Верхнейвинские староверы

Щербина Денис

Изучение истории и быта старообрядцев является важнейшим аспектом для современных историков – этнографов, религиоведов, фольклористов и краеведов.

Книга уральского краеведа и православного историка Щербины Д. Е. содержит очерки по истории и обычаям староверов посёлка Верх-Нейвинский Свердловской области, являющегося одним из оплотов старообрядчества горнозаводского Урала.

В издании впервые на основе архивных документов, сохранившихся мемуаров, письменных и устных воспоминаний очевидцев проведено исследование истории старообрядческих общин одного из старейших демидовских заводов, описана судьба староверческих церквей и храмов посёлка.

Публикация о погребальном обряде верхнейвинских староверов приоткрывает один из пластов уральской старообрядческой культуры, показывая всё её древнее многообразие и колорит.

В книге приведены фотографии из архива автора и других источников.

Издание может быть интересно краеведам, историкам, исследователям православной культуры и быта, а также интересующимся историей Урала, культурой и бытом старообрядцев.

 

Вступление

На горнозаводском Урале старообрядцы-раскольники появились во второй половине XVII века. Многие из пришлых людей были выходцами из Поморья, из северных губерний Российской Империи.

В устных, письменных легендах и преданиях об уральских старообрядцах повествуется о том, что в наши места ссылались императором Петром I непокорные стрельцы-раскольники. Если опираться на эту легенду, то можно сделать вывод, что ещё с тех времён большинство жителей местных заводов – это раскольники, преимущественно беглопоповцы, позднее перешедшие по причине «оскудения попов» на сторону беспоповцев различных согласий.

В середине XVIII века, в связи со строительством Демидовыми заводов, приток старообрядцев усиливается. Большинство пригнанных на Урал крестьян – приверженцев старой веры – были жителями Нижегородского края.

К концу XVIII века Урал стал одним из центров старообрядчества в России: десятки деревень и заводских поселений были оплотами раскольничества. Одним из таких мест в Пермской губернии был Верх-Нейвинский завод.

 

Старообрядческие храмы и часовни

 

Николаевский храм беглопоповцев

В исторических документах и хрониках, относящихся к Верх-Нейвинскому заводу, сообщается, что первая старообрядческая часовня-храм (длиной в 14 сажень и шириной в 6 сажень) сооружена была «радением старообрядцев» в 1775 году в честь святителя Христова Николы и поставлена «на потребу старообрядческого люда». Находилась часовня на низменном берегу реки Нейвы – месте неудобном и сыром: по весне уровень воды в пруду поднимался, часовню постоянно подтапливало, из-за чего совершение обрядов и служб прекращалось. Однако, несмотря на погодные условия и вопреки трудностям, чинимых властями, в местную часовню для совершения богослужения и треб приезжали даже из окрестных поселений.

В холодный январский день 1813 года к служившему тогда старообрядческому священнику Василию, прибывшему «на время» из Невьянского завода, обратилась с просьбой о венчании молодая пара. Не взирая на царские указы и закон, которым предписывалось «не совершать таинства для пришлых крестьян и тем более не брачить чужеприходных», поп Василий всё же обвенчал молодых, хотя жених был из Шадринских крестьян. Об этом случае самоуправства было доложено Преосвященному Иустину (Вишневскому), епископу Пермскому и Верхотурскому. Тот, в свою очередь, поспешил передать дело на дальнейшее рассмотрение гражданским властям. Спустя несколько лет, в июне 1819 года в Верх-Нейвинский завод с инспекцией приехал главный исправник Верх-Исетских заводов Высотцкий, целью визита которого было расследование дела о венчании в часовне. Посетив старообрядцев и побеседовав со старостой и другими членами общины, он выяснил некоторые обстоятельства.

Оказалось, что никаких документов о возведении часовни и деятельности «оного молитвенного дома» в заводе у старообрядцев нет, и бумаги, кем было дозволено её строительство, также не нашлось. Старики-общинники всё списали на большой пожар, произошедший в заводе в 1790 году, объясняя исправнику, «что, дескать, все важные документы и акты сделались жертвою пламени». То ли от жалости к староверам, то ли ещё по какой причине, господин Высотцкий, не нашёл никакой вины со стороны общинников, а посему к описи имущества, находящегося в часовне, не приступил и опечатывать молитвенный дом не стал. Позднее в своём рапорте исправник сообщит следующее: «опасаясь ропота и нарушения самой тишины и спокойствия, легко произойти могущаго от людей необразованных, которые могут быть готовы ко всякой решимости…»

Так осторожность и рассудительность исправника помогла староверам сохранить свою молельню.

Далее рапорт и пояснительные бумаги были отправлены в Пермское Горное Правление, где чиновники это дело у себя «подержали-подержали», а ходу ему не дали, отправив его позднее в Пермскую Духовную Консисторию. Там, видимо, дело о закрытии в Верх-Нейвинском заводе часовни «погребли» под разными бумагами и забыли о нём надолго.

С ноября 1823 года для общины старообрядцев-беглопоповцев наступает благоприятное время: с разрешения гражданского начальства в заводе поселился беглый священник Парамон Лебедев, служивший ранее в Благовещенской церкви Шуйского уезда Владимирской губернии. Он и стал совершать для заводских жителей различные богослужения и требы. Местные попа Парамона уважали и ценили, так что даже заводской исправник Васнецов 24 февраля 1824 года выписал для более свободного его передвижения по приходам так называемое «подорожное» письмо следующего содержания:

«Объявитель сего Екатеринбургскаго уезда Верх-Нейвинскаго завода старообрядческий священник Парамон Дмитриев сын, имеющий ставленую на священство грамоту, копия с которой препровождена от меня к Господину Пермскому губернатору, уволен от старшин старообрядческаго общества Кунгурской округи в селении Урминской и других, приписавшихся к Верх-Нейвинскому молитвенному храму, волостей – Асовской, Комаровской, Тасонской, Марковской, Голышевской, Березовской и Черноярской. Чего ради господам команду имеющие священника Парамона Дмитриева до означенных мест и обратно пропущать без задержания, в уверение чего и дан сей билет ему Лебедеву с приложением печати».

Обладающему даром слова и лидерскими качествами попу Парамону всё-таки удалось надолго осесть в Верх-Нейвинске. Его решимость помогла мобилизовать всю общину и заняться реконструкцией сырого и ветшающего здания часовни. Получив нужное разрешение у заводского исправника Васнецова и отца-благочинного из Невьянска, при финансовой поддержке заводских управляющих Китаева Егора Артемьевича и Полузадова Ивана Евтихиевича в 1825 году деревянную часовню раскатали на брёвна и перенесли на другое, подходящее для дома молитвы, место. Кроме главного инициатора переноса часовни – попа Парамона – в её возведении принимали участие следующие лица: Дорофеев Иван Федорович, Залесов Ефтихий Иванович, Зубков Иван Тимофеевич, Макурин Василий Иванович и другие жители завода. Всего для работ был привлечён 21 человек.

Позднее в документах отпишут, что часовню перенесли в прежнем виде, заменив только часть гнилых брёвен на новые, не привнеся никаких иных изменений. Однако современники отзывались о часовне как о некоем обширном соборе, внушительном по своему размеру, что, в действительности, так и было.

Новый старообрядческий храм был поставлен в два этажа из добротного дерева. В верхнем помещении находился богатый иконостас, в нижнем – крестильня и исповедальня. В Верх-Нейвинском храме могли разместиться до полутора тысяч человек. Даже наезжавший с инспекцией из Невьянского завода благочинный протоиерей Михаил Мутин о храме-часовне «отзывался с похвалою».

За год до открытия нового старообрядческого храма Пермская Духовная Консистория, согласно официальной статистике о приверженцах старых обрядов, сообщала, что в заводе проживает 205 человек беглопоповцев, умолчав, по известным причинам, о числе приверженцев часовенного согласия, а тех было гораздо больше.

Эскиз беглопоповского храма, позже реконструированного в единоверческий Воскресенский храм, 1824 г. Документ из фондов ГАСО. Публикуется впервые.

В Духов день 7 июня 1837 года Верх-Нейвинский завод посетил Преосвященный Евлампий (Пятницкий) – викарный епископ Екатеринбургский – с целью совершения богослужения в местном православном храме, а также и с намерением посетить и осмотреть старообрядческий храм-часовню. По окончании литургии Преосвященный Евлампий зашел к старообрядцам и был сильно поражён богатым убранством их храма. В сентябре того же года владыка Евлампий в письме Высокопреосвященному Аркадию (Федорову) архиепископу Пермскому и Верхотурскому напишет:

«Здесь (в Верх-Нейвинске – прим. Автора) есть обширная, устроенная со всеми принадлежностями храма многоуважаемая часовня… Часовня их столь поместительная, светлая, в такой чистоте и опрятности содержимая, столь хорошею иконою и прочею утварью снабжённая, при том имеющая алтарь, через освящение тотчас бы обратилась в храм, в истинный дом молитвы. Похвалы часовне и потому и были приписаны… Притом, здесь весьма силён раскол при многолюдстве раскольников, по особенной выгодности состояния их, так как здесь раскольники доселе без всякого прикосновения спокойно жили в своих произволах под защитою управляющего Полузадова и настолько сами по себе не имели никакой причины думать об оставлении раскола, но они ещё и других укрепляли в расколе, имея у себя попа, который в здешних краях остался только один и есть как необычайная редкость и особенность, они и себя считают особенностью…».

Весть о существовании старообрядческого храма в Верх-Нейвинском заводе распространялась по всему Уралу, оттого и шли, приезжали сюда со своими чаяниями и надеждами старообрядцы-беглопоповцы. Особенно приток паломников ощущался в дни Рождественского и Великого постов.

Естественно, в тот период попу Парамону гражданские власти предписывали, «чтобы он не исполнял треб ни у кого из раскольников, кроме тех, которые живут в Верх-Нейвинске».

Постоянно нарушавшему все предписания попу власти грозили высылкой и лишением возможности священствовать открыто. Что и произошло. Отца Парамона всё же перевели на другое место, причиной тому послужил особый случай, последствия которого и привели к его отъезду из Верх-Нейвинска.

А произошло следующее: 11 мая 1834 года состоялось венчание Фомы Китаева – сына главного управляющего Верх-Исетского завода Егора Китаева с купеческой дочерью Матрёной Крыловой. Сам Егор Китаев ранее служил управляющим Верх-Нейвинского завода, хорошо знал и почитал попа Парамона, которого и уговорил совершить таинство в старообрядческом храме Верх-Нейвинска. Тот согласился на это и совершил венчание. Этот факт решили удержать в тайне, и многие обыватели были уверены, что молодых венчали в Верх-Исетском заводе. Тем не менее, тайна эта раскрылась и породила для Парамона многие неприятности.

В конце 1839 года известным на Урале купцом Иоакимом Меркурьевичем Рязановым была построена в Екатеринбурге единоверческая церковь в честь Святой и Живоначальной Троицы. Поскольку про верхнейвинского попа Парамона купец был весьма наслышан как о твердом хранителе древнего обряда, то и пожелал иметь его в своей церкви священником. Горный начальник генерал Владимир Андреевич Глинка нашёл возможность удовлетворить желание Рязанова, приказав исправнику привезти из Верх-Нейвинска в Екатеринбург «оного означенного», при этом пригрозив попу, что «ежели он не согласится исполнить просьбу купца», то тот «отошлёт Парамона на его родину к Владимирскому архиерею». Отец Парамон предпочёл согласиться, смиренно принёс церковное покаяние и был допущен архиепископом Пермским и Верхотурским Аркадием к служению в Свято-Троицкой единоверческой церкви града Екатеринбурга.

После того, как верхнейвинские старообрядцы-беглопоповцы лишились своего духовного наставника, службы у них стали править «головщики» (грамотные и начитанные чтецы), а позднее они стали выбирать наставников из прежних членов общины, и, как правило, ими становились почтенные старики. Со временем беглопоповская община растворилась между единоверцами и часовенными.

27 ноября 1844 года старообрядческий храм по распоряжению главного начальника уральских горных заводов Глинки был закрыт и опечатан. В 1847 году в бывшей молельне был выделен первый (цокольный) этаж для устройства церковно-приходской школы, а в 1878 году было принято решение, подкреплённое архипастырским благословением Преосвященного Модеста (Стрельбицкого), епископа Екатеринбургского о реконструкции Николаевской часовни в единоверческий храм. К имеющемуся деревянному зданию пристроили колокольню и полностью оштукатурили. 10 января 1882 года храм освятили в честь Святителя Николая Чудотворца.

Единоверческая церковь в честь святителя Николая, реконструированная из беглопоповского храма. 1880-е гг. Фото из фондов СОКМ. Фрагмент.

Со времени постройки старообрядцами Николаевского храма, под его священными сводами пребывал образ с ликом Великого Мирликийского Чудотворца Николая. Почитали икону как чудотворную. Позднее усердием прихожан единоверческого прихода икона была украшена серебряным окладом, богато осыпанным увесистыми топазами и аметистами, и, вопреки канонам устройства храмовых иконостасов, этот почитаемый образ был установлен с левой стороны от Царских врат, где, по традиции, обычно помещается образ Пресвятой Богородицы. После закрытия храма икона бесследно исчезла.

1 декабря 1934 года по просьбе пионерской организации общим постановлением Поселкового Совета Народных Депутатов было принято решение храм закрыть. В середине 1950-х годов деревянную церковь снесли и в 1956 году на её месте построили школу.

 

Воскресенская часовня-храм на единоверческом кладбище

Управляющий и главный приказчик Верх-Исетских заводов Григорий Федотович Зотов – известный на Урале покровитель старообрядцев – решил построить в Верх-Нейвинском заводе для ищущих уединения и молитвенных подвигов мужской скит. «И видеша старцы яко людие ко благочестию ревнующиеся умножахуся, и положиша на сердце разум како устроити има для сего жития храмину особу». Для этого на Сухой горе в начале 1820-х годов было выстроено каменное здание на прочном фундаменте из дикого камня. Но замыслу Зотова не суждено было осуществиться. Заселение скита черноризцами так и не состоялось.

12 декабря 1825 года на Российский престол взошёл Император Николай I, который усилил гонения на старообрядцев: начались преследования, и многих приверженцев древнехристианской веры массово ссылали в Сибирь и Закавказье. Известный русский писатель, уроженец Нижегородской губернии Павел Иванович Мельников-Печерский, прирождённый краевед и исследователь старообрядческой культуры, в одном из своих писем по поводу эпохи Николая I пишет: «Нельзя пройти молчанием того, что с 1827 года раскол не только не ослабел, но значительно усилился, и число раскольников чрезвычайно умножилось».

Построенное в виде храма здание скита старообрядцы стали использовать для своих молитвенных нужд, устроив в нём иконостас, тем самым открыв часовню, а на земле, отведённой рядом с моленной для строительства келий, решили устроить погост, на котором по прошествии времени стали производить захоронения умерших жителей, ранее придерживающихся единоверческой традиции. Был на этом погосте особый участок, на площади которого находили последнее пристанище местные старообрядцы.

1 июля 1841 года Верх-Нейвинский завод посетил с архипастырским визитом Преосвященный Анатолий (Мартыновский) епископ Екатеринбургский. После совершения божественной литургии в православном храме завода владыка посетил старообрядческие общины. Позднее свои впечатления о религиозной жизни Верх-Нейвинска он описал в своём путевом журнале:

«Здешняя раскольническая деревянная часовня, построенная наподобие церкви, как по строению, так и по огромности своей, так и по иконостасу великолепна, и далеко во всех отношениях превосходит бедный православный храм сего завода. Кладбищенская раскольническая каменная часовня также несравненно лучше православного храма. В ней (либо при ней – прим. Автора), в особом деревянном строении живёт раскольнический инок Серапион и ещё два человека в виде служителей. На кладбище есть памятники по месту довольно великолепные, особенно воздвигнутый над могилою некоего беглого иеромонаха Иоасафа, который в надгробной надписи расхвален за то, что был отступником святой Церкви».

Тем временем в Верх-Нейвинске собирается небольшая община желающих соединиться с православной церковью на правах единоверия, и в 1839 году по благословению Преосвященного Евлампия (Пятницкого) епископа Екатеринбургского на базе старообрядческой часовни открывается единоверческий приход. К 1847 году число прихожан увеличивается, и по их просьбе заводовладельцы реконструируют каменную часовню на горе в храм, пристроив к ней деревянную колокольню. 1 февраля 1848 года церковь была освящена в честь Воскресения Христова. После закрытия беглопоповского храма в 1844 году всю его богатую ризницу, а именно: иконы, книги, облачения, утварь и 1746 рублей ассигнациями, передали единоверцам Воскресенской часовни. В 1882 году, после открытия большого Николаевского единоверческого храма, Воскресенский приход стал приписным. С той поры в нём только отпевали усопших и совершали другие заупокойные богослужения.

Летом 1941 года этот храм был закрыт, в его стенах в разное время находились пионерский лагерь и склад магния. Всё это постепенно привело к разрушению храма, а приходское единоверческое кладбище и вовсе разграбили, снесли и сравняли с землёй. К середине 1980-х годов храм превратился в руины, которые и передали верующим Русской Православной Церкви.

Началась реставрация, и 25 сентября 1993 года возрождённый Воскресенский храм был торжественно открыт, а 9 ноября 1997 года состоялось его новое освящение.

Воскресенская церковь, реконструированная из часовни беспоповцев. Фото из архива храма в честь Воскресения Христова.

Воскресенская церковь на единоверческом кладбище, 1934 г.

 

Николаевская часовня

С давних лет проживали в Верх-Нейвинском заводе представители Поморского согласия. Самого радикального и, в какой-то степени, фанатичного. Поморцы, так же как и часовенные, отвергают церковную иерархию, службы у них отправляют избранные на то наставники-мужчины, но есть и такие случаи, когда моления возглавляют женщины, которых именуют старицами. Вместе с тем, если в часовенном согласии теплится надежда на возрождение и восстановление у них «истинного и правоверного священства», то поморцы в своём вероучении вовсе отвергли всякие мысли о возрождении церковной иерархии как таковой – потому у них и наставников выбирали из активных прихожан. С течением времени институт наставничества трансформировался в особый чин служителей поморских часовен. И верующие поморцы своих старцев-наставников, совершающих для них различные моления, стали постепенно признавать не простыми мирскими лицами, а как бы священно-иерархическими. Впрочем, эти наставники у них никем не рукоположены, а значит, и сана духовного иметь не могут.

На Московском Всероссийском поморском соборе в 1909 году совет авторитетных старцев-наставников постановил:

«Наших отцов духовных не следует считать простецами, так как и они получают, по избрании приходом, и по благословению другого духовного отца, преемственно передаваемую благодать Святаго Духа на управление церковью».

В некоторых поморских общинах староверы уже титулуют своих наставников священниками. Вслед за поморцами, пошли и другие беспоповские согласия, породившие особый класс наставников с правами на священнодействия. Не отстают и часовенные, у которых в сознании и прежде витал священно-иерархический дух, выродившийся со временем в форму самодеятельного духовенства.

Начиная с XIX века, Пермская Духовная Консистория ежегодно вела статистический учёт по состоянию раскола в губернии, из которого видно, что в середине того же века на территории Верх-Нейвинского завода проживало 99 приверженцев поморского толка.

На протяжении долгого времени все свои религиозные обряды старообрядцы-поморцы отправляли в частных домах, либо ходили в соседнюю деревню Таватуй, которая ранее была уральским центром поморцев и служила местом паломничества к «святым могилам» старцев Гавриила и Панкратия.

С 1858 года таватуйская деревня вошла в состав Верх-Нейвинской волости и прихода, поэтому жителей завода учитывали вместе с соседними деревнями Тарасково, Пальниково и Таватуй.

Из отчётных документов Екатеринбургской Духовной Консистории за 1900 год известно, что Таватуйская поморская часовня действовала с давних времён, а наставником тогда при ней был известный и уважаемый в среде местных староверов Варсанофий Макарович Макаров, происходивший из Тюменских мещан.

Позднее верхнейвинские жители, исповедующие поморскую традицию, каким-то образом получили разрешение от Губернского начальства на строительство своей собственной часовни. В 1884-86 годах на земельном участке в районе современной улицы Просвещения (до 1917 года улица так и называлась “Часовенная”) ревнители старой веры за свой счёт возвели деревянную часовню в честь и память святителя Христова Николы.

По архитектуре молитвенное здание больше походило на классический храм, так как, вопреки традиции возведения часовен, верхнейвинская моленная была с колокольней. Устроители часовни даже пытались установить на звоннице колокол и по этому поводу писали ходатайство в Екатеринбургскую Духовную Консисторию. Но Екатеринбургским Духовным Правлением все их попытки пресекались, «потому, что компаны суть колокола есть принадлежность православной церкви, а не часовни раскольников». По прошествии времени, вскоре после царского Манифеста о веротерпимости, провозглашённого 17 октября 1905 года, старообрядческой общине всё же удалось установить на звоннице небольшой колокол весом 3 пуда и 35 фунтов.

Рядом с вновь построенной часовней ранее находилось старообрядческое кладбище, на котором совершали захоронения именитых и уважаемых жителей из числа старообрядцев. Были на том погосте могилы почитаемых старцев-наставников и чернецов. Места их погребения украшали почти не обработанные каменные плиты и стелы, на которых были высечены строгие аскетические эпитафии, состоящие из молитвенных текстов и имён. Ранее местные жители рассказывали, что около часовни стоял небольшой домик, наподобие усыпальницы, внутри которого были могилы особо почитаемых старцев, украшенные каменными и чугунными плитами. Позднее всё старообрядческое кладбище разорили.

Одним из первых наставников был старец Гавриил Тарасович Журавлёв, головщиком-чтецом – Даниил Семёнович Колегов, позднее перешедший в официальное православие и принявший сан священника. Будучи уже верным чадом православной церкви, он напишет свои воспоминания о жизни в старообрядчестве. Среди разных наименований населённых пунктов, в которых он побывал, а позднее описал, упоминается Верх-Нейвинский завод. У читателя есть уникальная возможность через эти записи очевидца тех событий погрузиться в прошлое местных старообрядцев:

«Прожил я (Даниил Колегов – прим. Автора) в Каслях три года и не захотел служить в скучливой молельне, выехал в 1889 году в Верх-Нейвинский завод, где поступил в часовню в служители. Вот тут-то и встретил я страшное самочиние.

В то время был старостой М. С. Б. неграмотный. Он был и главный распорядитель в часовне. Если надо поставить свечу иконе Воскресения Христова, он ставит к иконе Седми Отроков и прочее. Однажды пришёл он в часовню накануне Благовещения, (Благовещение было в субботу на пятой неделе поста, а Пасха Христова была 9 апреля) и распорядился, чтобы свечи местныя были все выставлены к празднику. Пасху, сказал он, помолимся и с огарками, Благовещение больше Пасхи. При этом рассказал сказочную историю. Однажды, говорил он, Благовещение было в Пасху, старики молились Пасхе, служба уже кончилась, а всё не светает. Но как стали молится Благовещению, то рассвело и сделалось дальше полдней.

На всё это я смотрел с прискорбием. Но когда остался я головщиком, то, имея большую власть, я стал отстранять М. С., да и старики его удалили. В то время наставником был почтеннейший старичок Гавриил Тарасович. Забавный был старик! Бывало, на обеде подадут на стол пирог – он не надкусывает, его угощают, а он с улыбкой напомнит про чудо в Кане Галилейской, где Христос воду претворил в вино. Хозяева сей час же, захлопочут насчёт графинчика, и он угостится до зела.

В часовне тоже происходило немало непорядка. Во время праздников только начнут петь «Хвалите имя Господне», поднимается страшный шум и делается перерыв службы. Это беснующиеся женщины безобразничают. Но я слыхал, что их исцеляют сами мужья хорошим хлыстиком, и в лесах тоже видел, как оне притворяются. Поэтому я и стал их удалять в сени, и оне там преспокойно простаивали без всякого волнения, а по времени не стало и беснующихся.

Когда стал опять приходить прежний староста М. С., тогда я уехал из Верх-Нейвинска в 1891 году в Кунгурский уезд в деревню Лебедята Осинцевской волости».

В тот период службы в часовне также совершали: Михей Петрович Астраханцев, со временем перешедший к староверам Нейво-Рудянского завода, а с 1900 года верхнейвинскую общину возглавлял приехавший из Кунгурского уезда Александр Игнатьевич Медовщиков, который позднее был назначен старшим наставником в Свято-Троицкой часовне Невьянского завода.

В ноябре 1887 года головщиком-певцом в часовню поступил ранее служивший в Екатеринбургской малой часовне Поликарп Вавилович Мягков. В феврале 1903 года он и его семья присоединились к православной церкви на правах единоверия. А с 25 октября того же года он стал служить псаломщиком Верх-Нейвинской Николаевской единоверческой церкви.

По сведениям Екатеринбургской Духовной Консистории, в первое десятилетие XX века количество приверженцев древнего благочестия разных направлений, которые проживали в Верх-Нейвинске, постоянно менялось в связи с миграцией населения и возможности открыто исповедовать свои убеждения.

В 1905 году, в период провозглашения Манифеста о веротерпимости, в Верх-Нейвинском заводе обитало 1190 человек, живущих в расколе, из них поморцев – 705 человек, беспоповцев часовенного согласия – 485 человек. К концу десятилетия первоначальная поморская община распалась и частично слилась с верующими часовенного согласия, которые к тому времени обладали правами на совершение в часовне всякого рода молений. К началу 1910 года в заводе проживало 1147 старообрядцев. Большинство из них были представителями часовенного согласия.

С октября 1910 года крупную общину часовенных старообрядцев возглавил местный житель Вершинин Филипп Ильич. Человек он был деятельный, грамотный и, сразу заслужив доверие, пользовался у общинников большим авторитетом.

В конце сентября 1911 года Филипп Ильич возглавил делегацию от Верх-Нейвинского завода на старообрядческом съезде в Екатеринбурге. В делегацию входили старшины общины: начётчик Арапов Александр Евстратьевич, староста Кречетов Косма Андреевич, иконник Калашников Емельян Иосифович, Чуванов Иван Иванович, Панов Порфирий Васильевич, Соляков Григорий Екимович и Макурин Фирс Игнатьевич.

На собрании совета общин, состоявшемся 30 сентября, было решено создать совет братства, в который единогласно были избраны 42 делегата. Вошли в этот совет и представители старообрядческой беспоповской общины Верх-Нейвинского завода Вершинин, Калашников, Арапов и Макурин.

В 1912 году старообрядческую общину, как говорят в таких случаях, «Господь посетил»: случился сильный пожар. Сухая деревянная часовня сгорела, но старанием и усердием наставника Филиппа Ильича была вновь отстроена в прежнем виде (длиной 21,3 м., шириной 6,13 м.), как и ранее, со звонницей.

В течение девяти лет Вершинин Ф. И. исполнял должность наставника-настоятеля, совершая различные молебствия по старообрядческому уставу беспоповцев, пока не скончался 27 декабря 1919 года. После его кончины общину под свою опеку взял известный тогда у старообрядцев старец-чернец Антоний (в миру Апполинарий Лукич Поздняков) из Верхнетагильского завода, а после него наставником стал Максим Петрович Баглаев, скончавшийся 4 декабря 1928 года.

Фрагмент иконостаса старообрядческой часовни. Начало XX в, пос. Верх-Нейвинский

С победой большевиков повсеместно началась острая борьба с верующими, и везде происходило закрытие культовых сооружений. Чтобы как-то показать новой государственной власти своё существование, на местах были организованы переписи верующего населения, которых объединяли в группы по конфессиям. Из аналогичной переписи по Верх-Нейвинскому поселку за 1921 год известно, что в тот период здесь проживало 2175 человек, открыто заявивших о своей принадлежности к той или иной христианской традиции, из них было выявлено 325 человек старообрядцев, не приемлющих священство. В тот же год была составлена опись имущества Николаевской старообрядческой часовни.

«Здания: храм деревянный, крытый железом один – цена 15000 руб.; подсарайник, крытый железом один – цена 100 руб.; колокол на колокольне медный один – цена 442 руб. 50 коп. Имущество в храме: подсвечников медных 5 шт. – цена 500 руб.; подсвечников железных 5 шт. – цена 50 руб.; лампад медных 34 шт. – цена 441 руб.; паникадило 2-х ставное медное одно – цена 600 руб.; паникадило одноставное медное одно – цена 300 руб.; крестов деревянных 3 шт. – цена 340 руб.; крестов медных 8 шт. – цена 480 руб.; образов на дереве 7 шт. – цена 1200 руб.; образов на дереве 12 шт. – цена 1000 руб.; хоругви на шестах две шт. – цена 200 руб.; риз на образах бисерных 2 шт. – цена 40 руб.; риза на образ медная одна – цена 100 руб.; окладов на образа медных 7 шт. – цена 441 руб.; окладов серебряных 7 шт. – цена 170 руб.; окладов никелированных 2 шт. – цена 40 руб.; венец на образ медный один – цена 5 руб.; кадильниц медных 2 шт. – цена 25 руб.; подсвечников медных 3 шт. – цена 15 руб.; аналоев деревянных 4 шт. – цена 16 руб.; ковров для полов шерстяных 2 шт. – цена 200 руб.; платков разных шелковых 10 шт. – цена 300 руб.; пелен на аналое из парчи 8 шт. – цена 1020 руб.; покровы для умерших полотняные 2 шт. – цена 25 руб.; печи кирпичные с железными кожухами две – цена 1050 руб.; ящиков деревянных для свечей два – цена 120 руб.; сундуков деревянных, окованных железом два – цена 12 руб.; ведер водоносных железных 4 шт. – цена 25 руб.; ковшей железных луженых 2 шт. – цена 5 руб.; рукомойник чугунный один – цена 5 руб.; ящик деревянный один – цена 20 руб.; часы стенные одни – цена 15 руб.; книг служебных в кожаных переплетах 14 шт. – цена 246 рублей».

Через год в стране начался мощный процесс по изъятию церковных ценностей, якобы в пользу голодающих. Подверглись разграблению все действующие тогда на территории РСФСР религиозные объединения, в том числе и старообрядческие. 8 мая 1922 года по Верх-Нейвинску ходила от храма к храму комиссия, в состав которой вошли местные жители и духовенство, среди них был наставник Максим Баглаев. Не обошли они тогда стороной и часовню, из которой в тот день было изъято:

«Риз серебряных с икон 1 шт[ука] 29 зол[отников], 1 шт[ука] 2 фунта 14 зол[отника], 1 шт[ука] 1 фунт 01 зол[отников] Всего собрано из старообрядческого храма-часовни 3 шт. весом 3 фунта 44 золотника».

Также в тот день были изъяты все метрические книги за 1908-1921 гг., которые до того бережно хранились в часовне.

В конце 1920-х годов общину беспоповцев возглавил новый наставник – Косма Андреевич Кречетов (1873-1942) – бывший староста часовни.

В 1941 году по просьбе трудящихся граждан посёлка и Исполкома Невьянского райсовета Свердловский облисполком Постановлением № 1589 от 4 июля часовню закрыл.

Решение о закрытии церквей и часовни на территории пос. Верх-Нейвинский, 1941 г. Документ из фондов МУ ГАНГО.

Тут же вскоре спилили с неё два креста, которые до сих пор сохранились на могилах Старого кладбища, и разобрали колокольню. В феврале 1943 года Решением № 12 Жилищного комитета Верх-Нейвинского поссовета здание часовни было передано артели инвалидов «Труженик» под устройство в ней швейной и сапожной мастерских. Позднее в помещении бывшей часовни провели перепланировку и эксплуатировали его как женское общежитие. В 1968 году из-за ветхости здание старой деревянной часовни снесли. Часть крепких брёвен была использована при строительстве барака по улице Нагорной.

Старообрядческое кладбище, как и единоверческое, подверглось уничтожению и разграблению. До сегодняшнего дня на одном из огородов сохранилось несколько фрагментов каменных надгробий, которые служат ярким образцом народной мемориальной пластики: это горизонтальные плиты и стела, высеченная примитивным способом, которая буквально испещрена изображениями символов Страстей Христовых. Когда-то это надгробие украшало место последнего упокоения черноризца Космы.

Стоит отметить, что особую историческую ценность этим памятникам придаёт их принадлежность к старообрядческой культуре. А значит, эти артефакты требуют более глубокого исследования.

Николаевская старообрядческая часовня, 1936 г. Фото из архива Клементьевой Т. П.

Часовня, начало 1960-х гг. Фото из архива Клементьевой Т. П.

Надгробие со старообрядческого кладбища (находится в огороде частного дома). Фото автора

Надгробная плита со старообрядческого кладбища (находится в огороде частного дома). Фото автора

 

Часовни-молельни

С первых же моментов заселения старообрядцев в Верх-Нейвинском заводе самые активные из них тяготели к устройству в своих домах собственных молелен, где собирались целыми семьями на молитву. Чаще всего главными организаторами таких частных молебных домов были представители старообрядцев-беспоповцев.

В конце XIX века община часовенного согласия, также как и поморская, устраивают свои молитвенные дома. К сожалению, неизвестно, где территориально они находились.

«Беспоповщинская молельня, построенная в 1884 году, наставник в оной Федор Евстигнеевич Кадцын.

Беспоповщинский молитвенный дом, устроенный в жилом доме у Осипа Филатовича Мельникова без согласия властей. Наставник при оном Иван Григорьевич Назимов».

В прошлом небольшие домашние молельни имелись во многих частных домах жителей Верх-Нейвинска, в том числе и у нескольких официальных прихожан Николаевской единоверческой церкви, которые, скорее всего, у себя дома «по-настоящему староверили» или, как тогда говорили, «кержачили».

Реконструкция старообрядческой молельни

 

Различные скиты и монастыри

Самый старый из скитов в окрестностях Верх-Нейвинска находился в трёх верстах от завода, в районе скал «Семь Братьев». Когда именно он был основан, так и остаётся пока загадкой. До 1917 года многие местные жители, а также пришлые старообрядцы в особые дни памяти совершали туда паломничество к «святой могиле» старца Климента.

В одной новоуральской семье хранится большой старый лист бумаги, на котором аккуратно чернилами выведен рукописный текст, с упоминанием про этот скит:

«…кладбище, работая веслами, они поют «Святый Боже». Цель перевозки в лодке умерших, так, чтобы не дать соблазна для православных местных жителей и вдоволь напеться надгробными песнопениями.

На упомянутом кладбище до 100 могил и на каждой из них вместо крестов столбики с медными иконами. Здесь (в скиту – прим. Автора) погребён известный иеромонах, или, как называют его раскольники, «Инок-схимник» Климент, строитель и игумен последних скитов мужского и женского, существовавших вблизи Верх-Нейвинского завода. На его могиле в летнее время раскольники служат всенощные бдения».

Вероятнее всего, этот фрагмент о посещении скита был написан кем-то из духовных лиц.

Есть сведения, что большой по тем временам мужской скит находился в районе современной улицы Нагорной (когда-то это была почти окраина завода).

Посещавших ранее Верх-Нейвинский завод правящих архиереев всегда интересовал вопрос не только старообрядческих часовен, но и то, как вообще живут, чем занимаются и какова численность в здешних местах представителей старообрядческих течений. В своём дневнике Преосвященный Анатолий (Мартыновский) епископ Екатеринбургский о визите в Верх-Нейвинский завод 1 июля 1841 года сделал следующую запись, в которой он описал своё посещение старообрядческих скитов:

«В раскольническом мужском скиту около 18 иноков и послушников, из первых один называющийся Илларионом довольно начитан.

При посещении женского скита, состоящего в лесу, вне завода, молодые инокини и послушницы скрылись, только явились дряхлыя, хромыя и кривыя.

Между господскими и помощниками управляющего домами женский скит имеет здание прочное. Начальница скита отлучилась в Кунгур, явилось две сестры, из коих одна сильно дряхлая».

И в самом заводе в старообрядческих домах, как правило, часто устраивали небольшие общежительства-скиты, в которых принимали странствующих и белых иноков. Так, в районе Крутяка по Береговой улице (ныне Таватуйская) в частном доме существовал небольшой женский скит, где в духе старой веры старицы тайно обучали детей грамоте.

Позднее на базе этого небольшого общежития известный в округе старец Антоний Поздняков в 1915 году открыл женский старообрядческий монастырь – царское правительство своим Высочайшим указом от 17 октября 1906 года уже не воспрещало устраивать и открывать различного рода старообрядческие общины, скиты и монастыри. Возглавила вновь устроенную обитель из двенадцати насельниц мать Агафья Афанасьева.

После её кончины в 1924 году монастырём стала управлять местная жительница игуменья Афанасия Сампсоновна Кротова, вдова станционного жандарма, поступившая в монастырь послушницей в год его открытия.

В 1932 году по решению Верх-Нейвинского поссовета монастырь был закрыт, а всё его имущество было полностью конфисковано.

Старец Антоний Поздняков

Вскоре по просьбе уральских руководителей общин часовенного согласия, авторитетных старцев-наставников – Исаака Григорьевича Рукавишникова и Порфирия Василисковича Исакова – бывшие насельницы разогнанного монастыря стали хлопотать о его возрождении. Пользуясь немалым авторитетом среди старообрядческого населения Урала, старцы собрали деньги на приобретение земельного участка и дома в Верх-Нейвинске. В конце 1932 года ими было собрано около шести тысяч рублей. На «выселках от завода» игуменья Афанасия купила два дома, в которых поселились старообрядческие старицы.

Прознавшие про восстановление монастыря, действующего тогда на нелегальном положении, староверы украдкой потянулись в обитель для совершения религиозных обрядов и для приобретения различных книг, которые распространялись в монастыре с целью укрепления религиозного духа верующих.

В летний период в монастырь съезжались почтенные и уважаемые старцы-наставники с разных областей, совершая при стечении многочисленных паломников торжественные моления. Все финансовые расходы по содержанию приезжих старцев оплачивала монастырская казна.

В скромном иноческом меню преобладали овощи и крупы, а в положенные по уставу дни подавали рыбу, которую ловили в большом количестве. Её излишки, вместе с овощами, выращенными на монастырском огороде, продавали на верхнейвинском базаре. Занимались насельницы и пчеловодством: до 1936 года разнотравный мёд собирали с пасеки, состоящей из 15-ти ульев.

До момента закрытия старообрядческой обители в ней проживали: мать игуменья Афанасия Кротова, проповедница Кокорина Александра Андреевна, проповедница и бывшая ключница прежнего монастыря Девяшина Агафья Лукояновна, наиболее грамотная и пользовавшаяся большим авторитетом проповедница Веншегонова Клавдия Самсоновна, 15-ти летняя воспитанница монастыря, послушница-батрачка Пиунова Олимпиада Фирсовна, послушница Глинских Марфа Агеевна, бывший торговец, авторитетный проповедник Беломестнов Илья Александрович, проживавший в монастыре с 1933 года до самой смерти, последовавшей в 1937 году.

С осени 1937 года в монастыре проживал барнаульский старец Макарий, который летом 1938 года вместе с шумихинским старцем Ефремом уехал в Сибирь в старообрядческий монастырь на реке Енисей.

13 июня 1938 года местные власти монастырь окончательно закрыли. Игуменью Афанасию 17 июля того же года арестовали и 2 октября 1939 года осудили и приговорили к десяти годам лагерей.

За несколько дней до её ареста, 11 июля, был арестован старец Порфирий, которого 20 октября 1939 года также осудили и приговорили к десяти годам лагерей.

Так закончил своё существование один из известных на Урале в старообрядческой среде женский монастырь.

Захоронения старообрядцев в скиту, 1909 год

 

Места паломничества

Так же, как и многие уральские старообрядцы, верх-нейвинцы совершали паломничества к «святым могилам» старцев – старообрядческих иноков-отцов Максима, Германа, Григория и Павла, которые обрели последнее упокоение на Весёлых горах неподалёку от Верхнетагильского завода. На рубеже XIX и ХХ веков популярным местом паломничества уральских старообрядцев были верхнейвинские монастыри и скиты.

На протяжении многих лет старообрядцами почитается место захоронения («святая могила») инока-схимника Павла в районе Безымянной горы, что в 20-ти километрах от Верх-Нейвинска, в густом лесу.

Более 150-ти лет тому назад подвизался в этих местах отшельник старец-схимонах Павел. Жил он в небольшой деревянной келье, питался грибами, ягодами и лесными травами, пил воду из лесного родника, который существует и поныне. После кончины чернеца 1 декабря (год неизвестен) он был погребён на месте своих подвигов.

По своим годам он был ещё юн, но для благочестивого старообрядца он был в прямом смысле слова «старцем». Не в физическом понимании, а в духовном, сакральном. Был схимник Павел старцем по духу. С истечением времени его могила стала местом паломничества. Вот что рассказывали сами старообрядцы:

«В летнее время, особенно ко дню Святой Троицы, из посёлка на могилу собиралось много народу. Шли целыми семьями и оставались у могилы в течение нескольких суток, совершая молебствия с чтением кафизм, пением канонов и молебнов. Тут же женщины готовили еду, и после моления все дружно трапезовали. Для приготовления пищи воду брали из родника, из которого ещё сам старец Павел утолял жажду.

Когда-то, ещё в довоенное время, над могилою была деревянная сень на четырёх столбах, а окрест могилы стояли деревянные лавки, на которых при долгой службе сидели.

После большого лесного пожара, происшедшего то ли в 1950-х или 1960-х годах, всё сгорело, а вот крест уцелел, только он позднее от времени разрушился».

В наше время многие верхнейвинские старообрядцы об этой могиле позабыли, а то и вовсе не слыхали. Посещают её только представители одной старообрядческой семьи. Помнят они, как их деды и родители приходили к могиле старца Павла со своими печалями и радостями. Самое главное, говорят они, «сохранить память и передать знание о заветной тропинке к могиле инока-схимника Павла своим детям». Усердием семей Кречетовых и Никифоровых в 2007 году на месте упокоения старца был установлен новый деревянный крест.

В годы Советской власти старообрядцами из посёлка стала почитаться другая «святая могила» – старицы Платониды, находящаяся в Ревдинском районе в лесной зоне около деревни Краснояр.

Из различных источников и преданий известно, что ещё в XVIII веке поселилась в уральских лесах старица-подвижница Платонида, которая бежала от властей и суеты. Жила скромно, по иноческому уставу, чем и привлекала к образу такого жития других ищущих духовного спасения людей.

Скончалась старица около 1785 года. С той поры и притекают ревнители древнего благочестия на поклон подвижнице.

Неподалёку от её последнего пристанища бьёт из земли хрустальной чистоты ключ, с давних лет именуемый святым, а все приходящие к могиле старицы совершают в его холодных водах омовение с надеждой на исцеление своих недугов. Долгое время притягивала к себе эта живительная влага верхнейвинских паломников, приезжающих в те места.

Могила инока-схимника Павла. Фото Клементьевой Т. П.

 

Старообрядческие иконописцы, святые образа для пользы благочестия писавшие

Для создания иконостасов в домах и молельнях использовали иконы старого письма, которые хранились в семьях как величайшие реликвии и святыни. По прошествии времени, в связи с развитием Невьянской иконописной традиции старообрядцы стали заказывать для себя у мастеровых людей, «иконному искусству способных», вновь писаные образа.

В Верх-Нейвинске иконописным промыслом тогда занимался мастер-иконник Василий Иванчин, проживавший в заводе в период конца XVIII века и первой четверти XIX века. Также он писал образа и для других жителей современного Невьянского района.

В 1830-х годах в Верх-Нейвинском заводе тогда проживали беглые иконописцы братья Ганенковы Александр и Киприан. Известно, что Александр Федорович Ганенков родился в 1824 году в крестьянской семье в деревне Гора Богородского уезда Московской губернии. До прибытия на Урал проживал в старообрядческом центре «Гуслицы», где выполнял заказы, писал иконы. В статье С. А. Белобородова «Гуслицкие старообрядцы – уральские иконописцы», опубликованной в сборнике «Православие в судьбе Урала и России: история и современность», есть эпизод, связанный с братьями Ганенковыми:

«В эти же годы на Невьянском и Верх-Нейвинском заводах писали для местных раскольников образа крестьяне… Александр и Киприан Федоровичи Ганенковы. Так, в частности, Киприан написал несколько икон в единоверческий храм Уткинского завода, а Александр – в Рудянскую церковь.

В 1848 году Александр переехал в Екатеринбург, где сумел получить от городской ремесленной управы «позволительное на иконописание свидетельство», утаив свою приверженность староверию. Когда же местный полицмейстер изобличил его, Александр Ганенков вновь ушёл на Верх-Нейвинский завод.

В декабре того же года верхнейвинский исправник рапортовал, что он навестил Ганенкова и запретил ему заниматься иконописанием. Что касается Киприана, то выяснилось, что он с конца 1830-х годов постоянно жил и работал в Невьянском заводе. Местному исправнику было приказано найти его и тоже запретить заниматься иконописанием».

Проживали тогда в Верх-Нейвинском заводе и другие мастеровые по иконописному делу, пришедшие на Урал из Московской губернии: Тарас Михайлов с работниками Ивановым и Терентьевым. Были в ту пору и свои местные умельцы, такие как Ипатий Шарыпов, мастер позолотных дел Макурин Александр Феофилактович, который в 1878 году уехал в Екатеринбург и работал там в позолотной мастерской по улице Солдатской, дом 28. Залесов Евтихий Иванович, «будучи старостой верхнейвинской сельской общины, писал иконы, обучившись этому ремеслу у Невьянских родственников Чернобровиных и Деевых» – (из сообщения дальней родственницы Залесова Быковой И. М.).

Одним из последних иконописцев, кто работал в Верх-Нейвинске, был Калашников Емельян Иосифович (1855-1936). У него была небольшая мастерская по Тестовой улице, размещённая на первом этаже дома одного из попечителей местной часовни Чуванова Ивана Ивановича, также активного члена верхнейвинской старообрядческой общины. В мастерской Калашников писал иконы и отливал из меди со старых образцов медно-литой пластики копии крестов, икон и складней, а также паял из меди лампады, кадильницы – кации. Реализацией икон и утвари занимался купец Иван Иванович Чуванов, предлагая эту художественную продукцию на различных торжках и ярмарках. В собственном доме по Торговой улице у Емельяна Иосифовича также была своя домашняя моленная.

Дом иконописца Е. И. Калашникова. Фото автора

 

Старообрядцы XX века

 

Поповцы

В наши дни в посёлке Верх-Нейвинский, кроме старообрядцев часовенного согласия, живут и те, кто приемлет священство, то есть старообрядцы-поповцы. В 1923 году бывший иерарх Русской Православной Церкви, архиепископ Саратовский и Петровский Николай (Позднев), находясь в обновленческом расколе, перешёл к бывшим беглопоповцам. Своим переходом в старообрядческую церковь архиепископ Николай возродил в ней трёхчинную иерархию. Позднее, с появлением новых старообрядческих архиереев в стране, где на религиозную деятельность были наложены запреты, а в советском обществе повсюду велась атеистическая пропаганда, появились новые приходы Древлеправославной Церкви.

В начале 1930-х годов часть верхнейвинской старообрядческой общины, во главе с наставником Космой Андреевичем Кречетовым перешли на сторону старообрядцев, приемлющих священство, став, тем самым, духовными чадами Русской Древлеправославной Церкви.

Наставник Косма Андреевич Кречетов (1873-1942). Фото из архива семьи Никифоровых

Со временем местная община возросла и сформировалась в «тайный приход». В 1950-х годах верхнейвинский приход окормлял епископ Белибеевкий и Белорецкий Евсевий (Самарцев). Служа на Удмуртской кафедре, он часто бывал в небольших старообрядческих общинах Сибири и Урала.

Старообрядческий епископ Евсевий во время посещения пос. Верх-Нейвинского. Снято у дома семьи Кречетовых, 1956 г. Фото из архива Никифоровой К. Л.

Посещая верхнейвинский приход, епископ Евсевий в доме семьи Кречетовых тайно служил литургии и совершал различные таинства. Впоследствии в общине возрос один из иерархов Древлеправославной Церкви епископ Пермский Леонтий (в миру Леонид Кузьмич Кречетов).

Он родился 29 апреля 1912 года в Верх-Нейвинске. В 12 лет Леонид встал на трудовой путь: работал жестянщиком на Калатинском и токарем на Верх-Нейвинском заводах. После выхода на пенсию, Леонид Кузьмич Высокопреосвященным Павлом (Машининым) архиепископом Новозыбковским, 14 августа 1972 года был рукоположен в сан священника и направлен в приход в честь святителя Христова Николы деревни Ваньково Красновишерского района Пермской области.

После кончины супруги Александры Дмитриевны (1916–1976) в 1977 году общим решением Собора Русской Древлеправославной Церкви отец Леонид пострижен в монашество с именем Леонтий и 7 июля того же года возведён в сан епископа с оставлением на приходе в Ваньково с титулом Епископ Пермский.

Скончался Преосвященный Леонтий 9 декабря 1996 года в деревне Ваньково, там и погребён.

Слева направо: Леонид Кузьмич Кречетов, епископ Евсевий, Ефим Кузьмич Кречетов, 1956 г. Фото из архива Никифоровой К. Л.

Прихожанка храма в Ваньково Ольга Тодощенко вспоминает:

«[епископ Леонтий] являл взору непривычную картину: белобородого старца-владыку вне службы нередко можно было видеть в крестьянской рубахе с рубанком в руках. Кречетов с сыновьями не просто укрепил и расширил общину, но и отстроил деревню. Сначала рубили крепкие и высокие избы съезжающей сюда родне по крови и вере, обустроили церковный дом и гостиницу при нём. Потом научили строительным премудростям местных жителей.

А затем взяли бригадный подряд для всего тамошнего хозяйства ‹…› Епископ Леонтий организовал старообрядческую общину в Соликамске.

Первоначально богослужения проводились на квартирах верующих, а в 1992 году на семейном совете Кречетовых было принято решение начать строительство в Соликамске деревянного древлеправославного храма в честь святителя Василия Великого. Автором проекта был младший сын епископа Леонтия Виктор Кречетов, который руководил и бригадой строителей. 4 ноября 1995 года было совершено освящение храма ‹…› Однако, в феврале 2000 года храм полностью сгорел, но уже через несколько месяцев был отстроен заново».

Сыновья епископа Леонтия – Никанор, Борис, Анатолий и Константин – получили духовный сан и служат в приходах Русской Древлеправославной Церкви.

В одном из церковных календарей на 1997 год, напечатанном в Новозыбковском старообрядческом центре, есть небольшая заметка о приходе в деревне Ваньково и его настоятеле отце Никаноре, который продолжает дело своего отца епископа Леонтия:

«Ваньково (Пермская область). Настоятель храма в честь святителя Христова Николы священноиерей Никанор Кречетов проводит среди местных жителей большую работу по приведению к вере в Бога неверующих и маловерующих.

В качестве главных аргументов для убеждения в бытии Божием этого контингента людей отец Никанор использует свидетельства верующих учёных и других знаменитых людей об их вере в Бога и об истинности христианства, которое можно почерпнуть в ряде изданий, выпускаемых Архиепископией.

… Подлинное духовное возрождение пережил за прошедшие годы священник Никанор Кречетов. Теперь это один из лучших священнослужителей Русской Древлеправославной Церкви, которого украшают смиренномудрие, страх Божий, многие христианские добродетели.

Священноначалие Русской Древлеправославной Церкви возносит Господу Богу благодарственные молитвы за то, что у них есть на ниве церковного служения такой собрат, как священноиерей Никанор».

Епископ Пермский Леонтий (Кречетов) с сыновьями Никанором и Константином (тогда ещё диаконами), 1977 г. Фото из архива Никифоровой К. Л.

Архиепископ Новозыбковский Геннадий (Антонов) и епископ Леонтий (Кречетов), 1980 г. Из архива Никифоровой К. Л.

Архиепископ Новозыбковский Геннадий (Антонов) с духовенством и прихожанами. Среди священства стоят братья священники Константин и Никанор Кречетовы, 1980-е гг. Фото из архива Никифоровой К. Л.

Архиепископ Новозыбковский, Московский и всея Руси Иеремия (Матвиевич, 1883-1969). Фото из архива К. Л. Никифоровой

Архиепископ Новозыбковский, Московский и всея Руси Павел (Машинин, 1905-1980). Фото 1969 года из архива К. Л. Никифоровой

 

Беспоповцы

После закрытия и разорения Николаевской старообрядческой часовни немногочисленная община стала собираться по домам своих единоверцев. Ранее в районе перекрёстка улиц Калинина и Евдокимова, в одном из жилых домов была устроена моленная-часовня. Старожилы вспоминали, что во дворе этого дома был выкопан колодец с чистой питьевой водой. В дни особых праздников церковного календаря служители моленной эту воду освящали, устраивая прямо во дворе соответствующий чин, возжигая близ колодца множество свечей.

Печать верх-нейвинской старообрядческой общины беспоповцев. С документа 1921 года из фондов МУ ГАНГО

В годы Великой Отечественной войны, брачить (брачение – то же, что и свадьба), крестить детей и погребать по старообрядческим традициям верхнейвинцам помогал живущий при моленной наставник, или, как к нему обращались, «дедушко» Мартемьян.

Бывало, что, кроме верующих, к нему в моленную приходили молодые коммунисты. Подсмеиваясь над стариком, они устраивали в часовне погромы. Позднее, когда наставника Мартемьяна не стало, местные власти больше не разрешали собираться в его доме. После чего все иконы старообрядцы разобрали по домам, а моленную вскоре снесли.

В 1946 году в Верх-Нейвинск на постоянное жительство приехал из деревни Карпушиха религиозно грамотный и начитанный человек Елиферий Софонович Татауров (1888 г. р.), который, став наставником, возглавил старообрядческую общину и совершал для посельчан молебствия и требы.

После его кончины, последовавшей 25 августа 1972 года, моления для местных старообрядцев стала проводить его сноха Антонина Филимоновна. Кроме неё, в среде поселковых старообрядцев также пользовался авторитетом и уважением местный житель Павел Иванович Шитов-Кондратьев (1909 – 2000), которого нередко приглашали для совершения погребального обряда по уставу старообрядцев часовенного согласия. В 1980-х годах он, практически, заменил грамотного и разбирающегося в Уставе наставника.

Официально верхнейвинская община стала окормляться в Невьянской часовне, которую в дни великих праздников верхнейвинцы с большим усердием стараются посетить. В наши дни старообрядческая община, как и ранее, немногочисленна.

Зафиксирован факт, что в 1950–60-х годах на территории посёлка Верх-Нейвинский проживали представители и других старообрядческих течений – «федосеевцы» и «лучинковцы» – общины которых после кончины своих лидеров прекратили существование.

Место погребения наставника Елиферия Татаурова и его близких на Старом кладбище пос. Верх-Нейвинского, 2012 год

 

Погребальный обряд верхнейвинских староверов

В силу изоляционистских тенденций, возникших в старообрядческой среде, многие элементы традиционной культуры старообрядцев сохранились в специфически-региональной форме до сегодняшнего дня.

В старообрядческих семьях Верх-Нейвинска, бывшего в прошлом местом компактного проживания староверов имел место следующий погребальный обряд.

Когда в семье умирал человек-старовер, то какой-нибудь из её старших членов должен был констатировать его смерть. Если кончина произошла, то все семейные совершали три земных поклона за новопреставленного. После этого о кончине сообщали во врачебный участок, и только получив подтверждение медицинского работника о факте смерти, родные приглашали специального человека для совершения обмывания покойного. В старообрядческих общинах и до сегодняшнего дня сохраняется традиция, по которой мужчину обмывают только мужчины, а женщину – женщины. Но, в связи со снижением численности местных старообрядцев, в последнее время вошла в практику совершенно не свойственная старообрядчеству вынужденная мера, когда омовение лиц обоих полов совершает пожилая женщина, специально на это наставником благословлённая.

Перед совершением обряда омовения все присутствующие в доме должны были совершить начал. Далее омывающий брал тёплую воду и под чтение молитвы: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас» сперва совершал омовение головы и лица. Меняя салфетку, он продолжал омывать правую сторону усопшего до пояса, затем и левую, и так всё тело. После омовения протирали полотенцем без кружев. Использовавшуюся для омовения усопшего посуду уже больше в быту не применяли. Её либо закапывали, либо разбивали. Все тряпицы и полотенца, которые соприкасались с телом покойного, обязательно сжигались.

Омытое тело клали на широкую лавку либо на доску. Иногда, если это был наставник, или другой какой старец, его клали на стол. Затем при чтении 90-го псалма совершали облачение, начиная с замены прежнего нательного креста на новый. Потом одевали светлую холщёвую длинную рубаху, бельё. Рубаху подпоясывали пояском и одевали кафтан. На ноги одевали чулки и специально приготовленные заранее лапти, изготовленные из лыка, либо связанные из грубой плотной шерсти «лапоточки». Руки укладывали на груди – правая поверх левой. На правой руке обязательно складывали персты, словно для крестного знамения. В левую же руку от среднего пальца одевали лестовку, как правило, сшитую вручную из светлой ткани. Затем одетое тело покрывали белым полотнищем – саваном.

У старообрядцев различных течений за века сложился свой тип покроя такого важного погребального элемента, как саван. У одних это белый покров, у других – полотнище сворачивают пополам и вручную сшивают низ и одну из сторон для того, чтобы получилось что-то наподобие лодки, в неё и кладут облачённое тело, как бы отплывающее от земной суеты к тихому пристанищу и вечному покою.

Далее к сложенным рукам возлагали Животворящий Крест Господень, обязательно осьмиконечной формы, либо другую икону.

Стоит отметить, что уже в начале XX века умерших облачали в более светские одежды. Для мужчин это стали традиционные штаны либо брюки и светлые рубахи, которые, «по старинке», в брюки не заправляли, но обязательно подпоясывали пояском. Староверы – поморцы всех своих усопших облачали только в длинные холщовые рубахи.

В облачении женщин почти ничего не изменилось. Взамен сарафана стали одевать длинную рубаху либо неброское платье с длинными рукавами свободного покроя. Но всё также обязательным атрибутом при погребении остаётся и в наши дни саван.

Всё точно так же было и с омовением женщин. Только при облачении были свои особенности. Если покойная была замужем, то у неё плели две косы и прибирали их ближе к затылку. Если же была женщина незамужняя, то плели одну косу и также прибирали её. Далее на голову одевали кичку, которая имеет и другие названия: «повойник», «чепец» и «шамшура». Поверх кички одевали однотонный платок светлого тона и закрепляли его спереди булавкой у подбородка.

Облачённое тело клали в приготовленную заранее колоду (домовину). Колода – старая форма гроба, напоминающая древние саркофаги. Обычно колоду приготовляли заранее, вытёсывая из цельного массива дерева. В колодах (домовинах) погребали издревле на Руси, но потом эта традиция прекратилась.

С XIX века погребения в колодах на Урале практически исчезли, так как для изготовления колод требовалось много дерева. Известны случаи, когда в некоторых деревнях, например в Таватуе, совершали погребения в колодах, при том, что это было уже в советский период.

Перед положением тела колоду накрывали крышкой и оставляли там кадильницу с углями и ладаном. Для каждения использовалась смола деревьев хвойных пород.

Колоду или гроб с телом оставляли на лавке, причём взор покойного был обращён к домашнему иконостасу, освещённому свечами за новопреставленного. В оставшееся до погребения время у гроба совершалось чтение Псалтыри с дополнительными заупокойными молитвами после каждой кафизмы.

Пока тело пребывало дома, плотники готовили надгробник в виде широкой деревянной рамы, которая потом служила оформлением могилы, и осьмиконечный могильный крест.

В разных старообрядческих направлениях были свои особенности, связанные с установкой могильного креста. Традиционно староверы-поморы предпочитали устанавливать на своих могилах такой древний знак, как «голубец», который по происхождению имеет древние корни, уходящие в дохристианскую культуру.

В старообрядческой среде голубец находит новый этап развития деревянной мемориальной пластики. И поморы стали повсеместно использовать этот небольшой, изготовленный из дерева, столб, украшенный резной кровлей, под которой помещали медно-литой осьмиконечный крест либо икону, чаще всего с изображением Божией Матери «Всем Скорбящим Радость», дабы придать этому древнему надгробному знаку «христьянский» вид. В нашем районе преобладание на погостах голубцов наблюдается в поморской деревне Таватуй и на кладбище посёлка Нейво-Рудянка.

Накануне погребения гроб с телом под пение «Трисвятаго» переносили на руках или привозили на телеге в часовню, где собирались на моление все родственники. Всю ночь служили заупокойную всенощную. По четырём сторонам гроба ставили четыре свечи, которые должны были гореть всё время, пока покойный стоял в часовне.

Если моление возглавлял наставник, либо другой авторитетный старец, то он сам совершал каждение в часовне, начиная с креста, находящегося у рук покойного, далее он кадил самого покойного, начиная с правой стороны с чтением молитвы: «Покой Господи душу усопшего раба Своего, елико в житии сем яко человек согреши, Ты же Яко человеколюбец Бог, прости его и помилуй и вечныя муки избави, Небесному царствию причастника учини», и, подойдя к центру иконостаса, к кресту, заканчивал каждение со словами: «И душам нашим полезное сотвори».

Все собравшиеся в часовне были одеты в свои «моленные» одежды – неброские сарафаны и большие шали в тёмной цветовой гамме, которые женщины по старообрядческой традиции закалывали под подбородком серебряной булавкой. Мужчины одевали старого покроя кафтаны. Наставник совершал в положенные моменты каждение кацией (древний вид кадила, по форме напоминает небольшой ковш с крышкой и длинной рукояткой), окуривая часовню, молящихся и усопшего кисло-горьким ароматом хвои.

Звучало древнее одноголосное пение, горели яркими куполками толстые восковые свечи, мерцали золотыми бликами старые иконы, и люди истово по лестовке отбивали в подручник (небольшая подушечка, сшитая вручную из лоскутков ткани – используется у старообрядцев при совершении земных поклонов) земные поклоны.

В этот момент собравшиеся молитвенно провожали новопреставленного в тот мир, где нет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания – но жизнь бесконечная».

В завершение заупокойной службы совершался обряд прощания с усопшим. При пении «прощальных стихир» первыми к гробу подходили мужчины. Совершив без крестного знамения земной поклон на подручник, они со словами: «Прости Христа ради» прощались с усопшим. Далее, осенив себя крестным знамением, они прикладывались к святому кресту у рук покойного. Вслед за мужчинами шли и женщины.

Обычно рано утром, после моления над гробом в часовне, покойного на телеге (редко когда на руках) везли на кладбище к месту захоронения. Старообрядческое кладбище в Верх-Нейвинске находилось внутри единоверческого погоста. Небольшой участок под погребение был и у стен самой часовни, но там погребали не всех, а только наставников, старцев и старообрядческих чернецов.

Впереди похоронной процессии несли надгробный крест, за ним шёл наставник с кацией и клирошане (чтецы и певчие), поющие «Святый Боже…», на телеге везли закрытый гроб с усопшим, в некоторых случаях покрытый домотканым ковром, вслед за телегой неторопливо шли родственники и все остальные. У могилы совершалась лития, иногда, по настоянию родных, гроб открывали.

По завершению литии наставник возглашал отпуст, держа повыше в руке кацию. После чего закрывали крышку гроба и при пении «Вечная память» опускали гроб в могилу. Холм обрамляли надгробником и устанавливали осьмиконечный крест из дерева с голубцом (небольшой крышей, свисавшей вниз под углом с обеих сторон креста). В перекрестие центральной перекладины врезали медный крест или образок, который всегда находился на кресте.

В наше время в Верх-Нейвинске на Старом кладбище можно наблюдать и другое исполнение старообрядческих надгробных крестов: в центре креста находится небольшая полочка, на которую ставили икону только в момент моления на могиле, а затем уносили её с собой.

Ранее существовал при погребении ещё и такой обычай: на установленный на могиле крест вешали полотенце с вышитым кодовым орнаментом-рисунком. По этому декору можно было определить половой признак погребённых, то есть мужчина или женщина, отрок или младенец были погребены в данном захоронении. Изначально такие полотенца оставляли на крестах, пока они не истлевали, что служило символом ветхости и бренности земной жизни.

Позднее повсеместно, не только в Верх-Нейвинске, но и в других населённых пунктах горнозаводского Урала, появился обычай подавать эти погребальные полотенца в знак милостыни за упокой души усопшего. С тех пор и бытуют в домах и в коллекциях музеев эти интересные по своему орнаменту старинные вышитые полотенца. К сожалению, не все они читаемы, так как шифр рисунка у поздних полотенец не содержит той информации, которая закладывалась раньше.

Также, в знак надежды на вечную жизнь со Христом, могилу обкладывали ветками пихты, да и самих умерших часто украшали мелкими пихтовыми ветками, на которые иногда закреплялись цветы, изготовленные из ткани и бумаги.

В погребальный обряд входил ещё один элемент: после завершения моления у могилы все присутствующие оставляли на ней свои подручники, которыми они пользовались в ходе моления в часовне. Своим пёстрым и ветшающим видом они также служили напоминанием ветхости всего земного.

У старообрядцев побогаче, вопреки традициям, проповедующих аскетизм, на могилах устанавливали каменные надгробия в виде стел и плит. Ярким примером этого может служить старообрядческое кладбище в городе Невьянске, на котором сохранились яркие образцы самобытной мемориальной пластики.

В основу очерка легли воспоминания жительниц пос. Верх-Нейвинский Анны Павловны Раевой (1910 г. р.) и Нины Павловны Агаповой (1916 г. р.)

Верхнейвинская старообрядка Арапова Степанида Кондратьевна (1879–1948). Фото из архива Вахрушевой В. Г.

Дорожный складень. Принадлежал старообрядцу Филиппу Кречетову. Сейчас хранится в семье его дочери

Старообрядческая меднолитая икона «Спас Благое Молчание» с избранными святыми. Вторая половина XIX века. Ранее бытовала в семье верх-нейвинских старообрядцев

Пелена под икону. Ранее использовалась в старообрядческой часовне. Шёлк, бархат, галун, шитьё цветными нитями. Из ризницы Воскресенского храма пос. Верх-Нейвинского

Пелена под икону. Ранее использовалась в старообрядческой часовне. Шёлк, бархат, галун, шитьё цветными нитями. Из ризницы Воскресенского храма пос. Верх-Нейвинского

Домашний иконостас старообрядцев. Фото из архива автора

Лестовка. Ткань, бисер, шитьё. Конец XIX века. Из собрания автора

Подручник для совершения земных поклонов. Из собрания автора

Старообрядческие кадильницы-кации. Из фондов Верх-Нейвинского краеведческого музея

 

Приложения

 

Указ от 11 июля 1830 года

Июль 11 дня 1830 года.

Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского. Из Пермского Горного правления заводскому исправнику Серову.

Пермское Епархиальное Управление, Преосвященный епископ Миленний [Мелетий] уведомляет, что в Верхотурском уезде корнета Яковлева заводе в недавнем времени выстроена вновь большая деревянная раскольническая с колокольней на подоне [подобие] церковь. Не достает только на маковках крестов. А как по высочайше изданным 26 марта 1822 года правилам построение вновь часовен воспрещено после издания правил, то воспретить раскольникам отправлять в ней богослужение.

Приказали вам, заводскому исправнику Серову предписать, чтобы вы в Верх-Нейвинском заводе произвели исследование и прямо от себя г.[господину] Пермскому губернатору и Горному правлению донесли. Июня 5 дня 1830 года.

 

Рапорт Заводского исправника от 21 февраля 1831 года

1831 год. Февраля 21 дня.

Заводской исправник Серови с духовной стороны депутат Невьянского завода протоиерей Пётр Хлопин.

РАПОРТ

Старообрядцы и их часовенные старшины сообщают, что часовня разобрана и перенесена на другое место. Часовня 6 сажень в ширину и 14 в длину построена более 50 лет назад на берегу речки Нейвы, спруженной плотиною для заводского действия. Стояла на самом низком и сыром месте, так что часто вода грунтовая подходила, причиняя нижним бревнам вред, производя под полом гнилость. Господин исправник Васнецов и блогочинный Мутин разрешили переезд.

ГАСО Ф. 12. Оп. 1. Д. 918 «Екатеринбургский Уездный суд. Дело по обвинению раскольников в постройке новой раскольнической часовни в Верх-Нейвинском заводе».

 

Надгробное слово по случаю кончины наставника Филиппа Вершинина

1919 год 27 декабря

Надгробное слово

Волею Божию 27 декабря 1919 года в 4 часа 20 минут вечера после тяжелой и скорой страдальческой болезни скончался наш дорогой духовник отец Филипп Ильич Вершинин.

Покончилась его земная жизнь на 48 году, который, стоя 9 лет у святого алтаря настоятелем святого храма, приносил горячую всеобщую молитву за весь род христианский, был душевно добр и беззлобен. Поучал он чад своих любить друг друга и молиться за врагов, он, уподобляяся Ною, прав Ной, жизнь свою стоил спасти Ковчег Завета, спасти земную тварь, а наш духовный отец Филипп Вершинин своими горячими деяниями выстроил в Верх-Нейвинске корабль златоглавый – святую церковь во имя Николы Мирликийского чудотворца, в кое приносится общая молитва Царю Небесному. Это первая воссияла в Верх-Нейвинском заводе звезда Филиппа Ильича трудящая рука воздвигнуть святыню. Храм поставлен на крепком камне и врата ада не одолеют им.

Почивший Филипп Ильич часто безбоязненно выходил на прения миссионеров и объявлялся на съезды старообрядчества и где был победителем. Открыто говорил: «Если не скажу правду, то камни возопят». 15 октября 1910 года в верх-нейвинском старообрядческом храме (было) назначено собрание верных, мудрых, ученых людей. Были тут и отцы черноризцы. Филипп Ильич объявил вопрос о принятии общины и за регистрирования его духовным отцом. Это-то и есть его словом Христа Спасителя, истинная любовь братства, и закричали на него как на Христа, всякими мирскими словами называли его. А Филипп Ильич стоял твердо, твердо обеими ногами на церковной платформе, читал втайне молитвы царя Давида – помилуй мя Боже. На другой день не убоялся он врагов, пришел в святую церковь и стал читать на заутрене кафизмы и поучения святых отцов.

В настоящую данную минуту видим мы брата лежащего мертвым. Это-то и самый наш духовный отец Филипп Ильич идет на суд Божий, а мы собрались здесь все и друзья его и враги его на последнее провождение и возопиим все – «Прости нас отче святый, мы скорбим во вся живота своего». Воистину суета человеческая, житие наше сон есмь. Пред нами братия лежит мертвый и безгласный – наш духовный отец Филипп Ильич он вложил в наши сердца память звезды Правды.

Мир праху твоему, дорогой наш отец Филипп Ильич, истинный он был борец за веру, за что и надежно получил он в награду себе на главу святой венец. Ты отошел от нас телом, а духом мы с ним неразлучны, и не забывай нас в святых молитвах когда придешь к страшному Суду к престолу Господню. Слава Божия долго, долго яко река протекает о тебе. Аминь. Декабря 27 дня 1919 года.

ГАСО Ф. 6. Оп. 19. Д. 424 «Метрическая книга старообрядческого храма Верх-Нейвинского завода 1908-1921 гг.», Л. 158

 

Архивные и библиографические источники

ГАСО (Государственный архив Свердловской области). Ф. 2. Оп. 19. Д. 424. Л. 158.

ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 918.

ГААОСО (Государственный архив Административных органов Свердловской области). Ф. р-1. Оп. 2. Д. 32016. Л. 121-125.

ГАНГО (Городской архив Новоуральского городского округа). Ф. 19. Оп. 1. Д. 5. Л. 114, 115, 125, 126 оборот.

ГАНГО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 61. Л. 9, 88, 89.

ГАНГО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 65. Л. 111.

ГАНГО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 74. Л. 13 оборот.

Архив Верх-Нейвинского историко-краеведческого музея. Р-2. Д. 239. Папка № 14.

Семейный архив и воспоминания Клавдии Леонидовны Никифоровой – дочери епископа Леонтия (Кречетова), п. Верх-Нейвинск.

Семейный архив Е. Р. Макуриной, г. Новоуральск.

Байдин В. И., Клюкина Ю. В. Оплот староверия // Очерки истории культуры и быта старого Невьянского завода – Екатеринбург: изд-во Уральского университета, 2001. – С. 130.

Белобородов С. А. Гуслицкие старообрядцы – уральские иконописцы // Материалы Всероссийской научно – практической конференции «Православие в судьбе Урала и России: история и современность». – Екатеринбург: изд-во Екатеринбургской епархии, 2010. – С. 182.

Гнутова С. В., Зотова Е. Я. Кресты Иконы Складни – Медное художественное литье XI – начала ХХ века. – М.: Интербук-Бизнес, 2000.

Древлеправославный календарь на 1997 год. – Новозыбков: изд-во Древлеправославной Архиепископии, 1996. – С. 88.

Древлеправославный календарь на 1998 год. – Новозыбков: изд-во Древлеправославной Архиепископии, 1997.

Екатеринбургские Епархиальные ведомости (ЕЕВ). – 1901. – № 10. – С. 153, 158.

ЕЕВ. – 1901. – № 23. – С. 995.

ЕЕВ. – 1903. – № 6. – С. 195.

ЕЕВ. – 1908. – № 45. – С. 768.

Ермонская В. В., Нетунахина Г. Д., Попова Т. Ф. Русская мемориальная скульптура. – М.: Искусство, 1978. – С. 27.

Из жизни Древлеправославия // Приложение к Древлеправославному календарю. – Новозыбков: изд-во Древлеправославной Архиепископии, 1995. – С. 3.

Мельников Ф. Е. Краткая история Древлеправославной (старообрядческой) церкви. – Барнаул: АКООХ-И, 2006. – С. 144, 145, 176, 177.

Приходы и церкви Екатеринбургской епархии – Екатеринбург, 1902. – С. 585, 587.

Уральская икона – Живописная, резная и литая икона XVIII – начало XX в. – Екатеринбург: изд-во Уральского университета, 1998. – С 269, 275, 279, 298.

Щербина Д. Е. Православный Верх-Нейвинск: Прошлое и настоящее. – Новоуральск, 2008. – С. 95–100.

Содержание