— Ты куда? — бдительно поинтересовалась мама, даже не увидев, а всего лишь услышав, что ее любимый сын натягивает куртку.

— Дела, мам, — стараясь, чтобы голос звучал как можно веселее, ответил я. — Дела амурные.

— Что это за амурные дела на ночь глядя?

Мама отложила нож и встала напротив, преследуя беспокойное чадо суровым взглядом.

— Мам, ну ты чего? Когда еще свидания устраивать?

— Днем, например. Пригласил бы девушку в театр.

Я промолчал, быстро обуваясь. Долгий спор не входил в мои планы, да и диалог на тему «А какая она? А что она любит? Чем занимаются ее родители?» — тоже не прельщал. Тем более что всю эту любовную историю я только что выдумал.

— Или к нам пригласил бы, — настойчиво гнула свою линию мама. — Комната отдельная есть: посидели бы, поговорили. Что, мы бы вам помешали? Все лучше, чем бродить где-то по ночам. Время сейчас какое? Пристукнут где-нибудь в подворот…

— Все, мам, я пошел! — полностью одетый, я взялся за дверную ручку.

— Иди поешь хоть! Не ел ведь ничего!

— Мам, да меня как раз на чай пригласили!

— Тем более. Иди ешь — будешь там куски хватать, как с голодного края.

— Ма, не хочу… — я быстро открыл входную дверь, изо всех сил торопясь за нею оказаться.

— Я кому ска…

Дверь захлопнулась, отрезав от меня конец фразы. Или меня от фразы — это уж как посудить.

Повернув в замке ключ, я вприпрыжку помчался по ступенькам. Нас ждут великие дела!

Настроение было прекрасным. Да что там, отличнейшим. Просто великолепным! Как только я выскочил на остановку, подошел автобус. В нем даже обнаружилось свободное место у окна. Мне определенно везло.

Улыбаясь, я глазел в окно — в ночной мрак, переставший быть непроницаемым для моих обновленных глаз. Темнота скрывала цвета, но очертания предметов оставались достаточно различимыми, несмотря на внушительное расстояние, нас разделявшее.

Рядом присела усталого вида женщина. Я мысленно поприветствовал ее, слишком радостный, чтобы думать о чем-то плохом. Сейчас я был рад любому.

Потом мне пришлось пересесть на другой автобус. Здесь — свободных мест уже не нашлось, но я не расстроился: что такое три-четыре остановки для моих налитых мощью мышц. Да я, если поднапрячься, сумел бы двумя пальцами согнуть гвоздь-сотку.

Остановка «Кинотеатр им. Маяковского», как всегда в это время, встретила автобус полчищем студентов, нетерпеливо набивающимися в останавливающийся здесь транспорт. Пока двери автобуса закрывались за счастливчиком, прорвавшимся в салон, другой студент уже вставал на подножку. Пусть даже одной, пусть половиной ступни, но — тем самым утверждая свое право немедленно уехать. Наконец многострадальные двери после многочисленных рывков туда-сюда, все же закрывались со звуком, подозрительно похожим на стон; и автобус (троллейбус) отправлялся в путь.

А на остановку уже выходили другие завсегдатаи библиотек. Что поделаешь, такая у ребят судьба.

Пока я шел, мое бесшабашное настроение потихоньку улетучивалось, а на смену ему приходили сосредоточенность и… осторожность. Да, осторожность! Если кто-то при вас скажет, что Кешка — тип неосторожный, укусите его за локоть: нечего позорить хороших людей!

Парни и девушки, мои ровесники, торопились навстречу, спеша поскорее оказаться дома. Провожая их взглядом, я постепенно замедлял шаги. Оно мне надо: искать встречи с кошмаром из туманного прошлого? Чего я там забыл? Уж лучше сидеть дома и не высовываться, — обратился я к самому себе.

А потом что? — возразил другой голос, как ни странно, тоже принадлежавший мне. — Всего бояться до конца жизни? Лгать, изворачиваться и снова врать? Если это существо сделало меня таким, пусть научит, как жить дальше!

Ворчливо пробубнив «смотри, тебя предупредили», первый голос умолк и я, едва переставляя одеревеневшие ноги, зашагал дальше.

Здание библиотеки, названной в честь великого поэта, ничуть не изменилось с момента моего последнего визита. Стоит, как ни в чем не бывало, будто не меня рядом с ним… изменили.

Насторожившись, я обошел округ здания. Ничего. Делая вид, что не замечаю собственной радости, сделал еще один круг. Потом, для очистки совести — еще.

Ни малейших следов монстра. Я опоздал? Быстрый взгляд на часы — нет, все нормально: еще только половина девятого.

Подождать? Меня-то он поймал около девяти. Небось спрятался где-то и выжидает: когда-то последние читатели покажутся…

Я еше раз прочесал окрестности: все как обычно, все как всегда, никаких признаков чего-то аномального. УРРА! Ой… Будь в этом месте кто-то терпеливо сидящий в засаде, внимательно меня изучающий, я бы это уловил: настолько больше информации стали давать привычные органы чувств. Как не крути — я стал хищником.

Выждав минут двадцать, я еще раз прошелся по территории. И с чего мне взбрело в голову, что монстр будет охотиться именно здесь? Так и библиотеку прикроют — до выяснения странных обстоятельств, при которых исчезают ее посетители.

Раздосадованный, я пошел прочь.

Хороший полководец всегда имеет запасной план на случай непредвиденного развития событий. А я чем хуже?

У меня было намечено еще одно место, которое следовало посетить: церковь. Ту — что на «Яблоньке». Она всегда была мне наиболее симпатична. Парадокс: знаю, где стоят храмы, но — не в курсе, как они называются. Ладно, лишь бы свет в душе был.

Плохая отговорка — но так тяжело признавать свои ошибки.

С другой стороны, кто сказал, что Свет в душе зависит от перечисления по памяти различных наименований? Вот, например, одних только Мировых религий у нас насчитывается целых три. Как определить, какая из них истинная? А если принять во внимание Вуду и прочую «мелочь», то выбор становится куда более затруднительным: каждый считает, что его Вера — лучше!

Можно подумать, я — великий праведник, а ведь сам в церкви был только один раз — из чистого любопытства. Ну, это мы сейчас исправим. Потому как клюнул петух жареный. Припекло…

Церковь была темной и, судя по висящему на двери замку, пустой. Я немного постоял на крыльце, неведомо из-за чего вздохнул — и поехал домой.

Ночной город имеет свое — особое — очарование. Причудливая музыка красок, образуемая смешением неоновых вывесок, яркими бликами фар и прочих источников света, мягко, бережно убаюкивает путника, равномерно покачивающегося на холодном сиденье редкого в этот час троллейбуса. Спешить мне было некуда, а холод — давно уже перестал вызывать дискомфорт.

Пристроившись у заднего окна, я безразлично смотрел на дорогу. Как будто не дорога это, а моя, никому не нужна жизнь. Странное опустошение внутри. Все вокруг куда-то торопились — или, устав от трудного дня, прикрывали глаза. Я же был свеж, полон сил — и несчастен: жизнь представлялась мне неправильной, бессмысленной.

Я был одинок. Одинок и, возможно, никому не нужен. Хуже всего, что и себя я таким — не устраивал.

…Дома я еще раз «покушал»: налил в тарелку немного супа и некоторое время старательно молотил ложкой, стараясь, чтобы звуки возникали с нужной частотой. Потом встал из-за стола, взял тарелку и аккуратно слил все ее содержимое обратно в кастрюлю — в первый раз, что ли?

Выполнил таким образом свой гражданский долг, я переместился в зал, где составил компанию близким, лицезреющим очередной американский боевик.

Ну что за жизнь у ребят? Всё время драки, стрельба. Лично я давно уже сбежал бы с ихней Америки. Пусть в Сибири и морозней, но жить как-то спокойней.

Хотя — «новым русским» тоже не сладко: наберешь себе много денег, а тебя потом конкуренты хоп… наградят знаком внимания. И нету «нового русского»!

Криво ухмыляясь, я опустил ноги на прохладный пол; поднялся с заскрипевшего дивана и, открыв одну из дверок «стенки», стал рыться в заинтересовавшем меня отсеке.

— Что ты там ищешь? — поинтересовалась мама, когда я начал выкладывать мешающие предметы на пол рядом с собой.

— Так… — неопределенно отозвался я, продолжая поиски.

Нашел! Вооружившей синей лампой, я прошествовал на кухню, провожаемый недоуменным взглядом родительницы. Рассудив, что чадо достаточно взрослое, мать решила оставить отпрыска в покое и вновь повернулась к телевизору.

Положив излучатель ультрафиолета на кухонный стол, я воткнул вилку в розетку. Взял в левую руку орудие будущей экзекуции. Изготовился, внутренне холодея: что, если легенды не врут?

Можно было подождать, пока вольфрам накалится, но, предпочитая не рисковать, я сразу поднес ладонь к стеклу.

АЙ! Жжется.

Переложив лампу в другую руку, я простер перед ней освободившуюся конечность. Логики в этом не было никакой, захотел лишний раз убедиться в правдивости сказок.

А-А-а! Ууу… Зажимая обожженную ладонь между колен, я ковылял по кухне. Больно, еще как больно! Кожа побагровела, словно под действием острых, пронзительно длинных иголок.

Что ж, отрицательный результат — тоже результат. По крайней мере, теперь я знаю, что этого нужно опасаться.

И все же — воздействие ультрафиолета оказалось несопоставимо с тем оцепенением, которое охватывало меня при восходе солнца. Получается, существует еще одна разновидность негативно действующего на меня излучения.

Сомневаясь, впрочем, что на меня вдруг станут охотиться толпы супергероев с наспех переделанными фонариками. Тем более что я далеко не так агрессивен, как монстры из ужастиков. Однако — мучимый Жаждой — я едва не сорвался. Еще бы чуть-чуть…

Вздохнув, я выдернул штепсель из розетки, осторожно отнес лампу на место. Обреченно сел перед телевизором — впереди меня ждала еще одна бессонная ночь. Потом еще один сонный день на заснеженном дне котлована.

Куда катится мир?