Кажется, что озорство стихийно и неуправляемо. Вот только сидел ребёнок как ребёнок: конструктор собирал, книжку листал, мультик смотрел – и вдруг бац: уже в кухне потоп, пульт пополам, а из книжки выдран лист… В традиционном отношении к озорству актуализируется взгляд на ребёнка как на нечеловека. Именно в озорстве – буйных выходках, невообразимых проказах, странных развлечениях – ярче всего проявляется «иноприродность» и иррациональность детского поведения. Отсюда и традиционные наказания, применяемые к озорникам: их чаще, чем юных разбойников и упрямцев, ставят в угол, закрывают в тёмных чуланах, шлёпают по попе.

Однако озорство – как пожар – легче предупредить, чем потушить. Как это возможно на практике?

Самое главное – чёткость воспитательной позиции и её последовательность в общении с детьми. Не нужно кидаться в крайности, падая в обморок или устраивая бурю в стакане воды либо, наоборот, сюсюкая и умиляясь «сообразительностью», «изобретательностью», «остроумием» проказника. «У меня не забалуешь!» и «Пускай веселится, пока маленький!» – оба лозунга ошибочны.

Обычно к детским шкодам более снисходительны и лояльны те родители, которые сами в детстве слыли большими шалопаями. Но бывают, конечно, и исключения. Так, некоторые бывшие озорники и хулиганы, памятуя бесконечное стояние в углу, мамины обмороки и папин ремень, желают видеть в собственных отпрысках эталон кротости и предъявляют к ним требования, даже более завышенные, чем у «обычных» родителей.

Не стоит полностью переносить собственный опыт на общение с детьми, правильнее всего действовать сугубо индивидуально и избирательно. Не «воспитывать вообще», а корректировать реальное поведение. И здесь нам могут сильно помешать несколько моментов.

Прежде всего (да-да!) наивность и простодушие – недооценка детских фантазий и возможностей в изобретении всяческих проказ. Взрослые самонадеянно хорохорятся, принимают горделивую позу и пытаются подражать фрекен Бок: «У меня дети быстро становятся шёлковыми!» Такая установка, во-первых, наивна и несостоятельна. Во-вторых, это прямой путь к конфронтации, причём с явным перевесом противника, неплохо умеющего укрощать домомучительниц по известному сценарию (см. главу 1).

Ограниченность взрослых представлений широко осмеяна в анекдотах.

Отец отчитывает пятилетнего сына:

– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не играл со спичками!

– Я не играл… Я прикуривал…

* * *

– Папочка, – хвалится сын, – я сам себе сделал скрипку.

– Я рад, что у меня такой талантливый сын. А откуда у тебя струны?

– Из пианино…

Стало быть, нужно со своей стороны проявлять находчивость и смекалку, а главное – прогнозировать и предвосхищать возможные детские проказы либо переход шалости в озорство. На научном языке это называется антиципация (лат. anticipate – предсказание) – ориентация на предвидимое будущее; представление о результате, возникающее до его реального достижения и служащее моделью при построении действия. А проще говоря, это стратегия опережающих шагов.

Можно гневно бушевать по поводу разоблачённого озорства и наказывать «по факту», но эффективнее брать под контроль саму ситуацию – следить за её развитием, гибко и оперативно реагировать на её изменения. Для примера снова возьмём анекдот – на сей раз из разряда «солёных», но чётко иллюстрирующий данную стратегию.

Учитель чертит на доске фигуру и, поясняя свои действия, раздумчиво говорит:

– А вот э-это мы сейчас заштри-заштри…

«Добрый» Вовочка решил помочь:

– …х№@#м.

Тишина… Учитель, не меняя интонации, невозмутимо говорит:

– Ну, кто чем, а я – мелом!

Той же направленности – популярные «Вредные советы» Григория Остера: умудрённый опытом взрослый заранее представляет, что может взбрести в голову юным проказникам и каких бед могут натворить их маленькие головки и ловкие ручки. На самом деле это не рецепты плохого поведения, а демонстрация знания детской психологии и умения прогнозировать поведение детей. Как показывает практика, дети с превеликим удовольствием слушают и читают «вредные советы», но следовать им не торопятся. То есть понимают, «откуда ветер дует» и «чьё мясо кошка съела»…

Другой важный момент – формировать правильное отношение самого ребёнка к разным фактам, ситуациям, поступкам. Главное – учить видеть взаимосвязь между действием и результатом, оценивать возможные последствия своих и чужих действий. Этот процесс напоминает, с одной стороны, обучение ориентированию на местности, а с другой стороны, тренинг по тайм-менеджменту.

Так, постепенно разъясняем и наглядно показываем детям: для разных дел и занятий существуют, во-первых, разные места (участки, территории, зоны); во-вторых, своё время (специально отведённые часы, назначенные дни). Для игр – комната либо свой уголок в доме, игротека в торговом центре или поликлинике, беседка на даче и т. д. Для еды – кухня, столовая, кафе. Для учёбы – рабочий стол, парта, класс… Например, в течение одного дня у тебя две прогулки, четыре приёма пищи, ночной и дневной сон. На неделе, скажем, два похода в гости, три занятия в кружке и плановый визит к врачу…

На первый взгляд всё это самоочевидно. Но далеко не с самого начала нашего появления на свет. Как уже говорилось, представления о пространстве-времени у детей весьма своеобразны и отличны от представлений взрослых. Игнорировать это отличие – большая ошибка и прямая предпосылка к детскому непослушанию.

Очень мудро и правильно поступают родители и воспитатели, которые строят общение с малышами на, казалось бы, риторических вопросах и проговаривании ответов:

Что Саша будет сейчас делать? Он пойдёт на кухню и будет кушать пюре. Где у нас кухня? Вон там у нас кухня. А вот здесь Сашин стульчик. Саша сядет на стульчик и съест вкусное пюре…

А куда это мы идём? Мы идём на горку! А что на горке делают? Там катаются! Как там катаются? На попе, а не на животе…

Постепенно, но целенаправленно знакомим малышей и с такими понятиями, как расписание, режим, график. Ошибочно думать, будто режим ограничивает свободу развития малыша, загоняет его в жёсткие рамки. Приверженцы «свободного» и псевдодемократического воспитания гораздо чаще испытывают сложности с детским послушанием, чем сторонники «организованного» подхода.

Помимо категорий места и времени, вводим в детскую картину мира третий и тоже очень важный элемент – окружение, присутствие других людей. Как можно раньше нужно подводить малыша к осознанию того, что его занятия, игры, развлечения не должны ущемлять чужих интересов, не должны мешать, отвлекать, досаждать. Мама готовит обед, старший брат делает уроки, отец работает за компьютером, дедушка мастерит ящик для рассады, бабушка смотрит телевизор – чужие дела не менее важны и значимы. Их надо уважать, с ними надо считаться.

Доказано, что дети, живущие по режиму и хорошо ориентированные в жизненном пространстве, меньше озорничают. И даже не столько из-за нехватки времени на проказы, сколько из-за чёткого представления о бытовом укладе и о своих позициях в общем жизнеустройстве. Для таких детей, скажем, беситься в рабочем кабинете отца всё равно что справлять нужду посреди кухни – дико и непристойно.

Кроме того, путём живых наблюдений, через обсуждение реальных ситуаций и литературных сюжетов будем постепенно сокращать столь заметный у малышей разрыв представлений о действии и результате, поступках и их последствиях. Помните, как об этом рассуждала Чёрная Курица в сказке Антония Погорельского?

«Ты добрый мальчик, но притом ты ветрен и никогда не слушаешься с первого раза, а это нехорошо! Вчера я говорила тебе, чтоб ты ничего не трогал в комнатах старушек, – несмотря на то, ты не мог утерпеть, чтобы не попросить у кошки лапку. Кошка разбудила попугая, попугай старушек, старушки рыцарей – и я насилу с ними сладила!»

Чем закончилась эта самая «ветреность», тоже помним: Алёша забыл обещание хранить секрет подземного короля, проболтался учителю о подземных жителях и навсегда лишился верного друга из волшебной страны…

В реальной жизни последствия бездумных поступков могут оказаться ничуть не лучше. Швыряние предметов из окна может закончиться не испорченной шляпой, как в рассказе Драгунского, а серьёзной травмой прохожего. Невинная мальчишеская потасовка способна привести к больничной койке, а игра на рельсах – к крушению поезда. И даже в гораздо менее драматических ситуациях беспечное баловство легко ссорит друзей, ставит в неловкое положение родителей и вообще причиняет массу всяческих неприятностей.

За реальными примерами тоже далеко ходить не надо.

Во время тихого часа в детском саду один сорванец устраивает концерт – высоко подпрыгивает на кровати, снимая и натягивая трусы. Каркас ломается, юный Бубка больно застревает между досками, да ещё и в срамном виде, родители оплачивают испорченную мебель.

Дома дочка первая подлетает на звонок к телефону и наговаривает всякого-разного, отчего на работе у мамы возникают большие неприятности. На школьной продлёнке ребята решили поиграть шапками в футбол. Результат: испорченная одежда и отит у футболистов.

На уроке шалопай ради забавы тычет ручкой в спину сидящей впереди соседки. Итог: бурное возмущение, сорванный диктант, драка на перемене…

Однако всё описанное абсолютно очевидно и бесспорно только для взрослых, детям же такие ситуации представляются либо в виде конкретных предметов, причём зачастую изъятых из контекста (шишка на лбу, потерянная вещь, мамин окрик и т. п.), либо в виде каких-то абстракций (смутных страхов, неясных предчувствий, пустых нравоучений).

Посему, внушая ребёнку «основы безопасности жизнедеятельности», постараемся избегать двух самых распространённых ошибок: запугивания (ужасными последствиями, крепким наказанием) и «вдалбливания» (механического и многократного повторения азов). Первое – делает озорство ещё более лакомым и сладким, второе – приводит лишь к сиюминутным, кратковременным результатам. Вспомним очередной известный анекдот.

Один мальчик всё время писал слово «пошёл» через «о». Учительница его заставила остаться после уроков и написать это слово 50 раз, чтоб запомнить. Мальчик всё сделал, как велела учительница. Уходя домой, он оставил ей записку: «Я написал 50 раз слово „пошёл“ и пошол домой».

И здесь на подмогу нам снова приходят филология с философией. Так, задумывались ли вы когда-нибудь над происхождением и внутренним смыслом самих слов «послушание» и «внушение»? Внушение – ухо, ушко. Послушание – слушание.

Выходит, что основой послушания является вовсе не повиновение и покорность, не требование дисциплины и выполнения каких-то команд, а именно слушание – живое внимание, самовключение. И внушение, как видим, основано прежде всего на слуховом восприятии, речевом общении. Буквально: это нечто передаваемое из уст одного в уши другого.

Точно так же опасные или жестокие проказы – во многом следствие именно того, что ребёнок что-то недослушал и/или недослышал. А вовсе не того, что «недостаточно убоялся» негативных последствий или неотвратимого наказания. Доказательством этого служат типичные детские реакции, ответные фразы: «Я нечаянно!»; «Я просто пошутил…»; «Я же не знал, что… (случится то-то и то-то)».

Послушание – это особый вид договора, сотрудничества и единства близких людей. Непослушание – отделение себя от другого человека, отказ от взаимодействия. Помните, что проповедуют ребятишкам всякие Зловредики и Капризки? Хочешь веселья и свободы – не слушайся маму! А на самом деле всё наоборот: не слушайся, если хочешь быть одиноким, быть «сам по себе».

Послушание – особая форма дружбы между взрослым и ребёнком.

Ещё очень важно учить ребёнка обдумывать поступки и взвешивать решения.

Известно, что детское поведение отличается спонтанностью, а часто и непредсказуемостью: сначала сделал и только затем подумал. Это взрослый способен (да и то далеко не всегда) «семь раз отмерить», а малыш действует «на глазок». И если даже меряет ситуацию, то исключительно собой: смогу ли добежать, проползти, докинуть, перепрыгнуть, спрятаться…

Однако ту же самую особенность мировосприятия можно обратить на пользу и во благо. Как? Объяснять и наглядно демонстрировать, что части и органы нашего тела – те же «измерительные приборы» и что мерить ими можно не только свои возможности и способности, но и риски, опасности, вред и т. п.

Например, одни и те же глаза могут узреть дырку в стене, чтобы потом «очумелые ручки» с наслаждением расковыряли её до необходимости ремонта во всей комнате; но могут и отбить такое желание, усмотрев в той же стене электрические провода.

Уши могут просигналить, что бабушка наконец-то отвлеклась любимой телепередачей, и скомандовать ногам скорей бежать на кухню, чтобы опустошить вожделенную миску клубники; но те уши могут уловить тревожный разговор бабушки с мамой об «очередном обострении диатеза» – и дать ногам «отбой».

Ноги могут расхрабриться и перепрыгнуть канаву с водой, а могут и осторожничать, усомнившись в своих длине и ловкости…

Думать прежде, чем делать – это не только аксиома, но и рефлекс, который постепенно доводится до автоматизма. Добежал до конца тротуара – остановился как вкопанный и подождал маму, а не выкатился сломя голову на проезжую часть. Взобрался на горку – смотришь, кто и где скатывается впереди тебя. Сел за стол – подвинул к себе тарелку, а не тянешься за ней до тех пор, пока всё не выплеснется наружу. Почистил зубы – ложишься в кровать, а не бродишь по квартире как привидение, пока отец не потеряет терпения и как следует не рявкнет…

Кроме того, как в случаях с агрессией и упрямством, стоит подчёркивать невыгодность озорства. Ведь отрицательные последствия отразятся не только на взрослых, но так или иначе на самом проказнике. Залил квартиру – будем делать генеральную уборку вместо запланированного зоопарка. Хозяйничал в холодильнике – испортил шоколадку и лишил себя лакомства. Изрезал пачку бумаги – не из чего складывать любимые самолётики… Озорство наказывает само себя.

Для выработки навыков самоконтроля у сорванцов вполне подойдут испытанные школярские приёмы, только «обставим» их не как нудную повинность, а как увлекательную игру с родителями и соревнование с самим собой. Например, можно завести дневник и трижды в день ставить туда отметки «за поведение». Даже не умеющий читать трёхлетка уже обычно знает первые пять цифр и вполне способен разобраться в этой нехитрой арифметике.

Другой вариант: фиксировать успехи и поражения в борьбе с баловством на стандартном бланке школьного расписания, куда вместо отметок по предметам рисовать кружочки, цвет которых символизирует степень послушания. Наличие нескольких граф для одного дня позволяет оценивать ребёнка разными людьми: мамой-папой, дедушками-бабушками, братьями-сёстрами, друзьями-гостями.

Так мы убиваем сразу нескольких зайцев.

Во-первых, развиваем у ребёнка способность наблюдать за своим поведением (а от самонаблюдения – недалеко и до самоконтроля). Во-вторых, малышу льстит, что у него есть атрибут взрослой жизни (как у настоящего ученика!), это снижает стресс от постоянного оценивания. В-третьих, у проказника появляется пусть условный, символический, но вполне очевидный и даже осязаемый стимул вести себя спокойнее, культурнее. Наконец, появляется возможность непосредственно отслеживать динамику и результаты своего поведения. Дополнительный плюс и в том, что к моменту поступления в школу ребёнок будет защищён от стресса постоянного оценивания, доставляющего немало переживаний первоклассникам и их родителям.

Ещё дети, как известно, очень впечатлительны, особенно – изобретательные и склонные к фантазиям озорники. А всё когда-либо, особенно в раннем возрасте, услышанное и (особенно!) прочитанное меняет нас и часто – к лучшему. Иногда – на всю жизнь. Это скажут вам как психологи, так и филологи и, уж конечно, философы. Вот, например, невымышленный разговор молодой супружеской пары в столовой дома отдыха:

– Слушай, Лен, зачем ты берёшь этот хлеб? О же чёрствый! В обед новый положат!

– Не могу… Надо доесть. Совсем маленький кусочек остался!

– ???

– Понимаешь… Н-ну, как бы тебе объяснить… Будешь, наверное, смеяться… но однажды в детстве я кидалась хлебными шариками. И бабушка рассказала сказку про девочку Инге, которая наступила на хлеб. Знаешь такую?

– Кажется, что-то подобное вспоминается…

– Так вот. За это девочку очень жестоко заколдовали: опустили в подземелье, поставили на буханку хлеба и заковали в цепи. Я до сих пор это помню, представляешь!

– Да уж… Ну ты даёшь!

– Ага. Особенно запомнилось, что по девочкиному лицу ползали отвратительные насекомые, а она совсем не могла пошевелиться… Я потом много думала про это. Теперь вот, видишь, хлеб не могу так просто взять и выбросить…

Речь идёт о сказке Г.-Х. Андерсена «Девочка, которая наступила на хлеб». У этого сказочника вообще на удивление много крепко запоминающихся и очень поучительных историй специально для проказников и шалопаев. А уж какие выразительные, хотя подчас весьма жёсткие описания и образы! Из той же Инге злая болотница сделала «отличный истукан для передней своего правнука». Платье девочки «всё сплошь было покрыто слизью, уж вцепился ей в волосы и хлопал её по шее, а из каждой складки платья выглядывали жабы, лаявшие, точно жирные охрипшие моськи. Страсть, как было неприятно!» Ещё бы…

Но даже такие страшные сказки вовсе не преследуют цель запугать маленького баловня и сорванца. Неприятные подробности и устрашающие детали заставляют получше и подольше запомнить сюжет, хорошенько задуматься над смыслом и пофантазировать, как можно поступить на месте того или иного персонажа. А раз так, значит, история уже сыграла свою воспитательную роль, поспособствовала «облагораживанию» поведения.

Не менее эффектны и правдивые эпизоды из жизни. Так, моя бабушка однажды поведала душещипательную историю из своего детства – о мальчике Ване, который любил баловаться с вишнёвыми косточками. Однажды косточка попала ему в «дыхательное горло», а сам Ваня угодил в больницу. Признаться, мне тогда тоже страсть как нравилось экспериментировать с разными косточками и испытывать себя «на прочность»: проглочу – не проглочу. Рассказ о глупом и несчастном Ване отвратил меня от этой забавы, причём, насколько помню, движущим механизмом был даже не столько страх последствий, сколько само неприятное впечатление от услышанного. Перед глазами так и стоял задыхающийся мальчик, вцепившийся себе в шею и ловящий ртом воздух…

Позднее бабушкин опыт был повторён уже с собственной дочерью, лет в пять всё норовившей просунуть голову меж бетонных столбиков забора рядом с детской площадкой. Живо вспомнился трагикомический эпизод, когда сама примерно в том же возрасте вставила башку в прутья кованой решётки и никак не могла вытащить обратно. Гулявший со мной дедушка не смог самостоятельно спасти чадо от пожизненного заключения – и для извлечения головы был призван случайный прохожий. При этом, помню, дед еле сдерживался от смеха, но не хотел обидеть или ещё сильнее напугать меня в столь удручающе-щекотливом положении и потому втихаря давился в кулак.

Свидетельствую: приём сработал – история произвела неплохое впечатление на дочку, желание пощекотать нервы себе и маме быстро пропало…

До сих пор мы говорили об эпизодических и спонтанных проявлениях озорства. Но что делать, как вести себя, если ребёнок упорно балуется и шалости частенько выливаются в форменные безобразия? Если своими выходками он явно провоцирует старших или подстрекает сверстников?

Прежде всего, как говорил тот же Карлсон, «спокойствие, только спокойствие!». Хотя, признаться, именно этот элемент воспитательной программы – самый сложный, наиболее трудновыполнимый. И всё же постараемся хотя бы изобразить невозмутимость, давая тем самым понять: мол, ничего особенного! эдак нас не проймёшь! и не такое видали!

А дальше – перехватываем эстафетную палочку и применяем приём «расфокусировки»: произносим ответную фразу, разрушающую сам сценарий озорства. Иначе говоря, сбиваем проказника с толку, разрываем его поведенческий шаблон и переигрываем в свою пользу. (К слову, именно этот приём применял Карлсон, когда спрашивал у фрекен Бок, «перестала ли она пить коньяк по утрам».)

Вот пример использования «расфокусировки» учительницей для укрощения озорника, который притворился немым, чтобы смешить одноклассников (из повести Льва Давыдычева про Ивана Семёнова).

«Анна Антоновна вызвала Ивана к доске и стала спрашивать.

А Иван отвечал так:

– Трр… бр… др… – и голова у него дёргалась.

– Молодец, – сказала Анна Антоновна, – правильно ответил. Ставлю тебе пять с плюсом.

– Пять с плюсом?! – переспросил Иван, который ни разу в жизни и четвёрки-то не получал.

А ребята захохотали…»

Как видим, сам механизм «расфокусировки» довольно прост: хамство или озорство неизменно преисполнены самолюбования. Сорванец полностью поглощён своей затеей и сосредоточен исключительно на исполняемой роли. Творческая энергия даёт ему иллюзию власти над ситуацией. Чем неожиданнее и оригинальнее ответная реакция, тем она более действенна. Тут эффективность напрямую связана с эффектностью.

Вспомним также известный рассказ Николая Носова «Клякса» – про шутника Федю Рыбкина, придумавшего во время урока смешить одноклассников кляксами туши на лице. Что сделала учительница? Она не выказала ни гнева, ни испуга, ни раздражения; не стыдила, не журила, не читала нотаций. Со всей серьёзностью она разыграла перед незадачливым Федей, а заодно и перед всем классом поучительный спектакль.

«Зинаида Ивановна надела на нос очки и с серьёзным видом осмотрела чёрные пятна на лице Феди, после чего сокрушённо покачала головой.

– Напрасно ты это сделал, напрасно! – сказала она.

– А что? – забеспокоился Федя.

– Да, видишь ли, тушь эта химическая, ядовитая. Она разъедает кожу. От этого кожа сперва начинает чесаться, потом на ней вскакивают волдыри, а потом уже по всему лицу идут лишаи и язвочки.

Федя перепугался. Лицо у него вытянулось, рот сам собою открылся.

– Я больше не буду мазаться тушью, – пролепетал он.

– Да уж думаю, что больше не будешь! – усмехнулась Зинаида Ивановна и продолжала урок»…

Кто-то, конечно, обвинит Зинаиду Ивановну в непедагогичности: мол, напугала бедного школьника до полусмерти, да и всё! Но, во-первых, тушь действительно способна вызвать аллергию, особенно если, как Федя, ещё и втирать её в кожу. С тем же успехом можно считать непедагогичным напоминание о том, что незащищённый секс способен привести к беременности. Во-вторых, цель учительницы была вовсе не застращать ученика, а заставить задуматься о возможных последствиях. По форме её слова были угрозой, но по сути – назидательным предупреждением и скрытым вопросом: «А ты подумал, прежде чем сделал?»

Конечно, в подобных высказываниях важно не перегнуть палку, проявлять не только строгость и принципиальность, но также гибкость и такт. «Расфокусировка» не должна быть репрессивной мерой, стрессовым воздействием. Ведь невротик ничем не лучше озорника.

В качестве антипримера приведём драматический рассказ Фёдора Сологуба «Червяк», героиня которого – девочка Ванда, живущая в семье учительницы, – разбила, озорничая, любимую фарфоровую чашку хозяина. Тот не придумал ничего лучше, как наказать воспитанницу жуткой и жестокой историей:

«– Я знаю, что с тобой сделать. Вот погоди, уже ночью, как только ты заснёшь, заползёт тебе червяк в глотку. Слышишь, курицына дочка, червяк!

Владимир Иваныч сделал на слове „червяк“ грозное, рявкающее ударение…

– Будешь ты у меня знать! – говорил Рубоносов. – Вползёт червяк прямо в глотку, ясен колпак! Так по языку и поползёт. Он тебе всё чрево расколупает. Он тебя засосёт, миляга!»

Выдумка так понравилась мучителю, что он повторял её многократно и физически внушил впечатлительной и мнительной Ванде. Разбитая чашка стоила жизни: издевательства довели несчастную девочку до настоящей болезни, а потом и до смерти. Различия в поведении Зинаиды Ивановны и Владимира Иваныча вопиюще очевидны. Сюжет сологубовского рассказа – выразительное напоминание о силе Слова, которое при неумелом и грубом использовании способно нанести непоправимый вред…

Ещё хуже – длительное время терпеть шалость, сносить детские проделки, а когда они уже становятся хулиганством или безобразием, взорваться бурным негодованием, разразиться обидными упрёками. «Ты-такой-сякой-разэдакий-как-же-ты-мне-надоел!!!» Подобные тирады порой совершенно искренне удивляют и почти всегда пугают проказника: «А что я такого страшного сделал?»

Ребёнок ещё не вполне способен увидеть взаимосвязь между длительностью проступка и силой ответной реакции. Понятия «лопнувшее терпение», «последняя капля», «довести до ручки» для малыша почти также темны и бессмысленны, как речь на иностранном языке. Как же поступить?

Можно упредить переход шалости в озорство с помощью приёма «предупредительного выстрела». Вместо абстрактных констатаций (ты плохо себя ведёшь!; опять ты шалишь!) и беспомощных призывов (ты уже большая девочка!; должен сам понимать!) попробуем использовать словесные сигналы, «оповещающие» о нарушении нормы, неприемлемости поведения, переходе границ дозволенного.

Прежде всего, проинформируем ребёнка о нашем эмоциональном состоянии – гневе, раздражении, досаде, недовольстве и т. п.

Ты меня очень расстроил!

Мне уте становится стыдно за тебя…

Это мне совсем не нравится.

Я начинаю злиться…

Два важных добавления. Во-первых, в доступной и необидной форме надо объяснять, ЧТО конкретно вам не нравится, ЧТО именно вызывает раздражение, неприятие, осуждение. Во-вторых, лучше использовать предметные пояснения и иллюстрации: Я сейчас очень сильно зол на тебя из-за… (перечисление нарушений), и поэтому хочу чтобы ты… (желаемые действия).

Если хватит воли и выдержки, можно стрельнуть не твёрдой пулькой-предупреждением, а мягким шариком-просьбой.

Извини, пожалуйста, но я сегодня очень устал! Поэтому хочу тишины и прошу не стучать так громко.

Мне очень грустно (обидно, стыдно, неприятно, горько) из-за…, поэтому давай немного помолчим, чтобы я успокоилась.

Помимо прямого воздействия, периодическое использование «предупредительного выстрела» постепенно подводит ребёнка к пониманию того, что взрослые не роботы-трансформеры, а живые существа, что они тоже могут возмущаться, обижаться, расстраиваться. А это уже важный шаг на пути к успешному общению.

Ещё один способ контролировать озорство называется «Командуем парадом» и опирается на известный психологический парадокс: «Если не можешь противостоять – попробуй возглавить». Когда есть настроение и время, можно немножко побезобразничать, пошалить вместе с детьми, даже всей семьёй или детсадовской группой. Например, устроить сражение подушками, шоу мыльных пузырей или соревнование по рассказыванию «страшилок». Важно только вовремя остановиться, чтобы дети не перевозбудились и игра не переросла в скандал и взаимные обиды.

Здесь важен ещё и личный пример: вовремя сказанное взрослым «стоп!» усваивается ребёнком как символ контроля и управления ситуацией (ср.: ритуальная в детской субкультуре формула «Стоп-игра»). Можно заранее придумать и какое-то особое, оригинальное «волшебное слово», а также правила его использования.

Разновидность данного приёма – доведение ситуации до абсурда. Иногда озорник превращает свои выходки (часто при этом агрессивные) в самоцель («изводить», «досаждать», «трепать нервы») и придаёт им некое сверхзначение («Я крутой!», «Я всё могу!»). Здесь помогает комическая дискредитация, обессмысливание всего, что говорится или делается маленьким врединой.

Доведённый до «точки кипения» инцидент исчерпывается сам собой, как бы «выгорает изнутри». Коррекционный эффект возникает от контраста между ожиданием (разозлить, обидеть) и реакцией (проявление выдержки, спокойствия). Кроме того, абсурдизация способна вызвать смущение, стыд, понимание неправильности происходящего.

Ну, громче! Ещё громче, тебя ещё на первом этаже плохо слышно! Спорим, я громче умею? Ну же!..

Здорово кукарекаешь! Но тихо. А во всё горло сможешь?

Молодец, Вася! Продолжай в том же духе – у тебя будет много хороших друзей и поклонников таланта!

Но это непростой приём, требующий опыта общения с детьми и прогнозирования последствий. Тут опасно «перегнуть палку» и утратить контроль над ситуацией. Кроме того, абсурдизация не годится в общении с импульсивными, легко возбудимыми и гиперактивными детьми. Таким ребятам вряд ли стоит бросать вызовы, типа: «Спорим, долго ты не продержишься так орать?» Ответом будет: «Спорим, продержусь!» Результат: срывает голос, привлекает нежелательное внимание и вызывает негодование окружающих…

Довольно необычный, но порой весьма эффективный приём, который стоит попробовать хотя бы раз, в качестве эксперимента, – самонаказание озорника.

Попробуйте передоверить ребёнку вашу воспитательную функцию – предложите самостоятельно придумать себе наказание за проступок, проявляя не только честность, но и фантазию. Возможные слова для такого побуждения: Ты же любишь справедливость во всём. Вот и придумай себе наказание за…; Как бы ты сам поступил с человеком, сделавшим то-то и то-то?

Другой вариант – заранее составить список возможных «санкций» и предложить нашкодившему сорванцу выбрать наиболее подходящее, причём обязательно обосновать выбор. Конечно, сначала подобное предложение воспринимается с недоверием («Что-то здесь не то… Лучше отказаться!») или, наоборот, с энтузиазмом («Вот здорово! Я-то боялся, снова в угол поставят!»). Но если удаётся реализовать этот приём по всем правилам: во-первых, серьёзно обсудить самонаказание; во-вторых, привести его в исполнение; в-третьих, проконтролировать вместе с ребёнком – то вполне возможно рассчитывать на положительный результат.

Главным итогом должен быть постепенный рост ответственности за сделанное и сказанное. Тут-то и таится своеобразная ловушка: новизна и оригинальность неизбежно уходят – остаётся жёсткая необходимость выполнения всех условий («Ведь ты сам себе это придумал!»).

Заметим: применение данного приёма строго индивидуально, поэтому проверка его эффективности возможна только путём проб и ошибок. Если две-три попытки не увенчались успехом либо вызвали обратную или неадекватную реакцию (агрессию, апатию, отчуждение), то от самонаказаний следует отказаться.

Наконец, в ситуациях, когда детские проделки не так сильно досаждают и не представляют большой опасности, их можно попытаться просто игнорировать. (При этом, разумеется, сохраняя общий контроль над ситуацией, внимательно следя за её развитием.)

Обратите внимание: дети гораздо реже изводят людей уравновешенных, флегматичных, не склонных к бурному выражению эмоций. Ведь что с них взять? Никакого кайфа, только силы тратить понапрасну. Кроме того, как говорил опытный учитель из известного романа Белл Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз», «ироническая отстранённость – вот единственный способ не расстраиваться».

– Значит, это не обвал? – Нет.

– Значит, слон не танцевал? – Нет.

– Очень рада. Оказалось, Я напрасно волновалась.

Так реагировала мама озорника из стихотворения Эдуарда Успенского – известного специалиста по детским вредностям, даром что писателя. Эта мудрая стратегия – неявное, но вполне убедительное свидетельство того, что мы УЖЕ совладали с озорником. Пусть пока на уровне личных эмоций и субъективных оценок.