После сделки с Сатиром многое изменилось. Мы стали крупными богачами, и Арабахо сулил нам хорошие перспективы. Теперь каждый из нас хранил на кармане немалые деньги и мог распоряжаться ими, как пожелает душа. С одной стороны это было здорово, но с другой — мы изрядно обленились, утрачивая возможность совершать дешевые, но, тем не менее, рискованные вылазки. Варан на время прекратил отдавать диктаторские приказы, позволив нам перевести дыхание. Деньги и на меня повлияли. Все чаще теперь я подумывал о том, как побыстрее отделиться от группы и начать самостоятельную жизнь. Хотя это и было чрезвычайно опасно, но все же это надо было устроить. Я знал, что если я обрету финансовую независимость, я буду свободен. Оставалось лишь выбрать время, поймать момент и рассказать об этом Варану.

Я был уверен — он согласится.

Как только мы оставили Палладиум-Сити, Варан предложил Стенхэйду рулить в Пустынный Приют. Это была хорошая идея. Мы хотели отдохнуть и отметить прибыльное дело, давшее первые плоды. Когда мы вернулись отель, Корнаг тут же узнал нас, а особенно — Ветролова, а потом мы сняли шестерку номеров и завалились на дно. У нас был один незыблемый закон: вся добыча поровну делилась между отрядом. Варан говорил: "Так было, так есть и так будет. Во всяком случае, так будет, пока я жив". Каждый из нас получил больше сотни тысяч, и немного с этих денег, единодушно скинувшись, мы решили оставить в Пустынном Приюте.

Каждый новый день мы тратили наличность, зная, что завтра будет то же самое. Басолуза выясняла отношения с Вараном, Курган и Ветролов любили знакомых подружек. Джессика и Рони как нельзя лучше подходили им. Я думал, что если их хорошо помыть и дать им новую одежду, из них бы вышли образцовые семьи. Стенхэйд занимался грузовиком, но большей частью мы играли в карты, заражаясь легким безумием оттого, что невозможно перевернуть мир.

Стенхэйд часто говорил, что его последняя подружка была чертовски любвеобильной, а я часто вспоминал красивейших индианок, портреты которых мне показывала мать, перед тем как мы расстались. Все они хранились в ее личном сундуке. Эти портреты были нарисованы на бумаге, вышиты на ткани, или сложены из цветной мозаики, и еще тогда я понял, что индианки — красивейшие создания. За все годы своей жизни я получал четыре шанса, однако не использовал ни одного. Все женщины, которые хотели быть со мной, либо вели разгульный образ жизни, либо же продавали себя за деньги, а это меня не устраивало. И поэтому я выжидал свой час.

Во время очередной игры Стенхэйд сказал:

— Дружок, тебе срочно нужна подруга.

Я ответил ему:

— Да, черт возьми, она мне нужна. — и вскрыл две пары.

Стенхэйд чертыхнулся и сбросил карты.

— У меня тоже две, но у тебя слишком тяжелые. — признался он.

— Мне просто повезло.

— Сколько там было на бочке?

— Оставь деньги себе. Ты будешь пиво?

— Возьми мне три.

— Ладно, возьму шесть.

Это случилось около полудня. Я спускался в бар, чтобы заказать пиво, и услышал разговор.

— Приехала, чтобы отдохнуть? — говорила Басолуза. — Нет, ты действительно чистая индианка! У нас тут тоже есть один каучуковый смельчак. Ручаюсь, когда он тебя увидит, твой отдых будет закончен!

Я спустился на последнюю ступень и ухватился за перила. Корнаг, этот веселый безобидный чудак, добродушно рассматривал блестящие металлические ключи. Басолуза увидела меня. Ее пасть засияла.

— А вот и он! — закричала она. — Взгляни-ка на него!

Рядом с ней я увидел низкую индианку, укутанную в замшевую накидку с индейским узором. У нее были угольные волосы и загорелое лицо. Я мысленно прострелил себе голову. Красота погубит этот мир. Индианка взглянула на меня и отвернулась.

— Ладно, я вас оставляю! Воркуйте тут!

Басолуза прошла к лестнице и стала подниматься, держа бутылку коньяка. Она подмигнула мне и сказала:

— Мы с Вараном обсуждаем вопрос по изучению глубинных недр.

Я не расслышал ее. Мне что-то серьезно присыпало голову. Я видел зеленые луга и обжитые вигвамы. Я видел раннюю весну, когда только зарождалась жизнь, и распускались первые цветы. О да, я видел красоту. Индианка окликнула Корнага. Когда он вышел из грез, она взяла у него ключ и прошуршала наверх, опуская лицо и кутаясь в накидку. Я приблизился к Корнагу.

— В каком она номере?

— Тридцать девятый, если угодно. Вы будете что-нибудь заказывать?

— Пиво. Шесть бутылок, пожалуйста.

Я расплатился и взял спиртное. Поднимаясь наверх, я чувствовал ее сладкий запах. В номере я открыл бутылку и одним глотком осушил ее наполовину. Я пытался затушить пожар, горевший внутри меня.

— Что случилось? — сказал Стенхэйд, раздавая карты.

— О чем ты говоришь?

— У тебя странный вид.

— Все хорошо. Играем.

Я выложил пять тысяч.

— Ты сам не свой, Дакота. Поспорил придурком за стойкой?

— Раздавай, Стен. Не терпится увидеть сдачу.

Мы взяли карты.

— Я не меняю. — предупредил Стенхэйд. — Ты слышал?

У меня была слабая пара, но я сказал:

— Вскрываемся.

— Ты не меняешь?

— Раскрываемся прямо сейчас.

И мы раскрылись. У Стенхэйда оказался тройник. Я показал ему пару, и тогда он переспросил:

— Что случилось, Дакота?

— Мне крупно повезло, — выговорил я. — Деньги оставь себе.

Вторым глотком я досушил бутылку.

В коридоре, находясь у распахнутого окна, я долго и глубоко дышал. Я смотрел на пустыню, чтобы хоть как-нибудь освежиться после дурмана, ударившего мне в голову. Передохнув, я собрался силами и нашел свою дверь, погладив золотистый номерок "39". Я постучался громко, напружинив здоровое плечо. Индианка почти сразу открыла дверь, она будто чувствовала, что я приду. Ручаюсь, если бы она не хотела меня видеть, она бы не открыла мне. Я толкнул дверь плечом и завалился в комнату, а после запер дверь и положил ключ в карман.

— Я тебя не приглашала. — сказала она.

— Вряд ли бы тебе удалось пригласить меня позже. — ответил я.

— Ты не спросил разрешения.

— Зачем? Ведь я уже вошел.

— Извини…

— Не извиняйся. Такие вещи не происходят случайно.

Я приблизился к ней. Она не сдвинулась, стиснув полу накидки.

— Послушай, незачем придумывать отговорки и упускать случай. Мне больно видеть, как ты сопротивляешься.

— Дело не в этом. Я действительно очень устала.

— Почему ты одна?

— Это неважно.

Когда я подошел совсем близко, ее дыхание сбилось, и она задрожала. Я мягко взял индианку на руки, свежую как утренний цветок. Она не пыталась сопротивляться. Я поднес ее к окну, и мы молча смотрели на жаркий день. Волосы индианки благоухали чудесным ароматом, от которого у меня снова закружилась голова. Со временем я перестал слышать ее дыхание, будто она уснула. У меня появилось чувство, что я убаюкиваю малолетнее дитя. Конечно, я дал ей понять, что меня незачем бояться.

— Я не причиню тебе зла.

Они прижалась щекой к моей груди.

— Мне хорошо с тобой.

Задернув шторы, я изолировал нас от мира, в котором творилось бесконечное насилие. На два часа, протекших подобно минуте я, наконец, почувствовал себя самым счастливым человеком. Во мне больше не осталось губительной жестокости, какая прежде была во мне. Меня переполняла любовь к этому удивительному существу, юной индейской красавице, перевернувшей мою жизнь. Я не знал, откуда она появилась, как ее звали, но я был безумно рад, что она была рядом со мной. Весна оказалась прекрасна. Мы лежали на широкой кровати, в прохладной полутьме уютного номера, разговаривая о разных вещах. Она устроилась у меня под боком, а я смотрел в потолок, беззвучно утирая слезы, которые прежде не проливал. Только сейчас я вспомнил, что у нее должно быть имя.

— Как тебя зовут?

— Генда.

— Откуда ты?

— Садаго. Индейская деревня.

— Я думал, что все погибли.

— Индейцы существуют.

— Зачем ты здесь?

— Я решила путешествовать.

— У тебя не получается лгать. Зачем ты оставила деревню?

— Ладно, тогда я решила переехать.

— Опять лжешь.

Генда улыбнулась.

— Хорошо, тогда я решила построить новую жизнь.

— Это похоже на правду.

Я поднялся, чтобы одеться. Джеки лежала на спине, поглаживая смуглые бедра.

— Ты не останешься? — спросила она.

— Мне нужно проветриться.

— Эта женщина, что была внизу… она с тобой?

— Мой боевой напарник.

— Ты военный?

— Я скорее миротворец. — затянув ремешок ножен, я прошел к двери. — Дождись меня, я скоро вернусь.

Мой номер оказался не заперт, но Стенхэйда там не оказалось. Мне стоило бы всыпать ему за невнимательность. Под столом кое-как стояли пустые бутылки, а на столешнице лежала размешанная колода. Это были мои карты, но я не стал их брать. Я только взял немного денег и спустился в бар, чтобы выпить пива и переварить любовь, отданную мне Гендой. Столики в баре, вычищенные и блестящие, были пустыми. За стойкой с видом ученого почитывал Корнаг.

Я взял у него одну бутылку и вышел на терассу. Басолуза валялась в одном из дальних шезлонгов. Я прилег в шезлонг рядом с ней и сорвал крышку. У Басолузы было изможденное лицо. Она равнодушно заливала в себя коньяк из полупустой бутылки.

Мы долго молчали, осматривая пустыню.

— Попиваешь в одиночестве? — наконец сказал я.

— Точно, спиваюсь как пьяница.

— Где Варан?

— Он утомился после исследований. Надо же, когда-то на этом месте лежал хирург, а теперь он пропал неизвестно куда. Я знаю, вы стали меньше меня любить. Обстоятельства вынуждают вас находить новых самок. Курган, Ветролов, а теперь ты, Дакота. Свежие девочки. Особенно твоя индейская. Будь я завистливой стервой, я бы сломала ей хребет. — Басолуза хихикнула, взболтав содержимое бутылки. — Но тебе повезло, я просто стерва. Твое здоровье, Дакота.

Она смачно отхлебнула.

— Когда ты пьяная, ты говоришь ненужные вещи.

— Возможно, но я не люблю молчать. Лучше выплеснуть все сразу, чтобы не осело на внутренностях.

— Иногда молчать необходимо. Чтобы не спровоцировать лишнюю потасовку. Синяк у тебя на макушке наглядно это доказал.

— А, Ветролов, будь он проклят. Не хочу его видеть.

— У него своя философия.

— Хорошо, забудем этого мерзавца. Например, сегодня я в первый раз увидела индианку. Вернее я предполагала это, а она сказала мне, что она индианка. Это было неожиданностью. Я думала, что ты — последний экземпляр.

— Она сказала, что индейцы живут на севере.

— Там нечего делать, на этом проклятом севере. Все стороны света теперь одинаковы. Везде глухая пустошь и кровавый беспредел.

— Я хотел бы увидеть их.

— Поедешь на север ради того, чтобы увидеть толпу индейцев? Это ведь смешно!

— Я тоже индеец. Не забывай это.

— Ты не такой как все. — она захохотала. — Черт, у тебя пулемет вместо лука! Знаю, это не смешно. Значит, ты хочешь увидеть их потому, что их осталось очень мало. А было бы их очень много, ты бы даже не подумал об этом. Согласись, зачем думать о других, когда их десятки тысяч вокруг тебя. У меня нет желания видеть каких-нибудь оборванцев в какой-нибудь загаженной деревне. Да, потому что я не индианка и мне есть на кого посмотреть.

— В какой-то степени ты права.

— Что делали с индейцами в прошлом?

— Их обманывали белокожие люди. Когда они разгадали суть ловушки, их начали уничтожать, а когда сопротивление ослабло, их поместили в охраняемые резервации. Все города, наводнившие этот континент, были воздвигнуты на их костях.

— Перестань. Нынешних костей там сейчас больше, нежели индейских. Тебе попалась отличная индианка. Так что вместо глупых разговоров вы лучше начинайте обзаводиться потомством, чтобы окончательно не вымер ваш род. Все-таки интересно получается. Сколько бы не крошили нас, не насиловали, не мяли техникой, не рвали на куски, мы все равно будем выживать. Более того, башковитые ученые постоянно придумывают какие-нибудь необычные штуки, которые помогают нам бороться с агрессией, направленной нами же друг на друга. Материалы, переданные Гурратом, содержат интересную информацию. По большей части это боевые технологии, ориентированные на серьезную войну. Наверняка он знал, что теперь война будет идти до тех пор, пока светит солнце. Пожалуй, мы в этом мире живем подобно крысам, запертым в электрической клети. Если он будут все время двигаться, они проживут немного дольше, а если встанут, то превратятся в горячие угли.

— Простая арифметика.

— Проще некуда! Послушай, если я обидела тебя, прости. Я знаю, тяжело быть белой вороной. Все вокруг говорят тебе, что ты ублюдок, изгой, но ты-то настоящий краснокожий! Эй, спасибо, что спас меня от Ветролова!

Басолуза была слишком пьяна.

— Ты смеешься.

— Скажи мне, Дакота, многим ли так везет, как повезло тебе?

— Не знаю. Я слишком долго ждал этого дня.

— Выпади мне такое везение, я бы закопала свое ружье.

— Что она говорила тебе?

— Твоя новая сучка? Говорила, что ненадолго сюда, буквально на пару дней. Она как будто скрывается от кого-то. Когда я заговорила с ней, она побелела и начала трястись.

— Ты много выпила. Она просто испугалась тебя.

— Да-да, мне бы стоит поменьше пить…

— Это кольцо, откуда оно?

— Гуррат… подарил мне перед смертью… белый голубь… извечный мир…

Я посмотрел на нее. Басолуза полулежала с опущенной головой. Ее подбородок касался груди. Из ее рта стекала тонкая струйка слюны, а потом она пробормотала неясное, щелкнула челюстями и повернулась на бок. Судя по всему, она накрепко заснула.

Я больше не беспокоил ее.

Стараясь остаться свежим, в течение дня я помогал Стенхэйду раскрашивать грузовик. Вместе с ним мы закончили громовую надпись "БЕССМЕРТИЕ", а вечером, рассевшись в баре, играли в карты. Я наблюдал за пастями Джессики и Рони, наблюдавших за пастями Кургана и Ветролова с барной стойки. Их пасти светились счастьем. От Варана отдавало коньяком. Набравшись, он оставил на бочке три куска, а Басолуза так и не оправилась после коньяка, провалив все игровые партии. Около десяти мы завершили последнюю игру, и тогда я понял, что пора бы отправляться к подруге.

Когда Генда открыла мне, на ней была бархатная ночнушка. Еще до ужина я видел ее убегающей антилопой, а теперь она превратилась в тигрицу. Я видел ее красоту, которая пьянила меня, даже когда я был трезв. От нее невозможно было уйти, и она приманивала. Только я переступил порог, а Генда уже забралась мне на руки. Нам оставалось жить в гостинице не больше недели. На носу маячила очередная сделка, но я успокоил Генду, сказав, что останусь надолго.

Это правда, думал я.

— Где ты был столько времени? — сказала она.

— Играл с напарниками. Ты соскучилась?

— Немножко. Я боялась, что ты не вернешься.

— Я ведь обещал тебе.

Мы любили друг друга всю ночь, а утром я натаскал из колодца воды, и мы отмокали в ванне точно пересушенные овощи. Каждый день я говорил ей, что люблю ее. Генда отвечала мне взаимностью. На второй день нашего знакомства наши отношения перевязались в прочный узел. В первую очередь я видел в ней божественное создание, дарованное мне в виде милости за мое терпение, и только потом друга и объект желания. Почти сутки напролет мы проводили в номере, только изредка я приносил пищу и напитки. Позже я узнал, что Генда оставила дом и решила найти работу. В отеле она собиралась провести пару дней, чтобы затем отправиться в ближайший город. Я сказал Джеки, что у меня достаточно денег и что теперь ей не придется вкалывать невесть в каком дерьме.

На четвертый день я пустил в нее жизнь.

После этого она много говорила о будущем детеныше. Она говорила, что если он родится, нам нужно будет попотеть, чтобы поставить его на конечности. Я прекрасно знал это, но это нелегко было сделать, если ты не имел защиты и крепкого дома. Мы хорошо пораздумали, выбрав единственное оптимальное решение. Мы собирались купить дом где-нибудь в городе и создать крепкую семью.

В эти дни я выпал из поля зрения Варана и остальных, но как только я достаточно забыл о них, как назло пришел день отъезда. Я проснулся и вздрогнул, когда утром Стенхэйд завел грузовик, стоявший на дворе. Я выглянул в окно и увидел свою группу. Их было пятеро, пятеро вооруженных убийц, и не хватало только меня — шестого убийцы.

Стен заливал дизтопливо, а остальные, сбившись в кружок, весело переговаривались. Я не слышал, о чем они говорили, но Басолуза периодически оглядывалась на отель, шаря глазами по окнам, полных солнечного света. Мне не нужно было догадываться, я и так все знал. Варан ожидал последнего бойца.

Генда спала.

Надев штаны, я незаметно покинул номер, спустился по лестнице, прошел через бар и вышел на улицу. Варан все понял, как только увидел, что я без оружия.

— Доброе утро, — сказал я. — Хороший день сегодня. Это наверняка к дождю.

— Я видел ее, Дакота. — сказал Варан. — Она тебе подходит.

— Варан, я хочу услышать твой ответ.

Варан посмотрел мне в глаза. Он покивал.

— Делай то, что считаешь необходимым. Я больше не вправе держать тебя.

Басолуза взяла мою конечность.

— Мы когда-нибудь увидим тебя? — сказала она.

— Не знаю. Возможно, если выпадет случай.

— Я так и знала. Я оборвала цветок. Если верить этому, у вас все будет хорошо. Если что-нибудь случится, мы ждем тебя на Арабахо, Дакота.

— Надеюсь, этого не случится.

— Мы тут посоветовались и решили сделать тебе сюрприз. Считай, что у тебя в номере я забыла шестьдесят кусков и там еще сотня с остальных. Целая гора денег под матрасом, так что вам должно этого хватить.

— Спасибо всем. Вы хорошие ребята.

— Наша группа распадается. — заметил Ветролов. — Недаром пришли дождевые облака.

Я видел загорелую, обветрившуюся пасть Стенхэйда. Он оскалился, когда взглянул на меня. Он вылил в бензобак две канистры и вернулся за руль.

— Счастливо оставаться! — крикнул Стен и включил двигатель.

— Прощай, Дакота. — Варан крепко пожал мою руку. — Нам будет тебя не хватать.

— Прощайте.

Они сели в машину. Бронированный грузовик тронулся, отъехал и пропал за земляным холмом.

Я постоял некоторое время, а затем вернулся в номер. Генда сидела на постели, заспанная и прекрасная. Она смотрела в окно, обхватив коленки руками.

— Удивительно красивые облака. — она указала пальцем. — А вот это похоже на голову кита.