Военный моряк, затянутый в черную, блестевшую в лунном свете кожаную форму, возник на пристани Котласа внезапно, словно ниоткуда. Рядом катила волны Северная Двина, юноша, пришедший сюда любоваться ее темными водами, зачарованно слушал рассказ незнакомца о дальних странах и морских походах, о стремительных, красивых кораблях, о сильных, удивительных людях.

Что это было? Туман рассеялся, таинственный моряк исчез так же загадочно, как и появился. Больше Николай Кузнецов никогда его не видел.

Впечатление от услышанного оказалось настолько глубоким, что молодой человек уже следующим утром отправился записываться добровольцем в Северо-Двинскую флотилию. В штабе его словам о возрасте, несмотря на высокий рост и крепкое сложение, не поверили. Пришлось возвращаться в деревню Медведки, где 24 июля 1904 года он родился в крестьянской семье Герасима Федоровича и Анны Ивановны Кузнецовых.

Раздобыв справку сельсовета, согласно которой ему уже исполнилось 17 лет, юноша вновь двинулся в штаб флотилии. На этот раз успешно. Осенью 1919 года Николай стал военным моряком. Он был готов делать все, что прикажут: с тяжелым крестьянским трудом познакомился рано, а после смерти отца в 1914 году и посуду в чайной мыл, и на речном буксире работал. Его усадили за пишущую машинку, как самого грамотного: все-таки три класса церковно-приходской школы окончил, а потом — спасибо дяде Павлу, приютившему мальчика после смерти отца, — еще и в городскую школу Архангельска ходил. Несколько месяцев Николай просил начальство и добился наконец зачисления в боевой экипаж канонерской лодки. А два года спустя подал заявление в подготовительную морскую школу. Военно-морская наука сложна, и одолеть ее с таким, как у него, багажом знаний практически невозможно.

Два года занятий подготовили к усвоению полного курса Петроградского военно-морского училища, получившего впоследствии имя М. В. Фрунзе. Там преподавали маститые профессора, подчас с мировыми именами, офицеры еще царского флота, такие как Б. Винтер, Н. Болотов, Л. Гроссман. Учился Николай целеустремленно, с полным напряжением сил, при этом еще изыскивая возможность для дополнительных занятий французским и немецким языками, для посещения театров, концертов, музеев.

«Развитие выше среднего. Решителен, выдержан... Говорит коротко, толково, командирским языком... Специальная подготовка отличная, отношение к службе отличное, будет хороший артиллерист» — так характеризовали курсанта командиры.

Время летело. Вот, кажется, знаний уже столько, что можно принять участие в дискуссии, какой флот нужен стране? Океанский, с огромными мощными кораблями, или прибрежный, «москитный», чисто оборонительный, основу которого составляют подводные лодки и торпедные катера? В то время об этом спорили и опытные командиры, и безусые курсанты, светила науки и дилетанты.

Вопрос был не праздный. В последней четверти XIX века Россия, преодолев последствия неудач в Крымской войне, вновь стала одной из сильнейших морских держав мира. Вот только достоинства матросов, младших и отчасти старших офицеров, а также количество и качество кораблей в значительной степени обесценивались безграмотностью и трусоватостью адмиралов. Конечно, были и такие, как С. О. Макаров, но не они «правили бал». В силу закона «обреченного социума» в решающие моменты у руля флота оказывались В. К. Витгефт и З. П. Рожественский. Гибель 1-й Тихоокеанской эскадры при осаде Порт-Артура и 2-й в сражении при Цусиме предопределили дальнейшие неудачи России в войне с Японией и рост революционных настроений.

Флот пришлось восстанавливать в условиях назревавшей Первой мировой войны и конечно же за счет сухопутных войск. А потери были немалые: величина их, только прямых и только в корабельном составе, определялась в 417 миллионов рублей!

Результат — острейшая нехватка орудий, особенно тяжелых, пулеметов и даже винтовок, снарядов и патронов. Крепости на западной границе пребывали в состоянии довольно жалком, а те, что на юге, грозили противнику гладкоствольными пушками-«единорогами», помнившими атаки солдат Наполеона. Армия чувствовала себя обиженной: ведь из-за поражений флота вся тяжесть войны легла на ее плечи, а теперь еще и обделили! Тогда-то среди сухопутных генералов, кстати, самих военным искусством особо не блеснувших, и салонных офицеров, далее чем в Москву для подавления восстания не выезжавших, и родилось обидное для моряков прозвище — «самотопы».

Ошибки в военном строительстве сказались в ходе Первой мировой войны. Уже к 1915 году русская армия осталась без боеприпасов и понесла ряд тяжелых поражений. При этом флот, забравший на свое восстановление столько средств, вел себя довольно пассивно. Мощные, недавно построенные линкоры если и внесли вклад в ход вооруженной борьбы, то лишь фактом своего существования.

Военные неудачи сделали революционный процесс необратимым, а последующие события нанесли флоту потери куда более существенные, чем пушки японских броненосцев. После гражданской войны в строю — или, точнее, на плаву — оставалось 120 преимущественно легких, нуждавшихся в ремонте кораблей. И тут последовал новый удар.

По инициативе Л. Д. Троцкого и М. Н. Тухачевского из состава флота были выведены, разобраны или недостроены два линкора, четыре линейных и пять легких крейсеров, 22 эсминца и 6 подводных лодок. Величина ущерба составила 591 миллион рублей в ценах 1927 года!

Оправдать подобный шаг соображениями военного порядка невозможно, хозяйственного — тем более. Ведь чем труднее живется, тем бережнее следует относиться к тому, что имеешь! Остается лишь единственный мотив, политический: стремление «наказать» моряков за кронштадтский мятеж.

Теперь флот опять приходилось воссоздавать заново, и, естественно, возникал вопрос: а каким он должен быть? В памяти многих появлялись броненосные эскадры времен морского могущества России, но разве можно создать нечто подобное в условиях экономической разрухи? Отсюда и концепция «москитного» флота: уж лучше иметь такой, чем никакого.

Диспуты были горячими. Мог ли подумать тогда их активный участник, курсант Кузнецов, что проблема выбора между флотами океанским и прибрежным красной нитью пройдет через всю его жизнь?

Помимо Троцкого и Тухачевского, смотревших на флот как на обузу, «москитчиков» поддерживали весьма образованные военные специалисты, еще при царе получившие звания генералов и полковников, а ныне обучавшие красных командиров. «Нужна было армию вооружать, а мы все кораблики строили», — говорили они, анализируя опыт Первой мировой войны. Так или иначе, эти взгляды в определенной степени передавались их ученикам, тем, чьи слова два-три десятилетия спустя будут во многом определять строительство Вооруженных сил...

Победа сторонников «москитного» флота в тех конкретных исторических условиях была неизбежна и правомерна. Выражением ее стала первая советская судостроительная программа 1926 года. В том же году Николай Кузнецов, блестяще закончив училище, отправился с моря Балтийского к берегам моря Черного, на крейсер «Червона Украина», один из самых современных кораблей советского флота.

Наряду с передовой техникой своего времени молодой командир нашел там и слабую подготовку личного состава, и хромающую дисциплину. Порядок он принялся наводить без крика и шума, в ходе кропотливой повседневной деятельности.

Результаты этой внешне незаметной работы сказались во время визита корабля в Турцию. Возникший на борту пожар был потушен под руководством Н. Г. Кузнецова так быстро и умело, что принимающая сторона приняла действия моряков за обычные занятия. А в 1929 году он вновь отличился на учениях, за которыми наблюдал сам К. Е. Ворошилов. Нарком обороны пожал ему руку, поблагодарил за умелые действия и попросил передать благодарность краснофлотцам.

После такого успеха следовало ожидать повышения по службе, но молодой командир предпочел оперативный факультет Военно-морской академии. Он снова погрузился в напряженную учебу и в атмосферу творческих дискуссий, но уже на ином, качественно более высоком уровне.

Каким быть флоту? Каким кораблям следует отдать предпочтение, надводным или подводным? Каковы роль и место морской авиации, а также береговой обороны в системе Военно-морских сил? Шел процесс теоретического осмысления комплекса сложнейших проблем и формирования взглядов, во многом определивших дальнейшую службу.

Лекции, семинары, военные игры на картах, стажировки на кораблях, в морской авиации и береговой артиллерии, труды Н. Л. Кладо, Б. Б. Жерве, М. А. Петрова, усиленные занятия языками немецким и французским... А еще нужно постараться как можно лучше использовать время пребывания в очаге культуры: ведь искусство обладает важным свойством шлифовать оперативно-тактическое мышление. В награду за успехи в учебе Кузнецов по выпуске из академии в мае 1932 года получил миниатюрный пистолет ТК и право выбора места службы. Снова на Черное море, чьи волны бороздит оснащенный новейшими приборами и оборудованием крейсер «Красный Кавказ».

Должность старшего помощника командира на таком корабле было пройти весьма полезно. На сердце легко, ибо изменения в отношении руководства страны к флоту радовали. И если в 1928 году Тухачевский в докладе на заседании Совета труда и обороны отводил ему роль прибрежного помощника сухопутных армий, то в ходе второй пятилетки предусматривалось строительство не только сотен подводных лодок и торпедных катеров, но также 10 лидеров и 40 эсминцев. Значит, Сталин и Ворошилов придерживаются иной точки зрения. Так среди флота «москитного» появились ростки флота будущего, океанского.

Вскоре экипаж крейсера смог оценить и высочайший уровень подготовки выпускника академии, и методы его работы, в основе которых лежали плановость и железный порядок. На изменение обстановки он реагировал чутко, а внезапно возникавшие задачи решал быстро. Несколько месяцев упорной целенаправленной работы, и боевой коллектив начал действовать с точностью доброго корабельного хронометра.

Заслуги старшего помощника были оценены, и в 1933 году Кузнецов стал командиром, крейсера «Червона Украина». И здесь те, кто видели в нем только хорошо подготовленного, педантичного службиста, обнаружили и научный склад ума нового командира, и его творческий подход к делам, казалось бы, давно привычным. Например, время экстренного прогревания турбин удалось сократить с 4 часов до 15-20 минут, а результаты стрельб не только впечатляли, но восхищали: крейсер под командованием Кузнецова первым же 180-мм снарядом поражал корабельный щит с расстояния в 28 километров, и это при собственной скорости в 20 узлов! Такие попадания и много позже, в эпоху высокоточного оружия, заслуживали высокой оценки.

Но главным достижением, безусловно, стала система боевой готовности одиночного корабля, впервые в истории страны разработанная, опробованная и внедренная на крейсере «Червона Украина». Результаты труда Николай Герасимович обобщил в собственноручно написанном наставлении, которое получило широкое распространение.

К. Е. Ворошилов наградил его грамотой и золотыми часами — в годы всеобщего энтузиазма, охватившего страну, поиск и новаторство поощрялись.

Чуть позже последовала и правительственная награда — орден «Знак Почета». В следующем, 1935 году крейсер «Червона Украина» по итогам соревнования занял первое место среди всех кораблей Советского Союза, а его командир стал капитаном 1-го ранга. Самым молодым среди носивших это звание во всех флотах мира!

Август 1936 года удивил неожиданным вызовом в Москву. Странно, ведь он был там совсем недавно, на вручении ордена «Красная Звезда». Николай Герасимович предполагал всякое, но причина вызова превзошла все ожидания: назначение военно-морским атташе в объятую гражданской войной Испанию! Дело незнакомое, но ведь каждый моряк должен быть немного дипломатом хотя бы в силу избранной профессии.

Модный костюм, сшитый за одну ночь, широкополая шляпа — и через Кенигсберг, Кельн, Париж самолетом в Мадрид, сразу же по прибытии беседа с советским военным атташе В. Е. Горевым, встреча с будущим военно-морским министром Испании социалистом Идалесио Прието в его роскошно убранном, похожем на будуар великосветской львицы кабинете и поездка в Картахену, крупную базу республиканского флота на восточном побережье.

Узкие, кривые улицы. Зной, пыль. И все же этот город вызвал у «товарища Лепанто» — так теперь назывался капитан 1-го ранга Кузнецов — необыкновенные чувства. Ведь именно отсюда в 218 году до новой эры двинул на Рим свои войска Ганнибал!

А вот современность восторга не вызывала: противовоздушная оборона базы слаба на редкость, судоремонтные мастерские, оказывается, принадлежат смешанному англо-испанскому капиталу, поставкой пресной воды на корабли ведает британский консул, он же, по совместительству, и владелец водопровода. «Товарищ Лепанто» удивился еще больше, узнав, что корабли для франкистов и республиканцев достраивают филиалы одной к той же компании, а планы и материалы они получают из центрального офиса фирмы в Лондоне. Что касается связи... то ее обеспечивает зависимая от американского капитала компания, чьи линии кое-где проходят по занятой мятежниками территории. Последние обстоятельства в Советском Союзе не могли присниться даже в страшном сне.

Если в двух крупных базах западного побережья, Эль- Ферроле и Кадисе, дела обстоят так же, то боеспособность немалого — два линкора, 7 крейсеров, 17 эсминцев и 12 подводных лодок — республиканского флота гораздо ниже расчетной. Кроме того, на нее пагубно влияют разногласия между офицерами, среди которых много сторонников Франко, и матросами-республиканцами.

Задуманный правительством поход на север лишь подтвердил опасения «дона Николаса». Эскадра вышла из Малаги 21 сентября 1936 года. Маршрут — мыс Европа, Гибралтар, мыс Трафальгар, Кадис, Виго... Тот же, что у «Непобедимой армады». Вряд ли подобная ассоциация могла вызвать радужные предчувствия у знатока военно-морской истории.

Обстрел побережья, доставка республиканцам пары тысяч винтовок — вот и все плоды операции. Предотвратить потери северных провинций она не смогла, флоту же стоила гибели одного и серьезного повреждения другого эсминца. Зато мятежники воспользовались обстановкой, перебазировали свои корабли на юг и овладели районом Гибралтара.

Идалесио Прието вернул эскадру, а «товарищ Лепанто» занялся организацией приема транспортных судов, следовавших из черноморских портов с важными грузами. Франкисты, а также помогавшие им Италия и Германия прекрасно понимали роль морских коммуникаций и, не жалея сил, стремились их перерезать. Три советских парохода были потоплены, четыре захвачены в плен. Действовали франкисты и чьи-то «неизвестные подводные лодки» чрезвычайно дерзко, — ведь океанским флотом, способным защитить суда, Советский Союз не располагал.

Темпераментные военно-морские начальники республики жаждали громких побед в славных битвах. Убедить их в том, что главной задачей флота сейчас является обеспечение перевозок и снабжения армии, было нелегко. Впрочем, «альмиранте Николас» благодаря обаянию, коммуникабельности, а также лингвистическим способностям успешно справлялся и с этой трудностью.

Организация охранения, встречи, разгрузки судов и ПВО Картахены стоили немалых усилий, но дело постепенно налаживалось, разгрузку транспортов Кузнецов контролировал лично, испытывая, пожалуй, больше тревоги, чем радости. Отважным республиканцам, наследникам славных морских традиций, потомкам искусных кораблестроителей, готовым смело пойти в бой, ничего не стоило закурить, сидя на бочке с бензином, или бросить на землю ящик с боеприпасами так, будто в нем апельсины. Предотвращать опасные ситуации помогали экипажи судов, а однажды выручили танкисты Г. И. Кривошеина, с которым Николай Герасимович встретился в Картахене.

В те дни военная судьба свела его также с такими людьми, как Р. Я. Малиновский, П. И. Батов, А. И. Родимцев, Н. Н. Воронов, К. А. Мерецков, кинорежиссер Р. Кармен, журналист М. Кольцов. С его братом, художником Борисом Ефимовым, Кузнецов познакомился раньше, когда тот вместе с писателями И. Ильфом и Е. Петровым посещал крейсер «Красный Кавказ».

Год завершался, когда республиканское правительство приняло решение перевести в СССР часть своего золотого запаса с целью оплаты оружия и боеприпасов. Ответственность за охрану «золотых транспортов» как в порту, так и в открытом море, выбор места для стоянки, принятие решения о времени выхода и курсах движения до безопасных территориальных вод Африки Москва возложила на капитана 1-го ранга Кузнецова.

Операция готовилась и проводилась в глубокой тайне. «Кинта колумна» — «пятая колонна», как звали тайных сторонников Франко, не дремала. Золото укрыли в пороховых складах Картахены. Драгоценный груз следовало разместить на возможно большем числе судов, и в дополнение к двум имевшимся Николай Герасимович привлек еще два находившихся поблизости транспорта. Один из них носил имя Н. С. Хрущева, человека, впоследствии сыгравшего роковую роль и в личной судьбе Кузнецова, и в судьбе флота.

Пароходы в ночной тьме выходили в море и в сопровождении республиканских кораблей преодолевали опасные участки пути, такие как Тунисский залив, где вероятность встречи с противником была особенно велика. От берегов Африки им предстояло двигаться самостоятельно, на свой страх и риск, флот Испанской республики больше ничем помочь им не мог. А ведь каждый «золотой транспорт» — желанная добыча, и не только для франкистов. Советские торговые и рыболовные суда вдали от родных берегов часто задерживали, подвергая досмотрам, арестам, унижая достоинство экипажей и страны, — все, кому не лень. Знали, океанского флота у Советского Союза нет и в ответ последуют разве что запоздалые дипломатические протесты.

Пароходы один за другим приближались к Дарданеллам; волнение «дона Николаса» достигло предела — уж очень был удобен этот район для перехвата. Успокоился он, лишь когда последний транспорт прошел в Черное море.

Передача около 500 тонн драгоценного металла была проведена в полном соответствии с правилами международных трансфертов золота и оформлена актом от 5 февраля 1937 года. Позже республиканское правительство обратилось с просьбой реализовать все оставшееся золото, что и было сделано. Затем Советский Союз предоставил Испанской республике кредит на 85 миллионов долларов. Но республиканское правительство успело оплатить только 35 миллионов...

3 января 1937 года капитан 1-го ранга Н. Г. Кузнецов был награжден орденом Ленина «за активное участие в национально-революционной войне в Испании». Конечно, четкая организация доставки драгоценного груза сыграла в оценке его заслуг роль далеко не последнюю.

Между тем итальянский флот развил деятельность настолько бурную, что фактически парализовал доставку материальных средств из черноморских портов Советского Союза. Теперь суда приходилось направлять из Архангельска в порты Франции, откуда грузы уже по железной дороге следовали в Испанию. При этом возрастал расход времени, сил и денег — они требовались для подкупа железнодорожных чиновников.

«Нет такого буржуазного деятеля, который бы не продавался за деньги, — учил Сталин. — А если он все- таки не продается, значит, вы пожадничали».

Советское оружие и боеприпасы помогли республиканцам отстоять Мадрид и нанести противнику поражение под Гвадалахарой. Тогда генерал Франко перенес удар в направлении Малаги. Фалангисты штурмом взяли ключевой город-порт на юге, а затем овладели и всей провинцией Андалусия. Но положение республики все еще оставалось прочным, и флот выходил в море для поиска кораблей противника и обстрела занятых им побережий. Участвовал в этих походах и «альмиранте Николас».

Республиканские эсминцы к этому времени уже неплохо маневрировали, а порядок на них, во многом благодаря деятельности советских военных специалистов, изменился к лучшему.

В мае 1937 года республиканские самолеты нанесли удар по франкистскому порту Ивиса, где оказался и германский линкор «Дойчланд». Его командир решил не оставаться в стороне и приказал зенитной артиллерии открыть огонь. Республиканским летчикам пришлось ответить атакой. Бомбы попали в кормовую часть корабля и вызвали серьезные повреждения, что еще больше укрепило мнение Н. Г. Кузнецова о неуклонном возрастании роли морской авиации. Она появилась в России еще накануне Первой мировой войны; в 1920 году ее вывели из состава флота и лишь 15 лет спустя, в результате напряженных усилий руководства флота, воссоздали вновь.

Вскоре после налета на Ивису произошел и настоящий морской бой между республиканским крейсером «Либертад» и франкистским «Балеарес», после чего корабль мятежников ушел на ремонт. Фалангисты смогли его восстановить, но полгода спустя в ночном бою «Балеарес» был отправлен на дно республиканскими эсминцами, — кстати, итальянскими торпедами, подготовить которые к применению помогли советские специалисты.

Но «альмиранте Николас» в это время находился уже на другом краю континента. Приказ о назначении заместителем командующего Тихоокеанским флотом пришел еще в августе вместе с присвоением звания «флагман 2-го ранга».

Двадцать суток на поезде к новому месту службы — достаточный срок, чтобы осмыслить опыт современной морской войны. Здесь и роль авиации, и значение первого внезапного удара, способного повлиять на весь последующий ход боевых действий, и мощная противовоздушная оборона, и тщательно продуманная, до мельчайших деталей отработанная система боевой готовности.

Николай Герасимович лишь осваивался в новой должности, когда последовало очередное назначение: командующим Тихоокеанским флотом! Предшественник его, флагман 1-го ранга Г. П. Киреев, был арестован и осужден как «враг народа».

Круг обязанностей расширился еще больше, времени, того, что называют «свободным», и вовсе не стало: молодой Тихоокеанский флот рос на глазах, и, хотя крупных надводных кораблей явно недоставало, по числу подводных лодок он уже превосходил Японию.

Выбор мест базирования, ускоренное строительство объектов береговой обороны, аэродромов, развитие дорожной сети на огромном пространстве от Владивостока до бухты Провидения; стрельбы, учения, совещания... При этом командующий успевал посещать военные городки, беседовать с семьями моряков, улучшать их быт и снабжение, организовывать строительство клубов, Домов офицеров, спортивных комплексов. Особое внимание уделялось недавно открытому во Владивостоке военно-морскому училищу: ведь там ковались кадры для флота.

Кузнецов внимательно изучал старые планы подземных сооружений, угадывая идеи и замыслы их создателей, осматривал заброшенные форты Владивостока — все восемь. Вскоре они без особых затрат были восстановлены, оказавшись весьма полезными в системе обороны Приморья. И все это в условиях далеко не спокойных: с одной стороны, ощущалась угроза Японии, чьи корабли все чаще вторгались в территориальные воды СССР, а с другой — по флоту катилась волна арестов, причем командующего о них часто даже в известность не ставили.

Николай Герасимович направил телеграмму в ЦК ВКП(б). Репрессии на какое-то время стихли. Но вот на Дальний Восток прибыл сам народный комиссар ВМФ П. А. Смирнов; армейский политработник, он знал о море и кораблях весьма немного, но главной своей задачей считал «очищение рядов от врагов народа». Последовали новые аресты, при этом, как правило, страдали опытные офицеры.

Командующий флотом смело вставал на их защиту, что вызывало наставительные замечания наркома: «Вы еще недостаточно зрелы политически». Нетрудно догадаться, к чему привел бы такой вывод, но, во-первых, тучи сгущались уже и над самим Смирновым, а во-вторых, в конце июля японские войска развязали военный конфликт в районе сопок Заозерная и Безымянная, потеснив советские части.

Цель была очевидна: создать плацдарм в районе Посьета для дальнейшего наступления на Владивосток. Наиболее упорный характер бои приняли у озера Хасан. Туда и отправился командующий флотом вместе с маршалом В. К. Блюхером и комкором Г. М. Штерном.

Сильные дожди не только размыли дороги, но и создали целые районы затопления, полностью лишив советские войска снабжения. Николай Герасимович быстро нашел решение проблемы. Сотни мелких рыболовецких судов, мобилизованных и организованных в отряды, под руководством морских офицеров двинулись по залитым полям к переднему краю, доставляя пополнение, боеприпасы, продовольствие.

Цели противником достигнуты не были, и 11 августа 1938 года бои прекратились. Н. Г. Кузнецов не был склонен считать эту пробу сил последней, ибо японское командование по-прежнему воспринимало Советский Союз как Россию начала XX века да еще ослабленную социальными потрясениями. И если Русско-японская война 1904-1905 годов началась внезапным нападением миноносцев на Порт-Артур, то ныне скорее всего следовало ждать внезапного удара авиации по Владивостоку. Нужно было срочно принимать меры к маскировке и рассредоточению кораблей, совершенствованию ПВО, а главное, скорее ввести систему боевой готовности.

Опыт «Красного Кавказа» был воспроизведен на новом, более высоком уровне и успешно прошел проверку. Одновременно командующий флотом внимательно изучал кадры — нужны были талантливые люди для замещения должностей, оставшихся свободными после арестов опытных офицеров. Кадровые ошибки здесь могли стоить слишком дорого. Но тут грозовая молния сверкнула над самим Кузнецовым.

Новый эсминец «Решительный» следовал на буксире во Владивосток, но внезапная буря в Татарском проливе выбросила его на камни. Люди, к счастью, спаслись. М. П. Фриновский, поставленный во главе наркомата ВМФ после П. А. Смирнова, потребовал строго наказать — нет, даже не «виновных», но «вредителей». Очередной начальник вышел из рядов НКВД и представление о флоте имел еще более смутное, нежели его предшественник. Доказывать ему что-либо было бесполезно.

Подавленное настроение все же не помешало Николаю Герасимовичу выступить с обстоятельным докладом на заседании Главного военного совета ВМФ, где присутствовали члены политбюро и сам Сталин.

— Вы считаете, что было сделано все для спасения корабля? — Голос с кавказским акцентом был строг, даже суров.

— Все, — ответил Николай Герасимович и вновь заверил собрание в невиновности командира эсминца С. Г. Горшкова, взяв ответственность на себя.

На этот раз все обошлось благополучно: и командир эсминца, и сам командующий получили только по выговору.

Обратно Кузнецов возвращался не один, а с молодой женой, Верой Николаевной. Поездка по Транссибирской магистрали — вот и все свадебное путешествие.

Три месяца спустя — снова вызов в Москву, теперь в качестве делегата XVIII съезда ВКП(б). Был там и нарком М. П. Фриновский, отчего-то мрачный. Выступать Николай Герасимович не собирался, и предложение В. М. Молотова сделать доклад оказалось неожиданным. Всю ночь он работал над текстом, извлекая данные и цифры из памяти, а 17 марта выступил вполне успешно с докладом о необходимости строительства кораблей различных типов.

Следующая ночь прошла в кабинете Сталина, где в присутствии нескольких членов политбюро обсуждался вопрос о переводе флагмана 2-го ранга в Москву. Нет, далеко не случайно предложил ему Вячеслав Михайлович взойти на трибуну...

Днем на экстренном заседании Главного военного совета ВМФ Н. Г. Кузнецов был представлен как новый заместитель народного комиссара, а еще через сутки, 20 марта, стало известно об отстранении от должности и аресте М. П. Фриновского. Так вот почему на съезде он выглядел печальным! Должно быть, как опытный следователь, что-то предчувствовал.

Первое поручение Кремля последовало сразу же — выехать на Дальний Восток для изучения целесообразности строительства торгового порта в бухте Находка. Ответ на вопрос следовало дать вместе с А. А. Ждановым; влиятельный член политбюро входил в состав Главного морского штаба и курировал Военно-морской флот.

Итоги поездки обсуждали на заседании политбюро 27 апреля. Решили порт в бухте Находка строить, а Н. Г. Кузнецова... назначить народным комиссаром Военно-морского флота. В 34 года! Очевидно, Жданов помимо официального поручения имел еще и конфиденциальное — присмотреться в ходе совместной работы к подающему надежды морскому военачальнику, а затем доложить свои выводы.

На флоте вздохнули с облегчением: наконец-то пришел настоящий моряк! Те, кто знал нового наркома по прежней службе, говорили: к людям инициативным, дельным, решительным он относится хорошо, а подхалимов, хитрецов, приспособленцев не терпит; к подчиненным требователен, но к себе еще более; обиду таить не умеет, промахи и старое плохое припоминать не любит, морское же дело знает, как немногие.

Крупных знатоков, увы, действительно оставалось не так уж много. В их числе был начальник Главного морского штаба Л. М. Галлер, в лице которого молодой нарком нашел не только заместителя, но и наставника. Отношения между ними сложились доверительные, чему способствовало совпадение взглядов на строительство Большого флота, необходимость которого наконец-то поняли и в руководстве страны.

...Кильватерные колонны огромных линкоров, могучих орудий, уходящие в серую пучину морские гиганты и подобные муравьям люди: спасаясь от гибели, они бегут по скользкому борту давшего безнадежный крен корабля. Ютландское сражение. Одинокий зритель кремлевского кинозала не раз и не два смотрел беспощадные кадры хроники, размышляя о чем-то, известном лишь ему.

— У могучей советской державы должен быть соответствующий ее интересам, достойный нашего великого дела морской и океанский флот!— решительно произнес Сталин в ходе объединенного заседания палат Верховного Совета СССР 15 января 1936 года.

Сама же программа крупного морского судостроения была принята еще раньше и предусматривала к 1943 году иметь 24 линкора типа «А», с 9 мощнейшими 406-мм пушками каждый, и 16 линкоров типа «Б» — с таким же количеством орудий, но калибра 356 мм.

А авианосцы? Н. Г. Кузнецов считал, что на океанских просторах этот новый класс кораблей уже в недалеком будущем займет ведущую роль. Линкоры, крейсера, эсминцы и подводные лодки без авиационного

прикрытия лишатся боевой устойчивости. Оказалось, что и здесь взгляды военно-морского и политического руководства совпали: Л. М. Галлер уже утвердил тактико-технические требования, и закладка двух первых авианосцев планировалась в 1941-1942 годах.

— По копеечке соберем, а корабли построим, — говорил Сталин.

Ради осуществления этих планов отказались даже от замысла воздвигнуть грандиозный Дворец Советов на месте храма Христа Спасителя. И все же программу пришлось значительно сократить: для развертывания танковых войск и обновления парка артиллерийских орудий, пришедшего в упадок при М. Н. Тухачевском, требовался металл. Много металла!

Уточненный вариант, доложенный Н. Г. Кузнецовым 6 августа 1939 года, предусматривал строительство в течение ближайших 8 лет 6 линкоров, 4 тяжелых и 21 легкого крейсера. Кроме того, предполагалось ввести в строй 12 лидеров, 86 эсминцев, 201 подводную лодку, а еще речные мониторы, сторожевые корабли, тральщики, охотники за подводными лодками, торпедные и другие катера. Удалось отстоять и авианосцы, по одному для Северного и Тихоокеанского флотов. Главное вооружение их должно было включать 70 самолетов — истребители И-16, И-153, бомбардировщики Су-2.

Конечно, для такой державы, как Советский Союз, двух авианосцев недостаточно, но, как говорят в Китае, «дорога в тысячу ли начинается с первого шага».

В дальнейшем Николаю Герасимовичу приходилось довольно часто бывать в кабинете И. В. Сталина. С одной стороны, радовало, что глава страны пристально вникает в проблемы строительства флота и характеристики кораблей, особенно крупных, с другой — разногласия оставались, доказать удавалось не все и не всегда.

Так, нарком очень волновался из-за явно малого числа зенитных и универсальных орудий на кораблях новых проектов. Кроме того, их зенитная артиллерия, в отличие от кораблей британских, американских или германских, не имела системы стабилизации. Следовательно, в условиях морской качки стрельба по воздушным целям будет менее эффективной.

В ответ на просьбу усилить корабельную ПВО Сталин, поразмыслив, ответил: «Не у берегов Америки собираемся воевать». Напрасно пытался доказывать нарком, что главным врагом крупных кораблей, особенно в акваториях Балтийского и Черного морей, будет авиация и при слабой зенитной артиллерии суда смогут успешно действовать лишь в зоне прикрытия своих истребителей. В то же время Николай Герасимович понимал, отчего Сталин, трезво оценивая возможности промышленности, не может принять многие из его предложений, даже если и внутренне согласен с ними...

Судостроительная промышленность едва успела приступить к выполнению уточненной программы, как началась финская война. В течение нескольких месяцев флот, действуя в тяжелейших метеорологических условиях, получил ценный опыт, а морская авиация показала себя грозной силой и полностью оправдала возлагаемые на нее надежды.

Конечно, не все шло гладко. Сказывались недостатки морской выучки, слаженности экипажей, образования командного состава. Но, пожалуй, еще более опасными оказались действия начальника Главного политического управления РККА Л. З. Мехлиса и заместителя наркома обороны СССР Г. И. Кулика, шокировавших командование Балтийского флота своим некомпетентным вмешательством. Разговор с ними состоялся острый; нарком ВМФ строго потребовал никаких приказов без его ведома флоту не отдавать.

Мехлис оторопел — так разговаривать с ним еще никто не осмеливался, Кулик был обескуражен. В Кремль пошла жалоба. Но Сталин, разобравшись в причинах обид горе-флотоводцев, лишь усмехнулся.

Обстановка позволяла обойтись без непосредственного участия Большого океанского флота, и тем не менее нужда в нем сказывалась даже в этой войне. Отношения с Великобританией и Францией обострились; понятно, на чью помощь рассчитывало правительство Финляндии. Счет советским пароходам, захваченным в тот период французскими и английскими кораблями, шел уже на десятки. Разумеется, такое было бы невозможно при наличии у Советского Союза достаточного числа линкоров, крейсеров и авианосцев.

Свежий опыт боевых действий на море, не только свой, но и зарубежный, — ведь Вторая мировая война уже началась — немедленно анализировался и тут же внедрялся в практику боевой подготовки. Флот — это не только корабли, но и люди с их морально-боевыми качествами, знаниями и навыками. Прежде всего люди. А положение здесь желало много лучшего.

Аресты и «чистки» привели к потере более трех тысяч человек, в основном квалифицированных специалистов. Среди репрессированных оказались практически все командующие флотами и флотилиями. Некомплект командного состава достигал 30%, в штабах лишь 40% офицеров имели военно-морское образование, и то в объеме училища. Число же лиц с высшим военным образованием едва превышало 8% от общего количества офицерского состава.

Кузнецов нашел пути выхода из сложной ситуации быстро и безошибочно. Он решил для начала возместить недостаток офицеров широким привлечением сверхсрочнослужащих из опытных моряков торгового флота путем увеличения их денежного оклада, предоставления жилья и различных льгот. Что касается выпускников военно-морских училищ, то они теперь через два- три года после назначения на первичные должности направлялись в Высшие офицерские классы, после чего занимали более высокую служебную ступень. Главное учебное заведение флота, Военно-морская академия, переводилось в непосредственное подчинение наркома с целью максимального использования ее интеллектуального и научного потенциала.

Уровень боевой подготовки рос также и вследствие развертывания сети специальных школ, готовивших юношей к поступлению в училища, а также увеличения срока службы до четырех лет в береговых частях и до пяти — на кораблях. Многовато, быть может, но приближение военной опасности выбора не оставляло.

Проблемы младшего и отчасти среднего командного состава удалось решить в относительно короткие сроки. Иное дело — старшие офицеры и адмиралы, на чью подготовку уходят десятилетия. Поднять, да и то лишь немного, теоретический уровень молодых выдвиженцев могли только краткосрочные сборы, начало систематическому проведению которых положил нарком ВМФ.

Результаты напряженного труда были налицо. Флот превращался в предмет национальной гордости, слова «матрос», «морской офицер» произносились с уважением. По инициативе Н. Г. Кузнецова каждое последнее воскресенье июля стало праздничным Днем Военно- морского флота.

...Когда-то, в далеком 1904 году, немецкий поэт Рудольф Гренц, узнав о подвиге крейсера «Варяг», поразился так, что слова будто сами полились из-под его пера. Стихи перевели на русский язык, положили на музыку, песня стала любима в народе, но после революции ее словно забыли. Теперь усилиями наркома она вернулась. Вернулась как гимн уже советских моряков, как прочный символ связи с героическим прошлым.

И еще одна песня вернулась из забытья благодаря Николаю Герасимовичу — знаменитая «Калинка», ставшая ныне музыкальным опознавательным знаком России за рубежом. Однажды при посещении крейсера «Червона Украина» ее исполнил сам И. С. Козловский, чем вызвал восторг экипажа. Тогда, кстати, и началась дружба великого певца и великого моряка. Кузнецов рассказал о песне К. Е. Ворошилову, и вскоре она зазвучала уже на всю страну в исполнении ансамбля под управлением Б. А. Александрова...

Нарком ВМФ в ту пору решал вопросы самые разнообразные, но в центре его внимания по-прежнему оставалась боевая готовность. Созданная им трехступенчатая система, определявшая место и действия каждого моряка, от матроса до командующего, активно внедрялась в масштабе всего флота.

Оперативная готовность № 3 предусматривала наличие на кораблях всех необходимых запасов и способность приступить к исполнению обязанностей по боевому расчету не более чем через 6 часов; готовность № 2 определяла возможность всех составных частей флота к действиям в течение трех часов и позволяла пребывать в таком состоянии довольно долго. При боевой готовности № 1 кораблям и судам, находившимся в открытом море, запрещалось заходить в иностранные порты, усиливались дозоры, а все силы и части флота немедленно могли приступить к отмобилизованию.

Но между разработкой теории и претворением ее в жизнь лежит, как писал А. С. Грибоедов, «дистанция огромного размера». Начались долгие тренировки, в ходе которых действия личного состава оттачивались до автоматизма, а положения инструкций уточнялись.

Флот креп на глазах. Состоялась закладка двух первых линкоров типа «Советский Союз». Несомненно, эти лучшие в своем классе корабли должны вернуть стране ранг океанской державы! Строительство шло энергично, и уже летом 1940 года на полигоне Ржевка начались испытания нового 406-мм орудия, предназначенного для вооружения линкоров.

Николай Герасимович прибыл на полигон по приглашению своего учителя, замечательного артиллериста, полковника И. И. Грена. Испытания шли успешно. Гигантский стальной монстр уверенно метал снаряды весом более тонны на дальность почти в 46 км, причем с весьма высокой точностью. И хотя кое-что еще нуждалось в доводке, нарком с полным основанием назвал новое орудие «лучшей пушкой в мире».

Теперь можно было прекращать затянувшиеся опыты с 305-мм динамо-реактивными, или безоткатными, орудиями. Начатые почти 10 лет назад по инициативе М. Н. Тухачевского, они выявили полную непригодность подобных систем для боя с кораблями противника и весьма ограниченную способность поражать береговые цели. Что ж, как говорится, в науке отрицательных результатов не бывает, но в данном случае эксперимент, чья сомнительность была понятна специалистам, обошелся немалой затратой времени и средств, необходимых, к примеру, для разработки систем стабилизации морских зенитных орудий.

В свою очередь адмирал Кузнецов — таким стало его звание с 4 июля 1940 года — поручил И. И. Грену возглавить комиссию по выбору огневых позиций береговой артиллерии в районах Финского залива, на островах Моонзундского архипелага и полуострове Ханко. Вхождение стран Прибалтики в состав СССР, успехи советского правительства в улучшении стратегического положения государства и перебазирование управления Балтийского флота в Таллин придавали задаче укрепления передовых морских рубежей особую важность.

Планы усиления береговой обороны часто рассматривались в Кремле, нарком ВМФ лично докладывал о ходе работ. 19 октября 1940 года он вышел с заседания Совета народных комиссаров в подавленном настроении: осуществление его мечты, строительство авианосцев, откладывалось. Сталин объяснил, что авиационная и смежные с нею отрасли промышленности перегружены заказами, а потому не справляются с разработкой палубных самолетов и взлетно-посадочных устройств, без которых эти гигантские корабли беспомощны. Без необходимого оборудования авианосцы невозможно ввести в строй, а если — что маловероятно — и удастся оснастить хотя бы пару кораблей, то каждый из них, действуя в одиночку на своем флоте, будет почти бесполезен. А ведь еще предстоит обучение экипажа и летного состава, отработка тактики применения авианосцев и способов их взаимодействия с другими кораблями... Времени на это практически не оставалось.

Главное же заключалось в том, что мощности, необходимые для строительства авианосцев, были заняты сейчас линкорами и, судя по всему, освободились бы не скоро. Именно эти корабли являются символом морской мощи державы. И конечно же, напомнил Сталин, следует всячески форсировать строительство легких сил флота.

Не согласиться с его доводами было трудно, и все же отказ от мечты, пусть и временный, дался нелегко. Впрочем, лавина срочных дел возможностей для переживаний не оставляла. Один лишь контроль строительства военно-морских баз чего стоил! А развитие военно- морской науки? При самой высокой занятости практическими вопросами адмирал Кузнецов ежедневно — вернее, еженощно — успевал внимательно читать множество теоретических трудов, следить, чтобы самое ценное из них нашло отражение в руководящих документах, таких, как «Наставление по боевой деятельности подводных лодок» (НПЛ-39), «Временное наставление по ведению морских операций» 1940 года, новый Корабельный устав ВМФ.

Кроме того, внимание наркома простиралось на все бассейны морей, рек и озер страны со всем их промышленным и научным потенциалом, складами, узлами коммуникаций и другими имеющими отношение к флоту предприятиями. Ибо только лишь в СССР существовала отраслевая система управления водным хозяйством страны, предусмотрительно созданные в 30-е годы наркоматы морского и водного (речного) транспорта, рыбного хозяйства. Такие организации, как «Главсевморпуть», «Гидрография» и «Метеорология», «Экспедиция подводных работ особого назначения» (ЭПРОН) являлись, по сути, резервом ВМФ. С началом войны многие пароходства переходили в подчинение командующих флотами и флотилиями, а командиры судов и руководители получали соответствующие воинские звания, вплоть до контр-адмирала включительно. Ответственность за быстрое превращение гигантской административно-хозяйственной машины в военную также лежала на плечах адмирала Кузнецова.

Силы восстанавливать помогала дача в Архангельском, где молодые супруги жили почти круглый год. Здесь всегда тепло принимали гостей, среди которых бывал и маршал Б. М. Шапошников. Между ним и Кузнецовым установились теплые взаимоотношения и полное взаимопонимание. Беседы с этим наделенным подлинно стратегическим даром человеком Николай Герасимович находил для себя очень полезными. Возможно, тогда и пришел он к идее сделать труды выдающихся военных мыслителей прошлого настольными книгами морских офицеров.

Вскоре по указанию адмирала Кузнецова в кратчайшие сроки были подготовлены к изданию и вышли в свет работы Ф. Ф. Веселовского, С. О. Макарова, А. Ф. Мэхэна, А. В. Егорьева. Вновь организованный исторический отдел Главного морского штаба внимательно следил за ходом боевых действий на морских театрах разгоравшейся Второй мировой войны. Еще недавно советские суда задерживались главным образом кораблями Великобритании и Франции. Теперь, после того как германские войска вошли в Париж, вектор угрозы сместился в иную сторону.

Сообщения о нарушениях границ гитлеровскими разведывательными самолетами поступали все чаще. Воздушные лазутчики фотографировали военно-морские базы, аэродромы, боевые корабли, фарватеры, что более чем ясно говорило о намерениях военно-политического руководства рейха. Советская сторона четко исполняла указание «не поддаваться на провокации», но это лишь усиливало наглость разведчиков. В конце концов терпение лопнуло, и адмирал Кузнецов приказал открыть огонь.

17 марта самолеты-нарушители были обстреляны в районе Либавы и в местах базирования Северного флота. Из Кремля последовали выговор и очередное указание «огонь не открывать». И все же Николай Герасимович, пользуясь относительной независимостью от наркомата обороны и Генерального штаба, на свой страх и риск занимался вопросами повышения боевой готовности флота, уточнял задачи на прикрытие границы, проверял мобилизационные планы, выявлял критические направления развития техники и предпринимал энергичные усилия, чтобы ликвидировать отставание в области приборов управления стрельбы и радиолокационного вооружения. Вот когда стала очевидной цена увлечения маршала М. Н. Тухачевского тяжелыми безоткатными пушками и радиоуправляемыми катерами-брандерами!

Для решения вопроса нарком ВМФ привлек такого ученого, как А. И. Берг. В мае 1941 года академик получил воинское звание «контр-адмирал-инженер» и возглавил работы по созданию радиолокационного вооружения кораблей. Тогда же Кузнецов под видом учений усилил разведку и дозорную службу.

Донесения следовали одно тревожнее другого: в Румынии проводится скрытая мобилизация, а ее войска совместно с германскими тайно выдвигаются к границе; в Финляндии, стараясь не привлекать внимания, высадились около 30 тысяч немецких солдат и офицеров, и там тоже идет скрытая мобилизация. Неслучаен также и массовый отъезд из Советского Союза специалистов, занятых достройкой купленного в Германии крейсера «Лютцов».

«Война может начаться в ближайшие дни», — сделал вывод нарком ВМФ и по собственной инициативе «с учебной целью» 16 июня 1941 года перевел Балтийский флот в готовность № 2. Черноморский флот, закончив учения 20 июня, так и остался в повышенной готовности 21 июня, во второй половине дня. Вероятность близкого начала войны признал и Сталин. Он приказал задержать на рабочих местах секретарей райкомов и запретить им выезжать из столицы. «Возможно нападение немцев», — предупредил он секретаря Московского городского комитета партии А. С. Щербакова.

Вечером того же дня С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков убедили Сталина отдать войскам приграничных округов директиву о приведении сил в боевую готовность, хотя и с существенными ограничениями. Флота она не касалась: ведь адмирал Кузнецов подчинялся лишь Сталину.

Тем не менее в 0 часов 20 минут 22 июня узлы связи всех флотов получили телеграмму: «Оперативная готовность № 1 немедленно. Кузнецов». А затем нарком лично продублировал указания штабам и командующим открытым текстом по телефону. Да, грубое нарушение правил скрытого управления, но время не терпит...

В 3.15 ночи последовал доклад командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского о воздушном налете противника и ответном огне зенитной артиллерии. Николай Герасимович немедленно сообщил об этом маршалу С. К. Тимошенко. Тот, видимо, не поверил и повесил трубку. Тогда адмирал Кузнецов приказал срочно передать флотам официальное извещение о начале войны и отражении ударов противника. Второго Порт-Артура не будет!

Шквальный огонь надежно прикрыл воздушные подступы к военно-морским базам. Флот оказался единственным видом Вооруженных сил, встретившим врага организованным сопротивлением. В тот день не был потерян ни один корабль, ни один самолет морской авиации! Напротив, истребители только Черноморского флота сбили 5 бомбардировщиков противника, а следующей ночью летчики приступили к нанесению ударов по территории Румынии. Но вот среди торговых судов потери были, и немалые.

Незадолго до рокового дня нарком ВМФ обратил внимание на массовый и почти одновременный выход немецких пароходов из советских портов. Он тут же предложил вывести советские транспорты из портов Германии, но Сталин отказался, объяснив, что «все наши враги и ложные друзья пытаются стравить нас с Гитлером в своих интересах». В результате противнику достались 40 советских пароходов, а 900 моряков оказались в плену...

Сразу же с началом войны адмирал Кузнецов приказал выставить минные заграждения в соответствии с ранее утвержденными планами. Эффективность советских мин подтвердил гитлеровский гросс-адмирал Ре- дер. Он писал: «Много судов нарвались на мины на южном краю заграждений в Балтийском море, что повлекло за собой большие потери в людях и технике». А в сентябре на мине подорвался и затонул финский броненосец береговой обороны «Ильмаринен», после чего попытки обстреливать советские укрепления на полуострове Ханко с моря прекратились.

Но если целесообразность минных заграждений на Балтике была очевидна, то от кого же собирались защищаться при помощи мин на море Черном? Неужели от единственной подводной лодки Румынии? Стоило ли затруднять собственное судоходство, тем более что на этих минах подорвались несколько советских кораблей и судов?

Не все так просто. Опыт Первой мировой войны говорил, что внезапное вступление Турции в войну на стороне Германии способно существенно осложнить обстановку как на суше, так и на море. Еще не были забыты дерзкие набеги на важные объекты черноморского побережья России германских быстроходных крейсеров «Гебен» и «Бреслау», ходивших под турецким флагом.

А в 1941 году выступление Турции на стороне фашистского блока означало немедленное появление в Черном море итальянских тяжелых крейсеров и линкоров! Надежно прикрытые германской авиацией от ударов британского флота, они вполне могли беспрепятственно миновать проливы, а затем оказать серьезное влияние на ход боевых действий на всем приморском направлении.

К счастью, правительство Турции извлекло уроки из прошлого и заняло выжидательную позицию, но военачальник должен учитывать и худший вариант развития событий. Вот почему постановка пассивных минных заграждений была целесообразной и вполне оправданной.

Третий день войны порадовал успехом Дунайской флотилии. Отразив атаки противника, ее моряки сами перешли в наступление, высадили десант в районе Килийского горла и совместно с 14-м армейским корпусом овладели румынским побережьем на протяжении 70 километров. Первый десант начавшейся войны и сразу удачный.

Но общее ухудшение стратегической обстановки не могло не сказаться на флоте. При эвакуации героически оборонявшейся передовой военно-морской базы Либава были потеряны эсминец и пять бывших там на ремонте подводных лодок — их взорвали экипажи, чтобы они не достались врагу. Еще одну подводную лодку потопили торпедные катера противника. Кроме того, погибли четыре вспомогательных и транспортных судна, утрачено много ценного имущества...

Главная угроза флоту нависла со стороны суши, где никакой обороны предвоенными планами даже не предусматривалось. Ведь проект Полевого устава РККА 1939 года гласил: «Если враг навяжет нам войну, рабоче-крестьянская Красная армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий. Войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника...» Теперь оборону приходилось создавать с нуля, буквально на ходу решая сложные вопросы взаимодействия с сухопутными войсками и авиацией.

12 июля Николая Герасимовича срочно вызвали в Кремль: ему предстояло участвовать в заключительном соглашении между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне. К этому времени Сталин уже провел длительные беседы с английским послом Стаффордом Криппсом, а в Москву прибыли представители британской военной миссии.

Благодаря отличному знанию адмиралом Кузнецовым состояния дел вопросы, касавшиеся флота, решили быстро. Вскоре его подпись появилась на итоговом документе рядом с подписью маршала Б. М. Шапошникова и самого Верховного главнокомандующего. А 28 июля в устье Северной Двины приводнилась летающая лодка «Каталина», чью хвостовую кабину стрелка занимал личный посланник президента США Гарри Гопкинс.

Встреча и проводы важного гостя были поручены адмиралу Кузнецову. Обед на яхте командующего Беломорской флотилией произвел на утомленного почти 20-часовым перелетом Гопкинса весьма благоприятное впечатление. Дальше — полет в Москву, решение вопросов о размерах помощи СССР и путях ее доставки.

Работали напряженно. Американца интересовали возможности портов и порядок проводки транспортов, а наркома ВМФ — современные радиолокационные и гидроакустические станции союзников. Ведь британский флот еще во время Первой мировой войны приобрел уникальный опыт борьбы с подводными лодками. А еще хотелось получить средства против магнитных мин, куда более коварных, чем обычные, якорные. Они уже доставили немало бед в акватории Севастополя, но британская сторона не спешила делиться секретами. Пришлось обратиться к ученым Ленинградского физико-технического института. На Черноморский флот прибыла специальная группа во главе с И. В. Курчатовым и А. П. Александровым. С риском для жизни они раскрыли тайну оружия врага и разработали надежную защиту методом размагничивания корабельных корпусов.

Гарри Гопкинс завершил переговоры, но еще раньше сообщил телеграммой президенту Рузвельту, что Советский Союз полон решимости одержать победу в войне. Выяснение этого вопроса и было главным, секретным содержанием его миссии. В самом деле, зачем слать оружие тому, кто готов сложить его перед врагом?

Адмирал Кузнецов со своей стороны действовал решительно. Вскоре в Архангельске, Мурманске и Полярном разместились военные миссии союзников, в Лондон убыла советская, а в Главном морском штабе заработал отдел внешних сношений.

Флот стойко сражался и на уходящих в море флангах гигантского фронта, и в центре континента. Недаром адмирал Кузнецов так упорно занимался в предвоенные годы созданием речных флотилий, оснащением их современной техникой и оружием. Зато ныне Пинская и Дунайская военные флотилии, действуя бок о бок с общевойсковыми соединениями, показывают прекрасные результаты.

Но этого было мало. «Все русские реки и озера должны включиться в войну», — делает вывод нарком и, предвидя развитие событий, формирует Ладожскую, Ильменскую, усиливает Чудскую и Днепровскую, воссоздает Азовскую военные флотилии.

Избранный курс оказался верен, о чем свидетельствовали успехи речных кораблей. Так, ночью 3 августа к селу Гребни, где противник, готовясь форсировать Днепр, сосредоточил немалые силы и переправочные средства, приблизились монитор «Левачев», два бронекатера и плавбаза. Их орудийно-пулеметный огонь был внезапным и эффективным. Противник, охваченный паникой, метался в свете пожаров и прожекторов; тем временем подошла советская пехота и внезапной атакой завершила разгром. Более 600 убитых солдат и офицеров противника, разбитые автомашины, понтоны, мотоциклы и сорванная переправа — вот итог ночного боя.

Достиг также цели и дерзкий десант в тыл врага под Мурманском, в районе губы Западная Лица. Он предотвратил захват важнейшего порта гитлеровцами и позволил советским войскам закрепиться на подготовленных рубежах. А ведь в составе десанта числом в 2000 человек не было специально обученных подразделений морской пехоты, да и организация проходила в столь сжатые сроки, что все приказы и указания отдавались только устно.

К сожалению, отдельные тактические и даже оперативно-тактические успехи не могли изменить общую обстановку. Противник овладел Ригой и завязал бои за Таллин. Взять город с ходу не удалось: моряки, пехотинцы и ополченцы, опираясь на три созданных в короткие сроки оборонительных рубежа, стойко отразили все атаки.

Гитлеровское командование было вынуждено стянуть сюда войска с других участков, отвлекая их от главной цели — Ленинграда. Завершив планомерную подготовку, 19 августа противник вновь пошел на штурм. И снова неудача, во многом благодаря огню мощных орудий крейсера «Киров», двух лидеров, 9 эсминцев, а также бронепоездов. Гитлеровцы понесли тяжелые потери, но и возможности обороны иссякали.

Адмирал И. С. Исаков, представлявший флот при штабе северо-западного направления, распорядился продумать отвод флота еще 12 августа. Командующий направлением К. Е. Ворошилов, узнав о подготовке, предупредил, что об этом не может быть и речи.

Требовалась изрядная смелость, чтобы в предвидении худшего варианта развития событий все же начать вывоз материальных средств мелкими конвоями и на одиночных судах. Разумеется, втайне как от противника, так и от органов НКВД, иначе обвинение в пораженчестве и паникерстве последовало бы неизбежно. Удалось почти полностью вывезти арсенал, немалую часть запасов технического имущества — его хватило на целых два года ремонтных работ, — эвакуировать почти 9 тысяч раненых, 17 тысяч женщин и детей.

Все это время адмирал Кузнецов пытался убедить Верховного главнокомандующего в необходимости эвакуации и в конце концов добился успеха.

«А что, корабли еще в Таллине?» — спросил Сталин маршала Шапошникова, сменившего Г. К. Жукова на посту начальника Генерального штаба. Разумеется, приказ был отдан тут же, 27 августа в 11.00, а 29-го в 16.30 корабли уже прибыли в Кронштадт. Увы, далеко не все.

Удары авиации, а главное, мины отправили на дно более 100 судов и боевых кораблей, унесли почти 12 тысяч человеческих жизней. Потери огромные, но можно ли было избежать их в тех конкретных оперативно-тактических условиях? Если и да, то лишь частично, ибо главным фактором потерь являлось упущенное время.

Иногда, сосредоточивая внимание лишь на цифрах потерь, Таллинский переход сравнивают с разгромом русского флота при Цусиме, вызывая в подсознании горькое слово «поражение». Но Таллинский переход при всех его издержках поражением не был! Тогда, в мае 1905 года, 2-я русская Тихоокеанская эскадра перестала существовать, так и не достигнув цели долгого, тяжелого похода. В августе же 1941 года удалось спасти и ядро Балтийского флота, и достичь цели спонтанно подготовленной операции.

Для самого же адмирала Кузнецова Таллинский переход стал тяжелым воспоминанием на всю жизнь. Вновь и вновь возвращался он к тем дням, анализировал события и решения, размышлял...

Урок, полученный дорогой ценой, не будет забыт и пригодится в дальнейшем. Но и тогда флот в долгу не остался, ибо еще 8 августа по инициативе наркома ВМФ морские бомбардировщики с острова Эзель взяли курс на Берлин. Это был первый налет советской авиации на столицу рейха, а всего их в тот период произвели 10, причем подготовку каждого адмирал Кузнецов контролировал лично. Последние налеты состоялись 5 сентября, после чего наступление гитлеровских войск сделало их невозможными.

В это время Н. Г. Кузнецов находился в Ленинграде, куда прибыл в составе правительственной комиссии для подготовки города к обороне. Он видел линкор «Октябрьская революция» — с носовой частью, разрушенной попаданием авиабомбы, тот стоял у стенки Балтийского завода и вел огонь по наседавшему противнику. Линкор «Марат» пострадал еще больше, но даже в таком состоянии эти корабли представляли собой грозную силу благодаря мощной артиллерии и средствам ПВО.

Помимо организации сил флота в обороне города адмирал Кузнецов имел еще одну, лично Сталиным поставленную задачу: заминировать корабли, чтобы взорвать их при угрозе захвата противником. Тяжело, но необходимо...

Обстановка между тем осложнялась. Внезапно в кабинете адмирала раздался телефонный звонок, и взволнованный женский голос сообщил, что немцы в районе Ивановских порогов вышли к Неве. Для проверки сообщения выслали катера, их обстреляли. Информация подтвердилась.

Противник рвался к городу, но встретил настоящую огненную стихию. К наземной артиллерии добавились орудия двух линкоров, трех крейсеров, двух лидеров, 9 эсминцев, береговых стационарных и железнодорожных установок, и даже 406-мм гигант на опытном полигоне. Централизованное руководство морской артиллерией осуществлял учитель наркома, контр-адмирал И. И. Грен.

Путь врагу преградили не только разрывы снарядов, но и моряки, сошедшие на берег, чтобы в составе морских бригад сражаться вместе с защитниками города.

20 сентября в состав грозного артиллерийского оркестра включились только что введенные 203-мм пушки недостроенного крейсера «Петропавловск», бывшего «Лютцов». Первые же его залпы нанесли противнику изрядный ущерб, но, когда гитлеровцы приблизились к стоянке корабля на расстояние всего четырех километров, преимущество оказалось на стороне многочисленной артиллерии вермахта. Получив 73 попадания, крейсер затонул практически сразу же, под огнем, был поднят, отбуксирован к стенке завода, замаскирован, отремонтирован и вскоре снова открыл огонь!

Если с ремонтом крупных и даже строительством небольших кораблей промышленность справлялась, то о новых крейсерах и линкорах пришлось забыть до самого конца войны. Работы по ним стали невозможны, и адмирал Кузнецов сосредоточил усилия на эсминцах, тральщиках, подводных лодках и катерах. Несмотря на трудности, нарком требовал, чтобы корабли строились качественно и обладали высокими боевыми свойствами. До конца первого года войны флот получил 14 эсминцев, 23 подводные лодки, тральщик и 97 катеров.

Поняв, что взять Ленинград с ходу не удастся, 19 сентября гитлеровцы начали переходить к обороне. В тот же день пришло сообщение о последних боях Пинской флотилии под Киевом, угроза захвата которого стала реальностью. Четыре монитора и бронекатера вели огонь по фашистским войскам на переправе, а когда закончились боеприпасы, моряки подняли сигнал «Погибаю, но не сдаюсь» и взорвали корабли. Прорыв флотилии в Черное море исключался, так как противник успел занять оба берега Днепра.

Были в действиях моряков и героизм, и тактическое мастерство, подчас незаурядное. Так, например, высадка морского десанта в районе Одессы, лишившая противника возможности обстреливать порт. Радовали не столько масштабы небольшой, но сложной операции — в составе морского был и воздушный десант, — сколько изящество замысла и четкость проведения. Руководил ею контр-адмирал С. Г. Горшков, некогда спасенный наркомом от скорого суда.

Анализ первых же высадок десантов подтвердил выводы еще мирного времени: флоту необходимы специальные части для ведения боевых действий на суше. Скоро они появились, причем в немалом количестве. Противник рвался к Москве, и 18 октября Государственный комитет обороны принял решение о формировании 25 морских стрелковых бригад. Создание их шло быстро, во многом благодаря контролю и личному участию наркома ВМФ.

Практически все эти новые соединения отличились в боях и покрыли себя славой. Обычно уступая в два раза по численности стрелковой дивизии, морская стрелковая бригада была равна ей по боевым возможностям за счет высоких качеств личного состава.

Впрочем, накал сражения за столицу был таков, что в нем приняли участие не только морские бригады, но даже пушки, снятые с крейсера «Аврора» и доставленные под Москву!

Важные, требующие постоянного внимания адмирала Кузнецова события разыгрывались и на флангах гигантского фронта.

16 октября завершилась хорошо спланированная и умело проведенная эвакуация Одессы. Закончилась одна, длившаяся 73 дня, героическая эпопея, но началась другая, Севастопольская.

«Главной задачей Черноморского флота считать оборону Севастополя и Керченского полуострова, — гласила телеграмма за подписью Верховного главнокомандующего и наркома ВМФ. — Севастополь не сдавать ни в коем случае. Руководство обороной возложить на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского с подчинением его вице-адмиралу Левченко».

Так по инициативе адмирала Кузнецова, на основе его глубокого анализа опыта обороны военно-морских баз устанавливалась система управления, объединявшая силы флота и сухопутные войска. При этом вице- адмирал Левченко, хорошо показавший себя при обороне Одессы, назначался командующим всеми войсками Крыма.

Первый штурм Севастополя начался 11 ноября и продолжался 10 дней без перерыва. Отразить его удалось во многом благодаря сокрушительному огню береговой и корабельной артиллерии флота. Сначала огневую поддержку сухопутных войск осуществляли три крейсера и пять эсминцев, базировавшихся в Севастополе, но вскоре авиация противника сделала их пребывание там невозможным. Теперь огонь по противнику вели все корабли, сопровождавшие транспорты с грузами для приморской крепости. Чтобы избежать поражения артиллерией гитлеровцев, им приходилось часто менять позиции, но главную угрозу все же представляла авиация. 12 ноября в Севастопольской бухте от ее бомб затонул крейсер «Червона Украина», а два эсминца получили тяжелые повреждения.

Ощутив силу приморской крепости, фон Манштейн, командующий 11-й армией вермахта, молниеносно провел перегруппировку и, продолжая атаковать Севастополь, стремительно обрушил главные силы на Керчь. Именно в это время там помимо вице-адмирала Левченко находились высокопоставленные представители Ставки — Л. З. Мехлис и Г. И. Кулик. Властные, самоуверенные и некомпетентные, они оттеснили командующего войсками Крыма от руководства, создав неразбериху в звеньях управления. Адмирал Кузнецов не раз ставил их на место, подчас в довольно резкой форме, но, разумеется, не мог контролировать каждый их безрассудный поступок.

16 ноября Керчь пала. Мехлис на этот раз сумел уйти от ответственности, «переведя стрелки» на других. Кулик был разжалован до генерал-майора и лишен звания Героя Советского Союза, а Левченко, смещенный с поста заместителя наркома ВМФ, стал капитаном 1-го ранга. Наказание могло быть куда более суровым, но спасло ходатайство адмирала Кузнецова.

Теперь фон Манштейн сосредоточил главные силы на штурме Севастополя, ибо не опасался деблокирующего удара. Чтобы облегчить положение защитников города, следовало вновь создать угрозу для противника извне. Задача имела только один способ решения — проведение самой сложной из всех совместных операций, морской десантной. А для ее планирования и осуществления нужны были не только специалисты флота, но и отлично подготовленные представители сухопутных войск. К счастью, именно таким и был начальник штаба Закавказского фронта генерал-майор Ф. И. Толбухин.

Адмирал Кузнецов одновременно видел, анализировал и предвидел много событий. В то время, как Черноморский флот участвовал в обороне Севастополя и готовил крупную десантную операцию, а морские стрелковые бригады, речные и озерные флотилии сражались в центре континента, Балтийский флот завершал эвакуацию гарнизонов военно-морской базы полуострова Ханко и соседних островов. Они 165 дней оттягивали на себя значительные силы противника, не давая перебросить их под Ленинград, исполняя свой долг с мужеством и честью. Одних только самолетов «люфтваффе» сбили 46!

Вот когда сказался урок Таллинского перехода: 2 декабря эвакуация завершилась почти без потерь, и 23 тысячи опытных бойцов влились в ряды защитников Ленинграда.

Северный флот совместно с сухопутными войсками защищал подступы к важнейшим портам страны и готовился к проводке и встрече союзных конвоев с военной помощью, а в это время на Тихом океане... На Тихом океане обстановка складывалась тревожная.

В советском военно-политическом руководстве не сомневались, что мир с Японией шаток и ее правительство лишь выжидает удобный момент для нападения, наблюдая за ходом боевых действий на советско-германском фронте.

В первой половине ноября в районе острова Итуруп отмечалось появление крупных кораблей, включая авианосцы. Что это? Демонстрация с целью поддержать Гитлера или действительно подготовка к вторжению?

Палубная авиация способна к мощному удару по любому району огромного дальневосточного побережья Советского Союза... Но вдруг корабельная группировка исчезла. Где японская эскадра? Пропавшее объединение не давало покоя.

Загадка разрешилась внезапно, 7 декабря, когда советские войска перешли в решительное контрнаступление под Москвой, а Ставка утвердила план Керченско-Феодосийской операции. В этот день японская палубная авиация нанесла внезапный удар по главной военно-морской базе американского флота Пёрл-Харбор. Уничтожено 4 линкора и 4 повреждено, нанесены ощутимые потери в самолетах и живой силе. США вступили в войну.

И японский удар, и развернувшиеся на тихоокеанских просторах боевые действия подтвердили взгляды адмирала Кузнецова на возрастающую роль авианосцев в морских сражениях.

17 декабря войска фон Манштейна приступили к очередному штурму Севастополя, а тремя днями позже началась Керченско-Феодосийская морская десантная операция, крупнейшая из подобных, проведенных советскими Вооруженными силами. Подготовка ее шла в обстановке весьма динамичной, из-за чего войска, предназначенные к действию в составе десанта, получали новые задачи и планирование приходилось постоянно корректировать.

Остро сказывались и плохая погода, и отсутствие специальных десантных кораблей. Привлекали даже рыболовные шхуны, а всего в операции участвовали 300 кораблей и судов. Иногда удавалось высадить подразделения первого броска прямо на причал, как в порту Феодосии, но чаще применялся метод «Берег — корабль — берег», и воины десанта следовали к пунктам высадки на гребных шлюпках, словно во времена парусного флота. Развернуть строительство десантных катеров до войны не удалось, теперь это и вовсе было невозможно.

Между тем противник подобными средствами располагал. И если крупные надводные корабли он по-прежнему старался держать против Англии, то в Балтийском и Черном морях его специальные быстроходные десантные баржи доставляли немало хлопот. Эти универсальные бронированные корабли благодаря малой осадке могли успешно действовать в шхерах, в узостях, на мелководье, а их 88-мм орудия представляли опасность даже для эсминцев. Обидно: ведь строить и применять специальные десантные корабли начали именно в России, еще в Первую мировую войну.

Позже нарком ВМФ нашел пути решения проблемы: по его приказу были спроектированы и построены специальные мотоботы «проект 165», всего более ста. Конечно, это не десантные корабли и даже не катера, но все же они позволяли быстрее преодолевать простреливаемые ружейно-пулеметным огнем пространства и не пробираться к берегу по горло в ледяной воде, или даже вплавь.

Керченско-Феодосийская операция, несмотря на трудности, целенаправленно развивалась. Удалось захватить плацдармы на северо-восточном побережье Керченского полуострова и в феодосийском порту, высадить 6 дивизий и несколько отдельных частей. В начале января 1942 года весь Керченский полуостров был очищен от противника, и на освобожденных территориях развернулись войска вновь созданного Крымского фронта.

Фон Манштейн вынужденно ослабил натиск на Севастополь, но тут в качестве представителя Ставки на Крымский фронт отправился Л. З. Мехлис...

В самый разгар всех этих грозных событий адмиралу Кузнецову пришлось решать еще один сложный и важный вопрос. В конце октября 1941 года Верховный главнокомандующий приказал: «Вам нужно срочно отправиться на Северный флот. Не уверен, все ли там подготовлено для встречи союзников».

Николай Герасимович срочно вылетел в Архангельск, где уже работал штаб известного полярника И. Д. Папанина, только что назначенного уполномоченным по перевозкам на севере и получившего звание контр-адмирала. Вот когда пригодились испанские навыки организации морских перевозок!

Адмирал Кузнецов уточнял выделенные в помощь британским кораблям сопровождения силы, определял порядок взаимодействия с ними, проверял готовность к зимней проводке и разгрузке транспортов. Под его личным надзором ударными темпами ремонтировались и вооружались ледоколы, строились дополнительные железнодорожные пути. Часть из них вели по льду Северной Двины, толщину которого, по рекомендации профессора МГУ Н. Н. Зубова, увеличивали, заливая водой из пожарных насосов. Огромную работу проделали в рекордно короткий срок, а свежий опыт переброски железнодорожных грузов очень скоро вновь потребовался для прокладки знаменитой «Дороги жизни» через Ладогу.

Зимнее наступление советских войск продолжалось. Нарком ВМФ предпринимал энергичные меры для пополнения морской авиации новыми истребителями и бомбардировщиками, а гитлеровское командование уже вынашивало идеи реванша за провал плана «Барбаросса». Составной частью замысла являлся срыв арктической навигации, чтобы лишить СССР помощи союзников. К решению задачи привлекались до 20 подводных лодок, столько же эсминцев, четыре крейсера, из них три тяжелых, и даже линкор «Тирпиц».

Оценив трассу, которую обслуживали десятки боевых кораблей и до 800 торговых судов под флагами 12 стран, гитлеровские подводники избрали местом своих атак сравнительно узкий — около 350 километров — проход между мысом Нордкап и островом Медвежий.

Адмиралы противника наращивали силы. 11-12 февраля 1942 года они сумели организовать прорыв «карманных» линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» из французского порта Брест в базы Северного моря. Новые, 1936 года постройки, весьма совершенные для своего времени корабли, вооруженные девятью 280-мм и двенадцатью 150-мм орудиями, вполне могли стать настоящими «убийцами» конвоев, тем более что с ними вместе прорвались тяжелый крейсер и 9 эсминцев. А могущество зенитной артиллерии «карманных» линкоров было таково, что все попытки британской авиации помешать им заканчивались только потерями самолетов.

Помогли морские мины. Дважды подорвавшийся «Шарнхорст» надолго встал на ремонт в Вильгельмсхафене, «Гнейзенау» также подорвался на мине, затем, уже в базе, получил повреждения от авиабомб и так и не был введен в строй.

1 марта 1942 года от берегов Исландии двинулся очередной конвой PQ-12. Помимо общего прикрытия он имел также собственное охранение, в состав которого входили авианосец «Викториес» и линкор «Король Георг V».

На перехват конвоя вышел линкор «Тирпиц». Британская подводная лодка вовремя обнаружила угрозу, и самолеты с «Викториес» нанесли по «Тирпицу» удар торпедами. Линкор избежал попаданий, но, очевидно, помня о судьбе «Бисмарка», предпочел не связываться с авианосцем и вернулся восвояси. Что ж, еще один довод в пользу авианосцев...

Британские моряки кораблей и судов в этих трудных переходах действовали совместно с советскими и заслужили самую высокую оценку. Даже в самых опасных ситуациях они проявляли высокую стойкость, подлинный профессионализм, сохраняли спокойствие и уверенность.

Старшими британских конвоев назначали опытных, бывалых, не один шторм повидавших морских волков. Советские моряки отдавали должное их умению, знаниям и мужеству. Иное дело лорды адмиралтейства, смотревшие на необходимость охраны конвоев как на тяжелую обузу. Советские корабли могли осуществлять прикрытие лишь на ближних подступах, вот и случалось, что конвои теряли до 7 транспортов за переход.

Зимнее контрнаступление советских войск, исчерпав силы, остановилось. Фронт на какое-то время стабилизировался, а затем последовали мощные и неожиданные удары противника.

...В начале мая адмиралу Кузнецову пришлось срочно лететь на Черноморский флот. Свирепый дилетантизм Мехлиса, подменившего командование Крымского фронта, парализовал как систему управления, так и сами войска.

Удар фон Манштейна оказался сокрушительным. Вскоре остатки разбитого фронта превратились в плотную многотысячную толпу, прижатую к берегу Керченского пролива. Катера Черноморского флота пытались эвакуировать людей, но часто сами гибли под бомбами и снарядами, да и принять они могли только малую часть солдат и офицеров.

Спасти удалось далеко не всех. Потери одними только пленными составили 176 тысяч человек! Кроме того, противник захватил артиллерийские орудия, боеприпасы, исправные автомашины и тут же обратил трофеи против Севастополя. Возможности войск фон Манштейна увеличили также уникальная 800-мм железнодорожная установка, 420-мм и 600-мм мортиры, прибывшие в его распоряжение.

Операция «Лов осетра» — так назвал фон Манштейн штурм приморской твердыни, — началась 7 июня. Стойко оборонялись защитники города, до последнего снаряда вели огонь береговые батареи, но силы были слишком неравны, а общая стратегическая обстановка слишком неблагоприятна.

Корабли под огнем противника доставляли боеприпасы, пополнение, эвакуировали раненых и гражданское население. Лидеру «Ташкент» удалось даже вывезти знаменитую панораму «Оборона Севастополя»; ее спасли прямо из горящего здания. Это был один из последних подвигов героического корабля. В конце июня он погиб под вражескими бомбами в гавани Новороссийска.

Эвакуация защитников Севастополя завершилась к 1 июля, но флот не смог переправить на Большую землю всех: противник захватил мыс Херсонес и обстреливал водные подступы к городу. Часть защитников ушли в горы и присоединились к партизанам. Фон Манштейн получил благодарность фюрера, звание генерал-фельдмаршала и приказ использовать свежеприобретенный опыт для штурма другой приморской твердыни — Ленинграда. Там его войскам вновь придется побывать под снарядами морской артиллерии, ощутить силу ударов авиации Балтийского флота, а сам штурм закончится неудачей.

Тем временем гитлеровские танки уже приближались к Волге. Вот когда сказалась дальновидность адмирала Кузнецова, еще год назад предложившего создать здесь учебный отряд, позже преобразованный в Волжскую речную флотилию. Теперь ее час пробил!

Пятнадцать бронекатеров, 7 канонерок из вооруженных гражданских судов и 30 тральщиков; роль последних была очень велика, ибо противник, стремясь прервать речное сообщение, забрасывал Волгу минами, в том числе и магнитными.

Вопрос «О значении Волги и перевозок по ней» стал темой особого заседания Государственного комитета обороны, чей весьма трудоемкий транспортный отдел возглавлял сам Сталин. Сразу же после заседания адмирал Кузнецов и нарком речного флота Шашков вылетели на Волгу, чтобы на месте решать важные задачи.

Итоги работы, проделанной в рекордно короткие сроки, впечатляли: так, в целях усиления ПВО были сформированы 200 отдельных зенитно-пулеметных взводов и 400 постов наблюдения, а 200 гражданских судов, почти все пригодные, переоборудованы в тральщики. Гремели взрывы, исчезали в воде объятые пламенем бронекатера, но движение по главной речной артерии не прекращалось.

Гигантская битва разгоралась, требуя все больше техники и вооружения, а тут в море разыгралась трагедия. Гитлеровские подводные лодки и авиация разгромили конвой PQ-17. Потери составили 24 судна, а с ними 430 танков, 210 самолетов, 3350 автомашин и тягачей. В холодных волнах погибли 153 моряка — англичан, русских, американцев.

Противник начал атаки с раннего утра 4 июля — что ж, дело обычное. Но вдруг случилось непонятное: корабли охранения по приказу адмиралтейства покинули конвой.

Виновником трагедии, конечно, являлся первый лорд адмиралтейства сэр Дадли Паунд, откровенно считавший охрану конвоев «камнем на шее британского флота» и не желавший рисковать крупными кораблями.

Он узнал, что «Тирпиц», оставив свою базу, двинулся на перехват конвоя, и отдал приказ, который Сталин в письме Черчиллю назвал необъяснимым.

Гитлеровский линкор ушел недалеко: он был атакован подводной лодкой Н. А. Лунина и вернулся на базу. Вот только в британском адмиралтействе об этом не знали, потому и стали беззащитные суда жертвами бомб и торпед.

Правда, британский историк Д. Ирвинг выдвинул иную версию. Он считает, что операция по проводке конвоя изначально планировалась как ловушка для «Тирпица», с приманкой из транспортных судов, чтобы подвести его под удар авианосца «Викториес» и огонь двух линкоров — «Дьюк оф Йорк» и «Вашингтон». А раз так, то злополучный приказ был отдан еще до выхода гитлеровского «чудища» на охоту.

Разгром конвоя PQ-17 помимо крупного прямого ущерба принес и весьма ощутимый косвенный: сэр У. Черчилль воспользовался случаем, чтобы «заморозить» отправку очередных конвоев.

Реакция советского правительства была энергичной, ибо задержка даже одного-единственного судна вызывала озабоченность Верховного главнокомандующего. Для усиления Северного флота по приказу адмирала Кузнецова с Дальнего Востока сквозь льды, преодолевая неимоверные трудности, двинулись лидер «Баку» и два эсминца.

В то же время по внутренним северным коммуникациям на запад шел крупный караван транспортных судов. Германское военно-морское командование, получив разведывательную информацию, спланировало операцию «Вундерланд» и направило на его уничтожение тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» и три подводные лодки.

25 августа 1942 года «Адмирал Шеер» обнаружил советский пароход «Александр Сибиряков» и, подняв американский флаг, потребовал сообщить обстановку. Хитрость не удалась. Командир «Сибирякова» старший лейтенант А. А. Качарава опознал рейдер по силуэту, о чем и передал сообщение в эфир открытым текстом. Затем последовал неравный бой, длившийся около 20 минут...

Сообщение принял капитан ледокола «Ленин» и решил вести суда сквозь льды в море Лаптевых. Благодаря подвигу «Сибирякова» время удалось выиграть, и, когда «Адмирал Шеер» подошел к ледовой кромке, караван уже скрылся из виду. Тогда крейсер двинулся к порту Диксон, разрушить который также имел приказ. Но там тоже получили сообщение «Сибирякова» и приготовились к бою. Встретив ожесточенное сопротивление береговых батарей и вооруженных судов, противник предпочел отступить: ведь серьезные повреждения для него в этих водах были равноценны гибели!

Меры по усилению Северного флота и настойчивость Верховного главнокомандующего в конце концов привели к тому, что 7 сентября к берегам Советского Союза отправился очередной конвой. Германское командование, воодушевленное успехом с PQ-17, решило повторить операцию. О масштабах развернувшегося сражения говорит хотя бы то, что британские моряки потопили 4 подводные лодки и сбили 40 самолетов противника. Советские моряки добавили к ним еще 6, а 20 уничтожила авиация Северного флота на аэродромах.

Но британское адмиралтейство, ссылаясь на потери — 14 транспортов, — все же отказалось выделять корабли прикрытия до конца года. Тогда адмирал Кузнецов сумел организовать доставку грузов отдельными транспортами, под прикрытием только эсминцев и тральщиков. Таким образом, грузопоток не прерывался, а процент потерь, вопреки ожиданиям скептиков, даже несколько снизился.

В это трудное время Николаю Герасимовичу приходилось решать не только морские, но и чисто «сухопутные» задачи. Так, из-за удаленности войск, защищавших полуострова Средний и Рыбачий от основных сил, их оборона была целиком возложена на Северный флот. Оценив обстановку, адмирал Кузнецов создал Северный оборонительный район в составе трех морских бригад, нескольких отдельных батальонов и береговых батарей под общим командованием генерала С. И. Кабанова, отличившегося при обороне полуострова Ханко.

Гитлеровские дивизии в Сталинграде все еще напрягали силы, а под Ленинградом Ладожская военная флотилия во взаимодействии с авиацией отразила попытку противника захватить небольшой остров Сухо и прервать снабжение города по «Дороге жизни». Разыгравшееся 22 октября сражение можно было бы смело назвать морским, не происходи оно в водах озера. В результате из 30 катеров и грозных десантных барж противника на свои базы вернулись только 13, да и то изрядно потрепанные.

19 ноября залпы советских орудий возвестили о начале контрнаступления под Сталинградом. Днем позже погиб эсминец Северного флота «Сокрушительный». Не от бомб или торпед противника, а от шторма. Неприятности с эсминцами этого типа, образцами для которых в свое время послужили рассчитанные на Средиземное море итальянские корабли, случались и раньше. Узнав о происшествии, застрелился контр-адмирал А. А. Жуков. Перед войной он ведал управлением кораблестроения для ВМФ и счел себя виновником крушения.

Адмирал Кузнецов сделал свои выводы: он думал уже о послевоенном флоте. Точнее, он никогда не переставал думать о нем, даже в самые напряженные дни Сталинградской битвы, где вместе с общевойсковыми соединениями сражались Волжская флотилия и две морские стрелковые бригады. Позже, оценивая роль флота в победе на Волге, маршал В. И. Чуйков сказал: «Если бы их (моряков) не было, 62-я армия погибла бы без боеприпасов и продовольствия и не выполнила своей задачи»...

В последний день уходящего 1942 года британские моряки преподнесли подарок: у мыса Нордкап они вступили в бой с тяжелым крейсером «Хиппер» и 6 эсминцами противника. Ценой собственных потерь им удалось нанести тяжелые повреждения крейсеру, потопить один из эсминцев и сорвать попытку гитлеровцев атаковать конвой. Этот бой, вошедший в историю как «новогодний», стоил поста гросс-адмиралу Э. Редеру. ВМС фашистской Германии возглавил адмирал К. Дениц, сторонник «подводной войны».

Роль подводных лодок, как показывали события, действительно возрастала. В первый период войны советским подводникам пришлось тяжело, особенно на Балтике, где малые глубины серьезно затрудняли их боевую деятельность. Случалось, форсируя минные поля, подводные лодки буквально ползли по грунту, так что днище полировалось до блеска. Потери в этих условиях были неизбежны, но и победы сверкали особенно ярко: например подводная лодка капитана 3-го ранга Е. Я. Осипова Щ-406 потопила пять транспортов противника, три из которых везли пополнение для группы армий «Север». Приобретя ценный опыт, советские подводники только на Северном флоте и только в 1942 году торпедами и артиллерийским огнем потопили 46 транспортов и 5 боевых кораблей противника.

Адмирал Кузнецов предпринимал энергичные меры для того, чтобы повысить эффективность их действий еще больше. Пять подводных лодок «Малютка» были отправлены на Северный флот из Горького по железной дороге, еще пять, в том числе четыре типа С, перебрасывались туда с Каспия по речным системам, а 24 января 1943 года в Полярный прибыла первая из 6 подводных лодок типа К, направленных с Тихого океана.

Скрытно пройдя водами, где хозяйничали японские корабли, они спустились к экватору, прошли через Панамский канал в Атлантику, миновали районы активных действий гитлеровских подводных лодок, поднялись выше Северного полярного круга и оттуда двинулись к базам назначения. При этом две лодки, по просьбе наркома ВМФ, союзники во время перехода оснастили новейшими гидроакустическими и радиолокационными станциями, и еще четыре комплекта такой же аппаратуры отправили с ближайшими конвоями.

К сожалению, завершить героический переход удалось не всем: подводный корабль Л-16, находясь в 820 милях от Сан-Франциско, погиб в результате попадания торпеды неизвестной подводной лодки...

1943 год начался яркой вспышкой операции «Искра», положившей конец блокаде Ленинграда. Весомый вклад в ее успех внесла и морская артиллерия, чьи огневые позиции простирались от Кронштадта до устья Невы.

К исходу января советская армия освободила от противника северный берег Азовского моря, и адмирал Кузнецов тут же принялся воссоздавать Азовскую флотилию, словно предугадывая ее славное будущее. В Ейск потянулись железнодорожные составы с береговыми орудиями, катерами, малотоннажными кораблями, а главное, людьми, ранее служившими в этом объединении. Во главе флотилии был поставлен ее прежний

командующий, контр-адмирал С. Г. Горшков. Несколько месяцев спустя в ходе Донбасской наступательной операции Юго-Западного и Южного фронтов Азовская флотилия высадила десанты в районах Таганрога, Мариуполя и Осипенко. Все — в назначенное время, все достигли цели.

В это время по решению адмирала Кузнецова авиация Черноморского флота ставила минные заграждения с целью нарушения снабжения противника на Днепре и Дунае, а корабли начали уничтожение фашистских транспортных судов. Тогда же нарком ВМФ был ознакомлен с приказом Верховного главнокомандующего по освобождению Новороссийска, согласно которому флоту поручалась высадка десантов — основного в районе Южной Озерейки и вспомогательного в Станичках. Николай Герасимович позаботился, чтобы высадка, чьей непосредственной организацией занимался адмирал Ф. С. Октябрьский, была подготовлена как можно лучше.

27 января советские войска перешли в наступление, и, хотя оборону противника к востоку от Новороссийска прорвать не удалось, высадка основного морского десанта, включавшего также и небольшой воздушный, все же состоялась в ночь на 4 февраля. Но то ли аналитические способности гитлеровских штабистов, то ли тактическое чутье их командиров, заслуга разведки или утечка информации... Так или иначе, противник успел стянуть к Южной Озерейке дополнительные силы. А тут еще и шторм начался!

Высадку пришлось прекратить, а снабжение тех, кто уже сражался на берегу, стало невозможным. Двое суток упорно оборонялись десантники, а затем, получив приказ, сумели главными силами пробиться в Станички. Там обстановка складывалась по-иному: кораблям удалось внезапно приблизиться к берегу и высадить десант под командованием майора Цезаря Куникова.

Внимание противника было приковано к району Южной Озерейки, и все же бой принял ожесточенный характер. Мастерство и отвага помогли героям-черноморцам захватить плацдарм размерами до четырех километров по фронту и до двух в глубину.

Так вспомогательный десант, вопреки планам, стал основным. Командование, оценив обстановку, тут же принялось развивать успех. В последующие пять дней на занятый участок побережья высадили 15 400 человек с артиллерией и танками, а сам плацдарм, простиравшийся теперь от Мысхако до Станички, вошел в историю как Малая Земля. Он лишил противника возможности использовать порт Новороссийска, а в дальнейшем помог освободить и сам город, но тогда Ставка сочла операцию в целом неудачной. Над адмиралом Ф. С. Октябрьским нависла угроза наказания. Николай Герасимович сумел его спасти, добившись назначения командующим Амурской военной флотилией, а год спустя вернул на Черноморский флот.

Смена командования на отношении к Малой Земле не сказалась, и моряки, с риском идя вдоль занятого противником берега, продолжали доставлять на плацдарм пополнения, боеприпасы, продовольствие, артиллерийские орудия, автомашины и даже танки. Всего же на Малую Землю перевезли 78 тысяч человек — целую армию!..

Флот продолжал действовать и в сердце континента. Корабли речных флотилий обеспечивали огневую поддержку сухопутных войск и снабжение их по водным артериям. Только по Волге за лето 1943 года прошли 8 тысяч судов, доставивших армии более 7 миллионов тонн горюче-смазочных материалов.

«В победе под Курском есть и их вклад, — с похвалой отозвался Верховный главнокомандующий о моряках. — Но темпов подвоза горючего не снижать!»

Моряки наказ выполнили. К исходу лета волжские фарватеры были полностью очищены от мин, а боевые корабли со своими опытными экипажами по железной дороге перемещались к Днепру, где формировалась новая флотилия.

К этому времени опыт десантов у Южной Озерейки и Станички был уже тщательно проанализирован и адмиралом Кузнецовым, и офицерами штабов, и даже учеными академии. План следующей, Новороссийской морской десантной операции составляли скрупулезно, рассчитывали по минутам, тщательно продумывая каждую деталь.

9 сентября 1943 года последовали удары войск Северо-Кавказского фронта со стороны суши, а в ночь на 10-е в порт и непосредственно сам город Новороссийск высадились морские десанты. Решительно, дерзко и очень умело! Успех операции обеспечили, с одной стороны, мастерство самих десантников, четкая, дружная совместная работа общевойсковых и морских штабов, а с другой — талант блестящего знатока тактики и оперативного искусства генерала И. Е. Петрова, осуществлявшего руководство операцией, а также его заместителя по морской части вице-адмирала А. А. Владимирского.

Овладение Новороссийском означало удар во фланг и тыл группировке противника на Таманском полуострове и неизбежно вело к развалу всего оборонительного рубежа, известного как «Голубая линия». Сама же морская десантная операция представляла собой часть более крупной, Новороссийско-Таманской, проводимой войсками Северо-Кавказского фронта совместно с Черноморским флотом. В ходе этого наступления моряки потопили почти 90 кораблей и судов противника, а летчики сбили 56 самолетов. Недаром в честь освобождения Новороссийска в Москве прогремел салют!

Адмирал Кузнецов наблюдал его из Кремля, обдумывая следующую десантную операцию, Керченско-Эльтигенскую. Цель — положить начало освобождению Крыма. Но подготовка даже к столь масштабной операции не могла заставить хотя бы на минуту забыть о двух ледоколах, «И. Сталин» и «Ф. Литке», необходимых для проводки союзных конвоев зимой в Белом море.

Вопрос об их переходе из порта Тикси решался Верховным главнокомандующим лично и находился под его контролем.

Тщательно продуманы маршрут, организация охранения, обеспечена высокая секретность, но все же гитлеровское командование узнало о переходе. Ледоколы всегда были желанной целью: уничтожить их — и целые караваны судов окажутся запертыми в северных портах, а грузопоток будет сорван даже без трудных перехватов конвоев.

На охоту за ледоколами были отправлены крупные силы. Доклады об атаках подводных лодок следовали почти непрерывно, две из них удалось потопить, но путь впереди еще долгий...

Можно ли было в тех условиях решать иные, не связанные с текущими задачами вопросы? Можно и нужно, считал адмирал Кузнецов, думая о будущем флота. В том году Верховный главнокомандующий решил, взяв за образец старые кадетские корпуса, создать суворовские военные училища. Мальчики, оставшиеся без родителей вследствие войны, могли получить там прекрасное образование, строгое воспитание и военную подготовку, позволявшую выпускникам в случае необходимости сразу же занимать первичные офицерские должности в стрелковых войсках.

Но отчего же только в стрелковых? В России были не только кадеты, но и гардемарины! Нарком ВМФ тут же выступил с настойчивой инициативой, и почти одновременно с суворовскими были созданы и нахимовские училища, где мальчиков целенаправленно готовили к морской службе. Николай Герасимович вместе с руководством Ленинграда лично выбирал здание для училища, подбирал командные кадры, разъяснял им непростые педагогические задачи, заботился о быте, учебе и воспитании нахимовцев...

Сроки Керченско-Эльтигенской операции приближались. Сложность ее состояла в том, что десант здесь изначально лишался своего основного преимущества — внезапности. Возможности войск и флота позволяли нанести удар лишь через сравнительно узкий Керченский пролив, а гитлеровское командование, просчитав обстановку, организовало наиболее прочную оборону именно там.

Но не было бы счастья, да несчастье помогло: противник предпринял все необходимые меры и... тем самым усыпил собственную бдительность. Последнее обстоятельство поначалу способствовало успеху высадки в Эльтигене, начавшейся 28 октября в 5.00 после огневой подготовки. Но в дальнейшем бои приняли характер затяжной и тяжелый.

Гитлеровцам удалось блокировать десант не только со стороны суши, но и с моря. Быстроходные десантные баржи с 88-мм орудиями были опасным противником. К «Огненной земле», как называли плацдарм, прорывались разве что отдельные катера с боеприпасами, пополнением и продовольствием. Да еще выручала авиация, доставившая около 400 тонн грузов. Но именно стойкость защитников плацдарма позволила Азовской флотилии в ночь со 2 на 3 ноября начать успешную высадку в районе Керчи.

А вскоре пришла радостная весть с севера: ледоколы «И. Сталин» и «Ф. Литке» благополучно прибыли к пункту назначения. За время перехода охранением были уничтожены достоверно две подводные лодки противника, еще две предположительно и одна повреждена.

6 декабря последовал приказ об эвакуации эльтиген- ского десанта. Посадка на катера, 8 из которых погибли, шла под огнем, многим пришлось возвращаться к исходному берегу на подручных средствах. Части десантников удалось, ошеломив противника дерзостью, занять Керчь, удерживать ее несколько суток, а потом закрепиться на горе Митридат. Другая часть, и немалая, имитируя колонну военнопленных, вышла к советскому плацдарму в районе Керчи и соединилась с войсками Отдельной Приморской армии.

Моряки доставляли туда все необходимое, проявляя чудеса изобретательности и храбрости: противник уже подтянул к Керчи несколько десятков быстроходных десантных барж, этих «морских танков». А поскольку советская промышленность была занята производством танков обычных, сухопутных, катерам Азовской флотилии то и дело приходилось вступать в неравный бой. Но плацдарм держался прочно, уверенно, что позволило Генеральному штабу приступить к разработке операции по освобождению Крыма, в замысле которой нашли отражение все предложения адмирала Кузнецова.

А пока внимание его вновь обратилось к северному крылу гигантского фронта, где готовилась операция по окончательной ликвидации блокады Ленинграда. При этом Балтийский флот согласно решению генерала Л. А. Говорова обеспечивал переброску на Ораниенбаумский плацдарм войск 2-й ударной армии общей численностью почти в 54 000 человек, 2300 единиц автотракторной техники, сотни танков и артиллерийских орудий.

Под новый, 1944 год верные своим традициям англичане вновь преподнесли подарок: в бою у мыса Нордкап их снаряды и торпеды отправили на дно «карманный» линкор «Шарнхорст», вышедший было поохотиться на конвои. Хорошее предзнаменование в свете предстоящего снятия блокады Ленинграда!

Утром 14 января 1944 года 2-я ударная армия перешла в наступление. В огневой подготовке участвовали 305-мм орудия линкора «Марат» и форта «Красная Горка»; разрывы их снарядов были слышны за 20 километров! Следующим утром огневая подготовка началась и на красносельском направлении. Наряду с полевой артиллерией в ней участвовали более 200 орудий боевых кораблей, береговых батарей и железнодорожных установок флота.

Точный и сокрушительный огонь деморализовал противника. В ходе операции гитлеровские войска понесли значительные потери и были отброшены на 65 километров. Блокада Ленинграда была ликвидирована полностью и окончательно!

Признанием заслуг народного комиссара Военно- морского флота стало присвоение ему в феврале 1944 года звания «адмирал флота», а затем, 31 марта, утверждение в должности главнокомандующего этим видом Вооруженных сил.

Вскоре, 8 апреля, началась битва за Крым. Со стороны Перекопа удар нанесли войска 4-го Украинского фронта, а с Керченского полуострова навстречу им двинулась Отдельная Приморская армия во взаимодействии с Черноморским флотом и Азовской флотилией.

10 апреля пришло сообщение об освобождении Одессы и подвиге морского десанта под командованием старшего лейтенанта Ольшанского. Двое суток непрерывных боев, 18 отраженных атак противника, 700 уничтоженных гитлеровцев.,. Звания Героя Советского Союза были удостоены все 68 десантников. А менее чем через месяц советские моряки вернулись и в город русской морской славы, Севастополь; силы флота эффективно содействовали войскам 4-го Украинского фронта, обеспечивали надежную блокаду гитлеровского гарнизона с моря. На дно отправились 78 кораблей и судов противника, в том числе такие, как «Гейзерих», «Тейя» и «Тотила», на борту каждого из которых находились по несколько тысяч солдат и офицеров. Хорошо поработала и морская авиация: ее летчики в воздушных боях сбили 80 самолетов «люфтваффе».

31 мая главнокомандующему ВМФ было присвоено самое высокое военно-морское звание «адмирал флота Советского Союза».

Черноморский флот перебазировался на побережье Крыма. Следующая задача — содействие приморскому флангу 3-го Украинского фронта в ходе Ясско-Кишиневской наступательной операции и форсирования Дуная. Отсюда и новое название Азовской флотилии: теперь она стала Дунайской, ибо сомнений в достижении целей не было.

Тем временем Северный флот готовился к приему пополнения. В июле 1943 года Италия капитулировала, и флот ее, в соответствии с соглашением, подлежал разделу между союзниками. Но поскольку немедленное решение вопроса вполне могло настроить итальянцев против англичан и американцев, раздел отложили до конца войны. Советскому Союзу в качестве компенсации его доли предложили видавший виды британский линкор «Ройял Соверин», 8 столь же бывалых эсминцев, четыре подводные лодки и американский крейсер «Милуоки». Разумеется, тоже далеко не новый. Тем не менее в совокупности эти корабли представляли довольно внушительную силу, и пренебрегать ею не следовало.

Адмирал Кузнецов отправился на Северный флот и лично руководил подбором экипажей, чья общая численность достигала трех тысяч человек. Верность адмиральского глаза сказалась, когда экипажи прибыли в Англию и поразили своей квалификацией британских специалистов. «Русские прислали не моряков, а переодетых инженеров», — писали газеты.

Работа шла быстро, и 17 июля 1944 года корабли под советскими флагами вышли в море, чтобы в составе охранения сопровождать очередной северный конвой. Гитлеровские подводные лодки атаковали настойчиво и яростно. И хотя две из них эсминец под командованием капитана 3-го ранга Л. Г. Андреева потопил, интенсивность атак не ослабевала.

Решение адмирала Кузнецова изменило ситуацию. По его приказу на борьбу с подводными лодками противника вышли все торпедные катера Северного флота, а морская авиация нанесла мощный удар по пунктам базирования.

Корабли прибыли без потерь. Линкор «Архангельск» и крейсер «Мурманск» (так теперь назывались бывшие «Ройял Соверин» и «Милуоки») использовались для противовоздушной обороны. Старые эсминцы сослужили хорошую службу, так как их противолодочное вооружение и приборное оборудование были вполне современными.

Советские Вооруженные силы наносили противнику один стратегический удар за другим, и в каждом из них участвовали силы флотов, речных флотилий, морская авиация, бригады и батальоны морской пехоты.

В июне 1944 года Ладожская флотилия высадила оперативный десант в устье реки Тулоксы. Огневую поддержку оказывали 18 бронекатеров и речных кораблей, а с воздуха высадку обеспечивали 234 самолета. Продуманная организация, четкое взаимодействие и целеустремленность обеспечили успех.

Тогда же одержала первую победу и только что созданная Чудская озерная флотилия. 13 июня два советских бронекатера встретили четыре катера противника в северной части озера. Бой маленьких кораблей проходил в полном соответствии с тактикой броненосных флотов XIX века: были здесь и кильватерная колонна, и прорезание неприятельского строя, и даже таран. Один из фашистских катеров отправился на дно Чудского озера, другие, получив повреждения, спешно ретировались.

Месяц спустя десант Онежской флотилии освободил Петрозаводск, а корабли Днепровской достигли Пинска. Впереди — русла Вислы и Одера. Как научились воевать, как выросло боевое мастерство матросов и офицеров!

На южном фланге в соответствии с планом Ясско-Кишиневской операции самолеты Черноморского флота наносили удары по военно-морским базам Констанца и Сулина. К 25 августа бомбы и торпеды уничтожили более 50 кораблей и судов противника. Констанца как военно-морская база перестала существовать, а из Сулины гитлеровцы были вынуждены увести уцелевшие корабли, затопив поврежденные на рейде.

К этому времени Дунайская флотилия уже высадила на противоположный берег реки крупный десант (8100 человек с артиллерией, танками и мотоциклами), с ходу устремившийся в глубину обороны противника. Чуть позже последовала высадка у Жебряны. За три часа боя десантники овладели городом, уничтожили 1500 солдат и офицеров противника, еще 4400 захватили в плен, отрезав пути отхода приморской группировке фашистских войск. Собственные потери — 28 человек. Каков уровень военного искусства!

Черноморцы будто состязались с моряками Северного флота, одержавшими 19 августа крупную победу в бою у Варангер-фьорда. Менее чем за час 14 торпедных катеров бригады капитана 1-го ранга А. В. Кузьмина потопили там два эсминца, два транспорта, три тральщика, 7 сторожевых кораблей и катеров противника. При этом собственные потери составили всего один катер!

Черноморский флот уступать в доблести братьям по оружию не собирался. При содействии его удачных десантов были освобождены Вилково, Констанца, Варна, Бургас. Овладение главными портами Румынии и Болгарии означало полное изгнание противника из акватории Черного моря.

И снова внимание на Север. «Шарнхорст» лежал на дне, но другой линкор, «Тирпиц», все еще не давал покоя лордам адмиралтейства. Британские сверхмалые подводные лодки подвели под укрывшийся в норвежском фьорде линкор мощный заряд, летчики угостили его 15 попаданиями авиабомб, но бронированное «чудище» демонстрировало чудеса живучести. Опасения, что оно залижет раны и вылезет из норы, были реальны.

Для окончательного решения вопроса британским инженерам пришлось сконструировать специальную авиабомбу, а штабным офицерам вместе с советскими коллегами запланировать масштабную воздушную операцию. В этой работе лично участвовал и адмирал Кузнецов.

11 сентября более 40 тяжелых бомбардировщиков «ланкастер», поднявшись с аэродрома Лузимаут, взяли курс на Норвегию. Цель — «Тирпиц». Но низкая облачность закрыла его стоянку, и самолеты приземлились в районе Архангельска, где их подготовили к очередному вылету.

Следующим днем «ланкастеры» повторили налет. Небо над «Тирпицем» прояснилось, но германская система оповещения сработала безупречно, и линкор мгновенно скрылся в густой дымовой завесе. Бомбометание прошло почти наугад.

Опять неудача? Утешила британская агентурная разведка: согласно ее скорому донесению одна из бомб все же пробила борт линкора и взорвалась в районе киля. Там зияла огромная пробоина, в которую хлынула вода. Девять месяцев ремонта как минимум «Тирпицу» были обеспечены!

Англичане ликовали. Все участники операции, в том числе и советские, получили награды от короля...

Осень 1944 года принесла новые победы на суше и на море. И как всегда, заботы о зимней навигации. На этот раз непосредственное руководство переходом конвоя с ледоколами осуществлял командующий Беломорской флотилией вице-адмирал Ю. А. Пантелеев. Он разработал детальный план операции, доложил его командующему ВМФ и попросил разрешения соблюдать полное радиомолчание во время перехода.

Николай Герасимович согласился. Он знал, что именно этот прием помог японской эскадре незаметно проделать огромный путь от острова Итуруп до Пёрл-Харбора. Так почему бы не использовать чужой опыт в интересах Советского Союза?

В октябре конвой из 24 кораблей и судов покинул порты Заполярья. Вскоре Верховный главнокомандующий поинтересовался местом его нахождения, но ответа на радиозапросы не было. Беспокойство нарастало и в урочный день достигло предела: конвоя не было!

Правда, спустя сутки корабли объявились в Молотовске. Все до единого, без потерь. Причиной небольшой задержки стал обычный шторм, о чем вице-адмирал Пантелеев и доложил наркому по телефону.

— Почему вы не ответили на две радиограммы, командующего флотом и мою? — услышал он в ответ голос человека, находившегося под впечатлением недавней встречи со Сталиным. — Почему молчали?

— Товарищ нарком, — произнес вице-адмирал, — вы мне лично в Москве приказали соблюдать полное радиомолчание, и я не осмелился нарушить ваш приказ.

Некоторое время в трубке слышалось тяжелое дыхание, затем прозвучало:

— Правильно сделали. У меня все...

1945 год начался сражением на дипломатическом фронте. Ялтинской конференции предстояло определить контуры послевоенного устройства в мире и решить вопросы заключительного этапа войны. А нарком ВМФ должен был обеспечить глав делегаций надежной связью, подготовить аэродромы и стоянки для кораблей с обслуживающим персоналом. Но главным оставалось личное участие в переговорах.

Первое заседание состоялось вечером 4 февраля. Союзники интересовались, скоро ли советские войска освободят Данциг: там находился крупный центр гитлеровского подводного флота, наносившего большой ущерб Великобритании. Участники конференции еще не знали, что советская подводная лодка С-13 капитана 3-го ранга А. И. Маринеско дерзкой атакой потопила огромный лайнер «Вильгельм Густлов», а чуть позже — и «Генерал Штойбен», на борту которых находились экипажи новейших подводных кораблей противника и специалисты учебного отряда. Основным же вопросом, волновавшим американцев и англичан, было участие СССР в войне с Японией. Перспективы секретных работ над атомной бомбой пока еще оставались туманными, и победа на Дальнем Востоке, по расчетам специалистов, могла потребовать еще года два времени, немалых усилий и более миллиона человеческих жизней.

Стороны пришли к соглашению, в соответствии с которым Советскому Союзу возвращались права, утерянные в результате нападения Японии в 1904 году, включая южную часть острова Сахалин и все прилегающие к нему острова, обеспечивались преимущественные интересы в интернационализированном Дайрене. Восстанавливалась также и аренда Порт-Артура. Особое внимание адмирала Кузнецова привлекал третий пункт соглашения; он гласил о передаче СССР Курильских островов, имеющих исключительно важное стратегическое значение.

Военно-морские интересы союзников представляли два известных адмирала — британский Э. Каннингхэм, стяжавший славу победами на Средиземноморье, и американский Э. Кинг, «архитектор победы на Тихом океане». Оба старые морские волки, бывалые, опытные, настоящие знатоки своего дела.

Советский адмирал постарался выяснить, не предусматривают ли военно-морские силы США ведение боевых действий в этом районе. Ведь японский флот, несмотря на потери, насчитывает 500 кораблей и представляет внушительную силу. Оказалось, что рассчитывать следует лишь на собственные возможности. Правда, американская сторона обещала предоставить на время кампании 250 различных кораблей, до фрегата включительно, — разумеется, с возвратом (но поставила впоследствии только 10).

11 февраля конференция завершила работу. Президент Рузвельт отбыл на родину, британский премьер-министр немного задержался, чтобы поклониться могиле своего родственника, Джона Черчилля, на английском кладбище в Севастополе, адмиралы вернулись к обычным делам...

Советские армии стремительно шли на запад, а вместе с ними шли и корабли речных флотилий. Они участвовали в освобождении Белграда, Будапешта, Вены и Берлина. С честью выполнили свои задачи флоты Балтийский и Северный; Черноморский, внеся достойный вклад в освобождение Южной Европы, к этому времени уже был выведен из числа действующих.

9 мая прогремели залпы салюта Победы. А накануне, 8-го, президент Г. Трумэн, сменивший скончавшегося Ф. Д. Рузвельта, предпринял шаг резкий и неожиданный. Ни с кем не советуясь, он подписал приказ о значительном сокращении поставок в СССР.

Недружелюбный жест встревожил многих трезвомыслящих политиков, в том числе и в США. Гарри Гопкинс, несмотря на ухудшение здоровья, вылетел в Москву, чтобы смягчить ненужное обострение отношений: приближалась Потсдамская конференция.

Столица же ликовала, как и вся страна. Апофеозом торжества стал Парад Победы 24 июня 1945 года. Чеканя шаг, срывая аплодисменты, прошел в тот день по брусчатке Красной площади и сводный полк моряков. А после, на праздничном приеме в Георгиевском зале Кремля, Николай Герасимович выслушал немало теплых слов от прославленных маршалов и генералов: почти каждому из них довелось взаимодействовать с флотами и флотилиями, почти у каждого в составе были морские бригады и батальоны. Да и сам Верховный главнокомандующий, поднимая бокал, предложил «выпить за тех, кто нам очень нужен во время войны, но о ком потом быстро забывают». Думалось ли тогда, что слова тоста окажутся пророческими?

Подготовка к Дальневосточной военной кампании велась напряженно, в глубокой тайне, параллельно с кампанией дипломатической — участием в работе Потсдамской конференции. Здесь Николай Герасимович снова встретил американского адмирала Э. Кинга; тот и предложил избрать советского коллегу председателем комитета по разделу трофейного флота фашистской Германии.

Вопрос стоял крайне остро. Уинстон Черчилль считал, что поскольку Великобритания больше всех пострадала от гитлеровского флота на море, то и большая часть трофеев должна принадлежать ей. На предложение разделить все поровну он реагировал весьма болезненно, тогда глава советской делегации посоветовал отложить решение вопроса. Сэру Уинстону предстояло ехать в Англию, где приближались очередные выборы, а победить на них, по расчетам Сталина, должны были лейбористы.

Так и вышло. И хотя британский дипломат Роберт- сон делал все, чтобы его стране досталась большая часть кораблей, без поддержки Черчилля ему было трудно противостоять двум адмиралам, советскому и американскому.

Позиция США объяснялась просто: Россия, даже получив треть трофейного флота, еще не скоро станет океанской державой, если станет ею вообще. А вот Британия как бы не возродила свою былую морскую мощь! Нет, отныне на океанских просторах у Соединенных Штатов конкурента быть не должно! Да и зачем получать меньше, если есть возможность получить больше?

В конце концов трофейный флот разделили на три примерно равные части, а затем кинули жребий. С легкой руки адмирала Кузнецова Советский Союз получил 696 кораблей и судов, США — 590, а Великобритания — 505. Многие из полученных тогда кораблей еще долго служили под советским флагом, а прекрасные четырехмачтовые барки «Крузенштерн» и «Седов» на полных парусах вошли в XXI век.

Теперь вылет из предместий Берлина в Читу, к маршалу А. М. Василевскому. Противник был весьма серьезный, держался вызывающе, до сих пор не упускал случая обстрелять советские торговые суда, а число задержанных им с 1941 года транспортов приближалось к двум сотням. Соотношение же сил довольно асимметрично: из надводных кораблей основных классов Тихоокеанский флот располагал только двумя крейсерами, лидером и 12 эсминцами. Зато имелось 78 подводных лодок, а число самолетов морской авиации удалось довести до полутора тысяч.

Адмирал Кузнецов постарался усилить флот моряками с опытом войны на западе. Тщательно были рассчитаны, составлены, согласованы с действиями сухопутных войск и авиации планы, налажена интенсивная боевая подготовка, в ходе которой особенно оттачивалась высадка морских десантов...

8 августа советское правительство объявило Японии войну. К этому времени флот уже пребывал в готовности. Результаты первых же атак с воздуха и с моря оправдали самые смелые ожидания: менее чем за 48 часов летчики морской авиации уничтожили и повредили более 30 кораблей противника. Десанты, несмотря на штормовую погоду, захватили порты Юкки и Расин.

Соотношение потерь — 1:40 — более чем красноречиво говорило об уровне боевого мастерства советских матросов, старшин и офицеров, об искусстве командиров и штабов.

К 16 августа пал и наиболее укрепленный порт, Сейсин, где бои с гарнизоном в 4000 человек носили особенно напряженный характер.

В ходе боя за высадку наиболее отличились капитан 3-го ранга Г. В. Терновский и 25 моряков-добровольцев, сквозь штормовые волны пришедшие на помощь передовому отряду.

«Это тот самый офицер, который еще под Новороссийском предложил устанавливать «катюши» на торпедные катера», — вспомнил адмирал Кузнецов, подписывая представление к званию Героя Советского Союза...

Поступали донесения об успешных действиях воздушных десантов флота по овладению Дайреном и Порт-Артуром, а Николай Герасимович уже думал над планами следующих операций. После освобождения Южного Сахалина с трудной высадкой в порту Ото- мари на очереди были острова Курильской гряды. Развитая в инженерном отношении оборона, танки, базовая авиация на 9 аэродромах, артиллерия, гарнизоны общей численностью до 8000 человек...

17 августа десантные отряды в сопровождении боевых кораблей вышли из Петропавловска и взяли курс на остров Шумшу. Густой туман способствовал внезапности. Моряки в холодной воде где шли, а где плыли к берегу. Противник, опомнившись, открыл сильный огонь, но тут боевые корабли обрушили на него свои снаряды, а в небе загудели эскадрильи советских бомбардировщиков .

Не менее блестяще, чем Тихоокеанский флот, действовала и Амурская военная речная флотилия, получившая к началу кампании новые, удачные мониторы и бронекатера. Укомплектованные моряками, прошедшими бои на Волге, Днепре и Дунае, они исключительно четко взаимодействовали с сухопутными войсками, оказав им существенную помощь в овладении городами Цзямусы и Саньсин. Высадка же десанта с целью захвата важной базы противника Фуцзинь на реке Сунгари была отмечена особо, ибо с точки зрения военного искусства заслуживала самую высокую оценку.

18 августа поступило сообщение о капитуляции Квантунской армии. Корабли Амурской флотилии прибыли в Харбин. Сунгариская флотилия противника была захвачена и разоружена. Тем не менее сопротивление продолжалось, и на ключевом острове Курильской гряды сломить его удалось лишь к 22 августа. За ним последовали остальные острова, да так быстро, что Верховный главнокомандующий в шутку напомнил по телефону: «Не вздумайте высаживаться на Хоккайдо!»

К 1 сентября флот полностью выполнил свои задачи, а на следующий день на борту американского линкора «Миссури» состоялось подписание акта о безоговорочной капитуляции Японии. Заслуги моряков в кампании были высоко отмечены: 43 из них стали Героями Советского Союза. А 14 сентября Золотая Звезда засияла и на груди адмирала Кузнецова.

В это время Николай Герасимович уже вернулся в Москву: Верховный главнокомандующий вызвал его для решения вопросов о новой кораблестроительной программе еще до окончания боевых действий. Работа предстояла титаническая. Флот Советского Союза, так и не успев стать океанским, в ходе войны понес большие потери, — только среди надводных кораблей они достигали 50%.

К осени 1945 года Вооруженные силы СССР действительно были первыми в мире на суше; но на море... Увы, положение дел на море являло совсем иную картину. США, закончив боевые действия, имели 29 ударных и 79 эскортных авианосцев, 23 линкора, 75 крейсеров и 872 эсминца. Британский флот хотя и уступил пальму первенства американскому, но выглядел также внушительно: 51 авианосец, 14 линкоров, 62 крейсера!

Советский Союз располагал только тремя старыми линкорами и 9 также не новыми крейсерами; еще 48 эсминцев с предельно изношенными механизмами — вот и все надводные силы. Что же касается авианосцев, ставших в ходе войны подлинными властителями морей, то их не было вовсе.

Адмирал Кузнецов понимал, что без новых кораблей будущий океанский флот немыслим. К таким же выводам пришли ученые Военно-морской академии и специалисты Главного морского штаба.

5 сентября нарком ВМФ на заседании политбюро уже докладывал план, согласно которому предлагалось построить 9 больших и 6 малых авианосцев. Но мешал шум в зале: это Н. С. Хрущев сопровождал его речь своими комментариями, а потом и вовсе стал перебивать докладчика. Не помогло даже замечание Сталина. И тут терпению адмирала пришел конец.

— Послушайте, Никита Сергеевич! — воскликнул он. — Вы мне мешаете докладывать, ведь вы ничего не понимаете в этом вопросе!

Хрущев замолчал, затаив обиду.

Споры о плане разгорелись жаркие, и камнем преткновения различных мнений стали именно авианосцы. Решающее слово принадлежало Сталину, а он, отдавая должное военно-морской мощи как инструменту внешней политики и в то же время трезво оценивая возможности послевоенной страны, пришел к выводу, что об океанской стратегии в ближайшей перспективе даже речи быть не может. Но и к «москитному» флоту возвращаться не стоит.

Основой могущества флота на данном этапе должны были стать мощные артиллерийские корабли, взаимодействующие с авиацией берегового базирования. А коль скоро они будут находиться под прикрытием своих истребителей, то... заодно были отклонены и предложения по усилению ПВО корабельных группировок.

В окончательном виде программа предусматривала строительство четырех тяжелых и 30 легких крейсеров, 188 эсминцев, более 300 подводных лодок, а также сотен различных катеров и вспомогательных кораблей. Ответственность за ее осуществление была возложена на Л. П. Берию; освобожденный к этому времени от руководства НКВД, он стал заместителем председателя Совета народных комиссаров, курируя оборонную промышленность и в первую очередь «ядерный проект».

Адмирал Кузнецов смог все же отстоять если не строительство, то хотя бы плановое проектирование авианосцев. Что ж, это тоже шаг на пути к океанскому флоту.

Осуществление кораблестроительной программы шло с большим трудом: послевоенная разруха влияла на все стороны жизни, в том числе и на быт моряков. А о людях главнокомандующий ВМФ никогда не забывал. Он часто посещал военные городки, при общении узнавал о нуждах матросов и офицеров. «Беседовать с ним, — вспоминали моряки, — было легко, полезно и интересно».

В одном из гарнизонов Николай Герасимович обнаружил недостаток продовольствия для семей офицеров и распорядился выдать им по два пайка из неприкосновенного запаса.

«Благополучие моряков для меня выше, чем мое собственное благополучие», — ответил он на предупреждение о возможных неприятностях. А они ждать себя не заставили: «сигналы о самоуправстве» дошли до самого Сталина. К счастью, обошлось...

Между тем основания для опасений имелись: в первый же послевоенный год аресту подверглись 945 руководителей армии и флота. А вскоре грянули организационные изменения. В феврале 1946 года наркомат ВМФ был упразднен, его структуры включили в наркомат вооруженных сил, преобразованный в министерство обороны. Таким образом, адмирал Кузнецов лишался права прямого обращения к главе государства.

Н. А. Булганин, замещавший в ту пору должность министра, не преминул указать бывшему наркому на изменение его статуса, причем способом весьма своеобразным: приказал выселить несколько управлений флота из их помещений. Тогда Николай Герасимович, нарушая субординацию, все же обратился к Сталину и получил поддержку.

Булганин пришел в ярость, заявил, что «знает, как варится кухня», и обещал запомнить этот случай.

Адмирал скорее всего особого значения его словам не придал. Забот и без того хватало. Например, нужно было организовать прием и перегон в черноморскую базу итальянского линкора «Джулио Чезаре», подлежащего передаче СССР.

Между тем группа политиков, оттесненных в силу обстоятельств от центра власти в предыдущие годы талантливыми военачальниками и руководителями народного хозяйства, перешла в решительное наступление с использованием всех органически присущих им способов «подковерной борьбы». Цель — высшие посты в государстве и партии после ухода Сталина. Возможные конкуренты безжалостно устранялись.

В 1946 году был смещен с поста главнокомандующего сухопутных войск маршал Г. К. Жуков. Отношения между прославленным полководцем и «моряком № 1» теплыми, к сожалению, никогда не были. Возможно, на взгляды маршала повлиял кто-либо из старых военных специалистов, считавших флот виновником неудач еще царской России, или сказались особенности служебного пути и формирования оперативно-стратегических воззрений. Да и независимое положение наркома ВМФ, обладавшего к тому же твердым характером, вряд ли могло не раздражать властного военачальника, когда он возглавлял Генеральный штаб, а позже был заместителем Верховного главнокомандующего.

В тот июньский день заседание Высшего военного совета обернулось для Г. К. Жукова настоящим ударом еще и потому, что он подвергся атаке со стороны тех, от кого подобного никак не ожидал. А вот адмирал Кузнецов от обвинений воздержался. Позже Георгий Константинович высказал ему за это признательность. Казалось, в отношениях выдающихся военачальников грядут благоприятные перемены, но увы...

Примерно тогда же адмиралу Кузнецову позвонил Сталин и предложил разделить Балтийский флот на два самостоятельных.

Николай Герасимович попросил пару дней для тщательного изучения вопроса, а затем, ссылаясь на общее мнение членов Главного морского штаба, ответил, что на данном театре целесообразно иметь одного оперативного начальника. О том, что в основе странной идеи могут лежать соображения характера отнюдь не военно- стратегического, а чисто политического, — например, связанные с подготовкой «Ленинградского дела», — он и не думал.

Последствия «недальновидности» наступили скоро, ибо «кухня», которой угрожал Н. А. Булганин, «варилась» непрерывно. В первые дни 1947 года адмирал Кузнецов был отстранен от должности и назначен с понижением начальником управления военно-морских учебных заведений. Флот возглавил адмирал И. С. Юмашев.

Телефоны смолкли, как по команде. Немногие теперь осмеливались поддерживать общение с опальным адмиралом. Зато появилось свободное время, и Николай Герасимович впервые за многие годы поехал отдыхать на Рижское взморье.

Как-то жарким днем он, разумеется в штатском, зашел в станционный буфет поселка Дзинтари. В зале царил веселый шум, а все столики были заняты молодыми лейтенантами, только что закончившими военно-морское училище. Увидев бывшего главнокомандующего, офицеры дружно встали и замерли в положении «смирно». Николай Герасимович смутился, тихо сказал «спасибо», вышел на платформу и долго стоял, глядя на море...

А судьба уже готовила очередной удар. Все началось с жалобы капитана 1-го ранга В. И. Алферова, что сконструированную им торпеду три года назад передали англичанам на правах взаимной информации. На самом деле торпеда оказалась итальянской, купленной еще в 1935 году и производившейся в СССР по лицензии. Отечественным в ней был только парашют с поворотным тросом.

В 1944 году адмирал Кузнецов действительно обменял ее на британский электромагнитный трал, ибо противник засыпал Финский залив магнитными минами. Когда же специалисты включили новый трал, на Красногорском рейде Кронштадта одновременно грянули, 17 взрывов!

Что и говорить, сделка выгодная. Но она послужила толчком для возбуждения так называемого «адмиральского дела», в ходе которого «всплыла» и другая торпеда, куда более опасная...

30 июня в районе Койвисто подводная лодка противника готовилась атаковать стоявшие на рейде советские эсминцы. Намерениям ее помешали катера — «морские охотники». Первый из них погиб — попадание торпеды, выпущенной уходившей подводной лодкой, было необъяснимым, но очевидным. Зато второму катеру удалось накрыть противника глубинными бомбами.

Вскоре на поверхность всплыли шестеро уцелевших членов экипажа во главе с командиром, корветтен-капитаном Вернером Шмидтом. Его странное поведение на допросе — о вооружении подводной лодки он явно говорить не желал — и повышенное внимание противника к месту потопления вызвали определенные подозрения.

Лодку с риском для жизни обследовали водолазы и при первой же возможности подняли и отбуксировали в Кронштадт. Тогда-то и открылась тайна: торпеды с гидроакустической системой самонаведения! От этих новинок уже пострадали 24 британских корабля и транспорта, в том числе и те, что шли в Советский Союз с важными грузами.

Последнее обстоятельство делало передачу торпеды союзникам целесообразной. Кроме того, «информационный бартер» давал возможность получить новые радиолокационные и гидроакустические станции, в работе над которыми все еще чувствовалось некоторое отставание. Самым же главным было то, что торпеду передали с личного разрешения Верховного главнокомандующего. Но об этом обстоятельстве адмирал Кузнецов предпочел умолчать, несмотря на откровенно наводящие вопросы председателя суда чести маршала Л. А. Говорова.

Прославленный военачальник счел вину бывшего главнокомандующего ВМФ, а также адмиралов Л. М. Галлера, В. А. Алафузова и вице-адмирала Г. А. Степанова недоказанной, с чем и отбыл в Кремль для доклада.

Казалось бы, в деле можно ставить точку, но нет! В кампанию активно включился Н. А. Булганин, ставший к этому времени военным министром. 3 февраля 1948 года генерал-полковник В. В. Ульрих, известный по громким политическим процессам, огласил решение военной коллегии Верховного суда СССР: В. А. Алафузова и Г. А. Степанова приговорить к 10 годам лишения свободы, Л. М. Галлера — к четырем. Что же касается Н. Г. Кузнецова, то коллегия постановила ходатайствовать о снижении его в звании до контр-адмирала.

— Почему вы не сказали суду, что я разрешил вам показать в Кронштадте союзникам немецкую подводную лодку и снять чертежи с новейших немецких торпед? — сурово спросил Сталин при личной встрече. — Или вы забыли об этом?

— Я не хотел ссылаться на вас, — ответил адмирал. — Меня бы суд не понял.

Генералиссимус отправил его в Хабаровск заместителем командующего войсками Дальнего Востока по морской части.

Кто-то из прежних знакомых отвернулся от опального адмирала, кто-то злорадствовал, кому-то даже сейчас не давали покоя его авторитет и заслуги. Иначе откуда взяться таким, например, кляузам, что-де во время Потсдамской конференции адмирал Кузнецов вывез ценные предметы из дома, в котором располагался? К счастью, Николай Герасимович, «сын своего времени», принял и сдал находившееся в особняке имущество по описи, а потому легко отмел обвинение. Да и обыск, проведенный у него даче с целью обнаружения «предметов роскоши», тоже ничего не дал.

Но были и другие люди, такие как маршал Р. Я. Малиновский, знавший Николая Герасимовича еще по Испании. В 1950 году он представил своего заместителя по ВМС к ордену Красной Звезды. Уже за новые заслуги! А вскоре контр-адмирал Кузнецов был назначен командующим 5-м Военно-морским, или Южно-Тихоокеанским, флотом.

Хорошо знакомое дело пошло, и год спустя он уже привыкал к званию «вице-адмирал». В Москве же очередная реорганизация привела к воссозданию самостоятельного военно-морского министерства. Сначала его возглавил адмирал И. С. Юмашев, но довольно скоро Сталин, вплотную занимавшийся строительством «Большого флота», пришел к выводу, что руководить столь сложным процессом должен не просто очень хороший строевой командир, но человек с подлинно стратегическим кругозором и концептуальным мышлением.

Весть о возвращении любимого главнокомандующего морские офицеры встретили как праздник. Чувство надежды и радости им давало то, что во главе флота вновь оказался прекрасный специалист, человек большого ума и чуткой души.

Вместе с должностью вернулись и погоны адмирала флота; сам же Николай Герасимович немедленно обратился к Сталину с ходатайством о невинно пострадавших соратниках. Но удалось добиться лишь облегчения условий содержания узников.

Задачи перед военно-морским министром стояли масштабные, и адмирал сразу же приступил к их решению. Первым шагом стал доклад с хорошо продуманными предложениями о создании так называемого «сбалансированного флота», где надводные корабли различных классов, подводные лодки, морская авиация, береговые части и инфраструктура находились бы в строгом, научно обоснованном соотношении. Кроме того, он вновь поднял вопрос о строительстве авианосцев и оснащении флота средствами ПВО в большем количестве и лучшего качества.

Основания действовать без промедления имелись, причем достаточно веские. И Кузнецову, и тем более самому Сталину было хорошо известно, какие планы отрабатывают на учениях бывшие союзники.

Адмирал ясно понимал значение новых средств вооруженной борьбы на море. Использование атомной энергетики в кораблестроении, прежде всего подводном, развитие радиоэлектронных и гидроакустических средств, системы связи и управления, различные аспекты революции в военном деле, связанной с появлением ядерного оружия, — он успевал, внимательно изучив проблемные вопросы, затем руководить процессом внедрения нового на основе прочных, фундаментальных знаний.

Особое внимание министр уделял ракетному оружию. Работы здесь велись предельно интенсивно, и все же, согласно трезвой оценке обстановки, требовалось еще не менее 10 лет, чтобы ракеты различных классов и назначения достигли необходимой степени совершенства.

Следовательно, в ближайшей перспективе основой флота должны были стать тяжелые крейсера типа «Сталинград». При водоизмещении в 36 тысяч тонн они будут настолько стремительны, что смогут настигать и громить в океанских просторах более легкие корабли противника, уходить от более крупных, а у родных берегов, взаимодействуя с морской авиацией, зададут «трепку» кому угодно.

Главной же «изюминкой» этих кораблей являлись 9 305-мм орудий, установить которые предложил сам Сталин. И дело не только в мощном «линкорном» калибре, который в недалеком будущем обеспечит применение даже ядерных снарядов. Дальность огня этих пушек, весьма точных и скорострельных, превышала 127 километров! Что же касается противовоздушной мощи советских крейсеров, то она как минимум будет эквивалентна двум зенитно-артиллерийским полкам.

Строительство уникальных кораблей велось высокими темпами, в строжайшей тайне и под личным контролем Сталина. Еще немного, и морские волны омоют их бронированные борта, через несколько лет за ними последуют авианосцы, атомные подводные лодки, и Россия, наконец, вернет себе статус океанской державы!

Но 5 марта 1953 года Сталина не стало, и строительство сверхкрейсеров почти сразу же прекратилось. Постарались новый председатель Совета министров Г. М. Маленков и, в еще большей степени, его первый заместитель Л. П. Берия. Занятый хлопотным «ядерным проектом», он смотрел на работы по крейсерам как на досадную помеху. Теперь же, когда Лаврентий Павлович заодно вернул себе и руководство министерством внутренних дел, ему подавно стало не до «корабликов».

Отношения военно-морского министра и нового руководства страны не складывались. Например, вызывают его в Кремль и спрашивают, как он смотрит на то, чтобы политическое управление ВМФ возглавил генерал Л. И. Брежнев.

— Брежнев? Я такого моряка не знаю, — отвечает адмирал.

Назначение все же состоялось. Правда, Леонид Ильич оставался в должности недолго и вскоре перешел в Главное политическое управление советской армии. Он не знал моря, а моряки не знали его.

Зато Николай Герасимович смог, используя политическую ситуацию, добиться освобождения В. А. Алафузова и Г. А. Степанова. Они были реабилитированы и вновь привлечены к работе на флоте. К сожалению, Л. М. Галлер этого дня не дождался...

Военно-морское министерство вновь слили с военным, и начальником адмирала Кузнецова стал Н. А. Булганин, не питавший к нему иных чувств, кроме отрицательных. Работать с ним было чрезвычайно трудно, и все же Николай Герасимович не уставал доказывать необходимость строительства авианосцев и создания океанского флота. Но добиться удалось только продолжения проектных работ по легкому авианосцу, вооруженному группой из 40 палубных самолетов «тигр» на основе серийного истребителя МиГ-19 и двух вертолетов Ми-1.

Возможно, с Г. К. Жуковым будет иначе? Ведь он по достоинству оценил позицию адмирала на заседании Высшего военного совета в июне 1946 года... Но прославленный маршал, сменивший ушедшего на должность председателя Совета министров Н. А. Булганина, повел себя неожиданно.

«Так вы, стало быть, выступали против меня? Это вам даром не пройдет!» — резко бросил он при одной из первых встреч. Позже выяснилось, что Н. А. Булганин сообщил военачальнику, будто адмирал Кузнецов возражал против его назначения.

Соотношение сил складывалось явно не в пользу главнокомандующего ВМФ. Против него трое самых влиятельных лиц государства. За — авторитет среди моряков, доброе имя да былые заслуги. Но и в условиях почти безнадежных он продолжал биться за дело всей своей жизни, за большой океанский флот России.

Несмотря ни на что, работы над проектом легкого авианосца все же продолжались, а конструкторское бюро А. Н. Туполева завершало создание палубного штурмовика Ту-91, призванного расширить возможности будущего корабля. «Плавучие аэродромы» пока отсутствовали, но самолет благодаря большому радиусу действия и бомбовой нагрузке в полторы тонны вполне мог решать задачи и с береговых.

Машина, по мнению специалистов, получилась весьма удачной, но во время правительственного показа авиационной техники произошла неприятность. Когда Н. С. Хрущев остановился перед штурмовиком, прозванным за лобастый вид «бычком», офицер, делавший пояснения, допустил роковую ошибку. Вместо фразы «штурмовой удар самолетного вооружения эквивалентен залпу крейсера из восьми орудий калибра 203,2 мм» он сказал:

— Этот самолет заменяет тяжелый крейсер.

— Зачем же тогда крейсера?! — возмущенно воскликнул Хрущев.

Он произнес ряд нелестных эпитетов в адрес штурмовика, заявил, что все сказанное об этом самолете чушь, и направился к следующему экспонату.

Создатели обреченной машины молча переживали случившееся, а неутомимый Никита Сергеевич уже распекал авиационного конструктора А. С. Яковлева за то, что тот опубликовал книгу воспоминаний.

— Вы что, писатель? Вы конструктор, вот и конструируйте! Каждый должен заниматься своим делом. Вон если бы я занимался не своим делом, знаете, что со мной бы сделали? Меня бы с работы сняли!

Зато демонстрация ракетного оружия на Черноморском полигоне произвела на Хрущева самое благоприятное впечатление: удара крылатой ракеты «Комета», причем лишь с инертной боевой частью, не выдержала даже броня недостроенного тяжелого крейсера. Но эффект оказался совсем не тот, которого бы хотелось адмиралу.

— Все это, — сказал Хрущев о больших кораблях, — теперь годится только для парадов.

Затем, уже в Севастополе, на совещании, где присутствовали маршал Жуков и другие руководители Вооруженных сил, он окончательно расставил точки в вопросах строительства будущего флота. Главными родами сил объявлялись подводные лодки и морская ракетоносная авиация берегового базирования. Надводным кораблям Хрущев отвел роль вспомогательную, десантные и вовсе отверг, авианосцы же назвал «оружием агрессии».

Осознание того, что враждебный триумвират всегда будет перечеркивать планы создания сбалансированного океанского флота, привело Кузнецова к сердечному приступу и побудило подать рапорт о переводе на другую должность.

Просьба осталась без ответа. Но не потому, что могущественные недоброжелатели считали его незаменимым. Напротив, только они желали при этом не проводить адмирала с почетом и уважением, но изгнать с позором и унижением. Нужно было всего лишь дождаться подходящего случая, а за ним, к сожалению, дело не стало.

Поздним вечером 29 октября 1955 года в Севастополе подорвался и погиб линкор «Новороссийск», бывший «Джулио Чезаре», унеся с собой сотни человеческих жизней. О причинах взрывов — то ли сработала старая донная немецкая мина (их, весом почти в тонну, даже в начале XXI века извлекали со дна севастопольской бухты), то ли «черный князь» Юнио Валерио Боргезе сдержал, по слухам, данную на шпаге клятву, что «Джулио Цезаре», гордость итальянского флота, не будет ходить под советским флагом, то ли, прячась за известным диверсантом, сработала какая-либо иная спецслужба — спорить будут еще долго. Сам Николай Герасимович, опираясь на свои богатейшие морской опыт и знания, считал, что скорее всего имела место диверсия.

Так или иначе, происшествия подобного рода всегда были удобным поводом, чтобы — при желании, конечно, — избавиться от неугодного лица. И хотя главнокомандующий ВМФ находился в санатории, где завершал курс лечения, а значит, даже формально не мог отвечать за случившееся, 7 февраля 1956 года он был понижен в звании до вице-адмирала, а днем позже снят с должности.

Военачальник стойко перенес очередные удары судьбы. Недоброжелатели пытаются унизить его формулировками в официальных документах и даже опускаются до того, что отказывают в праве считаться ветераном войны? Пытаются стереть память о его заслугах? Что ж, время рассудит...

Опальный адмирал сел за письменный стол: теперь по крайней мере можно было осуществить давнюю мечту, добавив к знакомым языкам еще и английский. Лингвистические способности не подвели. Довольно скоро из-под его пера вышли переводы статей по морской тематике и даже книга американского подводника Джеймса Калверта «Подо льдом к полюсу». Работы пользовались успехом: ведь писал их блестящий знаток военно-морского дела, прекрасно знакомый с предметом.

Мелочная травля продолжалась, но, к огорчению недоброжелателей, от Николая Герасимовича отвернулись далеко не все. В числе друзей, посещавших его дом, были маршалы А. М. Василевский и С. М. Буденный, адмиралы Ю. А. Пантелеев и С. Г. Кучеров, любимец советского народа артист И. С. Козловский, а также академик, историк и дипломат И. М. Майский. Он- то и посоветовал адмиралу заняться написанием воспоминаний.

А тем временем в «высших сферах» продолжалась борьба, начавшаяся еще при жизни Сталина.

Сначала Л. П. Берия и Г. М. Маленков избавились от наиболее опасных конкурентов, А. А. Жданова и Н. А. Вознесенского, затем Г. М. Маленков и Н. С. Хрущев, с помощью Г. К. Жукова свергли Л. П. Берию. И наконец с помощью того же Г. К. Жукова, вряд ли догадывавшегося о своей роли, Н. С. Хрущев разгромил «антипартийную группу» в составе Г. М. Маленкова, В. М. Молотова, Н. А. Булганина и «примкнувшего к ним Шипилова». А вскоре настал черед и самого маршала Жукова. В октябре 1957 года он был обвинен в бонапартизме и отправлен, по сути, в ссылку.

В эти годы на долю флота выпали тяжелые испытания. Никита Сергеевич принялся крушить его сразу же после отстранения адмирала Кузнецова. Строительство новых крейсеров остановилось; их, в том числе и почти готовых, ожидала участь металлолома. Отправились на слом и три еще сравнительно новых крейсера, находившихся в строю.

Всего же, таким образом, с 1953 по 1960 год в результате непродуманных, волюнтаристских действий страна лишилась трех тяжелых крейсеров типа «Сталинград», способных долгие годы оставаться гордостью флота, и 10 легких, обладавших для своего времени весьма высокими характеристиками. Объем вложенных и, соответственно, напрасно потерянных средств — 7,2 миллиарда рублей в ценах 1948 года. В то же время стоимость всех потерь советского флота в годы войны не превышала 3,6 миллиарда рублей!

Таким образом, деятельность Н. С. Хрущева лишь на этом направлении причинила ущерб в два раза больший, нежели все гитлеровские бомбы, торпеды и снаряды. Но уничтожались и другие надводные корабли, в том числе речные мониторы с мощными современными орудиями, береговые объекты и даже самолеты морской авиации, так что реальная величина ущерба намного превышает указанную сумму.

Потеряны были не только деньги, но и результаты 10-летнего труда, время, необходимое для создания океанского флота, была заложена хроническая несбалансированность будущих Военно-морских сил страны.

Разделавшись с флотом, Никита Сергеевич взялся за сухопутные войска и авиацию. Шли в переплавку танки, артиллерийские орудия, уничтожались новые, только что с заводов, самолеты...

Быть может, Хрущева чему-либо научил Карибский кризис? Тогда вдруг выяснилось, что в Советском Союзе нет кораблей, способных эскортировать на Кубу транспорты с баллистическими ракетами и обеспечить переход четырех подводных лодок, буквально затравленных противолодочными силами США.

Если Никита Сергеевич и понял что-нибудь, то слишком поздно. Неуклюжие «скачки» в области политики, экономики и военного строительства закончились отстранением его от власти на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1964 года. Новому руководству страны пришлось восполнять огромный ущерб от «пляски слона в лавке с майсенским фарфором», часто начиная с нуля. Таким образом, гигантская сумма прямых потерь от «реформ» возросла на еще более значительную величину, став одной из причин системного кризиса, грянувшего два десятилетия спустя.

Но тогда, во второй половине 60-х годов, Николай Герасимович мог лишь радоваться, глядя, как начинают претворяться в жизнь его мечты, в том числе и о строительстве авианосцев. Разумеется, крейсер «Киев» трудно было считать полноценным представителем кораблей данного класса, но во всяком случае это уже шаг в нужном направлении. А со страниц военной печати и в академических аудиториях все чаще звучал термин «сбалансированный флот», — правда, без упоминаний о его авторе.

Опального адмирала по-прежнему старались держать в тени. Вдруг он вернется и встанет к штурвалу флота? Ведь для военачальника такого уровня возраст — лишь пора зрелой мудрости, профессиональной и человеческой.

Николай Герасимович же, внимательно наблюдая за происходящим на флоте и в стране, освоив пишущую машинку, трудился над переводом книги Ч. Нимитца и З. Поттера «Война на море». В 1966 году вышла первая книга его воспоминаний — «Накануне», имевшая большой успех, а за ней, почти сразу же, «На дальних меридианах» и «На флотах боевая тревога».

«Значение тобой написанного будет возрастать с годами», — отметил адмирал И. С. Исаков, давний оппонент, и оказался прав. Творчество опального флотоводца заслужило высокую оценку и широкого круга читателей, и таких признанных мастеров слова, как Константин Симонов.

Литературные успехи вызывали еще большее раздражение недоброжелателей — приказ о забвении хотя и не отменялся, но и не выполнялся. Даже Л. И. Брежнев назвал имя адмирала Кузнецова среди имен выдающихся полководцев Великой Отечественной войны. Правда, на этом восстановление справедливости и закончилось. Должно быть, воспоминания Леонида Ильича о том, как он в 1953 году возглавлял политическое управление ВМФ, тоже не относились к числу «любимых».

Как бы там ни было, но пишущая машинка опального адмирала продолжала стучать, читатели охотились за книгами популярного автора, а голос его звучал в МГУ имени М. В. Ломоносова, в московском Доме ученых, в научно-исследовательских институтах и библиотеках — везде, где люди хотели встретиться со свидетелем эпохи и участником великих событий. И слушали, затаив дыхание.

Было в те годы и то, что радовало помимо творчества: флот, его любовь и его детище, действительно постепенно превращался в океанский.

Независимо от личного отношения руководство страны и Вооруженных сил шло по пути, некогда начертанному адмиралом Кузнецовым. Атомные, ракетные, подводные лодки, эскадры разнородных сил, десантные корабли, части морской пехоты, морская ракетоносная авиация, тяжелые авианесущие крейсера. Конечно, самолеты Як-38 не являются настоящими палубными истребителями или штурмовиками, но начало положено...

Адмирал заканчивал работу над книгой «Курсом к победе», когда почувствовал внезапное недомогание. Творчество заставляло погружаться в события 30-летней давности и вновь переживать былое. Выдержать это не всякому, даже здоровому, сердцу было под силу.

Путь последнего труда к читателю был нелегок и тернист, и все же в 1975 году книга увидела свет. Но порадоваться успеху адмирал не успел. Сердце остановилось раньше, 6 декабря 1974 года.

Завистники и недоброжелатели хотели, чтобы прощание с заслуженным человеком прошло незаметно и скромно.

Однако А. Н. Косыгин распорядился о траурной церемонии на Новодевичьем кладбище. А среди провожавших адмирала в последний путь были прославленные военачальники, известные деятели науки и культуры, офицеры различных видов Вооруженных сил и конечно же моряки, седые ветераны и совсем юные.

Вот когда началась настоящая борьба! С требованием восстановить честное имя адмирала выступили Маршал Советского Союза А. М. Василевский и великий певец И. С. Козловский. Письма с ходатайствами об отмене несправедливых решений шли непрерывным потоком.

Но те, кому не давала покоя даже память о флотоводце, сопротивлялись еще долго. Лишь 26 июля 1988 года указом президиума Верховного Совета СССР Н. Г. Кузнецов был восстановлен в звании адмирала флота Советского Союза. А 4 октября 1992 года имя его засияло на борту нового тяжелого авианесущего крейсера.

Тогда для флота России — в который уж раз за одно столетие — вновь наступали тяжелые времена. Но гордый корабль с именем великого человека стал символом надежды и возрождения морского могущества страны.