Насыпать песка за шиворот соседу по песочнице. С наслаждением давить ползущего по тропинке жука. Тыкать авторучкой сидящего впереди товарища на уроке. Дерзить и хамить глуховатой бабушке. Толкнуть и обозвать «дурой» противную Катьку в детском саду и нажаловаться на сломавшего домик Вовку. Дразнить соседского малыша за то, что вечно ходит с мокрым носом, да ещё и носит очки…

Знакомые сценарии. Узнаваемые сюжеты. Но давайте сперва разберёмся с понятиями: что такое агрессия и чем она отличается от агрессивности, враждебности, негативизма?

Негативизм – общее отрицательное отношение к действительности, стремление поступать наоборот, вопреки, наперекор; сопротивление, лишённое разумных оснований. Получается, что негативизм ближе всего к упрямству, о котором речь пойдёт в главе 7.

Враждебность – это отрицательный эмоциональный настрой, неприязненное, предубеждённое, недоверчивое отношение к другим людям.

Агрессивность – это психическое свойство личности и особая психологическая черта, которая определяет склонность ребёнка к враждебности, негативизму, повышенной конфликтности, насильственным и разрушительным действиям; стремление нападать, обижать, унижать сверстников и старших.

Агрессия – следствие агрессивности, специфическая форма поведения: ребёнок совершает разнообразные действия (как физические, так и словесные), наносящие вред другим людям. В широком смысле агрессия – один из видов деструктивного (разрушающего, причиняющего ущерб) поведения.

Таким образом, агрессивность проявляется в поведенческих стереотипах и устойчивых мотивах поведения, а агрессия воплощается в самом поведении, в конкретных действиях и поступках. Враждебность же не всегда ведёт к агрессии: дети часто задирают, обижают, дразнят кого-то, но не испытывают при этом негативных чувств. Например, придумывать обидные прозвища могут только из-за необычных фамилии или внешности, изводить и пинать – просто со скуки, «от нечего делать»

Возможно и обратное – враждебность без агрессии. Скажем, ребёнок испытывает неприязнь к воспитательнице, няне, кому-то из родственников, плохо о них думает, старается избегать общения, но не совершает каких-то внешне выраженных агрессивных выпадов.

Две основные разновидности агрессии – физическая и словесная (речевая).

Проявления физической агрессии: толкнуть, пнуть, ущипнуть, больно дёрнуть, замахнуться, укусить, ударить, подраться, швырнуть или отнять вещь.

Проявления речевой агрессии: обзывать, угрожать, обвинять, высмеивать, язвить, клеветать, ябедничать; в широком смысле – грубить, хамить, издеваться. О последнем типе агрессии будем говорить наиболее подробно.

По отношению к старшим ребёнок дерзит, хамит, огрызается, пререкается. Сверстников – обзывает, дразнит, подкалывает, запугивает, награждает обидными прозвищами.

Однако необходимо честно и объективно признать: в раннем возрасте неизбежна определённая агрессивность. «Мы должны поэтому ожидать её проявления и даже рассчитывать на неё», – утверждает Аллан Фромм в своей знаменитой «Азбуке для родителей». И правда: много ли вы знаете ребятишек кротких, покорных и невозмутимых? Да таких даже в детской литературе с фонариком приходится искать!

Кай и Нильс, Буратино и Незнайка, Бука и Бяка, Ухогорлоносики и Зловредики – целая армия забияк и грубиянов…

Вспыльчивый, взрывной, обидчивый – именно такие определения характеризуют агрессивного ребёнка. И вряд ли о малыше можно с уверенностью сказать, что он коварный, завистливый или подлый. Из этого следует простой, но важный вывод.

Детская агрессия чаще всего выражается прямо и открыто, а с возрастом становится всё более разнообразной и изощрённой.

Взрослея, ребятишки начинают делать гадости исподтишка, злословить за глаза, изобретать разнообразные козни и жестокие шутки. Взрослых – всячески изводить, зло разыгрывать; сверстникам – объявлять бойкот, устраивать «тёмную»…

Вот самые типичные ситуации, в которых дети проявляют агрессию:

♦ игры со сверстниками (отказ принять в игру, распределение ролей в игре, нежелание чем-то делиться, соперничество за обладание игрушками и т. п.);

♦ разговоры со сверстниками (различные споры, приводящие к ссорам; сплетни, провоцирующие насмешки, и т. п.);

♦ запреты со стороны взрослых (съесть конфету, посмотреть телевизор, подольше погулять на улице и т. п.);

♦ отказы со стороны сверстников и взрослых (чаще всего – связанные с игрушками);

♦ ограничение свободы (самостоятельно одеться, переходить улицу, нести покупки из магазина и пр.);

♦ выполнение дисциплинарных требований (связанных с режимом, самообслуживанием, учёбой, поддержанием порядка и пр.);

♦ собственные неудачи (например, никак не получается завязать шнурки, дотянуться до игрушки, нарисовать картинку);

♦ невнимание со стороны старших (не слушают, перебивают, игнорируют, формально реагируют на просьбу и т. п.);

♦ любая несправедливость (ложное обвинение, необоснованная претензия, неправильное распределение подарков и т. п.);

♦ кажущиеся неправильными или ненужными поучения, наставления, советы старших, взрослых;

♦ усталость (например, после посещения кружка или секции, похода в гости, зоопарк, цирк, крупный магазин);

♦ чувство противоречия («из вредности», «назло»).

Но если одного ребёнка можно считать типичным грубияном или записным забиякой, то иной становится таковым лишь в конкретных ситуациях и редких случаях. Типичный, хотя и утрированный пример настоящего задиры – персонаж известной повести Льва Давыдычева с говорящим названием «Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника».

«Иван любил драться. Он вам не будет разбирать, кто свой, а кто чужой. Ему важно именно драться – машет он руками, а то и ногами во все стороны и даже бодается. И очень часто случалось, что он помогал противнику выиграть сражение, так как бил своих».

Заметим: ключевое здесь – «не будет разбирать». То есть не станет учитывать обстоятельства, соизмерять свои силы и возможности противника, рассчитывать силу воздействия – ни физического, ни словесного. В быту о таких говорят: оголтелый, бесцеремонный, неуправляемый.

Многое зависит и от направленности агрессии: она может быть просто выплеском отрицательных эмоций, примитивным способом разрядки, но может быть и осознанным нанесением физического или морального вреда, злостной выходкой.

Надо различать агрессию реактивную (ответную, эмоциональную, нередко – защитную) и инициативную (намеренную, целенаправленную, продуманную, спланированную).

Одно дело, когда ребёнок провоцирует ссору, сам нападает, «лезет на рожон» – и другое, когда он реагирует на какой-то внешний раздражитель либо обороняется, пытается «держать удар». И как бы страдальчески ни морщились по этому поводу педагоги, всегда кто-то «первый начал», а другой уже «дал сдачи».

Преднамеренная агрессия часто вызвана неодолимой тягой малыша самостоятельно ощутить «на зуб» (точнее, «на язык») остроту конфликта со старшими и заодно проверить их «на вшивость» (терпение, выдержку): как отреагируют? накажут или не накажут?

Мам, отстань со своими вопросами!

Почему эта дурацкая тётка не продаёт нам куклу?!

Наша училка по музыке – полная дура!

А вот возьму и не покажу язык твоему тупому врачу!..

Если физические нападки по сути своей примитивны и сводятся к тем или иным способам применения силы (см. выше), то формы речевой агрессии достаточно многообразны. Назовём основные из них.

Оскорбления (обзывательства, обижалки – на детском языке). Самые популярные: дурак, псих, урод, жирдяй, очкарик… Особняком здесь стоят яркие образные обороты, использование которых по мере взросления больше становится словесной игрой, изощрением в остроумии: шапоклячка, швакодубра, глиста в скафандре без подачи кислорода, червь в дозоре и т. п.

К оскорблениям примыкают дразнилки – обидное подтрунивание; слова и выражения, которые умышленно сердят, злят, раздражают.

«…Майкл был в радужном настроении…

– Среда! – крикнул он, барабаня ложкой по столу.

День рождения – среда…

Значит, ждёт тебя беда! – пропел он известный стишок. – Вот почему Джейн досталась овсянка вместо риса – ведь она родилась в среду! – поддразнил он».

(Памела Трэверс «Мэри Поппинс возвращается»)

Причём обратим внимание: многие дразнилки осуждают действия и поступки, которые противоречат негласному кодексу детской субкультуры: жадина-говядина; воображала-хвост-поджала; ябеда-корябеда-турецкий барабан; повторюшка-дядя-Хрюшка; плакса-вакса-гуталин; рёва-корова… Дразнилки – своеобразный «правовой кодекс» детской субкультуры. Коллективное символическое осуждение жадин, болтунов, плакс, врунов, ябед.

Однако именно обзывательства и дразнение легче всего переходят в физическую агрессию: от словесных нападок рукой подать до потасовки. Иллюстрация из повести Льва Давыдычева:

«Драка началась из-за того, что Иван обозвал Кольку килькой.

– Какая такая килька? – обиженно спросил Колька.

– Маринованная, – ответил Иван, – или в собственном соусе. Ноль руб пятьдесят коп банка.

– Это я-то килька? – И Колька без лишних разговоров дал Ивану пинка. – Видал кильку?»

У детей более осторожных либо миролюбивых дразнение приобретает ритуально-символический характер – превращается в словесную дуэль, пикировку, состязание в изобретательности и находчивости. Как, например, в стихотворении Ирины Токмаковой:

Близкая дразнилкам и не менее популярная форма агрессии в детской речи – насмешливые прозвища и обидные клички. Образуются они от имён: Светка-пипетка, Наташка-какашка, Мишка-шишка, Вовка-морковка, Ленка-пенка, Лиза-подлиза… От особенностей внешности, свойств характера, возраста, поведения: жирик, малявка, кнопка, сыкун… Вспомним, например, героя известной повести Юза Алешковского «Кыш и Двапортфеля».

«…У меня в ушах шумело от крика:

– Двапортфеля! Двапортфеля-а!

За такое прозвище я возненавидел Тигру. Хорошо было Дадаеву. Его прозвали Дада! Капустина – Кочаном. Галю Пелёнкину, как бразильского футболиста, – Пеле. Гусева зовут Тёга-тёга, и он очень рад. Леню Каца – Кацо. Один я – Двапортфеля».

Столь же часто в детской речи возникают угрозы.

Щас ты у меня так получишь!

Как дам по башке!

Папе нажалуюсь!

А за «дурака» получишь!

Вот придёт мой старший брат и будет тебе…

Причём содержание детских угроз далеко не всегда (даже редко) напрямую соотносится с конкретной причиной и реальным намерением: сверстника хочется просто припугнуть или вообще заставить бояться, а за что конкретно – не так уж и важно. Этот момент хорошо схвачен в рассказе Виктора Драгунского «Удивительный день».

Костик сказал:

– Сейчас дам плюху!

А я сказал:

– Сам схватишь две!

– Он сказал:

– Будешь валяться на земле!

А я ему:

– Считай, что ты уже умер!..

Несколько реже, но всё равно достаточно часто угрозы возникают и в адрес взрослых. Казалось бы, чем может угрожать ребёнок? И почему детские угрозы редко оставляют нас равнодушными? Сознавая «силовое неравенство», малыш чаще всего давит на эмоции – задевая самые нежные струны нашей души, посягая на самое сокровенное в отношениях. Понятно, что ранит это подчас сильнее, чем если бы угроза содержала какие-то материальные последствия.

«…Вдруг ты поднял голову и, глядя на меня злыми, полными презрения глазами, хрипло сказал:

– Теперь я никогда больше не буду любить тебя.

Потом подумал, хотел сказать ещё что-то очень обидное, но запнулся, не нашёлся и сказал первое, что пришло в голову:

– И никогда ничего не куплю тебе. ‹…› Даже и японскую копеечку, какую тогда подарил, назад возьму! – крикнул ты тонким, дрогнувшим голосом, делая последнюю попытку уязвить меня».

(Иван Бунин «Цифры»)

Иногда, подобно дразнилке, угроза возникает как словесная игра или соревнование в словотворчестве. При этом малыши нередко обезьянничают, копируя оригинальные и смешные, как им кажется, словечки, формулировки: порву, как Тузик грелку; раздеру на британский флаг; диск отформатирую и т. п.

А ещё многие детки обожают ябедничество – агрессивные жалобы, кляузничество, фискальство.

«На перемене у стола учительницы толпились девочки:

– А Выгодская резинку забыла.

– Вы сказали не бегать по коридору, а Файнберг бегала.

– А Невзглядова запиралась в уборной и кричала оттуда, что мы дуры».

(Наталия Толстая «Свободный день»)

Слегка повзрослевшие вредины начинают использовать такую форму словесной грубости, как «отсыл».

Пошёл отсюда!

Отстань от меня!

Иди на три весёлых буквы!

Нередко в детской речи звучат также обвинения и упрёки (смягчённая форма обвинений). Самое распространённая претензия к ровесникам: Так не честно! А к взрослым: Вы меня не любите!

Известен детям и шантаж – агрессивное вымогательство, сопровождаемое угрозами. Образ маленького шантажиста замечательно выведен в рассказе А. П. Чехова «Злой мальчик».

«Весь июнь Коля не давал житья бедным влюблённым. Он грозил доносом, наблюдал и требовал подарков; и ему всё было мало, и в конце концов он стал поговаривать о карманных часах. И что же? Пришлось пообещать часы…»

Помимо перечисленных конкретных типов высказываний (речевых жанров), в которых воплощается детская агрессия, обратим внимание на несколько общих речевых черт – маркеров (показателей, сигналов) «вредности»:

♦ разнообразные по смыслу враждебные восклицания (Подумаешь!; Очень надо!; Вот ещё!; Ну и пожалуйста!; Стану я…!);

♦ пренебрежительное удвоение слов – для усиления эмоций или с целью побыстрее «отделаться» от взрослого, ускользнуть от контроля (ладно-ладно!; да знаю, знаю!; ну хорошо, хорошо!);

♦ сочетание в речи враждебности и кокетства, протестного и ласкательного (нетушки! фигушки!).

При этом детская агрессия порождается самыми разными эмоциями, чувствами, переживаниями.

Так, обида или страх побуждают к возмущённым протестам, резким возражениям, грубым отказам.

Отстань от меня!

Не хочу разговаривать с тобой!

Ни за что не пойду к зубному врачу!

Да ну этого Петьку…

Пошли все в баню!

Разочарование и зависть провоцируют на обвинения и враждебные замечания.

Ну во-о-т, обещала, что будет вку-у-сно! А это опять та же дурацкая каша, только с вареньем…

И вовсе у тебя не крутой робот, а очень даже обыкновенный! Мне папа тоже купит, только в сто раз лучше!

Ревность, боязнь быть отвергнутым, непонятым, лишённым внимания проявляются в виде злости, недовольства, обиды.

Ага, опять смотришь свой дурацкий сериал!

Снова ты болтаешь с этой толстой тёткой Светкой…

Ирина Фёдоровна, а Сашке-какашке самое большое яблоко досталось! Вы что, его больше всех любите, да?

А зачем Машке новый мобильник? Потому что она у нас в семье старшая?!

Если в семье есть другие дети, негатив часто выплёскивается на них. В таких случаях, как говорят психологи, происходит смещение объекта со старших на младших: родители становятся неприкосновенными (иногда даже «охраняемыми») существами, а братья-сёстры превращаются в форменных жертв. Скажем, не получив вожделенную игрушку, малыш отправляется вредительствовать старшей сестре: принимается обзывать, грубо пинает, передразнивает её действия, мешает разговаривать по телефону и т. п.

«– Поняла? – спросила Анна свёрток в коляске. – Я должна за тобой следить. А будешь плохо себя вести, я тебя в унитаз выкину и воду спущу.

И припустила вприпрыжку по дорожке, толкая впереди коляску.

– Я твоя старшая сестра, – бормотала она на бегу. – Старшая и сильная. Но, говорят, противная…»

(Реннауг Клайва «И не забывай гладить котёнка»)

Как видим, агрессивные высказывания детей достаточно разнообразны, хотя и однотипны по словесному воплощению. Чаще всего это какие-то общеизвестные шаблоны, речевые штампы. Однако здесь есть один важный и не всегда заметный момент: нередко мы склонны воспринимать поведение ребёнка слишком буквально, а его речь истолковывать дословно. В этой своей ошибке мы меняемся местами с маленькими врединами и сами нуждаемся в «перевоспитании».

Часто грубость детской речи – больше имитация, чем настоящая агрессия. Такое поведение называется сценарным.

Так, грубые выражения, дерзости, нападки могут быть:

♦ элементом ролевых игр;

♦ способом эмоциональной разрядки, снятия стресса;

♦ формой самовыражения, самоутверждения в коллективе сверстников.

Классические примеры – игра в «войнушку» и «волшебные» перевоплощения. В подобных забавах зачастую копируются модели поведения взрослых, распространённые киноштампы и литературные клише. Вот как об этом рассказывает юный герой рассказа Бориса Минаева «Чёрное стекло жизни».

«…Я придумал „турнир рыцарей“ достоинством по двадцать копеек, которые со страшным стуком вышибали друг друга…

Не разжимая губ я трубил в английский рожок позывные состязания и восторженно гудел вместо простолюдинов-слуг. Но приятнее всего было стонать и кричать после нанесённого удара.

– О!!!

– Я убью вас, сэр!

– Чёрт побери!..»

Возникает вопрос: как относиться к такого рода играм и развлечениям? Можно ли считать опасными имитационные формы агрессии? На этот вопрос хорошо отвечает герой повести Алексея Иванова «Охота на „Большую Медведицу“»: «Мы тоже играли в войну и выросли нормальными людьми, своих теперь воспитываем! В игре, понимаешь ли, основы души закладываются, надо чутко подходить. Тем более что времена меняются, а игры – нет…»

Важна и общая эмоциональная атмосфера игры, сопутствующие ощущения и переживания.

«Часто мы делали друг с другом так. Одной рукой за горло, другая заносит над грудью невидимый кинжал.

– Проси прощады!

– Прошу прощады!

– Нет!

И кинжал вонзался в грудь.

Вообще, вспоминая детство, удивляюсь: как мало все эти игральные свирепства грязнили душу, как совершенно не претворялись в жизнь».

(Викентий Вересаев «В юные годы»)

В этом воспоминании ценнее даже не само свидетельство безобидности «игральных свирепств», а детское словотворчество: «прощада» исполнена интуитивного философского смысла. Тут одновременно угроза и прощение, забава и мольба.

Большинство учёных также рассматривают игровую агрессию любого типа как естественный и потому неизбежный этап взросления, социализации (приспособления к жизни в обществе), усвоения поведенческих норм. К тому же игровую агрессию из-за её переносного (ритуального, символического) характера, можно рассматривать и как вариант раскрепощения, снятия эмоционального зажима.

Однако всё же необходимо видеть ту грань, за которой начинается «потусторонье зла» – искажение нормы, неприемлемое и опасное поведение. А грань очень тонкая, иногда – вообще малозаметная и сложно определимая. Не случайно в детской литературе она часто возникает в образе зеркала. Кай у Г.-Х. Андерсена, Алиса у Л. Кэррола, Оля-Яло у В. Губарева – все эти персонажи неожиданно либо незаметно для себя оказываются во враждебной, угрожающей среде и сами вольно или невольно совершают нехорошие поступки.

Кроме того, надо различать агрессию в игре (как отдельные её элементы, эпизодические проявления) и собственно агрессивную игру (сами роли, содержание и цель которой направлены на причинение вреда кому-то из участников или посторонним лицам). Например, игровые правила предполагают совершение морально недопустимых действий: оскорбить прохожего на улице, придумать самую обидную дразнилку, обязательно довести кого-то до слёз и т. п. Или проигравшему выставляются жестокие условия: с ним не будут разговаривать, не примут в другую игру, заставят делать что-то неприятное, предосудительное.

Вот ребятишки из повести Льва Давыдычева играли как-то в американского лётчика-шпиона Пауэрса…

«Пауэрсом выбрали Алика. Посадили его на крышу сарая – будто на самолёте летит – и давай в него камнями (то есть ракетами) стрелять. С двадцатого выстрела попали – шишка!

Хорошо, в общем, поиграли. А он обратно слезать боится. Орали на него, орали, снова ракеты запускали. Пришёл милиционер Егорушкин. Полез за Аликом, да сам с крыши грохнулся.

Попало ребятам».

В подобных ситуациях агрессия смыкается с хулиганством. Такие действия следует предупреждать и однозначно пресекать.

Иногда за грубость и хамство мы ошибочно принимаем детские прямоту и непосредственность (подробнее об этом – в главе 3). Здесь есть один тонкий момент: в обыденном сознании критика младшим старшего всегда воспринимается более враждебно и оценивается гораздо категоричнее. Это замечательно показано в повести Веры Пановой «Серёжа». У семилетнего мальчика есть мама и отчим. Однажды знакомый семьи подшутил над Серёжей, дав пустую обёртку вместо конфеты, за что тот обозвал дядю «дураком»…

«Он был уверен, что мама с ним согласна. Но она воскликнула:

– Это что такое! Извинись сейчас же!

Серёжа посмотрел на неё удивлённо.

– Ты слышал, что я сказала? – спросила мама. Он молчал. Она взяла его за руку и увела в дом.

– Не смей и подходить ко мне, – сказала она. – Не хочу с тобой разговаривать, раз ты такой грубиян.

Она постояла, ожидая, что он раскается и попросит прощенья. Он сжал губы и отвёл глаза, ставшие грустными и холодными. Он не чувствовал себя виноватым: в чём же он должен просить прощенья? Он сказал то, что подумал».

А ещё грубость детской речи – часто следствие неразвитости представлений об уместности того или иного высказывания, о границах дозволенного и недозволенного в общении. Вот реальный и очень показательный пример. Четырёхлетний мальчик неудачно бросает мяч, который падает в лужу. «Чо, дурак, что ли?!» – презрительно замечает товарищ по игре. Незамедлительный вопрос мамы: «Разве можно так ругаться?!» – натыкается на искренне недоумённое: «А что, скажешь, умный?»…

Наконец, маленьким детям свойственно путаться в причинно-следственных связях, последовательности фактов, логике развития событий. При этом они быстро забывают исходные причины размолвок и ссор: с чего всё началось?

– Кто кого обидел первый?

– Он меня.

– Нет. Он меня!

– Кто кого ударил первый?

– Он меня!

– Нет. Он меня!

– Вы же раньше так дружили!

– Я дружил!

– И я дружил!

– Что же вы не поделили?

– Я забыл!

– И я забыл!..

(Владимир Орлов «Кто кого»)

Кроме того, дети склонны оценивать лишь внешний (поверхностный, формальный) план всего происходящего. Именно поэтому самое типичное их объяснение агрессии в чей-то адрес: «А он первый начал!» Для ребёнка это не просто достаточное, но исчерпывающее основание для ответной грубости или применения силы.

Добавим сюда ещё и подражательность как типичную особенность детского поведения. За неимением или недостатком собственного опыта, основой общения становится копирование чужих высказываний и поступков. В организованных детских коллективах (детский сад, летний лагерь) и даже в спонтанно возникающих группах (дворовая компания, очередь в поликлинике и т. п.) это воплощается в «стадном» или «стайном» инстинкте: говорить, делать, поступать «как все».

«… В детских яслях был скандал. Вася научил всех ребят хрюкать.

Сначала захрюкала младшая группа. Потом захрюкала средняя группа. Потом захрюкала старшая группа.

Все захрюкали.

Все ребята стали поросятами.

Всем попало.

Всем родителям сказали:

– Ваш ребёнок вёл себя безобразно. Примите меры…»

(Лев Давыдычев «Капризный Вася и послушный пёс Атос»)

По мере взросления усиливается и интерес к оценке со стороны сверстников: ребёнок переживает, что о нём подумают и скажут другие дети. И агрессия – часто маскировка робости, нерешительности, страха уронить себя в глазах ребят. Выразительная и лаконичная иллюстрация – рассказ Веры Осеевой «На катке». Витя уверенно рассекал на коньках под одобрительными взглядами двух других мальчишек и случайно задел девочку…

«– Я нечаянно… – сказал он, отряхивая с её шубки снег. – Ушиблась?

Девочка улыбнулась:

– Коленку…

Сзади раздался смех.

„Надо мной смеются!“ – подумал Витя и с досадой отвернулся от девочки.

– Эка невидаль – коленка! Вот плакса! – крикнул он, проезжая мимо школьников…»

Групповая среда становится питательной почвой для формирования агрессивных образцов поведения, причём даже у рёбенка из вполне благополучной семьи, психически здорового и не имеющего органических (болезненных) предпосылок к агрессивности.

Почти в любой детской группе имеются изгои, отверженные, «козлы отпущения», «мальчики для битья» – как постоянные жертвы словесных нападок и рукоприкладства.

Такие детишки чаще других становятся объектами такой специфической формы агрессии, как буллинг (англ. bully – «задирать, запугивать») – травля, третирование, враждебное преследование одного из членов коллектива со стороны остальных членов коллектива или его части. Сущность буллинга хорошо отражена в ироническом вопросе: «Против кого дружите?» Нередко подобные нападки заканчиваются трагически, даже в начальной школе…

«– Мы тебя ненавидим! – кричали шестнадцать мальчиков и девочек, окруживших Майкла; дела его были плохи. Перемена уже кончалась, а мистер Ховард ещё не появился.

– Мы тебя ненавидим!

Спасаясь от них, Майкл вскочил на подоконник. Они открыли окно и начали сталкивать его вниз. В этот момент в классе появился мистер Ховард.

– Что вы делаете! Остановитесь! – закричал он, бросаясь на помощь Майклу, но было поздно…»

(Рэй Брэдбери «Поиграем в „Отраву“»)

К словесному буллингу относятся постоянные обзывательства, насмешки, распространение обидных слухов и злобных сплетен, жестокое разыгрывание, групповые наветы, объявление бойкота. Физический буллинг – это регулярные пинки, тычки, щипки, посягательство на личные вещи (отнимают, прячут, портят). Как правило, инициаторы подобных действий – одни и те же дети, которых и называют буллерами.

В качестве реального примера – дословный рассказ мамы шестилетнего мальчика (по её просьбе изменены только имена детей).

Мой сын в детском саду. Петя будит его во время тихого часа и говорит: «Одевайся и уходи из группы, а то мы с Димой тебя будем бить!» Когда мой Саша что-то хорошо сделает, Дима ему говорит на ухо плохие слова. Саша пытается об этом сказать воспитателю, но Дима всё отрицает. Иногда они врут про Сашу, что он сказал матом, ударил кого-то, украл что-то из группы.

Часто дети в группе обзываются на моего сына, угрожают побить, дразнят, ябедничают, придумывают неприятные вещи. Например, что Саша снимал трусы в спальне, хотя этого не было. Или: Саша нарисовал красивую машинку, его рисунок и рисунки других детей повесили на стенд. Петя посмотрел и сорвал листок Саши и бросил его за шкаф, сказав, что тот сам его украл.

Мне приходится иногда говорить с Петей и Димой, порой – поругаться. После этого Сашу оставляют в покое, зато переключаются на других детей. Например: Дима положил в свой шкаф огрызок яблока и сказал, что это сделала Полина (её шкафчик – рядом)…

Разновидность буллинга – хейзинг (англ. haze – «зло подшучивать над новичком») – издевательства над новыми одноклассниками, детьми в детсадовской группе. В общем смысле это интеграция в коллектив через насилие: жестокое обращение, унизительные и болезненные испытания, традиции, ритуалы. Словесные формы хейзинга: злые розыгрыши, грубые шутки, угрозы, высмеивание.

Вспомним весьма жёсткий советский кинофильм «Дом с привидениями» (1987): новенькой второкласснице устраивают нешуточное испытание – провести час в «доме с привидением», роль которого должна исполнить большая чёрная собака. И лишь после этого девочку должны принять в компанию…

Таким образом, у детей уже достаточно рано появляется отрицательный опыт общения, накапливаются негативные наблюдения за поведением других людей. Причём не только сверстников, но и взрослых. Более того, то и дело возникают ситуации, в которых агрессия кажется не то что приемлемой и допустимой, но даже нужной и полезной!

Едва ли не ежедневно ребёнок обнаруживает доказательства поговорки «Наглость – второе счастье». Дедушка повысил голос в трамвае – ему уступили место. Мама поругалась с продавцом – ей обменяли некачественный товар. Сам пригрозил обидчику в детском саду – тот быстро вернул отнятую игрушку.

Подобные «открытия» формируют ущербную и искажённую картину мира: агрессия представляется доступным, лёгким и эффективным средством достижения цели, получения желаемого, настаивания на своём. Возникает иллюзия всесилия грубости. И ребёнок оказывается в положении Незнайки в Солнечном городе.

«Незнайка во все глаза смотрел на всё, что творилось вокруг, и то и дело сталкивался с прохожими. Это его очень сердило. Обычный прохожий, столкнувшись с Незнайкой, говорил „извините“, а Незнайка, вместо того, чтоб вежливо ответить „пожалуйста“, сердито ворчал:

– Да ну вас к лешему!

– Это нехорошо, – сказала ему Кнопочка. – Если перед тобой извиняются, ты должен сказать „пожалуйста“.

– Ещё чего захотела! – ответил Незнайка. – Если каждому говорить „пожалуйста“, то дождёшься, что кто-нибудь и на голову сядет»….

Очень важная особенность агрессии – неразделимость в ней словесного и физического, сплав речи с действием.

«Уколоть», «уязвить», «поддеть», «припечатать» – все эти метафоры словесного выражения грубости и гнева, злости и злорадства отсылают к вполне конкретным физическим действиям. Слово способно ранить, калечить, сражать наповал.

Материальность речевой агрессии отражена в этимологии многих слов, называющих её разновидности. Например, сарказм – буквально древнегреч. «разрывать мясо». Оскорблять – исходно означает «причинить боль» (ср. скорбь – «боль, горе, беда») и отдалённо связано с древнегреч. «заставляю съёживаться». Дразнить – этимологически восходит к праслав. «бить» и «драть»; клеветать – к «клевать».

У детей, живущих в мире буквальных смыслов и исходных понятий, это принимает максимально выраженные и очевидные формы. В детстве абсолютно всё – и хорошее, и плохое – имеет вещные, зримые, осязаемые формы. Слова – это не абстрактные названия, а материальные объекты, физические знаки вещей.

При этом малыши вытряхивают внутреннюю начинку из языка – как из внешне привлекательной игрушки вытаскивают неприглядное наполнение: пожелтевшую вату, скомканную бумагу, гнилые опилки… Блистательной иллюстрацией служит рассказ Александра Грина «Гнев отца»: не зная значения слова «гнев», мальчик воображает его персонифицированным ужасным существом наподобие дикого зверя.

«Отец приезжает завтра. С ним приедет гнев. Тётя будет сплетничать, что я пускал пузыри и прожёг дырку. Дырка была маленькая, но я… не хочу, чтобы гнев узнал». Дальше маленький Том начинает вооружаться против Гнева под девизом «живой я не поддамся ему», пытается похитить дядин пистолет, а в конце расстреливает из отцовского револьвера статуэтку индийского божка, приняв её за своего грозного врага…

Наконец, значимый момент для понимания детской агрессии – это степень понимания ребёнком своего и чужого поведения. «Маленькие разбойники» ещё явно недостаточно сознают свою склонность к словесной грубости, оскорбительным выходкам и даже к рукоприкладству. Во многих случаях малыш говорит гадости или поступает жестоко не от врождённой «вредности характера», а просто «по глупости» или «со скуки», подпадая под чьё-то нехорошее влияние или не умея направить свою неуёмную энергию в позитивное русло.

Дети НА САМОМ ДЕЛЕ часто не замечают либо не понимают, что их слова и поступки могут обидеть, унизить, расстроить, опозорить, разозлить, причинить боль…

«– Нинка – вредная! Она нас Сковородками дразнит!

– Знаю я вас!.. Вы, наверное, сами первые её дразните.

– Не дразним! Не дразним! – закричали обиженно Катя с Манечкой [сёстры-шестилетки]. – Мы только очень редко ей говорим: „Кукушка-кукушка, глупая ватрушка, в лужу упала, грязи набрала“».

(Ирина Пивоварова «Однажды Катя с Манечкой»)

* * *

Почему же так происходит?

Лет до 8-10 детям свойствен эгоцентризм (лат. ego – «я» + centrum – «центр круга») – неспособность оценить ситуацию отстранённо, посмотреть на свои и чужие действия «со стороны»; восприятие своей точки зрения как единственной существующей. Причём не будем путать это понятие с эгоизмом – жизненным принципом и моральным качеством, ставящим собственные интересы человека выше интересов других людей.

Эгоцентрик видит и понимает мир исключительно со своих позиций, эгоист же преследует цели исключительно собственной пользы и выгоды. Эгоцентризм – врождённое свойство и непременный этап взросления, тогда как эгоизм – приобретаемая и присущая не каждому личностная черта.

В силу эгоцентризма маленькие дети склонны придавать свойства живого неодушевлённым предметам, ведь для них существуют только живые вещи. Одновременно малыш воображает себя «властителем мира», «владельцем реальности» и потому воспринимает окружающих людей чем-то наподобие игрушек, которыми можно распоряжаться, манипулировать, механически управлять (подробнее см. в главе 3).

Эта особенность детского мировосприятия эксплуатируется во множестве произведений, героями которых выступают игрушки: волшебные сказки Э.-Т.-А. Гофмана, А. Милна, Д. Н. Мамина-Сибиряка, пронзительный рассказ Н. Тэффи «Неживой зверь», советский мультик про Лошарика, американская «История игрушек» (Toy Story)…

Преодоление эгоцентризма – прежде всего в осознании разницы между живым и неживым, органикой и механикой.

До определённого возраста ребёнок воспринимает других людей как просто двигающихся и действующих, а не как мыслящих и чувствующих. «Уберите его отсюда!» – возмущённо и вполне серьёзно требует малыш, имея в виду… сверстника, помешавшего его игре. В этом очень типичном восклицании не только агрессия, но и особое отношение, и своеобразная оценка: живой человек и неживой предмет отождествляются, между ними не ощущается существенной разницы. А раз так – значит, ими обоими можно одинаково распоряжаться и управлять.

Таким образом, первый шаг на пути сдерживания агрессивных импульсов – это осознание того, что «двигаться» и «жить» – вовсе не одно и то же. Что жить – значит мыслить и чувствовать, переживать и сопереживать.

Разумеется, агрессия не есть норма поведения, но она – важный ключ к дверце детского сознания, ещё не скорректированного воспитанием, не отформатированного цивилизацией.