Глава 1

Парень был дурак. Ему льстило внимание этого худощавого хищного мужика с волчьими глазами и здоровенными кулаками, внешне напоминавшего матерого, тертого блатняка, но тем не менее слушавшего своего молодого собеседника с уважительным интересом. Поэтому парень пел соловьем.

Познакомились они часа полтора назад. Малый, которого звали Вова, работал барменом мужского клуба «Алая Роза». Вова возвращался домой после ночной смены. Его карманы были приятно отягощены пачками денежных купюр — личной Вовиной выручкой за сутки «напряженного труда». Сумма выручки радовала сердце бармена.

Вова свернул в переулок, выводящий прямо к его подъезду. Неожиданно от стены дома отделились трое громил. Они так быстро и умело взяли Вову в кольцо, что тот не успел даже испугаться.

— Выворачивай карманы, козел! — недвусмысленно предложил один из бугаев.

Бармену стало страшно, но расставаться с кровными башлями ой как не хотелось!

— Да вы что, пацаны? — начал было Вова. — Знаете, где я работаю? Я бармен «Алой Розы»! Наш хозяин — сам Иван Саратовский! Он вас из-под земли выкопает…

Договорить Владимир не успел: бугай, предложивший вывернуть карманы, шарахнул бармена по зубам. Громко визжа, Вова отлетел шагов на пять, упал. Поднялся на ноги, рыча от боли, злости и испуга, сунул ладонь под куртку. Но свой газовый пистолет он успел только вытащить: другой громила, мгновенно оказавшись рядом с Вовой, перехватил и вывернул его кисть. Ствол шлепнулся на мостовую, а хозяин оружия, хрипя, сложился пополам.

— Гляди, Клим, это чмо хотело нас травануть! — выкрикнул громила, продолжая выкручивать Вовино предплечье и ногой отбрасывая пистолет подальше. — Что с ним сделать за это?

— Раздави гадину! — велел Клим.

Парень выпустил уже онемевшую руку бармена и врезал ему крюком снизу вверх, по лицу. Вову подбросило, перевернуло в воздухе, и он плашмя плюхнулся на асфальт.

— Опусти ему почки, Демьян! — в ужасе услышал Владимир голос Клима. — А ты, Андрюха, потом обшаришь его карманы.

Бармен сжался, ожидая неминуемой, казалось, экзекуции. Он уже горько жалел, что сразу не отдал бабки этим беспредельщикам.

— А ну ша, мужики! — раздался вдруг резкий выкрик. Вова приоткрыл зажмуренные глаза. К грабителям направлялся неизвестно откуда взявшийся коротко стриженный парень. Ростом он несколько уступал громилам, а сложен был так, что казался совершенно воздушным на их фоне. «Чем такой сможет помочь?» — безнадежно подумал Вова.

Видимо, то же самое подумал и Клим.

— Демьян, заткни выблядка! — распорядился он. — Защитничек, твою мать!

Демьян, ухмыляясь, двинулся навстречу незнакомцу. Тот остановился.

— Хиляй отсюда, коз-зел! — словно сплюнул слова Демьян. — Хиляй, пока тебя в жопу не отодрали! Ну!

— Петухи поют — протянул незнакомец насмешливо.

— Что-о?! — взревел Демьян, прекрасно понявший оскорбление. Он врезал с ноги, «вертушкой», целя противнику по голове. Однако парень легко пригнулся, уходя от пинка, и сам хватил Демьяна по шее ребром ладони. Громила хрюкнул, ткнувшись физиономией в асфальт. Тут же на незнакомца кинулись остальные двое.

Озверевший Клим с разбегу саданул правой. Парень уклонился. Клим саданул опять — левой, правой, еще раз левой — все мимо — и неожиданно словил подбородком сокрушительный встречный удар. Но, уже заваливаясь навзничь, Клим успел заметить: набежавший сбоку Андрюха сумел мощно лягнуть верткого парня в плечо. Незнакомец упал.

Андрюха метнулся к нему, полный решимости затоптать поверженного «рыцаря». Но тот не дремал. В самый последний момент он вдруг ловко крутанулся с живота на спину, зацепил своей ступней голень подбежавшего Андрюхи, а второй стопой толкнул бандита в коленную чашечку. Бугай рухнул, взвыв дурным голосом. Незнакомец вскочил, сапогом огрел Андрюху по роже, надолго погрузив в отключку. Затем бросился к очухавшемуся Климу. Тот как раз поднимался, но встать не успел: длинный красивый свинг швырнул его ничком на мостовую.

Демьян признаков жизни не подавал: удар в основание черепа вырубает человека капитально.

Незнакомец подошел к Вове, поднял его, поставил на ноги.

— Цел? — спросил он отрывисто.

— Кажется… Спасибо, братан… — всхлипнул Вова.

— Пошли отсюда, — предложил спаситель. — Еще менты наедут, не дай Бог. Куда бы нам нырнуть?

— Идем ко мне! — сразу заявил Вова. — Я рядом живу. Ты, братан, здорово помог мне, давай хоть выпьем по этому поводу. У меня дома море горючего.

— Тогда двигаем! — отозвался парень решительно.

По дороге Вова несколько оправился от шока.

— А почему ты за меня влез? — спросил он подозрительно.

— Я слышал, как ты упомянул Ивана Саратовского. Мне о нем рассказывали. Авторитетный человек. Я и сюда приехал, чтобы выйти на контакт с ним. Надеюсь, ты мне поможешь.

— Я так и подумал, что заступился ты за меня неспроста, с каким-то интересом. Но… — Вова замялся. — Иван бывает в заведении далеко не каждый день, — пояснил он досадливо. — Его еще отловить надо… Да и кто я такой, чтобы знакомить своих приятелей с самим Иваном?! Но я постараюсь, конечно…

— Как тебя звать?

— Володя. А тебя?

— Называй Шаманом. Мое имя тебе знать ни к чему. Да я сам его уже почти забыл. Много лет в Шаманах хожу.

— Усек, — Вова понимающе усмехнулся. — Только что от хозяина?

— Типун тебе на язык, Володя! — Шаман истово перекрестился. — Скажешь тоже… от хозяина. Я молодой был, только-только восемнашку разменял, тогда и влетел за хулиганку. Три года отчалился — с меня хватило. С тех пор я в зону ни ногой.

— А чем промышляешь?

— Я специалист самого широкого профиля по облегчению тяжелых кошельков, — выдал Шаман гордо.

— И больше ни разу не попался?

— Голову на плечах надо иметь.

Они вошли в Вовину квартиру. Владимир провел гостя в комнату, усадил за стол, принес водки, рыночных соленых огурцов, квашеной капусты. Открыл банку черной икры.

— Гуляем! — объявил он, разливая водку по рюмкам. — Первый тост — за то, что ты оказался в нужное время в нужном месте!

Шаман выпил, усмехаясь про себя наивности парня.

…Север нанял троих громил в соседнем поселке — специально для того, чтобы они избили и ограбили Володю. До этого Белов неделю следил за мужским клубом «Алая Роза», подыскивая среди тамошних служащих человека, с которым можно было бы легко сблизиться. «Братва» из охраны заведения для этой цели не подходила — бандиты обычно слишком подозрительны, чтобы поверить чужаку, да и повода для знакомства с ними не находилось. Не годились и проститутки — Север достаточно хорошо знал, насколько они ненадежный, лживый и подлый народ. К тому же Белов нуждался в чьей-то рекомендации, без которой в «Алую Розу» не проникнешь. А рекомендация шлюхи не имеет никакого веса для ее хозяев.

Север остановился на Вове, поскольку тот не походил ни на бандита, ни на совсем уж мелкую «шестерку». Значит, вольнонаемный, решил Белов, метрдотель или бармен. Так и оказалось…

Исполнителей задуманного плана — Клима, Демьяна и Андрюху, бывших десантников, промышлявших ныне уличным разбоем, — Север отыскал в пивной их родного поселка. Опытным глазом сразу определил, что они за птицы. К серьезной группировке прибиться еще не успели, посему беспредельничают. Дальнейшая судьба парней у них на лбу написана: рядовые «пехотинцы» мафии. Но пока — готовые на все сявки… Подойдут.

Умело завязав контакт с бугаями, Север предложил им «дело». Деньги посулил приличные, половину заплатив сразу. Белов не скупился — Павел щедро снабдил его и долларами, и рублями. Громилы легко согласились…

Использовав свои феноменальные способности, Север сделал так, что парни не запомнили лица нанимателя. По той же причине они не узнали его и во время драки на улице. Драка была самой настоящей — Белов не мог допустить возникновения у Вовы хоть малейшего сомнения в реальности происходящего. Поэтому «работал» всерьез. Ни Клим, ни Демьян, ни Андрюха даже не догадывались, кем на самом деле является неожиданный защитник их «клиента». Да и способны ли они были предположить, что сам заказчик «акции» вступится за собственную жертву?

…Невыспавшийся за сутки дежурства Володя пьянел быстро. Север пил не меньше его, но оставался трезвым. Он умело наводил бармена на разговор о борделе. Вова пел соловьем.

— Ты спросишь, почему наш кабак зовется «Алая Роза»? — болтал он воодушевленно. — А я тебе скажу! Слыхал, была в Москве такая проститутка, Алая Роза, она стриптиз плясала и трахалась со всеми подряд, по десять человек сразу ублажала? А потом стала подружкой одного отмороженного подонка, киллера, слыхал?

— Какого киллера? — спросил Север заинтересованно.

— Был такой гад, Север Белов, он авторитетных людей отстреливал, сука… Сейчас сдох. А эта самая Алая Роза пляшет теперь у нас!

— Ты что?! Та самая Алая Роза?! — охнул Север, изображая крайнюю степень удивления и даже недоверия. — Не шизди, брат! Чтобы Алая Роза работала у вас?! Никогда не поверю!

— Я тебе докажу! — азартно выкрикнул Вова. — Я докажу! Приходи к нам в кабак, посмотришь сам, как эта сучка пляшет. Мужики звереют! Головы теряют! Им становится по барабану, с кем трахаться, лишь бы трахаться. Лишь бы была баба! Расхватывают наших телок за любые бабки, волокут в номера, а иных так припекает, что раскладывают девок прямо в зале на полу или на столах!.. Шиздец! Хозяин даже запретил охранникам смотреть Розочкин танец — чтобы мозги у братвы не мутились. Вот так!

— Похоже, ваша звезда стриптиза — и впрямь та самая Алая Роза… — пробормотал Север потрясенно. — По крайней мере, все, что я слышал об этой телке, соответствует…

— Не сомневайся — та самая! — заверил Вова. — Да вот тебе еще доказательство. Раньше наш клуб никак не назывался, да и Розочка плясала без имени. А не так давно Иван узнал, что Север Белов наконец околел. Хозяин сам ездил его опознавать, и Розочку возил. Она вернулась зареванная, а Иван — веселый до невозможности. Тогда он и название дал борделю, и кличку Розы открыл. Знаешь, после этого клиентура и баксы хлынули к нам втройне, пришлось даже штат блядей расширять. Бляди у нас все — высшего класса, пальчики оближешь. С Милкой, правда, никто не сравнится…

— С какой Милкой? — прикинулся дураком Север.

— Да с Розой этой. Ее Милкой зовут.

— А сколько стоит ее трахнуть?

Вова ухмыльнулся.

— Э-э, не-ет! Алая Роза не продается. Она — фирменный знак заведения, его флаг. Роза только танцует.

— Вот я и поймал тебя! — заявил Север торжествующе. — Насколько я знаю, об этом все говорят, Алая Роза — завернутая нимфоманка, она должна ежедневно иметь не менее трех мужиков одновременно, иначе не может! Значит, ваша стриптизерша — не Алая Роза!

— Наша Алая Роза — именно такая, как ты говоришь! — азартно воскликнул Вова. — После своего выступления, когда публика уже на ушах стоит, Роза делается совершенно невменяемой! Она убегает наверх, к себе в комнату, а за ней следом — трое наших бойцов. Ребята каждый день кидают жребий — кому трахать Розу. Она требует особого обращения — особо грубого! Иногда ей троих мало, и она вызывает следующую тройку, а то и пятерых… Совершенно бешеная проблядь! И ведь никогда ничем не болеет, ведьма! С ней даже гондоны не требуются. Это все знают!

— Да, так мне про Алую Розу и рассказывали… — произнес Север задумчиво. — Поглядеть бы на нее…

— Нет ничего проще! — объявил Вова. — Завтра у меня, правда, выходной… Но послезавтра я выхожу на работу, пойдешь со мной! По моей рекомендации тебя пустят! Да, деньги-то у тебя есть? — спохватился Володя. — У нас за вход платить принято, а уж за девочек — вообще выше крыши…

— Денег у меня — хоть жопой жуй, — успокоил его Север. — Недавно удачное дельце провернул… А ты уверен, что я обязательно захочу какую-нибудь вашу девочку?

— Уверен. Не было такого, чтобы после стриптиза Алой Розы хоть один мужик не превратился бы на время в озабоченного сексуального гиганта. Роза действует на уровне подкорки, никому не устоять. Человек становится животным, жаждущим только одного — трахаться…

— А ты? — поинтересовался Север.

— А моя стойка расположена так, что я сцены не вижу. И слава Богу. А то бы я на одних блядях разорился…

 

Глава 2

— Располагайся где хочешь! — предложил Вова, обводя рукой зал. — Садись за любой свободный столик. В случае чего — вон моя стойка. Но, думаю, я тебе не понадоблюсь. Обслуживают у нас девочки, тебе твоя все принесет. Она же обслужит и потом… За каждой закреплен один определенный стол.

— А если моя телка мне не понравится?

— Скажи ей об этом сразу, тебе пришлют другую, на выбор. Только сделай это до выхода Розы на сцену. Потому что потом тебе уже будет все равно, кого драть… Ну ладно, я пошел работать, устраивайся.

Вова торопливо удалился. Север осмотрелся. Ага, вон дверь за сценой, ее стерегут двое бойцов. Оттуда, вероятно, появится Милка. Туда же, наверно, и исчезнет, когда закончит танец. Устроимся поближе — благо свободных мест пока много, можно выбирать, основная масса народу еще не подвалила…

Север уселся. Тотчас возле него возникло юное, благоухающее, воздушное существо совершенно ангельской внешности. Одежда существа едва-едва прикрывала половые признаки.

— Здравствуйте, сударь! — с искренним радушием мурлыкнуло существо голосом бархатной киски. — Фирма «Алая Роза» рада приветствовать вас у себя в гостях. Меня зовут Гелла. Взгляните, я вам подойду?

Север окинул девушку взглядом. Действительно, хороша, не врал Вовка… Ноги, как положено, «от коренных зубов», узкие бедра, длинная осиная талия, идеальной формы небольшая грудь, великолепной лепки плечи и руки, высокая шея, изящная головка… Принцесса. Только вот волосы крашеные, под платину, но ей идет.

— Милая Гелла, разве ты можешь кому-то не подойти? — весело и хищно осклабился Север. — Присаживайся, детка, побазарим пока.

— А разве вы ничего не будете заказывать? — лукаво подмигнула девчонка небесно-голубым глазом.

— Буду! — Север взял меню. — Но не знаю, что. Тащи все по собственному вкусу — и закуску, и выпивку. Смотри, себя не обижай, возьми себе, чего любишь. «Капусты» у меня столько, что вот-вот из ушей полезет, поэтому не скупись!

Север нарочно играл хамоватого, неотесанного бандита или полууголовного делягу, одуревшего от фантастических криминальных барышей. Гелла так его и восприняла. Улыбнулась, стараясь попасть в тон.

— Минуточку подождите, шеф! Сейчас я вам все нарисую в лучшем виде! И сама нарисуюсь! Я так счастлива, что сегодня проведу вечер с настоящим мужчиной! Вы бы знали, сколь редко бедной девочке встречаются такие, как вы!

Она говорила без малейшей иронии, откровенно восторженно, восхищенно, и грубая лесть звучала музыкой. «Вот актриса! — подумал Белов. — Ей бы не в бляди, а в театр… Какие таланты пропадают!»

Однако, не выходя из роли, он раздулся индюком.

— Такой, как я, один на свете! — заявил Север напыщенно. — Давай, метла, поворачивайся, мне общество требуется!

Девчурка упорхнула, но вскоре появилась вновь, с угощением.

— Я вас прошу, расплатитесь сразу…

— Мне здесь не доверяют?! — вскинулся Север.

— Нет, что вы! — ужаснулась шлюха. — Просто потом нам с вами будет не до того, уверяю вас…

— Ну ладно! — скривился Север. Гелла протянула ему счет. Белов взглянул. «Девка приволокла все самое дорогое, — подумал он. — Блюдет интересы фирмы…» Он вытащил деньги, швырнул их на стол купеческим жестом.

— Сдачи не надо! — объявил Север. — А себя ты включила в прейскурант?

— За меня с вас возьмут чуть позже, — пояснила проститутка, — когда начнется представление.

Она опять исчезла на минуту и появилась снова — уже окончательно. Присела за столик, разлила по бокалам спиртное.

— Выпьем?

Они выпили.

— Как мне вас называть, мой господин? — взмахнула ресницами Гелла.

— Зови Шаманом! — ухмыльнулся Север. — И говори мне «ты», я разрешаю.

— Спасибо, хозяин! — ослепительно улыбнулась девица, продемонстрировав великолепные зубы.

— Ты красивая! — радостно сообщил Север. — Я прямо тащусь от тебя. Просто улет. Неужели бывают еще красивее? Тут мне всякое фуфло плели про эту вашу стрипзвезду, Алую Розу. Неужто она аппетитней тебя?

— О, Роза… — глаза проститутки подернулись поволокой. — Она королева… Я и не мечтаю хоть когда-нибудь даже встать рядом с ней…

— Не гони! — фыркнул Север. — Не мети пургой. Так не бывает. Телка есть телка, что в ней такого особенного?

— А это ты сам увидишь, Шаман. Вот начнется ее выступление… — голос Геллы дрожал от почти религиозного экстаза.

— Вижу, ты ее прям обожаешь! — брезгливо выплюнул Север. — Ты лесба, что ли, позорная? Влюблена в нее?!

— Скажешь тоже, Шаман! — испуганно отмахнулась проститутка. — Я натуралка, да еще какая натуралка, сам убедишься! Просто Роза — наша общая благодетельница. Она превратила нашу работу в настоящее наслаждение.

— Как это? — скривился Север.

— Ты, наверно, слышал, что Алая Роза доводит своим танцем мужиков до полового бешенства? Так вот, на нас, девчонок, ее танец тоже действует. Мы тоже заводимся донельзя. Уже ничего не видишь и не слышишь, ничего не соображаешь, интересует только одно — секс. Все равно с кем. И получаешь такой кайф!.. — Гелла закатила глаза.

«Вот сука Милка! — подумал Север. — Мало того, что сама завернутая нимфоманка, так еще научилась передавать свою нимфоманию другим девкам! Превращать их в убежденных проституток! Ах женушка, ах блядища! Будь он проклят, ее талант танцовщицы!»

— Ладно, поглядим, — буркнул Север Гелле. — Наливай, чего сидишь? Скоро она на сцену-то вылезет, ваша Алая Роза?

— Скоро, — кивнула шлюха, быстро осмотрев зал.

Все столики были уже заняты. Несмотря на то что только за вход сюда с каждого посетителя взымали сотню баксов, свободных мест в кабаке не наблюдалось. «Полный аншлаг, — мысленно хмыкнул Белов. — Пользуется успехом Милочка… Впрочем, а когда она им не пользовалась? Всегда мужики от одного ее взгляда сатанели…»

Свет начал медленно гаснуть. Совсем он не погас, оставив в зале интимный полумрак. Только сцена была темна, словно окутанная черным густым облаком. Зазвучала музыка. Плывущий, однообразный, ритмично повторяющийся мотив будто гипнотизировал. В голове возникала вибрирующая пустота, мысли улетучивались. Откуда-то из глубины организма поднималась волна эйфории, пьянящая похлеще спиртного.

Север дернулся, стряхивая наваждение.

— Кто придумал звуковое оформление? — прошептал он, хватая за руку Геллу.

— Сама Алая Роза, — одними губами отозвалась та. — Ты смотри, смотри…

Север почувствовал, что проститутка мелко, возбужденно дрожит. «Конечно, Милка же прекрасно играла на фортепьяно, — вспомнил Белов, обдумывая ответ Геллы. — Видимо, она воплотила в музыке ритмические образы своих сексуальных грез. Впечатляет».

Внезапно над сценой вспыхнул яркий, режущий свет. Зал приглушенно ахнул. Лениво льющаяся мелодия приобрела вдруг бешеный темп, с каждым тактом наращивая напряженность звучания. Свет опять погас — на краткий миг, а когда зажегся снова, Север увидел Милу…

Сейчас она и впрямь была Алой Розой: в алом плаще, с высоким алым плюмажем на голове, в алых туфлях с высокими каблуками. За ее спиной на черном фоне пылал огромный алый костер: ненастоящий, конечно, но довольно впечатляющий. Аура вокруг девушки возникала вполне сатанинская…

Собственно, исполняемый Милой номер нельзя было назвать стриптизом. Хотя бы потому, что девушка вышла к публике уже обнаженная. Ее наготу прикрывал лишь накинутый на плечи плащ. Она вращала им, словно крыльями, попеременно открывая жадным взорам зрителей различные участки своей восхитительной плоти. Но главным являлось даже не это. Главным являлся ритм — гипнотизирующий, одуряющий ритм, навязываемый музыкой и стремительно, грациозно пульсирующим телом Алой Розы. Оторвать от нее взгляд не хватало сил. Север чувствовал, как его захлестывает дикий шквал животного вожделения, противостоять которому казалось невозможным. Расторможенный основной инстинкт клокотал в крови, сметая любые преграды — социальные, моральные, культурные, подминая под себя даже всевластный инстинкт самосохранения. Начиналось сексуальное безумие…

Только сверхнормальное умение управлять своим организмом выручило Белова. Усилием воли он стряхнул с себя транс. Тронул плечо трясущейся Геллы.

— Я должен за тебя заплатить…

— Ты уже заплатил… — хрипло прошептала та, не сводя глаз со сцены. — Ребята подходили пять минут назад. Не заметил? Бывает…

На Геллу как на женщину танец Алой Розы действовал медленнее, чем на мужчин. Но действовал.

— Как заплатил? — охнул Север. — И сколько?

— Семьсот баксов… — выдохнула проститутка. — Чушь, все чушь… Смотри, смотри на нее… Ты не пожалеешь о своих деньгах, обещаю, только сейчас не отвлекайся!.. И меня не отвлекай, ради Бога!.. А-ах!

«Семьсот баксов! — подумал Север. — Нехило, однако, Ваня зарабатывает на Милке! Игра стоит свеч!»

Он попробовал сообразить, сколько прошло времени с начала представления. Ага, где-то час. А пролетел, как секунда! Вот это да!..

Север бросил взгляд по сторонам. Атмосфера в зале накалялась. Пока еще присутствующие зачарованно пожирали глазами Алую Розу, но чувствовалось — скоро начнется буйство.

Гелла тоже пока не обращала внимания на клиента. Воспользовавшись этим, Белов до краев наполнил водкой два больших бокала. В бокал, предназначенный проститутке, влил солидную порцию клофелина из принесенного с собой флакончика. «Ничего, девка молодая, крепкая, не помрет, — подумал Север. — Зато выспится как следует». И, дожидаясь урочного часа, стал глядеть на сцену, стараясь не поддаться беспощадному эротическому колдовству Алой Розы.

Прошло еще минут сорок. Танец Милы достиг апофеоза. Она двигалась безостановочно, в безумном темпе, не зная усталости, будто заведенная. Ее гибкая фигура извивалась так, что напоминала непрерывно попыхивающую молнию, заряженную электричеством секса. Прорезали воздух изумительные руки, мелькали потрясающие груди, плечи, бедра, маняще распахивались сочные лепестки гениталий… Казалось девушка уже отдается — всему залу сразу.

И зал взорвался. Музыка продолжала играть, Мила продолжала отплясывать, но парочки за столами рванулись друг к другу. Иные девки волокли партнеров к лестнице на второй этаж, видневшейся слева, других шлюх мужики торопливо и жадно укладывали прямо тут же, овладевая ими под их счастливый, восторженный, страстный визг. Начинался разнузданный пир похоти.

Гелла резко обернулась к Белову.

— Возьми меня! — сипло выкрикнула она. — Сейчас, прямо тут возьми! Ну же, Шаман!

— Выпьем! — экзальтированно проорал он в тон ей, суя бокал с водкой. — Выпьем — и вперед!

Гелла залпом опрокинула в себя спиртное.

Север, протянув обе руки, схватил девушку, перетащил через стол, прижал к груди, затем принялся остервенело стаскивать с нее одежду. Шлюха стонала и билась, словно в конвульсиях.

— Резинку… Резинку не забудь! — вдруг прохрипела проститутка, извлекая откуда-то нераспечатанную пачку презервативов. — А то меня хозяева убьют!.. Раздери упаковку!

Север повиновался, отвлекшись на миг, но тотчас опять начал яростно ласкать податливое женское тело. Играть следовало до конца.

Постепенно Гелла обмякла. Клофелин действовал. Наконец голова шлюхи упала на плечо Белову.

Он осторожно пересадил партнершу на соседний стул. Девка крепко спала.

Север осмотрелся. Вокруг кипели такие страсти, что никому до него не было дела. Алая Роза, закончив танец, исчезла с эстрады — и даже этого никто не заметил. Музыка продолжала играть.

От дверей через зал прошли трое здоровенных охранников — местная «братва». Они скрылись за сценой. «Отправились трахать Милку, — понял Север. — Значит, и мне пора».

Он догадался, что именно эти трое собирали с посетителей плату за проституток. Из всей стражи борделя только этим троим было разрешено недолго присутствовать при выступлении Алой Розы — не с самого начала и, конечно, не до конца…

Чуть выждав, Север двинулся следом за скрывшейся тройкой бандитов. Обойдя сцену, он вышел к двери, замеченной им ранее. Отсюда не были видны ни зал, ни стойка бара — только запертый нынче вход в кабак. Возле него охраны не наблюдалось — бойцы стерегли снаружи, в холле при гардеробе. Белов мог действовать спокойно.

Свою сумку, где лежал револьвер с глушителем и боеприпасами, Север сдал при входе — так здесь полагалось. Сумки посетителей охрана не обыскивала — это было бы уже слишком, но сдавать заставляла обязательно.

Теперь Север имел при себе единственное оружие — великолепный пружинный нож, который незаметно вытащил из кармана Вовы уже после того, как оба прошли металлоискатель борделя. Бармену разрешалось таскать на работу стальную игрушку — пусть тешится мальчик. Это оказалось на руку Белову.

На руку ему было и то, что в борделе полностью отсутствовали охранные видеокамеры. Это объяснялось спецификой заведения. Тут бывал весь московский бомонд мужского пола, в том числе известнейшие политиканы, крупнейшие деляги, высшие правительственные чинуши. Тусовавшиеся здесь людишки крайне дорожили собственной репутацией. А пленки видеокамеры могли бы в дальнейшем стать средством шантажа… Поэтому Иван Саратовский вынужден был гарантировать клиентам полное отсутствие видеоаппаратуры в заведении. Особенно это стало актуально после знаменитого скандала вокруг одного российского министра, заснятого в баньке с блядями. Теперь если бы какой-нибудь посетитель «Алой Розы» даже случайно заметил внутри борделя глазок объектива, заведение ожидал бы неминуемый крах. И Иван строго следил, чтобы подобных казусов не происходило.

…Север возник перед двумя охранниками словно из-под земли. Он сжимал в руке небьющуюся пластмассовую бутылку водки, в которую вылил оставшийся клофелин. Увидев чужого, бандиты насторожились, но оружия пока не доставали, знали: после выступления Алой Розы клиент дуреет, способен и заблудиться, возвращаясь из сортира, такое случалось.

— Вы не по адресу попали, господин хороший, — вполне дружелюбно произнес старший боец. — Вам туда, — он указал пальцем в направлении лестницы, ведущей на второй этаж, в будуары проституток.

— А здесь чего? — вопросил Север тупо.

— Здесь хозчасть. Посетителям сюда нельзя. Ступайте, будьте добры.

Между тем Белов успел приблизиться. Неожиданно он выронил свою бутылку — благо она была небьющейся и плотно завинчена пробкой. На один краткий миг парни опустили глаза, проводив ими упавшую посуду. Мгновенно неуловимым резким движением Север воткнул свой левый кулак под дых старшему бойцу. Охранники были одеты в цивильные костюмы-тройки, под которыми отсутствовали бронежилеты — цепкий взгляд Белова сразу ухватил эту немаловажную деталь. Поэтому Север бил наверняка. Малый поперхнулся, издав нутряной хрип. Тотчас правый беловский кулак взлетел вверх, долбанув челюсть бандита. Глаза мужика посоловели, и он кулем повалился на пол.

Все случилось так быстро, что второй страж не сразу осознал происшедшее. Однако, осознав, моментально включился в игру. Мелькнула резиновая дубинка. Север качнулся назад, палка лишь чиркнула его по кончику носа. Белов тут же подался вперед, сгреб противника за отвороты пиджака и мощным броском швырнул через себя. Малый грузно грохнулся. Сам Север устоял, выпрямился, развернулся к противнику. Тот уже вскакивал, но разогнуться не успел: Белов достал его крюком снизу, угодив точно в подбородок. Бездыханное тело глухо шмякнулось об пол.

— Полежи пока, сердяга!.. — ощерился Север.

Первым делом он подскочил к двери, рванул ее на себя. Черт, заперта! И не выломаешь — стальная! Белов зло матернулся, выхватил из-за голенища нож, щелкнул пружиной. Сунул лезвие в замочную скважину, пытаясь отпереть замок. Ничего не выходило. А драгоценные минуты летели, словно ошпаренные!

Тем временем младший охранник, валявшийся за спиной Белова, очнулся. Он оказался крепче, чем рассчитывал Север. Сразу сообразив, что незнакомец покушается на главное сокровище борделя, блатняк вытащил пистолет и навел его в затылок возившемуся с дверью Белову.

Север шестым чувством угадал опасность. Дернулся вправо, уходя с линии огня, перехватил нож и, крутанувшись через левое плечо, метнул клинок в бандита. Лезвие с такой силой пробило горло бойца, что пригвоздило его к полу.

— Не хотел я тебя убивать… — пробормотал Север. — Сам нарвался…

Он шагнул к трупу, выдернул нож, вытер его об одежду мертвеца. Вновь вернулся к двери, задумался на секунду. Пытаться отомкнуть замок бессмысленно, это ясно… Перебить язык замка пулей из трофейного ствола? Нельзя — грохот поднимется такой, что обязательно всполошит внешнюю охрану, торчащую в холле при входе. Остается только поискать ключи.

Сначала Север обшарил убитого. Пусто… Затем, предварительно обезоружив, обыскал оглушенного. Тоже ничего подходящего. Черт! Белов принялся хлестать нокаутированного охранника по щекам, приводя его в чувство. Наконец веки парня затрепетали, глаза открылись. Север сразу сунул ему под глотку нож, больно ткнул.

— У тебя только один шанс на жизнь, братила! — прошипел Белов. — Ты скажешь мне, как открыть эту дверь! Глянь вправо! — вдруг тихо, но резко рявкнул он.

Мужик скосил полный ужаса взгляд на тело сотоварища. Зрелище впечатляло.

— А… какие у меня гарантии? — прокашлял бандит.

— Вот твоя гарантия! — Север ногой подкатил к нему поближе свою «выроненную» бутылку. — Здесь водка с клофелином. Сделаешь, как прошу, — вылакаешь ее всю. Мне ты будешь после этого по барабану, все одно, что труп. А твоя жизнь сама по себе — на хера она мне сдалась? Ты лично мне зла не делал.

— Ладно… — хрипло выдохнул парень. — Ладно… Ключа у меня нет, нам не положено. Ключ — только у сегодняшних трахальщиков Розы и у шефа… Но дверь открывается изнутри.

— Кто ж мне ее откроет?!

— Там, в углу, за занавеской… — малый слабо повел рукой. — Телефон. Местный. Прямой, к Розе… Я могу позвонить, придут, откроют… Только встать помоги, ноги не держат…

Не отнимая клинка от горла бандита, Север поднял его, подвел к телефону. Боец снял трубку, несколько раз нажал имевшуюся на аппарате кнопку вызова.

— Говорить спокойно, нормальным голосом! — грозно предупредил Север.

— Ну ясно… — хмыкнул блатняк и тут же произнес в микрофон: — Алло, Чиж? Это я, Хмурый… Не начали еще?.. Прелюдия?.. Завидую… Слушай, Чиж, тут такое дело… Гонец записку притаранил от шефа, срочную, секретную, для Розы. Велено передать прямо сейчас… Спустишься? Ага, жду, — он повесил трубку. — Сейчас Чиж спустится, — пояснил он Белову.

— Один?

— Остальные вряд ли захотят отрываться от девочки…

Север скрипнул зубами, но промолчал. Потом приказал:

— На двери гляделка, встань перед ней, я сзади, — он ткнул бойца острием ножа в спину.

— Глазок широкоугольный, — возразил пленник. — Через него человека видно почти в рост. Чиж может тебя засечь, а мне, признаться, умирать еще рано… Лучше встань сбоку от двери, — посоветовал парень.

— Ладно… — Север неожиданно слегка стукнул бандита левой в угол подбородка — для надежности. Сознание мужик не потерял, но голова у него поплыла. Он вытянулся перед глазком, с трудом держась прямо.

Наконец дверь растворилась. Изнутри высунулся здоровенный полуголый бандюга, на татуированной груди которого армейские спецназовские наколки мирно соседствовали с воровскими, лагерными.

— Давай записку, Хмурый! — протянул он руку.

Север, вжимавшийся в стену слева, резко развернулся всем корпусом для удара. Беловский нож вонзился точно в солнечное сплетение Чижа. Тот гортанно икнул, вытаращив обалдевшие глаза. Север выдернул клинок и тут же наотмашь полоснул противника по кадыку. Чиж начал валиться вперед. Белов отскочил, не желая пачкаться кровью, но носком сапога успел засадить Хмурому под ребра — чтобы не трепыхался.

Впрочем, Хмурый быстро очухался.

— Затаскивай оба трупа туда! — велел ему Север, мотнув головой в сторону короткого коридора, оказавшегося за дверью. Бандит подчинился. Белов вошел в коридор следом за ним. Захлопнул дверной замок.

— А теперь жри! — приказал он Хмурому, сунув ему в руки бутылку водки с клофелином. Тот, не возражая, одним махом опорожнил ее.

— Что ж, спокойной ночи! — усмехнулся Север и красивым правым свингом свалил блатного. Оглушенный боец, пару раз дернув ногами, застыл на полу.

Коридор упирался в лестницу. Проскочив его, Белов бросился вверх по ступенькам. Боже мой, еще одна дверь! И снова стальная, и снова с хитрым глазком! Что делать? Бежать обратно, расталкивать Хмурого, тащить его сюда? Или, надеясь на авось, орать: «Откройте!» И копировать при этом голос Чижа?!

А грудью заслонять смотровой окуляр, прикинувшись, что терпежу нет присоединиться к сексуальному пиршеству? Да, пожалуй, сойдет… Милка наверняка уже так завела двух бандитов, что те не станут долго разбираться, отопрут…

Но хитрости не понадобились. Север вдруг заметил, что тяжелая дверь не заперта. Видимо, придурок Чиж хотел побыстрее вернуться. Вот удача! Не мешкая больше, Белов ломанулся внутрь.

Помещение представляло собой точную копию городской однокомнатной квартиры — с прихожей, кухней, санузлом. Только окон нигде не было.

…Ритуал утоления специфической жажды Алой Розы раскручивался вовсю. Бандиты лапали ее стоя — грубо и жестко, один спереди, второй сзади. Откинув голову на плечо этому второму, Милка сладострастно стонала. Север успел заметить лишь знакомо помутневший от похоти, полубезумный взгляд жены, прежде чем прямо с порога комнаты метнул нож…

Клинок пробил шею одного из блатных, угодив точно в сонную артерию. Кровь брызнула фонтаном, обдав голую Милку горячей струей с головы до ног. Девушка приглушенно, затравленно вскрикнула и отскочила к стене: ошарашенный мгновенной смертью товарища, второй бандит рефлекторно отпустил Алую Розу. Тотчас на мафиозника прыгнул Север.

Схватка длилась недолго. Узкобедрый, тонкий, поджарый, но сильный и гибкий, как пантера, Север разом опрокинул врага, хотя тот был намного тяжелее его. Блатняк попытался стряхнуть с себя противника, однако беспощадный меткий кулачный удар вмиг перешиб бандиту переносицу. Парень взвыл и отчаянным рывком все же сбросил Белова. Оба вскочили одновременно, вот только Север, в отличие от уркагана, не захлебывался хлещущей из носа кровью. Поэтому врезал первый — правой, левой, опять правой, рассадив обе брови бойца, окончательно ослепив и оглушив его. Малый, уже ничего не соображая, закрыл лицо ладонями. Север, словно когтями, впился своими длинными мощными пальцами в кадык бандита, молниеносно сломав гортань. И точным шлепком ладони швырнул умирающего прямо на Милку.

Расчет Белова оказался верным: тело блатного в первый момент как бы накрыло Алую Розу и сползло по ней на пол, обильно извозив девчонку кровавой дрянью. Мила опять приглушенно вскрикнула, отступила вдоль стены подальше от трупа и в ужасе уставилась на убийцу. Она не голосила — достаточно была научена опытом своей пестрой криминальной жизни, чтобы не раздражать киллера. Похоть в глазах девушки временно погасла, пустой животный взгляд прояснился. Мила не жалела погибших — знала, сколько жизней, в том числе и совершенно невинных людей, было на совести этих парней.

Но и явившийся по ее душу мужик представлялся Миле не лучше его жертв. Тоже небось подонок…

Некоторое время мужчина и женщина будто изучали друг друга.

— Привет, супруга! — проронил наконец Север, оскалившись по-волчьи. — А я за тобой. Не ждала?

Мила напряглась, вглядываясь… и вдруг ее словно отпустило. В глазах мелькнуло узнавание.

— Север… — выдохнула она и робко, облегченно улыбнулась. — Ты… Боже мой, Господи, не сон, не глюки… Север…

По щеке великолепной Алой Розы неожиданно покатилась крупная слеза. Лицо осветилось радостью и нежностью.

Белов едва не дрогнул, едва не бросился к любимой, раскрыв объятия, готовым все простить ей и прощать всегда… Но усилием воли сдержался, тряхнул головой и вновь вошел в роль.

— Север, Север! — едко прошипел он. — Север пришел к тебе по трупам, по колено в грязи и крови, как обычно! И отныне заказывать музыку буду я!

— Север… — прошептала Мила ласково. И вдруг отчаяние исказило ее черты. — Ты зря, ты рано пришел, Север! — пылко и горько воскликнула девушка. — Я все еще больна, я все еще нимфоманка! Ты смертельно рискуешь!.. И главное, зря рискуешь! Уходи, беги, пока не поднялась тревога! Ты успеешь, тебя выпустят! Спасайся, родной мой! А мне ничего не сделают, не бойся! Я слишком дорогой товар, чтобы портить меня из-за нескольких трупов! Уходи!

— Нет! — отрубил Север.

— Но ведь ты убил часовых у входа на мою половину! Их могут в любой момент обнаружить! — настаивала Мила. — И тебя застрелят! Я не переживу этого, милый, не переживу!..

— Заткнись! — рявкнул Белов. Девушка замолчала, опешив. — Кстати, убит лишь один часовой, продолжал Север насмешливо. — Второго я просто оглушил. Второй может очухаться! — он нарочно преувеличивал опасность.

— Тем более! — ахнула Мила.

— Плевать! — Белов запредельно расхохотался, резко оборвал себя и гаркнул: — Я пришел за тем, что мне принадлежит! Мне, а не им! — он яростно кивнул на мертвецов. — И я возьму свое имущество! А мое имущество — ты! Ты моя собственность! — Жутко скалясь, он шагнул к ней.

Тут только Мила заметила, что ее муж стал совсем иным, не таким, как раньше. Причем не только внешне — о пластической операции, сделанной Белову, девушка догадалась сразу, — а внутренне. Он казался зверем. Тем самым отмороженным беспредельщиком, каким его рисовали бандитские легенды. Когда-то они совершенно не соответствовали реальному внутреннему облику Севера, Мила это прекрасно знала, но сейчас…

— Север! — простонала она. — Что с тобой, Север?!

— А то! — бешено выкрикнул он, хватая ее за волосы и выволакивая на середину комнаты. — Я слишком долго ждал своей очереди на тебя! И больше ждать не намерен! Придется тебе прямо сейчас раздвинуть ножки, сука!

— Север, как ты можешь? Здесь, над трупами?! — зарыдала Мила. — Ты ли это, Север? Ладно, я уйду с тобой, с радостью уйду, я так истосковалась по тебе! И у нас еще будет много ночей! Но только давай не будем… здесь! Я не могу при мертвых! К тому же в любой момент сюда может ворваться охрана.

— Молчи, паскуда! — Белов точно рассчитанной жестокой пощечиной швырнул жену на постель. Сам, мгновенно сбросив одежду, навалился сверху.

— Ну дай мне хоть эту гадость с себя смыть! — взмолилась Мила, размазывая по лицу чужую кровь. — Ведь мерзко же!

— Сказано, молчи, блядина! Лярва! Ты будешь делать то, что я захочу! И тогда, когда я захочу! — прорычал Север.

Мила отбивалась изо всех сил. Белов поймал ее кисть, резко выкрутил. От боли она охнула. Север коленом раздвинул ее бедра. И тут с мрачным удовлетворением заметил, что глаза Алой Розы опять затуманились дурной похотью — той самой болезненной нимфоманской похотью, которая всегда гнала Милу на панель, на дно, в грязь и которую никогда раньше не мог вызвать у нее любящий муж. Нет, он, конечно, и прежде вызывал у нее сильнейшее сексуальное желание, могучее любовное влечение, но другое, эмоционально иное, возвышенное…

…Север брал жену грубо, почти жестоко. Она ведьмой билась под ним и стонала навзрыд. Алая Роза наслаждалась — самозабвенно, до истерики.

А Белов настолько соскучился по ее душистому, обожаемому телу, что плевать хотел и на покрывавшую это тело чужую кровь, и на антураж изнасилования. Время для обоих супругов, казалось, исчезло — столь незаметно, столь стремительно оно летело вокруг них.

Когда Север наконец почувствовал Милу опустошенной, он отпустил ее, перекатился на спину, встал. Алая Роза лежала неподвижно, по ее губам блуждала полубезумная сладкая улыбка. «Получилось, — подумал Север угрюмо. — Нимфоманка в ней утолена. Но что скажет она сама, когда очнется?»

Он прошел в ванную. Быстро сполоснулся, вытерся. Вернулся, подобрал свою одежду, предусмотрительно брошенную им туда, где не было кровавых луж. Оделся. И окинул внимательным взглядом жену.

Мила медленно приходила в себя. Веки ее затрепетали, она открыла глаза, приподнялась на локте.

— Дай… сигарету, — попросила хрипло.

Север молча бросил ей на кровать пачку и зажигалку. Девушка закурила.

— Скотина ты, Белов! — всхлипнула она. — Такой же гад, как местная братва! А я-то тебя ждала!..

— Ждала! — взвился Север. — Ага, ждала! В компании вот этих! — он яростно ткнул пальцем в сторону трупов. — И вообще, что ты себе позволяешь, гадина? Кто скотина, я? — Белов вновь схватил жену за волосы, вытащил из кровати и с маху влепил ей затрещину. — Молчи впредь, подстилка сраная! Говорить будешь, когда тебя спросят… мадам Белова! Ясно?

Не отвечая, Мила заплакала. Север отвернулся.

— Хватит сопли распускать! — бросил он. — Иди, смой с себя кровищу этой дохлой мрази. И одевайся. Уходим.

Мила молча, покорно пошла в ванную. Вскоре вернулась, растирая полотенцем голову.

— Мне не во что одеться, — заявила она мрачно. — Здесь только костюмы для выступлений. В них по городу не пройдешь, первый же мент остановит. Да и опознают… А все мои платья Иван держит у себя. Это чтобы я не сбежала.

— А ты собиралась сбежать? — усмехнулся Белов.

— Нет. Но Иван страхуется. Я ведь главный капитал заведения. Огромную прибыль приношу. К тому же я все равно никуда не ходила без Ивана… Он запрещал.

— Понятно. Значит, так. Ты Геллу знаешь?

— Гальку? Конечно, знаю. Я всех наших девочек знаю.

— Как думаешь, подойдет тебе одежда Геллы?

— Подойдет. У нас с нею фигуры одинаковые, она так гордится этим, чудачка… Всегда просит меня примерять ее новые тряпки.

— Хорошо. Теперь скажи мне: оргия в зале уже кончилась? Сколько она обычно длится?

Мила взглянула на часы.

— Как раз на излете. Но еще тлеет. Мое колдовство действует долго… растормаживает половой инстинкт часов на четыре-пять.

— Я испытал это на своей шкуре! — зло фыркнул Север. — Ладно, сиди здесь, я скоро.

Он вышел из Милкиной «квартиры», спустился в зал. Там было вполне безопасно: охранников не наблюдалось, а клиенты частично разбрелись по комнатам проституток, частично спали прямо за столами в обнимку с девками — видимо, истощились. Правда, кое-кто продолжал трахаться, но эти ни на что не обращали внимания. Север подошел к своему столику.

Гелла все еще дрыхла. Белов подхватил девчонку на руки и двинулся обратно к Милке.

Сбросив проститутку на кровать, он обернулся к жене. Та была необычайно бледна.

— Что еще?! — стегнул вопросом Север.

— Меня рвало, — призналась она. — Из-за этих… — Мила кивнула на трупы. — Еле до туалета добежать успела…

— Что-то больно нежная ты стала! — оскалился Север. — Или первый раз жмуриков видишь?!

— Да не первый… Но трахаться при них… — Она конвульсивно передернула плечами.

— Заткнись! Хватит болтать! Будешь трахаться со мной, где я захочу, поняла?! Ну-ка одевайся! — Он стащил с безвольной Геллы ее наряд. — Костюмчик, конечно, блядский, ну да сейчас мода такая, сойдет.

Мила послушно оделась. Даже нижнее белье подружки натянула безропотно.

— Ты готова? Идем! — приказал Север.

— Стой! А как мы выберемся из здания? — всполошилась Мила.

— Через будуары проституток. Они, кажется, в другом крыле?

— Они такие же глухие, как моя квартира. Без окон, — пояснила девушка. — И на крышу не выберешься, неоткуда… Выход через кухню охраняется не хуже, чем главный… Кстати! — испугалась вдруг она. — А оглушенный тобой часовой не очнулся?

— Я его клофелином с водкой накачал! — скривился Север. — Так что не очнулся, не боись. Спит, сердяга, как младенец!..

— Хорошо. А бармена за стойкой не было? — спросила Мила, успокаиваясь.

— Нет.

— Правильно, он всегда сматывается на кухню, едва начнется оргия… Заправляется на дармовщинку… Но как же нам выбираться? Стоп! Придумала!

Она подлетела к бесчувственной Гелле, быстро и внимательно взглянула на ее лицо, метнулась к своему трюмо и торопливо начала краситься.

— Что ты затеяла? — буркнул Север недовольно.

— Намалююсь, как Галька, отведу охранникам глаза нашим с тобой способом, они примут меня за нее! А тебя — за ее клиента! Захотела телка побольше заработать, повезла парня к себе домой, это не возбраняется!

— Дура! — воскликнул Север пренебрежительно. — Баба безмозглая! Чем ты соображаешь — дыркой своей?! Гелла блондинка, а ты темная! Шатенка! Тебя сразу расколят, никакие наши гипнотические фокусы не помогут!

— Север… — Мила обернулась, глаза ее наполнились слезами. — Почему ты так со мной обращаешься?.. Чем я провинилась?..

— Блядством своим провинилась и тупостью! — сорвался Север. — Ну скажи, ублюдина, как ты за пять минут станешь блондинкой? Скажи, скажи!

— Север, ну не надо так, а? — тихо и робко попросила Мила. — Знаешь же, ненавижу я свое блядство… А насчет блондинки я все предусмотрела… Сейчас!

Она поспешно закончила накладывать макияж, порхнула к шкафу. Вытащила оттуда свой алый плюмаж, надела и ловко подобрала под него волосы — так, что их совсем не стало видно.

— Точно такой же есть у Гальки, она его иногда надевает для клиентов, — пояснила Мила. — А откуда охранникам знать, что Гелла нацепила в своей комнате, придя на работу? Правда, плюмаж совсем не соответствует этому платью… Ну да у нашей братвы вкус питекантропов, сойдет.

— Хорошо, что ты так подробно изучила нравы своего бардака! — процедил Север глумливо. — Может, мы даже живыми останемся… Ладно, ша! Пошли! — добавил он жестко.

Алая Роза покидала квартиру, в которой провела какой-то период своей жизни, без сожаления. Девушка знала, что впереди ее ожидает ежедневный смертельный риск — это если еще удастся выбраться из борделя. Но зато теперь рядом был Север — единственный любимый и родной для нее на всем белом свете человек. Правда, страшный он какой-то стал, чужой, безжалостный — но, может, таковы остаточные явления его психоза? Но они пройдут? Конечно, пройдут, успокоила себя Мила. Конечно. Сейчас Север абсолютно здоров, иначе Павел не выпустил бы друга из клиники. А его злоба, агрессивность — от стресса: от первого боя и первой встречи с любимой женой после затяжной болезни, плюс к этому естественная ревность, от которой он всегда страдал сильнее, чем от чего-либо иного, хотя и старался не подавать вида… Тут Мила одернула себя: не стоило вдаваться в подробности страданий Севера, напоминать себе о причине этих страданий — слишком больно и стыдно… Лучше радоваться моменту. Север успокоится и вновь станет прежним, обязательно станет! «Не сомневаюсь в этом!» — подумала девушка, сразу повеселев.

…В зале было пусто — дотрахавшиеся клиенты благополучно слиняли в «номера» к телкам, спавшие проснулись и удалились по тому же адресу, а уборщики и охранники еще не появились. Север и Мила без помех дошли до выхода. Алая Роза забарабанила в дверь. С противоположной стороны открылось смотровое окошко. В нем появилась рожа начальника караула — типичная физиономия бандитского бригадира. — Чо? — спросил он девчонку.

— Открывай, Стас! — воскликнула Мила, мастерски копируя голос Геллы. — Я отчаливаю! Клиент щедрый попался, сейчас мы с ним поедем ко мне, а завтра продолжим. Завтра я выходная!

— Ох и оторва ты, Галька! — произнес парень с пренебрежительным одобрением, явно поверив, что перед ним Гелла. Милкин гипнотический «маскарад» работал пока безотказно.

Стас открыл дверь, быстрым взглядом прошелся по залу. Его могло насторожить отсутствие у входа в «покои» Алой Розы часовых. Но бригадир не счел нужным бить тревогу. Должно быть, решил, что ребята просто отошли потрепаться с молодыми поварихами. Такое не запрещалось под конец смены — все равно бояться больше нечего, дело идет к утру…

Беловы вышли в холл. Теперь до свободы оставалось шагов десять. Но пройти их нужно было под взглядами пятерых вооруженных бугаев.

— Отпирай! — развязно произнесла Мила, кивая Стасу и пьяным движением указывая на последнюю дверь, ведущую уже на улицу. Бандит достал ключи.

— Вы забыли забрать свою поклажу, господин хороший! — неожиданно заявил он Белову, гаденько ухмыляясь.

— Ах, да… — спохватился Север. — Совсем из головы вон…

— Ничего! — осклабился бандит. — У нас такое бывает с клиентами. Немудрено. После танца Алой Розы и после наших девочек любые мозги временно протухают, даже самые светлые. Не расстраивайтесь, милорд! Все мы мужчины, у всех у нас нижняя голова вперед верхней думает!

Он откровенно насмехался. Видимо, подобная ситуация являлась типичной для борделя, и Стасу доставляло удовольствие слегка — о, совершенно безобидно — потоптаться по самолюбию бывающих здесь сильных мира сего. Все равно предъяву хозяину никто сделать не сможет. За что? Ведь бригадир благородно напомнил о забытой клиентом собственности…

Впрочем, о сумке своей Север вовсе не забыл.

Просто ему так хотелось поскорее увести отсюда Милку, что он решил оставить на память Ивану Саратовскому и свой револьвер с глушителем, и боезапас. Ствол можно и новый купить, деньги пока есть…

— Эй, Бармалей! Займись господином! — приказал между тем Стас одному из бойцов. — А вы, сэр, — обернулся он к Белову, — дайте Бармалею свой номерок, он принесет вам ваше имущество.

Север подчинился. Бармалей притащил его сумку.

— Проверьте, пожалуйста! — предложил он.

— Незачем, — буркнул Белов.

— Нет уж, проверьте, пожалуйста, все ли на месте, таков порядок, — попросил Бармалей. — Чтобы потом никаких претензий не было.

Север нехотя расстегнул сумку. Револьвер, заранее оснащенный глушителем, лежал сверху, на коробках с запасными обоймами. Застегивать сумку Белов не стал.

— А что, ваш старшой про каждого клиента помнит, кто был с сумкой, а кто нет? — спросил он Бармалея.

— Просто сегодня ручная кладь была у всех, — пояснил боец. — Все ячейки заполнены.

Тем временем Стас отвязанно базарил с девкой, которую принимал за Галину.

— Завидую я твоим клиентам, Геллочка! — нахально болтал бандит. — А меня когда приласкаешь?

— На «субботнике»! — расхохоталась Мила. — Или выкладывай бабки, если хочешь индивидуального обслуживания! Я девочка дорогая!

— А вот завалюсь к тебе домой и устрою тебе персональный «субботник»! — осклабился Стас.

— Ага! Сперва хозяина спроси! — нагло ответила Мила ему в тон.

— Зачем нам хозяин? — ухмыльнулся бандит. — Мы и без хозяина договоримся! Верно, киска?

Вдруг он плеснул в воздухе своей огромной лапищей и с нежностью орангутанга содрал с головы Милы плюмаж.

Великолепные темно-каштановые волосы хлынули по плечам девушки. Тотчас наводимый Милой гипнотический морок словно спал с глаз бригадира.

— Алая Роза! — ахнул он в ужасе и отшатнулся.

Мила вскрикнула.

…Попытки похитить Алую Розу предпринимались конкурентами Ивана Саратовского и раньше. Многие понимали: девка — сущее золотое дно. Заполучить ее — и можно ставить на широкую ногу почти легальный сверхвыгодный бизнес. Сам Иван тоже это понимал. Его братве было строго-настрого наказано: беречь Милу, как зеницу ока. И братва была начеку.

…Осознав, что не банальная рядовая шлюха, а сама Алая Роза пытается покинуть заведение, бандиты сразу сообразили: происходит похищение или нечто вроде того. И замешан тут клиент лже-Геллы. Значит, мужика надо валить. Однозначно, как сказал бы Жириновский. Валить, а потом пусть шеф сам разбирается, откуда этот мужик взялся, чье задание выполнял.

Однако Север, внешне спокойный до поры, но все время остававшийся предельно собранным, среагировал раньше бандитов. Резко оттолкнув Милу к дверям — от греха подальше, он выхватил из сумки револьвер. Первый выстрел — почти в упор — разнес грудную клетку Стаса. Остальные четверо парней находились за спиной Белова. Север прыгнул вперед, крутанувшись винтом, и на лету сразил пулей еще одного врага. Однако трое других уже вскидывали автоматы.

Не нужно было быть компьютером, чтобы мгновенно просчитать: в лучшем случае Север успеет снять только двоих бойцов. Третий обязательно прошьет его очередью. Белов, готовый к собственной смерти постоянно, не обольщался на свой счет. Но твердо знал: он доиграет игру до конца.

И тут случилось неожиданное. Мила метнулась вперед и перекрыла собой линию огня, заслонив Севера.

— Не стрелять! — властно крикнула она.

Бандиты на мгновение замешкались. Убить Алую Розу, даже случайно, означало бы для них верную гибель. Ибо жизнь девки стоит таких денег, за которые Иван не пощадит никого. Эта девка не обычная пошлая проститутка. Она сама — воплощенные деньги.

И Север использовал миг замешательства. Дважды хлопнул глушитель, двое блатняков, снесенных раскаленным свинцом, тяжко грохнулись об пол. Третьему пуля размозжила лицо: Белов бил в него поверх головы Милы.

Все было кончено. Север медленно поднялся. Мила, обернувшись, смотрела на него, виновато прикусив губу.

— А ты не боялась, что я ненароком завалю тебя? — спросил он сквозь зубы.

— Не боялась… — тихо ответила она. — Ты же снайпер…

— Ладно, ша, — бросил он устало. — Хватай ключи, открывай двери, да сдергиваем отсюда. Надеюсь, снаружи нас никто не ждет.

— Уверена, никто, — подтвердила Мила. — Кричали ребята негромко, а шмальнуть не успели…

— Хватит болтать. Двери отпирай, — перебил Север.

Девушка подчинилась.

— Куда мы теперь? — спросила она на улице.

— Я тут в городе квартиру снял, купил тебе шмотья на переменку. Выспимся, переоденешься, а завтра двинем дальше.

 

Глава 3

Иван Саратовский вылез из машины и направился к дверям «Алой Розы». Глаза авторитета метали молнии. Подскочившие было к хозяину охранники так и не решились произнести ни слова, кроме почтительных приветствий. Иван лишь сухо кивнул в ответ.

Иван прошел в караулку, совмещенную с кабинетом для, так сказать, администрации. Развалился в кресле за начальственным столом и колюче взглянул на боязливо сопровождавших его бойцов.

— Итак, Стас убит, — начал он зловеще. — Кто его замещал?

— Ермаш, — торопливо ответил один из бандитов.

— Почему его нет с вами?! — вопросил Иван грозно.

— Он базарит с «шестерками», — пояснил охранник робко. — Расследование проводит. Штемпа из себя изображает.

— Пулей за ним! — приказал Иван, демонстративно отворачиваясь.

Через несколько минут в кабинет влетел Ермаш.

— Садись, зема! — недобро усмехнулся Иван. — В смысле присаживайся. Остальные свободны! — скупым жестом отпустил он пехоту.

Бандиты гурьбой вышли, плотно закрыв за собой дверь.

— Ну, братан, рассказывай, — предложил Иван вкрадчиво.

— Ой, беда, шеф… — склонил голову Ермаш.

— Без тебя знаю, что беда! — резко перебил Иван. — Не баклань! Толкуй по сути! Что удалось выяснить?

— Значит, так, — зачастил Ермаш. — Завалил ребят клиент Геллы, это ясно. Привел его к нам Вовик, бармен.

— Вовик что, ссучился?

— Не думаю. Он нажрался ночью виски до усеру. На кухне. Там и уснул. Будь он в доле с киллером, небось сдернул бы сразу…

— Логично. Что представлял собой киллер?

— Гелла говорит — набушмаченный фраер. Бабок много, понту много, а так — каша…

— Как выглядел?

— Соска не запомнила.

— А Вовик?

— Божится, пидор, что тоже не запомнил! Хотя пацан жил у него два дня! Я уж хотел Вовочке паяльник в очко загнать, да решил дождаться тебя, шеф.

— Не запомнил, говоришь… — Иван задумался. Черт… Ну-ка вели позвать оставшегося в живых часового! Да сам посиди, послушай… Сдается мне, все обстоит хуже, чем я думал.

Вскоре парня привели.

— Рассказывай! — велел Иван.

Тот кратко изложил известные ему события.

— Та-ак… — Иван оперся локтями о стол, сплел пальцы и положил на них подбородок. — И ты не можешь описать этого лоха?

— Не могу.

— Хреново разглядел?

— Разглядел нормально.

— Почему тогда не можешь описать?

Парень смутился.

— Ну вот вроде вижу его лицо… — начал он неуверенно… и замолчал.

— Продолжай! — сорвался на крик Иван. — Видишь лицо, и дальше?

— Оно словно уплывает… — пробормотал бандит.

— Ты пил на вахте? Торчал? — отрывисто спросил авторитет.

— Что ты, шеф, как можно! — испугался боец. — Что ж я не знаю, где стоял, кого стерег?!

— Может, за танцем Алой Розы подглядывал?! — рявкнул Иван.

— Да шеф, да я!.. — парень начал заикаться. — Да бля буду! Да что я, самоубийца?!

Охранникам, несущим вахту в борделе, смотреть выступление Милы запрещалось так жестко, как не запрещалось даже пьянство или употребление наркотиков на посту. За нарушение этого главного запрета можно было поплатиться не просто разбитой мордой — жизнью. Ибо и спиртное, и иная «дурь» все же оставляют человеку возможность соображать. А танец Алой Розы временно начисто лишал разума всех, особенно мужиков.

— Хорошо, верю! — напористо продолжал Иван. — Но хоть прикид налетчика ты запомнил?

— Да! — встрепенулся боец и тут же осекся. — Нет… Прикид как прикид… Не от Юдашкина, но и не с помойки…

— Ладно, иди, убогий… — из Ивана, казалось, выпустили воздух. — Ступай, ступай, ты не виноват…

Радостно сверкнув глазами, парень мгновенно исчез. Он чувствовал себя родившимся заново.

Ермаш внимательно взглянул на хозяина. Иван совершенно сник. На его совсем еще молодом лице проступили усталые морщины.

— Что, Вань? — доверительно спросил Ермаш.

— Худо, Боря… — вздохнул Иван. — Ты не представляешь себе, как худо… Боюсь, сегодня ночью нашу тихую обитель посетил сам сатана…

— Да какой сатана, Вань, окстись! — опешил Ермаш. — Ты же сроду в чертей не верил!

— Ох, Боря… Знаю я, кого вот так вот невозможно узнать. Знаю я эту его манеру — в одиночку, открыто, походя резать и расстреливать целые бригады… Дьявол проклятый! — Иван в отчаянии хватил кулаком по столу.

— Да кто это, шеф? Кто?! — воскликнул Ермаш недоуменно. И вдруг на его физиономии отразилась внезапная догадка. — Неужели… он?!

— Он, Боря, он… — вздохнул авторитет. — Север… Другого такого бойца попросту не существует.

— Но он же умер! — выкрикнул Ермаш с надеждой.

— Значит, не умер. Ожил. И явился за своей женой. А нам теперь остается только гадать — всерьез ли он взялся за нашу группировку, всех ли теперь перебьет, или помилует, отстанет…

— Да зачем ему воевать с нами, если свою самку он уже получил? — Ермаш явно был сильно напуган.

— Ты не знаешь его, Боря, — ответил Иван. — А я знаю… Пусть немного, но знаю. У него голова дырявая, мозги набекрень. Крыша течет так, что аж хлещет. И что взбредет в его идиотскую башку, никто предугадать не может! А нам теперь остается только ежеминутно бояться пули из-за каждого угла, от каждого прохожего, из каждой проезжающей машины, из собственного сортира, от собственного шофера, наконец! Белов способен принять любую личину. От него нигде не спрячешься! Господи! Да если б Север просто потребовал у меня вернуть ему Милку, я бы сам ее к нему за руку привел! А так… Эх!

Ермаш был близким другом Ивана — когда-то они вместе сидели, стали «кентами». Поэтому авторитет позволял себе расслабиться при нем. А если не спешил приподнимать Бориса по лестнице преступной иерархии, то только потому, что тот вполне заслуженно слыл малым туповатым. Исполнителем, но не командиром.

— Может, это все-таки был не он? Не Север? — Ермаш заискивающе заглянул в глаза Ивану.

— Как не он? — уронил тот безнадежно. — Милка-то ушла с ним, видимо, добровольно…

— Она могла уйти под стволом! — горячо возразил Борис.

— Ага, и в холле подыграть своему похитителю? — Иван иронично смерил взглядом приятеля. — Не поднять тревогу? Зная, что лучше, чем здесь, ей житься нигде не будет? Не-е, Борь, Милка — девка с норовом…

— А с чего ты взял, что она подыграла?

— Но ведь ребята ни разу не успели шмальнуть! А они были не фраера дешевые, все прошли спецназ, потом зону… Но их положили рядком, без единого выстрела с их стороны! Значит, Милка подыграла своему похитителю, а это невозможно, если он не Белов!

— А он может вот так? Чтоб без единого ответного выстрела?

— Север все может.

Иван говорил уверенно и печально. Когда-то он сам был убежден, что вокруг похождений Белова наплетено много нелепой чертовщины, откровенного вранья. Теперь же эта его убежденность значительно пошатнулась. Особенно после длительного общения с Алой Розой, которая мастерски напускала густого мистического тумана в свои рассказы о муже. Делала она это сознательно. Север должен вызывать у всех бандитов России суеверный ужас, считала девушка. А при ее способностях к внушению ей ничего не стоило задурить голову кому угодно. Даже и такому холодному прагматику, как Иван Саратовский.

— И все же… — промямлил Ермаш. — Все же… вдруг приходил не Север?

Иван поморщился — его раздражала страусиная глупость приятеля.

— Ладно, давай проверим еще, — сказал он тоскливо. — Пусть приведут Вовика и Геллу. Геллу давай сюда первую.

Проститутка была не особенно испугана — чувствовала себя ни в чем не виноватой. Она довольно толково изложила свою версию событий:

— Опоил он меня чем-то, козел. Похоже, клофелином. Мне девки рассказывали, что клофелин именно так действует.

— От Пашки-часового, ну, Хмурого, тоже разило водкой, хотя он божится, что не пил на посту, — влез Борис. — Насилу разбудили пацана… А он может ведро водки выпить — и хоть бы хны… Не иначе, тоже клофелина наглотался.

— Вероятно, — кивнул Иван. — Свободна, соска! — бросил он Галине. — Посиди в караулке, подожди. Вовика ко мне!

Володя трясся, как осиновый лист.

— Сукой буду, хозяин, не виноват я, сукой буду… — бормотал бармен. — Кто ж знал, что этот Шаман — подсадной…

— Он резал ребят твоим ножом! — рявкнул Иван. — Как у него оказался твой нож?

— Ей-Богу, не знаю, шеф! Наверно, вытащил у меня из кармана уже в зале. Ну ей-Богу! — чуть не плакал Вова.

— Ур-род! — процедил Иван. — Как ты с ним познакомился, дешевка?! Зачем притащил в клуб? Ну, слушаю! Да выкладывай подробно! Гляди, твоя жизнь сейчас поганого цента не стоит!

Вова сбивчиво все рассказал.

— Придурок! Пидор! — ругнулся Иван. — Да твой Шаман нарочно подстроил и ограбление, и драку! К тебе в доверие втирался! Ты хоть это понимаешь, чмо?!

— Теперь понимаю… — прошептал Володя.

— Как выглядит Шаман? — вопросил авторитет брезгливо.

— Выше среднего роста, худощавый, плечистый… — забубнил Вова.

— А лицо?

— Хоть убейте, хозяин, не помню… — хныкнул Вова. — Помню, суровый, видный мужик, но опознать не взялся бы… Как отрезало, ну честно… Чем хотите клянусь, хозяин… Хоть убейте…

Тут в дверь кабинета неожиданно постучали.

— Ну кого там несет?! — гаркнул Иван.

Вошел один из бойцов, таща за руку подростка лет четырнадцати.

— Шеф, тебе письмо! Вот, щенок принес! Возьми, — он протянул Ивану незапечатанный конверт.

Иван взял, осмотрел.

— Ступай, а щенка оставь мне! — велел он бойцу. Тот вышел.

— Кто передал письмо? — авторитет грозно воззрился на подростка.

Тот заговорил нагловато, пытаясь скрыть испуг:

— Мужик с феминой. Фемина красивая-а! — Паренек закатил глаза.

— Внешность запомнил? Узнать смог бы?

Мальчишка задумался.

— Не, узнать не узнал бы! — выдал он с огромным удивлением. — Помню, что лялька при мужике — жуть красивая… Но ни его, ни даже ее не узнал бы… — Щенок совсем смутился, потупился. — Сам не пойму, почему… — добавил он.

— Они тебе заплатили?

— Да, сразу. И проследили, чтобы я зашел в ресторан…

— Как эти двое были одеты?

— Как совки! — заявил малолетка презрительно. — Шваль голопузая. Козел этот мужик. Разве такую фемину так одевают?!

— Цен-нитель! — сплюнул Иван. — Подробнее можешь вспомнить?

— Подробнее… — Подросток сосредоточился, запустив палец в нос от усердия. — Не, подробнее не могу! — заключил наконец он.

— Тогда пшел вон! — бросил Иван. — Борь, проводи!

Ермаш вывел мальчишку. Сам сразу вернулся. Иван читал полученное письмо. Прочитав, отложил его. На лице авторитета отразилось огромное облегчение.

— Вовик, ты уволен! — сообщил он бармену. — Такие идиоты мне не нужны. Получи расчет и гуляй. Да скажи спасибо, что живой уходишь.

— Спасибо, шеф! — воскликнул Вовик пылко. И мгновенно исчез.

— Мы спасены, Боря! — Иван улыбнулся. — Читай! — он протянул приятелю письмо.

Ермаш взял листок и начал читать текст, написанный такими ровными печатными буквами, словно их оттиснул типографский станок. Ни один графолог не смог бы идентифицировать подобный почерк.

«Ванек! — гласило послание. — Я забрал то, что мне принадлежит. Не вздумай искать меня — хуже будет. А милицию направь по ложному следу — для своей же пользы. И еще. Если ты хоть пальцем тронешь Пашу Кузовлева, моего врача, — молись, гнида. Ты меня знаешь. Север».

— Мы спасены, Боря! — повторил Иван, заметив, что Ермаш дочитал письмо. — Он не собирается с нами воевать!

Борис тоже облегченно вздохнул.

— Но что мы будем делать без Алой Розы? — спросил он.

— У нас осталась ее музыка, пара видеозаписей ее танца — помнишь, я приглашал оператора? Заставим нескольких девок разучить танец… ту же Гальку, она, кажется, занималась когда-то балетом. Клиентов поначалу надо попробовать потчевать возбудителем… естественно, тайком. Конечно, это дорого и на сто порядков менее эффективно, чем Алая Роза… Но что делать? Цены придется снизить. А пока будем искать поставщиков и создавать рынок сбыта наркотиков. Тоже супервыгодный бизнес, хотя несравнимо опаснее нашего… бывшего.

 

Глава 4

Они вышли из электрички на какой-то глухой захолустной станции. Крепко держа Милу под локоть, Север повел ее в направлении видневшейся невдалеке деревни.

— Куда мы все-таки едем, может, скажешь? — осторожно спросила она.

— Не твое дело, — буркнул Север. — Куда повезу, туда и поедешь.

Они прошли по деревенской улице и остановились возле высокой бревенчатой избы, обнесенной дощатым забором. Север постучал в ворота.

— Кого надо? — донесся вскоре из-за них неприязненный голос.

— Евграфов Андрей здесь проживает? — столь же неприветливо спросил Север.

— Ну я, — отозвался голос. — Чего?

— Андрей, мы привезли тебе привет от московского дядюшки, — пояснил Белов. — Он велел спросить, хорошо ли срастается позвоночник твоей дочки.

По тому, как мгновенно растворились ворота, Мила поняла, что последняя фраза была паролем.

Беловых встречал высокий угрюмый мужик лет тридцати с лишком.

— Проходите, — буркнул мужик. — Дочкин позвоночник давно сросся, что это дядя выдумывает?

Север кивнул и потянул Милу за собой во двор. Девушка сообразила: ответ Евграфова тоже был условным и Белов не спешил войти, прежде чем не услышал его.

Андрей закрыл ворота, обернулся к гостям. Мила с удивлением обнаружила, что глаза мрачного парня светятся теплотой.

— Отобедаете с дороги? — неожиданно радушно, от всего сердца предложил Евграфов. — Устали небось, проголодались. Путь к нам неблизкий…

— Спасибо, брат! — улыбнулся Север. — Но нам лучше как можно быстрее добраться до места. Там и поедим, и отдохнем. А в деревне светиться нам, право, не стоит.

— Да знаю… — вздохнул Андрей. — А жаль… Друзья Паши сюда заезжают нечасто, не говоря уж о самом Паше… Ну ладно, нельзя так нельзя, — он опять вздохнул. — Что ж, едем. Я в полной боевой готовности, который день вас жду. Сейчас, запрягу свою телегу! — Андрей хохотнул.

— Запрягай, браток, — кивнул Север.

Евграфов вывел из сарая здоровенный колесный трактор с прицепом.

— Хороша у меня лошадка? — гордо усмехнулся Андрей, вылезая из кабины. — Забирайтесь в кузов, там сено, прикройтесь им и не высовывайтесь, пока до леса не доедем. Лучше, если вас никто не заметит, а то любопытствовать будут люди.

— А ничего, что отправляемся на ночь глядя? — спросил Север. — Не станут люди любопытствовать, куда это Андрюша запузырился по темноте на своей тарахтелке?

— Да мало ли куда? — пожал плечами Евграфов. — Поля свои объезжать, к примеру. Или на фазенду Пашкину… Я туда часто гоняю в любое время, народ знает. Там тоже за хозяйством следить надо… Ладно, устраивайтесь, а я пока предупрежу свою половину, что отправляюсь гостей селить…

Мила и Север забрались в прицеп, зарылись в сено.

— А кто он, Андрей? — спросила девушка. — И откуда знает Пашу? Что их связывает?

— Тебе-то какое дело? — бросил Белов.

— Просто интересно. Да и опасаюсь — надежный ли он человек?

Север помолчал.

— Да уж понадежней тебя, шлюхи, — выплюнул он наконец брезгливо. — Евграфов — фермер. Единственный справный мужик на всю округу. Остальные либо в город подались, в бандиты, и большей частью уже тапки откинули, либо спиваются намертво. А Андрюха хозяйство тащит. Кузовлевскую больницу продуктами обеспечивает полностью. Отборными, между прочим, продуктами. Правда, Евграф, конечно, загнулся бы, если б не Пашка. Пашка ему и денег дал на развитие — беспроцентный кредит, и поддержал на первых порах. Почувствовал перспективу в мужике…

В этот момент трактор двинулся с места и, набирая скорость, покатил куда-то.

— А куда, кстати, мы едем? — осторожно поинтересовалась Мила. — Фазенда какая-то, как выразился Андрей…

Белов опять помолчал. Мила, как и Север, видевшая в темноте не хуже кошки, заметила: муж пристально разглядывает ее лицо. Словно взвешивает, достойна ли эта сучка ответа.

— Мы едем на дачу, принадлежащую клинике, — заговорил все-таки Север. — Нечто вроде охотничьего домика со всеми удобствами. Находится в лесу, проехать туда сейчас можно только на тракторе — грязища… Там проводят уик-энды, а то и отпуска Пашины служащие. Местечко райское — природа потрясающая, речка. Люди ездят в любое время года, их больничный «УАЗ»-вездеход отвозит. Но нынче сие райское местечко предоставлено нам.

— Надолго?

— На сколько захотим. Андрюха заберет оттуда сторожей с сестрой-хозяйкой — она же повариха по совместительству, — и мы останемся вдвоем. Привлекает тебя такая перспектива? — Он жестко и глумливо усмехнулся. — Там не поблядуешь. Не с кем.

Север смотрел в упор, зло и колюче. Мила отвернулась. Некоторое время ехали молча.

— А как Андрей познакомился с Пашей? — спросила Мила. Она хотела сменить тему, чтобы уйти от больного для них обоих вопроса.

— Десятилетнюю дочку Евграфова сбила машина в Москве, — Белов говорил словно пустому месту. — «Новорусы» поганые так гоняют… Какой идиот назвал их «новыми русскими»?! Какие из них русские, пусть даже и «новые»? Нерусь! Все одно, что нелюдь! Ладно… Короче, сбил подонок девочку, едва выжила. Перелом позвоночника. Думали, ходить не будет. А Паша вылечил, на ноги поставил, он же кудесник, гений. Вот и подружился с Андреем… Впрочем, какая тебе разница? — вдруг взъярился Север. — Что тебя вообще интересует, кроме твоей дырки?

— Милый, зачем же ты так? — горько воскликнула девушка.

— Разболтался тут, сопли распустил! — выкрикнул Север. — А ты того и добивалась! Чтоб, значит, раскис я, поверил, какая ты хорошая, добрая да умная! Только так не будет! Не будет, слышишь?

— Север!.. — простонала Мила.

— Заткнись! — рявкнул Белов. — Заткнись, паскуда! Мочалка драная! Чтоб всю дорогу молчала мне! Врубилась? Отвечай, врубилась?

— Врубилась… — всхлипнула Мила. Она видела — Север на грани срыва. Лучше не возражать, опасно для обоих. Убьет — сначала ее, а потом себя. Боже мой, неужели Паша его недолечил?

…Когда трактор остановился, из кузова не донеслось ни звука. Минуту подождав, Евграфов постучал по борту прицепа и крикнул:

— Эй, бойцы! Вы все еще окопамшись? Ну, конспираторы, еш твою двадцать! Или уснули, черти?! Вылезайте, приехали!

 

Глава 5

Евграфов провел Беловых по всем помещениям «фазенды», показал, где что хранится. После чего уехал, захватив с собой двоих сторожей и повариху. Север и Мила остались одни. Первым делом девушка приготовила поесть: оба были голодны с дороги.

За столом Север молчал. На все попытки Милы завязать беседу он не реагировал.

— Вымой посуду, убери со стола, — приказал Белов жене, закончив трапезу. — Я наверху, в спальне. Сделаешь — приходи.

Мила хотела что-то ответить, но Север уже вышел.

Минут через двадцать она поднялась к нему. Белов валялся на огромной кровати, где могли уместиться человека четыре, и читал книгу. Появившуюся жену он удостоил лишь небрежным взглядом исподлобья.

Мила присела у окна. Она чувствовала, как тишина сгущается, начинает давить почти физически. Несколько раз пыталась встретиться глазами с мужем, но тот продолжал читать, не поднимая головы, словно Милы вовсе не было в комнате.

Наконец женщина не выдержала.

— Север, нам надо поговорить! — решительно заявила она.

Белов раздраженно отбросил книгу.

— Слушаю! — буркнул он, кривясь.

— Север, почему ты так ко мне относишься? — начала Мила горько. — Я понимаю, я очень виновата перед тобой… очень. Но… но я так счастлива, что мы опять вместе! А ты… чужой какой-то… жестокий… Я ведь люблю тебя!

— Любишь?! — Север резко вскинулся, приподнявшись на локте. — Ну а я тебя ненавижу! До смерти ненавижу! Только вот беда: жить без тебя не могу! Один раз я уже подыхал по твоей вине — хватит, не хочу! Вот ты где у меня теперь будешь! — он добела сжал свой здоровенный кулак.

— Подыхал?.. — переспросила Мила взволнованно. — Это когда я Паше звонила?

— Да, тогда! — крикнул Север. — Спасла ты меня тогда своим звонком, сука драная! Лучше б не спасала для этой поганой жизни! Но раз уж спасла — учти: тебе придется расплачиваться за мое спасение до тех пор, пока я не вышибу из тебя твое окаянное блядство! Придется потерпеть, милочка! — добавил он издевательски.

— Но как я должна расплачиваться? — подняла глаза Мила.

— Слушай меня внимательно, повторять не буду: если ты еще хоть раз, хоть один-единственный разочек изменишь мне, я тебя убью. Заткнись! — рявкнул Север, заметив, что Мила хочет что-то сказать. — Заткнись и слушай! Знаю, ни боли, ни смерти ты не боишься. Но я тебя не просто убью, я тебя плохо убью. Прострелю тебе кишки. И сразу же, на твоих глазах, пущу себе пулю в лоб! Представь: ты будешь долго и мучительно умирать над моим трупом, зная, что это ты стала причиной моей гибели. Такое ведь для тебя пострашнее любых пыток, а? Как тебе перспектива? — глумливо и насмешливо вопросил Север.

— Жуть… — потерянно пробормотала Мила. — Вообразить страшно, ужас охватывает… И ты действительно способен сотворить… подобное? — Она конвульсивно передернулась, съежилась, словно от холода.

— Не сомневайся, Ми-лоч-ка! — оскалился Белов. — И поимей в виду: меня не проведешь, я сразу учую, если от тебя будет нести чужими мужиками. Так что подумай хорошенько, блядовать тебе или нет!

Девушка печально помолчала, размышляя.

— А если я не выдержу? — тихо спросила она.

— Не выдержишь?! — Север вскочил, сорвал с себя ремень. — Не выдержишь?! Ах ты, погань сортирная!

Ремень хлестко опоясал Милу поперек спины. Девушка отпрыгнула в угол, попыталась прикрыться руками от беспощадного ливня ударов. Она не кричала, лишь мучительно постанывала после каждого взмаха ремня.

Наконец Север отшвырнул ремень, схватил жену и бросил на кровать. Сам навалился сверху, срывая с Милы одежду.

— Ты что, Север, мне же больно… — всхлипнула она, слабо попытавшись сопротивляться.

— Молчи, блядь драная! — яростно прорычал Белов.

…Перед соитием Север опять с угрюмым удовлетворением заметил, как знакомо болезненно помутнели глаза жены…

 

Глава 6

Мила проснулась среди ночи. Приподнявшись в постели, села. Исхлестанное тело болело, но несравнимо больнее ныла душа.

Север, спавший чутко, как зверь, тотчас открыл глаза.

— Что случилось? — спросил он неприязненно.

— Ничего. Спи, милый. Просто мне не спится, — отозвалась девушка.

Север недовольно повернулся к ней спиной и сразу вновь уснул. А Мила погрузилась в свои невеселые мысли.

Что случилось с любимым? — думала она. Почему он стал таким? Почему нежный, глубоко и мучительно любивший ее Север теперь ведет себя с нею, словно обычный бандит? Хотя нет, не обычный — куда до него обычному бандиту, — а как по меньшей мере десяток самых что ни на есть отмороженных подонков. И это выражается не в словах и не в поступках даже, жестоких и бессмысленных, а в том его брезгливом ненавидящем презрении, густые волны которого постоянно ощущала на себе Мила. Неужели Север все еще болен психически? Неужели его болезнь никогда не пройдет? И неужели он никогда не будет любить Милу по-прежнему?

Мила почему-то совсем не задумывалась, какой прежней любви Севера она хочет. Той, ради которой он когда-то прощал жене ее нимфоманские загулы, гнусные, грязные оргии? Нет, ничего подобного Миле в голову не приходило. Просто она, как самая обыкновенная женщина, хотела от возлюбленного ласки и понимания. Забывая, что обыкновенной женщиной она не является. «А вот то, чем Север пригрозил, действительно пострашнее любых, самых извращенных пыток, — подумала Мила. — Даже представить невыносимо… Умирать в мучениях, сознавая при этом, что из-за тебя, из-за мерзостности твоей натуры застрелился любимый… Кошмар! И если Север готов пойти на такое… А ведь он готов, я чувствую, он готов! Что же делать, как справиться с собой, со своим проклятым организмом, со своей грязной болезнью? Как, Господи?»

А вдруг Север и впрямь разлюбил ее? Вдруг прежние времена — они уже представлялись Миле счастливыми — никогда не вернутся? Услужливая память старательно вычеркивала из ее сознания все гнусности прошлого, всю ту бездну отчаяния, в которой Мила пребывала тогда практически постоянно. Вспоминались только восхитительные дни и часы, проведенные наедине с мужем. Вдруг это утеряно безвозвратно?..

Уснула Мила только под утро…

 

Глава 7

После завтрака Север заявил жене:

— Я собираюсь учить тебя стрельбе и рукопашному бою. Отныне ты будешь не только моей подстилкой, но и напарницей. Все данные для этого у тебя есть: физическая подготовка танцовщицы, твердая рука, отличное зрение. Из тебя может получиться приличный боец. Надежный. Ничто этому не мешает. Ведь у тебя даже месячных не бывает, как я помню. Или что-то изменилось?

— Нет, все по-прежнему, — отозвалась Мила.

— Вот и чудненько. Значит, даже женские дела не смогут помешать тебе выполнять боевые акции. Короче, решено. Я сделаю из тебя ценного агента. Конечно, одолеть в открытой схватке тренированного мужика ты не сможешь. Но, учитывая фактор неожиданности и обманчивую хрупкость твоей фигуры, сумеешь выпутаться из опасной ситуации, если таковая возникнет. Начнем сегодня же.

Мила оказалась способной ученицей. Буквально через несколько дней она уже прекрасно стреляла и владела рядом безотказных приемов и ударов. Девушке очень помогали ее особые способности. Они стократно повышали обучаемость, с их помощью Мила за кратчайший срок добивалась того, на что обычные люди затрачивают годы. Например, Белов говорил: «Представь, что края твоих ладоней твердеют, становятся жесткими и упругими. Они деревенеют, превращаются в самое настоящее оружие, они надежнее и эффективнее кастета». И Мила воображала все это, а на следующий день ребра обеих ее ладоней действительно твердели — так, что она могла перерубать ими кирпичи.

Столь же легко девушка усваивала броски, подсечки и прочие хитрости боевого самбо.

— Что ж, — проронил как-то Север, — мы с тобой становимся ударной командой профессиональных убийц. Вскоре сможем работать на пару. С чем тебя и поздравляю.

 

Глава 8

Приступ начался через неделю — острый приступ безумной сексуальной жажды, утолить которую раньше Мила могла только путем «сеанса» самого разнузданного траханья с тремя-четырьмя особо злобными бандитами одновременно — таковы были выверты ее психики. А нынче девушка загибалась. У нее заплетался язык, она с трудом говорила членораздельно, задыхалась на каждом слове. Ей сводило ноги — при каждом шаге Мила рисковала упасть. Ей снились запредельные кошмары, и она не могла проснуться, чтобы избавиться от них, сотрясаемая во сне страшными судорогами, после которых болели все мышцы, болели так сильно, что по утрам невозможно было подняться с постели. Порой Миле казалось — она умирает.

Тренировки пришлось прекратить. Север видел состояние девушки, но никак не реагировал, будто не замечал. За всю неделю, предшествовавшую приступу, Север ни разу не проявил к жене мужского интереса. Не пытался он облегчить ее состояние и сейчас, лишь равнодушно взирал на муки Милы. Словно издевался.

На третий день ужаса Мила не выдержала.

— Север! — прерывисто выдавила из себя она. — Ты что, не видишь, что со мной происходит?! Почему ты так безразличен? Или я уже не жена тебе? Почему ты не дотрагиваешься до меня? — женщина почти хрипела.

— Неохота пачкаться лишний раз, — криво усмехнулся Север.

— Ну сделай же что-нибудь! — захлебнулась дыханием Мила.

Они сидели в столовой и завтракали. Мила почти ничего не ела — кусок в горло не лез.

— Сделать? — Север пронзительно взглянул на жену. — А что сделать? Сгонять в город, привезти тебе пару-тройку беспредельщиков из ближайшего вонючего притона? Этого ты хочешь?

Он поднялся из-за стола — хищно, пружинисто.

— Этого?! Говори, этого?

Мила молчала.

— Ты хочешь именно этого! — рявкнул Север. — Так?

Он схватил жену за шиворот, волоком перетащил через стол, поставил перед собой. Размахнулся и влепил ей скользящую обжигающую пощечину.

— Так? Говори, так? — заорал Север.

Мила лишь надрывно простонала сквозь судорожно стиснутые зубы. Непрерывно матерясь, Белов поволок жену через гостиную по лестнице наверх, в спальню. Он тащил девушку одной рукой, а второй хлестал ее по щекам то справа, то слева. Бил не во всю силу, боясь оглушить, но так, чтобы боль ошпаривала кипятком. Голова девушки моталась, глаза обессмыслились. Мила не сопротивлялась, только горько вскрикивала, как подстреленная птица.

В спальне Север грубо раздел жену, швырнул в постель и набросился, словно голодный раненый волк на только что зарезанного, пульсирующего остатками жизни оленя…

…Приступ у Милы удалось снять. Только морального облегчения это не принесло ни ей, ни Северу.

 

Глава 9

Прошло полтора месяца с тех пор, как Беловы поселились на «фазенде». Все это время Север вел себя с женой по-прежнему, строго придерживаясь один раз избранной тактики: был груб, демонстративно презрителен и брезглив, а когда у Милы начинался очередной приступ, жестоко оскорблял ее, избивал и насиловал. Подобная жизнь казалась адом.

Приехал Павел. Беловы оба обрадовались ему, словно лучу надежды в своей беспросветности. Мила быстро собрала на стол, выставила несколько бутылок водки из запасов «фазенды». Выпили.

— Как вы тут? — спросил Кузовлев.

Супруги словно по команде отвели глаза.

— Живем… — протянул Север. — Пока не сдохли…

— Ясно! — отрезал Павел. — А не пора ли вам выбираться в мир, ребятки? Не всю же жизнь здесь куковать… Или надо еще покантоваться? — обратился он к Белову.

— Нет, довольно! — решительно заявил Север. — Милка уже достаточно натренирована, годится для дела. Пора в мир!

Тайком он быстро переглянулся с Кузовлевым. Тот понял.

— Что ж… — вздохнул Павел. — Пора так пора. Я достал все, что требуется. Паспорта новые вам обоим, боеприпасы для тебя… — он тряхнул своей объемистой сумкой. — Валентин помог, без него бы не справился. Так что ты, Север, экипирован полностью. Действуй!

— Что все это значит? — подняла глаза Мила.

— А это значит, что завтра мы уезжаем отсюда, — бросил Север. — Готовься к боям, к крови, к зверствам… ко всему, что тебе так мило и привычно! — добавил он, ухмыляясь.

— Дурак… — произнесла Мила надломленно. И тотчас схлопотала оплеуху. Девушка отвернулась, пряча слезы.

— Север, зачем ты?! — выкрикнул Павел.

— Пусть знает хозяина, сука! — оскалился Белов.

— Ну и дела тут у вас! — охнул Павел. — Милка, как ты это терпишь?

— Я люблю его, дурака! — всхлипнула Мила. — Люблю! А он…

— Что — «он»?! — окрысился Север, снова, казалось, готовый ее ударить.

— Успокойся, Белов! — резко прикрикнул Павел. — Уймись, хватит! Идем, поговорим наедине. Я покажу, что привез. А после мирно напьемся втроем. Только мирно!

…Ложась спать, Мила спросила мужа:

— Так как завтра-то?

— Завтра Пашка пришлет Евграфова, тот довезет нас до деревни. А оттуда — электричками, как встарь. До места назначения.

— А какое у нас место назначения?

— Не твое дело, телка. Твое дело — везде следовать за хозяином. Поняла?

— Поняла… — вздохнула Мила с привычной уже покорностью.

 

Глава 10

В нужный город они прибыли ближе к вечеру, но было еще совсем светло. Не разговаривая и не задерживаясь на платформе, Беловы поспешили сквозь здание вокзала навстречу своей новой «малой родине». Север знал: город по российским масштабам невелик, но и отнюдь не полудеревня — здесь имелись довольно крупные промышленные предприятия и даже научный институт. Сейчас, правда, все это практически не работало из-за отсутствия финансирования, и когда-то гордый райцентр попросту подыхал: зарплата местным работникам не выплачивалась минимум по полгода. «И как тут люди выживают? — недоумевал Север. — Как вообще обычный человек умудряется выжить без зарплаты, если он всегда жил только на нее? Чем за квартиру платит? Что ест? На подножном корму небось живет… Люди, люди… А кто-то из них еще бьет благодарственные поклоны нашему драгоценному господину президенту, отцу родному!..»

…Катастрофы могло бы не произойти, если бы на вокзале находилась хоть какая-то публика, кроме Беловых, по крайней мере человека два-три. Тогда Север и Мила не привлекли бы ничьего внимания, их бы просто никто не заметил — супруги прекрасно владели техникой отвода глаз случайным наблюдателям. Но Беловы были единственными сошедшими с электрички пассажирами, других людей поблизости вообще не просматривалось, и одиноко торчавший в зале ожидания мент просто не мог не тормознуть сиротливую пару.

— Ваши документы!

Север счел нужным предъявить паспорта. «Если полезет обыскивать сумку, — подумал он, — срублю одним ударом, чтобы даже не пикнул, усажу культурненько к стеночке, и деру». В сумке, помимо личных вещей, лежали патроны к револьверу, сам револьвер и глушитель. Север внутренне напружинился. «Свой автомат он даже вскинуть не успеет, кабан толстый. Вон какие ляжки наел», — оценил Белов стража порядка.

— У вас бакинская прописка, — сказал между тем мент, просматривая паспорта. — Как вы оказались здесь?

— Беженцы мы, — пояснил Север, используя банальную, зато самую правдоподобную для нынешних времен легенду. — Дом наш в Баку сожгли. Дом был собственный, частный, в пригороде. Налетели ночью местные… Мародеры. Все добро растащили. А мы русские, нас азеры не жалуют и защищать никакая ихняя милиция не станет. Я едва жену уберег от этих подонков…

— А к нам зачем?

— Проездом. Мы в деревню едем, к тетке моей. Там вроде можно устроиться. Но у нас деньги почти кончились, а ехать еще далеко. Решили задержаться. Снимем тут угол на два-три дня, попробую подработать хоть сколько-нибудь. Да и жене отдохнуть надо, измучилась…

— Бомжи, значит! — констатировал мент. Казалось, данный факт очень его обрадовал. Вернув Белову паспорта, служитель закона вдруг сальным, оценивающим взглядом окинул Милу. Девушка вздрогнула. Север подобрался, готовый мгновенно растерзать потенциального обидчика.

— Ладно, идите, — милостиво разрешил мент. Он по-прежнему выглядел чрезвычайно довольным.

— Какая мерзкая рожа! — сказала Мила, когда они с мужем вышли из здания вокзала.

— Да уж… — пробормотал Север.

— У него рожа настоящего сутенера! — воодушевленно продолжала она, радуясь уже тому, что ее не одернули, не заткнули рот на первой же фразе. — Вот честное слово: сними с него форму, наряди в малиновый пиджак и прочую атрибутику — и получится сутенер чистой воды! Этакая сявка — «шестерка», с самыми мелкими авторитетами угодливая, как лакей, а с девочками — вроде эсэсовца! Знаю я такой тип мужиков! Насмотрелась!

— Да уж ты насмотрелась… — процедил Север зло.

Мила не заметила его тона — ей очень хотелось поговорить. За все последнее время она не слышала от мужа ничего, кроме оскорблений да брани, и сама не имела возможности двух слов произнести — Север ее сразу грубо обрывал. А девушка так жаждала общения с ним!

— Насмотрелась, да! — продолжала она. — Подобный деятель всю ночь гоняет девку, как лошадь, от клиента к клиенту, а под утро еще и сам на нее влезет бесплатно! Сволочь!

— Ты говоришь об уличных проститутках? Можно подумать, ты работала на улице! — фыркнул Белов. Фраза прозвучала скорее насмешливо, чем презрительно. Север искоса, испытующе взглянул на жену — хотел отследить ее реакцию.

— Я везде работала… — потупилась Мила.

Север верил и не верил ее смущению.

— Ну уж если тебя гоняли без перерыва от клиента к клиенту, то ты небось только рада была, — сказал он.

— Что я? Я издевка природы… — вздохнула Мила. — Я о других девчонках говорю, об обычных.

— А чего, собственно, ты так жалеешь проституток? — усмехнулся Север. — Силком их на панель никто не тащит, сами прутся. Легких денег ищут. Вот пусть и отрабатывают, — он едва заметно иронизировал.

— В Москве и Питере, пожалуй, что так, произнесла Мила задумчиво. — Хотя и там наша сестра — большей частью из лимитчиц, которым податься некуда. А вот в провинции… Есть места, и их сейчас ой как много, где девушкам вообще невозможно найти другую работу, кроме как на панели. Ну нет ее, этой другой работы, и все! Даже для здоровых мужиков нет, не то что для девиц. А кормиться надо. Вот и идут… В иных городах три четверти девчонок определенного, «товарного» возраста стали профессиональными проститутками. Знаю, видела… А ты? — вдруг спохватилась Мила. — Что ты мне голову морочишь? Сам же все прекрасно понимаешь! Или забыл, пока… — она осеклась, испугавшись очередной затрещины, — болел… — закончила Мила, сникнув.

— Помню, — помрачнел Север.

Они шли по пустынной привокзальной площади и уже почти пересекли ее, когда путь им преградили трое парней. Эти ребята появились сзади, догнав Беловых, обойдя их и встав полукругом.

— Ну-ка тормозни, малый! — проронил предводитель тройки, широкоплечий мужик лет тридцати, ростом с Севера. Голос мужика звучал почти дружелюбно. — Дело есть. Деловое предложение. Бизнес. Короче, хочешь заработать?

— Заработать любой хочет, — протянул Север, быстрым взглядом окидывая всех троих. Крепкие мальчики. На бандитов не похожи, одеты больно бедно, как нынешние беззарплатные работяги или более-менее культурные бомжи. Но взгляды колючие, волчьи. Наверно, уличные гопники. Ничего, справимся в случае нужды. Слава Богу, они вроде не вооружены.

— Заработать любой хочет… — словно раздумывая, нараспев повторил Север. — Но я вас не знаю…

— Так недолго и познакомиться! — осклабился широкоплечий. — Меня можешь звать Ворон, его — Кыля, а его — Гамен. А тебя?

— Это ж кликухи какие-то, а не имена, — прикинулся дурачком Север. — Тогда и меня называйте… ну, скажем, Тимур…

— И его команда! — чуть фальшиво хохотнул Ворон. — Вот и познакомились. Ладно, Тимурчик, к делу. Мы знаем, что вы — бомжи…

— Откуда? — перебил Север.

— Это наши проблемы. Итак, мы знаем, вы бомжи, сильно поистратились в дороге и вам срочно нужны деньги, причём желательно быстро и побольше. В нашем городе вы их не заработаете. Здесь и для местных-то работы нет, не то что для залетных бомжей. Гарантирую: ты только зря прошляешься и потратишь все, что осталось. Веришь?

— Ну… — замялся Север.

— Вижу: веришь! — решительно заявил Ворон. — Поэтому предлагаю свой вариант. Жена у тебя — телка просто ослепительная, — он скользнул мимолетным, но почти восхищенным взглядом по Миле. — Это факт. Так вот, расклад такой. Мы селим вас на свою квартиру. Бесплатно. Вы живете три дня или сколько захотите. И все время, пока живете, твоя жена трудится. Хата двухкомнатная, одна комната для вас, вторая — для работы. От тебя требуется только тихо сидеть в своей комнате и не высовываться, пока самка будет молотить бабки. Работа вполне безопасная, если девка не дура. Клиентов и защиту мы гарантируем.

— Что-то я не понял, кем будет трудиться моя жена, — Север казался озадаченным.

— Ну ты, мужик, совсем тундра! — гоготнул Ворон. — Как из товарного поезда вылез, ей-Богу! Интим-услуги, конечно. Мы здесь держим соответствующую фирму. А на ТАКУЮ ляльку, он еще раз смерил пылающим взглядом Милу, — тут любители найдутся, будь спок. И заплатят дай Боже, не сомневайся.

— Значит, шлюхой? — переспросил Север. — И это ты мне предлагаешь, ее мужу? А ты жук, малый! Впрочем, не мое дело учить тебя этике. Мой ответ — нет, нам такое не подходит. Привет! — Он взял Милу за руку и попытался обойти Ворона.

— Э-э, постой, Тимурчик! — Ворон заступил им дорогу. — Лучше соглашайся по-хорошему. Дурак, вы же бомжи! Я тебя сейчас завалю, а девку мы заберем, больно девка хороша, прямо готовый капитал! И искать вас никто не будет, кому вас искать? Найдут менты неопознанный труп бомжа… да мало ли их сейчас? Паспорта ваши мы прихватим, и концы в воду! Так что соглашайся, пока с тобой еще хоть разговаривают! Отработает баба три дня — и свободны, обещаю! Свободны и при деньгах! Ну!

— Да уйди ты! — Север отодвинул парня. — Не пугай пуганых! Не таких видали!

Ворон чуть отскочил назад, оскалился. В руке его сверкнул нож.

— Тогда молись, придурок! — прошипел он. — Сам захотел!

Как по команде на Белова с двух сторон кинулись Кыля и Гамен. Север резко оттолкнул от себя Милу, освобождая пространство для драки. Присел. Над головой промелькнул кулак Гамена. По инерции парень проскочил вперед, врезавшись в согнувшегося Белова. Север так и рассчитывал. Он подхватил противника одной рукой под бедро, второй поймал его предплечье и перебросил мужика через себя, прямо в ноги набежавшему Кыле. Тот, споткнувшись о товарища, полетел ничком, но упасть не успел: стремительно выпрямившийся Север припечатал подбородок гопника своей правой. Детина опрокинулся навзничь, дернулся и застыл.

Все это заняло считанные секунды. Ворон, который вначале был уверен, что один только вид его клинка парализует страхом приезжего лоха, теперь, осознав неудачу, осатанел. Прежде он не собирался убивать Севера, но, увидев поверженных друзей, сразу изменил свое решение. Ворон метнулся к врагу. Сверкнуло лезвие. Удар, нацеленный в горло Белову, рассек бы ему сонную артерию, однако Север качнулся назад. Яростно зарычав, Ворон изо всех сил лягнул Белова. Не сумев увернуться, Север свалился. Ворон прыгнул сверху, метя ножом ему в грудь.

Едва успев перехватить сжимавшую клинок руку противника, Север попытался оттолкнуть от себя остро отточенную сталь. Но Ворон был силен. Острие ножа неумолимо приближалось к телу Белова.

И тут стоявшая доселе в стороне Мила бросилась к застывшим в смертельных объятиях мужикам. Подбежав, она точным, заученным движением саданула Ворона ребром ладони в основание черепа. Малый мгновенно обмяк, ткнувшись лбом в плечо Северу. Белов сбросил бесчувственного врага, вскочил. Увидел поднимавшегося Гамена и длинным кулачным ударом достал его челюсть…

— Молодец, девка, — мрачно бросил Север Миле. — Не зря я тебя учил. Идем отсюда.

Одной рукой он подхватил с асфальта свою здоровенную дорожную сумку, другой обнял Милу за талию, собираясь побыстрее увести с места побоища.

— А ну стоять! — раздался вдруг сзади знакомый голос.

Север оглянулся. К ним приближался давешний вокзальный мент. Автомат он держал на изготовку, готовый стрелять. «Этот ублюдок и навел на нас гопоту, — понял Север. — То-то обрадовался, мразь жирная, что мы бомжи».

Мент грамотно остановился в нескольких шагах от Беловых, чтобы Север не смог свалить его прыжком. «Жирный, а арифметику знает!» — зло подумал Север.

— К стене! — негромко приказал мент.

Беловы отошли к стене ближайшего дома. Страж порядка, не сводя с них глаз и не опуская ствола, приблизился к распростертому на мостовой Ворону, легко ткнул его носком сапога под ребра.

— Вставай, разлежался!

Ворон застонал, приподнялся. Нашел мутным взглядом мента.

— Гриня!.. — охнул он. — Что случилось, Гриня? Где я?

— Ты мудак! — брякнул мент несколько невпопад. — Вы три мудака! Одного фраера отоварить не смогли! Чуть не упустили девку! Коз-злы!

— Отвечаешь за базар?! — рявкнул Ворон, вскакивая. Он уже очухался и сразу все вспомнил.

— Отвечаю! — взъярился Гриня. — Где ты еще таких лялек видел? — он кивнул на Милу. — Представляешь, сколько за нее отвалит известный тебе человек? А ты едва не проворонил телку, Ворон хренов! Козел и есть! Будешь возражать? Может, разбор устроим? А то давай! Перетрем наши дела перед всей братвой! Хочешь?!

— Ладно, Гринь… — буркнул Ворон примирительно. — Кто ж знал, что фраер окажется профессионалом? Бомж и бомж… Но козлить меня нечего.

— Хорошо, замнем, — согласился мент. — Про козла забудь. Не было козла.

— Отлично! — повеселел Ворон. — Я забываю козла, ты забываешь нашу с пацанами оплошность. Никому не рассказывай, особенно Корвету, он зверь, сам знаешь…

— Не двигаться! Стреляю! — вдруг резко выкрикнул мент, тряхнув стволом автомата. Север, полезший было в сумку, замер.

— Твое счастье, Ворон, что народу вокруг никого, — продолжал Гриня. — Иначе не смог бы я вмешаться. Или вмешался бы официально. И уплыла бы телка… Ладно, поднимай своих придурков, пора дело делать.

— А какой у тебя план?

— Отведем парня за депо, да и грохнем. А бабу нам на вечные времена. Она принесет хорошие деньги…

— Но прежде мы сами ее попробуем! — возбудился Ворон. — Там же, за депо! На глазах у муженька, чтобы ему, суке, подыхать было слаще! А то знаешь ведь, Гринь, Газават — мужчина горячий, западет еще на девку и выкупит ее у Корвета с потрохами! Корвет за хорошие деньги отдаст не глядя, а мы и побаловаться не успеем. Газават-то, конечно, натешится и скинет мочалку своей братве, а от той она так и так к нам попадет, но уже до предела истасканная. Давай лучше сейчас отведаем свежатинки! Другого раза может не случиться. Ты как, Гринь?

— Идея хороша, — мент жадным взглядом окинул Милу. — И телка просто охеренно хороша. Я первый ей засажу. Без базара?

— Как скажешь, — кивнул Ворон. — Сегодня ты банкуешь.

— Вот именно! — подтвердил Гриня самодовольно.

…Пустырь за депо как нельзя более подходил для убийства. Скрытый от посторонних глаз беспорядочным нагромождением железнодорожных построек, какими-то железобетонными заборами, близко подступающей свалкой, он напоминал гипотетическую картину мира после ядерной войны. Пустырь зарос редколесьем, густым кустарником, а также «культурным» слоем самого разнообразного мусора. Здесь можно было даже стрелять, не опасаясь, что кто-то услышит: шум железной дороги полностью забивал любые другие звуки.

Сюда-то и привели бандиты Беловых.

— Начнем, что ли? — нейтрально спросил Гриня, хотя видно было: он почти лопается от желания трахнуть залетную красотку.

— Может, парня завалим сразу? — предложил осторожный Гамен.

— Ну не-ет! — нараспев протянул Ворон. — Пусть мальчишечка посмотрит сперва, как его бабу на хор ставят! У меня по его милости башка до сих пор гудит! Начинай, Гриня! Эй, телка! Сама ляжешь или уложить?

Север взглянул на Милу. И с ужасом увидел в ее глазах похоть — ту самую страшную нимфоманскую похоть, которая временами затмевала девушке разум, гнала в грязь. Несомненно, Милка хотела этих четверых подонков, хотела, чтобы они опрокинули ее на засранную землю пустыря и долго трахали в очередь — издевательски, мерзко, по-скотски. Девушка уже приготовилась, все иные чувства покинули ее, и теперь она с болезненным страстным нетерпением ждала экзекуции.

Север ударил жену ладонью по щеке — очень расчетливо, но сильно и жестоко. Вскрикнув, Мила упала.

— Ты чо, чувак? — взревел Ворон.

— Стоять! — заорал Гриня, грозя автоматом.

Впрочем, Север и так стоял теперь неподвижно, скрестив руки на груди. Бандиты недоуменно переглянулись.

— Бей своих, чтоб чужие боялись, — выдал Гриня чуть ли не единственную известную ему философскую сентенцию. — Ну-ка, Ворон, скуй козлу руки, пока я его на мушке держу. За спиной скуй. А то мало ли…

Он подал Ворону наручники, сняв их со своего пояса. Гопник направился к Белову, гадко улыбаясь.

— Давай, давай сюда свои пакши, вафлер! — с садистским удовольствием почти пропел он.

До сих пор Север еще на что-то надеялся. На чудо. На счастливую случайность. На удачу, наконец. Но теперь, если руки будут скованы… Шиздец. Позорный, тухлый, бесславный.

Ворон приближался. Из-под полы его распахнутого пиджака тускло поблескивала рукоятка ножа. Из-за спины гопника на Севера мрачно взирал зрачок ствола милицейского автомата.

— Ну, поворачивайся! Давай свои вонючие лапы, ублюдок! — потребовал Ворон, подойдя.

На мгновение он закрыл собой Белова от Грини.

Север вздрогнул: словно молния сверкнула в его мозгу. Он уже расцепил руки, готовый совершить последнюю отчаянную попытку сопротивления и неизбежно погибнуть, приняв автоматную очередь. Но едва тело Ворона перекрыло линию огня, Белов понял: фортуна дает ему шанс — возможно, единственный шанс в сегодняшней игре.

Стремительно взмахнув рукой, Север выдернул нож из-за пояса Ворона и тотчас вогнал клинок под ребра гопнику. Тот охнул хрипло и изумленно. Не мешкая, Север швырнул мгновенно обессилевшее тело врага на Гриню, сам рухнул вбок.

Оглушительно рявкнул автомат: мент рефлекторно дернул спусковой крючок. Волна пуль ударила Ворона почти в упор, подбросила умирающего в воздух, добив окончательно. Гриня испуганно взвизгнул.

Распростертый на земле Север, не выпуская трофейного ножа, прямо из лежачего положения метнул клинок. Сталь, свистнув в воздухе, прошила правую кисть мента. Гриня взревел, попытался ставшими враз непослушными пальцами нашарить гашетку. Но тщетно: острая боль словно сковала мускулы, кипящим фонтаном брызнула по нервам, слепя и лишая воли. Автомат, соскользнув с обмякшего милицейского плеча, брякнулся оземь. Гриня, зашатавшись, опустился рядом. Он потерял сознание.

Быстро соображавший Гамен сразу понял, в какую передрягу попал. Он прыгнул к оружию — Север еще только поднимался с земли. Гопник успел схватить ствол, однако Белов, заорав, тигриным броском обрушился на врага. Они оба упали. Гамен держал автомат, зато Север находился сверху. Прижимая противника одной рукой, он занес кулак. Хрустнула височная кость, голова гопника мертво откинулась.

Завладев оружием, Север вскочил, развернулся, готовый пристрелить единственного оставшегося в живых бандита. И застыл.

Кыля держал Милу за волосы, прикрываясь ею, как щитом. У подонка, оказывается, тоже был нож, и теперь он приставил его к горлу девушки. Гопник ухмылялся — трусливо и одновременно победоносно.

— Я пришью ее! — прошипел он. — Только дернись — пришью!

— Спокойно! — произнес Север. — Чего ты хочешь?

— Брось автомат! Брось, ну! Поближе ко мне брось!

— Если ты ей хоть слегка порежешь кожу… — процедил Север тихо и жутко. — Если ты, мразь… Я тебя тогда и без автомата, руками на куски издеру! Понял, бля?! А автомат — вот он! — Белов аккуратно бросил оружие на землю, где-то посередине между собой и Кылей.

— Милый, не-ет! — отчаянно закричала Мила.

— Молчи, так надо! — рявкнул ей Север.

— Твой мужик поумнее тебя, телка! — осклабился Кыля. — А теперь мне нужно взять игрушку. Давай, девочка, мелкими шажочками двигайся вперед.

— Мы так не договаривались! — возмутился Белов. — Отпусти девчонку! Отпусти, дурак, и уйдешь отсюда живым! Обещаю!

— Моя жизнь пока при мне! — издевательски хмыкнул Кыля. — А вот твоя, козел, под вопросом. А ну, пошла вперед, с-сука! — Он толкнул Милу коленом под ягодицы.

— Мы так не договаривались! — яростно прорычал Север.

— А я с тобой вообще ни о чем не договариваюсь! — расхохотался Кыля. — Командую здесь я! Ты что, забыл? — Он выставил вперед свой нож, словно демонстрируя его Белову.

Едва лезвие оторвалось от горла Милы, девушку будто подменили. Одновременно и молниеносно она схватила Кылю левой рукой за руку, сжимавшую ее волосы, а правой — за локтевой сгиб второй руки. Тело девушки резко дернулось вперед, колени подогнулись, и громадная туша бандита перелетела через нее, словно мешок с мукой. Тут же Кылю оседлал подскочивший Север, прижав собой к земле ноги гопника. Белов заработал кулаками, словно заправский тестомес, дробя в мелкое крошево Кылины ребра. Кыля тонко, надсадно взвизгнул. Север вырвал нож из его пальцев и вогнал отточенную сталь под сердце врагу.

Оставалось разобраться с ментом Гриней. Тот уже приходил в себя. Север подошел к нему, поигрывая клинком Кыли, который предварительно еще раз вложил в руку хозяина, чтобы зафиксировать на рукоятке отпечатки пальцев мертвеца. Гриня охнул. Белов смерил его взглядом.

— Что ты собираешься делать? — пролепетал Гриня испуганно.

— Да просто убить тебя, — усмехнулся Север.

— Ты не посмеешь! — воскликнул Гриня жалко.

— Посмею, посмею, — еще шире усмехнулся Север. — Ты же собирался меня прикончить. И не по закону, а по велению души. Так что теперь мы равны.

— Я государственный служащий!

— Ты не имеешь права носить погоны! — вдруг взъярился Белов. — Ты хуже блатного! Продажная шкура, подонок, убийца! Работорговец! Какой ты милиционер?! Какой государственный служащий?! Ты поганый бандит! Фашист! Гадина! — Север срывался на крик.

— У меня жена, дети… — потерянно прошептал Гриня.

— Им будет лучше без такого отца. А жене — без такого мужа.

— Но я же их обеспе… — крик резко оборвался.

Север заколол Гриню одним ударом — мент, наверное, даже боли почувствовать не успел.

— Прощай, двоедушная обезьяна, — произнес Север едва слышно.

Он бросил нож, обернулся к Миле.

— Теперь с тобой, жен-на! — Север криво улыбнулся. — Обороняться ты худо-бедно научилась. А вот блядью как была, так и осталась!

— Почему?.. — пробормотала Мила виновато. Она прекрасно понимала, что имеет в виду муж.

— Как ты посмела возжелать этих подонков, — Север яростно кивнул на трупы, — когда мне грозила смерть? Как ты посмела, сволочь?

— Я… я… — Мила сбивалась. — Это не я… Это болезнь… — Девушка набрала полную грудь воздуха и вдруг выпалила: — Я не верила, что с тобой что-то случится! Я знала — ты одолеешь их! Ты же — Север!

— Идиотка! — простонал Север. — Научишься ты когда-нибудь соображать головой, а не своей дыркой?! Кто я, по-твоему, — боевой робот или голливудский киногерой, неуязвимый для пуль и ножей?! Я живой! Из мяса и костей! Меня так же легко убить, кик любого другого!

— Нет, не так же! — возразила Мила экзальтированно. — Ты — Север!

Белов досадливо сплюнул. Он понял — его понесло явно не туда. Видно, сказалось только что пережитое напряжение. Разнюнился…

— Что ж, я — Север, установили, — усмехнулся он. — В таком случае ложись. Займемся любовью.

Мила вздрогнула — подобного предложения она все же не ожидала.

— Но трупы… — неуверенно попыталась возразить девушка.

— Плевать! — бешено сверкнул глазами Белов. — И отучись перечить мне! Надоело!

Неожиданно до его слуха донесся странный посторонний звук.

Север сделал знак Миле, чтоб молчала, замер.

— Третий! Третий! Крысюк! — разобрал Белов искаженный эфиром мужской голос. — Гриша, отзовись! Третий, Третий, прием!

Работала милицейская рация мертвого Грини.

— Его ищут! — вскрикнула Мила. — Уходим, Север. Сейчас они будут здесь. Уходим!

Белов выругался. Он подошел к трупу мента, сорвал с его пояса рацию, швырнул наземь и раздавил каблуком. Прибор замолчал. Север поднял автомат и несколькими короткими очередями прошил тела мертвых бандитов — Мила не поняла, зачем.

— Ложись! — прошипел Север, оборачиваясь к жене. — Или уложить? — вспомнил он недавнюю фразу покойного ныне Ворона.

Мила понимающе кивнула. И, охотно подчиняясь насилию, начала раздеваться, вскинув на мужа болезненно мутнеющие от похоти глаза…

 

Глава 11

Патруль приближался. Судя по голосам, ментов было трое. Они возбужденно переговаривались.

— Слава Богу, уже почти стемнело, подумал Север. — Есть шанс скрыться. Он перевернулся на спину, застегнул брюки, подобрал с земли и подал Миле ее трусики.

— Натягивай, — прошептал Белов. — И дыши потише, услышат.

Мила провела тыльной стороной ладони по губам, взглянула. На руке темнела полоска крови — девушка прикусила губу, чтобы не кричать от страсти.

— Боевые раны… — выдохнула Мила с печальной насмешкой. — Похоже, мы влипли, да? — тотчас сменила она тон. — Бежать некуда, да и нельзя — срежут очередью. Что будем делать? Отстреливаться?

— Нет, — покачал головой Север. — Не для того мы сюда приехали, чтобы с ментами воевать. Давай отходить, пока они не всполошились. Помнишь, я учил тебя двигаться бесшумно?

— Помню, — кивнула девушка.

Они действительно бесшумно отползли к железобетонному забору. Дальше отступать было некуда.

— Попробуем отсидеться, — прошептал Север. — Бог даст, они решат, что их коллегу завалили бандиты. А он успел скосить их из автомата, пока умирал. Бог даст…

Теперь Миле стало ясно, зачем Белов стрелял в трупы гопников, зачем подсовывал автомат под руку мертвому Грине. Хитрость примитивная, но вдруг сработает? Все же надежда…

— Ох ты, е…понский городовой! — донесся до Севера возмущенно-испуганный вскрик.

— Патрульные нашли трупы, — произнес Север одними губами. — Теперь слушай внимательно…

— Гена, срочно вызывай подмогу, — распорядился лейтенант Климов, командир патруля. — Здесь явно не внутренняя разборка, поработал еще кто-то. И этот кто-то далеко уйти не мог. Передай — надо немедленно оцепить район. И прочесать. Немедленно! Если потребуется — подключим городскую милицию.

— Все!.. — ощерился Север. — Сливайте воду, господа…

— Может, сдадимся? — предложила Мила. — Свое оружие закопаем в землю прямо здесь, да и сдадимся… Ни при чем мы. Бомжи. Забрались сюда позаниматься любовью и попали, как индюк в суп… Наших отпечатков они все равно не обнаружат ни на трупах, ни на автомате. Может, выскочим?

— Не-ет, — покачал головой Север. — Судя по Грине, здесь такие менты, что запросто могут тебя изнасиловать. А тогда мне придется убить и их, и тебя, и себя. Будем прорываться, другого выхода нет, — он вытащил из сумки револьвер.

…Сержант Гена уже поднес рацию к губам, собираясь вызвать подмогу, когда прибор вдруг взорвался в его руках. Менты разом вскрикнули. Лейтенант Климов рванул с плеча автомат, но следующая пуля высунувшегося из кустов стрелка перебила автоматный ремень. От неожиданности Климов выронил оружие.

— Замри! — рявкнул Север. — Я не шучу и не промахиваюсь! Руки!

Милиционеры мгновенно поняли, что, собирайся незнакомец убить их, он сделал бы это сразу — снайпер… И предпочли не рисковать — послушно воздели руки горе.

Север окончательно вылез из кустов. За ним выскользнула Мила, без видимого напряжения таща огромную дорожную сумку.

— Уходим! — бросил Север жене, отбирая у нее сумку свободной рукой. — Ты сейчас этим… — начал было он, кивая на ментов.

— На что ты надеешься? — вдруг перебил его Климов. — Мы же запомним и тебя, и девку твою… Не уйти вам. Лучше сдайся.

— Запомните? Ты, видать, торопишься на небо, раз так говоришь, — усмехнулся Север. — Дай им всем по башке, — приказал он Миле. — Пусть отдохнут.

Девушка обошла тройку блюстителей порядка и аккуратно оглушила каждого ударом в основание черепа. Под наведенным стволом никто даже не попытался дернуться.

— Кстати, мента вашего убили не мы! — успел услышать лейтенант Климов, теряя сознание.

 

Глава 12

Отойдя от бесчувственных ментов шагов на двадцать, Север приказал Миле:

— Напрягись! Ты должна поменять индивидуальные характеристики запаха тела. Помнишь, я тебя учил?

— Помню, — кивнула девушка.

— Вот и сделай. Поисковые собаки не должны взять наш след. Действуй!

Мила сосредоточилась.

…Выбравшись с пустыря, Беловы свернули в ближайший переулок. Сгустившиеся сумерки укрывали их от возможных посторонних взглядов. Впрочем, вокруг по-прежнему было пустынно: мирные граждане сидели по домам, а милиция еще не всполошилась — патрульные не успели поднять тревогу.

Зорко оглядевшись по сторонам, Север наклонился и отвалил крышку канализационного люка.

— Спускайся! — велел он Миле. — Уйдем подземельями, как крысы. — Белов криво усмехнулся и добавил: — Так безопасней. Жить крысой вообще безопасней. Главное — не высовываться.

Они двигались по канализационному тоннелю, не обращая внимания на вонь и стараясь не испачкать обувь мерзкой жижей. Это им почти удавалось. А вскоре Север отыскал проход, через который Беловы попали в систему каких-то коммуникаций — то ли водоснабжения, то ли отопления, — где и вовсе было сухо, а также отсутствовало специфическое амбре. Вздохнув с облегчением, Север взял жену за руку.

— Тут и заночуем, — сказал он. — Только отойдем подальше.

Шли долго. Темнота их не смущала — оба видели в ней, как кошки. Но сказывалась усталость. Дикое нервное напряжение последних часов сейчас отпускало — вместо него наваливался этакий «отходняк». У Милы начали заплетаться ноги. Пару раз она споткнулась и чуть не упала.

Север остановился.

— Ладно, ушли мы достаточно далеко, — бросил он. — Пора на ночлег устраиваться. Кстати, вот и место подходящее.

Место действительно было подходящим. Здесь тоннель делал поворот, образуя достаточно просторную площадку. Север заглянул в угол. Там между стеной и толстыми трубами, проходящими вдоль нее, имелся зазор, где вполне мог уместиться человек.

— Забирайся туда, — сказал Север Миле. — А я лягу здесь, — он притопнул ногой по полу. — Здесь вроде чисто.

Из своей большой дорожной сумки Белов вытащил плотный полиэтиленовый мешок, расстегнул на нем «молнию» и извлек два одеяла.

— Подстели себе, — подал он одно из них Миле. — И давай спать.

Девушка забралась за трубы, улеглась. Север тоже лег. Оружие он не убрал в сумку, а предусмотрительно оставил при себе, в нательной кобуре. Мало ли что…

 

Глава 13

Он проснулся от яркого луча света, направленного прямо на него. Спал Север, лежа ничком, подложив одну руку под щеку, а другую вытянув вдоль тела. И проснулся сразу, едва луч сильного фонаря осветил ему голову. Но открывать глаза и шевелиться Белов не спешил. Он понимал: кто бы ни были появившиеся в подземелье люди, друзьями они быть не могут. Значит, враги. «Слава Богу, Милка надежно укрыта за трубами», — подумал Север, прислушиваясь.

— Кто это? — разобрал он чей-то шепот. Голос мужской, определил Север. Либо менты, либо…

— Не знаю, — отозвался между тем второй голос, тоже мужской. — Небось бомж какой-нибудь. Забрался переночевать.

— Бомж? — переспросил первый неуверенно. Север почувствовал, как луч фонаря скользнул по его телу.

— Что-то не верится, что бомж, — заключил «фонарщик». — Одет больно прилично. И не грязный. Подозрительно…

— Да брось! — возразил его спутник. — Чего подозрительного? Солидный человек сюда не полезет. А не грязный… Так иные бомжи тоже за собой следят, сам знаешь.

— Знать-то знаю… Только что нам с ним делать?

— Нашел проблему! Обшмонаем, отберем, что у него есть, по морде надаем да вытолкаем отсюда пинками… Чтобы другим неповадно было здесь ошиваться.

— Он влез на нашу территорию… — проговорил «фонарщик» задумчиво. — И влез довольно глубоко. А это опасно. Может, завалим? — послышался щелчок пистолетного предохранителя. — Наверху никто не услышит выстрела.

— Охота тебе потом с трупом возиться? — вновь возразил второй из говоривших. — Не менжуй, братан. Тебе в любом бомже руоповский агент мерещится. Брось. Не трать пулю.

— А вот мне пули не жалко, — процедил «фонарщик» раздельно.

Север понял: больше медлить нельзя. Надо действовать. Иначе неизвестно, чем закончится сия нежданная встреча…

Он резко крутанулся с живота на спину, одновременно выхватывая револьвер. Вырвавшись из луча света, Белов сразу стал невидим для бандитов. Те на мгновение опешили. Револьверный выстрел прозвучал оглушительно в замкнутом пространстве подземелья. Фонарь лопнул, разлетевшись брызгами стекла. Тоннель погрузился во тьму.

Теперь Север видел врагов, а они его — нет. Белов выстрелил вторично. Пистолет «ТТ», выбитый пулей, вылетел из руки «фонарщика». Тот взвизгнул от боли.

— Стоять, суки! — рявкнул Север. — Вы на прицеле!

Второй бандит, все еще не осознавший своего положения, сунул руку в карман пиджака — за стволом.

Но как только он его вытащил, Север очередным выстрелом сразу обезоружил парня.

— Лапы на затылок, оба! — Север почти рычал. — Учтите, я вас вижу! Чуть что — завалю!

Вникнув наконец в ситуацию, мужики подчинились. Белов поднялся на ноги.

— А теперь побеседуем, — сказал он, разглядывая бандитов, нелепо таращивших глаза в темноту. — Кто такие?

— А ты кто такой? — огрызнулся «фонарщик». — Мент?

— Ага, — усмехнулся Север. — Специально вас тут поджидал, в засаде. Да вот уснул ненароком… — И тут же сменил тон: — Вопросы здесь задаю я. Кто такие, под кем ходите? Отвечать, ну!

— Мы из бригады Корвета, — отозвался спутник «фонарщика». — И если ты сам из деловых, то лучше отпусти нас. Иначе тебя в этом городе и похоронят, кто бы ты ни был.

— Угрожать он мне будет! — хмыкнул Север презрительно, но уже более миролюбиво. — Из бригады Корвета, говоришь? А чем докажешь? Обзовись! И кента своего обзови!

Кличку «Корвет» Белов уже слышал — от Ворона.

— Я Умник, — назвался спутник «фонарщика». — Он — Борзой. Слыхал?

Север чувствовал, что парень не врет. Поэтому уверенно ответил:

— Слыхал. Ладно, тогда базар у нас будет другой. Почему вы на меня наехали?

— Здесь наша территория, — буркнул Умник.

— Территория? Да кому нужны эти засранные катакомбы? — удивился Север. — Тут что, деньги из стен растут?

Впрочем, удивлялся он не вполне искренне, ибо слышал разговор бандитов между собой и понимал — есть у них какие-то основания опасаться любого обнаруженного в подземелье чужака. Только вот какие?

— Зачем вы вообще сюда приперлись? — спросил Север Умника.

— Не твоя забота! — неожиданно грубо встрял в разговор Борзой. — Кто ты сам такой? Обзовись, чтобы мы знали, кому предъяву делать!

— С-ся-я-вка! — прошипел Север хрипло и страшно. — Ты мне тут еще язык протягивать будешь… Да я тебе жопу порву на фашистский крест! — выкрикнул он яростно и тотчас пальнул из револьвера Борзому под ноги.

Бандит перепуганно отшатнулся и чуть не упал. Белов поймал его полный ужаса взгляд, устремленный в темноту.

— Запомни, Борзой, сегодня банкую я, — сказал Север, успокаиваясь. — Так что забудь, как борзеют. Пришью, — добавил он уже почти равнодушно. Белов знал — подобное равнодушие всегда производит нужное впечатление. — Понял меня, борзота? — резко, словно хлестнул, закончил Север.

— Понял… — пробормотал Борзой затравленно.

— Впрочем, секреты ваши мне до фонаря, — продолжал Белов, словно раздумывая. — Мне моих проблем хватает. Сколько сейчас времени?

— Около пяти утра, — ответил Умник.

— Нормально… — Север едва слышно вздохнул: он здорово не выспался. — Задача ваша будет следующая: выведете меня из этих катакомб таким образом, чтобы я оказался где-нибудь на окраине города. Тогда останетесь живы. Сможете?

— Сможем! — радостно кивнул до смерти перепуганный Борзой. — Мы тут все ходы-выходы знаем!

— Отлично, — устало качнул головой Север. — Дорогу найдете в темноте?

— Вообще-то здесь можно включить свет, надо только пройти чуть дальше… — робко пояснил Умник. — Обычно мы сами его гасим…

— Можно и свет, — согласился Белов. — Что ж, сейчас поведете. Эй, жена, вылезай! — крикнул он Миле. — Уже можно!

Мила, которая, конечно, давно не спала и все слышала, появилась из-за труб. Она, не дожидаясь распоряжения, быстро свернула оба одеяла, уложила их в пакет и сунула в сумку.

— Шагайте вперед, оба! — приказал Север бандитам. — Включайте свет и ведите. Сусанины, бля!

 

Глава 14

Начальник железнодорожного отдела транспортной милиции города майор Львивченко смотрел на своего подчиненного лейтенанта Климова с явным неудовольствием.

— Не понимаешь ты меня, Шура… — деланно огорченно произнес майор. — Никак не хочешь понимать… Сержанты дубоголовые — и те сразу сообразили, а ты — никак…

— Но, Тарас Леонтьевич, ведь видел я их обоих своими глазами! И мужика, и девку с ним! Девка нам всем троим по башке приложила, пока ее мужик нас на прицеле держал… Очень грамотно, между прочим, приложила, даром что девка… И потом — разбитая пулей рация, перестреленный ремень моего автомата… Куда это денешь?!

— Дурак ты, Шурик, — скривился Тарас досадливо. — Намеков не понимаешь… Хорошо, скажу прямо. Если принять твою версию происшедшего, дело придется передавать в уголовный розыск. А они примутся разнюхивать — и чего это Гриня Крысюк делал на пустыре в компании трех уголовников? Еще нароют какие-нибудь доказательства наших… м-м… дружеских, скажем так, взаимоотношений с небезызвестным Корветом. А кому придется откупаться от дражайших коллег? Нам придется! Тебе, мне и всему нашему отделу! Надо это нам?

— Но погиб наш товарищ! — возмутился Климов. — Мы должны найти убийцу!

— Наш боевой товарищ Григорий Крысюк геройски погиб в схватке с бандитами! — заявил Тарас патетично. — Один из этих бандитов метнул в Крысюка нож, поразив Григория в руку, но Гриша слабеющими пальцами все же нащупал гашетку и успел прикончить всех троих подонков! Правда, второй бандит — тот, что по кличке Кыля — тоже успел метнуть нож в нашего отважного коллегу! И Крысюк пал смертью храбрых! Вечная ему память! — Львивченко встал из-за стола, вытянулся по стойке смирно и торжественно надул щеки.

— Но как же… — начал было Климов.

— Касаемо разбитой рации и простреленного автоматного ремня — все это я из дела уже изъял, — перебил майор. — Кстати, палил по вам этот некто, которого ты даже описать не можешь, разрывными пулями. Пули кустарного производства, но высочайшего качества. У нас в городе таких не водится. И собаки не взяли след вашего непонятного супостата и его телки, словно их обоих вовсе не было. К тому же Крысюк убит ножом Кыли, а урки расстреляны из Гришкиного автомата и так искромсаны пулями, что сам черт не разберет… Отнюдь не разрывными и не револьверными пулями, заметь! Возможно, мифический снайпер с девкой действительно ни при чем… Короче, дознание по этому делу завершено. С экспертами у меня полное взаимопонимание, никаких неясностей, понял? Дело можно сдавать в прокуратуру, пусть благополучно закрывают.

— Но ведь погиб наш товарищ! — настойчиво гнул свое Климов. — Неужели оставим без последствий?!

— Не оставим, Саша, конечно, не оставим, — заверил Львивченко. — Пора всерьез браться за Корвета. Больно много воли он себе забрал. У меня уже такое чувство порой бывает, что мои подчиненные — не мои подчиненные, а Корветова братва. Пора с этим кончать.

 

Глава 15

Мила проснулась и, еще даже не успев сообразить, где она находится, почувствовала острое удовольствие — от чистых простыней, удобной подушки, одеяла в пододеяльнике и того ощущения пусть временной, но защищенности, которое по-настоящему может оценить только бродяга. От ощущения надежной крыши над головой.

Мила сладко потянулась всем телом. Рядом спал Север — как всегда совершенно беззвучно и очень чутко. Он мгновенно прореагировал, уловив движение жены, вскинул голову и устремил на Милу абсолютно ясный, настороженный взгляд — будто и не спал вовсе. Однако сразу осознав, что все в порядке, опасности нет, вновь упал щекой на подушку и лишь невнятно пробормотал, засыпая:

— Маленькая моя…

Мила чуть улыбнулась, но тотчас губы ее задрожали, а глаза повлажнели: последнее время ей нечасто приходилось слышать от мужа ласковые слова. Точнее, ни разу за весь период их новой совместной жизни, начавшейся после грандиозной мясорубки, учиненной Севером в ночном клубе «Алая Роза».

Смахнув мимоходом непрошеную слезу, Мила огляделась. Да, неплохая хата. Вполне пригодная для жизни. Только вот интересно, надолго ли они здесь задержатся. Этого Север не удосужился сообщить жене.

Мила встала, набросила свой единственный халат, которым пользовалась и в гостиницах, и на перевалочных частных квартирах, снимавшихся Беловыми на одну ночь, — короче, везде, где приходилось останавливаться за время пути в этот город и где имелись хотя бы элементарные гигиенические условия. Потому что ночевали Беловы порой и в таких местах, где халатика не наденешь…

А его пора стирать, подумала Мила, халатик-то. Впрочем, так же, как всю остальную одежду. Боже мой, хоть бы на недельку задержаться в этой квартире с нормальными человеческими удобствами, с туалетом, ванной, кухней, с горячей водой и холодильником… А вообще век бы тут жила. Две комнаты, уютно, и плевать, что мебель отдает казенщиной, а этаж полуподвальный…

Голова с похмелья плывет… Интересно, на кухне осталась водка? Должна быть… Мила двинулась туда.

Водка, конечно, осталась. И немало. Еще бы — куда им было три литровые бутылки на двоих? Мила предупреждала — много, да разве Север теперь ее слушает?

Девушка выпила рюмку, присела за кухонный стол, сразу налила и выпила вторую. Стало хорошо. Правда, по-прежнему тревожило желание понять, что же все-таки происходит с ними — с нею и с ее Севером, любимым мужем, который почему-то теперь так жесток и груб с ней, так брезглив и презрителен… Но желание это благодаря водке было уже не нервно-болезненным, а мягким, словно бы отстраненным, и мысли на данную тему текли сейчас спокойно, не вызывая острого напряжения и непреодолимой потребности прогнать их, спрятать далеко в глубь сознания…

Миле вспомнился вчерашний день. Ранним утром они вчетвером — впереди двое бандитов-проводников, следом Север, державший их на прицеле, а последней Мила — вылезли из канализационного люка, расположенного в заброшенном парке поблизости от неработающего завода. Север огляделся.

— Как пройти к центру города? — спросил он бандитов. Те явно трусили, ежились и косили глазами по сторонам — боялись, что здесь-то их сейчас и порешат.

— Я, кажется, задал вопрос! — прогремел Север. — Вы что, оглохли оба? Вам уши прочистить?!

Умник, который с самого начала держался дружелюбнее и поэтому имел больше оснований рассчитывать на лучшее, объяснил, куда надо идти. Борзой отмалчивался, отведя взгляд в сторону.

— Ладно, понял. Свободны, — Север указал стволом на люк. — И убирайтесь быстрее, пока я не передумал.

Парни ждать себя не заставили.

— Идем и мы, — приказал Север Миле, когда блатняки ретировались.

— И куда мы теперь? — спросила Мила мужа, едва они выбрались из парка.

— Я знаю, куда, — мрачно заверил Север.

Они остановились у первого же телефона-автомата. Белов уверенно набрал чей-то номер. На другом конце провода ответили не сразу — все же было еще слишком рано.

— Всеволод Романович? — сказал Север в трубку. — Здравствуйте. Извините, что разбудил. Я хочу передать вам привет от московского брата.

— Где вы сейчас находитесь? — быстро спросил жесткий голос.

Север назвал улицу, на которой они с Милой стояли, и добавил:

— Мы с дороги. Нам бы отдохнуть, почиститься, прийти в себя. Дорога была долгой и непростой.

— Учтено! — заверил незримый собеседник. — Оставайтесь на месте, я немедленно подъеду.

— Вы ничего не забыли? — вдруг как бы смутился Север. Мила, прекрасно слышавшая весь разговор, напряглась.

— Забывчивость — мой крест, к сожалению! — отреагировал Всеволод Романович непринужденно. — Но я уже все вспомнил. Ждите!

Раздались короткие гудки. Мила опять расслабилась. По тому, как спокойно воспринял последнюю фразу Север, девушка поняла, что это был просто дополнительный пароль.

— С кем ты разговаривал? — спросила Мила мужа, едва он повесил трубку.

— С начальником городской милиции, — отозвался Север неохотно. — Сейчас он приедет и устроит нас.

— А как ты его узнаешь?

— Я знаю номер его машины.

Вскоре неподалеку остановились неприметные «Жигули». Север решительно направился к автомобилю, открыл заднюю дверцу, посадил Милу в салон. Сам сел спереди, рядом с водителем — мужчиной, одетым в штатское, но выправкой напоминавшим военного, — Мила это сразу отметила.

— Всеволод, — протянул Белову руку мужчина. — Можно без отчества. А вас?

— Северьян. Лучше просто Север, — представился Белов. — А жену мою зовут Мила.

— Очень приятно, — полуобернулся Всеволод. — Наслышан об обоих. Но ведь вас, Север, вроде как убили? — Он хитро прищурился.

— Вроде как, — пожал плечами Белов. — Иначе Валентин вряд ли предложил бы вам связаться со столь жуткой личностью. А так — полная конспирация.

— Ладно, едем! — вздохнул Романов после паузы. — Здесь недалеко. Здесь все недалеко…

Ехали действительно недолго. Всеволод остановился у бокового подъезда огромного многоквартирного дома, выстроенного углом. Подъезд, куда пригласил Беловых их провожатый, располагался возле «острого угла» незамкнутого треугольника.

Романов провел своих гостей куда-то под лестницу, пару раз свернул и остановился перед неожиданно оказавшейся здесь, почти неотличимой внешне от соседних стен дверью.

— Проходите, — предложил Всеволод, отпирая дверь. Беловы вошли и принялись осматривать уютную прихожую. Они с трудом скрывали удивление.

— Хата куплена мной на имя подставного лица — человека, не существующего в природе, — сказал Романов, входя следом за Беловыми и запирая квартиру. — О ее существовании знаю только я. Все документы на нее хранятся здесь же, я покажу. Здесь же и паспорта двух владельцев — мужчины и женщины тридцати и двадцати пяти лет соответственно. В них надо только вклеить ваши фотографии. Надеюсь, вы о них позаботились?

— Конечно, — кивнул Север. Мила вспомнила: их обоих фотографировал Павел перед отъездом с «фазенды». Так вот почему он хотел непременно отпечатать снимки до расставания с друзьями…

— Отлично, — продолжал Романов. — А то фотографироваться здесь, в городе, было бы неосторожно. Город не так велик…

— Да ясно, — перебил Север чуть досадливо. — А вот кто их вклеит так, чтобы без сучка, без задоринки? И с гарантией, что с них не сделают копию? По фотографиям нас можно опознать, если они окажутся в чужих руках.

— Насчет вашего опознания… — иронически усмехнулся полковник. — Учтите, ни в какую чертовщину я не верю. Валентин мне наплел про вас, что вы — вроде людей-невидимок, и блатные несут черт-те чего, а для меня вся эта черно-белая магия — просто шарлатанские выходки не в меру обнаглевших фокусников-недоучек. Я не имею в виду вас, но все же объясните…

— А никакой чертовщины нет, — перебил Север. — И никакой магии нет — ни черно-белой, ни красно-коричневой, ни жовтно-блакитной, ни серо-буро-малиновой в крапинку. Просто двое людей обладают особыми свойствами организма, подвластными пока лишь отдельным особям нашего дражайшего вида хомо сапиенс. И пара таких особей перед вами! — закончил Север с саркастической ухмылкой.

— С трудом верится… — обронил Всеволод.

— А вы отвернитесь, — предложил Север, — закройте глаза и попытайтесь мысленно, просто для себя, составить словесный портрет кого-нибудь из нас двоих — все равно кого. Тогда и судите.

— Думаете, не смогу? — ухмыльнулся Романов.

— Попробуйте, — повторил Север.

Полковник отвернулся. Некоторое время он простоял спиной к Беловым, затем вновь обратил к ним свое лицо. На лице этом отражалось такое неподдельное изумление, что Мила и Север едва не расхохотались. Но сдержались — еще обидится самолюбивый офицер.

— Ваши черты словно расплываются, когда их пытаешься вообразить… — пробормотал Всеволод. — Мешанина… Вспоминается только, что Мила — красавица неописуемая… Вот именно — неописуемая! — воскликнул он вдруг, удивляясь появившемуся в данном случае второму смыслу древней метафоры. — Как… как вам это удается?

— Сами не знаем, — честно признался Север. — Благоприобретенное свойство, вызванное необходимостью выжить… Или еще чем-то, черт разберет, чем…

— А как вас можно опознать по фотографиям? — Поинтересовался Всеволод.

— Сравнить имеющиеся снимки с только что сделанными мгновенно проявляющимися фото. Так уже было однажды, — Север выразительно взглянул на Милу, подавив вздох, — и чуть не стоило нам обоим жизни. Поэтому вопрос, кто будет вклеивать фотографии в наши паспорта, очень важен. Может, вообще обойдемся без этого? В конце концов, нам совсем не обязательно быть владельцами данной жилплощади. Документы у нас есть — какие-никакие, по ним мы — беженцы, а если кто поинтересуется, почему обитаем здесь, то ответим — мы гости хозяина, он разрешил пожить, а где сейчас сам — Бог знает…

— Не годится! — решительно возразил Всеволод. — Я привык, если уж берусь за дело, делать его безупречно. Чтоб комар носа не подточил. Насчет фотографий — не волнуйтесь, вклею их сам, я умею. Готовые паспорта привезу вам завтра вечером. Завтра же вечером у нас с вами состоится основной разговор, Север. А пока — отдыхайте.

…Полдня они проспали. После сходили за водкой и до глубокой ночи пили. Практически все это время Север втолковывал Миле только одно: как он ее ненавидит и как не может без нее жить — буквально физически не может.

Ей было лестно, стыдно и страшно.

 

Глава 16

День клонился к вечеру. Север и Мила смотрели видео — квартира была хорошо оборудована, Романов обо всем позаботился, в том числе и о досуге своих будущих постояльцев. Беловы молчали. Север, лишь случайно, спросонок пробормотавший жене нежные слова, теперь, окончательно проснувшись, опять стал груб и непримирим. Поэтому Мила не лезла к нему с разговорами — боялась.

Раздался звонок в дверь. Север отправился открывать. В прихожей он взглянул на монитор, на который транслировалось изображение находящегося за дверью визитера. Им оказался Романов. Полковник был пунктуален — Север ждал его к этому часу, и Всеволод явился минута в минуту.

— Паспорта готовы, — сказал он, войдя. — Вот они, посмотри и убери. Как беседовать будем — втроем или тет-а-тет?

— Лучше наедине, — ответил Север. — Милке необязательно знать мои планы. Проходите…

— Давай на «ты», — предложил Романов, устраиваясь в одном из кресел гостиной. — Я знаю, тебе не тридцать, больше. Ну а мне сорок пять. Тоже не дедушка… хотя мог бы уже иметь внуков… — вздохнул он с непонятной горечью, столь, по-видимому, глубокой, что ее невозможно было объяснить естественным желанием зрелого мужика увидеть себя воплощенным в потомках. — Но не имею! — натянуто улыбнулся полковник. — И никогда не буду иметь. Так что зови меня попросту — Влад.

— Вполне современно, — кивнул Север. — Коротко и без излишней фамильярной уменьшительности. Правильно. Чай, не единой братской семьей живем нынче…

Иронизировал Север совсем слегка, но Романов был чуток.

— Брось, — поморщился он. — Мне самому эти новые времена… ладно, оставим. Хочешь, зови меня Севой, так меня в детстве звали.

— Кстати, меня тоже, — усмехнулся Север. — Выходит, детьми мы были тезки… И все же оставим как есть: ты — Влад, я — Север, ты — начальник штаба, я — боевое подразделение. Так удобнее.

— Ты прав, — кивнул Романов.

— Что ж, начинай, командир, — предложил Белов. — Какие проблемы? Почему ты меня сюда вызвал? Точнее, пожелал моего приезда и согласился принять? Выкладывай.

— Разве ты не в курсе? Разве Валентин не рассказал тебе о моих проблемах, о проблемах моего города?

— Только в общих чертах. Кратко можно сформулировать так: честный мент вконец запутался, увяз в своих взаимоотношениях с мафией, а она вываляла его в крови, в грязи, в деньгах, в прочем дерьме и держит теперь на коротком поводке. Он больше так жить не может. Требуется рубить гордиев узел. Требуется Север Белов.

— Да, Валентин правильно нарисовал тебе общую картину, — кивнул Романов. — Мне нужен именно тот Север Белов, саму возможность существования которого я всегда высмеивал… — Он замолчал.

— Рассказывай, — жестко проронил Север, выждав паузу. — Мне нужны все подробности — и о тебе, и о городе. Мне здесь работать и выживать.

— Да, именно выживать, Север… — произнес полковник задумчиво. — Ты обязательно должен вжиться и сделать всю ту работу, которую не сделал я… Обязательно. Иначе… — Он опять замолчал.

Север видел — что-то мешает Владу начать. И прекрасно чувствовал, что именно. Стыд. Мучительный стыд за себя, мучительное нежелание раскрываться перед незнакомым человеком, слывущим к тому же отпетым бандитом. То есть врагом любого честного мента.

Север пристально взглянул собеседнику в глаза и некоторое время смотрел так, не мигая.

— Говори, Влад, — мягко, но непреклонно велел он. — Я действительно свой. Говори.

Внушение подействовало. Романов расслабился, откинулся в кресле и обрел свою обычную внешнюю уверенность. Север еще вчера понял: уверенность эта показная, она нужна полковнику, чтобы хоть как-то держаться на людях, когда знаешь, что земля ушла у тебя из-под ног, что надежды больше нет и остается лишь делать хорошую мину при плохой игре. А полковник делал такую мину. Сейчас она вернулась к нему.

Однако говорить Романов начал все же очень неохотно, через силу:

— Ты-то свой… Да я и в доску своему Вальке рассказал о моих делах только после того, как напились по чертиков. Встречу отмечали… Несколько лет не виделись. Ему командировка подвалила в наш областной центр, ну и я туда подгреб — повидать старого друга. В Москву-то не выберешься, далеко. Короче, пили-пили, я и рассопливился. Пришел момент истины… — Он невесело усмехнулся. — На откровенность потянуло, словно пойманного урку, чья вина практически доказана. Раскололся Романов… Все выложил. Наутро и сам забыл, о чем разговаривали, да Валька напомнил…

Он прервался, нервно закурил. Север ждал.

— Ладно, все это лирика, — продолжал Влад, несколько раз жадно затянувшись. — Перейдем к сути. Сюда, в этот город, меня прислали, когда в звании повысили. «Варягом» прислали, разбираться с местной шушерой. Я ведь отличным работником считался, принципиальным, неподкупным, бесстрашным… Все потерял…

Всеволод вновь замолчал, пряча душевную боль. Ему нужно было собраться с духом, чтобы рассказывать дальше.

— Тут ментура насквозь гнилая, — заговорил он опять. — Таковой и остается по сей день. А какие у меня планы были! Я собирался организовать работу по тамбовскому сценарию — без оглядки на столицу. Прежде всего очистить ментовку от оборотней, от пособников мафии. Набрать честных, верных людей и ввести такой порядок, чтобы вся блатня знала — в моем городе ей только зона или пуля корячится. Как в Тамбове — недаром оттуда местные бандиты в Питер да в Москву подаются. Понимают — дома ловить нечего. Вот и я так хотел. Но не смог. Меня здесь уже ждали…

— Тебя купили? — быстро спросил Север, боясь, что Романов опять надолго замолчит.

Офицер горделиво вскинул голову.

— Меня не купишь! Не продаюсь! — зло бросил он, почти выкрикнул. Однако сразу сник. — Впрочем, и купили тоже… Но потом. Когда пути назад уже не было.

— Что же произошло? — Север сверлил собеседника взглядом.

— Видишь ли… — Романов отвел глаза. — Я должен рассказать тебе предысторию своего появления здесь. Столичный РУОП раскопал, что несколько крупных партий героина поступили в Москву и в Питер именно отсюда. Данные были оперативные и, прямо скажем, вызывающие недоумение. Город находится далеко в стороне от традиционных трасс транзита наркотиков из Азии, героин сюда никто не повезет, по крайней мере, для перепродажи дальше. Везти сырье для переработки? Тоже невыгодно — слишком далеко, проще организовать соответствующие заводы на месте произрастания опиумного мака. Да что — организовать? Этих заводов там и так полно: в Пакистане, Афганистане, Турции… Вывозят уже готовый продукт. Откуда ж взяться таким крупным партиям героина в нашем захолустье? Тут опиумный мак не растет — климат не тот… Короче, случай сочли единичным и махнули рукой. Но потом местный героин всплыл на европейском рынке, на американском… И опять в Питере, Москве, а также в Красноярске, Ростове, Владивостоке… Видишь, какая обширная география! И героин был не только качественный, но и подозрительно дешевый! Поэтому ростовским или питерским блатнякам выгодно было даже перепродавать его оптом на Запад, а не распространять у себя. Вот что удивительно!

Высокому начальству все это казалось полной чушью — ну не растет опиумный мак в наших широтах, хоть ты тресни! Но перед Западом как хвостом не вильнуть? В больших московских кабинетах сейчас сплошь холуйня сидит. Русский народ они хоть весь перетравят, им плевать, а вот драгоценные Европа с Америкой — это, конечно, для них святое. И хотя официально признавать российское происхождение наркоты не спешили, но кое-какие меры решили все же принять. Не создавать специальную руоповскую следственно-оперативную бригаду, нет! Ведь подобный ход и означал бы официальное признание того, что зелье выращено и изготовлено в России. Решили просто послать в этот город толкового честного мента начальником городской милиции. И дать ему карт-бланш на наведение тут жесткого порядка. Этим ментом оказался я.

Романов глубоко затянулся сигаретой, выпустил целое облако душистого табачного дыма. Север тоже закурил. Он ждал главного, ибо явно было, что все изложенное — действительно предыстория.

Всеволод еще раз затянулся, раздавил окурок в пепельнице и продолжил рассказ:

— Понимаешь, в нашем городе, кроме рэкета, проституции, грабежа проезжих челноков, и нажиться-то не на чем. Промышленность лежит пластом, большинство горожан — безработные, окрестное сельское хозяйство развалено… Короче, больших криминальных капиталов здесь не сделаешь. Но они есть, эти капиталы! Местные бандиты жируют, живут не хуже столичных! В городе полно увеселительных заведений, они все процветают — за счет здешней братвы и обслуживающих криминальный мир бизнесменов. Деляги вонючие… Молодежь поголовно сидит на игле, поскольку героина кругом невпроворот и он дешев! Наркоманы тащат из семей последнее, если не могут найти денег на очередную дозу. Но городской рынок наркотиков, конечно, далеко не главный для местной группировки. Основной поток товара расходится по всей России. Вопрос: откуда этот товар, если ни грамма его не приходит со стороны? Как героин появляется в городе? Ответа на этот вопрос я не знаю…

— А отделения РУОПа здесь нет? Ведь по идее именно РУОП, а не городская милиция занимается наркомафией. Разве не так? — спросил Север.

— Отделения РУОПа здесь нет, — отчеканил Романов. — РУОП прописан в областном центре. К нам суется только по особому вызову.

— Ясно… — Север сделал паузу, решая, пора ли задавать следующий вопрос. Решил, что пора.

— Влад, но почему так случилось, что ты не только не передавил здешних бандитов, как собирался сначала, а сам стал работать на них?

Романов поднял обе ладони и с силой провел ими сверху вниз по своему лицу, словно стирая грязь. Затем в упор посмотрел на Белова.

— Они посадили на иглу моего сына. Моего единственного сына, если только ты, чудище, способен понять, что это такое!

 

Глава 17

Последние слова Романов выкрикнул. Он сверкающими, полубезумными глазами смотрел на Белова.

— Успокойся, Влад! — резко сказал Север. — Я отнюдь не чудище, что бы про меня ни плели твои подопечные. И я вполне способен понять, что может значить для человека единственный сын. Успокойся!

Всеволод опустил голову. Минут пять он приходил в себя. Потом заговорил:

— Эх, совсем психопатом я стал… Извини, Север.

— Я все понимаю, — кивнул Белов. — И когда изо дня в день поступаешь против совести, чувствуя себя при этом полным подонком и не имея возможности ничего изменить… Тут кто угодно взбесится. Так что понимаю тебя, Влад. Но все же продолжай.

— Мамы у нас нет… — продолжал Романов. — Жену мою убили чечены пять лет назад, чтобы отомстить мне. Ну да я нашел убийц! Я добился справедливого суда! Эти подонки сейчас все на Огненном острове, на пожизненке! Помиловал их, видишь ли, господин Притыркин! Гадина… Впрочем, жить на Огненном даже хуже, чем умереть, так что я доволен, пусть мучаются… Ну да это к делу не относится. Короче, мамы у нас нет, рос мой Ромка последние годы без мамы. И вроде нормальным парнем рос. А здесь… не уследил я. Вырос мой парень, к двадцати уже… Так ему девку подсунули, шикарную девку… Задурила голову… А он что — сопляк… Она-то его на шприц и подсадила. Парню все хотелось героем перед ней выглядеть. А когда открылась правда, было поздно — Ромка уже сидел крепко… Сама Анжелочка только изображала из себя наркоманку, никогда себе не колола ничего опаснее успокоительных, как потом выяснилось! Заманивала дурака, сука, блядь поганая, подстилка бандитская! Ну скажи, Север, разве может девчонка в семнадцать лет быть такой законченной падлой? Скажи — может? Нормально это? Или она — выродок?

— Может… — вздохнул Север. — И не выродок она. Просто таков род человеческий, к сожалению… Продолжай.

— Впрочем, чего я разорался? — пробормотал Всеволод удрученно. — Будто сам встречал мало людской мрази… Просто когда касается тебя лично, теряешь объективность… На чем я остановился?

— Ты рассуждал о том, откуда в городе героин, — подсказал Север.

— Да, точно. Откуда берется героин, я действительно не знаю, — подхватил Романов. — Но его полно — дешевого, качественного. Именно за счет его продажи местные бандиты финансируют всю городскую милицию.

— И тебя? — перебил Север.

— И меня… — вздохнул Всеволод. — С тех пор как Ромка стал наркоманом, я целиком в руках у здешней группировки. Мне платят большие деньги только за то, чтобы я ничего не делал… Я и не делаю. Жирую потихоньку. А сын гибнет. И вместе с ним гибнут сотни парней и девчонок, втянутых в этот пылесос… Они мне уже по ночам являются — синие, исколотые… Жуть! Но ведь я ничего не могу поделать, ничего! Если я хотя бы попытаюсь прихлопнуть наркоторговцев, они оставят Ромку без героина, и он с собой покончит! Или меня убьет! Или сбежит из дома и погибнет! А сам я окажусь за решеткой, потому что бандиты сразу обнародуют компрометирующие меня материалы! Да и вообще, у них даже в областном центре все схвачено, а местная гражданская бюрократия — мэр и прочая мразь — вовсе из их рук кормится! И не в том даже дело, что меня снимут или посадят, а в том, что ничего я изменить не смогу! Нет выхода. И сын мой умрет совсем молодым — либо от наркотиков, либо от их отсутствия…

— А ты лечить его пробовал? — спросил Север.

Влад махнул рукой:

— Пробовал… На этом и погорел первый раз. Взял первую взятку. Думал, оплачу лечение Ромки, отправлю его отсюда, а сам с развязанными руками возьмусь за гадов всерьез, как собирался… Напрасные надежды. Бандиты даже не предпринимали каких-то особых защитных мер — просто ждали. Ромка начал колоться через две недели после курса спецтерапии. И вот тут-то местная «семья» предъявила мне ультиматум: либо я удаляю из города свою команду — я же привез с собой группу верных мне оперативников — и прекращаю копать под здешнюю «двуснастную» милицию, получаю свою долю бандитских бабок да живу себе богато, при тачках и телках, либо моего Ромку за очередную дозу делают пидором навсегда… Выбора, сам понимаешь, не было.

— Отправил бы его отсюда, хоть и больного! — возразил Север.

— Добрались бы… — повесил голову полковник. — Да и потом, сколько охраны к человеку ни приставляй, за какие Можаи ни загоняй, его не удержишь, если он сам хочет колоться. Здесь я по крайней мере могу ему обеспечить всегда чистый шприц и более-менее приемлемую дозу снадобья… А потом факт первой полученной мною взятки был задокументирован, они это ловко провернули. Материальчик такой, что хоть завтра неси в прокуратуру. Короче, капкан. И я сдался. Пошел вразнос. Действительно, начал жить при бабках, при тачках, при телках, при кабаках-саунах… при всех атрибутах нынешней «красивой» жизни. Команду свою разогнал… и остался с больным, медленно умирающим сыном на руках… и с дырой в сердце… Скорей бы только эта дыра стала не фигуральной, а натуральной! — закончил Всеволод неожиданно и страстно.

Полковник замолчал. Север тоже молчал, понимая: несмотря на скупость рассказа, он дался Романову нелегко.

Однако пауза затягивалась. Север наконец решил и ее прервать.

— Что должен сделать я? — тихо спросил он.

— Видишь ли, братец… — произнес Всеволод медленно. — Я человек конченый. Я никогда не прощу себе тех преступлений, которые были совершены при моем попустительстве, которые мне приходилось покрывать. Мой сын — тоже человек конченый. Правда, по другой причине. Но я устал за него бороться. Тем более что понял — любая борьба уже бесполезна…

— Почему? — прервал Север.

— Я еще три раза пытался его лечить, естественно, тайком. Платил огромные деньги… Его отправляли в санатории, снимали «ломки», чистили организм, устраняли физическую зависимость от наркотиков. Только все зря. Психологическая зависимость куда сильнее физической, она неискоренима. Каждый раз после лечения Ромка снова начинал колоться максимум через месяц. Он смертник.

— Ты опустил руки? — понимающе качнул головой Север.

— Они сами опустились, — пожал плечами Романов. — Я всегда был реалистом и знаю: стену лбом не прошибешь. Остается самоустраниться. Но я после себя оставляю столько дерьма, что должен позаботиться, чтобы кто-то его подчистил. Сам не могу: попробуй я дернуться, меня сразу уберут. Нет, не пристрелят даже, а просто раздавят убойным компроматом. Не страшна смерть, страшен позор… Помоги мне его избежать! Я вынужден действовать тайно, и ты — моя единственная надежда. Раздави гадину! Ты сможешь! Если хоть часть баек о тебе правда — сможешь! Изведи хотя бы местную наркомафию, Север!

— Для этого я и приехал, — спокойно кивнул Белов. — И давай теперь поговорим конкретно. Ответь мне на несколько вопросов.

— Спрашивай.

— Сколько в городе банд? Как разделены сферы влияния? Кто лидеры? Какое участие в деятельности бандитов принимает милиция? Кто такой Газават? Кто такой Корвет? Какой реальной властью обладаешь ты, если вообще обладаешь?

— Ого! — воскликнул Романов. — А ты и впрямь мастер своего дела! Второй день в городе, а уже знаешь и Газавата, и Корвета!

— Только имена, — перебил Север. — И еще догадываюсь, что именно эти люди ходят здесь в «папах». Но Корвет, по-моему, куда мельче Газавата.

— Точно! — восхитился Всеволод. — Однако начну по порядку. Правда, я не слишком много успел выяснить за короткий период своей активной работы, но все же общую картину нарисовать могу. Итак, банд в городе две — не считая шушеры, конечно, отморозков там всяких, гопников, бакланья и так далее. Основная организованная группировка — бригада Газавата. Собственно, они держат весь город, поэтому никакого разделения сфер влияния попросту нет. Газават полностью контролирует городской рэкет, поставки водки — самый прибыльный легальный бизнес, а также банковскую сферу, финансовые махинации и главное — торговлю наркотиками. Он же содержит городскую милицию. Наши оборотни — а здесь, я уже говорил, все менты оборотни, честных давно либо убили, либо уволили, либо посадили, либо перевели в другие места — так вот, наши оборотни едят из рук Газавата. Из тех же рук ест мэр со своей администрацией. Именно Газават обеспечивает местным чиновникам прокручивание бюджетных денег и соответствующий навар…

— Однако!.. — изумился Север. — Неординарная личность этот Газават! Он что, вор в законе?

— Нет, до «законника» не дотянул — молод, ходок мало… Но авторитет крупный. И в блатной общак платит исправно, во избежание конфликтов. Кроме того, воровское сообщество прикрывает Газавата от столичных начальников. Однако Газават имеет и свой собственный общак, личный, персональный… — Романов невесело хохотнул.

— Понятно… — усмехнулся и Север. — Общак для одного человека, размещенный где-нибудь в Швейцарии, в уютном тамошнем банке.

— Именно, — подтвердил Всеволод.

— Знакомая ситуация. Банальная до крайности по нынешним временам. — Север едва не сплюнул на пол от переполнявшей его гадливости. — Одно шакалье кругом, куда ни сунься… Жлобня поганая!

— Мне продолжать? — требовательно спросил полковник.

— Да, конечно, — вздохнул Север. — Моя вспышка — всего лишь лирика. А лирика среди человеков всегда считалась сопливой дурью. Ее вытаптывали с завидным упорством и цинизмом… Ладно, продолжай.

— По поводу твоей лирики у меня к тебе возник один вопрос, — сказал Романов. — Но это потом. С Газаватом тебе все ясно? Перейдем к Корвету. Собственно, его группировка — всего лишь банда бомжей. Они контролируют только городскую проституцию.

— Бомжей? — удивленно переспросил Север. — Вот так новость! Никогда не слышал, чтобы бомжи создавали устойчивые криминальные структуры, обладающие хоть какой-то реальной силой, хоть каким-то реальным влиянием… И что, с корветовскими бомжами в городе считаются? — Север искренне недоумевал.

— Еще как считаются! — подтвердил Романов. — Но я понимаю твое удивление. Однако тут особая история. Видишь ли, Корвет — личность тоже по-своему весьма неординарная. По моим сведениям, он бывший морской пехотинец, то есть великолепно владеет рукопашным боем и большинством видов оружия. Кстати, «морская» кличка дана ему тоже благодаря его бывшей службе на флоте.

— А как же он стал бомжем? — поинтересовался Север. — Спился?

— Я слышал такую версию, — начал объяснять Романов. — Корвет жил в Питере, работал чьим-то телохранителем и, насмотревшись на шикарную жизнь «новорусов», решил сам стать не «шестеркой», а боссом. Взял у своего хозяина кредит под залог квартиры, организовал собственную фирму, ну и прогорел, естественно. Жадности-то у него много, а вот особого рода смекалки нет. Не шакал он, каковым надлежит быть дельцу, а волк. Догнать жертву, свалить, изорвать в куски — да, это для него, но хитрить, изворачиваться — тут он пас. Короче, разорился Корветик, остался без жилья. Тогда он поступил, как и положено волчаре, — ограбил офис фирмы своего бывшего шефа, благо систему охраны знал прекрасно. Взял, правда, сущие гроши — миллионов двадцать деревянных…

— Не такие уж и гроши, — перебил Север.

— А это как посмотреть, — возразил Романов. — Если ты живешь спокойно у себя дома и эти деньги сваливаются на тебя с неба, тогда, конечно, сумма приличная. Но если ты подаешься в бега, а на хвосте у тебя сидят посланные ограбленным тобой боссом крутые ребята — тогда двадцать миллионов рублей сущие гроши. Корвет их быстро спустил. Ну и остался с голой задницей. Скитался по всей Руси великой, пока не добрался до нашего города. И тут его осенила гениальная идея — сколотить банду бомжей и взять под контроль ту сферу криминального бизнеса, которая не очень интересует серьезных бандитов вроде Газавата и за которую они не станут резаться насмерть, до последнего бойца…

— Это какую же? — решил уточнить Север. — Проституцию?

— Вот именно, — кивнул Всеволод. — Видишь ли, в нашем городе повальная безработица. И единственная возможность для молодой девки добыть себе хлеб насущный — заняться проституцией. Панель все-таки приносит какой-никакой доход. У нас тут довольно крупный железнодорожный узел. Через него едут челноки из маленьких городов. Те, кто не может добыть пропитание у себя дома и отправляется на заработки в столичные регионы. Оттуда они разлетаются кто в Китай, кто в Турцию, кто в Польшу, привозят товар, реализуют его там же, в столицах, в Москве да Питере, и возвращаются к родным пенатам — опять же через нас. Здесь они вынуждены задерживаться, чтобы пересесть на поезд, идущий в нужном им направлении. Ну и многие из мужиков не прочь спустить в нашем городе часть заработанных денег. Так что проститутки без работы не сидят. А вот приличной «крыши» у них долгое время не было. Газавату они не нужны — что ему их гроши? К тому же у него есть свои телки, на окладе, в каждом офисе понатыканы. Проверенные. И для своей братвы, и для гостей, если таковые заявятся. Уличные шлюхи и девочки по вызову раньше искали защиты у милиции, хотели под милицейскую «крышу». Но местные гнилые мусора — «крыша» ненадежная. Деньги брали, «субботники» девкам устраивали, а защищать не защищали… Мразь.

— Круто ты о своих коллегах… — Север покачал головой.

— Ой, Север, да какие они мне коллеги?! — страстно воскликнул Романов. — Я сроду себя мусором не считал! Ищейкой, легавым, ментом поганым — да! Только для кого поганым, а для нормальных людей — единственным защитником от всяческой погани! Но мусором я никогда не был! Карьеру делал, да, но честно! Начальственных задниц не лизал, высокородных подонков не покрывал, все свои звездочки собственной башкой, чутьем да оперативной хваткой зарабатывал! И мне равняться с этой падалью, которая жирует на деньги блатных, которая бродяг, алкашей да шлюх обирает?! Никогда! Не коллеги они мне — враги! Та же блатня, только что в форме! — Всеволод аж задохнулся.

— Ты про Корвета не закончил, — мягко напомнил Север.

— Да… — сбавил тон Романов. — Так вот, прибыв в наш город, Корвет сообразил: проститутки тут фактически бесхозные, но за их счет вполне можно жить. И бравый морской пехотинец развил кипучую деятельность. Прежде всего набрал команду из бомжей. Бомжей здесь много, железная дорога их поставляет в неограниченном количестве, а среди них встречаются крепкие, злые ребята, сильно ушибленные жизнью, ненавидящие весь мир и готовые на все. Такие обычно пьют в меру и ждут только удобного случая, чтобы переменить свою участь. Вот подобных персонажей Корвет и набрал к себе в бригаду. Каким-то образом — до сих пор не пойму, каким — он умудрился вооружить своих бойцов. Это, пожалуй, самое загадочное во всей истории бомжовой банды — ведь стволы стоят дорого, а никакого начального капитала ни у Корвета, ни у его людей не было. Тем не менее они вооружились, подчинили себе мелких сутенеров и взяли под свое крыло всех уличных и «телефонных» проституток города. Самое удивительное то, что они действительно и всерьез начали защищать девок. Было несколько случаев, когда менты привозили шлюх в отделение и заставляли работать «субботник». Так вот, корветовские парни этих ментов потом отлавливали и делали инвалидами. Мусора сперва пытались задавить Корвета. Тогда началась стрельба. Несколько моих так называемых коллег пали смертью храбрых, — Романов брезгливо усмехнулся. — Сначала, конечно, вся ментовка встала на уши. Но тут обнаружилась еще одна загадка, связанная с бандой бомжей: бойцы Корвета появлялись, как из-под земли, и исчезали после своих «акций возмездия» тоже неизвестно куда. Ни проститутки, ходившие теперь «под Корветом», ни сутенеры, которых бомжи заставили работать на себя, не могли сказать, где скрывается костяк банды. Попросту не знали. Хотя что только с ними ни делали, добиваясь информации! Но они действительно не знали. А если в руки мусорам попадался кто-то из бойцов Корвета — такое случалось два или три раза, — то этот боец странным образом умирал на первом же допросе. Выяснить ничего не удавалось. Кроме того, Корвет сумел перетянуть на свою сторону транспортную милицию, железнодорожный отдел. Тут я хочу кое-что уточнить. Ты, наверно, знаешь, что транспортники не подчиняются городской милиции, у них свое начальство…

— Откуда мне это знать? — пожал плечами Север.

— Ну так знай. У транспортников свое начальство и своя сфера деятельности, ограниченная в нашем случае железной дорогой. Так вот, Газават местной железнодорожной милиции сроду никаких денег не платил. Транспортники ему почему-то не нужны, хотя я с трудом представляю, как он без них обходится при переброске своего героина. Но факт есть факт — обходится. Естественно, железнодорожная милиция чувствовала себя обиженной. А Корвет сумел договориться с начальником отдела, майором Львивченко. Посулил ему хорошую долю от доходов с городских проституток, предложил поставлять на панель молоденьких красивых бомжих… короче, купил. И транспортники стали вставлять городским ментам палки в колеса. Сильно навредить они не могли, однако при общей более чем печальной ситуации… А ситуация сложилась такая, что особо активно выступавших против Корвета городских ментов отстреливали прямо на улицах. В итоге наша мусорня обратилась за помощью к Газавату, грозя перекрыть ему кислород, если он не уладит дело с Корветом. Газават взялся улаживать. Но воевать против «бомжей-призраков» не стал, предпочел договориться. И договорился. В итоге вся городская проституция отошла к Корвету и его людям, а городские менты вынуждены были охладить свой пыл в смысле «субботников» для уличных шлюх. Теперь это прерогатива корветовской братвы и транспортников. На другие сферы деятельности, кроме контролирования секс-сервиса, Корвет не претендует. А за убитых «товарищей по оружию» городская милиция ежемесячно получает с Корвета определенную сумму отступного. И все довольны — более-менее. Хочу еще добавить, что указанные события произошли до моего назначения в этот город. Когда я сюда прибыл, здесь уже существовала вполне стабильная система взаимоотношений между группировками — и милицейскими, и бандитскими.

— Веселый парень твой Корвет… — проронил Север задумчиво. — Сдается мне, что он в прошлом не обычный морской пехотинец, а личность покруче…

— Я тоже так подозреваю, — согласился Влад. — Ведь все мои сведения о нем — это его собственные рассказы о себе, то, что он выкладывал проституткам, случайным знакомым в кабаках и вообще кому попало. Похоже на отработанную легенду, призванную скрыть истинное прошлое человека.

— Да, похоже… — Север немного помолчал, затем словно встряхнулся. — А знаешь, мы с тобой увлеклись. Ведь нас в первую очередь интересует отнюдь не Корвет, а Газават. Кстати, откуда у него такая кличка?

— А… Это тоже началось до моего появления здесь. Еще при Горбачеве и его вонючей «перестройке». Тогда город казался лакомым куском: работали предприятия, способные, как представлялось, приносить хорошую прибыль, и вообще виделись перспективы. Город начали прибирать к рукам кавказцы. И прибрали бы, не появись Газават. Правда, в те времена он носил еще пусть уважительную, но довольно мальчишескую кличку Боец. Отчаянный был малый, чуть что — сразу пускал в ход кулаки, а они у него пудовые. Так вот, черные сильно теснили местную братву, которая к тому же никак не могла договориться между собой и выступить единым фронтом. Джигиты уже, можно сказать, праздновали победу. И вдруг приезжает Боец. Он здешний, родом отсюда, всех тут знал и его все знали — гремел, как первый кулак города. А вернулся он с отсидки, где тоже отнюдь не в «петухах» и даже не в «мужиках» ходил. Вот и представь себе: в разгар боевых действий против черножопых у «коренных» городских бандитов появляется настоящий духовный лидер: молодой, но уже крупный уголовный авторитет, сам из местных, то есть свой в доску, к тому же сильный, энергичный, остервенело храбрый и обещающий поддержку ведущих воров в законе всем, кто пойдет за ним. Естественно, за ним пошло большинство местных бандитов. Редких недовольных из «славян» он легко ликвидировал. А затем объявил джигитам «славянский газават». И взялся за них очень круто: парни Бойца расстреливали на улицах города всех мужчин кавказской внешности независимо от их национальности или принадлежности к бандитским структурам. Конечно, кавказцы дрогнули: ведь как ни пляши, а черную рожу деньгами не прикроешь. Вскоре джигитов в городе не осталось вообще: бежали. С тех пор бывший Боец носит гордую кличку Газават. Правда, с кавказцами он примирился и, по слухам, теперь даже весьма широко сотрудничает с ними. Их примирили воры в законе на особом, специально посвященном Бойцу и черным региональном «сходняке». Однако славное имя Газават за Бойцом сохранилось.

— И как только он умудрился остаться живым с тех пор? Как его не завалили за столько лет ратного труда на благо собственной задницы? Обычно лидеров такого масштаба убивают через каждые три-четыре года. А Газават живой и процветает… — Север покачал головой. — Видать, он сильно умный, если до сих пор не мертвый. Опасный противник…

Всеволод улыбнулся чуть снисходительно.

— Ты не понимаешь. После девяносто первого года, когда кремлевские мародеры взяли курс на развал отечественной промышленности, наш город стал никому не нужен. Заводы остановились. Работа местного института замерла. Ценных сырьевых ресурсов вокруг нет. Крупные преступные группировки перестали интересоваться столь гиблым местом. Никто больше не оспаривал у Газавата эту территорию. Да он и сам, говорят, одно время держал свою братву на нищенском пайке рыночного рэкета и обирания проституток. Пока не освоил банковское дело и не выпестовал свою золотую жилу — торговлю наркотиками.

— Понятно… — Север немного помолчал. — Похоже, мне все ясно. Давай теперь, как говорится, подобьем бабки. Определим взаимные интересы. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Назови первоочередные задачи.

— Да ты уже, наверное, сам понял: главная проблема — это Газават. Его героин. Если не пресечь в городе наркоманию, очередное поколение горожан попросту вымрет. А я даже не знаю, откуда героин появляется у Газавата, да еще в таких количествах и по бросовым ценам…

— Понял тебя, — прервал Романова Север. — Предлагаю действовать так: ты завтра показываешь мне Газавата, после чего я его тут же похищаю, привожу в какое-нибудь тихое укромное место вроде этой квартиры и аккуратно вставляю юноше в анальное отверстие паяльник, предварительно подключив оный к электросети. Через некоторое, не слишком долгое время я уже знаю все и о наркотиках, и о структуре Газаватовой группировки, и о связях данной группировки с госчинушами любого уровня. А зная это, я за один месяц отстреливаю всех причастных к поставкам героина. Как тебе мой план?

— План сам по себе неплох… — задумчиво произнес Романов. — Неплох… — повторил Всеволод неуверенно.

Полковник явно колебался. Ему, привыкшему до сих пор действовать в рамках Уголовно-процессуального кодекса, постоянно оглядываясь на прокуратуру, было трудно смириться с мыслью о применении столь решительных, предельно жестоких и откровенно бандитских методов работы. В течение беседы Романов постепенно и неосознанно начал воспринимать Белова как своего милицейского коллегу — сыскаря или агента-нелегала, то есть человека, стремящегося прежде всего добыть весомые доказательства вины преступников — доказательства, способные уличить злодеев на суде. Подспудно Романов оставался честным ментом и жаждал не столько личной победы над блатниками, сколько торжества законности, хотя сам не совсем отдавал себе в этом отчет. Север же предлагал чисто военное решение ближайшей тактической задачи — попросту взять «языка» да обработать его по-европейски цивилизованно, вполне в духе старины Гитлера и прочих западных «гуманистов». Причем целью предлагаемой акции являлась голая оперативная информация, совершенно непригодная в качестве улики. Осознав все это, Всеволод сначала несколько оторопел.

Но он быстро вспомнил, какую заварил кашу и кто сейчас сидит перед ним. А вспомнив, сразу начал анализировать беловский план совсем по-другому, оценивая его выполнимость, общую результативность в случае успеха, просчитывая варианты возможного будущего…

Север не мешал полковнику. Понимал — тому надо и привыкнуть к своей новой роли, и научиться мыслить чуть-чуть по-новому — вне рамок официального законодательства. А в умении Романова мыслить стратегически Север не сомневался — слишком хорошо рекомендовал Всеволода Валентин, умный мужик, близкий друг Павла Кузовлева. Да Север, впрочем, и сам чувствовал — Романов вовсе не дурак. Просто он еще не привык игнорировать юридические догмы.

— План сам по себе неплох! — произнес наконец Романов решительно. — Но предлагаемое тобой исполнение его никуда не годится. Городская квартира Газавата и его загородные особняки прекрасно охраняются. Системы охраны я не знаю. И ты не знаешь. Адреса явок группировки и время появления там «папы» я тоже не знаю. На люди Газават выходит только в окружении своей особо приближенной братвы, отлично тренированной и всегда вооруженной до зубов. При попытке захватить клиента ты, Север, можешь легко погибнуть. А ты — моя последняя надежда, и я не хочу тобой рисковать. Кроме того, столь отчаянный ход, как похищение, — это игра ва-банк. Мы сразу себя выдадим. У Газавата сейчас нет ни конкурентов, ни врагов. Соответственно его пацаны заподозрят прежде всего меня — больше некого. И на всякий случай уберут. А я еще могу пригодиться — все-таки для местной шушеры я наполовину свой, «прикормленный». Конечно, они мне не доверяют, но кое-что я могу иногда узнавать. Да и разного рода милицейская информация идет как-никак через меня…

— Хорошо, что ты предлагаешь? — спросил Север.

— Ты должен внедриться в группировку Газавата. Сблизиться с ним. Узнать все, что нужно. И уж потом действовать наверняка.

— Внедриться? Сблизиться? Каким образом? — Север криво усмехнулся. — Или он настолько тебя любит, что примет твоего человека с распростертыми объятиями?

— Как сблизиться — не знаю. Но надо. Пойми, Север, наркомафия — это не один Газават. И его ликвидация, даже вместе со всеми приближенными, проблемы не решит. Иначе бы я сам… Ну да ладно. Но группировка Газавата насчитывает не менее трехсот активных бойцов, и вокруг каждого такого бойца — еще куча шелупони, «шестерок» из молодняка, всегда готовых занять вакантное место в банде, если таковое освободится. Всех не перестреляешь… И я понятия не имею, кто, кроме элиты группировки, знает секрет происхождения героина. Может, никто. А может, все. Даже пристрелив «папу» и выбив его дворцовую стражу до последнего пацана, мы не уничтожим саму систему поставок героина. Тем более что кормится с нее и гражданская администрация, и милиция… Заинтересованных в функционировании этой системы слишком много. Кто-нибудь обязательно приберет к рукам столь доходный бизнес. И тогда придется производить отстрел по новой. Нет, Север. Ты должен начинать не с ковбойщины, а с тонкой агентурной операции по внедрению к Газавату, по зарабатыванию у него авторитета, по раздуванию своего авторитета среди группировщиков и в конечном итоге — по замещению собой Газавата. Ты должен встать на его место, «взять» весь город, стать местным «папой». Только тогда появится возможность радикально покончить с наркоторговлей. Понимаю, задача почти невыполнимая. Но ведь ты — Север Белов, всемогущий оборотень из блатных легенд. Если ты не справишься с подобной задачей, то никто не справится. Не стоит и начинать. Ну как, берешься? Или вся твоя мрачная слава — всего лишь дешевый блеф?

— Молва сильно преувеличивает мои возможности, — усмехнулся Север. — Я в свое время очень постарался, чтобы было именно так.

— Так ты не сможешь стать местным «папой»? — воскликнул Романов почти негодующе. — Кишка тонка? Ты отказываешься от операции?

— Не отказываюсь. Но и успеха не гарантирую. — Север взглянул на полковника чуть снисходительно. — А ведь ты и сам купился на блатные байки, Влад. Поверил, что Север Белов может все. Пусть слегка, но поверил, признайся?

— От отчаяния… — пробормотал Всеволод смущенно.

— К сожалению, я могу далеко не все, — продолжал Север. — Однако кое-что могу. И за дело берусь. Сделаю, нет ли, — время покажет. Одно я тебе обещаю: никто никогда не узнает, что я твой человек. Я тебя не подставлю. Остальное — как Бог даст.

— Мне, признаться, не очень важно, подставишь ты меня или не подставишь. Я кругом в дерьме, — вздохнул Влад. — Понадобится подставить — валяй, лишь бы польза была.

— Не в моих правилах продавать своих, — возразил Север. — И потом, я тебе благодарен, Влад. Сейчас ты поймешь. Я тебя слегка купил, когда говорил о похищении Газавата и дальнейшей мгновенной ликвидации всех его приспешников. Не то что я не сумел бы этого провернуть… может, и удалось бы. Но мне нужно не это. А нужно мне именно стать «ночным королем» города, самым крутым бандитом на сотню верст вокруг. А самому предлагать такой вариант мне не хотелось. Мало ли что ты подумал бы…

— А действительно, зачем тебе подобный расклад? — насторожился Романов. — Хочешь из грязи в князи? Впрочем, чего это я… — тотчас одернул себя Всеволод. — Извини, Север. Знаю, ты мог бы обогатиться куда более простым путем, мне Валька объяснял… Но все же зачем тебе социальный статус монстра?

— Нужен. Причины личные, дело в моей жене… Не будем об этом. Главное, ты сам поставил передо мной мою же цель — стать здешним «крестным отцом» — и представил ее достижение как единственную возможность разрушить систему наркоторговли. Значит, в основном мы сошлись. Остальное — детали. Давай их согласуем. Прежде всего дай мне характеристику Газавата. Что он за человек? Какие у него слабости?

— Газават? Умен, дерзок, крайне подозрителен и одновременно очень смел. Но осмысленно смел, не бездумно. Прирожденный преступный лидер. Имеет огромное влияние среди людей своего круга. Кстати, ни в какую мистику не верит, и Север Белов для него не более страшен, чем Змей Горыныч…

— Естественно, — кивнул Север. — Суеверие — удел «пехоты», «быков», быдла. Авторитеты выше чертовщины. Они не так глупы.

— Вот-вот, — подтвердил Романов. — Хорошо, что ты это понимаешь и не станешь пытаться запугать Газавата колдовскими чарами… Право, я сам предлагаю тебе втереться к нему в доверие, и сам же не представляю, как это вообще возможно. Он никому не доверяет…

— Но хоть какие-то слабости у него есть? — настаивал Север.

— Одна есть. Он помешан на бабах. Буквально ни одну мало-мальски смазливую деваху не пропускает. Как будто коллекционирует их, как будто цель себе такую поставил — перетрахать всех красивых баб мира. Кстати, Корвет сделал из этого неплохой бизнес. Он поставляет Газавату красоток — на время или насовсем, разница только в цене. Впрочем, покупая девку с потрохами, Газават вскоре пресыщается ею и либо отдает на потеху своим приближенным, либо возвращает Корвету почти даром. А уж Корвет определяет телку на панель или еще куда… Обычно такие девки — из бомжих, железнодорожные менты специально отлавливают на вокзалах красивых бомжих для Корвета. Он потом делится с ними доходами. Не с бомжихами, конечно, а с ментами.

— А затоваривания рынка секс-услуг не происходит из-за этих бомжих? — невесело пошутил Север. — Местные шлюхи не ропщут на своего хозяина за то, что он создает им дополнительную конкуренцию?

Романов помолчал.

— Затоваривания почему-то не происходит, — ответил он совершенно серьезно и несколько удивленно. — Никогда об этом не задумывался… Действительно, если красотки-бомжихи после объятий Газавата и возвращения к Корвету появляются потом в городе на панели, то обычно очень ненадолго. Куда-то они деваются. Может быть, просто уезжают?

— Может быть, просто уезжают, — повторил Север утвердительно. Однако тон его свидетельствовал — Белов совершенно не верит в такую версию. — Впрочем, разберемся. Я вот что решил — внедряться я буду не к Газавату, а к Корвету. И уж через него потом доберусь до Газавата.

— Почему? — изумился Всеволод. — Зачем нужны подобные сложности?

— Подобные сложности нужны затем, — терпеливо объяснил Север, — что быстро внедриться к Газавату практически невозможно. Сам говорил, он слишком подозрителен. А подниматься до «папы» с самого низа по всей иерархической лестнице — дело долгое. Но у меня есть основания предполагать, что внедриться к Корвету значительно проще.

— Какие основания?

— Помнишь, ты говорил, что пойманные милицией бойцы Корвета странным образом умирали на первых же допросах? Вот это и есть мои основания.

— Объясни!

— По какой-то причине Корвет уверен, что его окружение не сможет его предать. Он непонятным пока способом сажает своих бойцов на короткий поводок. А значит, и отбирает их не столь тщательно, поскольку считает себя застрахованным от измены. Потому-то он в самом начале и вел свою игру так отчаянно.

— Что еще за короткий поводок?

— Не знаю. Но догадываюсь. — Север пристальным взглядом окинул полковника. — Разъяснять не буду, рано. Ты можешь не согласиться, начнешь возражать, спорить. А спорить я сейчас не хочу, устал. Скажи лучше — на городском вокзале есть вагонный отстойник?

— Есть.

— Там живут бомжи?

— Естественно. Где ж им еще жить?

— Ребята Корвета там появляются?

— Наверняка. Они сами все оттуда…

— Отлично! — Север потер руки. — Вероятно, в случае необходимости Корвет и новые кадры себе подбирает именно из жителей отстойника.

— Скорее всего. По крайней мере, среди его парней, составляющих костяк банды, нет ни одного городского. Все бомжи.

— Тем более. Значит, я завтра же переселяюсь в отстойник. Авторитет там завоевать — дело нескольких дней, кулаки у меня крепкие. Уверен, осведомители Корвета — такие, несомненно, имеются — быстро доложат ему о появлении в «общине» крутого парня. А Корвету скоро понадобятся новые бойцы.

— Почему ты так в этом уверен?

— Трое его ребят погибли на днях. Разве нет?

— Откуда ты знаешь? Неужели это ты их?

— Я, — ответил Север коротко.

— И Грицько Крысюка — тоже ты? Ну, милиционера?

— Тоже я.

— Постой, постой… Но Валентин говорил мне совершенно определенно и недвусмысленно, что Север Белов никогда не убивает работников милиции. Как ты объяснишь нынешнее убийство?!

— Работник работнику рознь, — пояснил Север спокойно. Этот, как ты его называешь, Грицько Крысюк вместе с бандитами Корвета пытался изнасиловать мою жену, а меня прикончить. В конце концов, я просто защищался. А потом, продавшийся мент куда гнуснее бандита. Где мирный гражданин может искать защиты от всякой мрази, кроме как в милиции? А если милиция работает на эту самую мразь? Защитит ли она гражданина? Нет! А если милиция сама к тому же занимается бандитизмом? И куды тогда крестьянину податься? — процитировал Север знаменитую фразу из фильма «Чапаев». — Ответь мне!

Всеволод хотел сказать еще что-то злое… и осекся.

— Ты прав… — выдавил он из себя, помолчав. — Конечно, прав. Знаешь, при всем разгуле преступности в городе у нашей милиции блестящие показатели, лучшие по области. Как думаешь, почему? Потому что люди просто не обращаются в милицию, когда их ограбят или изобьют. Не пишут заявлений. Знают — в лучшем случае это бесполезно. В худшем — сам же еще и пострадаешь. Так что ты прав, Север…

— Конечно, прав, — кивнул Белов.

— Я тебе больше скажу, — продолжал полковник. — Тарас Львивченко, начальник железнодорожного отдела, сам со Львивщины, сиречь из Львовской области. Западный хохол, бендера поганая. И личный состав у него практически целиком оттуда же — Тарас Леонтьевич специально набирал. «Москалей» эти сраные бендеровцы ненавидят люто и рады сделать нам любую гадость. А ведь мы все для них «москали», хотя от нашего города до Москвы не ближе, чем от Москвы до Львова. Среди здешних транспортников только один русский — лейтенант Саша Климов. Он случайно попал к ним. Кажется, он вообще единственный честный мент в городе.

— А ты? — спросил Север тихо.

— Я… — Романов вздохнул. — Какой я честный? Был честный, да весь вышел… Кстати, Саша Климов работает на меня. От него я многое знаю о деятельности железнодорожного отдела. И поэтому могу сказать, что тебе совершенно не обязательно селиться в вагонном отстойнике, изображать бомжа, мучиться… Есть куда более быстрый способ завоевать доверие Корвета. Правда, более опасный.

— Какой же?

Романов ответил не сразу.

— Ты хорошо стреляешь? — прежде поинтересовался он.

— Бью пулю в пулю. Никогда не промахиваюсь. И иногда даже сам удивляюсь, как это у меня получается. Словно специальный компьютер в голове. А что?

— Мой вариант требует от тебя именно безупречной меткости. Сейчас поймешь. Видишь ли, Львивченко давно искал повода избавиться от Корвета. Не знаю уж, почему, но тот перестал его устраивать. Однако все сотрудники транспортного отдела считают Корвета благодетелем — благодаря ему они начали жить богато. И пойти против подчиненных, которые к тому же почти все его родственники, Тарасик не мог. А тут выдался случай: убийство Крысюка. Для своих Львивченко представил дело так, будто Крысюк пал от рук корветовских бойцов, успев, правда, и их завалить. Результаты экспертизы — сличение отпечатков и так далее — вроде бы подтверждают такую версию событий. Двух сержантов-патрульных, видевших тебя и Милу, Тарас сумел убедить, что вы к убийству отношения не имеете — просто случайные свидетели: какой-то залетный бандит со своей шлюхой зашли на пустырь потрахаться, а там — сведение счетов между ментом и корветовцами. Сержанты поверили своему начальнику, а Саше Климову, который сильно сомневался в вашей непричастности, Львивченко просто велел заткнуться. Правда, когда Саша мне все это рассказывал, он здорово недоумевал, почему нигде не обнаружены ваши отпечатки пальцев. Даже почти согласился с версией Львивченко. Да и я, признаться, согласился. Поэтому так удивился, когда ты признался, что завалил всех четверых… Как вам удаются такие фокусы с отпечатками? Какие-то специальные аэрозоли?

— Никаких аэрозолей, — покачал головой Север. — Природа. Как действует — объяснить не могу, не знаю. Однако действует.

— Да уж, точно… — Всеволод чуть дернул подбородком — то ли от удивления, то ли от восхищения. — Ну ладно, я продолжаю. Итак, Львивченко созвал общее собрание сотрудников железнодорожного отдела милиции — их там немного — и произнес пламенную речь. Суть ее сводилась к тому, что Корвет окончательно обнаглел, что он уже считает транспортников не представителями власти, а собственной братвой, которую может убивать, когда вздумается. Короче, Корвета надо заменить другим «папой», для чего предложено завтра же его взять и потихоньку прикончить.

— Подожди, не вижу связи, — поморщился Север. — Ну повздорил Грицько с корветовцами — скажем, что-то не поделили, ну сцепились насмерть, поубивали друг друга… При чем здесь сам Корвет?

— Дело в том, что в банде бомжей железная дисциплина, — пояснил Всеволод. — Без разрешения «папы» ни один боец голоса не повысит. И если корветовцы осмелились затеять гнилой базар с Крысюком, то только с благословения самого Корвета. В железнодорожном отделе это понимает каждый.

— Понял и я, продолжай, — кивнул Север.

— Так вот, на завтра Львивченко назначил Корвету «стрелку». Якобы мирную «стрелку». Якобы Тарас хочет обсудить гибель Гришки и трех бомжей и согласовать мероприятия по совместному поиску убийцы. Кто-то даже пустил слух, что убийцу видели в подземных коммуникациях города.

— Это не слух, — улыбнулся Север. — Меня там действительно видели.

— Да? Тогда ты сыграл на руку Львивченко. Корвет придет завтра на «стрелку». Похоже, он действительно ничего не подозревает. «Стрелка» состоится в привокзальном ресторане. Там Корвета и будут брать. Вряд ли он приведет с собой охрану, разве что парочку особо доверенных бойцов прихватит. Ну да их скрутят в момент: у Львивченко крутые опера, костоломы, тем более нападут они неожиданно. Я думаю, Тарас рассчитывает вытянуть у Корвета все секреты банды бомжей, прежде чем убить его. И вытянет, если план удастся, ведь вряд ли Корвет и себя посадил на тот самый «короткий поводок», на котором он держит своих людей. А мое предложение такое: ты должен отбить Корвета у транспортников, спасти его и, понятное дело, сразу завоевать его доверие. Поэтому я и спросил, хорошо ли ты стреляешь. В ресторане будут случайные люди, они не должны пострадать.

— Ты предлагаешь мне завалить парочку ментов? — Север смерил собеседника лукавым взглядом.

— Не ментов, а мусоров, — поморщившись, поправил Романов. — Этих бендеровцев мне не жалко. Только не задень Климова, если он там будет. Ты запомнил его?

— Тот лейтенант, что пытался задержать нас с Милкой на пустыре? — уточнил Север. — Запомнил, не волнуйся.

— Сможешь провести операцию? — спросил Романов с беспокойством. — Стрелять в ресторане транспортники не решатся, побоятся задеть гражданских. Так что риск невелик. Сможешь?

— Смогу, — успокоил его Север. — Не впервой… Опиши мне Корвета.

Всеволод описал.

— Еще с ним, возможно, будут двое его наперсников. Клички — Умник и Борзой. Они выглядят…

— Не надо, я знаю, — поднял руку Север. — Имел случай познакомиться, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Влада. — В подземных коммуникациях…

— А, вон в чем дело, — хмыкнул полковник. — Тогда вообще все просто. То есть узнать Корвета тебе будет просто, — поправился Романов.

 

Глава 18

Всеволод собирался уходить. Уже стоя у дверей комнаты, он давал Белову последние инструкции:

— Квартира эта, считай, ваша. Расположена она очень удобно: первый этаж…

— Скорее подвал, — усмехнулся Север.

— Полуподвал, — педантично поправил Романов. — Зато, чтобы ее тут обнаружить, нужно заранее знать, что она существует. Далее: подъезд здесь сквозной, то есть два выхода: один на улицу, другой во двор, но рядом с аркой, через которую попадаешь на другую улицу. Сама квартира идеально звукоизолирована просто в силу своего местоположения в доме: кругом капитальные стены. Здесь можно сто лет куковать, и никто не поинтересуется, обитают тут люди или пусто. Для таких, как вы, это наилучший вариант существования. Словно и нет вас вовсе. Согласен?

— Вполне, — Север грустно кивнул.

— Далее: деньги. Вот, держи, — он достал из кейса несколько толстых пачек, бросил их на стол. — На первое время. Не хватит — получишь еще, я все время буду поддерживать с тобой связь. Мне лучше не звони: мой телефон слушают. Я даже не борюсь с этим, без толку…

— А как же с «приветом от московского брата»? — поинтересовался Север, вспомнив пароль, который он проговаривал Владу по телефону, когда звонил перед первой их встречей. — Выходит, нас засекли?

— Ерунда, — улыбнулся Романов. — Мой брат действительно живет в Москве. Он человек сугубо гражданский, мелкооптовик. И от него часто приезжают люди, челноки, которым надо перекантоваться день-два в нашем городе. Ну, я их устраиваю, надо же помогать брату, эти люди работают с ним. А у меня несколько собственных квартир, так что устраивать есть куда. Поэтому «слухачи» даже не дергаются на звонки, подобные твоему.

— А вторая часть пароля? — спросил Север.

— Забывчивость — мой крест! — еще шире улыбнулся Романов. — Я постоянно забываю написать брату. А челноки взяли за правило мне об этом напоминать. Из любезности. Наш с тобой пароль заключался в порядке слов, а не в их содержании. Потому я тебя сразу и узнал.

Север вспомнил, как Валентин в Москве заставил его трижды повторить все, что он скажет Романову, и заклинал не перепутать последовательность слов. Перед отъездом с «фазенды» Белова еще раз тщательно проэкзаменовал Павел…

— Ты хочешь мне еще что-нибудь сказать? — спросил Всеволод.

— На дело завтра я пойду один, без Милки, — начал Север. — И прошу тебя держать ее в курсе событий. Если со мной что-то случится, сообщи ей, ты же получишь информацию. Договорились?

— Договорились. Еще что-нибудь?

— Вроде все.

— Тогда я пошел. Проводи меня. — Романов уже взялся за ручку двери, но вдруг, словно вспомнив какую-то важную вещь, задержался. Присел на стул у стола.

— Объясни мне, Север, — заговорил он, — какой лично тебе интерес ввязываться во все эти кровавые дела? Помнишь, я сказал, что задам тебе вопрос по поводу твоей, как ты сам выразился, «лирики»? Вот я задаю. Зачем ты-то лезешь в петлю? Ради чего? Или ты настолько идеалист, что рассчитываешь переделать мир, отстреляв сотню-другую подонков, «жлобни», как ты их называешь? Глупо… Жлобня была, есть и будет до скончания рода человеческого, жлобня — это, собственно, и есть человечество, основная масса его представителей. Я сам где-то жлоб, ибо всегда хотел жить лучше других — именно материально лучше, к стыду своему должен признаться. Единственная разница между мной и тем же Газаватом — я все-таки желал получить материальное благополучие не любой ценой.

— Вот видишь! — перебил Север. — А разница тут качественная. Я ведь тоже никогда не стремился к всеобщему равенству в нищете. Нищета — это ужасно, никому ее не желаю и не желал. Каждый должен иметь возможность досыта есть, нормально жить с гарантированным минимумом удобств и духовно расти. Естественно, принося посильную пользу обществу. И о подобном положении вещей должно заботиться все общество в целом. Все за одного, один за всех. Таков социальный идеал — мой, по крайней мере. Только я знаю, что он недостижим в нынешнем мире… А ты себя с Газаватом все же не равняй. Между вами разница качественная, повторяю. Ты хотел заработать, заслужить свой достаток честным трудом на опасной работе, а он желает сладко жрать за счет других, он убивает ради жирного куска — пулей или наркотиками, неважно. Как же можно вас сравнивать?

— Можно! — рубанул Романов. — Я тоже всегда хотел жить лучше других. Не просто в достатке, а именно лучше других. Только я хотел при этом еще и гордиться своей принципиальностью, честностью, профессиональным мастерством, а Газават гордится своей силой, хитростью, подлостью. Я добивался людского уважения, он добивается страха перед собой. Но цель — моя и его — одна и та же: добыть себе кусок пожирнее. А о духовном росте, который ты упомянул, о духовных радостях, которые, говорят, существуют, я как-то никогда не задумывался. Раньше… И в Бога никогда не верил…

— Я тоже не верю, — сказал Север. — И духовность не связываю с религией. Каждая религия предлагает людям определенные моральные нормы, но ни один народ никогда не принимал той религии, которая противоречила бы его национальному характеру. Русь приняла православие, поскольку оно по сути своей во многом совпадало со сложившимися за тысячелетия нравственными и духовными основами бытия русских. И остальные нации поступили точно так же: принимали то, что им подходило. Но вообще-то любая религия — это, по-моему, моральный костыль для слабых духом. Ни от чего она людей никогда не спасала. Я таких набожных подонков встречал… а, ладно.

— А что же такое тогда духовность, если не набожность? — спросил Романов. Он, похоже, впервые разговаривал с кем-то на подобные темы. И странно ему было, и интересно, и даже слегка неловко. Однако беседу хотелось продолжать.

— На мой взгляд, духовность человека совокупно составляют следующие качества: способность воспринимать прекрасное, способность сопереживать, внутренняя эстетическая культура, внутренняя этическая культура, естественная, а не навязанная обществом нравственность, вера в великие иллюзии — такие, как Любовь, Красота, Добро, острая жажда воплощения этих иллюзий в реальной жизни… Впрочем, — Север усмехнулся, — чудно, наверно, слышать подобные рассуждения от профессионального убийцы!

— Да нет, не чудно… — смутился Влад.

— Не хочу об этом больше, — продолжал Север. — В нынешнем мире все эти рассуждения — пустое словоблудие. Ничего они не стоят, никому не нужны, ибо так далеки от существующей действительности, от повседневного свинского бытия современного человечества, что становятся просто глумлением. Расскажи любому бомжу о вере в добро и красоту, не говоря уж о любви, — представляешь, что он тебе ответит? Он тебе поведает, КАКОЕ добро царит в вагонных отстойниках, КАКАЯ красота цветет в выгребных ямах, а касаемо любви, от него можно услышать такие смачные подробности ее реальных проявлений, что даже у тебя или у меня уши в трубочку свернутся. Поэтому давай не будем больше о высоком. Нет его. Оно если и существует, то только в воображении отдельных людей. Точнее, не вполне людей. Своего рода мутантов. Обычно их считают полудурками.

— Однако ты беспощаден к людскому племени, — поморщился Романов.

— От отчаяния… — вздохнул Север. — Ты вот спросил, собираюсь ли я переделывать мир. Нет, не собираюсь. Ибо переделать мир можно лишь одним способом: исправив биологическую сущность человеческого сознания, преодолев животный барьер пещерного жлобства, свойственного почти каждой отдельной человеческой особи. То есть изменив саму природу человека. А это пока не удавалось никому. Но без этого сколько ни убеждай людей стать хорошими, они останутся, какими были; сколько ни отстреливай подонков — на их место вскоре придут новые подонки. Возьмем наш русский опыт построения реального социализма: он почти удался, но ведь не удался же, загубили. Жлобство победило. Не сумев выиграть последнюю войну, Великую Отечественную, жлобство победило нас идейно. Духовно подчинило себе страну. И сражаться с ним в одиночку я не намерен. Слишком устал… да и глупо это. Я пробовал, когда был помоложе. Без толку.

— Однако ты намерен заняться Газаватом, Корветом и прочей нашей местной остервенелой жлобней! Намерен же? Но почему? Какие у тебя мотивы? Я-то понятно, я мщу — за сына, за потерю профессиональной чести, за унижение… А ты?

— А я должен вылечить свою жену. Она поражена страшным психофизиологическим заболеванием, лекарства от которого нет. Это заболевание можно либо сжечь в его собственном огне, либо, по крайней мере, ограничить его проявления у Милки приемлемыми лично для меня рамками. А чтобы добиться хоть какого-то результата, я должен стать монстром — не только в глазах жены, но и в глазах всех окружающих нас людей. Создать вокруг себя и вокруг нее соответствующую атмосферу. Вот ради чего я рискую сдохнуть. И готов рисковать ежесекундно. Достаточно убедительный мотив?

— Ты настолько любишь жену? — спросил Всеволод тихо.

— Для меня солнце без нее не восходит, — ответил Север так же тихо. — Ни больше ни меньше…

 

Глава 19

Север пришел в привокзальный ресторан раньше срока назначенной Корвету «стрелки». Вопреки рекомендации Всеволода, Белов не собирался убивать никого из ментов-транспортников: были у него на то свои соображения. Конечно, такое решение осложняло задачу, но Север оставался тверд в нем и даже потребовал у Романова запас патронов с неразрывными, обычными пулями. Разрывные, имевшиеся у Белова, сильно калечили человека при ранении, а Север не хотел воздвигать между собой и людьми Львивченко непреодолимых преград, ибо рассчитывал в будущем договориться с ними.

…Корвета он узнал сразу. Точнее, узнал его сопровождающих: Борзого и Умника. Трое бандитов проследовали через весь зал ресторана и вольготно расположились за столом на шесть персон, стоявшим в небольшой нише. Север, предусмотрительно занявший столик, из-за которого открывался отличный обзор, видел своих «клиентов» как на ладони. Он принялся разглядывать Корвета. Парень был высок ростом, широкоплеч, мускулист, а с его волевого лица не сходило неприятное брезгливое выражение. «Малый презирает всех на свете, — подумал Белов. — И хотя он явно неглуп, самомнение его погубит. А уж я постараюсь, чтобы это случилось как можно быстрее».

…Климов появился минут через пять после бандитов. Вместе с ним в зал вошли двое здоровенных хлопцев, чьи наглые, кичливые физиономии сразу выдавали их национальность: хохлы, причем самые что ни на есть западные. «Бендера поганая», как охарактеризовал для себя этих двоих Север. Все три мента были одеты в штатское.

Климов приближался к бандитам с улыбкой, но решительно. Увидевший его Корвет скривился: бомжовый «папа» испытывал явное недовольство тем, что к нему на «стрелку» прислали столь незначительную личность, какого-то задрипанного лейтенантика. Навстречу поданной подошедшим Климовым руке Корвет лениво протянул два пальца.

Север напрягся, почувствовав: захват состоится именно сейчас. И не ошибся. Вместо того чтобы поздороваться, Климов стальными пальцами сжал кисть Корвета. Резким рывком он выдернул бандита из-за стола, одновременно своей левой двинув его в челюсть. Прием получился убойный: Корвет, словно брошенный навстречу удару, как бы врезался подбородком в кулак лейтенанта. Тело бандита мгновенно обмякло, повиснув на Климове. Север даже восхитился мастерством мента.

Между тем «бендеровцы» тоже времени не теряли. Один, не мудрствуя лукаво, врезал сидящему Борзому ногой по роже, мгновенно оглушив. Второй же молниеносно заломил Умнику локоть к лопатке, уткнув бойца мордой в стол. Умник взвыл. Мент саданул его ребром ладони под затылок. Бандит затих.

Климов, уже надевший на Корвета наручники, обернулся к публике, размахивая служебным удостоверением.

— Спокойно, граждане, милиция! Мы проводим операцию по задержанию особо опасных преступников! Просьба сохранять спокойствие!

Скованных «браслетами» блатняков поволокли через зал.

— Суки! Менты поганые! — шипел очухавшийся Корвет. — Ну погодите! У нас свинца на всех вас хватит! Мусора позорные!

— Иди-иди! — дернул его за цепь наручников Климов. — И учти: еще вякнешь — так по харе схватишь, что заткнешься надолго! Урою, мразь!

Бандит замолк.

Север вступил в игру, едва процессия поравнялась с ним. Поднявшись из-за стола, он одним длинным прыжком преодолел расстояние между собой и тащившими бандитов оперативниками. Первый удар достался Климову — правый свинг снизу и сбоку в угол подбородка. Лейтенант мягко повалился вперед. Север так и хотел: выбить Сашу сразу, исключив его участие в дальнейших событиях.

Пинок в пах согнул одного из «бендеровцев» пополам. Второй, чуть успев опомниться, ощутил животом беспощадное дуло револьвера.

— Ша, менты! — рявкнул Север негромко, но страшно. — Завалю! Корвет мой!

— Ты кто такой? — пробормотал «бендеровец» оторопело. Второй тоже не молчал: он выл, катаясь по полу и обеими руками ухватив собственную промежность.

— Спиной ко мне, ну! — приказал Север задавшему вопрос менту. Тот подчинился. Белов обхватил его сзади за шею, локтевым сгибом прижав горло, развернул парня лицом к дверям ресторана, как бы прикрывшись чужим телом. И вовремя: в зал ворвались два сержанта с автоматами наперевес.

— Ну, палите в своего! — заорал им Север. — Давайте! Он первый попадет под ваши пули!

Сержанты ошарашенно застыли. Воспользовавшись этим, Белов выстрелом вышиб автомат из рук одного, а второму пулей сбил с головы фуражку.

— Валите отсюда вон! — крикнул Север. — Поубиваю! Валите вон, пока целы! — Он сопроводил свои слова еще одним выстрелом — под ноги мусорам. Именно мусорам — Белов даже про себя иначе не называл ссученных ментов.

Сержанты исчезли.

— Уходим через кухню! — крикнул Север Корвету и остальным.

— Ты кто? — подал голос Корвет.

— Неважно! Сейчас неважно! — Белов потащил плененного полузадушенного «бендеровца» к двери, откуда обычно появлялись официанты. — Потом, все потом! Все вопросы потом! Уходим!

Больше бандиты ждать себя не заставили.

На ходу Север быстро и ловко ощупал карманы своего пленника. Он нашел то, что искал, — ключ от наручников.

— Держи! — перебросил его Корвету. — Освобождайтесь!

Миг спустя три пары «браслетов» тяжко грохнулись об пол.

Перед тем как выскочить из зала, Белов оглушил «бендеровца» рукояткой револьвера.

Они ворвались на кухню, словно четыре бестии.

— Всем лечь на пол! — Север пальнул в потолок. — Ложи-ись!

Повара и судомойки покорно попадали ничком.

— Как будем выбираться? — крикнул Корвет. — Задний выход наверняка перекрыт! Тут ловушка!

— Уйдем через мусорную трубу! — отозвался Север возбужденно. — Я в одном фильме видел!..

— Точно! — воскликнул Корвет. — Ты голова, пацан! — добавил он восхищенно.

Белову понравилось, что его назвали пацаном. Малолеткой Север явно не выглядел, а значит, назвав его так, Корвет дал понять, что уже считает Белова своим.

Мусорная труба составляла в поперечнике метра полтора и уходила вниз метра на три. Внизу виднелся бак с пищевыми отходами.

— Прыгайте по одному! — велел Север бандитам. — Я прикрываю нам спину!

Корвет прыгнул первым, за ним Умник, следом Борзой. Последним сиганул Север.

— Куда дальше?! — запаниковал Умник, оглядываясь, пока Белов выбирался из бака.

Они оказались в узком, вытянутом полуподвальном помещении, откуда мусорщики обычно вывозили отбросы.

— Здесь есть канализационный люк, глядите! — Корвет указал пальцем вправо. — Вперед, братва!

…Лихая четверка мчалась по слабо освещенным подземельям, не переводя духа. Север, автоматически запоминая путь, удивлялся, как уверенно бандиты ориентируются в канализационной сети. «Живут они тут, что ли? — думал он. — Ведь говорил же Умник, что эти чертовы катакомбы — их территория. Или это говорил Борзой?»

Наконец бежавший впереди Корвет подал остальным знак остановиться.

— Оторвались!.. — облегченно выдохнул он. — Перекурим… Ну, давай знакомиться, парень! — обернулся он к Белову. — Меня называют Корветом. Моих друзей — Умник и Борзой.

— Обычно меня зовут Сатир, — представился Север. — Так добрые люди нарекли. А паспортных имен у меня было столько, что всех не упомнишь. Обойдемся без них.

Такую кличку Север выбрал себе нарочно, горько иронизируя над собой. «Раз жена у меня нимфоманка, сиречь нимфа, — размышлял он, — значит, муж должен быть Сатиром, не иначе!»

— Сатир, значит, — произнес Корвет. — Не слыхал… Ну и по чем бегаешь, брат Сатир?

Этот вопрос в переводе с устаревшей блатной фени означал: каким видом преступления промышляешь? Север слегка удивился — чего это Корвет изъясняется столь архаичным языком? Может, просто не знает нового жаргона? Впрочем, для большинства непосвященных вопрос все равно остался бы непонятен.

— Я гопстопщик, — ответил он. — Чищу ларьки, магазины, квартиры богатеньких лохов, если кто наведет. Гастролирую на пару с сестрой. Работаем одни, без ансамбля. Как Бонни и Клайд.

— Ты, братец, невежда! — ухмыльнулся Корвет. — У Бонни и Клайда имелась целая команда!

— Да?! — притворно удивился Север.

— Да, да! — произнес Корвет уже раздраженно. — Только это к делу не относится. Зачем ты спас нас?

— А я знаю их, — Север указал на Умника и Борзого. — Вы меня не помните, парни?

Те отрицательно покачали головами, вглядываясь. Белов даже пожалел, что не позволил бандитам запомнить хоть один какой-нибудь свой облик тогда, при первой встрече. Впрочем, он не был готов к той встрече и никакого определенного образа, каковой мог бы отложиться в памяти этих ребят, выбрать просто не успел. А без предварительной работы, пусть даже небольшой, конкретный облик не получится… Что ж, придется объяснять словами.

— Мы встречались пару дней назад, — сказал Север. — Здесь же, под землей…

Он кратко напомнил бандитам историю их знакомства.

— А в кабаке я вас узнал, — закончил Север. — И понял, что третий с вами — сам Корвет. Конечно, я не мог не вмешаться, когда менты поганые вас скрутили.

— А хер ли ты влез? — прищурился Корвет. — У тебя шило в жопе? На кичу захотел, не терпится?

— Я к тебе в «семью» захотел… — ответил Север проникновенно. — Надоело одному мыкаться, хочу осесть, остепениться… Возьмешь?

Бандит неожиданно улыбнулся.

— А чего ж, возьму! — хмыкнул он весело. — Боец ты крутой и верность свою доказал. Идем. Дома договорим.

Корвет развернулся, собираясь следовать дальше.

— Э, погоди! — встрепенулся вдруг Умник. — Слышь, Сатир, ту девку, что с тобой тогда была, ты назвал женой, а не сестрой! Как ты это объяснишь?

Белов потупился, отвернулся, даже покраснел. Его лицо приобрело такое глупое, детски-затравленное выражение, что он напоминал пойманного за руку онаниста-малолетку.

— Вот черт, проболтался… — пробормотал он как бы про себя. — Ладно, скажу… Она и сестра мне, и жена… — Север прятал глаза, якобы смущенный до предела. — Мы близнецы, хотя и не очень похожи… Между нами внутренняя связь жуткая… Чувствуем друг друга… Любим друг друга бешено, вот и трахаемся… Давно, с пятнадцати лет… Не можем друг без друга…

— Инцест! — оскалился Корвет насмешливо. — И тебе не стыдно?

— Стыдно… — Север покаянно опустил голову. — Потому и луплю сестренку бесконечно… От стыда. А она, бедная, терпит…

— Неужели ты всерьез решил, что меня волнуют твои трахальные дела? — Корвет презрительно сплюнул. — Да дери ты кого угодно, хоть маму родную, мне по барабану! Ох и дурак ты, Сатир! Я о людях сужу по другим делам, не по трахальным!

— Да?! — Север восторженно вскинул глаза. — Спасибо, Корвет! Спасибо, босс! Да за такое отношение я… — он даже задохнулся, как бы в порыве внезапно нахлынувшей благодарности.

— Ладно, ладно, — бандит снисходительно похлопал Белова по плечу. — Ты принят в семью, Сатир. Идем!

Они двинулись вперед. Север следовал прямо за Корветом. Сзади поспевали Умник и Борзой.

Корвет свернул направо, в боковой проход. Север шагал следом, не отставая.

— Куда это мы? — вполголоса произнес сзади Борзой с легким удивлением. — А, ну да…

Север не заметил оговорки парня. И напрасно…

Тоннель впереди перегораживала вертикальная железобетонная стена. Она спускалась с потолка и достигала примерно уровня пояса. Ниже пространство до пола оставалось свободным.

— Здесь придется пригнуться, — сказал Корвет, первым ныряя под плиту.

Север нагнулся, сунул голову в проход и тут же получил тяжеленный удар в основание черепа…

 

Глава 20

Мила ошпаренной кошкой металась по квартире. Север ушел вчера вечером, даже не объяснив толком куда, сказал только, что на дело. И вот миновали уже почти сутки, а его все нет и нет! Неужели убили?! Она бы этого не вынесла…

Последнее время Мила часто задавала себе вопрос: почему Север стал вдруг таким, каким стал? Почему потрясающе нежный, боготворивший ее муж превратился вдруг в злобного монстра? И девушка находила единственный ответ: это она сама виновата! Это ее проклятая нимфомания довела Севера до помрачения ума! Сначала он совсем свихнулся, едва выкарабкался, спасибо Павлу, а потом, узнав, что любимая жена по-прежнему занимается проституцией, озверел. Произошли изменения личности. Серьезные изменения. Север захотел быть полновластным хозяином Милы — не добром, так силой, насилием. Вследствие этого его личная мораль деформировалась. Возможно, он и вообще полюбил власть, деньги — все, что раньше если не презирал, то по крайней мере считал сугубо второстепенным для нормального человека.

А сейчас… Мила даже не знает, что думает ее муж сейчас, каково его мировоззрение! Но если судить по поступкам… Север нанялся к этому Романову, к этому ссученному менту, мусору, причем нанялся кем-то вроде штатного киллера! Так, по крайней мере, поняла она из тех скупых, обрывочных фраз, которыми Север разъяснял ей, каков его новый социальный статус. Штатный киллер! Север всегда ненавидел эту профессию, хотя однажды ему уже приходилось выполнять подобные обязанности, но тогда — вынужденно, ради нее, Милы! Его заставили, принудили! А теперь он стал наемным убийцей добровольно. И в будущем хочет стать «папой» всех бандитов этого города, как сам Север с неприятным смехом заявил ей вчера! Почему, зачем ему такая, с позволения сказать, «должность»? Мила терялась в догадках…

Второй вопрос, не дававший девушке покоя, был не менее сложен для нее: что делать? Что лично она может и должна сделать, чтобы загладить свою вину перед мужем, чтобы вернуть себе его прежним — рыцарски благородным, кристально чистым душой, лучшим человеком на Земле? И сколько Мила ни думала, ответ на этот вопрос приходил только один: любовью, терпением, послушанием она должна успокоить мужа, снять постоянно преследующий Белова страх ее очередной супружеской измены, помочь ему преодолеть бесконечно пожирающий его стресс. И тогда Север оклемается, никогда раньше не присущие ему идеи сами собой оставят его и он станет прежним…

Вероятно, какая-то часть сознания Милы была намертво блокирована. По крайней мере, девушка рассуждала так, как будто она сама являлась здоровой и нормальной. Мила почему-то упорно не осознавала, что именно зверское обращение с ней Севера, именно регулярные имитации изнасилования, которые он ей устраивает, избавляют ее от острых приступов похоти, основанной на жажде быть униженной, морально растоптанной, повергнутой в прах. От тех самых приступов, которые Мила могла временно снять только дикими сексуальными развлечениями с тремя-четырьмя подонками — обязательно подонками! — одновременно. От тех самых приступов, что разрушили бы ее мозг и весь организм, свели бы ее в могилу, если их не купировать… Когда Мила думала о муже, нимфоманка в ней умирала, оставалась только женщина — страстная, любящая, обеспокоенная не столько своим ужасным положением почти рабыни, сколько моральным и психическим здоровьем любимого…

И вот теперь ее Север не вернулся домой с «дела». Мила чувствовала, как к горлу комом подступает отчаяние. Не успела… Ничего не успела, блядь проклятая! Единственного на Земле родного человека потеряла! А вдруг и впрямь потеряла?! Милу охватил настоящий ужас. В каком-то оцепенении она подумала: ничего, деньги есть, он оставил… И аптека рядом, она заметила… Можно купить упаковку амитриптилина, как встарь. А не дадут без рецепта — купим и рецепт, денег хватит… И если случилось так, что Север действительно убит, — горсть таблеток в рот, залить их бутылкой водки, и все, ты, девочка, уже на небе, рядом с мужем… А уж там нет ни психозов, ни блядства…

Дверной звонок буквально выбросил Милу в прихожую. Девушка с отчаянной надеждой взглянула на монитор. Но нет: это пришел Романов. Чертов Романов…

— Что случилось? Где Север? — почти выкрикнула Мила, едва впустив полковника в прихожую.

— Успокойся, он жив! — поспешил сказать Всеволод. — Давай пройдем в комнату, — добавил он, видя, что Мила слегка расслабилась.

— По крайней мере вчера Север не пострадал, — продолжал Романов, устроившись в гостиной. — Он успешно провел операцию и теперь, вероятно, находится у своих новых друзей…

— Где? — спросила Мила отрывисто.

— Если б знать… — вздохнул Всеволод.

— А что вообще вчера произошло? — девушка посмотрела на собеседника так требовательно, что тот отвел глаза.

— Видишь ли, — начал полковник. — Север не хотел посвящать тебя в подробности операции. Но в крайнем случае позволил рассказать. Как ты считаешь — случай крайний?

— Крайний! — подтвердила Мила решительно. Ее взгляд пылал едва сдерживаемой яростью. «А я вчера решил, что девочка — бархатная киска, тихая, послушная… — подумал полковник. — А тут настоящая буря страстей! Да она мегера, фурия, богиня мести, не менее опасная, чем ее муженек! Но до чего хороша!»

— Север хочет внедриться в одну банду, — начал рассказывать Романов. — И для этого должен был вчера отбить атамана этой банды у моих, с позволения сказать, коллег. Он и отбил… Сама знаешь, твой Север — малый крутой…

— Но что с ним сейчас, что?! — сорвалась на крик Мила.

— Говорю же — ушел с бандой. Видимо, в их штаб-квартиру. Больше пока ничего сообщить не могу.

— А где, где эта самая штаб-квартира? Почему Север не подает вестей о себе? Где он?!

— Повторяю: если б знать…

 

Глава 21

Очнувшись, Север сразу понял: он по-прежнему находится под землей. А еще Белов почувствовал, что его руки крепко связаны за спиной. Север бросил взгляд на свои ноги. Они были обмотаны несколькими слоями плотного скотча. «Надежно забинтовали, не вырвешься… — подумал Белов. — Интересно, где я?»

Он осмотрелся. Подземное помещение было достаточно просторным и сплошь обшито металлом. «Каземат какой-то, — мысленно заключил Север, — или бункер…»

Над ним склонилась довольная физиономия Умника.

— Ну что, очухался? — спросил бандит с издевательским дружелюбием. — Шеф, он очухался! — крикнул Умник во весь голос.

К Белову приблизился Корвет.

— Привет, стукачок! — сказал он холодно, без улыбки. — Ну что, сорвался твой план? Раскололи мы тебя? Кого обмануть решил… — закончил бандит брезгливо.

— Дурак ты… — Север демонстративно отвернулся.

Обозленный Корвет пнул Белова по ногам.

— Ты, козел, еще морду воротить будешь! Шкура ментовская! А ну говори, в каком подразделении РУОПа служишь? Из областного центра? Или аж из самой Москвы? Говори, падла!

— Ты следи за базаром, — бросил Север. — Может, Сатир и трахает собственную сестру, но называть себя козлом и падлой я никому никогда не позволял!

— Ишь ты, Сатир! — произнес Корвет с тщательно рассчитанным пренебрежением. — Сексот ты мусоровый, а не Сатир!

— Да с чего ты вообще взял, что я мент? — Север говорил полупрезрительным тоном, словно давая понять, что все обвинения Корвета — не более чем глупость. Белов уже разгадал, какое слабое место есть у этого парня. Корвет сильнее всего боялся выглядеть в глазах окружающих глупцом. Или хотя бы не самым умным. Поэтому всегда спешил выставить других дураками. И весьма гордился, когда это удавалось. — Будь я ментом, на кой бы хрен ты мне сдался? В смысле, на кой бы хрен мне понадобилось освобождать тебя? — продолжал Север.

— А чтобы проникнуть сюда, в нашу берлогу! Чтобы втереться в доверие! Чтобы узнать, где находится моя штаб-квартира!

— Вот мутота-то! — хмыкнул Север. — Да на кой мне такие сложности? Свели бы тебя архангелы в отделение, а будь я мент, руоповец, уединился бы с тобой в кабинетике да допросил пристрастно! И все, все бы ты мне выложил! Как родному! Ну подумай сам, Корвет, ты же умный мужчина, я же уважаю тебя! Зачем менту твое доверие, когда тебя и так повязали?

Корвет вдруг успокоился.

— Что ты скажешь, Умник? — обернулся он к бойцу.

— По-моему, ошибочка вышла, босс, — произнес Умник робко. — Никакой он не мент.

— А кто?

— Сатир он, налетчик. И, видать, сейчас сильно на мели. В канализацию спать забрался… ну, когда мы его первый раз встретили. Мы же на него на спящего наткнулись. Не мог он нас специально поджидать. Кто знал, что мы пойдем той дорогой? Никто не знал. Да и спал он совершенно открыто, не прятался, только бабу свою спрятал… Не мент он.

— А это точно был он? Ты ж лица не запомнил.

— Точно он. Он же рассказал, как видел нас в темноте. Такое не выдумаешь… — Умник поежился.

— Как ты умудряешься видеть в темноте? — спросил Корвет Белова.

— Врожденное, — коротко пояснил Север. Соврал, конечно: способность эта была благоприобретенной, как и все остальные его сверхнормальные способности. Однако Север даже не считал свой ответ ложью. Белов попросту не мог объяснить механизм появления у него таких способностей — сам не знал и не понимал. Откуда-то взялись в одночасье, после какого-то сильного стресса… Проще сказать — «врожденные». По крайней мере, люди больше ничего уже не спрашивают на данную тему.

Вот и Корвет протянул:

— Ясно… — словно ему действительно сразу все стало ясно. — А зачем ты явился в ресторан? Да еще с пушкой? — продолжал он допрос.

— Кассу взять хотел! — огрызнулся Север. — Умник правильно сказал: я на мели. Последние деньги отдал, чтобы снять квартиру на три дня для сеструхи, чтобы она хоть выспалась! А сам на дело пошел! А тут вы! Вот и лежу здесь — без денег да еще связанный, как баран! Спасибо, папа Корвет, за щедрость и ласку! Дурак Сатир их надолго запомнит!

— Ладно, Сатир, не визжи, — раздраженно, но и примирительно проронил Корвет. — Если ты и впрямь Сатир, вольный гопстопщик, то возьму я тебя в «семью». Мне такие бойцы сейчас нужны. Но уж не обессудь: придется тебе еще немного полежать связанным, пока я кое-что не уточню.

Корвет взял за плечо Умника.

— Слушай, братан! Хватай Борзого и дуй в вагонный отстойник. Сидите там хоть сутки, но доставьте мне одного какого-нибудь мента из железнодорожного отдела! Они там все родственники, все всё знают о планах Львивченко. Мне нужен «язык», чтобы он и со мной этими планами поделился… Львивченко, считай, объявил нам войну. Надо узнать, почему. Понял? Все, катись!

— Слушаюсь, босс! — чуть ли не козырнул Умник.

— Да, еще… — остановил Корвет готового бежать бойца. — Только не вздумайте приволочь этого придурка Климова! Он Львивченко не родственник, половины информации может попросту не знать. Усек?

— Так точно, шеф!

Север закрыл глаза. Он догадывался: лежать ему связанным, пока мента не доставят и не допросят. Должен же Корвет окончательно разобраться в ситуации… «Посплю пока, пожалуй, — решил Белов. — Хоть отдохну… Слава Богу, Корвет догадался устелить железный пол татами — не холодно…»

Волной нахлынули думы о Миле: «Как там она? Небось беспокоится, места себе не находит… Что с нами будет дальше? Чем окончится мой страшный эксперимент? — Север вдруг почувствовал во всем теле нервную дрожь. — А может, все зря? Может, я только напрасно измучаю нас обоих, — Север ощутил ужас от этой мысли. — Нет, нет! — успокоил он себя. — Ведь уже сколько времени Милка трахается только со мной, и ничего — жива и здорова! Значит, все идет правильно! — тут Север облегченно вздохнул. — Все идет по плану… — думал он, засыпая.

По плану, по плану… Выжить бы вот только…»

 

Глава 22

Север был прав в свое время, когда утверждал, что Корвет — не просто бывший морской пехотинец и что история его жизни, известная Романову, — скорее всего легенда. Так дело и обстояло.

Данил Карлович Дейнекин, носивший нынче кличку Корвет, родился в семье гастролирующего гипнотизера и фокусницы. С детства Данил мотался с родителями по всей Руси великой, усваивая от папаши и мамаши приемы околпачивания простодушной публики. Мать Данила, несостоявшаяся акробатка-эквилибристка, в нежном возрасте при выполнении трюка жестоко порвавшая связки на ноге и вынужденная спешно сменить специализацию, обучала сына, помимо фокусов, владению собственным телом. А отец учил секретам гипноза. «Люди, — говорил он, — суть быдло, толпа, бараны. Покажи им что-нибудь эффектное, скорчив при этом мистическую рожу, — и они начнут почитать тебя выше Бога. И щедро сыпать денежки в твою, условно выражаясь, шляпу. Еще и благодарить при этом будут за то, что ты соизволил взять».

Когда мальчишке исполнилось восемь лет, родители перестали гастролировать. Семья осела в Москве, купив себе шикарную кооперативную квартиру. Пробить прописку позволили связи отца. Данил наконец пошел в школу — до этого он практически не имел возможности учиться из-за кочевого образа жизни артистов.

Постоянные занятия на турнике, накачивание мускулов под внимательным руководством матери — все это сделало Данила мальчиком с неординарными физическими данными. Не был он обижен ни ростом, ни силушкой. Среди сверстников Данил всегда пользовался репутацией завзятого драчуна, жадины и вообще мрачного типа. Его сторонились и боялись задевать: он был жесток. Если Данил бил кого-то, то бил осатанело, доводя до больницы. А бить он умел — научил папаша, опытный любитель-единоборщик, не без оснований считавший, что в дальних странствиях знание приемов самообороны необходимо.

Учился Данил плохо: не способности подводили, а гонор. С подачи отца презиравший всех на свете, мнивший себя самым умным, Данил стремился доказать свое превосходство над учителями, нередко оскорбляя их. Оканчивалось это, естественно, двойками.

Став подростком, приятелей среди ровесников Дейнекин так и не приобрел: его откровенное стремление быть лидером любой компании в сочетании с жадностью и сложным характером отталкивали от него одноклассников. Зато Данил сумел стать своим среди взрослой дворовой шпаны. Высокий, не по годам сильный, он кулаками и бесстрашием завоевал чуть снисходительное уважение новых друзей. А через пару лет сделался настоящим атаманом группы самого злобного хулиганья своего микрорайона. Кодла Дейнекина промышляла мелким разбоем — обирала старших школьников, почти исключительно мальчиков. И это сходило шайке с рук — обобранные стыдились и боялись жаловаться.

Сверстники теперь просто шарахались от Данила. А его постигло несчастье: он впервые влюбился. Новенькая девочка, появившаяся в классе Дейнекина за полгода до выпускных экзаменов, ранила черное сердце Данила. Он попытался ухаживать, но избранница не испытывала к нему ничего, кроме ужаса и отвращения. Ухаживания она принимала — из страха, однако параллельно встречалась с другим парнем.

Узнал об этом Данил сразу после окончания школы. Сказавшись больной, девочка не пришла на выпускной вечер. А сама отправилась веселиться в свою прежнюю школу, расположенную в ближнем Подмосковье. Там учился и ее кавалер.

Он сам вызвался проводить ее утром до дома. Она отказывалась, отговаривала его, но парень был настойчив, и девчонка махнула рукой, решив: Дейнекин давно напился пьяным и дрыхнет дома или у какой-нибудь взрослой шлюхи — таких «подруг» Данил имел несметное количество.

Однако девчонка ошиблась. Дейнекин, названивавший ей всю ночь и не получавший ответа на звонки — родители девушки отключили телефон, — поджидал свою возлюбленную возле ее подъезда. Увидев, что она возвращается не одна, Данил пришел в ярость. Сам факт, что ему — ЕМУ! — предпочли кого-то, довел Дейнекина до белого каления. Он набросился на парочку с кулаками и страшно измордовал обоих. Хотел девчонку еще изнасиловать — для науки, да передумал: тогда Данил был еще не чужд некоторого юношеского романтизма. Последний и уберег несчастную от тяжелейшей психической травмы, не избавив, впрочем, от многочисленных физических.

…Спасло Данила только то обстоятельство, что его отец за последние годы стал весьма модным «экстрасенсом-целителем». Высшие круги московской творческой интеллигенции, всегда отличавшейся крайней экзальтированностью и легковерностью, почитали Карла Дейнекина чуть ли не Богом. Однако Карлу пришлось пустить в ход все свои связи, все влияние и обаяние, а также потратить кучу денег на взятки, чтобы отмазать сына от суда. Естественно, ни о каком престижном институте, куда предки собирались засунуть Данила, речь уже идти не могла. Пришлось Дейнекину-младшему собираться в армию — благо возраст позволял. И это был еще наилучший исход, ибо только при условии скорейшего призыва Данила милиция соглашалась закрыть возбужденное против него уголовное дело.

Как известно, служить Дейнекин попал в морскую пехоту. А вот там ему повезло: командир учебки, в которой оказался Данил, жутко увлекался парапсихологией и об отце своего нового подчиненного слышал много восторженных отзывов. Этот офицер сразу приблизил к себе Данила. Он приглашал парня домой, разговаривал с ним на темы черной и белой магии и вообще всячески благоволил ему. После окончания срока обучения командир оставил Дейнекина при школе — инструктором по рукопашному бою. Таким образом, как бы отслужив флотскую службу, Данил не плавал ни дня. Зато демобилизовался отличником боевой и политической подготовки.

Вернувшись домой, Дейнекин вскоре загрустил. Путь в любой престижный вуз ему по-прежнему был заказан: отбор туда велся строгий, ибо в советские времена к проблеме кадров подходили очень серьезно. Ни один элитный институт никогда не принял бы в ряды своих студентов бывшего уголовника, пусть даже не совсем состоявшегося. Данил понимал: тут не помогут даже связи отца, не настолько они обширны, ведь не на уровне же Политбюро ЦК КПСС! А к творческим вузам, куда Карл Дейнекин мог устроить сына хоть завтра, Данила не тянуло. Власти он хотел, Данил, реальной личной власти над людьми, а не ее суррогатов в виде неформальных знакомств с настоящими власть имущими.

И вдруг, словно манна небесная, свалилось на Данила неожиданное предложение: пойти служить в КГБ. Анкета Дейнекина устраивала Комитет: ничего, что когда-то кого-то избил — тем вернее будет служить, не видя иного пути выдвинуться. К тому же еврей, но ни разу не изгадился ни к диссидентском дерьме, ни в фарцовке. Значит, идейно устойчив. А главное, КГБ привлекала гипнотизерская подготовка Данила, ибо работать его определили в соответствующий отдел…

Свою карьеру в КГБ Данил начал прапорщиком. Прапорщиком и закончил, но об этом речь впереди. Дейнекина взяли в подразделение, осуществлявшее психокодирование партийно-государственных аппаратчиков высшего звена. Этих аппаратчиков, выполнявших совершенно секретные задания и миссии, кодировали на самоуничтожение при получении определенного словесного приказа. Отдел, куда попал Данил, занимался как практической работой — накладыванием людям гипнологического кода, так и теоретическими разработками в данной области. Главной задачей было добиться такой глубины внушения, которая смогла бы обеспечить стопроцентное преодоление инстинкта самосохранения у закодированного человека и мгновенную его смерть в случае произнесения кем-то условной фразы. Положим, скажут закодированному: «В Парагвае сыр бегает верхом», и закодированный моментально скончается от разрыва сердца или выбросится в окно. Именно подобных возможностей ожидало начальство от научных изысканий отдела.

Конечно, Данил в своем подразделении исполнял обязанности «шестерки» — лаборанта, ассистента, разнорабочего за все. Но даже на такую должность сюда не взяли бы абы кого. Любой сотрудник отдела должен был владеть техникой гипноза. И знания Дейнекина, полученные от отца, очень пригодились ему…

Карьера Данила пошла в гору. Его весьма ценили на работе, со временем даже стали разрешать самостоятельно кодировать очередных «клиентов». Ему дали отдельную квартиру в центре Москвы. Он готовился экстерном сдавать экзамены на звание лейтенанта в Высшей школе КГБ — экстерном потому, что со службы Данила не отпускали ни на день, так он был всем нужен. Казалось, впереди у Дейнекина блестящее будущее. И вдруг…

В стране началась демократия, а вместе с ней ревизия КГБ, ненавистного новым правителям. Отдел, в котором служил Данил, расформировали, признав его работу противоречащей «общечеловеческим ценностям». Ученых уволили всех до одного. В итоге при отделе остался только Данил: прапорщику поручили охранять помещение и сейфы с документами, приняв его по дурости и безграмотности за обычного «куска».

Дейнекин был в ярости, хотя вида не подавал: за последние годы он научился держать себя в руках. Однако Данил понимал: его карьера рухнула. Никогда ему не стать блестящим офицером самой грозной в мире спецслужбы, ибо КГБ теперь уже не быть прежним могучим ведомством. А возвыситься в новом КГБ — какой еще он там будет? — Дейнекин возможностей для себя не видел. Нужных связей у него нет; к откровенному лизанию начальственных жоп не приспособлен — больно гоношист, да и репутация подмочена — работал в одном из самых антигуманных подразделений Комитета. И Данил решился пойти ва-банк.

Службы наблюдения за сотрудниками его теперь не контролировали — в Комитете вообще царил бардак. Поэтому Дейнекин без проблем приватизировал и продал свою квартиру, оговорив себе право пожить и ней еще какое-то время. Цену взял хорошую, в долларах, Но данная акция была сугубо предварительной…

Данил почти случайно располагал сведениями об одном американском резиденте. К нему-то и обратился Дейнекин, предложив купить материалы из сейфов, которые теперь охранял.

Дипломат согласился посмотреть документы. Дейнекин принес образцы, назвал свою цену. Цена была не запредельная, скорее стартовый капитал, с которым Данил смог бы развернуться на Западе, куда собирался отвалить. Но Дейнекин не знал, что он заранее проиграл свою игру: основные материалы по результатам работы его отдела были уже скопированы новым начальством, и копии самых важных из них тайком переданы ЦРУ — в качестве жеста доброй воли. А американский резидент это знал. Посему, пообещав Дейнекину деньги, с чистой душой отдал его российским коллегам — бывшим врагам, а ныне младшим партнерам. Отдал тоже в качестве жеста доброй воли.

Документы Данил похитил и уже собрался было нести их на конспиративную встречу, где его как раз и взяли бы с поличным, однако бандитским своим чутьем почуял опасность. На свидание с резидентом не явился, с квартиры съехал, установив за ней свое собственное наблюдение. И не ошибся: вскоре обнаружил слежку.

Дейнекин понял — американец предал его. И второй раз в жизни Данил ощутил всеохватную, слепящую ярость. Подкараулив резидента на улице, Дейнекин пристрелил его из табельного оружия. Теперь Данилу оставалось только одно: бежать.

Знакомый врач — много знакомых врачей было у Карла Дейнекина, большинство из них знал и его сын — сделал Данилу частным порядком пластическую операцию лица и пальцев рук. Теперь Данил имел другую внешность и другие отпечатки. Правда, он потратил на операцию почти все деньги, вырученные за квартиру. Однако Дейнекин-младший не жалел об этом. Ибо был у него план полного изменения своей жизни, поворота ее на сто восемьдесят градусов, на путь, ведущий к власти, богатству, раболепному поклонению окружающих, — короче, ко всему, к чему Данил всегда рвался. И теперь этот путь остался у него единственным…

 

Глава 23

Мента притащили часов через десять. Борзой и Умник доставили его в весьма любопытном виде. Глаза, рот и уши стража порядка были залеплены широкими полосками пластыря. Причем из-под тех кусков пластыря, что прикрывали слуховые органы нового пленника, вились два тонких провода, концы которых терялись за отворотом милицейского мундира.

«Языка» уложили на пол. Север с любопытством наблюдал за происходящим. Умник и Борзой тяжело дышали.

— Тащите его в «раскруточную», — приказал Корвет, кивая на хлопца. — Побеседуем с юношей.

— Подожди, шеф, дай очухаться, — охнул Умник. — Здоровый кабан! — добавил он, неприязненно оглядывая служителя закона.

— Они у Львивченко все как на подбор, — согласился Корвет. — Сопротивлялся? — спросил он, ткнув хохла в бок носком ботинка.

— Куда там! — хмыкнул Умник. — Такое впечатление, что он сам нас искал. Бродил один вокруг отстойника. Ну я кустами подкрался к нему неслышно — и по шее, как ты, босс, учил… Потом спеленали — и сюда…

— Без шухера?

— Какой еще шухер, шеф?!

— Молодцы, — снисходительно похвалил Корнет. — Ладно, отдышались? Волоките его в «раскруточную». И Сатира туда же. Вместе пообщаемся…

Через несколько минут Север очутился в комнате, явно оборудованной под пыточную камеру. Правда, орудия пыток были достаточно просты и непритязательны: паяльник, тиски, кувалда, сложенный вдвое и прикрепленный к железному бруску металлический провод — своего рода плеть. А венчало этот набор сверкающее никелем гинекологическое кресло, почему-то отнюдь не казавшееся тут неуместным… Словом, здесь собрали предметы назначения изначально мирного, но при творческом подходе они могли служить высокому искусству истязания не хуже, чем весь арсенал инквизиции. Север усмехнулся про себя. «А неплохой психолог братуха Корвет, — подумал он. — В ассортименте, да еще столь живописно расположенные в комнате, эти игрушки впечатляют. Особенно гинекологическое кресло. Интересно, где Корвет его спер? Или купил, не пожадничал? Затейник он, однако…»

— Нашему высокому гостю из внутренних органов необходимо вернуть способность воспринимать внешний мир. Действуйте! — приказал Корвет «шестеркам» насмешливо. — А то я его еще даже не узнал, — добавил он.

Умник и Борзой содрали с лица мента пластырь. Из ушей пленника Умник вынул прикрепленные к проводам музыкальные заглушки, а из внутреннего кармана милицейского мундира извлек работающий плейер. «Ого! — подумал Север. — Остроумно. Дешево и сердито. Слух человека полностью блокируется без всякой излишней жестокости. Наверняка этот мент даже не представляет, куда его тащили, по какой дороге, в какую сторону… Словно по волшебству перенесся. Интересно, кто придумал эту шутку с плейером?»

— Вот, Сатир, знакомься! — обратился к нему между тем Корвет, указывая на мента. — Павло Крысюк, доблестный старший сержант и любимый племянник Тараса Львивченко, шефа железнодорожной милиции нашего города. Сейчас мы с Павлом будем немножко поговорить. А, Павло? Будем?

Не пришедший еще в себя мент ошарашенно таращил круглые глаза и молчал. Корвет пнул его ногой.

— Будем разговаривать или нет?! — гаркнул он.

— Будем, будем… — пробормотал Крысюк. — Я, между прочим, сам к вам шел.

— И кудай-то ты шел? — издевательски поинтересовался Корвет противным тонким голосом. — К тетке Грушке на галушки? — последнюю фразу бандит произнес с утрированным украинским акцентом.

Павло молчал. Он пока еще туго соображал.

— Да отвечай же ты, бендера долбаная! — взорвался Корвет. — Боров карпатский! У тебя что, мозги совсем салом заросли? Куда ты шел и зачем? Разевай пасть, панский выблядок, шевели языком, пока я тебе его не отрезал!

Что угодно мог стерпеть Павло Крысюк, но только не оскорбления своего высокого чувства святой национальной спеси.

— Ну ты! Москаль поганый! — зарокотал он. — Кацапская морда! Русская свинья!

Корвет криво усмехнулся. Угадать в нем еврея, тем более чистокровного, действительно было трудно. Ничего специфически еврейского в его внешности не наблюдалось: ну, нос не курносый и не картошкой, но ведь и у большинства русских не курносый и не картошкой; ну, глаза темные — мало ли у кого глаза темные? Ну, волосы вьются — разве они только у евреев вьются? Ну, брюнет — однако ж не жгучий, а скорее рыжеватый. Так что те, кто не знал Дейнекина близко, всегда принимали его за славянина. И, названный «кацапской мордой», Корвет не обижался. Впрочем, и наименование «жидовская морда» его тоже не обидело бы. Плевать он хотел на евреев, а уж на русских — тем более. Из представителей всех народов Земли Корвет интересовался только одним — собой, любимым.

— Запомни, хохол ты безмозглый, — сказал он Крысюку насмешливо-наставительно. — Если хочешь обидеть великоросса, не называй его москалем или кацапом. Русские на эти слова не реагируют. А если реагируют, то прямо противоположно твоим ожиданиям: гордятся своей принадлежностью к великому народу. И «русскую свинью» воспринимают только как проявление свинской тупости собеседника. Хочешь оскорбить русского по-настоящему — задевай его личность, а не национальность. Потому что в глубине души каждый русский либо считает свою нацию высшей, богоизбранной, и ничем ты его с этого не сдвинешь, либо, наоборот, терпеть не может все русское и себя с Россией не отождествляет. Поэтому для русских даже тривиальная «сволочь» обиднее «русской свиньи».

Корвет обожал демонстрировать окружающим, насколько он умнее их. И дела ему не было до того, что гарный хлопец Павло Крысюк практически ничего не понял из его краткой лекции.

— Сволочи вы и есть, — пробормотал сержант. — Зачем по голове огрели? Зачем связали? Я сам вас искал!

— А искал, так объясняй наконец, для чего! — гаркнул Корвет. — Достал, придурок! Искал он нас, видишь ли! После того, как ваши костоломы набросились на меня в кабаке! Я вот пришью тебя сейчас и буду в своем праве, ты понял?!

— Тарас Леонтьевич хочет примирения… — буркнул Павло, который явно испугался последних слов бандита.

— Ах, примирения он хочет! — Корвет, похоже, завелся всерьез. — А я, видишь ли, с ним не ссорился! Никаких «терок», никаких «запуток» между нами не было! И вот я спокойно прихожу на назначенную им рядовую «стрелку», а его мусора меня винтят! Это как назвать, если не западло? За такие приколы знаешь, что делают? Знаешь?

— Ты разрешил своим пацанам завалить дядьку Гриця, — вякнул Крысюк полуагрессивно-полувиновато.

— Кто это тебе сказал? — яростно выкрикнул Корвет.

— Тарас Леонтьевич…

— Пусть он не шиздит! Не отдавал я такого приказа! Ты понял?! Не отдавал! И Гришку, и моих ребят завалил кто-то залетный! Я даже грешил тут на одного человека! — Корвет бросил косой взгляд в сторону Белова. Однако Север оставался спокойным.

— Эксперты кажуть, шо дядьку Гриця вбылы твои, — упрямо повторил Павло, от волнения сбиваясь на ридну мову.

— Говори нормально, урод! — рявкнул Корвет.

— Та я ж нормально… — окончательно смешался Крысюк.

— Л-ладно!.. — Дейнекин чуть успокоился. — Что там блеют твои эксперты?

— На ножах, которыми был ранен и убит дядька Гриць, отпечатки пальцев Ворона, Гамена и Кыли, — заторопился Павло. — Дядька Гриць из последних сил снес их троих очередью. Они напали на него…

Крысюк излагал версию, принятую на вооружение Львивченко и доведенную им до сведения подчиненных. Надо сказать, Павло свято верил в такую версию. Корвет это почувствовал.

— Напали… — произнес он задумчиво. — Как же они могли напасть без моего приказа? Даже без разрешения? А впрочем… могли. Крыша у ребят поехала. Ну хорошо. А чего хотел добиться Тарас, пытаясь арестовать меня?

— Поговорить он хотел. Но так, чтобы иметь на руках козыри — тебя в камере… — пробурчал Крысюк.

— А вот это ты уже врешь, сука! — оскалился Корвет. — Свинья тупая, кого ты хочешь обмануть?! Быстро говори, что нужно было от меня Тарасу? Ну!

— Не знаю я… — промямлил Павло.

— Знаешь, гондон! Знаешь! Еще как знаешь! Только отвечать не хочешь! Но я тебе развяжу язык! Умник, Борзой! А ну, укладывайте мальчика на «ложе любви»! Да шов ему на портках распороть не забудьте!

Двое бандитов схватили Крысюка и уложили в гинекологическое кресло. Умник своим мощным кулаком пару раз врезал менту по физиономии, полуоглушив. После чего Крысюку освободили ноги и привязали их к соответствующим подставкам кресла. Распяленному Павло распороли брюки, оголив задницу.

— Итак, приступим! — провозгласил Корвет, взяв в руки паяльник и подключив его к электросети. — А пока прибор греется, пошевели своими тупыми мозгами, Крысючок. Сейчас я всуну тебе эту штуку сам знаешь куда, после чего ты по меньшей мере перестанешь быть мужчиной — у тебя сгорит простата. Не понимаешь? Так называется железа, благодаря которой хрен встает. Короче, твой хрен больше никогда не встанет. Хочешь ты этого?

— Не хочу… — выдавил из себя Павло. От страха его лицо покрылось мелкими бисеринками пота.

— А не хочешь — отвечай на мой вопрос. Чего рассчитывал добиться Тарас, арестовав меня?

Заметив, что Крысюк до одури боится паяльника, не сводит с него глаз и не может произнести ни слова, Корвет отложил прибор. Но из сети пока не выключил.

— Тарас Леонтьевич хотел прикончить тебя, — с трудом выговорил Павло. — Отомстить за дядьку Гриця. Все равно ты бомж и искать тебя никто не будет.

— Прикончить?! — Корвет скрипнул зубами. Он готов был разразиться вспышкой ярости, но сдержал себя. — А на хрена ему меня убивать?

— Чтобы поставить на твое место более сговорчивого человека…

— Зачем?!

— Сколько мы девочек для тебя отлавливаем? Десятки! Сколько из них попадают Газавату? Единицы, только самые отборные крали! А куда деваются остальные? Куда деваются те, которых Газават тебе возвращает? Никто из них не задерживается в городе. А где они? Ты их продаешь, Корвет! Продаешь залетным чеченам, а они толкают телок в публичные дома за границу! И ты имеешь с этого огромные деньги!

— Не такие уж огромные! — возразил Корвет. — Девок еще надо привести в товарный вид, откормить, проверить на венерические заболевания, вылечить, если нужно… Не так уж много бабок в итоге получается!

— Врешь, бабки большие, иначе ты не требовал бы все новых и новых девок! — убежденно сказал Крысюк. — И с этих бабок мы не имеем ни карбованца! А ведь товар наш! Мы могли бы напрямую ими торговать, если б не ты!

Глаза Крыскжа горели жадностью. Он излагал то, что Львивченко поведал в доверительной беседе только своим родственникам. То есть всем служащим железнодорожного отдела милиции, кроме Климова.

— Ага! — разозлился Корвет. — На готовенькое все мастера! Но этих чеченов еще надо было найти, договориться с ними, завоевать их доверие. И все это сделал я. Это мой бизнес! Мой, ясно вам?! Я его создал и хрен кому отдам!

— Ну так делись! — воскликнул Павло. — Телок-то мы ловим! А ты платишь нам только за каждую десятую — якобы другие Газавату не глянулись! Нечестно, Корвет! Отдавай нам хотя бы пятьдесят процентов от сделок с чеченами!

— А вот это видал?! — характерным жестом Данил ударил себя левой рукой по бицепсу правой, согнув ее в локте. — Повторяю: телки — мой бизнес, я его создал и делиться доходами ни с кем не собираюсь! А начнете возникать — я всех вас постреляю! У меня и людей больше, и стволов хватает, и поймать нас невозможно! Я всю поганую вашу бендеру вырежу до последнего вонючего парубка, ты понял?! Вы ничего со мной сделать не сможете!

— А вот это ты утрись! — от последних слов Корвета, а также от охватившей Павло жадности он так распалился, что забыл о страхе. — Если мы с тобой не договоримся, Тарас Леонтьевич завтра же напустит на тебя областной РУОП, у него там есть связи! Мы разгоним вагонный отстойник, перекроем кислород большинству проституток — они ведь работают в основном вокруг вокзала! А что касается войны — мы тоже всех твоих парней знаем в лицо и будем стрелять на поражение, как только увидим! Вот так-то, Корветик! Ты еще узнаешь, кто такой Львивченко!

Зря Крысюк все это сказал, ой, зря! Если поначалу Дейнекин готов был пойти на уступки и кочевряжился больше для виду, то теперь Данила обуяла слепая, холодная ярость — та самая, которая когда-то заставила его измордовать свою возлюбленную и ее парня, а после — пристрелить американца. В подобном состоянии Корвет уже не думал о выгоде — только о мести, о самоутверждении.

— Умник, Борзой! Развяжите Сатира! — резко приказал он молчаливым «шестеркам».

Те повиновались. Север с наслаждением размял затекшие члены, потянулся, блаженно вздохнул. Многочасовая скованность сказалась даже на его железном организме.

— Все за мной! — распорядился Корвет и двинулся вон из комнаты.

Они вернулись в застеленный татами зал. «Где же мы все-таки находимся? — мельком подумал Север. — Ладно, скоро выясню, Бог даст…»

— Умник, Борзой, свободны пока, — бросил Корвет парням. — Будьте наготове, скоро понадобитесь, вызову. Сатир, пойдем!

Север пошел следом за Корветом и вскоре оказался в достаточно просторном помещении, представлявшем собой нечто среднее между однокомнатной квартирой гостиничного типа и командирской рубкой космического корабля из произведений отечественной фантастики. Здесь, например, имелась панель, утыканная пронумерованными кнопками вызова. Кнопок было пятьдесят. Север, конечно, не знал, для чего предназначены эти кнопки. Но он уже начал догадываться, куда занесла его причудливая судьба…

Между тем обставлена «рубка» была довольно уютно.

— Садись, Сатир, — предложил Корвет, указывая на одно из кресел возле журнального столика, стоявшего у стены комнаты. — Выпьем.

Он достал из стального сейфа — импровизированного бара — бутылку безумно дорогой подарочной водки «Московская», совсем недавно появившейся в продаже. Открыл, разлил напиток по бокалам для шампанского.

— Хватанем! — Корвет протянул бокал Северу. — В полный рост, по-советски!

— Шикуешь, — проронил Север неодобрительно. — Чего фраерить, такое пижонство покупать, бабками швыряться? Водка — она и есть водка…

— Пьешь все, что горит? — спросил Корвет насмешливо. — Трахаешь все, что шевелится? А если не шевелится — расшевелишь и трахнешь? Это ништяк. Это тоже очень по-советски.

— Иди ты… — буркнул Север.

— Да не куксись ты, брат! — рассмеялся Корвет. — Пей, не стесняйся! Я вчера, считай, второй раз родился. Так что пей смело!

Они выпили.

— Выходит, спас ты меня, парень, — крякнув, продолжал Корвет. — Жизнь мне спас. Уделал бы меня Львивченко, на гуляш постругал. Знаю я его, жлоба карпатского. Бендеровская морда… Получается, в долгу я у тебя, Сатир. А я свои долги всегда плачу…

— Значит, берешь в «семью»? — воскликнул Север азартно.

— Нет вопросов, — кивнул Корвет.

— Но у меня тоже свое условие! — объявил вдруг Север. — Моя сестра… Она всегда при мне. Так вот, она должна быть неприкосновенна!

— Волос с ее головы не упадет! — саркастически усмехнулся Корвет. — У нас своих баб — хоть до смерти утрахайся. Не переживай, братуха Сатир! Твой инцест останется при тебе!

— Нормально… — смущенно отвернулся Север. — А то я ни в одну бригаду вступить не мог… Никто не хотел уважать мои чувства! — закончил он с блатным надрывом.

— Ну а я уважу! — Корвет откровенно наслаждался. Ему доставляло удовольствие наблюдать такого вроде бы умного парня, глупеющего на глазах, едва заходит речь о его извращенной страсти. Север же, давно понявший психологию Данила, намеренно подыгрывал ему.

— Но! — Корвет поднял вверх указательный палец. — Ты, Сатир, должен пройти еще один тест перед вступлением в мою команду.

— Какой такой тест?

— Пристрелить этого скота, Павло Крысюка, — объявил Корвет спокойно.

— Кровью вяжешь? — понимающе усмехнулся Север.

— Ага, — Корвет оставался невозмутим. — А еще я проверяю последний раз, не мент ли ты. Мент мента не завалит.

«Много ты знаешь… — подумал Север, вспомнив Романова. — Впрочем, я не мент. Я для тебя хуже любого мента, Корвет. Я смерть твоя».

— Так согласен, Сатир? — спросил Дейнекин требовательно.

— А то! — весело хмыкнул Север. — Мне завалить мусора — одна радость. Как прикажешь — удавить, застрелить, зарезать? Как скажешь, так и сделаю.

Север действительно не испытывал ни малейших сомнений по данному поводу. Павло Крысюк был для Белова худшим из бандитов — оборотнем, палачом, рядящимся в одежды людского заступника. Убить такого — святое дело, считал Север.

— Застрелишь, — проронил Корвет деловито, покидая кресло и приблизившись к панели с кнопками. Он нажал две из них — как показалось Белову, вторую и третью.

— Борзой, Умник, слышите меня? — произнес Корвет, обращаясь к панели. — В «раскруточную», оба, быстро. С оружием. Все, отбой.

— Выйди, Сатир! — приказал Корнет, указывая на дверь.

Север вышел. Он снова оказался в зале, застланном матами. Теперь Белов ясно разобрал, что это никакие не татами, а обычные советские маты. И вообще зал напоминал спортивный — здесь имелись шведская стенка, турник, с потолка в одном из углов свисали гимнастические кольца и канат. «Не похоже, чтобы все это притаранил сюда Корвет, — подумал Север. — Вероятно, он получил бункер уже в готовом виде. Но вот от кого? Судя по масштабам строительства — только от государства, еще того, советского, А судя по засекреченности и спартанскому стилю постройки — похоже на самого отца народов… Вот гинекологическое кресло в камере, приспособленной под пыточную, — это уж точно выдумка Корнета. Или Умника — он, сдается мне, и впрямь не дурак, не один же Корвет здесь умник…»

Вскоре появился Корвет. Он протянул Белову его же револьвер с глушителем, держа оружие за ствол.

— Заряжен, естественно, — с деланным спокойствием проронил бандит.

Север заметил: правой рукой Корвет сжимает другой револьвер, держа его вроде бы небрежно, но так, чтобы дуло смотрело в живот Белову. «Все еще боишься меня, — внутренне усмехнулся Север. — Рано боишься, братила, рано…»

Север взял оружие, быстро осмотрел. Годится.

— Иди вперед, Сатир! — приказал Корвет.

В «раскруточной» их уже ожидали Борзой и Умник. Павло Крысюк по-прежнему лежал в гинекологическом кресле связанный.

— Освободите ноги менту, — велел Корвет «шестеркам». — Поставьте его.

Парни подчинились.

— Бей в грудь, Сатир! — воскликнул Корвет надсадно.

— Босс, погоди! — крикнул вдруг Умник. — Это ж война! Война с Львивченко, крутая резня! И даже если мы перестреляем всех транспортников, это не будет победой. Кто придет на их место? Кто станет отлавливать нам молодых бомжих? Кроме того, за нас всерьез возьмется областной РУОП, подключит городских ментов, которые слишком мало с нас имеют, чтобы по-настоящему прикрывать. И они устроят веселую жизнь нашим проституткам, а соответственно и нам! Без прибыли останемся! Совсем без прибыли, шеф! Подумай!

Парень говорил горячо, убежденно. «Он и впрямь не дурак, — заключил Север. — Вполне мог бы сместить Корвета. Но, по всей видимости, даже и не пытается. Интересно, почему? И как Корвет его терпит рядом с собой? Как не боится конкурента? Должно быть, тут замешан тот самый «короткий поводок»…

— Заткнись, Умник! — рявкнул Корвет яростно. — Больно умный стал! Стреляй, Сатир!

— Сатир, подожди! — взмолился Умник. — Босс, подумай! Может, лучше договориться миром? «Перетереть»? Прости ты дурака Тараса за его наезд в кабаке, выдели ему долю от сделок с чеченами! Не пятьдесят процентов, конечно, но хотя бы двадцать! Или назначь твердую цену за каждую предоставленную нам телку! Мы немного потеряем, зато жить будем спокойно!

— Ты идиот! — взревел Корвет. — Телок мы и сами можем добывать в вагонном отстойнике!

— Кто нас туда пустит, если начнется война? Всех там и положат! А потом, в отстойник попадают только самые дрянные девки, помоечные, «ползунки»! Какой из них товар? А менты отлавливают нормальных бомжих, транзитных, прямо на вокзале! Ты видел таких в вагонном отстойнике? И вообще, отстойник в случае войны ликвидируют, Павло ж сказал!

— Не ликвидируют!

— Ликвидируют! По крайней мере, проведут там такую чистку, что ни одного бомжа не останется! Сам знаешь, если менты возьмутся — сделают!

— Да отвяжись ты! — от возражений подчиненного Корвет только больше зверел. — Стреляй, Сатир, что ты тянешь?!

— Не стреляй, Сатир, погоди! — крикнул Умник отчаянно. — Шеф, ну прошу тебя, успокойся! Подумай еще раз!

Однако остановить Корвета было уже невозможно. Волна холодной, слепой ярости захлестнула его третий раз в жизни, и противостоять этой волне он не мог. Дейнекин чувствовал себя смертельно оскорбленным коварством Львивченко и стереть обиду желал только кровью. Тарас задел самую чувствительную струнку черной души Данила — убежденность в собственной значимости, богоизбранности и превосходстве над всем остальным человечеством. Простить такое Корвет был не в состоянии.

— Стреляй, Сатир! — зарычал он бешено. — Стреляй, это приказ!

Север взглянул на Павло Крысюка, тот явно не ожидал такого исхода встречи с Корветом и теперь стоял ни жив ни мертв. Он, возможно, и встрял бы в разговор, попытался бы склонить чашу весов в свою пользу, да вот только язык его отнялся от невыносимого ужаса.

Север поднял ствол.

— Бей в грудь, Сатир! — еще раз выкрикнул Корвет. — Бей в грудь не менее чем дважды! Это приказ!

Север выстрелил дважды и добавил третью пулю — чтобы клиент поменьше мучился. Крысюка отбросило назад, шарахнуло об гинекологическое кресло, и уже мертвый он сполз на пол.

— Труп вынести и подбросить прямо к вокзалу, — велел Корвет своим бойцам. — Это сделаете сами. Пришлите пацанов, пусть здесь все приведут в порядок. А ты, Сатир, следуй за мной.

Вдвоем они вернулись в комнату Корвета.

— Продолжим отмечать мой второй день рождения! — заявил Дейнекин. — И я хочу сделать тебе подарок, Сатир. Вот этот револьвер. Он лучше твоего, взгляни сам.

Корвет протянул Белову свой револьвер. Север принял, осмотрел. Машинка была изящной: узкая, удобно выгнутая рукоятка, почти плоский на вид барабан, широкий, чуть удлиненный ствол. Север с удовольствием взвесил оружие в руке.

— Красиво, удобно, но чем он лучше моего?

— Дурак, это новейшая отечественная разработка! Как будто специально для киллеров сделано! Видишь, какое массивное дуло? Знаешь зачем?

— Догадываюсь, кажется… — пробормотал Север, всматриваясь.

— Правильно догадываешься! Глушит звук. Глушитель не нужен. Я подозреваю, у тебя запас глушителей, так вот: можешь выкинуть их на помойку.

— Они новые, жалко…

— Ну продадим, тебе они больше не понадобятся. Из этого ствола выстрел — не громче хлопка в ладоши. А заряжается самыми распространенными «маслятами», так что с боезапасом проблем не будет. Перезаряжается очень быстро, вот, смотри, — Корвет забрал оружие у Белова, продемонстрировал, вернул. — Спецразработка! — добавил он гордо. — За большие бабки взял. Бьет, будто ишак копытом — наповал. Любой бронежилет прошивает. Бери, дарю. А свой отдай мне…

Он взял револьвер Севера за ствол, открыл один из своих сейфов, убрал, запер.

— Пусть лежит про запас, может, пригодится, — пояснил Белову.

«Хитрит Корветушка, — внутренне усмехнулся Север. — Хочет сохранить на рукоятке мои отпечатки пальцев. А свои на дуле и на глушителе стереть. Чтобы, значит, убийство Павло повисло на мне одном. И того не знает хитрюга, что отпечатки пальцев я не оставляю…»

— Давай пить! — предложил Корвет. — Праздник все-таки!

— Мне надо добраться до сестры, — сказал Белов. — Она там небось с ума сходит — куда я пропал? Я же на дело пошел…

— Завтра доберешься! — объявил Корвет. — Прежде чем выйти отсюда, ты должен пройти обряд посвящения в «семью»!

— Какой обряд? — Север мастерски разыграл удивление, хотя ждал чего-то подобного.

— Увидишь. Завтра увидишь… — ответил Корвет сумрачно.

 

Глава 24

Еще когда Дейнекин разбирал архивы своего отдела КГБ, собираясь торгануть секретные материалы заокеанским «друзьям» России, он наткнулся на один любопытный документ. В сейфы, охраняемые Данилом, этот документ попал, по всей видимости, случайно, ибо место ему было в совершенно других архивах, исторических. На документе, кроме грифа «Совершенно секретно», стоял и другой — «Единственный экземпляр». Вероятно, данный экземпляр когда-то попросту затерялся и по ошибке многолетней давности оказался в отделе Данила. Однако подобная ошибка удивления не вызывала: документ был датирован переломным для России 1953 годом — годом смерти Сталина, малого бардака в стране, бериевского бардака — предвестника огромного и смертельного бардака, учиненного более чем через тридцать лет истинным предателем и врагом народа — косноязычным карапузом с обгаженной чертовым дерьмом лысиной…

Впрочем, ни к бериевскому бардаку, ни к бардаку второго подонка — Берии образца 1985 года — указанный документ отношения не имел. А имел он отношение к самому Отцу народов, Сталину — Великому и Ужасному. Поскольку повествовал о завершении строительства тайного противоядерного бункера, предназначенного лично для Иосифа Виссарионовича и пятидесяти человек его свиты на случай атомной войны. Уже тогда ученые предвидели, какие катастрофические последствия может иметь такая война, и позаботились о сохранении жизни вождя.

Бункер был отстроен в подземных коммуникациях одного из городов Средней России. Убежище представляло собой совершенно автономную систему: с независимым энергоснабжением — подземная река вращала мощную турбину; независимым водоснабжением — воду поставляла та же подземная река; прекрасно защищенными от внешних воздействий вентиляционной и канализационной сетями. При бункере имелись склады, где можно было запасти продукты на несколько лет для всех предполагаемых жителей подземелья. Найти же убежище без прилагаемого к его описанию плана-схемы представлялось абсолютно невозможным. Составители документа отмечали еще, что бункер следует доукомплектовать противорадиационными костюмами и прочими необходимыми, по их мнению, причиндалами, но это были уже детали.

Данил не поленился — на выходные слетал в город, где располагалось убежище. И пустился на поиски. Нарваться на неприятности он не боялся — его кагэбэшное удостоверение тогда еще открывало дорогу везде и всюду.

К великой радости Дейнекина, бункер он нашел. И нашел нетронутым — видимо, там никто не бывал с самого 1953 года.

Данил тщательно обследовал все помещения. Его ждала еще одна радость — он обнаружил арсенал: пятьдесят пистолетов «ТТ» — новеньких, в заводской смазке — и солидный боезапас к ним. Дейнекин также попробовал запустить электротурбину, находившуюся до его появления в законсервированном состоянии. Получилось и это. Данил отбыл домой почти счастливым.

Правда, он пока не знал, как можно использовать неожиданную находку. Но в одном был уверен: никто, кроме него, о бункере не знает. Иначе лихие гэбисты давно нашли бы применение столь «ценному венику». А уж если с пятьдесят третьего года не хватились, то и не хватятся. Стало быть, Данил — единственный владелец подземного убежища. И это открывает перед ним массу возможностей.

Так называемая «перестройка» вместе с буржуазной демократией, «свободой», «правами человека» и прочей лживой пустословной мерзостью привнесла в Россию иные органически присущие рыночной экономике прелести: тотальный бандитизм, повальную проституцию, образование огромной массы безработных и бездомных. Именно эти факторы Данил решил использовать для собственного обогащения. План его был прост: набрать бригаду крепких, озлобленных и отчаявшихся мужиков из бомжей, закодировать их на верность, как его учили в КГБ, расселить в бункере, подтренировать, вооружить имевшимися там стволами и терроризировать город дерзкими налетами на удачливых коммерсантов, рэкетом, жесткой сутенерской практикой и любыми другими видами прибыльного бизнеса. Основные надежды Дейнекин возлагал на свой талант гипнотизера и кодировщика: он должен был обеспечить ему личную безопасность и пусть подневольную, но преданность будущих бойцов. А собрав достаточно денег, Данил собирался отвалить на Запад и уж там развернуться вовсю…

Жизнь немного скорректировала планы Данила. Приехав из Москвы и как следует осмотревшись, Дейнекин понял, что в городе уже имеется единая мощная бандитская структура, на которую работают все местные менты и воевать с которой куда опаснее, чем с ментами. Однако Данил быстро нашел свою нишу: сутенерство и торговля «живым товаром» — рабынями. Он сумел договориться с чеченами, находившимися тогда в жестокой конфронтации с Газаватом, о поставках им женщин для дальнейшей перепродажи. К тому моменту Дейнекин уже укомплектовал свою команду пятьюдесятью бойцами и подмял под себя всех профессиональных шлюх города. Он нашел и общий язык с Львивченко, обойденным милостями Газавата. И нарек себя романтической кличкой «Корвет» — в память о своей службе в морской пехоте…

 

Глава 25

Север подошел к двери своей квартиры — той самой, где ждала его Мила, — и обессиленно прислонился к соседней стене. Ему предстояла встреча с любимой женщиной — встреча после почти двухдневной разлуки, смертельного риска и изматывающей интеллектуальной игры с умным, беспощадным противником. Как хотелось Северу сейчас, когда все позади по крайней мере на сегодня, прижать Милку к груди, зарыться лицом в ее волосы и сказать: «Боже мой, как я устал, любимая! Как соскучился!»

Много чего они могли бы сказать друг другу… Если бы были нормальной семьей.

Север вздохнул. Они с Милкой — не нормальная семья, и нечего растравлять себя. А кроме того, будь они нормальной семьей, подобной ситуации — со смертельным риском, стрельбой, беготней по зловонным канализационным сетям, внедрением в омерзительную банду торговцев людьми — просто не возникло бы. Не нужна бы она была, подобная ситуация…

Север еще раз вздохнул. Надо собираться с духом. Надо снова быть сильным, жестоким, непримиримым… Надо.

Север позвонил. Едва открыв дверь, Милка бросилась ему на шею.

— Родной мой! Где ты был? Я едва дождалась, я чуть не умерла, пока ждала!..

— Заткнись. — Север поймал предплечья девушки и брезгливо оттолкнул ее от себя. — Работал я, — добавил он с кривой усмешкой.

Мила замерла, прижав правую ладонь к груди, словно громом пораженная. Она постоянно напоминала себе, каков он, новый Север, постоянно одергивала себя: «Осторожно, осторожно с ним, будь аккуратна, не раздражай, не зли» — и все же каждый раз столбенела после очередной его выходки.

— Ждала, значит? — продолжал Север. — Видать, манда у тебя чешется, терпежу нет? Ну что ж, идем.

— Север… — только и успела охнуть Мила.

Белов грубо сгреб ее, оттащил в комнату, швырнул на кровать. Девушка лишь стонала — затравленно и страстно.

…Завершив «любовь», Север откинулся на спину, закурил и словно задумался. Он молчал.

— Дай и мне сигарету, — попросила Мила, едва отдышавшись.

— Обойдешься. Возьми сама, — бросил Север лениво.

Мила перелезла через мужа, закурила, села на постели.

— Может, все же расскажешь… что нас ждет дальше? — робко попросила она.

— Расскажу, конечно, — отозвался он досадливо. — Куда ж ты денешься, узнаешь… Не пускать же тебя, дуру, вслепую на минное поле. Сама гробанешься и меня следом потянешь… Так что все узнаешь. Но сперва сготовь пожрать мужику. Совсем мышей не ловишь…

— Ой, да! — воскликнула Мила виновато. — Какая же я идиотка!..

— И за водкой сходи, — распорядился Север. — Расслабляться буду.

После ужина, прошедшего в молчании, Белов откупорил водку, налил себе, плеснул жене. Выпили.

— Слушай и не перебивай без дела, — начал Север. — Я внедрился в банду Корвета — ты уже знаешь, кто это такой. По легенде я налетчик-одиночка. Моя кличка Сатир, запомни. Тебя я представил своей сестрой-близняшкой и любовницей. Вариант старый, как тогда, когда ты выступала в роли проститутки Астры, помнишь? А теперь назовем тебя… ну, скажем, Гюрза.

— Почему Гюрза? — удивилась Мила.

— Да потому что кровь у тебя черная, змеиная, — хмыкнул Север. — Кровь предательницы.

— Я тебя никогда не предавала… — прошептала Мила пришибленно.

— Ты меня всегда предавала в самом главном — в любви. А все остальное, вся наша жизнь вот такая — лишь следствие этого главного предательства. Так что не возникай.

— Я не возникаю…

— Ладно, все это сопли. Короче, будешь Гюрзой, запомни.

— А почему сестра? Зачем это надо? Зачем изображать инцест? Противно…

— Зато блядовать тебе никогда не было противно!

— Было… — Мила потупилась. — Ты же знаешь, было…

— Заткнись! Я много чего знаю! — рявкнул Север. — Я знаю, что ты всегда была вроде подворотни, куда каждый заходит отлить! И тебе это нравилось, что бы ты там ни блеяла! Хватит! Ишь, инцест ей изображать противно! Сказал — будешь сестрой, значит, будешь!

Мила примолкла.

Северу действительно было необходимо, чтобы бандиты считали Милу его сестрой. Белов достаточно хорошо знал нравы и «понятия» блатных. Для них жена, подруга, возлюбленная — ничто, баба, за бабу базара нет. А сестра — родная кровь, святое. До определенной степени, конечно, и, разумеется, чисто формально, но все же… Сначала Север вовсе не собирался сочинять для Корвета душещипательную сказочку о неземной любви брата и сестры. Просто Умник вспомнил, что раньше — тогда, во время первой встречи Белова с Умником и Борзым — Север назвал Милу женой. Белову пришлось выкручиваться на ходу. Получилось вполне удачно, Корвет поверил и даже почувствовал определенную презрительно-снисходительную симпатию к этому Сатиру, поскольку ощутил свое превосходство над ним. Но в дальнейшем Мила нужна была Северу именно в роли сестры. Именно с этой ее ролью Север связывал все свои планы.

— Итак, будешь Гюрзой, — продолжал Север. — Моей сестрой-близняшкой. Корвет требует, чтобы я тебя ему представил. Представлю. Кстати, в связи с этим ты не могла бы как-нибудь снизить интенсивность своей красоты? А то чересчур в глаза бросаешься.

— Я попробую, — качнула головой Мила. — Но ведь запомнить меня все равно никто не сможет, так зачем…

— Надо! — резко перебил Белов. — Здесь маленький город. Здесь тебя могут опознавать просто по кричащей внешности.

— Поняла. Сделаю. Я уже приблизительно знаю, как…

— Но какой-то твой облик Корвет и его «братва» запомнить должны!

— Да ясно…

— Хорошо, что тебе ясно. Слушай дальше. Что собой представляет бригада Корвета, ты примерно знаешь. Теперь я открою тебе главную тайну братков — расположение их штаб-квартиры. Они гнездятся в каком-то заброшенном бомбоубежище, когда-то, видимо, секретном, а теперь забытом. Выход из него — в подземные коммуникации города. Обнаружить бункер, не зная о его существовании заранее, очень трудно, практически невозможно. Бункер полностью автономен, при наличии продуктов там можно отсиживаться сколь угодно долго. Кроме того, Корветова братва составила подробный план-схему всей сети городских подземелий. Пацаны изучили все ходы-выходы на поверхность и обратно в свою преисподнюю, поэтому могут неожиданно появляться в любой части города и мгновенно исчезать. Это делает их в какой-то степени неуязвимыми. А информацию о существовании бункера они держат в строжайшем секрете.

— Как же они умудрились так долго сохранять свой секрет? — спросила Мила недоуменно.

— А вот в этом-то как раз и состоит вторая часть их тайны. Точнее, тайны самого Корвета, — усмехнулся Север. — Дело в том, что Корвет — гипнотизер, и гипнотизер весьма опытный. Можно сказать, мастер. Профессионал. Такой подготовки, как у него, не имеет ни один экстрасенс-эстрадник, даже из самых прославленных. В принципе Корвет способен загипнотизировать любого человека, будь тот даже совершенно не внушаемый и трижды скептик.

— Значит, Корвет с помощью гипноза внушает своим бойцам… — начала Мила.

— Кодирует, — перебил Север. — Слышала когда-нибудь о кодировке сотрудников высшей администрации при Политбюро ЦК КПСС?

— Слышала. Вокруг этого последнее время ходило много разной болтовни…

— Болтовни много, — согласился Север. — Но есть и рациональное зерно. По крайней мере Корвет действует в полном соответствии со сложившимися представлениями о подобной кодировке. Неофиты банды проходят так называемый обряд посвящения, во время которого Корвет вводит человека в глубокий гипнотический сон и фактически зомбирует. Основная установка — табу на любые разговоры с посторонними людьми, непосвященными, о подземном убежище, о внутренней структуре банды, вообще о «кухне» бригады. Эта кодировка очень сложная, очень глубинная, она затрагивает его величество инстинкт самосохранения и поэтому выполняется Корветом весьма тщательно. В случае нарушения наложенного табу «посвященный» умирает от необратимой остановки сердца. Признаться, техника зомбирования у него филигранная… И где только Корвет ей научился?

Север замолчал, задумался. Мила решилась задать вопрос.

— И тебя он тоже… зомбировал? — в голосе девушки звучал едва скрываемый ужас.

— Ага! — усмехнулся Север.

— И… что?

— Как видишь, рассказываю тебе обо всем. Но если честно, мое сознание осталось подвластным мне только благодаря нашим особым способностям. Ни один нормальный человек не устоял бы перед воздействием Корвета, не прошел бы контрольных тестов… А я сумел. И Корвет мне поверил. Ты тоже сумеешь. И тебе Корвет тоже поверит.

— Он и меня будет кодировать?! — охнула Мила.

— Обязательно, драгоценная моя Гюрза! — тотчас ощерился Север, заметив ее испуг. — И ты должна пройти всю процедуру идеально! Иначе нам обоим крышка, ты поняла?

— А зачем Корвету я? — Мила глядела на мужа, ежась, словно от холода.

— Он понимает, что я тесно связан с тобой психологически — я сам его в этом убедил, вынужден был убедить. А его принцип — держать всех своих бойцов под жестким психологическим контролем — единоличным. И он не может допустить, чтобы на его нового братка мог влиять, кроме него самого, еще кто-то посторонний. Значит, надо посадить на код и тебя. К тому же я ему все время пел, что ты не только моя сестра и любовница, а еще и напарница. Видимо, Корвет и тебя собирается использовать в качестве бойца.

— Перспективка… — горько усмехнулась Мила.

— Ничего, перетопчешься! — бросил Север жестко.

— Конечно… — поникла Мила. — Как скажешь, повелитель… Расскажи хоть поподробнее об этой кодировке… Боюсь я ее… Я и так не вполне принадлежу себе… Моя болезнь… Вдруг еще и зомбируют меня…

— Ты принадлежишь мне! — зарычал Север. — Безраздельно! Ясно тебе?! И обряд посвящения пройдешь без сучка, без задоринки! Поняла, ты?!

— Поняла… — Мила потупилась. — Расскажи мне, в чем он заключается…

— Корвет кодирует круговую поруку, — Север заговорил спокойнее. — Основное табу, которое нельзя нарушать, — верность банде, сохранение ее тайн. Попутно он внушает пацанам почтительный страх перед самим собой и вводит установку беспрекословного подчинения каждому его слову. Но это внушение куда более поверхностно, чем основное табу. Конечно, владея техникой гипноза столь искусно, Корвет мог бы изготавливать из своей братвы истинных зомби, биороботов, полностью послушных исполнителей его воли. Однако подобная тактика не в интересах Корвета, поскольку бойцы должны уметь еще и думать, а не только стрелять. Не может же Корвет сам решать каждый мелкий вопрос текущей работы! Не может он наперед просчитывать абсолютно все детали различных бандитских операций! Поэтому его подчиненным необходимо быть разумными существами, а не только марионетками босса. Единственное, на что не способны корветовцы, это предать своих. Попытка предать влечет мгновенную остановку сердца.

— Ясно… — подняла глаза Мила. — Корвет для них — почти бог, а подземный бункер — святыня… Объясни подробно, как Корвет добивается этого.

— Сам обряд посвящения, — криво улыбнулся Север, — обставлен довольно аляповато. В духе ярмарочного балагана. С дешевыми мистификациями, фокусами, обкуриванием наркотическими благовониями и так далее. На первый взгляд глупость, но, знаешь… вкупе все это действует. Кроме того, Корвет использует иглоукалывание и прочие подобные примочки — для подавления воли кодируемых. Если подробно, то это выглядит так: начинает он…

 

Глава 26

Север и Умник сидели в засаде — дожидались очередного патруля ментов-транспортников. Задание Корвет дал простое — патруль подстеречь и расстрелять. Это был очередной ход Дейнекина в войне его банды с железнодорожным отделом милиции.

Когда обнаружился труп Павло Крысюка, Львивченко отреагировал быстро и жестко. Прежде всего он разогнал с вокзала и прилегающих к нему территорий всех проституток. Поскольку вокзал, где гужевались транзитные челноки, являлся для шлюх основным местом «снятия» клиентов, бляди остались почти без работы. А следовательно, Корвет лишился существенной статьи своего дохода. Вторым шагом Львивченко стала «депортация» общины бомжей из вагонного отстойника. Бездомных просто выгнали из города, распихав по порожним товарным вагонам проходящих поездов и ненавязчиво убедив обратно не возвращаться. Теперь в случае гибели кого-то из корветовских бойцов Данилу негде было бы подбирать новые кандидатуры на место выбывших.

Возможно, выбрось сейчас Львивченко белый флаг, предложи мировую, Дейнекин успокоился бы: его чудовищное самолюбие было бы удовлетворено, а свою жажду крови Данил уже более-менее утолил убийством Павло Крысюка. Но Тарас Леонтьевич хотел отомстить за погибших родственников, или, точнее, рассчитывал получить солидную материальную компенсацию за их смерть. Он ждал, что после демонстрации им силы Корвет сам приползет к нему на карачках. Однако Корвет только окончательно озверел. Он отдал своим однозначный приказ: рубить «бендеру» под корень, до последнего хлопца. И открыть счет должны были сейчас Север и Умник.

— Скажи, братан, на кой нам эта война? — обратился Север к напарнику. — По-моему, не то мы делаем…

— Ты же сам пристрелил Павло Крысюка, — отозвался Умник меланхолично.

— Я выполнял приказ босса, — возразил Север. — Мне надо было войти в «семью». А теперь… Вспомни, ты же сам говорил: даже если мы перережем всех людей Тараса, то только потеряем… Разве не так? Разве это выгодно для «семьи»?

— Что мы можем сделать? — вздохнул Умник. — Босс велел драться, значит, дерись… Мы всего лишь солдаты.

— А если мы попробуем сами договориться с Львивченко? — предложил Север осторожно.

— Что?! — Умник аж подпрыгнул.

Север ожидал подобной реакции. Зная методы кодировки, используемые Корветом, Белов прекрасно понимал: зомбированному бойцу даже в голову прийти не может выступить против шефа. Корвет вызывает у подчиненных безотчетный страх, противиться которому они не в состоянии. Но если кто-то из членов банды — Сатир, например, — сумеет свалить нынешнего «папу», то станет для остальных почти таким же неприкасаемым авторитетом, как сейчас Корвет. Ибо образ Корвета связан у его бойцов с постоянным подсознательным страхом близкой гибели, вызванным обусловленной гипнотическим табу невозможностью выдать посторонним секреты банды, то есть невозможностью маневра в случае неблагоприятного стечения обстоятельств. Фактически бандиты ежеминутно находятся в состоянии тяжелого стресса, обусловленного столь жесткой программой. Психологически они все время неосознанно пребывают на грани жизни и смерти. И так же неосознанно ненавидят Корвета, поскольку табу, повинное в их стрессе, исходит от босса. Но парни даже не догадываются о своей ненависти. Однако она проявится, обязательно проявится, если умело ее подтолкнуть, думал Север.

— А то, — ответил Север Умнику как можно более спокойно. — У меня есть предложение. Сейчас мы не будем убивать патрульных…

— Не выполнить приказ? — охнул Умник. — Это смерть!

— Не пыли, брат, погоди, слушай, — Север говорил умиротворяюще, пристально глядя бандиту в глаза. — Ты можешь сам, без ведома босса, связаться с Львивченко?

— Нет… То есть в принципе могу, но он не станет со мной разговаривать. Он мне не поверит, кто я такой? Если я назначу ему «стрелку», он не придет — испугается ловушки… — Умник бормотал что попало, весь трясясь. — Да не фигура я для Тараса! — выкрикнул он наконец отчаянно.

— Успокойся, брат, успокойся, — предложил Север мягко, но настойчиво. — Выслушай, что я придумал. Нынешняя война — конец для «семьи». На нас наедет РУОП, городская уголовка, все… Бизнес мы потеряем целиком, а многие из нас потеряют и головы. Мы сейчас одни, одни против целой махины, и у нас нет другой поддержки, кроме наших стволов. Мы проиграем в любом случае, ты понимаешь это? — Север гипнотизировал собеседника, стараясь хотя бы чуть-чуть освободить его от власти табу.

— Корвет знает, что делает, — неуверенно протянул Умник.

— Корвет озверел, — возразил Север ровно. Он старался избегать сейчас жестких интонаций. — Корвет действует, исходя исключительно из собственных амбиций. Ему плевать, что нас постреляют — сам-то он отсидится в бункере, а потом, когда все успокоится, наберет новую бригаду. Зато Львивченко он отомстит. Ценой наших жизней. В кайф тебе такой вариант? Ништяк, правда?

Умник ошалело смотрел на Белова.

— Но делать-то что?! — выпалил он со слезой в голосе. — Я не хочу умирать, но кто мы с тобой такие перед Корветом?

— Положись на меня, — Север слегка потрепал Умника по плечу. — Не такой пацан Сатир, чтобы дать себя завалить. И свою братву, подельников, Сатир никогда не бросал. Положись на меня, — уверенно повторил Север.

— Хорошо, а что нам делать сейчас? — спросил Умник. Он явно поддался влиянию нового братка. — Вот-вот патруль появится…

— Я знаю, что делать, — хищно улыбнулся Север.

 

Глава 27

Патруль приближался. Север вынул из кобуры револьвер — тот самый, подаренный Корветом. Машинка действительно была классной: перед акцией Север тщательно пристрелял ее в тире, имевшемся при бункере, и остался весьма доволен. Теперь следовало опробовать оружие в деле.

— Достань ствол и будь наготове, — приказал Север Умнику. — Но без моей команды не стрелять.

Менты подходили все ближе. Один из них держал на поводке собаку — здоровенную овчарку. Собака была без намордника. «Боятся, — подумал Север. — Знают буйный норов Корвета. Хоть и невыгодна ему война, хоть и понимают они, что война для него смерти подобна, а все равно боятся… Раньше Корвета в его войне с городской милицией хоть Львивченко прикрывал… Городские менты не имели возможности разобраться, с кем воюют, где найти супостата. Теперь другое. Теперь Корвет один против всех».

…Голоса приближающихся ментов были уже слышны.

— Готовься… — прошептал Север Умнику.

— Внимание, хлопцы, здесь опасное место, — говорил один из патрульных остальным. — Эта москальня может устроить засаду. Снимите автоматы с предохранителей.

— Засаду Клинтон всегда почует, — ответил второй мент, трепля по холке своего пса. — Где они могут затаиться? Только вон в тех кустах. В случае чего мы из них капусты нарубим очередями. Не ссы, Мыкола.

— Да и не решится Корвет, не такой он дурак! — вмешался третий мент. — Ты, Мыкола, как всегда, шибко осторожный.

— Автоматы на боевой взвод! — приказал Мыкола не терпящим возражения тоном: вероятно, он был старший по званию. — Без голов останетесь, дундуки, шоб я вмэр! Выполняйте приказ!

В этот момент кобель Клинтон заволновался, зарычал. Патрульные насторожились.

— Шо я вам говорил?! — воскликнул Мыкола. — Андрий, спускай пса!

Спущенная с поводка овчарка рванулась к кустам. Север выстрелил. Подаренный Корветом револьвер бил действительно не громче хлопка в ладоши. Словно налетев со всего маху на невидимую преграду, пес кувыркнулся через голову и спиной шлепнулся оземь: пуля ударила ему точно между глаз. Менты вскинули было автоматы, но Север пальнул еще три раза. Вырванное свинцом из рук «бендеровцев» оружие разлетелось в разные стороны.

— Ну ты и стреляешь! — восхищенно охнул Умник.

— А ты не знал? — насмешливо бросил Север через плечо, выскакивая из кустов.

— Руки! — заорал он ментам. — Руки, мусорня продажная! Завалю!

Хлопцы в ужасе качнулись чуть назад от наведенного ствола, послушно вскинув руки вверх. Казалось, некий кукольник дернул за ниточки своих марионеток: так стремительно и одновременно взметнулись к небу конечности «бендеровцев».

— К стене! — приказал Север, качнув револьверным дулом в сторону железобетонного забора за спиной у ментов. Те выстроились вдоль него, обалдело косясь на труп собаки, на валявшиеся автоматы и на жуткого парня с револьвером — парня, которого они раньше и в глаза не видели. Парубки мучительно соображали, кто это такой и на что им теперь рассчитывать. Если киллер от Корвета — надежда на жизнь еще есть, а вот если залетный…

— Умник, страхуй мне спину! — крикнул Север подельнику, и менты слегка успокоились: значит, малый все же от Корвета. Раз сразу не убил, то надежда еще есть…

— Ну что, сучня, побазарим! — оскалился Север, когда Умник занял указанную ему позицию. — Кто из вас старший? Ты? — Он ткнул стволом в Мыколу — тот вздрогнул.

— Я… — кивнул Мыкола.

— Слушай сюда, мусор. Корвет приказал всех вас пришить. Весь транспортный отдел. И у нас с Умником была команда — положить патруль на месте. И мы бы положили. Верите, с-сучата?! — прикрикнул он резко.

— Верим… — ответил за всех Мыкола, недвусмысленно поглядывая на разбросанные автоматы и убитого Клинтона.

— Это хорошо, что верите, — стеклянным голосом процедил Север. — Положил бы я вас, как плюнул… Ненавижу ссученных, вроде вас… Если ты мент, то будь ментом, а не мусором…

Говорил Север проникновенно-страшным, убежденно-поучающим тоном психа-параноика. Револьвер в его руке слегка покачивался, и дуло останавливалось на уровне груди то одного мента, то второго, то третьего. Спектакль производил впечатление — впечатление замогильного кошмара.

— Но на ваше счастье, — продолжал Север, — братва не хочет крови. Не хочет войны. Корвет озверел, если его слушать, он всех нас угробит. Сперва вас, потом нас. Мы этого не хотим. Поэтому решено Корвета сместить. Если, конечно, я смогу договориться с вашим Тарасом.

Мыкола глуповато хлопал глазами. Остальные хлопцы и вовсе ничего не понимали — слишком завораживал их этот жуткий человек.

— Ну?! — рявкнул Север после почти минутного молчания. — Твой ответ, старшой?!

— Тарас Леонтьевич, конечно, готов на уступки, — зарокотал Мыкола. — Но нам нужен убийца Павло…

— Павло Крысюка завалили по приказу Корвета! И кто бы ни спускал курок, убийца — Корвет! — отрезал Север. — Согласны?!

— Д-да… — заикнулся Мыкола.

— Корвета мы вам выдадим. Живого или труп, это уж как там решим. Но прежде мы вообще должны договориться!

— На таких условиях разговаривать можно, — слегка успокоился Мыкола, поняв, что его сейчас никто не собирается убивать. — Но кто будет представлять вашу сторону, если не Корвет?

— Я, — сказал Север. — Я и Умник. Довольно с вас?

— А ты кто? Мы тебя не знаем…

— Я Сатир. Это я отбил Корвета у ваших в ресторане. Никого из них не пришил, заметь, хотя мог. А мои полномочия подтвердит Умник.

— Подтверждаю! — торопливо воскликнул Умник.

— Вы сами свяжетесь с Тарасом Леонтьевичем? — спросил Мыкола.

— Сами. Но ты обязательно с ним поговори. Сегодня же! Ясно тебе?! — вновь прикрикнул Север.

— Ясно… — облегченно вздохнул Мыкола: он понял, что выберется из этой передряги живым, и почти совсем успокоился.

— Вот еще что! — продолжал Север жестко. — Пусть Львивченко отменит на сегодня все патрули, а патрульных срочно отзовет. Во-первых, Корвет мог послать отстреливать вас не только меня с Умником, а во-вторых, отсутствие патрулей будет означать согласие Тараса провести переговоры с нами. Тогда я ему позвоню и забью «стрелку». Понял меня?!

— Понял… — опять вздохнул Мыкола.

— Умник, ко мне! — распорядился Север. Бандит мгновенно оказался рядом.

— А теперь собирайте свои волыны и брысь отсюда, мусорня! — велел Север ментам. — Умник, держи их на прицеле. В случае чего — лупи на поражение. Поняли, сучата? Возьмете стволы — не вздумайте дергаться!

Но «бендеровцы» и не думали дергаться — их достаточно впечатлила меткость этого парня и его способность быстро стрелять. Продажные «слуги закона» умирать не хотели. Подобрав свои автоматы и держа их за цевье на вытянутых руках — чтобы у братков не возникло никаких нехороших подозрений, — менты поспешно удалились.

— Что ж мы будем докладывать Корвету, почему не выполнили приказ? — спросил Умник тоскливо.

— А то и доложим — не было сегодня патрулей! — отрезал Север. — Слушай, братила, у тебя тут есть поблизости какая-нибудь нора, где ты мог бы пересидеть часа три?

— Вообще-то есть одна хата… — произнес Умник задумчиво. — Не моя, конечно, — бригады нашей… Явочная. Могу поторчать там… А зачем?

— Я пока тут потусуюсь, пошмонаю вокруг вокзала. Надо выяснить, отзовет Львивченко патрули или нет. Убедиться, понимаешь? Если отзовет — порядок, можно с ним связываться. Из твоей явочной хаты и позвоним.

— Что мы все-таки скажем Корвету? — протянул Умник голосом обреченного на казнь. — Он же сразу раскусит нас, почует, что врем, что задумали против него какую-то гадость…

— Ничего он не почует! — заявил Север убежденно. — Мы скажем, что Львивченко струсил, поэтому и отозвал патрульных, — Корвет счастлив будет! Он же обожает, когда его боятся!

— Так-то оно так… — удрученно пробормотал Умник.

Разумом бандит понимал, что Сатир прав, во всем прав, но подсознательно продолжал испытывать страх перед «папой».

— А ты действительно собираешься его убрать? — спросил Умник.

— Естественно, — кивнул Север. — Я словами не бросаюсь. Это не по понятиям. Я — Сатир, а все знают, что Сатир уважает понятия! — закончил Север выспренно.

— Но как, как ты сможешь убрать Корвета? — тупо талдычил свое Умник. Он действительно не осознавал, как это можно убить человека, который казался ему полубогом.

— Пристрелю, да и все, — пожал плечами Север.

— И ты сумеешь? Решишься?! — ахнул Умник.

— Сумею. Решусь. Кончай пустой базар, братила, а лучше скажи — у Корвета есть в бригаде люди, которые искренне его любят?

— Борзой! — тотчас ответил Умник. — Предан боссу, как собака. Босс отбил его у толпы пьяных бомжей в свое время. Хоть и силен наш Борзой, но с толпой ему было не совладать. А босс отогнал бомжоту выстрелами. Борзой теперь готов разорвать любого, на кого укажет Корвет. Не задумываясь ни секунды.

— Значит, Борзого тоже придется убрать… — произнес Север как бы про себя. — Ладно, братуха, говори адрес твоей явочной хаты. Ступай туда и жди. Часа через три явлюсь. Будем с Львивченко замиряться…

 

Глава 28

По названному Умником адресу Север явился действительно часа через три.

— Патрули сняты! — весело сообщил он. — Ни одного мента вокруг вокзала не наблюдается. Можно звонить Тарасу.

Умник, нетерпеливо ожидавший подельника все это время, нервно забарабанил пальцами по столу, за которым сидел.

— Может, отыграем назад, а, Сатир? — попросил он уныло. — Вернемся, оправдаемся перед Корветом, оторвемся… А?

— Никаких «назад»! — решительно сказал Север. — Давай сюда телефоны Львивченко, да начнем, помолясь.

— Вот они, — Умник пододвинул Белову по столу бумажку с несколькими записанными на ней телефонными номерами. — Верхний — в отдел, Тарас, наверно, сейчас там… Может, не будем, Сатир, а? — выкрикнул он почти умоляюще.

— Ты сдохнуть хочешь? — рявкнул Север яростно. — Ведь обсудили ж все! Ведь понимаешь — угробит нас всех Корвет, если мы ничего не предпримем. Чего ж ты ссышь-то, как начинающая блядь на «субботнике»?

— Да не ссу я… — пробормотал Умник. Лицо его в этот момент напоминало маску Пьеро.

— Все, кончили базар! — приказал Север. — Говори лучше — у Львивченко в отделе телефон с определителем номера?

— Да, конечно, — кивнул Умник. — Но это неважно. Эту хату Тарас все равно знает, сколько раз здесь бывал…

— Ну и черт с ним тогда! — махнул рукой Север. — Пусть усвоит, что мы его не боимся!

Он взял телефонный аппарат, набрал номер. Ответили довольно быстро.

— Майор Львивченко слушает! — голос звучал с характерным хохляцким прононсом.

— Тарас Леонтьевич? — осведомился Север спокойно. — Здравствуйте. Это Сатир вас беспокоит. Вам уже рассказали про меня?

— Рассказали, — ответил Львивченко сдержанно.

— Ну вот и отлично. Давайте встретимся, Тарас Леонтьевич. Вы ведь знаете, где я, по номеру догадались? Вот и приходите, мы с Умником очень вас ждем. Только приходите один.

— Я приду с охраной! — заявил Тарас непререкаемо.

— Да пожалуйста, — усмехнулся Север, — если так уж боитесь. Только не притаскивайте с собой десяток мордоворотов с автоматами. Разговор у нас будет конфиденциальный.

— Ладно, возьму двоих, — согласился Тарас неохотно. — Но учтите, господин Сатир: остальные будут меня страховать.

— На здоровье! — рассмеялся Север.

— И если со мной что случится… — продолжал Львивченко.

— Помилуйте, Тарас Леонтьевич! — Север рассмеялся еще пуще. — Если бы я хотел вас убить, зачем мне заманивать вас в ловушку? Вы же ходите по улицам время от времени, меня в лицо не знаете, а как я стреляю, ваши парни вам, надеюсь, рассказали. Да захоти я завалить вас, я завалю, когда мне заблагорассудится!

Львивченко аж поперхнулся.

— Наоборот, вы мне нужны живой! — продолжал Север. — Я хочу делать с вами совместный бизнес! Так что приходите смело.

— Хорошо, я приду, — Львивченко повесил трубку.

Объявился он приблизительно через полчаса — квартира находилась недалеко от вокзала. Сопровождали Тараса Андрий и Мыкола — те самые менты, что совсем недавно распрощались с Беловым.

— Заходите, — предложил Север вновь прибывшим. — Проходите в комнату, — он качнул дулом револьвера в соответствующую сторону.

Все пятеро расселись в комнате вокруг овального стола.

— Вы доверяете своим людям? — спросил Север Тараса, кивая на Мыколу и Андрия. — Они не болтливы? То, что я хочу вам предложить, очень серьезно…

— Прежде чем выслушивать ваши предложения, уважаемый, как вас там… Да, уважаемый Сатир, я хочу получить гарантии того, что мой племянник Павел будет отомщен! — заявил Тарас резко.

— Будут гарантии, — кивнул Север. — На днях или раньше я положу труп Корвета на то самое место, где вы обнаружили тело Павло Крысюка. Устроит вас это?

— Нам нужен еще один, — мрачно влез Мыкола. — Тот, кто спускал курок. Кто это был?

— По-моему, ваши люди забываются. — В голосе Севера звучал металл. — Они влезают в разговор без разрешения. Мои братки никогда себе такого не позволяют! — Он мотнул головой в сторону Умника. — Я вижу, в вашей «семье» не уважают старших, господин Львивченко!

Столь жесткая отповедь подействовала на Тараса, словно ушат холодной воды. Майор резко обернулся к Мыколе.

— Не лезь поперед батька! — рявкнул он и снова, уже мягче, чем раньше, обратился к Белову: — Простите его, Сатир. Просто парень очень переживает из-за гибели брата. Но скажите — вы знаете, кто стрелял в Павлика?

— Знаю. Некто Борзой. Известен вам такой?

Мыкола опять хотел что-то вякнуть, да вовремя заткнулся.

— Известен, — подтвердил Тарас. — Верный пес Корвета. Я так и думал. И как мы поступим с ним?

— Мне Борзой не нужен, — высокомерно сказал Север. — И даже мешает. Я положу его труп рядом с трупом Корвета. Это, надеюсь, вас устроит?

— Устроит полностью! — заверил Тарас. — Но все наши сегодняшние соглашения, если мы их достигнем, я буду считать состоявшимися не раньше, чем это произойдет!

— Согласен, — качнул головой Север. — Надеюсь, вступительная часть нашей беседы окончена? Можно переходить к деловой?

— Переходите, — кивнул Львивченко.

— Прежде чем приступить к главному, я хочу еще раз уточнить: достаточно ли вы доверяете своим людям? — повторил Север свой первоначальный вопрос. — Я имею в виду не их верность лично вам, в ней-то я как раз не сомневаюсь. Я имею в виду их способность не болтать зазря языком. Ибо дела, о которых я поведу речь, обещают миллионы баксов…

— Хлопцы, выйдите, — кратко приказал Львивченко.

— Но батя… — начал было Мыкола.

— Выйдите! И лучше не просто в коридор, а на лестницу! — рассердился Тарас. — Я вполне контролирую ситуацию, не волнуйтесь за меня. Выйдите!

Парубки обиженно вышли. Север слышал, как за ними захлопнулась дверь квартиры.

— Итак, перехожу к делу, — начал наконец Север. — Недолго пробыв в «семье» Корвета, я понял, что наш «папа» играет нечисто. Он держит братву в черном теле, денег пацанам дает мало. Да и вообще ребята получают лишь объедки с барского стола: если выпивка, то только та, которую позволяет покупать Корвет, то есть самая дешевая; если женщины, то только бесплатные, подконтрольные «семье» проститутки. Правда, Корвет говорит про «общак», но кто его видел, этот «общак»? Из братвы никто. Отсюда я делаю вывод, что либо доходы бригады не столь уж велики, либо «папа» собирается элементарно кинуть своих «деток». Прикарманить весь «общак» единолично. И последние его действия, то есть самоубийственный для «семьи» приказ истребить весь ваш отдел, мои предположения подтверждают. Корвет хочет, отомстив вам, Тарас Леонтьевич, за непочтение к его особе, еще и избавиться от братвы руками милиции. А после сдернуть отсюда с «семейным общаком». Ведь в лицо его знают только ваши сотрудники, Тарас Леонтьевич? Городская милиция с Корветом лично не знакома? Данных его не имеет — фотографий там, отпечатков и прочее?

— Не имеет, — подтвердил Тарас. — Впрочем, его отпечатков нет и у нас. Только портрет.

— Тем более я прав. Корвет избавляется от свидетелей в лице ваших сотрудников. Благо, вы сами дали ему повод…

Львивченко, до сих пор слушавший внимательно, не перебивая собеседника, вдруг взорвался:

— Послушайте, милый мой Сатир, зачем вы мне все это рассказываете? Какое мне дело до внутренней кухни вашей бригады? Чушь какая-то!

Север и впрямь излагал свои соображения не столько для Тараса, сколько для Умника. Нарочно не непосредственно ему, а как бы третьему лицу. Север знал: так до человека порой доходит лучше, чем в лоб.

— Вы говорили о деле на миллионы баксов! — кипятился Львивченко. — А несете, простите, херню о том, что ваш шеф вас всех кидает! Совершенно неинтересную мне херню! Корвет — жулик?! Вот ведь новость, тоже мне!

Север предостерегающе поднял руку.

— Следите за базаром, господин майор! Вы в приличном обществе! Здесь принято отвечать за базар!

— Да, извините, Сатир, — сразу одернул себя Львивченко. Все же хитрый он был мужик. С ходу ловил, кто есть кто и с кем как говорить. Сразу раскусил: Сатир этот — вовсе не клоун, не рыжий из цирка, несмотря на клоунскую кличку. И не бомж он, не сявка, и не гангстер «нового» призыва вроде Корвета. Сатир этот — настоящий блатняк, может быть, даже не менее авторитетный, чем сам Газават. Только на мели сейчас в отличие от Газавата. И хочет взять у жизни реванш. И, вероятно, сможет — сообразителен, падла, вон как быстро раскусил Корнета. И ведь свалит его, ей-Богу, свалит…

Хитер был Львивченко, да не понял, что Север блефует. А кто бы на его месте понял?

— Продолжайте, пожалуйста, Сатир, — попросил Тарас.

— Продолжаю, — кивнул Север. — А ведь я не зря вам все это излагал. Из сказанного можно сделать вывод, что бизнес Корвета недостаточно выгоден. Прибыли хватает, чтобы собрать стартовый капитал для одного человека, но мало, чтобы удовлетворить всех нас. Вот и вы недовольны…

— Корвет не хочет делиться! — возмутился Львивченко.

— Знаю, Тарас Леонтьевич, знаю. Но вы не подумали, что ему, может, нечем делиться? Иначе самому останется слишком мало и вся затея с организацией потеряет смысл? — Север остро взглянул на собеседника. — Вот вы хотели увеличить свою долю. А вы не подумали, что даже увеличенная она может оказаться не слишком большой? И Онассиса из вас не сделает?

— А вы хотите переплюнуть Онассиса, Сатир?

— А вы? — холодные глаза Севера смеялись.

— Ну… — Львивченко даже смутился. — Но что вы предлагаете?!

— Есть в городе один человек, который вполне может потягаться с Онассисом, — сказал Север. — Догадываетесь, о ком я?

— Газават?

— Именно. Почему бы нам с вами не пощупать его за вымя?

— Да как? — обалдело воскликнул Львивченко.

— Газават владеет золотой жилой — сверхдешевым героином. Откуда он его берет?

— Не знаю.

— А кто может знать?

— Только сам Газават. Ну, еще, вероятно, его дворцовая стража…

— Ладно, это я узнаю.

— От кого ж? — Тарас почти насмехался.

— Узнаю! — повторил Север жестко, и Львивченко вдруг поверил: ЭТОТ узнает.

— А вы мне скажите вот что, — продолжал Север, — когда я найду источник товара и завладею им, вы сможете обеспечить переброску его из города?

— Смогу, был бы товар, — хмыкнул Львивченко.

— Товар будет! — заверил Север. — И скоро. Давайте договоримся о взаимном балансе интересов. О разделе прибыли.

— А не рано? — прищурился Тарас. — Шкура неубитого медведя…

— Не рано, — отрезал Север. — Ибо после будет поздно. Тех денег, конечно, на всех хватит, но ведь денег никогда не бывает СЛИШКОМ много. Поэтому надо обо всем условиться. Итак, ваша доля — треть.

— Почемуй-то? — возмутился Львивченко.

— Считайте сами. Мой товар, мой покупатель, ваша доставка. Две доли работы мои, третья — ваша. Соответственно и прибыль делим в той же пропорции: две трети мои, треть — ваша. Справедливо?

— Справедливо, — согласился Львивченко, а сам подумал: этот Сатир рассуждает так уверенно, словно никакого Газавата нет вовсе, а героин уже складирован в ближайшем лабазе и только ждет отправки… Да-а, треть прибыли Газавата… Получить бы ее, эту самую треть… И впрямь на всех хватило бы…

— Итак, по рукам? — Белов протянул ладонь.

— По рукам! — Львивченко крепко пожал ее.

Тарас сам не понимал, почему он так уверен, что этот Сатир все сможет: и Корвета свалить, и Газавата…

— Значит, девочек-бомжих больше ловить не надо, — подытожил Север. — Сдадим чеченам последнюю партию — и вплотную займемся героином. А за девочек я вам отдам половину суммы. Идет?

— Заметано, Сатир! — Тарас радовался так, будто уже стал не беднее Онассиса.

— Только вот что — по поводу Газавата пока никому ни слова! — предупредил Север. — Вообще никому, даже самым близким родственникам! Иначе все планы могут пойти прахом.

— Я понимаю… — Львивченко солидно кивнул. — В ожидании такого куша уж я сумею держать язык за зубами.

— Надеюсь! — улыбнулся Север. — Ну, до встречи, Тарас Леонтьевич! Вскоре вы убедитесь, что Сатир умеет держать слово!

Когда Львивченко ушел, Умник некоторое время молчал, слегка потрясенный всем происшедшим.

— Скажи, Сатир, ты действительно собираешься воевать с Газаватом? — спросил он наконец.

— Не воевать… — Север досадливо скривился. — Воевать с ним лоб в лоб у нас силенок маловато. Но его героин будет наш, обещаю!

— Каким образом?

— А ты сведи меня с Газаватом и увидишь.

— Свести?

— Ну да. Сначала помоги мне прикончить Корвета, а потом сведи с Газаватом. Сможешь?

— Как с преемником Корвета? — Умник слегка заикался.

— Ну! — Север чуть улыбнулся, лукаво разглядывая собеседника.

— А ты уверен, что братва…

— А ты? — перебил Север вкрадчиво.

Умник думал всего лишь несколько секунд.

— Пожалуй! — заявил он решительно.

— Вот видишь! — Север откинулся на спинку стула, расслабился. — У меня есть некоторые основания претендовать на уважение пацанов. Во-первых, войну с Львивченко мы остановили…

— Ты остановил!

— С твоей помощью. Во-вторых, всю братву спасли. В-третьих, купили Львивченко пустыми обещаниями, сыграв на его жадности. И он нам поверил. И будет помогать!

— Это все ты! — Умник упорно выдвигал Белова на первое место, но Север понимал: тот просто затушевывает собственную роль, продолжая неосознанно бояться Корвета и как бы прячась от расплаты за спину Сатира. Подобным же образом будут поступать и остальные бандиты-бомжи, даже после смерти Корвета. Ибо табу будет продолжать действовать. И братва, словно овцы, оставшиеся без вожака, охотно примет лидерство Белова. Чего Север и добивался.

— Лучше скажи мне, братуха, Корвет всем растрепал о моих взаимоотношениях с сестрой? — спросил Север. Он в свое время очень просил Корвета не говорить никому из братвы о том, что Сатир «занимается инцестом». Корвет снисходительно обещал.

— Никому не сказал и нам не велел! — заверил Умник. — Знаем только я и Борзой. Я молчу, а Борзой тем более — он без приказа босса слова не вякнет.

— Это хорошо. Это нам очень пригодится в игре с Газаватом, — пояснил Север.

— А вот насчет «общака» ты здорово сообразил! — воскликнул Умник восхищенно. — Действительно, этих денег никто не видел! Босс хочет кинуть братву, ясно и ежу!

— А где он держит «общак»? — поинтересовался Север. — Какой-нибудь секретный банковский счет? За бугром?

— Нет… про счет я бы знал, — смутился Умник. — Но шеф никому не доверяет, никаким банкам. Где он держит наши деньги — неизвестно…

— Значит, в бункере! — заявил Север убежденно.

— Вряд ли… — засомневался Умник. — Ненадежно…

— Еще как надежно! Посторонним туда не добраться, а пацаны никогда не решатся «обуть» самого Корвета, даже если б догадались об «общаке»!

— И то верно, — согласился бандит. — Голова ты, Сатир! Не слетела бы только твоя голова…

Север чувствовал — Умник боится. Ведь сейчас им обоим предстоит возвращаться назад, в бункер…

 

Глава 29

— Что за шум? — спросил Умник парня, впустившего их с Беловым в бункер. Из глубины помещения действительно доносился гул многих голосов.

— Сегодня у нас веселая ночка, — ухмыльнулся пацан. — «Прописка» новеньких телок. Молодняк, свежатинка, пять штук. Братва тащится.

— Ясно, ступай вперед, мы догоним, — приказал Умник. Малый убежал.

— Понял расклад? — спросил Умник Белова.

— Не вполне, — признался Север. — Ну, «прописывают» баб, посвящают, так сказать, в проститутки, трахают по очереди. Нам-то что?

— Удобный момент, — пояснил Умник. — Сейчас все пацаны собраны вместе, кроме нескольких человек, которые охраняют «звероферму». Если уж ты решил валить Корвета, — Умник понизил голос, произнося эти слова явно через силу, — то лучшего случая нарочно не придумаешь. Демонстративно, на глазах у всех… Это произведет на братву неизгладимое впечатление… Да и на меня тоже… — добавил он совсем тихо.

— Заметано! — усмехнулся Север. — Спасибо, братан. Ты, я вижу, целиком за меня. А Сатир добра не забывает. И зла, впрочем, тоже.

Они прошли в зал. Оттуда доносились странные, болезненные женские вскрики. Выглянув из-за спин столпившихся пацанов, Север увидел такую картину: Корвет стоя трахал девку, привязанную к гинекологическому креслу, специально, видимо, вытащенному для этой цели из «раскруточной». Девка громко, надсадно стонала, словно ее пытали. У стены зала Север заметил еще четырех девиц — связанных, с залепленными пластырем глазами. Барышни сидели на полу, ожидая своей очереди.

— Чего она так орет? — спросил Север Умника про обрабатываемую Дейнекиным кандидатку в шлюхи.

— У Корвета прибор с консервную банку, — пояснил Умник. — Больно бабе. А она небось, если и трахалась раньше, то так, в охотку… вот и воет теперь.

— Чего ж выть-то, раз сама изъявила желание работать на панели? — скривился Север. — Терпела бы. Никто ведь не заставляет…

— Жизнь заставляет, — пожал плечами Умник. — Жрать бабам хочется. А работы нет. Вот и идут к своему районному сутенеру: устрой. Самой-то пробовать опасно: если наши поймают на панели «вольняшку», то отмудохают до полусмерти… Уверен: любая из этих соплюх, — он кивнул на группку «начинающих», — надеется поднакопить деньжат и умотать отсюда в столицы. Только мало кто потом уезжает… А если и уезжает, их там ждет то же самое: панель. И цены те же. А опасности больше. Здесь хоть мы защищаем их…

— Печально, сударь, печально, — невесело осклабился Север. — Слышу я в ваших словах крутую безнадегу. И неверие в светлое капиталистическое будущее.

— Какое уж там будущее… — махнул рукой Умник. — Сейчас каждая из новеньких телок понесет человек по двадцать, оторет-отрыдает свое, после отлежится с неделю и все же явится работать… Куда деваться? А работа у бляди — не дай Бог, сам понимаешь…

— А доставляют сюда девок так же, как вы с Борзым доставляли Павло Крысюка? — поинтересовался Север.

— Конечно, — кивнул Умник. — Метод отработанный.

«Поэтому они и связаны, — подумал Север. — Просто никто не удосужился развязать. Зачем? И так, мол, обойдутся девки…»

— Кстати, ты сказал, что здесь не все пацаны, — полуобернулся Север к Умнику. — Кто-то стережет какую-то «звероферму». Что за «звероферма»? Я не слыхал о такой…

— Так Корвет называет один наш загородный особнячок, — пояснил бандит. — Там мы содержим телок, предназначенных для продажи чеченам. Три месяца бабы сидят на карантине, потом им делают анализы на СПИД и прочее. Товар должен соответствовать ГОСТу, — грустновато ухмыльнулся Умник.

— А когда пройдут три месяца, куда их? — спросил Север.

— Чечены приезжают и забирают. Пригоняют два здоровенных рефрижератора, грузят и отвозят в областной центр. С ГАИ у них вась-вась по всей трассе следования. Да и накладные имеются — на перевозку скота, якобы купленного у местных фермеров. Все чин-чинарем.

— А из областного центра куда они их?

— Куда — не знаю, не мое дело. А как? Очень просто. Покупают на аэродроме коммерческий рейс и везут — опять же якобы скотину. В ящиках таких специальных.

— И девки ведут себя тихо, не орут? — Север искренне недоумевал.

— Они спят, — хмыкнул Умник. — Им Корвет еще здесь, на «звероферме», вводит перед отправкой снотворное длительного действия.

— Ясно, — кивнул Север. — И сколько пацанов сейчас на «звероферме»?

— Обычная группа охранников — десять человек. Но сегодня может быть и больше. Чечены должны прибыть со дня на день, Корвет мог усилить охрану. Чеченам ни под каким видом доверять нельзя, такой народ. Иногда Корвет перестраховывается.

— Пойди, узнай точно, — попросил Север.

Умник согласно качнул головой, нырнул в толпу.

Вдруг Белов почувствовал, что к его плечу кто-то прижался. Это была, конечно, Милка — Север узнал ее, даже не взглянув.

Девушка недавно прошла корветовский «обряд посвящения», блестяще сыграв перед Дейнекиным свое полное погружение в гипнотическое состояние. Теперь Мила жила в бункере вместе с мужем. Бандиты молча приняли ее как равную — таков был приказ Корвета, нарушить который никто не смел. А когда молодая женщина продемонстрировала свое искусство стрельбы и парочку приемов рукопашного боя, отработанных еще тогда, на даче Кузовлева, братва даже зауважала Гюрзу.

Интенсивность своей красоты Миле действительно удалось снизить, как просил Север. Но получалось это у девушки ценой огромного напряжения, и Мила старалась пореже выходить из комнаты, где они с Беловым жили. Там она могла расслабиться, не думать постоянно о том, что надо выглядеть поплоше, посерее, понезаметней. Поэтому Север сейчас даже удивился, ощутив прижавшееся к нему тело жены.

— Север! — жарко прошептала Мила. — Прекрати издевательство над девчонками! Они ж малолетки совсем! Посмотри, что этот садист с ними делает! У него ж хрен, как полено! Останови его!

— Не лезь! — прошипел Север зло. — Не твое бабье дело! Здесь мужские заморочки, ты поняла?!

— Я-то поняла, — вздохнула Мила. — Но раньше мне казалось, что и ты меня понимаешь… Что мы чувствуем мир одинаково…

— Заткнись! — вспыхнул Север. Мила примолкла.

Из толпы появился Умник.

— Привет, Гюрза! — бросил он Миле. — Все в порядке, Сатир. На «ферме» десять человек. Остальная братва вся тут.

— Вот что, братан, — сказал Север. — Отдай-ка свой ствол Гюрзе. Ей он может понадобиться, если у нас сорвется.

— Но, Сатир… — возразил было Умник, однако, чуть поразмыслив, вытащил «ТТ» и протянул его Миле. Та быстро спрятала оружие под одеждой.

— Ступай в нашу комнату! — приказал Север жене. — Запрись. Если меня убьют, постарайся прорваться, выбраться отсюда. Ствол тебе поможет. Иди!

— Если тебя убьют, я застрелюсь из этого ствола, — Мила усмехнулась. — Дурак ты, Сатир. Самодовольный дурак.

Отрешенно откинув голову, она удалилась. Север вздохнул. «Если б ты только знала, солнце мое…» — подумал он с горечью.

— Крутая у тебя сестренка! — заметил Умник с легким восхищением.

Между тем Корвет закончил свое дело. Отсоединившись от жалобно всхлипнувшей девушки, он обернулся к братве.

— Сладка девка, — констатировал он, ни к кому особо не обращаясь. — Отвязывайте ее, давайте следующую. А это — ваша. Только глядите, не затрахайте насмерть!

Несколько пацанов кинулись выполнять приказ. Девицу отвязали, на ее место начали пристраивать следующую. Первую же отволокли в угол. Вокруг нее столпилась группа парней.

Корвет скользил утоленным, спокойным взглядом по лицам своих бойцов. Наткнулся глазами на Севера и Умника. Оживился, кивнул им головой.

— Эй, Сатир! — окликнул он Белова. — Задание выполнили? Сдайте стволы Борзому и присоединяйтесь к нам. Видите, свежие кобылки прибыли, надо объездить!

За оружие в бункере отвечал Борзой. Он курировал арсенал, следил, чтобы стволы всегда оставались в рабочем состоянии, а главное — чтобы никто не был вооружен, пока находится в убежище. Так распорядился Корвет. Так он оберегал себя от разного рода случайностей.

Борзой вразвалку направился к Северу и Умнику. Тем временем очередная девка была привязана к гинекологическому креслу.

— Готово, шеф! — объявил один из привязывавших.

— Что ж, отведаем второе блюдо! — усмехнулся Данил, разворачиваясь.

— Стоять, Корвет! — вдруг крикнул Север. — Ша. Сегодня ты больше никого не трахнешь!

Дейнекин резко крутанулся назад. В руке его тускло блеснул револьвер.

— Не понял, Сатир! — рявкнул он. — Объяснись!

Данил мрачно улыбался. Он был уверен: его боец, прошедший жесткое кодирование, не сможет тягаться с хозяином.

— Объясняю! — заявил Север громко, чтобы слышали окружающие. — Ты подставляешь всех нас, всю братву, под ментовский беспредел! Война с Львивченко — это смерть нашей «семьи»! Сам ты отсидишься в бункере, а мы полезем под ментовские пули! Нами займутся руоповцы, штемпы, федералы, вся ментовская рать! Нас перебьют, как щенков, а ты либо наберешь других, либо сдернешь отсюда с нашим «общаком» в заначке! Так вот: я, Сатир, говорю — этого не будет! Сегодня мы сами, я и Умник, договорились с Львивченко! Мы не станем воевать, мы станем вместе делать бизнес! А ты низложен, Корвет!

— Так вы не выполнили приказ? — спросил Дейнекин вкрадчиво.

— Мы никого не убили, если ты об этом! Мы не желаем умирать, и плевали мы на тебя, Корвет!

Север намеренно задирал Дейнекина. Белов понимал, что страшно рискует, однако нарочно провоцировал Корвета выстрелить первым. Северу нужен был яркий эффектный киношный трюк, напыщенное символическое действо, чтобы разом низвергнуть авторитет Корвета в глазах братвы. Только так Север рассчитывал прочно заместить собой прежнего «папу» в глазах бандитов.

— Ну, молись, Сатир! — осклабился Корвет, поднимая ствол.

Север толкнул Умника влево, а сам упал вправо, на лету выхватывая револьвер. Пуля Дейнекина ударила в дальнюю стену зала. Уже с пола Север дважды выстрелил в ответ. Корвет заревел, словно разъяренный бык: свинец разворотил ему кишки. Вся братва изумленно взирала на своего корчащегося атамана, обхватившего обеими руками живот.

Север поднялся на ноги.

— Сдохни, сука продажная! — выкрикнул он с истеричным блатным надрывом, примитивно и безотказно романтизируя эту грязную сцену, превращая ее из обычного ловкого убийства в акт благородного возмездия, расплаты с предателем. Хлопнул еще один выстрел, направленный в грудь Дейнекину. Корвет отлетел назад, едва не задев гинекологическое кресло с прикрученной к нему шлюхой, пару раз дернулся на полу и затих.

Секунду стояла мертвая тишина.

— Босса завалили, босса! — прорезал ее вдруг крик Борзого. Малый, ничего не соображая, ринулся на Белова.

Север даже не шевельнулся, лишь качнул стволом в сторону бандита. Сшибленный на бегу пулей, угодившей точно меж глаз, Борзой молча грохнулся ничком, перевернувшись в воздухе вокруг своей оси.

Вновь повисла тишина. Братва осознавала случившееся. И тут заговорил вставший с пола Умник.

— Пацаны! — начал он. — Сатир прав! Корвет всех нас угробил бы ради своего гонора! Убрать Корвета решили мы вместе — я и Сатир! И с Львивченко мы действительно договорились! Теперь никакой войны не будет! Будет нормальный бизнес! И каждый будет по-честному получать свою долю! А нашим боссом станет Сатир! Кто против?!

Север угрюмо улыбнулся. Да никто не выступит против, или он совсем не знает людей…

 

Глава 30

Милу Север отправил из бункера на поверхность — в город, в их общую квартиру. Велел сидеть там, не вылезая, и ждать его.

— Значит, ты теперь здесь «папа»? — с горькой насмешкой спросила Мила перед уходом. — Доволен?

— Доволен! — зло бросил Север. — А стану общегородским «папой» — вообще буду счастлив до усрачки! Вали, куда сказано, женщина! И не лезь с идиотскими вопросами!

— Что-то не пойму я тебя… — начала было Мила.

— А у тебя вообще мозги куриные! — вспылил Север. — Убирайся! И делай, как тебе велено!

Опустив голову, Мила ушла. «Как же мне все это надоело… До чертиков надоело… — подумал Север. — Кто бы знал, как это невыносимо — постоянно изображать подонка перед самым близким и дорогим человеком! И ведь даже пожаловаться некому. Пожаловаться хочется именно Милке, только она смогла бы облегчить мне душу. Но именно ей-то жаловаться нельзя… А Пашка далеко. Да и что он может сказать? Только одно: продолжай, все идет как надо. По плану. Но сколько мне еще продолжать? Год? Десять лет? Всегда? Если всегда, то лучше сразу пулю в лоб… Потому что Милкина верность, которая сейчас есть, — это отлично, но этого мало… Очень мало. Мы только трахаемся, а в остальном — почти чужие. Даже не почти… Да и трахаемся-то как животные, совсем без души, без слияния душ… Понимаю, так надо, по-другому сейчас нельзя. Но долго ли я выдержу подобное самоистязание? Не знаю…»

Трупы Корвета и Борзого Север приказал вынести и положить на то самое место, куда не так давно положили труп Павло Крысюка. Операцию по выносу тел Белов поручил возглавить Умнику. А сам занялся исследованием «апартаментов» Корвета…

Когда Умник вернулся, он доложил по коммутатору:

— Задание выполнено, Сатир. Думаю, Тарас останется доволен…

— Зайди ко мне, — велел Север. — У меня тут интересные находки.

Явившись в бывшую комнату Корвета, Умник обомлел: полкомнаты было завалено тугими пачками долларов.

— Результат вашей общей многолетней работы, — усмехнулся Север. — Теперь ясно, ради чего Корвет держал братву в черном теле. Кажется, мы с тобой были правы: он хотел, чтобы нас всех постреляли или похватали, что почти одно и то же, а после сдернуть отсюда. Как думаешь?

— А зачем он тогда взял тебя в «семью»? — поинтересовался Умник. — Зачем ему при таком раскладе лишний человек?

— Наверно, когда он меня брал, решение умотать у него еще не созрело. Он еще не осознал, что пришел самый удобный момент сваливать. Вот и пригрел крутого бойца — на всякий случай. А может, хотел, чтобы я прикрывал его при бегстве из города… Он же видел, чего я стою, и понимал, что лучшего телохранителя ему не найти…

Север попал в точку: именно так и рассуждал Корвет, когда принимал в банду подвернувшегося уголовника Сатира.

— Что будем делать с этим? — Умник кивнул на доллары. — Может, поделим между братвой и разбежимся? — в его голосе зазвучали просительные нотки.

— Нет, рано! — жестко возразил Север. — Здесь много денег, пока они в куче, но если разбросать их на всех, получится ерунда. Мне надо куда больше. Поэтому мы должны взять за жабры Газавата. И мы возьмем его за жабры и разбогатеем по-настоящему! Я сказал!

— Тебе виднее, Сатир… — сник Умник.

— Я заночую в городе, — продолжал Север, — с сестрой. А тебе такое задание: раздай пацанам штук по десять баксов, отправь на поверхность, пусть оттягиваются. Понадобятся — соберем, ведь все их городские берлоги мы знаем, верно? А мы с тобой тоже отдохнем денек, потом встретимся и поедем инспектировать «звероферму». Ты где намерен провести ближайшие сутки?

Умник сказал.

— Вот и отлично. Я тебе туда позвоню. Да, еще: передай братве, и пусть они оповестят районных сутенеров: устраивать проституткам «хор» я запрещаю. Это скотство. Хотят пацаны пользоваться шлюхами — на здоровье, пользуйтесь, но по одному, а не кодлой. То же касается и «прописок». За нарушение запрета буду убивать лично. Все ясно?

— Ясно, — кивнул Умник. — Я ожидал чего-то подобного, после того как ты прервал «прописку» тех пятерых соплюх и велел доставить их на поверхность.

— Почему ожидал? — спросил Север подозрительно.

— Что-то в тебе есть такое, босс… от лыцаря. Извини уж.

— Извиняю, — скривился Север. — А мое, как ты выразился, лыцарство — это влияние Гюрзы. Во всем, что касается женщин и секса, я полагаюсь на нее.

…Уходя, Север не сомневался: все его приказы будут в точности выполнены. Он понимал, что прочно занял в сознании бандитов место Корвета.

 

Глава 31

Север и Умник встретились возле платной автостоянки, где парковалась одна из машин, принадлежащих банде. За руль сел Умник: доверенность на вождение этого автомобиля была у него.

— Вчера вся местная пресса вопила о двух трупах, найденных на привокзальной площади, — сообщил он Белову. — Слыхал?

— Не-е… — протянул Север. — Я прессу игнорирую. Вони в ней больно много. И вранья. Помойка.

— Ты че! — оживился Умник. — Даже местное телевидение показывало! Мертвый Корвет такой красивый! Куда красивее живого. Его, правда, никто в лицо не знает, кроме ребят Тараса и кое-кого из газаватовцев. А Борзого — того знают все городские проститутки…

— Включая проституток от журналистики! — засмеялся Север. — А что, у нас в городе есть свой телецентр?

— Ага, — кивнул Умник. — Еще при коммунистах построили. Городок-то был перспективный, научно-промышленный, богатый. Это сейчас он в дерьме, а тогда…

— И как же местный телецентр не загнулся при нынешней демократии? — удивился Север. — Кто его финансирует?

— А его Газават купил, — пояснил Умник. — Он и финансирует. Он и определяет, что показывать, а что нет.

— Наш пострел везде поспел, — хмыкнул Север. — Газават этот — прямо каждой бочке затычка. Ох, пора им заняться вплотную…

«Звероферма» оказалась расположенной довольно далеко от города. Она представляла собой уютный с виду небольшой особнячок, выстроенный чуть в стороне от трассы, чтобы обитателям не мешал шум машин. К воротам «фермы» вела грунтовка. Возле них возвышались два здоровенных грузовика-рефрижератора.

— Чечены уже приехали! — воскликнул Умник, заметив автофургоны. — Ах, черт!..

Подъехав к воротам, Умник посигналил. Никто почему-то не отозвался. Умник вышел из машины и толкнул ворота. Они оказались открытыми.

— Что за бред? — возмутился Умник. — Где все пацаны?

Он вернулся за руль. Машина въехала во двор особняка.

— Вылазь, Сатир! — сказал Умник Белову и выбрался из машины сам. — Никого нет. Что-то случилось. Интересно, где черножопые?

Ответ на этот вопрос он получил тотчас же: из дома вышел высокий чечен с пистолетом-пулеметом в руке и направился к ним.

— Салям алейкум, уважаемый Умник! — сказал чечен, подойдя. — Салям алейкум, уважаемый! — кивнул он и Северу.

— Здравствуй, Шамиль, — поздоровался Умник. — Знакомься: это Сатир, наш новый шеф. Сатир, это Шамиль, командир бригады наших партнеров.

Поняв, что главный из этих двоих — Север, чечен стал обращаться прямо к нему.

— Мы видели вчера по телевизору, что наш брат Корвет погиб, — сказал Шамиль. — Мы скорбим вместе с вами. Но странные дела творятся в твоем хозяйстве, брат Сатир! Мы отдали деньги за товар ребятам из охраны, как всегда. Сегодня ждали Корвета, но вечером из новостей узнали, что он убит. А ночью все охранники исчезли вместе с деньгами! Так никогда не было. Мы ничего не понимаем, уважаемый Сатир!

— Я сам пока ничего не понимаю, уважаемый Шамиль, — ответил Север. — Я только принимаю дела. Разберемся.

— Надеюсь, — произнес Шамиль с тщательно скрытой угрозой.

— А что с товаром? — спросил его Умник.

— Товар сидит в своих комнатах, запертый, — пояснил Шамиль. — Ключи у нас: мы нашли их утром на террасе. Ваши бросили. Вот, сидим, дожидаемся вас. Разбирайтесь.

— Разберемся, — еще раз пообещал Север. — Только давай пройдем в дом, уважаемый Шамиль, — предложил он.

Север уже все понял. Охранники «зверофермы» не видели, как он завалил Корвета, и никакого почтения к новому атаману не испытывали. Узнав из телепередачи, что Корвет мертв, увидев воочию по телевизору его труп, парни почувствовали себя свободными от всех обязательств перед бандой. Поводок психологической зависимости лопнул. Сатир не стал для этих братков новым Корветом, да они даже и не знали, что прикончил Корвета именно Сатир. Просто живое воплощение гипнотического табу исчезло, а вместе с ним исчезли и цепи, державшие парней в банде. Вот они и сбежали, прихватив чеченские деньги — благо выдался случай хоть что-то урвать в качестве вознаграждения за свою бандитскую работу. Все же они были не блатные — бомжи…

Умник, Север и Шамиль миновали веранду, вошли в просторный холл особняка. Там сидели с десяток чеченов, вооруженных коротенькими автоматами — такими же, как у Шамиля.

— Нам надо посовещаться с Умником, — сказал Север Шамилю. — Я еще не в курсе всех дел, надо понять, что к чему. И вас сегодня я не ждал.

— Совещайтесь, — согласился Шамиль.

— Здесь есть какая-нибудь свободная комната? — спросил Север Умника.

— Есть, — кивнул тот. — Пошли.

Перед Беловым стояла одна серьезная проблема. Заключалась она в том, что отдавать пленниц чеченам Север не собирался. Он намеревался отпустить девчонок на все четыре стороны. Но как это провернуть теперь, когда черные уже заплатили деньги и будут требовать предоставить им товар, причем немедленно? Вот ситуация… Придется кавказцев убить. Только это легче решить, чем сделать. От Умника толку мало, он может просто не понять босса. А схватиться одному с десятком вооруженных джигитов — была охота… Однако ничего не попишешь. Надо выкручиваться. Не посылать же девок в рабство, на самом-то деле…

— Скажи, почему джигиты сразу не увезли телок? Деньги они заплатили, какие проблемы? Почему ждали нас? — спросил Север Умника, когда тот проводил его в изолированное помещение и они остались вдвоем.

— Им нужно снотворное, — пояснил Умник. — А снотворное всегда привозил Корвет. И сам колол. У него был какой-то особый состав, совершенно безвредный, но после него человек отрубается суток на двое. Просыпались наши барышни уже где-нибудь в Пакистане…

— А куда их обычно возят чечены? Не знаешь?

— Слышал краем уха, — усмехнулся Умник. — Мы однажды пили с Шамилем и его ребятами, они болтали. Так вот, девочек сбывают обычно в мусульманских странах и в Латинской Америке. Нам чечены платят по три штуки баксов за голову…

— Дорого! — изумился Север.

— Так товар-то отборный! — возразил Умник. — Красавицы! И обязательно здоровые — фирма гарантирует. Недаром при нас прикармливаются лучшие врачи города. А здесь хорошие врачи, с советских времен остались…

— Врачи-убийцы, — хмыкнул Север. — И сколько ж чечены выручают за каждую девку?

— Они их выставляют на аукционы — подпольные, естественно. И берут от пяти до пятидесяти штук баксов за одну. Сам понимаешь, куш — ой-ой-ой…

— Да-а, за такие деньги любой чечен удавится… — пробормотал Север.

— Не удавится, а удавит, — возразил Умник. — Кого угодно — хоть обожаемую бабу, хоть ближайшего друга. Если, конечно, кровная месть не грозит. Но ни один чечен сроду не удавится сам. Таковы уж они…

— Что-то ты разморализировался, работорговец! — вдруг рассердился Север. — Мы-то чем лучше — собственными бабами торгуем! Сперва надо самим людьми стать! А тогда никакие чечены нам не страшны! Захотели бы русские по-настоящему — ни одной черной рожи здесь не было бы! И никакой президент, никакой Чубайс, вообще никакой кремлевский мародер ничего бы поделать не смог! Вот так!

— Не пойму я тебя, Сатир, — отвел глаза Умник. — Я торговал женщинами, поскольку мне приказывал Корвет, а нарушить приказ я не мог. Теперь приказываешь ты. Может, ты не хочешь отдавать девчонок чеченам? Может, ты собираешься вообще прикрыть этот бизнес?

— Я его уже прикрыл! Ты же слышал, что я говорил Львивченко! Не будет больше поставок женщин! Я не занимаюсь работорговлей! Я налетчик, а не мразь!

— Хорошо, а что делать с Шамилем и остальными?

— Валить!

— Как?! Братву сразу не соберешь, все разбрелись… Да и не выпустят нас отсюда чечены, по крайней мере обоих сразу. Мы теперь у них вроде заложников. Деньги-то они ведь уже отдали… А вообще завалить эту черную мразь было бы клево… — добавил парень мечтательно.

— Что-то быстро ты перековался… — Север взглянул на Умника подозрительно.

— Меня всегда тошнило от работорговли, — ответил Умник. — Одно дело — быть «крышей» проституткам, прикрывать их от ментовско-блатного беспредела… Это при всех издержках все же приемлемо для меня. И совсем другое дело — продавать русских девчонок этому зверью. Я сам никогда не пошел бы на подобное. Но я исполнитель… исполнитель воли Корвета. А теперь вот — твоей.

— Понял. Значит, ты поможешь мне разобраться с чеченами?

— Тут еще такая фенька, Сатир… Род Шамиля — довольно многочисленный род. Если мы сегодня положим черных, то завтра нарвемся на кровную месть. Вся Шамилева родня сюда явится.

— Боишься? — презрительно улыбнулся Север.

— Не боюсь, Сатир. Предупреждаю, — Умник остался невозмутим. — Готовься к войне.

— Хочешь мира — готовься к войне! — провозгласил Север со злобной веселостью. — Таков закон жизни этого поганого человечества. Заявятся сюда черножопые — здесь их и похороним. Говорят, Газават в свое время отстреливал в городе всех кавказцев без разбору. Чем мы хуже Газавата?

— И то верно, — усмехнулся и Умник. — Прорвемся… Глупо думать о завтрашнем дне, когда уже сегодня костлявая за спиной так и маячит… Как ты намерен действовать сейчас?

— План такой…

 

Глава 32

Север и Умник вышли в холл. Дула чеченских автоматов словно бы невзначай повернулись к ним.

— Шамиль! — обратился Север к вожаку джигитов. — Умник рассказал мне всё, все расклады по сделке. Сейчас он съездит в нашу штаб-квартиру, привезет снотворное. Инъекции телкам мы с ним сделаем, сумеем. Я посижу с вами, пока он ездит. А уж со своими пацанами, которые уволокли наши деньги, я разберусь потом! — закончил он угрожающе.

— Ты деловой мужчина, Сатир, — произнес Шамиль уважительно. — Это правильно: сделка есть сделка, и каждый партнер отвечает за своих людей сам. Потребуй ты с нас дополнительной платы за товар, мы бы тебя не поняли.

— Все нормально, Шамиль, — Север покачал в воздухе открытой ладонью, словно успокаивая собеседника. — Все законно. Вы заплатили, вы получите то, что вам причитается. Бизнес продолжается. А мои запутки с моими людьми я сам перетру. Это мои запутки, вас они не касаются.

— С тобой легко работать, Сатир! — повеселел Шамиль. — Корвет на твоем месте обязательно устроил бы долгое разбирательство. Стал искать бы беглецов, выяснять, получили ли они бабки… и так далее. А у нас время ценное. Каждая минута задержки может обернуться убытками. Нам некогда ждать. Завтра мы должны быть на аэродроме. С товаром.

— Будете, — заверил Север. — Умник, езжай.

Краем глаза Белов заметил, что дула чеченских автоматов опустились вниз. Джигиты начали успокаиваться.

Север проследил, как Умник сел в автомобиль. Взревел мотор, парень развернул машину и выехал за ворота особняка.

— Можно пока отдыхать, — Север расслабленно потянулся. — Умник обернется не меньше чем за час, я думаю. Будем ждать.

Он обратил внимание, что чечены расселись уже вполне вольготно. Некоторые даже отложили оружие. Они явно успокоились, снизили бдительность.

Север развернулся к ним всем корпусом, выхватил ствол. Он успел завалить четверых, включая Шамиля, прежде чем чечены опомнились и вскинули автоматы. И за секунду до того, как ударили очереди, Белов метнулся вправо, укрывшись позади высокого тяжеленного кресла с толстой могучей спинкой.

Джигиты в ярости полосовали очередями по креслу. Во все стороны летели клочья обшивки, но кресло было сработано надежно: пули не пробивали его, увязая в набивке и натыкаясь на цельнометаллический костяк спинки. Достать Севера чечены не могли. Именно на это Белов и рассчитывал, разрабатывая план акции: особенности конструкции кресла, сделанного по заказу Корвета, Север узнал от Умника.

Наконец стрельба прекратилась.

— Эй, русский! Свинячья кровь! — крикнул один из чеченов. — Выходи сам! Тогда умрешь легко! А не выйдешь — возьмем живым, шкуру со спины сдерем и на башку натянем! Проклянешь свой день рождения!

Север знал — именно так они и сделают, если возьмут живым.

— Выблядки черножопые! — крикнул он. — Ваши матери с ишаками грешили в ваших вонючих саклях! Ишачьи дети!

Захлебываясь от ярости, чечены вновь открыли пальбу. Какой-то особенно горячий джигит попытался рывком обойти Белова сбоку и срезать очередью. Именно чего-то подобного Север и ожидал, оскорбляя самовлюбленных горцев. Он врезал джигиту свинцом прямо в рожу, прежде чем тот успел хоть приблизительно прицелиться. «Еще одним меньше», — подумал Север удовлетворенно.

Врагов осталось пятеро, однако они стали осторожнее. Прекратив бессмысленный огонь, чечены начали гортанно совещаться по-своему, запальчиво что-то выкрикивая.

Улучив момент, когда горцы особенно накалились, споря, Белов высунулся из-за кресла и точным выстрелом снял очередного джигита. Ответные очереди хлестнули тотчас же — Север едва успел спрятать голову. Злобная ругань чеченов его не волновала — плевать он хотел на их гнусные выкрики.

Но совещание джигитов не прошло даром: они разработали тактику боя. Планомерно, в два ствола, чечены начали поливать свинцом спинку кресла. Обойти Белова они больше не пытались. Север чуть выглянул — и сразу дернулся назад: шквал пуль едва не задел его.

«Мудро, — тоскливо подумал Север. — Стало быть, высунуться они мне теперь не дадут. И сами в обход не сунутся. А патронов, видать, у них хватает. Сколько еще выдержит кресло? Минуту? Пять? Дай бы Бог!..»

Ливень свинца не прекращался. Север уже телом чувствовал, как вибрирует спинка кресла под ударами пуль. Вот-вот она не выдержит, и тогда — смерть. «Привет, костлявая, — мысленно усмехнулся Север. — Мы с тобой друзья старинные… Сколько лет ты за мной по пятам ходишь, все выжидаешь… Похоже, пришел и твой черед. Не век же мне тебя обманывать… А может, погодишь еще? Может, помилуешь своего верного слугу? Ха-ха, ты помилуешь, как же…»

Чечены вдруг перестали стрелять.

— Эй, свинячья кровь! Русский! Скоро конец тебе! Может, выползешь на коленях? Если ты будешь очень умолять, мы пощадим тебя! Возьмем с собой в горы, станешь нам овечек пасти, кормить тебя будем не хуже, чем любую собаку! Соглашайся, свинячья кровь! Видит Аллах, пощадим!

«Ага, вы пощадите, — хмыкнул про себя Север. — Так, если сейчас выскочить, двоих завалить я успею. А может, и троих. Но это вряд ли, они все начеку. Однако выбора нет. Решайся, Север, два раза не помирать. Итак, на счет «три». Один… два…»

И тут за спиной у чеченов раздался звон выбитого оконного стекла. Сразу следом за ним оглушительно бабахнул пистолет. Двое джигитов повалились на пол: первый рухнул молча, убитый наповал, второй упал с диким воплем боли. Двое других чеченов обернулись. И тут из-за кресла буквально взлетел Север. Щелчки револьверных выстрелов застучали часто-часто. И резко прервались: кончились патроны…

Когда в холл вошел Умник, Север неторопливо, нарочито замедленно перезаряжал оружие. Изрешеченные чечены валялись у его ног, закатив к потолку мертвые глаза.

— Все в порядке, Сатир? — спросил Умник.

— Нормально, — кивнул Север. — Ты вовремя подоспел, брат. Еще минута — и они бы меня прикончили. Спасибо.

— Я застрял в колючке, когда лез через ограду, — виновато пояснил Умник. — Снаружи проволоки не видно, а изнутри она проходит спиралью. Спрятана в ветвях кустарника. Хоть я и знал, что она там, но все равно зацепился… — он сокрушенно показал дыру на одежде.

— Ничего, ты успел вовремя, — успокоил его Север. — И кресло выдержало. Кстати, зачем Корвет заказал такие пуленепробиваемые кресла?

— На случай неудачных переговоров, чтобы было куда укрыться, пока братва не подоспеет, — пояснил Умник. — Корвет, когда связывался с чеченами в первый раз, очень боялся, что они попытаются просто кинуть его. Отнять товар силой. Вот и перестраховался.

— Ну, спасибо ему, — улыбнулся Север. — Выручил, покойничек…

 

Глава 33

— Куда денем трупы? — спросил Север.

— Ну, это не проблема, — успокоил Умник. — Внизу, в подвале, имеется порошок, едкая щелочь. И бассейн такой специальный — не для купания…

— А для чего? — поинтересовался Белов насмешливо.

— Сбросим туда джигитню, засыплем порошком, зальем водой — к завтрашнему утру даже скелетов не останется. Правда, вонять будет… Но там есть вытяжка. А поблизости никто не живет. Никто не учует.

— А вот автоматы ихние ты собери, — велел Север. — Хорошие автоматики — величиной, считай, с пистолет, а шарашат очередями, как большие. Для ближнего боя — самый кайф. Пригодятся в нашей сложной работе…

Когда эти неотложные дела были закончены, Север предложил Умнику собрать пленных девиц в столовой. Он хотел объявить им, что они свободны. Однако вдруг выяснилось, что девчонок сегодня еще не кормили.

— Кто тут обычно готовит? — обратился Север к Умнику.

— Дежурные из них же, — Умник кивнул на толпу перепуганных недавней пальбой барышень.

— Выясни, кто дежурит, и обеспечь девкам питание, — распорядился Север. — Поговорю я с ними позже, пусть поедят.

Пока девушки ели свой поздний завтрак или, скорее, ранний обед, Север разглядывал их. Действительно, дивно хороши — все до одной. Разбираются же ребята Львивченко в женщинах, бендеровцы чертовы!

Когда обед был закончен. Север встал в дверях столовой — так, чтобы его видели и слышали все присутствующие.

— Девчонки! — обратился он к барышням. — Прежний бригадир нашей команды, которого я сместил, хотел продать вас за бугор, в публичные дома Азии и Южной Америки. Но я не занимаюсь работорговлей! Тех людей, что хотели вас увезти, я уничтожил. И теперь вы свободны. Можете идти, куда пожелаете!

Казалось, они совсем не обрадовались. Но Север не обратил на это внимания: напряжение после пережитой опасности еще не отпустило его, и ему было не до подобных тонкостей.

— Собирайтесь не спеша и идите, — продолжал Север. — Мы подождем, время терпит.

Он кивнул Умнику, и оба вышли в холл.

— Кстати, если кого-то из девок вдруг задержит милиция, они не заложат нас? — спросил Север Умника. — Ведь чеченские трупы еще не разложились, и нагрянь сюда менты…

— Мы тогда просто уйдем подземным ходом, — успокоил его Умник. — И пусть кто попробует доказать нашу причастность и к этим трупам, и вообще к этому особняку. Он оформлен на фирму, не существующую в природе, только зарегистрированную. Концов не найти…

— Лихо, — одобрил Север. — А в какую сумму данный милый домик обошелся Корвету?

— Дешево, — скривился Умник. — По цене стройматериалов. Работала бригада шабашников с Украины. Корвет им ничего не заплатил, мы их просто постреляли, когда они закончили. И растворили тела в едкой щелочи. Ух! — Умник передернулся. — Подлое дело, вспоминать тошно.

— Действительно мерзость, — согласился Север. — Понимаю, что ты не мог не участвовать в этом, раз Корвет приказал… Сочувствую тебе.

— Чудной ты, Сатир, — буркнул Умник невесело. — Сам валишь, кого попало, не задумываясь, а каких-то там хохлов жалеешь…

— Я валю не кого попало, — возразил Север. — И хохлы — не какие-то там, а наши братья. Если они не бендеровцы, конечно.

— Что значит бендеровцы — не бендеровцы? Как ты их различаешь?

— Бендеровцы — это западные хохлы. Львовская область, Закарпатье и так далее. Ну и петлюровская мразь из других областей Украины. Нацисты. Враги России.

— Значит, ты не считаешь хохлов инородцами?

— С какой стати? Украинский народ, малороссы — такая же полноценная ветвь русского народа, как белорусы, поморы, казаки, сибиряки или мы, кацапы. А западные хохлы — это и не хохлы даже. Так, маргинальный ополяченный сброд. У них даже вера не православная. Сброд, — повторил Север. — А почему ты спрашиваешь?

— Я сам наполовину хохол. Мой отец родом из-под Харькова.

— A-а. Ну и успокойся. Ты ж не бендеровец.

Умник кивнул и хотел еще что-то сказать, но неожиданно в холл вошла одна из экс-рабынь. Парни вопросительно уставились на нее.

— Простите, как вас зовут? — обратилась она к Белову.

— Называй меня Сатир, — ответил Север.

— Надо же, Сатир, а отпускает на свободу столько нимф, даже не трахнув ни одну из них, — улыбнулась девушка.

— Во-первых, представься, — проронил Север жестко. — Во-вторых, выкладывай, что тебе надо.

Девчонка погрустнела, помолчала немного, решаясь.

— Зовут меня Ира, — тихо произнесла она. — А дело у меня вот какое: мы не хотим уходить. Идти нам некуда.

— Не понял! — холодно, с оттенком изумления отчеканил Север. — Что значит не хотите уходить? Что мне с вами делать прикажете?

— Мы все бездомные. Бродяги, — начала пояснять Ира. — Все голодали, всех не раз насиловали… А здесь у каждой была своя комната, пусть маленькая, но отдельная, здесь нас кормили — пусть одной кашей, но хотя бы досыта. Мы не хотим снова на улицу.

— Паспорта у вас вроде у каждой есть? — перебил Север.

— Паспорта-то есть, — подтвердила Ира. — Но без прописки. Или с пропиской — бакинской, грозненской, ереванской, тбилисской — короче, в таких городах, где русским жить совсем невозможно. Да и квартиры те, где наши девки прописаны, если целы, то давно заняты местными. Некуда нам возвращаться, некуда идти. Делайте с нами что хотите, господин Сатир. Хотите — продайте в публичные дома, как собирался сделать ваш предшественник. Там хоть кормят…

— Да ты представляешь, что вас там ждет? — заорал Север. — Пара-тройка лет элитного борделя, потом, когда истаскаетесь, — бордель дешевый, работа в стиле нон-стоп, по тридцать-пятьдесят мужиков в день! А потом вас продадут по дешевке тамошним врачам, и те используют вас как доноров для пересадки органов! Живых доноров! Представь: тебе сначала вырежут один глаз, потом почку, потом печень и остальное! И все! Смерть! Ты врубаешься, идиотка?!

— Все равно! — заявила Ира решительно. — Мы готовы! Вы думаете, жить на улице лучше? Да половина из нас погибнет в ближайшую зиму! Просто замерзнет. И остальные долго не протянут: кого забьют, кого затрахают насмерть, кого замучают садисты. Все это мы проходили! Не хотим больше! Поступайте с нами, как вам угодно, мистер Сатир, но снова бомжевать мы не станем!

— Ну не могу я продавать вас в публичные дома! Не могу! — отчаянно выкрикнул Север. — Можешь ты понять?

— Хорошо, тогда устройте здесь же, в этом доме, «звероферму», — абсолютно спокойно предложила Ира. — Мы согласны.

Север вздрогнул, услыхав словечко Корвета.

— Какую еще звероферму? А что здесь сейчас?

— Сейчас не то… Сейчас что-то вроде общаги. А настоящая «звероферма» — это очень просто. Вы нанимаете нескольких врачей. И пусть мальчики из вашей бригады нас трахают, брюхатят. Потом, когда подойдет срок, врачи делают нам аборты, а из зародышей высасывают сырье. Говорят, такое сырье ценится на Западе на вес золота. Мы окупим свое содержание.

— О Господи! — только и смог произнести Север.

— Девушки мы здоровые, как выяснилось, — продолжала Ира. — И красивые. Не выгоняйте нас, мы пригодимся… — девчонка почти умоляла.

— А ну пошла отсюда! — полуистерично, визгливым, срывающимся голосом выкрикнул Север. — Убирайся! Вали к своим товаркам! И ждите! Я сообщу вам, что решил!

Ира вышла.

— Ну, что делать будем? — тоскливо спросил Север Умника.

— Не знаю, — отозвался тот. — Ты босс, тебе решать. Я что? Я здесь третий в очереди поссать, исполнитель без права голоса. Как прикажешь, так и поступлю. Извини уж, Сатир, но коли ты заделался «папой», то и вся ответственность на тебе.

— И то верно… — вздохнул Север.

Некоторое время он думал.

— Ладно, я решил! — заявил наконец Белов. — И приказываю: езжай сейчас в бункер, зайдешь в мой кабинет, отсчитаешь и привезешь «лимон» баксов. «Пол-лимона» мы раздадим телкам. А «пол-лимона» ты отвезешь Львивченко. И телок отвезешь. Вели Тарасу отправить девок ближайшим поездом в Подмосковье. Там на десять штук баксов, которые получит каждая телка, можно купить жилье. И там можно найти какую-нибудь работу. Проследи, чтобы Тарас отправил девок, как надо. А деньги ему — якобы от сделки с чеченами. Станет задавать лишние вопросы — заткни его. Не его дело. Повезешь барышень на чеченском грузовике. Потом отгонишь его подальше и бросишь. Вторым грузовиком займусь я. Вот ключи от кабинета и сейфа. Все запомнил? Выполняй!

— Ты, Сатир, не бандит, а прямо благотворитель какой-то! — ухмыльнулся Умник, впрочем, вполне одобрительно.

— А я, братан, что-то не помню, когда это я давал тебе право обсуждать мои приказы, — Север поднял на парня чуть насмешливые глаза.

— Понял, шеф! — гаркнул Умник.

…К вечеру, когда все дела были благополучно завершены, Север оставил Умника в особняке — следить за процессом уничтожения чеченских трупов, а сам отправился домой, к Милке. Настроение у него было препоганейшее. Хотелось повеситься. Готовность Иры и остальных недавних пленниц к чему угодно, лишь бы вновь не оказаться среди бомжей, подействовала на Белова крайне удручающе. «Боже ты мой, в каком мире мы живем! — бормотал Север, покупая у ларечника две бутылки водки. — Что эти грязные сволочи сделали с нашей страной! До чего довели людей! Мразь!..»

 

Глава 34

Утром Север проснулся раньше Милы. Он закурил, посмотрел на тихонько спящую рядом жену и улыбнулся, вспоминая вчерашний вечер. Волна теплого чувства, физически ощутимой радости прошла по телу Белова. «Неужели все позади? — думал Север. — Неужели мы одолели этот кошмар, преследовавший нас все последние годы? Неужели Милка вылечилась?»

…Вчера, когда Север вернулся домой, ему было так плохо, так тяжело на душе, что он не удержался: рассказал Миле всю историю со «зверофермой». Белов чувствовал просто неудержимую потребность выговориться, поделиться своей болью с единственным близким ему человеком — женой. И стоило ему выпить водки, как слова сами неудержимо полились из него. Север говорил и говорил об этих несчастных девчонках, готовых лучше умереть на забугорной панели, чем снова голодать, бродяжничать, переносить изнасилования, побои… И Милка, выслушав мужа, была так счастлива, что он выручил бедолажных бомжих, что он поступил, как прежний Север — мужчина и рыцарь, а не бандит и фашист…

Потом они легли в постель. И на этот раз Север не насиловал жену, а любил по-настоящему — нежно и страстно. Однако он не отметил в ее глазах нимфоманскую муть, в движениях — грубую животную похоть, а в стонах — полное упоение собственной жертвенностью. И когда Мила кончила, Север понял: она сегодня освободилась от мучительного, болезненного желания, несмотря на то что муж не был жесток с ней, не унижал ее и не изображал из себя подонка, живое воплощение мирового зла…

«Неужели все позади? — думал Север. — Неужели я опять могу быть с нею самим собой, не играть роль отмороженного мерзавца, превосходящего по крутости всех известных ей бандитов? И ее больше не потянет в грязь? И проклятая болезнь больше не заставит ее трахаться разом с тремя-четырьмя настоящими подонками? Неужели ее нимфомания замкнулась, наконец, на мне? Неужели я добился своего и мы с Милкой теперь свободны? Господи, какое это было бы счастье!»

Он придавил сигарету в пепельнице, закурил новую. Опять посмотрел на Милу. Девушка спала, умиротворенно улыбаясь. И вдруг печально знакомая похотливая гримаска на миг исказила ее лицо. Север вздрогнул.

«А что, если прошедшая ночь — просто счастливое исключение? — подумал он. — Что, если, вернув себе прежнее духовное обличье, я и Милке верну ее прежние муки, ее нимфоманию? Я ведь этого не вынесу… Это ведь будет необратимо! Потому что я уже никогда не смогу предстать перед нею в виде монстра! Второй раз она не купится, не поверит мне! И тогда останется только убить ее и себя! Другого выхода не будет!»

Север вдруг почувствовал такой страх, что выскочил из постели. «А что, если я вчера все испортил? — металось в его мозгу. — Что, если Милка больше не верит в то, что я гнусный подонок, а ее нимфомания замкнулась на мне еще не окончательно? И снова разовьется в прежнем направлении?! Ой, дурак я, дурак! Слабак! Распустил спьяну сопли! Да как же ты мог, Белов, как ты мог? Так рисковать любимой женщиной! Господи, пронеси!»

…Проснувшись, Мила услышала, что Север возится на кухне. Совершенно счастливая, девушка вскочила и побежала к мужу.

— Доброе утро, Север, милый! — воскликнула она, лучезарно улыбаясь. Резкая пощечина мгновенно смела улыбку с ее лица.

— Чего оскалилась? — рявкнул Север. — Зубов, что ли, много? Гляди, повыбью!

— Север, ты что? — почти прорыдала Мила. — Ты же вчера…

— Вчера я разнюнился, молодость вспомнил! — грубо перебил Север. — Деньги на ветер выкинул! И какие деньги, черт меня дери! Идиот! Но больше ты ничего подобного не жди! Усекла, баба?

— Усекла… — вся разом поникла Мила. — Дурак ты, Белов…

— А это за дурака! — Север хлестнул ее ладонью по второй щеке. — Давай, готовь жрать. Выпить я выпил, опохмелился. Хочешь, опохмелись и ты, — как бы смилостивился он. — А после завтрака — в койку! И не вздумай кочевряжиться!

— Я и не думаю… — произнесла Мила едва слышно. — Я всегда рада койке…

— Молчи уж, блядина! — окрысился Север. — Нашла чем хвастаться! Курица безмозглая!

…После завтрака он убедился, что ничего вчера не испортил. И вздохнул с облегчением.

— Собирайся! — буркнул он Миле, едва поднявшись с постели. — Мы едем в Москву. К Пашке. Мне нужна его консультация, что-то приступы меланхолии одолевают… А вчера я из-за такого приступа потерял «лимон» баксов! Ты врубаешься — «лимон»!

— Плевать мне на твои баксы… — пробормотала Мила.

— Ты мне доплюешься! — прикрикнул Север. — Я тебе плюну! Я тебе так плюну — не обрадуешься!

— Пошел ты… — бросила Мила устало.

— Я попрошу Пашку, пусть он и тебя протестирует! — заявил Север. — Может, он подскажет, как сделать тебя хоть чуть-чуть поумнее!

— Пусть тестирует, — согласилась Мила. — Паша лучше тебя…

— Еще раз так скажешь — измордую! — взревел Север.

Он был противен себе в эту минуту. Впрочем, за последние месяцы он успел привыкнуть к подобному самоощущению.

 

Глава 35

Павел Кузовлев вышел из кабинета, где пробыл не один час, проводя Миле сеанс глубокого психоанализа. Север, все это время напряженно ждавший результатов, увидев друга, привстал со своего места, искательно глядя в глаза Павлу. Тот кивнул.

— Пойдем ко мне, дружище, — произнес Кузовлев. — Она заснула, пусть спит. А я в принципе все понял. Сейчас расскажу. Пошли.

Они устроились в директорском кабинете Павла. Врач достал из ящика стола бутылку спирта.

— Разведенный, — тряхнул он посудиной. — Выпьем!

— Паша, не томи! — простонал Белов.

— Что я могу сказать? — вздохнул Павел. — В целом ты добился успеха. Тебе удалось вызвать у Милы то психологическое состояние, которое мы с тобой условно назвали синдромом жертвы. Между вами установились отношения по типу «палач — жертва», и теперь у Милы нет психофизиологической потребности искать других сексуальных партнеров. Тот уровень зла, носителем которого ты якобы являешься, ее устраивает, и ей достаточно приносить себя в жертву тебе и больше никому. Оттягивать на себя через секс твое зло — ей кажется, что его в тебе через край. Поздравляю. Ты хороший актер по жизни и мужественный человек.

— А почему ты так грустно все это излагаешь, Паша? — воскликнул Север воодушевленно. — Значит, все получилось! Значит, можно избавляться от маски монстра? Хорошо-то как, Паша!

— Да в том-то и дело, что не все так хорошо, — вздохнул Кузовлев. — Милкина болезнь никуда не делась и не замкнулась на тебе одном. Если ты изменишь стиль поведения, если снова станешь благородным рыцарем в глазах Милы, ее опять рано или поздно прихватит. И скорее рано, чем поздно. Милкино нынешнее состояние весьма неустойчиво. Так что тебе придется продолжать действовать и вести себя так же, как все это время. Придется продолжать работать на Романова, усмирять этого… как, бишь?.. Кличка-то обезьянья, ты говорил… да, Газавата, и главное — не давать спуску Милке. Бить ее, насиловать… и так далее, весь комплекс. Пойми, некий предел в Милкином подсознании еще не перейден. Да, она ощущает себя твоей жертвой, но ты для нее еще не сконцентрировал в себе все мировое зло, если можно так выразиться. Вот когда сконцентрируешь, процесс будет уже необратим. Ты превратишься для нее в единственно возможный сексуальный объект, и уж тогда веди себя, как хочешь — она не сможет изменить тебе ни при каких обстоятельствах. Физически не сможет. Если только вы оба доживете до этого момента…

— Но как же так, Паша?.. — Север запинался, он казался совершенно раздавленным. — Ведь последний раз… ты помнишь, я тебе рассказывал… Все было хорошо… Милкина похоть была утолена, это точно, я чувствовал, хотя я в тот раз ее не насиловал… Паша, как же так?

— В тот раз в ней еще сохранялась внутренняя инерция, — пояснил Павел печально. — И слава Богу, что ты сразу вернулся к своей роли подонка. А то пропала бы Милка окончательно…

— Оба мы пропали бы, — пробормотал Север. — Но расскажи мне, Паша, когда… когда она пройдет наконец этот чертов предел? Когда я избавлюсь от этого гребаного одиночества, от этого мерзкого фиглярства? Когда верну себе Милу — целиком, а не только ее тело! Мне мало только тела, какое бы красивое и сладостное оно у нее ни было! Мало, понимаешь?!

— Не заводись, Север. Все я понимаю! — сказал Павел жестко. — Только ответить на твои вопросы не могу. Когда? А Бог его знает, когда! Единственное, чем я могу тебе помочь — это рассказать, как развивалось Милкино состояние в динамике. Хочешь?

— Давай… — тусклым голосом уронил Север. Он сейчас походил на марионетку с обрезанными нитками — этакая груда тряпья, а не человеческий персонаж.

— Когда ты впервые появился в борделе и устроил то, что устроил, — начал Кузовлев, — тебе сразу удалось убедить Милу, что теперь ты другой, не такой, как прежде. Тут мы с тобой рассчитали верно. Собственно, синдром жертвы сложился у Милы уже на моей «фазенде». Кстати, она ведь действительно поверила, что ты притащил ее туда только для того, чтобы обучить боевым навыкам и потом использовать как бойца-напарника. Это ты здорово разыграл. Скажи, ты и впрямь чему-нибудь ее научил?

— Научил… — ответил Север устало. — Теперь Милка в силах постоять за себя. И при необходимости сможет запросто завалить какого-нибудь бобра — она прекрасно стреляет. Она вообще очень обучаемая — все схватывает на лету. Только ни к чему ей моя наука, это ведь был только повод, чтобы держать Милку на «фазенде». Хотя в дальнейшем она пару раз выручала меня в бою…

— Вот видишь — ничего не пропадает даром! — воскликнул Павел с деланным воодушевлением — ему хотелось хоть как-то поддержать совсем скисшего друга. — Но я продолжаю. Итак, синдром жертвы сформировался у Милки еще на «фазенде». Но, конечно, его надо было закрепить. То есть вытащить Милку в большой мир, что ты и сделал. Кстати, тебе очень повезло, что едва вы приехали в город, на вас сразу же напали те бандиты и мент. Ты закрепил Милкино состояние уже в условиях общества, а не изоляции. Дальше все шло по накатанной колее. Милка не хотела тебе изменять, потому что любит тебя, и у нее не было такой физиологической необходимости, поскольку ты научился утолять ее потребность в регулярных изнасилованиях, создав у нее совершенно иной свой образ, чем раньше. Образ монстра, который ты пока благополучно поддерживаешь. Но… на данный момент это все, Север, чего ты добился. Повторяю, состояние Милы неустойчиво. Если вы с ней, например, расстанетесь на более-менее длительный срок или если ты изменишь стиль обращения с ней, она вновь вынуждена будет искать себе для секса каких-нибудь отморозков или идти на панель. Так что тебя ждут впереди еще очень серьезные испытания. Мужайся.

— Как же его преодолеть, этот ее подсознательный предел? — задумчиво произнес Север. — Что еще такого запредельного я должен выкинуть?

— Вот именно — запредельного! — подхватил Павел. — Нужен шок! Нужен поступок, который потрясет ее! Только смотри, брат, себя не сожги. Ведь если ты даже ради Милки обидишь невинного, сам не выживешь… С твоей-то больной совестью…

— Да знаю!.. — махнул рукой Белов. — Вот и болтаюсь в этих рамках, как дерьмо в проруби… Для Милки надо выглядеть инфернально жестоким, для себя — оставаться человеком. А нарушишь любое из этих правил, все одно — смерть. Веселая у меня жизнь, Паша! Ой какая веселая! Хоть сейчас в пляс пускайся!

 

Глава 36

Обратно Беловы ехали в спальном вагоне. Север почти не разговаривал с Милой — терроризировать ее у него сейчас не было сил, а задушевную беседу он позволить себе по известным обстоятельствам не мог. Так и молчали почти всю дорогу, перебрасываясь лишь самыми необходимыми фразами. Мила тоже не лезла к мужу с разговорами — привыкла уже, что ее «болтовня» его «не интересует».

«Возвращаемся, — думал Север. — Конечно, мы бы так и так вернулись — я не могу подвести Романова, он на меня надеется… Но насколько легче было бы в предстоящей войне с Газаватом иметь за спиной настоящего надежного друга, любимую жену, которая верит и понимает… А выходит, я опять один. Обреченный на одиночество… И если меня убьют, то я так и останусь в памяти Милки взбесившимся подонком, остервенелым жлобом и самодуром… Впрочем, надолго ли задержится Милка в этой жизни после меня? Она же на самом деле живет только мною, только надеждой вновь слиться со мной не одним лишь телом… И не понимает, мучительно не понимает, что происходит с ее любимым, почему он вдруг стал мерзавцем… А я ТАКУЮ женщину вынужден унижать, как последний самовлюбленный, тупой самец! Гад я, вот что! Но ведь ради нее стараюсь! Только ради нее! Будь проклят этот мир, наградивший ее столь подлой болезнью!»

Вагон плавно покачивался, перестук колес успокаивал, смягчал душевную боль.

«Нет! — сказал себе Север. — Я не должен погибнуть, не имею права! Я должен выжить и победить! Не одного поганого Газавата, а весь этот смрадный мир, все его зло и подлость, воплощенные в Милкиной нимфомании! Врете, господа хорошие, я не дам себя убить! Все только начинается!»