Письмо было написано на большом листе хрустящей бумаги, красивым, каллиграфическим почерком с мудреными завитушками. Стиль письма отличался изысканностью слога и предельным уважением к адресату – Луканину Захару Евграфовичу. Русское географическое общество обращалось к нему с нижайшей просьбой: оказать всемерную помощь и доброе внимание научной экспедиции, которая имеет своей конечной целью изучение и описание флоры и фауны верховий реки Талой. Также имелось в письме и подробное разъяснение, что состоит научная экспедиция из граждан Северо-Американских Штатов и Британской империи во главе с лейтенантом Коллисом, при русском переводчике, господине Кирееве. Суть же всей пространной просьбы заключалась в следующем: доставить в Белоярск, как можно быстрее, научное оборудование, которое в данный момент находится в Томске, с тем расчетом, чтобы сразу после вскрытия реки изыскать возможность и специальным рейсом парохода отправить экспедицию по месту назначения.

– Фу-у-х! – Агапов, дочитав своим дребезжащим голоском письмо до конца, даже вспотел. – Умеют же люди по-умному выражаться! Даже завидки берут!

– А как они платить будут? – перебил Захар Евграфович, не разделявший восторгов старика по поводу красивостей слога в письме. – у нас же, сам знаешь, грузов на весну – под завязку.

– Тут еще бумаги имеются, – Агапов пошуршал большими листами и сообщил: – Все в порядке у них, вот и счет банковский и предельная цена обозначена, которую они заплатить готовы после того как мы им гарантии выдадим. Умные люди! И цена-то наша, как будто знали, сколько запросим.

– Ну-ка, дай, – Захар Евграфович взял листы, внимательно их просмотрел и вернул Агапову со словами: – А подряд-то, старый, и впрямь недурной. Готовь бумаги, сплавим иностранных гостей, куда им требуется. И чего они в нашу глухомань лезут?! Ума не приложу!

– И не прикладывай, – зашелся в довольном хохотке Агапов, – люди вон какие важные деньги платят! Им виднее, они умные и ученые!

В тот же день все необходимые бумаги были готовы, подписаны и срочно отправлены по обратному адресу.

Захар Евграфович, закончив свой рабочий день, поспешил к Луизе, которая вернулась после уроков в приюте, и за ужином весело рассказывал ей и Ксении, что скоро в Белоярске появятся американцы и англичане, и шутил, что местные дамы имеют теперь вполне оправдательную причину, чтобы шить новые наряды.

– В ближайшее время жена исправника точно потребует от меня создать отделение Русского географического общества. Ну что, будем создавать? – он вопросительно глянул на Луизу с Ксенией, и они негромко засмеялись, вспомнив неуемную в своих общественных порывах Нину Дмитриевну.

Весь вечер пребывал Захар Евграфович в самом отличном расположении духа. Все ему казалось прекрасным: по-особому добрый семейный ужин, искрящийся взгляд Луизы, милый, тихий голос Ксении, фиолетовые сумерки за окном и письмо от Русского географического общества, полученное сегодня. Даже постоянные мысли о том, как сейчас идут дела в Успенке и удалось ли Егорке с Данилой хоть что-то узнать нового, сами по себе испарились в этот вечер. Он продолжал шутить, веселил Луизу и Ксению, а после ужина вдруг предложил:

– А давайте этим иностранцам, когда приедут, закатим вечер! По высшему разряду! Пусть знают, что мы в Белоярске не лаптем щи хлебаем!

Загоревшись этой придумкой, пришедшей ему в голову совершенно неожиданно, Захар Евграфович, не любивший откладывать в долгий ящик никаких дел, покинул стол, предупредив Луизу и Ксению, чтобы они его дождались, и отправился на кухню к Коле-милому.

Тот сидел за своим маленьким столиком, раскладывал растрепанные карты и ругал неповоротливых Анисью и Апросинью, досадуя, что лишился такой доброй помощницы, какой была Анна. От раздражения карты у него путались, ложились не так, как надо, и Коля-милый начинал ощущать, что из глубины его нутра поднимается, словно теплый, согревающий клубок, неодолимое желание глотнуть водочки – первый и самый верный признак долгого в своей безоглядности запоя.

Увидев в дверях хозяина, Коля-милый сгреб в кучу карты, сунул их в ящичек и вдруг, совсем некстати, вспомнил последнюю угрозу Захара Евграфовича посадить его в клетку к медведям, и теплый клубок сам собой рассосался, как и желание выпить водочки.

– Слушай меня, Николай Васильевич, обед нужен. По самому высшему разряду! Американцев будем встречать и англичан еще. Сможешь удивить?

Коля-милый поднялся из-за своего столика, расправил плечи, словно стоял на плацу перед командиром, и по-солдатски коротко спросил:

– Когда обед нужно приготовить?

– Да погоди, – усмехнулся Захар Евграфович, – не так скоро. Еще не знаю, когда они прибудут. Поэтому и ты не торопись, подумай хорошенько и так сделай, чтобы они пальцы свои обжевали.

– Обжуют, Захар Евграфович, как миленькие. Не извольте беспокоиться. А меню я придумаю и отдельно предоставлю для просмотра.

На том и порешили.

Довольный, Захар Евграфович вернулся к Луизе с Ксенией и рассказал им, что Коля-милый должен сочинить по-особому знатный обед.

– Захарушка, – тихо укорила Ксения, – ты как ребенок… Придумал, спохватился, побежал… А зачем тебе этот обед нужен? Пыль в глаза пускать?

– Да хотя бы и так, Ксюша! Почему и пыль не пустить, если она имеется. Все, решено! Обед будет! А вы, дамы, должны быть в новых нарядах! Кто в доме хозяин?! – И он шутливо пристукнул кулаком по столу.

– Ты, ты, Захарушка, ты у нас хозяин, – улыбнулась Ксения и поднялась из-за стола. – Спокойной ночи.

В спальне, снимая платье, Луиза спросила:

– Мсье Луканьин… Военный Коллис… Ученый? Зачем?

– Да Бог их знает, – ответил Захар Евграфович, – сказано в письме, что начальником над ними лейтенант Коллис. А зачем? Им, Луизонька, как Агапов говорит, виднее, они люди умные и ученые!

И он нетерпеливыми руками принялся помогать ей снимать платье.

Луиза так прочно вошла в последнее время в жизнь Захара Евграфовича, что он иногда, задумываясь, даже удивлялся самому себе: не было раньше такого человека, который имел бы над ним полную власть. И выражалась эта власть только в напевном голосе, в плавных движениях, в искрящихся темных глазах и в нежных ласках. Луиза ничего от него не требовала: ни денег, ни нарядов, даже не задавала вопросов о будущем, – словом, не досаждала и малой малостью, но сам Захар Евграфович знал: если она попросит, он для нее готов на все.

И с этой мыслью в тот поздний вечер он уснул, уткнувшись лицом в теплое плечо Луизы, совершенно счастливым.

А на следующий день, после обеда, из Успенки подоспело известие, что Данила бесследно пропал.