Юлия!

С виду – серая мышка, замужем, одеваться могла бы гораздо лучше, но почему-то не одевалась, не следила за модой; ее наряды, порой, были несуразны. Мало пользовалась косметикой: при объективно красивых коже, фигуре и ножках крайне редко одевала юбку, причем, если и одевала, то по длине – не выше середины голени, даже немного косолапила; но что-то в ней было такое, что притягивало Ивана Николаевича к ней с такой силой, что часто созревала мысль физического устранения ее мужа, тем более, что Юлька часто жаловалась на «своего», что и дома иногда не ночует и попивает, и явно блядствует. Все остальные доводы в пользу оставления в покое сего мужеского существа заканчивались тем, «что дети его любят» (у Юльки были сын 10 лет от первого мужа и девочка 4 лет от настоящего). Да официального брака-то и не было, так, сожительство. Но дети называли его «папой», души в нем не чаяли, в семье ему дозволялось ни работать, ни быть добытчиком, настолько он хорошо ладил и следил за детьми. Загулы Сашки, честно говоря, были достаточно редки по деревенским меркам – 1–3 раза в месяц, при том, что Юлька отдавалась ему не чаще одного раза в 10–15 дней. Временами даже Иван спал с ней на дежурствах и до 5 раз за месяц.

Иван Николаевич спустился на первый этаж. Юлька сидела в общей комнате. Увидев любимого доктора, все подвинулись и, как обычно, Иван сел рядом с Юлькой. Началась обычная болтовня, с шутками да смешками. Интересно, при появлении Николаича в совокупности с Юлей, у всех поднималось настроение, начинали развлекаться. Шутить и намекать на счастливое будущее доктора и их маленькой Юлии Ивановны. Иван Николаевич определенно нравился коллективу отделения гораздо больше, нежели вечно угрюмый гражданский Юлькин мужик. Она о нем и вообще говорила крайне редко. Ивану было приятно, что в его присутствии никто, даже Юлька, не вспоминают Александра.

Болтали недолго. Заиграл телефон Ивана, звонил» заказчик».

– Ну, все. Опять без меня – никуда, – деланно проворчал Иван и пошел к себе в отделение. – Я еще зайду!

– Всегда ждем-с, – чуть не в унисон подхватили Юлькины коллеги.

Виктор Петрович стоял в холле и быстро выдвинулся к Ивану Николаевичу.

– Вот, как договаривались, – тихонько сказал он и передал Ивану полиэтиленовый пакет. – Там все.

– Сейчас Вам справку вынесу, давайте паспорта, – также тихонечко произнес Иван, взяв пакет и пошел в ординаторскую.

Справка была готова уже с утра. Это первое, необычное убийство, оставило в душе совершенно странное ощущение: какое-то чувство неминуемого наказания где-то в будущем или нечто тревожное состояние в ближайшее время. Разум подсказывал: сколько ты видел уже таких тихих смертей, сколько еще увидишь в своей геронтологии! Может и раньше, в результате передозировки или неверного назначения ты уже отправлял своих пациентов на тот свет, ты переносил это спокойно, буднично. Чего сейчас-то тревожиться? Спокойствие разлилось по всему Иванову телу.

Иван, поизоброжав лечебную деятельность, побрел в отделение к Юльке. Настроение начало приподниматься до обычного.

Юля уже уехала на вызов. Иван Николаевич уселся на диван у диспетчера и завелся неторопливый, об обычных больничных сплетнях, разговор. Все, кто находился в ординаторской, полунамеками и почти впрямую говорили, что вот была бы пара – Иван да Юля. Да жаль, что та несвободна, хотя официально и не замужем; да вот и девочка у нее от Саши, хотя и балбес он, и лентяй, и гуляка, и изменщик. Иван с мучительным удовольствие слушал болтовню коллег.

На дежурствах Юлька отдавалась ему с удовольствием, без всякой скромности, от души; видно было наверняка, что она его любит. Только раз, за почти три года их знакомства, они встретились на квартире Лыкина, когда Иван Николаевич выпросил на пару часов, днем, ключи от собственной лыкинской квартиры, когда дома никого не было. Этот день Иван запомнил на всю жизнь. Это была сказочная встреча, накануне Юлиного дня рождения. Тогда Иван подарил ей золотой кулон, прекрасно сознавая, что Юля его вряд ли когда оденет.

Все равно, Иван был влюблен практически безнадежно. Юлька как-то сказала: давай родим ребеночка, а Сашке скажу, что от него…

Иван хотел совсем другого: жениться на Юле и сделать ее счастливой навсегда.

Иван встал с дивана, сказал, что еще зайдет, и пошел к машине.

Доехал до ювелирного и купил Юльке тонкий золотой браслет; к ее миниатюрной фигурке такой был в самый раз. Выйдя из магазина, вспомнил, что его любимая женщина носит простенькие золотые сережки-обручи, снятые с дочери. Вернулся. Купил еще сережки-обручи, чуть больше размером, что носила Юлька.

Вернулся в больницу Иван уже к концу Юлькиной смены. Та уже была на месте. Иван заглянул в ординаторскую и позвал подругу выйти с ним.

Зайдя в комнату дежурного врача, Иван достал подарки и передал их любимой женщине.

– Что это? – изумилась Юля.

– Померяй. Давай помогу.

– Иван! Зачем?

– Я люблю тебя, носи обязательно! Придумай что-нибудь – скопила, например.

– Спасибо!.. Я люблю тебя, – Юлька обняла Ивана и крепко прилипла к его губам в полном нежности и благодарности поцелуе.

Дни летели.

В отделении все текло своим чередом: поступали очередные полубольные амбулаторные, хроники и, крайне редко, действительно больные пациенты, нуждающиеся в экстренной помощи.

Однажды, осмотрев вновь поступивших пациентов, Иван занялся ненавистной писаниной. До конца рабочего дня оставались считанные минуты, а писать придется еще как минимум час. Позвонила Юля, сказала, что поехала домой и что будет с нетерпением ждать завтрашнего вечера, когда они с Иваном дежурят – она как раз выходит в ночь. Нечто горячее и очень приятное сжало сердце Ивана, он представил себе, как Юлька возвращается домой, привычно целует Сашу, детей, начинает шуршать по хозяйству. Разве такую жизнь готов предоставить ей Иван, если его любимая женщина согласится выйти замуж за него? Как все пошло, примитивно! Три года Иван работает здесь, в простой городской больнице, три года по выходным страдает от невозможности организовать культурный отдых. Город маленький, около двухсот тысяч населения; редко когда заезжают хорошие артисты, интересные коллективы, выставки. Удивительно спасает только интернет. В выходной можно просидеть в сети хоть целый день – всегда найдется что-нибудь познавательное, чего раньше не ведал, хотя Иван Николаевич Турчин слыл энциклопедистом и великолепным разгадывальщиком кроссвордов, которые откровенно не любил, но другим подсказывал всегда с удовольствием.

«Что там Юлька, интересно, делает?» – часто думал Иван.

Тоже, конечно, интересно получается: он без ума от нее, только и думает постоянно; с радостью – редкие короткие встречи, с другой стороны – как представит ее в образе жены, общий дом, ее дети, хозяйственные заботы, огород, сад, животные, птица и прочие радости сельской жизни – выть хочется! На всю жизнь! Так быт может совсем заесть. Потом Иван думал, что будет ревновать Юльку к бывшим мужьям и прочую ерунду. В сердце закрадывалось сомнение о страстном желании жить вместе. Вот если куда уехать! С ней, конечно, с ее детьми… Он тоже может быть заботливым отцом. Да и от Юлии ребеночка надо родить. Она не против.

Так рассуждал Турчин о возможных раскладах жизни.

Про Катерину, бывшую жену, он уже почти не вспоминал, развод оформили три года назад. Перезванивались, подслушав их разговоры можно было подумать – брат и сестра. Печально было оттого, что они – венчаны, и надо совершить тот самый обряд развенчания, чтобы привести в состояние стабильности нематериальные силы. Для начала надо было вновь вернуться к прежнему образу жизни и посещать храм. Исповедаться. Причащаться. Молиться чаще. Для Ивана на сегодняшний день – задача сверхтрудная!

Вот и семь часов вечера. Давно уже пора домой. Впрочем, можно еще беспрепятственно просидеть хоть до двенадцати, но после дежурства и сохраняющегося трепетного состояния после состоявшегося недавно убийства, пора было ехать домой.

Спать не хотелось.

Иван вышел на стоянку у больницы и уже издалека стал любоваться своим «шевроле». Он называл его «котик». У всех подряд «ласточки». А у него «котик». Этот достаточно шикарный автомобиль был, пожалуй, пределом мечтаний: не надо никаких «мерсов», джипов и прочей прожорливой братии. Совсем ранняя осень залепила все машины опавшими листьями, довольно сильный ветер изредка перебрасывал листву с одного капота на другой. Моросил мелкий противный дождик. Изредка налетали порывы сильного ветра. И это после дневной жары!

Время года и погода не предрасполагали к веселью и Иван сразу поехал домой, хотя в хорошую погоду он частенько после дежурств заезжал в пивнушку, рядом с домом. Около дома он остановился, не выходя из машины, достал деньги и пересчитал их. Просто так. Это была приятная процедура.

В доме хорошо пахло: новой мебелью, чистотой. Иван Николаевич не очень любил, когда приходил с работы домой и в воздухе висел аромат ужина или застойный запах перегара Катерины.

Застарелая привычка ужинать в одиночестве, с красным вином, сыром и жареным мясом. Не изменил ей Иван Николаевич и сегодня. После душа приготовил ужин и сел на кухне перед телевизором. Нега, истома, хорошее настроение сопровождали физическое тело Ивана на протяжении почти часа, пока он смаковал домашнее красное с большим куском мягкой ароматной жареной говядины, вприкуску с сыром. Выпив первый бокал появилось желание общения с прекрасной половиной человечества, но к концу ужина желание отпало напрочь. Время близилось к одиннадцати. Иван вымыл посуду и пошел в спальню, где завалившись на кровать почти моментально уснул под не выключенный телевизор.

Ночь принесла Ивану массу цветных снов, никаких кошмаров, какие-то обрывки случайных встреч со знакомыми и незнакомыми женщинами, мужчинами, неизвестные улицы неизвестных городов, парадоксальные события, небывалые приключения, связанные с деньгами и золотом.

Пробуждение было обычным; воспоминание и домысливание отрывков снов, обыденно гнусное воспоминание о предстоящем рабочем дне и последующем ночном дежурстве, перетекающим в очередной рабочий день. И только завтра, вечером, домой. Радовало только то, что сегодня Юлька – в ночь, вместе с ним, и деньги вдруг завелись.

Следующая мысль – о бабушке Миловановой. Иван Николаевич пристально вдумался в совершенный им поступок, нет, не просто поступок, а чистое убийство… И ничего не откликнулось в его внезапно одеревеневшем сердце: ни сожаления, ни раскаяния. Только мысль о толстенькой пачке денег грела это одеревеневшее сердце.

На работе как и прежде. Геронтология, беготня туда-сюда, и нескончаемая писанина!

Мысли постоянно заняты пациентами, бесконечные их вопросы по поводу собственных заболеваний, точнее, неизлечимой хрони. «Лет этак 20 назад надо было начинать лечиться, или еще раньше», постоянно твердит Иван Николаевич своим бабусям. «А сейчас положение ваше можно спасти только пересадкой сердца, а кому-то – сосудов головы, или лучше самой головы, у кого она постоянно кружится. Ваш холестерин в сосудах накапливался десятилетиями! И вы хотите выздороветь за месяц?» На протяжении многих врачебных лет Ивана Николаевича положение дел с бабушками и дедушками так и не изменилось. Он только отмечал про себя, что городские несколько трепетней относятся к собственному здоровью.

В обед Иван поехал в банк, открыл валютный счет и бросил на счет 9000$. Казалось, сама красочная банковская карта приобрела еще большую значимость, стала тяжелее и надула щеки от гордости своего содержимого. Тысяча была уже разменяна, часть ее обрела вид золотого подарка Юлии Ивановне.

Настроение стало замечательным, хотелось махать рукой всем встречным девушкам из окна автомобиля.

Работа спорилась, настроение стало отличное. Куда пропадает депрессивное состояние, если у тебя в кармане лежат хорошие деньги! И впереди – ночное дежурство, встреча с Юлькой в его кабинете, ночью, и две лежащих на столе мобилы, Юлькина и его, готовые раскричаться звонками вызова в самое неподходящее время. Юлька приходит к нему всегда только ночью, убедившись, что она не первая в очереди, и что все остальные крепко спят; если кто просыпается, она спешит доложить, что пошла в туалет, живот прихватило. Смешная. Ужасно боится, что об их отношениях прознает муж. А об их отношениях и так знает вся больница, можно не сомневаться, что и муж в курсе, только это ему на руку – можно погулять, когда захочется, и Юлька не пикнет.

Вторая половина дня пролетела незаметно, близилось время смены на «скорой» и он вновь увидит свою-несвою Юльку. Как всегда, начинало трепетать в груди от предстоящей встречи, пора было чего-нибудь придумать на ужин легкое, чтобы сильно спать не хотелось. Иван сходил в магазинчик при больнице, взял сыр, апельсинов, виноград, сырокопченой колбасы, хороший чай. Вернувшись в отделение, пошел смотреть бабок и дедок, оставленных под наблюдение. Как всегда, пройдя по палатам, Иван Николаевич выслушал пару десятков вопросов на медицинскую тему, обстоятельно всем ответил, и вышел из отделения только около восьми. Юлька, наверно, уже уехала на какой-нибудь вызов и Иван пошел в приемное отделение. По пути заскочил в свой кабинет, привел в порядок прическу, спрыснулся одеколоном.

В приемном было на удивление тихо в это вечернее время, только пара пациентов с травмами дожидалась дежурного хирурга. Иван пошел в садик, в курилку, поболтать с шоферской братией. Он давно приметил, что большая часть разговоров среди представителей этой профессии ведется на околопрофессиональные темы. Как только подсядешь к ним, все слышишь одно и то же: где у кого в машине что-то не так, как это исправить, зачем нужно в двигателе то или это. Иван абсолютно не разбирался в механизмах и автомобилях тем более, потому все общение его с шоферами заканчивалось с выкуренной сигаретой.

Откуда ни возьмись подул ветер, нанесло могучие тучки сине-черного цвета, заметно потемнело.

На эстакаду возвратилась Юлькина машина и долго там стояла. «Точно, кого-то привезла», – подумал Иван и пошел в приемное отделение.

По пути запел телефон. Звонили из приемного.

На каталке в кабинете осмотра больных лежала древняя бабушка с запавшим ртом и тяжело дышала. Еле различимые губы ее были цвета спелой сливы, синие и темные. Ноги, торчавшие из-под простыни напоминали две свиные рульки огромного размера. Наметанным взглядом Иван Николаевич определил, что бабушка декомпенсировалась по хронической сердечной недостаточности. Двое стоявших тут же родственников – немолодая, но хорошо одетая и явно молодящаяся женщина и бледный, франтовато одетый молодой человек – одновременно обратились к Ивану.

– Вы доктор? – спросила дама.

– Да, я, – ответил Иван.

Тут вмешалась Юля, привезшая бабушку.

– Ну, доктор, вызов повторный, днем был участковый врач, расписал лечение, а к вечеру у больной появилась выраженная одышка, посинели губы, тошнило. Давление 240/130, после лечения – 210/100. А ритм у нее синусовый, вот, пленку записала.

Иван взял из рук Юльки кардиограмму, просмотрел и понял, что бабушка уже хочет на тот свет, если бы не синусовый ритм. После осмотра бабуси сел за стол и начал выспрашивать родственников что и как происходило в последние недели.

– Вы ее положите, пожалуйста, – просительно сказала молодящаяся дама. – Мы в долгу не останемся, сделаем все, что надо, – уже тише и тверже добавила она.

– Доктор, можно Вас спросить? – вступил в беседу молодой человек. – Тет-а-тет, если можно.

Иван Николаевич поднялся и пригласил родственников в свой кабинет. В мыслях пробежало: неужели закон парных случаев?

– Доктор, ложим? – спросила Ира, медсестра приемника.

– Сейчас, посмотрим еще. Померяй сатурацию и сделай нашу ЭКГ, на «скорой», как всегда, все плывет.

– Ну-ну! – возмутилась Юлька. – Что Вам тут не понятно?

– Сейчас, погоди, – ответил Иван и вышел в коридор.

Обозрев полумертвую бабушку и шествуя впереди родственников в кабинет, Ивану продолжала сверлить голову мысль, что эти холеные посетители вдруг тоже попросят его умертвить их родную мамку или тетю. Но нет. Таких совпадений не бывает, рассуждал Иван.

– Прошу, – Иван пропустил в кабинет даму и молодого человека. Машинально достал мобильник и нажал кнопку диктофона.

– Доктор, как Вас величать? – спросила дама, – Я – Ольга Павловна, внучка Вашей будущей пациентки, а это – мой сын, Евгений.

Евгений медленно поклонился.

– Я – Иван Николаевич, сегодня дежурный врач, работаю в терапевтическом отделении. Слушаю Вас.

Ольга Павловна начала:

– Иван Николаевич! Буду предельно откровенна с Вами. У нашей бабушки в вашем городке замечательный трехэтажный коттедж, доставшийся ей от последнего мужа, удачливого подпольного советского коммерсанта. Мы живем в Москве, мой отец, ее единственный сын, умер много лет назад. Сейчас за бабушкой ухаживает женщина, которой та обещала отписать полдома после смерти. Завещания нет, мы знаем, но оно может появиться очень быстро, здесь, в больнице; бабушка обижена, что мы весьма редко ее навещаем; по своему характеру, бабушка может отписать той весь дом и мы, естественно, этого опасаемся, это несправедливо, в конце концов. Да и физическое состояние нашей бабушки при хорошем уходе должно бы быть значительно лучше – ей всего 80 лет…

– Нам кажется, – вступил в разговор Евгений, – эта ухаживающая женщина всеми силами старается как можно быстрее загнать нашу бабушку в гроб и завладеть домом. Вы сами видите, в каком бабушка состоянии. При хорошем уходе она могла бы выглядеть лучше…

Ольга Павловна поднялась с кресла и стала ходить по кабинету, продолжая диалог.

– К тому же, у нас в Москве возникли некоторые финансовые проблемы и нам срочно необходима крупная сумма денег, да и Женя решил жениться… В общем, помогите нам и ваш гонорар составит двадцать тысяч евро. Вы меня понимаете?

– А полгода ожидания вступления в права наследства Вас не пугают? – спросил Иван Николаевич.

– Нет, наши друзья на это время нас выручат, – развеяла сомнения Ольга Павловна. – Ну, что скажете? Мы откровенны перед Вами до конца. Даже странно, доверились незнакомому человеку… Но о Вас говорят, что Вы самый приличный доктор в больнице.

– Гонорар? – коротко спросил Иван.

– Десять тысяч сейчас, десять – по завершении работы.

– Согласен. Мне тоже, какое совпадение, нужны деньги.

Ольга Павловна раскрыла стоявшую на коленях сумку и достала оттуда небольшую пачку купюр. Передала Ивану Николаевичу. Тот пробежал глазами по деньгам, пошелестел купюрами и положил в карман халата.

– Я позвоню, чтобы оформляли, – сказал он.

Набрал номер приемного и распорядился об оформлении бабуси.

– Простите, но на реализацию плана уйдет дня два-три.

– Чем быстрее, тем лучше, – мягко сказал Евгений. – И для Вас лучше, и для нас. Наш рок в виде сиделки может тоже действовать, со своей стороны.

– Понятно. Постараюсь сделать все быстро. Позвольте Ваш номер телефона.

– Да, конечно! – Евгений продиктовал свой номер Ивану Николаевичу.

– Ну, пойдемте, оформим бабушку, – сказал Иван и все трое вышли из кабинета.

При первичном осмотре бабушка Евсеева оказалась совсем не старой развалиной, а вполне еще соображающей особой. Она довольно четко отвечала, очень мало пускалась в рассуждения, не касающиеся задаваемых Иваном Николаевичем вопросов. Дыхание проводилось по всем полям, ритм был синусовым, стул – ежедневно. Правда, отеки на конечностях и давление оставляли желать лучшего и шум на митральном и аортальном клапанах не оставляли владелице шансов на долгую жизнь. Удивительно, что при таких отеках – синусовый ритм…

Оформив историю болезни Иван пошел покурить, пока родственники пошли провожать бабушку в отделение. Как же выйти из этой ситуации? Достал пачку денежек. Там были «еврики»: пятисотки, сотки, двадцатки. Вовсе не новенькие. Интересно, откуда, точно не из банка. Впрочем, какая разница? Лишь бы не фальшивые.