Звук вскипающего чайника совпал с осторожным постукиванием в оконное стекло. Такое впечатление, что постукивают ногтем. Это весьма занимательно, поскольку окошко мое находится на третьем этаже. Я оторвал взгляд от чайника и посмотрел в окно — красивый разноцветный волнистый попугайчик сидел на моем подоконнике.

В соседней комнате — рабочем зале — раздалось громкое жеребячье ржанье. Гала, секретарь нашего отдела, процокала каблучками по коридору. Начался очередной рабочий день.

Две желтенькие липучие бумажки, висящие на системном блоке моего компьютера, говорят о том, что сегодня мне предстоит отчитываться по долгам. На одной из них написано — «дискета», на другой — «Платон Каратаев».

Все-таки интересно, откуда взялся попугай? Он по-прежнему печально сидит на улице и изредка тюкает клювом в стекло. Эта птица наверняка перелетела через дорогу от соседствующего с нами мрачного пятиэтажного здания, к которому каждое утро подтягивается толпа веселых людей с погонами медицинской службы. Не пущу я этого попугая, не нравится он мне. Комплекс царя Дадона. Наклюет он меня сейчас в слабую голову и все. Заболею какой-нибудь бубонной чумой.

Навестим пока подчиненных. Дверь в соседнюю комнату открыта. Все на месте — Иван, Михаил и два Алексея. Как только я появляюсь на пороге, моя дорогие коллеги встречают меня уже слышанным мною сегодня ржанием. Они показывают на меня пальцами и наперебой:

— Посмотрите на него! Она от него проперлась, просто проперлась!

Вчера я выступал на конференции Министерства образования с сообщением о новых программах обучения по нашим специфическим специальностям. Короткое рутинное выступление на секционном заседании. Но вдруг через минуту после начала в наш зальчик заглянула толпа высших чиновников Минвуза. Я спокойненько отговорил свое и уселся на место, надеясь в первом же перерыве сбежать. Но на вопрос ведущего: «Не желает ли кто-нибудь выступить?» вдруг последовала нетривиальная реакция.

В рядах минвузовской комиссии поднялась шикарно одетая дама лет сорока пяти, неторопливым шагом, полным собственного достоинства, проследовала на трибуну. Зал с интересом смотрел на костюм от Кардена с меховой оторочкой и думал, наверное, о проблеме недостаточного финансировании высшего образования.

Дама дунула в микрофон и томным голосом изрекла:

— Мне очень понравилось выступление вот этого мальчи… вот этого товарища, э…э нет, господина. Коротко, предельно ясно, методически выдержано.

Она обвела зал строгим взглядом. Чувствую, что она хочет меня похвалить. И точно:

— Я просто… проперлась!

Еще один взгляд в зал и процессия удалилась.

Надо же, как быстро распространяется информация в постидустриальном обществе. Теперь мои подчиненные будут развлекаться полдня.

— Ладно, хватит ржать. Какие новости? Иван, — посмотрел на Третьего, — у тебя есть что-нибудь? У нас сегодня последний день.

Третий отрицательно покачал головой. Я так и думал.

— Сколько ты уже успел перебрать паролей?

— Все пароли длиной до 5 символов включительно. Нужного пока нет.

— В этом я не сомневался. Как ты себе представляешь пароль длиной четыре символа?

— Ха, — в разговор вступил Михаил, — я очень хорошо себе представляю даже и пароль из трех символов.

— Веселитесь, веселитесь! А мне, между прочим, по этому делу придется докладывать Улыбчивым Парням.

Народ сразу погрустнел. Улыбчивые Парни — руководители нашей славной организации — шутить насчет паролей в три символа не будут. Они вообще не умеют шутить. В принципе. Нет у них в организме такого свойства.

Мне довелось недавно сопровождать Улыбчивых Парней в редакцию популярного журнала, где у них брали интервью и пытались сфотографировать.

Девушка-фотограф навела объектив на одного из них и сказала:

— Сейчас лампочка на фотоаппарате моргнет три раза и после этого будет вспышка. Приготовьтесь.

Первый Улыбчивый Парень послушно мигнул три раза в такт лампочке и был сфотографирован. Поскольку фотодевушка рассмеялась, снимок получился не очень резкий. Она смущенно рассмотрела снимок и сказала:

— А вы не могли бы как-то вот… э…э… улыбнуться?

Первый Парень в знак понимания кивнул и, снова моргнув три раза… улыбнулся. Мы с интересом разглядывали жуткий оскал. Делать было нечего.

Я с преувеличенной бодростью произнес:

— По-моему, получилось совсем неплохо.

Парни посмотрели и синхронно кивнули.

Фотодевушка пискнула:

— Так мы остановимся на этом снимке?

Опять кивок. Второй Парень вдруг смущенно посмотрел на нас. Я ужасно удивился.

— А нельзя ли и меня… чтобы и я… так же хорошо… получился?

— Сейчас сделаем, — снова пискнула наш фотограф и, кусая губы, чтобы не расхохотаться, сфотографировала второго.

Этот журнал теперь лежит у нас на почетном месте. Если кто-то из моих подчиненных будет шалить, я покажу его и пообещаю, что Улыбчивые Парни заберут его навсегда. И съедят.

Михаил наш Сидоров очнулся и вступил в наш содержательный разговор:

— А… это… надо заняться целенаправленным перебором. Где-то взять дополнительную информацию…

Мы с Третьим не выдерживаем и громко хохочем. Но мысль действительно интересная, хотя и не новая.

— Спасибо, Миш. Действительно, хорошая мысль.

Михаил, смутившийся было от нашего смеха, оживляется:

— Да, Кот, ты не знаешь, где можно взять гранитную плиту? Я тут колонки купил хорошие. Надо их установить как следует.

— Нет проблем, Миш, — я оборачиваюсь к Третьему. — Иван подскажет тебе.

И выразительно смотрю.

Шутки шутками, но надо что-то делать. Я возвращаюсь к себе. Беру в руки дискету вокруг которой и идет суета. «Суета вокруг дискеты» — чем не название? Не новое, правда… Не смешно, зато смертельно! Там несколько файлов, закрытых на неизвестном нам пароле. Судя по названиям файлов, информация, которая в них располагается, может в один день свалить правительство небольшой соседней страны. Именно поэтому Улыбчивые Парни очень хотят ее прочитать.

Идея насчет дополнительной информации действительно хороша. Но всю дискету я пересмотрел. Все слова, которые там встретились, мы попробовали. Надо учесть, что у нас только копии самих файлов. А подлинник… Да, есть еще один путь. Я снимаю трубку телефона оперативной связи и, глядя в затрепанный справочник, набираю номер. Первый гудок еще не успевает закончиться, а звонкий женский голос уже отвечает:

— Секретариат заместителя министра!

— Зоинька, привет!

— Здравствуйте! Здравствуй…э…э… Котик.

Каждый раз девушки смущаются и не знают как со мной себя вести. Их можно понять. Большая и суровая начальница этих амазонок часами разговаривает с каким-то непонятным человеком. Со мной. А потом подолгу сидит молча или плачет. Непорядок, беда какая-то.

— Зоинька, а где же наш очаровательный черноглазый заместитель… гм… министра?

— У… Лелы сейчас совещание. Она обязательно вам… тебе перезвонит.

— Спасибо. Буду ждать.

Кладу трубку и собираюсь пойти к ребятам. Но тут звонок.

— Слушаю.

— Привет, — это наш генерал Козлов. — Как там, не прочитали дискету?

— КсанПалыч, я вам сразу сказал, что задача практически неразрешима…

— Ну, я так руководству и говорю. Но зато, представляешь, если мы сделаем это, какой я… какие мы будем молодцы? Давайте, ищите. И вот еще что. Срочно выясни такие вопросы… э…э… Сколько всего строк в свободно распространяющихся… — тут генерал затрудняется и по буквам. — У… У них, тьфу… Unix. Так. Сколько всего ошибок в продуктах Microsoft и…

— Прошу прощения, я не успеваю… Значит, КсанПалыч, я записываю… Сколько звезд на небе, так?

Генерал издает негромкое рычание.

— Ты мне тут, блин… Ты брось это… Понял, да? В семнадцать доложишь.

Я иду с этими поручениями опять в рабочий зал. Вопросительно гляжу на Третьего. Он снова отрицательно качает головой и глазами показывает на увлеченно говорящего по телефону Михаила. А слышно нам вот что:

— Девушка, да, да, добрый день. У вас можно купить гранитную плиту? А… что? Размеры? Ну, девяносто на сорок. На кого оформить заказ? Пишите Сидоров, Михаил Владимирович…

Пауза. Видимо, на том конце записывают. Миша продолжает.

— Год рождения? Гм… Шестьдесят восьмой. Как, как вы сказали? Нет, я еще жив…

Миша кладет трубку и ошалело смотрит на нас. По моему, он сейчас будет кого-то бить. Я поспешно возвращаюсь к себе. Дать Мише телефон фирмы по изготовлению надгробных памятников — неплохая мысль, совершенно в стиле Третьего.

В моей комнатке стоит Гала с бумагами и перестукивается с попугаем. Приоткрыла окошко и пытается его подманить. Хитрая птица не летит в комнату и ее, птицу эту, вполне можно понять.

— Гала, привет! Не зови его, он прилетел от бактериологов…

Девушка стремительно захлопывает окно и спрыгивает с подоконника. Испуганный попугай перелетает к другому окну.

— Фу, напугал. Я документы тебе принесла.

— Клади на стол, я посмотрю.

Уходит и очень хорошо. Потому, что раздается звонок оперативной связи.

— Слушаю.

— Привет, Котяра! Что, не можешь без меня?

Я говорю голосом, соответствующим команде «Смирно»:

— Товарищ заместитель мини…

— Если ты будешь придуриваться, я положу трубку.

— Здравствуй, Лелуша, прости меня. Действительно, не могу без тебя. Я соскучился.

— Все ты врешь, — мечтательно говорит Лела. Я так и вижу, как она сидит и вкусно потягивается в своем шикарном кресле. — Ты трепло и врунишка. Самый лучший из всех.

— Ах, как приятно. Ты мне льстишь. Как твое замужество?

— Ах, — передразнивает меня Лела. — Оно расстроилось. Ты рад?

— Честно сказать?

— Скажи сначала официально, а потом честно.

— Хорошо. Выражаю свои соболезнования по поводу э…э расстройства…

Лела неудержимо хохочет. Я жду. Наконец, унимается:

— Так-так. Расстройства… чего?

— Вообще. Расстройства в целом. Но я так понимаю, что оно и тебе было ни к чему.

— Ты слишком самонадеян. Но вообще-то ты правильно понял. А то представляешь, какие слухи распускали про меня?

— Догадываюсь. У тебя в аппарате почти одни женщины… Ты всегда была равнодушна к слухам. Но ты же теперь… как это?

— Что ты хочешь сказать? — теперь чувствую, как она хмурится.

— Все время забываю это слово. А! Вот… по-ли-тик. Кстати… Что говорят про меня?

— Ничего, — голос Лелы становится стальным. — Никто. Ничего. Никогда про тебя… про нас с тобой не скажет.

— Понял-понял. Слушай, я начинаю тебя бояться….

— Бойся, бойся! Я такая! — несколько секунд молчит. — Что случилось?

— Я держу в руках дискету… Но это только плохая копия. Ты слушаешь?

— Да. И тебе не жалко правительства маленькой, но гордой и независимой страны?

— Ты будешь смеяться, мое большое, горячее и нежное… южное, нет, восточное солнце, но мне наплевать на какое бы то ни было правительство. В том числе и на свое. Меня интересует результат.

— «Большое, нежное, горячее…». Хорошо! Соответствующие услуги по телефону? Одно удовольствие с тобой разговаривать. Мои тоже смотрели эту дискету, но у меня нет таких… как ты. Чем я могу тебе помочь, мой серенький Котик?

— Приезжай, я посмотрю на тебя и…

— Только посмотришь? Не верю!

— Не смущай меня. Пришли мне, пожалуйста, точную копию твоей дискеты по защищенной почте. Образ дискеты можно сделать…

— Я знаю. Ты меня хорошо научил. Я наповал сражаю своих технарей моими глубокими познаниями. Ты можешь обещать мне одну вещь?

— Да, конечно. После того, как я раскрою содержание файлов, я гарантирую, что они не дойдут до… заказчика раньше пятнадцатого. А это уже будет некритично для маленькой, но гордой страны. Я правильно тебя понял?

— И после этого он… этот серый мартовский Кот обзывает меня «политиком». А сам-то ты кто?

— Ты же сказала — серый мартовский…с хвостом и ушами.

— Ну ладно, мне некогда. Через полчаса у тебя все будет. Пока.

— Целую.

Но она уже не слышит — положила трубку.

Будем ждать. Поглядим пока, что мне подкинула Гала. Я берусь за пачку бумаг. «Исходящие документы находят в капусте, а входящие — приносят в секретариат аисты». Слышу в соседней комнате звуки передвигаемой и роняемой мебели — история с надгробной гранитной плитой вступила в свою завершающую фазу.

В пачке документов — листочек с приколотой к нему дискетой. Что такое? Они, дискеты эти, последние дни меня просто преследуют. На этот раз меня просят дать заключение о «наличии в представленном программном обеспечении алгоритмов криптографической защиты информации». Здорово! Особенно приписка в конце: «заключение предполагается использовать в судебном заседании по уголовному делу No…». Понятно, хотят засудить моего старого злейшего друга за работу без лицензии. Дудки, не играю я в такие игры. Но заключение требуют сегодня. Как бы вывернуться?

Включаю компьютер и начинаю писать бумаги. Для достижения бюрократического вдохновения начинаю с жалостливого отчета о том, как мы пытались найти пароль и у нас ничего не получилось. Главное — придумать слова помудренее и посложнее. Вот, например так — «логико-семантический анализ результата не дал». Чувствую, что написал что-то смутно знакомое, где-то я это уже читал. Сижу, вспоминаю. А, вот — «применение служебно-розыскной собаки не дало результатов, поскольку путь отхода был присыпан кайенской смесью». Очень похоже. Неплохо. Если меня позовут на красивый генеральский ковер, бумажка у меня уже готова.

Вот и вдохновение появилось. Разогрелся. Начинаю соображать, как вывернуться из неприятной истории по поводу экспертизы на наличие криптографических модулей. Несколько минут разглядываю красивую дискету с надписью «ООО Гусев и сыновья. Криптобанк». Да, отвертеться трудно.

Ладно. Недрогнувшей рукой пишу: «Всесторонняя научно-техническая экспертиза показала, что на дискете находятся программные модули, содержащие криптографические процедуры. Но делать достоверный вывод о том, что указанная дискета действительно принадлежит „ООО Гусев и сыновья“ не представляется возможным». Вот так. Объективность, объективность и еще раз объективность. «Учиться, учиться и учиться, и еще раз учиться. Вирус Ленин. exe». Представляю, как зарычит генерал Козлов. Но если он такой умный, то пусть сам подписывает другое заключение.

Отвлекаюсь на неясный шум в коридоре. Краем уха улавливаю фразу: «бедненький, в окошко вывалился». Очень интересно. Выхожу посмотреть. Так я и думал. По коридору неверными шагами движется сам великий Арнольдыч. Лицо его мрачно, как и всегда, рука забинтована, рубашка перепачкана йодом. Я останавливаюсь и делаю подходящее моменту скорбное лицо:

— Здравствуй, Олег! С тобой что-то случилось? Ты ударился всем телом?

— Нет, всем телом я ударился позавчера. А сегодня представляешь себе… — Арнольдыч делает паузу. Я начинаю догадываться, что случилось. Делаю титанические усилия, чтобы не расхохотаться. — Так вот. Посмотрел я с утра в окно, а там…

— Попугай?

— Точно! Я решил его пойма… э…э… покормить… А я, между прочим, уже давно говорил, что у нас плохие, неправильные окна и грязные, скользкие подоконники. Безобразие! Хорошо, что у меня второй этаж. Только. И он невысокий…

— Да. Действительно, безобразие. Сочувствую.

Держусь из последних сил. Киваю Арнольдычу, который идет жаловаться дальше и убегаю опять к себе. Минуты три страшно веселюсь, не реагируя на телефон и почту. Потом пью уже изрядно остывший чай и постепенно прихожу в себя.

Вижу, что от Лелы приехало нужное мне письмо, но вспоминаю про поручение КсанПалыча и бегу к ребятам. Не вовремя я! Арнольдыч зашел теперь к ним и завершает свою печальную историю. Я с порога разворачиваюсь и возвращаюсь к себе. Меня почти валит с ног молодецкое ржание. Возмущенный Арнольдыч ковыляет дольше со словами: «Жалкие, ничтожные люди! Никакого сочувствия… Вы еще под стол пешком ходили, а я уже в Эфиопии воевал. Разве за такую молодежь я много раз всходил на эшафот?».

Второй заход. Сделав серьезное лицо, передаю генеральское задание. Народ делает аллегорические телодвижения. Один из Алексеев молча показывает большой плакат: «Я точил карандаши на голове всех начальников!!!».

— Ну, ну, спокойно, это не я придумал. Накидайте коротенькую справку. А чтобы сосчитать строки в исходниках Unix, найдите число символов перевода строки — программа из пяти строк. Ошибки в мягких форточках посчитаете по формуле с учетом общего объема кода и числа уже найденных ошибок. Третий класс, вторая четверть. Дерзайте.

Третьему обещаю через десять минут дать дополнительную информацию.

Сколько я уже сегодня пробежал? Километра два, не меньше. Сохранить хоть какую-то ясность мысли в этих условиях — задача не из простых. Запираю дверь и смотрю Лелину почту.

Здесь информации существенно больше. Запускаю поиск и жду. Внезапно задумываюсь, зачем мне все это надо. Не успеваю додумать эту предательскую мысль до конца, как поиск успешно завершается. Вот, по-видимому, и пароль. Забавно, как это сейчас принято говорить — исламский след?

Переписываю буквы на листочек и снова иду к Третьему. Прошло уже, конечно, не десять минут, а верный час.

Третий вопросительно смотрит. Я протягиваю листочек.

Он удивленно:

— Ins…

Я прикладываю палец к губам. Он кивает и набирает 9 символов. Такой пароль перебором за реальное время не найти и все это понимают. Напряженная пауза… Получилось!

— Отлично! Иван, Алексей, оформляйте дискету на отправку, но раньше завтрашнего дня не отправляйте. Я пойду писать победные реляции.

Смеясь, вместо фраз «логико-семантический анализ результатов не дал» пишу «развернутый логико-семантический анализ позволил получить успешный результат». Зову Галу и отдаю победную бумагу ей. Одно дело сделано.

Быстро бегу обедаю и возвращаюсь продолжать. Теперь «Платон Каратаев». Этим делом у меня занимаются два Алексея. Судя по их утренней занятости, ребята не ленятся. Зову их к себе.

— Ну что, ребята, как дела? Прочитали, что этот страдалец посылал в стольный град Лондон?

Ребята переглядываются.

— В принципе мы восстановили процентов 70 отправленной корреспонденции за полгода до того, как… он перестал работать. Но…

— Что?

— Там совершенно непонятная информация. Как будто писал ненормальный.

Я смеюсь.

— Ребята, так оно и есть. Он же, бедняга, нездоров. Они сами признали. Вот, почитайте, что про него пишет Томлинсон.

Протягиваю им несколько листочков.

— А вот мы еще хотели спросить… Мы ему не повредим этой информацией?

— Ребята, во-первых, это не наше дело. Наше дело сделать то, о чем нас попросили. Не больше и не меньше. Вопросом, который вас так мучает, будут заниматься адвокаты. А во-вторых… Сами же ответили — ненормальный писал. Я уверен, ему это зачтется. Выводите все, что прочитали, на бумагу и Гале на отправку.

Хочется сказать — сумасшедший день. Если бы не все они были такие.

Отпускаю ребят. Тут же звонок. Кокетливая Танечка, секретарша генерала Козлова, напоминает, что я что-то должен к семнадцати. Елки-палки, забыл. Двадцать минут.

Стрелой врываюсь в рабочий зал. С протянутой рукой. Ребята столпились у Мишиного стола и хохочут.

— Ребята, в чем дело?

— Да понимаешь, Кот, какая беда… Мы берем известное число ошибок у старика Гейтса Б., потом общий объем кода продуктов, потом твою формулу. Следи, следи внимательно. Подставляем. Чувствуешь, да? Число всех ошибок сопоставимо с объемом кода.

— Я не вижу тут никакой трагедии. Просто мы математически показали, что мелкомягкие продукты — одно сплошное недоразумение. Поняли? Теперь разделите это число на 10 и быстро вбейте мне в справку. Готово? Я побежал.

В генеральской приемной успеваю сделать секретарше пару комплиментов и проскакиваю к самому генералу.

Он прячет принесенную справку и приветливо смотрит на меня. Это большая редкость.

— А ты, Котяра, молодец! Прочитал-таки дискету…

Жмет мне руку. И продолжает, мечтательно возведя взор к потолку:

— Сами Улыбчивые Парни передали нам свою благодарность!

Понятно. «Сам генерал пожал мне руку… дверью!».

Генерал что-то смущается. Теперь он смотрит куда-то вниз. Нехорошо это. Смотрю на него, жду. Он, наконец, решается:

— Мы тут списочек подготовили на награждение. Всего…м…м… двадцать три человека. Ты тоже есть.

Я «тоже» есть. Это приятно. Никто не забыт, ничто не забыто. Подвиг его неизвестен, дело его бессмертно. И, наконец — «как не впасть в отчаянье при виде того, что делается дома». Последнее выстрадал Ваня Тургенев, держа на коленях Полину Виардо.

Я справляюсь с собой. Киваю:

— Спасибо, КсанПалыч! Разрешите пойти домой, отдохнуть от нечеловеческого напряжения.

Благосклонно кивает из-за стола. Ухожу.

За дверью меня караулит Гала. Надутая до невозможности.

— А…а! Они… они издеваются надо мной! Они все время безобразно ржут… Они… — больше не придумала.

— Гала, не кричи. Они хорошие ребята и прекрасно к тебе относятся.

— А ты, ты… Ты даже имя мое у меня отнял!

Ах, я изверг!

— Ты же знаешь, что имя «Лена» — запретное для меня, а «Гала» — это просто «праздник». Ты же хочешь работать у нас? Тогда не кричи и отвези меня домой.

Через сорок минут я дома. Меланхолично что-то ем. Начинаю читать книгу. Полчаса безуспешно борюсь с вселенской энтропией и засыпаю.

Мне снится, что я еду в прекрасный солнечный день по дамбе от Ленинграда до Кронштадта. Песчаные насыпи по бокам дороги почему-то напоминают мне Африку. И вот Кронштадт. Я тихо брожу по мощеным улочкам, прохожу мимо памятника исследователю Пахтусову. И вдруг оказываюсь там, где много раз бывал. Передо мной серая гладь залива и много лет стоящий здесь К-237. А впереди база подводных лодок…

Телефонный звонок с трудом возвращает меня к жизни. Я откашливаюсь:

— Гм… Алло!

На другом конце — Гала:

Сон в руку.

— Добрый вечер, Галка! А если бы ты не туда попала?

— Я тебя уверенно узнаю по голосу. Поезд в 23.55.

— А сейчас сколько?

— Четверть одиннадцатого.

— Так. «Глубина-глубина, отпусти их…».

— Не шепчи! Все уже вышли.

— А… карамель?

— Вот о ней-то и речь. Давай, выходи к подъезду.

Спасатели, ой, то есть, чиновники, вперед!