С дороги! Быстрее! Да шевелите же конечностями!

Распуская во все стороны волны рассчитанной паники, я несся по коридору. Перепуганные люди разбегались во все стороны, по незнанию считая, что завладевшее ими чувство — продукт собственной интуиции. Щаз!

В отличие от сотрудников института у меня предчувствия были — и очень плохие. Решив, что народ боится недостаточно, я усилил телепатический нажим. Может, кто-то побежит собирать чемоданы. Тем лучше — здоровее будут.

Наконец показалась лаборатория. В последнее время Димка в ней ночевал и дневал. Дверь я распахнул не то чтобы очень сильно, но… словом, грохот было далеко слышно.

Дима вздрогнул, повернул в мою сторону голову.

— Привет, — тусклым голосом поздоровался он.

Не понял! А где возгласы типа «Куда несешься?» или «Ты эту дверь делал?» От неожиданности я даже забыл, с чем пожаловал.

— Меня крыса укусила, — все тем же бесцветным голосом сообщил хозяин лаборатории.

— К-какая крыса? — обалдело спросил я. Я в последнее время крысой называл только одну «женщину». Так если б она укусила…

— Вон та, — Дима указал на мою относительно давнюю знакомую. Ту самую, которой вели «вирус вампиризма».

— И что? — несмело спросил я, робко намекая на происходящие с Димой изменения.

— А хрен его знает! Беру кровь на анализ — никаких следов вируса.

Облегченно переведя дух, я наконец-то присел:

— Ну, чего так пугаешь?

— А я не пугаю, — возразил Димка. — Я просто ставлю в известность. Потому что крыса тяпнула мня всего полтора часа назад и вирус еще мог не проявиться.

— Да ну! Мне Сергей Викторович сам говорил: вирус либо есть, либо его нет.

— А он не сказал тебе, что эта дрянь способна размножаться? То, что я не могу ее обнаружить сейчас — не означает, что завтра меня ждет тоже самое.

— Но ведь крыса так и не стала вампиром! — хватаясь за соломинку, отметил я.

— И слава Богу! Иначе я бы вообще перестал думать нормально. Короче! Кеша, я хочу, чтобы ты приглядывал за мной. Если что-то покажется тебе неладным, поступай… как сам надумаешь.

— Чего?

Димка разозлился:

— Чего слышал! Не все ж такие правильные, как ты. Стану монстром — уб…

Он неожиданно перешел на писк, закашлялся. Потирая горло, закончил:

— Короче, сам знаешь.

— Э-э…

— Кеша! — проникновенно глядя в глаза, он положил ладонь на мое плечо. — Ты меня понял?

Обреченно втянув воздух, я кивнул. Дима убрал руку, отвернулся. Торжественно помолчали. Пока я не вспомнил, с чем пришел:

— Дима, надо срочно распускать институт — следующей ночью здесь никого не должно быть!

— Экой ты прыткий. А на каком основании?! Мне их что, в административные отпуска отправить?! Ты хоть представляешь, какая волокита начнется?

— Дима, оформляй как хочешь: хоть в отпуска, хоть к черту на рога! Сергея Викторовича убили…

— Как убили? — переспросил враз побледневший Димка.

— Убили, Дима, — ответил я, сглотнув нежданно появившийся комок в горле. — Вампиры. Возможно, на меня будет охота. Если так, Фаргел приведет их сюда. Теперь понял?

— Сколько у нас времени? — требовательно спросил новый глава института.

— Одному Богу известно. Если нас сочтут достойными внимания — мы уже опоздали.

Ошеломленный, он несколько секунд смотрел на меня, потом сорвался с места и «полетел» по институту, на бегу раздавая указания. Что ж, Сергей Викторович нашел себе головастую замену. Впрочем, каков начальник, таков и подчиненный.

Вздохнув, я поднялся с заскрипевшего стула и в первый раз за эти два месяца пошел домой. Там тоже требовалось мое присутствие. В последнее время я и звонить-то стал раз в неделю. Эх, служба, служба…

Или не стоит на работу все валить? Как говорится, неча на зеркало пенять, коли рожа крива!

Да, совсем перестал семьей интересоваться. Потихоньку готовлюсь жить вечно? Зажрался, зазнался…

…После положенных ахов-вздохов родителей, вопросов с их же стороны, мама уверилась, что с сыном ничего страшного не произошло. Это было хорошо. Но мама решила хорошенько накормить заглянувшее домой чадо. Это было хуже.

Чадо кормиться не пожелало, что бесконечно любимой мамулей трактовалось однозначно: с сыном что-то не так — начиная от известного всем переутомления и заканчивая неизвестной никому болезнью. В любом случае, для поддержания сил необходимо было влить в себя немного супчика, помогая себя как минимум двумя кусочками хлебушка; на второе — покушать вареного риса. «Вообще-то рис готовился для фрикаделек, но раз такое дело…. Как не хочешь? Зачем ты расстраиваешь маму?!»

Чаепитие мама, с дальновидностью опытного полководца, обошла стороной. Что не означало ее капитуляции в этом вопросе.

И все было бы просто замечательно, кабы не упорство неразумного отрока, который настойчиво портил маме настроение, вместо того, чтобы сделать приятное ей, папе и миру в целом.

Отрок, тем не менее, продолжал демонстрировать свое нежелание… завтракать, объясняя это отсутствием аппетита, особым питанием, и тем, что он только что поел.

По первому пункту мама с удовольствием повторила сказанное ранее; второй — как бы забыла; а вот за третий — взволнованно прочитала нотацию, напирая на то, что любое кушанье на стороне, каким бы оно сытным или недавним ни было, конечно же, не сравнится с домашней едой, особенно с той, которую приготовила родная мать.

Я отговорился, что обязательно поем, но не сейчас, а чуть позже. И, в конце концов, имею я право немного отдохнуть?!

Этим мама удовлетворилась. Считая сражение выигранным, вернулась к кухонным хлопотам. Ну и прекрасно.

Впрочем, я не обманывался: если в ближайшем будущем я сам — добровольно — не пойду на кухню, военные действия возобновятся. Не исключено, что за стол меня отволокут силой. Хотя… нет, навряд ли.

Близился рассвет, а с ним длинный ряд вызванных этим обстоятельством следствий. Вот зашуршал у входной двери отец, готовясь к походу на работу. Судя по звуку открывшейся в спальню двери, проснулась сестренка.

Так и есть: заспанная мордашка заглянула в зал, где я смотрел по телевизору новости, буркнула «привет» и скрылась в ванной.

Минуты через две меня удостоила вниманием мама. Оно и понятно: ей тоже пора на работу, а сын до сих пор не поел. Непорядок.

И точно! Началась все та же песня о вкусной и здоровой пище, на сей раз приправленная стенаниями о том, что кое-кто совсем, не любит, не уважает, не ценит и т. п. родную мать.

Я начал серьезно жалеть, что решил посетить отчий дом.

— Мам, я поем…. Поем, я тебе говорю! Все, иди уже. Вон Надьке дай задание, пусть меня проконтролирует.

Мама совету вняла и через секунду забарабанила в дверь ванной комнаты. Дальше все пошло как по маслу — успокоившаяся мать оделась и пошла по делам, не забыв, однако, крикнуть в закрывающуюся дверь: «Кеша, поешь!»

Кеша ответил согласным «Угу». Меня сейчас занимали совсем другие думы.

Только бы Старейшие протянули с нападением до рассвета! Пусть их отвлечет что-то иное, пусть они дадут Диме хотя бы один день!

Пусть они дадут хотя бы один день мне!

Я утешал себя мыслью, что непосредственной угрозы институту все-таки не прозвучала, даже зловредная Карини — и та не высказалась за НЕМЕДЛЕННОЕ избиение. Им надо как следует подумать, прежде чем решиться на такое. Надо все обсудить, потому что я — по их единодушному признанию, далеко не самый слабый вампир. И не самый сильный, если честно…

Спору нет, любой из Старейших меня в блин раскатает, но если я стану друдом, как угрожал…. Они должны это учитывать.

Еще я могу присоединиться к охотникам. Друд, воспитанный охотником, и имеющий за спиной поддержку его друзей, может воевать с Советом на равных. Стоят ли этого какие-то жалкие ученые? Старейшие наверняка придут к выводу, что лучше никого не трогать — и тогда все будет хорошо.

Господи, пожалуйста, пусть все обойдется!

— Пошли кушать, вампиреныш! — остановившись у входа в зал, Надя пребывала в хорошем настроении.

— Ты что, издеваешься?

— Ага! — она радостно осклабилась. — Пошли, посидишь рядом!

Посидеть рядом я был не против. Вслед за сестрой продефилировал на кухню, где взгромоздился на табурет.

— Рассказывай, чего новенького, — потребовала Надя, намазывая хлеб маслом.

Я пожал плечами. Столько всего произошло с той поры, когда мы откровенничали в последний раз, что трудно теперь было начать. А о последних событиях вообще говорить не хотелось: крепче спать будет.

— Кеш, ты ведь меня разыграл? На самом деле ты никакой не вампир, правда?

Ну что тут скажешь? Я скривился.

— Нет, ты ответь! Только правду!

— Вампир, — медленно произнес я, глядя в ее беспокойные глаза. — Какие тебе нужны доказательства?

— А ты укуси меня. Вот сюда, — она отбросила волосы назад, обнажив шею с ритмично пульсирующей под кожей жилкой.

Я с трудом отвел взгляд. Покачал головой.

— Если я это сделаю — ты умрешь: не смогу остановиться.

— …А ты уже убивал кого-нибудь? — спросила она после неловкого молчания. Спросила и сжалась в комочек: и страшно, и ответ услышать хочется!

— Нет, — утешил я. — Никого не убивал. — Потом вспомнил о передряге, в которую вляпался и добавил. — Пока.

Подступающий рассвет уже давал о себе знать: тело наливалось тяжестью, перед глазами плыло, в ушах потихоньку нарастал серебряный звон.

— Маме скажешь, я поел, — напутствовал я, поднимаясь. — Пойду лягу: можешь проверить, как я сплю.

По крайней мере сюда — они не пришли. Может быть, все еще образуется.

Я кое-как добрел до дивана и погрузился в сон.