Глава 1

ЖАЖДА. Ничего похожего на банальное желание влаги. Ничего общего с тем, к чему я привык. Секунда за секундой — я умирал, в невыносимой боли распадаясь на мельчайшие частицы, на молекулы, атомы — и, будучи рабом жажды, возрождался снова. Она, моя Госпожа, гнала, гнала на поиски жертвы, которая должна была избавить меня от мучений и окончательно превратить в нечеловека. Ей, моей бездушной хозяйке, было все равно, каких принципов, норм морали я придерживался раньше. Умри или убей! — зудом клыков, оглушительной пульсацией крови в висках требовала она.

Я сопротивлялся. Боролся так, как если бы она была живым организмом, невесть как попавшим в мое тело. Я знал — как попавшим! Об этом после. Сначала надо утолить ЖАЖДУ.

Я перепробовал уйму продуктов. Деньги стремительно заканчивались — у студента не бывает много денег — а пища все не находилась.

Приходилось не просто контролировать состояние ГОЛОДА, нужно было держать в узде сами мысли. Но… с каждой минутой это удавалось все меньше и меньше. Аромат снующих туда-сюда людей пьянил, сводил с ума.

Я поспешно вбил в рот кусок только что купленной булочки — резиновое, безвкусное тесто с завидным упорством оставалось сухим, как бы долго я ни приминал его зубами.

Зайдя за угол остановки, я выплюнул булку. Она осталась практически в том же состоянии, только и того, что немного подавлена. Может, спасу жизнь какой-нибудь голодной собаке.

Вызванная образом никому не нужного существа, Жажда застлала взор кровавой пеленой. Идущий мимо мужчина ненадолго задержался, отметив мою странную дрожь, и — Слава Богу! — проследовал дальше.

Вернувшись к витрине киоска, я попросил газводы. За ней последовал сок…

Жажда только разгоралась. Пока я боролся. Сколько еще выдержу? В поисках спасения я снова, наверное, в сотый раз, оглядел остановку.

«Остановка имени Лизы Чайкиной» — универсальный перекладной пункт для всех желающих добраться из центра до окраин города, в данном случае представленных Московкой и Чкаловским поселком.

Время не слишком позднее — десять часов вечера. Ему хватило пятнадцати минут, чтобы из мирного обывателя превратить меня в нелюдь, до самых ушей наполненную жаждой убийства.

…В 21–00, как и положено, из «Пушкинки» были изгнаны последние студенты, в невыразимой печали вдруг осознавшие, что пора — уже — браться за курсовую. В числе этих несчастных первоначально находился и я — до той поры, пока не посетила мысль обойти здание библиотеки, чтобы полюбоваться гаснущими огнями.

Друзья немало подивились такой причуде, но, видя бесполезность уговоров, отстали, напоследок обозвав мои мысли бредом, а меня самого… Ну, неважно — я сказал бы себе тоже самое. Но мои ноги уже уверенно шагали в заданном направлении — и голова покорно двинулась следом. Потом я пошел быстрее — на дворе стоял ноябрь (последняя декада) и в это время было уже довольно, гм… холодно.

Позади здания ждало… ждала… или ждал — не могу сказать точно, просто не помню. Затуманенное сознание сохранило лишь ощущение холодного тела.

Мне были безразличны его крепкие объятья, оставило равнодушным прикосновение губ к моей шее. Более того, странное, схожее с дремотой состояние овладело мной еще до того, как я увидел это создание.

Оно пило мою кровь — я не протестовал. Напротив, был рад, что оно сможет хоть немного согреться. Такому хладнокровному существу, наверное, было очень холодно студеным ноябрьским вечером.

Не знаю, почему оно сделало это, насытившись, — может, прочитало мои мысли и решило, что такому доброхоту стоит подарить вторую жизнь? Так или иначе, когда я, окончательно обмякнув, повис на руке этого странного существа; когда умирал…

Существо встряхнуло меня, так что голова запрокинулась назад; прижало к моему рту свое запястье, по которому стекала тоненькая струйка крови. Обнаружив, что мне не хватает воздуха, я начал вяло сопротивляться. Оно обмакнуло мой нос в кровоточащую рану и снова прижало ее к губам. Это повторялось снова и снова. Когда стало очевидно, что только так я могу добыть немного воздуха, я начал пить.

…Потом оно отпустило меня…

Через несколько секунд? минут? часов? я пошевелился. Опираясь на локти, привстал, затуманенным взором оглядел все кругом. Никого нет. Безлюдно.

Я сел, со второй попытки встал на ноги. Никаких следов странного существа. Подняв руку, я коснулся шеи. Сбоку, где недавно хлестала кровь из открытой раны, пальцы нащупали шрам. Пока я водил по рубцу пальцами, он становился все менее и менее заметным — и вскоре исчез совсем.

Еще раз недоверчиво погладив шею, я побрел на остановку.

По мере следования к остановке имени Лизы Чайкиной во мне просыпалась и росла ЖАЖДА. Здесь — она достигла своего апогея.

Я знал, как ее утолить. Тело само подсказало этот способ. Стоило бы только сосредоточиться — и выбранная жертва, на ходу изобретая отговорки, покорно двинулась бы в указанном направлении.

НЕТ!

Ха, как будто так просто взять вверх над инстинктом самосохранения!

Я сорвался с места, побежал.

Мое переполненное болью тело было способно на многое: я мчался со скоростью, вдвое превышающей тот предел, которого я мог достичь вчера. Мой странный спринт вызывал удивление у прохожих, но — откуда им было знать?!

Мне была нужна кровь!!

Прекрасно, пусть будет так. Но кто сказал, что это должна быть свежая, теплая кровь? Ох, лучше бы я этого не представлял!!

Булка! У меня во рту булка. Тьфу, гадость! Меня передернуло.

Теперь мой бег был подчинен конкретной цели: на расстоянии всего в одну остановку находилась больница. А в любой больнице, как известно, есть отделение реанимации, в котором наверняка найдутся запасы донорской крови для умирающего от жажды вампира. Вот, сам себе и сознался…

Я бежал изо всех сил, слабо представляя, что буду делать дальше. По правую руку тянулось решетчатое ограждение, которое вскоре должно было прерваться, тем самым обозначив место для входа на территорию больницы. Здесь я несколько сбавил темп. Рысью миновал пару тополей — и дальше двигался быстрым шагом.

Я примерно представлял, где находится нужное мне помещение. Не так давно сам лежал в этой больнице. И вот — пришел как вор. Нет, не как вор! Пришел с благими намерениями: взяв донорскую кровь, я спасу чью-то жизнь.

Приемный пункт, палочка-выручалочка всех больных, был закрыт. Зайдя за угол, я посмотрел в окно. За столом — две женщины в белых халатах.

Значит, сосредоточиться? Отпустить с привязи внутреннего хищника и стать Повелителем? Если бы все было так просто… Где гарантия, что потом удастся вернуть прежнего себя? Можно было бы просто постучать в окно, но потом все равно придется пускать в ход чары или пробиваться силой. Я решился. Отпустил звериные инстинкты.

Подчиняясь неслышной команде, одна из женщин, уронив голову на руки, уснула. Другая — послушно встала, открыла мне дверь и, вернувшись назад, последовала примеру напарницы.

Заперев за собой дверь (время позднее, мало ли кто решит войти), я ступил в основное помещение. Маршрут был знаком. Недолгая прогулка по коридору, подъем по лестнице на второй этаж и — переход, ведущий в реанимацию.

Я смог бы найти местную хирургию с закрытыми глазами — такой оттуда шел Запах. Он был моей путеводной нитью, он же — лишил меня разума.

Кажется, кто-то увидел меня, что-то требовательно спросил, — мне было все равно: я шел на Запах.

В операционной никого не было, но запах, Запах все еще витал в воздухе, заставляя клокотать мою холодную кровь.

Следом за мной в операционную вбежали медики — женщина бальзаковского возраста и молодой парень, должно быть, практикант. Требуя во все горло, чтобы я немедленно вышел из стерильного помещения, они вцепились в мои руки и поволокли в коридор.

Спору нет, на моих ботинках действительно таял снег, мелкими ручьями стекая на пол, но разве я мог сейчас об этом думать?! Я хотел пить!!

Наверное, что-то в моем лице изменилось, потому что женщина, слабо ойкнув, повалилась на пол; а парень побелел как дверной косяк, в который он, отступая, уперся спиной.

Увидел мои алчущие крови клыки?

Мне стоило огромного труда упрятать их обратно. Шагнул к парню.

Он был примерно одного со мною роста. Но при моем приближении сжался, осел. Склонившись, я заглянул в его широко распахнутые глаза и произнес одну лишь фразу:

— Мне нужна кровь.

Спокойный, будничный тон вроде подействовал. Парень нашел в себе силы кивнуть. И тут же затрясся снова. Я повторил:

— Все, что мне нужно — это кровь.

Практикант не понимал. Страх плескался в его глазах, отбивая способность соображать.

— Ты знаешь, где у вас хранится донорская кровь, запасы для переливаний?

Мелко дрожа, паренек кивнул.

— Веди!

Я развернул его к выходу, требовательно сжал плечо.

— Больно! — взвизгнул он

Больно? Да что ты знаешь о боли, щенок?! Даже когда я прокушу тебе шею…

Парень заверещал как волчонок, которому прищемили хвост. Похоже, его плечу пришлось совсем несладко.

Я убрал пальцы.

— Веди, быстро!

Практикант послушно засеменил впереди.

— …Здесь… — он остановился у распахнутой двери, ведущей, как оказалось в реанимацию. Внутри, укрытый простыней, лежал какой-то дядя и, похоже, спал. Его счастье.

Холодильник стоял в стороне, рядом с замысловатым приспособлением, увенчанным разного рода зажимами, пинцетами, какими-то трубками. Через прозрачную дверь холодильного агрегата было прекрасно видно пару пакетов с темной жидкостью.

Я подошел ближе, открыл дверку, взял один из пакетов и, не в силах больше держаться, вонзил в него зубы. Позади, закатив глаза, мешковато повалился практикант.

Трудно его винить. Редко становишься персонажем фильма ужасов.

Я вскрыл вторую упаковку. Кровь насыщала, но не была тем, к чему стремилось то существо, в которое я превратился. Это можно сравнить с состоянием человека, вместо чистой воды получившего воду болотную, пропахнувшую тиной.

И все-таки это была кровь!

Я пил, с каждым глотком чувствуя, как отступает Жажда, как боль покидает измученное тело, как проясняется сознание. Мышцы услужливо реагировали на малейшие команды, удивляя своей гибкостью, легкостью, мощью.

Наклонившись над распростертым у порога парнем, я легко взял его на руки. Несколько секунд думал, вертя во все стороны головой. Определившись, отволок практиканта в угол.

Крадучись, выглянул в коридор. Пусто.

Я прислушался и сам поразился остроте своего слуха: я мог сказать, что происходит в каждой из палат на этаже: здесь — мирно спят больные, там — работает телевизор. Рядом со мной — Слава Богу! — никого не было.

Я выскользнул в коридор; мягко, неслышно ступая, отправился за упавшей в обморок женщиной. Как диверсант, вторгшийся на чужую территорию, я должен замести все следы. Поэтому женщину надлежало спрятать. Если ее найдут раньше меня, поднимется тревога и тогда — прощай мечта покинуть здание, захватив трофеи.

Женщины не было!

Так…

Если она пришла в себя практически сразу, то времени у меня — очень мало. Но, если удача на моей стороне и маховики правоохранительной системы будут вращаться со скрипом, я еще могу успеть. Только действовать надо — быстро.

Мне нужна сумка или что-то в этом роде. Нужна емкость, позволяющая уложить столь необходимые мне пакеты. В операционной насчет этого — царила полная стерильность.

Пришлось возвращаться в реанимацию, по пути старательно ощупывая взглядом попадающиеся навстречу предметы.

Где-то раздался топот. Побежали по коридорам.

Я шмыгнул в реанимацию, прижался к стене за дверью.

Топот приближался. Остановка здесь, там. Естественно, заглянули и ко мне.

Когда-то это должно было случиться.

Бравые ребята в милицейской форме глянули на задремавшего в углу практиканта, у самого порога обнаружили меня и, оптимистично потрясая дубинками, радостно устремились в мою сторону.

Я не стал дожидаться, пока они займут удобную позицию. Вильнул в сторону, потом сиганул через дядю на кушетке и прыгнул в окно. Оно было закрыто — кто ж его будет открывать-то в ноябре? — но меня это не смутило. Пусть лучше страдает стекло: людей, преграждавших выход, я мог покалечить, сам того не заметив — пределов своей новообретенной силы я еще не знал.

Окутанный дождем сверкающих осколков, я мягко приземлился на ноги, приятно удивившись: ноги приняли тяжесть легко, без усилий.

Вскочив, я выбежал за территорию больницы — и дал стрекоча по безлюдному тротуару в направлении родного дома. Где еще будет искать спасения попавший в сложную ситуацию человек? Да и человек ли? После пережитой Жажды вряд ли стоит заявлять категорично. Но ведь удержался, никого не покусал; даже с милиционерами решил не драться!

Да, можно было не устраивать финт с прыжком и вообще, сдаться стражам порядка, — но, простите, в моих действиях не было злого умысла. В конце концов, чью-то слишком умную голову вполне может посетить мысль, в порядке эксперимента, подержать меня на солнышке… Бр-р! Доказывай потом, что ты хороший…

Кстати, о солнце. А действительно ли так опасно встречаться с его лучами? Надо попробовать. А пока — стоит подумать, что делать дальше.

Во-первых, нужно решить, надо ли возвращаться домой. Очень даже актуальный вопрос. Родители сильно удивятся, если вместо любимого чада в квартиру однажды явится алчущий крови монстр. Жажда отступила, но я не был уверен, что она не вернется следующей ночью.

Да! Еще мне нужно найти укрытие на день. Это во-вторых…

То, что милиция даром свой хлеб не ест, я понял, когда подле меня с визгом тормознул видавший виды «уазик». На заснеженную мостовую выпрыгнули те самые ребята, от которых я, как мне казалось, оторвался.

Парни были в плохом настроении. В очень гадком настроении. От хорошей жизни не будут лупить спокойно бегущего спринтера. Вообще-то я не сильно торопился, но им, наверное, было виднее.

Словом, за меня взялись всерьез. Увернувшись от очередного удара, я пронесся через мостовую и, перемахнув трехметровую ограду, скрылся в известном многим парке культуры и отдыха.

Кому отдых, а кому — беспокойство.

Наряд милиции пару секунд добросовестно таращил глаза на ограждение. Потом ребята прыгнули в машину, один из них схватил рацию — и, сопровождаемая потрескиванием милицейских раций, начала разворачиваться в районе сеть по поимке опасного преступника.

Вот теперь мне пришлось драпать во все лопатки. Если в самое ближайшее время я не покину парк, у меня появятся крупные неприятности.

«— Заяц, ты куда так несешься?

— Там!.. Там!.. Верблюдов ловят и подковывают.

— Ну и что? Ты-то ведь не верблюд.

— Ага! Поймают, подкуют, потом докажи, что ты не верблюд!»

Я наддал еще и теперь мчался, оставляя в снегу глубокие следы с расстоянием в три метра между ними.

 

Глава 2

Час спустя, соблюдая все мыслимые меры предосторожности, я добрался до родного дома — близ остановки «Магазин», если кого интересует. Номер дома и квартиры не скажу: там у меня деньги лежат.

Тихо-тихо открыл дверь. Мышкой прошмыгнул в квартиру.

Ага, щаз-з! Из родительской спальни немедленно прогремел бодрый папин голос:

— Ты где шлялся?!

— Кешка, у тебя совесть есть? — поддержала его мама. — Первый час ночи!

«— Папа, меня чуть не съели…

— Ну и что, это минутное дело. Где ты бродил остальные полночи?!»

Я, кажется, еще не представился: Скиба Петр Миха… Тьфу! Скиба Иннокентий Михайлович. Чего меня на Петра потянуло? Мама, когда была в положении, ждала девочку, Машей назвать хотела.

Ну, это к делу не относится.

— Мам, ну чё ты переживаешь? — затянул я привычную песню. — Ну чё со мной может случиться?

— А то ты не знаешь?! — беседа пошла по обычному сценарию. — Будто маньяков разных не хватает!

— Ты где был? — громыхнул папа.

«Пиво пил!»

— Нигде! — огрызнулся я. — Девчонку одну провожал. Заболтался…

— Ты там болтаешь, а мать здесь с ума сходит! — упрямо гнул свою линию родитель. Никак не уймется.

Я уже давно завидовал своим приятелям-однокурсникам. Все они, за исключением одного лишь Гарика, жили в общежитии. Гарик, как и я, был городской и посему жил вместе с родителями. Это здорово — голова оставалась спокойной от мыслей типа «что» и «из чего приготовить», да и стиркой занималась мама.

Однако периодически накатывало раздражение. На мой взгляд, родители, в своей заботе обо мне, перегибали палку. Трепетно относились к тому, с кем я общаюсь; выражали свой протест, если я приходил слишком поздно и т. д., и т. п. Словом, мне хотелось независимости.

— Я, между прочим, уже взрослый: двадцать годиков исполнилось!

— Ты наш сын! — безапелляционно заявила мама. — И мы о тебе беспокоимся!

Что толку беспокоиться? Можно подумать, ваше беспокойство спасет от пресловутых маньяков. Хотя… если бы вспомнил о маминых переживаниях, выходя из библиотеки… Нет, все было определено с самого начала: я мог думать только о том, что мне внушалось.

— Ладно. Спокойной ночи, — сдался я, направляясь к себе в комнату.

— Спокойной ночи, — донеслось из родительской спальни.

В эту игру мы с родителями играли давно. Я имел возможность и право жить суматошной жизнью студента. Папа с мамой, в свою очередь, держали сына на длинном поводке. Они уважали меня и их нотации были лишь напоминанием о взятой на себя ответственности: в случае задержки я должен был поставить их в известность. Сегодня я этого не сделал, за что и получил выволочку.

Такое случалось достаточно регулярно. Но все разбирательства прекращались, как только я соглашался с родителями. Будучи достаточно демократичными, они этим довольствовались, а я в очередной раз мечтал перебраться жить в общагу. Но быстро, буквально за час, «остывал» и снова видел преимущества своего положения.

Наша трехкомнатная квартира была обычной планировки: небольшой Г-образный коридор; сразу направо — кухня, рядом с ней зал. Одну спальню занимают родители, другую — сестра. Надьке скоро шестнадцать и она «классный парень»: умеет хранить тайну, да и совет даст насчет девчонок, если надо. С ней было так здорово шептаться по ночам, что я даже обиделся, когда родители вдруг вытурили меня в зал: мол, девочке нужна отдельная комната.

Повинуясь отработанной за последние годы привычке, я механически разобрал постель, разделся, залез под одеяло.

Сна не было. Я перевернулся на другой бок, положил голову на вытянутую руку. Потом втиснул между ними подушку. На какое-то время удавалось забыться, но потом четкое, ясное сознание вновь напоминало о себе.

Сбросив подушку на пол, я улегся на живот. Подушка тихо лежала на полу — я мерно сопел на кровати, время от времени раздвигая ресницами неподвижный воздух.

Измаявшись, я прибегнул к последнему средству: развернулся на диване так, что ноги и голова поменялись местами. Обычно это помогало.

Провалявшись часа два, я не выдержал. Встал, подошел к окну. Ночь выдалась безоблачной. Хотя на земле не происходило ничего интересного, в небе ярко — ярче, чем когда-либо раньше — горели звезды.

Я сидел на стуле, глядел в усыпанное светящими бусинками небо — и мечтал. Если б можно было стать птицей; вспорхнуть, заложить круг над городом и умчаться ввысь…

Я думал о Боге. Творец создал мироздание, чтобы осуществить какую-то цель. Но мир оказался далек от совершенства. Почему? Неужели падший ангел действительно существует?

Я думал о себе.

Я знал, как меня зовут, кто мои родители, друзья, — я знал все, что позволяет ориентироваться в меняющемся мире. Но остался ли я человеком? Пару часов назад я… я был готов убить человека. Хватит ли у меня сил преодолеть очередной приступ этой страшной болезни?

Завтра надо будет сходить в церковь. Поправка: уже — сегодня.

Я смотрел в величественное, прекрасное небо и чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Выходит, вампиры вовсе не монстры? Выходит, и в их душе есть место для жалости? Но… что если такое происходит только с новичками? Что, если я ошибаюсь?

Я сидел, сидел…

По звонку будильника, пронзительным дребезжанием разорвавшего тишину, встали родители. Мать захлопотала на кухне.

Светало. По мере того, как серело небо, на меня плавно накатывала усталость. Любопытно…

Быстро натянув футболку и брюки, я выскочил из комнаты, столкнувшись в коридоре с Надюхой. Только что выбралась из ванной.

— Под ноги смотри! — рявкнула она в ответ на попытку протаранить ее.

— Извини. Доброе утро.

— Доброе утро, — гордо вскинув голову, она прошествовала на кухню.

Я обулся, открыл входную дверь.

— Ты куда? — всполошилась мама. — Иди завтракать.

— Я сейчас, только проветрюсь.

— Только — что? — переспросила мать, но я уже несся вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

Сложно сказать, сколько градусов мороза было на улице. Стоя в футболке, я чувствовал себя вполне комфортно. Так, легкая прохлада, не более.

За спиной периодически хлопала дверь подъезда. Из дома выходили люди, ненадолго приостанавливались, скользя по мне любопытными взглядами. Особо сердобольные спрашивали, что случилось, сокрушались, что заболею — и шли по своим делам, безуспешно простояв какое-то время в ожидании ответа. А я стоял и напряженно всматривался в быстро светлеющее небо.

Я ждал восхода солнца.

— Кешка, ты сдурел? — рядом возникла горячо любимая сестренка. — Иди домой!

— Кому — дом, а кому — школа, — ответил я, притягивая взглядом горизонт. — Пока.

— Ты же заболеешь! Быстро иди домой!

Она ухватилась за мою руку. Напряглась, пытаясь затащить непутевого братца в подъезд. Угу — попыталась. Я сам удивился той легкости, с которой остался на месте, но сделал вид, что так и должно быть.

— Кешка, — чуть не плача, попросила она, — иди домой.

Я чуть повернул голову в ее сторону:

— В школу — шаго-ом марш! Ать, два! Ать, два!

— Дурак! — Надя оскорблено взмахнула пакетом и пошла по своим делам.

Так-то оно лучше: я чувствовал нарастающую жажду и нервничал.

Из подъезда показалась мама. Папа, к счастью, ушел в свой «Автосервис» еще до моего «пробуждения».

— Кешка, ты что тут делаешь?!! Живо домой! Господи, замерз совсем!! — она щупала мое холодное тело. — Быстро в постель! И чтобы никуда не выходил сегодня!!

Мне было тяжело идти. Причитая, мама довела меня до подъезда — внутри было полегче.

— Мам, ты иди: я сам дойду. Не будите меня сегодня — я не спал ночью.

Она молча покачала головой: вот-вот заплачет. Похоже, решила сопровождать меня и дальше.

Я отстранил ее. Повернулся и, борясь с обволакивающей слабостью, зашагал наверх.

Оцепенение наваливалось все сильнее. Похоже, сегодня мне придется отказаться от мысли полюбоваться на солнышко. Наверное, и завтра — тоже. Если легенды говорят правду, я сгорю под солнечными лучами. Понятно почему: буду слишком слаб, чтобы спрятаться.

Веселенькая жизнь предстоит…

Задернув шторы, я успел еще добраться до дивана, где повел себя как типичное бревно.

Я спал. И — одновременно — осознавал происходящее. Перед внутренним взором проносились тягучие видения. Сквозь них я видел комнату; чувствовал руку мамы, легко касающуюся лба; слышал негромкое сопение отца, который, придя на обед, немного постоял рядом…

Потом все прошло. За окном становилось все темнее. И чем дальше, тем больше я приходил в себя.

На часах — половина седьмого. Я опустил ноги на пол.

Меня мучила Жажда.

— Выспался? — ехидно поинтересовалась сестренка, когда я ввалился на кухню.

Надя сидела за столом, пила чай. Чуть поодаль — мама чистила картошку.

— Выспался, — хрипло ответил я. — Что у нас сегодня на ужин?

— Суп с фрикадельками, — откликнулась мама, поднимая свои внимательные глаза. — Температура есть?

Я придал своей физиономии максимально жизнерадостный вид:

— Нету.

— Хочешь есть — возьми в холодильнике сыр, сделай бутерброд. Чаю попей, — проинструктировала мама.

Я молча открыл холодильник. Нагнувшись, достал сыр. Отрезал от него хороший кусок и, зажав его в руке, направился в зал.

— Куда пошел?! — тут же взъелась Надька: наверное, еще дуется. — Ешь здесь!

Эх, Надя, мне бы твои заботы…

Я сделал вид, что ничего не слышал. Уединился в комнате и осторожно поднес сыр ко рту.

И едва сдержался, чтобы не запустить им о стену: вкус был просто омерзительный.

Мне нужно кое-что другое.

После краткого размышления Иннокентий Михайлович снова нарисовался на кухне:

— Мам, давай я доварю.

— Что это с тобой? — подозрительно спросила мама. — Натворил что-то? Выкладывай.

Отложив нож в сторону, она спрятала ладони между колен и приготовилась слушать.

— Что, помочь нельзя? — я проворно схватил нож.

В поисках свободного табурета окинул кухню беглым взглядом. Нашел искомое под столом, выдвинул табурет ногой и решительно уселся напротив мамы:

— Иди, отдыхай. Папа, вон, телик включил.

Это было даже удивительно: вернувшийся с работы отец не стал заходить в зал, побоявшись разбудить чадо, а смиренно дожидался в спальне, когда сын проснется и можно будет посмотреть новости со спокойной душой.

Как мало мы знаем о родительской любви.

— Что-то тут не так… — хранительницу семейного очага терзали смутные сомнения.

— Да все нормально, мам. Иди! — я махнул рукой, указывая направление.

В ответ она еще раз смерила меня недоверчивым взглядом и — наконец-то! — удалилась. Я тут же положил нож на столешницу и вытряхнул из полиэтиленового пакетика размороженный фарш. Благо, тарелка стояла здесь же — в полной боевой готовности. Сверху положил свои ладони; скомкал мясо, поднимая его над тарелкой.

Сдерживаться становилось все труднее и труднее. Втягивая ноздрями чудный аромат, я плавно свел ладони вместе. На тарелку побежала восхитительная алая струйка.

— Ты что делаешь?! — завопила сестренка, до сей поры молчаливо наблюдавшая за моими манипуляциями. — Нельзя сок выжимать: мясо будет невкусным!

— Что там у вас происходит? — поинтересовалась мама из соседней комнаты.

Я выразительно приложил палец к губам и прошептал:

— Сок, говоришь? Смотри, что сейчас будет.

И, по-прежнему держа выжимку в руке, склонился над тарелкой и в одну секунду втянул в себя все ее содержимое. Немного полегчало.

Оглянулся.

Надька смотрела на меня широко раскрыв глаза и потрясенно молчала.

— Ты же сама сказала: сок, — попытался отшутиться я, сообразив, что только что совершил в высшей степени нетривиальный поступок.

Нижняя челюсть сестренки сама собой отвисла. Из открывшегося рта сначала вырвалось сдавленное шипение, затем полное эмоций слово:

— Сдурел??

Я виновато потупился.

— На почве несчастной любви крыша поехала? — продолжала давить Надя.

Несчастной любви? А-а, похоже, она вспомнила вчерашнюю байку про то, как я девчонку провожал. Не-ет, пока на личном фронте у меня полное затишье.

Я поймал себя на этом слове — «пока» — невесело усмехнулся. Но, опять же, вдруг найду симпатичную вампирочку… я снова усмехнулся.

— Во-во, — подытожила Надька, — оно и заметно.

— Ладно, не обращай внимания. Разве я виноват, что отдельные люди шуток не понимают?

— Кто не понимает, я?! — вскинулась сестра. — Да, не понимаю, если шутки дебильные! Между прочим, о людях судят по поступкам — ты в курсе?

Я посмотрел на нее сверху вниз; высокомерно, с чувством собственного достоинства, отвернулся. Снова взялся за нож, быстро нарезал картошку.

Я теперь мог много больше, чем несколькими днями ранее: быстрее бегал; выше прыгал; выросли реакция, сила. Вот только думал с прежней скоростью, а порой и вовсе тупел, отступая пред животными инстинктами.

Мне было мало крови. Я хотел еще.

Давно уже допила свой час и ушла делать уроки Надя, а я, застыв у плиты, все так же размышлял над своим бедственным положением.

Проще всего — признаться родителям. Меня возьмут под свое крылышко ученые; создадут для объекта изучения все условия. Мама с папой будут рассказывать знакомым байки про то, что я заболел или куда-то срочно уехал… Нет, не пойдет: в местах не столь отдаленных сидят люди с более правдоподобным бредом.

Тогда — можно просто «заболеть»: не спать ночью; лежать камнем днем; отказываться от пищи — и пить только сырую кровь.

Ага, тогда меня точно заберут! Врачи, знаете ли, придерживаются традиционных взглядов.

В последний раз помешав суп, я выключил плиту.

На цыпочках прокрался к вешалке. Натянул куртку, ботинки. Посмотрел вокруг.

Так, ключи взял… Куртку одел… Шапка! Нахлобучив ее на голову, я тихонько приоткрыл дверь, выскользнул наружу. Стараясь не шуметь, закрыл квартиру и побежал по ступенькам вниз.

Похоже, судьба оставляет мне только один выход: лгать, изворачиваться, снова лгать. И все это по одной простой причине: самая невероятная ложь будет звучать более весомо, чем правда.

Мне придется с этим смириться, но лишь на какое-то время — убийцей я не стану никогда!

Отворив дверь подъезда, я шагнул в ночь.

 

Глава 3

Первая же «399»-ая маршрутка, повинуясь требовательному взмаху моей руки, послушно остановилась рядом, после чего смиренно повезла нового пассажира на Левый берег.

Этому пассажиру до того хотелось впиться зубами в чью-нибудь шею, что, будь водитель один, его непременно постигла бы незавидная участь. Жажда крови напрочь вышибла из моей головы все высокие идеалы.

Но, к счастью, пассажиров в маршрутке хватало и последние из них вышли только на остановке «12 микрорайон», не совсем там, где надо, но — уже практически у цели. В числе покидающих салон пассажиров был и я: слишком заманчивым оказалось искушение.

Мне оставалось преодолеть четыре-пять остановок. Их я предпочел проехать на автобусе — в это время суток в автобусах полно народу.

Угу, решил. Знаете, как надо мучить голодную кошку? Положить перед ней кусок — нет, двадцать кусков — колбасы различного сорта и сказать: «Нельзя-я-я!». В роли кошки неожиданно выступил я. Только ей, по крайней мере, мешают. Так что — при первом же удобном случае я покинул этот ад на колесах, покинул — и мирно затрусил по тротуару. Цель приблизилась на одну остановку.

Мой путь лежал в сторону автовокзала, а, точнее, к расположенной близ него больнице. В такую даль я забрался не случайно: в этой же больнице располагался городской пункт переливания крови; а там, где есть такой пункт, всегда есть запасы… ну, не будем о вкусном.

Редкие парочки, наслаждающиеся возможностью пообщаться друг с другом, испуганно шарахались к краю тротуара, как только в темноте обрисовывались черты стремительно бегущего субъекта. Ничего удивительного в моем спринте не было: субъект хотел кушать и делал все возможное, чтобы как можно скорее отдалиться от вероятной пищи. Я даже пошел на ускорение, мчась со скоростью, доступной разве что олимпийскому чемпиону.

Вот так — для них же стараешься, а тебе вдогонку такие нехорошие слова летят! Обидно…

Может вернуться, прокусить кому-нибудь глотку, чтобы не зря ругались?

Ой, так я до больницы не доберусь. Надо что-то делать.

«Настоящий полководец не тот, кто всегда прав, а тот, кто без нужды в драку не ввязывается!» — приободренный этой, без сомнения, блестящей мыслью, я решил забыть недавно услышанные реплики и — гордый как морковка — продолжил свой путь к больнице.

Я бежал, наслаждаясь великолепной работой своего тела. Ноги с легкостью несли меня вперед без каких-либо признаков утомления. Равномерно поднималась и опускалась грудная клетка; дыхание оставалось таким же размеренным, как и раньше.

В порыве восторженных чувств я высоко подпрыгнул, делая сальто. Но — то ли мышцы мои оказались более сильными, чем я думал, то ли чего-то не учел с непривычки, — словом, я, совершив более одного оборота, с размаху плюхнулся физиономией о дорогу. Тротуар, больно ушибленный моим носом, протяжно застонал. Потом выяснилось, что я ему подпеваю.

Я зашевелился. Отодрал свое лицо от асфальта, встал на колени. Прислушался к себе, выискивая повреждения. Немного болела голова, но это дискомфортное ощущение быстро уходило, терялось: нечему там болеть — кость одна.

Зато росла и ширилась ЖАЖДА, временно отодвинутая моим самолюбованием. Вздохнув, я побежал дальше.

Как я попал в здание, объяснять не стоит: схема проникновения была той же, простой до крайности. Вогнав санитарку поглубже в транс, я коротко, больше внушением, чем словами, отослал ее вперед — показывать дорогу.

В принципе, если разобраться, быть вампиром не так уж плохо. Разница лишь в том, что поменялись ритмы сна, да и питание… хм… изменилось. А, вообще, если меня с вечера накормить (или напоить?), я вполне могу заниматься научной работой.

Кто-то, возможно, скажет: «Пить кровь — нехорошо». А я ему отвечу: «Дорогой гражданин, мне что же, следует умереть с голоду? Я между прочим, хороший вампир: еще никого не убил». Идет впереди, негромко шаркая тапочками, девушка и до того вкусно пахнет, что скулы твердеют…

Стоп! Стоп-стоп-стоп. Всё-ё под контролем… На самом деле пример был очень удачный — просто я не ел уже целые сутки. Сколько времени проходит между приемами пищи у среднестатистического человека? А?? То-то!

Интерьер сменился. Стены, у входа увешанные плакатами, повествующими о ВИЧ-инфекции, туберкулезе и тому подобных вещах, в глубине коридора радовали глаз желтой чистотой. Позади остался мужчина на каталке, укрытый простыней. Этот — уснул еще до того, как мы приблизились. Размеренное дыхание служило хорошим аккомпанементом для моих, чуть тяжеловесных, уверенных шагов и дробного перестука каблучков спешащей санитарки.

Посторонних людей пока не наблюдалось (себя я считал здесь вполне уместным). Хотелось бы, чтобы мое везение продолжалось и дальше — во избежание различного рода сложностей.

Да, есть у меня такой недостаток: когда голоден — бываю агрессивен. Ну и что? Все иногда бывают раздражительны. Я — опасность для общества? Ерунда! Сотворите однажды что-нибудь необычное. Например, придите на работу в одетом наизнанку тулупе — посмотрим, что общество с вами сделает!

Шутки шутками, но, когда не вовремя действуют на нервы, я действительно становлюсь опасен. Сила, знаете ли, есть…

Под горячую руку мне попался врач — молодая черноволосая женщина, появившаяся рядом именно в тот момент, когда медсестра уже скрежетала ключом в замочной скважине.

— Что вы тут делаете? — грозно приподняв брови, осведомилась врач.

Вместо ответа я повернулся к санитарке:

— Зайди внутрь!

Короткий цокот каблучков.

— Эй, я к вам обращаюсь! — врач положила свою руку на мое плечо.

Я дернулся.

Придавил ее кисть своими пальцами и, придвинувшись поближе к широко распахнутым, полным испуга, глазам, продемонстрировал непривычно большие для нормального человека клыки. Женщина обмерла. Ночь, знаете ли, и все такое…

— Входите, — я повел плечом в нужную сторону. Она послушно засеменила следом. В центре комнаты остолбенело ждала указаний санитарка.

— Спи!

Мягкий шлепок упавшего тела.

Я перевел взгляд на врача: что делать-то? И почему я не продумал подобную ситуацию заранее? Ду-урдом!

Проблема заключалась в том, что врач меня видела. И, в отличие от предыдущих свидетелей, очень даже отчетливо. Даже сейчас, в этой критической ситуации, она держала себя в руках. Медсестра ничего не вспомнит — в этом я был уверен, врач же…

Распахнув холодильник, я вытащил один из пакетов, с рычанием надорвал упаковку. А затем — пил, пил, равнодушно следя за женщиной, тихо сползающей по стене.

Я вскрыл другой пакет…

Насытившись, я четким взором обвел помещение: на полу — две женщины: одна подле моих ног; другая — врач — у стены рядом с выходом.

Негромко гудел холодильник, благодаря распахнутой дверке щедро остужая комнату.

Нужно забрать побольше пакетов. Иначе придется каждую ночь устраивать подобные набеги — однажды это кончится плохо. Спохватившись, я мягко шлепнул ладонью по дверке холодильника, закрывая ее. Прислушался.

Где-то монотонно капала вода, с назойливым бряканьем разбиваясь о мойку. Переведя дыхание, я снова огляделся, запоздало жалея, что оставил дома вместительную дорожную сумку. Искать сумку здесь — подобно самоубийству: бегать по помещениям, тратя время и силы на усыпление всех, кто попадется на пути… очень и очень глупо. Но оставить все это сокровище здесь и тем самым обречь себя на новые приключения — еще глупее.

Эх, если бы здесь была — пусть не сумка — хотя бы бумажная коробка. Минутку…

В какой таре в больницы доставляют лекарства? Держу пари, что в коробках. Если я найду место складирования лекарств, проблема будет решена. Так что же, начинать бегать по территории, разыскивая склад?

Я шагнул к врачу, намереваясь узнать у нее всю нужную мне информацию. Нагнул и замер с одной поднятой ногой, озаренный простенькой, в общем-то, мыслью: а куда деваются коробки, когда надобность в них исчезает?

Стараясь топать потише, я промчался по больничному коридору, выскочил на улицу. Подобно заправской ищейке, сделал ознакомительный круг.

Ага, вот оно! Возле неприметной боковой двери аккуратным штабелем были сложены коробки. Пустые? Я заглянул внутрь. Пустые.

Ну, сам Бог велел изъять парочку.

Так и сделав, я вдруг передумал. Вернул коробки на место. Присел, выискивая тару побольше: лучше нести один большой груз, чем множество мелких.

Я протянул вперед руки, одними пальцами двигая к себе приглянувшуюся коробку. Несмотря на предосторожности, рывок оказался сильным. Неловко повалившись назад, я шмякнулся на спину. Сверху, недовольно шурша, посыпались соседки выхваченной коробки, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не только длинной, но еще и узкой. А я-то надеялся на значительную ее ширину.

Досадливо взмахнув рукой, я отправил коробку кувыркаться по земле. Осторожно, стараясь ничего не примять, повернулся на бок. Упираясь ладонью в заснеженную землю, встал на колени.

Совсем рядом, гостеприимно распахнув картонные объятья, ждала внимания тара требуемых размеров. Есть в жизни счастье!

Простите великодушно, дяденька дворник, но у меня мало, слишком мало времени, чтобы складывать все это добро обратно. «В любую секунду может подняться тревога, нужно торопиться», — внушал я своей совести, несясь обратно. Совесть в отвращении скривилась, но — промолчала.

Вот и прекрасно. Я вовсю грохотал ботинками по бетонном полу. Заложив замысловатый вираж на повороте, ворвался в нужную комнату. Врача в помещении не было.

Поглядывая на мирно посапывающую медсестру, я лихорадочно швырял пакеты в коробку. Если врач — умный человек — а именно такое впечатление она и производит — то уже вовсю названивает в милицию, чтобы сообщить байку о неожиданно нагрянувших террористах (маньяках-садистах, расистах с собаками, — нужное подчеркнуть). Пора освобождать помещение.

У-ух, как свистнул ветер, обволакивая мое мужественное тело, что стремительным рывком преодолело расстояние до входной двери. Если бы выскочил на крыльцо чуть позднее, обязательно попал бы под свет фар — к зданию подъезжала машина.

Как истинный архар, я скакнул за угол, где и присел, задействовав глаза и уши на полную мощность.

Подъехала «скорая». Из машины выбрались несколько человек. Громко, на всю округу, хлопнули дверцами. Вошли в здание.

Пригнувшись, я пробежал вдоль металлического ограждения, отмечающего территорию больницы. Обогнул его и, вздохнув полной грудью, зашагал к остановке.

Из предосторожности я решил преодолеть некоторое расстояние пешком: стражи правопорядка наверняка спросят водителей маршруток, не садился ли кто-нибудь — «вот с такой внешностью» — возле больницы, что рядом со «Школой милиции».

Хо! Так я, получается, устроил ограбление под самым их носом!.. Рейды по больницам больше делать нельзя. В маршрутку, даже на «Поворотной», садиться опасно. Остается воспользоваться троллейбусом или автобусом. Там, правда, будет тесновато. Но ведь и я сыт.

…Троллейбус подошел к остановке раньше маршруток. Усмотрев в этом неординарном явлении указание судьбы, я с легким сердцем загрузился в салон и, примостив коробку на колени, повернулся к окну. Доеду до цирка, а там — пересяду.

Зашипело, потом створки дверей со скрежетом сошлись, троллейбус нервно дернулся и, набирая скорость, покатил дальше.

При каждом выдохе выбрасывая в пространство облачко пара, рядом опустился грузный мужчина; кряхтя, заерзал по скрипящему сиденью, утраиваясь поудобнее.

Потом — я кожей чувствовал его взгляд — покосился в мою сторону.

— Эй, парень, — плечо толкнула широкая ладонь, — ты живой там?

Я вопросительно взглянул на докучливого гражданина.

— Живой! — обрадовался тот. — А я гляжу: ты вроде как и не дышишь! Сидишь там, скукожился, живой — не живой — не понятно.

— Почему не живой?

— Так дыхания-то нет. Вот у меня — гляди, — он шумно выдохнул в мое лицо. — Видал?!

— Видал, — процедил я, отворачиваясь.

— Во-от. А у тебя, гляжу, пар изо рта не идет. Я и решил, что ты… того!

— Газировки холодной напился, — буркнул я, глядя в окно. — Вы сейчас выходите?

— Нет, а что? Ты выходить будешь? Жа-аль. А я-то решил: поболтаем…

Я встал, решительно протискиваясь к выходу.

Ну их в баню, таких попутчиков.

 

Глава 4

Домой я добрался только к одиннадцати.

— Где был? — поинтересовался отец.

— До Гарика ездил, — я поставил коробку на пол. — Лекции взял переписать. Ну, и поболтали немного.

— Лекции? — папа недовольно покосился на коробку. — Это сколько ж ты прогулял?

— Я вытащил три тетради.

— Вот. Все сегодняшние. Тут у меня кровь просто…

— Какая кровь?? — оторопел отец.

— Вот, — поднятый моей рукой, на свет появился один из пакетов. — Гарик передал для завтрашнего семинара.

— А откуда это у Гарика? — подозрительность отца не знала границ.

— Виктор Михайлович дал. Они сегодня не успели немного, Виктор Михайлович и раздал все до завтра. А Гарику неохота тащить обратно; он и спихнул коробку мне: у нас все равно завтра занятие по этой теме.

— Почему ваш преподаватель выдает образцы на руки? Он должен был забрать их с собой.

— А я знаю?

Батя поискал, к чему бы еще придраться — не нашел. Пошевелил скулами и, еще раз смерив коробку хмурым взглядом, пошел спать.

Как только утих скрип половиц, я начал разгружать коробку, перемещая ее содержимое в холодильник: кровь, как ни крути, надо хранить в прохладном месте. Осталось разобраться, куда именно. Если просто положить ее на полку — будет бросаться в глаза. Гораздо неприметней позиция у задней стенки морозильной камеры. Для этого нужно было вытащить оттуда полиэтиленовый мешочек с курицей.

Шурша намерзшими на мешочек льдинками, я извлек его из холодильника и… задумчиво почесал оной курицей затылок. Допустим, я положу на освободившееся место кровь. Она превратится в единый кусок льда…

Морозилка исключалась.

Пару пакетов я замаскировал в поддоне. Остальные — положил на нижнюю полку.

Теперь можно заняться тетрадями.

Свет в моей комнате горел долго. Переписывая лекции, тихо скрипя ручкой, я меланхолично размышлял, есть ли в этом смысл? Зачем корпеть над строчками, если посещать ВУЗ мне уже не удастся?

Опять же, почему не удастся? Начнем с того, что я не превратился в вурдалака, бегающего с высунутыми клыками по улице. Я, между прочим, вполне нормальный человек, с совершенно адекватными поступками: вон, до сих пор никто ничего не заподозрил. Может, и нет со мной ничего? Может, переболею так пару дней, потом все пройдет: сон нормализуется, есть буду не что попало, а то, что мама готовит?

Короче, я все переписал. Кроме того, принял решение пойти на дистант, и вообще — все сдавать в письменной форме. Товарищи по курсу помогут.

Внутреннее сомнение что-то пыталось жалобно возразить, но, спасовав перед альянсом воли и желания сохранить смысл жизни, отступило, забившись в самые дальние уголки сознания. Потом я выдавил его и оттуда.

Чтобы отвлечься, я решил посмотреть фотографии. Присел на корточки, открыл протестующе взвизгнувшую дверцу тумбочки. Вытащил серый бумажный пакет, откуда с шелестом вывалились на пол черно-белые фотографии. Задержавшись на них взглядом, я протянул руку за толстенным фотоальбомом с яркими цветами на обложке.

Снимков было много: старые фотографии сменялись цветными, иногда мелькали карточки «Палароида», — мне было все равно, что и в каком порядке смотреть.

На одной из фотокарточек мой взгляд задержался. Ничего особенного, просто маленький пикничок на природе: две семьи выехали на речку отдохнуть: позагорать, половить рыбки, ну и, как водится, угоститься шашлычком. Вторым с левого края сидел я и, вцепившись в Надькин шампур, весело скалился в объектив.

Другой снимок запечатлел меня у елки, рядом с Дедом Морозом, протягивающим конфету. Мне было, кажется, лет десять. Наверное, сладкий приз был наградой за рассказанный стишок. А, может, конфета — это поощрение за костюм ковбоя, в котором я пришел.

Перебирая фотографии, я исподволь, пытаясь обмануть сам себя, сравнивал себя теперешнего с тем, каким я был на снимках. Сравнивал — и раз за разом приходил к выводу: да нет, все нормально, не стоит тревожиться. Но тревога не уходила, грызла-тянула, тревога оставалась.

Потом, когда фотографии кончились, я включил телевизор. Ничего особенного: какая-то муть про третий глаз, карму и Юпитер. Телепророчица вещала с таким важным видом, что поневоле закрадывалось сомнение: может, она и впрямь соображает в том, про что говорит? Любой нормальный человек сам будет стремиться, чтобы его поняли другие люди, и чем больше их будет — тем лучше. Вон в Библии как просто сказано: «не убий», «не укради» и т. д. Одно плохо: забыли разъяснить: речь только про людей или эти правила относятся ко всему живому? Если я у Гарика дома зайду на кухню и возьму без спросу пряник, это — кража? А если сломаю ветку дерева, это — грех?

Я крещен, кстати. И крестик ношу постоянно. Не помогло. Может быть, потому, что в тот роковой вечер, спускаясь по ступеням библиотеки, я, разглядывая фигурку спешащей впереди девушки, думал вовсе не о возвышенном?..

Короче, ангел там тебя охраняет или не ангел — но если ты сам спиной к нему повернулся, нечего теперь пенять. Сам во всем виноват. И сам добьюсь того, что вылечу эту гадость: буду жрать пучками чеснок, спать как все нормальные люди. А если не получится… там будет видно. Короче, монстром я не стану. Сдохну, но не стану. Точка.

…К подъему родителей я уже сидел за кухонным столом. Предо мной стояла опорожненная тарелка из-под супа — сам опорожнил обратно в кастрюлю — и полупустой бокал с чаем.

— Уже встал? — удивилась мама. — Чего так рано?

— Учеба ждет! — я с гордым видом поднялся и выплеснул содержимое бокала в раковину. Туда же последовала посуда.

У меня был еще час свободного времени. Решив тряхнуть стариной, я отправился в ванную чистить зубы — вспомнить страшно, когда зубная щетка в последний раз касалась моих прекрасных десен. Ровно двое суток назад. А кажется — это было давным давно.

Всего за двое суток я ухитрился поставить на ноги всю милицию и все больницы города. Тал-ла-ант!

Но я же не виноват, просто защищал себя… Угу, что там про благие намерения сказано?.. А вот фигушки, никаких благих намерений у меня не было! Зверем последним был — зверем и останусь! Опять же, не куснул никого.

На это моему невидимому оппоненту — совести — возразить было нечего. И все-таки мучения начались снова. Вместо дум на тему «Как помочь голодающим Зимбвамбы», я раздраженно обрушился на неведомого монстра, превратившего меня в такой «подарочек» — лучше бы… убил.

Ой, щетка сломалась…

Спустя положенное время, я вышел из дома, благополучно «забыв» коробку с кровью. Откровенно говоря, то, что я собирался сделать, вызывало у меня некоторый трепет; но то были не нравственные муки — скорее, все дело было в элементарном страхе перед неизвестным.

Забравшись в Парк культуры и отдыха, я дошагал до котлована, спрыгнул на его дно. Здесь, у одного из склонов, я вырыл канавку. Аккуратно в нее улегся, закидал себя снегом.

А что делать? Валяться дома и вызывать подозрения? Щаз-з!

Я рассматривал и менее экстремальные варианты, такие как забраться в подвал или теплотрассу, но слишком уж велика вероятность вляпаться там в какую-нибудь историю — а снег, помимо, того, что скроет меня от любопытных глаз, еще и не воняет.

Холода я по-прежнему не чувствовал, легкая, слегка бодрящая прохлада, не более.

Подкралось, навалилось оцепенение.

Можно сказать, что на этот раз я действительно забылся сном: белесая мгла перед глазами являла отличный фон для различного рода видений. Одинокие путники, будоражащие своими шагами окружающее пространство, все же проходили достаточно далеко, чтобы внутренний сторож сигнализировал: все в порядке.

Скрип приминаемого снега приближался, постепенно усиливаясь — и удалялся, затихая где-то в невообразимой дали. Я спал…

На момент пробуждения все было как надо: температура тела — прежняя, голова — работает, кушать — хочется.

По-стариковски покряхтывая (больше от лени, чем от физического недомогания), я начал разбирать собственные завалы. Вчера… Почему все-таки закряхтел, аки старик, от жизни уставший?.. Жизнь достала, хоть в гроб ложись?

Вчера — точнее, до отхода ко сну — в мою голову пришла мысль наведаться в район библиотеки имени А. С. Пушкина. Там я надеялся отыскать виновника моих бед; и, глядя этому злодею в его наглые глаза, прямо сказать, чем я недоволен и что конкретно думаю о поведении отдельных личностей.

Глупый план, конечно. Но то, что я делаю сейчас — едва ли лучше.

Так что — все прямо и скажу. И нечего клыки скалить: я уже вампир. Что еще можно со мной сделать? Вот то-то и оно, надо отвечать за творения своих лап… рук… или губ?..

Хватит распаляться. Пора решить, куда направить свои стопы.

К этому моменту я покинул гостеприимную территорию парка и сейчас озирался по сторонам, прикидывая, в направлении какой из остановок двигаться дальше.

На повестке дня — если можно так выразиться — стояло три вопроса: питание, лекции, «Пушкинка». Под словом «лекции» подразумевалось появление у Гарика, передача ему скопированных лекций и — взятие новых.

Проблема питания заключалась в том, что мучающая меня жажда — пока еще легко контролируемая — час от часу будет усиливаться, пока не вспыхнет кровавой пеленой перед глазами, оглушительным набатом заглушая прочие звуки. И, возможно, наступит момент, когда я перестану себя контролировать. То-то удивятся родители Гарика.

Итак, мне нужно поесть. Еду домой. Я перешел на другую сторону улицы.

Вопреки только что принятому решению, я таки не утерпел и по дороге домой заскочил к приятелю. Все прошло благополучно: после краткого разговора мы обменялись тетрадями и, оставив Гарика в сохранности, я отправился дальше.

На сей раз — жажда нарастала медленно. Дай Бог, чтобы и дальше все так оставалось! Но маршрут я оставил прежний: лучше перекусить сейчас, чем потом — у «Пушкинки», рядом с «родителем», пожирать безвольных людей. Милиции на таких нету!

Дома всё было как обычно: папа смотрит телевизор, мама готовит еду, Надя делает уроки.

Мама готовит!!! Прочно обосновавшись на кухне, она, конечно же, приметит, что я не изъявляю желания перекусить. А раз так, меры по улучшению питания сына не заставят себя долго ждать. Надо знать мою маму…

Я нарочно действовал грубовато. Открывая посудный шкаф над мойкой, толкнул мамину руку с ножом.

— Осторожней, не видишь — нож?! — рявкнула родительница.

Это я проигнорировал, вместо ответа так хлястнув дверкой шкафа, что струйка журчащей воды, вытекающая из крана, дернулась, словно в испуге.

— Что ты бьешь?! — взъярилась мама. — Закрывай нормально!!

Я молча обошел тяжело переводящую дух родительницу, налил себе чаю.

— Кашу поешь, — все еще суровым тоном сказала мама. — Потом будешь чай пить.

— Щас хочу, — исподлобья зыркнул я. — Никуда эта каша не денется.

— Ну, смотри, — мама печально вздохнула, — ты уже взрослый — поступай как знаешь.

Сыпанув в бокал сахар, я преувеличенно громко загремел ложечкой.

Вопреки ожиданиям, мама это вытерпела. Тем лучше: портить ей настроение мне не хотелось.

Сделав горлом несколько громких движений, свидетельствующих, что определенная часть жидкости была таки выпита, я поставил бокал на стол и грациозной походкой отправился за суповой тарелкой.

По-прежнему стоя у мойки, а, значит, загораживая ее от мамы, я вдруг передумал и поменял суповую тарелку на тарелку с неглубоким дном.

Положил себе две ложки каши, сел за стол и, старательно стуча ложкой, принялся размазывать по тарелке ее содержимое. Завершив это увлекательное занятие, открыл дверку холодильника и, сунув внутрь голову, принялся осматривать местные достопримечательности.

В поисках пищевого чуда передвинул местами пару банок, жестяную крышку одной из которых бережно приподнял и совсем не ласково опустил. Звякнув о горлышко банки, крышка соскользнула по ее боковой стенке и, дребезжа, упокоилась рядом.

— Что ты ищешь? — не вытерпела мама.

— Просто — смотрю, — скучающе отозвался я, взглядом садиста рассматривая прочую утварь.

Вздохнул, закрыл холодильник. Взял со стола тарелку и отправился за добавкой — так должна была подумать мама. В течение какого-то времени старательно перегонял кашу из кастрюли в тарелку — и обратно. Эх, было время, налегал на эту кашу по полной программе. Может, есть смысл попробовать?

Попробовал. Разочарованно вздохнув, я решил обойтись без добавки и поставил очищенную тарелку в мойку.

— Почему так мало ел? — тут же полюбопытствовала мама.

— Потом. А что ты делаешь?

— Что, не видишь? Иди уже, не мешай. Или помочь хочешь?

Мама вскинула голову, пытливо вглядываясь в мои глаза, одновременно убирая назад прядь своих волос, затрудняющую обзор. Тихонько вздохнув, я согласно склонил голову.

Мне пришлось изрядно побегать по кухне, прежде чем мама перестала обращать на меня внимание. Потом я открыл холодильник и, вынув из него вожделенный пакет, прокрался в ванную.

Закончив прием пищи, начинающий монстр лишний раз подумал о том, в какую мерзость он превращается. Угрюмо скривив губы, рассеянно повертел в руках освободившийся пакет, размышляя, куда его спрятать. Прежде — я все маскировал в мусорном ведре, но сейчас — позиция на кухне была прочно занята мамой.

Пришлось скомкать пакет — и запихать его в карман брюк: выброшу в уличную урну.

 

Глава 5

— Ты куда? — бдительно поинтересовалась мама, даже не увидев, а всего лишь услышав, что ее любимый сын натягивает куртку.

— Дела, мам, — стараясь, чтобы голос звучал как можно веселее, ответил я. — Дела амурные.

— Что это за амурные дела на ночь глядя?

Мама отложила нож и встала напротив, преследуя беспокойное чадо суровым взглядом.

— Мам, ну ты чего? Когда еще свидания устраивать?

— Днем, например. Пригласил бы девушку в театр.

Я промолчал, быстро обуваясь. Долгий спор не входил в мои планы, да и диалог на тему «А какая она? А что она любит? Чем занимаются ее родители?» — тоже не прельщал. Тем более что всю эту любовную историю я только что выдумал.

— Или к нам пригласил бы, — настойчиво гнула свою линию мама. — Комната отдельная есть: посидели бы, поговорили. Что, мы бы вам помешали? Все лучше, чем бродить где-то по ночам. Время сейчас какое? Пристукнут где-нибудь в подворот…

— Все, мам, я пошел! — полностью одетый, я взялся за дверную ручку.

— Иди поешь хоть! Не ел ведь ничего!

— Мам, да меня как раз на чай пригласили!

— Тем более. Иди ешь — будешь там куски хватать, как с голодного края.

— Ма, не хочу… — я быстро открыл входную дверь, изо всех сил торопясь за нею оказаться.

— Я кому ска…

Дверь захлопнулась, отрезав от меня конец фразы. Или меня от фразы — это уж как посудить.

Повернув в замке ключ, я вприпрыжку помчался по ступенькам. Нас ждут великие дела!

Настроение было прекрасным. Да что там, отличнейшим. Просто великолепным! Как только я выскочил на остановку, подошел автобус. В нем даже обнаружилось свободное место у окна. Мне определенно везло.

Улыбаясь, я глазел в окно — в ночной мрак, переставший быть непроницаемым для моих обновленных глаз. Темнота скрывала цвета, но очертания предметов оставались достаточно различимыми, несмотря на внушительное расстояние, нас разделявшее.

Рядом присела усталого вида женщина. Я мысленно поприветствовал ее, слишком радостный, чтобы думать о чем-то плохом. Сейчас я был рад любому.

Потом мне пришлось пересесть на другой автобус. Здесь — свободных мест уже не нашлось, но я не расстроился: что такое три-четыре остановки для моих налитых мощью мышц. Да я, если поднапрячься, сумел бы двумя пальцами согнуть гвоздь-сотку.

Остановка «Кинотеатр им. Маяковского», как всегда в это время, встретила автобус полчищем студентов, нетерпеливо набивающимися в останавливающийся здесь транспорт. Пока двери автобуса закрывались за счастливчиком, прорвавшимся в салон, другой студент уже вставал на подножку. Пусть даже одной, пусть половиной ступни, но — тем самым утверждая свое право немедленно уехать. Наконец многострадальные двери после многочисленных рывков туда-сюда, все же закрывались со звуком, подозрительно похожим на стон; и автобус (троллейбус) отправлялся в путь.

А на остановку уже выходили другие завсегдатаи библиотек. Что поделаешь, такая у ребят судьба.

Пока я шел, мое бесшабашное настроение потихоньку улетучивалось, а на смену ему приходили сосредоточенность и… осторожность. Да, осторожность! Если кто-то при вас скажет, что Кешка — тип неосторожный, укусите его за локоть: нечего позорить хороших людей!

Парни и девушки, мои ровесники, торопились навстречу, спеша поскорее оказаться дома. Провожая их взглядом, я постепенно замедлял шаги. Оно мне надо: искать встречи с кошмаром из туманного прошлого? Чего я там забыл? Уж лучше сидеть дома и не высовываться, — обратился я к самому себе.

А потом что? — возразил другой голос, как ни странно, тоже принадлежавший мне. — Всего бояться до конца жизни? Лгать, изворачиваться и снова врать? Если это существо сделало меня таким, пусть научит, как жить дальше!

Ворчливо пробубнив «смотри, тебя предупредили», первый голос умолк и я, едва переставляя одеревеневшие ноги, зашагал дальше.

Здание библиотеки, названной в честь великого поэта, ничуть не изменилось с момента моего последнего визита. Стоит, как ни в чем не бывало, будто не меня рядом с ним… изменили.

Насторожившись, я обошел округ здания. Ничего. Делая вид, что не замечаю собственной радости, сделал еще один круг. Потом, для очистки совести — еще.

Ни малейших следов монстра. Я опоздал? Быстрый взгляд на часы — нет, все нормально: еще только половина девятого.

Подождать? Меня-то он поймал около девяти. Небось спрятался где-то и выжидает: когда-то последние читатели покажутся…

Я еше раз прочесал окрестности: все как обычно, все как всегда, никаких признаков чего-то аномального. УРРА! Ой… Будь в этом месте кто-то терпеливо сидящий в засаде, внимательно меня изучающий, я бы это уловил: настолько больше информации стали давать привычные органы чувств. Как не крути — я стал хищником.

Выждав минут двадцать, я еще раз прошелся по территории. И с чего мне взбрело в голову, что монстр будет охотиться именно здесь? Так и библиотеку прикроют — до выяснения странных обстоятельств, при которых исчезают ее посетители.

Раздосадованный, я пошел прочь.

Хороший полководец всегда имеет запасной план на случай непредвиденного развития событий. А я чем хуже?

У меня было намечено еще одно место, которое следовало посетить: церковь. Ту — что на «Яблоньке». Она всегда была мне наиболее симпатична. Парадокс: знаю, где стоят храмы, но — не в курсе, как они называются. Ладно, лишь бы свет в душе был.

Плохая отговорка — но так тяжело признавать свои ошибки.

С другой стороны, кто сказал, что Свет в душе зависит от перечисления по памяти различных наименований? Вот, например, одних только Мировых религий у нас насчитывается целых три. Как определить, какая из них истинная? А если принять во внимание Вуду и прочую «мелочь», то выбор становится куда более затруднительным: каждый считает, что его Вера — лучше!

Можно подумать, я — великий праведник, а ведь сам в церкви был только один раз — из чистого любопытства. Ну, это мы сейчас исправим. Потому как клюнул петух жареный. Припекло…

Церковь была темной и, судя по висящему на двери замку, пустой. Я немного постоял на крыльце, неведомо из-за чего вздохнул — и поехал домой.

Ночной город имеет свое — особое — очарование. Причудливая музыка красок, образуемая смешением неоновых вывесок, яркими бликами фар и прочих источников света, мягко, бережно убаюкивает путника, равномерно покачивающегося на холодном сиденье редкого в этот час троллейбуса. Спешить мне было некуда, а холод — давно уже перестал вызывать дискомфорт.

Пристроившись у заднего окна, я безразлично смотрел на дорогу. Как будто не дорога это, а моя, никому не нужна жизнь. Странное опустошение внутри. Все вокруг куда-то торопились — или, устав от трудного дня, прикрывали глаза. Я же был свеж, полон сил — и несчастен: жизнь представлялась мне неправильной, бессмысленной.

Я был одинок. Одинок и, возможно, никому не нужен. Хуже всего, что и себя я таким — не устраивал.

…Дома я еще раз «покушал»: налил в тарелку немного супа и некоторое время старательно молотил ложкой, стараясь, чтобы звуки возникали с нужной частотой. Потом встал из-за стола, взял тарелку и аккуратно слил все ее содержимое обратно в кастрюлю — в первый раз, что ли?

Выполнил таким образом свой гражданский долг, я переместился в зал, где составил компанию близким, лицезреющим очередной американский боевик.

Ну что за жизнь у ребят? Всё время драки, стрельба. Лично я давно уже сбежал бы с ихней Америки. Пусть в Сибири и морозней, но жить как-то спокойней.

Хотя — «новым русским» тоже не сладко: наберешь себе много денег, а тебя потом конкуренты хоп… наградят знаком внимания. И нету «нового русского»!

Криво ухмыляясь, я опустил ноги на прохладный пол; поднялся с заскрипевшего дивана и, открыв одну из дверок «стенки», стал рыться в заинтересовавшем меня отсеке.

— Что ты там ищешь? — поинтересовалась мама, когда я начал выкладывать мешающие предметы на пол рядом с собой.

— Так… — неопределенно отозвался я, продолжая поиски.

Нашел! Вооружившей синей лампой, я прошествовал на кухню, провожаемый недоуменным взглядом родительницы. Рассудив, что чадо достаточно взрослое, мать решила оставить отпрыска в покое и вновь повернулась к телевизору.

Положив излучатель ультрафиолета на кухонный стол, я воткнул вилку в розетку. Взял в левую руку орудие будущей экзекуции. Изготовился, внутренне холодея: что, если легенды не врут?

Можно было подождать, пока вольфрам накалится, но, предпочитая не рисковать, я сразу поднес ладонь к стеклу.

АЙ! Жжется.

Переложив лампу в другую руку, я простер перед ней освободившуюся конечность. Логики в этом не было никакой, захотел лишний раз убедиться в правдивости сказок.

А-А-а! Ууу… Зажимая обожженную ладонь между колен, я ковылял по кухне. Больно, еще как больно! Кожа побагровела, словно под действием острых, пронзительно длинных иголок.

Что ж, отрицательный результат — тоже результат. По крайней мере, теперь я знаю, что этого нужно опасаться.

И все же — воздействие ультрафиолета оказалось несопоставимо с тем оцепенением, которое охватывало меня при восходе солнца. Получается, существует еще одна разновидность негативно действующего на меня излучения.

Сомневаясь, впрочем, что на меня вдруг станут охотиться толпы супергероев с наспех переделанными фонариками. Тем более что я далеко не так агрессивен, как монстры из ужастиков. Однако — мучимый Жаждой — я едва не сорвался. Еще бы чуть-чуть…

Вздохнув, я выдернул штепсель из розетки, осторожно отнес лампу на место. Обреченно сел перед телевизором — впереди меня ждала еще одна бессонная ночь. Потом еще один сонный день на заснеженном дне котлована.

Куда катится мир?

 

Глава 6

Я окружен ненормальными людьми.

Какой нормальный человек истерично будет тереть вас снегом только для того, чтобы вы проснулись?

Подумаешь, лежу зимой в снегу. Что с того? Может, у меня хобби такое? (Хорошо, что не хобот) Ах, обнаружился на дне оврага! Хотел, чтобы меня оставили в покое, — неужели трудно догадаться?

Альтруист, приведенный ко мне какими-то загадочными тропами, изо всех сил старался спасти человека. В прореху между тучами выглянуло солнце и ожгло меня стандартной дозой ультрафиолета, а доза эта, по слухам, за последние годы увеличилась едва ли не втрое. Хорошо, зима на дворе.

Беззащитный под палящими солнечными лучами, я застонал и дернулся. Мой мучитель сие движение отметил и продолжил свое вредное дело с двойным рвением. Вредное — для меня: имея за спиной такого защитника, неведомый благодетель находился в полной безопасности.

Часто-часто вминая хрустящий снег, прибежала невысокая девушка; тяжело переводя дыхание, остановилась рядом. Размеренно шагая, встали вокруг приведенные ею врачи. Пока медики хлопотали над окоченевшим телом, «спаситель» сбивчиво, ежесекундно указывая на меня взглядом, рассказывал свою историю.

В том, что меня обнаружили, я был виновен сам. По парку тихо-мирно прогуливались двое: парень и девушка. Пели друг другу баллады о любви; разговаривали о театре и книгах. Гуляли, никого не трогая, пока наблюдательный молодой человек не заметил, что к котловану идет цепочка следов, а вот обратно — не возвращается.

Заинтригованная таким оборотом дела, парочка подошла ближе, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Следов больше нигде не было. Даже внизу. Зато на дне котлована была снежная куча, из-под которой, припорошенная, виднелась одежда (я немного припоздал и, скованный дневным параличом, не успел как следует зарыться).

Немного трухнувшая, но крайне заинтригованная парочка разделилась: парень отправился на разведку, девушка предпочла остаться вверху.

Спустя короткое время, раскидав снег, смельчак обнаружил бледное тело. Сердце еще билось. Еле слышно, очень медленно, но — билось. Пока герой меня спасал, девушка побежала было вызывать «скорую», но, сориентировавшись по дороге, просто забежала в находящуюся рядом больницу, чем и объяснялось быстрое появление врачей.

Совместными усилиями меня отволокли к дороге — солнце, Слава Богу, опять спряталось — и, погрузив в исторический артефакт, все еще именуемый «машина скорой помощи», повезли в больницу.

Там меня, хладного и недвижного, раздели, растерли спиртом и, накрытого одеялом, наконец-то оставили в покое. В поисках документов перерыли всю одежду. Ничего, кроме студенческого билета, не нашли и потому немного расстроились.

После краткого обсуждения было решено дождаться момента, когда я приду в себя. Тогда можно будет узнать место проживания, и, в итоге — добраться до совершенно необходимого сейчас медицинского полиса.

Итак, я находился не только в тепле, но и в сравнительном комфорте. И все закончилось бы совершенно благополучно, если бы на пороге не возник один мой недавний знакомый.

Когда этот тип приблизился вплотную, он задрожал, затрясся как листик на ветру и, метнувшись к находившимся в помещении медикам, что-то горячо им зашептал.

Один — взглянул в мою сторону с любопытством; другой — подошел ближе, чтобы лучше разглядеть; третий — ретировался. Ах нет, побежал звонить в милицию. На всякий случай. Мало ли что.

Все это я вспомнил, открыв вечером глаза — в тот самый миг, когда половина солнечного диска уже скрылась за горизонтом. До сего момента все происходящее фиксировалось без участия сознания. Беззвучный толчок — и я все вспомнил — и понял. Досадуя на все еще неподъемное тело, с трудом откинул одеяло.

Я опоздал.

Смирно сидевшие у входа милиционеры гепардовским прыжком преодолели расстояние до кушетки и резво свели мои руки за спиной. Я не возражал: закон уважать надо. Запястья стянули маленькие, но страшно противные наручники, что заставило меня задуматься о правильности выбранной стратегии. В смысле, неправильности.

Я вел себя смирно. Может, стражи наслышаны о моих возможностях и предпочитают обойтись без риска. Трудно их за это осуждать.

Когда меня приложили физиономией к коленям, врач, находившийся рядом, протестующее закричал. Пока между представителями милиции и медицины шла перебранка, я повернул голову, чтобы с невинным видом поинтересоваться:

— Чё происходит-то?

— В отделении узнаешь, — ответил ближний милиционер, предоставив своему товарищу ругаться с врачом. Теперь «ближний» внимательно следил за мной.

— Я бы здесь предпочел вообще-то.

— Сказано, в отделении разберемся. Если ни в чем не виноват, отпустим. Вообще — ведешь ты себя как-то подозрительно: в отделение ехать не хочешь.

— Можно подумать, вы бы туда рвались на моем месте, — огрызнулся я. — Чё я сделал-то?

— Разберемся, — неопределенно ответил «ближний».

Врач проиграл спор. Поскольку я вел себя вполне адекватно, температуры, гангрены и других страшных вещей не наблюдалось, пришлось меня уступить. Тем более что в спешно заведенной карточке значились только обстоятельства моего появления.

Я решил выждать. Выберемся на улицу, вот тогда…

— Можно одеться? — перспектива носиться по зимним улицам в трусах не прельщала. Не то что б я боялся замерзнуть; оказаться в центре внимания — не хотелось. Я, если честно, человек очень скромный.

— Дайте ему одежду! — повелительно бросил один из милиционеров.

Принесли мой наряд — отлично.

— Снимите, — попросил я, нервно шевельнув плечами.

Просьбу уважили, вот только дубинки приготовили едва ли не демонстративно. Нужны вы мне, бардак устраивать…

Разберемся.

Ой-ой, какой опыт в надевании наручников! Хотя — более-менее в порядок я себя привел. Успел одеть все, кроме куртки и шапки.

Меня потянули к выходу:

— Пошли.

Хе, а где соблюдение моих прав, гарантированное статьей 18 конституции РФ? Что-то позабыли о ней стражи порядка. Может, вытеснили уголовным и прочими кодексами?

Впрочем, ребят тоже можно понять: чем меньше хулиган знает о своих правах, тем легче с ним управиться.

Окончательно смирившись с ситуацией, медики вышли нас проводить на крыльцо, став свидетелями небывалых событий, о которых не раз еще будут вспоминать, смакуя мельчайшие детали.

Вместо посадки в ожидавший меня «уазик» я вдруг дернулся, разорвал цепочку наручников, уложил на землю группу сопровождения — и метнулся за угол, окончательно пропав из поля зрения.

Возможно, я сглупил. Возможно…

С точки зрения закона, следовало вести себя иначе: послушно отправиться в отделение милиции, посидеть там какое-то время, и — быть благополучно переданным на руки родителям. Пусть даже под подписку о невыезде.

Вот только мешало одно обстоятельство: слишком спокойно я воспринял действия милиционеров — вроде как подтвердил их правоту.

Так что легко меня не отпустят — даже если прикинуться шлакоблоком. Сначала поговорят с родными, устроят очную ставку с потерпевшим, придержат на всякий случай до утра, сделают запрос в вуз… Оно мне надо?

А родители, пытаясь выгородить непутевого отпрыска, обязательно скажут, что кровь мне передал Гарик, которому… ну, и так далее.

Была, однако, у этой медали еще одна сторона: своенравное поведение подтвердило мою вину в глазах родной милиции. А что делать? Срок задержания может растягиваться ох как надолго. И здесь главное значение будет играть питание, а, в моем случае, его отсутствие — и связанное с этим плохое настроение задержанного — с далеко идущими последствиями.

Пусть даже меня скоро освободят, смогу ли я, как и прежде, хранить в холодильнике бережно припрятанные запасы? В этом я сильно сомневался. Опять грабить больницы?… Я все-таки совестливый гражданин. Немножко.

Словом, я предпочел мчаться целый район, чтобы первым оказаться дома. У ребят в погонах остался мой студенческий билет. Не позднее, чем утром, придут в гости.

Зато больше не надо будет изворачиваться, лгать. Я буду жить в другом месте. Вопрос, конечно, в каком, но — это неважно: с моей терпимостью к внешним условиям можно жить где угодно.

Случайные прохожие не обращали на меня особого внимания: подумаешь, бежит человек размеренной трусцой — наверное, спортсмен. А что без куртки и шапки — непривычно, конечно, но, по слухам, по Ленинградскому мосту регулярно бегает дядя, одетый только в шорты и майку. Ну, еще в кроссовки и носки.

Я бежал, бежал. Самому было интересно, когда тело устанет. Оно так и не устало. Лишь немного сбилось дыхание к концу пути.

Семья была в полном сборе — как назло. Сейчас начнутся вопросы.

— Кеша… тебя, что, ограбили?? — ошарашено спросила мать, когда, открыв входную дверь, узрела сына без верхней одежды.

— Ма, нет времени объяснять. Надо срочно бежать к Гарику.

Бочком я протиснулся в квартиру.

— А одежда где?

— Да у Гарика, внизу ждет!! Мы с ним поспорили, смогу ли я добраться сюда — и обратно — без куртки.

— Что-о?? Совсем мозгов нет, что ли?! Чтобы это было в последний раз!!..

Я лихорадочно вынимал из холодильника пакеты, швыряя их в поставленную рядом коробку.

— Крыша поехала?! — это уже папа разобрался в ситуации и теперь, стоя на пороге кухни, решил огласить свое мнение.

Я проскочил в коридор, торопливо обулся.

— Куда?! Живо оденься!! — скомандовала мама.

— Некогда.

Увернувшись от ее цепких пальцев, я с криком «Гарик мне пять сотен проспорил» полетел по лестнице. Я ж по ней пешком не хожу.

 

Глава 7

Поправка: товарищи милиционеры показались у моего дома не завтра, а — сейчас. В телефонный справочник заглянули?

Пока уазик заворачивал во двор, я благополучно шмыгнул в темноту. Теперь — за угол дома, за гараж — ищи ветра в поле!

Времени было много и к парку, в последние дни заменивший дом, я продвигался не торопясь, старательно прячась от посторонних взглядом за домами. Между делом вволю поразмышлял на тему «Куда мне, бедному, податься и что делать дальше?»

Признаться, результат дум оказался крайне невеселым. Только врожденное упорство помогало мне шагать дальше каждый раз, когда хотелось сесть посреди тротуара и изобразить вой койота.

Судите сами: жилья нет; милиция моей скромной персоной заинтересовалась; мама с папой тихо — ой, наверное, не тихо! — матерятся. В глазах приятелей я вообще гад последний: зачем подставил Гарика?!

Доказывай теперь, что не верблюд! Че-ерт!! Я не хотел…

Кому какое дело, чего ты там хотел или не хотел?! Нагадил? Вот и отвечай!

Отвечай… идти в милицию с повинной? Или к родителям: мама-папа, простите — я вампир? Пока предки будут крутить у виска пальцем, в стороне хохочущая Надька будет утирать слезы.

Не знаю, что делать. Не знаю.

Поглощенный горькими мыслями, я отыскал в парке самое глухое место. Закопал в снег коробку. Пошел дальше.

Куда? Догадаться нетрудно.

Я отправился к «Пушкинке». Добрел до остановки, а уж оттуда тихо-мирно поехал на общественном транспорте. Далеко же!

Помню, в школе «Тараса Бульбу» проходили. Есть там слова такие: «Я тебя породил. Я тебя и убью». У нас с родителем (вампиром) по-другому будет: он меня породил, а я ему за это нотацию прочитаю. Не загрызет же он меня, в самом деле. Я ж глупостей делать не буду; соображаю вполне здраво. Наверное…

И все равно! Так поступать нельзя. Раз уж создал монстрика, будь добр, объясни, что и как надо делать. Рассчитывает, что жажда подскажет?

Внутри все похолодело: правильно ли я поступаю, что туда еду? Может, это я такой хороший, а он как раз…

Но не поворачивать же назад? По крайней мере, поговорить-то мы можем?

Выйдя на нужной остановке, я пугливо взглянул на здание библиотеки. Быть или не быть? Тьфу, Гамлет нашелся! В кривой усмешке скривил губы… — и зашагал вперед.

Самое время: близится минута закрытия. Упс… она уже наступила: из дверей «Пушкинки» повалил народ.

Если б я был охотником, где бы спрятался?

Я свернул в тень, обходя здание. Должно же тебя когда-то притянуть на место преступления. Хотя — если у него таких преступлений, как игрушек на елке — ждать придется долго.

Пусто. Никого не вижу, ничего не слышу…

Стоп, слышу! Кто-то приближается. Идет размеренно, спокойно; скоро покажется из-за угла.

Я прижался к стене. Напрягся.

Шаги звучали рядом. Показался парень, прошел немного, остановился. Тоже студент? Вроде да…

Я не двигался. Он тоже.

От одного из столбов, поддерживающих здание, отделилась смутно знакомая фигура. Вампир? Незнакомец подошел к парню. Обнажив клыки, потянулся к шее.

Я стоял. Просто стоял. Смотрел.

Монстр поднял голову. Глянул в мои глаза. Я смотрел в его налитые кровью белки. Ждал. Окровавленные губы шевельнулись:

— Иди сюда.

Пряча страх поглубже, я приблизился.

Вампир отстранился:

— Пей.

Теперь я видел его очень четко. По виду — типичный человек: среднего роста с чуть бледной кожей; одет в потертый твидовый пиджак; на ногах — новые, дорогие ботинки.

— Пей.

Я невольно облизнул губы. Как-то не довелось сегодня позавтракать.

Безвольный парень висел на руке вампира. Взгляд пустой, отсутствующий. Из ранки на шее крупными каплями вытекала КРОВЬ.

Все произошло быстро. Слишком быстро. Даже стремительные мысли отстали от инстинктов.

Нагнувшись, я слизнул алые капли. Их вкус намного превосходил суррогаты, которыми мне приходилось питаться в последнее время. Пьянящий аромат кружил голову. Я склонялся ниже, ниже — к беззащитной пульсирующей жилке. Еще немного — и меня уже не будет.

Из ранки вытекла еще одна капелька. Я выпил и ее. Божественно! Как я жил без этого?! Уже плохо понимая, где я и что делаю, оголил клыки, собираясь вонзить их как можно глубже. Протянув к студенту руки, приподнял его за плечи.

Оценив мое рвение, вампир отодвинулся в сторону. Парень повис на моих руках.

В яростном противостоянии, раздиравшем меня, на краткий миг победила логика. В следующее мгновенье вверх взяли инстинкты, но поздно: тело уже двигалось, выполняя только что полученную команду.

Раз! Правый кулак врезался в скулу «родителя». Два! Бить отправился левый кулак.

Угу, отправился. Я как-то говорил, что могу согнуть гвоздь-сотку? Пока планировал над мостовой, пришел к выводу, что этот тип гнет их пачками. Никак не меньше. Так что, атакуя «отца родного» я мм… слегка поторопился. Что ж, и логика иногда бывает безрассудной.

Шлепок тела оземь. В нос сразу набилась всякая дребедень. Неприятно…

Вампир сиганул следом — мне на спину. Сдавил руками шею. Наращивал силу постепенно, даже не напрягаясь, давая прочувствовать собственную беспомощность.

В стороне — сильно шатаясь, поднялся на ноги студент. Огляделся. Не отрывая взора от развернувшейся перед ним картины, попятился. Пожалуй, на его месте я поступил бы точно так же. Да и на своем — тоже. Если б дали.

Давление на шею ослабло. Перевернув меня на спину, монстр оскалил клыки. Медленно, давя немигающим взглядом, наклонился. Я ответил оптимистичным «Хх…»; задергался, изо всех сил пытаясь освободиться. Проще свернуть локомотив! Наконец я додумался и дрожащим перстом указал за спину мучителя.

Он соизволил оглянуться. Там, открыв в страхе рот, ежесекундно оглядываясь на нас, торопился прочь бледного вида паренек. Кому — паренек, а кому — законная жертва. Но, может, свидетеля оставлять не захотел.

Словом, меня он отпустил. Разворачиваясь, поднялся и — прыгнул.

Я не стал дожидаться развязки. Перевернулся на живот и — сначала на четвереньках, потом на своих двоих — дал деру.

Все темные места, все закоулки сегодня были моими. Я боялся. В каждой тени, в шорохе, услышанном рядом, я видел знак преследователя, только и ждавшего, когда я подойду ближе. Чего гоняться, утруждать себя погоней?

Я все время прятался, высматривал из своей засады: кто-то пройдет мимо? Потом петлял, чтобы сбить с толку возможную погоню. Прятался снова.

Потом уже просто бежал. Торопил себя: быстрее, быстрее. Куда угодно, хоть в церковь. Ее же обходит нечистая сила? В церковь…

Мало-помалу страх начал отпускать. Последние сотни метров я прошагал, почти не озираясь. Благо звон колоколов разносился на всю округу. Их звучание придавало мне уверенности, так что ближе к зданию церкви я успокоился.

Одно из двух: либо слухи врут, либо я к нечистой силе пока не причислен — приблизиться удалось без малейшего, даже самого слабого, усилия.

Скажу больше, колокольный звон показался мне более притягательным, чем когда-либо раньше. Пока я медленно шел к Храму, душа купалась в этих звуках.

Не так уж я и безнадежен. Совсем не безнадежен. Разве я исчадие Ада? Я — Светлый. волей судьбы оказавшийся в чужом теле. Очень мощном теле… Если использовать его возможности с умом…

Сначала нужно войти внутрь. Помолиться. Или просто постоять, наполниться церковной атмосферой, величавым духом Служения.

Голод? А что голод? Что его сила против духовности? Да, внутри — люди. Да, это возможные жертвы. Но разве в святилище кто-то поднимет на другого руку? В памяти всплыл монстр у библиотеки…

Кто-то, может, и подымет, но не я. Я не такой. Не смогу. Не здесь.

Медленно, прислушиваясь к собственным ощущениям, я поднялся по ступеням крыльца. Говорят, один раскаявшийся грешник дороже ста праведников. А я еще и нагрешить не успел. У меня все получится. Обязательно получится. Стопроцентно.

Я взялся за дверную ручку. И не смог открыть дверь.

 

Глава 8

Вторая попытка.

Безуспешно — дверь словно влилась в косяк. Неужели кто-то так хлопнул, что даже мне не открыть? Это ж как обидеться надо?!

Я напряг мышцы…

Ничего я не напряг: тело просто отказалось подчиняться. По крыльцу можно перемещаться — сколько угодно, а вот войти — не судьба!

Дверь отворилась. Пятясь, из храма вышли две женщины. Перекрестились и пошли своей дорогой.

Глядя им вслед, я поднял руку. Поднять получилось, но вот наложить крест на родного, чудного, бесконечно любимого Иннокентия Михайловича кисть отказывалась напрочь. Плохой бы из меня получился священник.

Интереса ради я спустился с крыльца, попробовал осенить себя знамением еще раз: вдруг способность это делать возрастает пропорционально квадрату… э… говорила мама: учи физику!

Пропорционально или нет, но эффект оказался нулевым.

Что ж теперь, уходить? Уходить я не собирался. Куда мне идти? Прятаться в какой-нибудь импровизированной каморке? Уж лучше разобраться сразу!

Рисуя многочисленные круги подле крыльца, я выжидал. Цеплялся за надежду страстно, как если бы в церкви, в ней одной оказался скрыт смысл моей жизни! Впрочем, так оно и было.

…Колокола замолчали. Как глухо, пустынно стало вокруг! Словно… смолкла симфония уверенности, мудрости, братства…

Люди стали покидать храм. Человек за человеком они выходили из отворенных дверей; многие оборачивались, крестились; иные — шли так — но с умиротворенным лицом. Неторопливо расходились в разные стороны; каждый — по своим делам. И чем больше их появлялось на крыльце, тем ближе я подбирался к входу. Если не пройти, то хотя бы — заглянуть внутрь!

Теперь прихожане шли сплошным потоком. Скромно притулившись в стороне, я покорно дожидался благоприятного момента. Еще немного, чуть-чуть подождать, чтобы не толкаться…

Задумываться над словосочетанием «благоприятный момент» я стал лишь тогда, когда поток выходящих людей внезапно прекратился, оставив меня один на один с закрытой дверью. На нее-то я и воззрился с непередаваемой тоской.

Ко мне тут же подошел какой-то мужчина, протянул горстку мелочи. Улыбаясь, я решительно замотал головой:

— Нет, спасибо.

Мужчина пожал плечами и спустился с крыльца. Там его взяла под руку терпеливо ожидавшая дама. Негромко переговариваясь, они ушли.

Лелея робкую надежду, я шагнул вперед, вновь потянул ручку. Безрезультатно. Пришлось отойти. Вздохнув, я приготовился ждать. Рано или поздно выйдет кто-нибудь еще. На этот раз я успею. Шагну, наваливаясь на дверь всем телом, чтобы хоть здесь взять вверх, если тело снова поразит оцепенение. В конце концов, я чист. Безгрешен. У меня все обязательно получится. Должно получиться.

Я упрямо сжал губы. Я все равно это сделаю. Надо только подождать. Задумчиво разглядывая рисунок на двери.

Ожидание было недолгим. Храм отворился и на пороге возникла фигура Служителя.

Сам священник меня интересовал мало. Я же не встречи с ним искал — гораздо интереснее было войти в помещение, которое скрывалось за его спиной. Вот только… это никак не удавалось сделать. Мало того: я вдруг обнаружил, что смотрю прямо в пристальные очи святого отца.

Пришлось рассеянно откашляться.

— Вы кого-то ждете? — спросил он.

— Нет… — я потерянно хлопнул ресницами. — Я хотел бы войти внутрь.

— Служба уже кончилась. Вы хотите исповедаться?

— Нет. Извините.

Я неловко повернулся и под его внимательным взглядом стал спускаться по ступенькам. Мне казалось, что он вот-вот меня окликнет. Вот сейчас, сейчас!..

Он так и не сделал этого. Я ушел, унося внутри странное чувство, словно оказался ребенком, вдруг потерявшим маму.

…Добравшись до своего тайника в парке, я перекусил, а потом отправился бродить по ночному городу. Кстати говоря, он не показался мне таким уж опасным: во всяком случае, ничего похожего на насилие, разбой или убийство мне лицезреть не пришлось. Или просто мало бродил?

Откуда вообще берутся все эти страхи? Старательно поработав головой, я решил, что причина кроется в одном из двух источников: отрицательных эмоций агрессора или банального желания покуражиться, почувствовать собственную силу. А на приключения обычно тянет после длительной работы по уничтожению алкоголя. А, может, и не длительной — это у кого как мозгов хватит: иным и после двух рюмок весело становится.

Потому и преступлений много на бытовой почве — внутри семейного круга. Вряд ли я стану объектом уличного нападения. Да и кто напасть может? Подростки, вдруг решившие, что им срочно нужны деньги. На дело пойдут, нажравшись водки или потому, что нужны деньги на дозу — не столь важно. В любом случае, такая встреча не сулит ничего хорошего случайному прохожему.

А что, если этим прохожим окажусь я? Вряд ли они справятся со мной. Правда, современная молодежь любит таскать ножи и газовые баллончики… Не уверен, правда, что ко мне можно все это применить (но испытывать лишний раз — не стоит). Раны, по слухам, должны заживать довольно быстро. А если принять во внимание многочисленные легенды про забивание в сердце осинового кола, я — неуязвим! Супермен! Защитник всех униженных и обездоленных!

Тьфу!

Плеваться, кстати, не только некультурно, но и вредно. Так народная медицина гласит, Порфирий Иванов там… Для особо одаренных могу порекомендовать йогу!

Чего-то я разозлился.

Наматываемые по городу круги помогли скрасить время до рассвета, за час до которого я занял место у Свято-Никольской церкви. Светает сейчас поздно — у меня все должно получиться.

Судя по навесному замку, я был первым желающим, решившим пройти в Храм в столь ранний час. Не убегать же теперь, подожду немного.

Первым подошел вчерашний «отец». Вежливо поздоровался, отпирая дверь. Предложил войти.

Я честно пытался это сделать.

— Входите же, — он недоуменно придерживал дверь.

— Не могу, — обреченно выдохнул я. — Не получается.

В его взгляде мелькнуло сомнение.

— Входите же, я вас приглашаю.

Я невольно поднял ногу, занес ее над порогом и — замер.

— Я не могу.

В его взгляде появилось что-то, похожее на понимание:

— Чего вы хотите?

— Я… посмотреть… исповедаться. Я хочу исповедаться!

А что, отличный вариант: пусть с моим состоянием борются профессионалы. Уж им-то лучше знать, как и что делать.

Его глаза лучились доброжелательностью.

— Сейчас я не смогу принять вашу исповедь. Вы сможете прийти после обеда, к пяти часам?

— А часов в семь — можно? — робко попросил я.

Он чуть нахмурился, посуровел.

— Пожалуйста! — я безотчетно сложил руки в молитвенном жесте.

Его лицо смягчилось:

— Хорошо, приходите в семь. Я буду вас ждать.

Я улыбнулся:

— Спасибо. Извините, как Вас зовут?

— Отец Василий.

— До вечера, — продолжая улыбаться, я шагнул с крыльца. — Спасибо.

Он молча кивнул и закрыл дверь.

А я, окрыленный надеждой, вприпрыжку отправился к остановке маршрутного транспорта. Почему-то идея исповедаться казалась мне блестящей. Конечно, огромную роль сыграла здесь личность отца Василия, сурового и благородного воина церкви. Как знать, чем закончился бы наш диалог, если бы на его месте оказался другой человек? Да и был бы разговор?

Так или иначе, но без четверти семь, освеженным дневным сном, я стоял на паперти в ожидании. Трагикомедия: пришедший в церковь вампир вынужден ждать, пока ему помогут: дверь-то ведь кому-то надо открыть! Вот я и ждал, пока кто-то сделает это за меня.

Отец Василий вышел ко мне в начале восьмого. Приветственно кивнув, широко распахнул створку двери:

— Входите.

Я занес ногу — и тело вновь отказалось повиноваться.

— Не могу…

Священник поднял руку, торжественно перекрестил меня.

Нервные окончания словно взорвались от боли. Дико завыв, я упал на плитки крыльца, где забился в судорогах.

Постепенно отпустило. О пережитом испытании напоминало напряжение в хрустальных мышцах. Под безвольно обмякнувшими пальцами крылись бороздки, оставленные вонзившимися в паперть ногтями.

Перебарывая слабость, я поднял голову. Отец Василий был бледен, но мужества не потерял. Во всяком случае, страха в голосе не было:

— Кто ты? Чего ты ищешь здесь, его создание?

 

Глава 9

Я счел за благо сознаться:

— Вампир. Х-хочу исповедаться.

— Подобные тебе не исповедуются. Твоя душа принадлежит ему! Поди прочь!!

Совершив усилие, я встал на ноги.

— А как же возвращение блудного сына?! Разве не дорог Богу раскаявшийся грешник? Не дорог больше, чем сто праведников?!

Поразительно, что можно вспомнить в сложной ситуации! Но деваться мне действительно было некуда: только так — спорить в надежде на чудо.

Священник медлил. После длительного раздумья поднял руку и троекратно перекрестил меня:

— Изыди, искуситель!

Рев боли, сорвавшийся с моих губ, поднял всю птицу в округе. Невесть откуда слетелось воронье, закружилось надо мной черным каркающим облаком. Однако же я не сгорел, не растаял в воздухе, как, может быть, надеялся отец Василий.

Не было сил подняться еще раз. Распластавшись у ног священника, я исподлобья взглянул вверх, слабым шепотом выдохнул:

— Чего вы добиваетесь, мучая меня? Покинув вас, я стану резать людей. У меня просто не останется выбора…

Я помолчал, собираясь с силами. Отец Василий присел рядом, вслушиваясь в каждое слово. Я заговорил вновь, уже более уверенно:

— Примите меня. Я не молю о прощении грехов — просто выслушайте. Господом Богом прошу: выслушайте.

Он молчал. Но крестить не торопился, что было замечательно. Пока он принимал решение, я встал на четвереньки, потом выпрямился. Смотрел на священника сверху вниз. Вот только ноги дрожали.

— Я слушаю вас, — он поднялся. Голос — беспристрастен. Лицо — непроницаемая маска.

— Здесь? — я растерялся. — Разве мы не зайдем в Церковь? Мне нужно войти внутрь.

Он молчал.

— Чего вы боитесь?! — закричал я. Всполошенное криком воронье тут же добавило свой голос. — Я ничего не смогу сделать там, в средоточии сил Бога!

«Соглашайся… Ну же! Чего ты ждешь?!»

Он отступил в сторону:

— Входите.

Я не смог этого сделать. Опять.

Видя мои затруднения, отец Василий мягко спросил:

— Как вас зовут?

— …Кеша.

— Иннокентий, значит. Именем Господа Бога нашего Иисуса Христа, войди, Раб Божий Иннокентий в Храм Божий!

Я повторил попытку. На этот раз мне удалось продвинуться чуть дальше.

Тогда он просто взял меня за руку. Тепло его ладони прошло в тело, наполнило мышцы. Все мое существо на краткие мгновенья стало иным. Не лучше и не хуже — просто иным. Не отпуская моей руки, отец Василий ввел в Храм еще одну заблудшую душу.

Внутри — он отпустил меня, пошел вперед, указывая дорогу. На полпути оглянулся, заметил, что я стою на прежнем месте, удивленно произнес:

— Идите же.

Я не ответил. Даже не пошевелился.

Тогда он вернулся и повел меня дальше. Безвольный, следом за ним я прошел в небольшую, скромно убранную комнату, где был усажен на стул.

Не отнимая руки, отец Василий произнес:

— Я вас слушаю.

Слушает он… Я набрал в грудь побольше воздуха, несмело улыбнулся.

— …Даже не знаю с чего начать.

— Начните с себя.

С себя… Легко сказать, с себя. Родился, рос, не привлекался…

Священник смотрел доброжелательно, терпеливо. Ждал.

— Давайте… — голос пресекся и я откашлялся. — Давайте, я расскажу, как я стал… таким?

Он кивнул. Его ясные, добрые глаза светились молчаливой поддержкой.

Я заговорил. Говорил долго, страстно и, наверное, сбивчиво. Зачем-то представился по всей форме — отец Василий слушал, слегка кивая там, где я, ожидая его реакции, поднимал от коленей свой горящий взгляд.

Я рассказал о том случае возле «Пушкинки», когда мне пришла в голову мысль обойти здание; поведал о разбое в больницах; о том, как сложно было скрыть все от родных; разобраться в себе. И в завершение — о том, как пытался найти вампира и что из это получилось.

Священник не произнес ни слова осуждения. Ни пока я говорил, ни после, когда я, выплеснув все, уставился на него в безотчетном ожидании кары.

Каким все-таки великим, по-настоящему духовным человеком он оказался! Во взгляде, в жестах — я видел одну лишь поддержку. Все, что он позволил себе, это спросить:

— Вы хотите исповедаться?

— Да, — я почти не колебался.

Это была моя первая исповедь и поначалу я сильно стеснялся: не так-то просто вынести грязное белье на обозрение. Но постепенно застенчивость отступала, чему здорово способствовало «Прости Господи», вставляемое священником после оглашения очередного греха.

Я перечислил, все, что сумел вспомнить. Нельзя ничего скрывать — не будет благотворного эффекта исповеди. Не будет по той причине, что нельзя скрыть грехи от себя — будет зашлаковывать душу. И я говорил, говорил.

И все же слукавил. Один грех, самый страшный, я старательно приберегал напоследок. Сам не знаю, чего хотел этим добиться. Так или иначе, когда все остальное было сказано, мне пришлось напрячься и — вымолвить:

— Я виновен в смерти человека… показал на него вампиру, чтобы спастись… самому.

Отец Василий помрачнел, шевельнул скулами, но все-таки выдавил побелевшими губами:

— Прости Господи.

— Все, — я облегченно перевел дух.

— Прощаются Рабу Божьему Иннокентию грехи его во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь! — он троекратно перекрестил меня.

По телу вновь прошла судорога. На сей раз куда менее болезненная, чем раньше.

Святой отец выглядел усталым. Это было мне понятно: каждый грех, который прощает священник именем Бога, по сути, берется на себя. Ничто не уходит бесследно.

— Вам, наверное, пора, — наконец сообразил раскаявшийся грешник.

Отец Василий взглянул на часы. Я последовал его примеру. Без четверти десять.

— Да, пора, — выжидательно глядя на меня, он поднялся.

Приняв фразу священника за намек, я шевельнул было руками. Чуть-чуть. И силы меня оставили.

— Извините, — он снова взял мою руку в свою. Легонько потянул.

К моему удивлению, сейчас я встал без малейших усилий. Все так же, держась за священника, прошагал к выходу.

На крыльце мы разжали руки. Робко заглянув в глаза священнослужителя, я попросил?

— Можно, я приду к Вам завтра?

Он тихо, так, что только мое чувствительно ухо могло уловить этот звук, вздохнул…

— Если вам неудобно, я не буду вас беспокоить.

— Нет-нет, приходите, — его задумчивые глаза снова заглянули в мою душу. — Приходите, я буду вас ждать.

— Спасибо, святой отец!

Улыбаясь, я неловко топтался на месте. Потом добавил:

— Если бы вы только знали, как это важно для меня! Я подойду к семи, хорошо?

— Приходите.

— Спасибо. И — Благослови Вас Бог!

Он застенчиво улыбнулся. Склонил в поклоне голову. Проговорил «До свидания» и быстро зашагал прочь.

— До свидания, — прошептал я. — Храни Вас Господь. Храни… Вас Господь.

В эту минуту я совершенно не думал о себе. Редкое явление. Сейчас мои мысли были направлены на удаляющегося от меня человека. А ведь помог! Рискнул! Страшно было — а он… И не прогнал же! Божий человек. Чистый…

И вообще: какой Мир прекрасный!

Забудьте о том, что нас разлучало,

Вспомните дружбу, забудьте печали…

Я был совершенно, искренне уверен, что в эту ночь не встретится мне шайка пьяных подростков, не оскалит клыки обиженный вампир и родная милиция — будет заниматься иными делами. Сейчас рядом со мной не было места для интриг, убийств, войн и другого безумства.

Я шел по ночному городу и любил каждую снежинку, каждый поворот, всех и каждого. Звездная россыпь молчаливой музыкой сопровождала мою прогулку. Это было чудесно! Наверное, именно такое состояние величается счастьем.

Дай вам Бог Здоровья! Да хранит Он Вас и Ваших близких! Ныне и присно, и во веки веков. Аминь!

 

Глава 10

После той памятной истории, когда меня обнаружили на дне котлована, я собрал пожитки (понимай: коробку с донорскими пакетами) и перебрался в совсем иное место — Парк Победы. Во-первых, данный массив был значительно протяженней, что снижало шансы повторного «спасения»; во-вторых, желающих гулять по парку зимой было меньше. Да и зарываться я стал как можно глубже — едва ли не в землю. Кто на молоке обожжется, тот на воду — ласково смотрит.

Словом, когда пришло время, я выкопался под струящийся со звезд свет. Разрыл ямку неподалеку. Кончиками пальцев вытянул заветную коробку. Открыл ее, извлек один из пакетов. Неторопливо позавтракал.

Так себе завтрак, что скрывать. Я сильно сомневался, что выпитой порции хватит на ближайшие сутки, но, грустно поглядев на оставшиеся два (!) пакета, вздохнул и бережно упрятал коробку под снег.

Придется заняться лечебным голоданием.

Что ж, проблемой питания займемся в ближайшее время. Но сейчас — я опаздывал на встречу с отцом Василием. Нехорошо портить еще только складывающие отношения. Пришлось, выскочив на дорогу, тормозить маршрутку. Не самое любимое занятие для бедного, оголодавшего вампира.

Бедного — в прямом смысле: в карманах осталось не так много денег. Конечно, тратил я их медленно: ни одежда, ни еда мне не требовались, да и по ночам я пристрастился гулять пешком, но… потраченные деньги возместить было неоткуда. Знакомым-то на глаза показываться нельзя. «Дарова-дарова… Ты чё учудил?…»

Мрак! — одним словом!

Интересно, а как другие вампиры выкручиваются в этой ситуации? Неужели занимаются мародерством? Или они транспортом не пользуются?

Может, сумку с зелеными стянуть из-под носа дерущихся мафиозных группировок? Плевое дело! Осталось найти мафиков и заставить их драться. А, подать сюда уголовный элемент с кучей денег! Запросто!!

С другой стороны, кто мне мешает немного «раздеть» какого-нибудь торговца наркотиками? И себе хорошо и людям благое сделаю. Хорошим людям, разумеется. Робин Гуд тоже не со всеми добрым был. Может, так и поступить? Но не наломаю ли дров? И так уже вляпался по самую… ну, не важно.

Как мне нужна сейчас чья-то поддержка, чей-то совет! До чего остро чувствуется отсутствие семьи, собственное одиночество!

Моя семья… Даже странно: хотеть быть вместе, но — запрещать себе это. И, что самое интересное, никто в этом не виноват. Так получилось…

Ладно… и этот клубок распутается. Просто — нужно время, немножко времени.

…Отец Василий ждал меня на крыльце. Поздоровался. Пытливо заглянув в глаза, протянул руку. Я робко, помня о своей силе, пожал ее.

— Может, пройдемся? — предложил он.

Пройдемся? Куда? Вообще-то я уже нагулялся и хотел снова попасть в Храм, проникнуться его атмосферой. Вслух я произнес иное:

— Давайте.

Мы спустились с крыльца и, разговаривая, пошли к «Яблоньке».

— Простите, Иннокентий, но сегодня мне обязательно нужно быть дома, — говорил священник, оправдываясь. — Если вы позволите, мы могли бы поговорить по дороге.

Я поспешил согласиться:

— Конечно-конечно. Мне совершенно неважно, где разговаривать.

— Иннокентий… — он слегка замялся, — можно спросить: чего вы от меня хотите? Я спрашиваю не потому, что хочу от вас отделаться; просто мне нужно знать, что вы ожидаете от меня услышать. Или что я должен сделать?

— Отец… — теперь пришла моя очередь собираться с духом. — Вы — единственный человек, с которым я могу поговорить. Поэтому я так навязчив. Вы нужны мне — я боюсь остаться один. И, да — вы можете мне помочь. Я пришел просить вас о совете. Скажите, что мне делать дальше: чем питаться, что делать, как жить вообще?

— Как жить… по Его законам, по заповедям. А как еще? В них всё есть, только не пользуемся мы, страстей голос слушаем. А Он уже дал нам все! Бери — и живи.

Взмахом руки священник остановил маршрутку. Открыв дверь в салон, проговорил:

— Может, составите мне компанию?

Я потупился:

— Денег… нет.

— Ничего, я заплачу, — отец Василий мягко улыбнулся. — Садитесь.

Я повиновался.

— А куда мы едем? — с детской непосредственностью полюбопытствовал я, когда он, захлопнув дверь, уселся рядом.

Он назвал остановку. Непосвященному это название ничего не говорило, но я знал: это черт-те где… Ой! Бог знает где — на самых затворках «Московки»: есть такой район в городе Омске. Доводилось приезжать раньше — к маминой тетушке в гости.

А святой отец, наклонившись ко мне, вполголоса объяснял, что нужно сделать в ближайшее время. Я же просил совета?

Первое, и самое главное, мне был необходим пост. Пост издавна использовался Человечеством как средство очищения от скверны нечистых мыслей и достижения благодати.

Во-вторых, следователо молиться. Молиться по возможности чаще. Молитва — есть оружие против бесов. Слова молитвы успокаивают, развивают любовь к окружающим, к Миру.

В-третьих, всегда есть люди, которым нужна помощь. Нужно стремиться помочь как можно большему количеству людей. Через помощь другим мы наполняемся благодати. Благословляем кого-то и частичка благословления остается с нами.

Все это помогает бороться с негативными мыслями. Много, очень много зла происходит из-за потакания человеком своим ярости, ненависти, отвращения. Бог любит нас и такими. Но он страдает, когда мы слушаем голос страстей. Мы должны отвечать Ему любовью, жить по Его заветам.

— То есть любить Бога, а не людей? — не утерпел я: слишком уж спорной показалась последняя фраза.

— Любить Бога — значит любить его создания, — отец Василий посмотрел на меня каким-то особым, странным взглядом. — Если любишь кого-то, то любишь полностью, без делений на «нравится» и «не нравится». Написано: человек подобен Богу. Он сотворил нас похожими на Него, а потому, отрицая людей — мы отрицаем Бога.

— Как можно отрицать Бога, отрицая людей? — удивился я.

— Человек был создан по Его образу и подобию.

— Ну и что! Это ведь подобие! И почему-то все люди разные.

— Тело — разное. Но душа — божественна. Душа важнее тела, потому что человек — это еще не тело. Это — душа

— Ну, так и души разные!!! — горячился я. — И тело, и мысли, и идеи. Все разные во всем! Мое отношение к Богу абсолютно не зависит от моего отношения к людям!

— Можно ли относиться к творениям иначе, чем к Творцу? Если Творец заслуживает моего уважения, моей любви; если я верю в нужность Его действий, то я должен с уважением относиться и к тому, что Он создал

— Можно уважать Творца, но при этом не относится с уважением к его творениям! — непреклонно заявил я.

— Почему? Разве он несовершенен? — мягко спросил отец Василий.

— Несовершенны творения.

— Может быть, они несовершенны, потому что таков Его замысел. Но, живя по Заповедям, любой человек может развиваться, становиться чище, возвышенней. Разве маленьких детей надо любить, только когда они повзрослеют?

— Как он мог создать что-то по своему подобию, если большинство его творений абсолютно не похожи на него? Что общего между ним и каким-нибудь маньяком?!

— Люди были созданы по Его образу и подобию. Но он не сделал нас марионетками. Люди — существа со свободной волей. Они сами выбирают, кого слушать Бога — или Денницу.

— Вот! Как я могу любить каких-нибудь моральных уродов? — поинтересовался я. — Вот, например, если кто-нибудь задавит моего друга машиной, мне что, надо будет подойти к водителю и извиниться?!

— Нет, — его мягкий, кроткий голос действовал на меня успокаивающе. — Но ты не должен держать зла на этого человека. Если твой друг погиб, значит, так было угодно Богу. Не лучше ли посочувствовать водителю: ведь, сам того не желая, он стал убийцей…

Набычившись, я молчал.

— Хорошо, вздохнув, священник сдался. — Если для тебя так сложно перестать гневаться, то хотя бы откажись от ненависти.

Как это? Я вопросительно поднял взгляд.

— Перестань ненавидеть. Откажись от ненависти.

— Как я могу отказаться? — я недоумевал. — Если я злюсь на кого-то — то я злюсь! Это не зависит от меня!

— Все в твоих силах. Если захочешь — сильно захочешь — ты сможешь контролировать и злобу, и ненависть. Ты можешь навсегда избавиться от них, просто прогнав вон.

— Как?? Это же чувства! Я не могу их прогнать!

— Просто захоти. Откажись от гнева. Действительно откажись, по-настоящему, — и он уйдет.

— Не верю.

— Когда Спаситель шел по воде, апостолы тоже не верили. А потом какие чудеса совершали Его именем!

— А Вы — можете ходить по воде? Не верю!

— Почему?

— Потому что я этого не видел, — на нас косились другие пассажиры, но мне уже было все равно. — Человек не может управлять чувствами!

— А ты пробовал? — священник требовательно глядел на меня. — Ты сделал хоть что-нибудь?

Что я должен тебе сделать?! Как можно обуздать ярость, когда она рвется наружу?

Я поглубже вдохнул и попытался успокоиться. И вдруг нахлынула такая тревога…

— Остановите! — крикнул я водителю. — Прямо здесь — остановите!

Водитель выругался и сдал вправо. Мне было не до его обиженных воплей. Я уже развернулся к двери. Сейчас…

— Выходим, — я потянул священника за рукав. — Выходим скорее!

Пресловутые чувства подсказывали мне, что надо торопиться. Очень сильно.

 

Глава 11

Священник подчинился. Закрывая за собой дверь в салон, спросил:

— Что случилось?

Я решил не отвечать. Во-первых, сильно торопился; во-вторых, сам не знал ответа. Вместо этого ухватил отца Василия за рукав, принуждая торопиться. Тот послушно побежал следом. Куда ему было деваться? Из моей хватки не вырваться.

Я спешил, подгоняя себя изо всех сил. Этот был один из тех немногих случаев, когда интуиция бьет набат и только наивный дурак отказывается прислушиваться к этому зову. Я дураком уже не был: жизнь научила…

Время неумолимо кончалось. Еще немного, еще несколько секунд — и произойдет непоправимое. Сжавшееся сердце молило поторопиться. Я бежал изо всех сил.

Бросив священника пыхтеть за спиной, я резко ускорился. И все же двигался медленно, недопустимо медленно. Рыча сквозь зубы, я продирался через воздушную преграду. Сейчас, сейчас…

В темном закутке, между стеной дома и покосившимся сараем… меня ждал старый знакомый. Нехороший знакомый. С потерявшей сознание девушкой на руках. Приподняв голову, чтобы взглянуть на наглеца, он предупреждающе оскалил клыки. Решив, что предупреждения достаточно, продолжил трапезу. Откуда ему было знать, что на руках у него близкий мне человек? Надя. Моя сестра.

Как я ему врезал! Упыря так шваркнуло о стену, что стекла в окнах зазвенели.

Поганый даже не сильно расстроился. Хищно осклабился, протянул ко мне руки с согнутыми пальцами.

Шумно переводя дух, позади встал отец Василий. И как-то разом притих, ощутимо напрягся.

Вампир вдруг вжался в ту самую стену, в которую мне почему-то не удалось его вбить. Лицо скривилось в муке, взгляд, устремленный за мою спину, остекленел.

Сдав вправо, я быстро оглянулся. Обычное дело — отец Василий с миниатюрной Библией в руках. И где он ее прятал?

Размеренно ступая, священник пошел вперед. В глазах — горит отчаянная решимость. Дикая злоба полыхает в глазах вампира.

Я предпочел нагнуться и поскорей оттащить сестренку в сторону: сейчас тут такая битва начнется… Надя была бледна. Дышала. Дышала! Выпрямившись, я быстро изучил обстановку.

Упырь стоял, прижавшись к стене — дальше вжиматься было просто некуда. Но и священник остановился — будто в нерешительности. Побелевшими пальцами впился в Библию и сделал еще шаг.

Вампир зарычал.

— ИМЕНЕМ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА…

— У меня другой Господин!! — проревел монстр.

— …ПОДИ ПРОЧЬ!

— Я не подчиняюсь слабым! — вампир шевельнулся, стремясь вырваться из невидимых пут.

— Отправляйся в ад! — Отец Василий дрогнул, отступил назад — и тут же пошел вперед, протянув вперед книгу. — ИМЕНЕМ ОТЦА!

— И СЫНА!

— И СВЯТАГО ДУХА!

— АМИНЬ!

С каждым прозвучавшим предложением вампир бледнел, из прокушенной губы потекла темная кровь, но — не сдавался. Все так же горели яростью глаза, все так же рвались вперед скрюченные пальцы.

Отец Василий, закончив воззвание, троекратно перекрестил супостата Библией. Испуганная раздавшимся воем, где-то внутри ближайшего дома, испуганно залаяла собака. Кожа монстра почернела. Он упал на колени, но тут же встал, поднял на священнослужителя не предвещающие ничего хорошего глаза.

Над нами распахнулась форточка, хриплый мужской голос проорал:

— А ну пошли отсюда! Я милицию вызвал! Щас, приедут ужо!

Угу, разбежались. Мы при желании и вас съедим, и вашу милицию — еще мало будет.

Вампир перестал поддерживать здание. Отлепившись от стены — прыгнул. Отец Василий не растерялся, успел распахнуть Библию, которую и ткнул в морду разъяренного вурдалака.

Сказать, что агрессор успокоился, было бы неправдой. Вампир, правда, прыгнул в сторону. Но, изогнувшись, ударил-таки по руке батюшки. Отец Василий отшатнулся — и выронил Библию.

Для него — это означало конец. Опустив руки, он печально смотрел на будущего мучителя. Ждал развязки. А тот позволил себе не торопиться: небрежно отшвырнув священника подальше от книги, с ленивой грацией пошел следом.

Отец Василий дрожащей рукой коснулся груди. Нащупал крест. Взгляд священника стал спокойным, сосредоточенным.

Красиво оттолкнувшись, я грациозно опустился на плечи монстра…

Тут я немного преувеличил: на самом деле я умудрился запнуться в начале прыжка, из-за чего не воспарил ввысь, а примитивно повис на спине вурдалака, вцепившись в его плечи. Впрочем, сей момент я сразу исправил: примерной мартышкой вскарабкался повыше и запустил клыки в шейную артерию «родителя». Как говорится, что посеешь — то пожнешь.

Впрочем, мне удалось сделать только один глоток. Потом вампирище повел плечами, стряхнул меня аки букашку неразумную, да и шмякнул о стену дома. Хорошенько так приложил. Враз желание драться пропало.

Когда я, хлопая ресницами, сумел обозреть пространство вокруг, я нашел вампира с безвольно обвисшим священником на руках. Что ж, если битву выиграть нельзя, будем спасать то, что еще можно сберечь.

Подойдя к Наде, я взял ее на руки. В поисках пути отступления огляделся. Да, собрался удалиться. Подлец или не подлец — это уже дело десятое.

Выход был. Но в противоположной от него стороне, на полпути между парой вампир-священник, лежала Библия. Лежала и молчаливо звала меня.

Опустив сестренку на снег, я подошел к книге. Осторожно коснулся ее пальцами. Горячая, очень горячая. Тем лучше: если мне так больно держать ее в руках, то какое действие она окажет на — него? Мой взгляд метнулся к согбенной спине монстра.

Священник был в сознании: вампир не смог отказать себе в приятном. Не обращая никакого внимания на вялые попытки сопротивления, кровопийца расслабленно слизывал багровые капли, сочащиеся из ранки на шее. Моя выходка оказалась для него полной неожиданностью.

Одной рукой ухватив его за волосы, я запрокинул головы недруга. Другой рукой — нахлобучил раскрытую Библию на ненавистную физиономию.

И невольно отшатнулся — таким смрадом наполнился воздух. Прижав ладони и покрывшемуся волдырями лицу, вампир скорчился в снегу, зарываясь в белый холод как можно глубже.

Зарывайся! Черт с тобой! Здоровье друга — важнее.

Я приподнял отца Василия, заглянул в затянутые поволокой глаза. Он нашел в себе силы встать на ноги. Пошатываясь, отстранил меня, перекрестил адское создание.

«Создание» трубно взревело, выскочило из сугроба и, взмахнув конечностью, смело меня с пути. Неубиваемый какой-то… Впрочем, танки тоже горят.

Это было нечто! Следующий крест отец Василий наложил не на вампира — нет! Он перекрестил себя! А когда вурдалак в нерешительности остановился, перекрестился троекратно! Шепча слова молитвы! Потом и вовсе стал класть кресты без счета.

Даже я, поднимаясь в отдалении, чувствовал жар невидимого пламени, объявшего сейчас фигуру священника. «Родитель» попятился.

Выпрямившись, я изготовился к прыжку. Глупо не воспользоваться случаем! Дождавшись, пока монстр подойдет ближе, прыгнул ему на спину, крепко-крепко обхватил — и вгрызся в шею.

Конечно, вампир не стал терпеливо дожидаться, пока я слезу. Оторвал от своего корпуса мои руки — я крепче сдавил его коленями. Он протянул руку к ним — я вновь сомкнул смертельное объятие.

Тогда он сломал мне запястье. Я вскрикнул и еще яростней набросился на струящуюся вдоль шеи жизнь. Там было могущество. Там был ключ к жизни — Надиной, моей, отца Василия. Ради этого стоило терпеть муки.

Убийца взялся за вторую руку. Судорожно вскрикнул и отпустил ее. Даже я почувствовал жгучую боль от святого креста, которым отец Василий наградил кисть зверя. Упырь качнулся вперед — я его грызанул. Потянулся ко мне — его перекрестил священник.

Какое-то время вампир метался, потом в безысходном порыве ударил меня о стену дома. Я свалился, он рухнул сверху. Мы впились друг в друга. Его тело крутило судорогой всякий раз, когда священник осаждал его крестом.

Это не было честной схваткой. И я выпил его до конца.

 

Глава 12

Обострившимся слухом я внимал, как в доме напротив пожилая женщина вызывает милицию — мол, человека под окнами убивают. Слушая ответ, она замолчала; потом положила трубку и тихонько, на цыпочках, прокралась к окну. Притаилась за краем занавески, тревожно всматриваясь в ночь.

Устало вздохнув, я взглянул на Надю. Она тихо дышала. Очень тихо. Слишком тихо — даже для меня.

Неужели мы опоздали?

Людям свойственно гоняться за властью, силой, могуществом. Иногда в этой безумной гонке они теряют самое дорогое, что у них есть — своих близких. Но разве я… гонялся?

«Самое дорогое у человека — это его душа» — скажет мне отец Василий. «Человек, погубивший душу, не может любить», — отвечу я, и буду прав.

Ее сердце почти не билось. Стучало редко; очень, очень слабо. Я царапнул себе ладонь, чтобы помазать выступившей кровью ее губы. Если потребуется — я сделаю ее вампиром. Она не умрет. Царапнул ладонь — и замер в нерешительности: точно ли это единственный выход?

— Отче наш, — подле меня опустился на колени отец Василий, — иже еси на небеси, Да Святится Имя Твое…

Священник читал молитву. А я, замерев, слушал ее дыхание. Мне показалось… Нет, сердце действительно забилось чаще! Совсем ненамного, чуть-чуть…

Отец Василий читал молитвы. Одну за другой, одну за другой. Не переставая.

Вдалеке свернула с асфальтированной дороги машина, подвывая сиреной, понеслась в нашу сторону.

Преклонив колени у тела сестры, я ждал до самого последнего момента. Только когда звук мотора стал раздаваться рядом, только тогда! — я поднялся и отступил в тень. Напоследок встретился глазами со священником. Не было нужды договариваться вслух: какая-то связь установилась между нами. Я знал: отец Василий не оставит ее. Если что-то будет нужно — поможет.

Единственное, о чем мне хотелось просить его — чтобы продолжал молиться. Но он, похоже, и не думал останавливаться.

Позже я понял: то, что я принял за молчаливую связь, на самом деле было следствием возросших телепатических способностей. Вместе с кровью вампира я перенял его силу. Силу, как оказалось, не только физическую. Уже наливались болью перестраивающиеся мышцы, голова кружилась от разноцветных бликов перед глазами. Поначалу я списал это на утомление, но уже через несколько часов пользовался новообретенными возможностями совершенно свободно.

После краткого диалога с отцом Василием — тому пришлось сказать, что почти ничего не видел — стражи порядка вызвали «скорую». Передав по рации туманные приметы двух скрывшихся с места происшествия мужчин, милиционеры сгрудились вокруг лежащего в снегу тела.

Спрятавшись за стенкой сарая, я мог только представлять, что они там увидели. Впрочем, разве не моих клыков было дело? Там сейчас лежал обтянутый кожей скелет, почему-то одетый в, хоть и видавший виды, но абсолютно неповрежденный костюм. Собственно, блюстителей закона сейчас интересовал только один вопрос: кто притащил под жилые окна сей музейный экспонат?

Приехали медики. Споро погрузили труп в машину. Осмотрев девушку, пришли к выводу, что жить будет. После чего переложили доставку пациентки на плечи доблестной милиции: мол, места в машине нет. При этом — еще и велели поторопиться.

Пресекая недовольные возгласы ребят в белых халатах, люди в форме оперативно погрузились в машину. Мы, мол, свое дело сделали. Нам еще на вызова ехать. А вы тут сами разбирайтесь.

— …Позавчера дело было, — рассказывал один санитар другому, передавая с рук на руки Надю. — Разбились на трассе две иномарки. То ли тормоза у одной полетели, то ли водитель заснул… Долбанулись хорошо. В одной сидела женщина. Эту спасла подушка безопасности. Но в сознание она никак не придет. В другой машине — двое братков — насмерть. Не пристегнулись….

Отец Василий встал рядом с машиной. Увлеченные разговором медики поначалу не обратили на него внимания:

— …Кто-то проезжал мимо. Остановился, посмотрел, вызвал с мобильника медиков. А у тех как раз только одна свободная машина была. Врачи запихали в нее еще одни носилки. С тем и приехали. Чего тебе, божий человек?

Последняя фраза адресовалась, понятно, священнику.

— Мне куда садиться? — кротко поинтересовался тот.

— А ты куда собрался, отец? — полюбопытствовал сидящий в машине. — Мы тебя завтра в отделении ждем.

— Я с ней.

Вот ведь Божий человек: собрался в больницу!

— И без тебя управимся, — хмуро бросил санитар рядом, захлопывая дверку машины. Решительно пошел на водительское место.

— Эта девочка мне очень дорога, — заявил ему в спину отец Василий. — Не пустите — людям расскажу, кто их здоровье охраняет. Вы, кажется, Степан Гиренко?

…После краткого, но яростного спора отец Василий сел в машину. Заурчав мотором, «уазик» тронулся с места. Напрягая слух, я ловил продолжение беседы:

— …Ты зря, отец, думаешь, что мы звери какие. Сам бы на трупы, на покалеченных смотрел день за днем, тоже грубым стал бы. А нельзя не очерстветь! Никакой человек не может это выдержать, если близко принимать…

— Благослови Господи, — сказал отец Василий. — К Богу надо стремиться. Он никогда не дает больше, чем человек выдержать может. Только по силам все…

Дальнейшего мне разобрать уже не удалось. Взревев мотором, «скорая» помчался по накатанной дороге. Жаль, не услышал, как медики на трассе вышли из положения. Представляю, приходит в себя женщина на полпути в больницу и…

Выбираясь из укрытия, я саркастически скривился. В этой жизни кощунство и черный юмор ходят рядом. Того и гляди, предадут анафеме…

Шутка! Не судите строго: и так — словно в аду. Кто-то может не согласится: мол, сила есть и все такое.

На хрена мне эта сила, если папа с мамой горюют, что сын стал преступником?! И не оправдаешься, что самое интересное.

Хватит ныть… Пора двигаться за сестренкой. Удачно на этот раз получилось с больницей: даже такой бедный человек как я, мог преодолеть это расстояние за короткое время. Прислушиваясь к своему телу, я перешел на бег. Легко-то как…

Наверное, стоило сразу проверить карманы бывшего представителя семейства вампирьих… Тьфу, лезет же в голову гадость! Не обыскал, и ладно — зато не измазался. От соприкосновения с нечистым, имею ввиду.

А сам я что, чистенький? Ну-ну. Как посмотреть. По мне, очень даже ничего. А что вампира, прибил, так это, наверное, Богоугодное дело…

Не знаю, не силен в тонких материях. И с опаской отношусь теперь к святыням. Любого рода. Я мельком глянул на обожженные пальцы: их прочно усеяли небольшие, но страшно болючие волдыри — подвиг требует жертв, даже если это подвиг духа.

Когда пробегал через остановку, невольно убавил прыть: не разбрасывать же людей только потому, что они стоят у тебя на дороге. Так что осторожненько так, тихонько просочился сквозь живой заслон и, лишь пробежав через мостовую, позволил себе не сдерживаться.

Позади истошно завопили клаксоны, но что мне теперь — возвращаться? Интересно, что со мной случится, если я попаду под машину?

Кажется, я наглею…

Устроенная самому себе выволочка помогла: дальше я спешил не торопясь, по сторонам смотрел, правила соблюдал.

И все-таки, что, если меня собьет машиной?..

Почему сразу дурак? Может, я просто любознательный? Люди всякие нужны, люди всякие важны!

За шутками, рассуждениями с воображаемым собеседником я достиг больницы. Дверь приемного покоя, как и полагается, была закрыта — как будто это может остановить сильномогучего вампира. Всего-то надо заглянуть в окно и выбрать объект…

Повинуясь моему зову, женщина в белом халате встала из-за стола, открыла вход. Дождавшись, пока я проскользну внутрь, закрыла дверь на крючок, вернулась на прежнее место. Там взяла в руки книжку, абсолютно позабыв про меня.

Бодро прошагав до лестницы, здесь я притормозил. Образно говоря, «втянул ноздрями воздух», т. е. бегло просканировал здание: нет ли где чрезмерной активности?

Все тихо… Только где-то внизу кто-то рассказывал, что свеженький труп — да-да, тот самый, странно высохший — по дороге в больницу рассыпался. В мелкую труху! Конечно, обалдеть можно…

— Любопытно, — пробормотал я. — Любопытно.

Обдумаю это на досуге. Я ж сюда к Наде пришел? Вот ее и буду искать.

 

Глава 13

Возвышенная мысль отца Василия пульсировала где-то наверху, на втором этаже. Двигаясь на ее свечение, я прошел мимо медицинского поста, где, склонив голову на руки, дремала санитарка. Чуть задержавшись у закрытых дверей, еще раз определил направление — и вошел в палату.

Разбуженная посторонним звуком, позади вскинула голову женщина в белом халате, но, тут же взятая мной под контроль, решила, что ей послышалось.

В отличие от сестры милосердия, отца Василия не нужно было «тушить». Взглянув на меня, он коротко кивнул и снова перевел взгляд на бледное лицо пациентки. Я тоже взглянул, отметил его руку на лбу Нади. Может быть, благодаря его поддержке, Надя дышала так спокойно…

Интересно, как его вообще не выгнали из палаты? Может, сан подействовал?

Поскольку свободного места возле сестренки не было, я тихонько присел на кровать.

— Ей сделали вливание крови, — одними губами прошептал отец Василий.

Я коротко кивнул

— Это моя сестра.

Теперь кивнул он. По-моему, ничуть не удивившись.

Дверь в палату открылись, впустив в помещение сноп яркого в полумраке света. Вошла медсестра с огромным штативом в руке. С капельницей, если быть точным. И, что интересно, направилась аккурат в мою сторону.

Пришлось встать, уступить место. Сам себе поражаясь, я с легкостью манипулировал сознанием санитарки. Она меня просто не замечала.

Введя иглу в вену пациентки, женщина повернулась к священнику:

— Она в безопасности. Пожалуйста, уходите. Завтра придете.

— Да-да, конечно, — скосив глаза в мою сторону, проговорил отец Василий и поднялся.

Проходя мимо меня, услышал тихое «спасибо», молча кивнул и так же молча удалился. Бог ему в помощь! Пора, наконец, человеку заняться и своими делами.

А вот я — не торопился: на часах — только половина десятого. Дождавшись ухода санитарки, я подвинул стул так, чтобы сесть как можно ближе к Надиному лицу.

Любовь — страна, в которой каждый находит то, что ищет. Совсем недавно я хотел от Судьбы одного: чтобы она жила — и потому сейчас был счастлив. А парой недель раньше был счастлив от того, что ненавистного урока не будет. Мало человеку нужно для счастья. И как много ему хочется, если он и так обладает многим! Почему? Наверное, дурной еще.

Лично я считаю, что вылечился от этой опасной болезни, от жажды всего — и побольше. Правда, если б я умел летать… Ну, почти вылечился. Ладно, будем считать, что я такой же, как все. В самом деле, зачем отделяться от коллектива?

Протянув руку, я ласково провел пальцами по ее щеке. Выздоравливай, родная. Ты в безопасности. Теперь все будет хорошо.

Конечно, будет! Наденька, моя сестренка, моя Надежда открыла глаза и, чуть повернув голову, осмотрелась.

Ее недоумевающий взгляд задержался на сидящем рядом субъекте. Я постарался выглядеть по-возможности красивее: расправил плечи, улыбнулся во все зубы — и тут же спрятал зубы обратно. Улыбка отменяется.

После недолгого хлопанья ресничками Надя сообразила, кто здесь обосновался. Громогласно — так мне с перепугу показалось — вопросила:

— Кешка, ты куда пропал?!!

Дернувшись, я судорожно оглянулся на дверь. Прижал к губам палец, прошептал:

— Ти-хо!

Она послушно сбавила громкость:

— Ты где был? Знаешь, как мама переживает? Я сама два дня заснуть не могла.

Любимый братик сокрушенно потупился. Провинился, мол, сам знаю.

Надя состроила укоризненную мину, вновь огляделась.

— Где я? — совсем тихо прошептала она. И требовательно-вопросительно на меня взглянула.

— В больнице, — я перевел дух, радуясь, что, пусть временно, но ушел от скользкой темы. — На тебя напали.

— Кто? — Надя выглядела озадаченной. — Я не помню, чтобы на меня кто-то нападал.

— А что ты помнишь?

— …

— Ну, хоть что-нибудь!

— Так… Мы ехали от Ленки — с Верой. На «Лизы Чайкиной» вышли, чтобы пересесть… Больше не помню ничего…

Еще бы! Я пренебрежительно хмыкнул. Да я сам…

— А ты как здесь оказался? — вдруг спросила она, вмиг избавив меня от самодовольного бахвальства.

— Аэ-а… — находчиво сказал я.

Как ни странно, подобный ответ ее не устроил:

— Чего?

— Я тебя спас.

Уф, выкрутился-таки!

— И от кого же? — с подозрением нахмурилась она.

Блин, как все сложно!

— Знаешь что: тебе сейчас нельзя много разговаривать. Увидимся завтра. Тогда все и расскажу.

Произнеся эти слова, я поднялся со стула и царственно двинулся к выходу, стараясь, чтобы мое отступление не выглядело как паническое бегство.

— Ты куда?! — всполошилась она.

И сделала это совершенно зря: на двух… нет, трех койках приподнялись женские головы. Их обладательницам ведь тоже интересно, что происходит!

Быстренько усыпив нежелательных свидетельниц, я положил ладонь на дверь.

— Сделай доброе дело: попроси санитарку — пусть позвонит домой. И учти: я здесь нелегально, как вор — так что про меня ни слова.

Пока она переваривала услышанное, я рек еще одну мудрость:

— Как выпишешься, выйди погулять вечерком возле дома. Я подойду — и все объясню.

— А ты… — заговорила она и сказала что-то там еще, но я уже шмыгнул в коридор и аккуратно притворил дверь с другой стороны. А что? Больным нужен отдых!

Выбравшись из здания больницы, я немного побродил по городу. Разыгравшаяся метель не способствовала прогулкам простых смертных, но, закутавшись в платки, спрятав лицо за отворотом шубы или пальто, они упрямо продирались сквозь снежные порывы хлеставшего ветра. Мне же, усиленному кровью матерого вампира, непогода доставляла лишь легкое неудобство. Вот видимость снизилась — это да.

Несмотря на пережитый недавно стресс, сейчас я ни о чем не беспокоился. Шел по городу с легкой душой, чувствуя, что все сделано правильно; все будут хорошо…

 

Глава 14

Вместе с Харбом, моим приятелем по несчастью, мы скрывались в небольшом домике. Покосившийся от ветхости, вряд ли он мог служить надежным укрытием. Скорее наоборот: одинокий в этой пустынной местности — он еще больше привлекал внимание. Но в силу глупых, наивных надежд мы предпочли дневать именно здесь.

Харб — маленький старичок с крючковатым носом, помнил немногим больше моего. Слишком много веков он прожил, чтобы все их смогла выдержать память. Харб был стар, но могущества так и не накопил, предпочитая прятаться в щель при малейшей угрозе. Вряд ли я мог рассчитывать на него. Я и не рассчитывал.

Откуда мы бежим? Куда? Я не помнил. Одно знал наверняка: за нами идет погоня. Преследуют по пятам, и проиграет эту гонку тот, кто первым сбавит темп.

Впрочем, и погоня не помешала с консервативным упрямством заночевать именно здесь — в домике, стены которого так напоминали прошлую жизнь…

Странное потрескивание в безмолвной ночи привлекло мое внимание. Я осторожно приоткрыл дверь, в любой момент ожидая нападения.

Перед домом и чуть правее горела трава. Пламя жадно подбиралось к небольшим, одиноким в своей беззащитности деревцам. Огражденное перилами крыльцо пока еще было в безопасности.

Крикнув Харбу призыв о помощи, я спрыгнул с крыльца, бросился тушить набирающий мощь пожар. Горело сразу в нескольких местах и, когда я загасил первый очаг и огляделся, пламя уже пожирало соседнее деревце. Растение-то в чем виновато? Что за сволочь сделала такое?!

Мало-помалу, хоть и с большим проигрышем в территории, нам удалось погасить все. Пепелище раскинулось до самого горизонта.

Обводя его взглядом, я почувствовал в горле собравшуюся в один комок влагу. Сглотнул. Вкус крови был странно знаком…Я сглотнул еще раз и вспомнил — вампир. Я — вампир!

Ежесекундно трогая нёбо языком, я возвратился в домик. Мне почему-то казалось, что раньше я был кем-то значительным. Кем-то…

Стоя на пороге дома, я вдруг вспомнил: Я — Фельве, самый сильный из вампиров.

На деревянное ограждение крыльца из-за угла дома вспрыгнул Фаргел, блондин с длинными спутанными волосами. С другой стороны — перила перемахнула Парис. Сверху пала еще одна фигура — Себастьян. Догнали все-таки.

Пока живу — надеюсь:

— Стойте! Я — Фельве!

Никто из них не дрогнул. Как же, дрогнет проклятое вампирье племя, если пару лет назад они сами меня обратили. Ну, как бы обратили. Нашли потерявшего память, бессвязно лепечущего придурка с глупой улыбкой. Нашли — и напоили собственной кровью — лишний раб не помешает. Кто же знал, что придурок, наплевав на правила, решит рассказать миру о тайной угрозе?

Значит, битва неизбежна. Пусть так. Я испытывал странное облегчение от того, что казавшаяся бесконечной гонка наконец закончилась. Они уже научены горьким опытом, недооценивать меня не станут, нападут всем скопом. Что ж, я предоставлю им такую возможность. У меня тоже найдется пара сюрпризов.

Перепрыгнув в высоком сальто Себастьяна, я поднял вверх руки. Убийцы бросились было ко мне, но, когда я завертелся волчком, отлетели прочь.

Потрясенные, они смотрели на меня с земли. А я вглядываясь в небо, крутился все быстрее. Вот по кистям побежали искорки, сливаясь в сверкающие разряды; вот, срываясь с кончиков пальцев, забили вверх молнии. Чтобы устроить маленький апокалипсис, я щедро тратил Силу. Пора закончить гонку: сколько бы ни было преследователей, мой сюрприз уравняет шансы.

Когда по небосклону пошли разноцветные волны, я метнулся в домик и зарылся под обдавшую меня пылью циновку. На противоположной стороне комнаты, сжавшись в комочек, скрючился Харб.

С легкостью пройдя сквозь гнилую крышу, помещение залили волны обжигающего света. Словно солнце оказалось здесь, хотя ему полагалось быть сейчас с другой стороны планеты. Может, я действительно ненадолго вызвал его? Признаться, я не особенно интересовался этим вопросом. Главное, что подчиняясь вызвавшей его Силе, белое пламя заливало равнину со всеми находящимися там вампирами. И я надеялся, что потом гнать меня будет некому…

Вздрогнув, я проснулся. Где я… Так… Сон…

Видение оставило тревожный осадок. Меня мучило ничем не объяснимое беспокойство.

После краткого размышления я пришел к выводу, что мои страхи пусты и, совершенно о них забыв, занялся делами.

На повестке дня — простите, ночи — своей очереди ждали два мероприятия: надо было перекусить и поговорить с Надей, которую к этому времени уже должны были благополучно выписать.

Процедуру поглощения пищи я решил отменить — за ненадобностью. Не испытывая ни малейшего желания полакомиться содержимым одного из пакетов, я зарыл коробку обратно в снег.

Теперь — время пообщаться с сестренкой. Счастливо добравшись до остановки, я куда менее удачно пошарил в карманах и — не найдя там ничего ценного — с тоской посмотрел на подъезжающую маршрутку.

Перспектива идти пешком меня не устраивала: топать предстояло через весь город, что в условиях дефицита времени было совсем некстати. Значит, оставалось воспользоваться автобусом: горячо любимый «99»-й — единственный сейчас вид транспорта, способный доставить меня на место в желаемые сроки.

Минут через пятнадцать автобус с нужным номером остановился рядом.

— Проезд оплачиваем! — тут же, едва я уселся, заявила кондуктор. Бдит, блина!

— Нету, — честно сознался я.

— На-а выход, — равнодушно кивнула в сторону двери неподкупная женщина.

На выход, так на выход. Придется сигать сейчас на крышу автобуса и продолжать свой путь в виде оригинальной надстройки. Хотя…

Получив мой мысленный посыл, кондуктор засеменила к своему креслу. Со спокойной душой я вернулся на прежнее место, провожаемый недоуменными взглядами пассажиров. Впрочем, им-то что? Посмотрели и дальше в окно смотрят. Последовали моему примеру.

Случайные попутчики, входя в салон автобуса, останавливали на мне заинтересованные взгляды, гадая, кто же выгнал меня на улицу в таком виде — ни куртки, ни шапки… К чести любопытствующих, они оставили вопросы при себе. А желающих помочь — остановил мой равнодушно-скучающий вид. К тому же я, похоже, совсем не боялся холода. Наверное, спортсмен…

Великие умы мыслят одинаково. Почему я так решил? Да потому что, когда, сделав небольшой круг, я подобрался к родному дому с другой стороны, у подъезда увидел не только Надю, но и нервно вышагивающую мать с зимней одеждой на руках.

Не-ет, так мы не договаривались! Объясняться сразу с двумя — мне совсем не хотелось, так что я решил повременить с выходом.

Спустя полчаса мама, уже перестав бегать, наконец вняла настойчивым просьбам дочери и возложила ей на руки одежду. На всякий случай прочитала пятиминутную лекцию. Ушла.

Теперь уже я нервничал. Мысль, что следующим лектором будет Надя, не добавляла оптимизма.

Ладно, сколь веревочке не виться… Набрав полную грудь воздуха, я шагнул вперед.

— Где ты был?

— Там, — невнятно ответил я.

— Ты знаешь, что к нам милиция приходила?! Два раза уже! Тебя ищут! — наседала сестренка. — Знаешь, как мама плачет?!!

И тут же сунула мне тряпки:

— На. Одевайся!

Так-с, милиционеры приволокли мою одежду.

— Надь, я вообще-то не мерзну…

— Одевайся!!!

Ух, как громко. Больше не споря, я поспешно натянул заготовленные шмотки.

— Ну где ты лазишь? — всхлипнув, спросила Надька. Ты хоть понимаешь, как мы все волнуемся?

— Понимаю, — мягко, неожиданно ласково, даже для самого себя, ответил я. — Знаешь что, ты сейчас сбегай домой, скажи, что я пришел, что мы погуляем, чтоб не волновались за тебя, — а я подожду.

Она вытерла слезы:

— Точно подождешь?

— А куда я денусь? — я натянуто рассмеялся. — Иди давай!

— Пошли со мной. Знаешь, как родители волнуются…

— Нет, Надь, — я даже отступил назад. — Ты извини, но с родителями я сейчас разговаривать не буду. Уж лучше ты им передашь…. Скажи, что все нормально. Через пару дней приду и все объясню.

Она пристально посмотрела на меня. Ушла.

Вернулась довольно быстро — уже через несколько минут. Не одна. Пока она яростно спорили с папой на лестнице, я пробежался до соседнего подъезда, где и притаился за раскрытой дверью. Выйдя на середину улицы, отец огляделся, нерадивого отрока не увидел. В сердцах плюнул и ушел обратно.

Я осторожно выглянул из-за своего укрытия, помахал рукой. Надя приблизилась с каменным лицом. Чуть вздернув подбородок, поинтересовалась:

— Куда пойдем?

Я пожал плечами:

— Куда-нибудь. Куда хочешь.

— Пошли по Космическому проспекту? Улица освещенная и будки милицейские стоят.

Я не стал спорить:

— Пошли.

И тут же сделал первый шаг.

— Выкладывай, — заявила Надька, пристраиваясь рядом. — Где ты шарашился все это время?

Хм, кхе-кхе…

— По порядку? — зачем-то уточнил я.

— По порядку.

— Тогда…. Помнишь, как я утром в дом заходить не хотел, а потом спал весь день?

Ее лицо омрачилось:

— Помню. Ты вел себя по-свински.

Та-ак, что там отец Василий говорил насчет добрых дел?

— Надя, прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.

— Ха! Не прощу!

— Надя, прости. Пожалуйста, — для надежности я опустился на колени.

— Ты что? Вставай, — испуганно озираясь, она потянула меня вверх.

Я покорно поднялся.

— Простила?

— Простила. — буркнула она. — И что? При чем здесь то утро?

— Утро? Да, ты знаешь, все началось еще раньше — вечером.

Она тут же взъярилась:

— Ты что, издеваешься? Я тебе задала очень простой вопрос. И хочу получить на него простой ответ! Тебе все ясно?

— Да ясно…

— Чего ты мне мозги пудришь?! Отвечай тогда! Вожусь, как с маленьким ребенком! Утю-пусю! Сосочку дать?!

— Соску не надо, — увильнул я.

— Тогда говори нормально! Ну?

Мда, не умеешь плавать — не лезь на глубину.

— Ладно, скажу. — Я глубоко вдохнул. — Но учти: говорю абсолютную правду.

Надежда повела плечами:

— Посмотрим.

— Ладно. В общем, я теперь не человек.

 

Глава 15

Она на ходу развернулась. Влепила мне звонкую пощечину.

Моя сестра страшна в гневе — по-моему, я это уже говорил.

— Найди себе другую дуру: ей будешь сказки рассказывать!

— Я не рассказываю тебе сказки! — закричал я вслед стремительно удалявшейся сестре. — Да пошла ты! Даже дослушать не можешь…

Я грязно выругался.

Услышав такое, Надька притормозила. Развернулась. Подошла.

— Ну, давай — послушаю. Только извиниться не забудь сначала.

— Извини, — нехотя буркнул я.

Потом взял ее за руку, плавно шагнул вперед.

— Я правду тебе сказал: я — не человек. Точнее, не совсем обычный человек. Я… ну… могу больше, чем другие люди. Бегаю быстрее, прыгаю выше, сильнее стал…

Я покосился на сестренку. Та шла молча. Хмурится, противозина. Слушает.

— Я изменился. Даже есть не могу как раньше. В темноте лучше вижу, сильнее стал — ну, я уже говорил… У меня появились телепатические способности. Если захочу — прочитаю твои мысли. Хочешь проверить?

— Прочитай, — обронила она.

— Чтоб ты подавился, дурень толстый!

Ойкнув, она встала столбом.

— Насчет дурня я не согласен, — я угрожающе засопел. — И насчет толстого — тоже!

— Рассказывай дальше, — потребовала Надька, выходя из своего состояния. Взяла меня под руку, потянула за собой. Я не возражал.

— Расскажу, — пообещал я. — Но ведь нужно доказать, что и в остальном не вру. Кстати… а чего это я должен подавиться?

— Проехали! — радостно скалясь, объявила сестренка. — Это я пошутила.

— Ты не шути такими вещами. Оно, знаешь, сбыться может!

— Так и ты не ешь сейчас, — парировала она. — Рассказывай дальше!

— Лучше покажу!

Мы как раз проходили мимо рынка. Подведя ее к ограждению, я положил на одну из труб руку. Легонько сжал.

Убрал кисть, чтобы Надя могла полюбоваться на оставшиеся отметины.

— Ты как это сделал?!

— Молча. Смотри еще.

На этот раз я обхватил трубу всего двумя пальцами: большим и указательным. Напрягся, давя изо всех сил. Труба медленно прогнулась вовнутрь… еще… мои пальцы коснулись друг друга.

Почти коснулись: не могла же испариться смятая полоска металла.

Надя стояла с широко открытыми глазами и, по-моему, с почти полной пустотой в голове

— Не соврал, как видишь. Ладно, пошли дальше.

Я ласково обнял сестренку за плечи.

— Куда пойдем? Еще чего-нибудь поломать? — отстраненно полюбопытствовала она.

— Почему сразу поломать? — надулся я. — Можно подумать, я тут местный ломатель-крушитель. Просто показал тебе, чтобы понятно было… а ты сразу — «ломать»! Что, из подъезда выхожу и лавочки переворачиваю, что ли?

— Нет, не переворачиваешь! — она почему-то раскраснелась. — Но можно было свою силу по-другому показывать. Вон камень лежит, — она протянула к нему руку. — Сожми в кулаке — чтоб песок посыпался! Сможешь?

— Не знаю… — честно ответил я, взвешивая булыжник в руке. — Попытаться могу…

Камень не поддавался. Пришлось обхватить его двумя руками… Зажать между колен…

— Кешка, хватит! — не выдержала Надя, беспокойно наблюдавшая за моими манипуляциями. — У тебя уже лицо напряглось всё! Хватит, я пошутила! Ну, Кешенька, пожалуйста!

Выпрямившись, я с силой бросил камень перед собой. Он раскололся. Осколки разлетелись в разные стороны. Один ударил меня по голени, другой — просвистел мимо Надиного бедра.

— Дурак… — шепотом сказала она. — А если б убило?

— Так не убило же, — неуверенно возразил я, приседая на корточки и растирая ушибленное место. — Ну, виноват, виноват, прости.

— Ты что? — испугалась она. — Ходить можешь?

— Могу.

Морщась, я встал. Прихрамывая, сделал несколько пробных шагов. Ничего, пройдет.

— Сила есть — ума не надо, — прокомментировала сестренка.

— Тише едешь — дальше будешь, — ответил я. Не то чтоб умную вещь сказал, просто в голову больше ничего не пришло.

— Во-во, сначала думать надо, — согласилась Надюха. — Чтоб потом не охать, не ахать… не хромать, — добавила она, поразмыслив.

Я решил не отвечать на ее мелкие нападки. В конце концов, это я — старший брат. И мы оба это знаем.

— Дальше рассказывать?

— А я тебе запрещаю? — удивилась Надька.

Вот ведь фунтик! Никогда не уступит!

— У меня есть и слабые стороны: я не выношу солнечный свет. Больше того: каждый раз, когда наступает день, я впадаю в кому.

— Как это? — растерялась сестренка.

— Ну… вроде как сплю и не могу проснуться. Хоть забудись!

— А тебя кто-нибудь будил?

— Да ну тебя! — разозлился я. — Могу вообще ничего не рассказывать!

— Нет-нет, продолжай, — она покрепче ухватилась за руку. — Я буду молчать.

Я глубоко вздохнул. На чем же я там остановился?..

— Еще я не могу питаться, как нормальные люди. Я…

Надо было сказать ей — никак не решался. Не получалось — и все тут. Не каждый день признаешься в таких вещах.

— Что — ты? — не выдержала Надя.

— Помнишь, я говорил, что спас тебя?

— Да, — она оживилась. — Но толком ничего так и не рассказал.

— Тебе сказали, в каком состоянии ты была доставлена в больницу?

— Они сами не знают, что со мной случилось. Меня спрашивали. А я — не помню ничего.

— Ты в курсе, что тебе сделали вливание крови?

— Да. А в чем дело? Говори!

— …Твою кровь — выпили. Поэтому ее было так мало.

— Кто… — она зябко поежилась. — Кто выпил?

— Пообещай не злиться.

— Чего??

— Пообещай не злиться.

— Ну, обещаю.

— Пообещай, что поверишь мне.

— А вдруг не поверю? Откуда я знаю, что ты мне скажешь?

— Я скажу правду. Обещаешь поверить?

— Посмотрим. Ну, чего ты пристал? Хорошо, я постараюсь поверить.

— Тебя укусил вампир.

— Да? А тебя никто не укусил?

Ага… попробуй признайся…

— Тебя спрашивали о священнике, который был рядом?

— Да! — она снова встрепенулась. — Мне говорили, что он меня спас. Так что произошло? Говори уже!

— Вместе с этим священником мы убили вампира. Того самого, что по дороге в морг рассыпался в пыль. Слышала про это?

Она была не в курсе. Ну и ладно: меньше знаешь — крепче спишь.

— Этот же вампир однажды напал и на меня. Только вместо того, чтобы убить, сделал меня таким же, как он сам — вампиром. Я перестал быть человеком. Не смог больше питаться как все: мне требовалась кровь. Поэтому я накуролесил в больницах — милиция из-за этого ищет. Поэтому я так странно вел себя последнее время.

— Хорошо, — задумчиво протянула Надя. — Кеша, ты знаешь, а милиция тебя больше не ищет. Они пришли тогда, поговорили с родителями и сказали, что ты ни в чем не виноват; что это какая-то ошибка. Кеш, пошли домой, а?

— Нет, не стоит пока: ты там родителей подготовь — тогда и приду.

— Кеша, я их уже подготовила. Пойдем! Знаешь, сколько там в холодильнике крови? Мы для тебя приготовили. Вот, думаем, придет Кешка, откроет холодильник и ка-ак обрадуется! Пошли, — она умоляюще заглянула в мои глаза.

Я молчал, смутно подозревая подвох. Что она задумала? Не в самом же деле забили весь холодильник пакетами с кровью?

— По-твоему, я псих?

— Нет, Кешка, нет! Что ты?! — заторопилась она, чем окончательно развеяла мои сомнения. Для очистки совести я заглянул в ее мозг. Совесть очистилась бесповоротно.

— Врешь. Помнишь, я говорил, что могу мысли читать? Если есть желание, могу процитировать слово в слово:…а вдруг и впрямь сможет. Ой, и правда чи… Кешка, перестань!

— Кешка, перестань! — завопила она на всю улицу.

— Перестал, — недовольно буркнул я. — Перестал уже. Чего орать-то?

— А нечего лезть куда не просят!

— Больше не буду, — пообещал я. — А хочешь, покажу, как вампиры отлавливают своих жертв?

— Не надо…

Но я уже начал действовать. Короткое волевое усилие и она, с потухшими глазами, покорно побрела в указанном направлении. Метров через десять я остановил ее, поцеловал в шею. Потом отошел в сторону, освободил…

Она сонно повела вокруг глазами. Заметив меня, вздрогнула.

— Потрогай шею. Вот здесь, — я показал где.

Она подняла руку, провела пальцами по указанному месту. Нащупав мокрое пятно, недоуменно взглянула на кисть.

— Слюна, — коротко пояснил я. — А могла быть кровь. Твоя кровь. Теперь поняла, как ты с остановки вдруг попала в больницу? Кстати, с подружкой своей виделась?

— Нет… Я хочу домой…

Надя выглядела опустошенной, донельзя усталой и — испуганной. Зря я столько на нее вывалил: надо было потихоньку, осторожно.

— Ладно, пошли.

Она шла чуть впереди, подавленно глядя перед собой. Я молчал: захочет поговорить — сама скажет.

— И что, ты тоже пьешь кровь людей?

Я невольно улыбнулся. Сказал с некоторой гордостью:

— Нет, не пью. То есть пью — но не живых людей. Тьфу! Помнишь донорские пакеты, из-за которых все закрутилось?

Она согласно кивнула.

— Вот их-то я и… употреблял. Пока не обнаружил, что тобой хотят полакомиться. Вчера я действительно убил не-человека, выпил его…. Познакомься: Скиба Иннокентий Михайлович — гроза и убийца вампиров.

Вопреки надеждам, она не засмеялась. Даже не улыбнулась. Да и мне, признаться, было не до смеха:

— Что маме с папой скажешь?

— Не знаю…. Скажу, что ты теперь пьешь кровь и гнешь пальцами металлические трубы. Может, сделают вид, что поверили…

— Скажи, что я сотрудник секретного подразделения ФСБ, где из меня делают супермена.

— Кеша, — она горько взглянула на меня, — оно им надо? Им нужен сын, а не подопытный кролик из ФСБ!

— Тогда я не знаю, что тебе говорить, — сдался я. — Сама придумай чего-нибудь.

— И я не знаю…

Я снова обнял ее за плечи:

— Говори, что хочешь. Скажи, на днях придет и подробно расскажет про свое ФСБ…

 

Глава 16

Когда по небосклону пошли разноцветные волны, я метнулся в домик и зарылся под обдавшую меня пылью циновку. На противоположной стороне комнаты, сжавшись в комочек, скрючился Харб.

С легкостью пройдя сквозь гнилую крышу, помещение залили волны обжигающего света. Словно солнце оказалось здесь, хотя ему полагалось быть сейчас с другой стороны планеты. Может, я действительно ненадолго вызвал его? Признаться, я не особенно интересовался этим вопросом. Главное, что подчиняясь вызвавшей его Силе, белое пламя заливало равнину со всеми находящимися там вампирами. И я надеялся, что потом гнать меня будет некому.

В стороне завопил Харб. Охваченный пламенем, он катался по полу. Дико, пронзительно кричал. В отчаянии вскочил, стремясь выбежать за дверь, сделал пару шагов — и упал. Затих.

Вскоре сияние угасло. От бывшего попутчика осталась легкая кучка пепла. Я отделался легкими ожогами. Потратил большую часть своей Силы, но теперь уже некому будет со мной сражаться. Если погиб Харб, защищенный ветхой, но крышей, снаружи никого не осталось: застигнутые на бескрайней равнине вампиры были обречены.

Пошатываясь, я выбрался на крыльцо. Огляделся вокруг, выискивая врагов. Никого. Ветер несет почти невесомые частички пепла. Похоже, я все-таки победил. Победил. Теперь только Старейшие, объединившись, смогут выступить против меня. Но, пока они узнают, что произошло, я успею восстановить силы.

Спустившись с крыльца, я устало ступил на пепелище. Кто-то старался максимально ослабить меня. Сначала — пожаром, потом — схваткой. Что интересно, задумка почти удалась. А если бы этот умник предусмотрел мой жертвенный шаг, добился бы своего без особых усилий. Но противостоять мне было некому.

Некому? Сзади послышался шорох. Из-под крыльца выбрался заляпанный землей вампир. Его когда-то белые волосы, вымазавшись, склеились в серо-черные косички. Фаргел.

— Тебе не надоело? — поинтересовался я. — Я не хочу тебя убивать. Уходи, если хочешь.

Вместо того чтобы устрашиться моей силы, он бросился на меня. Повалил. Уселся сверху. Клыки монстра коснулись моей шеи…

Завопив, я взбрыкнул ногами и проснулся. Сжимая кулаки, сел. Несколько секунд зыркал по сторонам, ожидая нападения. Все тихо, спокойно. Все в порядке. Сверху тоже никто не наваливался.

Странный сон. На меня, слава Богу, никто не охотился. И неприятностей особых не предвиделось. Не мог же я так переживаться из-за милиции? Хотя… кто его знает? Подсознание — штука тонкая.

Все еще настороженно озираясь, я поднялся на ноги, стряхнул с себя снег. Еще раз огляделся — на всякий случай. Ступая по захрустевшему насту, пошел к дороге. Как-то отвращал недавний сон от прогулки по парку.

Сегодня мне хотелось пройти пешком те два километра, что отделяли меня от Храма. Хотелось побыть одному. Пройдусь, успокоюсь, воздухом подышу. На философский лад настроюсь.

Меня терзало чувство тревоги. Вроде бы и причин нет, а беспокойно. Сон повлиял? Или жизненная неопределенность? Перед сном я долго думал, что скажу родителям, представ, наконец, пред их очами. Может, связано мое состояние с этим?

Без видимой причины я волновался. И, пожалуй, именно поэтому шел сейчас не домой — но к Храму. Чувствуя себя слабым, потерявшимся ребенком, шел за советом, поддержкой, утешением. Все мое существование казалось сейчас неестественным, приносящим одни лишь муки.

Я — вампир. Молоденькое, мало что смыслящее в изменившемся мире существо. Чем я становлюсь? В чем смысл существования мне подобных? Загадка, ящик Пандоры, который упорно не желает открываться. Как будто определенность страшнее неизвестности! Неужели я создан лишь для того, чтобы убить — или умереть?! Я — новая верхушка пищевой пирамиды?

Пока — я не хотел есть, но однажды…. Однажды Жажда вернется, яростно заявит о себе — и погонит на поиски добычи. А что ее искать? Вампир не знает преград; он может взять кого захочет.

Для этого я родился на свет? Для чего я вообще живу?

Как и тысячи других людей, я рассчитывал найти в церкви ответы на эти вопросы. Вряд ли мне удастся застать отца Василия — когда-то должно закончиться и мое везение. К тому же человек он занятой, а время позднее. Не рассчитывал — и все равно шел, упорно шел вперед. Вопреки страхам, в которых я до последнего момента не признавался себе, церковь была открыта. Но не для вампиров: несмотря на мои усилия, дверь осталась недвижима.

Я спустился с крыльца, пошел вокруг Храма. Свет почти нигде не горел. Светилось лишь маленькой окно с правой стороны. В него я и постучал.

Отец Василий вышел сразу. Ласково взглянул на меня. Коснувшись теплой ладонью, ввел внутрь:

— Где ты пропадал?

— Вчера?

Он утвердительно кивнул.

— Сестру навещал. К родителям не стал заходить. Не знаю, может зря…. Вы меня ждали?

Мне показалось, он смутился.

— Да. Я хотел поговорить с тобой о… о том случае позавчера.

— Вы хотели спросить про… вампира?

Священник снова кивнул.

— Я Вас слушаю.

— Скажи… что ты намерен теперь делать?

Упс! Попросил совета, называется!

— Не знаю, — я потупился.

— Как ты себя чувствуешь?

На этот вопрос я мог ответить с легкостью:

— Хорошо. Жажды совсем нет. Стал сильнее, намного сильнее. Легче контролировать себя. И — людей.

— Хорошо.

Он немного помолчал.

— Как ты думаешь жить дальше?

— Что Вы имеете в виду?

— Я говорю о тебе. О твоей жизни. Где жить, что делать? Что думаешь?

— Я не знаю.

— Понимаю. Проси Бога помочь тебе — он откликнется. Когда душа светлая — легче двери небесные открываются.

Бога проси…. Как-то непонятно прозвучало. Для меня непонятно, во всяком случае.

— Святой отец, меня тревожит один сон.

— Вот как? Расскажешь?

— Да.

Я пересказал оба сна: сначала вчерашний, потом — новый, сегодняшний.

— Нехороший сон, — проговорил отец Василий, когда я замолчал. — Недобрый. Будь осторожен.

— Почему? Это ведь просто сон!

— Во сне к нам приходит Господь. Не явился тебе Сам — значит, ты еще не избран им. Бойся искушений. Не торопись что-то делать. Сначала подумай.

— Ясно. А какие могут быть искушения?

Священник вздохнул:

— Только Господь может предвидеть козни его. Молись, обращайся к Отцу нашему ежечасно — и он защитит тебя своей дланью. Будь осторожен.

«Будь осторожен». Не переходи улицу на красный свет? Разберемся!

— Вам, наверное, пора идти? — спохватился я.

— Да, — он поднялся, стал одеваться. — Проводишь меня?

Я кив… хотел кивнуть — не смог: едва собеседник убрал руку, вернулась скованность. Пришлось спроецировать в его мозг картинку про то, как мы вместе садимся в автобус.

Отец Василий вздрогнул.

— Ты это сделал?

Я остался недвижим.

Он схватил мою руку. Повторил:

— Ты это сделал?

— Я. Это просто. Еще только став вампиром, я умел это делать.

Священник перекрестился. Испугался? Чего?

Но вслух он ничего не сказал, а я — из вежливости — решил не допытываться.

— Святой отец, — проговорил я, когда мы вышли на крыльцо, — я недавно убил вампира. Это — смертный грех?

Он долго молчал, прежде чем ответить.

— В Писании сказано: не убий. Мы можем найти оправдание смертоубийству, но суть его останется прежней. Писание осуждает даже гнев, убивать же — нельзя! Никого и никогда. Только Господь может вершить суд.

— Но тогда вообще никого нельзя трогать! Нельзя резать баранов, свиней, прихлопнуть таракана. Даже мух трогать нельзя!

— Да. Поэтому только святые безгрешны. Мы все — грешим.

— Но, святой отец, разве убить муху — смертный грех?

— …Нет, я не думаю, что это смертный грех.

— Но ведь в Писании сказано: не убий!

— Господь дал Моисею скрижали потому, что люди отвернулись от Создателя. Полученные пророком заветы должны были пробудить в них сострадание к ближнему, терпимость, научить Свету. Многие люди стремились к богатству, брань и побои были обычным делом.

— Так что же, узнав про заповеди, люди образумились?

— Мы — их потомки. В свою душу надо заглядывать.

Я заглянул. Ничего особенного там не увидел.

— Отец Василий, я — убил. Но убил вампира, монстра, погубившего сотни, если не тысячи невинных людей. Разве мой поступок — не Богоугодное дело?

Священник открыто заглянул в мои глаза:

— Твоими устами сейчас говорит гордыня.

Теперь он еще и гордыню приплел! А, может, стоит проверить?

Через пару секунд я признался себе, что недавно меня просто распирало от самодовольства: знай, мол, наших!

— Простите, святой отец.

— Прости, Господи, — отозвался тот. — Ты не виноват: страсти всегда были его орудием.

— Скажите, если Бог всемогущ, почему он терпит дьявола?

— Не произноси это слово. Говори: его.

— Хорошо. Почему Бог терпит его?

— Простому человеку не дано знать целей Создателя. Творец милосерден. Думаю, он ждет возвращения своего блудного сына.

— Но точно вы не знаете?

— У человека должен быть выбор. Господь любит нас и зовет, но прийти к нему можно только по своей воле.

— А разве, защищая сестру, я не защищал любовь, преданность, других людей? Разве лучше было ничего не делать? Вспомните, в Писании говорится о последней битве между Добром и Злом. Получается, я все сделал правильно.

— Последняя битва произойдет не здесь; она случится на небесах. Сражаться будут не мечи и копья, но сила духа. А ты — следовал велению сердца, защищал Любовь. И сам я был рядом. Мы оба грешны.

Священник помедлил. Взвешивая каждое слово, произнес:

— Но, мне кажется, Господь будет к нам милосерден. Вряд ли этот грех несет погибель Души.

 

Глава 17

— Тебе не надоело? — поинтересовался я. — Я не хочу тебя убивать. Уходи, если хочешь.

Вместо того чтобы устрашиться моей силы, он бросился на меня. Повалил. Уселся сверху. Клыки монстра коснулись моей шеи.

— Подожди, — прохрипел я в тщетной попытке выиграть время.

Фаргел осклабился в ответ.

— Не надейся. Ты — мой, — с нескрываемым злорадством заявил он, прежде чем вонзить клыки в мое незащищенное горло.

Остатками гаснущего сознания я видел приближающиеся фигуры. Фаргел яростно выпивал мою жизнь. С перекошенными от ненависти лицами, они остановились рядом, склонились надо мной.

Я проснулся. Меня трясло. Можно долго нести ахинею насчет бессмысленности снов. Я считал: мое видение что-то означает. И, похоже, радости предвещает мало.

Против обыкновения, я не спешил выбираться из снежных объятий. Смотрел в затянутое тучами небо. Приходил в себя.

Помню, когда только-только сюда перебрался, на мое укрытие набрела какая-то дворняга. Наверное, промышляла в этих местах. Я был не в духе и спроецировал ей картинку, в которой было ясно видно, что можно сделать с надоедливыми существами. Поджав хвост, собака умчалась прочь и больше на моей территории не появлялась. Даже птицы стали облетать этот участок стороной. То ли чувствуют, то ли животные и впрямь общаются между собой.

Погорячился…

Вздохнув, я решительно выкопался из сугроба. Отряхнул одежду. В безмолвии ночи огляделся по сторонам — и нарушил тишину, зашагав по скрипящему снегу.

Есть не хотелось. В принципе, можно было и перекусить, но — без особого желания. Прекрасно!

Сегодня на плечи самого достойного вампира — то есть меня — легла трудная задача объяснения с родителями. Решение об этом я принял еще вчера, всю ночь продумывал предстоящий разговор.

По пути домой выстраивал слова, целые предложения. Прикидывал, где буду стоять, с какой интонацией говорить. Здесь я сделаю голос тише, а тут — добавлю интересных деталей, чтобы отвлечь внимание.

…Все оказалось просто. То ли Надя побоялась говорить родителям правду, то ли просто проявила благоразумие, но в ход пошла версия о работе на федеральную безопасность. Так что родители ждали чадо не только с распростертыми объятиями (которые они старательно прятали в душе), но и с грозно-хмурыми лицами. Сестренка постаралась наврать поменьше: мол, толком ничего не сказал; придет — спросите все у него.

Впрочем, мама с папой узнали, что из их чада делают сверхчеловека. Этой информацией Надя решила поделиться. Такому известию предки не обрадовались, зато я сразу почувствовал себя уверенно. Для наглядности приподнял мизинцем телевизор (у нас старая модель — та-акая бандура!), потом хотел приподнять что-нибудь еще, но меня остановили. Усадили на диван и стали задавать разные неприятные вопросы типа «где был?», «что делал?» и «как до такой жизни докатился?»

На этот случай была заготовлена легенда. Я обстоятельно рассказал, как меня однажды подозвал учитель физкультуры; предложил хорошо оплачиваемую работу и дал адрес, где я смогу узнать все подробности. Я, конечно, отправился в указанное место, где меня всесторонне осмотрели — и признали годным. Годным к участию в эксперименте всероссийского масштаба — созданию новой элиты вооруженных сил. Меня регулярно кололи стимулирующими препаратами, в результате чего я рос над собой.

Для наглядности я время от времени демонстрировал родителя свою силу, а заодно и глушил ростки сомнения в их сознании: чего это вдруг именно наш сын оказался самой подходящей кандидатурой?

Я был начеку. Отсекал подобные мысли, не давая им как следует оформиться. Когда я уйду, они все равно вернуться, но ведь и меня рядом не будет!

Мама робко заикнулась насчет анаболиков — я успокоил ее тем, что мне вводят абсолютно безвредный препарат.

Почему так долго не появлялся? Потому что находился под постоянным наблюдением врачей: на всякий случай контролировали изменения в моем состоянии.

Нет-нет, все совершенно безопасно!

— А платят сколько? — поинтересовался отец.

— От трехсот евро и выше, — ответ был подготовлен заранее. — Но я пока ничего не получал: зарплата — в конце месяца.

— Кешка, а чего к нам милиция приходила, тебя спрашивала? — всполошилась мама.

Вспомнила!

— Да так… — я замялся. — Проходил, так сказать, обкатку в полевых условиях. Проверяли, на что я способен.

— А нас предупредить нельзя было, что в секретные агенты подался?! — рассердилась мать. — Не спим ночами; выглядываем, когда ты там появишься!

— Проверяли они! — буркнул отец. — Пусть теперь надавят, где следует, и закроют дело. Или твои начальники этого не могут?

— Не знаю. Справятся, наверное. Я поговорю с ними.

— Вот-вот, поговори, — отец был непреклонен. — А то они будут эксперименты ставить, а отвечать придется тебе.

— Поговорю.

— И вот еще что: домой когда придешь? Не на минутку, как сейчас — а жить как нормальные люди?!

— Ты еще не пришел? — изумилась мама.

— Пока только на пару часов отпустили. Скоро обратно.

— Поешь хоть! — засуетилась мама. — Сейчас налью.

— Мам, не надо! — перепугался я. — У меня специальная диета.

— Ну поешь хоть что-нибудь! — мама в отчаянии всплеснула руками.

— Нельзя. Можно есть только то, что входит в диету.

Сидящая в стороне Надька коротко хмыкнула: знаем, мол, вашу диету. Знаешь — гордись на здоровье!

— А почему ты на связь не выходил, не говорил ничего про свои спецслужбы? — пожелал узнать отец.

«Блин, почему же я им ничего не говорил?!»

«Ну-с?» — сверлил меня требовательный папин взгляд.

— Не хотел раньше времени рассказывать. Сам еще толком не решил, оставаться мне там или нет.

— А теперь, значит, решил?! — прорычал батя.

— Решил, — твердо ответил я.

— Кеша, а институт?

«Кто про что, а мама — про учебу», — с досадой подумал я, обращая в ее сторону исполненный безграничного терпения взгляд.

— Погоди, Вер, — остановил ее батя. — И чего ты решил? — последние слова, естественно, были обращены ко мне.

— Думаю там задержаться. Если я попадаю в элиту, проблем с работой у меня не будет. Даже если с зарплатой не получится, устроюсь где-нибудь в охрану. Не пропаду, короче.

— Ты сначала подумай, как следует, а потом уже планы строй!

— Я и думаю! Приглядываюсь, присматриваюсь потихоньку. Что не так?

— Ну, смотри, — сдался отец. — Парень уже большой. Своя голова есть.

— Кеша, а что с учебой? — заговорила мама.

— Мам, да нафиг она нужна? Ну сколько я потом буду получать? Мне уже платят больше! Да и престиж, корочки там, льготы. Я лучше в ФСБ работать буду!

— Неизвестно еще, как жизнь повернется, — рассудила мама. — Это ты сейчас хорошо устроился. А ну как перестанешь быть нужным? Выпнут на улицу, чего делать будешь, супермен недоделанный? А вот с дипломом — всегда можно устроиться!

Я даже рукой отмахнулся от ее натиска:

— Мам! Да сделаю я себе этот диплом! При желании сделать можно — были бы деньги. Сошлюсь, если что, на служебные нужды.

— А удостоверение тебе уже выдали? — хитро спросила сестренка.

Вот скотина! Ишь, улыбается злорадно, будто не замечает спрятанного от родителей кулака.

— Пока нет, — с сожалением признался я. — У меня сейчас испытательный срок идет. Закончится — вот тогда…

Помолчали.

— Обратно-то тебе — когда? — спросил отец.

— К двенадцати ноль-ноль — чтоб был как штык!

— Ясно, — отец взглянул на часы. — Ну, время еще есть.

— Когда теперь придешь? — быстро спросила мама.

— Не знаю точно. Вроде будут чаще отпускать. На неделе загляну, наверное.

— Договорились, — мама поднялась со своего места. — Пошли, чаю хоть попьешь, диетчик!

— Мам, я же говорил: нельзя мне!

— Чем тебя там пичкают, что даже чай попить нельзя?!! - «взорвалась» мать. — Посмотри на себя: кожа да кости! Совсем не ешь, поди!

— Ем! — я старался выглядеть раздраженным. — Просто все, что мне дают, очень сбалансировано. Если съесть что-то еще — баланс нарушится.

— От чая тебе ничего не будет! — настаивала мама.

— Вера, хватит! — неожиданно вступился за меня батя. — Говорит, нельзя — значит, нельзя. Мне чай принеси, если хочешь. Мы с ним тут поговорим…

 

Глава 18

— Не надейся. Ты — мой, — с нескрываемым злорадством заявил Фаргел, прежде чем вонзить клыки в мое незащищенное горло.

Из постепенно темноты, заполняющей мир, шагнули несколько фигур. Источая ненависть, склонились надо мной. Оскалились — и со вспышкой ярости в заполненных тьмой глазах погрузили клыки в мое податливое тело.

Заорав нечто невразумительное, я проснулся. Какое-то время бессмысленно таращился в затянутое серым покрывалом небо. Затем поднял дрожащую руку. Начал себя ощупывать.

Нет, все вроде цело. Но тело болит так, словно его и правда рвали клыками, пока я валялся в забытьи.

Поднявшись, я принялся ходить взад-вперед, вминая хрустящий под ногами снег. Попробуем разобраться. Думать — дело, конечно, трудное, но пользу приносит.

Первое: сон едва ли можно назвать случайным. Обычно сны редко повторяются. Тем более так часто. Тем более с постоянно расширяющимся продолжением. Такое впечатление, что это не сон — а давно забытое воспоминание. Кусок прошлой жизни, что ли? Как там у Леонтьева: идет человек из века в век… Что-то такое. Так и я — переходящий из жизни в жизнь вампир? Неувядающий клык тысячелетия! Гы!

Второе: повторяющиеся кошмары, как правило, имеют основу — стресс, пережитый раньше. В моем случае этого не наблюдается. Во всяком случае, родитель-вампир в этом сне отсутствует.

Третье: мое сновидение может оказаться вещим. Но, в таком случае, речь идет о далеком будущем: когда я еще стану самым сильным из вампиров? И зовут меня, кстати, Кешей. Иннокентием Михайловичем, если по паспорту.

Четвертое: предположим, что сон не пророческий — самый обычный. Но… если так, я опять возвращаюсь к самому началу.

Абракадабра какая-то!

Плюнув, я остановился. Какое-то время смотрел на кровавый сгусток. Потом, шевельнув ногой, засыпал его снегом.

Неизвестно чему покачал головой и пошел искать отца Василия. Должен же хоть кто-то рассказать, что со мной происходит!

На дверях церкви весел замок. Еще на что-то надеясь, я обошел церковь кругом — конечно, ни в одном окне нет даже намека на свет. Ну что ж, отец Василий тоже человек. И, наверное, человек занятой. Тоже, поди, неудобно ждать меня каждый вечер.

А раз так, приступим к плану «Б»: займемся другими делами.

А заняться я хотел поиском финансов. Как ни крути, скоро мне должны вручить обещанную зарплату. Так думают родители. Жалко их разочаровывать. Так что — пора обогатиться. Была у меня на этот счет парочка идей — не совсем законных, правда.

Или сначала уладить все с милицией?

Отследив на остановке одинокого студента, я «повел» его в сторону. Показался сам:

— Сотовый есть?

Он отрицательно покачал головой.

— А телефонная карта?

Ответ отрицательный.

Расстроено перекосив лицо, я вернул студента обратно, аккуратно вывел из транса; присмотрелся к народу в поисках следующего кандидата. Время было самым подходящим: студенческой братии хватало. Правда, все как-то парами, группками держались. Я же отслеживал одиночек.

Нашел! «Подозвал» к себе курящего парня:

— Телефонная карточка есть?

— Не… — выдохнул он.

Пепел скапливался на сигарете. Вот-вот упадет на ботинок.

— Стряхни, — приказал я, невежливо показывая пальцем.

Парень подчинился. Вздохнув, я вернул его на остановку, Заблокировал воспоминания о нашей встрече и оставил в покое.

С третьей попытки мне повезло. Темноволосая девушка молча протянула мобильный телефон. Дожидаясь дальнейших указаний, замерла рядом.

— А листок с ручкой найдется?

Студентка послушно полезла в сумку. Нашла.

— Мам, привет…. Слушай, менты когда приходили… Ну прости-прости, ладно! Милиционеры, когда приходили, телефон оставили какой-нибудь? Ну, чтоб связаться с ними…. Да…. Ну, ищи. Я подожду.

Минутная пауза.

— Кара… как? Коротков Сергей Михайлович. Записал. А телефон какой?…Угу…. Ну все, мам, пока… Нормально…. Да…. Мам, я тут по чужому телефону звоню…. Ну, пока…. Да нормально!..Пока.

Повесив трубку, я вручил девушке карточку и ручку, по привычке сказал «спасибо» и, приказав не вспоминать последние несколько минут, отправил даму на остановку.

Потом почесал затылок и двинулся следом: до Октябрьского РОВД — далеко.

…Дежурный отделения встретил меня без энтузиазма. Мало того, что разговаривал из-за прикрытой двери, так еще и долго-нудно интересовался куда, зачем, по какому вопросу, и откуда я знаю капитана милиции Короткова С. М.

Скоро мне надоело. Заставив сержанта открыть дверь, я выволок его на улицу — подальше от чужих глаз. Вот здесь он заговорил по-другому. Сообщил, что капитана нет на месте, и вежливо согласился позвонить ему домой.

Под моим контролем сержант дошел до телефона, набрал номер. Откровенно говоря, это я вел разговор.

— Здравствуйте, квартира Коротковых? А Сергея Михайловича можно услышать?.. Сергей Михайлович, это из отделения беспокоят, сержант Нечипуренко. Вы не могли бы срочно подъехать?…Нет, не могу, это не телефонный разговор…. Да, очень срочно. Хорошо.

Положив трубку, дежурный снова вышел на улицу: в помещении находились еще два человека. Мне не хотелось отвечать на лишние вопросы.

Ожидая Короткова, я подчистил всем троим воспоминания. Приказал дежурному закрыть дверь изнутри. Расслабленно привалившись к стене, погрузился в ожидание.

Минут через двадцать показался торопливо шагающий мужчина. Я шагнул навстречу:

— Семен Михайлович?

— Да… — он сбился с темпа. Сунул руку в карман. Приблизился, увидел физиономию известного американского актера. — А вы кто такой?

— Майор Исаев, ФСБ, — я продемонстрировал ему развернутые корочки.

На самом деле я поднес к его глазам пустую руку. Остальное — должно было доделать внушение. Сила мысли — и никакого мошенства!

Я не очень хорошо представлял себе, как должно выглядеть удостоверение фээсбэшника, но надеялся, что ночной мрак скроет детали.

— Можно взглянуть при свете? — ничуть не смутившись, попросил Коротков.

— Пожалуйста…

Мы подошли к фонарю. Здесь я вновь «предъявил» свое удостоверение. Пришлось усилить давление, чтобы капитан поверил: документ — настоящий.

— Чем могу быть полезен? — насмотревшись, полюбопытствовал он.

Я спрятал корочки в карман

— Семен Михайлович, — вы ведете дело Скиба Иннокентия Михайловича?

— Да.

— Семен Михайлович, нужно закрыть это дело.

Он угрюмо взглянул исподлобья, ничего не ответил, ожидая продолжения.

— Иннокентий — наш внештатный сотрудник. Один из наиболее засекреченных агентов, работающих под прикрытием. Все его действия были направлены на подтверждение действующей легенды и, следовательно, не должны рассматриваться как антисоциальное явление.

«Ух, как загнул! Могу же иногда!»

— Присылайте приказ — закроем, — ответил капитан.

— Вы не поняли. Его имя вообще нигде не должно фигурировать. Если хотите, я могу выйти на ваше начальство. Но разговаривать с ним буду уже более категорично.

«Соглашайся, соглашайся!! — давил я Короткова. — Ну, соглашайся же!»

— А что насчет врачей? — спросил он, уже сдавшись. — Как быть с их заявлениями?

— Сергей Михайлович, ваша забота — дело замять. А врачей мы берем на себя. Ни один из них вас беспокоить больше не будет.

«Это я поторопился, конечно. Но — посмотрим».

— Итак, мы договорились?

— Договорились…

— Отлично. И последняя просьба: позвоните, пожалуйста, родителям паренька. Скажите им, что дело закрыто.

— Какого черта?! — рассвирепел вдруг капитан. — Вы нелегально вызываете меня, тычете в лицо своими корочками, требуете закрыть дело. И вдобавок я должен извиниться за то, что делаю свою работу?!

— Простите, Семен Михайлович. Простите дурака. Конечно, я все сделаю сам. Еще раз простите. До свидания?

Он ничего не ответил. Но и не отстранился, когда я примиряюще положил руку на его плечо.

Постояв так секунду, я повернулся. Пошел прочь. Тяжело мужику себе на горло наступать будет. Тяжело. Но и у меня другого выхода не было. Ты уж прости…

Теперь можно было заняться поиском денег.

— Эй, ребята, — остановил я первую же попавшуюся на пути пару, — не знаете, где тут ханку можно купить?

— Чего?

— Ну анашу, марихуану — хоть чуть-чуть. Я заплачу. У меня деньги есть.

— Не-а, — парень быстро, и, по-моему, нервно, замотал головой. Девушка прижалась к нему поплотнее. — Мы не в курсе.

На всякий случай я залез в их мысли. Действительно, ни о чем таком не знают.

— Ну, извините… — я зашагал дальше.

Ни один из людей, встреченных сегодня на улице, не знал нужной информации. Одно из двух: либо сегодня вечер «нелетный», либо слухи о стремительно растущей наркомании сильно преувеличены.

Был, правда, еще один вариант: сами-то они могли не знать точек сбыта, но наверняка кто-то мог вывести меня на нужного человека. Пусть у этой наркоманской братии все так засекречено. Я его разговорю!

Ничего! Будет ночь — будет пища!

 

Глава 19

И восстали машины из пепла ядерного огня! И началась война на уничтожение человечества…

Я предпочел бы такой вариант развития событий моему каждодневному кошмару. Сон можно было разделить на две части. Поначалу я, Фельве, трачу колоссальные запасы энергии, чтобы испепелить гнавшихся за мной вампиров. И это мне удается!

Но позднее выясняется, что в погоне принимали участие и сильнейшие вампиры, выжидавшие, пока я растрачу силы в борьбе с множеством более слабых врагов. Сами вперед не полезли — труханули, наверное, малость. Таким коварством отличались только Старейшие.

Это они, отстранив Фаргела, склонились надо мной. Это они рвали мое тело на части, чтобы наполнить болью последние мгновенья. Я их ненавидел!

Поправка: не я — Фельве. Впрочем, я тоже особой симпатии пока не питал. Я вообще к вампирам предвзято отношусь. Как ни странно.

Я боялся Стареших. Мне не стыдно в этом признаться — даже Фельве их опасался. Глупо недооценивать подобную мощь. Сила, копившаяся тысячелетиями; холодный интеллект и Опыт, огромный многовековой опыт! Слава Богу, что они лишь плод моего воображения.

Опьяненный собственной силой, я — Фельве — решил сократить численность вампиров. Но на открытое столкновение не решился, задумав остановить врагов одной единственной атакой. Ультрафиолет должен был выжечь всех, кому так хотелось меня достать…

— Идея себя не оправдала, — мрачно резюмировал я, потихоньку восстанавливаясь после очередного кошмара. Все равно это был только сон. Сон занимательный и, надо признать, не простой. И что? Нужно как-то по-другому себя вести? Бейте меня пыльными мешками, но я не понимаю, что все это значит!

Хватит забивать голову ерундой! Настал новый вечер. А раз так — пора завершить начатое дело: заняться поисками пищи… нет, пока не голоден. Надо заняться поисками денег. Надо — раз собирался. Финансы я решил позаимствовать у какого-нибудь наркомана, полагая, что тем самым совершу доброе дело. Приступим!

Решительно направившись к транспортной остановке, я начал воплощать в жизнь сей немудреный план.

Я напропалую спрашивал у всех, кто попадался на моем пути: а не знаете ли вы, где можно купить наркотики? Самый простой способ оказался и самым действенным. Только повезло не сразу. Ошарашенные моим бесхитростным вопросом, люди краснели, бледнели, сердито взирали в ответ, а то и вовсе шли пятнами — и честно отвечали: нет, мол, мы не в курсе.

Ну, нет — так нет. Может быть, Вы могли бы назвать человека, который, на ваш взгляд, с этим связан; или хотя бы пользуется наркотиками?

К чести нашего города, ни один из опрошенных не знал, где взять зелье — за честностью ответов я следил очень внимательно. Но был и улов, правда очень маленький: вот такой-то у нас покуривает; а этот, кажется, колется. Не хотели люди отвечать на такие вопросы. Сами себе удивлялись: что заставляет их признаваться этому, хоть и вежливому, но совершенно незнакомому молодому человеку. И вообще, почему бы не обратиться в наркодиспансер? Да и в милиции все эти точки знают, только не делают ничего.

Два последних варианта я отбросил как наиболее нервные: проще найти какого-нибудь Васю Б. и надавить на него. В том числе, и буквально. Разузнав примерный адрес, по которому можно было найти ближайшего «Васю», я направил свои стопы в указанном направлении. Потом стопы замедлили свое движение и остановились. Рассудив, что предстоящие два-три километра лучше проехать на чем Бог подаст, я вернулся на остановку.

В переполненном автобусе я был еще одним зайцем. Усталая женщина с кондукторской сумкой на животе прошлась взглядом по набившейся молодежи и обреченно затянула:

— Вошедшие, оплачиваем проезд. Что у вас?

Вопрос был задан моему соседу, не сумевшего вовремя сориентироваться в какой части салона находится кондуктор и теперь медленно пунцовеющего под ее требовательным взглядом:

— Ничего.

— На выход.

Сосед молча кивнул и повернулся к двери. Благо, последняя находилась рядом. На мне требовательный взгляд кондуктора не задержался. Развернувшись в другую сторону, женщина произнесла:

— Так, на задней площадке, у вас что за проезд?

— Проездной, — ответил звонкий девичий голос.

— Что, у всех проездной? Человек семь вошло. У остальных что?

— Проскользной! — радостно заявил кто-то.

Салон притих в ожидании потехи.

— Так, предъявляем проездные! — озлилась продавец билетов. — Достаем! Показываем! Ну!

Над головами протянулась рука с проездным. Опустилась.

— Еще! — потребовала кондуктор.

— Дай, дай мне, — слышал я яростный шепот.

Примерно в том же месте высвободилась еще одна рука, вновь являя миру тот же самый документ.

Впрочем, кондуктор не смутилась:

— Еще!

Народ терпеливо молчал.

Раскрылись двери, мимоходом намекая, что автобус подъехал к следующей остановке.

— Автобус никуда не пойдет! — пригрозила кондуктор. — Или платите, или топайте пешком!

Чтобы у водителя транспортного средства сомнений в ситуации не оставалось, она трижды нажала на кнопку звонка. Решительно так.

Дальнейшее — интереса для знатоков не представляло. Как только пассажиры начали возмущаться, «зайцы» десантировались в открытые двери. Оно им надо, нервы себе мотать? Проще на другой автобус пролезть.

Дальнейшая поездка прошла без приключений. Выйдя на нужной остановке, я растерянно покрутил головой. Смешно сказать: мало, очень мало прохожих. Я, значит, гуляю по ночам — и ничего. А вы — боитесь?

Впрочем, если быть честным до конца, не так уж и пуглив наш народ. Просто время такое: с работы и учебы все уже вернулись; из библиотек, от друзей — возвращения еще только предстоят.

Пока же — случайные прохожие не то что адреса мне не подсказали, но и косились, мягко говоря, с подозрением: кто такой будешь, мил человек? Отчего так интересуешься? Вообще-то я позаботился, чтобы обо мне осталось самое туманное воспоминание — но раз за разом ловить неодобрительные взгляды? Брр…

Ну, конечно, выручить меня мог только братец-студент. Эта братия в огне не горит и в воде не тонет! Попавшись в силки моей воли, юноша покаянно признался, как они с Петькой Булыгиным и Саней из соседнего дома курили анашу. Где взяли? Да Петька принес… Адрес? Назвал и адрес. Вот только идти сильно не хотел. Пришлось.

Петр Булыгин оказался дом. Как только он вышел на лестничную площадку, я отправил своего проводника домой, накрепко заблокировав в его голове события последних минут.

Петя оказался настоящим кладом. Честно хотел прикрыть своего знакомого, но в итоге не только сдал его со всеми потрохами, но и поехал указывать дорогу. С моего позволении, разумеется. Как ни крути, а быть сильным — приятно.

У нужной квартиры я прочистил Булыгину мозги и отправил назад. Незачем подставлять парня. Судя по фильмам, наркоторговцы подобного не прощают.

— …Кто? — глухо спросили из-за металлической двери.

Будто в глазок не видит.

— Смоктуновский Иван Никифорович, участковый, — я продемо… попытался продем… Черт! В общем, не знаю, увидел он мои корочки или нет: что-то мешало мне взять его под контроль. Ширнулся уже поди. — От соседей снизу поступила жалоба, что вы их регулярно заливает.

— Это они заливают, а не я, — огрызнулись из-за двери.

— У людей вода по стене бежит. Что еще непонятно?! — я подпустил в голос раздражения. — Топите людей!

— Никого я не топлю. Врут они.

— Короче, так. Сейчас ты откроешь дверь. Я зайду, проверю, что да как. И будет ясно, врут или не врут. Мне тоже лишний раз бегать по домам неохота. Давай открывай. Или выламывать придется?

— Будете отвечать, — предупредили из квартиры. — Ордер у вас есть?

— Какой на хрен ордер? Что ты несешь?! Я что тебе, обыск устраивать буду? Не топишь — покажи ванну! Чего хвостом виляешь?

За дверью задумались.

— …Ну? — не выдержал я.

— Соседей позовите. С ними — открою. А то я вас не знаю. Мало ли что. Вот с соседями — открою.

Ах, твою мать! В ярости я рванул дверь на себя. Она выгнулась, но — удержалась на месте.

В квартире сдавленно охнули и быстро-быстро засеменили подальше: бронежилет одеть, вертолет завести.

А я, как одержимый, ломал дверь. Уперся ногой в стену и гонял металлическую преграду туда-сюда. На разносившийся по подъезду гул здравомыслящие соседи предпочитали не реагировать. Время такое.

Когда между дверью и стеной образовалась щель, я просунул в нее пальцы. Действуя предплечьем, как рычагом, налег всем телом. Дверь открывалась медленно, протестующее скрежеща.

Утерев трудовой пот, я перевел дух и вернулся к прерванному занятию. Мама, пусти меня в штангисты!

Не получалось. Никак не получалось. Конечности тряслись от чрезмерных усилий. Неужели все зря? Не-ет, все получится! Тяжело дыша, я опустил ноющие руки, отступил назад — и резким, порывистым движением вырвал замок.

Чебуреки ждали? Чебуреки пришли!

Бабах! В руках хозяина квартиры дернулся, приподнимаясь вверх пистолет. Руки стрелка тряслись так, что попасть в меня, пусть даже с трехметрового расстояния было трудно.

Я даже не обиделся. Вынул опасную игрушку из слабеньких пальчиков, швырнул под трельяж. Потом сгреб хозяина за шиворот и поволок вглубь квартиры.

Парень оказался молодым — лет двадцати пяти. На левой щеке родинка. Волосы черные. Цвет лица — по-зимнему белоснежный. Страшилище, в общем.

Прости, хлопец, но времени на сантименты у меня нет. Пока не приехали ребята с дубинками, я должен с тобой закончить.

Сбегав на кухню, я выплеснул в его лицо стакан воды:

— Как звать?

— А?

— Звать как, говорю?!

— Дима… — пробормотал он, опуская взгляд на мои руки.

Чего он там увидел? Руки как руки.

— Где деньги?

— …

— Дима, если ты сейчас же не отдашь деньги, я тебя убью. Вот этими пальцами, — я показал какими. — Сверну шею, как цыпленку… Понял меня?

Он затравленно кивнул.

— Давай бабки.

Не отрывая от моих кистей взгляда, он полез в ящик комода. Здесь отвлекся, заглянул внутрь и вытащил пачку скрепленных резинкой купюр. Опасаясь приближаться, бросил ее к моим ногам.

— Еще давай! — потребовал я, поддев ногой бумагу.

— Это все. У меня больше нету…

Ладно, живи — пока.

— Сколько здесь?

— Тысяч семь.

— И из-за этого ты людей на иглу сажаешь?! — изумился я.

Он промолчал. А что он мог ответить?

 

Глава 20

Пробуждение было чудесным. Кошмарных снов сегодня видеть не пришлось, что само по себе было неплохо. Самое время укрепить бастионы хорошего настроения, семью навестить. Насвистывая, я поднялся на ноги, стряхнул с одежды снег.

Как пусто и темно в голове… То есть, я хотел сказать, в окрестностях! До чего ж четко знает местная живность: к этом месту приближаться не стоит. Хоть бы суслик какой пробежал — все б веселее было. Эх, что удивляться, коли сам… Ну, не будем о грустном: я вообще-то домой собирался.

Как бодро признавался популярный певец, «ежедневно сорок две минуты под землей туда-сюда, сюда-туда». Словно про меня написано. Только ходьба меньше времени занимает, да и перемещаться приходится в основном среди заснеженных деревьев, но в целом — верно. Каждый вечер я исправно мотыляюсь до транспортной остановки.

А, впрочем, место выбрано отменное: природа вокруг, речка под боком, пляж. Сейчас, понятно, не сезон, а вот когда настанет лето… я мечтательно улыбнулся. Купаться, да загорать все любят. Вот только понежиться под теплым солнышком вряд ли удастся.

Да что со мной сегодня такое?! Прям день мировой скорби. Непорядок. Между прочим, я проснулся вполне счастливым. Таким и следует остаться!

Через час я жизнерадостно докладывал родителям о получении заработной платы. Вот только часть ее отдал новым друзьям — занимал.

— А что с милицией? — пробасил отец.

— А! Полный порядок: все утрясли, обо всем договорились. Можно жить спокойно.

— Правда, что ли? — неуверенно спросила Надя.

Я задержал на ней суровый взгляд:

— Я тебе когда-нибудь врал?

— Хм! — красноречиво сообщила сестренка.

— Ну… было дело. Зато сейчас — говорю правду.

— Мне-то откуда знать? Я — мысли читать не умею.

— Ладно, успокойся. Все нормально. Правда.

— Кеша, а когда тебя домой отпустят? — спросила мама.

— Трудно сказать. У меня график плотный: тренировка за тренировкой. Днем все по минутам расписано. Зато вечером я свободен. Часа на три. Потому что подъем у нас в шесть утра и, естественно, надо быть на перекличке.

— Ну, а ночью, ты можешь вернуться? — уточнил отец.

— Ну как… — предположив, что транспорт ходить не будет и до убежища придется добираться пешком, я назвал цифру. — Самое позднее в четыре часа утра.

— Ясно.

Батя помрачнел. Видно, понял, что забрать чадо из цепких лап ФСБ ему вряд ли удастся.

— А когда тебе удостоверение дадут? — нагло поинтересовалась Надька.

— Когда обучение закончу, — отрезал я. — Много будешь знать — скоро состаришься.

— Кеша, — укоризненно сказала мама.

— Ах, старушка я, старушка, — притворно вздохнула сестренка.

Вот егоза!

— Смотри, не рассыпься, — посоветовал я.

— Кешка!!

Мама рассердилась. Взглянув на нее, я предпочел замолчать.

— Как вы можете?!! Вы же родные брат и сестра! — ярилась мама. — Пришел на два часа — и уже грызетесь!

Не слушая далее, я поднял голову и подмигнул Наде. Она ответила веселой улыбкой. От мамы ничего не укрылось:

— Да что я вас воспитываю?! Взрослые уже: сами понимать должны!

Я решил оправдаться:

— Мы шутим, мам!

— Шутите…

Было видно, что мама ищет новые гневные слова. Бросила это вредное занятие, махнула рукой:

— Делайте что хотите. Я вам уже все сказала.

Пару секунд все сидели с умным выражением лица.

— Кеш, помоги мне с уравнением, — попросила вдруг Надя.

— А ты в школе чем занимаешься? Почему сама решить не можешь? — вкрадчиво поинтересовался папа.

— Почему сразу «чем занимаешься»? — обиделась дочка. — Просто голова сегодня не работает. Чуть что — сразу ругать. Даж не спросил ничего!

— Я и спросил, — заметил батя. Посчитав родительский долг выполненным, величаво развернулся к телевизору.

Я встал с дивана:

— Пошли.

Плотно прикрыв за мной дверь в комнату, Надя спросила:

— Кешка, ты что, наврал мне про… — она замялась.

Я протянул вперед руку:

— Потрогай.

Сестра неуверенно коснулась моей ладони:

— Холодная…

— Могу клыки показать.

Она замотала было головой, но одолеваемая любопытством, попросила все же:

— Покажи.

Я показал. Трудно, что ли?

Надя качнулась назад, побледнела. Тихо села на кровать.

— Что, таким я тебе не нравлюсь? — чувствуя давящий холод в груди, спросил я. Ожидая ответа, замер.

— Ке-ешка, — плаксиво протянула она. — Господи, что ж теперь делать?

— Ложиться и помирать! — раздраженно гаркнул я. — Что ты меня оплакиваешь, словно покойника?

Сестренка всхлипнула, вытерла слезы:

— Прости, я больше не буду.

— Случилось чего? — отворив дверь, в комнату заглянула мама. — Кеша, ты чего орешь?

— Ничего, мам, все нормально.

— Все нормально, мам, — подтвердила Надя. — Уравнение дурацкое. Но мы его решим, не беспокойся.

— Смотрите, время уже позднее — как бы соседи жаловаться не пришли, — предупредила родительница.

— Хорошо, мам, — сказала Надя.

— Прости, мам. Мы тихо будем, — пообещал я.

— Ну хорошо, — притворив дверь, мама оставила нас наедине.

— Гарик не появлялся? — спросил я.

— Не… Звонил разок, по-моему.

— Ясно…

— А где ты живешь? — поспешила прервать молчание сестра.

— Сплю, что ли?

Она нервно сглотнула:

— Ага.

— В снегу в парке. Зарываюсь и лежу до вечера.

Присев на кровать, я откинулся назад, оперся спиной о стену.

— Обрыдло, Надька. До того тошно иногда становится — жизни не рад. И то сказать — и в самом деле не живу. Просто существую — глупо, никчемно. Бессмысленно и никому не нужно. Одиноко. Не хочу я так.

Надя подвинулась ближе, обняла. Молча хлопала ресницами, пряча подозрительно блестевшие глаза.

— Уже думаю иной раз: не потому ли вампирами становятся — по духу, не по крови — что в людях одну гадость видят, злобу, ненависть? По себе знаю: накатит тоска — хочется… пусть не убить, но — ударить. Чтоб не так тяжело самому было. Боюсь я, Надька! Господи, как боюсь сорваться однажды!

Подняв руку, Надя несмело стала гладить меня по голове. Я вздохнул:

— Надь, ты не представляешь, как я хочу жить нормальной жизнью; спать дома — в нормальной кровати, а не рыться словно собака бродячая. Все бы отдал — и силу, и власть над людьми, — чтоб только жить как все.

— Кеш, ты по-прежнему мой брат, — мягко сказала Надя. — И мама радуется, когда ты приходишь.

— Знаю, — я осторожно провел пальцами по ее волосам. — Знаю, Надя. Спасибо.

Еще раз вздохнув, я мягко отстранил ее:

— Мне пора, Надюш.

— Куда? Все равно бродишь по городу до утра!

— Надь, ты прости. Я один хочу побыть.

— Давай я уйду из комнаты? Посидишь здесь.

— Нет. Спасибо. Я все же пойду.

— Вот упрямый! И куда?

— Посмотрим, — я поднялся. Она молча пошла за мной в прихожую.

Одевшись, обувшись, я выдавил-таки:

— Прости, Надь. Однажды я задержусь до утра, обещаю.

— Кеша, ты уходишь? — из зала показалась мать.

— Да, мам. Пока, — я щелкнул замком, намереваясь выйти на лестничную площадку.

— Когда ты теперь придешь?

— Не знаю, мам. На днях загляну. Пока.

Выходя, я оглянулся, помахал ладошкой. Надя ответила тем же. В уголках ее глаз снова заблестели слезы. Ну что такое — я не плачу, а она — ревет!

Зря я на нее все это вылил. Только расстроил. Но все же насколько тяжелей была бы жизнь без такого чуткого женского пола!

Предавшись размышлениям, я неторопливо брел по тротуару. Навстречу мне, уставившись в светящийся цифрами агрегат, шел незнакомый мужчина лет сорока. Проходя последние разделяющие нас метры, он смотрел уже только на меня. Приблизившись вплотную, произнес:

— Дроботецкий Сергей Викторович, институт паранормальных явлений при Российской академии наук. Можно с вами поговорить?

 

Глава 21

— Чего?

— Меня зовут Дроботецкий Сергей Викторович. Я сотрудник местного филиала паранормальных явлений при Российской академии наук. Хочу с вами поговорить.

— Ну, поговорите.

«Погода какая хорошая или вон птичка пролетела…»

— Ээ… Простите, как вас зовут?

— Иннокентий, а что?

— Очень приятно. Видите ли, Иннокентий, вот эта вещица — которую я держу в руках, не что иное, как новейший, пока еще секретный прибор для обнаружения различного рода энергетических аномалий. Вы не будете против, если мы поговорим у меня в машине?

— Без проблем, — ответил я.

Интересно, как на меня вышли?

Он развернулся, приглашающе взмахнул рукой:

— Идемте.

Гадая, во что мне посчастливилось вляпаться на сей раз, я подчинился. Ученый размашисто шагал впереди, поминутно оглядываясь и радостно вещая:

— Сейчас этот прибор проходит обкатку. Но я склонен ему доверять: наводку на вас дали и наши специалисты.

— Какие?

Сергей Витальевич поморщился, однако пояснил:

— Сотрудники нашего отделения. Как вы относитесь к таким вещам, как ясновидение, телепатия, телекинез?

Что такое телекинез, я не знал, но на всякий случай заявил:

— Положительно.

— Замечательно. Как раз подобными вещами мы и занимаемся. Честно говоря, сам я ничем особенным не владею, но некоторые наши ребята — настоящие гении. Они-то и указали на вас.

Пальцем, что ли? Не припомню, чтобы на меня пялились. Я, знаете ли, чувствую.

— Как это они на меня указали?

Новый знакомый вздрогнул, озадаченно покосился в мою сторону. Несмотря на мелькнувшее в глазах сомнение, ключи из кармана все-таки достал. Открыл дверцы стоявшей у тротуара «семерки», жестом предложил садиться в кабину. Я послушно полез в салон.

— Вы правда не догадываетесь? — спросил Дроботецкий, усаживаясь на водительское место.

— А зачем бы я спрашивал?

Он тихонько вздохнул и начал объяснять:

— Вы знаете, что такое аура человека?

— Ну… в общих чертах.

— Угу. Если упрощенно, аура — это энергоинформационное поле, находящееся внутри и возле физического тела человека. Образуется благодаря различным тонким телам индивида. По ауре можно определить характер человека, его здоровье, наклонности. Пока понятно?

— Более-менее, — чуть соврал я.

— Хорошо. Так вот: каждое живое существо излучает в пространство потоки информации и принимает аналогичные потоки — но уже других существ. Фактически, этот факт подтверждает ряд доктрин философского толка: мы все — часть единого целого.

Я вежливо кивнул, вроде как соглашаясь.

— Используя данное явление, работают многие экстрасенсы. Фотокарточка — связующее звено между таким специалистом и объектом изучения. Но можно просто настроиться на прием необходимой информации.

Он вежливо помолчал, давая время все обдумать.

— И что? — тупо спросил я.

Он сокрушенно посмотрел в мою сторону:

— Давайте договоримся: вы примете как данность то, что я вам сейчас скажу. Техническую сторону вопроса, если она вас заинтересует, рассмотрим позже. Договорились?

Я кивнул.

— Если как следует расслабиться, отрешиться от мыслей, чувств — можно получить доступ к любой информации. Правда, степень расслабления бывает разной…. Речь сейчас не об этом: наши специалисты регулярно сканируют пространство, чтобы найти людей, владеющих каким-то способностями в данной сфере.

«В расслаблении, что ли?»

— Какими способностями? — произнес я вслух.

Изучающе посмотрев на меня, Дроботецкий ответил:

— Мы ищем экстрасенсов, телепатов, ясновидящих, — ну, и так далее!

— Зачем?

Я не договорил, но ученый понял:

— Чтобы предложить сотрудничество. Во-первых, ни одна из этих способностей так и не получила — пока — научного объяснения. Во-вторых, как я уже говорил, таких людей мы стараемся зачислить в штат института. В-третьих, некоторых…м-м… индивидуумов просто необходимо держать в поле зрения.

— Почему?

— Потому что их жизненные устремления не всегда совпадают с нормами общества. Некоторые люди могут использовать свои способности во зло.

— И что тогда? Я хочу сказать, найдете вы такого гражданина — а потом что?

— Ничего.

— ??

— Именно так — ничего. Я имею ввиду, с нашей стороны. Человек, реализующий свой дар таким образом, неизбежно попадает под карающее действие законов Вселенной. Его жизнь потеряет гармонию. Он может стать богатым — но потеряет близкого человека; девушка приворожит милого — но их дитя будет сбегать из дома… Примеров — масса, но судьба каждого человека — уникальна: зависит от его мыслей, чаяний, надежд.

— Тогда зачем же вы их отслеживаете? Если все равно не мешаете?

— Ну как… Да, мы не мешаем совершать преступление, поскольку в этом случае именно мы будем нести ответственность за дальнейшую судьбу данного человека. Но мы сотрудничаем с правоохранительными органами. Если человек совершил преступление — он должен понести наказание — таковы законы нашего общества. Но вмешиваться ранее не имеем права — любой поступок человека есть Действие, акт свободной воли. Тот, кто не совершает ошибок — не может развиваться.

— Угу…

«Дурь какая-то»

— А черные маги вам попадались? — я решил поменять тему.

— Случается иногда.

— И что вы с ними делаете?

— Стараемся держаться подальше, — серьезно ответил Сергей Викторович. — Противники подобного ранга сулят одни лишь неприятности. Конечно, мы могли бы с ними потягаться — но всю нечисть вывести не удастся, а потери будут очень и очень приличные. Потеря друга — всегда трагедия. Вот если бы владеть всей нужной информацией — вот тогда…

Правая рука ученого непроизвольно сжалась в кулак.

Я решил уточнить:

— Какие потери?

— Людские, — грустно ответил Дроботецкий. — Маги (настоящие маги) ничем нам не уступают. Наша сила — в единстве; их — в ожесточенности, бескомпромиссности. Едва мы заинтересуемся подобным человеком, он ПЕРВЫМ нанесет удар — даже если ограничиться простым наблюдением.

— Даже так?

— Даже так.

— А… чем вам так понравился я?

— Честно говоря, сам еще не знаю, — Сергей Викторович заразительно улыбнулся. — Ребята из поискового отдела ничего толком не сказали. Так, общие приметы, да указание времени-места. А прибор — вы же знаете — находится на стадии испытаний.

— И что он показывает?

— Ерунду какую-то. Подобного сочетания цифр я никогда не видел. Но что-то в вас есть — это точно.

Ученый вопросительно заглянул мне в глаза. Точнее, попытался. Криво ухмыльнувшись, я отвел взгляд:

— А вы? Какие способности есть у вас?

— Я телепат. Скрытый, правда. То есть мысли я читать не умею, но всегда могу сказать, говорит человек правду или лжет. Иногда по взгляду, по интонации людей угадываю о чем они думают.

Я рассеянно кивал, стараясь сохранить беззаботное выражение лица. Понимание, что этот человек может залезть в душу, мигом лишило покоя. Самое интересное, если он говорит правду, то скрыть от него душевное состояние мне все равно не удастся.

Я откашлялся:

— Сергей… Викторович?

Он кивнул.

— Сергей Викторович, чего… э-э… чем я могу вам помочь?

Он опять улыбнулся:

— Вежливый эквивалент выражения «Чего вы ко мне прицепились?» Вы, Иннокентий, обладатель каких-то нетрадиционных способностей. И в этом смысле вы нам интересны, очень интересны.

— Как объект изучения?

Дроботецкий не стал отпираться:

— Да. Но в последнее время наш институт стали неплохо финансировать и ваше потерянное время будет вознаграждено.

— А если я откажусь?

Он развел руками:

— Значит, вы откажетесь. Очень жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

— Мне нужно подумать.

— Хорошо. Давайте встретимся на этом месте, скажем… завтра.

— Не стоит. Я отвечу сейчас. Дайте мне пару минут.

— Хорошо.

Ученый послушно притих. Задумчиво разглядывая дворник на лобовом стекле машины, я взвешивал плюсы и минусы подобной перспективы.

Ученые есть ученые — люди без предрассудков, готовые сотрудничать с кем угодно ради установления истины. Пожалуй, они погодят вбивать кол в сердце с первых минут знакомства, а там — поймут, что на самом деле я очень даже симпатичный малый. Даже если кто-то окажется чересчур пугливым, я успею это вовремя заметить. Наверное.

Ну, хорошо, а если откажусь — дальше мыкаться по лесам, по полям? Кто хотел нормального человеческого общения? Опять же, ученые легко смогут решить проблемы с моим питанием. Уж для научного института достать пару пакетов донорской крови — плевое дело!

Да, риски есть, но выгоды… выгоды их перевешивают. В крайнем случае еще одним кровопийцей будет меньше. Но в подобный исход я не верил. Может, по глупости, по юношеской неопытности. Нет, попытаться стоит.

— … У меня будут несколько необычные условия, — нерешительно заговорил я.

Дроботецкий терпеливо ждал. Я поглубже вдохнул — и словно прыгнул в ледяную воду:

— Деньги мня не интересуют. Мне нужно постоянное — круглосуточное — жилье: комната в одном из ваших отделов, если не будет иных вариантов.

— Хорошо. Это можно легко устроить.

— И второе условие… Время от времени мне будет требоваться кровь. Несколько пакетов донорской крови. Я, видите ли, вампир.

 

Глава 22

— Скрытый?

— Почему скрытый? — я даже обиделся. — Самый что ни на есть всамделишный.

— Как интересно… — безуспешно пытаясь скрыть удивление, он пристально, неотрывно наблюдал за мной. — И в чем же ваш…м-м… вампиризм проявляется?

Эх, была не была: двум смертям не бывать!

— Вы не поняли: я — НАСТОЯЩИЙ вампир.

— Вот как? Понимаю.

Ну почему люди так цепляются за свои иллюзии? Желая внести ясность, я вежливо приподнял верхнюю губу.

Дроботецкий дернулся, чуть побледнел, но быстро взял себя в руки. А заодно и меня — сгреб-стянул троекратным крестом.

Я НЕ ЛЮБЛЮ, КОГДА СО МНОЙ ТАК ОБРАЩАЮТСЯ! В смысле: БОЛЬНО же!

В общем, схватил я посланника доброй воли за руки — и, похоже, немного не рассчитал: запястье хрустнуло как спичка. Сергей Викторович взвыл, рванулся и обмяк, оставив меня растерянно хлопать ресничками. Честно сказать, я совершенно не представлял, что теперь делать.

А потому с исключительным рвением ухватился за первую же идею, которая меня посетила. На диво четким движением — привычка, что ли? — чиркнул ногтем правой руки по запястью левой. Поднес место пореза к губам незадачливого агитатора. Правда, если говорить откровенно, то со своей ролью он уже справился.

Я дал ему совсем немного крови — четверть той дозы, которой в свое время угостил Надю. Кости не срастутся мгновенно — но заживление теперь будет более скорым. Я надеюсь.

Когда парламентер от паранормального НИИ открыл глаза, я безучастно наблюдал за прохожими. Вообще-то я знал, что он приходит в себя — по дыханию. Оно стало более шумным. Дроботецкий начал дышать чаще, завозился. Нечаянно шевельнув рукой, застонал. Стих, приметив рядом мою фигуру.

Чебуреки пришли?

— Сергей Викторович, — негромко сказал я, — пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Вам нечего бояться. Я поддался порыву, но больше этого не будет. Пожалуйста, извините меня…. Прежде чем вы откажитесь от нашего сотрудничества — сотрудничества со мной, я хочу вам сказать: вам ничего не угрожает. Я — кошмарное создание, но не убийца. Я не убил ни одного… человека. Поверьте мне. Вы, конечно, хотите, чтобы я ушел и оставил вас в покое. Я это сделаю. Позвольте сначала отвести вас: в больницу, домой, в ваше пресловутое НИИ — куда скажете!

Взволнованный, я замолчал, предоставив слово ученому. Сергей Викторович малость успокоился и теперь разглядывал меня с явным интересом. Еще бы, говорящий вампир — уже редкость! А добрый говорящий вампир — вообще нечто особенное.

Было видно, как Дроботецкий порывается что-то сказать, борется с собой — и молчит. Однако же не утерпел:

— Если вы не убиваете людей, чем же вы питаетесь? Крысами?

— Я не питаюсь, — честно признался я. — Пока. Жажда отступила, но однажды — однажды она сведет меня с ума. Если вовремя не перекушу..

У Сергея Викторовича вмиг исчезло желание продолжать расспросы. Нервно коснувшись носа здоровой рукой, он поинтересовался:

— Вы сказали, что поведете машину. А права у вас есть?

— Это не имеет значения, — я подбадривающее улыбнулся. — Всю информацию по правилам дорожного движения я возьму из вашей головы. И приемы управления автомобилем — тоже. Все будет хорошо — у меня отличная реакция.

Дроботецкий сдавленно пискнул и замотал головой:

— Не пойдет! Здесь ведь не только реакция важна. А мышечная память? А особенности нажима на педали? Как Вы это будете брать из моей головы? Тут вам никакая реакция не поможет: попадем в аварийную ситуацию — пока будете соображать, время пройдет. Извините, но машину я поведу сам. В конце концов, с рулем и одной рукой управляться можно.

Он решительно повернул ключ в замке зажигания.

— Куда едем? — поинтересовался я, когда машина тронулась с места.

— В институт, конечно. Я от своих слов не отказываюсь. Ты хоть знаешь, где тут газ?

— Уже да, — спокойно ответил я. — Скоро и про тормоз знать бу…. Ага, знаю. Спасибо.

— Твою мать! — исступленно произнес Дроботецкий и так же исступленно перекрестился покалеченной рукой.

По-моему, он больше прикидывался. Впрочем, ему виднее.

— Сергей Викторович, простите меня.

— Да ну, брось. Я не обижаюсь. Чудно, конечно, что с вампиром в одной машине еду. Не верится, ты уж извини.

— Бывает, — мрачно согласился я. — Я пару недель назад тоже не верил.

— Пару недель?

— Именно. Тогда я еще был обычным человеком.

— А сейчас? — он бросил на меня испытывающий взгляд.

— А сейчас — уже необычный.

— Человек?

— Надеюсь, что да. Во всяком случае, в кровожадного зомби не превратился.

— Ну, для зомби ты слишком хорошо соображаешь! — хохотнул Сергей Викторович. — А что не кровожадный — это хорошо. Сработаемся!

— Сработаемся, — невольно улыбнулся я. — А что мне нужно будет делать?

— Ничего сложного. Примерно тоже самое, что в поликлинике на медкомиссии. Только медосмотр у тебя будет углубленный. Так ведь за него и зарплата полагается.

— Зарплата — это хорошо, — задумчиво согласился я. — Кстати, Сергей Витальевич, а как вы узнали мое имя? Или я чего-то не так понял?

— Почему же? Все верно! Узнать ваше имя как раз было нетрудно: пустяковая задачка для наших экстрасенсов.

— Они у вас там ясновидящие, что ли? — выпалил я.

— Есть и такие, — признал Дроботецкий, — Но с вашим контуром они не работали.

— Тогда — как?

— Маятником.

Отметив, что я не понимаю, ученый поспешил расшифровать:

— Проще объяснить сам метод поиска. Инструментом может служить что угодно: гайка на нитке, кусок проволоки, — что угодно. Суть в том, что мы, задаваясь каким-то вопросом, обычно уже знаем ответ. Разумеется, музыкант скорее найдет нужный звук, а врач — определит заболевание. Немного путано…

Я вежливо промолчал.

— В общем, делается это так. Гайку, подвешенную на нитке…. Нитку, кстати, лучше обмотать вокруг пальца…Гайку рассматривают как прибор, способный отвечать «да» или «нет». Все зависит от характера вращения маятника. Скажем, вращение по часовой стрелке означает «да».

— И что — этому можно верить? — саркастически полюбопытствовал я. Мол, иди другому лоху спагетти вешай!

— Можно, — совершенно серьезно ответил Дроботецкий. — Метод работает и очень даже неплохо.

Я озадаченно покосился на собеседника: издевается?

— По сути, нам отвечает не гайка. Это делает наше подсознание, которое — можно сказать без преувеличения — знает практически все. Вот я знал, как вас зовут еще до того, как мы представились друг другу. Как вы думаете, откуда? Кстати, а как вы догадались, что я знал имя заранее?

— Догадался, — проговорил я. — Прочитал в ваших мыслях, если честно. Вы просто уточняли, тот ли я человек.

Он рассеянно кивнул, что-то обдумывая. Было бы нетрудно узнать, что — но я предпочел вернуться к интересовавшей меня теме:

— Как же связаны подсознание и кусок металла?

— Что? Ах, да! Человеческий организм — не что иное как биологический передатчик и приемник всех видов волн. Мы сами не знаем всего перечня: просто не все виды энергий еще открыты. Это не важно: суть в другом: как только вы, ваш организм, совпали с нашими поисковыми параметрами, вошли в резонанс, нужная информация стала копиться в нашем подсознании. Человек всегда неосознанно притягивает к себе нужное — или сам тянется к нему. А вот для того, чтобы информацию извлечь — можно воспользоваться маятником.

— Но ведь это глупо! — снова не утерпел я.

— Ничуть. Если все делать правильно, с нужным настроем, то управление рукой передается подсознанию, которое и регулирует вращение гайки. Я, конечно, немного утрирую. В принципе, с тем же успехом можно пользоваться обычной монетой. Помните игру «орел-решка»?

— Я всегда считал это простой причудой.

— Как видите, это не так, — ученый улыбнулся. — Приехали.

Интересно, чему он так радуется? Тому, что посадил меня в лужу или тому, что все-таки добрался до места? Ладно, на самом деле все это не важно.

— Что теперь?

— Теперь, — он внимательно и как-то весело посмотрел на меня, — я иду в больницу, а тебя подберут наши ребята.

— Кто подберет? — переспросил я.

— Сотрудники нашего института. Как только я им позвоню, они прилетят, как на крыльях.

Открыв дверку автомобиля, Сергей Викторович довольно бодро выбрался наружу. В его глазах мелькнула веселая искорка:

— Жди.

 

Глава 23

— Дима, — заявил среднего роста парень, садясь в машину. — А ты, наверное, Иннокентий? Ничего, что я сразу на «ты»?

— Ничего, — пробормотал я, растерянно поглядев на протянутую руку. Но деваться было некуда, слегка пожал. — Кеша.

— Ух, хватка у тебя! Штангист? — уважительно покосившись в мою сторону, Дима принялся энергично растирать кисть. — Сергей Викторович сказал, что тебя можно вести прямо на базу.

— Куда?

— На базу. Так мы институтский городок называем. Вы что с ним, ни о чем не договорились?

— Да нет, договорились вроде…

— Ну, и чо ты шлангом прикидываешься?

— Не прикидываюсь, — растерянно поправил я.

— Думаешь?! — неожиданно развеселился мой новый знакомый. — Ладно, поехали уже! Глянь в бардачок, доверенность на месте?

— Какая доверенность?

— На машину, ясно дело. Ладно, не лезь, я сам, — протянувшись над моими коленями, Дима энергично зашуршал бумажками. — Ага, все здесь. Погнали!

Заведя машину, он включил заднюю передачу. Развернувшись корпусом назад, принялся энергично крутить руль.

— В какую сторону-то хоть поедем? — поинтересовался я.

— Ты местный? — остановив машину, Дима переключил скорость. Дождавшись утвердительного кивка, вдавил педаль газа. — Гляди по сторонам.

Хам. Мог бы и сказать, не облез бы! Сжав в обиде челюсти, я отвернулся, делая вид, что поглощен пейзажем за окном.

— А чем, если не секрет, ты так знаменит? — где-то на полдороге поинтересовался мой попутчик.

— В смысле?

— В прямом. Ты не прикидывайся. Сергей Викторович — мужик башковитый. Если сам кого-то вербовать отправился — значит, дело того стоит.

На последнем слове Дима резко крутанул руль, с лихостью бывалого гонщика вписываясь в поворот. Шумахер, блина!

— Можно чуток помедленнее? — нервно поинтересовался сильномогучий вампир, когда стало ясно, что катастрофы не предвидится. Пока не предвидится.

— Не боись! — жизнерадостно отозвался Димка. — Расслабься: ничего с тобой не будет.

Ему легко говорить «расслабься». Если б сидел на пассажирском кресле, зубами бы клацал похлеще иного волка. Только клацал — не от голода.

— А ты чем занимаешься? Ну, в этом вашем институте? — спросил я, чтобы переменить тему.

— Да как тебе сказать…. С одной стороны, обычный лаборант, принеси-подай там. Но это потому что молодой еще и ученой степени пока нет. Не знаю, Кеша. Честно — не знаю, что тебе ответить. Изучаем все необычное: как бабульки воду заряжают; как древние с духами общались, мозговую активность экстрасенсов замеряем. Короче, всему научное объяснение ищем.

— И получается?

— Когда как. С бабушками проще — там версии сами рождаются: от элементарного внушения до операций с энергиями. А вот возьмем «Книгу мертвых». Книги, в смысле. Вот там — загадка на загадке. Сидишь и думаешь: что там за звук такой, когда душа по тоннелю мчится? До сих пор разобраться не можем.

— Так может, и нет никакого звука?

— Может, — согласился «лаборант». — Только и это доказать надо. Пока — в поисках.

— А давно? В смысле, сколько уже этим занимаетесь?

— Да лет пять, наверное. Как наш институт появился, так и начали копать.

— Чего копать? Я не понял.

— Где? А! Не тупи! Копать — значит работать. Работать начали в этом направлении. Дошло?

Дима на секунду оторвал свой взгляд от дороги, чтобы полюбоваться моей смущенной физиономией.

— И что, до сих пор не разобрались? — промямлил я.

— Не, — Димка отрицательно мотнул головой. — Глухо все.

— Ясно. А ты сам? Вот, лично ты, чем занимаешься? Исследуешь что-нибудь?

— Честно сказать?

— Ну да. А что, есть какие-то проблемы?

— Есть, — с подкупающей серьезностью заявил Дима. — Ты.

— Я??

— Ты и есть мое будущее исследование.

— …

— Вот я и любопытствую: чего в тебе такого особенного? Сергей Викторович, когда звонил, пообещал, что от радости прыгать буду. Мол, объект изучения просто сногсшибательный! Мне повезло и все такое. Ну, выкладывай, — Димка выжидательно покосился в мою сторону.

— Руколомательный у тебя объект изучения, — проворчал я. — Хотя, я — разностороння личность.

— Не понял! — честно признался Димон. — Ты можешь сказать толком?

— Вампир я, — в который раз уже поведал я. — Что, легче тебе?

— Да брось! — не поверил Дима. — Баки мне заливать не надо: как-никак вместе работать будем.

Я решил прощупать почву:

— Ты кто хоть по специальности?

— Химик. Аспирант пока.

— Почему — пока? Вылететь можешь?

— Нет, мне защищаться через год с небольшим. Так что в тебе необычного?

— А все, что есть, товарищ химик, все — по твоей части. С чем тебя и поздравляю!

— Н-не понял…. Слышь, хорош дурку гнать!

Я хмыкнул:

— Не один ты такой. Если говорить честно, я тоже ничего не соображаю.

— Щас в лоб дам! — предупредил Димка.

— Да ладно, давай без обид. Я честно ничего не знаю. То есть знаю немного — объяснить не могу.

— Тогда говори, что знаешь.

— Объяснить, что знаю? Хорошо, спрашивай.

— Издеваешься? Как я могу спрашивать, если не знаю, о чем?! Просвети немного!

— Лады. Я — вампир. Самый натуральный. Это — правда. Переварил?

— …Нет.

— Тьфу! Чего тебя вообще ко мне приставили?!

— Щас точно врежу, — сообщил Дима.

Настала моя очередь думать.

— Извини.

— Принято, — глухо отозвался Димка. — Так ты говоришь, ты — вампир?

— Да.

— И пьешь человеческую кровь?

— Да.

— Угу…. А превращаться в летучую мышь и летать — умеешь?

— Нет… — я взглянул сквозь боковое стекло на затянутое тучами небо. — Не пробовал.

— А если без балды, чего в тебе Викторович нашел?

«Опять двадцать пять!» Я вздохнул:

— Дима, ты же умный человек. Придумай что-нибудь сам.

— Так, значит, ты — вампир?

— Угу.

— Серьезно?

— Абсолютно.

— Чем докажешь?

— Сожру тебя — и все!

Я нарочито лениво зевнул. Дима ничуть не прельстился перспективой заглянуть ко мне в рот. Непуганый какой-то. Обидел даже.

— Клыки видишь?

— Где? Эти? — Дима с любопытством протянул палец. — Круто. Где взял?

Я отвел голову, чтоб ненароком не откусить исследователю палец:

— Выросли. Они настоящие.

— Да ну? — Димка легонько стучал по клыку ноготком. — Здорово! Похоже!

— Можешь потянуть, если хочешь.

— Да ну, делать больше нечего! А если сломаю?

— Сил не хватит.

— Ну, как знаешь, — Дима решительно взялся за дело. В смысле, за зуб. — Держится, зараза! Ты их что, приклеил?

— Достал ты меня, — буркнул я, отодвигаясь. — Я на самом деле вампир.

— Тогда, если ты впрямь такое чудо, с рассветом уснешь?

— Да… — растерянно сказал я. Вдруг этот Фома неверующий все осознает, да решит с перепугу подстраховаться? Вгонит кол в сердце из любви к человечеству. Угу.

— Ну, раз остекленеешь, — спокойно сказал Дима, — значит, и впрямь вампир. А не остекленеешь — считай хана: замучаю анализами, чтоб не выпендривался.

Мои колени предательски задрожали.

— А как ты проверишь, сплю я или нет?

— Проверю, не беспокойся. Ток пущу, в крайнем случае.

Ток?!!

— Шутка! — запрокинув вверх голову, Димка радостно заржал.

Доволен, гад! Лучше бы на дорогу смотрел! Нет, назвать смехом подобные звуки язык не поворачивается. Не знаю, что сделал бы здесь другой человек, но мои руки словно сами взвились, схватили незадачливого водителя за горло, — и медленно отступили, подчинившись категоричным узам воли.

Дима уже не смеялся.

— Ты чего такой нервный? Я же пошутил.

— Шутки у тебя дурацкие. И сам такой же, — ответил я, «прислушиваясь» к странному холоду в груди. — Хоть бы на миг допустил, что я упырь какой-то. Уперся в свои стереотипы как баран. Чего только держат тебя в вашем необыкновенном институте?

Последний вопрос был риторическим, но Дима обозлился:

— В лоб дать?

— Пошел ты! — равнодушно отозвался я.

Он, конечно, никуда не пошел. Насупился. Потом выдавил:

— Так, значит, ты — вампир?

— Да. Достал уже!

— Честно?

— Ща врежу, — пообещал я, точно зная, что так и будет.

— Нет, честно, без балды — вампир?

— Да, дубовая твоя голова! Вампир!

Димка заткнулся. Уставился на дорогу и целых пять минут рулил без единого звука.

Загнал машину в глухую улочку. Из нее въехал во двор мрачного серого здания. Здесь затормозил и, поставив авто на ручник, с блестящими от возбуждения глазами повернулся ко мне:

— Кешка, слушай, а ты не врешь? Ну, правда, не врешь? Ты — вампир?!

Я выбросил левую руку, обхватил ею его голову и с утробным рычанием прикоснулся к пульсирующей жилке на шее. Только прикоснулся.

Димка рванулся было, но я держал его крепко.

Затем отстранился. Отведя глаза в сторону, сказал:

— Веди, Сусанин.

 

Глава 24

— Может, он окочурился? — сказали с одной стороны.

— Не, если вампир — встанет как огурчик! — возразили с другой.

— Одно из двух, — подытожил Димкин голос. — Пациент либо жив, либо мертв.

Где-то я уже слышал что-то подобное. Наверное, мои веки затрепетали, потому что Димка немедленно зашептал:

— Сергей Викторович, смотрите: он приходит в себя.

Кстати, а кто такой Димка? Ах, да…

Открыв свои прекрасные глазки, я оглядел обступившую меня компанию. Зрителей было много: поди, весь институт собрался. И то сказать, месяц назад сам бы прибежал, если бы живого вампира показывали. Блеск! Сделав физиономию кирпичом, я сел на кушетке, медленно спустил ноги на пол.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Дроботецкий, успешно пряча нервозность. В основном, успешно. Голос чуть дрогнул.

— Ну… — я кашлянул, — нормально.

— Мы раздобыли два литра крови. Позавчерашней. Ты уж извини: более свежей не нашлось.

— Нормально, случалось и похуже пить.

«Чего это вы так на меня уставились?»

— Что? — вслух произнес я.

— Ты… ээ… кушать сейчас будешь? — застенчиво вопросил Сергей Викторович. — Просто сейчас оно, наверное, было бы удобней: потом разные тесты пойдут.

— Давайте сейчас! — решился я.

На столик рядом с кушеткой опасливо положили два пакета. Едва я взял один из них, народ дружно отступил на пол шага и кровожадно впился в пакет взглядами.

Зрелище нашли, что ли?

Сказать резкость язык не поворачивался. Так что я просто развернулся к присутствующим спиной. Когда-то все равно придется перекусить. А если уж я здесь задержусь, то привыкать нужно именно мне.

Осушив один пакет, я взял другой. Закончив трапезу, развернулся к обслуживающему персоналу.

— Приятного аппетита, — неожиданно бодро заявил Сергей Викторович. Мол, мы еще и не такое видали.

— Думаю если у кого-то и были какие-то сомнения, — я положил на столик опустошенные пакеты, — то сейчас они рассеялись. — И ехидно посмотрел на Димку.

Тот стоял как ни в чем не бывало. Словно каждый день подобное видит. Может, тоже со способностями какими-то? Узнаю на досуге.

Я нервничал. Тело била противная до омерзения дрожь. Скрывал ее как мог. Рассчитывая на шок, в который должны были впасть сотрудники института, надеялся, что моего состояния никто не заметит.

Время шло, а меня продолжали разглядывать с большим-пребольшим любопытством. Может, кровь на губах осталась? Спохватившись, я провел по ним ладонью: все чисто. Ну, чего уставились?

— А какие меня ждут тесты?

Дроботецкий оживился:

— Сначала сдашь кровь для лабораторных исследований; пара-другая физических тестов — посмотрим, на что способно твое тело. Не мешало бы проверить твою реакцию на ультрафиолет…

— Не надо! — вскинулся я. — Сразу могу сказать: жжет как от кислоты.

— А что, с кислотой ты тоже экспериментировал? — встрепенулся Димка.

Я растерянно посмотрел в его сторону:

— Нет. Это я по прежнему опыту говорю.

— Сделаем, — «успокоил» Дима. — Можно яды заодно попробовать.

На лаборанта зашикали.

— Значит так, Дима, — Сергей Викторович смерил его тяжелым взглядом. Если будешь играться в приколы, я тебе лично голову оторву. Если ОН не сделает это раньше.

И на запястье посмотрел.

— Да я так, пошутил просто, — смешался Димка.

— Я тебя предупредил.

— Да ладно, Сергей Викторович, — неожиданно, даже для себя, вмешался я. Ну, не люблю нотаций! — Он все понял.

Дроботецкий взглянул на меня, одновременно стараясь удержать физиономию пакостного лаборанта в поле зрения. Делать это одновременно было трудно и лицо начальника слегка перекосилось; один глаз устремился в мою сторону, второй — первой время грозно смотрел на Диму, потом решил не отрываться от коллектива и грустно взглянул на меня.

— Кеша, вы еще не знаете этого шкоду. Парень — талантище. Если б не шило в одном месте…

— За что вы меня так, Сергей Викторович? — тут же надулся Димка.

— Цыц! — прикрикнул Дроботецкий. — Расскажи лучше, за что тебя из аспирантуры выкинули!

Лаборант застенчиво улыбнулся и проворковал:

— Неважно.

— Неважно, — пробурчал Дроботецкий и приглашающе кивнул в Димкину сторону. Полюбуйся, мол, каков фрукт.

Я полюбовался. Честно говоря, ничего особенного не увидел.

— Все, идите работать, — махнул рукой Сергей Викторович. — Мне тоже кое-чем заняться не мешает.

Внимательно глянув на окружавший персонал, он выразительно прокашлялся. Сотрудники встрепенулись. Шушукаясь на ходу, отправились заниматься своими делами.

— Ну что, пошли, жертва науки? — радостно осклабившись, Димка хлопнул меня по плечу.

— Пошли, — невозмутимо кивнул я. — А за что тебя из аспирантуры выперли?

— А, ты про это? — лаборант погрустнел. — Так, грехи молодости. Неважно.

— Да колись уже! — я ткнул его в бок. — Всё равно все уже знают.

— Ладно, — решился Димка. — В общем был у меня экзамен. Досрочный. Первого апреля. Сам знаешь, день шуток и смеха…. Комиссия солидная собралась. Я встал за трибуну, вежливо покашлял и говорю: «Вы знаете, коллеги, у меня вчера так голова болела, так голова болела». Ну, типа анекдот.

Я остановился. Согнулся, безудержно хохоча. Димка растерянно топтался рядом. Наконец я выпрямился. Утирая слезы, поинтересовался:

— А дальше что?

— Да ничего! — огрызнулся Димка. — Отправили на пересдачу. Через год. Тоже пошутить решили, наверное.

— Так ты и вправду не знал ничего?

— Все я знал. Думаешь, преподы меня потом слушали? Ну, я обиделся — и наговорил… гадостей. Про то, что сегодня первое апреля и если у кого-то с юмором нелады…. Хорошо высказался, в общем. Меня и фьють, — Дима выразительно махнул рукой. — попросили.

— Из аспирантуры? Ничего себе…

— Все к лучшему. Зато теперь у Сергея Викторовича соискателем работаю. Тоже вариант. Правда, были проблемы с исследованием: то все уже открыто, то ничего доказать не получается. А тут ты подвернулся, ходячее белое пятно. Исследуй — не хочу. Куча новых фактов: мне — на кандидатскую, Дроботецкому — на докторскую. Ничего, что я так откровенно?

— Да ладно… чего уж там… — неуклюже ворочая языком, промямлил я, внезапно ощутив себя тем, кем я теперь и являюсь: лабораторной крысой. Никто ж не заставлял, самое интересное.

— Ну, пошли, что ли?

Начинающий исследователь смотрел на меня так целеустремленно, что у меня не хватило духа послать его подальше и дать деру.

Я покорился:

— Пошли.

Дима ввел меня в небольшой медицинский кабинет. Открыв застекленный шкаф, извлек оттуда подставку с пробирками, пипетку и одноразовое лезвие в пока еще запечатанной упаковке.

Вооружившись этими предметами, лаборант затребовал мою кисть. Взявшись за безымянный палец, отработанным движением проткнул кожу. Пипеткой собрал выступившую капельку крови… и растерянно уставился на абсолютно целый палец: ранка исчезла.

Дима поскреб в затылке. Решительно сжал губы и снова потянулся к пальцу лезвием. Секундой позже я сообразил, почему у него такой странный взгляд, но было поздно: располосованный во всю длину палец заливал кровью поверхность стола.

Напрочь игнорируя мои вопли, экзекутор схватил трубочку и успел-таки взять требуемое количество крови, прежде чем рана затянулась.

— Есть! — удовлетворенно заявил он, сливая кровь в пробирку. — Не ожидал такого, честное слово. Я, правда, много чего думал насчет тебя. Кстати, все хочу один опыт провести. Жди здесь!

Повелительно бросив последние слова, он вскочил со стула и выбежал из комнаты. Надо полагать, за медицинским реквизитом. Ну, мое дело маленькое: сказано ждать — будем ждать.

Дима вернулся минут через пять. Протягивая мне растопыренную пятерню, властно потребовал:

— Дай руку!

Пожав плечами, я подчинился. Лаборант сдавил кисть в крепком рукопожатии. Ладонь пронзили тысячи раскаленных игл, дошли до сердца.

Заорав, я отдернул покрывшуюся волдырями руку; зажав ее между колен, повалился на пол.

Надо мной стоял Димка и повторял:

— Я не хотел. Я не хотел.

 

Глава 25

— Что ты со мной сделал? — простонала с пола жертва науки.

— Кешка, держись, я щас! — выкрикнул побледневший исследователь и выскочил из кабинета.

Что он еще придумал? Гадюку притащит? В далекой стране я видал такие опыты! Нашли суслика для вивисекции!

Но деваться было некуда. Ждал. Было больно, очень больно. Несчастная плоть никак не восстанавливалась. Больше того, волдыри почернели, сжались в уродливые струпья. Кто мог предположить, что простое рукопожатие так на меня подействует? Кстати, а когда мы здоровались в машине, все прошло нормально.

Топоча, в помещение ворвался Димка с трехлитровой банкой в руках. В банке шумно плескалась вода.

Минуту! Кто сказал вода? Может, кислота? Я помню эти угрозы! Правда, для кислоты больше подходит пластмассовая тара…

— Суй сюда руку! — приказал лаборант.

Ищи дурака! Я категорично замотал головой.

— Да вода там обычная, из-под крана! Суй, говорю!

Помогая себе левой рукой, я осторожно погрузил в жидкость обожженную кисть.

— Да ты побультыхай там, пошевели рукой! — командовал Димка. — Пусть эта зараза с тебя смоется.

Я устроил в банке водоворот. Стало немного легче.

— Какая зараза? Чем ты меня так?

— Аа… э… — сказал экспериментатор. — Это чеснок. Хотел проверить… доказать, что сказки врут.

Боль притупилась.

— Так ты себя чесноком намазал?

— Ага.

— Ну ты придурок. Проверил?

— Сам дурак, — Димка ничуть не обиделся. — Зато теперь знаю, как с такой нечистью бороться.

— Да? — я вытащил из банки руку, потряс ею, сбрасывая капли. — Это мы сейчас проверим.

И напрягся.

Мой мучитель слабо дернулся. Подошел ближе, опустил руку в воду, яростно зашевелил кистью. Через полминуты я решил, что чеснок более-менее смыт. Приказав Диме вынуть руку, осторожно ее потрогал. Щиплет немного — но потерпеть можно.

Склонившись над Диминой шеей, я сказал «ааам». Потом отпустил лаборанта.

Парень шарахнулся в сторону. Не сумев сохранить равновесие, повалился на бок. Часто-часто задышал.

— Доволен? — я подбадривающее улыбнулся. — Вот это — эксперимент. А ты, как маленький, с чесноком балуешься.

— Извини, Кеш, — хрипло произнес Дима. — Больше не повторится. Осознал.

Я заставил его подняться, потом освободил от моего влияния:

— Уверен?

— Все, хватит играться! — завопил лаборант. — Уверен! Давай так: я буду честно говорить, что собираюсь сделать — а ты будешь соглашаться.

— В разумных пределах, — предупредил я.

— Какой разговор?! — воскликнул Дима. — Заметано! Как рука?

— Чего? А-а, рука…

Я взглянул на ладонь. Струпья подсохли. На этом заживление остановилось.

— Хочешь провести опыт?

— На мне? — лаборант опасливо отступил на шаг.

— На мне.

Димкины глаза засветились азартом:

— Давай! А какой опыт?

— У вас еще кровь где-нибудь завалялась? Тащи упаковку. Выпью — и посмотрим, заживет ли что-нибудь?!

— Попробовать можно. Только не уверен, что мы кровь найдем.

— Думаю, найдем. Сергей Викторович наверняка что-то оставил на завтра: он еще не в курсе, что я могу долго обходиться без еды. Пока, во всяком случае, — добавил я мрачнее, чем хотелось.

Отыскали начальство. Дроботецкий нас выслушал, прошипел в Димкину сторону «Я же предупреждал!» и достал из холодильника еще один пакет.

— Руку положи на стол, чтобы мы ее видели! — потребовал младший научный сотрудник, он же Дима. Настырный парень — в любой ситуации гнет свое.

Меня его категоричный тон уже начал немного раздражать. Но — опыт есть опыт. Я подчинился. Потом надорвал упаковку. Приложился к ней губами.

Я пил, а они — не отрывая взгляда от моей руки — следили, как заживает кожа. Не до конца, правда — остались маленькие шрамы, но зрители остались под впечатлением. Я — тоже.

— Круто, — проронил Дима, всматриваясь в то место, где только что были волдыри.

— Потрясающе! — выдохнул Дроботецкий. — Практически мгновенная регенерация. Снять забыли. Вот дурачье!

— Чего снять? — не понял я.

— На камеру, — пояснил лаборант и подлил масла в огонь, поведав, как он брал у меня кровь.

Надо было видеть, как у Сергея Викторовича загорелись глаза.

— Значит, так. Сейчас отведешь Иннокентия в спортзал. Сам — мухой! — делаешь стандартный анализ крови. Потом отнесешь ее в химическую лабораторию: пусть определят формулу. Можешь сразу капельку выделить — им и этого хватит. Всё! Вперед!

— Угу, — кивнул Димка и побежал исполнять указания. На пороге вспомнил обо мне. Вернулся. Потянул за локоть, приплясывая от нетерпения.

Бросив меня у входа в спортзал, лаборант умчался дальше. Будет заниматься более важными делами, чем жертву науки развлекать. Эх, не заботятся…

Помещение спортзала было небольшим — где-то 6 х 8 метров. В иных домах комнаты крупнее. В наличии: гимнастическая стенка, пара мячей в углу рядом с баскетбольной сеткой, у дальней стены — штанга и несколько гирь, на полу — три обшарпанных матраса.

Изображать обезьяну мне пока не хотелось. Штанга? Разве что одной рукой попробовать… Ладно, это мы на потом оставим. Стоит вооружиться баскетбольным мячом. В баскетболе важнее всего точность, а раз так, то и экзамен себе устроить интересно.

Я и устроил. Кто как, а я разминку предпочитаю вести в рваном ритме; перебегая туда-сюда, бросать мяч с разных мест. Если при этом еще и вертеться, аки волчок, создается впечатление, что действительно играешь.

Одна только нестыковка: раньше я не попадал в кольцо из поворота. Сейчас — без проблем. Мозжечок перестроился?

Несмотря на мои попытки вымотаться, тело оставалось бодрым; дыхание — легким и спокойным. Даже мозг работал с опережением: просчитывая силу и траекторию броска, едва мяч отрывался от пола. Собственно, просчитывал он и раньше. Но такого количества удачных бросков не было.

Нет, так не интересно.

Я переключился на разнообразные обманные приемы, которые демонстрируют профессиональные баскетболисты. Уж это действительно трудновато.

Ничего сложного. Мяч летал, словно сам собой.

В этот момент и вошел Дима.

— Сыграем? — небрежно предложил я, держа крутящийся мяч на вытянутом вверх указательном пальце.

— Давай! — неизвестно чему обрадовался химик. — Могу дать фору: десять очков устроит? Не, лучше двадцать. Согласен?

— Неа, — протянул я. — Играть будем честно.

— Как хочешь, — Дима пожал плечами. — Но учти: я сильнее играю.

— Значит, у меня будет достойный противник, — невозмутимо парировал я. — Мяч — твой. Я — в защите.

Недоверчиво хмыкнув, Дима поймал брошенный мяч и пошел в атаку.

Играл он действительно классно. Мяч казался живым существом, свободно порхающим вокруг тела. Было невозможно предугадать, откуда он вынырнет в следующий раз.

Немножко так меня помучив, лаборант бросил мяч в кольцо. Я — перехватил, кинул мяч в другой конец зала.

Озадачившись, Дима начал все сначала. Несколько ложных наклонов…. Дима обходит меня с одной стороны, мяч — с другой. Пока я вертел головой, эта «сладкая» парочка соединилась. Бросок!

Наверное, ни один человек, не сумел бы поймать мяч в такой ситуации: руки опущены, к корзине уже летит метательный снаряд. Я человеком не был — и я поймал его. Взял над самым кольцом, призвав на помощь все скорость, которой обладал.

Вот вам и физические тесты!

В третий раз Дима решил особо не мудрить — бросил мяч по крутой гиперболе. И попал бы — настолько был точен этот бросок — если бы я не перехватил мяч у самого потолка. Если честно, большой заслуги в том не было: прыгнул не выше чем на полтора метра — но Дима оценил.

— Неплохо, — признал он. — Давай-ка поменяемся.

Отдал мяч. Чуть пригнувшись, изготовился к защите. Радостно осклабившись, я устроил свой танец с мячом. Мол, такие фокусы и мы делать умеем. Сейчас замотаю тебя окончательно, дождусь, пока глазки в кучу соберутся и тогда бро…

Дима отобрал мяч на третьей секунде. Я растерялся. Матерый гонщик, отличный спортсмен — где конец твоим талантам?

Я увеличил темп. Противник отступил на полшага назад, расслабленно замер. Пора! Поймав мяч, я направил его в кольцо. Димка взвился вверх…. Перехватил! Я заподозрил парня в нечистокровии. Мало ли кто мог встретиться мне в этом шальном институте: вампир, оборотень, киборг, на худой конец!

Опустившись на пол, лаборант перевел чуть сбившееся дыхание.

— Ничья. Согласен?

Я неопределенно пожал плечами.

— Пошли перекусим, — предложил Дима. — Ах да! Ну — посидишь просто рядом.

— Пошли.

На его месте я бы крепко подумал, прежде чем остаться с вампиром наедине. Дима, похоже, мне доверял. Это было приятно.

Перед самым уходом я вспомнил про штангу. Ухватившись за металлический стержень обеими руками, оторвал снаряд от подставки. Ну… если пару «блинов» добавить, можно будет мышцы подкачать. Буду вампиром-штангистом.

От двери на меня смотрел Дима, терпеливо дожидаясь, пока мне надоест упражняться. Похоже, у монстра по случаю появился еще один друг.

 

Глава 26

— Как успехи? — спросил я, устроившись напротив поглощающего бутерброды Димы.

— Ф шмышле? — прошамкал тот набитым ртом. Мне даже неловко стало: отвлекаю человека в ответственный момент.

Подождав пару секунд, я уточнил:

— В смысле анализа крови. Что ты там изучал?

— Аа. Шмотрел… количество эритроцитов, тромбоцитов — стандартный анализ.

— Ну и чего узнал?

— Пока немного: количество лейкоцитов, эритроцитов — в норме. Но чем-то твоя кровь отличается — это факт. Иначе б ты не был вампиром. Может, все дело в форме эритроцитов… или плазме? Я пока не успел посмотреть. Сейчас другие люди над этим трудятся. Я, если честно, жду сенсации. Вот и все успехи.

Дима взял очередной бутерброд, привычным движением откусил почти половину. Любит покушать парень. Как говорится, вампиры вампирами, а обед…. Скорее, ужин. Кстати, а сколько сейчас времени? Я машинально бросил взгляд на часы. Два часа ночи. Как же эту трапезу назвать: поздний ужин или ранний завтрак? Полдник, в общем!

— Ты случайно не в курсе, что со мной еще собираются проделать? — спросил я, чтобы заполнить паузу. Да и интересно же, в конце концов.

— Гооо! — авторитетно изрек Димка. — Много чего. Хотим проверить на практике то, что пока известно только из мифов: влияние серебра, чеснока; возможно, яды…

Меня передернуло от такого подхода:

— Чеснок ты уже проверил, спасибо!

— Шиповник, ультрафиолет, — невозмутимо продолжал лаборант. — Но на тебе лично больше опытов не ставим — если только за редким исключением и очень осторожно. Все реакции смотрим только на сданной тобой крови. Правда, есть у меня одна идейка.

По спине потянуло холодом.

— Какая… идейка? — осторожно уточнил я.

— Осина! — победно возгласил исследователь. — Если легенды не врут, для убийства вампира в его сердце надо вбить осиновый кол.

— И при чем здесь я? — подозревая самое худшее, поинтересовалась жертва. Если дела пойдут совсем плохо, дверь — рядом.

— Ну как? — Дима, казалось, искренне удивился. — А на ком это проверять, если не на тебе?

— Спасибо, я уже сытый, — пробормотал я, поднимаясь со стула.

Рядом довольно заржал экзекутор. Хохоча, ухватил меня за рукав:

— Сядь… расслабься. Сядь, тебе говорю! Никто тебя убивать не собирается.

— Пошел ты! — Я вырвал из его пальцев одежду. — На себе экспериментируй!

— Кеш, да расслабься ты! Я ж пошутил. Ну! Кто ж тебя обидит, такого доброго и пушистого?

— Будешь издеваться, я тебе покажу доброго и пушистого, — зловеще пообещал я, садясь, тем не менее, обратно.

— Никакой издевки, Кеш. Я серьезно.

— В глаз дам, — на всякий случай предупредил я.

— Тихо-тихо! — замахал руками лаборант. — Никакого кола вбивать не будем. Я вот что хочу сделать…. Ты же все равно дневать у нас будешь? Вот! Мы тебя датчиками обклеим и рядышком осиновое полено положим. Всю информации о твоем состоянии и снимем. Если приборы покажут что-то опасное — деревяшку сразу уберем. Ну, как?

— Никак, — хмуро ответил я. — В смысле, другого дурака ищи.

— Почему сразу дурака?

— Потому, Дима, что все твои затеи для меня плохо кончались.

— Дык то я тебе ничего не говорил. Я сейчас — говорю! Между прочим, ты до сих пор жив.

— Сам удивляюсь, — пробурчал я. — Сергей Викторович в курсе?

— Нет, — нехотя признался Димка.

— Вот когда он добро даст — тогда и поговорим.

— Ладно, — нехотя согласился экспериментатор, — пусть будет по-твоему. Пардон, мне надо позвонить.

Я не понял:

— Куда? Вообще-то это не мое дело…

— По межгороду, — уже у самого выхода Дима мельком взглянул на мое лицо. Приостановился. — Ты что, не знаешь, этого прикола?

— Нет…

— Позвонить по межгороду — значит сходить в туалет. Теперь понял?

Я кивнул.

— Кстати, — сообразил приятель, — а тебе не надо? А то сидишь здесь уже уйму времени, а я даже не показал ничего. Пошли?

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, спасибо. Не хочу.

— Ну, как знаешь.

Дима развернулся было, но, окрыленный новой идеей, крутанулся назад:

— А ты в туалет ходишь вообще?

Я? В туалет? Если честно…

— Давно уже не хожу, — растерянно пролепетал я: надо же, самую простую вещь — не заметил. — Как из меня вампира сделали — перестал.

— Хе, безотходное производство! — развеселился Димка. — Да ты крут! Учитывая отсутствие продуктов распада — ненужных, разумеется — мы автоматически избавляемся от проблемы гниения и увеличиваем продолжительность жизни. В разумных пределах, конечно. Правда, эту идею еще надо доказать.

— …Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что ты будешь жить ровно до тех пор, пока в твоем теле будут оставаться резервы энергии, полученной при усвоении организмом донорской крови.

— А — потом?

— Умрешь. Самая обычная голодная смерть. Правда, я предпочел бы в этот момент оказаться где-нибудь подальше.

Дима лучезарно улыбнулся:

— Но все это при условии, что ты не получишь новую порцию крови. Да не расстраивайся ты так. В конце концов, все мы смертны, — добавил он, заметив, как помрачнела моя физиономия.

— Ты вроде куда-то собрался идти?

Дима кивнул. Открыл дверь. Почесал в затылке:

— Ну, так я с Сергеем Викторовичем насчет осины — поговорю?

Я махнул рукой:

— Валяй.

Дима, наконец, оставил меня в одиночестве. Давно пора! Не то чтоб я не соображал, во что превратился, но когда об этом говорят другие…. Он предпочел бы оказаться где-нибудь подальше….

Помню, когда был мальчишкой, любил представлять себя супергероем. А детская мечта вдруг сбылась. И оказалось, что за нее надо платить. Только, боюсь, цена оказалась непомерной.

Я оказался изгоем. Обманываться можно сколько угодно, но я — уже — другой. Этим людям нужен только как объект изучения. А мне нужен кто-то, с кем можно поговорить открыто, честно. И все же — между нами лежит пропасть.

— Чего скис?

Я рывком вскинул голову. У двери стоял Сергей Викторович.

— Да так. Ничего.

— Ничего? — взгляд Дроботецкого изменился, стал пристальней. — Кеша, ты среди друзей. Можешь говорить спокойно.

— Да нет, все нормально…. - в этот момент я вспомнил о телепатических способностях этого человека. — Это личное.

— Как знаешь.

Рядом с шефом встал Дима. Несколько раз перевел взгляд с меня на руководителя и обратно. Сергей Викторович оглянулся, всмотрелся в Димкино лицо. Явно сделал какие-то выводы, но разбираться с лаборантом не стал. Пока.

— Мне тут Дима сказал, ты согласен поучаствовать в одном опыте. Это так?

— Так, — признал я.

— Думаю, тебе не по душе эта затея. Если хочешь — можешь отказаться.

— Да не, все нормально. Я согласен.

Дроботецкий хмыкнул, махнул рукой и повернулся к Диме:

— Под твою ответственность.

— Хорошо, — парень вмиг стал серьезным.

— Если что пойдет не так, — предупредил Сергей Викторович, — сразу прекращай эксперимент.

— Хорошо.

Руководитель института повернулся ко мне:

— Кеша, готов?

— Куда? — испуганно проблеял я.

— Ну как, к физикам в лабораторию. Или ты передумал?

— Так еще же не утро.

— Тем лучше. Сможешь сам все контролировать. Ну, так как?

— Пошли, — обреченно выдохнул я. — Зря, что ли, собирались?

Шествие возглавил Димка. За ним понуро шаркал я. Замыкал процессию Дроботецкий. Идти было недалеко. Физики уложили меня на стол. Обмениваясь возбужденными репликами, рьяно взялись за дело. Облепили меня с головы до пят датчиками и под эти датчики настроили аппаратуру. Нашли ёлочку!

Димка тем временем умчался искать осину. Отсутствовал долго и присутствующие, за исключением подопытного кролика, начали сердиться. Мол, все в сборе, все настроено, а эксперимент тысячелетия никак не начнется!

Наконец лаборант вернулся. Лицо красное, дыхание сбивчивое, в руках — охапка дров.

— Не знал, какое полено выбрать, — пояснил Дима. — Я в этих породах не разбираюсь. Кто-нить в курсе, где тут осина?

Народ отреагировал с достоинством: кто просто замотал головой, кто сделал умный вид, кто снизошел до чистосердечного «не, не в курсе».

Лаборант сгрузил поленья у ближайшей стены. Подобрав одно из них, разогнулся. Подошел ко мне. Положил полено рядом.

Я ничего не ощутил. Дима вопросительно взглянул на физиков, потом взял деревяшку в руку и принялся водить ею над моим телом. Задержал полено в изголовье, пожал плечами и отправился менять раздражитель.

Вернувшись, начал все заново.

— Дима… — заговорил я, чувствуя холод в груди — и смолк: как только полено дошло до головы, связки отказались повиноваться. Голова налилась свинцовой тяжестью.

Потом мне сказали, что под действием осины я находился пару секунд. Я не поверил — так нескоро вернулись органы чувств.

Наконец из тумана выплыли встревоженные лица окруживших меня людей. Мысли путались, я едва мог говорить. Конечности слушались с трудом. Однако — чем дальше, тем больше — я возвращался в нормальное состояние. Через минуту, помогая себе руками, сумел сесть.

— Как ты себя чувствуешь?! — без конца спрашивал Дроботецкий. — Нормально?!

Получив вразумительный ответ, он велел до завтрашнего вечера отдыхать, а остальным — оставить меня в покое. Лично всех разогнал, снабдил меня на прощанье книгой «Три мушкетера». Довел до моей комнаты. Пожелав хорошего отдыха, удалился.

А назавтра — привел ко мне психолога.

 

Глава 27

Он сидел напротив и, честно говоря, слабо был похож на психологов, как я их представлял. Это был парень Димкиного возраста (немного старше меня), без очков и умной физиономии, с папкой в руках — словом, такой же, как и все. Остался невыясненным вопрос: чего припер… э-э… пришел? Мысль, что сейчас будут грузить мозги, радовала мало.

— Петр, — произнес он, протягивая руку.

Пока нормально.

— Кеша, — ответил я, опасливо сжимая протянутую длань.

Похоже, он отметил мою настороженность:

— Кеша, я здесь по просьбе Сергея Викторовича. Он попросил меня о стандартной встрече. В подробности не вдавался. Намекнул лишь, что для науки ты — очень ценный человек. Честно говоря, это для него вы — ценный человек. Для меня вы — просто человек. Со своими плюсами и минусами. Как все. Вы знаете, чем психолог отличается от психиатра?

Я кивнул.

— Прекрасно. Значит, не надо объяснять, что подвоха не будет. Иногда люди принимают тебя то за спеца по психам, то — наоборот — за волшебника. Ладно, все это к делу не относится. Насколько я понял, Вы согласны пройти небольшое тестирование?

— Какое тестирование? — поинтересовался я.

— На ваше эмоциональное состояние. А что, Сергей Викторович с вами это не обговаривал? Я сделаю срез вашего настроения. Может, дам пару рекомендаций. Согласны?

— А если я откажусь?

— Значит, вы откажитесь. Ваше право. Я уйду: заставлять вас никто не имеет права.

Хорошенькое дело. За моей спиной Дроботецкий договорился с этим спецом по психам, а меня даже предупредить забыл. Ну, хорошо, не по психам. Но все равно гадко сделал. Мог бы сказать заранее. В принципе, что бы изменилось? Все равно бы мы договорились: раз дал согласие поселиться в научном центре, чего брыкаться? Силой меня здесь никто не держит. Пусть бы только попробовали! Но все равно неприятно: меня надо было предупредить! И все же, зачем Сергей Викторович все это затеял?

— Хорошо, я согласен, — затея Дроботецкого начинала меня интриговать. — Что нужно делать?

Петр тут же выложил содержимое папки на стол. Отыскал нужный бланк; вместе с карандашом подвинул бумагу ко мне.

Чего подвинул? Чего принес? Я хмуро воззрился на диковину.

Бланк, в свою очередь, воззрился на меня — только не двумя глазами, а тремя колонками. В средней — без конца повторялся один и тот же ряд цифр. В боковых — были слова. Разные почему-то. Над столбиками крупными буквами отпечаталось название: С.А.Н. Типа, кто пройдет этот тест, того будут звать по-японски. Кеша-сан, получается. Мне нравится!

— В каждой строчке, — инструктировал Петр, — есть два противоположных состояния. Например, огорчение и радость. Вам нужно выбрать то состояние, которое в данный момент Вам ближе. Затем обведите одну из стоящих рядом цифр. Чем ближе цифра к тому состоянию, что Вы сейчас испытываете, тем большую выраженность она показывает. Если не можете выбрать между противоположностями, обведите цифру «0». Но желательно делать это как можно реже. Есть вопросы?

— Есть… — я разглядывал странный числовой ряд, в котором цифры, начиная с тройки, стремились к нулю; а затем, от нуля же начиная, возрастали… опять до тройки. Вроде как на алгебре, только там все цифры левее нуля были со знаком минус. — Ничего, если цифры слева и справа будут отличаться? Вот, допустим, возле радости я выберу «2», а возле огорчения — «1»?

— Нет, Кеша, Вы немного не поняли — или я не так объяснил.

«Ты не так объяснил — ясное дело»

— …Вам нужно отметить не две цифры, а только одну. Одну цифру в каждой строчке. Иначе получится, что Вы одновременно чувствуете и печаль, и радость! Цифрой — отмечаете, какое состояние преобладает. Я понятен?

— Угу.

Кивнув, я вооружился карандашом.

Страдал, наверное, минут десять. Потом вернул бланк психологу. Взяв лист в руки, Петр быстро его просмотрел, сам себе чего-то хмыкнул и протянул кипу картинок с черными расплывчатыми пятнами на них.

— Сейчас Ваша задача: сказать, что Вы видите на этих рисунках.

— Ничего не вижу. Только пятно черное. А по цифрам что у меня получилось?

— По цифрам — немного проскальзывает усталость. Но, в целом — работать готовы. Давайте все вопросы в конце: мне нужно будет сопоставить методики между собой.

— Ладно, — покладисто согласился я. — С пятнами мы разобрались?

— Хм, — он поскреб затылок. — Нет. Дело в том, что каждое из этих пятен на что-то похоже. Ваша задача: определить на что именно. Если что-то не будет получаться, отложите картинку в сторону — вернемся к ней позднее. Понятно задание?

— Понятно…

Я нехотя взял первый рисунок. Скажу, что там лягушка.

Но то, что было изображено, на лягушку походило слабо. Скорее, на…

— Кровь! — уверенно произнес я. — Большая лужа засохшей крови.

Петр указал на следующую бумажку.

— Штангенциркуль! — радостно возгласил я. Сходство рисунка с указанным предметом бросалось в глаза.

— Позвонок!

— Дерево со спиленной веткой…

Когда я закончил, светило науки озадаченно терло лоб.

— Давай попробуем еще один тест, — хрипло предложил он, сам не заметив, что перешел на «ты».

Я пожал плечами. Мне, мол, все равно.

Ясное дело, мы попробовали. На возложенном предо мной листе было больше семидесяти вопросов. Правда, ответы ожидались легкие: «да» или «нет». Предложения — вроде бы понятные. Приступим!

Похоже, Петр сам думал так же. Как только я закончил, листок с ответами был выхвачен для придирчивого изучения. Я не мешал: самому было интересно. Ишь, сидит, лобик морщит. Еще бы губами зашевелил для полноты картины!

— Ну, как? — спросил я, когда он закончил что-то подсчитывать и, откинувшись на спинку стула, погрузился в свои мысли. — Что получилось?

Специалист поднял задумчивые глаза и честно признался:

— Сам не знаю пока. Первым у нас был тест на настроение. Можно считать его хорошим. Немного накопилась усталость, но — с кем не бывает? Следующим был тест чернильных пятен. Этот тест используется для… мм… определения направленности личности. Меня смутило, что среди ассоциаций есть токарно-слесарные инструменты. Вы, наверное, часто имеете с ними дело?

Я помотал головой.

— Нет?! А желания заняться чем-то подобным не возникало? Ну, работать по этой профессии? Тоже нет?.. Ладно, это оставим. У Вас не было какого-то расставания с близкими — физического или эмоционального?

— Было, — признался я, так и не сумев скрыть удивление. — А как Вы узнали?

— Вы что-то сказали про отломленную ветку, я и предположил.

— Спиленную ветку, — автоматически поправил я.

— Да? А в чем разница?

— В том, что, если ветку спилить, обратно она уже не прирастет.

— Угу. Кеша, давайте договоримся: я сейчас буду говорить слова, а Вы в ответ — первое, что приходит в голову. Даже если это будет полной бессмыслицей. Идет?

— Идет, — мне стало весело.

— Тогда начинаем. Пятачок!

— Вини-пух.

— Сосна.

— Дерево.

— Ежик.

— Иголки! — игра начинала меня увлекать.

— Кровь.

— Жаж… э… лужа!

— А что Вы хотели сказать вначале?

— Жажда, — медленно произнес я.

— Угу. Продолжаем. Поросенок!

— Свинья.

— Кабан!

— Хряк.

— Позвоночник!

— Опора.

— Позвонок!

— Здоровье.

— Молодость!

— Жизнь!

— Здоровье!

— Кровь.

Упс! Я опять брякнул что-то не то…

— Тест чернильных пятен, — уже вещал Петр, — дает что-то совершенно непонятное. Или, скорее, я просто плохой специалист. Меня смущает слово «кровь». Скорее всего, однажды Вы стали свидетелем трагедии. Если хотите, можно поговорить на эту тему.

Я покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Дело Ваше. Но скажите хотя бы, трагедия — была? Я спрашиваю не из праздного любопытства. Просто запутался, сам толком ничего не понимаю, — Петр внимательно смотрел в мои глаза.

— Нет.

— Ну, хорошо, — вздохнув, он поднялся. — В таком случае, я пойду. Можно?

— Да идите, мне-то что? — я смутился. Потом вдруг вспомнил. — А что выявлял последний тест? Где много вопросов.

— Последний? — гость задержался у двери, оглянулся. — Тест на агрессию. У Вас — в пределах нормы. До свидания.

— До свидания…

Вот так: пришел, умных вопросов накидал, ушел. Юлий Цезарь, блин! Чего вообще прицепился к этой крови? Решил, что я псих? Да нет, сам сказал про трагедию. Сам. И угадал, паршивец! — последнее слово отдавало восхищением. — В принципе, не смертельно: мало ли с чем я мог в жизни встретиться. Автомобильная катастрофа, например…

— Что он вам сказал? — бросился я к Дроботецкому, едва тот шагнул в комнату.

Сергей Викторович радостно ухмыльнулся:

— Сказал, что ты пережил какое-то эмоциональное потрясение, связанное с видом крови. А в остальном — обычный человек. С чем тебя и поздравляю!

 

Глава 28

— Обычный ли? — усомнился я. — А чего тогда такой рацион странный?

— Ничего не попишешь: нехватка гемоглобина.

Дроботецкий сокрушенно развел руками, вроде как это он виноват.

— Пока ты спал, химики подкинули информации — насчет твоей крови. Многое, конечно, непонятно еще, но пару гипотез выдвинуть можно. Только ты учти: это — просто версии.

Я согласно кивнул:

— Хорошо.

— Прежде всего, ты действительно можешь жить очень долго. Дима поделился со мной идеей насчет безотходного производства. Похоже, он прав.

— И что мне, всегда пить кровь?

— А тебя это смущает? Давай по порядку, с самого начала.

Ты — своего рода аномалия. Это верно, если как норму рассматривать простых людей. То есть ты не такой, как большинство. Сам знаешь: спишь в другое время; пищу надо другую; я уже не говорю о физическом состоянии. Но внутренне — ты остался человеком. Ты не убийца-кровосос. Слышишь меня?! А если внутри ты — парень по имени Кеша, значит, причина твоего превращения кроется исключительно на физиологическом уровне. Ты заражен вирусом.

— Что? — я решил, что чего-то недопонял.

— Вирусом, — невозмутимо подтвердил Дроботецкий.

— Типа гриппа, что ли? Переболею и — пройдет?

— Вряд ли все так просто. Вич-инфекция — тоже вирус, а переболеть пока никому не удалось.

Сергей Викторович присел рядом, положил ладонь на мое плечо:

— Ты не переживай так. В твоем случае, болезнь — как бы и не болезнь. Помнишь, я говорил насчет нормы и аномалий? Так вот, в определенном смысле это я, по сравнению с тобой, выбраковка. Вирус сделал твой организм куда более совершенным, чем он был прежде.

— В обмен на питание кровью…

— В обмен на питание кровью, — согласился Дроботецкий. — Ты сам не знаешь, насколько прав. Твои возможности увеличились — и многих из них мы даже не знаем — но этот же вирус перевел тебя на новый режим питания. В первую очередь тебе нужен гемоглобин, который входит в ее состав. Прочие компоненты, конечно, тоже усилят твою энергетику, коли у нас безотходное производство; но гемоглобин — основной материал, поддерживающий твое существование.

Чего? Гемоглобин поддерживает мою жизнь?

— Это, конечно, только предположения, — заторопился Сергей Викторович. — Кое-что может оказаться совсем иначе; я просто излагаю рабочую гипотезу.

— А что со мной делает ультрафиолет?

— Ультрафиолет? Э-э… Мы ж экспериментов пока не ставили, но, судя по твоим словам, ультрафиолет гемоглобин выжигает. Не знаю. Все это надо проверять и перепроверять. Но! Если теория верна, продолжительность твоего пребывания на солнце будет зависеть от количества накопленного в тканях гемоглобина. Правда, будет больно.

— Угу, — глубокомысленно сказал я. — А что будет, когда гемоглобин закончится?

— Скорее всего, ты высохнешь. Превратишься в подобие мумии. Это, конечно, теория, но, если хочешь, можем проверить.

— Нет, спасибо! — Я содрогнулся. — Поверю на слово.

— Организм будет требовать новую порцию крови, — размышлял ученый. — А это означает, что в тебе проснется жажда. Чем больше ты будешь находиться под воздействием ультрафиолета, тем больше она будет усиливаться. Тебе нужно быть осторожным.

Я вспомнил свои первые дни в роли вампира — повтора не хотелось.

— В принципе, то же действие, пусть и более медленное, — продолжал Дроботецкий, — должно оказывать голодание. Ты же, как я понял, способен долгое время обходиться без пищи — будто успел сделать запасы гемоглобина. Но, учитывая, что вампиром ты стал недавно, это маловероятно. Скорее, невозможно. Значит, наша теория ошибочна.

— Теория… верна, — хрипло сказал я. — Я взял кровь… у другого вампира.

— ?

— Я его убил.

Сергей Викторович смерил меня взглядом, потом медленно кивнул:

— Какое непростительное упущение — забыть о прочих вампирах! Но это означает, что вирус действительно передается…. Как тебе удалось победить более опытного?.. Прости, я не знаю, что говорю: мысли путаются.

Я решил поменять тему:

— Сергей Викторович, а что там с моим бессмертием? Я действительно буду жить вечно?

Дроботецкий вскочил и зашагал взад-вперед по комнате:

— Это… маловероятно. Вечный двигатель — в принципе — невозможен. Не будем сейчас рассматривать теологические аспекты, переход энергии из одной формы в другую. Я думаю, что… с учетом твоего перестроившегося организма ты действительно будешь жить долго. Очень долго. Но не вечно. Многие внутренние органы работают с гораздо меньшей нагрузкой. Это уменьшает их износ. Остается сердечная мышца. Учитывая насыщенность крови питательными веществами, со временем твое сердце будет биться медленнее. Рискну предположить, что частота сокращений снизится на порядок — скажем, до десяти ударов в минуту. Соответственно, снизится внутреннее давление и температура тела. Давление, хм…. Здесь встает вопрос о разнице давления с внешней средой. Не знаю, Кеша. Точно ничего сказать не могу — все это лишь гипотезы.

— И сколько я буду жить?

— Ориентировочно…. Несколько тысячелетий. Но ты сам понимаешь: я могу ошибаться.

— Несколько тысячелетий, — тихо проговорил я, ошеломленный цифрой.

— При регулярном питании, разумеется, — напомнил Сергей Викторович.

— Угу…

И что я буду делать, когда все мои близкие состарятся и по одному отойдут в мир иной?

Сергей Викторович, как всегда, почувствовал мое состояние.

— Представляешь, какой опыт?! — вдохновенно сказал он, перестав бегать по комнате. — Сколько знаний! Представляешь, каков потенциал! С такими возможностями ты будешь творить историю!

«Нужна мне эта история…»

— Не хочешь? Ну, и не надо, черт с ней! Кешка, ты же классный человек: жизнь будет делаться лучше от одного твоего присутствия! Я как подумаю о тех, других вампирах, истинных кровососах, душа радуется, что есть ты! Кстати, а куда делся тот, кто сделал тебя вампиром?

— Я его убил, — равнодушно сказал я.

— Как??

— Выпил, — меня начало трясти.

— Но как? Если верить легендам, ты бы не справился с таким монстром!

— Я был не один.

— Не один?! С кем? Прости, я, наверное, слишком навязчив. Я должен обезопасить своих сотрудников. Если вампиры узнают, что мы их изучаем, они могут напасть!

— Все в порядке, — устало сказал я и рассказал все с самого начала — от выхода поздним вечером из библиотеки и мук голода до встречи с отцом Василием, наших с ним долгих бесед и, наконец, совместной борьбы против породившего меня создания.

Дроботецкий слушал внимательно, практически не перебивая. Лишь кое-где вставлял уточняющие вопросы.

Когда я закончил свое повествование, его деятельный ум уже захватила другая проблема:

— Тебя, кстати, зарплата в восемь тысяч рублей устроит?

— Согласен и побольше, если можно, — осторожненько так заявил я. А что, родителям-то обещал зарплату в десять тысяч! Может, добавят немного?

— Вряд ли, — ответил Дроботецкий, как мысли читая, и лишь потом я сообразил, что он отвечает на мою реплику. — Мы хоть и под крышей ФСБ, но финансируемся не столь отменно, как тебе хочется. восемь тысяч — это максимум. Во всяком случае, пока.

Я вздохнул:

— Ладно…

Загляну в гости к знакомому наркоторговцу — поди ж, поделится бумажками, не откажет.

— А что, вас контролирует ФСБ?

Сергей Викторович улыбнулся.

— Если ты имеешь в виду наш институт, то — да. А меня лично — никто не контролирует.

Я перевел дыхание:

— Значит, обо мне они не узнают?

— Я же спрашиваю: зарплата в восемь тысяч тебя устроит? Подобную сумму получают начинающие сотрудники. Но, если тебе этих денег мало, можно сообщить наверх, что у нас есть живой вампир, готовый работать. Тебя тут же засыплют бумажным дождем.

«Оно, в принципе, и без денег неплохо»

— Ну, так как? — Дроботецкий выжидательно смотрел в мою сторону. Конечно, он уже знает ответ!

— Нет, спасибо. Восемь тысяч меня устроит.

— Договорились! А твоего священника мы найдем обязательно. Он, наверное, уже беспокоится, куда ты пропал.

— Да, наверное, — вдруг сообразил я.

— Ладно, ты отдыхай пока. Димка что-то запаздывает. Как подойдет — возьмет еще пару анализов. А завтра, если все будет нормально, я устрою тебе встречу с отцом Василием. Говоришь, от того что перекрестит, мышцы немеют?

Я кинул.

Дроботецкий в задумчивости потер переносицу:

— Ну, дела…

 

Глава 29

— Га-а-аворят, мы бяки-буки… — мычал я, приближаясь к жилищу наркоторговца. Мелкого, конечно, крохотного такого наркоторговца, но все равно нехорошего человека. По своей нехорошести он вряд ли захочет поделиться деньгами добровольно. Заставим.

Ну, это если надо будет. Пока что я вежливо позвонил, культурно дожидаясь, пока мне откроют. Ждать пришлось долго. Потому я изящно облокотился на кнопку звонка: терпение — одна из моих добродетелей!. За дверью послышался жизнерадостный мат, что было вполне закономерно: противно просыпаться посреди ночи, да еще под такой пронзительный звон. Ну, насчет последнего он сам виноват. Надо было поставить вовремя мелодичный звонок — продрал бы глаза под пение соловья.

Шарканье босых ног за дверью наконец стихло. Смотрит в глазок.

— Открывай уже, — я был настроен миролюбиво. — Чего за дверью держать-то?

Дверь, кстати, была новая. Неужто опять начнет выпендриваться? Эдак один ремонт в копеечку выльется.

Похоже, хлопца за дверью волновали схожие мысли: замок заскрипел и открылся. На пороге возник трясущийся хозяин квартиры.

— Чего тебе?

— Денег, — признался я. — У меня финансовый кризис.

— Денег нет, — глухо заявил наркоторговец. — Я на мели.

Я же говорил: добровольно не отдаст.

— Убью, — вежливо предупредил я. — Лучше сам достань.

Он побелел еще больше, но не сдался:

— Осталось триста рублей. Это все.

— Да ну? Продаешь наркотики — и без денег?

Он пожал плечами. Мол, делай, что хочешь, а мне добавить нечего. Может, и правда не врет? Или врет?

— Меня на счетчик поставили, — хмуро сказал он. — За то, что вовремя не рассчитался. Ты сам последние бабки унес. Понятно теперь?

Предо мной стоял смертельно уставший человек. Уставший до такой степени, когда страх отступает. Он и не боялся: смотрел на меня спокойно, даже с некоторым достоинством. Даже дрожать перестал.

Говорят, в средние века, когда в каждом доме жили поверья насчет нечистой силы, обычный крестьянин боялся ее не больше, чем своего господина. А чего ее сильно бояться? Она податями не обложит, плетями до смерти не запорет, на счетчик не поставит… Так, дверь выломает — и все!

Я заглянул в его мысли.

Правда, все правда! И то, что устал; и то, что убьют, если не расплатится. И то правда, что стал добавлять в порошок мела больше обычного. И верно, что один парень уже погиб от этой смеси, и теперь орда взвинченных друзей покойного так и норовит выловить где-нибудь в переулке.

Кто же тогда я сам? Чиста у меня совесть или — сам стал убийцей? Неужели насилие, пусть даже совершенное во имя Добра, к нему не ведет?

— Сколько ты еще должен отдать?

— Если принесу завтра — три штуки. Послезавтра будет — четыре.

Я залез в карман брюк, нащупал там пачку банкнот — и протянул деньги ему. Он не взял. Хотел взять, я видел, и не брал. Боится?

— Вот мои условия, — начал я, — завязываешь с наркотой и ищешь нормальную работу — хоть дворником. Будут уговаривать вернуться старые знакомые — тяни резину, сколько сможешь. Потом я приду в гости и со всеми… поговорю. Ты меня понял?

Он кивнул.

— Деньги возьми, — проговорил я. Неожиданно жалобно, кстати. Не люблю выглядеть скотиной.

Он медлил.

— Ладно, можешь не брать, — отрезал я, опуская руку. — Но тогда ты сдохнешь. Сам понимаешь. Я тебе хоть какой-то шанс предлагаю.

— Ты будешь мой крышей? — потеряно спросил он.

Я даже улыбнулся.

— Типа того. Да!

— И сколько я должен тебе платить?

Тьфу, балда!

— Ничего! Перестанешь травить людей — и мы в расчете!

— Хорошо… — он нерешительно уставился на зажатые в моей руке купюры.

Я протянул их снова. Он взял. Бог его знает, чего подумал при этом. Ну, погодим судить о людях плохо. В смысле, все имеют право на еще один шанс.

— Мы договорились? — я взыскующе ловил его взгляд. Смотрел строго, требовательно, как имеющий на то право. Хотя… кто может сказать, где заканчиваются наши права и властвует совесть другого?

— Договорились.

Глупо, конечно, но обошлось без заглядывания в его мысли. Всегда хочется сохранить хотя бы соломинку надежды.

Я развернулся и вышел.

Вот так неожиданно бойскауты и совершают хорошие поступки! Может, наставлю человека на путь правильный. Как говорится, сделать зло никогда не поздно. Но поздно бывает его исправить. Кем говорится? Ха, никем! Это я придумал! И еще успел исправить. Что интересно, сначала деньги хотел забрать. Тоже, умник великий! Приперся вершить суд без суда и следствия. Инквизитор хренов! Вот уж действительно: сила есть — ума не на…

Я рефлекторно шагнул в тень, пристально наблюдая за легко шагающим незнакомцем. Кого-то здорово напомнила эта походка. Кого-то очень нехорошего. Я бы сказал, неприятного.

Конечно, он почувствовал мой взгляд. Чуть сбившись с шага, повернул голову, встретился со мной глазами. Ё!!

Испуганный, я попытался отступить, но лишь уперся спиной в здание рядом. И почему я не вышел из подъезда на пять минут позже?!

Прятаться от такого существа не было смысла: наверняка он видит в темноте гораздо лучше меня. Изобразив гримасу, которая должна была напоминать улыбку, я пошел вперед.

Фаргел рассматривал меня спокойно, с явным любопытством:

— Кто ты?

— В-вампир, ты же сам видишь, — остроумно заявил я. Подумал и добавил. — Приветствую тебя, Сильнейший.

Судя по довольной ухмылке, лесть ему понравилась. Не каждый день, поди, Сильнейшим кличут.

— Я тебя раньше не видел. Откуда ты?

Чего пристал? Живу я тут!

— Я здешний. Из этого города.

— Из Омска? — недоверчивые глаза оглядели меня сверху донизу. — Последний раз я был в этом городе лет сто назад. Тебя здесь не было.

— Я новичок, Сильнейший.

— Верю. Но для новичка ты очень силен.

— Мой родитель отдал мне много крови, — совершенно честно признался я. — Это она сделала меня таким.

— Вот как? — Фаргел благожелательно смотрел на меня. — И кто же твой учитель?

— Николай Иваныч. Он попросил, чтобы я так к нему обращался.

— Как? — Вампир выглядел озадаченным.

— Николай Иванович, — повторил я и по-детски захлопал ресницами.

— А как его фамилия?

Фаргел больше не улыбался. Я тоже перестал — на всякий случай.

— Не знаю, он хотел, чтобы я называл его по имени-отчеству.

— Опиши его мне.

Сказано — сделано. Я прилежно набросал словесный портрет своего «учителя», даже твидовый пиджак не забыл.

— Борис! — обрадовано воскликнул Фаргел. — Так он здесь?!

Я пожал плечами:

— Не знаю. Два месяца назад был здесь.

— Ладно, найду. А тебя как зовут?

— К… Костя, Сильнейший.

Фаргел поморщился:

— Заканчивай подхалимничать. Или Борис рассказал тебе про Бессмертных?

— Конечно, — с готовностью откликнулся я. — Все вампиры бессмертны.

— Не все. Новички вроде тебя не могут без еды, постоянно ищут жертву. Но есть те, кто настолько стар, что может голодать долго, очень долго. Это и есть Бессмертные. Старейшие.

Я знал о них. Знал уже давно, но выбросил это знание из головы. Зря. В дальнейшем буду доверять снам. Фаргел истолковал мое молчание по-своему:

— Меня приняли в это сообщество семьсот лет назад. Тогда мне было всего полторы тысячи лет — слишком молод для вершителя судеб мира — но меня приняли.

— Ты, наверное, совершил какой-то великий поступок, — подозревая ответ, спросил я.

— Да, — он вдруг добродушно улыбнулся. — Убил отступника — вампира, который перешел на сторону людей, истребляя нас.

— Отступника? — я потупился, чтобы он не заметил моего бегающего взгляда. — Фельве?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Учитель рассказывал. Тебя зовут Фаргел?

— Я вижу, Борис рассказал тебе очень много.

Старейший открыто веселился. Меня от этого веселья била дрожь. Непредсказуемый тип. От таких нужно держаться подальше.

— Да, наверное. Но как же ты победил Фельве? Он был так силен…

Фаргел не стал спорить:

— Очень силен. Друд всегда очень силен. Я перехитрил его: заставил израсходовать энергию на новичков, потом — напал сам.

Я медленно кивнул, соглашаясь с мудростью такого решения.

— Ты настоящий гений, Сильнейший.

— Перестань, — отмахнулся тот. — Я ж сказал тебе: хватит подхалимничать. Хочешь спросить что-то еще?

— Н-нет. Мне пора. Ты отпустишь меня, Сильнейший?

— Увидимся, юноша. Счастливой охоты.

 

Глава 30

Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…

Ничего подобного: МЫ ПРОПАЛИ!

Приблизительной к этой фразе сводилась моя речь внутри здания засекреченного НИИ. Я всегда так развлекаюсь.

Слушатели внимали с разными физиономиями: на чьих-то лицах виднелись отблески зароненных мной страхов; Сергей Викторович стоял неподвижно, заложив большие пальцы рук за пояс. Каменное лицо руководителя института ничего не выражало. Димка — если судить по его мордашке — чихал… ой, простите, даже плевал на каких-то там сра… загадочных вампиров. Вроде как даже удивляется: чего столько шума из-за какого-то там Фаргела? Оказавшийся здесь же отец Василий молитвенно шевелил губами, во взгляде — сосредоточенность и уверенность в себе.

И чего я тут разоряюсь?

— Давай проясним отдельные моменты, — сказал Дроботецкий, когда я выдохся. — Ты сказал, что видел этого Фаргела во сне.

— Да.

— Угу. И в этих снах ты тоже был вампиром, только тебя звали иначе. Фельгер?

— Фельве!

— Ладно, неважно. Допустим, раз это сокровище здесь объявилось; допустим, твои сны — вещие. Можно даже принять как версию, что ты в прошлой жизни был этим самым Фельве. Вот здесь меня интересуют два момента.

Я напрягся:

— Какие?

— Момент первый. Постарайся вспомнить, представить себя на его месте. Вживись в его тело, вспомни мысли… почувствуй его силу…. Готово?

Слишком занятый, чтобы отвечать вслух, я кивнул.

— Скажи, этот Фельве сильнее тебя, Кеши Скиба? И если да, то насколько?

Я молчал. Народ ждал.

— Намного, — наконец признался я. — Фельве был друдом — вампиром, пьющим кровь других вампиров.

— Тогда ты тоже друд.

Я медленно покачал головой.

— Нет. Я сделал это один раз. Он — забирал силу вампиров постоянно.

— И это существо грохнул твой Фаргел? — заинтересовался Дима.

— Да.

— И второй момент, — быстро, пока Димка не успел вставить слово, проговорил Дроботецкий. — Как Фаргел одолел Фельве. Каким способом? Что он сделал?

— Обманул, — глухо, вновь переживая кошмар, ответил я. — Заставил растратить силы — и сразу напал.

— И? — требовательно спросил Дроботецкий

Что и? Я удивленно захлопал ресницами:

— Выпил.

Это шефу не понравилось. Задумчиво потерев подбородок, он сообщил:

— Похоже, у нас действительно возникли некоторые сложности.

«А я о чем толкую?!»

— Прорвемся! — беззаботно махнул рукой Димка. — Чеснока навешаем, синих ламп накупим…

— Дурень! Молчи лучше! — тут же понеслось со всех сторон. Нервничает народ. Наверное, ужастики про вампиров вспоминают. Поди, и моему соседству не шибко рады.

Отец Василий ничего не сказал, лишь молчаливо огладил холодную поверхность креста на груди.

— А что, Дима дело говорит, — неожиданно заступился за помощника Сергей Викторович. — Делать вид, что опасности не существует и прятаться от нее под кроватью — глупо! Раз Дима эту идею выдвинул, ему ее и реализовывать.

Гримасы страха сменились на веселые рожицы. Присутствующие ехидно заулыбались. Кое-кто дружески толкнул инициатора.

— Было бы хорошо окропить помещения святой водой, — продолжал Дроботецкий. — В данной ситуации пренебрегать ничем нельзя! Отец Василий, мы можем просить вас об этой услуге?

— Да, — священник склонил голову.

— Хочу обратить ваше внимание вот на что, — Сергей Викторович теперь обращался к сотрудникам, — Фаргел настроен к Кеше доброжелательно. По степени опасности этот вампир вряд ли превосходит хорошо известных нам черных магов. Да, это существо может подчиняться иным законам, но вы давно знаете: все в мире уравновешено. Значит, есть сила, которая сильнее монстра. Разве отец Василий не такой же человек, как и мы? А ведь он уже победил одно такое чудовище! Сделал это благодаря одной только Вере! Нам ли жаловаться на собственное бессилие? Ведь каждый! Каждый из нас — обладатель каких-то способностей! Подумайте! Наши таланты, да Вера, да знания о противнике позволят нам справиться с любой ситуацией! Потому — запасайтесь чесноком. Если кто не крещен — креститесь. И — продолжайте жить!

Дроботецкий шумно вздохнул, обвел нас взглядом и добавил:

— Все, давайте расходиться. Может, этот Фаргел вообще нами не заинтересуется. Кеша, задержись. Отец Василий, вы — если можно — тоже. Дима, я вижу, все решил за меня.

Ясное дело, решил! Самодовольно развалился на стуле с таким видом, будто здесь вырос. Ишь, глазками лукавыми постреливает: что-то сейчас делать будем?

— Кеша, вампиры могут чувствовать друг друга на расстоянии?

Чувствовать? Я-то откуда зна…

— Могут, — уверенно сказал я. — Правда, Фаргела я сначала увидел, но я тогда задумался просто.

— А ты можешь как-то заблокироваться себя, спрятаться, чтобы он не нашел?

— Н-не знаю… Нет, наверное. Никогда не пробовал. Тем более от вампира такого уровня. Я понятия не имею, что он может!

— Ясно. Спрятать тебя будет трудно.

— Давайте его запрем!

Все дружно повернули головы в Димкину сторону — что за фунтик тут разговаривает?

— Где? — саркастически поинтересовался Дроботецкий.

— Да хоть где! К шефам можно перебраться. У них все двери на электронике.

— Не поможет, Дима, — грустно сказал я, вспомнив, как сам недавно двери взламывал. И лаборант, глянув на меня, понял: не поможет.

— Да что мы тут петушимся?! — вдруг возопил он. — Вампир вампиру глаз не выколет, то есть… тьфу!

Сергей Викторович поначалу задумался, потом возразил:

— Не факт. Если бы все так мирно было, друды бы не появлялись. Но они есть — на наше счастье. Естественное ограничение размножения вампиров… Кеша, а ты можешь пригласить к нам какого-нибудь друда? Нет, плохая идея: только лишнее внимание привлечешь.

— Ага, а то друд решит, что глупо искать пищу, если Кешка сам пришел, — осклабился Димка. И как его Дроботецкий выносит?

Шеф отстраненно кивнул лаборанту и закончил мысль:

— Поддерживаю первоначальный вариант: будем делать заслон из чеснока.

Я представил себе гирлянды на стенах, чесночный запах — и мне поплохело. Не знаю как Фаргел, а я в таких условиях точно в ящик сыграю. Без права вылезания.

— А я как по институту ходить буду?

Институтские умники переглянулись.

— Забыли, — сказал Сергей Викторович.

— Может, пусть в маске бродит? — предложил Димка. — В противогазе? И дыхательные пути защищены и глаза.

— Ты его еще в шкаф запри, — посоветовал Дроботецкий.

— Да ну, как исследования-то вести? — возразил лаборант.

— Может, без чеснока обойдемся? — попросил я.

— И поставим жизнь сотрудников под угрозу? — Дима наклонился в мою сторону. — Кеш, ты классный парень. У тебя умная голова. Придумай чего-нибудь, а?

— Лучше мне уйти отсюда, — чувствуя странную робость, буркнул я. — Под удар всех подставляю. А так, если постоянно буду перемещаться, меня будет трудно найти.

— Это нам будет трудно тебя найти, — возразил Сергей Викторович. — А вот он такого бегуна быстро отловит. Так что сиди здесь. Может, этот Фаргел вообще тебя искать не будет; покрутится в городе неделю-другую и отправится по своим делам.

— Даже если и захочет — все равно не найдет! — встрял Димка. — Сенсы тебя заблокируют так, что он и в двух шагах ничего не почувствует.

— А вот это мысль! — одобрил Сергей Викторович. — Сиди здесь, Кеша. Все ясно?

Деваться было некуда. Я кивнул.

Шеф развернулся к священнику:

— Отец Василий, в учении церкви что-нибудь сказано о вампирах?

— Если бес вселяется в человека, он может заставить делать всяческие богомерзкие поступки — и даже пить кровь; но что до упырей — тут я ничего сказать не могу. Но любая нечисть боится креста святого и бежит от молитвы.

— А святая вода?

— А как же! Она любую грязь убирает, потому люди ее любят, а он — боится.

— Боится?

— Да. Страшные из-за нее муки нечистый терпит. Она от грехов очищает, а кто в грехе увяз, тем тяжелее всего приходится. Страдает он, а потому не хочет вернуться к Богу, потому что путь этот лежит через страдание.

— Отец Василий, — осторожно молвил Дроботецкий, — мы сейчас не говорим о вечном споре Добра и Зла. Я прошу вас помочь в ДАННОЙ ситуации.

Священник поднял руку и трижды перекрестил Сергея Викторовича:

— Что вы чувствуете?

— …Ничего.

— Ничего, потому что не слушаете себя. Сосредоточьтесь, я сделаю это медленно.

Отец Василий перекрестил собеседника вновь.

— Чувствуете что-нибудь?

— Легкое тепло, по-моему.

— Не факт! — пренебрежительно отозвался Димка. — Это может быть элементарное самовнушение.

— ВЕРА! — со значением сказал отец Василий. — Вера в Бога, в Любовь, в Правду всегда делала людей сильными. Чтобы молиться, мало говорить слова: нечисти будет не по себе — но и только! А когда молитва идет от души, когда слова любви искренни, вот тогда вы одеваетесь в броню Духа, тогда вас охраняет сила Святости. В ВЕРЕ — наша Сила.

 

Глава 31

— Идите и будьте благословенны, — пробормотал Димка.

Сергей Викторович смерил его уничижительным взглядом. Отец Василий сделал вид, что не слышит.

— Дима, не будь балбесом, — вежливо сказал я. — Чего ты вообще в этом институте делаешь?

— Сижу, — огрызнулся приятель. — Отделяю зерна от плевел, если угодно.

— Ну, и каков результат твоих отделений? — поинтересовался Дроботецкий.

— Результат? Я думаю… — Дима набрал в грудь побольше воздуха и стразу стал серьезным. — Я думаю, этот Фаргел нам не страшен. По крайней мере, на данном этапе.

— Почему ты так считаешь?

— Мы примерно знаем, чего от него ждать. А он про нас ничего не знает. Он — одинокий волчара, мы — группа единомышленников. Днем — он бессилен. Ночью — нам поможет Кеша.

— И отец Василий, — добавил Сергей Викторович.

Священник тактично промолчал.

— Пусть так, — согласился Дима. — На данном этапе мы даже могли бы перейти в наступление…

— Не лезь поперек батьки в пекло! — отрезал шеф.

— А я и не лезу. Рисковать — со смыслом надо. Всех вампиров все равно достать не получится, а сами — засветимся. Лучше ограничиться простым наблюдением.

— Ты о чем?

— Надо подключить сенсов: пусть тихонечко так, ненавязчиво просчитают этого Фаргела, а заодно и всю его компашку: где тусуются, чего хотят.

— Это опасно, Дима, — предупредил Дроботецкий.

— Риск есть, но мы это уже делали: опыт есть. И кто такие вампиры? Создания, привыкшие тупо использовать свою мощь. Они примитивны по сравнению с нами.

— Дима, ты ошибаешься.

— Нет, Сергей Викторович, наоборот! Вы только подумайте, — лаборант наклонился вперед и с азартным огоньком в глазах заговорил громче, — зачем задумываться о тонких материях, если цели можно добиться совсем простым путем? Все, что ты захочешь, делается само собой! Они — как танки: мощные, тугодумные — и совершенно не способные защищаться от удара с воздуха!

— Насчет тугодумных ты перегнул! — обиженно вставил я, но Димка меня не слушал:

— А мы — в этом самом «воздухе» — можем все! Когда они придут атаковать — нас уже не будет. Только начнут что-то планировать — мы уже будем в курсе! Сергей Викторович, надо подключать экстрасенсов!

— Дима, ты заигрался в компьютерные игрушки. Здесь мы рискуем человеческими жизнями.

— Я знаю. Разве я много прошу? Давайте не будем изображать перепуганных страусов.

— Красиво сказал. Как полководец перед битвой. Только драться мы — не станем!

— Полководец и есть, — подтвердил отец Василий.

Дима посмотрел на меня. Пришлось внести свою лепту:

— Вот именно, — заявил я, — перед битвой, а не после. Потом ты наверное, будешь зализывать раны и сокрушаться, что не все продумал. Если будет чем сокрушаться. Сергей Викторович, может, действительно привлечь экстрасенсов? Попробуем на мне. Пусть наблюдают, когда им захочется — в любое время суток. Если ничего не замечу, можно будет заняться Фаргелом.

— Ага! — радостно взревел Димка.

— А-бэ! — грубовато отозвался я. — Строить планы легко, но ты не видел этих монстров в действии. Да захоти я всех здесь вырезать — кто меня остановит?! Ну, за исключением отца Василия, — я виновато взглянул на священника. Тот остался спокоен.

— Я тебя остановлю, — вдруг заявил Димка.

— Ты??

— Дима, ты чего придумал? — забеспокоился Дроботецкий.

— Я, — скромно признался непутевый лаборант, глядя в мою сторону. Начальника он как бы не слышал. А со мной, значит, разговаривает? Надо поддержать беседу:

— Как?

— Очень просто! — он достал из кармана небольшой баллончик. Дезодорант?

— Ты что, — удивился я, — решил соорудить огнемет? Спорим, у тебя и спички где-то завалялись?

— Мимо! — ехидно парировал Димка. — Состав: сок чеснока и вода. Один к одному. Хочешь попробовать?

И он поднес баллончик к моему лицу.

Кажется, до того, как я извернулся и отбил его руку, с губ сорвалось что-то гневно-матерное. Баллончик отлетел далеко в сторону; противно звякнув о стену, закатился под стул. Димку развернуло вокруг собственной оси. Взмахнув руками в попытке удержать равновесие, лаборант шлепнулся на пол.

— Неплохо, — резюмировал Дроботецкий. Знать бы еще, к кому обращается. То ли Диму хвалит за изобретательность, то ли меня — за быструю реакцию. Впрочем, следующая фраза все расставила по местам. — Надеюсь, теперь ты не будешь раньше времени раскрывать карты?

Ухватив лаборанта за предплечье, Сергей Викторович легко поставил его на ноги:

— Единственный вопрос: ты уверен, что твоя смесь сработает?

— Еще как! — воодушевился парень. — На себе проверял.

Бодро нагнувшись, он ухватил баллончик, бережно опустил его в карман.

— Ну, и как? — продолжал любопытствовать шеф.

— «Черемуха» отдыхает. Два часа глаза полоскал… э-э… промывал.

— Ну что ж, по крайней мере один из нас во всеоружии, — резюмировал ученый.

— Только не надо его демонстрировать, — попросил я.

— Ну да, — притворно надулся Димка. — Я ж тебе по блату, а ты не ценишь!

— Оценишь тут! Можно сказать, кислотой в глаза брызжут…

— Кислотой? — радостно ухмыляясь, паршивец на секунду задумался. — Сергей Викторович, разрешите попробовать? Я только на пальчик!

— В узел завяжу, — на полном серьезе предупредил я.

— Хватит препираться, — остановил нас Дроботецкий. — Отец Василий, как насчет чашечки чаю?

— Нет, благодарю, — священник поднялся. — Спасибо за гостеприимство. Мне пора идти.

Ясное дело, пора — четвертый час уже. Утро скоро.

Дроботецкий считал точно так же, потому что, взглянув на часы, попросил:

— Дима, довези святого отца до дома.

— Нет проблем! — Димка вскочил, забренчал ключами.

— Не надо утруждаться, — попытался остановить его священнослужитель. — Я доберусь.

— Значит, Дима просто составит вам компанию, — молвил Сергей Викторович. — Из уважения к вашим размышлениям он будет держаться позади.

— Точно, — согласился новоиспеченный телохранитель. Полез было в карман за баллончиком, но вовремя передумал. — Если что, я рядом.

— Пусть будет по-вашему, — уступил священник. — Но если я причиняю вам какие-то неудобства, не волнуйтесь: я доберусь сам.

— Мы довезем вас, — ответил Дроботецкий, мягко, но твердо ставя точку в споре.

— Кеша, — проговорил он, когда мы остались наедине, — меня сильно озадачивает, что вампиры — если судить по тебе — умеют чувствовать, мыслят примерно так же как обычные люди. Вся разница только в питании.

Возразить было нечего. Я молча ждал продолжения.

— Но если так, вампиры обязательно должны общаться друг с другом. Какое-то их количество должно быть на свете? Вряд ли их много, но — есть ты, есть Фаргел, был Борис. Я склонен верить в существование иных вампиров! И самое важное: по каким законам проходят эти встречи? Прав тот, кто сильнее или существует некий свод законов, которому все подчиняются? А если есть законы, значит, есть те, кто следит за их выполнением — какое-нибудь верховное существо или коллективное собрание вампиров. Ты ни о чем таком не слышал?

— Нет.

— А… Борис ни о чем таком не говорил?

— Нет, ничего. Честно говоря, мы с ним практически не разговаривали.

— Ясно. А что ты говорил насчет Бессмертных?

— А! — вспомнил я. — Фаргел сказал, что тех вампиров, которые живут очень долго, называют бессмертными. Мол, вот они — действительно Сильнейшие.

— Сильней, чем Фаргел?

— Без понятия. Я хотел сказать «не знаю», извините. Я-то их в глаза не видел. Фаргел говорил, будто они сомневались, стоит ли принимать его в свои ряды. Мол, молод еще: полторы тысячи лет — не возраст. И когда он убил Фельве, они передумали.

— Сила Фельве перешла к нему?

— Да.

— Если мы так опасаемся одного только Фаргела…

Он не договорил, но и смысл фразы был понятным.

— …Ну, еще не факт, что Фаргел вообще мной заинтересуется, — сказал я, чтобы прервать затянувшееся молчание. Интересно, кого я пытаюсь успокоить?

Сергей Викторович отстраненно кивнул, некоторое время задумчиво смотрел сквозь меня. Потом шагнул к двери, здесь остановился и, видимо, придя к какому-то выводу, бросил через плечо:

— Тебя надо как следует экранировать.

Чего? Я вопросительно вскинул голову. Он вышел, оставив меня — как последнего идиота! — любоваться закрывшейся дверью.

Наверное, разница между вампирами и смертными действительно только в питании. И те, и эти носятся со своим определением изгоев-недосуществ. Это что же получается, я попал в число последних?

 

Глава 32

— Сергей Викторович, кто-то ищет Иннокентия!

С момента описанного выше разговора прошло несколько суток. За это время местные уникумы устроили за мной тотальную слежку с помощью им одним известных методов. Объект надзора ничего не почувствовал, не заметил и, тем более, не услышал.

Узнав о результативности проведенного эксперимента, Дроботецкий заметно приободрился. Но все его мажорное настроение улетучилось, едва кто-то из экстрасенсов принес тревожную новость.

— Давно?!

— Уже несколько минут.

— И как успехи?

— Пока держим. Но этот тип давит все сильнее. Похоже, опытный сенс.

Пришпоренный тревожной вестью, Сергей Викторович в буквальном смысле слова ворвался в помещение, где дежурная команда отбивала телепатические атаки. Крайне заинтригованный, я прошмыгнул следом. Сотрудников было трое. Они сидели с прикрытыми глазами, держали друг друга за руки. Вроде бы ничем особенным не занимаются.

— Кто? — выпалил Дроботецкий, оказавшись внутри.

— Мужчина, — глухо откликнулся один из сотрудников. — Один. Имя пока не могу расшифровать, скрывает себя.

— Попробуйте «Фаргел», — предложил я. И тут же обругал себя: неужели они сами не додумались бы? Проверили уже, поди!

— Есть, — спустя какое-то отозвался тот же экстрасенс. — Это его имя. Ищет нас.

В группе любопытных у порога, зашептались. Ишь, набежали со всего института! А я — не просто зевака. Мне здесь по статусу находиться положено! Знать бы еще, какой у меня статус…

— Кого? — непонимающе переспросил Дроботецкий.

— Ищет источник помех, то есть нас. Ломится со всей силы.

— Так! — встрепенулся Сергей Викторович. — Работаем защиту от черных магов: вы — прикрываете Кешу; Денис прикрывает вас; Антон прикрывает Дениса. Начали!

Он развернулся ко мне:

— Чувствуешь что-нибудь?

Я напрягся. Потом виновато повел плечами:

— Нет, Сергей Викторович. Ничего.

— Хорошо. Ну что? — это уже было обращено к группе прикрытия.

— Держим. Пока все нормально. Кажется, он выдыхается.

— Он что-нибудь узнал?

— Нет, вряд ли.

— Так нет или вряд ли?

— Точно ничего не узнал. Все, ослабил напор.

— Хорошо… Это может быть хитрость. Кешу нужно прикрывать постоянно. Будете чередоваться. Двое — на страже, один — в резерве. Институт полностью переходит на ночной режим.

У порога запротестовали Дроботецкий сурово оглянулся — и ропот стих сам собой. Шеф умеет настоять, когда надо.

— Если кому-то не ясно! Мы имеем дело с очень опасным существом. По своим возможностям он превосходит любого из нас. Это телепат. Ему достаточно встретить одного из нас на улице. Потом он переловит нас по одному. Думаете, сможете одолеть его в одиночку?

Он обвел подчиненных горящими глазами. Даже я почувствовал себя неуютно. Народ изо всех сил сдерживался, чтобы не выкрикнуть: я, мол, смогу! В смысле, все молчали в тряпочку.

— Будем считать, инцидент исчерпан. Все по местам! Кеша, я хочу рассказать о тебе своему начальству: ситуация чрезвычайная. Нужно твое согласие.

— На что? — ошарашено уточнил я, оглядываясь на присутствующих. Хорошо, Димки здесь не было. Уж он-то не упустил бы случая съязвить.

— Работать, я сказал! — рявкнул Дроботецкий, оборачиваясь. Это подействовало: любопытных глаз стало меньше.

Ученый повернулся ко мне:

— Я хочу рассказать про тебя. Я хочу рассказать о вампирах.

— Кому??

— Шефам, конечно. Мы — люди науки, а не солдаты. Если уж затевается война, они должны быть в курсе событий.

«Вот удивятся, наверное».

— Сергей Викторович, — медленно, лихорадочно продумывая, что сказать дальше, начал я. — Нельзя ли немного… подождать?

— Мне понятны твои опасения, но, Кеша, речь идет о человеческих жизнях. Что именно тебя смущает? Скажи — и я сделаю, что смогу.

Ага, вот так просто — чего тебя смущает? А если сам не знаешь толком, чего боишься? Как тогда отвечать? Встречи с незнакомыми людьми всегда чреваты неожиданностями. Их, правда, может и не быть — но все же… Я решил спросить прямо:

— Чем мне это грозит?

— Раскрытием инкогнито, — столь же откровенно признался Дроботецкий. — Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Какими последствиями?

— Если б я знал. Могут в клетку посадить, например.

Помолчали. Мы вообще любим молчать, когда сказать нечего.

— Сергей Викторович, — несмело предложил я. — Может, пока подождем? Если совсем туго станет — тогда и скажете.

— Подождать? — он потер наморщенный лоб. — Не уверен, что это будет правильным решением. Может, у тебя есть вариант получше? Если так, то говори.

Идея у меня была. Особой продуманностью не отличалась, зато можно было избежать всеобщей огласки:

— Давайте я — на время — вас покину. Фаргел интересуется только мной и…

Я осекся, потому что Дроботецкий начал энергично кивать головой. Вряд ли это от большого восторга.

— Сам придумал или подсказал кто? — сухо осведомился начальник.

Можно подумать, у меня мозгов на такое не хватит.

— Сам.

— Оно и заметно. Героизм — дело хорошее, но тебе вряд ли поможет. По причине ухода в мир иной. Я доступно излагаю?

Излагал он доступно — поэтому я кивнул. Но это не означало, что я согласен:

— Я вовсе не так беззащитен, как вы думаете.

— А я, по-твоему, беззащитен?

— Ну… — растерянно сказал я и не нашел, что сказать дальше.

— Вот-вот. Все познается в сравнении. Раз ты можешь оценить собственную силу — оцени возможности противника в схватке с тобой. Только после этого можно намечать план действий. Ты слышишь меня?

Я уважительно наклонил голову.

— Значит, решено.

Он повернулся, собираясь уходить.

— Э, Сергей Викторович, — поспешно произнес я.

Он застыл. Величаво развернулся.

— Что?

— Сергей Викторович, не говорите обо мне своим шефам. Давайте подождем. Я на улицу — носа не высуну.

Дроботецкий внимательно рассматривал строптивца — и не спешил с ответом. Раздумывает.

— Что тебя беспокоит? — рек он наконец.

— Не знаю. Предчувствие, — соврал я и пожал плечами. Чтоб убедительней было.

Он поскреб головушку.

— А твоим предчувствиям можно верить?

Теперь настала моя очередь стимулировать работу мозга:

— Ну… раньше — не особенно, — честно признался я. — Но теперь чувствительность обострилась. Даже не знаю…

А что, разве я вру? В конце концов, не хочется же мне всеобщей огласки.

— Хорошо, — тяжело выдохнув, согласился Дроботецкий. — Будь по-твоему. Надеюсь, мы поступаем правильно.

— Спасибо.

Я поспешил откланяться.

Честно говоря, я чуточку обманул Сергея Викторовича. Самую малость. Ну, совсем капельку.

А, может, и не обманул: Сергей Викторович — человек проницательный.

Конечно, он все понял. Наверняка понял! Все-таки сегодня Новогодняя ночь, А Иннокентий Михайлович не был дома уже…

Я сам не знаю, сколько! Вот.

Блудного сына одолевало благородное желание воссоединиться в торжественный час с семьей. Потому я тихо-мирно, а, главное, очень-очень быстро — переодевался, готовясь к выходу на улицу.

Один только раз, в виде исключения, сбегу в самоволку — а потом всё: тише травы, ниже… э-э… ну, как там говорится?! Запрусь в этом каземате на веки вечные, чтобы ни один гадкий вампиришка не нашел!

Облачившись в походное снаряжение полностью, я тенью прошмыгнул по коридору. Малопривлекательное и в былые дни, сейчас это помещение было увито проводами: Димка сдержал свою угрозу и навешал ультафиолета по полной программе. У страха, как известно глаза велики, а тут еще я лазутчика изображаю. Не дай Бог кто-то невовремя перепугается и врубит лампы.

Я прошмыгнул за спиной занятого своими делами Дроботецкого. Скользнув за входную дверь, полной грудью втянул по-зимнему свежий воздух.

Интересно, чем мне грозит отсутствие на рабочем месте? Дружелюбно улыбаясь окружающему миру, я бодро зашагал к остановке.

Новогодняя ночь — праздник для таксистов. Цены в маршрутке оказались завышены вдвое. Было бы глупо дожидаться автобуса, когда до полуночи — меньше часа. Так что я раскошелился. Как говориться, хочешь быть счастливым — будь им! Мне праздник даже заоблачные цены не испортят!

Для кого праздник, а для кого — будни. Когда я вышел на нужной остановке, голос Фаргела прозвучал совершенно по-деловому:

— Я тебя искал.

 

Глава 33

Можно подумать, наши поиски были взаимными.

Придав себе самый уверенный вид, я развернулся к вампиру:

— Зачем?

Представляю, как это выглядит со стороны: хамоватый юнец кочевряжится пред старшим поколением. Еще и вид делает, что все в порядке. В принципе, Фаргел может и не знать, что я провинился. С другое стороны, существо рядом может придерживаться других взглядов на нормы поведения. Опять же, про его самомнение надо помнить. А раз так, вести себя нагло — более чем опасно.

Фаргел, однако, остался спокоен.

— Я не могу найти Бориса.

Мне бы тоже найти не удалось. Где сейчас его высохшее тело? В безымянной могиле. Или, что вероятнее, в каком-нибудь НИИ. Врачи — они дотошные. Так что я, как виновник потери, признавался очень даже честно:

— Я не знаю, где его искать.

Кстати, насчет честности. Ходят слухи, что все вампиры — телепаты. Так что…

Я быстренько забаррикадировался: мысленно вмуровал себя в камень, голову обмотал экранирующим шарфом — на этом моя фантазия иссякла. Не знаю, насколько все это удалось, но я остался доволен. Все равно меня еще группа экстрасенсов прикрывает!

— Когда ты видел его в последний раз? — спросил Фаргел.

Нормальный вопрос. Требует честного ответа. Да запросто! Подсчитав в уме, я назвал примерную дату нашей последней встречи.

— Он был чем-нибудь встревожен?

— Н-нет, вроде нет. По-моему, был таким же, как всегда.

То есть злобным и кровожадным монстром!

— Каким — как всегда?

Ну, чего прицепился?! Я знаю, каким он был в другой обстановке? Не-ет. А должен бы. Так что мне тебе сказать??

Я пожал плечами:

— Ну-у, не знаю…

И замолчал. Мол, понимай, как хочешь.

— Он что-нибудь говорил тебе о своих планах?

Я отрицательно покачал головой. Потом решил, что хорошо бы включить звуковое сопровождение:

— Он никогда не рассказывал мне о себе или о том, что собирается делать.

— А о других Избранных?

— О ком?

— О других… вампирах.

— Я не спрашивал. Однажды зашел разговор, но Борис сказал: поймешь в свое время.

Фаргел кивнул.

— Это похоже на него. Ты знаешь, почему он выбрал тебя?

— Я пожалел его. Думаю, причина в этом. Других идей у меня нет.

— Пожалел? — Фаргел выглядел заинтересованным.

Обреченно вздохнув, я принялся рассказывать историю моего превращения. Надеюсь, в последний раз излагаю. Под конец повествования в голове родилась мысль:

— Фаргел, а у вампиров — есть дети?

Глаза Старейшего как-то странно блеснули:

— Нет, мы не способны к воспроизводству таким образом. Вы, новички, и есть наши дети. Приходите в наш мир беспомощные, напуганные. Не знаете элементарного: правил, законов поведения; структуры общества, в котором оказались. Мы присматриваем за вами. Новички могут наделать глупостей, попасть в беду… дать смертным очередное доказательство существования вампиров.

У-ух! Интересно-то как!! Мысли, беспорядочно вспыхивающие в ментальном пространстве, разом запросились на язык. Последний обиделся и отказался повиноваться.

Фаргел наблюдал за мной с нескрываемым интересом.

Ну, пойдем по порядку:

— А я — никаких законов не нарушил?

Он улыбнулся.

— Суди сам. Правило первое: не оставлять улик. То есть прятать то, что осталось от твоего обеда: каждый волосок, каждый обрывок одежды, — прятать так, чтобы не нашли как можно дольше.

Правило второе: как можно тщательней скрывать то, что мы есть. Это вопрос самосохранения: мы почти бессмертны, но, тем не менее, нас можно убить. Истории о нас дошли до этого времени в виде слухов, легенд, сказок, которыми пугают маленьких детей. И в которые когда-то верили сами.

— Раньше в это верили? — изумился я.

— Верили тысячелетиями. Люди знали о Бессмертных, но что они могли нам сделать? Ситуация изменилась совсем недавно — сто-двести лет назад. Оружие смертных стало по-настоящему опасным. Нам пришлось вмешаться.

— И что вы сделали? — с внутренней дрожью спросил я.

— Мы сделали Голливуд. Именно с нашей подачи стали выпускать фильмы ужасов. Теперь рассказам о вампирах уже никто не верит. Костоломные боевики люди начали создавать сами: в смертных всегда пряталось много звериной ярости.

— А в нас? Разве вампиры не мыслят, как люди?

— В нас? — Фаргел снова улыбнулся. — Только в самых молодых, пока жажда берет вверх. Позднее — все проходит. Выживают те, кто оказывается сильнее страстей. Остальных выслеживают люди.

— И — убивают?

— И убивают. Уже много сотен лет существует общество охотников за вампирами. Этих людей очень трудно найти. Чем они занимаются, не знают даже самые близкие. Охотники выслеживают нас, находят укрытия. И приходят днем.

По моей спине пробежала струйка холода. Расширилась, заледенила позвоночник. Я поежился. Будет обидно, если и меня прихлопнут за кампанию.

— А что, сами вампиры их поиском не занимаются?

Так, я за кого играю? За вампиров или за нормальных людей? Но не за охотников, это уж точно!

— Почему же? Еще как занимались. Но, должен сказать, все попытки оказались неудачными. У каждого из этих людей стоит мощный телепатический блок: мы просто не замечаем охотника: не слышим его мыслей, не чувствуем переживаний. Благодаря этой защите они могут подобраться очень близко. Зато мы можем их услышать — и уж тогда!

Фаргел резко сжал пальцы в кулак. На какую-то секунду замер — и продолжил вполне будничным тоном:

— С другой стороны, есть ли у нас право злиться на убийц? Сами давным-давно убиваем. К тому же охотниками становятся только те, чьи близкие погибли, встретившись с вампиром. Сомневаюсь, что на их месте я вел бы себя иначе.

— Ты сочувствуешь охотникам?

— Их можно понять. Они солдаты, а не палачи. Сильные, волевые люди. Противника можно не любить, но уважения они заслуживают.

— Предпочитаю уважать их на расстоянии.

Фаргел засмеялся. Смех был низким, добродушным, приятным.

— Я тоже. Поверь, они были бы рады это услышать.

— Им так важно уважение вампиров?

— Сомневаюсь. Скорее, было бы приятно, что вампиры их опасаются.

— Почему?

— Потому что они знают все о наших возможностях. Передвигаются сформированной группой, в которой понимают друг друга по взгляду. Используют современную спецодежду, вооружение. Слышал когда-нибудь про арбалет с оптическим прицелом?

— Видел… в кино.

— Встретишься воочию — будь осторожен: древесина пропитана святой водой. Оружие отсыревает, быстрее выходит из строя, но недостатка в оборудовании охотники не испытывают. Если на тебя нападут — убегай. У новичков шансов практически нет.

— А у тебя?

— У меня — есть. Были прецеденты.

Мне стало страшно. Поменяем-ка тему:

— А кто был самым первым вампиром?

— Никто точно не знает. Версий множество, но сказать, какая из них правдива, могут лишь старейшины. Да и в этом я не уверен.

— Почему?

— Потому что самых первых давно нет. Мы все-таки очень похожи. Раньше вампиры стремились к власти — будто она кому-то нужна. В глупой резне погибли самые первые: каждый хотел руководить. Тогда все они были новичками — глупыми, жадными и ограниченными.

— А потом?

— Потом мы изменились. Перестали убивать друг друга, если… — Фаргел замешкался.

— Если? — повторил я.

— Если не считать друдов.

— Вампиры стали убивать друдов?

— Сначала убивали нас. Друдами всегда становились те, кто не оценил собственной свободы, кому было мало полученной силы.

— Новички?

— Новички. Те, кто, выбирая вкусом и мощью, предпочитал мощь. Кровь вампиров не так вкусна, как кровь смертных, но она сильнее, гораздо сильнее. Кое-кто считал, что очищает мир от скверны, то есть от нас…

Голос Фаргела прервался. На его лице вдруг отразилась такая боль, что я отшатнулся. Такого взрыва эмоций я не ожидал. Что за чёрт? Только что сам говорил, что понимает охотников, а теперь переживает из-за сравнения со скверной? Что происходит-то?

— Фельве тоже этого хотел? — спросил я, пряча за вопросом свою растерянность.

— Он так говорил. На самом деле он был истинным творением ада: зловещим, безжалостным убийцей, истребляющим всех, кто встречался на пути. Он стал для нас кошмаром. Вампиры далеки от того, чтобы называться святыми. Но и среди них есть по-настоящему милосердные существа. Такой была моя дочь.

Замолчав, он поднял взгляд к затянутому тучами небу. Местами, где их покров истончался, на землю пробивался свет ослепительно красивых звезд. Маловероятно, что Старейший вдруг решил ими полюбоваться. Может, Старейшие не так возвышаются над страстями, как декламируют?

Не зная, что сказать, я топтался на месте. Затянувшуюся паузу прервал Фаргел:

— После того, как Фельве убил ее, я начал охоту. Остальное — ты знаешь.

Он взглянул на меня печальными глазами:

— Прости, мне надо побыть одному.

Извиняюще склонил голову и, чуть присев, взмыл вверх — на крышу стоящего рядом дома.

Постояв какое-то время, я опустил голову и пошел по своим делам.

Самое интересное: Фаргел начал мне нравиться.

 

Глава 34

Конечно, вовремя я не поспел: праздничный стол был порядком опустошен, да и старый год уже проводили.

Папа чего-то буркнул про необязательность сына. Отметив строгое лицо супруги, примолк — и в дальнейшем признаков недовольства не выказывал.

Мама порхала вокруг меня, обращаясь с пропавшим чадом как с самым дорогим, что у нее есть. Последнее обстоятельство мало понравилось Наде: брови сестренки насупились, в глазах словно заплясали миниатюрные молнии — словом, девчонка была прелестна. Улучив момент, я продемонстрировал ей кислую мину, но прощения не дождался.

К маминым «охам»-«ахам» добавились междометья наших знакомых — супружеской пары, прибывшим в гости вместе со своим сыном. Сам пацан лишних звуков не производил, зато разглядывал меня самым наглым образом. Еще бы табличку повесили на грудь: «Клоун сезона»! Даже Надя сидела далеко — у самого телевизора. Праздник грозил сделаться ярким и невыносимым.

Под скрестившимися на мне взорами — словно агнец на закланье — я опустился на принесенный мамой стул. Обреченно вооружившись ложкой, потянулся к салату. Мама расценила мою робость как тактическую ошибку, отобрала орудие труда и за несколько секунд организовала на поверхности тарелки гигантское количество съестного. То есть для нее съестного, конечно.

— Картошечки положить? — на всякий случай осведомилась мама, хотя и так было ясно, что указанный корнеплод там просто не поместится.

— Нет, мам, спасибо. Мне пока хватит.

— Ну, потом добавишь, — произнесла она голосом заботливой наседки и вернулась на свой стул. Наблюдая, чем я занят, вступила в разговор с гостями.

Уфф. Та-ак, надо как-то выкручиваться. Поковыряв в салате вилкой, я взял бокал и потянулся за компотом.

— Тебе налить? — не дожидаясь ответа, мама вскочила с места и, выхватив из моих рук кувшин, наполнила бокал доверху.

— Мам, — позвала Надя.

Молодец, сестренка! Настоящий друг! Давай, отвлеки ее. Уведи в другую комнату.

Держа кувшин в руке, мама развернулась в нужную сторону:

— Чего?

— Он в прошлый раз говорил, что хочет поесть твоих котлеток, — злорадно сообщила сестра.

Чего?!! Ах ты! Убью! Нет, но руки-ноги узлом завяжу точно! — будешь у меня изображать качели! — мрачно постановил я, одарив «помощницу» многообещающим взглядом.

— Ничего. Он сейчас салат доест, потом котлет покушает. Кеша, ты совсем не ешь!

Я снова начал ковыряться в салате. Если его как следует перемешать, капусту отложить в одну сторону, а морковь в другую — будет гораздо вкуснее. Вы разве не знали?

Нужно ли говорить, что мои манипуляции были замечены?

— Кеша, если ты будешь так плохо кушать, я сама тебя кормить начну!

В ожидании представления гости отложили вилки и, откинувшись на спинку дивана, замерли.

Чего уставились? В цирке, что ли? Подцепив вилкой салат, я неторопливо отправил его в рот и столь же медлительно, сохраняя умное выражение лица, начал пережевывать безвкусную массу.

Убедившись, что ситуация под контролем, мама вернулась к прерванной беседе. Гости разговор поддержали охотно, за исключением самого младшего. Сожаление на лице мальчугана читалось так ясно, что я даже посочувствовал.

На экране телевизора сменяли друг друга звезды эстрады, по очереди поздравляя телезрителей с праздником. Выждав, когда внимание присутствующих отвлеклось на зазвучавшую песню, я отправил в рот очередную порцию салата. Мм, удовольствие ниже среднего.

Раз уж глотать сие у меня никак не получалось, я стал похож на хомячка, готового к зимовке. Щеки раздулись, губы, напротив, как-то усохли, в глазах — появилось страдальческое выражение. Уточнить последнее было трудно, но я и так представил.

Перемены в моем лице здорово развеселили Надю. Бросив в мою сторону мимолетный взгляд, она тут же прыснула.

Потом ей стало не до смеха. А нечего правила поведения за столом забывать: пока не проглотила — смеяться вредно! Надя эту мудрость забыла, так что смех ее неожиданно сменился хрюканьем, плавно переходящим в надсадный кашель.

Конечно, она вмиг собрала массу зрителей.

Под общий шумок я схватил тарелку с «дорогим» моему сердцем салатом и быстренько побежал на кухню. Здесь я тарелку ополовинил, щедро поделившись ее содержимым с мусорным ведром.

Оставив посуду на холодильнике, наполнил стакан водой и спешно вернулся к людям. Похоже, сделал это своевременно: угроза для жизни Надюши миновала, но дискомфортные ощущения в горле остались, судя по возобновляющемуся каждые несколько секунд кашлю.

Дождавшись момента, когда буханье и перханье сменилось глотанием воды, мама принялась отчитывать перепугавшую всех дочку. Надя отстранилась от стакана, как бы прислушиваясь. Перевела дух. И снова вернулась к прерванному занятию.

Тем временем я заглянул на кухню. Взял тарелку. Подумал и снова развернулся к ведру. В комнату я вошел с крайне незначительным, по маминым меркам, количеством пищи.

Народ, может, и заметил, что я вернулся с тарелкой, но сейчас это никого не интересовало: девчушка все еще сидела красная, вытирала слезы. В итоге, когда мама решила сделать ревизию, сынок сидел перед остатками салата и меланхолично потягивал компот.

Оценив ситуацию, мамуля ограничилась тем, что наложила своему сокровищу большое количество картошки, да котлеточку выбрала поупитаннее. Оно и верно: что это за картошка без котлетки?

Мама всегда накормит. Раньше мне это даже нравилось. Особенно, когда весь день на учебу потратишь. Кинешь тетради на диван — и ну шарить в кастрюлях! Теперь важен другой вопрос: как мне все это уничтожить?

Обведя тоскливыми глазами праздничный стол, я обреченно вздохнул: продуктов оставалось много. И то сказать, русские люди всегда отмечали праздники так, чтобы чем питаться следующие два дня.

Я снова поднес бокал к губам, делая вид, что неторопливо смакую компот. Для полноты эффекта уставился в телевизор: мол, очень интересуюсь происходящим на экране.

— Ну что, — сказал папа, поднимаясь, — еще по одной?

И, щедрой рукой наполнив рюмки, одну из них подвинул ко мне.

— Не-е, я не буду. Мне нельзя.

— Да ну, Кеш, чё тебе от рюмашечки будет? — немедленно начал агитировать дядя Гриша, один из гостей.

— Нельзя ему! — неожиданно вступилась мама. — Он там на особой диете.

Странно: совсем недавно ни о какой диете она не вспоминала. Да ладно, спасибо, сейчас подсуетилась.

— Спортсмен, что ли? — осклабился дядя Гриша.

— Да я ж тебе рассказывал! — вмешался папа.

Как и гость, он уже был в порядочном подпитии и потому приказал:

— Кешка, подыми шкаф!

Это мы запросто. Лишь бы картошкой не пичкали. Я начал подниматься из-за стола.

— Сиди! — рявкнула мама. — Никаких шкафов здесь поднимать не надо: у себя будешь тренироваться, в этом…

— Спортзале, — подсказал я.

— Вот-вот! А здесь — нечего!

Я послушно сел на место.

— Да чего ты, Вер, пусть покажет! — завелся дядя Гриша.

— Перебьетесь, — отрезала мама. — Будто его там мало истязают. Он дома уже месяц не появлялся, а ты его тяжести поднимать заставляешь!

Насчет месяца она, конечно, переборщила, но что давненько был — это да. Сейчас мама меня пытать будет. Ой! Встревоженный, я попытался взять ее под контроль — и не успел.

— Он нам лучше расскажет, чем там занимается! — объявила мама.

Конечно же, общество встретило мамины слова с неподдельным энтузиазмом. Особенно самый младший из гостей — надо было видеть, каким интересом зажглись глаза мальчишки.

— Да что там особо рассказывать… — промямлил я.

— Выкладывай как есть! — приказал папа.

— Можешь не стесняться, — добавил дядя Гриша. — Лешка, телик смотри.

Последние слова были адресованы сыну. Хлопец встретил их без особого восторга. Нехотя отвернулся, но глаза паренька так стремились вернуть голову назад, что было ясно: это — вопрос времени.

Затаив дыхание, присутствующие ждали начала рассказа. Наверное, думают, что это просто: раз — и выдумал!

Пришлось встать в позу:

— Не буду я ничего рассказывать! Все это — военная тайна. И вообще, у меня подписка на десять лет!

Немая сцена. Секунды на три.

— …Н-не понял, — сказал папа.

 

Глава 35

— Ну, нам-то ты можешь сказать? — поинтересовалась мама.

Ее вопрос, равно как и папина реплика, звучали угрожающе. Наверное, обиделись, что подписку дал без родительского разрешения.

— Нет, не могу, — твердо ответил я и столь же уверенно выдержал осуждающие взгляды.

Мальчуган на диване разочаровано опустил ресницы и перевел взор на экран телевизора. Но — прислушивается постреленок к разговору — как пить дать!

— Та-ак, — глубокомысленно протянул папа.

— Почему?! — поинтересовалась мама, не дожидаясь, пока супруг соберется с мыслями.

— Что «почему»? — не понял я.

— Почему ты не хочешь нам рассказать?!

Пацан на диване замер. Вроде бы и телевизор смотрит, но взгляд остекленевший. Котов поклясться, ловит каждое слово. Ох, и любопытный же фунтик! Спасибо, вопросы при себе держит. Интерес к событиям оказался у парнишки настолько сильным, что тому пришлось задействовать оба локатора для полноценной ловли информации.

Выглядело это так: удаленное от звуковых волн ухо мальчишки потянулось вперед, потом шевельнулось сильнее и двинулось по дуге в поисках максимально удобной позиции. А раз уж ухо тесно связано с другими элементами тела, то повернулась вся голова. Как-то само самой получилось. В итоге, когда на мне сфокусировался прицел карих глазок, я ничуть не удивился. Его родители тоже — потому что в данный момент их занимал исключительно мой ответ.

— Уже сказал: военная тайна, — сурово заявил я.

— Я — твоя мать! — не менее сурово изрекла мама и грозно сузила брови. Раньше подобная мимика предвещала ощутимую трепку. Но не будет же она так воспитывать выросшего сына! При свидетелях — тем более. Я в безопасности.

Нахохлившись, я закрыл рот и уставился в тарелку. Иногда лучше молчать.

Мама вела себя аналогично. Это было странно. Заглянув в ее мысли, я узнал причину такого поведения: сынок, который сидел рядом, был уже совершеннолетним и, следовательно, наказаниям, применявшимся ранее, подвергнуться не мог. С другой стороны, от матери секретов быть не должно в принципе. Мама занималась выбором подходящей стратегии.

— Хватит, Вера, — постановил отец. — Сказано — нельзя, значит — нельзя. Парень взрослый уже, башка на плечах есть…

На последнем слове батя запнулся, взглянул оценивающе. Не то определяет, насколько сынок взрослый; не то решил убедиться, на месте ли искомый сосуд мыслей. Да и был ли он там, когда отрок давал проклятую подписку.

— Скажи хоть, — чуть просительно поинтересовался отец, — ты там ничем противозаконным не занимаешься?

— Нет, — совершенно честно ответил я.

Фух, аж на душе легче стало!

— А опасным?

— Нет.

— Что там вообще с тобой делают? — вставила реплику мама.

— Я уже сказал: ничего особенного.

— Ничего особенного?! Институт бросил! Дома не ночуешь! Неизвестно, где ты, что с тобой делают! И ты еще рассказываешь про какую-то там подписку?! Я тебя для этого растила?

— А для чего ты меня растила? — простодушно спросил я.

— Да уж не для того, чтобы ты правду скрывал от родной матери! Дождешься, Кешка, не посмотрю, что гости здесь — выпорю как сидорову козу!

Сидящий на диване малец по имени Лёша взирал на происходящее изо всех сил: еще бы, редко где такой бесплатный аттракцион встретишь.

— Не выпорешь, — до наглости спокойно сообщил я. Еще и ухмыльнулся.

— Да?? Большенький стал? Был бы взрослым человеком — не занимался бы ерундистикой; выучился бы нормально и на работу устроился.

— Мам, я и так работаю. Две недели назад показывал зарплату, помнишь?

— Лучше б ты мне работу свою показал!

— …Если я тебя туда проведу, ты успокоишься? — говоря эту фразу, я здорово сомневался, что Дроботецкий даст разрешение. В конечном счете, все зависело от его мнения.

— Не знаю, может быть, — мама задумалась. — А когда?

Я пожал плечами:

— Нужно утрясти с начальством. Когда разрешат, тогда и пойдем. Но, сразу предупреждаю, могут и не пустить: работы, как-никак, засекречены.

— Знаешь что?! — рявкнула мама. — Мне мой сын дороже, чем какие-то ваши секретности! А, может, никакого эксперимента вообще нет? А деньги у тебя потому, что с мафией связался. Точно! Потому и милиция интересовалась!

— Вера, не пори чушь, — сдавленно проговорил отец и раскашлялся, украдкой поглядывая в сторону гостей: к какому выводу они пришли?

— Чушь? Вот пусть он, — в мою сторону гневно вытянулся указующий перст, — скажет, что это не так!

— Это не так, — подтвердил я. — Ну, подумай сама: откуда у меня могла взяться такая сила?

И, наклонившись, подцепил пальцами шифонер, аккуратно его приподнял и так же аккуратно поставил.

— Может, у тебя какие-нибудь сверхъестественные способности появились? — невинным голоском вставила сестра. — Может, ты у нас вроде человека-паука теперь или вампира.

— Надя, не мели ерунды! — досадливо отмахнулась мама.

— Ты водичку вроде пила? — уточнил я у сестренки. — Вот и продолжай в том же духе.

— А почему он тогда таким стал? — не унималась Надька.

— Откуда я знаю? — сказала мама, понемногу успокаиваясь. — Может, антаболиков там нажрался.

— Анаболиков, — поправила Надя.

— Во-во. Или этих… как их… сероидов!

— Стероидов, — сообщила дочка.

— Все-то ты знаешь. Нажрутся таблеток, а потом творят что попало!

— Мам… — умоляюще сказал я.

— Чего мамкаешь? Ешь давай!

Начинается…

— Я уже наелся.

— Картошечки пожевал и наелся? Или ты с салата такой сытый?

— И с картошечки. И с салата. И с котлетки. Мам, ночь на дворе: у меня желудок не привык есть в это время.

— Ну и ходи как селедка. Пусть тебя ветром качает!

— Вера, хватит! — потребовал отец. — Мы тут Новый год отмечаем или разборки устраиваем?

— Ничего я не устраиваю, — парировала мама. — Я просто хочу, чтобы он поел.

— Пусть он сам решает, сколько ему есть. Был бы голодный…. Вот, помню, когда студентом был, готовил макароны. И то ли пришел кто-то, то ли…. В общем, я отвлекся — минут на двадцать. Ничего, кушать хотели — слопали. А в другой раз, помню…

— Ты будешь есть или нет? — вполголоса поинтересовалась мама, обращаясь ко мне.

— Нет, мам: я наелся, — я заглянул в ее очи своими честными глазами. — Не хочу.

— Как знаешь.

Мама приподнялась со своего места и вполголоса попросила Надю добавить громкость: по телевизору показывали известную актрису.

Завершив свои воспоминания, папа переключился на новогоднее поздравление президента, за тем — на политику в целом. И всё в рамках темы «Что год грядущий нам готовит?».

— Толковый Путин мужик, сразу видно. Борю как вспомнишь… Э-эх! — папа обреченно махнул рукой.

Я расслабленно откинулся назад, отрешенно изучая происходящее, обращая внимание то на телевизор, то на тонкости современного управления государством. Лешка, смирившись, смотрел развлекательную передачу. Надя — тоже. Наверное, опять прельстилась нарядами.

Какие тут могут быть сложности вампирского бытия? Плюнь на всё и справляй Новый год!

Я справлял. Выкинул из головы тревожные мысли, всем своим существом погружаясь в атмосферу родного дома, плывя в ее переменчивых, но прекрасно известных, привычных потоках…

— Гнать его давно надо было! — поддержал отца дядя Гриша. — Вечно — в запоях своих, в отпусках. Только страну позорил!

— Я слышал, он, когда в последний раз избирался, приказал «Кавказскую пленницу» показать с эффектом двадцать пятого кадра. Не слыхал?

Пресловутый эффект двадцать пятого кадра не давал отцу покоя вот уже года два — с тех пор, когда родитель впервые о нем услышал.

— Это что такое? — удивился гость.

— Не знаешь?? Берут какой-нибудь фильм, режут пленку на куски и после каждых двадцати четырех кадров вставляют какую-нибудь картинку. Или предложение. Например: голосуй за Ельцина! И все! Лапки складываешь и идешь голосовать!

— Да ну! Чего-то ты перегибаешь.

— Говорю тебе: все, кто этот фильм смотрел — наутро за Ельцина проголосовали!

— Ладно-ладно, угомонись. Бог с ним, с Ельциным. Пусть спит спокойно. Сейчас у нас другой президент.

— Кеш, ты хоть расскажи, — нагнулась ко мне мама, — работа не сильно тяжелая?

— Нет, мам, все нормально.

— Ты там береги себя. Если что не так будет, ты нам с отцом скажи сразу, хорошо?

— Хорошо.

— Обещай мне.

— Обещаю.

Удовлетворившись ответом, мама поцеловала меня в щеку. Батя с дядей Гришей приголубили еще по рюмке

— Путин — мужик толковый, — вещал папа. — Иной раз новости посмотришь — в Париж опять собирается, с Лукашенко переговоры ведет. Украина, слышишь, опять с нами дружит. Знаешь, что мне в Путине нравится? Как он олигархов построил. Ни на каких Канарах, говорит, не спрячетесь!! Ха-ха-ха!

— Березовский спрятался, — резонно заметил гость.

— Это потому, что до него руки не доходят. Путин — мужик грамотный.

— Та, все они жулики, — махнул рукой дядя Гриша. — Никому верить нельзя. Они в новостях чего говорят? Хорошо жить, мол, начали! А я копейки как считал, так и считаю!..

Про Новый год уже никто не вспоминал. Перебравшись в кресло, я блаженно прикрыл глаза. Дом, милый дом…

 

Глава 36

— Ты грубо нарушил дисциплину.

— У меня были на то основания.

— Вот как? Какие?

— Я имею право встречать Новый год со своей семьей!

Дроботецкий встретил мой упрямый взгляд с той же недовольной физиономией. Но в глазах его — на миг — промелькнула искорка понимания. Промелькнула — и исчезла, будто и не было её вовсе.

— Это право не действует, когда существует риск подвергнуть опасности близких тебе людей, — сухо ответить Сергей Викторович. — Или ты еще не вышел из детского возраста, и потому — не понимаешь? Может, ты забыл, что недавно предупреждал насчет вампиров? Особенно одного из них — по имени Фаргел?

Возразить было нечего. Так что я молчал, стараясь удержать на лице максимально гордое и независимое выражение. Мол, правда на нашей стороне — мы победим.

— Кеша, я хочу, чтобы ты понимал; услышь меня, пожалуйста: все, что ты делаешь; все твои поступки касаются и нас тоже. И мы, и твои близкие можем оказаться под ударом. Только у нас нет твоих возможностей. Ты слышишь меня?!

Я затравленно кивнул.

— Мы хрупки, слабы и неуклюжи по сравнению с вампирами. Нам не выстоять против них в открытом бою. Одно только имя Фаргела многих приводит в ужас. Представь, что произойдет, если он заявится в гости? Вообрази картинку!

Решив, что это предложение — часть нотации, я ломал голову над вопросом, кого же так пугает само упоминание о Фаргеле? Сергей Викторович, вроде, не из пугливых. О Димке я вообще не говорю. Кто-то из остальных сотрудников? Помнится, когда я только-только появился в институте, народ отнесся ко мне с известной настороженностью. Опасались поначалу — это да, но любопытство было сильнее. А потом и настороженность ушла. Вроде бы.

Может, конечно, кто-то и маскировался… Нет, страх, я бы почувствовал. С другой стороны, я — не Фаргел. Чего меня бояться?

— Ну что, представил? — поинтересовался Дроботецкий.

А? О чем это он? Фаргел в институте? Брр…

Сглотнув комок в горле, я кивнул.

— Кеша, надо понимать: мы рассчитываем на тебя. Но если ты будешь руководствоваться только своими желаниями — уходи! Лучше уходи! Иначе — подведешь всех! Я бесконечно ценю твое сотрудничество. Даже не надеялся, что когда-то буду заниматься с кем-то вроде тебя, но…. Если мне придется выбирать, я лучше расстанусь с тобой, чем подвергну риску чью-то жизнь.

Я опустил покрасневшее лицо. Горели даже уши.

Дроботецкий помолчал. Потом добавил, решив, видимо, меня добить:

— Здесь нет место безответственным. Либо ты работаешь в команде и подчиняешься общим правилам, либо — мы расстаемся!

Сергей Викторович круто развернулся. Пошел прочь.

Если у него была цель оставить меня в оплеванном состоянии, то он ее достиг. Самое неприятное, что я теперь занимался той же деятельностью. И по тому же адресу.

К запятнанному таким образом Иннокентию Михайловичу приблизился Димка, держа в каждой руке по пивной бутылке. Одну из них лаборант протянул мне. Я машинально взял.

— С Новым годом! — провозгласил Дима, стукнув своей бутылкой о мою. После чего запрокинул голову, принимаясь поглощать содержимое стеклотары. Вот так: у меня горе — а он квасит.

Я взглянул на бутылку, которую держал в руке. Пиво? Или очередной розыгрыш?

На всякий случай я понюхал плескавшуюся внутри жидкость. Знакомый аромат пьяняще шибанул в ноздри и я — метнув признательный взгляд в Димкину сторону — приложился к горлышку.

— Нравится? — он широко улыбался.

Я утвердительно махнул головой:

— Что ты с ней сделал?

— Ничего. Просто эту кровь сдали часов шесть назад.

Однако! Если так вкусна шестичасовая кровь, то какой — окажется свежая? Нет!! Никогда. Я — ЧЕЛОВЕК! Ни-ког-да. Я. Хочу. Остаться. Человеком.

Я — Буду — Человеком. Всегда.

Все еще чувствуя дрожь в коленках, я хрипло уточнил:

— Спецзаказ?

Дима не заметил моего состояния:

— И да, и нет. Пришлось подсуетиться заранее, чтобы оставили пакет, если что. А в остальном — просто повезло.

— Хорошо, когда тебе везёт, — произнося эти слова, я не имел ввиду Димку конкретно, и он меня понял.

— Ясное дело, неплохо!

Придя, таким образом, к соглашению, мы закрепили взаимопонимание дружным питием. Хорошенько так приложились. Приятель аж глаза закрыл от удовольствия.

Первым бутылку опустил Дима. Оценивающе меня оглядел. Недовольно скривил губы и, взяв меня под локоть, потащил в ему одному известном направлении. Куда ты, дорожка, меня заведешь? На всякий случай я утер рукавом губы.

— Опа! — воскликнул проводник, делая указующий жест руками. Ну, чего лыбишься? Ножкой бы еще шаркнул!

Я посмотрел в нужную сторону. Зеркало на стене висит — ну и что?

Дима подвел меня ближе. Надеется, что не будет отражения?

Оно было. Но, честно говоря, восторга не прибавило. Словно из другого мира на меня смотрел внушающий отвращение тип с ярко-красными, перепачканными кровью губами. Наши взгляды встретились.

Его глаза полыхнули злобой. Верхняя губа приподнялась, обнажая длинные и острые клыки. Внезапно он развернулся. С утробным ревом набросился на стоящего рядом Димку. Я бросился следом.

Мелодичный звон осыпающихся осколков привел меня в чувство. Перед моим лицом вдруг оказалась стена, кое-где прикрытая застрявшими в раме осколками. Я вытащил их все — все до единого. Бросил на пол. И только потом развернулся к приятелю.

Меня колотило.

Димка тоже выглядел неважно. Должно быть то, что произошло, не вписывалось в его планы. А чего он, собственно, хотел? Экспериментатор хренов!

— Хотел проверить, отражусь я в зеркале или нет?

Он кивнул.

— Кеша, а чего ты…

Я не дал договорить:

— Ну, и как?!

— Кеш, ты чего?

— Как спрашиваю, отразился?!

— Нормально. Ты чего такой шальной?

Мне хотелось схватить его, шмякнуть о стену, чтобы бросил, наконец, свои дурацкие эксперименты. А, лучше, вгрызться в беззащитную шею, как это только что сделал монстр в зеркале.

Спокойно! Спокойно…

Спокойно!

— Ты мне сейчас по порядку, очень подробно, расскажешь, что со мной произошло. Во всех деталях. Начиная с того момента, когда я посмотрел в зеркало.

— Ну, всё как-то быстро произошло — я и опомниться не успел.

— Рассказывай давай!

— Рассказываю. Ты подошел к зеркалу, посмотрел в него. Оскалил клыки, даже зарычал, по-моему! И разнес все к чертовой матери!

— Дальше что?

— Всё.

— Все?? Ничего не забыл?

— Нет. Все так и было. А что случилось-то?

Я коротко, пытаясь скрыть нервную дрожь, рассказал о том, что мне представилось. Голос звучал монотонно, но приятель не обратил на это внимания.

— Кешка, это же такая вещь! — он крутанулся, выискивая слова, способные идеально передать его чувства. Не нашел и воспользовался словами попроще. — Это же жутко интересно! Пошли!

Куда?

— Ты что задумал?

— Подожди, — нетерпеливо отозвался Димка, пресекая мои вопросы. — Без твоего согласия все равно ничего делать не будем.

Заглянули в один кабинет, в другой. Непоседа-лаборант, как выяснилось, искал Дроботецкого. Я малость успокоился: этот — в обиду не даст.

Сергей Викторович обнаружился у физиков. Оставив меня стоять у дверей, Дима что-то зашептал шефу на ухо, выразительно поглядывая в мою сторону. Чего удумал, паршивец? В голове теснились картинки одна другой страшнее. Если опять выкинет фокус на грани выживания — уйду к чертовой матери! Вру! К ней я, конечно, не уйду, а вот шибко любознательному соискателю в ухо — дам. А чтоб от своего имени не отрывался!

Дроботецкий задал пару уточняющих вопросов, повернулся и, подойдя ко мне, спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

— Повторим эксперимент?

И ты, Брут…

Я пожал плечами. Страшно было от одной мысли, что придется пережить переживать все снова, но и отказаться — причин не было. В конце концов, я здесь работаю.

Дроботецкий истолковал мои колебания в свою пользу:

— Ложись на кушетку.

Я подчинился. Радостно подбежавшие физики облепили тело датчиками. Особое внимание уделили голове. Небось, опять будут альфа-волны смотреть. Сергей Викторович вышел. Нашел время! Меня тут сейчас пытать будут…

Неуютно-то как! Интересно, мне полагается что-нибудь за вредность работы?

От меня отошли. Изготовившиеся ученые уткнулись в мониторы — почти в буквальном смысле. Проверили настройки. Скучающе развернулись к двери. Один из физиков не выдержал паузы, подошел к кушетке — проверил контакты.

Да в порядке они, чего там смотреть! Начинайте уже!

Вошел Дроботецкий с зеркалом в руках. Оценивающе смерил меня взглядом. Встал рядом. Протянул отражающую поверхность ко мне. Я машинально взял. Перевел на нее взгляд.

Меня там не было. Если на то пошло, там вообще никого не было из окружающих меня людей. В зеркальной комнате было двое: давешний монстр и Надя, на плечо которой он положил руку.

Я встретился с вампиром глазами. Он довольно оскалился; кисть с длинными когтями медленно сжалась, оставляя на коже сестренки длинные кровавые царапины. Хищно выдвигая клыки, монстр развернулся к Наде.

Я завопил. И со всего маху швырнул зеркало на пол. Многочисленные осколки разлетелись по всему помещению подобно океанской волне, обрушившейся на берег.

 

Глава 37

Было тихо.

Я сидел на кушетке, окутанный паутиной рваных проводов. Окружающие старательно маскировались под скульптуры неизвестного мастера. Исключение составляли только Сергей Викторович и Димка, решившие, что дышать можно. Дышал и я — шумно; очумело поворачивая голову из стороны в сторону.

Димка тер нос рукой и, прикрываясь за ней, исподтишка разглядывал жертву эксперимента. Глаза лаборанта стали небывало серьезными, но — без малейших проблесков раскаяния.

Дроботецкий справился с мимолетным испугом куда быстрее. Сейчас он терпеливо, как и полагается истинному ученому, ждал момента, когда можно будет ко мне приблизиться. Я перестал мотать головой и начал справляться с дрожью в руках. Момент наступил.

Сергей Викторович подошел и сразу занялся делом: стал молча отрывать от меня присоски. Я взялся помогать: какой смысл сидеть, тупо глядя в пространство? Народ вокруг оживился, задвигался. Послышались первые реплики.

— Все нормально?

Я встретил взгляд Дроботецкого. Шеф был собран, сдержан.

— Да.

— Поговорим?

Говорить мне не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось — кроме как повалиться на пол в маленькой темной комнате… Нет, лучше на матрац! Повалиться, и, лежа на нем, долго и страстно жалеть себя, любимого. Вслух я сказал иное:

— Поговорим.

Патрон был великолепным психологом. Отметил мое состояние и предложил:

— Пойдем в мой кабинет.

Я ответил благодарным взглядом: надоело чувствовать себя подопытным кроликом; если уж и разговаривать — так там, где ушей поменьше.

К этому моменту мое бренное тело было избавлено от проводов. Оставалось лишь встать на ноги. Что я и сделал — с помощью Дроботецкого: приобняв за плечи, Сергей Викторович повел меня к выходу. Не то чтобы я нуждался в опоре, но было приятно. Да и отталкивать как-то некрасиво. Освобожусь в коридоре.

— Дима, подмети здесь.

Кажется, Димка не поверил своим ушам. Во всяком случае, лицо мигом приняло страдальческое выражение. Но с начальством не спорят — расстроившийся лаборант побрел за веником. Ладно, Дим, зато я не в обиде буду. Ты уж прости, что не вступаюсь.

В свой кабинет Сергей Викторович держал запертым. Входил в него один, неизменно прощаясь с посетителями у порога. Так что я, оказавшись внутри, оглядывался с большим интересом. Интересно, по интерьеру можно определить тайны личности человека?

Конечно, я мало преуспел. Обстановка была не слишком роскошной: возле двери — вешалка; рядом — большой двустворчатый шкаф; напротив — старый диван с протертой кое-где обивкой; над ним — могло бы висеть зеркало: крепления подходящие имелись; ближе к окну — стол с компьютером. В стороне от монитора — несколько книг, возложенных на ворох исписанных разными пастами листков.

Приглашающе указав мне на диван, Сергей Викторович опустился на стул. Подумал, со скрежетом его подвинул, наклонился вперед:

— Можешь рассказать, что увидел в зеркале?

Я медлил с ответом.

Дроботецкий наклонился, сунул руку под стол, включил компьютер. Глянул в экран, по которому бежали белые символы. Задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. Испытывающее посмотрел на меня: будешь отвечать, мол?

— Там был вампир, похожий на меня. Будто я смотрел на двойника из другого мира. Выглядел как я, только злой! И двигался сам по себе. Он был не один… — мой голос звучал отстраненно, даже глухо, дыхание время от времени пресекалось.

— Ты испугался, что он причинит вред твоей сестре? — спросил Сергей Викторович, когда я закончил.

— Он уже причинял ей вред!

— Да-да, прости. Ты понимал, что смотришь в зеркало?

— Д-да. То есть я знал, что держу в руках зеркало, но этот монстр — был реален!

— Почему ты так решил?

— Мы видели друг друга.

— Ты в этом уверен?

— Мы встретились глазами. Он видел меня.

— А Надя тебя тоже видела?

— Нет, она смотрела куда-то вбок, — было чувство, что Дроботецкий принимает меня за дурака.

— И все это время она оставалась неподвижной?

— Да, — ответил я, вспоминая. Действительно, Надя была не просто неподвижной — на ее лице вообще ни один мускул не дрогнул. Странно. Может, я зря Сергея Викторовича обвиняю? Вполне нормально выясняет детали. Ну-с, будем помогать.

— А ты не пробовал ее позвать?

Позвать?

— Нет, не пробовал.

— Скорее всего, мы имеем дело с галлюцинацией, — резюмировал Дроботецкий, — но окончательное слово скажут наши физики: все зависит от того, какие участки мозга были активны.

То есть я все-таки придурок?

— Не понял?

— А чего тут понимать? Каждый из отделов твоего мозга отвечает за определенную функцию. Если был активен участок, отвечающий за воображение, значит, все происходящее тебе просто привиделось.

— Но это работа биологов! — мне так хотелось надеяться, что физики ошибутся!

— Там и биологов хватает, — отмахнулся Дроботецкий. — Это я по старой памяти всех физиками называю. Раньше, когда институт создавался, наличие биологов казалось необязательным. Потом, конечно, спохватились… Но это не важно. Бери лучше стул, подсаживайся.

На экране монитора величаво разворачивалась молекула ДНК.

— Нравится?

Я кивнул. Смотрелось действительно красиво.

— Это — твоя. Теперь сравни с ДНК обычного человека, — рядом с первой моделью появилась вторая, в экране поменьше. — Ты ведь, вроде, на биолога учишься?

— На медика. Учился, — ответил я, добросовестно палясь на экран. — На третьем курсе.

Молекулы выглядели совершенно одинаковыми. Сознаваться, что ничего не понимаю, не хотелось, и я внимательно разглядывал картинку, надеясь, что Дроботецкий сам все объяснит.

— Почему — учился?

— Потому что сессию перед Новым годом не сдал. Не сдавал, если говорить точно.

— Ясно. Соискателем пойдешь?

— Что? — я бросил разглядывать спирали, озадаченно взглянул на собеседника. Тот благодушно повторил:

— Соискателем пойдешь? Ко мне?

— У меня нет высшего образования.

— Это я возьму на себя. Ну, так как?

— Сергей Викторович, спасибо… Мне надо подумать.

— Думай. С одной стороны, действительно, зачем вампиру звание кандидата? А, с другой — что, если мы найдем способ сделать тебя обычным человеком? Согласишься расстаться со своими сверхвозможностями?

Расстаться? Перестать пить кровь. Ходить по залитым солнцем улицам. Вернуться в семью…

Конечно, я сказал «да».

Дроботецкий кивнул и, отчего-то очень тихо, почти шепотом сказал:

— Ну, дай-то Бог.

Я опустил взгляд, пережидая соответствующую случаю паузу.

— Ты углядел какую-нибудь разницу в ДНК?

Прежде чем отрицательно покачать головой, я всмотрелся повнимательней. Увы. И ах.

— Нет, Сергей Викторович. По-моему, они одинаковы.

— Именно. Генетически ты ничем не отличаешься от обычного человека.

Что? Я вопросительно вскинул голову.

— То есть, если взять за основу твою ДНК и клонировать человека — он будет таким же, как все. Отличие находится в крови; точнее, в ее составе.

— Вирус, — сказал я, припоминая.

— Нет. Скорее всего, нет. Мы выявили это соединение. По своей структуре оно напоминает гормон. Довольно необычный гормон. Впрочем, версию о вирусе мы тоже отрабатываем. Видишь ли, Кеша, — тон Сергея Викторовича стал более доверительным, — это соединение, во-первых, повышает уровень работоспособности твоего организма, активирует дремлющие участки мозга и, таким образом, обладает признаками гормона; во-вторых, переориентирует весь сложный цикл по приему и переработки пищи на употребление одной лишь крови, что возможно в случае нахождения в теле инородной структуры, например, вируса; в-третьих, необходимым условием для функционирования этого соединения является гормон, который вырабатывается мозгом исключительно в процессе приема пищи. То есть когда ты пьешь кровь, — пояснил Дроботецкий, чтобы внести полную ясность.

— Тогда это все-таки вирус — раз создает условия для своей жизнедеятельности.

— В таком случае, к вирусам можно отнести практически все.

— Но, Сергей Викторович, блокируется работа желудочно-кишечного тракта; организм перестраивается на выработку определенного типа гормона…

— Который, во-первых, не является привычным для человеческого организма; во-вторых, служит основой для нашего соединения. То есть твое тело само вырабатывает вирус, а если так — то это не вирус. По определению. Вирус — мельчайшая частица, размножающаяся в живых клетках. Слышишь — размножающаяся. Вирус сам себя копирует. А здесь — это делает твой организм. Следовательно, твой организм уже нельзя считать человеческим.

— А как же ДНК?

— Не знаю. Честно говоря, именно неизменная ДНК наводит меня на мысль, что процесс девампиризации все-таки возможен.

— Может, сделать полное переливание крови?

— Я думал над этим. Остается еще мозг с выделяемым им гормоном.

— Тогда устроим голодание. Не имея подпитки, эта дрянь обязательно погибнет.

— Возможно, вместе с тобой. Кроме того, я лично опасаюсь находиться рядом с голодным, а, следовательно, потерявшим над собой контроль вампиром.

Пришлось пожать плечами:

— Варианты кончились.

— У меня — тоже, — признался ученый. — Тебе пора идти. Скоро утро.

Быстрый взгляд на часы. Да, действительно: пора на боковую. Поднявшись, я двинул стул к стене и, проговорив «До свидания», шагнул к порогу.

— До свидания. С Новым годом, — донеслось от стола.

Да, Новый год был необычным. Я задержался на секунду, обернулся — и ответил:

— С Новым годом.

 

Глава 38

Замелькали, сменяя друг друга, дни и ночи. Некоторые из них остались в памяти; другие — затерялись на фоне более ярких событий; но все они прошли под единым лозунгом «Даешь возвращение человека!»

Меня без конца исследовали, сканировали, кололи какие-то препараты, брали кровь на анализ, — словом, в покое не оставляли. Все, что удалось определить экзекуторам, так это феноменальную способность моего тела восстанавливаться. Тоже мне откровение! Но все равно — наблюдать было интересно.

Взятую на пробу кровь травили химикатами — с минимальным эффектом; растворяли в кислоте — что давало страшный, дикий по своим возможностям, яд; пропускали через меня электрический ток — с напряжением, превышающем знаменитые двести двадцать вольт.

Единственное, что давало свои результаты мгновенно и сразу — использование огня. Здесь реакция была как у обычного человека. Для полноты картины надо упомянуть про использование ультрафиолета, лука, чеснока и серебра, — но это, конечно, уже не ново.

Ах да, серебро! Его ионы не очищали мою кровь, как им положено, а неуклонно ее… изменяли, жгли; уничтожали именно те образования, которые и делали из меня вампира. Но, раз уж я целиком состоял из этих образований, идея полежать под капельницей с частицами серебра мне не понравилась. Лес рубят — щепки летят.

Почему-то Димка и Сергей Викторович не сильно испугались возможности спалить мня заживо и бесконечно ставили опыты с серебром. Разговаривая, они использовали узкоспециальные термины, но все и так знали: эта парочка ищет способ приготовить сыворотку, способную уничтожить вампиризм как телесную болезнь.

Слышали бы об этом военные!

В конце концов, мне надоело. Я взбунтовался.

Ляпнул какую-то крикливую фразу насчет тюрьмы и пыток в ней. Психанул и отправился домой. На побывку.

Меня никто не останавливал. Пусть бы только попробовали! Хотя… если бы на пути возник Дроботецкий, я бы, конечно, вернулся. Но Сергей Викторович отошел в сторону, безошибочно чувствуя мое настроение и элементарную потребность в отдыхе.

В итоге — я беспрепятственно вышел из здания института, быстро «поймал» маршрутку и даже доехал до нужной остановки. Но, когда почти уже подошел к дому, мое везение кончилось.

Скрип снега позади прозвучал как взрыв. Встревоженный, я обернулся.

— С крыши спрыгнул, — заявил Фаргел в мои испуганные глаза.

— Здравствуй, Старейший, — приветствовал я, уже успокаиваясь: встреча с Фаргелом несла в себе какой-то элемент стабильности: как-никак мы уж встречались раньше — знакомый вампир. Интересно, а оборотни на свете есть?

— Я искал тебя.

Да ну? Любопытно, зачем? Я вопросительно поднял брови.

— Ты солгал мне о Борисе. Почему?

— Я не понимаю, — пробормотал я, оттягивая время.

— Понимаешь. Я хочу знать, почему ты его убил.

Притворяться дальше было бессмысленно:

— Он не оставил выбора.

— Не оставил выбора? Рассказывай по порядку. С чего все началось?

Пришлось рассказать. По порядку, как и просил. Несущественные, на мой взгляд, детали я пропускал, коротко и четко подводя повествование к тому, что было причиной схватки. Фаргел показался мне существом эмоциональным и я надеялся, что упоминание о Наде снизит его воинственный пыл.

В крайнем случае, если дело дойдет до драки, у меня должны быть небольшие шансы.

Фаргел действительно смягчился. Даже поза стала менее обвиняющей: плечи расслабились. Носком ботинка Старейший начал задумчиво ворошить снег. Но я обрадовался рано:

— Хочешь сказать, что в одиночку одолел Бориса?

Пришлось рассказать про священника. Я старался сделать это как можно более коротко, выставив его случайным прохожим, с которым мы нечаянно подружились.

Фаргел допытываться не стал.

— У тебя опасные друзья, — сказал он, помедлив. — Но еще более опасно, что ты говоришь им правду.

— Почему?

— Потому что он расскажет о вампирах другим людям; расскажет о том, как с нами бороться. Дело кончится резней — у смертных нет шансов.

— Тогда чего ты боишься?

— Я не боюсь. Нам не нужна война. Никому не нужна.

— Гораздо безопасней тихо-мирно поедать одиночек! — выпалил я. И тут же съежился, ожидая кары за наглость.

— Вот именно, — невозмутимо подтвердил Фаргел. — Лучше, если они ничего о нас не знают.

— Не знают? Вампиры создали фильмы про самих себя — и смертные ничего не знают?

— Знают, но не верят, — поправился Фаргел.

— Пусть так. Но в фильмах показаны все способы убить вампира. За что же ты меня ругаешь?!

— За точное Знание. Посмотреть «ужастик» — это одно; знать реально, что вампиры существуют — совсем другое. А что до способов — так люди давно знали о них — через легенды. Мы просто сняли напряжение, воплотив легенды в фильмах. Человек, который не верит в существование вампиров, безопасен. Да, он может знать, что чеснок для нас — яд. И что с того? Разве много людей ходят по ночным улицам, таская осиновый кол? Или много тех, кто сжимает в кармане серебряный нож, а на шею надевает ожерелье из чеснока? Люди знают — но не верят. И пока это происходит — мир между нами существует. Да, мы убиваем. Но — убиваем, чтобы насытиться. Гораздо больше людей погибает в катастрофах, войнах. Земля перенаселена. Наше присутствие практически незаметно.

— Но убиваете?

— Есть-то надо.

С этим трудно было спорить.

— Ну, тогда можно выпивать по чуть-чуть, чтобы человек остался жив.

— Можно, — согласился Фаргел. — Но далеко не все так гуманны, как ты. Кроме того, если человек просто пропал на улице — это одно; а вот если его находят бледного с парой ранок на шее — совсем другое. Тут любой задумается. Прятать тело намного безопаснее.

— Да, конечно…. А что, вампиры не пробовали вылечиться?

— Ты говоришь про новичков?

— Н-да. Наверное, да.

— Бывает по-разному. Некоторые сразу принимают свою новую роль — и даже радуются: силе, отсутствию болезней. Другие — особенно, религиозные — сильно переживают. Очень страдают. Но приходит время — и Жажда берет свое. На моей памяти еще никто не сумел с ней справиться. В конце концов, просто перестаешь соображать — тело само все делает. Остается лишь смириться.

— А вылечиться? Разве среди вампиров нет ученых, врачей?

— Думаешь, кому-то это сильно надо? Все привыкают. Есть, правда, и среди Старейших исследователь. Но этого интересует сам процесс познания. Просто так: знание ради знания.

— А…

— Подожди! — прервал меня Фаргел.

Я послушно замолчал.

Взгляд Старейшего замер. К чему-то прислушивается? Предостерегающе поднятая рука призывала хранить молчание.

Вот он развернулся и бросился за угол. Если бы я сам не был вампиром, ничего не сумел бы увидеть: настолько молниеносно все было проделано. Только что был здесь — и вот его нет.

Я поспешил следом.

Возле дороги, рядом с транспортной остановкой, Фаргел плавно уворачивался от газовой струи, вырывавшейся из небольшого баллончика. В обладателе баллончика я узнал Сергея Викторовича. Итак, шеф взял на заметку Димкино изобретение.

Выбив опасный баллончик из руки Дроботецкого, Фаргел схватил ученого за подбородок. Вздернул вверх, склонился.

— Стой! — завопил я, бросаясь на выручку.

Старейший недоуменно приподнял голову, но я не тратил время на объяснения, угостив удивленного вампира максимально сильным ударом.

Сбитый с ног, Фаргел отлетел, было, прочь — вместе с Дроботецким, но я метнулся следом — вырвал шефа из ослабевших объятий, швырнул за спину.

— Еще один из твоих знакомых? — поинтересовался мгновенно оказавшийся на ногах Старейший. И как это у него получилось? Быстрый черт! По моему позвоночнику побежала струйка холода.

Рядом поднялся Дроботецкий, кинул в рот дольку чеснока и, вытащив из кармана серебряный стилет, застыл в ожидании.

— Да, — безапелляционно заявил я. — Еще один из моих знакомых.

— Кеша, повторяю еще раз: ты плохо выбираешь друзей!

— Меня устраивают, — заметил я, по-прежнему не расслабляясь.

— Твой приятель — охотник на вампиров.

— Исключено, — категорично заявил я. — Он давно знает, кто я такой. Потому и чеснок с собой таскает, и оружие. Если бы хотел, меня давно не было бы в живых.

— Только охотники обладают мысленным блоком такого уровня. Смертный, скажи ему. У настоящих друзей не должно быть тайн друг от друга.

— Это правда, — неожиданно подтвердил Сергей Викторович. — Я член команды охотников.

— Сергей Викторович, ну зачем вы так говорите? Он же теперь специально выслеживать будет!

— Кеша, я действительно охотник на вампиров. Извини, что говорю это только сейчас, но он прав: ты должен знать.

Фаргел довольно оскалился:

— Надеюсь, теперь я могу выпить его?

— Нет. Не смей. Он — мой друг. Я хочу, чтобы ты оставил его в покое! — я напрягся, готовясь к схватке. Может, мне удастся отлечь вурдалака на себя. Тогда Сергей Викторович получит шанс пырнуть его стилетом. Ну, давай, Старейший — твой ход!

— Хорошо…. Я отпущу тебя, смертный. Даже искать не стану. Но если ты мне однажды попадешься — пощады не жди!

Прыгнув в небо, Фаргел быстро превратился в точку, а затем и вовсе пропал из виду.

Я перевел взгляд на Дроботецкого. Вот уж не ждал, не гадал. И как же мне теперь себя вести? Нет, я действительно был в полной его власти. Если бы он хотел, давно бы уже сделал все, что угодно.

— Как вы здесь оказались?

— Экстрасенсы сказали, что у тебя будет встреча с вампиром — я решил подстраховать.

А, ну да, у экстрасенсов свои методы.

— Ну, что ж, — я взглянул в сторону своего дома, — не согласитесь ли заглянуть в гости? Родители давно интересуются моей работой…

 

Глава 39

— Соглашусь. У такого положительного отпрыска… должны быть в высшей степени замечательные родители. Будет приятно познакомиться.

— Не иронизируйте, — проговорил я, поворачиваясь к дому.

— И в мыслях не было: как-никак, ты мне жизнь спас. Только что.

Что было — то было. Вот уж не знаю, радоваться теперь или печалиться.

— Вы — действительно охотник на вампиров?

— Да.

— И охотитесь на вампиров?

— Как вытекает из определения.

Верно. Можно было и промолчать. Но кое-что я все равно уточню:

— Сергей Викторович, когда мы с вами в первый раз встретились…

Он подбодрил меня кивком.

— Ну-ну, продолжай.

— Когда я сказал вам, что я вампир — вы удивились. Почему? Если вы охотник…

— Если я охотник на вампиров, то не должен удивляться. Ты это хочешь сказать?

— Да.

— Ты прав. Конечно, я знал о вампирах. Но верно и то, что… Еще ни один вампир не был благодушно настроен к обычным людям. Разве что как к обеду. Так что я тебе не поверил. Извини.

— И вы меня — тоже, — ответил я, вспомнив, во что вылилось наше недопонимание. Впрочем, он первый начал. Зачем надо было руками размахивать не по делу?

Мы вошли в подъезд.

Однако почему бы не предположить, что гуманисты среди вампиров встречались и раньше? Скажем, если я питался донорской кровью, тысячу лет назад новообращенный вампир вполне мог приютиться где-нибудь на скотобойне. Сергей Викторович действительно может не знать, что такие случаи были. А что доброхоты встречались — сомневаться не приходилось: я сам — лучшее доказательство. Но это значит, что вампиры — вовсе не те алчущие крови монстры, которыми их принято изображать. Но людьми-то они питаются?

Я вздохнул, мысленно подводя черту. Займемся пока насущными проблемами. Самая насущная — Дроботецкий. Выходит, я был для него не просто объектом научного исследования, но еще и чем-то вроде игрушки. Приглядывал за мной тихонько! Кстати…

— Фаргел сказал, что мысли охотника прочитать невозможно. Но я же читал ваши мысли!

— Ты уверен?

К этому времени мы уже поднялись на нужную площадку. Потянувшийся к кнопке звонка палец застыл, а вот мое лицо… лицо сделало это позже. Сначала оно приняло совершенно обалделый вид.

— Уверен…

— Ты уже сейчас сомневаешься. И правильно делаешь! Ты читал только то, что я тебе позволял: мои настоящие мысли никто узнать не может.

— Но… если вы можете проделать такое, вы — очень сильный телепат!

— Вот именно.

— Понятно, — пробормотал я. Замолчал и вдавил пальцем кнопку. Нужно было собраться с мыслями: не каждый день чувствуешь себя стопроцентным дураком.

Еще меня беспокоил Фаргел. Не сам Фаргел как таковой — тревожило что-то, с ним связанное: или он сказал, или что-то сделал…

Дверь в квартиру открылась, мигом переключая мысли.

— Пап, познакомься, — заторопился я. — Это Сергей Викторович — мой начальник. Сергей Викторович, мой отец — Михаил Петрович.

— Очень приятно, — чуть поклонился Дроботецкий.

— Мне тоже, — кивнул отец, отходя в сторону. — Проходите.

Пока гости топтались у порога, батя заглянул в соседнюю комнату:

— Вера, иди сюда!

Ритуал знакомства пришлось повторить.

— Очень приятно, — сказала мама, разглядывая Дроботецкого. — Так вот вы какой…

Сергей Викторович засмущался:

— Какой?

Теперь замялась мама:

— Просто я сильно о вас наслышана, а теперь вот — довелось увидеть. Тем более вы — из засекреченного подразделения ФСБ…

Дроботецкий как-то странно на меня посмотрел. Ну, и пусть смотрит: я же должен был выкручиваться!

— Что мы тут стоим?! — всполошилась мама. — Проходите.

Мы прошли в зал, чинно-благородно расселись на креслах, диване.

— Чаю хотите? — поинтересовался папа. — Или, может, чего покрепче?

— Нет, спасибо, — поблагодарил Сергей Викторович. — Мы проезжали неподалеку, и Кеша предложил зайти в гости. Вы, кажется, хотели меня видеть?

— Вы ведь давно интересуетесь, куда попал ваш сын, — поспешно вставил я. — Можете задать Сергею Викторовичу ваши вопросы. Он вам все объяснит — если только про секретные вещи спрашивать не будете.

Хорошо сказал! Аж самому понравилось: вроде бы и в тему, и Дроботецкого в курс ввел.

— Гхм, — многозначительно молвил шеф. — Что ж, я готов ответить на ваши вопросы. Постараюсь во всяком случае, — добавил он после легкого колебания.

— Так… — ответила мама. Растерявшись, замолчала. Переглянулась с отцом. Потом оба, не сговариваясь, уставились на меня «Вот погоди!», — читалось в их глазах, — «Уйдет уважаемый гость, выдерем как собаку! Или как сидорову козу! Нет, сначала как козу, потом — как собаку!»

Я сделал вид, что ничего не замечаю, и прикинулся поленом.

С другой стороны, если рассуждать здраво, сами напросились — нечего было донимать вопросами! Хотя… интересоваться судьбой своего чада положено любым родителям. Проиграв спор самому себе, я бросил забивать голову ерундой и стал ждать развития событий.

— Неудобно получилось, — инициативу принял папа. — Но, раз так, кое-что я бы уточнил. Если не возражаете.

Дроботецкий ободряюще улыбнулся:

— Прошу вас: не стесняйтесь.

— Хорошо… — батя перевел дух и «выпалил». — Вы действительно из ФСБ?

Сергей Викторович полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда удостоверение и протянул его для досмотра.

Корочки папа изучал очень внимательно, я бы даже сказал придирчиво. Мама, сидевшая в соседнем кресле, время от времени поглядывала в сторону документа, но — большего себе не позволяла. Хотя явно хотела.

— Извините, я на минуточку, — проговорила она, поднимаясь. — Только чайник поставлю.

— Спасибо, не стоит, — решил, было, отказаться Сергей Викторович, но она уже вышла из комнаты.

Фаргел! Как много в этом слове… тревожного. Я никак не мог понять, в чем дело. Почему мне кажется, будто упустил что-то важное?

— Извините, товарищ майор… — сказал папа, протягивая удостоверение обратно.

Что?? Целый майор??

-..просто мы с матерью тревожимся за этого оболтуса…

— Я понимаю, — Дроботецкий улыбнулся. — Рад, что развеял ваши опасения.

— Частично, — брякнул папа. — Еще мы переживаем, чем он там занимается.

Их кухни вернулась мама, присела на краешек кресла. Замерла в ожидании ответа.

Сергей Викторович отвечать не спешил. Подумал, исподлобья глянул на источник переживания, еще подумал.

Я пришел на помощь:

— Сергей Викторович, я сказал им, что принимаю препарат, повышающий мои возможности.

Дроботецкий молчал, ожидая продолжения.

— Все, — коротко завершил я.

— Все ясно. Уважаемые Михаил Николаевич и Вера Львовна. Как человек военный, всего сказать не могу. Да, действительно, мы проводим долгосрочное испытание одного сверхсекретного препарата и Кеша — один из участников данного… мероприятия.

— Что он принимает? — «ощетинилась» мама.

— Не волнуйтесь. Препарат не токсичен, привыкания не вызывает; его действие проходит, если прием прекращается.

— Почему вы не отпускаете его домой?

Дроботецкий нахмурился. Потер лоб. Отчаявшись что-то придумать, повернул голову к детали интерьера, которая совсем недавно была Кешей Скиба. «Что ж ты, охламон, так меня подставил?» — спрашивал полный печали взгляд. Деталь интерьера не прореагировала.

Дроботецкий вздохнул и начал оправдываться:

— Специфика службы. Кеша находится под постоянным медицинским наблюдением. Это делается, чтобы свести к минимуму тот риск, который существует при введении препарата нового типа.

— Это, случайно, не стероиды? — волновалась мама. — Вы меня простите, но, как мать, я беспокоюсь за своего ребенка.

— Я слышу вас, не волнуйтесь. Нет, это не стероиды. Как я уже сказал, при завершении приема — накопленный эффект проходит. Кеша вновь становится обычным человеком — таким, как вы и я.

— Хотелось бы еще разобраться, — пробасил папа, — зачем этот ваш сверхсекретный препарат нужен?

— Армия будущего, — коротко ответил Дроботецкий. — Спецназ, ВДВ… Ну, и так далее. Быстрые, сильные, практически неутомимые солдаты с потрясающей скоростью заживления ран.

— Ну, а наш сын — каким боком тут замешан?

— Кеша? — Сергей Викторович опять покосился в мою сторону. Ну, Кеша, Кеша — тут других вариантов и быть не может. И нечего зыркать укоризненно: вам, между прочим, вопрос задали — отвечайте ужо. Дроботецкий и ответил:

— На данный момент — у него есть неплохая зарплата и предложение пойти ко мне соискателем. Будущий кандидат наук, получается.

Мама ахнула.

— Ну, а потом… — продолжал вещать шеф. — Потом, мне кажется, он предпочтет военную службу. Впрочем, это уже ему решать.

Выкрутился! И на вопрос не ответил, что интересно, и заинтриговал.

Родители задавали еще какие-то вопросы, уже менее тревожные. Пожалуй, делалось это с целью до конца прояснить ситуацию, а в итоге — успокоиться. Обстановка потихоньку становилась неформальной. Вот уже мама принесла чай, поставила на столик вазочку с печеньем…. А я, погруженный в собственные мысли, изо всех сил вспоминал, что же я упустил?

Или не заметил, или сказал что-то не то. Беспокойство было как-то связано с Фаргелом. Что-то было не так. Что-то, чему я сразу не придал значения, но очень, очень важное.

Я вспомнил! Он…

 

Глава 40

— Он назвал меня по имени! — выпалил я, едва мы снова оказались на улице.

— А тебе это не нравится? — поинтересовался Дроботецкий.

— Нет, Сергей Викторович, он назвал мое настоящее имя.

— Кто бы мог подумать? И как тебя зовут на самом деле?

Шеф вовсю веселился. Издевается? Ничего смешного, между прочим!

— Кеша! Но ему я сказал, что меня зовут Костя!

— Ясно, — улыбка исчезла с лица ученого. Дроботецкий замедлил шаги, ожидая продолжения. Оно не заставило себя ждать:

— Раз так, Фаргел знает обо мне гораздо больше, чем я думал.

— И да, и нет, — Сергей Викторович взмахнул рукой, останавливая маршрутку. — Ты привык полагаться на стандартные человеческие способности. В итоге, когда твои возможности значительно расширились, ты выбрал самое простое — то, что лежало на поверхности: физическую силу и демонстрацию выросших клыков…

Скрипнув тормозами, такси остановилось рядом. Дроботецкий замолчал: Плавно открыл дверь в салон. Пассажиров было немного — да и откуда им взяться в двенадцатом часу ночи? Играла музыка. Расплатившись и устроившись в самом конце салона, мы вполголоса продолжили разговор.

— У вампиров же, помимо этих внешних признаков, есть способности, которые делают их по-настоящему могущественными.

Напрягая слух, я ждал откровений. Это не укрылось от шефа. Криво усмехнувшись, он пояснил:

— Ты использовал их в самом начале своей новой жизни. Что помогло тебе выжить?

А что мне помогло? Гм… Есть! Я быстро кивнул, вспомнив, как раз за разом дурманил головы людям.

— И это тоже, — прочитал мои мысли Сергей Викторович, — но речь совсем о другом: ты остался человеком.

Человеком??

Видя мое замешательство, ученый пришел на помощь:

— Получив тело идеального убийцы, но не стал им.

— А разве это плохо? Если бы я стал упырем, мы бы не встретились.

— Как знать! — охотник взглянул на меня совершенно серьезно. — Если бы наша встреча произошла, она оказалась бы совсем иной. Я убил бы тебя. Но сейчас — разговор совсем о другом.

— О чем? — спросил я, совершенно растерявшись.

— О том, что могут делать вампиры. И ты сам — как один из них. Поправь, если что-то упущу.

Дроботецкий начал загибать пальцы:

— Возросшая сила — раз. Более быстрая реакция — два. Прогресс в скорости — три. Что между ними общего?

Я недоуменно пожал плечами. Мы что тут, в загадки играем?

Сергей Викторович перевел дыхание и продолжил:

— Все это — физические характеристики твоего тела. Мозг же — является главным оружием вампиров. К счастью, многие из них об этом забывают. К сожалению, Фаргел к этому большинству не относится…

Повернувшись к окну, охотник задумался.

— …Вы сказали, что мозг — главное оружие вампиров, — не вытерпел я.

— Да, — он поднял на меня сухие, странно блестящие глаза. — Самое плохое, что каждый из них — сильный телепат. Увы, но среди простых людей лишь немногие могут читать чужие мысли, не говоря уже об изменении их, регулировании в соответствии со своими желаниями.

— Разве это плохо? — удивился я. — Люди тоже разные бывают. Некоторые — и без чтения мыслей — еще те уро… — я замялся, подыскивая подходящее слово, — плохие, в общем.

— Согласен, — Дроботецкий кивнул. — Но когда речь заходит о противостоянии людей и вампиров, хочется, чтобы телепатов на нашей стороне было побольше.

— И что, от них совсем нет защиты? Я говорю про телепатов.

— Есть. Другие телепаты. Это благодаря им вампиры не могут пробить телепатическую защиту охотников. Человек просто умирает, если брешь в ней может появиться.

— Жестоко…

— Только на первый взгляд. На самом деле, такая предосторожность — необходима. Идет полномасштабная война и тот, кто оказался в плену — обречен.

— Хорошо, а как же я?

Сергей Викторович понял меня по-своему:

— Ты не в плену.

— Я знаю. Просто хочу понять, на чьей стороне нахожусь. Ведь если идет война…

— Решай сам.

Решай сам… Иллюзия выбора из двух самоубийственный вариантов.

— Не хочу ничего решать! Не хочу ввязываться в этот дурдом! Я имею право сохранить свою жизнь такой, какая он есть сейчас?

— Ты уже ввязался, — тихо поправил охотник, — как только стал вампиром. Прости, но у тебя нет выбора.

— Не согласен! У меня сложились хорошие отношения и с Фаргелом, и с Вами!

— А в нашем с ним противостоянии кому будешь помогать?

— Вам, — без колебаний заявил я. — Буду вас защищать. Но убить Фаргела — тоже не дам.

Дроботецкий вымученно улыбнулся:

— Идеалист. А если ты встретишь незнакомых тебе человека и вампира, вступивших в смертельную битву, на чью сторону встанешь?

— Человека! — уверенно ответил я.

— Похоже, ты уже выбрал.

Я промолчал.

— Ладно, можешь играть в несознанку, если тебе так нравится. Надеюсь, ты примешь мою помощь.

— Какую помощь? — подозрительно осведомился я.

— Ты же хочешь развивать свои новые способности?

Я встрепенулся:

— Не откажусь.

— Тогда, позволь, я продолжу лекцию. Фаргел узнал твое имя потому, что ты не имеешь ни малейшего представления, как закрывать свои мысли. Скорее всего, он знает о твоих близких: где живут, как выглядят. Но это не так опасно, как тебе кажется твоя семья — обыкновенные смертные, с которыми Фаргел имел дело в течение многих сотен лет и, следовательно, они ему не интересны. В отличие от тебя — новой, пока еще никому не подконтрольной, поросли.

Дроботецкий вдруг подмигнул. Потом вздохнул и, как-то разом став серьезным, продолжил:

— Но кое-что меня очень тревожит. В твоих мыслях Фаргел мог найти упоминании о нашем институте. Организация, в которой изучают вампиров — потенциальна опасна. Если предположить худший вариант, что Фаргел знает меня не только как охотника, но и как исследователя — жизнь наших сотрудников в опасности.

— А вы — действительно исследователь? Ну, вы изучали вампиров раньше? До того, как у вас появился я?

— Конечно. Как и любой охотник. Мы просто обязаны были собирать сведения о вампирах — хотя бы для борьбы с ними.

— Но… есть много страшных историй про вампиров. Некоторым их них сотни лет. Неужели ваша организация существовала уже тогда?

— Охотники появились следом за вампирами. Это было закономерно. Первые вампиры были не чета нынешним: обезумевшие от жажды крови, ничего не понимающие создания. Они гибли пачками. Честно говоря, охотники того времени сами совершили немало ошибок: сражались один на один, делали вылазки под покровом ночи. Редко, очень редко удавалось одержать победу в таких схватках. Все эти случаи описаны в преданиях.

— Так кто побеждал: охотники или вампиры? — не выдержал я.

— Никто. Вампиры были предсказуемы, а охотники постигали средства борьбы с ними через гибель соратников. Шло время. Охотники набирали опыт, но и вампиры становились мудрее. Прорыв наступил несколько сотен лет назад — и дело не в новом вооружении, которое сделало смертных более опасными. Люди все равно значительно уступали вампирам и в скорости, и в силе, и в способности восстанавливаться. Ситуация изменилась, когда кому-то из охотников пришло в голову использовать телепатический блок, чтобы подкрасться незамеченным.

— Так поздно? — усомнился я. — А что, раньше телепатов не водилось?

— Возможна, эта идея поднималась и раньше, — согласился Дроботецкий, — но мир еще не был связан таким количеством путей сообщения. Всего за несколько десятилетий организация охотников стала неуязвимой. Теперь провал одного не означал гибели остальных. Попавший в плен охотник мог умереть в любую секунду, просто произнеся в уме кодовую фразу. Вампиры оказались бессильны. Им понадобилось около сотни лет, чтобы осознать это. Вот тогда — они взялись за нас всерьез. Но было поздно: охотники уже знали достаточно, чтобы вести партизанскую войну. С переменным успехом она ведется и по сей день.

— Сергей Викторович, а вы знаете, откуда взялись вампиры? Как они вообще появились? Легенда про Дракулу тут не подходит: Фаргелу, например, больше тысячи лет.

— Если только вампиры тебе об этом расскажут, — нехотя признался Дроботецкий. — Охотники этого не знают. Есть несколько теорий, но ни одной из них не удалось доказать. Так что я не могу ответить на твой вопрос. Извини.

— Да ничего страшного, — я смутился, — просто любопытно было. Вы сказали, что охотники иногда попадали в плен. А вампиров — вам поймать удавалось?

— Да, и не один раз. Только нашими пленниками всегда были новички. Старейших может удержать разве что темница из титана, но ведь они не войдут туда по доброй воле.

— А что… было с вампирами-новичками?

Не то, чтобы я за них переживал, или себя на их место ставил — спрашивал из праздного любопытства. Конечно, из любопытства. От нечего делать! Вот только в горле пересохло почему-то.

— А ты как думаешь? — Дроботецкий хищно прищурился и впервые, за все время общения с ним, мне стало страшно. — Вытягивали информацию, а затем…

Он не закончил, но и так все было понятно.

— Нет, тебя вовсе не ждет подобная участь.

— Почему нет? — я смотрел пристально. Не скрываясь.

— Хотя бы потому, что людей ты любишь куда больше, чем вампиров. И не пытайся прочитать мои мысли — это невозможно. Ты всегда знал только то, что я тебе показывал.

— Я чувствую себя жертвенным бараном…

— Иногда это полезно, — Серегй Викторович подбадривающее улыбнулся. — Говорят, без ошибок не бывает развития. Хотя у тебя ошибок не было. Просто я немного обманул тебя, уж прости: хотел присмотреться получше.

— Я не в обиде, — промямлил я, опуская глаза. Интересно, кого я решил надурить?

— Я знаю. Завтра займемся твоим развитием. Теперь все будет честно.

 

Глава 41

— На самом деле я буду тебя больше мучить, чем учить, — произнес Сергей Викторович, с комфортом развалившись на диване в своем кабинете. Мне он любезно предложил один из стульев. — Уж извини, не могу отказать себе в этом удовольствии: не часто выпадает возможность безопасно поизгаляться над вампиром. К тому же, чем жестче тренировки — тем легче будет потом. Увы, но все телепатические умения развиваются только через практику. Либо ты начнешь соображать, что нужно делать, либо пошлешь меня к чертовой матери.

Дроботецкий немного подумал и стонущим голосом сообщил:

— Судьба.

На меня его излияния мало повлияли. Как сидел — ушки на макушке — так и сижу. Жду, что дальше будет.

— Главное, что надо усвоить: дело не в мышцах. Тем более в мозгу их нет. Зато там есть ряд нужных нам зон. Важнейшая из них — волевой центр, отвечающий за принятия самостоятельных решений. Поскольку любая сознательная деятельность связана с использованием волевого усилия, пусть и в незначительной мере, нам нужно… мм… «обучить» твой волевой центр новому типу действий. Только так твое сознание овладеет тем, что ты уже знаешь инстинктивно. Доступно излагаю?

— Не очень, — сознался я, начиная ерзать на стуле в ожидании таинственной практики. Вот только никак она не начнется!

— Не страшно, — вздохнул Дроботецкий. — Хотя обидно. Ну, к стенке прижмет — додумаешь все остальное. Защищайся.

Я встал и зашагал по комнате.

— Сядь на стул! — потребовал Дроботецкий.

Я продолжал шарашиться взад-вперед.

— Сядь на стул! Это твое задание!

Извините, Сергей Викторович, когда у вас руки-ноги сами по себе двигаться начнут, тогда посмотрим, до стула ли вам будет?! Даже сказать это не получилось. Я запаниковал.

Тело остановилось возле дивана и, согнувшись в полупоклоне, дерзко отставило филейную часть. Дроботецкий иного предложения ждать не стал и от души хватил по ней подушкой.

Мне это не понравилось. Тело дрогнуло, но осталось в прежней позиции. Твою мать! Да в чем дело-то?!

— Защищайся! — гаркнул охотник, замахиваясь для повторного удара.

Я рывком выпрямился. От толчка подушки качнулся вперед, и чтобы не врезаться лицом в шкаф, вскинул руки. Поправка: руки мне не подчинились. Ой…

Удивительно, какую форму может принять стафленый ф смятку нос. Фременно, рафумеется.

Напрягшись, я отодрал себя от шкафа. Подволакивая норовистые ноги, подошел к стулу. Сел. Устало, но с торжеством взглянул на шефа:

— Задание выполнено.

— Детский сад! — заявил тот. — Ясельная группа, если быть точным. Будем взрослеть дальше?

Я согласно кивнул. Интересно, чем еще он собирается меня озадачить? Вряд ли чем-то сверхсложным: общий принцип сопротивления я уже уяснил.

— Ты так думаешь? — в глазах Дроботецкого бушевали веселые искорки. — Ясельная группа, жесткий вариант. Защищайся!

Я вскочил со стула и, наклонив голову, аки бык на корриде, понесся на выход. Дверь меня не остановила, но пред внезапно выросшей стеной удалось затормозить. Касание было легким, почти нежным.

Пританцовывая, я вернулся в кабинет, где, сам себе поражаясь, начал исполнять диковинные па. Мимоходом подобрался к выходу и прикрыл дверь.

— В тебе погиб великий танцор! — саркастически донеслось со стороны дивана.

Щас!! У меня на ногах пудовые гири, пудовые гири у меня на ногах. Мои ноги приклеены к полу. Нет, лучше прибиты гвоздями! Мои ноги прибиты гвоздями! Куда!!! Дернувшаяся было вверх нога замерла и тихонько ушла вниз.

— Главное — не что делаешь, а как делаешь, — словно издалека донесся спокойный голос шефа. — Запоминай, фиксируй, учись.

Меня вновь понесло к порогу. Сосредоточившись на ощущениях, я не успел остановиться — хотя мог бы! — и, склонив голову, уже во второй раз распахнул дверь лбом.

В коридоре остановился и начал танцевать. Все так же пританцовывая, развернулся — и двинулся обратно.

Пусть так! Я запоминал ощущения. Анализировал их, самым настоящим образом учась у своего тела. Продолжая наблюдать, начал сопротивляться. Ага!

Тело развернулось, собираясь устроить небольшую пробежку по коридору. Усмехаясь через силу, я подвел себя, дрожащего, к стулу, на который, облегченно выдохнув, и плюхнулся.

— Молодец! — удовлетворенно сказал Сергей Викторович. — Учить вампиров — одно удовольствие. Впрочем, у них умение — в крови. Защищайся!

Опять??

Я НЕ ЗНАЛ, КАК ОТ ЭТОГО ЗАЩИЩАТЬСЯ. Больше всего атака напоминала жгучий, разъедающий мозг огнепад.

…Очнулся я на полу.

— Слабенько, — констатировал Дроботецкий. — Что-то нынешние вампиры измельчали.

Сам дурак!

— Кеша, все, что с тобой происходит — это иллюзия. Ну, не совсем иллюзия. Но пока считай так — будет проще. На воображаемый огонь можно ответить воображаемым зонтиком, морем, целым океаном вокруг тебя. Ставь крепостные стены, не стесняйся. Главное — не правдоподобность барьера, а желание сопротивляться. Понял? — дождавшись утвердительного кивка, мой мучитель добавил. — Защищайся.

Я решил отгородиться зонтиком. Первое время получалось слабо, но затем — вдруг понял: все еще держусь. Воображаемая защита тут же поднялась выше, рассекая огненный поток, отодвигая его в стороны. Держать оборону было нелегко, тем более, что огнепад стал вдруг более плотным, все сильнее ударяя по щиту. Долго мне не выдержать.

Атака внезапно прекратилась.

— Достаточно, — подвел итог учитель. — Мозг тоже нуждается в тренировке. Опасно наваливаться сразу.

Опасно наваливаться? А он что делал, в бирюльки игрался?

— Вот именно, — подтвердил шеф. — Серьезно я за тебя еще не брался. Но скоро…

Если б он был хищником, точно б облизнулся. А так — просто мечтательно закатил глаза к потолку. Ууу, садист!

— Сам дурак, — все с тем же эйфорическим выражением лица отозвался Дроботецкий. — Для тебя же стараюсь.

С этим я спорить не стал. Поднял свое бренное тело с пола и даже нашел толику сил, чтобы отряхнуться.

— Что ж вы так с Фаргелом не справились? — держась за стену, я плавно взгромоздился на стул.

— А Фаргел мне ничуть не уступает. Превосходит — возможно, да как-то не было времени проверить. Хотя — может, и уступает, — неожиданно заключил Сергей Викторович, — не успели потягаться: вампиры всегда имели солидную фору в скорости.

— И как же вам удается с ними справляться? Или Фаргел был вашим первым противником?

— Третьим. Как правило, они беспечны: слишком полагаются на физический перевес. В отношении обычных людей — это естественно. В отношении охотников — едва ли разумно. Первых своих противников я одолел именно разумом. Спеленал — и лишь затем нанес решающий удар.

— А что Фаргел?

— Фаргел — бесспорно, сильный, всесторонне тренированный боец. Очень тренированный. И очень опытный: он прекрасно знал, чего от меня можно ожидать.

— Откуда?

Дроботецкий пожал плечами:

— Полагаю, он давно имеет с нами дело. Охотник на охотников, я бы сказал.

— А что, среди вампиров, тоже есть подобная группировка?

Ученый грустно улыбнулся:

— Они все там любители подзакусить. Слушай, Кеша, давай оставим пустые разговоры и займемся делом. Защищайся!

Я успел вскинуть руку:

— Подождите!

Что? Ах, это… — Сергей Викторович опять прочитал мои мысли. — Настоем шиповника я в него брызнул — для обездвиживания.

Видя мою непонимающую физиономию, телепат решил объяснить:

— Чеснок, конечно, тоже здорово, но если доза оказывается небольшой, монстр приходит в ярость и тогда справиться с ним — труднее. Шиповник — боли не вызывает, зато парализует мышцы или замедляет движения. После этого вампиры, с их нетренированным умом, становятся легкой добычей для телепата. Фаргел знал, чем я в него пшикаю; потому и увернулся. Еще и телепатическую атаку предпринял.

Поразмыслив, шеф добавил:

— Сильный боец.

— Телепатическую атаку?

— Ну да. А ты думал, ты один такой избранный? Напал, вроде как я на тебя, только с большей силой. Если бы я успел его обездвижить, потягаться было бы интересно. К сожалению, он не стал утруждать себя играми.

— То есть шансов в схватке с ним у вас нет?

— Почему же? Один на один соваться — конечно, глупо. Но шансы всегда есть — нужно просто запланировать их использование. Теперь, после встречи с Фаргелом, я знаю о нем немного больше — можно предугадать его действия. Но сражаться с ним один на один — я бы не хотел: очень сильный противник.

— И сколько, по-вашему, он тренировался? — спросил я, втайне лелея мысль самому дойти до подобного уровня.

Дроботецкий улыбнулся. Конечно, он знал, что скрывается за моим вопросом.

— Понятия не имею. Задатки-то неплохие. Было бы желание… Знаешь, я иногда думаю, за что монстрам столько дано? Может, они — новый виток эволюции? Или эксперимент природы, судьба которого решится в естественном отборе? Или, все-таки, раковая опухоль на теле Человечества, которая погибнет вслед за нами?

— А что, вампиры могут питаться только кровью людей?

— Отнюдь, хотя человеческая кровь им больше по вкусу. Но вампиры могут обойтись и без людей. Вопрос: надолго ли? Если честно, я не хочу задаваться этим вопросом. Защищайся!

— А… — сказал я, прежде чем меня затопила волна боли.

Потом — стало не до вопросов.

 

Глава 42

Обучению мы теперь посвящали каждую свободную минуту.

Удар! Защита! Встречная атака. Слабость противника — и внезапный щелчок по носу.

Я тряхнул головой и отступил назад.

— Не отвлекайся, — сурово сказал Сергей Викторович. — Держи происходящее под контролем. Атака должна быть целостной. Побеждая мысленно, ты совершенно беззащитен перед клинком. Ты играешь, пытаешься меня победить. Зря. Просто работай. Помни: ты сильнее, нужно лишь найти верную стратегию. Атакуй спокойно взвешенно, просчитывай действия хотя бы на шаг вперед. Готов?

Я кивнул.

— Начали!

Опять мысленно ухожу от пожирающего пламени, чуть поддаюсь — и резко контратакую. Охотник вынужден переключиться на оборону. Обмен мысленными ударами — и резкий, неприятный, сводящий мышцы запах. Шиповник…

Сергей Викторович оказался суровым учителем — постоянно гнал и гнал меня вперед, не давая не то что закрепить достигнутое, но даже осмыслить его как следует. Тренировка следовала за тренировкой. Постепенно мои действия приобретали отточенность, силу. Наверное, умение действительно крылось у меня в крови.

Убедившись, что защиту я усвоил крепко, Дроботецкий стал натаскивать меня в нападении, а затем — устраивать тренировочные бои. Я полагал, что готов к ним — как-никак умею все, что умеет учитель, но первый же поединок показал: Сергей Викторович сильнее, а, главное, опытнее. И разница между нами оказалась огромной.

На мой взгляд, я развивался катастрофически медленно — через месяц непрерывных занятий шеф и слушать не хотел о том, чтобы выпустить меня из стен института. Мол, возьмешь вверх, тогда и…

Как же, возьмешь над ним вверх! Скорее грибы в январе вырастут! Я пахал как папа Карло, выкладываясь на тренировках до конца, но победа над охотником все так же оставалась манящим миражом. Вот и сейчас ее кажущаяся близость обернулась постыдным поражением: стою как соляной столб, даже ресничками похлопать сил нет!

Сергей Викторович отошел на пару шагов, с наслаждением любуясь делом рук своих. Спрятал в рукав ма-аленькую бутылочку с настоем шиповника. Обошел меня вокруг. В раздумье почесал затылок и, выглянув в коридор, позвал Димку.

— Дима, ущипни его за нос, — предложил шеф заинтригованному моим состоянием лаборанту. — Вот как я, смотри.

И он подошел ко мне с твердым намерением сделать ха-арошую гулю. И сделал.

Дима опешил было, но, видя, что я не возражаю, списал все на гипноз. С чистой совестью приблизился, чтобы повторить садистское действо.

Ой, что это с вами? А лицо-то как перекосило! Не будь я так занят борьбой с лаборантом, обязательно поиздевался бы еще. Но я устал, и Димка, отдав честь, развернулся и строевым шагом удалился из помещения.

— Грубо, — поморщился учитель. — Раньше ты делал это — не напрягаясь.

Как скажете! Дверь распахнулась, впуская лаборанта (а заодно — подопытного кролика). Глядя в пространство пустыми глазами, он подошел к Дроботецкому. Зачем? Ясное дело, чтобы ущипнуть! Почему только мне должны плюхи доставаться? А чтобы жизнь босса была веселой, я атаковал со всей силы. Благо, за тылы можно было не беспокоиться.

— Неплохо, очень неплохо, — признал шеф, осадив меня мощной телепатической оплеухой, от которой потемнело в глазах. Выпроводив Димку обратно в коридор (бедный мальчик!), добавил. — Почти успел.

«Почти, — мысленно посетовал я. — Все время это говорите! А прогресса нет!»

— Есть, — уверенно возразил Сергей Викторович. — И еще какой! Но сражаться с вампирами тебе еще рано. Так что потерпи немного.

«Сколько мне так стоять?»

— Еще минут пять. Самое время заняться самообучением. Защищайся!

Легко говорить «Защищайся», если в запасе такая мысленная броня, которая лично мне только грезилась — причем буквально. Охотник кружил вокруг меня — щипок здесь, толчок там — а я был бессилен. Мои тяжеловесные плюхи, казалось, им даже не замечались.

— Грубо, — рек учитель, остановившись предо мной. Подумал и еще раз потянул многострадальный нос. Удовольствие доставляет, что ли? — Грубо, а потому глупо. Ты что делаешь?

Я преданно ел начальство глазами и ничего не отвечал. Убедившись, что ответа не последует — а читать мои мысли без борьбы он уж не мог — телепат ответил сам:

— Ты бьешь из катапульты. В лучшем случае, пользуешь пращой. Мощность хорошая, а результат никакой. Почему? Потому что забываешь целиться. Ты, чтобы в лифт попасть, бьешься с размаху о его двери? Или предпочтешь нажать кнопку рядом?

Я ждал продолжения.

— Головой работать не пробовал? — издевательски поинтересовался Дроботецкий. — Пора начинать.

«Да… пошел ты! Учитель нашелся, строишь тут из себя!..»

Правая рука дернулась и с силой хлопнула меня по лбу.

— Сам виноват, — спокойно пояснил охотник. — Потерял самоконтроль и стал беззащитен. Держи эмоции в узде. Если я тебя злю, то делаю это специально. Иногда это помогает тебе мобилизоваться. Иногда тренирует волю. Вот тебе задачка: у вампира полностью парализовано тело, зато работоспособен мозг. За счет последнего можно оборонять себя и даже атаковать. Спрашивается, если тело парализовано, как возможно такое?

Правая рука сделала повторный заход. Голова протестующе загудела.

— Задача ясна?

«Ясна… В самом деле, как?»

— Ну, ты тут развлекайся, а я пойду пока чай попью.

Учитель плотно прикрыл дверь за собой. Оставил думать.

На первый взгляд, парадокс казался неразрешимым и, если бы это произошло не со мной, ни за что бы не поверил. Однако же факт имел место…

Можно предположить, что Сергей Викторович просто внушил мне эти удары, но телепатическая защита была на месте. Следовательно, это предположение не подходит.

Получается, что Дроботецкий каким-то образом эту самую защиту обошел; причем сделал это так, что я ничего не почувствовал. Если учесть мою неопытность — это возможно. Идем дальше.

Телепат захватил контроль над нервными центрами, отвечающими за движение руки. Опять-таки без моего ведома? Маловероятно, но возможно. Отвлек мое внимание и тихонечко так, осторожно, партизанскими тропами пробрался к цели. Допустим. Дальше начиналось самое интересное: взял да и двинул рукой, которая в тот момент двигаться не могла в принципе. Что, задействовал внутренние источники энергии?

Я рассматривал эту проблему со всех сторон, но решение не находилось.

Оцепенение постепенно прошло. Усевшись на стул, я поскреб лоб, надеясь, что этот нехитрый прием поможет. Увы!

Дроботецкий застал меня расхаживающим по комнате, нервно шевелящим губами.

— Есть только одна версия, — сознался великий мыслитель. — Больше ничего в голову не приходит.

— Ну, хоть что-то, — подбодрил Сергей Викторович, привычно укладываясь на диван. Любит комфорт мужик, хоть и расслабляется не слишком часто. — Так какая мысль тебя посетила?

— Похоже, вы мне все внушили. На первый взгляд, действующая телепатическая защита опровергает это предположение, но… Вы могли просто стереть из моей памяти все лишнее.

— А защита? — заинтересованно полюбопытствовал телепат.

— А защиту я восстановил позднее, повинуясь программе, которую вы оставили в моем подсознании, — я взглянул на шефа так, как обычно смотрят на экзаменатора. Собственно, ситуация ничуть не отличается.

— Элегантно, — хитро улыбаясь, признал Дроботецкий. — Идея шикарная, хоть и противоречит действительности. Частично.

Донельзя расстроившись, что не угадал, я, тем ни менее, приободрился, услышав последнее слово.

— Я не взламывал твою защиту. Здесь ты ошибся…

Он сделал паузу, позволяя лишний раз все обдумать. Наверное, признание собственной непреодолимой тупости все же появилось на моем лице, потому что Сергей Викторович решил объясниться до конца:

— Казалось бы, если стоит барьер, как можно что-то внушить или заставить сделать? И все же — я внушил. Для этого мне не понадобилось рушить стену, которой ты себя окружил. Я просто прошел сквозь нее. Или, если тебе угодно, сделал подкоп. Разница только в произношении.

Чего сделал? Представляю, как я стал выглядеть: челюсть отвалилась, нервно трясется, в глазах мольба о пощаде, над перегруженным сосудом мыслей вьется энергетический дымок… Буду предлагать людям изобразить все это перед зеркалом. Народу понравится.

Дроботецкий внимательно наблюдал за моими тщетными потугами разобраться. Потом ему надоело — а, может, просто пожалел, — так или иначе, решил объяснить нормально:

— Знаешь, как работает мозг?

— Ну… электрические разряды там…

— Электрические заряды, движущиеся по аксонам, — поправил учитель. — Но нас сейчас интересует не физика, а биоэнергетика. Хотя — на глубоком уровне — это одно и то же. Ну, не важно. Твоя телепатическая защита работала только против одного чужеродного пришельца — мысли. Мысли — как некоего информационного сгустка. Я взял тебя эмоциями, заразил переживаниями. Заранее подготовил твое «воспоминание», а потом быстро, чтобы ты ничего не заметил, переслал готовый эмоциональный пакет.

— Но, даже если и так, там все равно была информация.

— Верно. Но это была совсем не та информация, от которой ты защищался. Тебе предстоит выработать своеобразного внутреннего сторожа, который будет фиксировать любые внутренние изменения, потому что в каждом из них может прятаться твое поражение. Защищайся!

Он гонял меня снова и снова, доводя до изнеможения, почти не давая передышки. Скоро я начал делать все просто автоматически.

 

Глава 43

Теперь я мог почувствовать его приближение без усилий. Все получилось как бы само собой. Словно шевельнулось что-то внутри, складываясь в ранее не виданный, но знакомый рисунок. Я знал о нем еще до того, как скрипнул снег, примятый спрыгнувшим сверху телом. Ну что за страсть к драматическим эффектам?

Он молчал. Выглядит чуточку усталым. На лбу появилась еще одна морщинка. Но дышит легко, размеренно. Знает, что я пришел к своему дому? Ждет, пока заговорю первым? Начало, которое могло значить все, что угодно: от военной хитрости до состояния крайнего утомления. Что ж, мне не трудно…

— Здравствуй, Старейший.

— Здравствуй. Не знаю, могу ли я назвать тебя предателем…

Впервые я не боялся стоящего рядом вампира. Не потому, что стал сильнее и уж, конечно, не потому, что Фаргел растерял свою мощь. Просто все известно друг о друге. А с открытым забралом разговаривать всегда легче и, пожалуй, достойней.

Я пожал плечами:

— Был бы предателем, если бы позволил убить друга.

Взгляд вампира изменился, став колючим, жестким, по-настоящему страшным.

— Ты плохо знаешь человека, которого зовешь своим другом, — в голосе Фаргела кипела плохо сдерживаемая ярость.

Это впечатлило. Но я решил поинтересоваться:

— Почему?

Прежде чем ответить, он решил прочитать мои мысли. Раньше я ничего не заподозрил бы, теперь — его осторожные прикосновения были более чем заметны. Я не стал ему препятствовать, позволяя оценить прочность барьера.

Он отступил.

— Охотник многому научил тебя. Всего за два месяца — невероятный результат. Должно быть, твой… друг — хороший боец. Я начинаю жалеть, что отпустил его.

— Тебе не нравится, что я стал сильнее? Смертный обучает вампира, а ты сожалеешь?

— Я этого боюсь, — неожиданно признался Фаргел. — Смертный, а, тем более, охотник, может заниматься с тобой, только преследуя свои цели. Не стоит ему доверять.

— Полгода назад я сам был смертным, — парировал я. — Да и ты когда-то был человеком. Так что теперь, бояться самого себя?

— Себя — нет. А вот твоего охотника… Он непонятен. Значит — опасен.

— В мире слишком много непонятного. Станешь теперь всего опасаться?

— Думаешь, что философски споришь со мной, а на самом деле защищаешь охотника; боишься, что я отправлюсь его искать. Ведь так?

Хм. А ведь прав! Пришлось прикрыть рот и виновато потупиться. На время.

— Часто я оставался в живых лишь потому, что вовремя распознавал опасность, — вещал свое Фаргел.

— Я не собираюсь на тебя нападать. Даже если он — мой друг.

— У охотников не бывает друзей, тем более среди вампиров. Они живут, чтобы мстить. Вся их жизнь посвящена этому.

— Мстить?

— Именно так. Мстят за погубленных вампирами близких. Люди ведь по-разному себя ведут после встречи с нами. Кто-то трясется до конца своих дней, кто-то перебирается в монастырь, некоторые сходят с ума. Эти — мстят. Своеобразная армия смертных, которой иногда удается выиграть сражение.

— Да, но ко мне он относится нормально!

— Это ложь! Если бы Борис успел убить твою сестру, стал бы ты сейчас со мной общаться?

— Ну-у…

— А ты представь: ее выпитое досуха тело, алчущий Борис с кровью на губах, твое горе. Потом — ваша схватка. И вот он я — друг убийцы!

— Почему ты не убил меня?

Фаргел неожиданно опустил голову. Глядя под ноги, проговорил:

— Да, мы монстры. Монстры уже потому, что понимаем: наша пища — это мы сами: наши дети, друзья, далекие потомки. Мы — рабы своей жажды: она заставляет убивать. Мы мерзкие твари уже потому, что знаем: наша пища, останься она в живых, могла бы творить, вдохновлять, любить. Мы лишаем такого шанса. Мы монстры потому, что когда голод утолен и возвращаются мысли, мы вспоминаем, как убитое нами существо недавно разговаривало, пело, смеялось; вспоминаем — и остаемся жить.

Кто бы мог подумать, что Фаргел так разоткровенничается? Я ловил каждое слово.

— Среди нас мало настоящих убийц: тех, что не жалеют о прошлой жизни. И, послушай, им часто завидуют. Я им завидую! Потому что, когда отрываюсь от тела, не чувствую гордости за содеянное; и думаю, что я, наверное, проклят…. Теперь ты понимаешь, почему жив?

— Нет. Ты должен был убить меня просто из милосердия.

— Я не властен над твоей жизнью. Не имею права решать, жить тебе или умереть.

— Но если ты решаешь судьбу других людей, что тебе моя?

— Это единственное, что от меня зависит. Ты не похож на убийцу. Тем больше поводов оставить тебя в покое.

«Сначала он говорил, что не властен над моей жизнью».

Я смолчал.

— Я не могу тебя винить в смерти Бориса, — продолжал Старейший. — На твоем месте поступил бы так же. Но, должен сказать, если бы не священник — ты был бы мертв. Отчаянным везет.

Я тоже об этом думал. И много раз. Но сейчас меня интересует иная тема:

— Фаргел, нам нужно договориться насчет Сергея Вик…. Ну, охотника, с которым вы встретились неподалеку.

— Я уже сказал, что не стану преследовать его.

— Он — мой друг. Я не хочу, чтобы с ним, что-то случилось.

— Ты понимаешь, о чем просишь? Я — вампир. Он — охотник. С любым из нас может «что-то» случиться!

— И все же, если это будет в вашей власти, обойдитесь без драки.

— …Ты защищаешь его от меня, но ведь есть и другие бессмертные.

Я упрямо мотнул головой:

— Вряд ли. Если бы вампиров было много, люди давно вывелись бы. А, кстати, сколько нас?

— Тысячи две… Может, три — никто не знает точно, — Фаргел смерил меня тягучим взглядом. — Хорошо, если это будет зависеть от меня — он будет жить. Если только не будет другого выхода. Ты защитишь меня от него?

Защитить? Вампира от охотника?

Трудно сказать, что удержало меня от поспешного ответа. Может, кровавые сцены, развернувшиеся вдруг перед глазами?

— Нет, это я гарантировать не могу.: человек посвятил свою жизнь мести. Он просто не станет меня слушать.

— А я, значит, должен его беречь? — сарказму в голосе Фаргела мог позавидовать любой циник.

— Если вы схватитесь при мне — я разниму вас.

— Разнимешь? Ты? — Старейший глянул так пристально, что я заволновался. — Да, теперь ты сможешь попытаться. Охотник здорово над тобой потрудился. Знать бы еще — зачем?

Я чуть наклонил голову к плечу. Неисповедимы, мол, пути Дроботецкого. Но, в самом деле, какой ему прок? Неужели так верит в мою непогрешимость? Или рассчитывает превратить в еще одного охотника?

— Кеша, ты мне нужен. Особенно как ученик.

Я вздрогнул.

— Ты против? — Фаргел смотрел в мои глаза, проникая, казалось, в самую душу.

— Пока не знаю, — пробормотал обладатель души. — Быть учеником вампира… Что я должен буду делать?

— Ничего. Кроме того, что сам захочешь.

— А в чем тогда смысл ученичества?

— В передаче опыта. Вампиры не живут вечно. Еще ни один из нас не умер естественной смертью. У нас нет детей. Только обращенные. А те далеко не всегда оказываются такими, какими нам бы хотелось. А хочется уйти, оставив о себе какую-то память.

— Что-то вроде бесплатной школы? — уточнил я.

— Именно.

— Я должен буду убивать?

— Если захочешь.

Фаргел помедлил, мал-мало подумал и молвил:

— Раньше ты не убивал — Бориса можно не считать. Как же ты выжил? Чем питался?

Проще было дождаться ответа у сфинкса.

— …Чем же, Кеша? Неужто твои друзья длились своей кровью? Конечно, нет! Как же ты сумел? Прошу, скажи: это ведь не принесет вреда.

— Меня снабжают донорской кровью, — неохотно признался я.

— Чем?

Пришлось повторить:

— Донорской кровью.

— Чьей кровью? — переспросил Фаргел.

— Человеческой. Донорская — та кровь, которую люди сдают в больницах. Ну, делятся ею.

— Зачем? — искренне изумился Фаргел.

Наступила моя очередь удивляться:

— Чтобы эту кровь могли влить другим людям, если те потеряли много своей. Ты что, ничего об этом не знаешь?

Старейший был обескуражен:

— Нет. В мое время у больных кровь выпускали, а не вливали. Интересно… Если человек ранен — это выход. Неужели так много желающих поделиться кровью? Погибнуть самому — чтобы жил другой?

— Да никто из них не гибнет! Человек приходит в больницу, отдает немного крови и, получив деньги, уходит по своим делам.

— Он сдает кровь за деньги?

— Да.

— Ты должен свести меня с этим человеком.

— Зачем? Нет, Фаргел, все не так! Кровь нужно покупать в больницах.

— В больницах? Доктора продают кровь? Я думал, это мы — монстры.

— Доктора ничего не продают. Это делает больница как юридическое лицо.

— Кеша, я не понимаю. Мне нужна кровь. Где я могу ее купить?

— Не знаю, — совершенно искренне сказал я. — Думаю, за крупную сумму денег любой главврач пойдет навстречу, а денег у вас, должно быть скопилось немало. В крайнем случае, монеты можно продать какому-нибудь музею. Если чеканка будет тысячелетней давности — купят обязательно.

— На три столетия позже — сгодится? — деловито осведомился Фаргел.

— Тоже пойдет, но цена уже будет поменьше. Чем древнее вещь, тем больше она стоит.

— Твой охотник прячется во-он за тем домом, — совершенно спокойно заявил Фаргел.

Я непроизвольно оглянулся. Естественно, никого не увидел. Ночью я видел лучше, чем раньше при свете солнца, но — поблизости никого не было. Серые коробки домов, в окнах которых горит свет. Редкие деревья с голыми ветками. И больше ничего.

— Он там, — Старейший держался довольно уверенно.

— Почему ты так решил? — все-таки спросил я.

— Я слышу его. Не мысленно — защита идеальная. Я слышу его тело: дыхание, стук сердца.

Я взглянул на вампира с невольным уважением: мой слух был менее тонким.

— Скажи ему, пусть выйдет: предпочитаю встречаться с врагами лицом к лицу.

Отметив мои колебания, Фаргел добавил:

— Не бойся: я обещал.

Взволнованный, я развернулся и, нервно молясь всем богам подряд, позвал:

— Сергей Викторович, выходите.

Через секунду охотник вышел. Замер, сканируя противника чуть прищуренными глазами. Фаргел, напротив, стоял расслабленно, но глаз с Дроботецкого не сводил.

Сергей Викторович пружинисто пошел вперед. Старейший неуловимо подобрался, став похожим на готового к схватке волка.

Охотник остановился в трех-четырех метрах. Молчаливо передал инициативу нам.

— Ты хорошо его подготовил, смертный, — заговорил Фаргел, — дал ему все, что мог. Но мы оба знаем: это — еще не предел.

В наступившей тишине я услышал, как торопливо бьется сердце наставника.

— Именно так, — безжалостно подтвердил Фаргел. — Теперь его развитием займусь я.

— Кеша, я не хочу.

Дрожь пробежала по телу от этих слов. Даже, скорее, не от слов, а от мольбы, в них заложенной. Теперь Сергей Викторович смотрел на меня. Смотрел неотрывно, тревожно.

— От тебя уже ничего не зависит, — бросил Фаргел. — Он сам выберет.

— Кеша, я не хочу, — повторил Дроботецкий.

— Все будет нормально, Сергей Викторович, — пообещал я, чувствуя странное смятение.

— Охотник, я обещал ему, — Фаргел коротко кивнул в мою сторону, — обещал оставить тебя в покое. Я знаю, вы ведете записи. У вас должна быть информация и обо мне. Полистай, и, если там этого нет, впиши: Фаргел держит слово. Если не нападешь первым — будешь жить. Нам пора, ученик.

— Кеша, я не хочу, — в третий раз проговорил Сергей Викторович.

— Ты с легкостью оказываешься в нужном месте в нужное время, смертный, — предостерегающе сказал Старейший. — Я обещал, что не буду преследовать тебя, но не давал такого обещания про твоих знакомых. Помни об этом.

Выразительно глянув недругу в лицо, Фаргел взял меня за руку:

— Кеша…

И взвился в небо, оставив Дроботецкого страдать от беспокойства.

 

Глава 44

«Матерый разведчик Джонс смотрел в иллюминатор. Внизу проплывала чужая земля».

Спору нет, внизу проплывала земля очень даже родная. Иллюминатора тоже не наблюдалось. Но зрелище было необычным, что правда — то правда: россыпь многочисленных огней складывалась в изумительной красоты паутину, основные нити которой рисовались сплетением улиц. Светлячки ночного города молча неслись навстречу, проскакивали ниже, наполняя меня хорошим настроением, по-детски искренним восторгом.

— Нравится? — донеслось сверху. Фаргел летел горизонтально, держа меня в опущенной вниз руке.

— Еще как! — прокричал я в ответ. — Как ты это делаешь? Как ты летишь?

Вместо ответа он разжал кисть. Поскольку я держался на вытянутой вверх руке, то глупо было бы пытаться зацепиться снова. Я все равно попробовал. Впустую, ясное дело!

У Фаргела оригинальный способ отвечать на вопросы. Мол, ищи ответ сам. Я завопил. В этот момент мне было все равно, что какой-то обыватель может задрать к небу голову, выискивая птицу, которая так по-человечески орет.

Огни приближались, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее. В ушах свистел ветер. Гадая, повезет ли шмякнуться на что-то хрупкое, я изо всех сил всматривался вниз. Предаваясь философским думам, наверху парил Фаргел.

Ма-ама!

Здравствуй, кинотеатр «Кос…» Из глаз брызнули искры.

О-о-ой…

На крышу плавно сошел мой новоиспеченный наставник.

Чего сошел? Чего принес? Небось, извиняться будет. Ни за что не прощу гада!

— Даже синяков больших не будет, — удовлетворенно заметил экзекутор. — Когда меня так швыряли, до переломов доходило. Я, правда, был гораздо слабее тебя.

Подавив стон, я встал на колени. Фаргел протянул руку. А-а, есть капля жалости в этом создании. Создание крепко вцепилось в запястье и взмыло повыше. Я болтался чуть ниже, старательно изображая побитый мешок.

Что, опять?! — пришла паническая мысль

— Фаргел, опять?

— Угу, — радостно донеслось сверху.

Снова полетел вниз. На сей раз обошлось без криков.

Отдирая себя от рельсов, жертва обучения жалобно выла. Мелко подвывала, так сказать. Тело дико болело.

С неба коршуном свалился Старейший, цапнул за ногу и снова набрал высоту.

— Не надо, — попросил я, вися вниз головой.

Фаргел сделал вид, что не слышит. Может, это у вампиров особенность обучения такая: показать, что ты главнее?

Когда город внизу стянулся до размеров ма-аленького бассейна, вампир завис неподвижно.

— Упадешь сейчас — разобьешь голову, — предупредил Старейший.

— Я не умею летать! — истерично взвыл я. — Мы еще даже теоретического курса не прошли! Как летать-то?!

— Учись, — равнодушно донеслось сверху. — Все, что тебе нужно — это поверить, что ты способен на полет. Любой вампир умеет это делать. Представь себя птицей.

— Не хочу! — причитал я. — Ты обещал, что я буду сам принимать решения!

— Не хочешь падать?

— Не хочу!!

— Ну, так не падай.

Цепкая хватка на ноге исчезла. Смирившись с неизбежным, я вдруг успокоился.

Город разворачиваться не спешил. Казалось, я вовсе и не падаю, но ветер, с каждой секундой свистевший все пронзительнее, упрямо твердил обратное.

Я птица! Я птица! Большая толстя пти… Нет, «толстая» лучше убрать. Я — птица худая, но с ба-альшими крыльями! Ну?!

Фиг! Плотный ветер бил в лицо, между делом играя с волосами. Город плавно ширился, с кажущейся мягкостью собираясь принять меня в свои объятья. Не верю! Ускорение свободного падения чуть меньше десяти метров в секунду. Если я падаю, условно, с трехкилометровой высоты, то брякнусь со скоростью… Перетрусившие мозги тут же отказались считать.

— Фа-арге-ел!!!

Дядюшка Фаргел мой вопль пропустил мимо ушей. Ну да, все правильно: нечасто доведется пошвырять от облаков соратника по профессии. Наслаждается, гад!

Хорошо, будем выкручиваться сами. Раскинув руки-ноги в стороны, я перевел тело в какое-то подобие планирования.

Иллюминация неслась навстречу с пугающей быстротой. Не хочу-у!!

Я птица! Я птица! От усердия «птица» даже замахала руками. Помогло слабо. Нелепо кувыркаясь, «птица» уверенно приближалась к земле.

Значит, верить, что я могу летать, да? Если я расшибусь насмерть, Фаргел об этом сильно пожалеет: замучаю кошмарами, матрасом не отмахается! Какая, к черту, птица?! Но ведь Старейший как-то летает? Поверить?

Изогнув тело, я перешел в пикирование. Ветром тут же заложило уши. Мало приятного, конечно, но придется потерпеть. Во сне я летал много раз. Нужно просто представить, что сплю — вдруг повезет? Да, глупо! А какой у меня есть выбор?!

Несущийся навстречу воздух упрямо стягивал с моих ног ботинки. Что за издевательство? Неужели придется разгуливать босиком? Пора! Это просто сон…

Вжившись в ощущение пикирования, я перевел тело в скольжение, затем в планирование. Быстро — пока сомнение не успело вылезти из своего укрытия — перешел в набор высоты.

Ё-моё, что ж я делаю-то?

Город тут же ринулся навстречу.

Спокойно, спокойно! У меня же получилось! Получится снова. И вообще, с этой высоты я уже падал. Еще раз! Планирую… Просто сон… Чуть выше…

Сомнение опоздало.

Я летел вверх. Я летел вверх! Вверх, елки зеленые! Это вам не фигли-мигли, а самый настоящий высший пилотаж! Я-аху-e-e!!! А как я это делаю?

Тело тут же налилось тяжестью и самым постыдным образом отказалось подчиняться.

Нет уж, дудки! Пинком загнав сомнение обратно в темный угол, я сосредоточился и перешел на бреющий полет.

Так-то оно будет лучше.

Сверху пал Фаргел:

— Видишь вон то здание?

Ясное дело, вижу. Как и протянутую к нему руку Старейшего. Я кивнул.

— Жду тебя на крыше.

Фаргел отправился вниз.

Я последовал его примеру. Хотелось бы покувыркаться всласть, но раз Старейший зовет — значит, есть дело. Что ж, полетаю попозже.

Интересно, что он мне там скажет? Наверное, продолжит обучение. Учитель из него хороший, хотя методы…ммм…

— Людская молва наделяет вампиров многими способностями, — заговорил Фаргел, едва я опустился. — Говорят, мы умеем летать, превращаться в крыс, собак, летучих мышей; говорят, наши раны на закате исцеляются; по слухам, мы очень сексуальны и невероятно кровожадны. Еще нам приписывают умение проникнуть в щель толщиной в волос. Зато, чтобы попасть в дом, нам нужно приглашение. Есть версия, что вампиры обладают даром гипноза и впадают в сон при наступлении дня. Некоторые из этих слухов отражают реальное положение дел, иные — чистая фантазия…

В легенде смертных, которую я тебя расскажу, оказались тесно переплетены правда и вымысел. Ты должен будешь, выслушав ее до конца, рассказать мне, как было на самом деле.

Это случилось двести лет назад. Поздним вечером возвращался со службы казак. В стороне от дороги он заметил огонек костра. Казак долго шел один и случайному собеседнику обрадовался. У огня сидел изможденный человек в рваной одежде. Казак поздоровался с незнакомцем. Тот кивнул — и ничего не ответил. Как положено, воин рассказал о себе, а потом куда держит путь незнакомец. «Иду развлекаться», — загадочно ответил тот. — «На свадьбу». На свадьбу? Какой казак упустит случай повеселиться? Этот — не был исключением.

На гулянье они пришли вместе. Поприветствовав невесту, казак отошел в сторону. Незнакомец склонил перед девушкой колено и припал к ее руке… Невеста побледнела и упала в обморок. Присутствующие стали хлопотать над ней, а незнакомец, на бледных щеках которого заиграл румянец, вышел прочь. Воин бросился следом, точно зная, что произошло. «Стой, кровопийца», — крикнул он, на ходу вынимая саблю. «Оставь меня, смертный», — отозвался тот, — «пока я не убил тебя». Но казак был не из трусливых. Он догнал вампира. Завязался бой. Казак победил вурдалака и, связав, поволок обратно в деревню.

Вампира тут же привязали к столбу и, обложив дровами, подожгли. Но когда пламя разгорелось, упырь вдруг обернулся сонмищем разных гадов: ползущих, бегущих, прыгающих. Вся эта нечисть бросилась в разные стороны. Крестьяне же стояли наготове с вилами и лопатами и каждую тварь безжалостно истребляли — потому что, если хоть одна из них спасется, монстр останется жить. И до сего дня никто не знает, удалось ли ему выжить.

 

Глава 45

Фаргел умолк. Заинтригованный, я ждал продолжения.

— Готов отвечать?

Что? Я?

— Отвечать?

— Ты должен подумать и сказать, что там произошло на самом деле, — напомнил Фаргел.

Ладно. Сейчас скажу. Значит, вечер. Возле дороги костер….

— Вампиры не ходят в рубище! — выпалил я — Тем более, что он знал про свадьбу. А раз от кого-то про нее узнал, то вполне мог переодеться. Тем более что в тряпье можно вызывать подозрения.

— Хорошо, — одобрил Старейший. — Вампир был одет прилично. Говори дальше.

— Ага. Вампир был голоден, но казака не тронул… Маловероятно! Скорее, он действительно хотел повеселиться на свадьбе, а там, целуя руку, не смог удержаться от искушения. Выпил немного крови, опомнился, — и пока никто ни о чем не догадался, ушел.

Я прервался, выжидательно глядя на Фаргела: верны ли мои догадки? Ответной реплики не последовало. Ну и ладно, молчание — знак согласия.

— Казак бросился следом, — продолжил я. — Глупо, но такие храбрецы в жизни встречаются. Можно допустить. Они стали бороться, и казак взял вверх — явная выдумка.

— Это не выдумка, — поправил Фаргел. — От казака страшно несло луком. Когда он на меня дышал, я просто выпадал из реальности. Вампиры лук не слишком жалуют.

— Х-хорошо, — осторожно произнес я, несколько смущенный тем фактом, что Фаргел, оказывается, рассказывал про себя. — А как быть с превращением в разную живность?

— Это — твой урок. Ты — должен ответить. Я просто передал тебе легенду. Попробуй сказать, как все было.

Попробуй сказать, ага… Попробуй представить, что летишь; вообрази, что распадаешься на кучу мелких грызунов, каждый из которых убегает своей дорогой. Я и это умею?

Представить-то получилось, а вот сделать на самом деле…. Опять же, а как потом собраться заново? С другой стороны, еще вчера я и помыслить не мог, что умею летать.

— Не хватает знаний, — честно признался я. — Понятия не имею, что там произошло на самом деле.

— Превратиться в кого-то я, конечно, не мог, — сказал Фаргел. — Но вот внушить…

— Так вот как ты выбрался!

— Именно так. Было трудновато держать столько разумов под контролем, но, как видишь, справился. Кстати, Кеша, огонь действует на нас точно так же, как на смертных.

Я склонил голову — в знак того, что запомнил предупреждение.

— Второе задание ты выполнил слабенько, — заявил наставник, — но важно участие. Жди здесь.

Подойдя к парапету крыши, Старейший шагнул за край.

Вот ведь чертик из табакерки! Ну что ж, партия сказала «ждать» — наберемся терпения. Интересно, чего он уготовил на сей раз? Полеты… история…. По-хорошему, это может быть знакомство с какими-то хитростями вампиров. Фаргел мог бы мне рассказать, как лучше устраивать свое дневное убежище — не вечно же под снег зарываться! Что я несу?! У этого долгожителя наверняка полно денег. Он просто снимает где-нибудь квартиру!

Тогда что он хочет мне показать? Приемы ведения боя? Тонкости телепатического воздействия на человеческий разум? Да нет, для этого вовсе не обязательно куда-то уходить. Скорее всего, меня ждет знакомство с еще одним вампиром. Не уверен, что хочу этого. Но все-таки лучше сделать это сейчас, чем столкнуться потом один на один.

…Через несколько минут Фаргел плюхнул рядом со мной худощавого парня. Хлопец на меня никак не отреагировал, да и вообще глядел бессмысленно. Жертва, значит.

— Третий урок, — объявил Старейший. Потом нагнулся и мягко, почти нежно прокусил парню кожу на шее.

В ноздри шибанул пьянящий аромат. Закрыв глаза, Фаргел припал к ране.

Почти сразу отстранился. Отошел в сторону, жестом пригласив занять его место. Я облизнул губы.

— Я думал… — неужели этот хриплый голос принадлежит мне? — Я думал, ты решил перейти на донорскую кровь.

— Одно другому не мешает, — отозвался вампир. — Но посуди сам: разве остывшая кровь сравнится с этой?

— Я… не хочу, — промямлил я, жадными глазами пожирая лежащую у ног пищу.

— Позволь тебе не поверить, — заявил Старейший. — Ты — вампир. Это — твоя судьба. Пей. Он все равно умрет.

— Почему, — спросил я, наклоняясь.

— Он болен раком. Не самая последняя стадия, но…. Не веришь — загляни в его память.

Я решил обойтись. Наверно, боялся, что слова Фаргела окажутся правдой — и тогда…

— Я не буду его пить, — проговорил я, отворачиваясь. Отодвинулся подальше и сглотнул слюну.

— Твое право, — согласился Фаргел и, подойдя, склонился над парнем сам.

Я не препятствовал ему. Вряд ли кто-то из смертных меня поймет. Так и грезятся реплики типа «Как ты мог?!», «Почему ты не вмешался?!», «Какой ты после этого человек?!» и так далее. Таким болельщикам, ратующим за правое дело, отвечу: «Вы хотите слишком многого; требуете того, чего я не могу дать в принципе. Представьте, что изнываете от голода. Кто из вас предпочтет умереть самому, но не убить какое-то животное или сорвать с дерева плод? Ах, они неразумные существа? Извините, у вампиров нет выбора.

Мы можем выжить, питаясь птицами, грызунами, даже рыбами. Вы тоже можете питаться баландой. И что — много желающих? Нас можно считать ренегатами, убийцами, продавших душу дьяволу. Как фантазия развернется. Можно ненавидеть нас, бояться, но — не презирать: мы — глубоко несчастные существа. Я — точно!»

До сего момента я не понимал всего ужаса положения, в котором оказался. На моих глазах одно разумное существо лишало жизни другое, а я не просто не вмешивался; я боролся с собой, чтобы остаться человеком. И, похоже, эту борьбу проигрывал. Оставалось только с этим согласиться.

И — проиграв бой — выиграть войну. Я прыгнул с крыши, с глухим «бум» приземлившись на тротуар.

Кто-то испуганно взвизгнул. Потом обалдело ойкнул, когда свалившаяся сверху туша вскочила на ноги и резво побежала прочь. Вот разговоров-то будет!

Я наддал еще. Теперь я мог соперничать в скорости с несущимися по мостовой автомобилями. Конечно, я без труда лавировал между прохожими.

Если мыслить здраво, такое поведение трудно назвать разумным. Чем больше подстраиваюсь под окружающий мир, тем лучше для моей безопасности. А я что делаю?

Я перешел на шаг. Огляделся. Место было безлюдное, подходяще. Правда, у киоска тусовалась тройка парней, но эти — стояли спиной и не видели, как я мчался. Значит, все нормально.

В голове прочно засела сцена недавнего пиршества Фаргела. Меня мелко трясло. Не бегать же с дикими глазами, пугая людей?!

Я подошел к киоску: может, разглядывание ассортимента позволит отвлечься? Стоявший рядом парень мельком взглянул на меня. Отодвинулся, освобождая место. Потом глянул еще раз и отошел вовсе.

За стеклом громоздились пачки сигарет, упаковки с чипсами, жвачка — стандартный набор. Все как всегда. Но я старательно делал вид, что вижу это впервые.

Меня тронули за плечо:

— Слышь, сколько время?

Я оглянулся. Передо мной стояла давешняя тройка парнишек. Не ушли, значит…

— Н знаю: часов нет.

Я повернулся обратно.

На плечо легла тяжелая длань.

— Слышь, дай закурить!

Я извернулся, сбрасывая чужую руку:

— Не курю.

— Чё, борзой, что ли?! Дай, говорю, закурить!

Не знаю, как бы выпутался ранее. Наверное, дело бы закончилось тем, что об меня вытерли ноги. Так что мальчикам предстояло расплачиваться и за прежние мои страхи.

— Не курю.

Теперь мы стояли лицом к лицу. Ребята грозно хмурили брови, нервно дергались и, всячески разжигая ярость, готовили себя к предстоящему развлечению.

— Ты че, козел, ох…ел, что ли? Дай, с…ка, сигарету!

— Каждому по сигарете, — добавил доселе молчавший парень.

— По три, — ухмыляясь, постановил третий. — За п…здоболство.

— Не курю, — еще раз повторил я.

— П…здишь, с…ка, — с наигранной грустью сказал первый. — В рыло захотел?

— У меня. Нет. Сигарет.

— Во наглый, с…ка! — удивился второй. — Ну, пошли за киоск.

Был бы я прежним, ни за какой киоск бы не пошел. Впрочем, уволокли бы силой. Оставалось бы только орать погромче. Вряд ли бы это помогло: народ у нас законопослушный: во всякие пьяные разборки не вмешивается. Можно было еще постучать в киоск и попросить вызвать милицию, но до этого почему-то мало кто додумывается.

Я послушно двинулся в указанном направлении. Парни дружно топали следом, предвкушая потеху.

Я остановился. Ребятки взяли меня в классическое кольцо и приступили к делу.

— Карманы выворачивай! — прорычал второй, пододвигаясь вплотную. Пока без рукоприкладства.

Я подчинился. В карманах нашлось немного мелочи, которую я зажал в руке — и больше ничего.

— Видите, сигарет нет, — сообщил я и немедленно заработал увесистый подзатыльник.

— Ты чё, с…ка, за слепых нас держишь?! — по голове дали еще раз. К монетам протянулась жадная длань. — Дай сюда!

— За что??

— За беспокойство! Или ты, козел, недоволен?!

…Я оставил их в жалком положении. Обошелся без переломов. Хотя — очень хотелось оставить чего-нибудь на долгую память. Можно считать, что парни легко отделались. Но глупо было бы надеяться и ждать от ребят благодарности.

Помятым, с парой синяков на наглой физиономии, им предстояло добраться до какого-нибудь источника тепла. Очень быстро, учитывая, что из одежды у них осталось та, что выше пояса. Трусы, поколебавшись, я решил не трогать. Остальное, включая обувь — изорвал на куски. А всю найденную в брюках наличность забрал. За беспокойство.

 

Глава 46

Лежа на спине, я разглядывал потолок и беззаботно посвистывал. Потом мне стало скучно и, задрав правую ногу, я взялся повторять ее большим пальцем все изгибы пересекающей потолок трещины. Как ни крути, а минувшую ночь я выдержал с честью: соблазны преодолел, обидчиков наказал. Время воздать хвалу себе, любимому. Пусть даже таким оригинальным способом. Я уже насвистывал, когда в помещение ворвался Сергей Викторович:

— Проснулся? Что на тебя нашло прошлой ночью, умник?!

Я умник? Меня еще никто так не называл. Гы-гы-гы! Дроботецкий ждал ответа и я быстренько изобразил подобающую случаю серьезность.

О чем это он? Ах да, прошлая ночь. М-м, там было много интересного.

— Что Вы имеете ввиду? — честно спросил «умник», отчаявшись выбрать из множества вариантов именно тот, который шеф считал самым важным. Неужели мальчики прибежали жаловаться?

— Не строй из себя тупицу! — разозлился Дроботецкий. — Будто не знаешь, о чем я говорю!

Вообще-то не знаю. И нечего обзываться: то умник, то тупица — сам не знает чего хочет. Что-то босс не в настроении — вот голос какой раздраженный. В таком состоянии шуток не понимает и, вообще, ведет себя крайне агрессивно. Одни нахмуренные брови чего стоят!

— Не знаю. Что случилось?

Сергей Викторович одарил меня ТАКИМ взглядом! — что я подумал: он меня стукнет. В крайнем случае, затопает ногами. Но шеф вдруг утихомирился и почти спокойно спросил:

— Зачем ты пошел с Фаргелом?

— Я — вампир. Мне ничего не угрожало.

— Вампир! Этого я и боюсь. Ты хоть представляешь, каким мог вернуться?!

Представляю ли я? Вспомнив страшное искушение, которое пришлось недавно выдержать, я кивнул.

— Сергей Викторович, все, что случилось — к лучшему.

— Мне бы твой оптимизм, — недовольно бросил шеф. — Можно узнать, чем ты занимался?

— Учился летать, — выбрал я наиболее безобидный ответ. — Кстати, получилось.

— Это все? — Дроботецкий сверлил меня взглядом.

— Нет, поколебавшись, сознался я. — Фаргел предлагал принять участие в его… трапезе — я отказался.

Против ожиданий, Сергей Викторович не стал меня журить за пассивную роль — в смысле, почему не помешал? Пристально глядя в глаза, спросил с нотками грусти в голосе:

— Теперь понимаешь, что с краю — не удержаться?

Честно говоря, я и сам уже склонялся к такому выводу, но — промолчал.

— Рано или поздно тебе придется встать на чью-то сторону. Я научил тебя почти всему. Остались только полеты. Он — научил этому. Кеша, я боюсь за тебя. Мы уже подружились — неужели станем смертельными врагами?

— Ну… — я невольно оробел. — В худшем случае могу сделать вампиром Вас.

— Никогда!! Предлагать мне такое! Ты хоть понимаешь, насколько ответственным должно быть такое решение? Ты можешь сделать это против моей воли — теперь у тебя есть шанс победить — но имеешь ли ты такое право? Не хочу даже слышать об этом. Забудем.

— Да это так, гипотетически, — пробормотал я, опустив глаза.

— Кеша, я хочу сделать тебя обычным человеком. Да, пока еще не нашел ключа к твоему «вампирьему соединению», — но мы оба знаем — шанс есть. Ты согласишься снова стать прежним?

Я медлил.

— Учти, мы не вечны. Институт когда-нибудь перестанет работать. Когда это случится, кто выйдет в мир? Кеша Скиба или убийца с его именем? Ты примешь вакцину, когда она будет разработана?

— Да.

— Хорошо, — Дроботецкий чуть расслабился. — Ты должен понять: Фаргел для меня — еще один вампир. Я для него — еще один охотник. Не знаю, нервничают ли вампиры, а, тем более, Старейшие, но я скоро буду хихикать не по делу. Я панически боюсь тебя потерять! Кеша, пожалуйста, будь осторожен.

— Все будет нормально, Сергей Викторович, — промямлил я. Фальшиво, кстати, но Дроботецкий был так занят своими тревогами, что не обратил на это никакого внимания. Во всяком случае, речь продолжил на тех же эмоциях:

— Тебе все равно придется сделать выбор: вампиры или люди. Если мы успеем точно понять, что и как делает тебя вампиром, ты станешь человеком. Но до того — следи за собой! Бог мой, как я боюсь влияния, которое оказывает на тебя Фаргел! Если бы Фельве мог вернуться — мы одолели бы Старейших!.. Прости, я не хотел этого говорить.

— Все нормально, — я отвел взгляд.

Или, наоборот, хотел, но себе этого не позволял. И к чему тогда все эти речи на тему «Кеша, стань человеком!»? Ему нужен друд, который поможет справиться с вампирами. В принципе, этого и следовало ждать. По крайней мере, все честно. Одно неизвестно, кому будет нужен друд, когда других вампиров не станет?

— Не волнуйтесь, Сергей Викторович, я буду осторожен.

Он молча кивнул, бегая по комнате. Плечи ученого вновь напряглись, взгляд беспорядочно прыгает по предметам, — да что с ним происходит?! Одно хорошо: дышит, как прежде, ровно, почти неслышно.

— Как ты относишься к тому, чтобы стать охотником?

Ну да, охотником. А зачем? Ум?

— Отрицательно, — я подумал и решил подсластить пилюлю. — Я миролюбив.

— Мы сделали практически все тесты. Собранна масса информации о твоем теле. Все, что сейчас нужно специалистам — время для анализа. У тебя — напротив — появилась масса ничем не занятых часов.

«Ну да, конечно: мавр сделал свое дело — мавра можно бросить в бой».

— Не хочешь быть охотником, — разливался соловьем Дроботецкий, — твое право. Тем более, что кроме вас с Фаргелом, других вампиров в городе нет. Зато ты можешь взять на себя функцию защитника правопорядка. Что смотришь удивленными глазищами? У меня здесь свой расчет: если будешь защищать людей — будет труднее пойти против них.

Охотник замолчал, напряженно ожидая моего решения.

— Хорошо, Сергей Викторович, я сделаю это — исключительно, чтобы вас успокоить.

Он действительно успокоился. А я задумался:

— А что я должен делать? Ну, в смысле, вот выйду на улицу и?..

— На твое усмотрение. Не помню уже, говорил я тебе или нет, но тот психолог, который приходил к тебе, сказал «возможно, при виде крови перестает контролировать себя». Теперь, когда самые страшные опасения позади, я могу доверить тебе защиту людей.

А раньше, значит, не доверял? В принципе, тоже верно: на его месте я бы тоже опасался.

— А раньше я боялся, — Сергей Викторович будто прочитал мои мысли. — Теперь уж не переживаю, что от насильников, воров и убийц останется лишь обескровленный труп. Морду набьешь — и все! Да, Кеша! Очень тебя прошу, не слишком светись, прячь свои сверхъестественные способности. Ты можешь всех разогнать, просто внушив чувство страха.

Внушить чувство страха? Почему я должен идти по самому легкому, но зато и самому скучному пути? Русский я человек, в конце концов, или нет? Разогнать — не проблема, но кому тогда демонстрировать навыки рукопашного боя? Хотя насчет навыков я загнул: только и того, что быстрее и сильнее стал. Но все равно! Творчески надо подходить к делу, творчески! Или я не прав?

Позже, выбравшись на свежий воздух, я все еще размышлял над предложением Дроботецкого — благо, горожане редко смотрят на зимнее небо. Не совсем, правда, зимнее — начало марта — но облачной покров еще есть и с земли выглядит совсем неинтересно.

Сделав бочку, я соскользнул в пике и снова взмыл в небо. Простенько, но приятно: сколько себя помню, всегда хотел летать. Но я отвлекся.

Защитник людей в период ночи зорко всматривался в происходящее внизу. Может, спецодеждой какой-нибудь обзавестись? А-ля Бэтмэн-2? Но это я так, шутки ради — чтобы время скоротать: все равно в округе все спокойно. Ску-ко-та. Просто диву даешься, откуда на страницах газет столько ужасов. Сами, что ли выдумывают? Лучше бы про сбор гербария иногда писали. Для равновесия.

И все же полет — занятие утомительное. Чтобы удержаться в воздухе — нужно все время поддерживать себя в особом состоянии. Голова пухнет. Может, когда левитация войдет в привычку, все станет получаться автоматически? А пока, собираясь пойти на посадку, я стал снижаться.

Под носом мелькнуло и ушло назад что-то знакомое. Я развернулся. Ба, да это вчерашние ребятки! Судя по сивушному запаху, изрядно датые; судя по словам и дерьму в голове — ищут приключений на чью-нибудь за… э-э, неважно: чужую, в общем.

Я выбрал закоулок потемнее и опустился на снег. Именно опустился! Это Фаргел пусть кулем валится, если ему так прикольно, а у меня будет свой стиль.

Выждав, пока парни пройдут мимо, вышел из свого укрытия, отправился следом.

Все правильно: хлопцы после вчерашнего расстроены, друг пред другом унижены и теперь хотят поправить ситуацию. Примером личного мужества, так сказать. Пожалуй, простым мордобитьем дело не закончится.

Босс говорил: «внуши чувство паники». Это нетрудно. Ребята разбегутся в разные стороны, залезут в щели. Подом оклемаются, выползут и с еще большим рвением станут реабилитироваться. Вариант с внушением отпадает.

Можно их еще разок поволтузить. Урок на пользу пойдет, но… тоже временно. Что же делать?

В этот момент подшефные хулиганы нашли себе жертву. Или жертв. Это смотря как рассуждать — навстречу попались парень с девушкой. Паренек был невысоким, девушка тоже выглядела мирной, так что хлопцы долго не колебались:

— Слышь, дай закурить!

Так, парни резину тянуть не будут. Нужно торопиться. Только чего делать-то? Если мое вмешательство отменяется… попробуем позвать кого-нибудь еще!

Я переместился на ближайшую крышу. Замер, рассылая вокруг поисковые волны. Милиционеры ехали по соседней улиц. Три человека — сойдет! Теперь осталось направить их в нужную сторону…

Братки перешли к зуботычинам. Девушка слезно причитала «не надо» и все пыталась увести любимого. Только бы в драку не кинулась: любимого увести не давали, дабы не потерять тренажер для отработки ударов.

Органы появились вовремя: избиение уже началось. Прежде чем один из братков сообразил, что делает, он обложил подошедших забористым матом и дал стрекача (и то, и другое с моей подачи). И убежал бы, если бы не подвели вдруг ноги. Второго — защитники правопорядка взяли вместе с вошедшей в клинч жертвой. Третий — решил в конфликт не вступать и дал деру. Зная, как работает наша милиция, я его отпустил: пусть немного поволнуется.

Задержанных и девушку посадили в машину и увезли. Улица обезлюдела.

Кто-то бесцеремонно сгреб меня за шкирку и потащил вверх.

 

Глава 47

— Эй, так и одежду порвать можно! И вообще, что за неуважение к титулованной особе? Кстати, когда это меня титуловали? Зазнался чего-то, стыд потерял…

«Особа» задрала голову. Забирая все выше и выше, меня тащил Фаргел. Можно было сразу догадаться.

Я широко осклабился:

— Добрый вечер.

— И тебе здравствуй. Сейчас я тебя отпущу, и ты полетишь сам. Готов?

— Всегда готов!

— Что случилось? — спросил я через две секунды, пристраиваясь рядом.

— Я привел в этот город охотников. Точнее, они — пришли за мной. Преследуют уже два года. И как находят?

«Если это экстрасенсы, как в команде Дроботецкого, то у них свои методы».

— А я тут причем?

— А ты, орел поднебесья, своим высшим пилотажем привлек много внимания. Очень пристального и, увы, совершенно лишнего. Пока ты там, внизу, восстанавливал справедливость, вокруг стянулось кольцо охотников. Им, как ты понимаешь, все равно, какого вампира пришибить.

«Ой…»

— Что мы теперь будем делать?

— Я позвал Старейших. Когда они будут здесь, охотников станет заметно меньше. Если хочешь, можешь в этом не участвовать. Только вряд ли они оставят тебя в покое. Хочу предупредить насчет твоего друга: если он тебя так дорог — пусть сидит дома, а то, не ровен час…

— Когда здесь появятся другие вампиры?

— Извини, это тайна.

— Ты мне не доверяешь?

— Доверяю, но я знаю охотников. Будь осторожен.

Сочтя разговор законченным, Фаргел ушел вниз, опустился в безлюдном парке, где и пропал из виду. А вдруг там как раз и сидят эти самые охотники? Тревожно покрутив головой, я полетел в институт.

Шефа не месте не оказалось, но раз я безостановочно орал, что дело срочное, его вытащили из постели телефонным звонком. Через час, уже вполне проснувшийся, он вошел в мою комнату и крайне выразительными глазами уставился на источник беспокойства. Вижу, что устал. И мешки под глазами не заметить трудно. Извините, Сергей Викторович, каждая минута на счету.

— В городе появились другие охотники! — выпалил я.

Дроботецкий ответил спокойно, даже равнодушно:

— Знаю.

— Как…

Ученый открыто зевнул:

— Охотники редко работают в одиночку; мы часто созваниваемся.

Ага…. И что, спрашивается, я хотел ему рассказать?

— Они пришли за Фаргелом, — уточнил босс. — Тебе лучше пока не выходить из института.

«Понятно. А раньше предупредить не мог?»

— Прости, Кеша, сам узнал только двадцать минут назад. Тебе лучше пока посидеть здесь.

— Вам тоже. Фаргел просил передать, что если вы примете в этом участие, вам будет угрожать опасность.

— Она всегда мне угрожает. Как и любому из смертных. Но если буду прятаться, кто будет бороться за меня? Извини, не могу остаться в стороне — нас не так много.

— Сергей Викторович, однажды вы сказали, что не хотите меня потерять. Я тоже не хочу вас потерять. Не ходите, пожалуйста! Все равно охотникам придется затаиться.

Это еще почему? — Дроботецкий удивленно вскинул брови.

— Скоро в городе будут другие вампиры. Старейшие.

— Еще вампиры? Тем более важно покончить с Фаргелом сейчас!

— Сергей Викторович!

— Кеша!

Мой упрямый взгляд против его спокойного мужества. Я проиграл.

…Я мог бы рискнуть остановить его силой, но — смысл? Сергей Викторович — дяденька тертый, ушлый, да и жизнь поболе меня видел. Должен сам знать, что делает.

«Должен» не значит «обязан». Так что в ночь Дроботецкий ступил не один. Я прятался за углами, паря над землей, чтобы ни один звук не выдал моего присутствия. Охотник шел быстро, не оглядываясь. Вытащил мобильный телефон, с кем-то коротко переговорил и, остановившись на краю проезжей части, принялся в нетерпении постукивать ногой.

Вот здесь он наблюдал за окружающим очень внимательно. Пару раз мне приходилось двигаться на пределе возможностей, чтобы укрыться от его цепкого, все подмечающего взгляда.

Рядом с Дроботецким остановилась ничем не примечательная «семерка». После посадки пассажира машина развернулась и резво понеслась в обратном направлении.

Мне это было на руку. Держась над машиной, я мог следовать за ними сколько угодно. Семерка повернула вправо, проехала сотню метров и повернула снова. Интересно, куда мы направляемся? Или они так слежку проверяют? Глупо, между прочим: вампиры сзади телепаться не будут. Им сверху удобнее.

Глухой стук, короткий свист. Пока я пытался это осмыслить, в левую ногу впилась стрела. Сезон охоты на рябчиков, что ли?

Тело само завалилось на левую сторону…. Промахнувшись мимо крыши, я с размаху врезался левым плечом в стену ближнего дома. Обдирая одежду о кирпич, заскользил вниз.

Неподражаемое клацанье зубов возвестило о приземлении. Затем уши уловили торопливый топот ног. Приближающийся, между прочим. Надо думать, рядом есть злобные персонажи. Пора делать ноги. Но сначала — стрела!

Сомкнутые на ней пальцы мгновенно онемели. Осина! Спасибо, что чесноком не натерли. С них станется!

Помогая себе другой рукой, я выдрал зловредную деревяшку. Из раны потекла, было, темная кровь, но быстро остановилась. Я встал на ноги. Болит. Двигаться можно.

Вы, ребята, плохо себе представляете, с кем имеете дело! Подстреленный «рябчик» может быстро бегать, да и реакция у него получше будет. Выскочившего навстречу охотника я шмякнул о бетонный забор, подле которого охотник и остался.

Доносившаяся со всех сторон беготня предупреждала: пути отхода перекрыты. Потеряв несколько драгоценных мгновений, я сообразил: бежать надо туда, через забор!

Щазз!! Прочухавшийся охотник с неожиданной прытью подбил здоровую ногу. Онемевшая нога не выдержала нагрузки, и я с размаху въехал затылком в выглянувший из-под снега асфальт.

Агрессору бы отсидеться в сторонке — разошлись бы миром, — но он решил меня добить. Бросился вперед с тонким, угрожающе острым клинком. Серебряным, кстати.

В память навсегда впечаталось его лицо: плотно сжатые губы, беспощадный взгляд — и родинка под левым глазом.

Я успел извернуться. Лезвие вонзилось совсем рядом — у лопатки. Чуть промедлил бы и… Я крутанулся в другую сторону, подмял охотника под себя, зафиксировал руку со стилетом — и безжалостно сломал ее в локте.

Всё. Не успел. По обе стороны прохода выросли грозные фигуры охотников. Интересно, выигравший единоборство получает право дать стрекача? Не, вряд ли. Пока «гости» прицеливались, я взвалил на себя обмякшего противника и под его прикрытием отполз назад, прислонившись спиной к двухэтажному зданию. Заветный забор маячил впереди, в двух метрах, но это же расстояние сейчас могло соперничать с длиной маршрута до Альфа Центавра. Если они хоть в половину так хороши, как Сергей Викторович, удрать не получится.

Охотники не стреляли. Держали свои арбалеты наготове, но не стреляли. Почему? Боятся в свого попасть? Может, обойдется?

— Вы что, мужики, охренели? — заговорил я.

Ни звука в ответ. Хоть бы один мускул на лицах дрогнул, хоть бы жилка шевельнулась! Эх, собьются с ног мама с папой, выискивая, куда же подевался их непутевый сын.

— В чем дело-то?

Ага, вон у того чуть дрогнули губы. Нет, ничего не сказал.

Значит, добром меня не выпустят. Будем уповать на чувство дружеской привязанности между охотниками.

Поудобнее ухватившись за свой импровизированный щит, я начал медленно подниматься вверх. Арбалеты наконечниками стрел следили за каждым моим шевелением.

Я забирался выше — они следили. Ждали малейшего угрожающего действия, но, пока, Слава Богу, не стреляли.

Я поднимался. Народ продолжал тупить — неужели не соображают, что я могу утащить их товарища в невообразимые дали? Давно могли бы долбануть телепатически всем скопом. Боятся, что сразу не справятся? Или телепатов, как Сергей Викторович, среди них просто нет?

Я поднимался. Охотники с каменными лицами следили за мной, держа супостата в перекрестье сердитых глаз и отнюдь не сердитых, но очень грозных арбалетов. Ничего, ребята, потерпите еще немного: сейчас заберусь на крышу и оставлю там вашего собрата: мне он, поверьте, совсем не нужен. Был бы здесь Дроботецкий, не пришлось бы играть в игры со смертью. Сам виноват: устроил, дурак, слежку! Нашел ротозеев!

В спину подуло ветерком. Значит, стена позади закончилась. Еще немного и все будет тип-топ. Еще чуть-чуть…. Есть, встали ноги на крышу!

Некто тут же ухватил меня за ворот и потянул назад. Фаргел, наверное, опять, ба…

Бац! В смысл «бум!» Так отдался в голове щедрый удар палкой. Осиновой, разумеется, — они ж других не носят.

Перед глазами все поплыло. Рядом повалился бессознательный охотник, глухо вскрикнув при падении. Неужели всё?

Кое-как я встал на четвереньки. Поднял голову, оглядел мутными глазами сцену.

Два охотника. Один целится из арбалета, другой бросил палку и, ухватив меня за волосы, замахнулся стилетом. Всё.

С неба рухнула серая молния, с лету выбросив с крыши охотника со стилетом и клоком моих волос в намертво сжавшейся руке. Спаситель тут же прыгнул в сторону, всего на чуть опередив застрявшую в рукаве стрелу. Зубодробительный удар — и арбалетчик, деля судьбу товарища, падает в темный проем.

Фаргел развернулся:

— Я же говорил: будь осторожен!

Он подошел ближе, заглянул в глаза:

— Лететь можешь?

Я кивнул. Голова обиженно отозвалась головной болью. Потерплю. Я поднялся на ноги. Сам.

— Взлетай сразу после меня. Я их уведу, а ты — полетишь в другую сторону. Пошли!

Обратившись в серую тень, он пронесся над тем самым бетонным забором, который я так и не смог преодолеть. Воздух запоздало пропороло несколько стрел. Попадешь в него, как же! Не зря уже два года за нос водит.

Пора и мне удалиться. Постаравшись с места развить скорость, подобную той, что продемонстрировал Фаргел, я поспешил удрать как можно дальше.

В меня никто не стрелял. Счастье-то какое!

Вернусь в институт, найду угол потемнее, забьюсь в него и больше носа наружу не высуну!

 

Глава 48

В институте я пришел в себя довольно быстро. Даже обошлось без баррикады возле двери. Свернувшись калачиком на грустно поскрипывающей кушетке, я встревожено ловил гулявшие по зданию звуки.

В комнату вошел Дроботецкий. На ходу стягивая с себя куртку, прошел к стулу. Сел.

— Набегался? — хмуро поинтересовался шеф. — Остудил горячую голову?

— Я хотел помочь, — с достоинством ответил обладатель горячей головы. Поправка, хотел ответить с достоинством. На деле это больше напоминало овечье блеяние. Я откашлялся и сделал вид, что так и было задумано.

— Помощь должна быть своеобразной и своевременной. А то, что ты учудил, мне совсем не нужно.

— Сергей Викторович, я не хотел, чтобы вы погибли!

— Думаешь, мне нужна твоя смерть? Мы договорились, что ты будешь сидеть здесь! Вместо этого наш супергерой ищет приключений — и ловит стрелу! Скажи спасибо, что в ногу попала! Как рана, кстати?

— Почти зажила, — задрав штанину, я показал еле заметный шрам.

Охотник кивнул.

— Всегда завидовал живучести вампиров. Если бы еще в голову одного из них добавить мозгов…

Отметив мою недовольную физиономию, Дроботецкий скривился:

— Значит, так. Сидишь здесь, наружу — ни шагу.

— Как скажете, — покладисто согласился я, сверкая озерными глазенками.

Сергей Викторович вздохнул. Судя по тревожному взгляду, брошенному в мою сторону, шефа тут же стали одолевать сомнения. Я ответил выражением крайнего смирения в честных глазах.

— Рядом с вами, — доверительно сообщил я, — готов находиться сколько угодно! В шахматы поиграем…

— Ты почему такой упрямый? — дрогнувшим от гнева голосом спросил Дроботецкий. — Думаешь, это игра?!

На риторические вопросы не отвечают. Я пожал плечами.

— Кеша, в городе, кроме вас с Фаргелом, есть еще минимум один вампир. Возможно, следующей ночью начнется резня. Победителем станет тот, кто будет атаковать первым. Послушай, никто не станет вглядываться: вон тот низколетящий вампир случайно не Кеша Скиба? Тебя прибьют при первой же встрече! Если тебе кажется, что ты такой неуязвимый, подумать о людях! Пока они будут сомневаться, ты это или Фаргел, станет поздно.

Грустный расклад. Я вздохнул. Сел на кушетке. Дробно постукивая по ее краю пальцами, задумался.

— …Хорошо. Я буду сидеть здесь. Но хочу, чтобы вы были рядом. Так мне не придется волноваться за вас.

— Думаешь, я только сейчас этим занимаюсь? Спасибо за беспокойство, конечно, но… ты не задавался вопросом, как я одолел двух, ДВУХ вампиров? Это только в кино можно вонзить им кол в сердце, пока они в гробу лежат. На самом деле эти бестии прячутся так, что найти их лежанку очень сложно.

Ты говоришь, что беспокоишься за меня. Прекрасно. Значит, мы стали друзьями. Несмотря на это…. Нет, именно потому, — говорю тебе: отсиживаться здесь я не буду. Мои товарищи сражаются — как я могу прятаться? Ты понимаешь? — он требовательно вскинул голову.

Я свою, напротив, опустил. Медленно вздохнул. И кивнул.

— Если я не вернусь, — продолжал охотник, — Дима доработает вакцину. С сегодняшнего дня он — мой заместитель. Думаю, через два-три месяца мы получим антидот — не так много времени осталось. Как только лекарство будет испытано, ты сможешь вернуть себе прежнюю жизнь.

— Может, предложить эту вакцину вампирам? Как вы думаете, их способности сохранятся?

Дроботецкий хмыкнул:

— Сомневаюсь, что они согласятся: о таком продлении жизни многие люди просто мечтают. Попробовать можно, конечно. Предложишь потом, если хочешь, но я иллюзий не питаю. Потом, я сказал! — охотник назидательно поднял указательный палец, — когда все это кончится. А пока сиди здесь. Договорились?

— Договорились, — мрачно согласился я и уставился в угол.

— Возникнут вопросы — обращайся к Диме. Все, пока.

Глухо стукнув, закрылась дверь. Я смерил ее тоскливым взглядом и начал готовиться ко сну. Ночка выдалась жаркой, зато во все остальные — некуда будет деться от безделья. Когда проснусь, нужно будет заглянуть к Диме — перетолковать о том, о сем. С учетом взлета по карьерной лестнице трудно называть его лаборантом. Значит, парню присваивается кодовый позывной «зам». Я зевнул и провалился в сон…

…Димка согнулся над микроскопом, что-то старательно изучая. Но при моем появлении отозвался от своего занятия. Протянул руку, вмиг став рубахой-парнем:

— Привет! Ты по делу?

— Неа, просто болтаюсь. Чем занимаешься?

Он даже обиделся. Ответил неожиданно резко:

— Медитирую над твоей кровью, ясное дело!

Тут же смутился. Потирая глаза, произнес:

— Извини. Устал просто. Который день уже изучаю. Знаешь, — он воодушевился, — вот сто раз уже видел, а до сих пор удивляюсь ее возможностям! Да ты садись, чего стоишь? — он кивнул на стул рядом со столом.

Я послушно сел на указанное место. С собачьим любопытством уставился на темную каплю на предметном стекле.

— А что с вакциной?

— Над вакциной работаем. Это, Кеш, не так быстро. Клиента — наш «вирус вампиризма» — мы изучили основательно, изменений в нем не происходит, так что, когда появится антидот — это вопрос времени. Крысы, слышь, тормозят сильно.

— К-какие крысы?

Тормозят? Перед глазами возникла бредовая картинка с крысой, мчавшейся со всех лап, которую вдруг заставили вписаться в крутой поворот. Наклонившись на бок, она скребет всеми лапами по дорожке, что есть мочи цепляется когтями, да не справляется и грузно шлепается о бортик ограждения.

При чем здесь я?

— Пошли покажу, — Дима порывисто вскочил с места, зашагал впереди, указывая дорогу в лабораторию. В принципе, где она находится, я и так знал, а вот побывать внутри пока не доводилось.

Небольшое, отнюдь не сверкающее стерильной белизной помещение. Стены увешаны видеокамерами. Зачем? А-а, чтобы с разных ракурсов следить за главными обитателями лаборатории — белыми грызунами в отделенных друг от друга клетках.

— Смотри: вот эта крыса — заражена. Она должна бы стать вампиром, а никого не убивает. Зато к мясу, особенно с кровью, проявляет заметный интерес. Регенерация, сердцебиение и так далее — в пределах нормы. Мы заразили мышь — все то же самое.

Я глубокомысленно покивал.

— А где, кстати, она?

— Он. Мыша больше нет. Посадили в клетку к раненому коту — лапку тому порезали немножко, чтобы запах был: думали, свежая кровь подействует — котяра сожрал гостя за милую душу. Кстати, можешь поздороваться.

Я настороженно глянул на мирно дремлющего кота, «одетого» в черную шубу с рыжими «подпалинами»:

— Что с котом? Изменения есть?

— Если и есть — то небольшие. Вампиром он не стал. Хотя вирус в его крови есть.

— Может, он проявляется только у человека?

— Может. Сам голову ломаю. Вот послушай! «Вирус вампиризма» мы вычленили совершенно точно. Мы знаем, как он «работает», что может и не может — результат анализов. Он не подвержен мутациям — имеет структуру, потрясающую по своим регенерационным возможностям! Стопроцентная надежность расчетов! Компьютерная модель показывает, что независимо от количества введенного вируса любое живое существо станет вампиром — жизнь дает нам совершенно другое! Значит, где-то что-то упустили, что-то важное.

— Если модель не подтверждается, то она не верна, — мудро заметил я.

— Вот именно! Я уже на триста раз проверил и перепроверил расчеты: все верно!

— Тогда…

Я задумался. Дима закончил за меня:

— Тогда мы не учли какой-то параметр, играющий роль катализатора. Нет, прости, не катализатора — параметр, играющий роль условия для активизации вируса.

— Переведи на общечеловеческий.

— А?

— Скажи нормальными словами то же самое.

— Неважно. Суть в том, что пока я не пойму, как ты стал вампиром, с мертвой точки не сдвинусь.

Это я понял. Давно понимал вообще-то. Тоже мне, открытие!

— Может, вирус действует только на людей. Тогда получится, что никакой проблемы не существует.

Дима засунул большие пальцы рук за брючной ремень и заявил:

— Есть только один способ проверить это. На ком будем экспериментировать? Лично я, скажу честно, боюсь. Хорошо, ты такой добрый получился, а ну как создадим армию вампиров типа тех, что бегают снаружи?

Логично. Тупик — что тоже логично. Я открыл клетку с зараженной крысой, взял ее в руку. Цапнет ли? Станет пить кровь? Перехватив обеими руками, посмотрел ей в глаза.

Крыса как крыса: ничего особенного.

— Не трогай подопытных животных, — сделал выговор Дима, забирая грызуна. — Запрещено правилами проведения лабораторных работ. Могу дать почитать.

Да кому твои правила нужны? Мне вдруг захотелось, чтобы крыса выбралась из Димкиной руки, пробежала по полу и спряталась в какой-нибудь норке. Во-он в той стене. Правда, норки там нет. Но всегда можно проделать! Сильно-сильно захотелось. Пусть она убежит!

Дима задумался. Отстраненный, ничего не замечающий взгляд; остановившаяся рука. В ней зашевелилась крыса; упираясь задними лапами, растолкнула пальцы и, перевалившись через край ладони, спрыгнула Диме на колени. Новоиспеченный зам не прореагировал.

С колен крыса перебралась на пол, по которому побежала, четко следуя нарисованной моим воображением линии. Добралась до стены и остановилась, бесцельно тычась в преграду носом: дырки в ней не было. Пожалуй, мне стоит внимательно следить за своими желаниями.

Рядом очнулся Дима, посмотрел вокруг. В два шага настиг сбежавшего грызуна и беспощадно водворил его на положенное место — в клетку.

— Я думал, — сказал он, заперев дверку, — думал, роль такого условия играет слюна вампира. Помнишь, брали ее на анализ? Ничего подобного! Не получилось. Уже столько литературы перелопатил! Иной раз, кажется, нашел — бегаю, руками машу, сам себе радуюсь, представляешь? А потом — пшик: идея не подтвердилась.

— Все великие открытия рождались в муках, — сказал я.

— Все великие открытия совершались потому, что кто-то догадался внимательно посмотреть на то, что лежит перед носом! Если бы я только знал, на что смотреть!

— Тут я тебе ничем помочь не могу…

Чтобы не отвлекать его от работы, я скоро ушел — обратно в свою комнату: кроме Димы и Сергея Викторовича, дружеских отношений я здесь ни с кем не завел.

В рутине и однообразной скуке прошло две ночи. Дроботецкий не появлялся. Дима был занят, смягчив отказ от болтовни ворохом приключенческих книг. Я лениво листал страницу за страницей, подсознательно прислушиваясь к звукам вокруг.

На третью ночь, сорвавшись с петель, гулко ахнула входная дверь. В здании возникло что-то, вызывающее страх одним только своим присутствием. По вмиг опустевшему коридору прошел Фаргел и, безошибочно найдя мою комнату, сказал с порога:

— Собирайся. Тебя хочет видеть Совет.

 

Глава 49

Их оказалось не так много, этих легендарных Старейших. Кроме нас с Фаргелом, на крыше высотного дома было только пять вампиров. Из них — две женщины. Пока стороны обменивались изучающими взглядами, Фаргел занял позицию в сторонке. Подчеркивает нейтралитет? Выкручивайся, мол, сам?

— Он слишком силен для новичка, — сказала одна из дам, обратив свой взор к Фаргелу.

— Потому что забрал у Бориса всю кровь, — объяснил Фаргел, — Бориса Тренева.

Дама нетерпеливо кивнула:

— Я помню. Как это произошло?

— Бори пытался полакомиться сестрой Кеши, — короткий кивок в мою сторону. — А тот оказался рядом, вмешался.

— И оказался сильнее? — холодно вопросила та же дама. То ли она здесь самая главная, то ли я ей противен. Чего прицепилась-то? — Это невозможно. Новичку никогда не победить опытного вампира.

— Верно. Ему помог священник.

Взгляды присутствующих тут же переместились с Фаргела на меня.

— Почему ты об этом молчал?! — выкрикнул один из мужчин. — Вампира убивает священник!

— Пусть почтенный Даулет не волнуется, — размеренно отозвался Фаргел. — Священник больше не опасен.

— Ты убил его? — с живостью поинтересовалась говорившая ранее дама. По мне, монстр с женским лицом, а не женщина. Но, ничего не поделаешь, буду придерживаться традиций.

Было видно, что Фаргел колеблется.

— Нет, — сказал он, наконец. — Но он более не опасен: я убедил его не вмешиваться.

— Слова смертных не заслуживают доверия, — проворчала дама.

— Разве я когда-то обманывал Совет? — Фаргел церемонно вскинул голову.

— Ты заслужил наше доверие, — признала собеседница. — Но что мы будем делать с этим?

«Этим», разумеется, был я. Раньше я молчаливо переминался с ноги на ногу, но вот, похоже, настала пора подать голос:

— Случай с Борисом — дело личное. Вам я не опасен.

— Разумеемся, НАМ — ты не опасен. Но, молодой человек, все не так просто, — ее голос зазвучал неожиданно певуче, мелодичным потоком заполняя все вокруг. — Случай с Борисом показывает: в тебе еще много человеческого.

— Мне кажется, вы бы тоже вступились за того, кто вам дорог! — прервал я.

— Верно, — ее губы сложились в легкую полуулыбку. — Но все, кто мне дорог, давно находятся среди вампиров. Смертные — это еда. Лучше тебе привыкнуть к этому побыстрее. Они все равно умрут.

Придав себе как можно более независимый вид, я промолчал.

— Попробуй сам выбрать свою судьбу, — предложила дама.

А чего ее выбирать? После того, как Дима найдет вакцину, я опять стану смертным. Или нет? Я стану ночным охотником? Действительно, можно выбирать смертельно больных людей, как это делает Фаргел…

— Вот видишь: сам не знаешь, что тебе нужно, — мягко пожурила Старейшая. — Тем более нельзя оставить тебя без внимания: любой вампир, испробовавший крови другого вампира, может стать друдом — созданием более страшным, чем все, кто тебе раньше встречался. Друды делают силу смыслом жизни, их кровавая жажда не знает пределов. Мы должны быть осторожны, новичок.

Ну да, все верно. На всякий случай я церемонно поклонился. Судя по улыбке, появившейся на женских губах, это ей понравилось.

— Ты любишь своих близких и не позволяешь причинить им вред — это похвально, — ее журчащий голос очаровывал меня все сильнее. — Но ведь ты уже убивал смертных — чтобы выжить?

Пока я собирался с мыслями, в стороне заговорил Фаргел:

— Он нашел способ сохранить свою жизнь без убийства.

— Это невозможно! Кровь Бориса сильна, но не настолько!

— И все же — это произошло, — спокойно заметил наставник. — Он выжил, потребляя пакеты с донорской кровью. Донорами называют смертных, которые делятся кровью за деньги.

— Он пил кровь за деньги? — удивился Даулет.

— Нет. Ему ее отдавали бесплатно. В пакетах.

— Кто? Где?

Фаргел пожал плечами. Все немедленно воззрились на меня. Блина, так все хорошо начиналось!

— Смертные, — неохотно поведал я. — По знакомству.

— Послушай, Кеша, — доверительно молвила все та же дама, — недавно была стычка между вампиром и смертными. Кроме Старейшего, погибли четыре охотника. Собственно, если бы мы были там все, расклад был бы совсем иной. Но дело в другом: кого тебе жаль больше?

Я пожал плечами — мол, на провокационные вопросы не отвечаю.

— Типичный новичок, — вздохнув, сказала дама. — Глупый, как все остальные.

Меня покоробило такое отношение. И вообще, могла бы представиться, раз уж знает мое имя.

— Я бы не стал относиться к нему легкомысленно, — вдруг заявил Фаргел. — Он осторожен, уравновешен и далеко не глуп.

— Возможно, — заговорила вторая дама, — но он — все лишь новичок. Не предлагаешь ли ты принять его в Совет?

— Великая Парме прекрасно знает, что нет, — произнося эти слова, Фаргел сделал изящный полупоклон. — Я лишь прошу отнестись к моему ученику внимательно.

— Твоему ученику? — спросила первая дама. — Когда ты упомянул, что появился интересный новичок, ты ничего не говорил об этом.

Фаргел вновь сотворил полупоклон:

— У него три учителя. Три личности повлияли на его становление как вампира: он сам, недавно убитый охотник, и — я.

— Охотник??! — хором ахнули Старейшие.

Убитый?! Я коротко взглянул на Фаргела — ничего нельзя понять по его лицу.

— Именно охотник снабжал его донорской кровью. Полагаю, в расчете склонить на свою сторону.

— Это ему удалось? — спросила дама вроде бы безличным голосом, но было в ее спокойствии что-то такое, отчего захотелось немедленно поежиться. Я почти поддался соблазну. Почти.

— Не думаю, — ответил Фаргел. — В наши первые встречи Кеша боялся меня, но позднее у нас сложились прекрасные отношения. Однако убивать смертных он по-прежнему не хочет.

— Какой потрясающий случай: вампир — орудие в руках человека.

— Осмелюсь возразить почтенной Карини… — Фаргел опять галантно поклонился…

А, так вот как ее зовут!

— …Он никогда не будет чьим-то орудием. В результате нашего с охотником… состязания Кеша оказался очень хорошо подготовлен. От этого новичка нельзя просто отмахнуться. Нам следует заслуживает обратить на него пристальное внимание и сделать достойное предложение.

Моего ума коснулись чьи-то легкие щупальца, наткнулись на защиту и усилили нажим. Потом в нескольких местах опробовали преграду, пытаясь найти слабину. Я вытерпел это, стоя с каменным лицом.

— Да, он хорош, — признала Карини. — И что мы можем ему предложить? Как вампир он и так может получить практически все.

— Я полагаю, — медленно, взвешивая каждое слово, начал Фаргел, — нужно оставить этот вопрос открытым. Когда Кеша, наконец, сделает свой выбор, он придет сам — и тогда мы все обсудим.

— Довольно выгодные для тебя условия, новичок, — царственно произнесла Карини. — Если бы не Фаргел, перед чьей мудростью мы преклоняемся…

Фаргел опять наклонился: галантный, должно быть, был кавалер. Почему был? В смысле, когда живой был…. А сейчас он кто, зомби, что ли? А я? Тьфу! Я НЕ УМЕР! Я просто заражен вирусом!

Карини, склонила голову в ответ:

— …тебя, в лучшем случае, ждало бы забвение и, как следствие, смерть — я слышала, охотники хотели убить тебя. Они стали действительно опасны.

Шевельнулся и заговорил еще один участник сцены. Его низкий голос обладал почти гипнотической мощью:

— Полагаю, наш новый друг не сочтет за дерзость, если я попрошу его ответить на пару вопросов?

Я вежливо поклонился. Увы, не так красиво, как Фаргел.

— Те смертные, которые давали тебе донорскую кровь, знали, что ты вампир?

Мне очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но — Фаргел все равно знает: он много чего мог отыскать в моей голове, пока я бродил без телепатической защиты; да и в институте он нашел меня сразу.

— Да, они знали.

— Среди них был только один охотник?

— Да, насколько мне известно.

— Почему охотник помогал тебе?

Говорить или нет? Черт, Фаргел все равно знает! Или нет?

— Предлагаю Совету взломать телепатическую защиту новичка: он явно что-то скрывает, — предложила Карини. У-у, ведьма!

— Не стоит, — мягко остановил ее Фаргел. — Он и так все скажет. Кеша?

— Меня изучали, — сознался я, прижатый к стене. — Заодно разрабатывали вакцину, позволяющую вновь стать смертным. Когда она будет готова, мне ее введут.

— И ты согласишься? — поинтересовалась Карини. — Я очень сомневаюсь, что у них получится, но — ты согласишься?

Тебе-то какое дело? Чего пристала?

— Пока не знаю.

— Прошу обратить внимание: смертные изучают вампира, — вмешался обладатель гипнотического голоса. — Мы можем лишиться всех преимуществ.

— Как сильно они продвинулись в своем изучении? — спросила у меня Карини.

— Э-э, не знаю, — интересно, они притащили на чердак овцу или это я так жалобно блею? — Вообще-то я не интересовался вакциной.

— Они знают все! — заключила Старейшая. — Их нужно уничтожить!

— Погодите, почтенные, — торопливо вмешался Фаргел. — Будет лучше сохранить им жизнь при условии, что Кеша уйдет из института. Все равно охотник мертв и уже не сможет поставлять ему кровь.

— Но они знают о нас, — возразила Карини. — Лучше убить их сейчас.

Фаргел повернулся ко мне:

— Кеша?

— Я не хочу, чтобы их трогали! Я уйду. Больше мы с ними не увидимся.

Нервничая, я попятился: лучше удалиться сейчас, чем когда они разберут меня по косточкам. Осталось расставить последние точки:

— Если на них нападут, я буду мстить. У вас появится еще один Фельве!

С силой оттолкнувшись от гудронового покрытия, я полетел прочь.

 

Глава 50

С дороги! Быстрее! Да шевелите же конечностями!

Распуская во все стороны волны рассчитанной паники, я несся по коридору. Перепуганные люди разбегались во все стороны, по незнанию считая, что завладевшее ими чувство — продукт собственной интуиции. Щаз!

В отличие от сотрудников института у меня предчувствия были — и очень плохие. Решив, что народ боится недостаточно, я усилил телепатический нажим. Может, кто-то побежит собирать чемоданы. Тем лучше — здоровее будут.

Наконец показалась лаборатория. В последнее время Димка в ней ночевал и дневал. Дверь я распахнул не то чтобы очень сильно, но… словом, грохот было далеко слышно.

Дима вздрогнул, повернул в мою сторону голову.

— Привет, — тусклым голосом поздоровался он.

Не понял! А где возгласы типа «Куда несешься?» или «Ты эту дверь делал?» От неожиданности я даже забыл, с чем пожаловал.

— Меня крыса укусила, — все тем же бесцветным голосом сообщил хозяин лаборатории.

— К-какая крыса? — обалдело спросил я. Я в последнее время крысой называл только одну «женщину». Так если б она укусила…

— Вон та, — Дима указал на мою относительно давнюю знакомую. Ту самую, которой вели «вирус вампиризма».

— И что? — несмело спросил я, робко намекая на происходящие с Димой изменения.

— А хрен его знает! Беру кровь на анализ — никаких следов вируса.

Облегченно переведя дух, я наконец-то присел:

— Ну, чего так пугаешь?

— А я не пугаю, — возразил Димка. — Я просто ставлю в известность. Потому что крыса тяпнула мня всего полтора часа назад и вирус еще мог не проявиться.

— Да ну! Мне Сергей Викторович сам говорил: вирус либо есть, либо его нет.

— А он не сказал тебе, что эта дрянь способна размножаться? То, что я не могу ее обнаружить сейчас — не означает, что завтра меня ждет тоже самое.

— Но ведь крыса так и не стала вампиром! — хватаясь за соломинку, отметил я.

— И слава Богу! Иначе я бы вообще перестал думать нормально. Короче! Кеша, я хочу, чтобы ты приглядывал за мной. Если что-то покажется тебе неладным, поступай… как сам надумаешь.

— Чего?

Димка разозлился:

— Чего слышал! Не все ж такие правильные, как ты. Стану монстром — уб…

Он неожиданно перешел на писк, закашлялся. Потирая горло, закончил:

— Короче, сам знаешь.

— Э-э…

— Кеша! — проникновенно глядя в глаза, он положил ладонь на мое плечо. — Ты меня понял?

Обреченно втянув воздух, я кивнул. Дима убрал руку, отвернулся. Торжественно помолчали. Пока я не вспомнил, с чем пришел:

— Дима, надо срочно распускать институт — следующей ночью здесь никого не должно быть!

— Экой ты прыткий. А на каком основании?! Мне их что, в административные отпуска отправить?! Ты хоть представляешь, какая волокита начнется?

— Дима, оформляй как хочешь: хоть в отпуска, хоть к черту на рога! Сергея Викторовича убили…

— Как убили? — переспросил враз побледневший Димка.

— Убили, Дима, — ответил я, сглотнув нежданно появившийся комок в горле. — Вампиры. Возможно, на меня будет охота. Если так, Фаргел приведет их сюда. Теперь понял?

— Сколько у нас времени? — требовательно спросил новый глава института.

— Одному Богу известно. Если нас сочтут достойными внимания — мы уже опоздали.

Ошеломленный, он несколько секунд смотрел на меня, потом сорвался с места и «полетел» по институту, на бегу раздавая указания. Что ж, Сергей Викторович нашел себе головастую замену. Впрочем, каков начальник, таков и подчиненный.

Вздохнув, я поднялся с заскрипевшего стула и в первый раз за эти два месяца пошел домой. Там тоже требовалось мое присутствие. В последнее время я и звонить-то стал раз в неделю. Эх, служба, служба…

Или не стоит на работу все валить? Как говорится, неча на зеркало пенять, коли рожа крива!

Да, совсем перестал семьей интересоваться. Потихоньку готовлюсь жить вечно? Зажрался, зазнался…

…После положенных ахов-вздохов родителей, вопросов с их же стороны, мама уверилась, что с сыном ничего страшного не произошло. Это было хорошо. Но мама решила хорошенько накормить заглянувшее домой чадо. Это было хуже.

Чадо кормиться не пожелало, что бесконечно любимой мамулей трактовалось однозначно: с сыном что-то не так — начиная от известного всем переутомления и заканчивая неизвестной никому болезнью. В любом случае, для поддержания сил необходимо было влить в себя немного супчика, помогая себя как минимум двумя кусочками хлебушка; на второе — покушать вареного риса. «Вообще-то рис готовился для фрикаделек, но раз такое дело…. Как не хочешь? Зачем ты расстраиваешь маму?!»

Чаепитие мама, с дальновидностью опытного полководца, обошла стороной. Что не означало ее капитуляции в этом вопросе.

И все было бы просто замечательно, кабы не упорство неразумного отрока, который настойчиво портил маме настроение, вместо того, чтобы сделать приятное ей, папе и миру в целом.

Отрок, тем не менее, продолжал демонстрировать свое нежелание… завтракать, объясняя это отсутствием аппетита, особым питанием, и тем, что он только что поел.

По первому пункту мама с удовольствием повторила сказанное ранее; второй — как бы забыла; а вот за третий — взволнованно прочитала нотацию, напирая на то, что любое кушанье на стороне, каким бы оно сытным или недавним ни было, конечно же, не сравнится с домашней едой, особенно с той, которую приготовила родная мать.

Я отговорился, что обязательно поем, но не сейчас, а чуть позже. И, в конце концов, имею я право немного отдохнуть?!

Этим мама удовлетворилась. Считая сражение выигранным, вернулась к кухонным хлопотам. Ну и прекрасно.

Впрочем, я не обманывался: если в ближайшем будущем я сам — добровольно — не пойду на кухню, военные действия возобновятся. Не исключено, что за стол меня отволокут силой. Хотя… нет, навряд ли.

Близился рассвет, а с ним длинный ряд вызванных этим обстоятельством следствий. Вот зашуршал у входной двери отец, готовясь к походу на работу. Судя по звуку открывшейся в спальню двери, проснулась сестренка.

Так и есть: заспанная мордашка заглянула в зал, где я смотрел по телевизору новости, буркнула «привет» и скрылась в ванной.

Минуты через две меня удостоила вниманием мама. Оно и понятно: ей тоже пора на работу, а сын до сих пор не поел. Непорядок.

И точно! Началась все та же песня о вкусной и здоровой пище, на сей раз приправленная стенаниями о том, что кое-кто совсем, не любит, не уважает, не ценит и т. п. родную мать.

Я начал серьезно жалеть, что решил посетить отчий дом.

— Мам, я поем…. Поем, я тебе говорю! Все, иди уже. Вон Надьке дай задание, пусть меня проконтролирует.

Мама совету вняла и через секунду забарабанила в дверь ванной комнаты. Дальше все пошло как по маслу — успокоившаяся мать оделась и пошла по делам, не забыв, однако, крикнуть в закрывающуюся дверь: «Кеша, поешь!»

Кеша ответил согласным «Угу». Меня сейчас занимали совсем другие думы.

Только бы Старейшие протянули с нападением до рассвета! Пусть их отвлечет что-то иное, пусть они дадут Диме хотя бы один день!

Пусть они дадут хотя бы один день мне!

Я утешал себя мыслью, что непосредственной угрозы институту все-таки не прозвучала, даже зловредная Карини — и та не высказалась за НЕМЕДЛЕННОЕ избиение. Им надо как следует подумать, прежде чем решиться на такое. Надо все обсудить, потому что я — по их единодушному признанию, далеко не самый слабый вампир. И не самый сильный, если честно…

Спору нет, любой из Старейших меня в блин раскатает, но если я стану друдом, как угрожал…. Они должны это учитывать.

Еще я могу присоединиться к охотникам. Друд, воспитанный охотником, и имеющий за спиной поддержку его друзей, может воевать с Советом на равных. Стоят ли этого какие-то жалкие ученые? Старейшие наверняка придут к выводу, что лучше никого не трогать — и тогда все будет хорошо.

Господи, пожалуйста, пусть все обойдется!

— Пошли кушать, вампиреныш! — остановившись у входа в зал, Надя пребывала в хорошем настроении.

— Ты что, издеваешься?

— Ага! — она радостно осклабилась. — Пошли, посидишь рядом!

Посидеть рядом я был не против. Вслед за сестрой продефилировал на кухню, где взгромоздился на табурет.

— Рассказывай, чего новенького, — потребовала Надя, намазывая хлеб маслом.

Я пожал плечами. Столько всего произошло с той поры, когда мы откровенничали в последний раз, что трудно теперь было начать. А о последних событиях вообще говорить не хотелось: крепче спать будет.

— Кеш, ты ведь меня разыграл? На самом деле ты никакой не вампир, правда?

Ну что тут скажешь? Я скривился.

— Нет, ты ответь! Только правду!

— Вампир, — медленно произнес я, глядя в ее беспокойные глаза. — Какие тебе нужны доказательства?

— А ты укуси меня. Вот сюда, — она отбросила волосы назад, обнажив шею с ритмично пульсирующей под кожей жилкой.

Я с трудом отвел взгляд. Покачал головой.

— Если я это сделаю — ты умрешь: не смогу остановиться.

— …А ты уже убивал кого-нибудь? — спросила она после неловкого молчания. Спросила и сжалась в комочек: и страшно, и ответ услышать хочется!

— Нет, — утешил я. — Никого не убивал. — Потом вспомнил о передряге, в которую вляпался и добавил. — Пока.

Подступающий рассвет уже давал о себе знать: тело наливалось тяжестью, перед глазами плыло, в ушах потихоньку нарастал серебряный звон.

— Маме скажешь, я поел, — напутствовал я, поднимаясь. — Пойду лягу: можешь проверить, как я сплю.

По крайней мере сюда — они не пришли. Может быть, все еще образуется.

Я кое-как добрел до дивана и погрузился в сон.

 

Глава 51

Первое, что пришло в голову, когда я проснулся: Карини здесь!

— Есть хочешь? — спросила мама, едва я приподнялся с ложа.

Кто что, а зима — про валенки!

— Позже, — я уже шустренько топал в Надину комнату.

— Позже — это когда? — понеслось вслед.

Потом, мама, потом. Сначала дело — затем все остальное. Я потянул на себя закрытую дверь:

— На…

Надя сидела за письменным столом, заваленным учебниками и тетрадями. Мило щебетала с каким-то парнем. После моей реплики пара дружно обернулась. Ладно, Надя смотрит вопросительно, а ты-то чего уставился? Тока скажи, что мешаю!

— Привет, — вынужденно поздоровался я. Млин, зря зашел. Не вовремя. — Надя, как освободишься, скажи мне. Есть разговор.

— Ладно, — кивнула сестрица, продолжая выжидательно смотреть в мою сторону. Паренек рядом занимался тем же самым.

Чего пялишься? У-у, ухажер!

Неловка перебирая ногами, я сдал назад. Прикрыл дверь. Постоял перед ней, размышляя. Потом развернулся, ушел.

На кухне хозяйничала мама. Конечно, мое появление без внимания не осталось.

— Иди поешь, — обманчиво мягко сказала мать.

Ну да, конечно — есть-то придется под бдительным надзором.

Во входной двери заскрежетал и провернулся ключ. В квартиру ступил запорошенный снегом отец.

— Привет, — сказал он, стряхивая с шапки белые хлопья.

— Привет.

— Ты только пришел или уже уходишь?

— Да… пока не ухожу. А что?

Папа вовсю отряхивал верхнюю одежду. Не мог в подъезде это сделать, что ли?

— Ничего. Просто спросил.

— Миша, тебе разогревать? — донеслось из кухни.

— Ага, Вер, грей, — откликнулся отец, аккуратно ставя снятую обувь под вешалку. Распрямившись, походкой усталого, выполнившего свой долг человека направился в ванную.

Я заглянул на кухню.

— Мам, а кто это у Надьки сидит?

— Мальчик один, с ее класса, — мама поставила звякнувший бокал на сушилку. — Я с его матерью раньше работала. Хороший мальчик.

Железный аргумент: хороший мальчик, потому что с его матерью были неплохие отношения. Мне вот почему-то не хочется распахивать ему свои объятья.

— И чего они там делают?

— Уроки, — спокойно отозвалась мама. А что, не похоже?

— Похоже, — буркнул я. — А что, он сам, без Надьки, уроков сделать не может?

На мгновенье застыв, мать развернулась, взяв меня под прицел внимательных глаз:

— Ревнуешь?

— Вот еще!! Было бы из-за кого ревновать! Просто беспокоюсь за сестру, вот и все.

Наверное, я не показался ей умиротворенным.

— Жениха ей сам выбирать будешь?

Я почувствовал, как по щекам разливается — не жар, нет! — слабенькое тепло.

— Ты же знаешь, что нет, — сбивчиво промямлил я, не забыв предварительно заняться изучением собственных носков.

— Знаю, — согласилась она. — У меня тоже есть мнение насчет твой жизни — живешь неизвестно где, питаешься неизвестно чем, дома не появляешься — но я же молчу?!

— Мама! — стонуще воскликнул я и не нашел, что еще воскликнуть.

Потеснив меня у порога, в кухню вошел отец. Молча опустился на стул. С маминой помощью перед ним материализовалась тарелка с борщом.

Борщ я когда-то любил.

— Ну что, — отец с хлюпающим звуком втянул в себя содержимое первой ложки, — как твои дела-то?

— Нормально дела, как всегда, — ответил я, прежде чем вспомнил, зачем явился. — Если не считать одной маленькой неприятности….

Как в анекдоте:

«— Товарищ генерал, за время Вашего отсутствия чрезвычайных происшествий не было! Вот только пес Шарик сдох…

— А чего же он сдох?

— Да конины объелся.

— Какой конины?

— Лошадь загоняли, пришлось пристрелить.

— Как загоняли, почему?

— Пожар в штабе начался, воду везли.

— Ну и как, потушили?

— Никак нет, сгорел штаб со всеми бумагами.

— Идиот! С этого начинать надо было!

— А мы Вашему заместителю с этого начали, он и помер…»

— Что за неприятность? — перестав стучать ложкой, папа вопросительно поднял брови.

— Вам надо перебраться куда-нибудь подальше. Недельки на две, — безмятежно поведал я.

— С чего бы это? — произнеся эти слова, папа вспомнил про застывшую в руке ложку и опустил ее обратно в тарелку. Назревал серьезный разговор.

А разве кто-то сказал, что мы здесь шутки шутим?

— Происки заграничных спецслужб, — находчиво, как мне показалось, поведал я. — До них дошли слухи — да что там, уже не слухи — достоверные данные! В общем, они про меня знают и, возможно, захватят вас, чтобы оказать на меня давление.

«А что, нормальная версия! Пусть докажут обратное!»

— Что-то я сомневаюсь, чтобы заграничные службы разгуливали здесь, как у себя дома, — недоверчиво протянул отец, водружая локти на стол и бдительно всматриваясь в мое лицо. — А ну, выкладывай все как есть!

Мама в разговор пока не вступала, но ее застывшее лицо показывало — она внимательно следит за диалогом. После папиного вопроса, ее карие, тревожные сейчас глаза, встретились с моими.

— Передел власти в «верхах», — ляпнул я первое, что пришло в голову. — На нас хочет наложить лапу другая организация.

— Которая работает на зарубежную спецслужбу? — уточнил батя.

— Не! В смысле… Я откуда знаю, на кого они там работают? Короче, они узнали, что где-то выводят суперсолдат и теперь хотят все присвоить.

Эта версия показалась родителям более правдоподобной: в России, как известно, многое делается с душой: если работать — так работать; если гулять — то гулять; если скинуть кого-нибудь с пьедестала — значит, скидывать будем по полной программе.

— И при чем здесь мы? — вопросила мама тем самым голосом, который раньше был признаком возможной порки. О времена, о нравы!

— Я же говорю: надо пару недель пожить в другом месте.

— Мы никуда не поедем! Не убьют же нас, в конце концов!

— Мам, ну что ты говоришь? Конечно, никто вас убивать не будет — кому вы нужны? А вот… украсть, чтобы я рассказал про свою работу….

— Да пропади она пропадом, твоя работа! — взвилась мать. Отец под горячую руку не лез, скромно помалкивая в сторонке. — Я не для того тебя растила, чтобы тебя однажды прибили в подворотне!

— Ма… — начал было я, но она не дала вставить даже слова.

— Что там у вас происходит? — бушевала она. — Где твой майор, Дрова… как его?

— Дроботецкий, — услужливо подсказал я. — Сергей Викторович.

Стало грустно. «Моего Дроботецкого — уже нет». Умом я все понимал, но почему-то не мог с этим смириться. Наверное, такое часто происходит, когда сообщают о смерти близкого человека, а охотник успел стать мне — очень близким.

— Он занят, — ответил я. — Уговаривает начальство оставить все по-старому.

— Ну и чего мы тогда будем суетиться? — папа вроде бы спросил, но сделал это так, что всем стало ясно, каково его мнение на этот счет.

— Суетиться-то как раз и нужно. Наши противники тоже понимают, что дело может закончиться не в их пользу. Конечно, им надо все сделать по-своему: разработки, пока еще не зарегистрированные, сулят авторитет, уважение, патенты и, как следствие, баснословные прибыли. Такое терять никому не хочется!

«О, враль! Мне бы басни писать».

— Я. Хочу. Знать. Только. Одно! — отстрелялась мама. — При чем здесь ты?

— При том, что формально уже перешел к другим работодателям. Но в действительности мы их просто не пускаем. Зато у новых хозяев есть возможность требовать информацию на законном основании.

— Что-то я не пойму, — сказал папа. — Как это: у тебя новый босс, но ты его не слушаешься? И что он тебя не вышвырнет на улицу?

— Институт бросил, — тут же напомнила мама. — Чем думал только?

— Не только я не слушаюсь, пап. Дело в том, что бумаги еще не подписаны. Просто самое главное начальство сказало начальству поменьше «владей» и кивнуло на нас. А Дроботецкий с этим не согласен: мы работали как черти, а кто-то придет и все заберет? Теперь у того самого главного начальника — дым столбом: решают судьбу нашего института. А пока не решили, любители поживиться за чужой счет требуют передачи дел. Их даже если и прихватят, они оправдаются: «Сказано, мол, теперь мы этим занимаемся»

— Что же они не зажмут тебя где-нибудь в переулке? — спросил отец, молчаливо подтверждая, что все понял.

Я усмехнулся:

— Меня зажмешь!

И, подняв правую руку, с размаху вбил указательный палец в стену. Сантиметра на четыре:

— Я, как-никак, солдат нового поколения.

— Если ты, солдат нового поколения, будешь мне дырки в обоях делать, не посмотрю, какой ты там есть — излуплю как собаку! — отозвалась мама, грозно потрясая полотенцем. — Тебе-то что, тебе не жалко: это мы тут с Надей пласталась, а у некоторых голова срочно заболела!

— Голова у меня на самом деле болела! — огрызнулся я.

— Хоть даже и так! Сначала думать надо, а потом делать!

— Хорош! — хлопнул ладонью отец. — Что делать теперь будем?

— А что теперь делать?! — рявкнула мать. — Это раньше надо было драть, чтоб семь шкур сошло! Теперь уже поздно!

— Вера!!

— …Может, к Рае пойдем, поживем пока у нее? — предложила мама после некоторого раздумья.

— У Райки своих забот полно, — парировал отец.

— Тогда, может, к Мише — приятелю твоему?

— У Мишки сын женился, все вместе теперь там живут, с маленьким ребенком…. Некуда нам идти. Значит так, Кеша! Если твоему начальству мы так важны, пусть оно нас охраной и обеспечивает!

Мама вопросительно взглянула на меня.

— Да идите вы все в гостиницу! — сообразил я. — Дня два продержитесь, потом достану деньги — принесу.

Разговор затянулся.

Под шумок из дальней комнаты вышли Надя с гостем. О чем-то немного пошушукались, пока парень одевался-обувался.

Щелчок дверного замка. Двойное «До завтра». Интересно, а чего это я так вслушиваюсь? Может, на самом деле ревную? Скривившись, переключился на разговор.

Надя подошла ко мне, взяла за руку и повела в комнату. Там, плотно затворив двери, сестра требовательно спросила:

— О чем ты хотел поговорить?

 

Глава 52

Молодец сестренка — сразу берет быка за рога. Я тоже не люблю ходить вокруг да около, так что не стал церемониться и доверительно сообщил:

— Ба-альшие проблемы.

Как ни странно, она чуток расслабилась. Неужели думала, что я буду обсуждать ее пацана?

— Какие проблемы?

Какой вопрос — такой и ответ:

— Большие. У меня неприятности с вампирским сообществом. Вам надо на всякий случай переехать.

— Какие неприятности? — спросила она, игнорируя мои последние слова. Но, возможно, мне так показалось.

— Да, долго рассказывать!

— Ты уж потрудись, пожалуйста! — язвительно заметила сестра. — Хотелось бы иметь представление о текущих событиях! Раз уж мы оказались в них замешаны.

Нет, она ничего не пропустила. Определенно.

— Короче, вампиры узнали про меня; про что, что я существую. Ну и, значит, выяснили, что меня изучали в одном научном институте. Узнали и захотели ученых… убить, в общем. Я заступился и, по-моему, вампирам это сильно не понравилось. Да что там, это им точно не понравилось! Так что теперь они могут иметь зуб и на меня. Поэтому вам тоже может грозить опасность. Вкратце — все! Еще, правда, Фаргел может заступиться.

— Подожди, я ничего не понимаю! — прижав ладони к вискам, она замотала головой. — Какой Фаргел?

Как какой? Я ошеломленно смотрел на Надю. Неужели я ей ничего не рассказывал? Пришлось срочно пролистать память. Да, давненько беседовали…

Что ж, лучше поздно, чем никогда. Присев на кровать, я начал длинный, обстоятельный рассказ…

Сначала Надя все так же стояла у двери, потом, не отрывая от меня обеспокоенных глаз, переместилась ближе — на стул возле письменного стола. Сейчас она уже не злилась. Сейчас она, затаив дыхание, слушала необыкновенную историю, почти сказку, главным героем в которой был ее брат. Переживая, заботливо смотрела на меня, иногда жалела. Вот начала беспокоиться…

Все когда-то кончается. Завершилось и мое повествование. Завершилось — и словно, пробудившись от сна, глубоко вздохнула сестренка. Теперь в ее глазах плескалась тревога. Но вслух она сказала иное:

— Все это не значит, что нам что-то грозит.

Я пожал плечами:

— Ты же знаешь: лучше подстраховаться.

— Не знаю, как я смогу уговорить родителей, — в замешательстве проговорила она.

— Расслабься: мы уже поговорили.

— Когда? Ты что?

— Про вампиров, само собой, ничего не рассказывал, — я криво ухмыльнулся. — Так, наплел про служебные дрязги. Если тебе нужны подробности — поинтересуйся у мамы. Родители зашевелились. Теперь надо заставить их перебраться в другое место. Поможешь, если будут упрямиться?.. А, может, и не будут.

Я замолчал.

— А если у меня не получится?

— Постарайся, чтобы получилось. Пожалуйста. Иначе придется уповать на то, что вампиры про вас не вспомнят.

— Лучше бы они вообще про нас не знали? А, может, не знают?

— Фаргел знает. Он вроде на моей стороне, но… черт его знает!

— …Чем ты собираешься сейчас заниматься? — спросила Надя после минутной паузы.

— Хочу найти Фаргела, попросить его повлиять на Старейших — другого союзника у меня тут нет. Еще придется заняться поисками донорской крови: без Дроботецкого этим никто заниматься не будет. Кроме, разве что, Димки. Но я не уверен, что у него есть нужные связи.

— Я считаю, ты должен обо всем рассказать родителям, — блекло заявила Надя.

Я так удивился, что поначалу даже внимания не обратил, каким тихим, предательски дрожащим голосом это произносится.

— Шутишь?! Думаешь, им станет легче?

Она хотела что-то ответить, но вдруг обхватила худенькие плечики руками и заплакала.

— Кешка, мне страшно! — всхлип. — Что теперь делать?

Я подошел ближе. Осторожно, что бы не сдавить, приобнял:

— Мне тоже страшно. Прости, что втянул тебя. Если бы не ты, не знаю, что со мной было бы.

У нее началась истерика:

— Прости?! Никогда не прощу!! Это ты во всем виноват! Это из-за тебя мы должны бояться! Ты должен был думать о нас, когда кривлялся там!

Надя раз за разом толкала меня в грудь — с тем же успехом она могла толкать какое-нибудь столетнее, крепко вросшее корнями в землю дерево. Я не защищался.

Привлеченная шумом, в комнату заглянула мама. Не увидев ничего, требующего немедленного вмешательства, тихонько прикрыла дверь.

Подняв руку, я неловко погладил сестру по голове.

Потом Надя уже не толкалась, не кричала, не проявляла вообще никакой агрессии — просто плакала. Трудно сказать, сколько мы так стояли, занимаясь каждый своим делом: я как можно ласковее гладил ее волосы; она — питала влагой мою одежду. Постепенно рыдания стали затихать, и вот Надя отстранилась, медленно вытерла глаза.

— Будь рядом, — попросила она. — Хотя бы несколько дней.

— Хорошо. Только мне сперва нужно Димку предупредить, и с Фаргелом поговорить. Утром вернусь.

Еще раз всхлипнув, она неловко обняла меня, отодвинулась — и проговорила:

— Иди.

Я пошел. Всегда чувствовал себя неловко в подобной ситуации: никогда не знаешь толком, что делать, если люди плачут. Лучше бы они радовались.

Пока я натягивал куртку, собираясь покинуть родительский дом, Надежда стояла рядом. Уже не хлюпала носом, уже перестали течь блестящие капельки из уголков глаз — стояла и неотрывно на меня смотрела. Будто на фронт провожала!

Мама отложила дела, вышла, чтобы тоже меня проводить. Стояла у входа в зал, молча наблюдая за дочерью. Не вмешивалась.

Открыв дверь, я изменившимся голосом бросил короткое «пока» и поспешил прочь.

Ну не знаю я, чего от меня ждут: не умею себя правильно вести в такие моменты! Всегда хочется забиться под кровать, скрыться с глаз. Девчонкам проще — «сюсю-мусю», друг с дружкой повздыхали, пообнимались — и готово: все счастливы. Мужчины некоторые тоже — мой отец, например: никогда не покажет, что чего-то боится…

— Теперь, может, объяснишь, чего ты вытворял перед Советом?

Я вздрогнул так, как иные прыгают.

А? На лавочке перед подъездом сидел Фаргел, бесцеремонно взяв меня на прицел своих красноватых глаз. На ловца и зверь…

Остается выяснить, кто из нас ловец. Я подошел к Старейшему, сел рядом.

— В смысле?

— Что такое «Всмысле»? — непонимающе переспросил он. — После того, как ты поставил телепатическую защиту, я не всегда тебя понимаю.

— Я хотел спросить, что ты имеешь в виду?

— Твою реплику, конечно! Мы все умеем чувствовать привязанность, поэтому и не удивились, когда ты стал защищать смертных, но зачем тебе надо было бросать нам вызов?

— К-какой вызов? — произнося это, я чувствовал себя невероятно тупым. Да простят меня ценители культурного слова.

— Зачем ты назвался Фельве? Разве ты не знаешь, что ты творил этот друд?

— То же самое, что вампиры творят со смертными, — огрызнулся я. — Чем вы лучше? А как услышали его имя, небось в штаны наложили?

Сам не пойму, зачем нарываюсь на неприятности? Нервы! Закончу разбираться со Старейшими — и на лечение! В институт Склифософского. Тем более что мне там самое место… М-да. Юмор-то черный.

— Наивно и просто глупо, — мягко пожурил Фаргел. — Так недооценивать Старейших может только невысохший щенок. Радуйся, что они отнесли тебя к этому виду.

«Нашли щенка!» — возмущенно подумал, на самом деле признавая, что до силы, опыта и возможностей Старейших мне ох, как далеко.

— А ты, значит, думаешь иначе?

— Щенок и есть, — выдал оценку Фаргел. — Не такой малыш, как они думают, но все равно глупый. Так зачем тебе понадобилось называться Фельве?

Будь что будет. Или? Нет, иначе мне вампиров не удержать! А, какого черта!

— Потому что, по-моему, я и есть Фельве, — на всякий случай я решил смягчить формулировку.

— Чушь! — Фаргел даже фыркнул от возмущения. — Я знал друда, видел его глаза; я навсегда запомнил его походку. Я убил его! К чему ты мне это говоришь?

— Затем, что это правда. Я считаю, что в прошлой жизни был друдом по имени Фельве.

— Вот оно что! Ты имеешь ввиду те сны? Я считал тебя более здравомыслящим.

Сны? Как он узнал?

— Прочитал в твоих мыслях при первой встрече, — ответил Фаргел, внимательно следя за моим лицом. — Очень хотелось разобраться, почему ты так меня боишься.

Что же получается: он знал еще тогда — и выжидал? Трудно предугадать пути Фаргела!

— Почему? — хрипло спросил я.

— Что почему? Выражайся яснее.

— Почему ты молчал? Почему ничего не сделал?

— А что я должен был с тобой делать? Ты был просто еще одним вампиром. Да, убившим своего прародителя, но сделавшим это по серьезной причине. Да, жалким новичком, но хитрым и осторожным, а, значит, заслуживающим право существовать. Я знал о тебе все с самой первой нашей встречи начала: вампиры — не такие создания, которых можно оставлять без присмотра. Я наблюдал за тобой, испытывал тебя, — я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты — не Фельве. У тебя совсем иной характер, ты по-другому мыслишь. Но ты еще можешь стать друдом. Правда, не из-за жажды власти или всемогущества, а чтобы защитить близких или отомстить. Ты можешь им стать, если уничтожить твою семью.

— Про это я и говорил, когда назвался Фельве, — неужели это произношу я. Голос совсем чужой.

— Хочешь сказать, ты просто защищаешь свою семью, но не смертных в целом?

Вообще-то, других людей мне тоже жалко. Но надеяться на то, что вампиры согласятся умереть голодной смертью — глупо.

— Да. — Я упрямо сжал губы. — Защищаю свою семью.

— Но остальных-то смертных можно трогать?

«Какого черта ты издеваешься! Знаешь ведь. Что от меня ничего не зависит!»

— Да…

— Неужели? — саркастически поддел Фаргел. — Прекрасно. Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы умертвим пару-тройку излишне любопытных ученых?

 

Глава 53

Умертвим?

Я вскочил со скамейки и одарил Фаргела тяжелым взглядом:

— Нет!

Потом подумал, что он может неправильно понять и уточнил:

— Возражаю. Кого ты подразумеваешь, когда говоришь «мы»?

Неужели он собирался предложить эту «честь» мне?

— Других вампиров, конечно — Старейших — Фаргел развеселился. — Не тебя же! Но если ты не прочь…

Он оценивающе прошелся по мне взглядом.

— Нет! — меня начало колотить. — Я вам не позволю.

— Это что, объявление войны? — Фаргел открыто развлекался.

— Если хочешь — «да»

— Ладно, — Старейший перестал смеяться. — Допустим, мы оставим их в покое. Только они не просто знают о нашем существовании, они знают наши слабости; как с вампирами бороться, как нас убить.

— Можно подумать, охотники и так все это не знали! — огрызнулся я.

— Ты ошибаешься. Охотники — в первую очередь воины. Их приемы давно изучены. А вот от ученых можно ждать любой гадости. Можно сделать вид, что мы про них забыли: вдруг они решат не трогать нас. Что дальше? А дальше — они начнут рассказывать про тебя. Пару слов там, истерика здесь. Даже если никто не поверит, найдутся смертные, которые заинтересуются всерьез. Зачем нам лишние охотники?!

— Они не расскажут, — неуверенно сказал я: кто их знает на самом деле? Дроботецкий, кстати, с каждого взял расписку…

— Разболтают, будь уверен. Ты и то — свой сестре много интересного поведал. А почему родителей не предупредил?

— Как ты узнал?!?

— Молча. Немного послушал, пока тебя ждал.

— Ты хочешь сказать?..

— Именно, — Фаргел кивнул. — А что, ты не можешь услышать с этого места, если сосредоточишься? Хотя нет, тебе рано еще. Давай лучше вернемся к нашим ученым.

— Хочешь сказать, моей семье ничего не грозит? — наконец сообразил я.

— Думаю, да. Родители твои — не опасны. Сестра — знает, но никому не расскажет, потому что сильно тебя любит.

— Выходит, я зря заставлял их переехать?

На этот раз Фаргел ответил не сразу.

— Кто знает? Совет потому и Совет, что решения в нем принимаются коллективно. Пусть на всякий случай спрячутся — хуже не будет.

Я согласно кивнул. А Фаргел-то действительно на моей стороне!

— Так что ты предлагаешь по поводу ученых? — этот вопрос живо вывел меня из состояния эйфории.

Что я предлагаю? Хм…. Запугать? Они и так уже запуганы донельзя. Если еще чудо-йогурт вроде Карини явится, соображалку точно отключит. «Страх» — отпадает. Тогда — что? Что еще могут сделать вампиры? Одарить деньгами или, проще говоря, заплатить? У них, поди, золотые горы скопились за века. Вампиры платят дань? Совет будет кататься со смеха, едва я это ляпну. Такой вариант придется отбросить.

Что придумать?

— …Сотрите им память. Не всю, конечно, только нужные места. Можно заодно внушить что-нибудь нейтрально. Нет, лучше просто стереть.

Фаргел лениво встал на ноги.

— Похоже, Кеша, я проиграл. Поздравляю.

— Что проиграл? — не понял я.

— Пари. Самому себе. Мне все казалось, ты не додумаешься до такой возможности. А ты оказался молодцом. А что до стирания памяти — это наша обычная практика. Исчезновение всегда выглядит более подозрительным, чем потеря воспоминаний. Кстати, ты не знаешь, куда разбежались сотрудники вашего института?

Так я и сказал. Щас!

— Не имею понятия.

— Ну, еще бы, — Фаргел улыбнулся. — Небось, благодаря тебе все и попрятались. Впрочем, ты действительно можешь не знать схронов. Может, все-таки скажешь? Чем быстрее мы их найдем, тем лучше будет для нас всех.

— Я правда не знаю.

Интересно, если он и раньше знал, что меня изучают смертные, почему вмешался только сейчас?

— Ну что ж, — Фаргел вздохнул. — Значит, так тому и быть. Пойдешь со мной?

— Нет. У меня есть дела. Извини.

— Как хочешь. Удачной охоты.

Старейших прыгнул вверх. Полетел. Выше, выше. Быстро набирая скорость, умчался к центру города.

Ишь, летит, охотников не боится. Может, потому и не боится, что мчит вроде самолета? Я даже позавидовал.

Что, если все-таки рискнуть? Забраться повыше, чтобы невооруженным взглядом не разглядеть — и вперед! Эх, была не была!

Подо мной раскрылся подсвеченный огнями город. Быстро найдя нужны ориентиры, я устремился вперед.

Дано: вампир — одна штука; кушать пока еще не хочет, но в ближайшем будущем передумает; обладает рядом необычных способностей, с помощью которых может сделать почти все, что захочет.

Нужно: обеспечить себя пищей, плюс определиться с источником, эту самую пищу поставляющим — а чтобы в будущем проблем не было!

Варианты решения. Первый: питаться смертными — отпадает по этическим соображениям. Второй: убивать животных — тоже… отпадает пока: жалко их, но если другого выхода не будет — значит, судьба. Третий: как и раньше, спасаться донорской кровью. Возражений нет, но осуществить довольно сложно: не знаю, с чего начать. Не воровать же ее, как раньше. Это просто глупо: рано или поздно меня будет ждать шикарная засада!

Надо добывать пакеты законным способом. Кто бы мне подсказал, как это лучше сделать? Хуже всего, что у меня нет денег — оставил сбережения в институте. В кармане звенела какая-то мелочь, но долго на ней не протянешь. Может, рискнуть вернуться за деньгами? Вон и Фаргел сказал, что меня всерьез не восприняли. Стало быть, дорога открыта.

Повеселевший, я опустился возле знакомого НИИ. Уверенно потянул ручку двери. Поправка: пытался потянуть. Закрыли институт. На замок. На всякий случай я громко постучал в дверь. Сделал это без особой надежды — если Дима последовал моему совету, в здании нет ни одной живой души, включая лабораторных крыс (про тараканов, ясное дело, ничего сказать не могу).

Напрягая слух, я постоял неподвижно, потом забарабанил снова — на всякий случай: вдруг сторож глуховат оказался. В принципе, все было ясно: меня здесь никто не ждал. Добраться до комнаты можно, но тогда придется ломать двери или бить стекла, — проще говоря, становиться вандалом. Слыть таковым совсем не хотелось. А я, как назло, обещал родителям деньжат подбросить!

Следовательно, эти самые деньги теперь нужно где-то достать. Вопрос, как это сделать? Взлетев повыше, я начал размышлять.

Можно заработать. Гм. За такое короткое время деньги зарабатывают следующие категории граждан: солидные чиновники, солидные политики, мафиози и бизнесмены. Ах, простите, еще киллеры. Вроде всех назвал…

Чиновникам мне так быстро не стать — «Эй, кто-нибудь, возьмите меня директором!»

Глупо.

Политиком тоже быстро не сделаться. Мафики — никогда не нравились. Бизнесмен — стать таким хотелось, но… но… но….

Кто остался? Остался киллер. Люди, кому нужны услуги киллера? Следов не оставляю, беру недорого!

Еще глупее.

Так что, нравится или не нравится, а придется побыть грабителем с большой дороги. А чтобы совесть притихла, я буду благородным грабителем. С одним маленьким отличием: буду отбирать у богатых и потому плохих — вот она, наша психология — и оставлять себе.

А кто у нас одновременно и плохой, и богатый? Все знают: Чубайс. А еще этот, Рабинович. Шучу, конечно.

Какой смысл дискутировать про источники доходов указанных выше личностей? Всегда есть редиски, чьи доходы не просто незаконны, но появились через чужие слезы. Набивший оскомину пример: наркоторговец.

Махнем рукой на трясущегося типа, к которому я вот-вот пожалую в гости в очередной раз. Он — меньше пешки в этих страшных шахматах. Продавцы вроде него зарабатывают не так уж и мало по сравнению с обывателем (с рабочим на заводе), но рискуют страшно: их могут избить обокрасть, убить — просто чтобы получить дозу даром (это я еще опускаю зависть, проклятья и прочие засоряющие карму элементы). Разве странно, что многие наркоторговцы сами «садятся на иглу»?

Поднимемся выше — на следующую ступеньку пирамиды. Здесь находится человек, которому несут львиную долю выручки те самые торговцы в розницу, о которой мы только что говорили. Этот человек контролирует некоторое количество таких торговых точек. Он может выступать в качестве очередного связующего звена — и в этом случае, взяв, свою долю, передает деньги дальше; либо оказаться местным криминальным боссом, на котором все и завершается. Вот как раз такой человек мне и нужен.

Я резко начал снижение. Как показывает опыт, стремительность в таких делах — самое важное.

Коснулся земли — и сразу вбежал в подъезд.

— …Кто? — донеслось из-за закрытой двери.

Хозяин — дома. Это хорошо.

— Друг. Тот самый, который пару месяцев назад денег дал, чтоб ты со счетчика слез.

Гробовая тишина: не рад, наверное. Загремела задвижка (в прошлый раз не было!), щелкнул замок. На меня уставилась бледная физиономия, странно колыхающаяся на дрожащем теле. Я сделал вид, что это нормально.

— Я советовал тебе бросать это дело. Ты завязал?

Он затрясся еще сильнее. Выдавил:

— Нет.

— Почему? — я спросил скорее из вежливости: не так уж тут и важна причина

— Д-деньги нужны. А куда еще я пойду?

— Ладно. Иди присядь.

Кое-как проковыляв по коридору, в комнате он повалился на диван. Я встал рядом, принимаясь искать в его памяти упоминании о боссе. Ну, страх нагонял телепатически. Но это уже по привычке.

Искомая информация нашлась быстро. Я подавил наркоторговцу волю:

— Закроешь за мной дверь и забудешь, что я здесь был. Понял?

— Закрою за тобой дверь и забуду, что ты здесь был, — размерено повторил он.

Я вышел. За спиной провернулся замок; заскрежетал, двигаясь, засов.

Авторитет будет искать того, кто на него указал. Пусть ищет: никто меня даже не вспомнит.

Его квартира была в центре города. Комнат пять, не меньше. В одной из них три накачанных парня смотрели телевизор. Криминальный делец располагался в соседнем помещении, пересчитывая мятые купюры. Мелкая сошка, судя по всему. Ладно, это погоды не играет.

«Жарко, надо открыть окно». «Жарко, надо открыть окно».

Задумчиво шевеля губами, он подошел к окну и приоткрыл его. Шагнул назад, собираясь вернуться на свое место. Я опустился на подоконник и мягко спрыгнул на пол.

 

Глава 54

Ух, и удивился же он!

Нечасто, поди, в квартиру на четвертом этаже забираются таким образом. Что интересно, дерева рядом нет! И лестницы не видать…

Но все это делец подумал позже. Пока — он обалдело таращил круглые глазки на невесть откуда возникшего субъекта.

— Добрый вечер, — ехидно улыбаясь, заявил субъект.

Хозяин помещения отшатнулся. Завопил что было мочи. Воспылал любовью к жизни.

Я угостил авторитета оплеухой, бросившей его назад. Воротила криминального бизнеса примолк, изогнулся, помахал-помахал руками и, не удержавшись-таки на ногах, шмякнулся на пол.

Дверь распахнулась. В проеме возникла тройка здоровяков, которые, быстро уяснив ситуацию, бросились в мою сторону.

Ну что вы, как дети малые за конфеткой…

Эх! Ух! Казачок! На каждом слове я укладывал одного из парней: первого — открытой ладонью в лоб; от второго — отмахнулся, отправив парня в красивый, но недолгий полет до ближайшей стены. С третьим — пришлось повозится: противник оказался профессиональным борцом. Не греко-римская борьба, конечно: парень демонстрировал что-то восточное: не то джиу-джитсу, не то айкидо. Впору вернуться к извечному спору: что победит — мастерство или сила?

«Сила!» — скажут некоторые — и в большинстве случаев ошибутся; «Мастерство!» — крикнут другие — но что проку от мастерства, когда имеешь дело с противником вроде меня, который не то что не поддается на броски, а, похоже, врос в пол. «Долго ты будешь пудрить мозги?!» — возмутятся третьи, на что я, смиренно склонив голову, отвечу: «Никак нет! Победит скорость!»

Ухватив парня за руку, я дернул его к себе, подбросил вверх, закрутил-завертел и швырнул о пол. Осмотрелся.

Первый телохранитель лежал у телевизора с закрытыми глазками, лишней активности не проявлял; второй — подле стены — сидел с открытыми глазами, но лучился миролюбием и тягой к покою. К мудрецам я всегда относился с уважением, а потому не стал тревожить кандидата на роль нового Будды. Борец неподвижно уткнулся лицом в пол. Жив ли? Обеспокоенный, я коснулся пальцами его шеи. Пульс есть. Вот и хорошо! Грубо, конечно, с ним поступил, но сомневаюсь, что он будет флегматично наблюдать, как я трясу босса.

Кстати, о птичках! Пока я разбирался с телохранителями, делец успел очухаться и уже полез рукой под пиджак. Мне стало интересно, зачем он это делает. Решил подождать.

Он думал, что выхватывает оружие молниеносно, но когда пистолет выглянул из-под полы, я запросто вынул оружие из слишком медлительной для меня руки. Дернувшись, пальцы мафиози сомкнулись, хватая воздух.

Вздернув наркоторговца одной рукой, я швырнул его на диван. Подошел вплотную. Склонился, взглянул в глаза, начиная ритуал подчинения собственной воле. Дальнейшее описывалось не один раз и интереса для знатоков не представляет.

Делец подчинился настолько быстро, что я даже почувствовал некоторое разочаровние. Не из сильных мира сего человечек, ох, не из сильных. Заглянув в его память, нашел лишнее тому подтверждение. Не то что из средних, а как бы и не из низших представителей одной мафиозной группировки. Сбыт мелких партий наркотиков на реализацию; сбор и передача наверх заработанных денег. Однако комиссионные позволили ему купить квартиру в центре города… Я «всмотрелся» попристальней. Ах, простите, не купить, а всего лишь снять. Ну, а охрану-то… Кхм, охрана тоже не его: парни подчинялись вышестоящему начальству и играли скорее надзирающую роль.

— Передашь хозяину, — начал я, не слишком беспокоясь, кто там этот хозяин, — передашь хозяину: это теперь наша территория. Захочет воевать — умрет. Мы оставляем ему все связи, все источники дохода — исключительно из уважения к его первенству. Но за пребывание на нашей территории придется платить — немного. Нам тоже не нужна война, но если откажется платить — мы договоримся с приемником. Все запомнил?

Голова сидящего передо мной болванчика согласно дернулась вперед-вниз, вернулась в прежнее положение.

— Он будет платить мало, очень мало — нам нужны хорошие отношения. Сегодня я заберу только твою… — я еще раз заглянул в память дельца, — дневную выручку. Если мы с твоим хозяином достигнем взаимопонимания, потом этой суммой можно будет ограничиться.

Повинуясь мысленному приказу, мафиози поднялся, шагнул к журнальному столику. Подобрал лежавший там пакет с деньгами, передал мне.

Не чемодан с баксами, как показывают в фильмах. Я заглянул внутрь. И деньги — наши. Достаточно мелкие, но — в большом количестве. Подумав, я вытряс содержимое пакета на журнальный столик и принялся рассовывать купюры по карманам. Совесть меня не мучила.

Экспроприировать экспроприированное, — как сказал бы товарищ Ленин, — забрать присвоенное (понимай украденное). Конечно, отбирать собственность даже у бандитов — тоже грех, но, во-первых, деньги эти взращены на страданиях; во-вторых, я пущу их на благое дело, чтобы эти самые страдания не преумножились. Так что совесть молчала, и я был абсолютно согласен, что она поступает правильно.

Еще оставался открытым вопрос о грядущих страданиях дельца рядом, но тут — по делам вашим да воздастся!

Закончив сборы, я подошел к окну. Обернулся:

— Скажешь хозяину, я вернусь через неделю. Если захочет поговорить — а я не сомневаюсь, что захочет, — пусть меня встречает.

Встав на подоконник, я задумчиво глянув вниз и сделал шаг в пустоту. На уровне второго этаже остановил падение, быстро облетел здание, спрятавшись за угол. Только здесь я набрал высоту. Пусть наш уголовник ошарашено гадает, куда я делся. Больше туману — больше уважения. Да и способность летать может однажды стать моим козырем.

Итак, наш суперхомяк в очередной раз совершил добрый поступок: наказал злодеев и готовится уберечь близких от грозящей опасности! Только не выйдет ли, как раньше: деньги у наркоторговца отобрал, а его на счетчик посадили? Впрочем, я же предложил встретиться через неделю. Да и способ появления выбрал не самый привычный. Нет, крайним остаться должен именно я, а такой исход меня не волновал совершенно: как-нибудь справлюсь. После Старейших уголовники пугали слабо. В крайнем случае помашу бандитам ручкой. Единственное, о чем стоит беспокоится, как бы меня случайно не узнали. Тогда опасность может грозить и домашним. Стало быть, нужно будет все время зондировать чужие мысли. Но это только через неделю. Пока же — домой, домой, домой!

Хорошо, что деньги переложил в карманы: пакет здесь бы только мешал. Не говоря уже о бреющем полете над домами: если меня увидит в свой телескоп какой-нибудь любитель астрономии — это еще ничего: сочтет за ошибку восприятия, спишет на усталые глаза. Но вот если я предстану с современным пакетом в руке — тут впору перечитывать все виды эзотерической литературы, не говоря уже о возведении Булгакова в ранг пророка.

Не надо делать такое лицо, я о людях беспокоюсь!

Каждое разумное существо должно заботиться об окружающей среде в широком смысле: не только о растениях и чистоте воды, но и помнить о тех, с кем нас сводит судьба; о том, что происходит с людьми после наших встреч; о том, как слово отзовется.

— Спускайся вниз!

Ась? Я дернулся и, застыв в воздухе напряженно прислушался. Показалось или нет? Новый порыв ментального ветра принес еще одно сообщение:

— Иннокентий, спускайся вниз!

Хм, Иннокентий значит. Любопытно. Тот, кто способен опознать в летящей тени Кешу Скиба, должен бы сам уметь летать. Спрашивается, чего я внизу позабыл?

— Иннокентий, спускайся. Нужно поговорить.

— И что нам мешает поговорить на расстоянии? — отозвался я.

— Если мы будем сотрясать пространство мыслями такой силы, соберутся все вампиры в округе.

Ты смотри: вампиры ему не нравятся! Странно: одна Карини чего стоит: такая ласковая, пушистая…

— Кто ты такой? — послал я мысль в скопившую внизу мешанину дворов.

— Мы — охотники.

По коже немедленно пополз мороз. «Охотники? Скорей, скорей убраться отсюда!»

— Мы хотим поговорить о Дроботецком, — донеслось с земли.

— Сергей Викторович мертв! — огрызнулся я, начиная разгон. — Придумайте что-нибудь получше!

— Он жив. Во всяком случае, пока. Ему можно помочь.

Растерянный, я тут же затормозил:

— Он умер. Фаргел сказал об этом Старейшим.

— Слова Фаргела не имеют значения: мы точно знаем, что Дроботецкий жив. Его можно освободить. Спускайся — и мы поговорим!

— Нет, — после секундного колебания заявил я. — Предпочту остаться здесь: вампирам я верю больше — вы уж извините.

— Подними правую руку, — донеслось снизу.

— Чего?

— Подними правую руку. Вытяни ее перед собой. Или ты боишься сделать даже это?

Страшно подумать, сколько народу стало жертвой банального упрека в трусости. Но опять же, что со мной может случиться? Я поднял руку так, как просили.

Зло просвистевшая стрела пробила одежду ниже подмышки и, лишь чуть-чуть сбавив скорость, ушла дальше. Ой…. Это что же получается?..

Ну ладно, демонстрация демонстрацией, а одежду зачем портить?

— Надеюсь, ты сообразил, что жив до сих пор только благодаря нашей доброй воле?

Какие высокие слова!.. И, увы, абсолютно верные. В следующий раз не стану изображать мишень. И летать буду затейливым зигзагом, да при сильном ветре.

— Чего Вы хотите? — мысленно воскликнул я.

— Поговорить с тобой. Просто поговорить! Спускайся.

Я так и сделал. Что мне еще оставалось?

 

Глава 55

На земле ждали пятеро. Пять бойцов невидимого фронта, встречающие планирующего сверху врага. Пять пар рук, сжимающих арбалеты, с которых так и норовили сорваться выпивающие жизнь стрелы. Пять охотников на вампиров — существ, подобных мне.

Они следили за каждым моим движением. Наконечники стрел склонялись все ниже, перекрывая пути возможного бегства — эти ребята даже не собирались притворяться дружелюбными. Как же меня угораздило вляпаться в такое… нехорошее?

Мысли охотников скрывала непробиваемая защита. Непробиваемая — сказано сильно, но в данной ситуации мне следовало вести себя вежливо и аккуратно. Чем я и занимался, планируя медленно, руки держа на виду, клыки — спрятанными. На лице — радость а-ля «Ребята, как здорово вас тут встретить!» Последнее удавалось плохо.

— Чем могу быть полезен? — сипло выдавил я, коснувшись земли.

— Многим, — сжато ответил один из встречающих. Тот же, который разговаривал со мной до этого. — Если конечно, тебе не безразлична судьба учителя.

— Сергей Викторович не был моим учителем! — яростно огрызнулся я, даже не задумавшись над истинностью своей реплики: не люблю, когда на меня давят. — Наставником — да! Другом — да! Но учителем… Он не мог быть моим учителем изначально: охотник не будет пестовать вампира.

Боже, что со мной происходит? Зачем я это говорю?! Все болезни от нервов! Но не показывать же им, что дико боюсь?

— Если бы Дроботецкий не пестовал тебя, у нас пошел бы, извини, другой разговор. Он за тебя ручался. Но я совсем не уверен, что это правильно — судя по твоему… настрою.

— Я не навязывался! — спустили под прицелом, да еще и права качают!

— Ты отказываешься?

— Что?

— Отказываешься помогать ему? Уходишь?

Ухожу? Нет, я отвернуться не могу, пусть даже некоторые ведут себя по-свински. Ради Сергея Викторовича можно и потерпеть.

— …Хорошо, я немного погорячился, — признал я после некоторого раздумья. — Извиняюсь. Было бы здорово, если бы другая сторона опустила арбалеты. В знак примирения.

Говоривший со мной охотник нехотя повел рукой. Смертоносные устройства послушно склонились к земле. Я перевел дух.

— Итак, что вы хотели мне сказать?

— Нам нужна твоя помощь. Дроботецкий в плену у Старейшего по имени Фаргел. Мы хотим…

— Где в плену? — перебил я, не веря собственным ушам.

— У вампира по имени Фаргел, — бесстрастно подтвердил охотник. — Раз у тебя с ним сложились какие-то отношения, ты можешь сделать так, что Дроботецкого отпустят без крови.

И дернул же меня черт спросить:

— Без вашей крови, имеется ввиду?

Охотник неприязненно глянул на меня, но все-таки подтвердил:

— Именно так. Но, если Сергей Викторович для тебя что-то значит, ты сделаешь все, что можешь. Мы оставим Старейшему жизнь — в обмен на жизнь Дроботецкого.

«Плохо вы знаете Фаргела, товарищи».

Вслух я сказал иное:

— Фаргел — один из самых сильных вампиров, которых я знаю, один из самых сильных вампиров на всей планете. Не уверен, что он станет с вами договариваться.

— Забыл добавить, что он очень умен, — поправил меня собеседник. — Конечно, он не будет с нами договариваться: это было бы непоправимой глупостью с его стороны. Между нами не может быть никаких разговоров. Зато он станет разговаривать с тобой.

— С какой стати?

— Потому что он тоже был твоим учителем — или пытался им быть, не знаю точно.

— У нас — дружеские отношения, но этого мало: я не имею никакого влияния на его поступки. Нужно что-то, способное Фаргела заинтересовать. Нужно предложить ему что-то взамен!

— Этим тебе и предстоит заняться, — нагло подтвердил охотник.

Пытаясь уверить себя, что все не так безнадежно, я глубоко вздохнул, неторопливо выдохнул.

— Но у вас все равно должен быть какой-то план действий: что, зачем и как?

— План есть. Он состоит всего из двух пунктов. Первый — предусматривает мирное разрешение ситуации; второй — нашу атаку, если ты или Фаргел откажетесь помогать.

— Это все?

— Да. Мы можем только атаковать. Сам понимаешь, никому из нас это не нужно. Сначала попробуем договориться.

В смысле, я должен договариваться. А называться все это будет «совместная операция».

— Но что я должен ему сказать?? — растерянно спросил я прерывающимся голосом. Стоящие рядом люди снисхождения не проявили.

— Думай сам: здесь все зависит от тебя. Просто потому, что мы никогда не вступали в переговоры с вампирами. Мы их уничтожаем.

— Все равно, — тоскливо предугадывая ответ, возразил я, — вы столько лет выслеживали вампиров, что у вас должны быть какие-то сведения о них: что-то такое, что могло бы пригодиться мне в разговоре со Старейшим.

— У нас есть хронология совершённых им убийств. Нужна? У вампира такого возраста нет привязанностей. Все, что ему нужно — это пища. И то он может неделями обходиться без нее. Что-либо иное его просто не интересует.

— Чушь! Вы сами назвали его моим учителем! Да, он хотел быть им. Значит, кроме пищи, его интересует что-то еще!

На мой отчаянный вопль ответили не сразу. Тихо, будто страшась поверить в свои слова, охотник произнес:

— Ты прав. Но мы по-прежнему ничем не можем тебе помочь. Прости. В своих перемещениях Фаргел от нас не зависит, а заключить с ним перемирие невозможно: он просто не станет с нами разговаривать.

Я скептически поднял бровь:

— Но я-то с вами разговариваю.

— Тебя остановить было гораздо проще, чем его. Я знаю, о чем ты думаешь: мол, решили все свалить на тебя. Если получится — мы в выигрыше. А не получится — ничего не потеряем.

Я неопределенно повел плечами. Вообще-то да, именно так я и думал.

— А что ты предлагаешь? Чтобы мы бегали следом за тобой, дожидаясь пока вы встретитесь? Потом мы должны наброситься на вампира и скрутить его? Вот тогда он всё расскажет! Так?

— Ну, вы можете просто держаться рядом…

— Если он нас увидит, переговорам конец. Будем возможность — он нападет. На чью сторону ты встанешь?

Я уставился в землю.

— Это война, — продолжал охотник. — Вампиры безжалостно убивают нас, мы — отвечаем тем же. Тебе придется выбрать.

— Я не хочу никого убивать. Не хочу становиться убийцей!

— Мы — воины, а не убийцы. Защищаем то, что нам дорого, а не отнимаем что-то у вампиров.

— Например, жизнь! — не удержавшись, съязвил я.

— Можешь предложить что-то иное?

Я сердито засопел — и ничего не ответил.

— Вампир может питаться не только человеческой кровью. Другие живые существа тоже годятся в пищу. И что? Много находится желающих сменить рацион? Что-то не припомню таких.

— Я до сих пор не убил ни одного человека.

— Прекрасно. Будь это не так, мы бы сейчас не разговаривали. Но и ты, Кеша, задумайся: чью кровь пьешь? Тебя никогда не посещала мысль посетить мясокомбинат?

Бр-рр, никогда не хотел оказаться на бойне, покорнейше благодарю.

— Вампирам кровь животных кажется безвкусной — то ли дело кровь человека. Тот, кто недавно смеялся рядом с нами, однажды становится чудовищем, лакающем кровь таких же людей, как и его родные. И ты еще называешь нас убийцами!

— Ладно, все «хороши», — примирительно заметил я. — Вы сказали, что знаете, где находится Сергей Викторович…

Я выжидательно глянул на лицо своего собеседника. Тот вдруг смутился:

— Знаю? Ну, в какой-то степени — да…. Он — у Фаргела.

Я не верил своим ушам:

— Это всё?

— Да, — кратко заявил охотник и так же коротко, но зло, как-то по-волчьи, взглянул на меня. — Это всё.

— Вы что, хотите, чтобы я ввязался с Фаргелом в схватку?

— Если Дроботецкий хоть что-то для тебя значит — ты будешь бороться.

Я медленно покачал головой, отступая назад:

— Извините, камикадзе я был в прошлой жизни. Вы, должно быть, не представляете себе возможностей Старейшего!

— Представляем, и очень хорошо, — заявил охотник, делая шаг навстречу. Снег под ногой смертного оглушительно громко хрустнул, наполнив меня чувством страха, которое до сих пор пряталось в темных уголках подсознания.

Я попятился дальше.

Внимание сосредоточилось на охвативших меня в полукольцо фигурах. Легкий пар их дыхания не скрывал выражения глаз. Каждая жилка, трепетавшая на их лицах, каждое биение сосудов виделись мне ясно и отчетливо. Дыхание смертных, по неведомому повороту жизни ставших охотниками за бессмертными; глухой сип наполняющихся воздухом, а потом сжимающихся легких; уверенно и четкое биение их сердец; крепкие руки, сжимавшие арбалеты; взгляды, приковывающие к месту лучше любых цепей, — все это давило на меня, вжимало, мяло. Я чувствовал, что еще немного, совсем чуть-чуть, и… защитные барьеры моей воли рухнут, открывая дорогу черной, беспросветной панике.

Я отступил еще на шаг. Мой собеседник шагнул следом.

— Достаточно! — коротко приказал он, и охватившая меня нервозность тут же исчезла.

Я вопросительно поднял брови.

— Считай эту демонстрацию актом доброй воли, — ответил тот. — Фаргел не сильнее нас. А если поможешь ты — у Старейшего вообще не будет шансов. Но это — на крайний случай. У тебя с этим вампиром сложились доброжелательные отношения — попробуй его уговорить. Не получится — можешь смело рассчитывать на нас.

Я уже давно не контролировал ситуацию. Всё решили за меня. Условия, которые предлагались, были честными, но эти условия мне НАВЯЗЫВАЛИСЬ, что внушало тревогу.

— Хорошо, — вздохнув, сказал я.

И взлетел, изо всех сил стараясь, чтобы это не было похоже на бегство.

 

Глава 56

Неприятно чувствовать себя собачкой на поводке. Даже если поводок очень длинный. Даже если сам на него согласился.

В принципе, я — существо со свободной волей. Никто не может заставить меня. Захочу — и откажусь от поисков хитроумного Старейшего, от вызволения Дроботецкого, нежданно-негаданно вернувшегося с того света. Запросто! Мне, кстати, к родителям нужно!

Я грустно усмехнулся. Спору нет, буду делать именно то, о чем договорился с охотниками: я все еще мыслю как человек. И люди мне более симпатичны. Будем считать, выбор сделан.

В любом случае, все зависит от Фаргела. Его поведение даст мне ключик к тому сейфу, в котором хранятся мои следующие действия. Отпустит охотника — прекрасно! Если Сергей Викторович мертв — тогда ничего не сделаешь. Останется только смирится. Я отметил тайное желание, чтобы именно так и случилось: тогда не придется лезть в самое пекло! Трусость? Может быть.

Но охотники сказали четко: жив. Стало быть, жив. Если Фаргел откажется помогать — устрою слежку. Рано или поздно Фаргел вернется к своему тайнику. А что потом, когда я найду Сергея Викторовича? Вряд ли освободить его будет легко. Звать охотников? Выступлю ли я против Старейшего? Может быть…. Но победить его — не смогу. Без вариантов. Если только Фаргел сам не прикинется проигравшим. Многое, очень много зависело от доброй воли этого вампира.

Лучше вообще не сражаться.

Я отбрасывал от себя всякую мысль, связанную с итогом грядущего разговора. Отбрасывал, потому что страшился, что спор закончится неудачей, и тогда я обязательно постараюсь вырвать Дроботецкого силой, тем самым объявив войну всему племени вампиров. Я предпочел бы остаться над схваткой. Почетней и безопасней.

Кого я обманываю? Себя! Паря под самыми облаками в тщетной надежде разглядеть Фаргела, я боялся, что наша встреча вот-вот состоится — и это будет означать конец моего нейтралитета. Поэтому, неторопливо выписывая здоровенный круг, я не слишком усердно вертел головой и столь же лениво посылал телепатические призывы в разные стороны. Я чувствовал себя собачкой на длинном поводке.

А, может, все обойдется! Фаргел показал себя очень умным существом. Наверное, он найдет выход. Он обязательно что-нибудь придумает! Он может.

Фаргел.

Самый смертоносный и самый доброжелательный из всех вампиров, которых я знаю. Очень умный и совершенно безжалостный. Вампир, по собственному признанию, не заслуживающий права называться Старейшим. Тот, чью мудрость признают прочие члены Старейшие, входившие в Совет задолго до появления там Фаргела.

Тот, в чьей власти решать, как сложится моя дальнейшая судьба. Тот, кто может подарить мне жизнь или оборвать ее, как сделал это с друдом по имени Фельве.

Фаргел. Грозный и неустрашимый. Гибкий и дипломатичный. Имеющий собственные принципы и уважающий мнение других. Истинный философ и жестокий воин.

Ветер усилился. Отдавшись его власти, я скользил над городом, безразлично взирая на расстилающуюся внизу панораму. Стылый холод пробирался под трепетавшую одежду — мне было все равно: я звал Фаргела.

Впервые — я абсолютно не боялся стрелы охотников. Впервые — я обладал абсолютным знанием о происходящем. Как жаль, и Слава Богу, что все это скоро кончится!

Зачем держать врага в плену? Я знал, как сильно Старейший их ненавидит; я видел наливающиеся холодным блеском глаза вампира при виде Дроботецкого; я слышал, как яростные нотки в голосе Бессмертного заставляли звенеть воздух, — зачем Фаргелу живой охотник? Что задумал этот Старейший с мозгом гениального полководца? Какую игру он ведет, если даже Совет ничего не знает? Или все представление было разыграно исключительно для меня?

Скоро все разъяснится. Только я не хотел, чтобы мои поиски увенчались успехом. И я звал Фаргела.

Моя мысль, выброшенная в пространство с небольшой силой, должна была очень быстро затихнуть. Но что, если такой чувствительный вампир, как Фаргел, сумеет уловить даже эхо моих сигналов?

Нервничая, я продолжал звать, выбрасывая импульсы той же силы. Если они станут еще слабее, я не смогу обмануть даже себя.

Его тоже называли моим учителем. Как ни крути, а летать меня научил именно он. Значит, в этом определении есть своя доля правды. Фаргел — мой Учитель, пусть и в меньшей степени, чем Сергей Викторович. Хотя обучение воздухоплаванию — еще не повод награждать подобным титулом. Равно как и обучение искусству ставить телепатическую защиту. Что-то она, кстати, меня сегодня подвела: охотники сняли ее так изящно, что я и не заметил.

С другой стороны, разве могли бы они выживать в борьбе с вампирами, не умея ничего, в чем можно превзойти своих боле сильных и быстрых противников. А я — всего лишь новичок. Пара-тройка телепатов того же уровня, что и Дроботецкий, действительно могла бы справиться с Фаргелом.

Неужели все кончится трагически?

Как жаль, что две яркие личности, Фаргел и Сергей Викторович, оказались по разные стороны баррикады. К сожалению, что я успел близко познакомиться и с тем, и с другим; увы, в их противостоянии нельзя добиться примирения. Печально, что раз за разом я посылаю в пространство мысленный крик, прося Фаргела отозваться. Грустно, что он откажется вернуть Дроботецком свободу. И увы, что я сам не рассчитываю убедить вампира и зову его лишь потому, что придумать то-то еще просто не способен! Может, Старейший что-то придумает?

Может быть.

С территории аэропорта, басовито гудя, взлетел самолет и, стремительно набирая высоту, помчался в мою сторону. Еще чуть-чуть и пилоты меня увидят. Поборов секундное искушение остаться на месте и состроить рожу, я спрятался в облаках. Грустно, когда знаешь, что шутку не оценят.

Самолет просвистел мимо, потянув меня за собой упругими струями воздуха. Качаться в воздушных волнах — в этом есть своя прелесть: я не сопротивлялся. Идиллия быстро кончилась: самолет улетел, оставив меня наедине со своими проблемами.

Я размышлял о Дроботецком. Сергей Викторович все время поражал меня своими перевоплощениями. То он был обыкновенным ученым, пусть в штате не совсем обычного института; то руководителем этого института; потом внезапно превратился в охотника, — что не помешало предстать в образе майора ФСБ.

В отличие от Фаргела, Дроботецкий обладал исключительно человеческими способностями. Что скрывать, и авторитет охотника был гораздо выше: благодаря его справедливости, доброжелательности, потрясающему чувству юмора.

Да, он действительно был моим Учителем. Я сделаю все, чтобы его спасти. И если придется делать выбор между моей жизнью и жизнью Сергея Викторовича… я почувствовал холодок, пробежавший по телу… я выберу жизнь охотника. Значит, так нужно.

Мне стало страшно. Я продолжал звать Фаргела, сделав призывы немного «громче».

Почему мне так трудно решиться? Что я сам из себя представляю? Вампир, который думает, что он человек или человек, который мнит себя вампиром? Не так давно я был обыкновенным парнем, каких много. Судьба сделала меня в иное существом, наделив способностями, о которых я даже не мечтал. Всего полгода назад я был просто смертным; неудивительно, что Старейшие, прожив ни одно тысячелетие, называют меня желторотым новичком.

Я не могу потреблять человеческую пищу: зараженный вирусом организм ее просто не принимает. Этот вирус исподволь подталкивает меня к агрессивным действиям. Но разве человек не проявляет жестокости в борьбе за пищу?

Я сохранил качества, присущие моей личности. Осталось прежним мое отношение к знакомым, близким. Не изменился характер, интеллект, способность критически себя оценивать. Или это все мне только кажется?

Нет, скорее всего, я — прежний. Если даже родная мать ничего не заметила — все в порядке.

Значит, я все-таки остался человеком, хоть и нацепил волчью шкуру.

Сумею ли я удержаться на этой позиции в дальнейшем? Сумею ли совладать с пока еще едва заметными, но становящимися все более мощными призывами к питанию? Смогу ли держать себя в руках сотни лет? С юношеским максимализмом я назначил себе именно такой срок, не слишком переживая из-за мелочей вроде охотников или врагов-вампиров.

Однажды те, кто мне дорог, состарятся и умрут. Что произойдет со мной тогда? Когда-нибудь мне, голодному и обозленному, встретится смертельно раненный человек, истекающий кровью. Чем закончится наша встреча? Сделав маленький шажок к убийству, я уже не смогу остановится. Уж лучше согласится ввести вакцину, пусть даже препарат будет опасным. Но антидота все еще нет. А будет ли? Да, теоретически возвращение к старой жизни возможно, но на свете полно болезней, которые не лечатся! Удастся ли мне остаться вампиром, которого не нужно бояться смертным?

Если разговор с Фаргелом окончится плохо, встанет вопрос, получится ли остаться в истории вообще?! Противостояние с Советом не выиграть никогда — здесь я иллюзий не питал. Да и борьба с охотниками ничего хорошего не сулит. Не те, так эти покромсают. Ни за что, самое интересное: всего лишь по внешнему признаку. Страшно.

В данный момент я — на стороне охотников. Если удастся выбраться из этой передряги, шансы сохранить нейтралитет будут. А сейчас я просто обязан помочь Сергею Викторовичу. Жребий брошен.

— Ты специально зовешь меня так, чтобы никто не услышал?

Фаргел опустился ниже, оказавшись на одном уровне со мной:

— Что случилось?

 

Глава 57

— Случилось — мягко сказано, — ответил я.

— Вот как? И какие катаклизмы на тебя обрушились?

— Весть о добром здравии Дроботецкого Сергея Викторовича.

Фаргел ничуть не смутился.

— Не знаю, о ком ты говоришь. Почему ты должен опасаться этого человека? Он тебя преследует?

Я рассвирепел:

— Меня преследует ложь! Дроботецкий — тот охотник, которого ты держишь в плену; тот самый, убить которого я тебе однажды не позволил; тот самый, о чьей гибели ты известил меня и Совет Старейших!

— Но я же его не убил…

— Очень хорошо, — я взял себя в руки. — Теперь просто пообещай сохранить ему жизнь и в дальнейшем.

«Ничего себе разорался! Раньше я не позволял себе подобного. Он меня просто в клочья порвет!»

Фаргел на мгновенье сжал губы.

— Ты просишь слишком многого. Я не могу это обещать.

— Почему? Мы уже договаривались раньше. Я просто прошу тебя подтвердить свое слово!

— Я имею право отказать. Именно так и будет. Твой охотник напал первым и, как только он это сделал, я оказался свободен от всех обязательств перед тобой. Он — моя законная добыча; военный трофей, если хочешь. Я не обязан хранить ему жизнь.

— Никто этого не требует, — как можно более мягко поведал я. Хотел, было, водрузить руку на плечо Старейшего, но поостерегся. — Если ты вернешь ему свободу, он сам о себе позаботится. А я — сделаю все возможное, чтобы он перестал вести жизнь охотника.

— Ты плохо их знаешь, — также негромко ответил Фаргел. — Это одиночки; у них нет привязанностей, близких, родных. Решив мстить, они навсегда порывают с прошлым — чтобы обезопасить других людей. Вся их семья — братство охотников. Таких же фанатиков. Любой из них страстно, всей душой ненавидит вампиров. Ни один из них не собирается возвращаться к прежней жизни. Охотник — это тот, кто видел, как гибнут друзья, встретившись с вампиром; это люди, чья воля к победе способна перевернуть мир, — и они стремятся к этому, избавляя планету от нас. Они сражаются за идею, и потому страшнее противника у нас нет. Совет этого пока не понимает: сложно относиться с уважением к тому, кого столетиями презирал.

— Старейшие презирают охотников? — ошеломленно проговорил я. Мысль, что кто-то может легкомысленно относиться к этим монстрам, казалась бредовой.

— Пока еще — да. Даже гибель одного из нас была списана на случайность. Охотников недооценивать нельзя, согласен?

— Конечно, — быстро согласился я. Уж я-то их в действии видел!

— И такого человека ты надеешься уговорить забыть о нас? Никогда! Ты можешь лишь обратить его, но, даже оказавшись вампиром, он будет преследовать не своих бывших товарищей, а себе подобных — он станет друдом! Прецеденты были.

— Я справлюсь…

Что-то без особой уверенности это было сказано.

Фаргел поднял голову, изображая, что рассматривает проплывающую над головой облачную полосу. Я бы тоже не поверил. Пришлось сменить тему:

— У меня есть товарищ, которого укусила крыса, зараженная вирусом вампиризма. Что теперь с ним будет?

— Чем зараженная?! — встрепенулся Старейший.

— Вирусом вампиризма…

А что, Старейший с его опытом в пару тысячелетий вполне мог пропустить весть о существовании вирусов — недавно же обнаружили! Сто лет для вампира — не срок! А тут поменьше времени прошло. Я принялся терпеливо объяснять:

— Вирус — это такое маленькое-маленькое существо, которое живет в теле….

— Я знаю, что такое вирус, — нетерпеливо прервал Фаргел. — Ты сказал «вирус вампиризма»?

— Ну да….

— Но если это так, если такой вирус существует, он должен как-то лечиться?

— Ну да. Я и Старейшим говорил про вакцину.

— Как?!

— Как говорил? Ну-у…

— Как с ним собираются бороться?

Я покачал головой:

— Не знаю.

— Жаль. Это может стать самым могучим оружием против вампиров.

«Оружием против вампиров?»

— Ты хочешь бороться с Советом? — осторожно полюбопытствовал я.

Фаргел развеселился:

— Нет. Но такое оружие лучше держать в запасе. Однажды может пригодиться.

— Даже если оно попадет к охотникам?

Старейший обеспокоился:

— Нет. Но им подобная вакцина — будет очень кстати. По сути, такая находка будет означать их победу.

— Это будет означать превращение вампиров в простых людей, — поправил я. — А что, тебя пугает такая возможность?

— Мне — стать смертным? — Фаргел ненадолго задумался. — Пожалуй, я уже привык к хорошему. Лишиться всех привилегий этого тела, стать подверженным болезням, старости, — это не для меня: мне нравится быть быстрее, сильнее, опаснее других. Я привык чувствовать себя неуязвимым.

— Ты сможешь есть человеческую пищу, смотреть на солнце, — искушал я. — Заведешь друзей, перестанешь быть одиноким.

— …Во всех твоих излияниях только одно заставляет меня сомневаться: Старейшие одиноки. Полученная нами сила заставляет хранить ледяную беспристрастность во всем. Любой увлеченный вампир — угроза существованию остальных. Увлеченный Старейший — опасен в десять раз больше. И дело не просто в памяти о Фельве — только оставаясь спокойными, мы можем договариваться друг с другом и регулировать шествие вампиров по Земле.

— Как регулировать?

— Мы выдаем квоты на обращение новых Бессмертных. Избавляемся от неугодных

Я представил, как именно они избавляются от неугодных. Отвел взгляд. Интересно, там, внизу, нас видят охотники?

— Наверное, ты прав, — неожиданно согласился Фаргел. — Я устал быть Старейшим, устал от одиночества. Я стал привязываться к тебе. Это опасно — потому что однажды может побудить меня совершить ошибку.

— Например? — поинтересовался я, крайне польщенный признанием столь могучего существа.

— Например, вступиться за тебя. Ты еще глуп, еще слишком молод. Но у тебя достаточно сил, чтобы считаться опасным. Не для Совета, нет! Ты опасен именно тем, что у тебя мало опыта. А ошибки, сам знаешь, легче предотвратить, чем исправлять их последствия. Пока никто не может сказать, что из тебя получится. Давай сменим тему. Как твоего приятеля укусила крыса? Что с ним потом случилось?

— Да ничего! — я пожал плечами. — Началось все с биологов. Оно вычленили образование в моей крови, которое делает нас вампирами. Причина не только в нем, если быть точным — там сложная цепочка реакций, выработка определенных гормонов. Словом, эту находку ученые определили как вирус. Им они и заразили крысу.

— Зачем?

— Ну… э-э… посмотреть, что будет.

— Только-то? — похоже, Фаргел искренне удивился.

Я кивнул.

— Скорее всего, ты что-то недопонял. Иначе мне придется признать, что смертные изрядно поглупели со времен моей юности. У них, по крайней мере, хватило ума изолировать животное?

— Да.

— Хорошо. Что произошло дальше?

— Ничего. Крыса стала более кровожадной, но ни осина, ни ультрафиолет вреда ей ни причиняли. Да и режим сна сохранился.

Фаргел потер подбородок:

— Любопытно… Грызуна на наличие вируса проверяли?

— Крыса заражена.

— А твой товарищ?

— Когда я видел его в последний раз, пару суток назад, вирус вампиризма обнаружен не был.

— Так…

Погрузившись в свои мысли, Фаргел почти полностью отрешился от настоящего, медленно дрейфуя в воздушном течении. Я послушно плыл следом. Размышлениям Старейшего ничего не мешало: не ревел турбинами неподалеку пролетавший самолет, утих по-зимнему морозный ветер, замерли тучи, успокоился, насколько это было возможно, город внизу. Близился рассвет.

— Если крыса — хранитель вируса, — заговорил Фаргел, — но не способна заразить этим вирусом кого-то еще, она не может считаться вампиром. Об этом говорят и другие признаки, вроде равнодушия к осине. А если грызун — не вампир, то либо крысы в принципе невосприимчивы к вирусу вампиризма, либо заражение было произведено неправильно. В любом случае, твоему товарищу ничего не грозит.

— А крыса? — решил уточнить я.

— Что — крыса?

— Ну… почему она не вампир? — все же спросил я, браня себя последними словами: сказано ведь уже было.

— Откуда я знаю? Спроси ученых.

— Но ты — вампир. С твоим опытом ты можешь знать ответ.

— Гм…. Ты льстишь мне, Кеша! Но — попробую помочь. Могу рассказать, как происходит обращение в вампира. Если все дело в природной невосприимчивости грызуна — тереби смертных.

Я согласно кивнул.

— Тогда о процедуре обращения, — продолжил Фаргел. Она включает в себя два этапа. Сначала нужно выпить у обращаемого почти всю кровь. Потом — ввести свою кровь в его тело. Любым способом. Можно просто дать выпить. Чем больше крови попадет внутрь, тем могущественнее станет вампир.

— А если обращаемому сохранить всю его кровь?

— Обращения не произойдет. В организме будет достаточно сил, чтобы нейтрализовать изменения.

— Мне кажется… в случае с крысой именно первый этап не был выполнен, — задумчиво, как старательный ученик, проговорил я.

— Тогда все становится ясно, — заключил Фаргел. — Ну что, до свидания? Скоро восход.

— Так что мы решили с Дроботецким? — заторопился я: время прошло, а человек по-прежнему где-то мучается. — С тем охотником, который…

— Ничего! — оборвал меня Фаргел. — Теперь я свободен от обязательств. Извини. До встречи.

Трепет одежд удаляющегося вампира. Что же мне теперь делать? Неужели придется обратиться за помощью к охотникам?

 

Глава 58

Мысль попросить поддержки у борцов с вампирами преследовала меня и на следующий вечер. День я провел в каком-то полуразвалившемся сарае на окраине города. Дневка прошла благополучно — никто не заглянул в мое временное прибежище.

В сгущавшихся сумерках я разглядывал подгнивший потолок и думал, думал, думал. Ошибиться было нельзя — исправить трагическую неосторожность вряд ли получится. Поэтому размышлял сейчас.

Я пришел к выводу, что привлечение охотников ничего не изменит. Фаргел, конечно, просчитал этот вариант, равно как и все остальные. Следовательно, я должен сделать что-то неожиданное; такое, к чему он не готов. О чем идет речь?

Поднявшись от трухлявого пола, я взялся мерить шагами расстояние между углами. Строение было маленьким и на то, чтобы пересечь его по диагонали, у меня уходило 5–6 шагов. Снег, когда-то просыпавшийся сквозь дыру в крыше, и затем образовавший небольшой сугроб у стены, сочувственно хрустел под ногами. Хруст постепенно становился тише и тише — по мере того как я превращал белые крупицы в плотную корку.

Остановившись у поддерживающей потолок балки, я задумчиво поскреб ногтем дерево. Древесина поддалась неожиданно легко; шуршащим ручейком посыпалась вниз труха. Но под внешним мягким слоем обнаружилась достаточно крепкая сердцевина. Как говорится, внешность бывает обманчива.

Я поднял глаза к потолку. Настил был ветхим: На стропилах, трепеща под порывами ветра, громыхали куски шифера, в прорехах виднелось небо, все так же затянутое тучами.

Сколько весенних пробуждений мне осталось? Или счет уже пошел на минуты?

Впрочем, я накручиваюсь зря: существо, живущее веками, отвыкло торопиться. Если, конечно, речь не идет о хитром и безжалостном Фаргеле, логику поведения которого мне до сих пор не удалось понять.

С него станется убить Сергея Викторовича сразу после нашего разговора, а затем — просто поставить меня перед свершившимся фактом. Тогда все мои действия, все задумки окажутся бесполезны, если только… если только Старейший не побоится настроить меня против себя. По его личному утверждению, он привязался к глупому, но крайне интересному вампиру по имени Кеша. Правда, насчет интересного — это уже я сказал.

И все же, если мое отношение для него что-то значит — а пока все происходившее это подтверждало — у меня (а также у Дроботецкого, его друзей-охотников, даже у Димки, — Димка!) есть хорошие шансы.

Мне нужно придумать оригинальный ход? Дима будет играть главную роль! Уж его-то присутствие наверняка не указано ни в одной стратагеме Фаргела. Лаборант — союзник не очень сильный, я согласен. Альтернативой будет помощь охотников и, как следствие, все виды репрессий со стороны вампиров. Можно еще попытаться отбить Дроботецкого в одиночку, но это больше похоже на попытку ежика протаранить танк.

Почему так скептически? Да потому, что местонахождение Дроботецкого я не знаю и узнать могу, лишь одолев Фаргела.

Спрашивается, чем мне может помочь рядовой смертный по имени Дима? О-о-о, Дима это…. Дима, он…. Не знаю, что он может сделать.

Так или иначе… Фаргел… наверное, не причинит Диме вреда, если я вступлюсь за друга. А я обязательно вступлюсь. Но чего ждать от непредсказуемого Старейшего — известно только ему.

Что же делать?!

Я тоскливо взглянул в затянутое белесой поволокой небо, потянулся к нему — и в следующее мгновенье, оставив позади краткий треск, несся высь. Любопытство оказалось сильнее осторожности и, прежде чем оглядеться, я посмотрел под ноги. Неуклюже кувыркаясь, рядом с сараем пал отломанный кусок шифера. Испытывать самолет я бы себе не доверил.

Округа дышала покоем, если так можно отозваться о полном жизни и разговоров городе. Зато ни охотников, ни вампиров я не нашел. Правда, они сами меня всегда обнаруживали первыми, но отсутствие видимого противника тоже утешает.

Пусть Дима не сможет встать рядом со мной на поле брани, но кто сказал, что его поддержка окажется лишней? Две головы лучше, чем одна. А голова у парня — золотая. Решено! Ищу Димку!

Выбрав уголок потемнее, я спикировал вниз. Безлюдными переулками выбрался к заасфальтированной дороге; приметив автобусную остановку, побрел в ее сторону. Вам раньше не говорили, что вампиры — телепаты? Нет? А сами не задумывались? Да еще граф Дракула вызывал своих…. Что, простите? Ах, я говорил…. Извините, нервничаю, забыл. Ну, неважно!

Я заглянул в память людей, ожидавших попутного транспорта. Ни один из них не знал Димку. Он мог оказаться случайным попутчиком месяц назад, но исследовать так глубоко я пока не мог.

А кто сказал, что все получится сразу? Отойдя подальше, я вновь воспарил над городом, направляясь в соседний район.

Мне бы только найти привязку к местности, хоть маленькую зацепку. Пусть мне встретится хоть один человек — случайный прохожий, изо дня в день встречающийся с Димой в автобусе, в маршрутке, в магазине. Если эта встреча состоялась неделю, две недели назад — я найду его. Главное — зацепиться, отыскать ту ниточку, по которой можно будет распутать весь клубок. Оказывается, можно неделями общаться с человеком и ничего не знать об особенностях его жизни. Удивительно, но факт.

Мои новые «собеседники», пусть и невольные, тоже оказались «пустыми». Ну, не знали они Димку, и встречались исключительно с другими людьми! Каково? Я так рассчитывал, что быстренько найду приятеля — и вдруг на тебе! Из грязи в кня…. Э-э, я совсем другое хотел сказать.

Пришлось опять сменить точку сбора информации. На cей раз я перебрался в самый центр города — на остановку «Кинотеатр имени Маяковского». Здесь встречались люди, живущие в самых разных районах: Левобережье, Нефтяники, Амур, Московка, Чкаловск, Кировск…. Главное — подойти к процессу поиска с умом. Я подошел… ногами.

Погулял на одной стороне улицы, потом — на другой, побывал еще на одной остановке с тем же названием. Ни в чьем сознании не встречался образ Димы. Другие образы — сколько угодно! Любитель посплетничать наверняка нашел бы кучу любопытного, но я таким любителям не отношусь, и настроение мое — падало, падало, падало. Что мне сплетни, когда на моих плечах — спасение целого мира, пусть даже по галактическим меркам мир этот мал — я сам. Возможно, я подхожу к проблеме с юношеским максимализмом. Это у меня бывает, спору нет! Но пусть первым бросит камень тот, кто считает: себя можно не спасать. Пусть придержит язык гневный обличитель, справедливо полагающий, что не меня спасть надо, а Сергея Викторовича. Пусть он заткнется, потому что, лишь освободив Учителя, я останусь прежним.

Я бродил по городу, пока улицы не обезлюдели. Только тогда признал: сегодня — Диму не найти.

Может, оно и к лучшему: если его не могу найти я, который знал Диму достаточно долго, это не получится и у других вампиров. Может, не следует, выдергивать товарища из укрытия? Зачем лишний раз подвергать его опасности?

Я тоскливо вздохнул.

Он мне нужен. Очень нужен. Хотя бы как советчик, но гораздо больше — как дружеское плечо рядом.

Я скользил между домами молчаливой тенью. Подтаявший за день снег покрылся ледяной коркой, чуть похрустывающей под ногами. Небо наконец-то прояснилось, открыв взору хрустальную россыпь сияющих звезд с выделяющейся полосой Млечного пути. Даже старина ветер решил прикорнуть на ночь, тем самым позволив всем желающим насладиться безмолвием.

Правда, полной тишины все равно не получилось: ни один город не обойдется без звуков, которые сопровождают проезжающую по дороге машину; ни один город не обойдется без спешащих куда-то ночных пешеходов.

И все же я наслаждался С чувством вдыхал морозный воздух, время от времени прислушиваясь к доносящемуся с разных сторон эху чужих мыслей. Поразительно, как много на свете людей, не имеющих ни малейшего представления о моем друге по имени Дмитрий.

Если учитывать, что средняя скорость пешехода равна пяти километрам в час, то, принимая во внимание площадь города, я найду Диму примерно…где-то за… в общем, не пройдет и полгода!

Скоро я оставил последнюю надежду. Народ в основном уже спал. В домах коротали время перед телевизором и компьютером и мысли этих людей были совсем не о Димке. В ночные клубы я даже не совался. Может быть, зря.

Мне потребовалось около часа, чтобы проверить все известные злачные места. Глухо! Парень закопался так глубоко, что, пожалуй, даже сам не сумел бы себя найти.

Кстати, о бабочках! Не так уж широк выбор у желающего спрятаться: бабушки-старушки, сдающие комнату — раз! Гостиницы — два! Родственник, друзья, знакомые — три!

В гостиницу он не пойдет — не по карману, потому что прятаться надо будет долго. Родственников и знакомых подвергать опасности не станет. Остаются бабушки.

Стоп! Сам себе подумай: не дурак ли я? Значит, гостиница, родственники-знакомые, бабушки…. Бабушки, гостиница…. Все ли варианты я учел?

Ну, армия ему уже не грозит, а вот уехать во внеочередную командировку Дима вполне мог.

Хотя нет, разум не всегда дружит с инстинктом самосохранения. Как руководитель, Дима обязан остаться в городе — да не просто остаться, но имея четкие сведения, кто и где из подчиненных находится. Если его найдут раньше меня….

Итак, спрашиваем бабушек.

Дима — гений! Отличный выбор, учитывая, что за определенную мзду у той же бабули можно столоваться. Шикарный выбор, учитывая, что в Омске таких старушек пруд пруди — попробуй найди!

А я попытаюсь! Мне все равно деваться некуда.

 

Глава 59

Я проснулся в том же полуразрушенном сарае. Какая ирония судьбы — я, который мог бы оказаться в любой точке планеты, должен пережидать день в каких-то развалинах! Папа с мамой, небось, уже в гостинице нежатся. Я им, кстати, обещал деньжат подбросить. Вредно забывать о своем сыновнем долге. Как только вытащу Сергея Викторовича, сразу разыщу родителей!

Похоже, днем было тепло: когда я зашевелился, собираясь встать, ломкие корочки льда заявили о себе протестующим скрежетом, хрустом: рваными осколками посыпались вниз. Если так дело пойдет дальше, мне придется спать в грязи. Пора знаться поиском надежного укрытия. Но это — потом, под утро.

На сей раз удалось взлететь, благополучно минуя шифер. Быстро-быстро, пока никто не заметил, я мимолетным виденьем ушел ввысь. Город раскинулся как на ладони. «Удачной охоты», — неожиданным эхом прозвучали в голове слова Фаргела. Я был голоден.

Ничего страшного: желудок терпит. Люди устраивают голодовки длиной в неделю разве я не смогу выдержать пару суток? Вытерплю, как пить дать! В крайнем случае, сделаю еще один налет на больницу. Опасно? Противозаконно? А что делать?

В прошедшую ночь я набросал примерный план, в соответствии с которым собирался искать друга. Прежде всего, меня интересовали Московка, Московка-2 и примыкающие к ним Рабочие улицы (и примкнувший к ним Шипилин, хе-хе); затем следовало заглянуть в Амурский поселок и Порт-Артур. Если и там Димки не найдется, так и быть, прочешу всё остальное.

Быстро сказка сказывается, да протяжно дело делается. Я уже научился в считанные секунды определять, видел ли прохожий Диму, но площадь поиска оказалась воистину безграничной. Убедившись, что одними хождениями по улице ничего не добьешься, я начал стучаться в дома, сообщая, что ищу своего друга, который поселился где-то в этом районе, — и давал Димкино описание. Друг не находился.

Я искал его выборочно — через каждые три-четыре дома. Меня встречали разные люди: опрятные и не очень; доброжелательные и встречающие бурканьем типа «Че надо?»; люди, от которых могло нести сивухой, табаком или парным молоком, — и все отрицательно качали головами.

К одиннадцати часам я стал разговаривать с закрытыми дверями, из-за которых приглушенно спрашивали «Кто там?» и так же приглушенно отвечали, что нет, такого не знают. Пару раз — видимо для разнообразия — встретили возгласом типа «Кого там черт несет?!», а выслушав вопрос, посоветовали искать друга в ином месте столь прямолинейно, что желание продолжать разговор исчезало немедленно.

О времена, о, нравы! Впрочем, и воспитанные, и невоспитанные люди были всегда. Судить надо беспристрастно. Беспристрастно! И нечего грозно поглядывать на оказавшиеся рядом окна.

Мне пришлось признать, что и в этот вечер на поисках надо ставить крест. В тщетной надежде отыскать хоть намек на Димин след, я перемещался из района в район, выуживая информацию из голов проходивших мимо прохожих. Ничего.

Ничего и никого. Ни вампиров, ни охотников. Даже вездесущий Фаргел — и тот куда-то пропал. Только я — одинокий вампир — и смертные. Как будто прежние времена вернулись. Честно говоря, я предпочел бы, чтобы так и было.

Интересно, глядят ли сейчас ввысь охотники, задрав головы? Конечно! Выслеживают своих «любимых» вампиров, а заодно и меня — чтобы потребовать отчета и, если потребуется, наказать за нерадивость. Извините, ребята, у меня другие планы. С вами как-то не по пути — и в этом только ваша вина.

…Но и мне пришлось взлететь. Я реял высоко над городом, выбирая место для дневного сна. Ночь подходила к концу, наступило время позаботиться о себе. Прежнее место дневки меня перестало устраивать: однажды я в клочья разорву одежду, пытаясь освободиться из ледового плена. Желания изображать из себя закаленного нудиста у меня не появлялось — так что одежду следовало беречь.

Выбрав чердак одной из пятиэтажек, разбросанных рядом с железнодорожным вокзалом я резко — так, что свистом заложило уши — пошел на снижение. Было даже интересно: если меня сейчас держат на прицеле, нужно обладать потрясающей реакцией, чтобы вовремя выстрелить. Сумеют ли? На всякий случай я напрягся, ожидая приказа остановиться. Его не последовало.

Чердачное окно стремительно приближалось. Чересчур стремительно, учитывая, сколь плачевно закончилась встреча шифера с моим плечом. Плачевно для шифера, разумеется. Впрочем, одежда тоже пострадала.

В последнее мгновенье и извернулся. Гибкой змейкой влетел в темноту и, пока отчаянно хлопал глазами, с коротким, но выразительным «бум!» врезался в поддерживающий крышу столб.

В стороне, где строила снижаются, образуя угол крыши, кто-то шевельнулся. Совсем чуть-чуть. Шевельнулся и тут же застыл. Но мне — и чуть-чуть оказалось достаточно.

Бомж? Хм, с каких это пор бомжи перешли на колбасу? А уж ее-то, родимой, было съедено здесь громадное количество — судя по запаху. Коллега-вампир, собирающийся коротать здесь дневные часы? Чушь, вампиры колбасу тоже не употребляют. Тогда кто? Киллер? Почему не ждет свою жертву, терпеливо застыв у чердачного окна?

Наконец мои глаза пообвыкли, и я различил встревоженное лицо повернувшегося ко мне человека.

— Ди-имка!!!

Вот уж действительно: кому что суждено, тот это и получит!

Дима облегченно вздохнул, опустился на потрепанный ватник, заменяющий ему постель.

— Чего разорался? Люди спят.

Хорош фрукт! Я его ищу изо всех сил, а он «чего разорался?». Но громкость я поубавил:

— Давно здесь кукуешь?

— Если сегодня — то с вечера; а если вообще — то как ты прибежал в институт с круглыми глазами, так и прячусь.

— Хорошо устроился…

Прекрасно устроился — насколько это было возможно в подобных условиях: пара ватников, потрепанное байковое одеяло, подушка, шуба, плюс полный комплект демисезонной одежды — на Диме. Рядом лежал пакет с едой.

Перехватив мой взгляд, парень небрежно заметил:

— Днем делаю вылазки в соседний магазин; езжу по делам; на ночь — прячусь здесь.

— А я тебя по бабушкам искал. А ты-то вон где. Хорошее укрытие. Долго бы искать пришлось.

— Хорошее-то оно хорошее, — проворчал Дима, — да не слишком: недели не прошло, как вампир в гости заявился.

— Кто??

— Да ты, кто же еще! — весело поддел приятель.

— А-а… — глубокомысленно протянул я. — И как твое самочувствие?

— Ничего! — окончательно развеселился Дима. — Ты лучше скажи, вампиры уже разбежались или еще только собираются? Выбираться из подполья можно? Ты меня для этого искал?

— Для этого? — захотелось стукнуть себя по лбу. — Тут, Дим, слушай, какое дело: Сергей Викторович, оказывается, жив!

— Тьфу, черт! — Дима в сердцах сплюнул. — Тогда какого х… ты панику разводил?!

— Надо было — и разводил, — отрезал я. — Сначала разберись — а потом уже оскорбляй.

— А я не оскорбляю. Пока. Давай во всем разберемся — я тебя внимательно слушаю.

Я хмыкнул, демонстрируя задетое самолюбие — и заговорил:

— Как ты знаешь, о том, что Сергей Викторович убит, сказал Фаргел на совете Старейших….

— Впервые слышу, — прервал меня Дима. — Что за совет Старейших?

Пришлось объяснять, попутно отвечая на уточняющие вопросы. Небо светлело, тело наливалось сонливостью, тяжестью.

— Ты не против, если я прикорну на день рядом с тобой?

— Да ради Бога! — Дима зашевелился, пододвигаясь.

— Потом меня… заставили спуститься охо-о… отники, — зевая проговорил я, устраиваясь на телогрейке, — чтобы я поговорил….

— С вампирами?

— Сначала с ними, потом — с вампирами. С Фаргелом, точнее. Мол, Дроботецкий жив и находится в плену у Старейшего. Тот все подтвердил.

— Ты разговоривал об этом с Фаргелом?

— Да. Он все признал, но свободу шефу вернуть… отказался. Я искал тебя, чтобы выручить Сергея Викторовичааа….

Я провалился в сон.

Пока изображал бревно, Дима отсутствовал. Вернулся, когда уже смеркалось; когда я достаточно четко воспринимал реальность. Оказывается, человек здорово шумит, поднимаясь по пожарной лестнице.

Дима передвигался быстро, со сноровкой опытного акробата. Чувствовалась практика. Спустя несколько секунд в проеме чердачного окна показалась его фигура, отбросившая четкую тень на покрытый слежавшимися опилками пол. Коротко выдохнув, человек спрыгнул внутрь, сделал два шага — и в подслеповато шурящемся госте я еще раз признал друга. Последние сомнения отпали

— Кеша? — неуверенно позвал он, глядя в темноту, туда, где он меня оставил. Я там и был, просто глаза смертного еще не успели привыкнуть к чердачной темноте после сумерек улицы.

— Чо? — отозвался я басом

Димка вздрогнул. Потом расслабился. Выставив вперед руки, отчаянно загребая ногами шелестящие опилки, мелкими шагами пошел в мою сторону.

— Я тут сделал кое-какие приготовления, — говорил он, медленно приближаясь. — Пошарил по старым запасам…

— Стой, где стоишь! — приказал я.

От Димки страшно несло чесноком. Тягучий запах, казалось, распространился по всему помещению. Почему я не учуял эту гадость сразу, как только Дима появился? В гортани стало першить. Приготовления он сделал….

— Дыши только носом. В ноздри вставь вату.

— Где я ее возьму? — удивился Димка.

Я разодрал рукав ватника; отвернувшись, протянул два клока.

— Подготовился, кхе-кхе, отлично. Сейчас бы, кхе-кха-кха!.. Фаргела сюда.

— Составить тебе компанию? — язвительно донеслось с другого конца крыши.

 

Глава 60

Действующие лица:

Кеша. Пытается справиться с двумя делами сразу: вернуть на место нижнюю челюсть и сделать умное лицо.

Дима. Руки спрятаны в карманы, напряжены. Щеки надуты, потому что вобрал в себя весь воздух, который сумел; но не выдыхает, приберегая чесночную вонь для более подходящего случая. Лицо краснеет.

Фаргел. Непринужденно стоит у чердачного окна на другой стороне дома. Лицо невыразительно. Хранит молчание. Намерения неизвестны.

— Ты… э-э… как тут оказался? — спросил я, не придумав ничего более подходящего.

Фаргел будто не слышал. Стоял на том же месте, с язвительной усмешкой наблюдая, как Дима таращит глаза в темноту, стараясь разглядеть неприятеля.

Паренек, наконец, смирился с мыслью, что дышать надо. Шумно выдохнул.

— Стало интересно, куда тебя заведут твои поиски, — ответил Фаргел. — Так что я за тобой присматривал; следовал по пятам, если так можно сказать. Впрочем, по сторонам ты все равно не смотрел… Что ты решил мне сказать?

Угу… Хотелось потрясти головой, чтобы вернуть на место разбежавшиеся мысли — а вдруг поможет? Но не делать же это под насмешливым взглядом Старейшего. Пора речь держать!

— Мы с Димой хотели бы… мы хотим, чтобы Сергей Викторович был свободен!

— Похвальное желание, — одобряюще кивнул Фаргел — Забота о ближнем всегда ценилась очень высоко.

Определив на слух направление, Дима, крадучись, двинулся в сторону Старейшего. Как послушный (или очень хитрый) человек, Дима дышал исключительно через забитую в ноздри вату. Возникающие звуки делали его похожим на какой-нибудь раритет времен паровых машин. Словом, спецэффекты находились на высшем уровне.

Открыто веселясь, Фаргел рассматривал приближающегося смертного. Скорее всего, у Димы нет ни одного шанса. Но, судя по настрою вампира, дело закончится хорошо.

— Хочешь сказать, что понимаешь нас? — спросил я.

— Да, я вас понимаю, — ответил Старейший. Быстро, едва ли не молниеносно даже для моих глаз, перебежал на другой конец здания, остановившись рядом. Конечно, его легчайшие шажки не могли быть услышаны смертным, но движение воздуха тот уловил.

Сбитый с толку, Дима застыл, напряженно вслушиваясь в тишину.

— Понимание много значит в переговорах, — важно проговорил я, прикидывая как себя вести.

— Никто не спорит, — откликнулся Фаргел.

Дима встрепенулся и с упорством закостенелого маньяка пошел на голос. Старейший отодвинулся назад, спрятавшись за моей спиной. Мне пришлось развернуться:

— По-моему, мы вполне можем договориться.

— Допустим, — согласился Фаргел. Будет отлично, если твой друг перестанет изображать крокодила в рыбной заводи — в знак добрых намерений.

— Дима, постой пока там, — попросил я.

Дима послушно остановился, замер в напряженной позе. Даже сопение малость поутихло.

— Значит, ты отпустишь его? — напрямик спросил я. Все-таки дипломат из меня аховый.

— Кого?

Это начинало злить!

— Дроботецкого. Охотника, который у тебя в плену.

— Охотника? Я уж отпустил его — в определенном смысле.

«Убил, что ли?»

— Что значит «в определенном смысле»?! — не выдержал Димка.

— Вашего охотника у меня нет.

— Что ты с ним сделал?! Почему? — первая реплика исходила от Димы, вторая — принадлежала мне. Кстати, я говорил, что Димка нажрался чеснока? Воняло жутко. Моя голова дурманилась, мысли путались. Фаргел, вроде, держался. Кажется…

— Дима, отойди подальше, — попросил Старейший, придерживая меня, аки тюфяка бесформенного.

Дима скакнул вперед, с яростным «ха!» выдохнул в лицо Фаргелу. Тот пошатнулся, резко взмахнул рукой.

Получив оплеуху, Дима кувыркнулся назад. Ударился о поддерживающую крышу балку. Обвился вокруг нее и остался лежать под затихающий гул вибрирующего шифера. Закрывшись ладонями, я последовал примеру друга — лицо нестерпимо жгло: здесь уже не до геройства.

— Охотник жив! — прогремел сверху голос Старейшего. — Но у меня его нет.

— Тогда где он? — прохрипел я, тщетно пытаясь разглядеть возвышающегося рядом вампира сквозь пелену беспрерывно текущих слез.

— У Даулета. Как только стало очевидно, что охотник — причина наших разногласий, я от него избавился. Теперь, если хочешь добиться своего, придется иметь дело с другим вампиром.

«Другого Старейшего мне никогда не уговорить…»

— Зачем ты это сделал? — потеряно спросил я, с ужасом понимая недостижимость и без того не слишком легкой цели.

— Затем, что я не хочу убивать тебя, — мягко ответил Фаргел. — Ни тебя, ни тех, кто тебе дорог — вроде этого юноши, — кивок в сторону Димы.

— Правильно, пусть меня убьют другие! — с горечью в голосе, едва не плача, заметил я.

— В данный момент тебя никто не трогает, — сухо парировал Старейший. — И не тронет, если бросишь корчить из себя героя.

— Проклятье! Фаргел!

Покачиваясь, я встал сначала на колени, потом выпрямился полностью.

— Ты сказал, что понимаешь нас. Зачем?!

От ярости пресеклось дыхание.

— Затем, что ты мне дорог, — ответил наставник, не дождавшись продолжения. — Но если твой охотник тоже тебе дорог, можешь попробовать его освободить. Пара суток у тебя еще есть.

Перестав прикидываться, зашевелился Дима. Зашуршав опилками, сел. Всмотрелся в лицо вампира:

— Где он?

— Я уже сказал, — вежливо ответил Фаргел. — У Даулета.

— Я не спрашиваю, у кого, — с металлической интонацией произнес Димка. — Где. Он?

— Будешь разговаривать в таком тоне — останешься без ответа. Я тебе ничего не должен и жив ты, честно говоря, лишь потому, что к тебе хорошо относится один наш общий знакомый, — Фаргел небрежно кивнул в мою сторону. — На вопрос отвечу, но — ради Кеши. Должен сразу предупредить, что Даулет знает о вашем интересе.

— Ты — ему сказал? — вроде бы равнодушно спросил Дима.

— Я. Прежде чем называть мерзавцем, вспомни: я вообще не должен вам помогать. Итак, ваш охотник находится…

Фаргел все-таки открылся. Все-таки помог. Жаль только, что его информация носила приблизительный характер. Пока Дима смущался, что его мысли так легко прочитать, я прикидывал расстояние до места заточения.

— Это все, что ты можешь сказать? — спросил я.

— Это все, что я знаю, — поправил Фаргел. — Если вы столкнетесь там с Даулетом — рассчитывайте только на себя: помогать вам не стану.

Ясно. По крайней мере, честно. Я склонил голову, соглашаясь. Повернулся к напарнику:

— Дима, нам пора. Спасибо, Фаргел.

— Не за что.

Старейший поклонился. Выпрямился и добавил:

— Если твой друг будет действовать не раздумывая, может быть, у вас появятся шансы.

Вроде как мне говорит. Смысл? Вампир воспитывает смертного??

— Учту! — буркнул последний, пробираясь мимо нас на пожарную лестницу.

— Может, Совет не узнает, что я вам помог, — гораздо тише проговорил Старейший, когда лестница загрохотала под Димкиным весом. Боится? Фаргел — и боится?

Взглянув вампиру в глаза, я еще раз наклонил голову, признавая тот риск, на который тот пошел, негромко сказал «Спасибо» — и вылетел из-под крыши.

Дима перебирал руками где-то на уровне второго этажа. Снизившись, я обхватил его за талию:

— Отлепляйся.

— Ты чо, сдурел?!! — завопил Димка, мертвой хваткой вцепившись в лестницу.

— Не ори, еще услышит кто-нибудь. Отлепляйся, говорю.

— Не буду! Отпусти меня! Я сам!

— Дим, да так быстрее доберемся!

— Нет!!

— Димка, брось лестницу, — нервно оглядываясь, увещевал я. — Отпусти, не бойся: я тебя удержу. По воздуху мы быстрее доберемся.

На соседней крыше устроился Фаргел, открыто наблюдая за спектаклем.

— Нет!! — не соглашался Дима, мотая головой. — Я лучше на маршрутке — пусть дольше, но спокойно.

— Какое «спокойно»? — уговаривал я. — Они ж носятся как угорелые!

— А самолеты падают!

— Так то самолеты…

— Ничего не знаю, — «отрезал» Дима. — Лететь я не буду.

Пришлось его отпустить.

Теперь Дима спускался раза в три быстрее, чем прежде.

— Я чего подумал, — заговорил он, ступив на землю. — Может, охотников позовем?

— Можно… — я задумался. — Только где их найти?

— Плохая идея, — возразил Фаргел, опускаясь рядом. — Пока еще ты действуешь только в личных интересах. Обратившись к охотникам — выступишь против Совета. За тобой начнется охота И я не стану тебя защищать.

— А так, если встречусь с Даулетом, он меня просто убьет!

— С чего? — удивился Фаргел. — Ты — мой ученик. Твою судьбу определяем я или Совет. Если, конечно, ты не нападешь первым. А вот смертному — придется плохо. Не советую тебе ехать, — последние слова были обращены к Диме.

Димка насупился и ничего не ответил.

— Но без охотников мы не справимся, — нерешительно промямлил я.

— Значит, не беритесь за это дело, — улыбнулся Фаргел.

Ну уж нет! Дроботецкого я не брошу. Сейчас найду охотников, а там — посмотрим!

Я совершенно забыл про мудрость Старейшего.

— Я буду наблюдать, — предупредил тот. — Станете искать смертных или договариваться с ними — пеняйте на себя. Пока это наше личное дело. Если настаиваешь, можно сделать его общим. Только вряд ли вы доберетесь до охотника первыми!

Фаргел замолчал, готовый к схватке. Надувшись как индюк, я обреченно потянул Димку к остановке.

…Место заточения Дроботецкого находилось на окраине, совсем недалеко от моего дома. За стройными рядами многоэтажек тянулись не менее стройные ряды погребов, символически отделенных от жилых кварталов веткой железной дороги.

Прежде чем мы добрались до нужного места, пришлось немало проторчать на остановках в ожидании нужной маршрутки: было за полночь — движение поутихло. Коротая время, я расписывал Диме преимущества полета над городом, он — яростно ругался в ответ.

Пересаживаясь то там, то здесь, мы наконец добрались до погребов.

— Ну, и где его искать?! — недовольно проворчал Дима, окидывая взглядом крышки, возвышающиеся над землей. Их, показавшихся из-под снега, и в самом деле было немало.

— Справимся, — уверенно заявил я. — Если только он не в забытьи. Постараюсь найти его по мыслям, по дыханию.

— Ну-ну, — только и сказал Дима.

 

Глава 61

Вначале это было совсем не трудно: здесь — его нет, тут — тоже, и здесь — нет… Потом однообразие стало выматывать. Обследовав около половины погребов, я решил отдохнуть: иначе, двигаясь с механическим отрицанием, можно легко пропустить то место, куда спрятали Дроботецкого. На самом деле, я не был уверен, что не оставил телепата позади. Попробуй найди охотника, с его-то блоком…

Рядом остановился Дима. Ничего не сказал. Просто стоял и терпеливо ждал.

Сосредоточившись, я пошел дальше…

— …Нету? — негромко спросил Дима, когда я обошел все погреба.

— Не знаю, — упавшим голосом признался я. — Не уверен. Сейчас отдохну и попробую еще раз. Он где-то здесь — точно!

— Думаешь, не соврал? — уточнил приятель, имея виду Фаргела.

— Не соврал. Ему вообще нет нужды лгать: если бы хотел, расправился с нами еще на крыше.

— Как сказать, как сказать… — проронил Дима, непроизвольно сунув руку в карман.

— Ладно, не важно, — оборвал я бахвальство друга, пускаясь в обратный путь среди погребов.

Темно-коричневая, чуть облезлая крышка, приподнятая над землей… За ней еще одна… Разворот направо. Высокий погреб с деревянной крышкой. Потом еще два… Здесь тоже нет. Поворот влево. Синяя крышка… Погреб… Погреб… Разворот. Здесь нет… Снова нет…

У каждой крышки, закрывающей возможную темницу, я останавливался; тщательно сканировал подземную полость — и, убедившись в отрицательном результате, двигался дальше.

Погреб… погреб… Погреб с крышкой неопределенного цвета: старой краски почти не осталось, — здесь Дроботецкого тоже нет. Погреб… Здесь?! Нет, показалось. Жаль… Еще один погреб… Еще…

Дима тихонько подергал меня за рукав.

— Подожди! — рявкнул я, не желая отвлекаться от изучения очередного объекта.

Дима настаивал. Ну его к черту, потерпит! Нет, и здесь ничего.

Я обернулся к товарищу:

— Что?!

Дима многозначительно скосил глаза вбок.

— Он намекает на меня!

Сильный, уверенный голос. И, самое любопытное, неприятно знакомый. Я обернулся.

Старейший. Тот самый, в чье владение неожиданно перешел Сергей Викторович. Проблемка…

— Охотника ищете? — спросил Даулет. Спросил до того радостно, что стало ясно: вопрос риторический. — Здесь он.

Старейший тронул ногой крышку одного из погребов; ту самую, с облезшей краской.

— Полагаю, теперь вы уберетесь восвояси.

— Да мы вообще-то не торопимся! — заявил Дима.

Глаза вампира сощурились.

— Забыл, с кем разговариваешь, смертный?

— Помню, не дурак, — хладнокровно проронил Дима. — Если вампиров все время бояться — так и жить не стоит!

— А ты, стало быть, не боишься? — живо поинтересовался Старейший.

— Боюсь. Но пока я с Кешей, со мной все будет в порядке.

— Откуда у тебя такая уверенность? — Старейший чуть согнул руки в локтях, начал медленно сближаться.

— Не думаю, что ты станешь портить отношения с Фаргелом, атаковав его ученика.

— Верно, — согласился Даулет, подходя совсем близко. В глазах Старейшего разгорелся голодный огонь. — К счастью, Фаргелу до тебя дела нет.

— Дима — мой ученик! — ляпнул я, прежде чем сообразил, что говорю: парня-то спасать надо! — Я собираюсь сделать из него вампира.

— Мило, — пробормотал Даулет, в растерянности остановившись. — В таком случае, ты несешь ответственность за его деяния или слова.

Я заторможено кивнул, пытаясь сообразить, в чем здесь подвох. Может, рассчитывает добраться до меня, если Дима совершит ошибку?

— Хорошо, — выдохнул Старейший. — Я хочу, чтобы вы оба — немедленно! — ушли отсюда.

Ага, уйди тут! Сергея Викторовича я не брошу! Наверное… Посмотрим! Дима пособит, если что.

— А если останемся? — поинтересовался я.

— Ты бросаешь мне вызов, новичок? — руки Даулета напряглись.

— И в мыслях не было! Но эта территория не принадлежит тебе. Мы тоже имеем право здесь находиться.

— У меня больше прав! Я сильнее и если вы…

— Недостойно члена Совета вести такие речи, — мягко укорил я и ошалел от собственной наглости. Если что — Фаргел подстрахует. Он ведь где-то рядом, нет?

Даулет смешался. Ненадолго задумался. Потом молвил:

— Надеюсь, вы не будете спорить, что пленник принадлежит мне, и что только я могу распоряжаться его судьбой?

— Нет-нет, что ты… — торопливо сказал я.

Дима отмолчался. Наверное, у него другая точка зрения.

— Прекрасно, — сухо заметил Старейший. — Тогда посидите в стороне. Ну?!! — добавил он, видя, что мы не слишком торопимся выполнить его ценное указание.

Пришлось отойти на пару метров. Я присел на крышку погреба. Дима остался стоять — то ли держал себя в боевой готовности, то ли так было теплее — это мне холодный металл нипочем.

Даулет недовольно зыркнул глазами в нашу сторону, но — наклонился, выдрал вбитую в землю крышку. Отбросил ее в сторону. Скрылся в погребе.

Напряженный как пружина, Дима ждал малейшего повода, чтобы ринуться в атаку. Со мной происходило тоже самое.

Время идет — ничего не происходит. Ни слова, ни шороха. Гнетущая, бесконечная тишина. Что он там делает?

Дима шагнул вперед. Я схватил его за руку.

— Пусти, больно! — простонал друг сквозь зубы.

Я ослабил нажим:

— Не ходи, он только этого и ждет!

— Не пойду, пусти.

Я разжал пальцы.

Говорить было не о чем. Вонзив взоры в ту часть погреба, которая была нам видна, мы чего-то ждали. Даулет как провалился.

— Надо… — вскинулся, срываясь с места, Димка.

Я прыгнул вслед, отбросил его назад:

— Ты что? Это же верная смерть!

— Не верная! — огрызнулся Димка, брызгая слюной. — Сергей Викторович нам поможет!

Из погреба показался Даулет. Тяжело переваливаясь, выбрался наружу. Прижимая ладонь к боку, взлетел; скрылся за домами. Ранен? Кем, чем? Неужели Дроботецкий постарался? И не обездвижил? А почему схватки не было слышно?

— Пошли! — рванулся Димка.

— Стой! — я снова цапнул его за руку. — Никуда мы не пойдем, — я выразительно покосился в ту сторону, в которую улетел Старейший. — Охотник теперь принадлежит Даулету.

Дима очень своеобразно на меня посмотрел — злобно-агрессивно так. Я показал сначала на ухо, потом на дома. Напарник кивнул.

— Что дальше? — спросил он прерывающимся голосом.

«Изображаем сбор цветочков».

— Я бы сказал, это — наше испытание. Что-то вроде проверки на вшивость. Дроботецкий — кто? Охотник. А мы с тобой — полноправные вампиры. Ты, правда, еще не вампир. Тем больше поводов вести себя хорошо, верно?

— Хочешь сказать, мы не должны вмешиваться?

— Да, хочу. Теперь он — враг. А мы должны доказать свою преданность братству вампиров.

— Доказать? — непонимающе переспросил приятель.

— Судьбу охотника должен решить Даулет. Захочет сгноить в сырости или поджарить на солнце — его дело. Мы не вправе мешать.

Я нетерпеливо посмотрел на Димку. Тот, в свою очередь, уставился на меня. Ну, соображай же! Работай головой!

— Совсем не мешать? — зачем-то уточнил товарищ.

— Именно! — я задрал голову вверх.

Дима посмотрел на светлеющее небо. Взглянул на меня. Я кивнул.

— Ты прав, — заключил смертный. — Охотник — законная добыча вампира.

— Вот-вот! Про то и толкую!

— Что вовсе не означает, что нам запрещено на эту добычу смотреть! — как бы мимоходом заметил Димка. Ох, и ушлый ж парень!

Я заколебался. Это должна была быть ловушка. Стопроцентно!

— Нет!

— Почему? — набычился Дима. — Вампир сказал не вмешиваться — мы и не вмешиваемся. Я только посмотрю… — он кинул в рот дольку чеснока.

По-своему Дима прав. Я развернулся к востоку: еще немного — и у вампиров не останется сил…

Из-за домов вынырнул Даулет. Старательно делая вид, что не замечает нас, опустился у заветного погреба. Спрыгнул вниз.

Мы ждали.

Старейший вылетел вместе с Дроботецким. Неужто собрался его перепрятать? Где ж потом искать?.. Нет, опустился на землю!

Сергей Викторович был без сознания. Лицо бледное, глаза ввалились. Дышал редко и так тихо, что даже мне приходилось напрягать слух.

Даулет медленно расстегнул ему ворот, открыв поджившие ранки на шее. Явно красуясь, откинул голову Дроботецкого в сторону; величаво обнажил клыки.

Дима прыгнул вперед.

На сей раз я не стал мешать. Бросился следом.

Радостно осклабившись, Даулет отпустил охотника, развернулся к нам. Плавно согнул руки в локтях.

Догнав приятеля, я вырвался вперед, справедливо полагая, что у меня больше шансов в единоборстве.

Старейший ничуть не расстроился. Выбросил вперед кулак, метясь мне в лицо. Я поднырнул под руку, собираясь выпрямиться за спиной Даулета. Однако тот оказался быстр, невероятно быстр — если честно, я и не подозревал, что у кого-то может быть такая реакция! — локоть Старейшего врезался в голову, отправив меня в горизонтальный полет, закончившийся скольжением по земле. Схватку Даулета с Димой я уже не видел.

Да и Старейший ничего толком не мог разглядеть, потому что, пока он на меня отвлекался, Дима пшикнул ему в лицо самодельной настойкой на чесноке. Ядреннейшей, судя по запаху.

Как-то вампир пережил такую атаку? Однажды я свалился от простого рукопожатия.

Рассвет приближался. Уже начали неметь мышцы.

Даулет сбежал. Встав на одно колено, я следил, как он стремительно исчезает за крышами домов. Мощные эти Старейшие, ничего не скажешь. Я-то двигался-то уже с трудом.

Качнувшись на ослабевших ногах, я неловко повалился набок. Пардон, уже не двигаюсь.

— Кеш, ты как?! — встревожено спросил Дима, переворачивая меня на спину.

— Спрячь меня куда-нибудь, — ответил я. Потом спохватился и добавил. — И Сергея Викторовича…

 

Глава 62

Что-то сопело.

Первое, что я увидел, открыв глаза, это грязную, порытую потеками стену с облупившейся кое-где штукатуркой. Здесь пора делать ремонт. Здесь — это где?

Иной раз, просыпаясь в своей комнате, не сразу вспоминаешь, кто ты и где находишься. Тут же — подобная задача усложнялась многократно: место было совершенно незнакомым.

Ведя взглядом по стене — по той ее части, которую мог рассмотреть, я «радовал» себя полным отсутствием мыслей. Вид, открывшийся глазам, тоже нес мало информации — может быть, потому, что стена возвышалась на расстоянии десяти сантиметров от моего носа.

Потом я сообразил, что голову можно поворачивать. А заодно и все остальное тело. Кстати, такие звуки обычно издает спящий человек. А откуда может взяться спящий человек в моей комнате? Надька спит отдельно…

Я вспомнил, кто я. Теперь бы разобраться, куда меня занесло. Может, в гости к знакомым приехали? И что, у них дом разваливается? Почему стена такая? И почему я в одежде? Я озадачился настолько, что перестал переворачиваться. Серый, невзрачный потолок только добавлял загадок.

Сопение продолжалось с внушающей уважение силой. Пора, в конце концов, выяснить что происходит! Я повернул голову. Рядом обнаружились чьи-то ноги. Приподнявшись, я всмотрелся в их обладателя. Дима.

И будто дожидаясь сигнала, память услужливо предоставила мне список недавних событий. Так-с, а где Сергей Викторович?

Дроботецкий лежал у соседней стены с закрытыми глазами, но не спал. Живой. Бледный, наверняка голодный, но живой. Хорошо…

Я обвел глазами подвальное помещение, в котором мы оказались, остановил взгляд на Диме. Намаялся, бедолага. Провести без сна около тридцати часов — уже тяжело, а если учесть все передряги, которые выпали на нашу долю… Пусть спит. Рядом с лаборантом лежал пакет. Что внутри? Если доверять обострившемуся обонянию, хлеб есть точно. Может, пара пакетов кефира тоже найдется — чтобы подкрепить шефа. В крайнем случае, сам сбегаю в магазин.

Я тихонько поднялся. Веки Дроботецкого чуть дрогнули, но глаза остались закрытыми. Хочет полежать спокойно? Да ради Бога!

Тихонько переставляя ноги, я пошел обозревать наше временное убежище. Собственно, подвал был невелик, но всегда полезно знать, где ты очутился. Шарканье обувью о пол разнеслось во все стороны, отразилось от голых стен, заполнив подвал оглушительным шумом. Так мне показалось.

Наверное, Дроботецкий был со мной солидарен, потому что, протяжно зевнув, он потянулся, открыл глаза. Их спокойное выражении подсказало мне, что, по крайней мере эмоционально, шеф находится в форме.

— Здрасте, — сказал я, останавливаясь.

— Привет! — он улыбнулся. — Похоже, я теперь твой сын?

Чего-о?? Я до безобразия неприлично вытаращил на охотника широко открытые глаза. В голове замелькали места психиатрического профиля. Осталось определиться какое из них лучше.

— У одного из так называемых неразвитых народов, — флегматично поведал Сергей Викторович, — есть любопытное поверье, или точка зрения — как угодно. Суть такая: если кто-то спасает человека от неизбежной смерти, этот человек становится спасителю сыном или дочерью. Происходит это потому, что, спасая, мы даем возможность прожить еще одну жизнь. И несем за нее ответственность — за все, что говорит, делает и даже думает спасенный отвечает и тот, кто спас.

— На самом деле благодарить надо не меня, а Диму, — сказал я, радуясь возможности освободиться от нежданного отцовства. Пусть теперь его заботит, чего происходит в голове у Дроботецкого.

— А Дима выручал меня один?

— Н-нет.

— Значит, у меня теперь два папы, — лицемерно вздохнул знаток поверий. — Не считая родного.

— Почему не считая? — спросил я.

— Почему?.. Почему…

Сергей Викторович глубоко задумался.

— Нет, ничего страшного ты не сказал, — заметил он, не прерывая непонятных мне размышлений. — Мой отец погиб еще до моего рождения…

Откуда он зна… Черт!

— Вот именно, — охотник снова улыбнулся. — Телепатическая защита — отличный друг. Что-то, я гляжу, ты совсем расслабился.

— Дак обстановка нормальная, Сергей Викторович, дружеская, — жалобно промямлил я.

— Возможно, тебе это кажется. Никогда не расслабляйся!

— Хорошо.

«Телепатическая защита — отличный друг. Телепатическая защита — всегда пригодится. Всё! Стоит телепатическая защита! Фиг вы теперь чего прочитаете!» Я мысленно показал шефу язык. Настроение сразу стало лучше.

— С другой стороны, это ты меня выручил, а не я тебя. Мне сейчас вообще поучать не положено, — вдруг сказал учитель. — Извини.

— Сегодня я вам помогу, а завтра вы — мне! — жизнерадостно заметил я. — Земля круглая!

— Это меня и тревожит, — заявил Дроботецкий.

«То есть как? Долги возвращать не любит?»

— Помешав Старейшему, ты поставил себя вне закона. Если так можно выразиться. Тебя будут искать.

— У вампиров нет законов. На меня обижен только Даулет. Не страшно — Фаргел заступится.

— Ошибаешься, — серьезно проговорил охотник. — Законы у них есть. Совет Старейших является одновременно и судебным, и исполнительным органом. Представляешь, какого врага ты нажил? Твой единственный шанс — присоединиться к охотникам.

— Предпочитаю оставаться вне игры.

— Ты УЖЕ — в игре. И один не справишься. Иди к нам: мы будем твоим прикрытием в любой ситуации.

— Присоединиться к вам — чтобы убивать вампиров?

Дроботецкий промолчал. Да я и не ждал ответа:

— Нет. Не хочу кого-то убивать. И потом, если когда-нибудь охотники изведут всех вампиров, что они будут делать со мной?

— Если б вас можно было так просто вывести… — вздохнул Сергей Викторович, — Скорее это вампиры сотрут всякое упоминание о нас — если тебя не будет рядом.

— Нет. Не хочу.

— Как знаешь. Но, если передумаешь, помни о моем предложении.

— Хорошо.

Какое-то время играли в молчанку.

— Что собираешься делать дальше? — негромко спросил ученый.

— В смысле?

— Какие у тебя планы на будущее? Если, конечно, это не секрет.

— Не секрет… — я зевнул. — Задача номер один: найти родителей, помочь им материально, — я тут немного разжился деньгами.

— Не буду спрашивать, где ты их взял. А вторая задача?

— Мне нужна донорская кровь. Я проголодался.

— Считай, что ты ее нашел. Проблем не будет.

— Да, но… мне бы хотелось быть независимым.

— Почему? Не доверяешь?

— Вы же знаете, что доверяю. Просто… на всякий случай. Вот сейчас, например, вы пропали — и я как в западне оказался. Лучше найти постороннего человека.

— Ну, хорошо. На всякий случай я приберегу для тебя пару пакетов. Если дела пойдут совсем плохо, ты знаешь, где меня искать. Договорились?

Я кивнул.

— Только, Сергей Викторович, а где вас искать? Институт распущен.

— Как распущен?! Что случилось?

— Я настоял. Вампиры знают о его существовании.

— Та-ак… И что?

— Они знают, что в институте изучали вампира. Это им не понравилось.

— Дальше!

— Я рассказал все это Диме — он распустил сотрудников.

— И он распустил сотрудников, — задумчиво повторил охотник. — Неплохо. Еще бы понять, как вампиры все узнали?

— Фаргел рассказал. Прочитал в моих мыслях, когда я еще бродил без телепатической защиты.

— Но если Фаргел знал еще тогда… не понимаю.

— Я тоже. Фаргел — странный вампир. Самый человечный вурдалак из всех, кого я видел. Да и освободили мы вас с его помощью. Косвенной, правда, но если бы не Старейший — ничего бы не вышло.

— Вот как? Раньше не замечал в нем человечности.

— Может, потому что не хотели замечать? — озлившись, бросил я. — Сергей Викторович, я говорю правду: если бы не Фаргел, вы бы так и сидели в том погребе. Странно так говорить о Старейшем, но — внутренне он остался человеком. Помог просто из-за расположения ко мне. Помог освободить охотника! Представляете?!

— Ты говоришь странные вещи, — медленно произнес Дроботецкий. — И я не знаю, как к ним относиться. Считаешь, я должен подружиться с этим вампиром?

— Н-наверное, нет, — пробормотал я. — Не уверен. Думаете, надо поговорить с Фаргелом на эту тему? Если он престанет убивать людей, перейдет на прием донорской крови…

— Маловероятно, — вздохнул охотник. — Он сотни лет убивал. Человеческая жизнь давно перестала для него что-то значить. Люди для вампира его возраста — просто пища. Разумная, говорящая… пища. Но ты все равно попробуй, поговори с ним. Если что-то человеческое в нем осталось, мы его примем — как меньшее зло. Знаешь историю Генри Моргана?

— Был такой пират, кажется…

— Именно. Англичане предложили ему полное прощение в обмен на государственную службу, за помощь в поимке пиратов.

— И он согласился?

— Не просто согласился, а с блеском выполнил свою работу. Надо признать, что и корона это оценила: Морган стал одним из наиболее уважаемых людей в королевстве. Мы будем рады, если Фаргел перейдет на нашу сторону.

Соглашаясь, я наклонил голову.

— А вы? Какие у вас планы?

— Буду искать новое помещение для института. Потом — набирать сотрудников. Ты, кстати, тоже числишься в штате. Намек понял?

— Понял, — буркнул я. — Когда на работу?

— Хм, когда… Давай я тебе сам сообщу. Где тебя можно будет найти?

— Где-нибудь да найдете. Ваши коллеги — охотники — отыскали меня в два счета, когда решили, что я могу уговорить Фаргела отпустить вас. Зря думали, кстати.

— Ну-ка, ну-ка, еще раз и подробнее, — встрепенулся Сергей Викторович. Подобрав под себя ноги, сел. — Рассказывай все по порядку.

— Рассказываю. Когда я летел над городом, ваши друзья меня разглядели, невесть как опознали. И предложили спуститься — для беседы. Очень невежливо предложили, если честно…

 

Глава 63

До открытия Совета вампиры молчали. Даулет копил ярость. Фаргел выстраивал аргументы. Прочие — просто ждали, пока все соберутся. Собственно, случай не был таким уж исключительным: нападения на Старейших совершались и раньше. Как правило, более опытный вампир сам находил обидчика и расправлялся с ним. Сейчас же новичка защищал статус Ученика, т. е. потенциального члена Совета. Как правило, если вампир вел себя слишком вызывающе, Учитель сам разбирался с выскочкой. Однако были случаи, когда Старейший отказывался подчиниться воле большинства. Все они заканчивались кровью. Многовековая жизнь многому научила вампиров. Инакомыслящих теперь карали сразу. Солгавших — ждала та же участь.

Фаргел всегда отличался как здравомыслием, так и честностью. Но, став Старейшим, еще ни разу не брал ученика. Тем более новичка, что вообще было редкостью.

— Твой ученик на стороне охотников! — заговорила Карини, когда на крышу высотного дома ступил последний член Совета.

— Не факт, — возразил Фаргел. — Я бы не стал преувеличивать.

— Преувеличивать?! — скривившись, крикнул стоящий рядом Даулет. — Да ты посмотри на меня!

Фаргел послушно перевел взгляд, тем более что посмотреть было на что: красная обожженная физиономия ярко выделялась среди бледных ликов прочих Старейших.

— Я бы сказал, — поразмыслив, начал Фаргел, — это личное дело Даулета и Кеши, потому что схватка произошла между ними одними и Даулетом была спровоцирована. Собственно, это становится и моим делом.

Лицо Даулета перекосилось еще больше. Старейшие заинтересовано взглянули на защитника. Фаргел какое-то время бесстрастно любовался физиономией собеседника, потом холодно проронил:

— Ничего удивительного, что он полез драться: охотник — его друг.

Даулет в ответ зашипел. Впрочем, весьма выразительно.

В разговор опять вступила Карини:

— Но ты не станешь отрицать, что для нас этот охотник — враг?

— Враг, — кротко согласился Фаргел. — Но — не Кеша.

— Вероятно, твой Кеша освободил смертного из чувства расположения к нам. Странное представление о дружбе.

Фаргел пожал плечами:

— Он еще только определяется.

— По-моему, он определился достаточно! — заорал взбешенный Даулет. — Если это личное дело, я найду и прикончу мальчишку!

— За что? — казалось, Фаргел недоумевает.

— Потому что мне так хочется! — огрызнулся Даулет. — Он напал на меня!

— Твои желания здесь мало что значат. Вспомни Кодекс. Я — его учитель; и это я определяю, жить ему или умереть.

— Тогда вспомни и другое, — мстительно проговорил Даулет. — Нерадивого воспитателя тоже ждет кара.

Фаргел слегка наклонился вперед:

— Ты мне угрожаешь?

— Ставлю в известность!

— Достаточно! — вмешалась Карини. — Фаргел, Даулет прав: твой ученик зашел слишком далеко. Освобождение охотника — тяжелейший проступок.

— Ну-у, если я правильно понял, — лениво протянул Фаргел, — Кеша никого не освобождал. Все, что он сделал — это попытался сразиться с Даулетом. Именно попытался, поскольку наш, вне всякого сомнения, достойный товарищ сразу поставил наглеца на место. Я, в свою очередь, тоже накажу мальчишку — как только его найду, — Старейший замолчал, смиренно ожидая продолжения.

С одной стороны от него недобро сопел Даулет, с другой — что-то обдумывала Карини. Разговор продолжила именно она:

— Нам случалось предавать смерти и за меньшие проступки. Почему ты заступаешься за этого юнца?

— Он — мой ученик.

— Тогда повторю то, что сказал Даулет: как Учитель, ты несешь ответственность за своего ученика.

— Я поговорю с ним…

— Поговорю! — скрипнул зубами Даулет. — Устрой ему пятиминутное купание в соленой воде.

— Пять минут — слишком много для новичка, — возразила Карини. — Двух минут будет достаточно.

— Боюсь, что вынужден отклонить оба предложения, — проговорил Фаргел. — Право выбора наказания принадлежит мне. Я — поговорю с ним.

Даулет хотел, было, кинуться в драку, но вдруг передумал, требовательно взглянул на Карини. Та не подвела:

— Разговор — слишком мягкое наказание. Посмотри, что стало с лицом Даулета.

— Ожог — дело рук обычного смертного, и я за него не заступаюсь. К тому же мой ученик уже понес наказание от руки Старейшего, с которым вступил в схватку. И я полагаю, почтенный Даулет согласится, что все происходящее пошло ему только на пользу, ибо в следующий раз он будет более осторожен.

— А как быть с нападением на члена Совета? — пытливо спросила Карини. — Мы не можем позволить, чтобы невесть что возомнившие вампиры атаковали НАС!

— Даулет заставил его это сделать. Он еще слишком юн. Потерял голову.

— Ты играешь словами, — мощным, почти гипнотическим басом заговорил один из вампиров, доселе молчавших. — Мы знаем, что смертный и твой воспитанник действовали вместе. Ни к чему прятать это.

— И тем ни менее охотника освободил именно смертный.

— Что мог этот пацан без помощи твоего драгоценного ученика?!! — завопил Даулет.

Фаргел не удостоил его ответом.

— Хорошо, сделаем вид, что ничего не произошло, — продолжил обладатель баса. — Основываясь на твоей позиции, мы можем обвинить твоего ученика лишь в том, что он косвенно помог рядовому смертному освободить охотника. Пусть так. Но твой ученик бросил вызов Старейшему; а каждый из нас, как ты помнишь, представляет Совет. Даулет должен покарать выскочку.

— С радостью! — отозвался Даулет.

— Я возражаю.

— Твои возражения, Фаргел, здесь мало что значат, — оборвал заступника обладатель баса.

Фаргел взглянул на главу Совета:

— Карини?

— Фаргел прав, — нехотя признала та. — Мы мало что можем сделать без его согласия: все вы знаете Кодекс безопасности Совета. Только убить обоих. А в этом пока нет необходимости.

— А если Фаргел ошибается? Когда его воспитанник наберет силу, справиться с ним будет значительно труднее, — возразил вампир с гипнотическим басом.

— Я понимаю твои опасения, Дуккон, — Карини взглянула в его сторону. — Но раскол Совета значительно более опасен, чем какой-то там новичок.

— Можно изгнать Фаргела. Он здесь в явном меньшинстве, — вмешался Даулет.

— Изгнать? — недобро прищурился Фаргел. — Интересно узнать, на каком основании? Я заступаюсь за ученика? Помню, когда твой ученик оставил после себя целую деревню обескровленных тел, ты с пеной у рта доказывал: мальчик еще только учится!

— Мои ученики не освобождают охотников! — рявкнул Даулет. — В отличие от твоих!

— Хватит! — вмешалась Карини. — Дуккон прав: мы не можем оставить случившееся без внимания. Фаргел, предложенное тобой наказание слишком мягко.

— Что ты предлагаешь? — заговорила Парме, другая женщина-вампир. — Фаргел не хочет, чтобы мы вмешивались. Если мы пойдем наперекор его воле, начнется война.

— Вот именно, — проронила Карини. — Поэтому мы не будем вмешиваться. Пока. Война не нужна никому, в том числе и Фаргелу. Значит, он сам примет надлежащие меры.

— Чего ты хочешь? — хмуро спросил защитник.

— Я? — притворно удивилась Карини. — Ты — Учитель. Тебе и решать.

— Я знаю, что делать! — неожиданно для всех пророкотал Дуккон. — Мы призовем мальчишку на суд Старейших. Только заглянув в его голову, можно будет сказать, чего он хочет или не хочет на самом деле.

— Предлагаешь взломать его телепатическую защиту? — смекнула Карини. — Хорошее предложение.

— Я возражаю! — поднял руку Фаргел.

— С чего бы? — радостно скалясь, поддел Даулет. — Разве мальчику чем-то может угрожать справедливый суд вампиров? Если он не хотел ничего дурного, его отпустят — ты знаешь это. Что делает его присутствие здесь таким нежелательным?

— Даулет, прекрати! — оборвала его излияния Карини. — Слишком много эмоций. Фаргел, твое возражение отклоняется: отчет ученика перед Советом не противоречит Кодексу, даже если этот отчет принудителен. Ставлю вопрос на голосование. Кто поддерживает предложение Дуккона?

Против оказался один только Фаргел.

— Кто приведет Кешу сюда? — спросил он, когда голосование окончилось. — Я прошу Совет освободить меня от этого поручения.

— Нет проблем! — радостно воскликнул Даулет. — Это сделаю я.

— Возражаю! — тут же отозвался Фаргел. — Даулет — заинтересованное лицо и…

— Принимается, — не дослушав, согласилась Карини. — Это должны быть те, чья независимость гарантированна.

Какое-то время Старейшие мерили друг друга взглядами. Независимого представителя не нашлось: у всех сложилось то или иное отношение к новичку или просто не было желания возлагать на себя эту работу.

— Мы не будем заниматься его поисками, — сказал, наконец, Дуккон. — Значит, это должен быть кто-то не из числа Старейших.

— Пойдут мои ученики, — о чем-то напряженно размышляя, проговорил Карини. — Двое из них совсем рядом, на юге области. Если их позвать, они будут здесь уже через два часа.

— Полагаю, уважаемая Карини знает, что делает, — склонился в низком поклоне Дуккон. — Но если этот новичок осмелился напасть на Старейшего…

— Если он осмелится возразить посланцам Совета, он уже никогда не сможет… — Карини осеклась, взглянула на Фаргела, укрывшего свои чувства под маской спокойствия, — он уже никогда не сможет вести себя столь вызывающе, — Старейшая вопросительно оглядела Совет.

Вампиры согласно промолчали.

Карини повернулась к Фаргелу:

— Рассказывай все, что знаешь о нем: о его семье, друзьях, знакомых, о его девушке. Говори все, чтобы мои ученики сумели найти твоего Кешу раньше, чем этот вампир с мозгами и опытом молочного щенка вытворит что-то еще!

 

Глава 64

— …Я еще раз повторяю: берите самое необходимое и переезжайте отсюда! Чего егозитесь? Маленькие дети, что ли?! Деньги я принес.

— Кеша, мы все-таки побудем здесь, — возразила мама. — Чего бегать, прятаться по углам? Если мы кому-то сильно понадобимся, он нас и в гостинице найдет.

— Я что, непонятно объясняю? Чтоб завтра вас тут не было! Деньги на первое время есть? Есть! Вот и собирайтесь! Некогда рассусоливать!

Родительница насупилась и сделала вид, что меня не слышит. Это она зря:

— Мама!!

— Что «мама»?! — она упрямо вздернула подбородок. — Я уже, слава Богу, тридцать восемь лет как мама!

— Тридцать восемь? — поразился я. Кто бы мог подумать. — Однако, если мне только двадцать…

— Не, не тридцать восемь, конечно, — она смутилась. — Это я живу тридцать восемь лет. Нечего цепляться к словам!

Из ванной комнаты вышел отец, прошел на кухню. Хлопнув дверкой настенного шкафа, достал бокал. Налил чай. Сел за стол, взглянул на сына затуманенными глазами. И чего того принесло в три часа ночи? Мне даже неловко стало.

— И долго это будет продолжаться? — неожиданно агрессивно вопросил отец хриплым спросонок голосом.

Я безмолвно уставился в его недовольные глаза, всем своим видом показывая: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. И вообще — о чем зашел разговор?

— Я тебя спрашиваю! — рявкнул папа, заметив, что любимый сын почему-то не торопится с ответом.

— Чё? — робко спросил любимый сын, мгновенно забыв о своих сверхвозможностях: родительский гнев — это штука такая… опасная.

— Долго мы с матерью из-за тебя нервничать будем?

Вот оно что… Я стыдливо потупился, философски размышляя о причине возникновения во-он той царапинки на кухонном столе. Ножом столешницу порезали или вилкой прошлись? Скорее ножом, но тогда бы и царапина была побольше…

Бах! Кулак отца с силой опустился рядом с чашкой: наверное, мое поведение бате не понравилось. Чашка подпрыгнула, позвенела ложечкой и пошла на снижение. Ее встретил прыгнувший вверх стол и ночную тишину снова разогнал веселый звон.

— Ну что ты гремишь? Люди же спят! — запричитала мама.

Отец промолчал. Он пристально смотрел на меня и ждал ответа. Нехорошо так смотрел, давяще.

— …Не знаю, пап, — вздохнув, признался я. — Ничего не могу сказать. Наверное, для всех будет лучше, если я пропаду на полгодика.

— Как пропадешь?! — ахнула мать.

— И куда ты направишься? — осведомился отец.

— Да есть одно местечко, — таинственно молвил я, попутно соображая, что говорить дальше. — Как-нибудь перекантуюсь.

Это родителю не понравилось.

— Значит, так! — постановил он. — Никаких перекантуюсь не надо. Завязывай со своей эфэсбэшной работой — с криминальным уклоном — и живи здесь. В нормальной семье, как все нормальные люди.

Я вздохнул. Если бы все было так просто!

— Пап… вам грозит опасность. Я хочу, чтобы с вами все было нормально.

— Это радует, — сухо заметил отец. — Но пока твое хотение счастья не принесло. Так что все, разговор окончен.

Блин!! Надеясь на чудо, я встретился с мамой глазами. Пока мы с папой спорили, она сидела молча, переводя взгляд своих внимательных глаз с мужа на сына — и обратно. Размышляет? Сомневается? Нет, чуда не будет: если мама занимает молчаливую позицию, значит, она согласна с отцом. Как же мне им все объяснить??

— Надька тут тоже панику развела, — буркнул отец. — Страшно, мол, ей: монстры всякие чудятся. Слезы в три ручья; не плачет — ревет белугой. Твоя работа, поди?

Я простодушно захлопал ресницами: как я могу работать за Надьку, если ей пореветь захотелось? Но сердце тревожно сжалось.

— Вижу, твоя, — заключил отец, по ему одному известным признакам разгадав, что творится у меня в душе.

— Кеша, — просительно начала мама, — скажи, что у тебя там происходит? У меня знакомые есть в милиции, брат моей подруги, тети Зои Ненашевой, там работает. Мы все уладим, ты только скажи. Может, ты деньги какие-то должен? Мы найдем эти деньги. Лишь бы тебя оставили в покое.

— Не, мам, не надо милицию! — я сделал попытку улыбнуться. Улыбка получилась вымученной и кривой. Немного подумав, она решила, что ошиблась лицом и убралась восвояси. — Вы тут навоображали себе ужасов. Все это — ерунда. Проблема — в элементарном соперничестве, я уже говорил.

— Так нам никто не угрожает? — едко спросил папа.

Хотелось бы покривить душой, но…

— Угрожает, пап, — твердо ответил я. Если б я не беспокоился, не настаивал бы на вашем переезде.

— Вот! — отец назидательно поднял вверх указательный палец. — Давай, выкладывай, во что вляпался? Да поживее! — гаркнул он, заметив, что я снова примерился размышлять.

Я посмотрел в его тревожные глаза, немного подумал… Нельзя говорить, нельзя!

— Не могу, пап, — отказал я несчастнейшим голосом. — Не могу. Поверь мне на слово, ладно?

— Нет, не ладно! — возразил отец, выкатив вперед и без того приличные буркалы. — Думаешь, вдосталь на свете пожил, много ума набрался? Нету еще твоего ума, не-ту! Вот столечко его, тютю!

Сложив пальцу щепотью, папа выразительно постучал по столешнице.

— А кабы ума было побольше, ты бы от родителей не таился, а резал бы правду-матку в глаза, какая бы она ни была, хучь какая!

Закончив тираду, отец снова подался вперед, налегая грудью на край стола. Дерево протестующее затрещало и, обреченно скрипнув, примолкло.

— Расскажи, Кеша. Все как есть расскажи, — попросила мама.

Я засомневался. Может, на самом деле рассказать?

Отец терпеливо ждал. Мать затаила дыхание.

— …Ладно, — сдался я. — Только все сказать не могу; так, в общих чертах…

— Нам и в общих чертах будет неплохо, — прогудел отец. — Для начала.

Я сделал вид, что не услышал концовки.

— Вы уже знаете, что я — не совсем обычный человек… Это получилось случайно, так обстоятельства сложились. Дело не в этом… Есть другие люди, которые обладают такими же возможностями, как и я. В общем, они решили не подчиняться нашему начальству, разгромили лабораторию и теперь я единственный, кто какую-то угрозу для них представляет. Спецназ с ними справится, если только сильно повезет. Вот…

Я перевел дыхание. Помрачневший отец сидел в той же позе, мама застыла с поднесенной ко рту ладошкой.

— И что, ты теперь должен их отлавливать? — въедливо спросил папа.

— Почему? Нет! Один я с ними все равно не справлюсь. Я теперь типа телохранителя. На время. Пока будут создавать новых бойцов. На поиски подходящего человека нужно время — должен быть особый тип ДНК, да и потом курс развития растягивается на месяцы. Так что на меня вся надежда!

— А почему мы должны прятаться?

— Потому что они могут давить на меня через вас.

— Кто они?

— Ну, — я изобразил раздражение, — те, кто сбежал. Другие сверхсолдаты.

— Допустим, — отец нахмурился. — Тогда самое надежное укрытие для нас — ваша база.

Наша база? Я горько усмехнулся, вспомнив, как разбежались в разные стороны сотрудник университета, заслышав одно лишь имя — Фаргел!

— Пап, ты не представляешь себе моих возможностей — ни одна база в мире не может чувствовать себя в безопасности. Самый лучший вариант для вас — это спрятаться. Скрыться в каком-нибудь месте, никак не связанном с вашей обычной жизнью. Или — с моей.

Размышляя, папа задумчиво водил пальцем по столу.

— А почему ты не отказался? — спросила мама. — Почему именно ты должен сражаться с этими бандитами?! Сами породили кого попало, умники хреновы, пусть сами и разбираются! Ты сейчас придешь к этому своему майору и напишешь заявление!

— Какое заявление? — не понял я.

— О своем уходе! Тебе все ясно?!

— Мам… — растерянно сказал я, но мой тихий голосок действия не возымел.

— Нечего мамкать! Как я сказала, так и сделаешь! Иначе я сама доберусь до вашей сек4ретной-пресекретной базы. Вам там всем места мало будет!

Я представил жмущегося по углам Дроботецкого и — улыбнулся.

— Чего лыбишься? — в упор спросил папа. — Ты все понял? Как вернешься — сразу пиши заявление об уходе.

— Да кто меня отпустит?! Я — суперсекретная разработка. Еще спасибо скажите, что домой отпускают! Да за мной следят круглосуточно, между прочим! А как задумаю чего выкинуть — посадят в одиночную камеру годиков так… на десять, если не чего похуже! Да и просят от меня немного — базу охранять, пока не появятся новые кадры. Там и спецназ есть — просто надо быть рядом на всякий случай. Как я вас прикрою?

— Я так и не понял, — решить уточнить отец. — А «старые» кадры куда подевались? Чем они сейчас занимаются?

— Да чем хотят, — ответил я, имея ввиду вампиров. — Им никто не указ. Вообще никто. Но это временно. Нужно только подождать.

— Сколько ждать? — вроде бы спокойно спросил отец, но напряжение в его голосе чувствовалось такое…

— Месяца три-четыре. В любом случае, все решится максимум за полгода.

— И полгода мы должны не появляться на улицах? Нам, между прочим, еще и на работу ходить надо. Ты об этом подумал?

— Почему? Появляйтесь, ходите. Я просто прошу вас переехать на всякий случай. В лицо вас не знают, а вычислить могут только по месту жительства: оно указано в моем деле.

— Кеша, неужели никак нельзя сделать так, чтобы тебя не трогали? — снова вмешалась мама. Ее блестящие от тревоги глаза надолго остались в моей памяти.

«Никак, мам» хотел, было, сказать я…

— Никак, Вер, — ответил за меня отец. — Прав наш оболтус. Надо переехать на какое-то время. Но потом, когда все кончится, — отец развернулся ко мне, — выдеру как собаку! Чтоб впредь умнее был!

 

Глава 65

Чтоб умнее был, бе-бе-бе! Я здесь, между прочим, не тут, чтобы поркой грозить. И вообще, из детских штанишек вырос уже.

Перепрыгивая через две ступеньки, я неся по лестнице вниз, на ходу продолжая ожесточенный спор с отцом. Отец, разумеется, ничего возразить не мог и потому сдавал позиции. Хотя я предпочитал думать, что причина этого кроется в моей правоте. Для них же стараюсь! Как лучше хочу! Можно подумать, от нечего делать развлекаюсь! Распахнув дверь подъезда, я выскочил из дома.

— Стой, новичок!

Шо? Оглянувшись, я изогнулся, переходя на бег трусцой вместо недавнего галопа. Потом и вовсе остановился.

Их было двое. Два еще молодых вампира, но — если судить по глазам — постарше меня: годиков так на двести-триста. Один из них казался моим ровесником, другого — обратили в достаточно зрелом возрасте.

— Мы ищем ученика Фаргела. Его зовут Кеша. Это ты? — сказал тот, что помоложе.

— Я.

Меня что, теперь каждый вампир знает? Откуда такой интерес? Я, например, эту парочку впервые вижу.

— Совет Старейших имеет к тебе несколько вопросов. Мы — посланцы Совета.

— Угу, — кивнул я, ожидая продолжения. По возрастным меркам вампиров эта парочка тоже недалеко ушла от новичков. Интересно, за что им оказана честь пополнить ряды бессмертной братии? Впрочем, это не имеет большого значения.

— Ты пойдешь сам или нам применить силу? — спросил «молодой»

Вот уроды!

Даже не помню, когда ко мне так обращались в последний раз. Потому что отучил всех желающих. А нефиг строить из себя божество на палочке! И эти — наглые сильно. Не сдержавшись, я кратко изложил свою позицию вслух. Ну, а как? Даже Фаргел — и тот всегда вел себя уважительно. А эти… шибзики!

Их мое недовольство только позабавило.

— Ты что, совсем глупый? — спросил тот, что выглядел постарше. — Мы — посланники Совета. Его волю выполняют беспрекословно. Или ты что-то хочешь возразить?

Возразить я хотел — и немало. Начиная с того, что посланцев могли бы выбрать поделикатнее и заканчивая Женевской конвенциях о правах ребенка: если я новичок, то и относиться ко мне нужно как к маленькому.

— По какой причине меня хотят видеть Старейшие? — спросил я, чтобы потянуть время — ежику понятно, будут песочить из-за Дроботецкого.

— Мы не знаем, — ответил «старший». — Наша задача — привести тебя. Все, что нужно знать, узнаешь от Старейших. Ты пойдешь сам или применить силу?

Что я, дурак — идти? Куда лучше организовать небольшую разборку, а потом все свалить на других: мол, посланцы злобные попались; я бы обязательно пришел, но некоторые просто вынудили меня расстаться с ними — а я не виноват, да! Так что я открыл рот и подробно изложил свою точку зрения. Без употребления нецензурных слов, зато на высоких тонах. Доходчиво объяснил, как представляю себе функции Совета Старейших, а также должностные обязанности посланцев этого Совета. Особо упирал на широкую палитру собственных прав.

Говорил долго. Они внимательно слушали. Наконец идеи закончились.

— Не хочет, — заключил «молодой». — Придется по-плохому. Ты — справа, я — слева.

Что?.. Синхронно обрушившиеся с двух сторон удары быстренько мне все объяснили. Сбитый с ног, я вжался в снег.

Удары сыпались один за другим. Эти парни бить умели и, похоже, любили. Свернувшись в комочек, я кое-как прикрывался руками.

При… кроешь… тут… ох!.. как же!.. ой!

— Все! Все! Хва-атит! — выдержав всего несколько секунд, взмолился я. — Да хва… Ай! Хватит уже! Все, не надо!.. Хва! Пойду куда угодно!

Для острастки пнув еще пару раз, они позволили мне подняться.

Натянув на физиономию самое независимое выражение, я смерил супостатов высокомерным взглядом. Они переглянулись, но к решительным действиям перейти не успели. Как только они шагнули вперед, я выпалил:

— В какую сторону идти-то?

Они остановились. Потом тот, что «помоложе», спросил:

— Летать умеешь?

Ха! Он еще спрашивает!

Раскинув над головой руки, будто собираясь обнять небо, я эффектно вознесся высь. Знай наших! Я победоносно глянул под ноги.

Они поспешали следом с явным усилием. Особенно тот, кто дольше был человеком. До сих пор не может поверить в свои силы? Или просто не способен на большее?

— Так куда мы летим? — горделиво воскликнул я, когда они приблизились.

Ребята сделали вид, что ничего особенного не произошло. «Молодой» молча указал направление и лениво проплыл вперед.

Мне было весело. Совсем недавно они отволтузили меня по полной программе, а я, оказывается, получше некоторых буду! Вот и отлично!

Я прибавил ходу. Мои конвоиры сделали то же само. Я ускорился сильнее, вырвался вперед. Ребята запыхтели за спиной, но дистанцию сохранили. Посмотрим, что будет дальше! Я продолжал ускоряться.

Через несколько секунд донеслось:

— Кеша, есть разговор!

Неужели? Я сделал вид, что поглощен панорамой, раскинувшейся внизу.

— Кеша, подожди!

Даже не оглядываясь, я знал, что о снисхождении сейчас молит тот, кто «старше».

— Именем Совета Старейших, приказываю: остановись!

Это уже серьезно! Я послушно затормозил, развернулся лицом к преследователям. Резво приблизившись, они взяли меня в классические клещи.

— Летим дальше! — приказал молодой. — Только спокойно.

Я, однако, остался на месте.

Парни сообразили это не сразу. Красивым дуэтом умчались вдаль. Потом «молодой» догадался обернуться.

Обратно ребята возвращались зловеще медленно, с очень неприятным выражением на лицах. Будто я им харю чесноком намазал.

— В чем дело? — молвил тот, что казался старше.

— Вы же сами сказали: остановись именем Совета! — я невинно захлопал ресницами. — Вот я и остановился.

— А потом мы тебе сказали: летим дальше! — возразил «молодой».

Угу, сказали, Только дальше я лететь не хочу, потому что там меня ничего хорошего не ждет! Вслух я заметил иное:

— Да, сказали. И поставили меня перед выбором, кого я уважаю больше: Совет Старейших или вас? Я больше уважаю Совет, поэтому остался там, где был.

Меня здорово позабавил их обалделый вид. Лица просто вытянулись от изумления:

— Что??

Ну, ребята, вы прям как маленькие! Я стал терпеливо объяснять:

— Вы приказали мне остановиться именем Совета Старейших, так?

— Так, — хмуро подтвердили они.

— А потом вы мне сказали лететь дальше. Так?

— Так…

«Интересно, они уже поняли, что я издеваюсь?»

— Но при этом никто не сказал мне лететь дальше именем Совета, так?

— Так, — мрачные, они терпеливо ждали концовки.

— Вот! — радостно завопил я. — Теперь вам все понятно?

Посланцы посмотрели друг на друга, потом «старший» медленно изрек:

— Не совсем. Объясни.

— Объясняю, — радушно согласился я. — Вы дали мне две взаимоисключающие команды. Я должен был подчиниться той, которая произносилась от имени Совета. Что я и сделал.

— И всё? — конвоиры расслабились. «Молодой», не откладывая дела, спокойно произнес. — Именем Совета, лети дальше.

И быстро набрал скорость. Я, однако, остался на месте.

— Что на этот раз? — раздраженно приблизился «молодой». «Старый» — и вовсе никуда не удалялся. Соображает…

— Я в затруднении, — сообщил источник смуты.

— В чем дело?

— Вы дали мне две взаимоисключающи команды. Обе подкреплены авторитетом Совета. Я не знаю, что делать.

— Может, он дебил? — обратился «старый» к свому напарнику.

— Скорее, слишком умный! — отозвался тот, не отрывая от меня цепкого взгляда сердитых глаз. — Если я дам тебе еще одну команду лететь дальше, тоже подкрепленную авторитетом Совета, это поможет?

— Мое уважение к Старейшим настолько безгранично, что я не могу проигнорировать ни одного слова, произнесенного от их имени.

— То есть ты никуда не полетишь? — уточнил «старый».

Я пожал плечами:

— У меня есть приказ оставаться на месте.

— Ты — справа, я — слева, — сухо бросил «молодой».

Ты смо… ух, эх, бумс… Смотри, какие быстрые! Сразу вырваться не удалось. Ну да ладно: звездочки в глазах сейчас растают, прибой в голове утихнет. Главное — не подпустить этих гавриков слишком близко. Те кинулись, было, в погоню, но быстро сообразили: за мной им не угнаться.

— Это тоже от имени Совета или уже личное? — пожелал узнать я.

«Молодой» смерил меня злобным взглядом, между делом стараясь подобраться поближе. Осознав бесплодность своих попыток, сказал — как выплюнул:

— Личное.

— Приятно узнать, что осталось чистым высокое имя Совета. — Я изобразил что-то вроде реверанса. Потом повернулся к тому посланцу, который выглядел постарше. — А вы тоже проявили личную инициативу или устроить мордобой — указание Совета?

Этот вампир отмолчался. Он вообще был более сдержан, чем напарник. Неуклюже скользил в воздухе, изображаю былинку, подносимую ко мне случайной волей ветра. Я тоже занимался единением с природой, удаляясь от преследователей с той же скоростью, с какой они подкрадывались. Здорово разогнались, между прочим!

«Молодой» злорадно оскалился:

— Именем Совета, позволь нам приблизиться!

— А если не позволю? — полюбопытствовал я.

— Поставишь себя вне закона. Все вампиры в мире будут за тобой охотиться.

Я замер, отчаянно просчитывая варианты. Пока размышлял, посланники оказались рядом, цапнули меня за руки и потащили в нужном направлении.

«Молодой» склонился к моей шее и нежно, почти ласково, вкусил изрядную порцию крови.

— Это тоже личное? — осведомился я.

— Ага, — отвратительно скалясь, он поднял свою перепачканную кровью физиономию.

Вот и отлично! Сам, дурак, напросился!

 

Глава 66

Всем своим видом выражая крайнее недовольство, я дернул рукой:

— Дай хоть кровь вытереть!

Обидчик ехидно усмехнулся — и оставил мою просьбу без ответа.

— Тогда сам вытри! — рявкнул я. — Или жестокость — тоже воля Совета?!

«Молодой» скривился. Покосился на товарища — крепко ли тот держит смутьяна? — и нехотя разжал пальцы.

Хороший мальчик. Дело — за малым.

Посланники Совета были хорошими кулачными бойцами, но как телепаты никуда не годились. Само понятии «телепатической защиты» отсутствовало в их умах. Похоже, Карини не торопилась длиться с учениками самым сокровенным. Это ее право. И ее проблема. Подчиняясь моей команде, пальцы «старого» вампира, до сих пор цепко державшие меня за запястье, расслабились и безвольно поникли.

Прежде чем конвоиры успели что-то сообразить, я урвал два метра форы. Полагаю, всем понятно, что потом это расстояние увеличилось? Что ж, обойдем сей факт молчанием.

Удалившись достаточно далеко, я обернулся и с видимым наслаждением показал преследователям язык. Народ оказался на диво восприимчив. «Молодой» так прибавил ходу, что я еле успел поднырнуть под его цепкие руки.

Промахнувшийся вампир прошелестел выше. Быстро погасил скорость, развернулся. С другой стороны — вовсю напирал его товарищ.

С товарищем мы обменялись быстрыми ударами на встречных галсах. Я отчаянно улепетывал — и вырвался, а противник ухватил кусок моей одежды. Да что там кусок! Оторвал рукав подчистую!! Разумеется, о материальной компенсации можно забыть.

Спустя какое-то время я позволил себе оглядеться. Ребятки малость поотстали и, похоже, начали привыкать к мысли, что в этот раз я сбежал окончательно. Что ж вы скисли, парни? Не будем грустном! Чтобы поднять им боевой дух, я скорчил пару самых кривых рож, на которые только был способен.

Как у них боевой дух поднялся! Выждав еще немного, я освободил им дорогу. Хлопцы пронеслись мимо и грозно, как два «мессершмита», совершили боевой разворот. Еще бы утробное подвывание добавить и сходство было бы полным.

Когда я был маленьким, мама учила меня говорить только правду. Решив, что мама плохому не научит, я честно поведал «истребителям» о своих впечатлениях. Те — нахохлились и, прицелившись в меня поблескивающими бусинками бешеных глаз, чуть разошлись в разные стороны. Уже кое-что. Я хотел разделить парочку; как можно дальше развести их друг от друга.

«Молодой» вампир производил впечатление более вспыльчивого, более подверженного влиянию эмоций. Его напарник хорошо себя контролировал, но летал неуверенно. У меня был хороший шанс сразиться с ними поодиночке. Против двоих — мне не победить. Никак не победить. Просто нереально. А вот встретиться один на один… Они были старше меня, но, говорят, я вобрал в себя силу Бориса.

Я бросился в сторону. Преследователи среагировали моментально: лихо вписавшись в воображаемый поворот, вампиры бросились наперерез. Как я и ожидал, «молодой» вырвался веред.

Прекрасно! Теперь главное — прибыть в точку рандеву чуть раньше впавшего в азарт загонщика. Если буду двигаться слишком быстро, он поймет, что я вновь ускользнул и приостановится, поджидая напарника. Если слишком замедлюсь, этот волчара щелкнет зубами на моей шее, а не на том месте, где я только что был.

Мы сближались. Даже не поворачивая головы, я четко знал, где находится мой преследователь. Его разгоряченное дыхании, наверное, было слышно и на земле. «Молодой» пыхтел все ближе, ближе…

Я рванул вперед!

Поздно. Пальцы монстра сжали щиколотку и с отстраненной неторопливостью принялись сминать кость. Я закричал. Извиваясь, дернулся, стараясь стряхнуть мучителя. Потом начал брыкаться свободной ногой, стараясь зацепить хищную физиономию.

Он уворачивался от ударов и продолжал давить. Я недооценил противника. Еще немного — и кость треснет! Позади, настигая нас, торопился еще один палач. Если он окажется рядом, прежде чем я освобожусь…

Послушные моей воле, пальцы вурдалака опустили захваченную ногу. От души съездив этой ногой ему по носу, я ушел в марш-бросок. Разозленный вампир кинулся следом. Ему и в голову не пришло задуматься над тем, как я вырвался. Решил, что пальцы просто соскользнули. Сноб!

Я мчал и мчал впред. Дальше и дальше. Быстрее и быстрее. Второй преследователь безнадежно отстал.

Да, это война! Так получилось, что, освободив Сергея Викторовича, я выступил против всех вампиров сразу. И пусть посланцы Совета ничего не знают о цели Старейших, я был уверен: мне повезет, если удастся пережить эту встречу. Что ж, Фельве тоже когда-то был слабым. Будем считать, что судьба подарила друду второй шанс.

Вурдалак начал отставать. Еще немного и он глянет назад — узнать, почему не слышно дыхания товарища?

Пора! Поджав под себя ноги, я резво оголил филейную часть. Самым бесстыдным образом выставил ее в сторону преследователя. Идея не нова, что скрывать, зато эффективна!

Надо было слышать, как он засопел! А уж вперед ломанулся так, что я едва успел натянуть портки. Неудобно летать со спущенными штанами, согласитесь! И вообще я стеснительный малый. Иногда.

Теперь я был уверен: этот вампир будет преследовать меня хоть до самого рассвета. Вот и отлично!

Я с легким сердцем начал ускорение. Надсадное дыхание вначале слышалось хорошо, потом стало удаляться, затихать.

Я развернулся и понесся ему навстречу.

Он даже не удивился, этот вампир. Так велико было его желание схватить меня, растерзать, изодрать в мелкие клочья. Наверное, Фаргел не поведал ему, что в среде вампиров выживают самые спокойные.

Его скрюченные пальцы тянулись ко мне, выставив вперед длинные, острые как бритва ногти. Я вытянул вперед свои руки. Правда, с ногтями там ситуация обстояла похуже, но — вдруг принято сходиться с врагом именно в таком жесте?

Его глаза, замутненные безумной жаждой убийства, остекленело уставились в мое лицо. Я смотрел ему в душу и не испытывал ничего, кроме холодной ненависти.

Из его приоткрытого рта выглядывали застывшие перед смертельным броском клыки. Мои губы кривила презрительная усмешка. Ты рассчитываешь встретиться с беспомощной жертвой? Посмотрим, сбудутся ли твои ожидания.

Мы сшиблись как два локомотива.

Сшиблись — и закувыркались, сцепившись в смертельном объятии.

Он оказался в более выгодном положении: только неестественно вывернутая ладонь преграждала доступ к моей шее. Я своей головой даже повернуть не мог, настолько плотно обхватили ее чужие руки.

Перед глазам, на фоне бешеной пляски огней, маячило его плечо. «Кровь течет не только в шее», — рассудил я и вгрызся в то, что было перед глазами. В смысле, у рта. То есть рядом с клыками. Глупо же отказываться!

Он вцепился в мою ладонь.

Нестерпимая боль оторвала мою голову от добычи. Я закричал! Потянулся свободной рукой, тоже ухватил его за волосы и с силой рванул прочь, куда-то за пределы земного шара.

Пришла его очередь вопить.

Отпустив волосы, он оторвал мою руку от своей головы. Стремительно, как волк, цапнул запястье. Я ответил телепатическим приказом. Его клыки разжались, выпустив поврежденную, но еще работоспособную кисть.

Парализовав его тело, я потянулся к шее врага. Сейчас я мало чем отличался от того монстра, которого хотел убить. Да что лицемерить, я и был монстром!

Он дал мне сделать лишь несколько глотков. Потом его бьющееся в панике сознание пересилило поставленный блок. К лицу стремительной тенью бросилась рука, выставив вперед страшные когти. Я перехватил ее на полпути. Перехватил и вывернул один из пальцев. Потом оторвался от своего страшного лакомства, отодвинулся назад — и резким ударом перебил противнику запястье.

Страшный удар оторвал меня от жертвы. Я решил оглядеться — и зря! В плечо словно впились клещи, а по голове раз за разом забухало что-то вроде кузнечного молота.

С трудом собирая воедино остатки мыслей, я вяло отбивался, заодно всматриваясь в лицо нападавшего. Им оказался отставший вампир, тот самый, о присутствии которого я так непростительно забыл. Неужели карой за проявленную беспечность будет моя смерть? Так глупо…

Уже пришел в себя «молодой» вампир и уцепился за обидчика здоровой рукой. Начал подтягиваться, уставившись на такую доступную сейчас шею. Если не начну действовать прямо сейчас, мне не сделать этого уже никогда. Хоть бы секунду передышки! У меня не было этой секунды.

— Совет… — прохрипел я.

— Что? — «старый» приостановился, занеся готовую к удару руку.

— Карини велела привести меня живым.

— Мы тебя принесем, — пообещал «старый» и размахнулся.

Я внушил ему, что он не умеет летать, а когда тот повис на моей ноге, приказал чужой кисти разжаться.

Вампир молча полетел вниз. Придет он в себя по дороге или будет отдираться от дорожного покрытия — у меня остался только один противник. Самое время завершить начатое!

Он мало что мог мне противопоставить: одна рука против моих двух, да способности повелевать чужим телом. Почти без усилий я переместился ему за спину.

Дальнейшее представляет интерес только для садистов. Я пил, пил, с каждым глотком чувствуя, как растет моя сила; чувствуя, как уходит жизнь из обреченного тела. Меня это мало тревожило. Я превратился в убийцу.

Когда жертва безвольно обмякла, чья-то рука грубо вздернула вверх мой подборок. Голос Фаргела произнес:

— Что ты наделал?! К счастью, еще не поздно.

 

Глава 67

Старейший выглядел взволнованно. Склонился над умирающим вампиром, прижимая к его губам только что вскрытый пакет с донорской кровью. И где только взял? Я скромно парил неподалеку, сконфуженный явным неодобрением учителя. Что теперь делать-то?

«Молодой» поглощал принесенную кровь с ошеломляющей быстротой. На пакет, содержащий литр жидкости, у него уходило три, максимум четыре, глотка. Вот еще одна опустевшая оболочка полетела вниз. Фаргел вытащил третью упаковку.

Любопытно, сколько пакетов Фаргел таскает с собой? И с какой целью? Неужели это вроде неприкосновенного запаса на черный день? Скажем, на случай, когда, истекая кровью, он будет спасаться от охотников? Или просто обеспечивает себе возможность спрятаться на неделю?

Трудно сказать, достойны ли остальные Старейшие такого звания, но Фаргел… Фаргел вправе именоваться мудрейшим. Если он сейчас возвращает к жизни этого вампира, то лишь потому, что сам в этом заинтересован. Он, конечно, понимает, что ставит на ноги лишнего свидетеля обвинения. Когда будет решаться вопрос о профпригодности Иннокентия Скиба, спасенный монстр постарается втоптать меня в грязь. Зачем Фаргелу осложнять жизнь своего ученика?

Хотя… есть еще один вампиреныш: тот самый, что недавно поцеловался с матушкой-землей. Он тоже должен быть расстроен. Тогда Старейший старается потому, что спасение ученика Карини прибавит авторитета. К словам Фаргела будут больше прислушиваться.

В любом случае, меня ждет грандиозная трепка. Причем даже две: прежде чем разъяренная Карини потянет ко мне жадные когти, наставник сам устроит взбучку.

Четвертый литр крови «молодой» выпил боле медленно, пятый — явно смаковал. Убедившись, что жизнь посланника вне опасности, Фаргел развернулся ко мне.

— Доволен?! — лицо Учителя приобрело самый грозный вид, на который только было способно. В его исполнении это напоминало отстраненную маску с недовольно поджатыми губами. Лишь глаза оставались живыми, но смотрели холодно, сурово. Завершал образ резкий громкий голос. — Доказал свою независимость? Кто ты такой, чтобы противиться воле Старейших?

Ошарашенный проповедью, я потупился, демонстрируя скромность и искреннее раскаяние. Жаль, румянца не хватает.

«Молодой» явно пришел в норму. Силы у него, конечно, сейчас не те, но гонор остался. Вампир держался чуть в стороне, злобно посверкивая в мою сторону темными вишенками глаз. «Я из тебя душу выну!» — многообещающе говорил мне этот взгляд. «Надорвешься!» — ответил я, прежде чем вспомнил, что полагается и дальше играть взятую на себя роль.

Наш обмен взглядами был замечен:

— Почему ты напал на посланника Совета?! — взревел Фаргел.

Что-то не припомню, чтобы Учитель когда-либо кричал. Рисуется?

— Он первый пролил кровь! — огрызнулся я. — И мордобитье, кстати, его идея!

— Вот как? — Фаргел принял мудрый вид и с достоинством повернулся к ученику Карини. — Это правда? Ты напал первым?

Вампир отвел взгляд, сумбурно взмахнул руками и все же заставил себя взглянуть в лицо Старейшему. Не хочет, гад, оказаться крайним. Как я его понимаю!

— Он меня вынудил, — заявил инициатор драки.

— Любопытно. И каким же образом? — Фаргел был само спокойствие. Конечно, он уж давно все знает: заглянул в память нахохлившегося вампира. Но вопросы-то задает? Стало быть, допрос зачем-то нужен. Смысл, если перед Советом придется все рассказать? А элементарно: там будет Карини, которая непременно захочет выгородить своего ученика. Уж лучше выколотить из него информацию сейчас, а потом подать в удобном для себя виде. Ай да Фаргел! Или это я мудрейший? Это же я придумал.

— Он отказался следовать моим указаниям, подкрепленным авторитетом Совета!

— Чушь! — воскликнул я, выступая в роли собственного адвоката. — Я следовал всем указаниям, данным от имени Совета! Не моя вина, что кое-кто не мог разобраться, что надо делать!

— Ты издевался, тварь! — завопил «молодой», оскорбленный до глубины клыков. — Я тебе четко все объяснил!

— За языком следи! — крикнул я. — А то откусишь!

— Это что, угроза?! — глаза «молодого» опасно сузились. Ха, пусть только попробует напасть! Фаргелу будет что рассказать Карини!

— Хватит, — негромко произнес Учитель — и воцарилась тишина. Я замолчал из уважения; оппонент припух потому, что возражать было боязно.

— Вашу судьбу будет решать Совет. И твою, — Фаргел повернул голову ко мне. — И твою, — взгляд на «молодого».

— Я представлял волю Совета… — запальчиво пискнул тот и — осекся, встретив суровый взгляд Старейшего:

— Сейчас я представляю Совет. А ты — демонстрировал собственную волю, прикрываясь чужим авторитетом. Карини придется подумать о твоем дальнейшем Ученичестве.

«Молодой» вздрогнул и, как-то разом, побелел. Интересно, его пугает возможность потерять покровительство Карини или за словами Фаргела скрывается нечто более страшное?

Старейший пристально смотрел на меня. В его глазах не было ярости или гнева. Если бы я был романтичен, то сказал бы: в них светилась печаль и любовь. Но откуда такие чувства у беспощадного вампира, да еще и в отношении меня? Бред, конечно! Я хоть и напоминаю ему дочь, но все же совсем иной. Однозначно! Так что симпатия симпатией, я любить меня он не будет. И славно! Всегда терялся от проявления другими нежных чувств.

— Ты понесешь наказание, которое назначит Совет Старейших, — голос Фаргела по-прежнему был негромок, очень суров. — Не рассчитывай отделаться потерей ученичества; кара будет соразмерна твоим поступкам и потому справедлива. Если желаешь что-то сказать в оправдание, прибереги это для Совета, потому что там понадобится все твое красноречие.

Отвернувшись от меня, Фаргел отстраненно взглянул на городские огни. Он прав: сказано достаточно. Мое поведение будет с негодованием встречено Старейшими. Но случившаяся драка может иметь разные трактовки. В зависимости от них будет определяться моя виновность и наказание.

Оказывается, Фаргел смотрел вниз очень даже внимательно! К нам поднимался третий участник драки, и был до того помят, что даже в моем сердце шевельнулось что-то, похожее на жалость. Шевельнулось — и исчезло: он сам напросился. Даже вид неестественно согнутой ноги оставил меня равнодушным.

Вампир поднимался медленно, спокойно. Столь же сдержанно ожидал его Фаргел. Ну, а мне вести себя подобным образом сам Бог велел!

Один только молодой едва не приплясывал от радости: надеялся с помощью напарника выставить меня в дурном свете.

Поравнявшись с нами, «пожилой» церемонно склонил голову:

— Приветствую тебя, Старейший.

Учитель ответил чуть заметным, небрежным кивком, продолжая молча рассматривать появившегося вампира. Тот выдержал взгляд спокойно, всем своим видом показывая, что совесть у него в полном порядке.

— Здравствуй, Жак, — неожиданно доброжелательно проговорил Фаргел. — Похоже, охота была не слишком удачной?

— Да, дичь пошла еще та, — согласился «пожилой», искоса глянув в мою сторону. — Твое влияние?

— И рад бы, — со вздохом признался Старейший, — но паренек талантлив от природы. Жаль, что таланта чересчур много.

— Я понимаю, — Жак опять наклонил голову.

Это что же получается? Я чуть не угробил приятеля Фаргела? «Молодой» тоже не знал про их знакомство. Теперь мы на пару хлопали ресницами, проявляя в этом действии редкостное единение и согласие друг с другом.

— Я должен поставить его перед Советом, — сообщил Жак.

— Я знаю, — Фаргел понурился. — Нам пора: Совет уже собрался.

Как по команде, все посмотрели на меня. Я набрал в грудь побольше воздуха.

— Время пустых разговоров прошло, — сухо заметил Фаргел. — Теперь будешь выступать перед Советом. Потрать оставшееся время на подготовку речи.

Я захлопнул рот и стал готовить речь. Увы, ничего не вышло: в голове кружились рваные обрывки мыслей; не было ни одной стоящей идеи, от которой можно было бы оттолкнуться. Я откровенно трусил. «Молодой» аж побелел, когда Фаргел пригрозил ему потерей ученичества, а меня, по слухам, ждет кое-чего похлеще. Тут задумаешься!

Старейший уже летел прочь, своим примером приглашая следовать за ним. Вздохнув, я так и сделал, тем более что по бокам уже пристроились конвоиры и азартно поглядывали в мою сторону.

Бог с ними, лишь бы зубами не щелкали!

Я сомневался, что Старейшие, озлившись, будут меня слушать. Но если Фаргел советовал подготовиться, значит, шанс смягчить наказание есть. Или появится, если я правильно себя поведу. А я буду вести себя очень хорошо. Буду просто душкой.

Решив, что начинать можно и сейчас, я ободряюще улыбнулся летящим рядом вампирам — сначала «молодому», потом Жаку. Парни опешили от такой наглости, свирепо зыркнули в ответ, но, посмотрев на летящего впереди Фаргела, этим ограничились.

Ладно, не буду нагнетать обстановку. Учитель прав: оставшееся время лучше потратить с пользой. Я начал продумывать выступление. Конвоиры успокоились и сосредоточились на том, чтобы не отстать от Старейшего.

Интересно, куда он нас ведет? Мы почти пересекли город, а конца пути не предвидится. Если мы задержимся в воздухе еще на полчаса, солнце застанет нас прямо здесь.

Хотел бы я посмотреть на лица обывателей, когда сверху, со свистом рассекая воздух, рухнут аж четыре тела! Я улыбнулся. Конечно, до этого не дойдет: Фаргел знает о приближающемся рассвете не хуже меня.

Как будто прочитав мои мысли, Старейший резко пошел на снижение. Пару секунд я гадал, какое из строений его заинтересовало. Конечной точкой маршрута оказалось здание детского сада. Его чердак, если быть точным.

Первым под крышу нырнул Фаргел. Мои конвоиры вежливо поотстали, намекая, что пойдут замыкающими. Против обыкновения, я не стал спорить.

Да, вся тусовка в сборе. Меня одарили недовольными гримасами, словно вели напряженный разговор, а мое появление им помешало. Какие проблемы? Вы только намекните, и я — одна нога там… другая тоже там.

— Ты заставил ждать, новичок, — прелестно хмуря брови, проговорила Карини. — Но избежать наказания не удастся. После захода солнца решится твоя судьба.

Я неопределенно пожал плечами. Затем последовал примеру других и начал готовиться ко сну.

 

Глава 68

— …Ты слышал обвинения, — повернувшись ко мне, произнесла Карини. — Что можешь сказать в оправдание?

Ну вот, пришло время блеснуть ораторскими способностями. Я прошел немного в сторону и оперся о балку — ноги подкашивались.

— С разрешения совета, я буду отвечать по каждому пункту обвинения отдельно.

Я замолчал, ожидая реакции. Никто не проронил ни звука. Карини наклонила голову, соглашаясь. Можно продолжать.

— Вы слушали отчет учеников Карини, которые выполняли роль посланников Совета. Эти два вампира, — жест в их сторону, — со своей задачей не справились.

Глухой ропот со стороны «молодого».

— Именно так, — подтвердил я. — Если бы не Фаргел, перед чьей мудростью я преклоняюсь… — я поклонился Учителю. Тот ответил едва заметным кивком. — задача, поставленная Советом, оказалась бы невыполненной.

— Ну, еще бы, — буркнул Даулет, — убег бы куда подальше.

— Сохраняй протокол, — посоветовал ему Дуккон. — Если хочешь выступить, твое время настанет. Продолжай, новичок. И, пожалуйста, переходи к делу.

Я кивнул и вернулся к прерванному монологу:

— Я очень высоко ценю авторитет Карини и сожалею, что новички, одаренные ее благосклонностью, не изжили в себе злобы, раздражения, нетерпения, — всех тех качеств, которые мешают стать истинными вампирами. Отправленные с высокой миссией ученики сочли недостойным проявлять терпение и непоколебимость. Вместо этого они решили уладить дело грубым насилием, на что я, как желторотый новичок, ответил тем же.

Во время моей выспренней речи Даулет саркастически ухмылялся, Карини недовольно хмурилась, Фаргел задумчиво перекатывался с пятки на носок. Знаю, о чем думаете: мол, пытаюсь вину на другого взвалить! Не-ет, все гораздо интереснее:

— Таким образом, все происходящее между нами следует рассматривать исключительно как личное дело юных глупцов.

— Эти глупцы несли тебе волю Совета Старейших, — мягко заметила Карини, но от ее «мягкого» тона внутри меня все зашаталось, застонало. Вот теперь мне действительно стало страшно.

— Я подчиняюсь Совету… — голос пресекся. — Поэтому я здесь.

— Или потому, что не рискнул возражать воле Фаргела, — ласково пожурила Карини.

— В таком случае пусть Фаргел выберет мне наказание!

— Ты еще не ответил на остальные пункты обвинения, — заметил Дуккон.

У-у, вампирище, чтоб тебя!!

— Что касается моей схватки с Даулетом, то этот уважаемый Старейший, вероятно, запамятовал, что изначально схватку затеял мой ученик… — Фаргел вздрогнул и удивленно вскинул голову. Ах да, он еще ничего не знает. Потом объясню. — Как смертный, он больше подвластен чувствам. Его можно понять. Мой долг — уберечь ученика. Поэтому я вмешался.

— Это правда? — Карини повернулась к Даулету.

— Да, — нехотя признал тот. — Схватку затеял смертный. Но ученик Фаргела должен был остановить его.

Карини обернулась ко мне:

— Что скажешь?

Устало вздохнув, я обреченно произнес:

— Я должен был спасти своего ученика. Это мой долг.

— Весьма самонадеянно, — проронил Дуккон.

Пока я метал в го сторону затравленный взгляд, в стороне зашевелился Даулет:

— Если ты всего лишь хотел уберечь ученика, куда делся охотник?

Вампиры заинтересовано глянули в мою сторону. В ответ я попытался испепелить Даулета взглядом, но тот даже не поморщился: то ли огня во взоре не хватило, то ли гореть было нечему.

— Отвечай, новичок, — промурлыкала Карини, решив, что пауза затянулась.

— Я к нему даже не прикоснулся, — и это было абсолютной правдой. — Охотника уволок Дима. Я здесь ни при чем.

— Так уж ни при чем?! — съязвил Даулет. — Скажи еще…

— Когда началась схватка, я уже засыпал, — резко оборвал я Старейшего и сам поразился такой дерзости. — Ты это сам знаешь!

Даулет озлился:

— Не дерзи мне, сопляк!

— Это правда? — обратилась к разгневанному Старейшему Карини. Тот скривился, будто его полоснули ультрафиолетом.

— Ну? — мелодично поторопила женщина-вампир.

— Правда, — кое-как выдавил Даулет с таким несчастным видом, что… Нет, жалеть его я не буду.

— Судьбу смертного это не меняет, — заметил Дуккон.

Даулет тут же оживился:

— Я сам оторву ему голову!

— Возражаю! — быстро вставил я. — Он мой ученик и имеет право на защиту.

Народ заметно развеселился. Даже Фаргел — и тот на мгновенье утратил свой безучастный вид. Мой яростный противник — Даулет — и вовсе потерял дар речи, безостановочно тыкая в мою сторону пальцем. Я что, что-то не то сказал?

— Похоже, ты совсем не знаешь Кодекса, новичок.

Я повернул голову. Это… Как же тебя? Парме!

Ее глас был менее певуч, чем голос Карини, но и звучал беспристрастно:

— Любого, кто напал на Старейшего, ждет смерть. Таков порядок.

— Но он ничего не знал об этом законе! — запротестовал я.

— Незнание законов не освобождает от ответственности! — съехидничал Даулет.

Я в отчаянии повернулся к Фарглу. Тот флегматично повел плечами:

— Элементарная забота правящей верхушки о своей безопасности

— Но он мой ученик, — загнанно повторил я.

— Значит, тебе и восстанавливать справедливость, — томно улыбаясь, сообщила Карини. — Как Учитель, ты несешь ответственность за все его действия.

— Что это значит?

— Ты должен убить его. Тем самым докажешь Совету свою преданность.

— А если я откажусь?

— Значит, умрешь сам. Потом со смертным разделается кто-нибудь другой.

Вот, значит, как: либо моя жизнь, либо — его! Убивать я, конечно, не буду…

— Думаю, всем нам ясно: Кеша откажется это делать, — вдруг проговорил Фаргел. Фаргел?? Я думал, он на моей стороне.

— Каждый сам выбирает свою судьбу, — отозвалась Карини.

— И, тем не менее, он откажется: в нем еще слишком много человеческого.

— Чувствам не место в нашем обществе! — провозгласил Даулет.

Кто бы говорил! Я сделал еще одну попытку испепелить гада. Попытка провалилась.

— Прошу у Совета разрешения самому покарать смертного, — произнося эти слова, Фаргел смотрел на Дуккона.

А что, с Фаргела станется прикончить Диму, чтобы выгородить меня! Запросто!

— Я сделаю это сам! — решительно крикнул я, вызывающе глядя на присутствующих.

— И покажешь нам его голову? — осведомилась Парме.

— ?

— Таков закон. Мы должны убедиться, что тебе можно доверять.

Первым моим побуждением было покачать головой и отступить назад. Спохватившись, я молча кивнул.

Мои колебания отметил острый взгляд Дуккона:

— Он лжет.

Старейший говорил, не возвышая голос, не угрожая, — просто констатировал факт. Я подождал, не выскажется ли кто в мою защиту — но нет, Фаргел хранил молчание. Придется выкручиваться без него:

— Я сам выбираю свою судьбу.

— Пока еще нет, — неожиданно заметила Карини.

Ась? Опешив, я недоверчиво глянул на нее. Если я правильно помню…

— Жак! — позвала она после краткого раздумья.

— Да, госпожа?

— Расскажи нам еще раз, как вы сообщили ученику Фаргела про требование Совета. Постарайся вспомнить каждое слово. Фаргел, Даулет, задавайте вопросы.

Ну, Даулету только это и нужно было. Уж он-то со своей ролью прокурора справился на «отлично»: задавал наводящие вопросы, уточнял, любым способом подчеркивал верность действий посланников. Ему противостоял Фаргел: спокойный, лаконичный, уверенный. Этот ни на что не намекал — просто «выворачивал» Жака наизнанку, докапываясь до мельчайших деталей. Вроде бы и слова в мою защиту не говорил, но отвечая на его вопросы, Жак раз за разом подтверждал: да, мы ударили первыми; да, он остановился, когда мы потребовали; да, Вэл первым пролил кровь.

— …Достаточно! — произнесла Карини спустя какое-то время. — Вэл, ты нарушил кодекс посланника.

Понурив голову, «молодой» шагнул вперед.

— Ты уже понес наказание смертью. Тебя спас Фаргел: теперь ты его должник. В качестве списания долга ты никогда не будешь мстить этому новичку. Ты принимаешь это, Фаргел?

Фаргел поклонился:

— Я принимаю.

— Теперь ты! — Карини сфокусировалась на моей скромной персоне. — Ты явно выразил свое нежелание следовать воле Совета; и ты знал о каре за отказ. Фаргел, тебе придется заняться двумя юнцами.

Вопреки моему желанию, никто ей не возразил — хотя бы насчет меня! — даже Фаргел!

Повисла мертвая тишина. Ничего не понимая, я переводил взгляд с одного лица на другое. Неужели они в самом деле рассчитывают, что наставник посягнет на мою жизнь? Это же глупо!

Или я ошибаюсь??

Если так, мне пора драпать! Куда?? Любой из Старейших догонит меня и даже не вспотеет. Фаргел, помоги! — с мольбой в глазах я встретил взгляд наставника. Нет, Друга!

— Я настаиваю на соблюдении протокола, — тихо, невыразительно бросил Фаргел.

— Зачем тебе это? — удивилась Карини. — Убей его сейчас.

— Я настаиваю, — повторил Учитель.

— Твое право, — не стала спорить Карини. — У тебя есть ровно сутки.

— Иди за мной, — Фаргел выпрыгнул из-под крыши.

Я двинулся следом.

— Постой, новичок, — проговорил Дуккон, взяв меня за плечо. Мне послышалось или в его глазах действительно светился интерес? — У тебя есть максимум сутки, чтобы раздать долги. Воспользуйся случаем. Может быть, Боги явят тебе свою милость.

 

Глава 69

— Что происходит? — в который раз спросил я.

Против обыкновения, Фаргел был очень молчалив, раз за разом оставляя мой вопрос без ответа. Но на сей раз он разомкнул губы:

— Возразив посланникам Совета, ты подписал себе приговор.

И этот туда же! Что-то я не ощущаю неумолимого приближения дамы с косой. Происходящее скорее походило на коллективный психоз. Шаг вправо — смерть. Шаг влево — смерть. Ребята, вы вообще соображать нормально умеете? И этот — вроде нормальный, а туда же.

— Ты убьешь меня?

— Я должен это сделать, — отстраненно ответил Фаргел.

Псих, конечно, но опасный псих…

— Когда? — в груди заледенело.

— Что? Когда? Мне надо подумать.

Ни фуфа себе! Я здесь, слышь, худею от страха, а он должен подумать, когда будет удобнее меня…

И все же я надеялся:

— Может, есть какой-то выход?

— Выхода нет, — равнодушно сообщил Старейший. — Либо умрешь ты, либо — оба.

Надежда угасла.

— Тогда сделай это сейчас! Не тяни…

Фаргел повернул голову, чтобы остудить рядом летящего юнца взглядом своих задумчивых глаз. Очень добрых, кстати. И как я этого раньше не замечал?

— Я не хочу тебя убивать. Пока еще есть время — может, что-нибудь придумаю.

Надежда вернулась. Конечно, он придумает! Фаргел — умница! К тому же великолепно знает Кодекс вампиров. В нем наверняка есть лазейка.

— О чем ты? — спросил я, воодушевившись.

— У вампиров Учитель несет полную ответственность как за выбор ученика, та и за то, что этот ученик делает. Если нужно наказать смертью, именно Учитель должен это сделать. Поневоле становишься более мудрым при выборе очередного ученика, более беспристрастным в спорах с другими.

— У тебя раньше были ученики?

Вообще-то Фаргел как-то обмолвился… или что-то навело меня на мысль, что я — первый, но теперь я уже не был в этом уверен — откуда ему знать, что становишься более мудрым и беспристрастным? К первенцу-то всегда привязываются. Наверное.

— …Это имеет значение? — негромко спросил Фаргел, выдержав паузу.

«Еще какое! Вдруг их тоже приговаривали к смерти!»

Однако вслух я сказал иначе:

— М-м… Наверное, нет.

— У меня никогда не было учеников. — тихо проговорил наставник. — Право иметь Ученика — прерогатива Старейших. Все остальные новообращенные — просто рядовые вампиры.

— А — Ученики? Они что, как-то выделяются?

— Ученичество — обязательное условие для того, чтобы стать Старейшим. Но — не главное. Вампир должен уметь контролировать свои чувства, интересы Совета ставить выше собственных, иметь быстрое и гибкое мышление, быть жестоким и осторожным.

— Значит… — поглощенный открывшейся перспективой, проговорил я, — в перспективе я могу стать Старейшим?

— В перспективе ты уже мертв, — осадил Фаргел, — если мы срочно что-нибудь не придумаем.

Вот так с размаху — с небес, да об матушку Землю хрясь! Сам виноват: нашел время слюни распускать! Кста, а оно мне надо, членство в Совете?

— А почему у тебя раньше не было учеников? Ты стал Старейшим после победы над Фельве, а это было…

— Фельве отнял у меня самое дорогое, — лицо Фаргела как-то огрубело, — мою дочь. Я поклялся никогда не заводить привязанностей. Так легче. Не чувствуешь боли утраты.

— И… что изменилось? — осторожно спросил я. — Почему ты взял ученика?

— Мои знакомые, — Старейший невесело усмехнулся. Помедлил, и с заметным напряжением в голосе договорил. — Изменились знакомые. Мир подарил мне тебя.

Сначала я решил, что ослышался. Или что-то не понял. Или все правильно понял, но сам Старейший малость тронулся умом. На фоне переживаний. Слегка поломался. Угу.

На всякий случай я уточнил:

— Чего?

— Мир подарил мне тебя, — грустно и в то же время ласково повторил Фаргел. — Мою дочь.

Я — девочка?? Надо как следует осмотреть себя при случае. Да он бредит!!

— Помнишь, ты утверждал, что ты Фельве в новом воплощении? Ты не похож на него: у друда были другие ценности, другой характер, он мысли иначе! Ты похож на мою дочь.

Ну да, конечно. Я похож на его дочь. У нее даже прическа была точно такой же. Старик спятил!

— Не физически, конечно, — добавил Старейший, потому что я таки не утерпел и начал себя разглядывать, — духовно похож. Ты говоришь точно так же, как говорила она. В тебе ровно столько же хитрости и упрямства. Помнишь, я говорил, что знаю тебя лучше, чем ты сам? Только поэтому я позволил тебе довести до конца схватку с Вэлом и Жаком. Я знал, что ты победишь.

— Аоум, — только и сказал я.

— Сейчас ты думаешь: «Неужели вся благосклонность этого Старейшего появилась потому, что я похож на его дочь?»

Отрицать было бессмысленно. Я кивнул.

— Так оно и есть, — сообщил Фаргел. — Правда, в тебе есть то зерно, которое делает людей… Человеками.

— Я уже НЕ человек.

— Думаешь? — Фаргел иронически сдвинул брови. — Кто же ты?

— Я… гхм… вампир.

Фаргел делано удивился:

— Неужели? Самый что ни на есть типичный вампир?

«И чего привязался? Кровь пью, клыки есть, летать умею»

— Да, — смиренно ответил я.

— Только по плоти, — возразил Старейший. — А по духу? Вот Даулет — вампир.

«А мне, значит, еще расти и расти?»

— Кто же я тогда?

— Охотник или будущий друд. Или еще один Фаргел. Как сам решишь.

— Будущий друд?

— А что, не похоже?

Под таким углом я свою жизнь еще не рассматривал. Друд — это вампир, который пьет кровь вампиров. А я, хм… смертных — ни одного не тронул. Ну, почти не тронул: в конце концов, та троица жива осталась. А что охотник однажды пострадал — так то я защищался. Выходит, я на самом деле не рассматриваю смертных в качестве пищи. Но кушать-то хотелось! И слюнки бегали не при виде вампиров.

Обмозгую это на досуге! Пока есть дела поважнее.

— Почему Карини сказала, что у тебя есть ровно сутки?

Фаргел помолчал, собираясь с мыслями.

— Существует ряд проступков, которые наказываются смертью. Это помощь охотникам; или действия, которые приводят к тому, что обыватели знают: вампиры существуют; или неподчинение воле Совета…

— Я уже триста раз должен быть убит, — проворчал нарушитель.

— Лучше поздно, чем никогда, — невесело пошутил Фаргел. — Я не закончил. Если проступок совершает ученик, его Учитель должен сам осуществить наказание. Это должно произойти в течение суток с момента вынесения приговора.

— Почему?

— Не почему, а зачем. Чтобы жертва не знала, когда будет нанесен удар, не смогла оказать сопротивления. На самом деле это — формальность: ни один ученик не сможет одолеть Старейшего.

— Значит, — медленно проговорил я, — ты должен убить меня в течение суток. И можешь сделать это в любой момент. Что, если ты не исполнишь приговор? Что случится тогда?

— Старейшие покончат со мной, а потом будут неумолчно бурлить, кого отрядить на твои поиски. Может быть, это займет у них целую неделю. Но, в любом случае, это будет кто-то достаточно сильный.

— Откуда ты знаешь?

— Были прецеденты, — чему-то усмехаясь, ответил Фаргел. — Но убивать тебя я не стану.

— Это может быть сказано с целью отвлечь внимание, — капризно заметил я.

— Может, — иронично заметил Учитель. — Проще поверить: оно тебе надо, лишнее беспокойство?

Я со скрипом почесал затылок. На губах Фаргела заиграла очередная усмешка. Издевается?

— Если ты знал, что за сопротивление посланникам Совета меня ждет казнь, почему не вмешался раньше, когда все можно было предотвратить?

— Потому, — буднично сообщил Старейший, — что склоку вы начали без меня. Независимо от ее исхода ты уже совершил ошибку: воспротивился воле Совета. Единственное, что мне оставалось — извлечь из этого пользу.

— Какую? — хмуро поинтересовался я, в очередной раз ощутив себя глупцом. Поразительно, как Фаргел умудряется всегда и везде одерживать вверх?!

— Ты получил еще немного силы. Конечно, радом со Старейшим ты еще жалок, но чем больше в твоих венах крови вампиров, тем больше шансов уцелеть.

— Какая разница? Пусть через неделю, но меня все равно найдут! Тот же Даулет!

— Зачем умирать, если жив? — прервал мои стенания Фаргел. — Тебе помогут охотники. В их присутствии у тебя будут шансы.

Да, против Старейших я — пшик. Вот кто настоящие бойцы: сильные, быстрые, опытные.

— Откуда у вас такая силища?! — невольно вырвалось у меня. — Ладно, ты — одолел друда. Ну, а остальные?

— Кто как… Парме накопила Силу с возрастом; Даулет просто любит убивать; Дуккон экспериментировал с какими-то веществами, изменял каким-то образом кровь и ее пил; Карини никогда не распространялась о своем прошлом; да и остальные — тоже.

— Что именно делал Дуккон? Что-то добавлял в кровь или намагничивал там?

— Я знаю не больше твоего. Удалось однажды услышать кусочек разговора Дуккона и Парме… подслушать.

— А Парме сколько лет?

— Парме — самый долгоживущий вампир из тех, кто остался на Земле. Но она не из первого поколения, если ты об этом.

— А что стало с первым поколением?

— Погибли в стычках. Кеша, давай помолчим немного. Займись пока своими делами. Мне еще нужно придумать, как выпутаться из этой передряги.

Ошалев от такой смены настроения, я отвернулся. Обиженно бурча про себя, начал разглядывать разноцветное полотно города, топорщащегося внизу. Один из этих огоньков что-то мне напоминал.

Я быстро посчитал, сколько минуло суток. А ведь Фаргел прав — мне есть чем заняться.

Вытянувшись в струнку, я резво пошел на снижение. Учитель, не ожидавший подобного финта, отстал, но быстро смекнул, что к чему. Догнал, с любопытством вгляделся вниз:

— И что нас так заинтересовало?

— Иду раздавать долги, — сам не знаю почему ответил я.

 

Глава 70

На сей раз я решил войти через дверь. Фаргел, посвященный в мои планы, остался снаружи. Правда, энтузиазма особого не проявил, но и мешать не стал: высказал свое мнение; одарил взглядом, полным скептицизма — и отошел в сторону. Правильно, нужно закончить начатое: как там у меня дальше дела пойдут — неизвестно, а деньги всегда могут пригодиться. Не бросать же начатое на полпути?

Потому я и взбегал сейчас по лестнице. Добравшись до нужного этажа ненадолго задумался, определяя, в какую из этих красивых новых дверей нужно стучать. Или звонить, благо все кнопки звонки были на своих местах. Если вход в дом у нас с этой стороны, а окно — здесь… Стало быть, — я подобрался к одной из дверей поближе, — искомая квартира должна быть здесь. Что ж, проверим!

Я позвонил. Послышались торопливые шаги. Дверь отворилась.

— Чего надо? — мрачно спросил один из двух мордоворотов, преграждающих доступ в квартиру. Наверное, худосочный студентик не смахивал на представителя неизвестно какой, но вконец опупевшей группировки, наехавшей на братьев по ремеслу.

— Босс здесь? — полюбопытствовал студентик. — Я — за деньгами.

Громилы воззрились на меня с удивлением. Потом — с медицинским интересом — любопытно же взглянуть на придурка, почему-то решившим принять скорую, но мученическую смерть. Уступили дорогу, прикрыли дверь, споро обыскали, толкнули вглубь квартиры — и пошли следом.

Не похоже, что меня ждет теплый прием. Кстати, а как на вампиров действуют пули? Я поежился. Да нет, побоятся, поди, стрелять в жилом доме: постараются оглушить, вывести потом на природу.

Ма-ама мия! Полна хата недовольных хлопцев! И все смотрят грозно-грозно. Сопят в две дырки и взглядом провожают. Что же я с вами со всеми делать буду? «Объявили чукчи китайцам войну. Те удивились: „Нас же миллиард человек!“ „Плохо, однако“. „Что, испугались?“ „Однако, думаем, где мы вас хоронить будем“». Из врожденного благоразумия я оставил эти реплики при себе. Ребята дерганные, мало ли…

Криминальный воротила сидел в мягком удобно кресле и был слегка… гм… зол. На меня, кстати — за то, что замахнулся на чужое. Правда, когда причина недовольства ступила на порог, босс молчаливо указал на стоящее поодаль кресло. Едва я присел, за спиной тут же встали два боевика. Истинных профессионала своего дела, если судить по цепким взглядам.

Ладно, я — человек мирный, хозяина уважаю. Смиренно водрузив руки на колени, я уставился на авторитета. Что дальше?

Босс молчал, продолжая сверлить меня взглядом. Все решал, прибить наглеца — или погодить пока: шибко уверенно гость держится. Лучше повременить, послушать, с чем пришел. Как говорить начнет, так и ясно станет, что за птица прилетела.

А ведь действительно, начинать разговор надо мне! Промедлить — значит, проявить робость. А раз слаб, то и церемониться с таким нечего.

— Я пришел за деньгами.

Босс не шелохнулся, вроде как даже и не слышал. Его свита замерла в ожидании. Ждите-ждите! Теперь уже я могу сверлить взглядам ваше начальство.

Последнее отвечать не торопилось. Сидело с глубоко задумчивым видом и, похоже, настроилось медитировать. На что расчет?

Ага, стремится вывести из равновесия, доказать мне же мою несостоятельность. Ну-ну!

— Если через две минуты ответа не будет, я буду считать, что вы отказали.

Это — ему не понравилось. Ох, как не понравилось! Ну, еще бы: информации обо мне у него нет, а решать надо: то ли пришибить прощелыгу или все-таки откупиться — для начала? Самонадеянный авантюрист в гости пожаловал или действительно посланец новой бригады?

Босс был человеком умным, потому начал издалека:

— Как человек опытный, вы, конечно, понимаете, чего я от вас жду.

— Понимаю! — я развеселился. — Но сначала — деньги! Или указанная сумма слишком велика для вас?

Авторитет досадливо поморщился:

— Дело не в сумме. Я хочу знать, кто ПРОСИТ у меня деньги.

— Мы не просим — требуем, — серьезно ответил я. Или — берем за охрану, если вам так удобнее.

— Пока что вы ПРОСИТЕ, — с нажимом ответил криминальный делец. — Требовать и брать будете тогда, когда докажете, что имеете на это право.

Я приподнялся, чтобы…

Две могучие ладони швырнули меня обратно. Это еще кто? Возвышающиеся за спиной братки укоризненно встретили мой взгляд. И как это я про вас забыл? Извините, ребята.

Медленно, чтобы никого не обидеть, я огляделся. Потом неторопливо поднялся — вместе с висящими на плечах амбалами:

— Какие доказательства вам нужны?

Собеседник впечатлился. Но не испугался.

— Для начала расскажите о бригаде, о своих связях. Возможно, у нас найдутся общие знакомые, которые смогут подтвердить ваши слова.

К такому повороту я был готов:

— Общих знакомых у нас нет. Мы — новая сила. Организация состоит из профессиональных военных, бывших спецназовцев. Связи можете попробовать просчитать сами.

— Такая группа не может появиться в одночасье. И вы не сказали, сколько вас.

— Это закрытая информация, — отрезал я.

— Неужели? — делано удивился босс. — Тогда вы, вероятно, сможете сказать, чем располагаю я?

Отчего ж не назвать? Я заглянул в его мысли и уверенно ответил:

— Двадцать семь стволов.

Такая осведомленность впечатлила криминального дельца. Тем не менее, он не сдался:

— И вы рассчитываете легко с нами справиться?

— Придется повозиться, — согласился я. — Но, в конечном итоге, наша победа — вопрос времени. Какую еще проверку вы хотите устроить?

— Где ваша организация показала себя раньше?

— Это закрытая информация, — улыбаясь, повторил я. — Чем меньше вы о нас знаете, тем лучше. У нас есть близкие, которые могут оказаться под угрозой. Но вы о них пока не знаете. Зачем лишаться преимущества?

Судя по азартно блеснувшим глазам авторитета, я только что совершил какую-то ошибку. Прежде чем удалось прояснить ситуацию, босс уверенно заявил:

— Вам тоже есть что терять. Сядьте в кресло, если хотите разговаривать дальше!

Это было сильно похоже на ультиматум. Делец был настроен решительно, но я все равно надеялся договориться, ведь поначалу разговор шел гладко.

Пришлось сесть. Качки, до этой минуты безуспешно старающиеся мне «помочь», тут же сделали вид, что ничего не произошло и с равнодушными физиономиями заняли пост за моей спиной.

— Я вас слушаю.

— Это я вас хочу послушать! — неожиданно жестко бросил авторитет. — Вы многое знаете о моей организации. Должны знать и обо мне. А раз так, выкладывайте все до конца, потому что это — мои деньги. И я хочу быть в курсе, куда они уходят.

— Это — не ваша забота…

— Это — моя забота! Меня очень интересует, кто и зачем взял деньги у моего человека.

Я сделал вид, что не понял вопроса.

— На обдумывание ответа у вас ровно две минуты, — ехидно сообщил делец. — В противном случае, — он повелительно махнул рукой, — буду считать, что ответ отрицательный.

Повинуясь его жесту, в комнату живо набилась вся та гвардия, которая до сей поры, навострив уши, куковала в соседних помещениях. Эта рать выстроилась за спиной начальства, выпятив в мою сторону большое количество оружия с заранее накрученными глушителями. Мол, стволы посчитай, в каждый загляни — приди к выводу, что жизнь хороша и лучше пойти на мировую.

Я так и посчитал. Очень трепетно оглядел нацеленное на меня оружие. Готовое выстрелить в любой момент, между прочим. У некоторых «быков» уже и пальцы на курках побелели.

Ребята, ранее стоявшие за моей спиной, переметнулись на противоположную сторону, где, выхватив по пистолету, присоединились к общей компании.

Надо полагать, валентинок не будет.

— Время пошло, — язвительно заметил босс.

Напугал. Оно давно идет, мое время, и палачи, не чета вам, его отмерили. Потому и веду себя так беспардонно — особо терять нечего.

Но все-таки интересно, что мне могут сделать обыкновенные пули? Тем более, выпущенные в таком количестве. Интересно, да…

Выяснять не хотелось.

Когда они начнут стрелять, нужно будет сместиться в сторону. Выход из комнаты они будут простреливать. Значит, прыгну к окну. В принципе, я успею выскочить и через дверь — реакция смертных сильно уступает моим возможностям — но двигаться к подоконнику все же надежнее. Не ждут они от меня подобной прыти: броситься в ту сторону означает загнать себя в угол.

Я поднялся на ноги, преувеличенно равнодушно оглядываясь по сторонам.

— Осталась минута, — заметил авторитет, время от времени кидавший заинтересованный взгляд на циферблат наручных часов.

Целая минута! Это ж бездна времени! На что бы ее потратить?.. Отвечать на вопросы я не собирался. В собеседниках у меня мужик тертый: вранье раскусит если не со второго, то с третьего слова. Не стоит и трепаться. Уж лучше изобразить супермена, молниеносно уходящего из-под пуль. Только вот начинать не хотелось.

— Время истекло, — негромко объявил босс. И пристально, нехорошо так, взглянул в мои глаза.

Я изобразил карикатурную пародию на громилу из американских боевиков, процедил сквозь зубы:

— Да, пошел ты.

Мне казалось, такая бравада вызовет капельку уважения.

Лицо авторитета выразило искреннее огорчение. Что не помешало скомандовать:

— Стреляйте!

Я метнулся в заранее облюбованный угол, пространство за моей спиной вспороли пули, а сквозь окно, в рое осыпающихся осколков, ворвался Фаргел. И, вихрем промчавшись по комнате, залил ее красным.

 

Глава 71

Громко играла музыка. Из-за низких басов потряхивало столик. Сгорбившись на стуле, я невидяще смотрел в пустоту — туда, где, по мнению окружающих, танцевало несколько девушек в покрытых блестками костюмах. От подвешенного над ними шара во все стороны разбегались разноцветные блики, скользили по сцене, столикам, зрителям.

Мне было глубоко плевать на эти огни, на танцующих красавиц, на ритмичную мажорную мелодию. Как заведенный, я повторял про себя совсем другую песню, из репертуара «Голубых беретов»:

Фаргел сидел рядом, деликатно помалкивая. Вроде и не смотрит в мою сторону — а нет-нет да и глянет: справляюсь ли, все ли держу под контролем?

Справляюсь. Держу. Пока, по крайней мере.

Старейший приволок меня в ночной клуб, чтоб я развеялся, чуток расслабился. Расслабишься, как же! Только вспомнишь, во что превратилась квартира, забрызганные кровью стены…

К горлу подкатил комок, будто снова стоял в заваленной трупами комнате. Чего бы ни ждал тогда Старейший, я чувствовал себя обычным человеком: очень тошнило. Запах свежей, еще теплой крови, возбужденно пьянящий любого нормального вампира, у меня вызывал одно лишь отвращение. И омерзение, когда я смотрел на Фаргела.

Нет, тот не спешил приступить к трапезе — безмолвно стоял поодаль, наблюдая муки, отражающиеся на моем лице. Потом взял за руку, поднял в небо, чтобы, промчавшись над паутиной улиц, ввести сюда.

Такова цена моего бессмертия? Или псевдобессмертия? Никто не сможет ответить на этот вопрос: еще ни один вампир не покинул этот мир по причине старости.

Неужели каждый месяц моего существования должен оплачиваться чьей-то жизнью? Жизнью человека, который мог творить, улыбаться; человека, который был кому-то близок и этим близким очень важно, чтобы их любимый продолжал жить. Если я обречен нести страдание другим, не лучше ли перестать существовать самому?

Право же, мое небытие — слишком малая цена за счастье других!

Что-то заподозрив, Фаргел устремил на меня внимательный взгляд:

— Ты ни в чем не виноват: я все сделал сам.

На миг я поддался искушению поверить, что так оно и было. На один только миг. Потом собрался с духом и принял нападки совести.

Кто полез выбивать дань с попавшихся на дорог криминальных структур, я или Фаргел? Я, родимый. Кто довел разговор де конфликтного завершения? Папа с мамой?! Тоже я. Старейший вмешался, потому что меня могли убить: ситуация стала опасной.

Фаргел мудр. Он перекидывает сейчас всю вину на себя; как бы заявляет: «Я — виноват», «Я — профессиональный убийца со стажем», «Я — зверь в человеческом облике, вини меня!»

Мудр Учитель, но и ученик честен с собой. Никогда не буду укорять других за то, что учудил сам. Кабы не я, Фаргел и близко бы к этим людям не подошел — разве что случайно. Моими руками оборваны чужие судьбы. Я — убийца! Вурдалак!!

Подброшенный мной столик плавно повернулся в воздухе. Тарелки с нетронутой пищей заскользили по его поверхности, устремились к краю — и огромным градинами полетели к полу. Плевать! — мне было по-настоящему худо. Фонтанчики осколков с мелодичным звоном разлетелись в стороны. Картошка и мясо показали меньшую прыть, но хватило и этого: шагавший мимо парень как раз приостановился, пропуская вперед свою спутницу, на платье которой и пришлась львиная доля угощения. Столик упал чуть позже, угодив на ботинок ухажера, бросившего вперед, чтобы отвести девушку в сторону.

— Твою мать! Чо, совсем……?!! — проревел парень, немедленно нависая над той сволочью, которая только что сделала гадость его девушке и ему лично.

Фаргел грустно вздохнул и отвернулся. Прочие посетители клуба, наоборот, воззрились на безобразников с живейшим интересом. Девушки на сцене тоже ненадолго замерли, но, раз уж музыка продолжает играть, вернулись к своей работе: в конце концов, им за нее платят. Откуда-то возникли двое плечистых парней и резво зашагали в мою сторону. Наверное, чего-то сказать хотят. Что за ночь невезучая?

— Слышь, братишка, — глядя снизу вверх, чуть заискивающе проговорил я. — Извини. Я нечаянно, получилось по-дурацки…

— Ты, урод, не передо мной извиняйся сначала! — молодчик кивнул на спутницу. — Ты перед ней извинись сперва. Если она тебя простит, тогда и я подумаю.

Меня перекосило: откуда ты взялся, такой наглый? Обида обидой, но разговаривай нормально! Сын большой шишки? Или сам по себе отмороженный? Мне все равно, даже выяснять не буду: зарвешься — получишь по шее.

К поле боя приблизились охранники и с ходу вступили в разговор:

— Ребята, что происходил? Кто бил посуду?

— Да этому п… надо е… разбить! — обиженный ухажер повернулся к вышибалам и, брызгая слюной, пояснил. — Чтоб в следующий раз по сторонам смотрел!

Я — человек воспитанный, могу и посмотреть. Послушно завертел головой, лишний раз разглядев окружающий меня людей и нелюдя; многочисленные столики; разноцветные огни, которые, несмотря ни на что, продолжали носиться по кругу. Словом, ничего нового не увидел: посетители все так же держали глазки и ушки распахнутыми; Фаргел по-прежнему маскировался под истукана. Рядом с вышибалами-охранниками встала девушка в униформе официантки.

— В чем дело?

Ась? А, это мне…

Вышибалы смотрели так, что хотелось раздобыть где-нибудь пистолет — и застрелиться. Ну, чего уставились-то? Вам-то какое дело? Ах, да… Я ласково улыбнулся

— Готов возместить причиненный ущерб. И Вам, — легкий поклон прекрасной даме, — и вам, — я устремил взгляд на ухажера.

— Ты, му…ло, на это платье всю жизнь работать будешь! — неожиданно вспылив, рявкнула девица, сразу превратившись в ведьму: увешанный косметикой, дурно ругающийся человек не может быть красивым. И куда мои глаза раньше смотрели? Похоже, я оказался в плохой компании.

— Катя, приготовь счет — вот этому господину, — попросил официантку один из вышибал. Для полной ясности кивнул головой в мою сторону.

Без обид! Любителям швырять тарелки лучше пойти погулять — это понятно. Только рад буду: они мне нужны, лишние разборки?

Шевеля губами, официантка принялась за работу. Стало быть, с администрацией клуба общий язык нашли. Осталось успокоить гневную парочку.

— У меня нет ни малейшего желания всю оставшуюся жизнь отрабатывать ваше платье, — доверительно поведал я. — Просто назовите цену. И, кстати, я извиняюсь.

Девушка горделиво вскинула носик и, промедлив секунду, назвала такую сумму…

Я медленно прикрыл рот. Таких денег я ни то что в руках не держал, даже не видел.

Собравшись с духом, я скептически оглядел наряд дамы:

— По-моему, вы решили, что оно из золота.

— Слышь, тебя за язык никто не тянул, — сообщил ухажер. — Плати.

В отчаянии я повернулся к вышибалам. Те немедленно заинтересовались вычислениями официантки — как-то идет подсчет убытков?

Пришлось вернуться к разобиженной парочке:

— Да вы че, поломались?! Это платье не стоит таких…

— У меня есть деньги, — негромко заметил Фаргел.

— Не хочешь платить, — хищно осклабился парень, — пойдем, поговорим!

— Хотя… можно и поговорить, — флегматично изрек Фаргел.

Меня передернуло:

— Заплати.

Старейший неторопливо вытащил старое портмоне.

— Сколько это будет в евро?

Девица не растерялась, быстро назвала цифру. Конечно, «слегка ошибившись» в свою пользу. Едва я открыл рот, Фаргел успокаивающе положил ладонь на мое плечо. Толстая пачка банкнот легла в руки обиженной дамы. Глаза ухажера жадно заблестели:

— А теперь, — зловеще проговорил он, — поговорим о моей ноге.

— Секунду! — бросил вдруг Фаргел. — Мы заплатили за это платье?

Парень непонимающе хлопнул ресницами.

— Вроде да, — подтвердила девица, пересчитывая деньги

Фаргел возвысил голос, оборачиваясь к окружающим:

— Все слышали? Я заплатил за ее платье.

Народ одобрительно зашумел.

Старейший повернулся обратно:

— Снимай!

— Что? — не поняла девица.

— Платье, разумеется, — вежливо сообщил Фаргел. — Оно теперь принадлежит мне.

— Чего? — недовольно подняла голову дама. — А не пошел бы ты на…! Да один мой звонок — и тебя в половик раскатают!

— Тебе еще позвонить надо — а я уже рядом, — равнодушно сказал Фаргел. — Включите это в счет.

Взяв многострадальный столик в пальцы, он резко свел их воедино. На какое-то время треск заглушил даже музыку.

Старейший безразлично встряхнул кисти и повернулся к девице:

— Снимай, — в ее сторону пошла мощная ментальная атака.

Побледнев от страха, девушка потянулась дрожащими пальцами к застежке.

— Вот и хорошо, — констатировал Фаргел и холодно взглянул на другого любителя денег. — Так сколько стоит твоя нога?

Надо признать, хлопец соображал куда медленнее спутницы. Но когда сообразил… Парень так спешил отдалиться, что налетел на соседний столик. Вместе с ним полетел на пол. Стоя на четвереньках, ухажер отчаянно замотал головой.

— Нисколько, — перевел Старейший. — Инцидент исчерпан.

— Пошли отсюда, — вяло попросил я.

— Ты прав, — к чему-то прислушавшись, согласился Фаргел. — Пора на боковую. Платье заверните.

 

Глава 72

Смеркалось. Лежа на спине, я с наслаждением истинного эстета наблюдал, как в небе одна за другой проклевываются звезды; разгораются ярче, ярче. Тишь — насколько это возможно для города. Льющийся сверху свет. Покой.

Фаргел, подложив под голову руки, тоже внимал тихой музыке звезд. Впрочем, я мог здесь ошибаться: за долгую жизнь Старейшему могло наскучить любование ночным небом — если только может надоесть такое зрелище. Как не может надоесть вид залитой желтым земли, деревьев, когда солнце стоит у горизонта…

Так или иначе, это последняя — или почти последняя — ночь в моей жизни. Долги… раздал.

Вот только домой заглянуть не успел. Жаль. Лучше бы с родителями последние часы провел, а не устраивал разборки с бандитами. Еще немного — и истечет время, отмеренное Советом. Права была милосердная Карини — ни к чему лишние формальности. Ни к чему…

Что там, за гранью? Перелетит моя душа в иной, более хороший мир? Или у вампиров нет души? Какая разница?! «Мыслю — значит, существую», — сказал Декарт. А я буду мыслить?

Фаргел что-то пробормотал.

С большим опозданием я сообразил, что его слова были адресованы мне. Пришлось обратиться к оратору с самым подходящим вопросом:

— А?

Фаргел поморщился, но повторил:

— Тебя никогда не озадачивало, что в фильмах вампиры могут превращаться в разных животных?

Я опешил. Какое мне сейчас дело до фильмов?! Ну, было что-то такое давным-давно, но задумываться всерьез… Неа! Даже когда учился летать, я представлял себя птицей, а не превращался в неё. Может… зря?

Гы! Превращусь в крысу, залезу в самый темный подвал — ни одна кошка не достанет! А если и достанет — ее ждет отличный сюрприз! Главное, чтобы Старейшие не добрались.

Я вопросительно уставился на Учителя.

— Как и многое другое, — поведал тот, — эта информация основана на слухах; а полуправда всегда стояла рядом с откровенным враньем. Вампиры не способны изменять свое тело, но слухи — в чем-то правдивы.

Сделав неуловимо быстрое движение, Фаргел взял из воздуха арбалетную стрелу. Тут же схватил другой рукой еще одну остроконечную посланницу. Разжал пальцы, чтобы встретить новые «гостинцы».

После панического рывка в сторону я сообразил, что заключил с охотниками нечто вроде перемирия. Я в безопасности. Но что теперь делать? Стоять и наблюдать?

Фаргел сделал ошибку. Или, может, атаки были слишком частыми: оперенная палочка трепетала в груди Старейшего. Тот непроизвольно вскинул к ране руки — и оказался утыкан стрелами, словно иглами еж.

Качнувшись вниз головой, Фаргел начал падать.

Убит? Нет, не может быть! Я бросился следом: нужно догнать, вытащить из тела стрелы, вплоть до самой последней — и тогда Старейший воспрянет! Обязательно! Так и будет! Подленький голосок на границе сознания шептал, что все к лучшему, что теперь моя жизнь вне опасности. Я — не слушал.

Фаргел падал очень быстро; гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Я с болью продирался сквозь гудящий плотный воздух, а догнать умирающего Учителя никак не удавалось. Ну никак!

Охотники больше не стреляли. Да и я, если честно, продолжал погоню больше по инерции, сообразив: против осины не попрёшь: вряд ли я смогу парализованными пальцами вытянуть все стрелы. С одной — я бы еще справился…

Потом все кончилось. Тело Старейшего распласталось на крыше одного из домов, неведомым образом не проломив слабо загрохотавший шифер. Распласталось — и растеклось быстро высыхающей темной лужицей. Никаких следов тела, обломков стрел — будто и не было никогда вампира по имени Фаргел. Это что же, вампиры всегда так умирают? И я однажды вот так испарюсь? А как же Борис? Он же…

— Оценил? — из-за спины полюбопытствовал умерший.

Я резко повернулся. Фаргел парил в воздухе и ухмылялся. Съел, мол, ученичок?

— Как ты это сделал?

Старейший улыбался.

— Вампир, накопивший достаточно силы, способен излить накопленную энергию…

— Как Фельве?!

— Верно. Только друд обратил свою энергию в ультрафиолет, рассчитывая избавиться от преследователей, а я — создал иллюзию.

— Иллюзию? — машинально переспросил я, начиная понимать.

— Ну-у, не фантом в чистом виде: звук от соприкосновения с крышей все-таки был. Скажем так: вампир способен создавать недолговечное материальное образование. Ферштейн?

— Но если так… нужно потратить уйму энергии!

— По человеческим меркам, ее у нас — бездна! Кровь содержит энергию в концентрированном виде. Не зря колдуны придают этой жидкости большое значение. Вот только проку от их усилий — чуть! По-настоящему повелевать энергией может только ее хозяин.

— А я…

— Разумеется, ты тоже способен к созиданию. Иначе зачем я все это рассказываю? В момент творения мы становимся подобны Богу, но Его создания гораздо изящней наших, и долговечней, и мудрей… На чем я остановился?

— М-м… Ты говорил, что каждый из нас может…

— Собственно, нет!

«Чего??» Я самым бессовестным образом вытаращил глаза.

— Ты способен создавать нечто, являющееся, по мнению неучей, иллюзией, а то и вовсе трансформацией тела.

— Тела чего? — переспросил я, еле успевая за мыслью Старейшего.

— Трансформацией. То есть изменения своего тела. Так понятно?

Я потерянно угукнул. Ничего не понятно, но признаваться в этом не хотелось. Фаргел продолжил:

— Собственно, весь этот разговор я завел для того, чтобы ты лучше узнал свои возможности. Теория всегда нужна — перед практикой.

— О чем ты говоришь? Я уже обречен! Или ты нашел выход?

— Есть пара идей, — скромно рек Фаргел. — Гарантировать ничего нельзя, но шансы есть.

— Что ты хочешь сделать?

— Я… не могу тебе этого сказать — ради твоего блага! Доверься мне.

Доверься…

Фаргелу я верил. Но знать, что твоя жизнь в иных руках — и ни о чем не спрашивать?? Это будет непросто.

— Что я должен делать?

— Подыгрывай мне во всем, — Старейший ободряюще улыбнулся, — отвлекай их внимание и, на всякий случай, держись поближе к выходу: вдруг дела пойдут скверно?

— Например?

— Например, у меня ничего не получится, — серьезно ответил наставник. — Мы будем играть против очень могущественных существ; созданий с огромным опытом. У нас будет только одна попытка. Просто дай мне побольше времени, хорошо?

Я окончательно растерялся:

— Хорошо. Но что мне делать?

— Сообразишь по обстановке. Давай лучше займемся твоим обучением. Это важно. Или у тебя еще есть вопросы?

Вопросы были — целая куча. Но ни на один из них ответа не будет: у Старейшего еще тот характер. И все же я попытался:

— Ультрафиолет опасен для нас. Как же Фельве сумел…

— Преобразовать энергию? — подсказал Фаргел.

Я кивнул.

— Ты еще очень молод. Время придет — сам разберешься.

— А Фельве? Разве он не был молодым вампиром?

— Был, — помрачнев, согласился наставник. — Он убил столько вампиров, что его возраст перестал иметь значение. Некоторые способности будут доступны тебе позже, когда ты станешь сильнее. Сейчас это не важно, нужно работать. Давай решать проблемы по мере их возникновения.

— Я готов.

— Прекрасно. Тогда запомни: ты — существо, изначально умеющее управлять энергиями. Это правда. По твоим жилам течет не просто кровь, течет энергия. Она может быть серебристой, стальной, теплой или холодной — как тебе нравится. Ты можешь слышать звон, потрескивание, какую-нибудь музыку. Теперь представь, что энергия выходит из сердца или из переносицы. Ты должен чувствовать, как это происходит: появится тепло, или «мурашки забегают». Сосредоточься… Получается?

— Вроде бы что-то есть, — неуверенно ответил я, собирая в кучу расползающихся в разные стороны мурашей.

Из ниоткуда вынырнула стрела и больно тюкнула в переносицу. Что за?..

— Защищайся, — подсказал Фаргел. — Ставь преграду.

— Как?!

— Представь результат. Стремись к нему. Тело все сделает само.

За первой стрелой последовала другая, третья.

— Не то! — Старейший поморщился. — Тратишь много энергии — сведи ее до ручейка. А толку нет, потому что разбрасываешься, все сразу хочешь! Пользуйся мыслью как рукой!

Я отвел глаза. Ну да, «пользуйся мыслью как рукой». Обычное дело, ага!

— Не так, — досадливо нахмурив брови, проговорил Учитель спустя какое-то время. — Что ты делаешь? Извержение вулкана. А тебе просто нужно повернуть энергию в нужную сторону, как будто берешь стакан с водой — еще одной рукой. «Вырасти» ее там, где захочешь.

— Мне никогда не научиться, — пробормотал я.

— Чепуха! Это так же просто и естественно, как полет! Нужно лишь понять, как это делается. Представляй и воплощай результат — все остальное сделается само.

— Я не могу.

— Значит, тебе нравится быть битым, — едко заметил Фаргел. — Работай.

Теперь он стал швыряться камнями. Едва коснувшись кожи, они исчезали, оставляя разливающуюся по телу боль.

— Куда?! — вскрикнул Старейший, когда я, защищаясь, вскинул руки. — Мыслью работай, делай преграду.

— Я не могу, — обреченно выдохнула жертва учения.

Фаргел промолчал. Начал медленно наращивать скорость ударов. Я ловил взглядом каждый из булыжников, страстно желая, чтобы тот остановился. На какое-то мгновенье мне это удавалось, но затем хватка терялась — и камни летели дальше.

Я удвоил усилия. Бешено тратится энергия — пусть, иначе мне не справиться!

— Молодец! — одобрительно заметил Старейший. — Теперь попробуй по скользящей: пусть летят в сторону.

…Когда я освоился, Учитель отворил себе вену и, в ответ на мою гримасу, сказал:

— Иначе не выжить. Пей.

 

Глава 73

В этот раз Старейшие предпочли прежнее место встречи. Оно и понятно: стороннему обывателю голову не придет предположить, кто скрывается под крышей детского сада. Не знал об этом и я. И все же гадал. Тайно надеялся, что ни Даулета, ни Карини не будет. Мало ли какие дела могут отвлечь сильных мира сего? Может, у них вдруг приступ зубной боли случится? Ну вдруг?

Так или иначе, сейчас все разъяснится.

Их было не так много, этих Старейших: ее высочество Карини — монстр с приятным голосом и красивым женским лицом; Даулет — вампир, любящий убивать; Парме — самый долгоживущий вампир; Дуккон — мыслитель и экспериментатор, ценитель истины; Фаргел — чей гибкий ум не раз решал сложнейшие задачи. Каждый способен выбить из меня дух одним ударом. И все же они исправно блюдут формальности.

— Ты решил исполнить приговор на наших глазах? — полюбопытствовала Карини, когда мы с Фаргелом опустились рядом.

— Я привел его, чтобы он повторил сказанное мне. Эта информация слишком важна, чтобы остаться неуслышанной.

— Но она не отменяет приговора? — мягко спросила Карини.

— Сами решите, — ответил Фаргел, отступая в сторону. Проводив его взглядом, присутствующие кисло воззрились на будущего оратора. Говори, мол, не тяни резину!

Сообразишь по обстановке, да? Мол, раз-два — и подыграешь! Раньше предупредить не мог, свинота?! Что я им скажу?!

— Э-э… Ваши Высочества… — находчиво произнес я.

«Высочества» недоуменно глянули на Фаргела: что происходит-то? Фаргел бесстрастно переждал знаки внимания. Когда все отвернулись, шагнул в тень. Интересно, зачем?

— Информация касается охотников! — выпалил я. И задумался.

— Ну?! — поторопил Даулет.

— У них появилось новое оружие против вампиров. Теперь охотники могут превращать нас в людей, в смертных.

— Продолжай! — потребовала Карини.

За спинами Старейших Фаргел пристально смотрел на Даулета. Не видел никогда, что ли? Так себе экземпляр, прямо скажем — эгоистичный и заносчивый самодур. Не стоит им любоваться. Я тут, между прочим, народ развлекаю!

— Продолжу. В обмен прошу смягчить наказание.

Карини улыбнулась — хищно, предостерегающе.

— Чтобы торговаться, нужно иметь представление о предмете торга, — веско произнес Дуккон. — Ты это представление имеешь. Мы — нет.

— Вы уже знаете, о чем речь, — возразил я. — Осталось раскрыть детали. Пусть важные, но — детали.

— Щенок чего-то недоговаривает, — прошипел Даулет. — Я поговорю с Фаргелом — приватно, если он не против.

— Пожалуйста, — напряженно улыбнулся тот. — Буду рад.

— Кстати! — Карини развернулась. — Фаргел, почему бы тебе самому не рассказать об этом чудо-оружии?

— Кеша знает больше меня, — ответил Учитель, не отрывая взгляда от приближающегося Старейшего. — Но информация, безусловно, заслуживает внимания.

— И даже смягчения приговора?

— Думаю, да, — ответил Фаргел.

Карини устремила взгляд своих прекрасных глаз в мою сторону.

— Рассказывай, новичок! — приказала она. — Рассказывай, и посмотрим, стоит ли оставлять тебя в живых.

От такой преамбулы мои колени дрогнули, подкосились. Восстановив равновесие, я украдкой оглядел присутствующих: заметили, нет?

Никто ничего не сказал. Фаргел с Даулетом и вовсе стояли обнявшись, не обращая на происходящее вокруг никакого внимания. Чего это они? В принципе, Фаргел и раньше вел себя странно. Но чтобы так… Ладно, лишь бы на пользу пошло!

Так что же мне сказать?

— Охотникам удалось обнаружить вирус, который делает смертного вампиром.

— Что такое вирус? — полюбопытствовала Парме.

Ну да, если у тебя за плечами тысячелетия, что такое сотня лет?

— Вирус — это такое микроскопическое образование, — приободрившись, начал я: беседа шла гладко.

— Что такое микроскопическое образование? — спросила Парме.

Ого, так мы долго будем разговаривать!

— Мы называем его элементарным организмом, — пояснил Дуккон.

Парме кивнула и приказала:

— Продолжай, новичок.

Блин, как все хорошо начиналось! Метнув в сторону Дуккона недовольный взгляд (большее могло быть наказуемо), я придал себе максимально величественный вид:

— Вычленив элементарный организм, этот вирус вампиризма, охотники стали искать вакцину…

— Что такое вакцина? — спросила Парме.

— Противоядие, — небрежно пояснил Дуккон. — Говори, новичок, мы тебя слушаем.

Я кивнул. Ага, слушаешь ты, как же! Лучше бы промолчал лишний раз!

— Им удалось синтезировать вещество, которое уничтожает вирус. Тонкостей я не знаю, но…

— Что такое синтезировать? — спросила Парме.

— Им — то есть охотникам? — вскинулся Дуккон.

— Уничтожает вирус? — вкрадчиво переспросила Карини.

— Именно, — подтвердил я, отвечая всем сразу. — Синтезировать — это ну… создать, что ли. Вот. Теперь у охотников появилось вещество, которое уничтожает вампиров. Если сыворотка попадет в мою кровь — я стану обычным человеком. И вы — тоже. Достаточно попадания в тело одной стрелы с вакциной — и всё, начнутся изменения!

— Охотники стали опасны, — решила Парме.

— Они уже сорок лет как опасны, — ответила Карини. — но такой угрозы не было никогда. Как действует антидот?

— Чего? — настала моя очередь показать свое незнание. Вообще-то слово было очень знакомым, но что оно означает, сразу как-то не сообразишь.

— Антидот, — нетерпеливо повторила женщина-вампир. — Ты его называешь вакциной.

Ах, антидот! Как же я сразу не сообразил? Вот уж действительно, страх здорово на мозги влияе…

— Фаргел, прекрати! — громко, яростно закричал Дуккон.

Вампиры дружно обернулись. Я тоже полюбопытствовал. Все вполне очевидно: Фаргел убивает Даулета. А как еще трактовать слабо трепыхающее тело в объятиях вампира, основательно припавшего к шее жертвы? Но в этот раз происходящее меня полностью устраивало. Да, вот такой я злопамятный!

Фаргел поднял голову. Хрипло проговорил:

— Это личное. Не вмешивайтесь.

— Фаргел, ты знаешь Кодекс! — лязгнул металлом голос Карини. — Не вынуждай нас!

Фаргел безжизненно посмотрел на меня. «Вот и все, — читалось в глазах Учителя, — не справились».

Если бы у него было побольше времени! Если бы он успел вобрать в себя силу Даулета! «Будет время, — так же безмолвно, одним взглядом, ответил я. — Держись!»

— Это личное, — повторил Фаргел. — Он первый начал.

На меня никто не смотрел. И Слава Богу! Новичку всегда нужно несколько попыток. Ну и пусть! У меня получалось! Спасибо Мудрейшему! Спасибо силе его крови.

— Фаргел, ты знаешь Кодекс, — холодно заметила Парме. — Отпусти Даулета.

— Надеюсь, кровь можно будет оставить?

— Мы решим это позже. Отпусти, если чтишь Кодекс!

Фаргел в нерешительности замер. Даулет, собравшись с силами, зашевелился.

— Теперь Старейшие преследуют друг друга? — чердак заполнил полузабытый, но по-прежнему ненавистный голос. Друд был мертв — это знали все, но…

Больше не было глупого, дрожащего новичка. На его месте стоял Фельве, морозным взглядом истинного убийцы проникая в самую душу.

Карини отступила назад:

— Фельве?

— По-моему, новичок, решил бросить нам вызов, — поделился своей точкой зрения Дуккон. — Весьма самонадеянно.

— Это — новичок? — удивилась Карини. — У него не было столько силы.

— Что является мерилом Силы? — спросил Фельве.

— Новичок это или друд — с нами ему не справиться, — готовясь к схватке, заметила Парме. — Очень удачно, что он решил помериться силами со всеми разом.

Фельве скептически усмехнулся:

— Считаете, я растерял свою мощь? Она возросла многократно! Иначе зачем мне приходить? Передавил бы по-одному.

— Это новичок, — подтвердил Дуккон. — Фаргел посвятил его в секреты Старейших.

Будто в подтверждение его слов, из-под личины друда глянула другая, покрытая бисеринками пота. Фельве исчез, оставив после себя дрожащего от напряжения новичка.

— Ну, что я говорил? — полюбопытствовал Дуккон.

Зашипев, Карини прыгнула вперед.

— Оружие! — пискнул я, прежде чем она вонзила клыки. Карини чуть промедлила и этого оказалось достаточно.

— ДРУД!!!

Вопил по-прежнему все замечающий Дуккон, куда-то неприлично показывая пальцем. Карини повернула голову. Я тоже, как мог, скосил глаза. Не знаю, как родилось, но умрет мое любопытство последним — это точно!

Разжав руки, Фаргел отпустил высохшую мумию, сейчас мало чем напоминающую грозного Даулета. Ну вот, и на этого забияку нашлась управа.

— Атакуем! — вскричала Карини и, застонав от боли, обхватила голову руками.

Толкнув ее, я вырвался. Размахнулся. Ударил.

Карини покачнулась. Оскалилась, напружинилась, и, бессильно завывая, упала на колени.

Чего это она? Я растерялся. Тренировки по боксу раньше не посещал. Да и силы особой нет — во всяком случае, против нее…

— Беги! — приказал Фаргел, яростно отбиваясь от наседающих вампиров. — Беги же! Скорее!!

А как же ты? Ежесекундно оглядываясь, я неуверенно двинулся к чердачному проему.

— Он все равно сдохнет! — простонала Карини. — Рано или поздно…

— Не надорвитесь! — съехидничал Фаргел. — Кеша, беги!! Верь мне!

Верь… Я должен бросить Фаргела? Оставить сражаться в одиночку только потому, что он меня об этом попросил? С другой стороны, он, конечно, знает, что делает и я сам не раз называл его Мудрейшим…

Я вспорхнул к звездам.

Под ногами вспыхнула Сверхновая, ультрафиолетовым наждаком пройдясь по телу. Сколько энергии нужно потратить Старейшим, чтобы выжить в этом аду?

Моя кожа горела. Я падал вниз.

Верь мне…

 

Глава 74

Распластавшись на животе, я постепенно приходил в себя. С закрытыми глазами, стараясь не шевелиться, пытался сообразить, что вокруг происходит. Обожженная кожа чесалась, мешая сосредоточиться.

Тихо, ветрено и пахнет гудроном. Последним обычно заливают крышу. Но не обязательно. В отдалении слышится шум моторов, слабые людские голоса. Рядом никого нет. Удачно шлепнулся.

Разлепив опаленные веки, я добыл еще кроху информации. Звездное небо загораживала непонятная продольная полоса. Она же парапет на краю крыши — что выяснилось, когда я, приподнявшись на локтях, завертел головой. Перевернувшись на спину, я начал осмысливать ситуацию.

Нет больше Мудрейшего. Нет Даулета. Остались израненные члены Совета, я и прочие вампиры. Плохой расклад.

Но и Старейших осталось не так много — в худшем случае трое. Это при условии, что все они смогли справиться с последствиями той вспышки, в которую превратил себя Учитель. Зная могущество Старейших, я склонялся к мысли, что им удалось-таки справиться с прощальным «подарком» Фаргела. Вопрос, насколько они теперь сильны; насколько возросли мои шансы в прямом столкновении?

Что они теперь будут делать? Регулирует ли загадочный Кодекс численность Совета? Станут они восстанавливать силы или начнут немедленные поиски? Предпримут одиночную охоту или соберут всех подвластных вампиров?

Надежда на мирное существование угасла окончательно. Пора смотреть правде в глаза: моя жизнь зависит от доброй воли охотников. Конечно, они будут счастливы иметь в резерве такого бойца, как я. Впрочем, у них найдутся ратники и посильнее — но так приятно иметь ручного вампира…

Кем я буду для них? Друг или временный союзник? Что придется делать? Убивать вампиров? Играть роль разведчика? Сидеть в засаде? Или, может, суждено стать объектом пристального изучения? И так уже наизучали. Дроботецкий знает о вампирах все, что нужно.

Как охотники будут относиться ко мне после того, как наше сотрудничество закончится?

Ладно, не важно: все это будет важно в далеком будущем — и то, если мстители уничтожат всех вампиров. Но как бы ни сложились наши отношения позднее, сейчас охотники — мой единственный шанс.

Нужно разыскать Дроботецкого. Он — моя спасительная ниточка; выход, который принимает и ехидный разум, и беспокойная совесть.

Поднявшись, я оперся о парапет, окаймляющий крышу. Сколько-то этажей ниже сновали люди, отсюда больше похожие на крохотных жучков. Девушки, парни, люди в возрасте — все словно жучки.

Люди… Имя им — миллионы, миллиарды. Но как они беспомощны перед парой тысяч вампиров, притаившихся в ночи. Все, что мешает этим монстрам — горстка смертных, гордо называющих себя охотниками. Говорят, за последние десятилетия для такого названия появились основания.

И все же нужно быть честным: главное препятствие на пути размножения вампиров — Совет Старейших. Исчезнет Совет — рухнут запреты. Будут в страхе перед ночью смертные.

Нельзя трогать Старейших. И нет у меня более страшных врагов.

А не трогать — означает не избыть вампиров никогда. Совет регулирует их численность, если охотники убьют троих — троих смертных и обратят. Не выживут двое из них — добавят еще пару новичков. У бессмертных рациональный подход, рачительный даже: надо сохранять пропорцию между едоками и пищей.

Где-то ходят по улицам друзья, знакомые, родные. Каждый из них — потенциальный вампир, потенциальная жертва, потенциальный охотник. Мир сузился до крохотных размеров, остались только эти категории. Какой убогой стала моя жизнь!

На остановке внизу раздалась ритмичная трель. Девушки, только что эмоционально обсуждавшие прошедший День рождения, замолчали. Одна из них нетерпеливо полезла в сумочку; начала разговор, развернув телефон в сторону, чтобы подруга смогла принять участие в беседе. Звонит какой-то Саша, сыплет шутками. Девушки смеются, отшучиваются в ответ.

Я тоже хочу так жить — как смертный! Трудно быть богом, трудно быть никем…

Первой зашевелилась Карини. Клокотавшая внутри ярость оказалась слишком жгучей, чтобы оставаться без движения. Приподнявшись на локте, Старейшая огляделась.

И Парме, и Дуккон были живы. Но, в отличие от нее, пережидали боль лежа. Сейчас они были практически беззащитны, но разве найдется глупец, способный атаковать Совет?

Сгоревшая кожа черным пеплом припорошила опилки. В воздухе — вонь гниющей плоти. Шатаясь, Карини встала на колени.

В тело словно впились тысячи серебряных игл. Ничего, можно справиться — это всего лишь боль. Она постепенно исчезнет: ослабнет — и уйдет. Нужно, нужно потерпеть.

Карини встала на ноги.

Поднеся к лицу руку, Старейшая оторвала сгоревшее веко, черным лоскутом падающее на глаз: вампиру нужно видеть свою жертву. А новое веко быстро отрастет — была бы кровь.

Оставшиеся члены Совета все еще валялись на опилках. Покрытые жгучей смесью из запекшейся крови, пепла, сгоревшей плоти — они предпочли ждать. Глупцы! Если что и может помочь — так это пища. Ах, если бы можно было напиться крови проклятого мальчишки! Пальцы Карини дернулись, смыкаясь в убийственной хватке.

С тем же успехом она могла окунуть их в святую воду: боль пронзила руку до самого плеча. Создатель поставил слишком много ограничений для детей ада. Его собственные дети куда свободней. Еще один повод для убийства.

Помогая себе руками, Карини выбралась на крышу.

— Сергей Викторович. Есть результат!

Небольшое помещение пять на семь метров. Окно. Два стола. За одним из них, полуприкрыв глаза, ведет карандашом по бумаге Дроботецкий. За другим, у окна — торжествующе размахивает линейкой улыбающаяся женщина.

Дроботецкий продолжает что-то неторопливо чертить. Закончив, открывает глаза:

— Где?

— Идея использовать каплю его крови как основу…

Всматриваясь в разводы, которыми он покрыл карту города, экстрасенс нетерпеливо машет рукой:

— Его могут убить. Вы нашли место?

— Да. Он…

Первую жертву Карини нашла почти сразу. Скулящий пес тщетно пытался спрятаться в будке. Вообще-то Старейшая брезговала кровью животных, но сейчас выбирать не приходилось: чем скорее она восстановится — тем лучше.

Выдернув забитую в дерево скобу, Карини утащила вверх полузадушенного пса. Проснувшись утром, хозяева будут считать, что собака сорвалась с привязи.

Ей пришлось заставлять себя трапезничать. Но в результате — движения стали более точными, боль притупилась. Во рту остался мерзкий привкус собачей шерсти, но, как только она вкусит человеческой крови, все пройдет.

К остановке подошел автобус, в который вошли девушки, привлекшие мое внимание. Теперь темой для разговора стал тот самый Саша. Вернее, его отношения с одной из подруг — Катей. Вторую девушку зовут Марина. Последняя очень интересуется Катиной личной жизнью. Двери автобуса закрылись, отрезав от меня речь подружек.

Какое-то время я провожал транспорт глазами, страстно желая, чтобы этого расставания не произошло. Вкусить кусочек чужой, полной красок, жизни — и возвращаться в свою? Нет мочи! Разве я не могу пожить как человек? Хоть немного…

Если бы кто-то в этот момент смотрел на небо, я показался бы ему мимолетным сполохом, обманом зрения. Кровь Фаргела была очень сильна: несколько глотков сильно расширили мои возможности. Мудрейший знал что делал. Похоже, Фаргел действительно меня любил… или очень хорошо относился. Жаль, что я могу отплатить ему лишь доброй памятью.

Перелетая от здания к зданию, я следовал за автобусом. Девушки были символом нормальной жизни. Если я не могу жить так же, за мной всегда остается право наблюдать.

Наконец, на одной из остановок, вышла Марина. А Катя? Поедет дальше?

Звук набирающего обороты мотора. С остановки в темноту уходит Марина. Кого сопровождать?

Даже забавно: я — могущественное существо, но страстно желаю вернуть себе прежнюю жизнь. Непонятно зачем слежу за идущей по тротуару девушкой.

Улучив момент, я опустился на мостовую в тридцати шагах позади девушки. Что-то расслышав, Марина оглянулась. Опасности в медленно бредущем парне не нашла. Той же походкой пошла дальше.

До чего парадоксально устроена жизнь! Одно мыслящее существо следует за другим. И тому, и другому доступны любовь, страх, ненависть, прощение. И я, и она способны понять тайны Мироздания. Почему же судьба девушки так зависит от моей прихоти? Кто дал мне право распоряжаться ее жизнью?

С другой стороны, а разве у меня есть такое право? Разве кто-то Великий однажды сказал мне: «Владей!»? Вампиры — не признают законов, не подчиняются никому, кроме себя и Старейших (ведь те сильнее). И плевать на желание жертвы поскорее попасть домой, сесть рядом с близкими людьми. Разве можно ставить рядом вампира и человека, меня и Марину?

Девушка сошла с тротуара, углубляясь в особенно темный переулок. Надо же, какая смелая! Такая красивая, а по темным улицам одна ходит. Интересно, далеко ей идти?

Я заглянул в мысли девушки. Заглянул и «отшатнулся»: таким прянуло льдом!

Вряд ли у той, которая недавно так смеялась, может быть подобная душа! Или, все-таки, может? Я потянулся мыслью еще раз.

Марина была под контролем вампира. Это он диктовал ей, куда идти. Но если так, то бессмертный разглядел и меня. Тогда почему не ушел с дороги, почему не заговорил? Рассчитывает на совместный завтрак? Перебьется! Если бы речь шла о человеке, умирающем от старости или болезни, я бы отступил. Наверное. Скорее всего, отступил бы. Вру. Точно не стал бы вмешиваться.

Но Марина — полна жизни и, в любом случае, будет жить — я так хочу! А если неведомому вампиру не хватит мозгов согласиться — что ж, это его выбор: я, конечно, новичок и, говорят, глуповат, но силы у меня хватает.

Я завертел головой, отыскивая будущего противника. Он, она или оно — трудно распознать пол создания в гниющем трупе — разглядывало меня с одной из крыш. Мы встретились глазами и я узнал: Карини!

 

Глава 75

Спрыгнув на землю, Карини оказалась рядом с девушкой. Коротко ударила. Марина упала. Смешно признаваться, но я рассчитывал на поддержку смертной. Страшно одному рядом с монстром, который сильнее, быстрее. Смотреть ему в глаза и знать: этот монстр тебя ненавидит.

Карини стояла на месте. Развлекалась? Растягивала удовольствие? Наверное, ей просто нравилось видеть отчаяние, загнанность в моих глазах; нравилось ощущать свое превосходство. Ждет, что я побегу? Это будет глупо: она тут же догонит меня. Подняв дрожащие руки к груди, я приготовился драться. Пока живу — надеюсь.

Карини атаковала — быстро, очень быстро, но значительно медленнее, чем я ожидал. Играет со мной: Фаргел мог двигаться как молния. Пусть играет — так у меня появится шанс оглушить ее и удрать.

Увернуться! Еще раз! Поставить блок! Ударить! В последний момент я выдернул кулак из сжимающихся клещей, в которые моментально превратились пальцы Старейшей. Промедлил бы еще чуть-чуть…

Я отступил. Карини шагнула следом. Долю секунды она неустойчиво стояла на ногах — грех было не воспользоваться ситуацией! Захват запястья, разворот, бросок со всей силы — проломив деревянный забор, Старейшая пропала из виду.

Время делать ноги!!

В стороне зашевелилась Марина. Что с тобой-то делать?! О, Господи!

Карини выскочила обратно. Резко ускорившись, бросилась в бой.

Стоит ей хоть раз меня пробить — зацепить хорошенько — всё, конец! Начнется добивание. Но Старейшая двигалась неторопливо. Неужели в самом деле не может быстрее?

Поднырнув под руку вампирши, я толкнул ее плечом. Карини потеряла равновесие, отшанулась. Похоже, наши силы сравнялись! Спасибо, Фаргел!

Зря отвлекся. Не успел обрадоваться, как глаза застлала вспышка. Пролетев с десяток метров, я шмякнулся о мостовую. Тряхнуло так, что кости всполошились и, постанывая, стали интересоваться здоровьем друг друга. То есть, могли бы поинтересоваться, если б умели разговаривать. Кстати, а что я тут развалился?

Торжествующе зарычав, Карини бросилась следом — будто других жертв поблизости нет! Я встретил вампиршу ударом ног, отшвырнул прочь. Вскочил.

Она уже шла в атаку. За ее спиной, приподнявшись на локте, очумело разглядывала нас Марина. Пока мы с Карини выясняли отношения, девушка пришла к выводу, что увиденное вредно для здоровья и заторопилась домой. Не берусь осуждать. Сам бы так сделал, да не пускают!

Конечно, Старейшая знала, что добыча ускользает; знала, что упускает смертную, видевшую вампира. Что я мог поделать, если добить белую ворону в черной стае вампиров ей хотелось больше? Не любят некоторые инакомыслия…

Карини все равно была быстрее. Таилась ранее или только сейчас разошлась — но я постоянно чуть-чуть опаздывал. Стоит развернуться, чтобы убежать — и она повиснет на спине. Вот если бы вампирша споткнулась…

Нет, это вряд ли: продолжая атаковать, Старейшая успевала смотреть под ноги и, конечно же, знала, куда она меня гонит. За спиной запросто могло оказаться дерево — или дорожный бордюр. Хрен редьки не слаще! Надо было атаковать, заставить Карини пятиться, но я едва успевал переводить дыхание.

Внезапно Старейшая качнулась назад. Поймала возле шеи стрелу; сжав пальцы, превратила ее в труху.

Я позволил себе оглянуться. Еще немного — и уперся бы в стену дома. Плохо.

Выбираясь на открытое место, я огляделся в поисках спасителя.

Охотников было трое. Двоих я знал: Дроботецкий и тот уро… заносчивый тип, который отправлял на поиски шефа. Третий — был мне не знаком, но, как и напарники, был спокоен. Дроботецкий стоял чуть впереди, вытянув к вампирше руку с баллончиком-распылителем. Прочие охотники, вскинув к плечу арбалеты, пытались нашинковать Карини стрелами — пока безуспешно: она или уклонялась от стрел, или ловила их на лету. Интересно, я бы так сумел? В любом случае, неохота пробовать.

Старейшая побежала. Прочь от меня и охотников. Признает поражение? Боится?

Вампирша догнала Марину и с ней вознеслась в небо. Я растерянно посмотрел на Дроботецкого. Тот нетерпеливо мотнул головой, указывая направление. Прочитав в глазах охотника молчаливый приказ, я взлетел, устремляясь за монстром.

Мамочка, что же я делаю-то?

Неподалеку свистнули стрелы. Карини вскрикнула, выронила девушку — и канула вниз.

Марина не кричала. Наверное, не было сил кричать. А, может, просто была в обмороке. Жаль, если так: всегда приятно выглядеть отважным рыцарем.

Я поймал ее еще на середине падения. Приземлился рядом с охотниками, бережно положил девушку. Та зашевелилась, отползая в сторону.

— Хочешь жить — оставайся с нами, — предостерег Сергей Викторович. — Там тебя ждет вампир.

Это подействовало. Нельзя сказать, что Марина пришла в восторг, но и ползти перестала — страшно.

Мы ждали. Карини не появлялась.

— …Может, ушла? — предположил я.

— Она там, — Дроботецкий терпеливо смотрел вперед. — Зовет кого-то на помощь.

Надо же, а я ничего не слышу! Впрочем, шеф всегда был более сильным телепатом. Он сказал, зовет на помощь?! Еще один Старейший — это слишком!!

На что рассчитывают охотники? Неужели собираются сразиться лицом к лицу? Пока Карини была одна, у нас было преимущество. Но если Старейшие выйдут вдвоем — шансов нет! Я не смогу противостоять обоим, а реакция смертного, какой бы отточенной она ни была, уступает реакции вампира. Бежать на остановку! Там много людей, там наше спасение!

Я повернулся к смертным, чтобы высказать им свои мысли… и не смог это сделать. Охотники были спокойны, деловиты, собраны. Были готовы.

Мне стало стыдно — чуть-чуть: я же знаю возможности Старейших. Но и охотники знают, а раз так…

— Они приближаются, — проговорил Дроботецкий.

Марина тут же спряталась за наши спины.

Ну, вот и все. Я приготовился к драке.

Ба, какие люди! В смысле, не совсем люди. Совсем не люди! — особенно Карини! Хоть и идет, выставив напоказ открытые ладони.

Рядом со Старейшей шагал мой старый знакомый; тот самый, который предпринял неудачную попытку доставить меня пред ясные очи Старейших — Вэл. Шагал и посматривал злобно блестящими глазками. Бивали мы вас, батенька. Побили раз, побьем и другой. И нечего зырками вращать!

— Охотники ждут переговоров? — остановившись поодаль, спросила Карини.

Ее ученик забежал, было, немного вперед, но быстро сориентировался, замер подле наставницы.

Дроботецкий удивился:

— Переговоры?

— Вы вошли в союз с этим вампиром, — подняв палец, Карини направила его в мою сторону. — Означает ли этот союз желание охотников договориться с другими вампирами?

Смертные растерялись. Неудивительно: впервые за всю историю вампиры обсуждали возможность сделки. Этот вопрос с кондачка не реша…

Карини атаковала. Защищаясь, я вскинул руки и отступил назад, но Старейшая использовала бросок на меня как отвлекающий маневр.

Пригнулась к земле, пропуская летящие стрелы выше, с размаху отшвырнула одного охотника, стоявшего ближе. Того самого, что однажды нагнал на меня страху. Каюсь, сейчас я почувствовал моральное удовлетворение.

Следующей жертвой мог стать Дроботецкий. Поэтому я встал рядом, готовясь встретить Карини на подходе: Сергей Викторович олицетворял для меня шанс на победу, — и он победит, если я не подпущу вампиров слишком близко.

Вперед бросился Вэл, по дороге поймал боком стрелу, выдернул ее на бегу. Передо мной вдруг развернулся, ударил наставницу. Та не стала тратить время — отправила ученика в недолгий полет до поднимающегося охотника. Там Вэл, быстро перехватил инициативу — тем более что Дроботецкий, готовясь отражать натиск Карини, освободил вампира от своего влияния. Старейшую мы готовились встречать втроем — по другую сторону от Сергея Викторовича отбросил разрядившийся арбалет еще один охотник.

Собственно, они и вдвоем неплохо справлялись: боролись с волей вампирши, стремясь захватить контроль над ее телом. Карини боролась. Тяжело, шаг за шагом, но — приближалась. В стороне разыгрывалась еще одна драма: Вэл не давал охотнику сосредоточиться, методично оглушая того яростными ударами. Понятная тактика: измотать — и добить.

Я выполнял роль резерва. Настало ли время вступить в схватку? И если да, то где?

Связываться с Карини было очень опасно, а смертные явно не новички в таких делах — они продержатся… наверное. Я выбрал Вэла, одним ударом скинул вампира с жертвы. Охотник резво откатился в сторону. Быстро оценил расстановку сил и обратил свое внимание на Карини. Мне достался ее ученик.

Подумаешь! Как говорилось ранее, били уже! Вэл, однако, преисполнился решимости драться. С чего бы? Думает, на земле у него будет преимущество?

Вампир ринулся вперед. На его пути стоял я и должен был за это поплатиться. Щаз-зз!!

Быстрый обмен ударами — и мы сошлись вплотную. Пустили в ход клыки. Какое-то время пили друг друга, потом до меня дошло, что так мы просто уравновесимся в силе. Я сдавил Вэла изо всех сил. Закричав, он попытался меня оттолкнуть. Попытался. Я продолжал пить, одновременно давя изо всех сил.

На крик обернулась Старейшая, но, скованная охотниками, помочь ученику не успевала. Эмоции позволили ей оттолкнуться чуть сильнее, схватить Дроботецкого, бросить его в другого охотника, нарушив их концентрацию — и освободиться.

Она опоздала. Я уже победил.

— Друд! — крикнула, как выплюнула, Карини.

Я ответил мрачным взглядом.

Вампирша прыгнула в небо. Отступила.

 

Глава 76

До самого здания института паранормальных явлений Марина не произнесла ни слова. В нормальное состояние ее приводили всей командой: «этот — пел, другой — качал, третий — головой мотал». Пока я смущался, каждый из охотников счел нужным погладить девушку по плечу, по волосам. А уж теплых слов было сказано столько, что и снег мог бы растаять. Снег — но не Марина. Даже от рюмки коньяка, влитой в ее рот Дроботецким, ничего, по-моему, не изменилось. Лицо девушки было бледным, руки-ноги тряслись — куда сильнее, чем на месте событий. Доверив охотникам заботы о спасённой, я сидел в сторонке и помалкивал: все равно не знаю, что делать!

Она категорически отказывалась верить, что опасности нет. На самом деле, она с трудом контролировала панику. Как только девушка поняла, что один из ужасных мифов существует на самом деле, она тут же стала держаться как можно ближе к Сергею Викторовичу, — то ли лицо его показалось привлекательным, то ли по какой иной причине. Ко мне Марина относилась с причудливой смесью страха и интереса — спасший ее вампир, как-никак! Впрочем, страха было больше — все-таки кровосос.

Сначала охотники хотели отвезти девушку к родным. В ответ Марина отрицательно мотала головой, хватаясь за стул. Признав бесплодность увещеваний, охотники начали осторожные расспросы. Отвечая, Марина постепенно успокаивалась.

Она оказалась студенткой педагогического университета, биологический факультет. Учится на втором курсе, девятнадцать лет. Да, время от времени задерживается в библиотеке, но теперь… бр-р!.. Упаси Господи!

Нерешительно окинув нас взглядом, девушка робко перекрестилась. Сергей Викторович повторил ее движение, отчего Марина расслабилась, застенчиво улыбнулась. Охотники тут же заулыбались в ответ. Дон Жуаны, блин!

— А Дима где? — вдруг сообразил я. — Перешел на дневной режим работы?

— Вроде того, — нехотя отозвался Дроботецкий, внимательно рассматривая гостью. — Теперь многие на такой режим перешли.

— Что-то случилось? — спросил я, нагло игнорируя нежелание шефа отвлекаться.

— Случилось — Фаргел в гости пришел. Многие предпочли более безопасную работу. Теперь Дима поднимает боевой дух тем, кто остался — премиями, благодарностями: я так и не принял у него руководство. Марина, у тебя какая специализация будет?

— Биолог-эколог. Экология — дополнительная специальность.

— Очень хорошо! — Сергей Викторович воодушевился. — Пойдешь ко мне работать? Работа оплачивается нормально…

— Сможешь защитить кандидатскую как соискатель, — вставил я.

Дроботецкий «ожег» меня сердитым взглядом:

— А почему — нет?

Смутившись, я опустил глаза.

— Н-не знаю. Что я буду делать? — полюбопытствовала Марина.

— Изучать вот этого симпатичного вампира, — Сергей Викторович небрежно кивнул в мою сторону. — Парень неплохой, по-своему толковый; добрый, честный, заботливый. Правда, тебе будут нужны медицинские знания, но — ничего страшного: полистаешь литературу, разовьешься. Главное, чтобы голова работала. Ну, так как?

Девушка искоса глянула в мою сторону. Как человек со здоровым чувством юмора, я хотел скорчить рожу, но передумал — потому что с мозгами у меня тоже все в порядке. Кажется.

— Я должна подумать.

Я бы на ее месте тоже подумал бы: проводить время рядом вампиром, свалившегося из скверного ужастика?! Нетушки, удрал бы со всех ног!

— Думай, — флегматично отозвался Дроботецкий. — Я не тороплю.

— Отвести тебя домой? — спросил один из охотников, тот самый, который однажды меня обидел. Смотрел он, конечно, на Марину. Хотя… если бы речь зашла обо мне, я был бы польщен. Не в смысле полоролевой ориентации, а просто — показать человеческое отношение. А то требовать — все горазды…

Девушка вздрогнула. Шумно вздохнула, медля с ответом.

— Могу проводить, — чистосердечно брякнул я. А почему, собственно, нет? Не человек, что ли? У нас чисто деловые отношения! И вообще, нечего лыбиться!

Все оставались серьезными. Сергей Викторович и вовсе обрадовался:

— Хорошая идея. Марина, соглашайся. Кеша, завтра я тебя здесь жду. Приходи обязательно!

— Н-нет, — молвила Марина и наклонилась к Дроботецкому, ища защиты.

Нужна ты мне! Подумаешь, цаца какая! Ей жизнь спас, а она… Обиженный, я демонстративно отвернулся в сторону. Э-эх, нет в людях благодарности!

«Нужен буду — так сама прибежишь. А я благородно прощу тебе грехи и, конечно, помогу. Даже припоминать ничего не стану. Ну, может, вид будет чуток снисходительный. Слегка. Самую малость. Да, так будет справедливо».

— Кеша — мой лучший друг и я бесконечно ему доверяю, — тем временем доверительно вещал Сергей Викторович. — Редко встретишь человека, который, как Иннокентий, поможет в трудную минуту, придет на помощь, всегда выслушает, поймет…

Я затаил дыхание, чтобы лучше слышать каждое слово.

— Он очень совестлив, очень критичен к себе.

«Кто? Я? Кто бы мог подумать? Ну, если Сергей Викторович заметил…»

— И самое главное, — говорил Дроботецкий, — он очень скромный и, конечно же, не верит сейчас ни одному моему слову.

Я заерзал на табурете, словно тот горел.

— Кеша, что-то не так? — притворно встревожился шеф. — Тебе плохо?

— Нормально, — буркнул я. — Так, задумался.

— Мне кажется, — Сергей Викторович снова повернулся к девушке, — вы совершаете громадную ошибку, отказываясь от помощи Иннокентия. Я забыл упомянуть о его фантастической силе. Кстати…

Дроботецкий снова взглянул на меня:

— А от кого ты защищал Марину, когда мы появились? Больно могучим оказался противник.

В горле внезапно пересохло.

— Карини, — прохрипел я.

— Старейшая? — удивился шеф.

Охотники насторожились.

— Ты уверен? — спросил один из них.

Нет, мне кажется!! Прежде чем ответить, я пожелал узнать имя собеседника. С этой целью вклинился в мысли Дроботецкого. Сергей Викторович был настолько любезен, что быстренько снабдил меня нужной информацией и даже обошелся без нотаций на тему «Вред вторжения в чужую личную жизнь».

— Уверен, Игорь Олегович.

— Она не показала и пятой доли своих истинных возможностей. Почему?

— Кстати, ты не в курсе, почему она так выглядит? — словно невзначай поинтересовался Дроботецкий.

— Фаргел ранил. Ее и остальных Старейших.

— Ну-ка, ну-ка, поподробней! — потребовал Игорь Олегович. — С самого начала!

— Угу, — поддержал его Сергей Викторович. — С самого начала.

Третий охотник ничего не сказал, но посмотрел так пристально, что сразу захотелось помочь человеку…

Пока рассказывал, Марина не сводила с меня взгляда. Лестного такого взгляда: полувосторженного — полуиспуганного. Приятно такое внимание. Я даже подумал, что интерес девушки вызван моими личными качествами, но… конечно, ее больше интересовал сюжет, чем одно из действующих лиц. Впрочем — бояться она перестала. Воодушевленный, я рассказывал дальше, стараясь припомнить каждую мелочь — не ради господ охотников — для слушательницы.

Время от времени Игорь Олегович перебивал, переспрашивал, уточнял детали; остальные — внимали молча.

Историю с бандитами я благополучно опустил, решив, что охотникам это не интересно. Та же судьба постигла инцидент в баре. Да и, честно сказать, ничего достойного в этих событиях не было. А о порочащем нас всегда хочется умолчать.

— Мы можем победить! — заявил Игорь Олегович, когда я закончил.

— Нужно быть очень осторожными, — молвил Дроботецкий, в задумчивости покусывая губу. — Да, шанс исключительный, но открытой схватки со Старейшими все равно не выдержим.

— Мы можем уничтожать их по очереди!

— Только одного, — чтобы подчеркнуть сказанное, Сергей Викторович поднял вверх указательный палец. — Максимум одного. Потом нам придется «поджать хвост» и пару десятилетий прятаться.

— Есть выход! — вдохновенно заявил Игорь Олегович. — Если…

Тут он перешел на мысленную речь, которую разбирал пока с трудом. Ясно, что речь идет обо мне, но что конкретно…

— Складно излагаешь, — вслух ответил шеф. — А его ты спросил?

— Нет. А какая разница! Если…

— Спроси! — перебил друга Сергей Викторович.

— Хорошо.

Охотник повернулся ко мне:

— Кеша, мы можем рассчитывать на твою помощь в борьбе с вампирами?

Я кивнул.

— Нет! — возмутился вдруг Дроботецкий. — Говори до конца!

Что говорить?? А, это Игорю Олеговичу адресовано. Что он должен мне сказать? Внутри шевельнулось беспокойство.

— Кеша… — сказал охотник и запнулся. Перевел дыхание и заговорил уже более громким голосом. — Мы хотим, Я хочу, чтобы ты стал друдом. Только так мы сможем победить.

Я промолчал.

— В конце концов, — смутился Игорь Олегович, — это не навсегда. Рано или поздно мы найдем вакцину, которая снова сделает тебя человеком. Нужно только подождать.

Я молчал.

— Кеша, ты нам нужен. Кто, кроме тебя…

— Всегда можно сделать вампиром вас, — сдавленно, глухо заметил я. — Это будет временно. Вы сможете творить новых вампиров, которые тоже станут друдами. Берите охотников: они все ненавидят Старейших.

— Кеша, — качая головой, начал Игорь Олегович, — я не то хотел сказать.

— Хотите стать вампиром? — упрямо спросил я. — Это усилит ваши способности.

— Я не… Нет, не хочу.

— Точно так и я отношусь к идее стать друдом. Но вы меня к этому пихаете!!

— Но это единственный способ выжить!

— Неправда! Я как-то выживаю! И стать друдом для меня — все равно стать людоедом! А я хочу остаться человеком — даже если вы меня таким уже не считаете! Знаете, я не буду превращать вас в вампира: любитель комфортно пожить вряд ли будет думать о других.

— Кеша! — рявкнул Дроботецкий.

— Извини, — попросил Игорь Олегович. — Я не хотел ничего дурного.

— Но даже если я соглашусь, — твердо заявил я, — то буду рассчитывать и на вашу готовность стать вампиром.

— Вампиром?! — вскинулся охотник. — Я никогда на это не пойду!

— Значит, нам не о чем говорить.

Повернувшись, я вышел.

 

Глава 77

Сделав несколько шагов по улице, я остановился.

Что, я, собственно собираюсь делать? Куда намылился? Дома теперь все равно что нет — Карини может выследить меня, а рисковать жизнью близких… Нет уж! Пару недель перебьемся без родного очага. Хотя и обидно. И друзей привычных все равно что нет, потому что смертные живут в своем мире. И, похоже, соратников я тоже потерял, потому что отказался принять предложенные условия. Результат: остался один — никому не нужный, особенно себе. А зачем я себе такой? Зачем живу?

Я могу стать вампиром. Стать им по духу, а не по крови. Убивать, пить, убивать… Другие же смирились. Тоже ниша в обществе, как ни крути. Но меня от такой перспективы воротит: хочется остаться беленьким и чистеньким, чтоб себя уважать.

Могу стать санитаром общества: вычищать из людской среды насильников, садистов, прочих подонков. И это не будет плохим деянием: так я сделаю мир лучше.

Сделаю ли? Благими намерениями вымощена дорога в ад. У насильников и садистов могут быть прелестные дети. Убив отца, я сделаю ребят счастивее?

Еще могу стать друдом, чтобы уничтожать зловредную опухоль, паразитирующую на Человечестве; принять на себя роль карающего меча, сделать ее смыслом своей жизни. Вечным смыслом? Навряд ли. Пока не… убьют. А рано или поздно это случится — глупо надеяться на чудо: Старейшие прекрасно представляют, что такое друд.

Но если я выиграю? Если, милостью Господа, одержу вверх? Что будет со мной, когда я остановлюсь и посмотрю вокруг? Хватит ли сил выдержать глухое молчание мертвых друзей, свое одиночество?!

Господи, для этого ли я был рожден?!! Помоги мне!

Их дверей вышел Сергей Викторович. Мельком глянул в мое лицо. Негромко ступая, подошел вплотную, отечески обнял за плечи.

В груди родилась волна признательности, благодарности. Теплым потоком разлилась по телу, коснулась глаз. Дроботецкий заметил слезы. Ободряюще улыбнулся, коротко кивнул — и только потом развернулся к дверям — из которых, сопровождаемая Игорем Олеговичем, вышла Марина.

— Кеша, можно попросить тебя об услуге? — спросил шеф.

Конечно, можно. Сергей Викторович просто так просить не будет! Да и как не помочь такому человеку? Тем более, что просьба наверняка приятной будет — Марину оберегать.

Красавица держалась молодцом. А сколько всего пережила?! Можно сказать, жизнь перевернулась… Ишь, смотрит любопытными глазенками! Что, не боится уже? А если зарычу? Опять у Дроботецкого защиты искать будет?

— О какой услуге? — спросил я, украдкой поглядывая на девушку. Она отвечала тем же.

— Если не трудно, проводи Марину домой. Понимаешь, нам с Игорем надо срочно…

Дальше я не слушал: после первых слов Сергея Викторовича девушка вздрогнула — не ожидала, что ее провожатым стану я. Боится? Зрачки увеличились, дышит чуточку быстрее. Или просто взволнована, не знает, как себя вести? Скорее всего, последнее.

Надо было что-то отвечать. Да одеревеневший язык вроде как в отпуск подался.

— Если Марина согласна, — кое-как пробормотал я, — конечно, провожу.

Дроботецкий повернулся к даме:

— Марина, ты как, доверяешь спасителю?

После такого вопроса девушке оставалось только кивнуть. Что она и сделала.

— Отлично! — улыбнулся Сергей Викторович. — Тогда до свидания. Мы побежали, извините.

И они с Игорем Олеговичем быстро ушли… в институт. Стороны света перепутали, что ли?

Марина проводила их взглядом, несмело взглянула на меня:

— Пойдем?

— Пошли…

Я медленно зашагал по улице. Через секунду Марина догнала меня, пошла рядом.

— Правильно идем хоть? — робко уточнил я. — Нам в какую сторону? Я че-то сразу не сообразил…

— Пока правильно идем, — она несмело улыбнулась. — Мы же на остановку?

— Ну да…

— Ну и нормально, — она снова застенчиво улыбнулась. — А то я здесь плохо ориентируюсь. Когда на остановку выйдем, скажу куда дальше… А… Можно вопрос задать?

— Давай.

— Ты правда вампир? — спросила и тут же смутилась. — Нет, если что не так, ты, конечно, можешь не отвечать…

— Правда, — ответил я, внутренне скривившись: надоели дурацкие вопросы — Самый настоящий вампир. Можешь даже потрогать.

Марин отвела взгляд. Потом застенчиво заглянула в глаза. Потянулось рукой, кончиками пальцев коснувшись плеча.

— Ну, как? — полюбопытствовал я, тайно переживая в ожидании ответа.

— Не знаю… Обычный человек вроде…

Я хмыкнул:

— А ты хотела найти хвост?

Марина убрала пальцы.

— У вампиров есть хвосты??

Спрашивается, кто меня тянул за язык?

— Нет. Зато у нас есть клыки — большие и страшные.

Демонстрировать их я не стал, памятуя о пугливой реакции смертных. Но предложил:

— Хочешь потрогать?

Очень уж хотелось произвести впечатление.

— Спасибо, нет, — поблагодарила Марина, чуточку отодвигаясь.

Возникло неловкое молчание. Приминая скрипящий снег, мы шли рядом, знакомые и чужие одновременно.

— Можно спросить сколько тебе лет? — дрожащим голосом проговорила спутница.

— Можно. Двадцать, — подумав, я добавил. — Еще желторотый.

— То есть двадцать лет назад ты стал вампиром? — уточнила девушка. — А всего сколько? Или вампиры живут как люди, лет семьдесят-девяносто?

— Всего двадцать лет. Вампиром я стал полгода назад.

— Серьезно? — удивилась Марина. — И что, сразу какие-то способности появились? Начал летать там…

— Да, серьезно. Нет, не сразу. Меня учили — Сергей Викторович, еще один вампир.

— Сергей Викторович — тоже вампир??? — девушка резко остановилась.

— Да нет же! — я тоже остановился, в растерянности почесал затылок. — Он — человек. Просто он тоже меня учил. А летать меня учил вампир. Так получилось. Без них я до сих пор ничего бы не умел. Только, извини, — я заговорил намного тише, — говорить об этом сейчас не хочется… Давай не будем. Прости, пожалуйста.

— Хорошо, — Марина растерянно хлопала ресницами, но смирила любопытство. — Прости, если была навязчивой.

— Нет, все нормально! Просто… давай в другой раз, ладно?

— Ловлю на слове, — девушка озорно улыбнулась.

— Договорились.

Я набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание… и попросил:

— Расскажи что-нибудь о себе.

— Что рассказать?

— Что хочешь. Ну… девчонки иногда анкеты составляют, передают потом друг другу. Я знаю, потому что у меня сестра так делала. Может, и ты такое заполняла? Вроде этого что-то…

— Ну… Меня зовут Марина. Я учусь… где я учусь, ты уже знаешь. По гороскопу — стрелец. А ты?

— Львец! — сострил я.

— Ага. А… твоя сестра — тоже вампир? В смысле, это у вас семейное?

— Почему обязательно семейное? — удивился я. — Нет, я один такой. А почему ты спросила?

— Просто непонятно. Ты же вроде кровь пьешь — ну, должен пить. А близкие как, ничего не знают?

— Надька знает. Родители — нет. Они думают, что я на тренировках постоянно — как спецназовец ФСБ. Дроботецкий ФСБшник, кстати. Вот… А что ты любишь — смотреть, читать там? Что нравится?

Было видно, что Марина хочет спросить еще о чем-то, но — сдержалась:

— Люблю читать про любовь. Иногда слушаю классическую музыку, но это так, под настроение — больше попсу предпочитаю. Любимые актеры: Джим Керри и Михаил Боярский. Вот… Не знаю, что еще рассказать.

— Хобби, — подсказал я.

— В смысле, увлечения?

Я кивнул.

— Так, что я люблю… Ну, про книги говорила. Купаться люблю. Мечтаю научиться кататься на водных лыжах. Пока только мечтаю! — Марина засмеялась. И улыбкой «заразила» меня.

— Я тоже!

— Что тоже? — не поняла девушка.

— Тоже мечтаю научиться кататься на водных лыжах. И тоже — никак не начну тренироваться.

— Ну, у тебя вся жизнь впереди — еще накатаешься!

— Это вряд ли.

— Почему?

— Летать мне нравится гораздо больше.

Марина отреагировала именно так, как я хотел:

— А на что это похоже?

— Хочешь попробовать?

Вопреки моим ожиданиям, девушка напряглась:

— Нет! Извини, не надо.

Что происходит? Я заглянул в ее мысли.

Она вспомнила Карини. Повторить полет — значит «оживить» ужас, смятение, охватившие ее тогда.

— Прости, — пробормотал я.

— Ты не виноват, — всхлипнула девушка.

Она вдруг разрыдалась. Остановившись, закрыла лицо руками, отвернулась.

Растерявшись, я глупо смотрел в никуда. Потом решился. Протянув руку, робко погладил Марину по плечу.

— Все будет нормально. Правда.

Девушка заревела еще громче.

«Все равно из-за слез ничего не видит», — рассудил я и, подхватив даму на руки, вознес ее вверх, опустил на крышу ближайшей многоэтажки.

Марина, было, обмерла. Но я уже поставил ее на ноги; стоя рядом, повел перед собой рукой.

— Красиво, правда?

Хотя, на мой взгляд, любоваться было нечем. Вот если бы забраться повыше…

Марина утерла слезы. Глянула в одну сторону, в другую; посмотрел вниз.

Ойкнув, отпрянула назад, прижалась.

Думаете, я запротестовал? Щаз-з! Приютил девушку в объятиях, робкий до крайности. А куда деваться, если силушки — вагон и две больших тележки. И еще ведерко — детское, из песочницы. Словом, надо обнимать о-очень осторожно.

— Спустимся вниз? — предложил я.

— …Если можно, — попросила она после секундного молчания. — Знаю, потом буду жалеть, что упустила такой шанс… Прости, я боюсь.

Медленно, растягивая удовольствие, я взял ее на руки. Поскольку обстановка требовала, да и глупо было изображать безвольную куклу, — Марина обняла меня за шею. Запрокинув голову, посмотрела в глаза.

Мечта любого мальчишки — оказаться в такой же ситуации, коснуться оказавшихся рядом губ, принять поцелуй. Мощное искушение для вампира — видеть пульсирующие на шее сосуды, да еще так близко.

Шумно вобрав воздух, я отвернулся.

Как оказывается мало надо, чтобы ступить на путь Зверя! Только что искренне любовался этим человеком, радовался знакомству с ним. И вдруг — в неуловимое мгновенье — все поменялось: забыв обо все, я превратился в хищника, почуявшего запах крови.

— Кеша, что случилось? — откуда-то издали спросила Марина.

— Ничего. Все нормально, — я отворачивался, пряча затянутые мукой глаза. — Просто задумался. Прости.

Шагнув за край крыши, я спланировал на тротуар. Поставил девушку на ноги.

— Я могу как-то помочь? — в голосе Марины звучало искреннее беспокойство.

— Расскажи что-нибудь, — взяв ее за руку, я медленно пошел дальше, продолжая прерванный ранее путь. — Что-нибудь о своей жизни, какой-нибудь интересный случай.

— Случай?.. Можно. Правда, это случилось не со мной, а с моей подругой. Она покупала хлеб в магазине и никак не могла вспомнить, куда положила деньги…

 

Глава 78

Оставив Марину у двери в ее квартиру, я шагал про тротуару, преисполненный самыми радужными надеждами. И было чему радоваться!

Отчитываясь в причинах позднего появления, Марина была достаточно честной: рассказала, что вместе с Катей они были в библиотеке; потом поехали домой. Когда расстались, в переулке напал какой-то маньяк. Она так испугалась… — тайком вернувшись, я подслушивал за дверью и легко мог представить, как она дрожит.

— Спасли какие-то военные, — продолжала рассказывать встревоженным родителям смятенная дочь. — Маньяка ранили, но ему все равно удалось сбежать. Потом меня долго успокаивали…. Один из спасителей даже проводил домой.

После столь интригующей концовки родители изъявили желание взглянуть на таинственного молодого человека, но я, конечно же, давно ушел. Так считала Марина. Впрочем, именно так я и поступил в дальнейшем, удаляясь от дома девушки с прекрасным настроением и чувством собственной значимости.

Хорошо, что Марина обрисовала меня в столь положительном свете. Родители девушки будут рады меня видеть, если загляну в гости.

Правда, она забыла снабдить меня номером телефона, да и свидания никто не назначал. Но, как уже говорилось, я находился в счастливейшем настроении — что для меня пара формальностей? Не пройдет и полгода, как будем работать вместе. Разумеется, у нас сложатся доверительные отношения.

Почему нет? Я, вроде, симпатичный… Во всяком случае, Надька так заявляла пару раз, а уж сестренка врать не будет. Скорее, занудой обзовет или свинтусом. Во-от. Да и Марина общалась вполне охотно. Так что шансы у меня есть.

Можем встречаться, разговаривать о том, о сем. Потом найдется способ сделать меня человеком и… может быть, поженимся. А что? Любви, как говорится, все возраста покорны. Сначала подружим с полгодика, ясное дело.

Говорят, что настоящая любовь возникает с первого взгляда. Я с первого взгляда почувствовал интерес. Может, так и должно все начинаться? Правда, сама девушка пока не дала понять, что я ей нравлюсь.

Так ли? А как же ее вопросы? Задавала, чтобы скоротать время? Не-ет, интерес был и заметный. Тогда почему расстались, не назначив свидания? Да, почему я забыл об этом позаботиться? При первой возможности надо узнать, есть ли у нее парень, как она к нему относится? От этого и буду «плясать»!

На этой торжественной ноте я замедлил шаги и начал задумчиво глядеть по сторонам. А куда, собственно, я направляюсь?

До сей поры жизненные обстоятельства сами вели меня; диктовали, когда и что надо делать. И вдруг я оказался совершенно свободен. Как пелось в одной песне «Я — свободный гражданин: ни друзей, ни врагов — я один». Право, наличие друзей и врагов лучше, чем такая свобода! Человеку хочется быть нужным.

Стою один-одинешенек посреди улицы и гадаю, чего делать. За спиной подвыпившая компания во все горло орет «Ой, мороз, мороз» — вот этот народ живет со смыслом: радуются ребята, что город темным покрывалом накрыла ночь; что нет бесконечных прохожих, сверлящих осуждающими взглядами за то, что Серегин день рождения отмечают. А радуются наши люди на всю катушку. Потому и поют так громко.

Но все-таки — куда мне идти? Дома-то теперь вроде как и нет.

«Дом там, где тебя любят!». Меня любит моя семья. Но я сам уговорил их переехать. Где теперь искать? Я, правда, опасался раньше, что приведу к ним Старейших, но теперь сам себя начал успокаивать: Карини не станет откладывать месть на потом, а прочим вампирам мои родственники без надобности. Наверное.

Ладно, усилим бдительность — шпиону трудно спрятаться, если его ждут. Осталось определиться, где ждут меня.

Отец настаивал на переезде в гостиницу. Достойной альтернативы мама предложить не смогла, значит… Значит, поиск практически завершен — потому что гостиниц в нашем городе раз-два и обчелся.

Найти близких можно без труда. Но сначала нужно потянуть время: скажем, до завтра. Надо же убедиться, что я действительно один, без «хвоста».

Да глупо все это! Старейшим нет нужды играть в шпионские игры. Они своего и без ухищрений добьются! Но к родителям я пока не пойду. На всякий случай.

Можно скоротать время в обществе охотников. Но это грозит очередным «промыванием мозгов», к чему я уже отношусь нервно. Такой вот стал загадочный, подозрительный, нервный и противный.

Пожалуй, меня будут рады видеть в доме Марины — по крайней мере, не прогонят сразу. Но визит вежливости следует наносить в более подходящее время, чем в четыре часа ночи. Кстати! Это как интересно получается: к родителям вампиров за собой не приведу, а к Марине — пожалуйста?!

Есть еще один вариант: можно переночевать в опустевшей после ухода близких квартире. Что родные перебрались в гостиницу, я не сомневался: если папа за что-то брался, то делал это быстро и решительно. Так что сейчас отправлюсь домой, а уж потом решу, что делать дальше, ибо утро вече… тьфу! Вечер утра мудренее!

Отложив борьбы с проблемами до момента пробуждения, я жизнерадостно зашагал домой.

Народ позади орать перестал, но лишь потому, что затеял новое дело — энергии в ребятах было хоть отбавляй. Правда, этим делом был я… Шушукаясь, парни активно обсуждали, что делать во-он с тем одиноким шибзиком, который вдруг начал удирать.

Вывод оказался вполне предсказуем: надо малость разыграть трусишку: спросить сигареты, еще чего-нибудь, — а там видно будет. Да, можно пару поджопников ответить — для прикола!

— Эй, пацан! — окликнули меня. — Слышь, тебе говорят!

Я еще не решил, как себя вести. Калечить людей не хотелось; срамить — как сделал однажды — тоже. В конце концов, обладание силой предполагает развитие ответственности. Я решил просто убежать.

Что и начал делать.

Предвкушавшая развлечение компания среагировала сразу: набирая скорость, пыхтящая орава понеслась следом, дробным перестуком ботинок будоража город ничуть не хуже, чем недавно — пением. Готов спорить, жители близлежащих домов проснулись и, лежа в постели, упоительно внимают творимой симфонии. Ах, какие маты летают в воздухе!

На бегу я пытался по звуку определить, сколько человек за мной гонится. Можно было бы просто оглянуться, но с трудностями интереснее.

Еще я ломал голову, как разобраться с ситуацией. Можно свернуть за угол, а потом быстро убежать или взлететь. Но поступить так — значит натравить всю компанию на другого пешехода, потому что наши люди отличаются удивительным упорством в исполнении желаний.

Даже если мы будем носиться минут двадцать и ребятки выбьются из сил, это только сделает их раздражительнее, а значит, появится желание на ком-нибудь отыграться. И не важно, что мстить не за что. Как сказал волк в басне: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать».

Хуже всего, что на шум скоро слетятся все вампиры в округе. Думаю, тогда моих преследователей станет больше.

Смирившись с бесплодностью попыток определить количество бегунов по звуку, я оглянулся, пересчитывая преследователей. Их оказалось четверо. Целых четыре пьяных рожи — для рядового обывателя. Всего лишь четверо — для опытного бойца. А для вампира число смертных — пустой звук! Мы умолчим здесь об охотниках: эти воины — разговор особый.

С минуту я пестовал мысль довести компанию до патруля милиции, но, сожалея, отказался от этой идеи: наши люди не только целеустремленные, но еще и находчивые — все поставят с ног на голову. Ребята просто обвинят меня в краже… м-м… бумажника — и гордо удалятся, пообещав отомстить при встрече.

И все бы ничего, кабы не основательность милиции в подобных делах. Пока установят личность, да найдут кого следуют, наступит утро; а рассвет надо встречать вдали от лишних глаз. Разумеется, я покину стражей порядка до того, как сей миг наступит, но — к чему мне лишние хлопоты?

Топтуны подустали; дыхание у ребят сбилось, стало хриплым, неровным. Бегут теперь молча — силы берегут. Но когда добегут — вот тогда себя покажут! Не по природной испорченности, а просто из принципа: зря бежали, что ли?

Я снова оглянулся, оценивая расстояние. Как раз то, что нужно!

Создав иллюзию, я отбежал в сторону.

Мой двойник остановился, развернулся и на парней глянула оскаленная волчья морда с красными огоньками в глазах. Крепилась эта голова на медвежье тело с типичными для медведя когтистыми лапами.

Если честно, медвежье когти я никогда вблизи не видел, но, на всякий случай, сделал их подлиннее. По-моему, получилось здорово! Манипулируя сознанием четверки, я оставался «невидим». Это было проще простого: преследователей интересовал только зверь.

Ребята остановились, ошеломленно таращась на невесть откуда взявшееся чудо-юдо. Страшилищу играть в гляделки быстро надоело и, утробно заревев, оно стало приближаться.

Три хулигана дали деру; последний, парализованный страхом, обмочился.

Монстр догнал бегунов, отвесил каждому по оплеухе. Вскочив, двое из них приготовились к схватке, еще один решил со мной расстаться — сначала ползком, потом на четвереньках, затем на своих двоих. Я ему не мешал.

«Оборотень» играючи столкнул бойцов друг с другом, швырнул их на землю (на самом деле, это я постарался, но тс-с: военная тайна) и на какое-то время вышел из поля зрения.

Ребята вскочили, готовые подороже продать жизнь, но — врага уже не было. На улице остался только трясущийся, нервно выбивающий зубами приятель. Еще один представитель команды проявил столь невиданную прыть, что теперь оставалось только гадать, куда он девался.

Я мог бы его найти: чечеточная дробь беглеца слышалась мне более чем отчетливо. Но какой смысл? Урок и без того оказался более сильным, чем хотел: вместо восстановления гармонии получился другой искаженный ее рисунок.

Вздохнув, я направился домой, по пути терзаясь думами о своем несовершенстве.

 

Глава 79

В опустевшей, но по-прежнему родной квартире я провел больше суток. Днем, ясен перец, спал, ночью — развалившись на диване, смотрел телевизор, чувствуя себя на верху блаженства.

Впрочем, иногда становилось чуть-чуть тоскливо — одному в квартире. Все-таки здорово соскучился по близким. Так что я решил отыскать семью как можно быстрее — ближайшим же вечером: наступившая ночь мало подходит для доверительного общения с администраторами гостиниц. Может, тамошние служащие и примут нового постояльца, но делиться информацией о прочих жильцах — «нет уж, извините, и вообще, нечего людей будить!»

Так что чуток подожду. И то сказать, хотелось задержаться здесь подольше: очень уж комфортно было в родных пенатах. Все здесь было привычным и ласковым: скрип дверных петель настенного шкафа, цвет мыльницы в ванной комнате, регулярное потрескивание в динамиках телевизора, подлокотник кресла, на котором я однажды выцарапал свое имя. Ух, как мама тогда ругалась! Пардон, ОРАЛА! Я носился по всей квартире, уворачиваясь от бешено мелькающего полотенца…

Улыбаясь, я гладил подлокотник кончиками пальцев. Тот негромко поскрипывал, как бы заявляя: обиды, мол, не таю, но и ты меру знай.

В пленительной ностальгии прошла ночь. С рассветом я, любимый, растянулся на диване в ожидании сна.

Сон пришел, но, увы, вместе с какими-то охламонами, ввалившимися в квартиру во второй половине дня.

Руководила этой публикой мама — поправка: то были не охламоны, а наидостойнейшие люди из всех достойных! — которая быстренько провела ревизию в подшефных помещениях. Обнаружила в зале спящее чадо и минут пять трясла его за плечи, приговаривая: «Ке-еша, ты кушать будешь?», «Кеша, ты меня слышишь?», «Ну, ответь хоть что-нибудь», «Кеша, ты будешь есть? Я сейчас макароны отварю».

Потом мама смирилась и повела на кухню гостей. Точнее, как следовало из разговора, будущих постояльцев, потому что нельзя оставлять квартиру без присмотра на неопределенно долгое время.

До тех пока все не уладится, новыми жильцами становились сын тети Риммы и ее будущая сноха, которые решили пожить вместе до регистрации брака.

За предоставленную возможность мои родители ухватились с радостью; взяли с влюбленных целых два обещания: вовремя платить по счетам и освободить помещение по первому требованию. Жених с невестой эти условия приняли и все решилось просто великолепно! — если не считать дрыхнущего на диване Иннокентия.

В процессе поедания макарон мама торжественно пообещала, что все уладит и даже набросала записку, с которой я обязательно ознакомлюсь, когда проснусь.

Влюбленные заявили, что вещи они привезут в десять вечера, чтобы Кеша мог нормально выспаться. Наверное, им просто не хотелось объяснять мне, кто теперь здесь хозяин.

Чуток посидев, народ ретировался.

Я проснулся в половину девятого. Точнее, начал просыпаться. С трудом ворочая одряхлевшее тело, повернулся на диване и грузно шмякнулся на пол. Я сказал «ой?» Нет? Ну, тогда… ой!

Передвигаясь по-собачьи, я с грацией бывалого моряка добрался до кухни, где помогая себе всеми видами конечностей, взгромоздился на табурет и вчитался в «плывущие» по бумаге строчки.

Помимо всего прочего мама сообщала, где их с папой и Надей нужно искать. Но сначала я должен был подогреть макароны, которые мне оставили — и все съесть!

Конечно, макароны удостоились лишь мимолетного взгляда. Скомкав записку, я отправил ее в мусорное ведро и побрел в ванную — прихорашиваться.

Почему-то мне хотелось подольше ощущать себя обычным человеком. Я и на улице вел себя как полагается: на транспортной остановке сел в маршрутку и, пригревшись в салоне, слушал музыку, мысленно подпевая певице с очередной «Фабрики звезд».

Увы, водитель счел композицию недостаточно интересной. Совсем скоро из динамиков стал доноситься голос Задорнова, в очередной раз вещающий о вреде бездумного заимствования западного образа жизни. Как всегда, особенно пикантные места сатирик сопровождал импозантным грассированием, безотказно притягивавшим слушателей — по крайней мере, одного из них — меня. Было очень интересно и салон я покидал с неохотой.

Вид возвышающегося гостиничного здания прибавил настроения: как-никак скоро встречусь с семьей.

Внутри холла, неподалеку от входных стеклянных дверей тянулась внушительных размеров стойка, за которой сейчас находился только один работник — молодой парень в тщательно отглаженной белой рубашке.

— Здравствуйте. Чем могу помочь? — сказал он, как только я приблизился.

— Меня зовут Иннокентий Скиба. Здесь живут мои родители и сестра. Можно узнать, в каком номере? — спросил я, стараясь держаться как можно увереннее.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

На протянутую ко мне руку я отреагировал просто:

— Чего?

Рука убралась обратно.

— У вас есть удостоверение личности?

— Неа, — хмуро сознался я, ибо до сей поры не было необходимости таскать паспорт с собой.

— Извините. В таком случае я не могу вам помочь.

Парень демонстративно углубился в лежащую перед ним бумагу. Я растерянно изучал табличку на стойке: «Дежурный администратор Петренко Анатолий Александрович».

— А если я сниму у Вас номер?

— Без паспорта? — парень удивленно вскинул голову. — Боюсь, это невозможно.

Я полез в карманы. В одном обнаружилась пригоршня мелочи, в другом — несколько смятых купюр. Все мое богатство равнялось приблизительно двумстам рублям. Больше — у меня просто не было. Выложив и высыпав деньги на стойку, я подвинул кучку к Анатолию Александровичу.

На бесстрастном лице администратора лишь на секунду мелькнуло что-то, похожее на улыбку — слишком хорошо оказался вышколен. Я подождал официальной реакции.

— Извините, не имею права брать эти деньги.

— Хорошо, — согласился я, сгребая деньги обратно. — Но вы можете позвонить в номер, назвать меня и попросить спуститься?

— Могу, — парень кивнул. — Но в номере их сейчас все равно нет: недавно вышли. Все, чем я могу вам помочь, это посмотреть, не оставлена ли записка.

— Если можно, — я улыбнулся. — меня зовут Иннокентий Скиба. Иннокентий Михайлович, если это важно.

— …Вот, нашел, — администратор протянул мне сложенную вдвое бумагу.

Я развернул ее, пробежал по строчкам взглядом. Вздрогнул, вчитался еще раз, более внимательно.

Послание гласило: «Что-то потерял? Жду в полночь на месте гибели Фаргела. Карини».

— Когда оставили записку?! — требовательно крикнул я, всматриваясь в Петренко шальными глазами.

— Сегодня. Буквально за полчаса до вашего прихода.

— Кто?!

— Не знаю. Какая-то женщина. А что…

— Где моя семья?!

— Пожалуйста, не кричите. Я не…

— Говори!! — рявкнул я, подчиняя администратора своей воле.

— Они куда-то вышли вчетвером. У дверей задержались. Тогда эта дама и оставила для вас бумагу.

— Куда они пошли?

— Я не знаю.

Я впился в его память. Да, так все и было. И он действительно больше ничего не знает.

Глухо замычав, я зажмурился, с силой сжав кулаки.

— Вам плохо? — обеспокоился парень. Вместо ответа я развернулся и выскочил на улицу. Идиот! Кретин!! Если бы я оказался здесь хоть немного раньше!!!

Пошел дождь, с каждой секундой набирая силу. Мне было все равно. Шлепая взад-вперед по лужам, я напряженно размышлял.

Карини назначила встречу. Мол, хочешь увидеть близких живыми — приходи. Место гибели Фаргела — конечно, крыша детского сада, где учитель подложил Старейшим свинью. Решила, значит, и с Фаргелом заочно поквитаться: гляди, мол, чего стоит твоя жертва!

Неясно одно: откуда она знала, что записка попадет в мои руки именно сегодня? От моей мамы Карини могла узнать, что я скоро появлюсь. Но чтоб сегодня…

Старейшая должна была проконтролировать ситуацию: либо звонком в гостиницу, либо с помощью своих клевретов, один из которых следил за входом и сейчас уже спешит с докладом.

До рандеву остается два часа. Это время можно потратить на поиски охотников или на предварительное разведывание поля боя: Карини наверняка приготовила пару сюрпризов. А если она рассчитывает на грубую силу, сюрпризы могу приготовить я. Вопрос, конечно, спорный, но это уже на месте будем разбираться.

Она оставила мне мало времени. Я должен выбрать: поиск союзников или занятие выгодной позиции.

Лучше отыскать охотников, только где? Эти конспираторы еще подумают, надо ли им вылезать. А на мой мысленный зов соберется вся нечисть в городе. Кто кому должен будет тогда помогать?

Можно позвонить Диме. Дима свяжется с Дроботецким, тот — оповестит остальных. Но, Боже мой, пока это произойдет, мы потерям даже шанс на внезапность! Только лучше варианта все рано нет. Я достал мобильник, нашел в списке Димин номер. Пошел вызов.

Длинные гудки. Противные длинные гудки! Блин, Дима, куда тебя понесло?

Досадливо нажав сброс, я отправил приятелю сообщение. Здесь я сделал все, что мог.

Что можно противопоставить Карини? Чеснок, осину, серебро? — прикосновение ко всему этому одинаково губительно и для меня. Оружие, стреляющее серебром или осиновыми стрелами? Есть только у охотников.

Опять пришел к тому, с чего начал.

Фаргел как-то пообещал Старейшим, что убить меня будет сложно. Надеюсь, он знал, что говорил, потому что я… дико боюсь. А деваться все равно некуда.

Бросив себя в высоту, я развернулся в нужном направлении и, ускорившись, помчался изо всех сил. Не знаю, быстрее самолета или нет, но через пару минут уже был над нужным местом. Помедлил, разглядывая окрестности детского сада — никаких признаков жизни. Только ветки деревьев колышутся под проливным дождем.

Я пал вниз. Шагнул под крышу. Рядом раздался ехидный смешок.

— Ты предсказуем, новичок. Сразу прибежал.

 

Глава 80

Блин, как неудачно получилось!

Я повернулся на голос:

— Где они?

— Маленькая военная хитрость, — чуть присев, Карини изогнула локти, начала сближение. Я попятился. — Они оказались миллионными жильцами в этой гостинице — так я им сказала. Разумеется, они согласились посетить ресторан за счет заведения: люди такие жадные…

Карини прыгнула.

Я метнулся в сторону. По пути врезался в балку, из-за чего ноги вырвались далеко вперед, плавно переходя в набор высоты. Когда я рухнул на спину, скрюченные пальцы Карини свистнули чуть выше, потом ударили вниз, но меня там уже не было.

Жаль, что здесь нет моих близких. Чтобы защитить их, я дрался бы с удесятеренной силой. У меня могли бы быть шансы. А так… пришлось признать, что Карини переиграла меня по всем статьям. Но просто так складывать лапки глупо: пока живу — надеюсь!

Я скакал по чердаку, изворачивался, приседал, резко менял направление. Оказавшись по разные стороны от центрального столба, мы какое-то время сражались в азартную игру «Угадай, откуда я выпрыгну?!» Потом Карини просто снесла преграду.

Рассудив, что если все разрушить, то прятаться мне будет негде, Карини взялась за дело с присущей е решительностью. Лишаясь опоры, над головой, треща, ломался шифер, громадными и мелким кусками падал вниз. Кое-что я успевал перехватить на лету и метал в Старейшую. Мы носились по чердаку как два тайфуна. Пыльная взвесь кружила вокруг, заволакивая обзор желтовато-серым облаком.

— Вы что там делаете, мать вашу?! — через какофонию звуков пробился к сознанию чей-то раздраженный голос. Сторож интересуется, не иначе!

Развлекаемся! Устраиваем Олимпийские игры, если угодно! Тре… — присев, я уклонился от захвата, — тренируемся перед дальним забегом.

Карини наконец снесла все, что можно и, вытянув руки, с ликующим рычанием бросилась в атаку. Момент был выбран подходящий: мне, стоящему на краю, бежать было просто некуда.

Я УСПЕЛ поднырнуть под ее руку! Оказавшись за спиной Карини, ухватил ее за талию, потом за плечи, за руки. Пару секунд мы боролись. Наконец Старейшая извернулась, размахнулась — зря, потому что я тут же пнул ее, сбрасывая с крыши.

— Какого х… — начал было сторож — и осекся: поднявшаяся с земли Карини была неподражаема: глаза горят, рот с алчущими клыками открыт, из горла вопли рвутся.

Что-то пробормотав, сторож метнулся в здание; закрылся на два оборота замка и один крючок; придвинул к двери мебель и побежал вызывать милицию.

И пришлось бы смертному плохо, кабы не я: как только Старейшая перенесла свое внимание на человека, я прыгнул в небо и, улепетывая изо всех сил, понесся в центр города.

Карини пришлось выбирать. Ее муки продолжались ровно до того момента, пока сторож не заперся в здании. Потом Старейшая поднялась в воздух и с ускорением реактивного истребителя бросилась в погоню. Увы, насчет скорости я нисколько не преувеличил.

Впервые мне противостоял враг, который летал быстрее, маневреннее, изящнее, — одним словом, лучше. Здесь я мог рассчитывать только на внезапность.

Карини приближалась. Искоса поглядывая через плечо, я выжидал. Старейшая летела все ближе, ближе…

Если сделать рывок слишком рано, она успеет изменить направление полета. А если поздно… будет поздно.

Она целиком сосредоточилась на мне, своей будущей жертве. Я хотел крикнуть, что вредно так поддаваться эмоциям, но было некогда: отслеживал расстояние между нами. К тому же советовать преследующему тебя монстру просто глупо.

Пора! Я резво переместился вправо.

Карини попыталась ухватить ускользающую добычу — промахнулась. Скорость ее оказалась слишком велика, чтобы остановиться сразу — и Старейшая по инерции пронеслась дальше.

Торжествующая ухмылка убралась с моего лица, когда Карини начала разворот. Я сказал «начала»? Уже закончила! Ишь несется, акула ненасытная!

На сей раз я позволил телу отяжелеть. Когда оно, подчиняясь законам тяготения, ухнуло вниз из под самого носа Старейшей, та рассвирепела: только что ненавистный юнец был перед ней, но в последний момент опять сбежал!

Впрочем, Карини быстро обуздала эмоции. Пролетая выше, опустила голову, чтобы просчитать наши дальнейшие траектории. Собственно, на то и был расчет.

Как я в эту физиономию врезал! Зубы Старейшей клацнули, голова запрокинулась, а я уже атаковал ногу вампирши, клыками срывая с дергающейся конечности полоски трещащей, рвущейся ткани.

Изловчившись, Карини тюкнула мою голову свободной ногой, отчего перед глазами помутилось, в ушах зашумело. Раскинув в полете руки, ноги, под свист рассекаемого воздуха я поспешил к матушке-Земле.

Вампиры быстро приходят в норму. Восстановился и я — до того, как Старейшая оказалась совсем близко. Но ей оставалось совсем чуть-чуть. Подтянув колени к груди, я с силой разогнул ноги, отбрасывая монстра назад. Потом глянул вниз: было любопытно, сколько еще падать? Оставалось прилично, но меньше, гораздо меньше, чем хотелось бы.

Карини снова была рядом. Я только и успел перехватить ее руки своими.

Она была сильней — и это было главным. Медленно, неуклонно, Старейшая разводила мои руки в стороны, тянулась клыками к горлу.

Оставалась надежда, что мне удастся продержаться до удара об землю — или что там еще попадется под голову. Нет, лучше все-таки под спину.

Карини пересиливала меня, наклонялась ближе, ближе.

Я забился сильнее. Извиваясь всем телом, согнул правую ногу. Левую — Старейшая успела заблокировать, обвив своими ногами. Теперь бы ударить, оттолкнуть ее! Навалившись всем телом, прижимаясь, Карини не давала такого шанса. Я опоздал.

Старейшая торжествовала. Головой отклонила мою голову, обожгла шею дыханием.

Ухо царапнуло. Я дернулся, с запозданием сообразив, что вампирша держит у своего глаза арбалетную стрелу.

Охотники! Спасение!!

Только бы отодвинуться! Хоть чуть-чуть! Хоть немного!

Карини прижалась сильнее и, заслоняясь мной от стрел, понеслась в сторону.

Вскинувшись, я попытался грызануть ее в плечо. Старейшая ответила увесистым шлепком по лбу. Наша маленькая стычка ненадолго приоткрыла ее для стрел, но ни один из охотников не рискнул выстрелить.

Сейчас внимание Карини занимали две вещи: мои взбрыкивания и грозившая с земли опасность. Убравшись подальше, она могла без помех добить приемыша Фаргела. Она и удалялась, летела спиной вперед, с каждой секундой увеличивая расстояние между нами и охотниками.

Я вклинился в ее мозг, захватывая центры управления мышцами. Старейшая держала здесь простенькую защиту, но, как только осознала мое присутствие, возвела поистине несокрушимые бастионы.

Слишком поздно! Пальцы Карини разжались, выпуская мои руки на свободу. Не ожидала, многоопытная?! Просчиталась?!

Пальцами одной руки я ударил в глаза Старейшей, кулаком другой — в открывшееся горло. Потом пришла в движение согнутая нога и Карини, как подхваченный ветром листок, закувыркалась в воздухе. В ее сторону тут же хлынул настоящий ливень стрел. Какие-то из них Старейшая поймала, какие-то отбила, от иных, гибко изворачивая тело, уклонилась. По стреле остались трепетать оперением в предплечье и в ноге. Рисуя в пространстве зигзаги, вампирша выдернула палочки; изломав, бросила обломки вниз.

Мне бы, пользуясь случаем, спуститься вниз, сбежать куда подальше, но я так хотел увидеть гибель этого монстра с женским лицом; так надеялся, что это вот-вот произойдет… Я замешкался.

А потом Карини перекрыла разделявшее нас расстояние стремительным рывком, ухватила меня за вскинутую руку; развернула, надежно укрывшись от возможных атак. Одна припозднившаяся стрела все же засвистела в воздухе. И останавливать ее пришлось мне.

Старейшая держала свои руки у меня под мышками, сама выглядывая из-за левого плеча. Такое положение позволяло ей вовремя реагировать на опасность, перемещая из стороны в сторону импровизированный щит и, в то же время, контролировать меня самого.

Как говорилось выше, один из охотников пустил-таки стрелу. При этом он, конечно целился в Карини, но Старейшая немного сдвинулась, всего лишь чуть-чуть, и стрела теперь летела в мою голову. Выкручивайся мол, как хочешь.

Я поймал смертоносную палочку левой рукой. Быстро, прежде чем мысль успела проявиться в сознании, повел кистью назад, за плечо, вонзая стрелу в лицо Старейшей.

Зарычав от боли, Карини выдернула ее, швырнула прочь. Большее ее не волновали охотники: что бы ни случилось, это будет после того, как она со мной разделается!

Шею прокусили острые клыки. Я бился, дергался, то падал вниз, то вновь становился легким как пушинка, — Карини медленно, глоток за глотком, убивала меня.

Это продолжалось, пока мои движения не развернули нас, хоть немного. Когда мы с Карини стали видны охотникам в профиль, бок Старейшей утыкали осиновые палочки. Онемевшая рука монстра больше не могла меня сдерживать — и я вырвался.

Карини умирала молча. Вот уже все ее тело скрыто под белеющими в ночи стрелами, но снизу летят новые, новые, новые… Падая, Старейшая провожала меня тяжелым, остановившимся взглядом. Потом выдохнула в последний раз и умерла — незадолго до того как ее тело коснулось земли.

Вокруг засуетились охотники. Откуда-то появились чеснок, святая вода…

Дрожа, я спускался вниз. На меня ласково смотрел Дроботецкий.

Упав на колени, я закрыл лицо руками и зарыдал.

 

Глава 81

До самого приезда в институт Сергей Викторович еще что-то говорил, но потом признал бесплодность уговоров и оставил меня в покое. Время от времени он появлялся в дверях, садился рядом и, шелестя бумагами, занимался какими-то своими делами. Я продолжал тупо смотреть в одну точку. Сначала объектом наблюдения были колени. Потом меня заинтересовали потрескавшаяся в углу штукатурка, цветочный горшок на подоконнике, волокна обивки стула.

Так я провел ночь.

Перед рассветом в помещение внесли ветхую кушетку, которая жалобно заскрипела под моим весом. Я вытянулся на ней и закрыл глаза. Настроение было гадким до крайности.

Пришел рассвет, потом день, а там настал и вечер.

Вошел Дроботецкий, положил предо мной пакет с донорской кровью. Вздохнув, сел рядом.

— Вот ведь какое дело, Кеша, — заговорил он, когда стало очевидно, что ни произносить что-то, ни, тем более, менять позу я не собираюсь. — Дочка моя замуж собирается…

Не дождавшись продолжения, я вопросительно посмотрел на Сергея Викторовича. Тот будто этого и ждал:

— Предупредила, что тамада попросит меня рассказать что-нибудь интересное из нашей с Леночкой жизни. Леночка — это дочь моя. Во-от… Представляешь, какая петрушка?

Я отрицательно мотнул головой. Кушетка заскрипела, как бы подтверждая, что она тоже не совсем в курсе.

— Нечего мне рассказывать! — поведал Дроботецкий. — Три года ей всего было, когда маму нашу… когда ее не стало. А я — плохим отцом оказался: днем работал, и ночью… работал. Только и пользы от меня было, что кормил, одевал, да в садик отводил. Люди добрые мою девочку воспитывали — не я…

За стеной, а, может, в самой стене, что-то шуршало. Мыши? Слишком тихий звук. Может, ветер листву гоняет? Да ну, откуда павший лист весной? Выходит, бумажки шуршат. У нас это запросто: мусорные баки вечно переполнены: играй ветер — не хочу!

— …папа, когда мы в зоопарк поедем, ты уже месяц обещаешь! Тогда я все бросаю и начинаю готовиться к рейду по культурным местам. Открываем с дочкой шкаф, выкладываем одежду и выбираем: сначала — ей платье, потом — мне рубашку…

— Вот про это, Сергей Викторович, и расскажите! — встрепенулся я.

— Да ну! — смутился Дроботецкий. — Как-то оно совсем уж… непритязательно.

— В самый раз! — настаивал я. — Это же момент Вашего единения с дочерью!..

Я осекся и посмотрел на стену: жутко любопытно, чьи это пальцы, просыпав на пол каменистую крошку, только что ее пробили — насквозь. Взметнулось еще одно облачко пыли, послышался негромкий треск и на тебе! — новое настенное украшение: в стороне обозначилась еще одна пятерня.

Дроботецкий вскочил.

Пальцы, торчащие из стены, пошли навстречу друг другу, потом, расширяя проход, замелькали вверх-вниз.

Выхватив из кармана баллончик, Дроботецкий торопливо попятился к двери. Я приподнялся на своем ложе, заворожено глядя на стену.

Мелькающие руки ненадолго замерли; в клубе пыли прыгнули вперед, увлекая за собой стремительное тело. Следом ворвались звуки, присущие ночному городу.

В падении вампир выхватил из руки охотника баллончик, бросил его назад. В молниеносном движении вспоров пиджак Дроботецкого, мелькнул серебряный стилет. Незваный гость кувыркнулся в сторону, разогнулся рядом со мной — и я узнал Дуккона.

— Перемирие! — пророкотал Старейший. — Я пришел говорить!

Сейчас, будут с тобой разговаривать, как же! Слышишь топот в коридоре? Готов спорить, охотники торопятся — и уж, конечно, не для беседы. Однозначно!

Дроботецкий нападать не спешил. Вместо этого извлек из рукава целую головку чеснока. Наверняка, чтобы в рот закинуть, да пожевать, азартно блестя глазами. А что? Вампиры — они, говорят, чеснока боятся!

Дуккон возник возле Сергея Викторовича, ударил по руке. Чеснок величаво полетел в одну стену, охотника — грубо впечатали в другую.

— Я же сказал, — проревел Дуккон, обращаясь не то к обмякшему Дроботецкому, не то к появившимся в дверном проеме охотникам, — я пришел говорить!

Охотники молча нацелили арбалеты. Старейший проворно нагнулся, сгреб Дроботецкого в охапку.

— Подождите! — вмешался я, предотвращая кровавую бойню. — Давайте послушаем, что он скажет!

Чихали они на мои слова! Даже не чихали — вообще внимания не обратили.

— Остановитесь! — воззвал Дуккон, прячась за спиной Сергея Викторовича. — Внемлите наконец голосу разума: разве Старейший придет убивать в обитель охотников? Я пришел с миром!

— Между нами не может быть мира, — холодно отозвался один из смертных. — Ты сделал ошибку.

— Кеша, — взмолился Дуккон, — останови их!

— Подождите! — приказал Сергей Викторович, неожиданно бодро вскинув голову. — Пусть скажет, с чем пришел.

— Говори! — приказал все тот же охотник; тот самый, что недавно отклонил предложение о перемирии.

— Уберите оружие! — потребовал Дуккон.

Никто из охотников не шелохнулся. Я недоуменно склонил голову, озадаченно разглядывая Старейшего: он что, серьезно?

— У меня есть идея получше, — сказал Дроботецкий. — Если ты отпустишь меня, все убедятся в чистоте твоих намерений.

— Боюсь, что когда я узнаю о ваших намерениях, что-либо исправлять будет поздно, — проворчал в ответ вампир.

— Это ты пришел с миром, — продолжал гнуть свою линию заложник. — Значит, ты первым должен уступить.

— …Кеша, проследи, — просящее проговорил Дуккон, убирая руки с туловища Сергея Викторовича. Последний тут же убрался с линии огня.

Проследить? Я что, должен указывать охотникакм??

— Так что вы хотели нам сказать? — спросил Дроботецкий от дверей.

— Собственно, не вам, а этому молодому человеку, — Дуккон простер в мою сторону палец. — Но охотники тоже могут присутствовать — его смертного Учителя будет достаточно. У вас что, в процессе переговоров принято вторгаться в чужие мысли? Может, уберете давление?

— Вы много хотите, — рек Дроботецкий. — Полагаю, мы имеем право на предосторожности.

— Я стою перед вами совершенно беззащитный, — парировал Дуккон, — оказал вам доверие. Не пора ли ответить тем же? Здесь останутся трое: вы, я и он, — Старейший кивнул в мою сторону. Кеша будет гарантом нашей обоюдной безопасности. Особо любопытные смогут подслушивать за дверью или с той стороны пролома.

— Кроме меня, здесь останутся еще два охотника, — заявил Сергей Викторович.

— Пусть будет так, — согласился Дуккон, — но останутся — без права голоса.

Дроботецкий склонил голову, взглядом подозвал напарников. Остальные послушно удалились, лишний раз заставляя меня задуматься о той роли, которую играл Сергей Викторович среди охотников.

— Мы вас слушаем, — проговорил Дроботецкий, обращаясь к Старейшему.

— То, что я хочу сказать, предназначено, в первую очередь, для Кеши. Вы здесь просто наблюдатели. У меня есть предложение…

Воцарилась, зазвенела тишина.

— Какое? — не выдержал Сергей Викторович.

Дуккон не удостоил его взглядом. Он смотрел на меня.

— Какое? — откликнулся я.

— Для вампира твоего возраста ты совершил много деяний. Некоторые из них неоднозначны, спорны. Ты обрел Силу, но не готов ею пользоваться. Тебе нужно время, чтобы все осмыслить, понять, что нужно делать. Ты слишком юн, но твой ум гибок! Гибок настолько, что пленил даже Фаргела. Возможно, Мудрейший с самого начала видел в тебе то, что теперь вижу я.

— Что? — робко поинтересовался я.

— Будущего посредника между людьми и вампирами. Однажды Старейшим придется договариваться.

— А что происходит сейчас?! — быстро спросил Дроботецкий.

— Всего лишь перемирие. Никаких переговоров: охотники еще слишком слабы. Как только я уйду, все пойдет по-старому. Позвольте, я продолжу.

За последнее время ты, Кеша, совершил ряд ошибок, главной из которых стало неповиновение Совету Старейших. Из-за вмешательства охотников Карини не удалось привести приговор в исполнение. Вместе с тем, поединок со Старейшей — успешный поединок — свидетельство силы вампира. Совет готов принять такого вампира как равного. Конечно, ты еще молод, чтобы претендовать на статус Старейшего. Дело в другом. Совет примет решение о жизни и смерти, учитывая сделанный новичком выбор.

— Какой? — пролепетал я.

— Мне нужен ученик. Я оставляю за тобой право вести тот образ жизни, который тебе нравится; питаться так, как сочтешь нужным. И все это — за обладание титулом, который принесет тебе больше пользы, чем вреда.

— …А в чем будет суть моего ученичества? Что я должен буду делать?

— Я — ученый, исследователь. От тебя буду ждать того же. Ты можешь прийти ко мне через двести, четыреста лет — когда сочтешь нужным. Так что ты мне ответишь?

— Я… не знаю. Надо подумать.

Дуккон усмехнулся:

— Оставляешь себе иллюзию выбора. Твое право. Пока не заявишь обратного — будешь считаться моим учеником. Я скажу, что ты согласился. Принимаешь такие условия?

Я вздохнул, посмотрел на бесстрастные лица охотников и кивнул, соглашаясь:

— Принимаю.

…Вслед за Старейшим я вышел на улицу. Проводил взглядом нового Учителя, быстро теряющегося на фоне звезд. Дуккон упорхнул, оставив меня любоваться далекими светилами.

— Думаешь, ему можно доверять? — рядом остановился Сергей Викторович. — Вампиры — коварные создания.

— Дуккону — можно. Он, конечно, монстр, но всегда говорит то, что думает. К тому же, я — сам вампир. Какой смысл меня обманывать?

— Ну, он может рассчитывать, что ты расслабишься. Когда потеряешь бдительность — тогда и нападет.

— Зачем? Он намного сильнее меня, и мы все это знаем. Нет, Дуккон говорил честно.

— Ну что ж… ты примешь его предложение? Станешь учеником?

— Уже принял… Жизнь без страха, без обязательств. Надо лишь заниматься наукой — и то, лишь когда сам захочу, — условия выгодные.

— А как же вакцина? Когда разработаем антидот, ты его примешь?

— …Может быть… Лекарство еще надо приготовить. Когда оно будет, тогда и решим. В конце концов, вам тоже нужен объект для исследований… Может, я и захочу снова стать обычным человеком… Давайте оставим это на потом: столько всего произошло!

Дроботецкий молча сверлил меня взглядом. Я не выдержал:

— Ну, Сергей Викторович! Вы же знаете, что я нормальный парень! Ни на кого кидаться не буду!

— Да, ты прав, — его глаза подобрели. — Извини. Конечно, когда будет антидот, тогда и поговорим.

Развернувшись назад, ученый критически оглядел проем в стене:

— Будет непросто объяснить это начальству.

Я пожал плечами. Объяснит как-нибудь — мало ли какой паранормальный опыт мог вызвать такие разрушения: полтергейст приходил, например.

— Пошли работать?

— Попозже. Я сбегаю к родителям, можно? Скажу, что все нормально уже.

— Давай. Только возвращайся. Обязательно, — Дроботецкий улыбнулся. — Ты нам нужен.

Я несмело улыбнулся в ответ. И взлетел. Стремительно набирая высоту, определился с направлением.

Летел и чувствовал странное умиротворение. В моей груди рождалась песня: