Диме Кабанову было десять лет, когда отец взял его в гости к сослуживцу. Сослуживец — дядя Саша Лукьянов — был из интеллигенов-бородачей, которые лазили по горам и играли в КВН. В квартире у него имелась огромная по тем временам библиотека. Книги тогда ценились дорого, у некоторой категории населения заполненные книжные шкафы считались престижным элементом интерьера. Лукьянов собирал книги для души. И не был жадным. Дима попросил почитать «Три мушкетера», хотя немного оробел от объема произведения господина Дюма. Прочитал, как говориться, запоем. И подсел на книги. Каждые выходные тянул отца к дяде Саше. Чуть повзрослев, стал скромнее — записался в библиотеку. До окончания школы Дима прочитал всю беллетристику, изданную в советское время. Кем может вырасти школьник на книгах Дюма, Лондона, Конан-Дойла, Сабатини, героями которых были честные и мужественные люди? Конечно наивным и бесхитростным призывником. Армия начала 90-х расширила кругозор, прошлась жерновами по юношеским понятиям. Вместе с тем высекла в душе огонь справедливости.

Дмитрий ненавидел врать, ненавидел людей, которые пользовались чужим трудом, не отдавая ничего взамен, то есть попросту воровали. Вор, врать и воровать — однокоренные слова. А вор, по завету Глеба Георгиевича, должен сидеть в тюрьме. Дмитрий сознательно пошел по стопам Жеглова. Очень удивился, когда на медкомиссии при сдаче психологических тестов психиатр предупредила: «Не пишите, что в милицию идете граждан защищать! Придумайте что-нибудь ближе к реальности». Так если именно за этим, не за длинным же рублем. Зарплату Дмитрий за всю карьеру получал в переводе на американские деньги от 200 до 400 долларов. Никогда не ловчил, не вымогал и не завидовал. Своей честностью, переходящей в гордыню, раздражал и коллег и начальников. Кабанов никому не объяснял, что честность было своего рода индульгенцией. Дмитрию претило физическое воздействие на подозреваемых, но без пыток, надо быть честным, при раскрытии особо тяжких преступлений не обходится ни одна спецслужба в мире. Товарищи Дмитрия не рефлексировали по этому поводу, а его совесть нуждалась в экзоскелете.

Мент Кабанов не подкладывал бомжам патроны, укрывал мелкие преступления, только по желанию заявителя, познавшего равнодушие правоохранительной системы, считал тупым наследием застойных времен секретное делопроизводство. Кабанов работал — раскрывал преступления, сажал жуликов в тюрьму. На фоне махинаций, как с тем же Самойловым, статистика раскрываемости была скромнее, чем у молодых, да ранних товарищей.

Увеличение зарплаты в два-три раза сыграло дурную шутку в правоохранительной системе. Развязанная в СМИ травля полицейских привела к тому, что исполнители гораздо осторожнее стали подходить в методах допроса подозреваемых. «Не Вы ли изволили скрасть кошелек? Нет? Тогда просим извинить. До свидания. Ах, ну да, прощайте, милостивый государь!» Раскрываемость упала, а зарплату отрабатывать надо. Тем более в ведении руководителей оказалось и начислении премий и контроль за средствами по 9 (секретного делопроизводства) смете. С опера и участкового потребовали раскрытия преступлений любым способом, хоть родных уговаривай одежду в магазинах воровать.

Система заработала на себя. Система поделилась на начальников разного уровня. В начальники прорвались лизоблюды, цель которых усидеть на хлебной должности. Отчет по восходящей о проделанной работе с неизменно положительной статистикой — главный критерий профессионализма руководителя. Повышение раскрываемости на бумаге требует от исполнителя совсем других качеств, какими обладал Кабанов. Гибкий позвоночник, безоговорочное послушание и отсутствие сострадания — только такие качества позволят получать повышенное денежное довольствие. Новым руководителям нужны рабы.

Кабанов лежал на диване и смотрел в потолок. Два слова, показавшиеся Зайсунцеву недостаточно подобострастными, поломали жизнь. Разве такое возможно? Стабильная госслужба, гарантированная медпомощь. Наконец, повысили зарплату, о семье можно задуматься. Но, самое главное, была работа, приносившая удовлетворение.

Все это отобрано двумя хамами. Начальниками, возомнивших себя рабовладельцами.

Пантелеев, никогда не коловший жуликов, избегавший их как черт ладана, руководит отделом уголовного розыска. Зайсунцев, выпускник военного училища тыла, командует полицейскими, как Аракчеев могилевскими крестьянами.

С другой стороны — сколько потрачено здоровья. Работа опера — это постоянный конфликт. С жуликами, с потерпевшими, с начальством. С жуликами конфликт закономерный и оправданный. Здесь, как ни странно, нервные клетки почти не сгорают. С потерпевшими конфликт из-за неверного понимания ими специфики работы исполнителей. Большая часть правоохранителей со временем закаляет иммунитет к страданиям граждан, обратившихся за помощью. Кабановский иммунитет постоянно давал сбои. Его совесть была под постоянным гнетом ответственности перед потерпевшими.

И тут — бац! Полная свобода от конфликтов. Казалось бы, надо радоваться — ты стал обычным гражданином, никто не требует.

Свобода. Ну и кому ты нужен со своей свободой? Чего ты свободен делать? Свободен веселиться? Но веселью — час, иначе оно не будет весельем. Свобода делать что душе угодно? А что ей удобно? А угодно ей было наводить порядок, помогать людям, минимизировать зло, черт побери. И чувствовать себя значимым для общества.

Так вспомни, чем ты хотел заниматься в жизни, занимайся спортом, женись, воспитывай детей. И тут выходит, что свобода ничто без такой пошлой вещи, как деньги. А накоплений нет, откуда им взяться? Рабочей профессии нет. Очутится в стае недорезанных собак по кличкам «юрист» — удовольствие сомнительное. Связей среди боссов нефтегазовых компаний нет.

Свобода. И что ты будешь делать с ней? Как говориться, избавься от желаний и приобретешь свободу. А если так: получил свободу и исчезли желания.