Писать вводное слово к путевым запискам княгини Ольги Александровны Щербатовой «В стране вулканов» о ее путешествии по острову Ява в 1893 году — дело по-своему нелегкое. Понимая, что будущему читателю почти или вовсе ничего не известно об этом экзотическом крае, предусмотрительная путешественница дала себе труд изучить ряд капитальных работ о Малайском архипелаге и предпослала собственно запискам обстоятельный очерк истории, географических и природных условий, административного и политического устройства той страны, которая в годы колониального господства официально называлась Нидерландской Индией, а 17 августа 1945 года стала независимым государством — Республикой Индонезией, ныне с четвертым по численности населением в мире (свыше 220 миллионов человек).
Благодаря этому очерку достоянием наших соотечественников в конце XIX века стали многие ранее неизвестные сведения о национальном характере людей, населяющих архипелаг и его главный остров Яву, и многие нюансы отношений между голландской администрацией колонии и подданными «Ее Нидерландского Величества» на Малайском архипелаге.
Отчасти почерпнутые из иностранных источников, отчасти, видимо, полученные из бесед с колониальными чиновниками, эти сведения о системе управления колонией и характерные черточки местного политического обихода представляют интерес и в наше время, воссоздавая весьма существенные черты колорита колониальной эпохи в истории Индонезии.
Ольга Александровна таким образом вооружила современников и нынешнего читателя достаточными знаниями, чтобы следовать за ней по дорогам Явы и делиться своими впечатлениями и о природе этих мест, и о встречах с самыми различными людьми. Заметим, что русская княгиня усердно изучала малайский язык и, хотя и не без некоторых трудностей, особенно поначалу, могла общаться с местным населением.
В нелегкое по тем временам путешествие по Яве Ольга Александровна пустилась вместе с мужем — князем Александром Григорьевичем (в записках супруги он фигурирует под инициалом «С.»). Их фамилию мы можем встретить в любом сколько-нибудь обстоятельном источнике по истории дореволюционной России, ее носили министры, губернаторы, тайные советники, высокие придворные чины. Александр Григорьевич Щербатов родился в 1850 году. Окончил Петербургский университет. Участвовал в русско-турецкой войне 1877–78 годов в качестве уполномоченного Красного Креста, за что был награжден орденом Святого Владимира IV степени — наградой по тем временам достаточно почетной, несмотря на малую степень. В 1888–91 годах он был предводителем дворянства Рузского уезда Московской губернии, в 1891 году — уполномоченным по общественным работам в связи с борьбой с голодом в Самарской губернии, а с 1892 года — председателем Императорского Московского общества сельского хозяйства. В 1899 году удостоен придворного звания «камергер», а в 1904 году назначен главноуполномоченным Красного Креста на русско-японской войне. Скончался Александр Григорьевич в 1915 году.
Ольга Александровна (родилась в 1857 году) сочетала в себе кровь двух знаменитейших российских династий — Строгановых и Васильчиковых. В Петербурге на Невском проспекте и поныне красуется великолепный дворец, где прошло ее детство.
Вместе с мужем она совершила несколько путешествий, в результате которых появились на свет ее книги «По Индии и Цейлону» и «Верхом на родину бедуинов в поисках кровных арабских лошадей». Предлагаемая ныне вниманию современного российского читателя книга «В стране вулканов» вышла, таким образом, из-под пера опытной путешественницы и не менее опытного автора. О.А. Щербатова была наделена художественным стилем, и некоторые ее описания путевых впечатлений вызывают в памяти опубликованные несколькими десятилетиями раньше путевые записки И.А. Гончарова «Фрегат „Паллада“» с их простой и изысканной манерой изложения.
Ольга Александровна скончалась в июле 1944 года в Париже, где она жила в эмиграции, будучи пенсионером «Русского дома»: Почти до самого конца с ней рядом была ее верная Серафима, которую она упоминает на страницах книги.
Повторим, путешествие по Яве было не из легких, несмотря на сравнительно молодой возраст супругов, и то, что они избрали уже в третий раз подобный маршрут, делает честь их уму и любознательности. И когда Ольга Александровна упоминает, что в один из дней они пробыли в пути 12 часов, из которых 10 часов — в седле, то у людей, знающих не понаслышке, что такое солнце и влажность в тропиках, возникает представление о сиятельной чете, далекое от тривиального образа изнеженных и сибаритствующих аристократов. Автор чрезвычайно скрупулезна в своих описаниях: если она пишет о растительности, то рядом с художественным изображением цветов и деревьев почти везде указаны их латинские названия, высота места дается с точностью до одного фута, водоизмещение корабля — до одной тонны, а о статях местных лошадей она говорит с ощутимым знанием дела. Это бережное отношение к фактам придает запискам О.А. Щербатовой особую ценность в глазах специалистов и всех читателей.
Однако некоторые места в книге нуждаются в комментариях. Это прежде всего касается тех оценок, которые Ольга Александровна дает методам и результатам голландского колониального правления в Нидерландской Индии. Когда она в заключительных словах своей книги воздает хвалу «благосостоянию и довольству жителей прекрасной Явы под симпатичным управлением голландцев», то эта пастораль звучит диссонансом с ею же самой описанными отношениями между «туземным» населением и белыми господами. Русскую аристократку не шокирует то обстоятельство, что местные жители обязаны приседать при встрече с белыми людьми — ей это кажется «прекомичным». Но вспомним, что в самой России едва минуло тридцать лет после отмены крепостного права, и наверняка в домашнем быту княгиню окружали либо ее бывшие крепостные, либо их дети. Сословный инстинкт Ольги Александровны явно чувствуется в ее отношении к подданным Нидерландской короны.
Автор с полным доверием повторяет панегирики в адрес введенной голландцами в 1830 году системы принудительного возделывания экспортных сельскохозяйственных культур. На деле эта система принесла метрополии 900 миллионов гульденов прибыли, а крестьянам Явы — голод и обнищание, и в 1860-х годах именно по причине ее губительности от нее пришлось отказаться. К сожалению, в перечне источников, использованных О.А. Щербатовой, нет книги, написанной в те годы голландским автором Э.Д. Деккером «Макс Хавелаар, или кофейные аукционые Нидерландского торгового общества». Он выпустил ее в свет как раз в 1860 году под псевдонимом Мультатули (Многострадальный) и с беспощадной откровенностью описал подлинные отношения между коренными жителями колонии и колониальными властями. В книгах по истории Нидерландской Индии, которые прочла Ольга Александровна, наверняка упоминалось и о том, что практически вся колониальная история Инсулинды (островной Индии) была отмечена почти непрерывными восстаниями населения против чужеземцев. Даже в то время, когда супруги Щербатовы путешествовали по Яве, в Аче, на севере Суматры, колониальная армия вела кровопролитные бои против непокорившихся народностей.
Интересные и наводящие на многие размышления наблюдения О.А. Щербатовой относятся к культурной политике Нидерландов в колонии. Она с полным основанием пишет о том, что «голландцы, предаваясь своим колонизаторским инстинктам, никогда не проявляли ни малейших поползновений разрушать все встречавшееся им на пути и резко изменять существующий порядок или заменять его новым». Они «предпочитали пользоваться прежними правителями и сохранять местные обычаи, применяя их в выгоду себе». Отметим это наблюдение как весьма ценное объективное свидетельство того, что консервация традиционной архаики (весьма экзотичной в глазах путешественников, но с определенного исторического момента вредоносной для развития нации) была сознательной и своекорыстной политикой метрополии, так же, как и сохранение невежества. Из цифр, приведенных Ольгой Александровной, следует, что на обучение одного европейского школьника в Нидерландской Индии затрачивалось примерно 160 гульденов в год, а одного «туземного» ученика только 32 гульдена, т. е. в пять раз меньше, хотя и эта «урезанная» форма образования была доступна лишь немногим.
Как и многие другие авторы, писавшие и пишущие об Индонезии, а ранее о Нидерландской Индии, О.А. Щербатова отмечает синкретизм религиозных воззрений жителей Явы (в нашей стране она в этом смысле была едва ли не первой). Скорее всего, ее впечатления были в основном почерпнуты из иностранных источников — для собственных наблюдений у нее попросту не было реальных возможностей. Она пишет, что «влияние магометанства (в Нидерландской Индии — А.Д.) самое поверхностное и религия эта не укоренилась, по-видимому, в сердцах яванцев. Лучшим доказательством холодности их в деле религии служит отсутствие всякой ненависти к европейцам как к неверующим (подчеркнуто О.А. Щербатовой)». Действительно, религиозная нетерпимость в ее чистом виде несвойственна большинству этносов Индонезии, хотя до 90 процентов населения исповедуют ислам, в том числе и на Яве. Надо полагать, что автор усмотрела существенную разницу между ситуацией в Нидерландской Индии и на Арабском Востоке, где они с мужем до этого побывали.
Но положение коренным образом меняется, когда иноверец выступает в роли угнетателя, эксплуататора или просто оскорбителя. В этом случае мусульманин в религиозных канонах и в религиозной морали ищет справедливости, подтверждения неправоты своего противника и, наконец, подтверждения своего права на отмщение. И тогда дихотомия «правый — виноватый» переводится в плоскость «правоверный — неверный» и происходит всплеск религиозного фанатизма, часто несоизмеримый с повседневной ролью религии в жизни того или иного индивида или этноса. (Принято считать, что на Яве не более трети верующих мусульман выполняют все без исключения требования шариата.) Примечательно в этой связи, что ни автохтонные верования, ни сохранившиеся существенные элементы индуистской культуры, ни тем более завезенное колонизаторами христианство никогда не выступали в качестве духовного оформления антиколониальной борьбы (исключение составили индуисты на острове Бали). Под знаменами же ислама индонезийцы не раз выступали против колонизаторов.
«Жизнь протекает беззаботно, — пишет Ольга Александровна, — в стране, где холод, голод и засуха неизвестны. Пища им доставляется всегда удачными посевами риса и множеством плодов, даруемых им круглый год самой природой, почти без всякого с их стороны труда… патриархальное управление голландцев не обременяет их ни излишними налогами, ни работами, поэтому неудивительно, что при таких обстоятельствах они относятся беспечно ко всему в жизни».
Наверное, наша соотечественница была не первой и уж во всяком случае не последней, кто полагал, что роскошная природа влажных тропиков дарит свои плоды человеку без всякого с его стороны труда, хотя в одном месте она мельком говорит о трудолюбии яванцев. Но даже в ее описании возделывание риса — это тяжелый, кропотливый повседневный труд «от зари до зари» на 35-градусной жаре. Холодов индонезийский крестьянин и впрямь не знает, по крайней мере, в нашем понимание этого слова, а вот засуха и, как ее последствие, — голод — поражают острова архипелага отнюдь не редко. Что же касается «патриархального управления» голландцев, то как раз к концу XIX века нарастает процесс обезземеливания крестьян, в частности, за счет перехода лучших земель крупным плантациям, падает производство риса при росте объема экспортных культур.
Думается далее, что европеец, попавший на тропические острова, порой смешивает два понятия — трудолюбие и темперамент. Экваториальный климат располагает к неторопливости, некоторой замедленности в движениях, иначе здесь быстро выбьешься из сил. Медлительность населения стран тропического пояса отнюдь не есть или, во всяком случае, далеко не всегда есть леность. Вместе с тем, справедливо и другое: нельзя отрицать, что запросы людей, их жизненные цели, требовательность к количеству и качеству материальных благ, представление о соотношении материального и духовного действительно существенно отличаются от психологии носителей европейской культуры. В значительной мере это определяется сдерживающим влиянием, которое оказало на развитие индонезийского общества голландское колониальное правление, но списывать все трудности развития только за счет этого фактора значило бы грешить против истины.
Не можем отказать себе в удовольствии привести еще одну пространную выдержку из записок О.А. Щербатовой, где она говорит «об услужливости и вежливости яванцев, всегда готовых отложить свое личное дело, чтобы прийти на помощь другим, черта характера тем более удивительная в неразвитом простом туземце, что она встречается лишь в виде исключения даже между цивилизованными нациями». Конечно, за минувшие сто с лишним лет многое изменилось в Индонезии, как изменились и сами ее жители, но изначальная доброжелательность и готовность прийти на помощь, способность помнить добро остаются чертами национального характера. Что же касается «неразвитости» яванцев, то немного найдется этносов, которым была бы присуща столь сложная и изощренная система представлений об окружающем мире и месте, которое занимает человек вообще и данный индивид, в частности, в этом мире, о связи человека с окружающей средой и о всеобщей гармонии как одной из высших целей и способах ее достижения.
Ольга Александровна именует всех коренных жителей Нидерландской Индии малайцами, как и многие другие авторы, писавшие об этой стране в то время. Отчасти это объясняется тем, что речь шла о населении Малайского архипелага, отчасти тем, что именно малайский язык стал средством межэтнического общения на архипелаге. Но, строго говоря, малайцы как этнос составляют лишь сравнительно небольшую часть населения прежней Нидерландской Индии и нынешней Индонезии (менее шести процентов).
При подготовке книги к переизданию полностью сохранен литературный стиль автора, характерный для языка образованных кругов в России конца XIX века. Уточнения коснулись только орфографии и знаков препинания, да и то не везде: сохранены некоторые случаи «экзотического» словоупотребления (например, «джунгл» вместо «джунгли»), а также написания личных имен, географических названий и заимствований из малайского языка (последние иногда грешат неточностями). Постраничные сноски и комментарии принадлежат как автору, что оговаривается в каждом случае, так и редакции.
А.Ю. Другов, доктор политических наук.