Когда кончилось собрание, Варя Жданова видела, как Шаров подошел к Никите Степановичу и о чем-то стал говорить с ним. Варя стояла поодаль и ничего не могла слышать из этого разговора, но по тому, как у неё вдруг жаркими толчками забилось сердце, она поняла, что говорят о ней. Лукьянов оглянулся и, встретившись глазами с девушкой, позвал её.

— Иди, иди, — значительно сказал Борис, подталкивая Варю в спину. — Вот тебе моя рука на счастье, а я на занятия спешу.

— Ты любишь завод, знаешь его? — спросил Никита Степанович Варю в цехе.

— Люблю, Никита Степанович. Только мне сейчас в цехе радости мало, — ответила Варя, ожидая, что парторг спросит её: почему мало? Но Никита Степанович согласно кивнул ей — Знаю, Борис рассказывал.

Они шли к станкам, где работала теперь Варя. Никита Степанович — он был инженер-механик цеха — отдал какое-то распоряжение мастеру. Варя за шумом не расслышала его слов. Она все еще мысленно находилась на собрании. У неё впервые было такое ощущение, словно она осязаемо почувствовала мудрую силу коллектива: вот как о Тамаре много и правильно говорили!.. Все заметили, ничто не прошло мимо. И Варя невольно задумывалась о себе: а как жила она, что сказали бы о ней на таком собрании? «И Никита Степанович, зачем он позвал меня?»

Никита Степанович, разговаривая с мастером, со стороны наблюдал за Варей. Золотоволосая, худенькая, она очень походила на своего отца, погибшего на фронте. Лукьянов знал Николая Васильевича — секретаря парткома завода — еще в годы первой пятилетки, будучи комсомольцем. Сходство её с отцом трогало и располагало Никиту Степановича к Варе. И тем приятнеё было убедиться ему сегодня на собрании, что застенчивая, почти робкая на вид девушка умеёт быть решительной и твердой. В мастерстве её он не сомневался. Лукьянов имел случай не раз наблюдать Варю на работе. Да и комсорг цеха аттестовал её с лучшей стороны.

— Давай зайдем вон туда, — показал он на застекленную конторку мастера, где никого не было.

Они зашли и сели на промасленные табуретки, опершись локтями на оцинкованный стол, Шум цеха доносился сюда несколько приглушенно, но куда ни оглянешься, все станки как на ладони! Уютно, и говорить можно свободно.

У окон монтажники, сняв с подъемного крана станок, устанавливали его на приготовленный фундамент, а тем временем кран снова плыл в вышине со своей перепеленатой стальными тросами ношей. Варя не могла отвести глаз: кто-то счастливый будет работать на этих блестящих полировкой и свежей краской станках, только что привезенных с машиностроительною завода!

Никита Степанович перехватил Варин взгляд и понял его.

— А ведь хороши? — сказал он, как бы поддразнивая девушку.

Он сам — инженер, в прошлом рабочий — тоже не мог проходить равнодушно мимо неопробованных новых станков: «Вот бы поработать!»

Варя, не отвечая, вздохнула. Никита Степанович улыбнулся.

— Варя, а ты имеёшь какую-нибудь мечту? — неожиданно спросил он. — Ну что-нибудь заветное?..

— Мечтаю о своей бригаде, Никита Степанович, — сразу вспыхнув вся, но не опуская глаз, сказала Варя. — Мне кажется, я бы справилась, станки знаю.

— Мечта хорошая — бригадирство, — одобрил Никита Степанович. — Но мало знать станки и выполнять норму. В бригаде люди должны воспитываться, расти. Вот, скажем, выбирают из бригады кого-нибудь в бюро комсомола, а ты как бригадир можешь поручиться за него: не подведет! Ведь тут никакие административные меры не помогут…

— Не помогут, — согласилась Варя, вспоминая Тамарину бригаду.

— У нас, к сожалению, об этом часто забывают, — говорил Лукьянов. — А ведь так ясно: культурный, политически грамотный рабочий сегодня — это хозяин у станка, а завтра — рационализатор, изобретатель, умный бригадир. Вот если бы создать такую бригаду, чтобы из неё, скажем через год, все могли пойти бригадирами! Поставь, Варя, перед собой такую цель, а бригаду мы тебе дадим. Станков много прибывает. Вон эти и принимай, — показал он в сторону монтажников.

У Вари захватило дыхание. Она несколько секунд молча смотрела в лицо Никиты Степановича с таким выражением, будто настаивала, чтобы он повторил это еще раз.

— Ну, так, значит, подбирай, Варя, бригаду, — заговорил он, поднимаясь. — И помни мой наказ: воспитывай людей в бригаде. Объясни им сразу, чего ты от них будешь требовать, заведи жесткий учет и дерзай, новаторствуй. экономь каждый грамм металла. Сама знаешь: завод борется за звание предприятия отличного качества, все учтётся.

— Знаю, Никита Степанович. Спасибо, справлюсь! — с чувством сказала Варя. — Постараюсь времени не терять даром и Симке не дам!

— Это кто такая? — спросил с улыбкой Никита Степанович.

— Подружка моя по общежитию, Сима Кулакова.

— А, это та, что чуть что — и драться буду!

— Она самая…

Никита Степанович ушел, а Варя все сидела. Она пробовала себя запугать ответственностью: «Справлюсь ли?» Но мысли наперекор всему приходили веселые, озорные.

«Бригадир Варвара Жданова! Маме подожду писать, порадую сюрпризом». К конторе кто-то шел. Варя поспешно поднялась и шагнула к выходу.

— Ты что, премию получила? — спросил мастер другой смены, столкнувшись с ней в двери. — Сияешь вся, как самовар начищенный.

Варя молча улыбнулась, направляясь на свободные участки, где монтажники устанавливали её будущие станки.

«Не помяли бы трубки для эмульсии», — неожиданно, с хозяйской придирчивостью, заволновалась Варя и сказала об этом монтажникам.

Так, с новым, заполнившим её всю чувством, она прошла несколько цехов, во все всматриваясь и все отмечая про себя. Завод менялся на глазах. Что стоил один цех, в котором впервые делали крупногабаритные подшипники! Станины, где они обрабатывались, в размах человеческих рук, а кольцо до того непривычное для глаза, словно обруч с сорокаведерной бочки.

— Вот Тамару бы сюда, — посмеялась Варя. — Испортит кольцо, в стружку не упрячет!

Но зато были и такие малюсенькие, что еле-еле влезали на мизинец. В своем цехе она снова задержалась на лестнице, любуясь на него. «А грязновато у нас», — поморщилась Варя, разглядывая зоркими глазами паутину в углах потолочных рам, облупившуюся посеревшую краску. — «А что, если собраться да все отмыть, покрасить? — размышляла она. — Работы на один выходной. Варя бросила последний взгляд на цех, представляя, как все здесь заблестит и засияет после уборки.

На улице уже горели огни, и репродуктор у трамвайной остановки щедро рассыпал по поселку звуки вальса. Было знобко, и люди проходили, подняв воротники, спешащей, деловой походкой. Девушка посмотрела на них с удивлением; она не чувствовала холода, хотя пальто не застегнула. Ей хотелось петь во весь голос, как на демонстрации: «Встречай, Симок, бригадира, встречай!»

И Варя пела.

На следующеё утро она проснулась задолго до гудка. В комнате было до того ярко от солнца, что на осколок зеркала на стене больно смотреть: так он блестел и лучился.

«Словно весной», — подумала Варя, с удивлением рассматривая в стакане веточку хризантемы, принесенную Симой из заводской оранжереи.

— Эй, Кулакова, работу проспишь! А Тамарка опять не ночевала дома? — поинтересовалась Варя, заметив неразобранную постель.

Сима осторожно высвободила из-под одеяла свою белокурую, в бумажках и тряпочках, голову.

— Ох, Варюшка, и натанцевалась я вчера! На сто лет вперед, — сказала она. — И Тамарку с Мусей там видела.

— Как тебе не надоело чуть не каждый вечер на танцы ездить? — заметила Варя, не разделяя Симиной восторженности. — А мама тебя почему-то любит, — добавила она в раздумье.

— Значит, есть за что, — заносчиво отозвалась Сима. — Твоя мать — это человек! Ну ладно: раз, два, три — с кровати лети! — скомандовала Сима и, отбросив одеяло, стала делать гимнастику. — Видала! — хвалилась она своими мускулами, наклоняясь над Варей. — В случае чего постоять за себя сумею!

— Да уж здорова, вижу, — согласилась Варя. — Тебе бы при твоей силе работать надо так, чтобы только кости трещали, а ты лодыря гоняешь, — проговорила Варя, ожидая взрыва негодования.

Но Сима сказала спокойно, ничуть не рассердясь:

— И правильно делаю, а что? На Тамарку работать не стану.

— Сима, а если бы я тебя позвала в бригаду, — замирая, спросила Варя, — тогда как?

Вчера, придя от Никиты Степановича, Варя долго думала, кого же пригласить в бригаду? Конечно, Симу, если Сима пообещает работать на совесть. На её слово можно положиться.

— Пойду! — без колебаний согласилась Сима, даже не полюбопытствовав, дают ли Варе бригаду н когда. — Но, чур, — оговорилась она, — не задаваться и деньгами обеспечивать.

— Насчет заработка не от одной меня будет зависеть, от тебя тоже, — ответила Варя.

— Ну, значит, постараемся! — сказала Сима и стала одеваться.

Сима — человек непосредственный, вспыльчивый, держать язык за зубами не умеёт, да и не любит.

«Что ж, — заключила Варя, — сработаемся. Но вот кого еще возьмем в бригаду?»

По дороге на работу Варя спросила об этом Симу.

— Мою приятельницу, кого же еще?

— Приятельницу, какую? У тебя их много.

— Да Лизочку же, Лаптеву.

— Это такую маленькую, с хорошеньким носиком и красивыми глазками? — вспомнила Варя. Тихая она и совсем тебе не пара. Как вы с ней сдружились?

— Тихая? —удивилась Сима с презрительной гримасой.

Варя усмехнулась.

— Ладно. Подумаем. Надо присмотреться к Лизочке. Боевая — это не плохо, воевать нам придется.

Спускаясь в цех, Варя узнала вчерашние станки, которые устанавливали монтажники. Они уже стояли в рабочем ряду, целиком собранные, но не подключенные еще электриками в общую систему.

«Скоро, скоро!»— подумала Варя, представляя, как она станет работать на этих новых послушных автоматах: первый наладчик, вводящий их в жизнь!

Тамара с Мусей опаздывали и, запыхавшиеся, бежали к станкам со спецовками в руках. Электрические цеховые часы показывали без пяти восемь. Пустив станки, Тамара с дружелюбной улыбкой подошла к Ждановой.

— Будильник подвел, — сказала она, как бы оправдываясь перед Варей за свое опоздание.

Варя на своей паре станков работала ритмично, следила за резцами, не доводя их до окончательного износа. Сторожкая мысль о бригаде не покидала её. Налаживая станки, она проверяла себя на каждом случае: справится ли она с тремя парами, не будут ли они простаивать? По часам засекала, сколько тратит времени на резец.

Мастер, как бы мимоходом, заглядывал на её участок, и Варя по глазам видела, что он доволен ею.

А в это время у станков Комовой стоял технолог Толя Волков с секундомером, собираясь снимать хронометраж. Надо было проверить технологические карты операции: все ли так, как записано в них, не занижена ли где скорость?

— На глаз видно, уж что-то очень медленно шпиндели вращаются. Особенно на станках Комовой, — поделился он с Варей. — В войну ведь станки перевозили с места на место, досталось им.

Тамара нервничала, не понимая и не решаясь спросить, что проверяет Толя. У неё то и дело выходили из строя резцы. Она поспешно меняла их. Потеряв самообладание, наобум пристукивала ключом, сдирая до крови пальцы.

— Ты что горячишься, Комова? — спросил Волков. — У тебя же целое корыто стружки, она давит на резцы, оттого они и горят. Выключи моторы.

Тамара остановила моторы и, вытирая потный лоб рукавом, сказала:

— Пойду ругаться к мастеру.

— И не вздумай, отгреби сама и продолжай работу, — посоветовал Толя.

— Мне самой? Я не чернорабочая, — багровея, отказалась Тамара, но тут же крикнула — Муська, дай крючок! — и трясущимися руками стала отгребать стружку.

После обеда с тарой под стружку и крючком появилась смуглая черноволосая девушка с яркими, словно слегка припухшими губами.

— Я прислана по распоряжению мастера, — сказала она.

«Тамарка нажаловалась, — решила Варя. — Как же, бригадир — и стружку отгребать!»

Девушка работала без сноровки, но старательно орудуя крючком и свободной рукой, не обращая внимания на то, что может порезаться.

«Эта барыню из себя не корчит», — дружелюбно подумала Варя и поинтересовалась, как её зовут.

Девушка сказала, что зовут Ириной Фоминой, а работала она в другую смену, вот отчего её не знают здесь. В цехе недавно, «коптилась» в заводоуправлении. Надоело, плюнула и ушла! Но пот беда: станки в капитальном ремонте, гоняют на черную работу.

— Но это неважно, это временно, добавила она, улыбаясь такой пленительной и немного грустной улыбкой, что Варе захотелось узнать Ирину поближе.

— Вы далеко живете? — спросила она у неё.

— Нет, недалеко, в заводском поселке, отвечала Ирина и, нацарапав на клочке бумаги свой адрес, подала его Варе. — Вот, прошу вас, обязательно приходите ко мне, — звала она, — познакомлю вас со своим сынишкой.

«Как, вы разве замужем?» — чуть было не спросила Варя, но какое-то неосознанное смутное чувство осторожности, что Ирине этот вопрос может быть почему-либо неприятен, остановило её.

— С удовольствием приду сегодня или, в крайнем случае, завтра, — пообещала Варя, питая в душе надежду пригласить Ирину в бригаду, если она и при близком знакомстве будет все так же нравиться ей.

Но ни в этот, ни в следующий день Варе не удалось побывать у Ирины. Борис Шаров нарушил все её планы, а произошло это так: выслушав Варю о том, что хорошо бы устроить воскресник в цехе, он, быстрый на решения, подал ей карандаш и бумагу.

— Пиши в газету: призываю всех комсомольцев и так далеё. Сделаем наши цехи светлыми и чистыми. Ясно, надеюсь?

Варя села и, не долго думая, написала.

На другой день Варя с Симой вышли из дому раньше Тамары, чтобы наедине поговорить о своей дальнейшей работе. Подходя к проходной завода, Сима вдруг ахнула и схватила Варю за руку.

— Смотри-ка, читай! — проговорила она, показывая на большой, во всю стену, плакат, — «По призыву комсомолки Вари Ждановой».

— Кто эта Жданова? — услыхала Варя разговор. — Дельно придумала, в цехах давно пора навести порядок, с окончания войны не убирались.

— Пошли, Сима, — сказала в смущении Варя. — Удивляюсь Борису. Ну, написал бы по призыву комсомольцев цеха…

— Ага, цеха! — передразнила Сима. — А я вот, например, спала и ухом не вела. Скромность-то не к месту!

В цехе к Варе подошел Борис и, лукаво улыбаясь, попросил не сердиться.

— Боря, я не сержусь, но разве можно так, перед всем заводом сразу. А если ничего не выйдет?

— От тебя зависит, чтобы вышло, — возразил Борис. — Я вот и иду к тебе из комитета комсомола с поручением. Да ты подожди пугаться-то! Ну выступишь на общем комсомольском собрании, свои ведь все. Почитай статью Ленина «Великий почин». Вот и выйдет хорошо. Я тебе помогу подготовиться.

Варя представила заводской клуб, переполненный комсомольцами, себя за длинным столом президиума, с волнением вглядывающуюся в оживленный зал. Вот-вот прозвенит звонок и ей предоставят слово.

«Товарищи!»— скажет она высоким, срывающимся голосом.

— Страшно, Борис, — пожаловалась Варя. — А вдруг все перезабуду? Сколько народу соберется…

Шаров рассмеялся.

— Ничего, ничего, забудешь — подскажу, — пообещал он. — На цеховом собрании молодцом выступила…

Шаров дал Варе сочинение Ленина: старую, всю склеённую, в непромокаемой бумаге книгу.

— На, читай, — сказал он, вручая её. — Фронтовая, после друга досталась.

Варя еле высидела вечером на занятиях в техникуме. Ей не терпелось заняться докладом. «Напишу и прочитаю», — решила она.

Дома Тамара подняла спор из-за света.

— Ложись и гаси, двенадцатый час уже. Все равно выше головы не прыгнешь!

— Не слушай её, сиди, — сказала Сима. — Или я с ней поговорю иначе…

— Нельзя, Сима, успокойся: я почитаю на кухне.

На кухне Варя спустила лампочку и передвинула стол. Из соседней комнаты все ушли на работу в ночную смену, можно было заниматься без помех.

Статья поразила Варю с первого абзаца, так она была написана просто, словно Ленин говорил с ней. Было очень трудно вот так одной в этой ночной тишине читать Ленина, ни с кем не делясь. Не выдержав, Варя встала и вошла в комнату: может, Сима не заснула еще? Но Сима крепко спала. Варя постояла, постояла и ушла снова на кухню, но теперь она уже но замечала, что рядом с ней стоят на плите грязные кастрюли с остатками ужина, закопченная керосинка, а кухонное окно яблоко раздора, — чья очередь мыть, — покрыто толстым слоем пыли.

«…Жить идеёй борьбы, бороться за все светлое и честное, подчинить личное служению народу — вот жизнь, вот подвиг! — думала Варя, сравнивая себя с теми подвижниками из далекой отцовской юности, которые, раз приобщившись к этому источнику, уже больше себе не принадлежали. — И не надо. В этом высшеё счастье».

Несколько дней спустя состоялось общезаводское комсомольское собрание. Варя написала весь доклад, но, начав читать его, сбивалась, от. волнения плохо разбирая собственный почерк. Тогда она отодвинула тетрадку и стала простыми словами излагать то, чем она жила это время, что передумала.

— Великий почин, — говорила Варя, — пусть он начнется с нашего субботника и придет в каждый цех, к каждому станку!

Она говорила теперь свободно, не затрудняясь в выборе слов, бессознательно копируя энергичные жесты отца, высоким, звенящим голосом матери, которая славилась в молодости как лучшая запевала среди ивановских ткачих и умела на маевках, поднявшись на плечах товарищей, крикнуть жаркое, полыхающеё слово.