогнул:

— Вечно ты, Кот, настроение испортишь. Во-первых, как Ильич говорил конспирация, батенька, конспирация, а во-вторых, что ты меня пугаешь, может все обойдется. Про новое мышление вот каждый день говорят.

— А раз новое мышление, то нечего ставить во все дыры всякую пакость…

— Ладно, Кот, не злись, прорвемся. Пойдем, вон наша машина. Эй, ты пиджак зачем одеваешь?

— А я сейчас с прохлады выскочу на твои 30 градусов, потом опять в кондиционированный автомобиль и будешь ты мне всю дорогу сопли вытирать.

Ехали мы недолго. Минут через двадцать Василич свернул в узенькую улочку и остановился. Мы вылезли и встали в тень. Через полминуты я понял, что мы не одни. Так, за спиной двое, оба с оружием…

— Лореляй, прекрасная песня, — произнес один из них на отвратительном немецком.

Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Что-то много смеюсь плохой признак. Василич серьезно ответил:

— Дык в ней дух нации!

Оба парня подошли к нам. Ну что же, легенда неплохая — белокурые, плечистые парни — «характер нордический, стойкий».

— Сергей.

— Павел.

— Кот и Василич.

Они переглянулись. Мы пожали друг другу руки.

— Ого, — сказал Сергей, — серьезные дела…

Я оглядел их и спросил:

— Рязань, КРСН?

— Да, командир. Откуда…

— Оттуда. В первый раз здесь?

— Ага, — это Павел.

— Так вот, ребята, давайте стараться, чтобы не в последний, здесь не шутки и не прогулка.

— Ты не пугай, командир, мы и дома хорошо живем.

Василич, отстранено обозревавший пыльные окрестности, покрытые чахлой зеленью, обернулся и серьезно сказал:

— Ребята, Кот никогда никого не пугает — но дела наши, похоже, действительно скорбные… Где багаж?

Ребята осторожно затащили в кенгурятник три аккуратно упакованных ящика.

— Тяжелые, блин.

— Вот-вот, а нам их на себе в гору переть…

Гостиница на окраине города казалась абсолютно пустой. За стойкой скучала хорошенькая администраторша. Мы с Василичем, видимо, не произвели на нее особого впечатления, а вот с наших рослых и плечистых спутников, таскавших вещи, она просто не сводила глаз.

Проходя мимо большого тусклого зеркала, я повернулся. В глубине длинного темного коридора неподвижно стояла высокая женщина в темных очках. Поймав мой взгляд в зеркале, она коротко кивнула мне. Неожиданная встреча, но теперь я уверен, что в гостинице с нами ничего случиться не может.

Мы прошли по коридору, аккуратно выглядывая в каждое окно. Неплохо, пастухов наших тоже, скорее всего, доставят сюда.

— Ты думаешь? — озабоченно протянул Василич. Я, оказывается, уже вслух говорю.

— Ты посмотри — место идеальное, а обеспечение и у нас и у них работает примерно одинаково.

Из нашего номера высунулся Сергей и, сделав серьезное лицо, кивнул головой. Мы вошли. Окна была занавешены, на столе стоял распакованный Прибор.

Чудо техники, только вес, да неказистый внешний вид выдают советское, а значит — лучшее. Уникальное изделие — полностью автономный радиоразведывательный комплекс с передачей информации на спутник.

Драгоценный платиновый шуруп в ветхий щит исчезающей Империи.

— Ну что, ребята, — сказал я. — У нас двое суток. По девкам не бегать, водку не пить. Меняться через 4 часа. За автомобилем нашим следить особо, если заметите, что кто-то копается в нем или около — блокируйте. Оружие спрячьте подальше, никакого прикрытия у нас нет. В наш номер категорически никого не пускать. У службы обеспечения заберите фото штатников, которые паслись рядом с нами в аэропорту. Если кто из них попадется на глаза — смотрите за ними и докладывайте. Подготовьте вторую машину. Сюда ее не пригоняйте. Все наши с Василичем параметры — опять же у обеспечения. Какие вещи нам нужны, я надеюсь, объяснять не надо? Если чего не хватит — лично надаю по шее. Все, свободны.

— Строго ты с ними, — это Василич, улегшись на шикарную кровать.

— Не строго, а справедливо.

Тут меня начинают разбирать сомнения и тягостные раздумья:

— Слушай, Василич, а ты хорошо себе представляешь, что нам надо сделать?

— Что, что… — ворчит. — Известно что…

Конечно, улегся на мягкую кровать, и жизнь представляется ему в розовом свете.

— А ты когда-нибудь в горах был?

— Не был, но и что из того?

— Да в общем-то ничего особенного, только работать нам придется выше четырех тысяч метров…

— Я смотрел карту и съемку — там пологий склон, снег только на вершине.

— Тридцать пять-сорок градусов… в общем, да, пологий. Да ты оптимист! А туда же еще доехать надо. И самое главное — ты уверен, что нам не будут мешать?

Василич отворачивается к стене. С минуту лежит молча.

— Не уверен…

Да, портить настроение мне удается сегодня лучше всего. Надо утешить старого товарища:

— Ладно, не грусти. Может, это и вправду туристы. Не забыл еще, с какой стороны брать паяльник? У нас времени — сам понимаешь…

— Да тут работы, как два байта переслать…

— А ты догадываешься, что нам досталось после государственных испытаний? Как будто сам в комиссиях не работал. Комиссия по дырочкам, коллегия по щелочкам, инспектор по отверстицам для маленьких жучков… Короче, спаяй мне пока интерфейсы от моего бука к Прибору. Прогоним еще раз тест-задачи, программы предобработки сигнала, модуль передачи на спутник и блок защищенного обновления софта. Поехали…

Пока работаю, вспоминаю генеральские напутствия:

— Ташбаан, Котяра, идеальное место… для наших дел. Северо-восточный сосед его… гм… уже давно имеет ядерное оружие, юго-восточный — тоже скоро создаст, да и сам Ташбаан не отстает. Три ядерных государства на нашу голову.

Я помалкиваю — «на нашу голову» — это хорошо. А еще лучше, что всем трем мы оказывали техническую помощь. На свою голову.

— А ведь, Кот, что такое ядерное оружие?

Генерал ходит, неторопливо помахивая рукой, представляя себя товарищем Сталиным. И интонации те же.

Что такое ядерное оружие, я знаю, но помалкиваю. Кроме того, генерал все равно ничего не слышит. Глухарь во время брачных песен.

— Так вот — ядерное оружие — это… как ее… инфраструктура. Средства связи, средства доставки, радиолокационные станции… Вот ведь какая ерунда. За всем этим нам надо следить, чтобы точно знать момент…

— …Когда продукция их успешной деятельности посыплется на наши дурные головы? — не выдержал.

Генерал удрученно смотрит на меня.

— Бестактный ты парень… Я разговариваю тут с тобой, время теряю…

— Прошу прощения, КсанПалыч.

— Да ладно… — отмахивается генерал. — Ну, счастливо тебе!

— Спасибо…

Через несколько часов работы я понимаю, что начинаю сходить с ума. Ошибка на ошибке. Большой программе — большие глюки! Надо отвлечься. Взгляд на часы — середина дня. Прекрасно. Пойду прогуляюсь.

Замечательно. Паша, перегнувшись через стойку, кокетничает (да, похоже, я еще мягко выразился) с администраторшей. Я свернул бумажный шарик, тихо подошел и бросил ему в затылок. Что ж, реакция у парня неплохая.

— Ты уже умер. Про сюрекены слышал?

— Слышал. Я неправ, командир.

— Ладно, мне что. Но вот когда в тебя кинут настоящий…

Спустившись на первый этаж, я тихо открыл дверь с витиеватой непонятной надписью.

Она сидела за столом. Чудо природы — шикарная черная грива, ресницы в пять сантиметров, огромные глаза…

— О, горе мне, утонувшему в черных озерах твоих глаз… О, Лела, ты сразила меня в самое сердце стрелами твоих ресниц…

— Эх, Котяра, ты всегда был болтуном…

— Неправда, слово у меня никогда не расходилось с делом.

— В каком-то смысле — да. Что тебе надо?

— Я прилетел только затем, чтобы увидеть тебя, о, несравненная…

— Ах, если бы ты говорил правду… Но я ведь знаю тебя лучше многих…

— А форма прапорщика Советской Армии шла тебе гораздо больше — юбка с лампасами и все такое…

— Сейчас пойдешь вон!

— Неужели ты выгонишь меня, о…

— Повторяешься, Кот…

— Слушай, а ты, по-моему, достигла русского стандарта — 100-80-110. Помнишь, когда я измерял тебя, где-то не хватало, кажется, сантиметров пяти? Ты по-прежнему завязываешь глаза, когда…

— Я всегда была ужасно стеснительной. Так ты придешь измерять меня? Ты помнишь, что для точных измерений я должна…

— Завязать глаза?

— Не надо, Кот… Ведь с тех пор…

Ну вот, до слез довел. Свинья я, однако, а не Кот…

— Лелка, Лелушка, не плачь, я куплю тебе калач!

— Не называй меня так — на моем родном языке это звучит почти нецензурно. Последний раз спрашиваю, что тебе надо?

— К тебе ведь заехали э…э… как бы туристы, дай мне их установочные.

Заплаканное чудо протянуло мне плотно исписанную маленькую розовую картонку. В ней больше всего меня заинтриговала одна строчка — «J. Gricenko». Однако, забавно!

— А фотографии?

— Тетенька, дайте воды напиться…

— А то так есть хочется, что и переночевать негде!

Рассматриваю тоненькую пачку фотографий. Лела помогает мне:

— Вот эта. Специалист по радиооборудованию.

Ай да я! Интуиция, однако! Но будет нам трудно, ой, как трудно!

Лела что-то тихо спрашивает у меня.

— А? Что ты говоришь?

— Я спрашиваю, куда ты полезешь в этот раз.

— А у тебя можно говорить?

— Обижаешь! Конечно, можно!

— На этот раз я полезу… в гору.

— Где это будет?

— Вижу по твоим прекрасным глазам, что ты примерно знаешь, где.

— Да, знаю. Но у вас… четыре точки.

— А дорога отсюда — одна.

— Я поняла. Иди скорее, а то я опять расплачусь…

Ухожу. Не могу сказать, что и мое настроение сильно улучшилось.

От очередного тура патологического программирования меня отвлек шум у двери. Похоже, в наш номер упорно пытаются затащить что-то тяжелое…

Я встал из-за клавиатуры и вышел в прихожую. Дверь раскрылась. На пороге стояли Павел и Сергей и… та особа, которую я назвал радисткой.

— Вот, копалась у нашей машины, — сказал Павел, совершенно невежливым пинком направляя девушку в номер.

Да, судя по румяному лицу, растрепанной прическе и расстегнутой молнии на брюках, ребята славно ее потискали. Я посмотрел на них. По-видимому, строгое лицо сделать мне не удалось, поскольку парни синхронно ухмыльнулись, а Сергей сказал:

— Сопротивлялась, однако…

— А вы, небось, схватили без предупреждения за… что попало. Что покраснели? Сереж, взгляни, не пожаловал ли еще кто-нибудь. Паш, помоги девушке в кресло сесть, она устала…

— А я тебя узнала. Ты ведь Кот, точно?

Ну что же, неплохо. Но кое-что за пазухой и мы держим.

— Да, Джули, я Кот и есть. Скажи пожалуйста, ты уже поставила маяк или только собиралась?

Николай Васильевич Гоголь неплохо придумал про немую сцену. Смотрим сумасшедшими глазами и ничего не говорим.

— Не скажу, — и подбородок гордо поднимает, просто Зоя Космодемьянская. Значит, поставила. Плохо!

Но каков, однако, Василич, распевая дурным голосом, он продолжает что-то паять и ничего не слышит.

Что он поет, о, ужас:

— В Красной Армии штыки, чай, найдутся-а… Без меня больше-евики, без тебя-а больше-евики, без нее большевики обойду-утся…

Что-то новое в его репертуаре.

Тут пение замолкает. На пороге появляется суровый Василич… с паяльником. Хорошо хоть дверь закрыл, фигов конспиратор.

Джули пытается встать с кресла, Паша держит за ее плечи… Горячий паяльник в хилых руках Василича впечатляет, девушка безуспешно пытается вырваться, слезы потекли ручьем. Теперь самое время сказать, что Василича из гестапо за зверства выгнали.

— Так, оставьте нас, — это я, уловив благоприятный момент. Василич элегантно берет Пашу под руку и уводит в комнату. Радистка наша Кэт горько плачет на кресле, свернувшись калачиком.

— Ну-ка, хватит, — я крепко встряхиваю ее. — Давай, Юлька, рассказывай. Не бойся, ничего я тебе не сделаю. И вы, и мы на работе. Через пять минут отпущу тебя…

— Юлька… Меня так бабушка называла… Кот, а ты все-все про меня знаешь?

— Ничего я про тебя не знаю и знать не хочу… Мне интересно только, насколько серьезно настроены твои командиры.

— Очень серьезно. Нам очень нужно то, что вы привезли. Особенно софт.

— А иначе?

— На поражение…

— Понятно. Тогда не обижайтесь — я уже сказал — у нас своя работа, у вас — своя, как вы говорите — бизнес — ничего личного…Теперь иди.

— На, возьми, — на ладошке хорошенький маленький слоник-брелок. Елки-палки, талисман ведь свой отдает — никогда женщин не поймешь…

— Ты что, не возьму никогда!

— Он твой теперь. Бери, — и тихо — Ты же меня спас. У нас по твоей книжке курс был — вот я и знаю тебя.

— По красной?

— Да.

Опять задрала голову и сощурила глаза. Сейчас скажет чего-нибудь. Хохлушки, даже канадские, всегда оставляют последнее слово за собой. Точно!

— Так вот, коммендор. Скажите своим подчиненным, что они могут довести до конца то, что они начали делать со мной у машины — либо вдвоем, либо по очереди.

— Иди-иди, мы не по этой части. Плотней, плотней дверь закрывай. Штаны не забудь застегнуть. Сереж, проводи ее.

Закрыв входную дверь, я кричу в комнату:

— Василич, помнишь у Евгения Шварца в «Драконе» — Бургомистр: «…Маразм, эротомания. Идите, девочки»? Ну, ты дал с паяльником!

— Не, Кот, ты путаешь, про эротоманию — это в захаровском фильме.

Мы весело смеемся. Паша и Сергей явно разочарованы и смотрят на меня глазами ручных тигров, у которых отняли добычу.

Маленький деревянный слоник мирно лежит у меня в кармане.

А ведь правда — спас девушку. Сейчас ребята стали бы ее трясти и минут через сорок… Я помотал головой — богатое воображение всегда мне мешало.

Проскочившее «Коммендор» — пожалуй, самая важная информация для меня. Военно-морская разведка. Чего им надо здесь? Радует одно — это не горно-стрелковые подразделения, не альпинисты, не… не… Впрочем, не знаю. Брюсов Ли среди нас нет. Придется умом выделяться.

Что мы можем сделать? Устроить стрельбу по дороге — это ума не надо, ребята сделают. Но здесь мы явно проиграем. Любители почти всегда проигрывают профессионалам. Тут бы здорово помог гранатомет, которого у нас, конечно же, нет. За ненадобностью. Оторваться от них мы не сможем — мы идем с грузом, а они — нет. Задача… Но у Василича с собой Inmarsat. Так-так, уже лучше. Во всяком случае, можно позвонить домой, попрощаться… Станция спутниковой связи плюс ноутбук — это уже нечто. А еще у нас есть то, чего у них нет и быть не может Прибор. Попробуем перенести соревнование на свое поле.

— Василич, ты сможешь дать мне интегральную информации на RS-порту? Компьютер в левом крыле, этажом ниже.

— Понимаешь, Кот, моя штатная антенна на гораздо более высокие частоты, ну радиолокационные станции там, то-се…

— Ну сделай что-нибудь, у Прибора хватит чувствительности, пакеты короткие, их будет много, накопим и восстановим.

— Что ты хочешь?

— Мне нужны только адреса — в основном их исходящий. И пошли обеспечение покопаться для вида в машине.

— Если она поставила маяк, мы не сможем найти его быстро. Там напихана туча всякой электроники — нелинейный локатор его не возьмет.

— А у тебя есть нелинейный локатор?

— Нет, это я те-оре-тически…

— Я думаю, как бы их было не два. А вынимать мы не будем. Сделаем вид, что не нашли.

Хороший человек Василич — никогда не задает лишних вопросов, работать с ним одно удовольствие.

Через два часа, после того, как Василич собрал антенну бегущей волны, я знал об их технике почти все. Ну что же, посмотрим, что у них есть.

Только бестолковые ломятся в сети Пятиугольника напрямую, а заходить надо откуда-нибудь сбоку, скажем через Министерство энергетики. Поднять роутинг на паре маршрутизаторов…

«Шлю я… шлю я ей за пакетом пакет… Только… только нет мне ни слова в ответ…». А вот я и нашел то, что мне было нужно. Скорость обмена маловата, но ничего.

Итак, компьютер у них, в общем-то, вполне обычный. От него заряжаются мотороловские персональные рации, система глобальной навигации, даже принтер есть цветной — карты, что ли печатают или спутниковую съемку. А вот и графические файлики — была бы скорость побольше, скачал бы их. Увидел бы, какие районы они считают предпочтительными для нашего похода.

Посмотрим, что делается сейчас. Ага, вот оно — «численность группы предположительно четыре человека, помещаются в номере…, охрана…» Дальше ругань, что случайно поселили в одной гостинице.

Единственный наш шанс — поближе к месту назначения убить их систему. Хорошо бы задеть также систему персональной радиосвязи и GPS. Может быть, после этого они растеряются и не станут нас догонять. А если станут, то при неработающей радиосвязи… Во всяком случае, наши шансы увеличиваются. Пока поедем, я подумаю, как это можно сделать. За работу, товарищи!

— Ну, что же, уважаемые коллеги! Мы сделали все, что могли, Прибор готов к установке. Ехать на ночь глядя, несомненно, глупо, но это наш единственный шанс. Слушай приказ! Василич и Паша — с Прибором во вторую машину и на точку. Возьмете одного человека из резерва, а то не дотащите. Мы с Сергеем — на нашей, по второму маршруту. Я бы один поехал, но не умею машину водить. Василич, отдай мне свой Inmarsat. Запас времени у нас — 2–3 часа, не больше.

— Кот, ты понимаешь, что это будет?

— Да, вполне — вам одним придется тащить очень тяжелый груз почти двадцать километров. И в гору на четыре тысячи…

— Не придуривайся! Ты понимаешь, что в машине маяк и они поедут за тобой…

— А ты понимаешь, Василич, в свою очередь, что я не смогу правильно поставить и развернуть антенны?

— Да, ты прав. Слушай, ты-то всегда был оторвой, но Серегу все-таки надо спросить.

— Да, ребята, я поторопился. Решайте, кто поедет со мной?

— Нормально, командир, ты правильно решил.

— Сергей, еще раз предупреждаю, что шансов практически нет.

— Я понял, командир. Нормально.

— Все, ребята, все в машину. Здесь обеспечение все уберет. Быстро едем до второй машины и там рассаживаемся.

Через полтора часа мы с Сергеем ехали по запасному маршруту.

— Сереж, ты хорошо едешь.

— Так мы с Пашей уже прошли все четыре маршрута.

— И как?

— Ничего, наш посложней, но справимся.

— Как ты думаешь, когда они найдут нашу машину, они оставят у нее человека?

— Если оставят — у него будут проблемы…

Я явно недооцениваю этих ребят. Я, правда, думаю, что проблем у него все-таки уже не будет. Совсем.

Машина переваливается по крупному щебню. Сине-черные горы, багрово-фиолетовое небо, на верхушках розовый снег — красиво!

— Поспи, Сереж.

— А ты, командир?

— У меня еще дела.

Я перелез на переднее сиденье, поднял столик и включил ноутбук. Задачка несложная, но вот беда — отлаживаться не на чем. Если будут ошибки второй и третьей попытка мне никто не даст. Труднее всего будет вывести из строя радиосвязь. Одно утешает — вывести из строя закрытую радиосвязь существенно проще, чем обычную.

Рассвет. Я заканчиваю. Вместо мыслей в голове какие-то фрагменты типа: mov bx,ax… Главное и самое печальное — я никак не могу отделаться от мысли, что это учения или тренировка. Так и представляешь, что из-за темных кустов, в которых шуршит экзотическая живность, выйдут мои сотрудники со словами типа: «Адекватно, Кот, адекватно!».

Проснулся Сергей. Поехали дальше…

— Приехали, командир!

Я просыпаюсь от кошмарного сна. Час дня. Собираемся, выходим…

Идем медленно. Каждые полчаса включаюсь, проверяю, не появились ли на связи наши преследователи. Пока ничего нет. Видимо, в дороге…

Ранний вечер. Мы начали подъем. Заночуем, видимо, на двух-двух с половиной. Я собираюсь включиться в очередной раз, как меня трогает за плечо Сергей:

— Смотри, командир!

Я вижу далеко внизу отсвет фар. Ага, добрались. Я жду около двадцати минут. Они появляются на связи. Я запускаю свое творение, получаю подтверждение и тут же слышу предательский писк — сел аккумулятор ноутбука. Да, бук жалко, но основное я, похоже, успел. Прошу у Сергея патрон, отхожу так, чтобы из долины меня не было видно. Выдергиваю чеку, с грустью наблюдаю, как темно-вишневое свечение становится почти белым. Восемь тысяч долларов превращаются в светящуюся однородную массу.

— Командир, зачем ты сжег компьютер?

— Понимаешь, Сереж, он больше мне не понадобиться. Нет, не подумай плохого… Просто у него сел аккумулятор, а если… наши преследователи подберут его, то это будет хуже некуда. Лучше бы они отняли бы у нас сам Прибор. У меня же там все программы. И вообще много интересного.

Но вообще я идиот. В целом. Уже темно и наши преследователи наверняка обозревают окрестности в инфраоптику. То-то им сейчас радости — мы осветили все окрестности. Заодно и показали место своего пребывания. Видимо, разреженный воздух уже действует на мой слабый мозг.

И еще одно. Я набираю длинный-длинный номер. Интересно, есть кто-нибудь сейчас на работе?

— Алло! Миш, привет! Допоздна работаешь?

Миша удивлен:

— Привет! Ты же в Минске…

— В Минске, в Минске, не беспокойся… Тут одно дело. Я… для своих надобностей поднимал маршрутизацию на…

Называю две группы по четыре числа.

— Миш, ты записываешь?

— Да.

— Так вот, верни все назад. Моя строка — последняя. Лучше прямо сейчас. Пока.

Кладу трубку. Домой, что ли позвонить? Нет, не буду.

— Сереж, не хочешь позвонить?

— Да нет, я уже… попрощался. Не стоит.

— Ладно. Сереж, давай немножко переместимся, а то я… сильно осветил наше теперешнее место. Мало ли, что. Как ты думаешь, у них нет ракеты?

Сергей веселиться. Видимо, представил себе, как из долины по нам пальнут ракетой. Очень смешно. Берем вещи и перемещаемся метров на четыреста в сторону и вверх.

Раннее утро или, скорее, поздняя ночь. Очень холодно. Пути наши расходятся — Сергей остается, я поднимаюсь выше.

— Командир, если до четырнадцати за тобой никто… не придет, спускайся в долину к машине. Только другим путем. Я их погоняю здесь. Не ночуй на высоте. Здесь… место нехорошее.

— Понял, Сереж. Спасибо тебе.

Пожав руки, мы расходимся. Скорее всего, мы видим друг друга последний раз. Я поднимаюсь, не оборачиваясь назад.

Иду, как машина. Старательно обхожу осыпи. Изредка поглядываю на снимки местности. Иду неплохо — спасибо Школьной физкультуре. Когда мы каждый день бегали до находящегося близ Школы кладбища, Сержант говорил… Стоп, что он говорил? Это очень, очень важно: «не забыть бы мне вернуться!».

К полудню я на своем месте. Долго вожусь с палаткой. Руки не слушаются, сердце колотится где-то в голове. Наконец, устраиваюсь.

Когда сидишь — вполне ничего. Может, вывернулись?

От нечего делать отрезаю сантиметров семьдесят реп-шнура и завязываю на нем узел размером с кулак. Они наверняка не рискнут стрелять, а получившейся штуковиной я отобьюсь от любого холодного оружия. Если только его не будут метать… М-да! И еще очень хочется верить, что первым подоспеет специалист по радиооборудованию…

Половина второго. Через полчаса буду спускаться.

Слышу вдруг какие-то подозрительные звуки. Кто-то тихо идет по снегу…

Ну, что же — очередь за мной. Вставай, значит, Фердинанд, пора ехать в Сараево. Я вылез из палатки.

Зрелище не для слабонервных.

Допрос инопланетян-негуманоидов в штабе Киевского военного округа. Некто в шлеме с зеркальным стеклом во всю физиономию и кевларовом комбинезоне вполне марсианского вида стоял, направляя на меня нечто, по-видимому, стреляющее. Поскольку я плохо слушал лекции по стрелковому оружию спецназа противника, то совершенно не испугался и с интересом смотрел, что будет дальше.

Некто снял шлем, рассыпав по плечам длинные волосы. Юлька! Лицо строгое, губа закушена…

— Отдавай то, что принес и быстро уходи!

— У меня ничего нет.

— Как нет?

Быстро проскальзывает мимо меня в палатку. Вылезает с растерянным лицом и достает радиостанцию.

— Не трудись, она не работает. И GPS тоже.

Ну что за беда! Обязательно надо похвалиться. Хацкер хвастливый, первый сорт. Сейчас сгоряча застрелит и все дела.

— Это ты сделал?

— А то кто же?

— Так теперь я не найду своих и они нас…

— Именно этого я и добивался…

Оп! Да, получить ногой по физиономии даже от такой красавицы не очень приятно…

— Ты чего дерешься?

— Дерусь!? Да я тебя сейчас… Ай, отпусти, больно!

Невелика, однако, заслуга уложить соперника в два раза меньшего веса.

— Ну-ка, пойдем быстрее!

— Нет, я не хочу…

— Не сходи с ума! Давай быстро вниз, видишь, беда какая-то начинается.

Сергей на зря сказал про 14 часов — погода действительно резко поменялась — стал подниматься какой-то отвратительный туман, сильно похолодало. Спохватившись, быстро забегаю в палатку за вещами.

Но хороша же эта растрепа — стоит столбом. А уже практически ничего не видно и в тумане (или у меня в глазах) началось какое-то подозрительное движение.

— Где твой шлем?

— Не знаю, где-то бросила…

Хватаю ее за руку и тяну за собой. Идет, не сопротивляется, только бы не упала в обморок. Да, руку я ей здорово помял.

Начинаем спускаться другой дорогой. Главное, не встретить случайно ее… гм… коллег.

Прошло два часа, а мы спустились только метров на пятьсот. По-прежнему почти ничего не видно. Джули ложится в снег.

— Что с тобой, девочка?

— Иди, Кот, оставь меня…

— И не подумаю! Я не умею машину водить, кто меня назад повезет?

Наверно, я сказал что-то очень интересное. Смотрит удивленными глазами:

— Ты не шутишь, Кот?

Ей, по-моему, нравится эдак кокетливо растягивать «Ca-a-t».

— Нисколько. Хочешь, я немножко понесу тебя?

— Ты что! Нести на руках вражескую шпионку — тебя же дома расстреляют. Если вернешься.

Важное дополнение!

— Не, за это сейчас не расстреливают, а только гонят с работы или, на худой конец, в Сибирь ссылают. А ты думаешь, кто-нибудь узнает?

А она легкая-легкая!

Тихо смеется, голову закидывает, а руками крепко за шею держит. Эх, сейчас сожмет руки — и задушит бедненького Котика. Ну и пусть!

А ей действительно плохо — воздуха не хватает совсем. Оно и понятно, вся гоп-компания забежала в гору почти бегом — сейчас у нее в крови кислорода почти нет и взяться ему неоткуда. А если шли вверх с кислородом, то тем более соскочила с нормальной атмосферы на жиденький коктейль.

— Рука не болит? — пытаюсь ее развлечь.

— Издеваешься! Болит, еще как, вывихнул точно. Ты меня несешь как ребенка…

Нежно губами трогает ссадину на скуле. Вот так всегда — сначала лупим, потом жалеем…

У меня подгибаются ноги. Я сажусь в снег, потом откидываюсь назад. Ее глаза совсем близко. Страшная черная глубина, зрачков, кажется, нет совсем.

— Ну-ка, слезь с меня, я встану.

Так я долго не протяну. Беру ее за руку и за ноги и — на шею недоведенный до конца прием рукопашного боя под странным названием «мельница». Теперь нести гораздо удобнее. Так и надо было с самого начала и нечего выпендриваться. Она лежит у меня на плечах совершенно безучастно, даже не шевелится. Вдруг тихо:

Я продолжаю:

За временем не слежу. Полностью сосредоточился на ходьбе и радуюсь только, что иду вниз, а не вверх…

Идем вроде тихо, а спустились еще метров на шестьсот. Сквозь клочья тумана виден типичный рериховский пейзаж — бледно-фиолетовое небо, ярко-синие заснеженные горы. Но теперь уже все это выше нас. Кажется, вышли.

До машины мы дошли только поздно ночью. Втаскиваю свою ношу в салон, успеваю в последнем проблеске откинуть сиденья и закрыть двери и засыпаю сном, больше похожим на глубокий обморок. Свинья свиньей, даже не посмотрел, что с ней. В уголке сознания мелькает мысль о Сергее.

Через пару часов я начинаю задыхаться, температура поднимается, наверное, до сорока. Знобит со страшной силой. Я ничего не помню и не понимаю. Кто эта девушка, которая считает мне пульс, смазывает чем-то прохладным лицо и делает какие-то уколы? Где я, почему так тесно?

Просыпаюсь в середине дня. Живой. В секунду все вспомнил. Лицо все стянуто — видимо, сильный ожог ультрафиолетом. Руки-ноги вроде в порядке. На мне серый ангоровый свитер размера на три меньше моего…

Юлька сидит вполоборота ко мне. Закусив верхнюю губу, перебирает какую-то свою медицину. На ней моя куртка…

Через ресницы подглядываю за ней. Через пару минут она ловит мой взгляд, улыбается и вдруг, повернувшись спиной и смешно поведя загорелыми лопатками, сбрасывает мое барахло. Через секунду мое лицо щекочут длинные волосы и тихий смеющийся голос, нежно фыркая в ухо, спрашивает:

— Ты живой, Кот? Можно, я немножко побуду твоей Кошечкой?..

Через час мы едем. Когда мы проезжали мимо их машины, Юлька слегка притормозила. Привычно закусила верхнюю губу и вдруг остановилась. У машины никого нет. Ничего не говоря, выскакивает… Мне все равно. Обидно, конечно, если… Нет, не хочу даже думать об этом. Через пару минут возвращается с канистрой. Заправляемся. Где же ее люди и Сергей? Боюсь, теперь не узнаю этого никогда. С этими мыслями и засыпаю…

Через закрытые глаза вижу мелькание солнца в ветках и острый лучик от латунной шишки на руле, который бодро вертит Юлька. Шпионка. Радистка. Кошечка. Скоро мы приедем и попрощаемся. Навсегда?

Она тормозит и, глядя на меня каким-то отстраненным взглядом, говорит:

— Вот и все. Вылезай, Кот.

Я сразу все понял.

— Скажи, куда ты сейчас собираешься ехать?

— Ах, куда!? У тебя хватает наглости это спрашивать? Там остались Сандра и Боб…

— Не надо иллюзий, — как трудно это выговорить! — там… нет никого…

— Нет!? Это ты… ты их… из-за тебя…

— Ну, договаривай!

Безутешно рыдает, склонившись на руль.

— Я тебя не пущу никуда. Бросай машину и иди в свое посольство.

— Я поеду.

Не торопясь беру ее шикарный нож, который лежит у меня в ногах и медленно провожу лезвием по в левому запястью. Хорошо, вену перерезал сразу…

— Что ты делаешь, кретин!

— Нет, я — Кот. Зато теперь ты точно никуда не поедешь.

Размазывая слезы пополам с моей кровью по щекам, начинает бинтовать мне руку.

В тени машины я лежу головой на ее коленях. Она только что сделала мне уколы от столбняка. Ей явно нехорошо, периодически она сильно вздрагивает от сдерживаемых слез. Я знаю, что утешать сейчас нельзя — сделаешь только хуже. Глаза закрываются…

Резко, как от удара просыпаюсь. Понимаю, что проиграл. Лежу в тенечке, рядом аккуратно сложены мои вещи, лежит чемоданчик Inmarsata. Ни Юльки, ни машины. Сильно кружится голова, видимо, укол был не только от столбняка. Поднимаюсь, в кармане листочек записки:

«Кот, прощай. Тут недалеко, дойдешь пешком. Ты меня поймешь. Береги слоника. Ты должен отдать его. Потом. Ты ее сразу узнаешь». И латиницей внизу «Юлька».

Как там у Визбора — вот и закончилось все, возвращаться пора…

И опять утро. Я сравнительно бодро вышагиваю по дороге. Ни единого человека. Шум приближающейся машины. Пока соображаю — спрятаться или нет, машина останавливается метрах в 20 впереди меня. Классика. Разбирает абстрактный интерес — из чего будут стрелять. Вот «Узи» хорошая вещь…

Дверь водителя распахивается.

Вот это сюрприз — Лела!

Я опускаю на землю чемоданчик с Inmarsat'ом, протягиваю вперед руку и громким голосом пою:

— Где ты, моя черноглазая, где…

Допеть до конца мне не дают.

— Ой, ухо отпусти!

— Вот тебе, Котяра, вот тебе за все, — очень больно таскает меня за ухо. Я не сопротивляюсь. Поделом!

— Это кто же тебя научил маленьких обижать?

Отпускает меня. Отворачивается, идет к машине. Я за ней. Довольный, усаживаюсь в прохладу, как всегда на заднее сиденье по диагонали от водителя. Черная грива загораживает мне все. Лела, не глядя на меня, говорит:

— Кто это тебя так отделал?

— Понимаешь, снежный человек встретился…

— И он же руку забинтовал?

Я в затруднении замолкаю.

— Ох, Кот, какое же ты трепло! Твои уже в аэропорту. Я тебе взяла билеты на сегодня и на завтра, на выбор. Со своими полетишь или завтра? — ее голос в конце чуть заметно дрогнул.

Да, жизнь богата выборами между плохим и худшим. Мысленно в который раз назвав себя свиньей, говорю:

— Сегодня. А то мне еще завтра доклад делать… в Минске.

Она резко трогает с места…

Я сижу у мамы на даче в кухне и пью чай с клубникой. Мама тревожно смотрит на мою забинтованную левую руку:

— Как это тебя угораздило?

Дожевывая, невнятно говорю:

— Да вот, зазевался, дверью в поезде чуть прижали, ничего страшного.

— Но зато загорел здорово.

Да, загорел я здорово. На всю жизнь. Но ничего, мама скоро перестанет это замечать…

Когда мне становится слишком весело, я смотрю этот файл. Высота съемки очень большая, но видно все четко.

Юлька сидит, прислонившись спиной к большому валуну. Руками обхватила колени, волосы рассыпались, лица не видно. Ведь она спит, правда?

Она не обманула меня. Я действительно встретил ту, о которой она мне написала в записке. Но это уже совсем другая история.