Возможно, именно с этой некрасивой истории с такси и началась Большая Ложь. Большая Ложь о Жене, обо мне, о наших с Женей отношениях...
«...Женя — это жуткий тип (Швондер, естественно), неправедно (а как же ещё?) заработавший свои деньги, на которые купил жену-дуру. Дочь он, естественно, отправил в Лондон (конечно, за какие-нибудь взятки шахер-махерам!), а свою старую мать (вдовствующую королеву клана Швондеров) гноит в квартире на Смоленской.»
Здесь опять nota bene: я, как последняя идиотка, доверяя «любящей» маме, рассказывала ей о Жене всё-всё, ничего не скрывая, желая, чтобы она узнала про моего любимого человека столько же, сколько знаю я, чтобы понимала его и ценила так же, как я, поведала ей и о его драматических и сложных отношениях с матерью. При этом, конечно же, сообщила, что было тому причиной и о том, как он заботится об исполнении всех её потребностей, капризов и интересов. Надеялась, мама поймёт... Но она воспользовалась информацией, как это принято у аморальных людей, чтобы извратить её. Поэтому в её версии всё выглядело так:
«Этот сын ненавидит (sic!) свою мать без видимых причин (!!) и даже не скрывает этого (!!!). Наверное, ждёт не дождётся её смерти (зачем?). Может порядочный человек быть таким? Конечно, нет! Впрочем, чего ждать от Швондера?»
Один раз у неё даже повернулся язык сказать все эти слова мне. Вот и получилось, что я «заложила» своего любимого... И кому «заложила» — сплетнице, лгунье, лицемерке. Женя ни разу не упрекнул меня за это. Он утверждал, что я не сделала ничего дурного. Он всё понимал и видел, а я страдала из-за происходящего...
Тем временем Большая Ложь продолжалась. «Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам».
... Оказывается, я, «давно гулящая баба (нет, чтоб просто „здоровые леваки“), на деньги своего благородного и доброго мужа (он „пахал“ на всю семью с утра до ночи), с помощью Интернета бесстыдно искала богатого мужика для удовлетворения своих сексуальных и материальных потребностей. Родители её такой не воспитывали (очевидно, сказалось негативное влияние „зелёных человечков“ через заряженную воду и тёмную энергетику). Нашла Швондера (естественно, если уж еврея, то самого ужасного). Бесчестно бросила хорошего человека и ушла к этому гаду, который на свои грязные деньги (а других у него не водится) купил им евроквартиру для мерзких утех (поматросит и бросит)».
И ещё один забавный нюанс: мать почему-то решила, что знакомство в Интернете — совершенно неприлично для порядочных и культурных людей. Мне было очень трудно объяснять вроде бы образованному человеку в ответ на её возмущённое «Как это можно таким образом знакомиться, стыдоба же!» какие-то очевидные вещи:
— Ма, Интернет это ко всему прочему средство общения, ну, что-то вроде почты, понимаешь? Видишь ли мама, у Жени просто физически не было возможности где-то искать новые знакомства — он очень занят... Дело в том, мама, что работает он по-капиталистически... И не надо путать, мамуля, знакомства в Интернете с порнографией, ОК?
Я довольно упорно пыталась спокойно и без эмоций проводить ликбез с известной писательницей, живущей в Москве в XXI веке. Оказалось — артель напрасный труд. Она и по сей день не изменила своего мнения. В её произведениях современные люди знакомятся исключительно случайно: в квартире — кто-то ошибся адресом, в больнице — оба навещают родственников, на кладбище — он и она похоронили супругов и пришли за новыми и т.д., а в Интернете шарятся исключительно гнусные девки в поисках богатых мужиков. Так, что ли, мама?
...Итак, Большая Ложь. Вот как раз для неё сгодилось всё то, чем я утешала первого мужа, когда уходила... Я уже рассказывала, что пытаясь облегчить муки страдающего мужчины и даже помочь ему меня разлюбить, я поливала себя грязью, оговаривала, таким образом, предавая свою душу и свою любовь. Жалость наказуема. Вот и наступила расплата! Когда теперь уже моя мать утешала Шуричка, прижимая к своей груди его лысеющую голову и рассказывая ему, какой он замечательный (с чего бы это вдруг, разве не он должен был убить её из-за долга?), она с интересом выслушивала от него эти бредни обо мне моего же сочинения. Потом этот идиотизм она возвращала любимому бывшему зятю (с некоторых пор она стала утверждать, что он ей как сын) в олитературенном виде. Он всё хорошо усваивал, запоминал и нёс в народ. Ну, ладно, ему простительно: брошенный, обиженный, слабый умом мужчинка... Но мать! Которая знала меня с младенчества, с которой я всю жизнь была откровенна, как на исповеди, с которой старалась делиться всем-всем, даже потаённым... разве она могла не знать, что все эти страшилки — неправда? Не разглядеть явной фантазии и гиперболы в моих самооговорах писательница Щербакова не могла. Значит, всё понимала, но решила действовать методом большой лжи, как учил доктор Геббельс.
Зачем она это делает, почему злится и чего не может простить мне — великая загадка моей жизни. Хотя некоторые умные люди высказывают предположение, что мать меня никогда не любила и не любит. А мой мозг изо всех сил сопротивляется такому очевидному объяснению. Я не понимаю, почему, за что? И если просто не любит, то зачем же ещё и ненавидеть?
Со временем Большая Ложь становилась всё более изощрённой и злой. К примеру, выяснилось, что Женя, оказывается, имеет виды на ту самую квартиру, из которой я уехала. И что надо бы всем фронтом противостоять его, безусловно, последующим в скором времени попыткам оттяпать площадь у меня, у дуры. Вообще, квартира — это отдельная тема... Мерзкая тема...
Уже даже зная, что мама болтает обо мне невесть что, да ещё и при моей дочери, я всё равно пыталась как-то налаживать отношения, хотя всё чаще по телефону мы цапались: она разговаривала со мной с поджатыми губами, всячески напоказ «любила» Шуричка, презирала меня и Женю. Но я надеялась...
— В квартиру-то он тебя прописал? — насмешливо спрашивала мама.
— Я прописана у себя, — устало отвечала я. — Такой вопрос у нас пока не стоит...
— Хм... А замуж он тебя возьмёт?
— И этот вопрос не стоит... Я всё ещё замужем...
— Но он тебя зовёт замуж?
— Мам, что за дурацкий разговор? Будто нам по 18 лет...
— Так ведь разбежитесь, а у тебя ничего не останется... Не будешь иметь никаких прав на метры...
— Разбежимся — уйду, откуда пришла.
— Вот я и говорю, что, квартира, где ты живёшь, не твоя! — злорадно констатировала мама.
— Ну и что?
— Вот и не болтай, что он ради тебя её купил! Просто себе ещё недвижимости приобрёл, чай пригодится!
— Господи...
— Мам, я думаю, что мы с Шуриком должны оставить квартиру Алисе.
— Правильно думаешь...
— Лучше всего нам оформить всё это на неё сейчас, чем скорее, тем лучше...
— Пожалуй, да. Кто знает, что придёт в голову твоему Женечке, если вы разбежитесь?
— Боже, при чём тут Женя? Я имела в виду, чтобы не было никаких у нас с Шуриком недоразумений, чтобы всё сразу было дочкино!
— Ну, не скажи. Вот вы поженитесь, потом разведётесь, а Женя твой станет на эту квартиру претендовать...
— Мама, что ты несёшь! — орала я. — Он состоятельный человек, у него всё есть, зачем ему наша панельная дрянь?
— Так у него дочь и внук имеются, — невозмутимо продолжала мать.
— Они в Лондоне живут!
— Ну и что? Поди плохо для них в Москве урвать ещё метры... А как раз с Шуриком я не думаю, что будут недоразумения. Не тот он человек...
— С каких это пор? А его долг вам с отцом? А по головам кто должен вас бить, чтобы не отдавать?
— Ты о чём?
— О твоих словах. Ты уже забыла?
— Не говорила я такого. Не помню.
— Мама! Не лги!
Но мама лгала. Лгала и злобствовала, заводя себя саму, пытаясь завести меня, впрыскивая мне в мозг ужасный яд злословия и наветов.
Обстановка накалялась. Следующим пунктом полного непонимания стали деньги. Деньги, которые, по моему мнению, хотя бы на частичное содержание дочери должен был давать её отец. И, собственно, когда я уходила, он торжественно объявил мне:
— И пусть твой «этот» даже не думает, что будет кормить мою дочь. Я буду давать деньги на её содержание, столько, сколько нужно. Мою дочь не будет содержать чужой дядя.
— Конечно, — не спорила я. — Это справедливо. Ты правильно решил...
Решил-то он правильно, но вот выполнять собственное решение не спешил. В доме моих родителей его обработали каким-то неведомым дустом, и уже через пару месяцев (нежные письма и страдания к тому времени прекратились) Шурик в своём отношении ко мне стал полностью копировать мою мать и однажды совершенно развязным тоном заявил по телефону:
— А чё это я должен деньги давать? Ты что — нищая? — дальше последовал радостный смех: Шурик был страх как доволен своей острóтой. — Что, богатый муж в чёрном теле держит?
— Мы говорим о нашей дочери, — я старалась держать себя в руках. — Ты не хотел, чтобы её содержал чужой дядя...
— Ха! Тогда в те дни, что она живёт со мной, вы должны давать мне деньги, ведь так? — и он опять заржал, довольный.
Буквально на следующий день в разговоре с матерью выяснилось, что все эти мысли и слова — оттуда, от них с отцом. Мать слово в слово выдала ту тираду, которую по её наущению исполнил Шуричек в разговоре со мной.
— Ма, что ж вы делаете? — горестно вопрошала я, чувствуя, что теряю родителей, но уже будучи не очень уверенной в том, что безумно не хочу этого. Хотя больно всё-таки было...
— Между прочим, ты всегда ратовала за равноправие. Вот тебе и равноправие мужчины и женщины. И вообще: ушла от мужа, так веди себя достойно, ничего не проси и не требуй. Шурику ещё свою жизнь надо устраивать, а ты, как я понимаю, устроена? Или нет? Или ты промахнулась? Думала, будешь как сыр в масле, а тебе на карманные расходы не дают? Ах, ошиблась, девочка, как ошиблась! — и я услышала такой же точно, как накануне у мужа, злорадный смех.
— Я не понимаю, какой морок на вас на всех напал, — с отчаянием пыталась объяснить я. — Да, я не работаю и уже давно, пока не могу найти работу. У Алисы есть отец, когда она живёт с нами, получается, что её содержит Женя. Он ни разу, ни слова об этом не сказал! Он покупает ей всё, что нужно. У неё прекрасная комната, которую мы обставили по её желанию. Но надо же понимать...
— Вот именно! — повысила голос мать. — Ты должна понимать! У Шурика сейчас непростой период... (Да, у «бывшего» случился очередной непростой период, он снова искал работу, поскольку «старая» в очередной раз грозила накрыться медным тазом: менеджер, руководитель, начальник — это не профессия всё-таки, а ему хотелось именно начальственной должности, всё равно, в какой области, ибо он никакой не специалист.) А ты нашла себе богатенького — ничего, у него не убудет! Если только он, конечно, не взбрыкнёт и не пошлёт тебя с твоей дочерью куда подальше.
— И не надейся, ма. Даже не надейся.
Я до сих пор уверена, что мать и «бывший» искренне не понимали, что мне было стыдно и неловко перед Женей. Они честно думали, что либо мне не «дают» на карманные расходы, либо «попрекают» Алисиным ртом. Убого живущие люди с убогим сознанием могут испытывать лишь убогие чувства и иметь лишь убогие мысли... Что с них взять? Они не верили, что Женя понятия не имеет обо всех этих моих разговорах с ними, что это я сама мечусь, испытывая неловкость. И с новой силой и огромным энтузиазмом я начала искать работу, чтобы изменить эту болезненную для себя ситуацию; по многу часов я сидела в Интернете, рассылая резюме и изучая объявления.
Работа нашлась и даже не одна, но начать работать у меня так и не получилось.