Тау Винсент и его церковь
1888 год принес миру много интересного и значимого.
Лондон потрясли убийства Джека-Потрошителя.
Генрих Герц в Карлсруэ доказал реальность электромагнитных волн.
Джон Данлоп запатентовал в Белфасте накачиваемую воздухом велосипедную шину.
В Лондоне была сделана одна из старейших сохранившихся звукозаписей на усовершенствованный фонограф Эдисона – оратория Генделя «Израиль в Египте», исполнявшаяся хором из 4000 голосов на фестивале в Хрустальном Дворце.
В Москве К. С. Станиславский и А. Ф. Федотов организовали Общество искусства и литературы, а А. Чехов написал подчеркнуто отстраненный и хроникальный, но леденящий душу посильнее романов о привидениях рассказ «Спать хочется».
Для исследователя эзотерической традиции и истории оккультных учений в Европе интереснее, конечно, узнать, что в этот год также близилось к завершению формальное объединение уставов Мемфиса и Мицраима, начало которому было положено волей и словом великого Джузеппе Гарибальди в 1881 г. Сам он умер на острове Капрера 2 июня 1882 г., оставив только планы по соединению, которые претворяли в жизнь уже его преемники на посту Великого Командора Пессина и Яркер. Окончательно единый Устав Мемфиса-Мицраима был сформирован в 1889 году.
В Пенджабе в это время выдающийся английский теолог Генри Джозайя Уимпер выпускает книгу «Религия франкмасонства», в которой впервые ставит ребром вопрос об изначальной вероисповедной основе Братства – христианский ли у масонства фундамент или, как он выражался, «космополитический», то есть основанный на Заповедях Сыновей Ноя и, соответственно, межконфессиональный и даже деистический. Честно признаться, общепринятого ответа на этот вопрос с тех пор так и не появилось в масонской или масоноведческой средах.
В это же время впервые встретившиеся в Париже в 1884 году Огюстен Шабосо и Жерар Анкос, опознавшие друг в друге посвященных традиции Сен-Мартена, пришли к выводу о необходимости создания особой посвятительной организации этого мистического направления. К 1888 г. они составили проект учредительной конституции Ордена Мартинистов, принятый на вооружение созданным в 1890 г. первым его Верховным Советом. Также в 1888 г. впервые увидел свет журнал «Инициация», которому было суждено на многие годы стать ведущим мартинистским печатным изданием.
И в тот же год, работая в Орлеанской библиотеке, антиквар и хранитель библиотеки масонского Великого Востока Франции Жюль Дуанель сделал среди полузабытых фондов главное открытие своей профессиональной карьеры и совершил самое выдающееся из деяний в своей эзотерической биографии. К сожалению, из всех доступных источников только один, да и то не особенно заслуживающий доверия, указывает, что это произошло летом. Остальные хранят молчание и не позволяют датировать событие более точно.
Жюль-Бенуа Станислас Дуанель дю Валь-Мишель (1842– 1903) много лет посвятил мистическим практикам в духе набиравшего в то время популярность спиритизма и утверждал, что неоднократно становился свидетелем явления в этот мир феномена женской ипостаси Божества, а также что ему предначертано возвратить ее культу должное влияние и уважение. С некоторой натяжкой можно сказать, что в откровениях Дуанеля, спроецированных на наше неспокойное время, можно увидеть первые структурно оформленные предпосылки псевдокатарской концепции М. Бейджента и Р. Ли, столь широко популяризованной во всем мире Дэном Брауном и его «Кодом Да Винчи».
В Орлеанской библиотеке Дуанель обнаружил оригинал документа, датированный 1022– м годом, за авторством каноника Стефана Орлеанского, школьного учителя и предшественника катаров, впоследствии казненного. Проникнувшись трагической историей движения катаров и его глубокой гностической философией, Дуанель приступил к систематическому изучению гностических и парагностических ересей Средневековья, все более убеждаясь в истинности этого религиозного учения, если принимать за основу гипотетическую общность философских и теологических положений разных религиозных групп этого направления.
То ли в нашей реальности, то ли в параллельной реальности его мистического опыта (истории это достоверно не известно), однажды ночью в том же году Дуанелю явился в видении Эон Иисус, который при помощи двоих богомильских епископов рукоположил библиотекаря в священники и миропомазал его в сан Епископа Монсегюра и Примаса Альбигойского. В наш циничный век можно по-разному относиться к такого рода информации, однако необходимо признать, что ни дух, ни буква повествования ни в чем здесь не отличаются от любых других историй создания религиозных учений любого рода и вида.
Продолжая работать в русле спиритической традиции, Дуанель приступил к налаживанию постоянных контактов с катарскими и иными гностическими учителями веры, в чем немало преуспел, по мнению современников-теософов. Его сеансы посещали как самые заметные фигуры европейского оккультного Ренессанса, звезды духовно-эзотерических салонов Парижа и Лондона, так и десятки рядовых масонов, теософов и спиритов, составлявших питательный бульон – где действительно в эти годы размножились и разрослись клетки Западной эзотерической традиции, со временем распространившейся далеко за пределы кафе Монмарнтра и Сохо и гостиных Обсерватуар и Белгравии.
К 1890 году религиозное учение, транслированное Дуанелю средневековыми ересиархами потребовало организационного оформления. По-другому и быть не могло в Париже тех лет, где оккультные кружки и эзотерические организации плодились с астрономической скоростью, хотя в них входили, в основном, одни и те же люди, каждому из которых требовалось собственное поле для деятельности, где его авторитет был бы неоспорим. Дуанель объявил этот год началом Эры Возрожденного Гнозиса и принял сан Патриарха Вселенской Гностической Церкви под именем Валентина II в честь великого религиозного учителя II в. н. э. Тогда же была проведена хиротония первых гностических епископов (и софий, как именовались первосвященники-женщины) из числа друзей и единомышленников Патриарха. Все они взяли себе новые имена, первой частью которых обязательно являлось слово «Тау» – символ тау-образного Креста, египетского Анкха, ставшего эмблемой гностического исповедания и духовного христианства. В число этих первых иерархов Гностической церкви вошли:
Жерар Анкос (Папюс), Тау Винсент, Епископ Тулузский;
Поль Седир (Ивон ле Луп), Taу Павел, Коадьютор Тулузский;
Люсьен Шамуэль (Мошель), Taу Вардисан, Епископ Ла Рошели и Санта;
Луи-Софрон Фугэрон, Taу Софроний, Епископ Безье;
Альбер Жоне, Тау Феодот, Епископ Авиньона;
Мари Шовель де Шовени (Эсклармонда), София Варшавы;
Леон-Эжен Жозеф Фабр Дез Эссар, Тау Синезий, Епископ Бордо.
Имя Тау Иоанна впоследствии носил Жан Брико, друг Папюса и мартинистский реформатор, пошедший по пути жесткой привязки духовной традиции мартинизма к ритуалистике и догматике германско-тамплиерского масонства Виллермоза. Надо сказать, что сам Дуанель вскоре с радостью вошел в Орден Мартинистов Папюса и был введен в состав его Верховного Совета. Как уже говорилось, члены эзотерических организаций активно поддерживали друг друга и участвовали в предприятиях друг друга с неспадающей энергией. Особенно ярко это демонстрировал сам Папюс.
По мнению современных исследователей (T. Apiryon), «Гностическая церковь Дуанеля объединила теологические доктрины Симона Мага, Валентина и Марка… с приобщениями святых тайн, ведущими свое начало от Катарской церкви и выражавшимися в ритуалах, которые были сформированы под влиянием Римско-католической церкви. В то же время Гностическая церковь представляла систему мистического масонства». В некоторой степени можно считать предшественницами Гностической церкви Дуанеля вероисповедные европейские кружки и группы прошлых лет, носившие названия «Элиатская церковь Кармеля», «Работа Милосердия», «Иоаннитская Церковь Первоначальных Христиан» и др. «Иоанновская» духовная традиция в религии появилась не вчера, и ее последователи оставили довольно обширное наследие как в области источников, так и в сфере организационного созидания.
В этой связи хотелось бы в особенности выделить монументальную фигуру Жерара Анкоса – Папюса, чье наследие в самых разных эзотерических сферах так до конца и не оценено современными исследователями. В основном, внимание уделяется его «Учению и ритуалу высшей магии», действительно значимому труду, однако наполненному, наряду с действительно вдохновенными прозрениями и детально проработанными данными из серьезных источников, также и многочисленными заблуждениями, порожденными как эпохой в целом, так и пылкой натурой самого Папюса. Поэтому практически каждый второй специалист, упоминающий Папюса, обязательно говорит о его «неоднозначной репутации» как эзотерика и ученого. А между тем лишь волей Папюса, его неуемной энергией и обширным кругом знакомств увидел свет феномен беспрецедентной популяризации оккультных учений в Европе. На этот счет могут существовать различные мнения, многие вполне законно могут осудить великого француза за ничем не прикрытое метание бисера и введение этого метания в общепринятую среди оккультистов практику. Но остается вопрос: выжила бы ли и сохранилась в Европе тяга к исследованию темных материй Духа на протяжении страшного ХХ века, если бы не он?
За свою недолгую жизнь (51 год) Папюс успел стать членом нескольких эзотерических братств, возглавить их или создать: это и Каббалистический Орден Розы и Креста, и Орден Мартинистов с внутренним Орденом Избранных Коэнов, Гностическая церковь (Вселенская и Французская), Объединение орденов Древнего и Изначального Устава Мемфиса и Мицраима, Орден Восточных Тамплиеров, – хотя он так и не вошел в какую-либо ложу «официального» масонства.
Главным делом его жизни, что совершенно не удивительно, был и оставался его собственный мартинистский путь, который он проложил меж Сциллой, Харибдой и неназванным третьим чудовищем (если стараться уложить реальность в избитую метафору). Мартинистское учение дошло до нашего времени в трех основных изводах, если не взаимоисключающих, то, по крайней мере, весьма непростых для любого исследователя, пытающегося найти между ними нечто общее.
Наследие Мартинеса Паскуалиса – духовидческая традиция Избранных Коэнов – призывает напрямую общаться с духовными сущностями и просить их наставления.
Наследие Луи-Клода де Сен-Мартена – Путь Сердца – свидетельствует о единственном доступном пути воссоединения с Изначальной сущностью Первочеловека посредством внутреннего молчаливого самосовершенствования и молитвы.
А наследие Жана-Батиста де Виллермоза – путь Исправленного Шотландского Устава – лежит в области традиционного масонства.
И Папюс умудрился соблюсти Золотую середину, создав тот современный мартинистский орден, который в разной степени включает в себя все перечисленные выше свойства, на основе их синтеза создав собственный мощный эгрегор, питающий своих посвященных духовными силами. Естественно, что он стремился включить в сферу своего эгрегора максимальное количество своих знакомых и друзей и так или иначе обратить на пользу своему любимому детищу любимые детища своих друзей. На тему Гностической церкви он написал очень мало, несравнимо мало относительно количества работ на иные эзотерические темы. Зато мартинизм и иллюминизм в масонстве занимали весь его ум – и может быть, именно поэтому во время своего эпического путешествия в Россию он произвел впечатление настоящего пассионария и пророка на петербургский высший свет. Именно с Папюсом связывают наполовину мифическую «дворцовую мартинистскую ложу», в которую якобы входила правящая чета Романовых. Членство в мартинистских ложах нескольких приближенных царской семьи и великих князей, впрочем, доказано документально.
В 1907 году фактически под давлением Анкоса Жан Брико основал собственное отделение Гностической церкви, чья структура и доктрина были ближе к Римско– католической церкви, чем к катарской. Дуанель, Брико и Анкос были мартинистами, поэтому и назвали свое отделение Гностической Католической Церковью, правопреемницей Гностической церкви Дуанеля, Кармелитской Церкви Вентра и Иоанитской Церкви Фабра-Палапра, официальной церковью Ордена Мартинистов.
После состоявшейся 24 июня 1908 года «Международной конференции спиритуалистических уставов масонства», организованной Папюсом, Гностическая Церковь взяла себе титул «Вселенской». История ее, как история любого эзотерического общества того времени (да и любого времени), тоже сложна, ознаменована многочисленными расколами и слияниями, скандалами и примирениями, настоящими откровениями и духа и фальшивками на потребу толпы. В настоящее время около трех десятков организаций во всем мире претендуют на прямую или косвенную апостолическую преемственность от этой церкви. Их истории и хитросплетениям межцерковного диалога посвящено немало книг, из которых на русском языке пока вышел только небольшой сборник статей «Гностическая католическая церковь» (2008).
Традицию, наследие мысли человечества, века неустанных попыток великих и поэтому несчастных людей осмыслить свое место в бескрайних просторах Духа так просто забыть, так просто подвергнуть осмеянию и забросить в дальний угол, так просто отвергнуть со смехом современного циника и веселого реалиста. Этот подход распространен шире, чем можно было бы подумать, не только среди невежественной толпы, но и среди самих эзотериков. Взять для примера хотя бы отрывок из работы Ю. Стефанова о Рене Геноне, который якобы сражался с «лицемерием, разладом, вторгшимся в самую сердцевину бытия, непрекращаемым и зловещим лицедейством. А вот мэтр Папюс шагу не мог ступить без таких костюмированных балов… Словом, перерядиться в некого оккультного Пьеро, разыграть соответствующую комедию дель арте перед шкафом, внутри оклеенным золотой бумагой, в котором хранятся символы всех главных религий… Неудивительно поэтому, что когда повеление бесплотных сущностей было исполнено и Генон стал гроссмейстером новоиспеченного Ордена, Папюс с треском выставил его из всех своих золоченых шкафов…».
Ну что здесь сказать? Да, шкафы. Кому и Ковчег – ящик.
Невозможно, как известно, подтвердить факт непосредственной преемственности современных эзотерических организаций от древних герметических обществ. Однако непреходящей ценностью являются для современного человека, во-первых, сам факт сохранения памяти о великих древних исследователях Неведомого в трудах и мыслях современных эзотериков, а во-вторых, интерпретация ими идей и доктрин своих легендарных предшественников в свете современных представлений о строении мира и человека.
«Столь много пушистых слов…» : «Масон без маски», Спб, 1784
В 1784 г. в Санкт-Петербурге вышла из печати книга, которой суждено было на много веков вперед определить судьбы научного масонского источниковедения в России, хотя бы по причине отсутствия должного количества сколько-нибудь серьезных других работ на эту тему. К счастью или к сожалению, в России совершенно не был развит и фактически полностью отсутствовал жанр «масонского разоблачения», публично разглашаемых предположительно масонских закрытых документов – опубликованных в общедоступной прессе ритуалов, катехизисов, внутренних обучающих текстов и т. д.
В Европе середины XVIII в. этот жанр расцвел бурным цветом (в Англии – начиная с 1724 г. и получал постоянную подпитку вследствие процессов дробления и вражды между активно плодящимися масонскими организациями как традиционных «цеховых» степеней, так и новых – «рыцарских» орденов и их объединений – уставов. В России же, с одной стороны, отсутствовала та свобода прессы, которая позволяла бы различным общественным организациям конфликтовать в публичном пространстве, с другой стороны, отсутствовали сами общественные организации, действующие в этом пространстве. Масонство в этой стране состояло практически исключительно из представителей родового дворянства, традиционно придерживавшегося кастовой этики, подразумевающей сохранение всех внутренних процессов (включая раздоры) внутри касты; другая, меньшая, часть членов российских лож были иностранцами, вообще довольно сильно дистанцированными от российского общественного мнения. В конечном итоге, российское масонство на протяжении всего XVIII в. было весьма замкнутой структурой, действовавшей во внешнем для нее мире почти исключительно в сфере печатного слова, что, как ни парадоксально, не приводило к отображению его внутренней жизни в опубликованных произведениях. Печатное производство российских масонских издателей сводилось к переводу, написанию и публикации литературы богословского, исторического и общеэзотерического свойства. Ярчайшим примером этой деятельности является работа типографии Московского университета и вообще первая половина жизни великого русского издателя Н. И. Новикова, однако сейчас мы собираемся говорить о совершенно другой литературе.
Итак, собственно масонская литература в России того времени не содержала в себе внутренней информации о жизни Братства в России или других странах. Не был развит и жанр разоблачений. Основное содержание антимасонских памфлетов сводилось к голословным обвинениям в шарлатанстве, чудачествах, пьянстве и распутстве. До Французской революции, радикально изменившей вектор развития антимасонской идеологии, оставалось еще пять лет. Это была эпоха российского Просвещения, причем, в самый активный, яркий и красочный свой период. Страна переживала подлинный расцвет в интеллектуальной, культурной, духовной сферах, развивались науки, искусства, общество.
Однако к российским вольным каменщикам судьба, к несчастью, именно тогда повернулась спиной. Насчитывая менее пятидесяти лет непрерывной истории, российское масонство к 80– м годам XVIII в. уже успело претерпеть серию расколов и конфликтов, несколько раз сменить приоритеты, авторитеты и покровителей, создать несколько вполне достойных и деятельных, но недолговечных послушаний и приготовиться к новым треволнениям. Как и позднее, в XIX в., масонство в России развивалось тогда за счет весьма немногочисленных активных провозвестников и авторитетных учителей. Некоторые из них (например, Н. Панин, А. Куракин) были близки ко двору и в особенности – к наследнику престола Павлу Петровичу. Опасения императрицы в связи с возможностью влияния на наследника со стороны иностранных дворов и враждебных группировок при российском дворе были постоянными и не затихали ни на миг. Рано или поздно ситуация должна была разрешиться во благо или во зло, и получилось так, что всё кончилось плохо.
В российском масонстве активно шло развитие противоборства между уходящими на задний план Елагинской (английской) и Рейхелевской системами, с одной стороны, и быстро завоевывавшими позиции Шведско-немецкой системой и «либертинским» французским масонством. Выстраивание структуры зарождавшихся в России тамплиерских степеней привело русских каменщиков к постоянным контактам с принцем Брауншвейгским, отношения с которым у российского императорского двора были в то время «сильно охлаждены. На Вильгельмсбадском конвенте 1782 г. Россия вообще вошла в Восьмую провинцию шведско-немецкой системы Строгого Тамплиерского послушания и попала под юрисдикцию Швеции, что было совершенно нетерпимо, с точки зрения правительства страны.
В 1780 г. в России со своими эзотерическими «гастролями» гостил граф Калиостро, в Митаве и Петербурге не только дававший магические представления и сеансы общения с духами, но и налаживавший общение с «тамплиерской» частью российских каменщиков, агитируя их за создание лож его собственного «египетского» масонства. Известно, что именно носителям немецкого тамплиерского посвящения он выдавал свои «египетские» степени в Италии за несколько лет до этого.
Всё активнее шел процесс внедрения в те русские ложи, которые не горели желанием присоединяться к тамплиерским степеням, новой сложной франко-немецкой системы Розы и Креста, эклектически составленной из немецких степеней образца 70– х годов XVIII в. и духовидческих прозрений Мартинеса Паскуалиса того же времени. Это движение так и именовалось в те годы – «мартинизм», хотя с позднейшим Орденом Мартинистов (результатом реформ Папюса) оно было связано очень мало и являлось, по сути, тем, что в наше время принято называть «розенкрейцерством». Мартинисты полагали себя истинными духовными христианами, издавали религиозную литературу и искали «истинной внутренней Церкви», что, конечно, не могло не сформировать в их отношении негативной позиции государственной православной церкви, хотя в мемуарной литературе и зафиксированы факты хороших личных отношений между масонами-мартинистами и священноначалием русской церкви (см., например, в записках И. Лопухина про общение с митр. Платоном).
Над русскими вольными каменщиками сгустились тучи.
Сенатор И. В. Лопухин пишет: «И так в конце 1784 года открылись давно уже продолжавшиеся негодования и подозрения двора против нашего общества. Коварство, клевета, злоба, невежество и болтовство самое публики питали их и подкрепляли. Одни представляли нас совершенными святошами, другие уверяли, что у нас в системе заводить вольность; а это делалось около времени Французской Революции… А содействовали доверенность к наветам, обычай слушать шпионов, которые должны необходимо лгать… Много также действовали предубеждение и ненависть, которыми с невежеством исполнены люди, против строгой морали и всякой духовности, коими отличались издаваемые нами книги… Неудовольствия оныя Правительства, подозрения, скрытные присмотры полиции, толки и шум публики, то уменьшаясь, то прибавляясь, продолжались лет семь. Много имели мы неприятелей, а защитников с голосом никого, ни при дворе, нигде. Мы столько были невинны, что и не старались оправдываться, а только при случаях простодушно говорили правду о цели и упражнениях нашего общества; но нам не верили.
Императрица сначала жестоко ограничила любые контакты вольных каменщиков при дворе, затем, уже в 1785—1786 гг., вполне в духе своего сердечного друга Вольтера дала волю сарказму в сатирических пьесах «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман Сибирский», одновременно напоминающих и «Тартюфа», и «Мнимого больного», и «Двенадцатую ночь» (к этим же годам относится ее первое знакомство с Шекспиром), а затем попросту повелела закрыть русские книжные магазины, Типографическую компанию и начать следствие против московских масонов и мартинистов. Князь Прозоровский взялся за порученное ему дело со рвением – и московская просветительная миссия русских вольных каменщиков завершилась трагическим поражением.
Масоны московского университета, кружки И. Шварца и С. Гамалеи, журналы и книги Н. Новикова остались на страницах истории, но ушли из жизни и быта, чтобы снова оказаться на слуху только через сорок лет.
Но в данном случае для нас представляет определенный интерес не столько сам Московский университет, сколько гимназия при нем, где воспитывался, а затем многие годы преподавал французский язык Иван Васильевич Соц, талантливый переводчик и автор «Новой французской грамматики» (1790) и толкового мультиязычного «Нового лексикона» (1784). Специализация И. Соца, в частности, по нашему мнению, разрешает один из вопросов, возникших среди российских исследователей текста «Масон без маски». Его полагают «переведенным с французского или с немецкого языка. Ниже будет показано, что теоретически не исключен вариант наличия оригинала на немецком языке, однако время публикации вряд ли оставляет сомнения относительно языка, с которого именно И. Соц осуществил именно этот перевод.
В общем и целом, историки сходятся в том, что «что эта книга, изданная в самый разгар деятельности русских масонов, могла быть напечатана по повелению императрицы Екатерины II. Книга была выпущена в типографии лютеранского пастора Христофора Геннинга, также издававшего многие богословские и прочие «душеполезные» книги современников и переводы древних авторов. Согласно «Словарю российских масонов» А. И. Серкова, Х. Геннинг не принадлежал к масонскому движению в России в то время, хотя не менее троих лиц с этой фамилией (и другими именами) состояло в указанные годы в петербургской большой и популярной ложе «Урания», работавшей по Рейхелевской, а затем по Шведско-немецкой системе (что немаловажно для дальнейшего изложения). Переводчик И. Соц также в масонских ложах не состоял, что, в принципе, для того времени и для его социального слоя и круга знакомств странно и вызывает закономерное удивление, а также желание понять, почему (хотя биографические источники фактически отсутствуют).
Книга «Масон без маски» представляет собой перевод разоблачения масонских ритуалов, сделанного якобы неким английским масоном, решившим выйти из состава своей ложи и Братства в целом по причине презрения к организации, лишенной, по его мнению, всяких целей, кроме совместного проведения досуга, участия в нелепых и надуманных ритуалах и обирания непутевых кандидатов, стремящихся проникнуть в элитарный закрытый клуб. Именующий себя Томасом протагонист завершает свой труд издевательской просьбой к братьям, «возвратить ему его деньги так, как ныне он возвращает им их тайны». Нужно признать, что эту издевку ложам XVIII века довольно часто бросают обиженные диссиденты и бывшие братья: для сравнения можно упомянуть «Масонство в разрезе» С. Причарда (1730), в котором автор в качестве главной причины публикации этого разоблачения указывает именно нечистоплотность братьев-каменщиков в деле сбора взносов и их последующего распределения.
Оригинал этой книги впервые увидел свет в Париже в 1751 г. под тем же названием – «Le maçon démasqué, ou Le vrai secret des francs maçons» («Масон без маски, или Подлинные тайны франкмасонов» ). Позднее он переиздавался в 1757 и 1786 гг. Самый полный вариант 1751 г. включал в себя несколько гравюр с изображениями масонских медалей и ковров (табелей) того времени, представляющих немалую ценность для современного исследователя масонской символики. Однако в переводе И. Соца полностью отсутствуют гравюры, имеется текст пояснений к гравюрам с медалями и полностью отсутствует пояснение табелей (за исключением ритуального наставления о табеле степени Подмастерья в тексте книги). Первые два издания помечены «Париж», и только третье издание 1786 г. издано одновременно в Париже и Лейпциге на французском и немецком языках, соответственно. Поэтому вряд ли стоит серьезно рассматривать возможность, что преподаватель французского языка И. Соц в 1784 году поставил себе задачу перевести с мало известного ему немецкого языка книгу, изданную в 1786 году, если в 1784 году у него уже был под рукой вполне доступный французский текст 1757 года, пусть и без картинок.
Переводчик оперирует исключительно французскими масонскими терминами, которые даже и не думает переводить на русский язык (фрер, тревенерабль, сюрвейян и пр. ). Будь переводчик членом масонского Братства или просто имей перед глазами гравюры, приложенные тексту, он определенно также сумел бы избежать ошибок, ставших с его времени доброй традицией переводчиков масонской литературы в России. Например, на рисунках в оригинале прекрасно видно, что символом Мастера ложи является простой строительный угольник (или наугольник), но не треугольник. А никаких «шипастых стен» в масонском Храме просто нет: так «переведена» «зубчатая граница» – полоса на масонском ковре или масонской мозаике, проходящая по краю мозаичного (черно-белого шахматного) пола и состоящая из чередующихся черных и белых треугольников. Подобных огрехов в тексте довольно много.
Вопрос авторства данного разоблачения остается открытым и по сей день. Авторитетный масонский историк и источниковед Алан Бернхейм: «На титуле не указан автор, но в тексте брошюры, озаглавленной „Подлинные тайны франкмасонов“ сообщается, что его зовут Томас Уолсон (EFE, p. 430), а место его приема в Братство описывается как „L'auberge de le Swan dans le Stran“, что может быть переведено как „Таверна Лебедь на Стрэнде“ (The Swan Tavern in the Strand, EFE, p. 428), если не принимать во внимание варваризм „de le“ и считать его, как и другое, дефектами печати. Некто Том Уилсон [xxv] был Первым Стражем Ложи №3 (Древних) по состоянию на 4 апреля 1753 г. (первый протокол Великой Ложи Англии в соответствии с Древними установлениями, Quatuor Coronatorum Antigrapha, Vol. XI, p. 43). Предисловие Издателя к „Масону без маски“ гласит, что „нет свидетельств о собраниях лож в Лебеде на Стрэнде“ (EFE, p. 419). Однако 25 июня 1750 в протоколе Первой Великой Ложи (Современных) упоминается Ложа в Лебеде, что на Эксетер-стрит, а она идет параллельно Стрэнду в 100 метрах от него (QCA, Vol. XII, p. 53). Там же в примечаниях Бр. Сонгхерст пишет, что эта ложа не упоминается в списках Лейна; он считает, что это ложа №176; в 1751 г. она перенесла собрания в „Корону и Мяч“ на Плейхаус-ярд в районе Блэкфрайерс, где потом, в 1753 г., станет собираться Великий Капитул Королевского Ордена Шотландии, тогда еще Провинциальной Великой Ложи Южной Британии (что небезынтересно)».
«Небезынтересно» это совпадение автору исследования потому, что именно в Королевском Ордене Шотландии, по мнению многих британских и французских масонских ученых, не столько зародились, сколько активно развились и распространились так называемые «высшие рыцарские степени», завоевавшие (в отличие от степеней «цеховых» ) признание, по большей части, на континенте. Традиционно считается, что, в основном, они появились и практиковались в Великой Ложе Древних (с 1761 г. ), однако существуют и многочисленные исторические свидетельства их наличия в среде английских эмигрантов во Франции, изначально принадлежавших к Великой Ложе Современных (Moderns), или Первой Великой Ложе (Premier). По этим данным, еще в 20– е годы XVIII века они начали развивать в эмиграции на континенте степени, со временем выкристаллизовавшиеся в так называемый Современный устав (Rit Moderne). В них фактически никогда не работали в Англии или Шотландии, но во Франции эти степени составили основу «рыцарских» работ Великой Ложи Франции (с 1736 г. ) и лишь слегка уступали в популярности немецкому тамплиеризму, да и то лишь в период его взрывоподобного распространения по всей Европе. В начале XIX в., во время оживления масонской жизни во Франции после революционных потрясений, Современный устав (или устав «Современных» ) стал везде уже именоваться Французским уставом (Rit Française), а в 1806 г. он был принят как основной и официальный Великим Востоком Франции при Великом Мастере этого послушания Жозефе Бонапарте, брате императора Наполеона I.
Также ритуалы данного устава оказали значительное влияние на формирование ритуальной стороны немецких послушаний розенкрейцерской ориентации и даже на шведско-немецкую систему. Например, ключевые элементы Французского устава характерны также для немецких Эклектического устава, системы Великой Ложи Трех Глобусов и Королевских лож Йорка (по мнению авторитетных германских пользователей масонского форума Объединенной Великой Ложи России).
В настоящее время Французский устав входит в пятерку наиболее широко распространенных в мире и, кроме Франции, по нему работают во многих бывших французских колониях и других странах. В современной России по Французскому уставу проводятся работы в ложе «Москва» Великого Востока Франции, женской группе посвященных Великой Женской Ложи Франции «Камея», а также предпринимается попытка проводить работы по высшим степеням этого устава в Великой Ложе России. По крайней мере, в этом послушании, как обычно в таких случаях, уже создан соответствующий Верховный Капитул, авансом розданы все высшие степени и назначены все высшие руководители, немедленно обеспечившие месячный план выручки нескольким масонским магазинам облачений в Париже. Ведутся ли по данным ритуалам работы, официальный сайт ВЛР не сообщает.
Описанные в книге «Масон без маски» ритуалы фактически досконально следуют первым трем степеням символической ложи в изложении руководства по Французскому уставу. Это относится к титулованию офицеров ложи, расположению храмовых колонн, обязательному шагу с правой ноги и опознавательным знакам и словам. С точки зрения масонского ученого-ритуалиста, это один из лучших источников по Современному уставу из имеющихся на настоящее время.
В пользу аутентичности этого разоблачения говорит и то, что степень Подмастерья (Компаньона) отмечена здесь как «первый градус». Действительно, в континентальном масонстве, оторванном от английских и шотландских реалий, прошли фактически незамеченными реформы Дж. Т. Дезагюлье, выстроившего трехстепенную систему каменщических цеховых степеней в конце 20– х годов XVIII в., которую, однако, подавляющее большинство лож не принимали вплоть до 80– х годов. Как и в ритуале в «Масоне без маски», там не считали Учеников членами ложи: это было только предварительное звание, дающее своим носителям – по старинным масонским конституциям – право лишь «стоять в передней», не проходя в масонский Храм. И только посвящение в Подмастерья наделяло каменщика сразу всеми правами полноценного члена ложи и Братства в целом.
Если бы протагонист не устал так рано от кажущихся ему бессмысленными церемоний, ему предстояло бы еще претерпеть посвящение в 4– й градус – 1– й орден – степень Тайного Избранника; 5– й градус – 2– й орден – степень Великого Шотландского Избранника; 6– й градус – 3– й орден – степень Рыцаря Востока и 7– й градус – 4– й орден – степень Державного Князя Розы и Креста, Совершенного Вольного Каменщика, Великого Командора Храма.
Однако он предпочел пути посвященного карьеру литератора, и нужно отметить, неплохо в ней преуспел, поскольку работа «Масон без маски» написана действительно живым, образным и остроумным языком, естественно, для своего времени, и оставляет читателя в легком недоумении относительно объема памяти автора. Ведь известно, что рукописные ритуальники появились в масонском обиходе лишь в XIX веке, а до тех пор только Мастер ложи имел право держать при себе шпаргалку с несколькими абзацами шифрованных текстов, в то время как весь ритуал проводился наизусть, и обучение ему проходило буквально из уст в уста. Видно, для автора охота была пуще неволи – и память его не подвела буквально ни разу.
Смотри на обороте
Неровен и тернист путь всякого, кто пытается проанализировать эзотерические ритуалы с помощью инструментов формальной или просто бытовой логики. Ритуалы живут по собственной логике, символической и аналогической. Для их изучения специально вводятся термины «эзотерической» или «пограничной» реальности, что позволяет вести исследование в рамках новой парадигмы, где не работают большинство законов, привычных в иных парадигмах.
Но применительно к ритуалам масонским формальная логика может соблюдаться, при условии, что символическое наполнение ритуалов и многовековые напластования аллегорического материала разнообразного происхождения подвергаются редукции, вследствие которой – при изучении первоисточников – исследователю иногда открываются первоначальные, исходные варианты ритуальных действий, часто основанных на логически безупречных посылках, впрочем, вполне земного и практического происхождения.
В этой связи хотелось бы упомянуть о части посвятительного ритуала в некоторых изводах Шотландского и Французского уставов, где одно из наставлений претворяется в эзотерическую драму. По окончании церемонии принятия новопосвященного впервые включают в братскую цепь, составленную всеми членами ложи, а затем Досточтимый Мастер грозно спрашивает, готов ли новопосвященный принять как брата и заключить в объятия своего некогда злейшего врага. Нравственный урок этого посыла очевиден, но еще не полон. Поскольку в случае положительного ответа новопосвященного резко разворачивают, и он оказывается лицом к лицу с большим, ростовым зеркалом. Здесь также не имеет смысла распространяться о значении данного урока (в ложах часто после этого вообще ничего не говорят, а поворачивают нового брата снова лицом к остальным братьям и оставляют наедине с собственными мыслями). Достаточно сообщить, что он надолго откладывается в памяти.
Несмотря на то, что именно от латинского слова «speculum» (зеркало) происходит само понятие «умозрительного» (спекулятивного) масонства, это в данном случае не важно. И речь не о зеркалах. Обряд Зеркала является единственным случаем, когда масон или кандидат в масоны должен обернуться во время исполнения ритуальных действий.
В масонской обрядности не бывает случайностей. Все они или наполнены символическим смыслом, трактуемым в парадигме «эзотерической реальности», или проистекают из потребностей практического свойства. Даже принятый в различных масонских уставах шаг обязательно с правой (Французский устав) или обязательно с левой (Шотландский устав) ноги обосновывается древним манихейским (а если смотреть глубже – то вполне языческим) поверьем о том, что правая сторона есть мир и благо, а левая сторона есть война и зло. При этом Французский устав апеллирует к необходимости начинать движение с «хорошей, доброй» ноги, а теоретики Шотландского устава возражают, что шагает масон, в основном, по направлению к препятствиям и испытаниям, а поэтому ему надлежит делать это с ноги «агрессивной, злой».
Поэтому естественным было наше желание проанализировать, является ли оборачивание вообще типичным (и типологичным) действием в рамках масонской обрядности. И выяснилось, что (по крайней мере, в известных и доступных ритуалах различных степеней и уставов) обряд Зеркала является уникальным и совершенно не типологичным. Классифицировать его с точки зрения происхождения не представляется возможным, и скорее всего, он является своего рода «вставной челюстью», плодом оригинального символического мышления одного из составителей ритуалов, бесспорно мудрого и добродетельного, но ни разу не думавшего, почему в масонстве больше никто и негде не оборачивается. Зеркало – да, используется в нескольких ритуалах и по-разному, а вот поворот головы и взгляд назад при движении вперед – нет, не используется.
Естественно, здесь возникает вопрос, почему это так. Почему, если можно так выразиться, «архетип оборачивания» не востребован в масонской ритуальной практике?
При отсутствии возможности узнать истинную историческую правду у непосредственных составителей ритуалов здесь видится неизбежной перспектива просто смириться с реальностью и строить предположения на основе бытовой логики и психологических особенностей поведения человека в экстремальных ситуациях, поскольку ритуал, по определению, является для человека экстремальной ситуацией перемещения из одной реальности в другую.
Основной вопрос, который исследователь может поставить перед собой в этой связи, очень прост и приземлен: «А зачем вообще оборачиваться?». И в оценке мотивов нам могут помочь два мифологических примера, которые первыми приходят в голову при слове «обернулся / обернулась». Это примеры Орфея и жены Лота.
Как известно, певец Орфей спустился в царство Аида, чтобы вернуть на Землю умершую возлюбленную свою Эвридику, убедил Аида согласиться, получил от него приказ идти, не оборачиваясь вплоть до выхода на Землю, чтобы Эвридика следовала за ним, потом нарушил запрет, как только впереди забрезжил свет, и утратил права на невесту.
Жена же Лота, следуя за своим мужем прочь из обреченного Содома и предварительно получив приказ от Бога не оборачиваться, обернулась и обратилась в соляной столб.
Итак, что же побуждало этих персонажей обернуться? Причем, намеренно усложняя себе задачу, мы даже сразу исключим мотив запрета и неизбежного сознательного и подсознательного желания его нарушить. Хотя бы потому, что в масонстве такой запрет нигде не озвучивается и для нашего исследования он не важен.
В качестве мотивов явно просматриваются следующие:
– желание убедиться, что правильно сделал выбор, идя вперед (и что неправы оказались сделавшие другой выбор),
– жалость к оставшимся позади,
– недоверие к источнику или побудительному мотиву движения (то есть опять-таки неуверенность в правильности выбора),
– тоска по оставленному позади и сознание необратимости произошедшей перемены,
– в частности, тоска по материальным привязкам и мирским связям,
– в частности, сопротивление прежних нематериальных связей перемене статуса,
– желание убедиться, что оставшиеся позади, тем не менее, видят и знают, куда движешься сам, и сознают (подтверждают) правильность твоего выбора.
Отдельно можно упомянуть о недоверии проводнику (при наличии проводника). И у Орфея, и у современного масона проводник один и тот же – это Гермес, посредник, вестник богов. Он же Анубис – пес 9– го градуса ДПШУ, Сириус и пр. Эта фигура не тождественна Источнику повеления двигаться вперед.
Рав Зеев Дашевский пишет: «Есть разные мидраши, которые по разному объясняют, почему она обернулась. Одни мидраши говорят, что ей было интересно посмотреть как город наказывается, другие говорят, что ей было жалко города, это был ее родной город… Ее оборот к городу показывает восстановление ее связи с ним. Почему вообще Лот спасен?.. Лот спасается, но он спасается только при разрыве его связей с Содомом. И если жена Лота не хочет разрывать эти связи, то милость Всевышниго на нее не распространяется. Не то чтобы она специально наказана, но просто ей возвращен ее естественный статус жителя Содома, подлежащего наказанию, и поэтому она превращается в соляной столб».
Рав Пинхас Полонский пишет: «Лот говорит: „На то вы пришли под мою кровлю“, но жена Лота не ограничивается этим, идет к соседям и говорит: „Нет ли у вас случайно намолотой соли, а то у нас гости неожиданно и не приготовлена соль“ (соль была каменная, твердая). Таким образом, жители Содома узнали, про гостей. Такой поучительный мидраш, который нам объясняет, почему жена Лота превратилась именно в соляной столп, а не во что-нибудь другое. Это была женщина, если говорить мягким языком, рациональная, расчетливая женщина. И, когда они вышли из дома, ангелы их вывели и сказали: „Не оборачиваться“, а жена Лота обернулась „мээхорав“, за него, за Лота. Это очень странный оборот, она шла позади него, как она обернулась за него? Мидраш говорит, что она в мыслях подумала: „Что же мне делать? Все, что мы нажили, столько добра осталось в этом городе. Этот старый хрыч скоро сыграет в ящик, и как жить дальше – непонятно“. И она обернулась на город с тоской: где теперь наживать новое имущество?»
Иеромонах Иов (Гумеров) подтверждает: «Жена Лота оглянулась, потому что душою принадлежала Содому».
А англиканский пресвитер Колин Браун пишет: «Бегите и не оглядывайтесь! Да это же фигура речи! Будь я на месте бедной женщины, я даже не понял бы, что слова нужно понимать буквально, да еще и придавать им такое значение!.. За что она была наказана? За непонимание, незнание… Но ведь праведником был только Лот. А о его жене этого не говорилось. Значит, ей это было испытанием. Чтобы не разлагала потом дружный коллектив».
Довольно оригинальна и интересна может быть трактовка оборачивания в свете концепции «видимого-невидимого» в изложении У. Проппа в «Исторических корнях волшебной сказки». Действительно, видимое – существует, невидимое – мертво, и поэтому и жена Лота, по Проппу, старается вернуть к жизни умирающее и умершее, и Орфей пытается до срока сделать живым еще не живое. Интересно, что эта концепция имеет оборотную сторону, поисанную в славянских народных сказках, а нам она больше известна по переложению Н. Гоголя, в котором Хому Брута нежить не видит, потому что он живой.
Итак, мы возвращаемся к известной и глубокой концепции посвящения как умирания для старой жизни во имя возрождения к жизни новой и вечной. Посвященный отрясает со своих ног прах мирской жизни, материального мира, веря в то, что в новой реальности он обретает истинную жизнь, свободную от привязок плотской Вселенной, и избирая этот путь он рано или поздно придет к единению со своей Сущностью, с Предвечным, со своей Звездой – это именуется по-разному в разных традициях. А оборачиваясь на этом пути, он тем самым отворачивается от перспективы новой жизни, сворачивает с Пути Посвященного и утрачивает видение Цели этого Пути. А значит, оборачиваться не надо.
Отсюда и побочные выводы:
– если не уверен в истинности побудительного мотива («действительно ли это велел Бог и не пошутил ли Он» ), не стоит отправляться в путь,
– если не способен порвать связи с предыдущим состоянием, не стоит отправляться в путь,
– если отправляешься в путь в намерении посрамить тех, кто не пошел этим же путем, ты выбрал неверный путь,
– если заботишься о том, не заплутали ли те, кто идет за тобой, это не твой путь,
– если заботишься о том, видят ли идущие за тобой, свет, который видишь ты, ты заплутал сам.
Короче говоря, посвящение есть радикальная и необратимая перемена, и ритуально это положение подкрепляется в масонской посвятительной практике тем, что оборачиваться нельзя. Один раз вступив на Путь Посвящения и обретения новой жизни, не нужно возвращаться к прежней жизни даже мысленно, иначе вырваться из нее на удастся.
В современной английской ритуальной системе Эмулейшен и в некоторых более старых ритуалах кандидата ведут при посвящении в первый градус за веревку, петлей затянутую на его шее, в то время как в спину ему упирается острие кинжала. Таким образом, кандидату не предоставляется возможности ни бежать, если он передумал, ни опередить события, шагнув слишком далеко вперед. Не говоря уже о том, чтобы обернуться. И в этом есть определенная логика, хотя лично мне видится более справедливым предоставить кандидату свободу отказаться от движения вперед. Только при этом он должен четко представлять себе, что пути назад больше не будет.
В заключение хотелось бы предложить для последующего размышления всем заинтересовавшимся этой темой стихотворение А. Ахматовой: