Дома стояла привычная для Ивана тишина, кругом было, как всегда, чисто, пахло океанским бризом. Турчин пошел на кухню, замахнул еще пару кардиологических дринков коньяку, быстренько принял душ, растерся досуха махровым полотенцем. Сходил в машину, достал из-под сиденья пистолет, обойму и понес все в дом. Шторы повсюду были задернуты.
Иван протер ПМ, разрядил его, щелкнул вхолостую, снова передернул затвор, снова нажал на спуск. В магазинах сидело по восемь тупоголовых толстеньких смертушек. Турчин вставил обойму и спрятал пистолет за книги в спальной комнате, бросив рядом запасную. Вымыл еще раз руки, воткнул в уши плейер и мгновенно уснул. Часа через два вытащил наушники и снова погрузился в сон.
Сон у Ивана Николаевича был тяжелый, немного похмельный. Ему чудилось, что среди мерзкого темно-зеленого марева двое красномордых мента волокут его в наручниках в неизвестность, ухмыляясь, приговаривая: то ли еще будет! Сильно болело левое плечо. Перед глазами мелькали сморщенные старостью лица убиенных им бабок.»То ли еще будет тебе, убивец», тихо проговорил кто-то. Он проснулся в холодном поту, встал в туалет, выпил минеральной воды из холодильника. Тут сознание постепенно вернулось к нему и стало спокойнее: он же миллионер, незаконный владелец оружия. Тем не менее, выпил таблетку феназепама, залез под одеяло и мгновенно уснул.
Утром Иван Николаевич был бодр, заехал за Шастиным, убедился, что, действительно машина приятеля не «на ходу» и они вместе уехали на работу.
Дни пролетали незаметно, однообразно и быстро. Холодало все ощутимей.
В один на редкость прекрасный, солнечный день, когда Иван Николаевич зашел на «скорую», Юлия Ивановна отозвала его в коридор и шепотом сказала, что муж с детьми и мамой в пятницу, на неделю уезжают в гости. Сердце Турчина совершило несколько приятных экстрасистол, улыбка его разбежалась от уха до уха и он еле сдержался, чтобы не обнять Юльку у всех на глазах.
– Ура! Наконец-то! Я с ума схожу от счастья!
– Давай завтра все обговорим, ты же тоже дежуришь.
– Хор. Начинаю составлять план культурных мероприятий.
– Давай, начинай. Все, побежала. У меня вызов, целую, – и Юлия Ивановна растаяла среди людей в коридоре или в глазах Ивана, которые окутала пелена.
Иван вернулся в свою терапию, сел за стол с компьютером. Запустил комп на своей программе и автоматически продолжал писать очередной эпикриз. Все думки устремились к встрече с Юлькой. В глазах мелькали доллары, евро, рубли и счастливая Юлька, примеряющая одно платье за другим…
Работа кипела, радость не оставляла Ивана ни на секунду, за каких-то три часа он написал все эпикризы, задолженные за прошедший месяц.
Во время обеденного перерыва, Иван Николаевич пошел в отделение к Лыкину, договориться о подмене дежурств. Завтра, в четверг, его с Юлькой смена, затем она отдыхает у него дома в пятницу и субботу, днем, в воскресенье – дежурит. А у него в воскресенье – сутки. Надо ночь отдать Лыкину. Уговорить, уломать, сломать, но доиться своего, даже отдать эту ночь бесплатно. Зная, что Лыкин строится, лишняя тысяча ему не помешает, но все надо делать заранее.
Доктор Лыкин, продолжающий толстеть благородно, понемногу увеличивая животик, сидел у себя в кабинете и, как всегда, радостно приветствовал коллегу. Вообще, Лыкин был веселый малый, во внерабочее время от него всегда можно было услышать шутки-прибаутки, смешные рассказики и он никогда не был высокомерен с медсестрами и санитарками.
– Слушай, Влад, давай ты за меня отдежуришь в воскресенье с восьми вечера, дозарезу надо! Я тебе просто дарю это дежурство! И полторашку пива – на выбор.
– А если я скажу тебе: давай три настоящей «Баварии» по 0,5? – повеселел Лыкин. В глазах его засверкали веселые зеленоватые огоньки.
– Согласен! – протянул руку Иван Николаевич. – Тебе сейчас или можно в воскресенье?
– А можно сейчас и в воскресенье? – уже прикалывался Лыкин со смехом.
– Давай! Пошел!
– Да, ладно, шучу, – улыбался Влад. – В воскресенье выхожу с восьми вечера.
– А может, с шести? – не унимался Иван. Юлия Ивановна сдавала смену в 18.00.
– Ну, тогда точно 2 литра светлой «Баварии».
– Самой свежей, к 18.00 уже будет холодненькой. Да, там и колбаски будут охотничьи, ничего? – спросил Иван Николаевич?
– Вот тут уже точно что-то неспроста! – хитро улыбался Лыкин. – Тут наверняка замешана женщина.
– Я ведь уже взрослый! Ну, договорились, – и Турчин пошел из отделения.
Сейчас предстояла задача обдумать предстоящее рандеву в смысле не простого утоления похоти, все должно пройти как настоящий праздник. Он не мог себе представить, как поведет себя Юлия у него дома, что оденет, будет ли помогать готовить праздничный ужин. Как все будет, Иван Николаевич даже не мог себе представить. Туман сладости в голове его не рассеивался.
Заиграл телефон.
– Вы где, Иван Николаевич? Это Наташа. Привезли бабку, по скорой, заведующая просит Вас ее посмотреть.
– Ну конечно, больше некому, – проворчал в трубу Иван и свернул к приемному отделению.
В приемном отделении под капельницей стояла каталка, на которой, скрючившись, лежала старенькая бабуля, обтянутая желтой сухой кожей. Около пациентки копошилась фельдшер «скорой помощи», переставляя новую капельницу. За столом дежурных врачей сидела Юлия Ивановна и, как всегда, наморщив лобик, красивым ученическим почерком старательно выводила в карточке вызова свои описания пациента. Увидев, что зашел Иван Николаевич, подняла к нему голову и сразу посыпались вопросы, все по существу. В больнице, когда все сотрудники стали явно понимать их любовные отношения и на каждом углу обсуждать поведение Доктора (так «за глаза» называли Ивана Николаевича) и Юлишны, она предложила все-таки, наконец, перейти на Вы, для приличия, и встречаться пореже, и болтать покороче, и меньше друг другу улыбаться. У нее самой это как-то выходило, она могла пройти мимо, только улыбнувшись, правда очень даже игриво и с подтекстом, но не остановиться. Иван же Николаевич после такой неожиданной встречи, тоже делал самую милую физиономию на своем лице, расплывался в улыбке, отвечал на приветствие, но когда Юля проходила мимо, оборачивался ей вслед, тупо разглядывал ее удаляющуюся фигурку несколько секунд и только неимоверной силой воли возвращался на землю. Выходило, что он ее все-таки любил.
– Вы меня слышите? Доктор? – потрепала его за полу халата Юлия Ивановна.
– Ага. Что за бабуля?
– Родственники настояли, – полушепотом сказала Юля; и вслух: – Третий день полусонная, ничего не ест, жалуется на боли в груди. Вот пленка.
Юля подала ему ЭКГ. На пленке страшного ничего не было – мерцание предсердий, правда, тахиформа, с довольно длительными интервалами асистолии.
– В анамнезе гипертоническая болезнь, в конце 90-х перенесла инфаркт, но, со слов родственников несколько дней назад еще сама себя уверенно обслуживала. Пять лет назад прооперирована по поводу рака желудка… Там родственники хотят с тобой поговорить, – опять понизила голос Юлишна.
– Хорошо. – Иван подошел к бабуле, с трудом добился от нее краткого рассказа о болезни, осмотрел и пошел в коридор, где стояли несколько мужчин и женщин с двумя маленькими детьми.
– Добрый день, слушаю Вас, – сказал Иван.
– Здравствуйте, доктор, – обратилась к нему одна из женщин, вида решительного, явно и безоговорочно считавшаяся лидером в этой компании. – Вы Иван Николаевич?
– Так точно, – ответил Иван. Что-то горячее пробежало по спине, некое предчувствие выбросило адреналин в кровь и он слегка напрягся. – Что Вы хотели узнать?
– Как она?
– Пока трудно что-либо сказать, без обследования.
– Вы ее хотите поднять в реанимацию?
– По ее состоянию – не считаю необходимым, она достаточно сохранна, надо уредить частоту сердечных сокращений, посмотреть уровень глюкозы крови, она же диабетик?
– Да, сама колет себе инсулин.
– Ну, пока не вижу повода для тревоги. Поднимем в отделение, разберемся, – Иван Николаевич снова пошел в кабинет приемного покоя полюбоваться своей Юлией Ивановной, послушать ее щебетание.
Он уже двинулся в кабинет, как дама, беседовавшая с ним, окликнула:
– Иван Николаевич, можно Вас еще на минуту.
Иван вернулся к предводительнице родственников. «Вот оно, начинается», подумал он. Это состояние трепета появилось впервые, но не оставляло сомнения, что родственники предложат ему нечто аналогичное, что удачно прошло у него уже два раза – эвтаназия. Опять же впервые Иван Николаевич получил совершенно новое ощущение; некое мировоззрение убийцы все глубже проникало в его сознание… Если он прав и ему вновь поступит предложение об эвтаназии, проще говоря об очередном заказе на убийство, он откажется.
– Доктор, давайте выйдем на крылечко, прошу Вас, – попросила предводительница. За ней последовал унылого вида высокий мужчина.
– Останься! – распорядилась дама. – Я сама.
Из кабинета приемного покоя выглянула Юлия Ивановна.
– Доктор, ну где Вы, проверьте карту! Вы забираете бабушку?
– Одну минуту, любезнейшая Юлия Ивановна, сейчас подойду, – ответствовал Иван. Юлишна подумала, что он пошел курить и бросила вслед:
– Курить нельзя! Я Вас отучу от этой дурацкой привычки!
– Из твоих рук – хоть яд на блюде, – Иван далеко не часто обращался к Юлии «на Вы» и при постороннем участии. Ему-то было далеко наплевать, что о нем думают коллеги. Не хотелось подводить Юлю. Вдруг вспомнилось, что его личная и неземная любовь к Юлии вспыхнула после того, как она однажды принесла ему на пробу красного вина собственной выделки.
Иван Николаевич вышел на улицу и закурил. Дама тоже закурила. Предложила отойти в сторону из-под окон отделения. Они вдвоем с Иваном Николаевичем шли молча впереди, мужчина остановился несколько сзади.
Наконец, подойдя к деревьям сада, дама произнесла, тоном совершенно как бы равнодушным:
– Вы помните Анну Николаевну, Милованову? У нее мама умерла здесь?
– Припоминаю, – почти мгновенно ответил Иван, вспомнив свою первую жертву.
– Представляете, у нас сложилась катастрофичная история: бабушка не желает продавать свой дом, а он огромный, дом, бабуля с ним не справляется, все рушится, почти в центре. Завещан на мужа… Коля, подойди к нам! Мы у моря живем. Вот и разрываемся! Там работать надо, тут к бабушке ездить… Деньги за этот дом хорошие дают, Вы не сомневайтесь…
Иван Николаевич про себя, внутри, уже не только смеялся – хохотал! Он внезапно понял, что никому не откажет в легкой смерти, что он превратился в серийного убийцу, разве что – не в маньяка. А что? Прикинет кто ему предложение: надо мочить, и замочит ведь, за деньги… гад! Со стороны казалось, что он что-то обдумывает в плане будущей эвтаназии, справки, расчета, а он внутренне насмехался над собой, до какой степени скотства скатился уважаемый Иван Николаевич!
– Давайте так, аванс знаете? Ступайте домой, бабушку поднимем сейчас в отделение, мы обменяемся телефонами и в ближайшее время я Вам позвоню… Ну, проводите ее до палаты. Посидите. Последний раз живой видите.
Иван Николаевич взял полиэтиленовую сумку, протянутую ему мужем и сыном Колей, этим лысоватым, высоким и унылым, резко повернулся и пошел в приемное отделение. У Приемника стоял Шастин и в одиночестве курил.
– Привет, еще раз, чего такой возбужденный: «и злость и радость на лице его играли краской цвета кожи…»
– Знаешь, Шастин, что в мире самое сладкое и самое говенное? Деньги! Пойду, Юлька ждет.
Доктор «скорой помощи» Юлия Ивановна действительно сидела в приемном, медленно заполняла карту вызова и ждала Ивана. Когда Турчин зашел в кабинет, она приподняла глаза на него и, как обычно, проворковала:
– Ну, доктор, посмотрите, я правильно сформулировала диагноз?
Иван взял карту и стал читать красивый ученический, не испорченный медициной, почерк Юльки. Смысл слов не доходил до его ума, настолько ему почерк этот нравился. Турчин сам прекрасно знал, что она умненькая, постоянно читающая врачишка, с хорошей памятью, только прикидывается простушкой этакой, чтобы не завидовали предпенсионного возраста коллеги. А сколько дежурств они просидели за изучением ЭКГ, по ночам, и ведь эта вредина не давала даже приобнять ее, пока до сути не докопается!..
Иван Николаевич вернул Юлии карту, сказал, что все в порядке, а сейчас ему надо идти заниматься бабушкой.
Он вышел из кабинета и прошел в дежурку. Развернул полиэтиленовый красочный пакет. На дне пакета лежала пачка заветных американских долларов, перетянутая резиночкой. Турчин стащил резинку и сел пересчитывать деньги. Ровно 10000. Решили рассчитаться сразу. Купюры были опять разного достоинства. Попалась даже двухдолларовая купюра. «На счастье», как-то машинально подумал Иван Николаевич. Как бывший коллекционер, он знал, что в обороте двухдолларовых купюр почти нет даже в США. Считается редкой, посвящена провозглашению Независимости государства от Английской короны. «А что, может действительно начать снова коллекционировать?» Глупости! Опять все уйдет на страсть. То же картежничество или рулетка. Вредное азартное действо.
Итак, у Ивана сейчас в наличии без малого два миллиона рублей! Надо опять ехать в банк. Дома держать деньги он не собирался, да и вообще пока не обдумывал, как правильно ими распорядится. Главное – эффективно!
При себе, наличными он привык оставлять 10–20 тысяч рублей. По меркам провинциального городишки этого всегда хватит на какие-либо неожиданности и приятности. В конце концов, банковская карта тоже под рукой.
Сейчас предстояла процедура сдать валюту на хранение банку (Турчин не держал «все яйца в одной корзине», заимел даже золотой сертификат), затем, за подарком Юлии, который он не собирался дарить завтра, на дежурстве. Нет, надо спрятать до пятничного вечера; главное – продукты для праздничного ужина.
Из банка поехал на рынок. Чем только не изобилуют рынки южных городов! Всем. В колбасном павильоне можно насытиться одним воздухом; не менее пикантен и съедобен воздух масел, сыров, творога. Но самые неизгладимые впечатления оставляют запахи свежего и свежайшего мяса!
Иван Николаевич выбрал вырезку, взял твердокопченой колбасы, немного мидий и огромный пакет разнообразных фруктов. Затем путь его лежал в ювелирный.
Множество зеркал в магазине для одаривания любимых женщин создавали ощущение что, видимо, здесь собраны все на свете украшения мира из драгоценных металлов, которых хватит, чтобы одеть серьги, кольца, колье и цепи на всю прекрасную половину человечества, включая старух и лялек. Точно такое же количество драгоценностей предназначалось для мужчин. Цепи и перстни различной толщины, длины и размеров свирепо глядели прямо в глаза, отражаясь всеми гранями своей гордыни в сотнях ловко установленных зеркал и стекол. Это был самый большой и шикарный в городе ювелирный салон, пожалуй, и самый дорогой. Находящийся чуть поодаль зал серебра не уступал золоту в своем объемном величавом виде: столовые массивные приборы, те же цепи громадных размеров, вазы, Евангелия, портсигары, заколки, кинжалы и даже сабли ничуть не уступали по дивности исполнения своим желтым собратьям.
Иван Николаевич начал с себя. Он подобрал себе неброский серебряный браслет и небольшой перстень с черной вставкой, как убеждала его продавец – настоящий обсидиан, что и было даже записано на бирке. Хотелось купить Евангелие в богатом серебряном окладе, но на этот поступок у Ивана не хватило совести. «А что? Буду молиться за убиенные мною души». Мысль показалась кощунственной и он прошел мимо Книги. Зато, для симметрии, купил себе еще тоненькое вычурно резное колечко на другую руку. В зале часов взял-таки себе очень дорогие и современные часы, естественно с серебряным браслетом. Глянул на себя в зеркало, немного пошевелил кистями и подумал, что так разглядывает себя в бронзовом зеркале шаман после сытной трапезы заезжим миссионером. Да. Надо все-таки новые цепь и нательный крест, освятить… но тут же вспомнил, что на нем сейчас цепь и комбинированный крестик, подаренные Юлией.
Через полчаса он переместился в золотой зал, долго выбирал небольшой перстенек для Юльки, обязательно с изумрудом, ему самому очень нравился этот камень, к перстеньку взял роскошную чуть меньше средней толщины удивительной работы (и цены) цепочку, золотой крестик и маленькие серьги, тоже с изумрудиками. Все украшения, принадлежащие для Юлии, были разложены по коробочкам и упакованы в специальную подарочную сумочку. Как все это Юлька воспримет – его уже не волновало: раз он пошел по стезе наемного убийцы, что-нибудь придумает и для Сашки, комар носа не подточит. Помимо возрастающей глупости шальные деньги приносят и потерю бдительности.
Он вернулся в больницу как раз к половине четвертого, в ординаторской спрятал свои подарки в шкаф и пошел еще раз посмотреть очередного клиента, привезенного недавно, заказанного и обреченного деда.
После капельниц бабуля немного отошла, легче стала разговаривать, охотно отвечала на расспросы Ивана Николаевича и кожа ее совсем подсохла. Принимала она большие дозы инсулина и Иван написал в листе назначений, чтобы инъекции делали сестры, хотя бабушка сопротивлялась, ворчала, что много лет сама колет себе инсулин, просто иногда забывает поесть. Мысль, каким образом кончить ее созрела моментально и Иван Николаевич с внутренней опаской подумал о своем душевном здоровье: у бабушки никогда в жизни не повышалось давление, она была выраженным астеником и гипотоником… Это решало все проблемы.
Опять телефон. Старшая сестра напомнила о том, что завтра утром приедут из городской лаборатории брать у мужчин, работающих в больнице, кровь на ПСА (простатспецифический антиген).
Опять звонит телефон. Костя Шастин с Милой напоминают о приглашении его сегодня на торжественный ужин по-поводу дня рождения их сына. Турчин спрашивает, во сколько лучше подъехать. Да, восемь часов его устраивает. А Лыкин будет? Ах, нет, он же сегодня дежурит. Шастин говорит, что уже пригласил Ирину Юрьевну. «Ну, вот, ее только не хватало! Мне придется за ней заехать, она же не поедет домой выпивши на своей маленькой машинке, значит вести мне. Но, ни в коем случае, не вести ее к себе и не оставаться у нее!» Завтра у него – три дня с Юлией Ивановной…
Поговорив с Костей Шастиным, Иван опять пошел в ординаторскую и сел дописывать эпикризы. Все мысли его были уже там, в субботе и воскресенье. Утром, в субботу они встанут, позавтракают немного и Иван предложит Юльке прошвырнуться по магазинам женской одежды. Он убедит ее, что надо купить пару платьев – на выход и повседневное. И обязательно – туфельки моднючие и для постоянной носки. Да и джинсы надо поновее, голубенькие обязательно… А откуда у тебя вдруг столько денег? А? Прости, хотел тебе сделать сюрприз. Брат продал отцовскую квартиру и половину денег отвалил родне, то есть мне. Ну, а дальше – по обстоятельствам. Погода не очень, поздняя осень как-никак, может в ресторанчик сходим, там определимся. Вклинилась мысль: бабуля до субботы должна умереть… Иван должен отработать деньги, заплаченные ему вперед.
Так. Надо еще заехать в компьютерные товары и купить подарок шастиному сыну. На часах 18.00. Можно полноценно расслабиться. Так. Сегодня среда. Завтра с Юлией они в ночь. В пятницу она утром едет домой, провожает «своих», я дорабатываю день, уже по темноте забираю ее из дому и едем ко мне. Придется повозиться на кухне. Ой! Нет ни красного, ни белого вина. А надо! Юлька хоть и предпочитает крепкие напитки, но и вино с пивом непременно нужны. Ладно. Иван Николаевич решил сделать все это завтра или в пятницу.
Пока Турчин собирался, переодевался, в ординаторскую забрели Лыкин и Чудов, оба уже слегка вмазанные.
– Привет, Турчин, ты все в больнице торчишь? – Чудов развалился в кресле. – Я бы на твоем холостяцком месте грелся бы около какой-нибудь бабенки.
– Ты что, Чудов, а Юлия Ивановна? – с необидной усмешкой спросил Лыкин.
– Так об нее же не согреешься – кожа да кости, – заржал Чудов. – Вот моя жена, это чудо! Можно без одеяла спать.
– Так ты, наверно, вечно пьян, вот и не мерзнешь, – натягивая джинсы сказал Иван Николаевич.
– Кстати, пошли накатим, у нас сегодня буйный состав дежурит, из хирургов – Гурин, этот интеллигент уже тоже коньячку замахнул. Мы-то с Лыкиным так, по рабоче-крестьянски, спиртик немного разбавили…
– Нет. Меня сегодня Шастины в гости пригласили, у них у сына день рождения.
– Во-во! – подскочил Чудов. – Они же, видно, и Юрьевну пригласили! Так вы с ней после праздника к нам и заезжайте!
Эта идея так воодушевила Чудова, что он, толстый и круглый, начал даже бегать по ординаторской, натыкаясь на столы, роняя на них стаканчики с карандашами и ручками.
– Там видно будет, – сказал Иван Николаевич и стал всех выпроваживать, чтоб закрыть на ключ ординаторскую.
Дежурные доктора, скорее всего, двинули в приемник. Юлькина машина еще стояла рядом с «кошечкой» Ивана, хотя на часах было уже 18.30. Пора бы уехать, Юлечке. Хотя, бывало, она уезжала домой и через час после сдачи смены.
Иван надел плащ, сложил все подарки в кожаный портфель и вышел из отделения, сдержанно попрощавшись с медсестрами. Это Шастин постоянно бросал какие-нибудь шуточки, уходя домой, балагурил или насчет самих сестер, или больных, за что Мила, если кто ей накапает, ревновала нещадно.
Иван пошел через приемное в надежде встретить Юльку. Она стояла около раздевалки «скорой», уже собранная и болтала с сотрудницей. Увидев Ивана, быстро попрощалась с коллегой и они вместе вышли к своим автомобилям.
– Поеду своих собирать в дальнюю дорожку, – открывая брелоком машину сказала Юлька.
– А я к Шастину. У его сына сегодня «днюха» как они теперь излагают. Хочу успеть какой-нибудь интересный подарок сделать.
– Съезди в Центр, чего-нибудь парню присмотришь. Электронику какую-нибудь?
– Точно. Что-то вроде этого и хотел, мысли читаешь. Ну, до завтрашнего вечера?
– Ну, да! Целую, – и Юлька украдкой послала Ивану воздушный поцелуй.
Иван Николаевич пропустил Юлю вперед и поехал из ворот больницы в противоположную сторону, к центру города.
На улице уже заметно стемнело. Потоки автомобилей, блестящие от влаги, с включенными фарами двигались навстречу друг-другу. Город входил в вечерне-ночной этап своего существования. Машин на улицах меньше не становилось. Зажигались огни в окнах домов, из многочисленных ресторанчиков и подвалов с розливом вина и пива доносилась музыка. Крупные супермаркеты гигантскими «Титаниками» освещали вокруг сгущавшуюся тьму.
Иван подъехал к специализированному компьютерному салону и взял в подарок сыну Шастина средней стоимости «планшет»; то, что у Шастиных этакой игрушки не было – Иван знал.
Опять телефон. Это звонит Шастин.
– Слушай, Иван, перед нами заедешь за Иришкой? Она не хочет ехать на машине, выпьет же, а ты ее потом отвезешь домой – тебе-то море по колено!
– Лады. Заеду, привезу, отвезу! Отбой! Я уже двигаюсь к дому – хоть переодеться.
– Вы там с Ириной Юрьевной созвонитесь, чтоб к восьми быть у нас, – попросил еще Константин Евгеньевич.
– Хорошо, хорошо, Шастин! Ты уже как твоя жена – суетишься на поворотах, постоянно… Не сердись, по-дружески.
– Давайте, ждем! Все уже практически готово.
Турчин выехал со стоянки и осторожно двинулся в сторону дома. Опять звонок! У самого Ивана не было установлено никаких блютусов, потому он прижался к обочине и включил фон. Это, конечно, звонила Ирина Юрьевна.
– Ну что, Турчин, подмылся? – ласковая и нежная, даже слегка романтичная Ирина, как настоящий хирург позволяла себе и матерок и крепкие фразы.
– Нет еще. Купил Вовке подарок, еду домой. «Подмываться», – с ехидцей добавил Иван Николаевич.
– Смотри, времени уже 19.25. нам к восьми. Ты когда за мной заедешь? Я уже практически готова.
– Ирина Юрьевна, давай, через полчаса буду у твоего подъезда.
– Успеешь?
– Конечно. Уже лечу. Пока!
Турчин отъехал от обочины и повел авто несколько быстрее. Дома быстро принял душ, переодел джинсы, носки, рубашку, сверху накинул замшевую, любимую, до дыр протертую куртку и поехал за Ириной. Она жила несколько далековато, но на их окраине движение уже было вялое.
К удивлению Ивана Николаевича, Ирина Юрьевна собственной персоной стояла у подъезда, курила и явно дожидалась Турчина.
– Ты точен, как атомные часы. Я все верно рассчитала, – садясь в машину сказала она. Сигарету не выкинула, да Турчин и сам курил в машине.
– Привет, Ирчик! Чего малому подаришь?
– Джинсы купила, самый худой размер! Он же у Шастина вон какой глист… Не в коня корм. Не-а. У него надо искать болячку. Чего сам-то папаша не дергается?
– Да откуда я знаю, Иришка? Не такие уж мы и большие друзья, – отбивался Иван Николаевич.
– Вот, Турчин, о дружбе. Нет ее вообще промеж нас. Уж смотри, клан врачей как велик, даже по нашей больнице, а чего мы, когда всей больницей хороводились, да допьяна, да до адюльтерчиков? А? Когда? На день медика? Да последний день медика, совместный со всеми еще за 10 лет до нас с тобой прошел! Все по своим отделениям, да и то, не все приходят.
Турчин молчал. Ирина Юрьевна молча затянулась, выдохнула дым в окно.
– А ты никогда не думал, что времена-то си-и-и-льно поменялись! Мобильники, холодильники, компьютеры, стиральные машинки, цифровые фотики, сверхзвуковые самолеты? А что, твой «шевроле» – машина, хоть и машина, хоть и не представительского класса, быстрее самой резвой лошади от Москвы до Ленинграда? – Ирина, отвернувшись на миг, выбросила сигарету в окно. – Акцент поломался на общение в социальных сетях и мобиле: проще, достаточно дешево, по карману, время экономит и жир в пузе – на почту идти не надо. Вот же – электричество придумали, скорость света 300 тысяч км, а нам догонять надо! Не до встреч, чаепитий, диспутов. Человек – повелитель природы! Тьфу!.. Ты раньше любил письма писать?
– Терпеть не мог! – ответил Турчин.
– Вот! Я тоже не успела привыкнуть. А как это романтично!
Доехали. Тут же, в воротах появились Мила и Костя.
– Чего-то, Вы гости, самые последние? – видно было, что Шастин на грудь уже принял.
– Мила, ну что ты хочешь от женщины?..
– Чего врешь, Иван? Это я тебя ждала, курила у подъезда 15 минут! – взорвалась Ирина.
Стол накрыли в доме; хотя летом, если собиралась родня Милы и Шастина, всегда располагались в уютном садике; но сегодня погода к посиделкам в саду уже не располагала.
Когда Шастин и Мила поженились, Костя переехал жить к ней. Теща в нем души не чаяла и вообще была прекрасной женщиной; дед же постоянно, без злобы, ворчал по всякому поводу, спорил с зятем о политике и иногда даже начинал психовать, что «нет на вас Сталина». Мила их частенько разнимала.
В доме народу собралось довольно много, в основном бесчисленная родня, друзья Вовы и вот пара коллег Шастина: Ирина и Иван. Обещала подъехать еще одна их коллега, со «скорой», заодно, родственница, но той еще не было.
Вовчику вручили подарки, которым он видимо и явно обрадовался. Джинсы оказались почти впору, так что Ирину Юрьевну он даже расцеловал. Ирка была довольна!
Вновь все начали раздвигаться, чтобы пропустить новых гостей. Шастин ушел к месту жены, которая убежала на кухню нести дополнительную посуду. Турчин сел рядом с Ириной. За столом старики вновь заспорили о политике, женщины – о собственном хозяйстве, молодежь «гоняла всякую пургу».
Иван Николаевич налил себе коньяк и тут вспомнил про сидящую рядом Ирину.
– Тебе чего? – спросил он.
– Коньяк! – вызывающим тоном скомандовала Ирина Юрьевна. – Что, думал я винцо потягивать буду, потеряю ориентировку? Чтобы ты меня домой увез? Хрен тебе! Поедем только к тебе!.. я сегодня так хочу!
– Да тише ты! – шикнул Турчин.
На них и так мало кто уже обращал внимание, все были заняты водкой, жареной уткой. Гости Володи встали и ушли в его комнату, откуда вскоре послышались переменчивые низко-высокие мотивы Отто Дица. Мать немедленно пошла в комнату и попросила сделать тише: не всем же нравится.
– А вы там про коней да казаков поете, что, тоже всем нравится? – мягко огрызнулся Вовчик, но музыку приглушил.
Большой в размерах, его двоюродный брат уже давненько порывался на улицу поблевать. Такие же астеничные, как Вовчик, двое его приятелей с трудом удерживали пьянеющего тезку именинника на ногах и тащили, точнее, выталкивали богатыря в коридор и на улицу. Деды были сильно хмельны, но закусывали хорошо и достойно занимали место в центре стола, не прекращая воспоминаний сорокалетней давности и ругая всех подряд – коммунистов, демократов, Жириновского, местную власть с профсоюзами в придачу. Правда, про времена Сталина дед говорил: в наше время были честнее люди, и все деды и бабули с ним соглашались.
– А как же? И продукты дешевели, и тунеядцев не было…
Все шло, как на любом сельском празднике – будь то день рождения, крестины, похороны или свадьба. Даже на поминках (отдаленно напоминающих чисто православные обычаи) все кончалось объемом выпито спиртного, да, Слава Богу, каким (он, она парнем был!). Старики оставались на своей волне.
– А что, Мила, ты к нам не присоединишься? – Иван Николаевич уже хватил три рюмки коньяку вместе с Ириной Юрьевной, да и Косте Шастину перепала пара полноценных лафитничков.
– А может, за Верой съездить? – спросила Мила.
– Слушай, жена любимого коллеги, давай я за Верунчиком съезжу? Правда?
– Иван, ты свободный человек, – напомнила Мила. – Вообще-то сам соображай… Мне кажется, у тебя есть определенные обязательства…
– Мила, подруженька ты моя, нет у меня ни перед кем обязательств! Ну, да! Люблю я, безумно, Юлию Ивановну! А у нее – якобы муж! Родила, не покрестила, фиг знает что натворила!.. Ах, да! Ириша, ты сегодня безумно красива! – спохватился Иван, обратив внимание на ее откровенный тычок локтем в ребра. – Но ведь скучно хозяйке, они бы поболтали, да и нам веселее – рассказала бы о нравах в современных неврологических учреждениях.
– А ты уже и Верунчика знаешь, старый кобель? – грозно вопросила Ирина Юрьевна.
– Побойся Бога! Она же еще в институте бегала за мной! Она тогда только поступила, а я уже заканчивал интернатуру.
– Поедем вместе! – решительно поднялась из-за стола Ирина Юрьевна. По всему ее настрою отчетливо было видно, что Турчин сегодня никому не достанется.
– Так вы чего, счас прям и хотите ехать? – удивилась Мила. – Дайте хотя бы ей позвоню, чтоб приготовилась…
– А мы ее прям в халате и привезем, ненакрашенную и страшную! – веселился изрядно подвыпивший Турчин.
– Мил, позвони пока Вере, правда, – сказал Шастин. – Мы пока тут развернемся…
– А ты что, тоже хочешь поехать? – с ноткой ревности в голосе спросила жена.
– Да нет, я Ивану помогу выбраться. Николаич, давай по-маленькой еще, вон мясо какое горячее жена принесла. Ирина Юрьевна, давай, вмажем еще. И лучше – холодной водочки, запотевшей!.. Уже несу из морозилки.
Костя Шастин пошел на кухню, пробираясь среди родни, откинувшихся уже от столов, поскольку края стола начали мешать животам. Из морозильной камеры он достал действительно запотевшую бутылочку «Пять озер», литровую, и принес к столу. Дед громким голосом проворчал: – Да ты бы гостей своих моей, чистенькой попотчевал.
– Папа, да все врачи к казенке привычные. Не надо. – Ну вот, сейчас рюмочку – и вы с Ирой поедете потихоньку. Тут рядом.
– Да был я у нее, – вспомнил Иван. – На день рождения к ней в прошлом, что ли году ходили. Ты мне еще не дал домой на своей старой коряге проехаться… точно! Это было осенью!
Выпили. Закусили мясом. Иван Николаевич стал вспоминать о том, как они спорили с Ириной Юрьевной об отсутствии дружбы в наше время. Та плюнула на втягивающего ее в разговор Турчина, вылезла из-за стола и пошла к молодежи в надежде потанцевать. Молодежь в вовкиной комнате валялась на диване, слушала какую-то хрень, по мнению Ирины Юрьевны, и сидела в компьютере. Проблевавшийся молодой родственник именинника спал на разложенном диване. Спиной ко всем. Ирина молча, с чувством презрения, оглядела молодежь и вернулась на свое место. Турчин втирал Миле и Косте в мозги, что дружба есть, ее не может не быть, терялся в мыслях и, кажется уже забыл о Верунчике. Миле надоело слушать его пустую болтовню. Она встала и громко сказала Косте:
– Давай, отправляй их за Верой, готова уж поди.
Вновь пробираясь сквозь лавки и стулья, по чьим-то ногам, попадавшим продуктам, доктора выбрались на волю. Шастин руками показал Турчину, как удобнее вывести его «шевроле», помог сесть Ирине и перекрестил их. Машина уехала.
– Костя, пойдем пока посуду грязную пособираем, – попросила Мила.
– Пошли, – согласился Шастин.
В это время им навстречу вывалились именинник и компания.
– Ма, па, мы пойдем погуляем, надоело дедовские разговоры ушастить. Братан пусть дрыхнет, он хорошо проблевался.
– Да дождь же моросит, прохладно, – Мила вяло пыталась оставить ребят дома.
– Да пусть помокнут, – разрешил Костя.
– Мы недалеко, на речке посидим, пиво есть, не замерзнем.
– Вова, давайте недолго, – попросила мать.
– Лады! – пацаны скрылись за воротами.
В гуляльной комнате стояла какофония звуков, смешанная с нестройным пением старшего поколения, громких высказываний деда, падающих предметов.
– Сейчас Турчин с девочками приедут – перейдем в мальчиковую комнату, – сказала Мила. – Но ты много не пей, а то придется Турчина развозить.
– Да пусть они остаются, если надерутся, место найдем, – парировал Шастин.
Мила со столов убирала посуду, отдавала ее Шастину, который следовал за нею.
– Что, уже собираться? – шутливо спросил кто-то из гостей.
– Да еще чай не пили, с тортом, – ответила Мила.
– А дети где? – спросил дед.
– На речку пошли, пусть от нас отдохнут, – сказал Шастин. – День-то рождения у Вовчика.
– А братец его готовый уже? Во как его водка берет! А кажется, такой вес. Тьфу, слабая молодежь пошла, – высказался дед. – Ладно, ну их, поем дальше!
И компания стариков снова нестройно затянули какую-то песню.
– Дед, погоди, пусть Валя споет, у нее ране вон как здорово получалось. Валя, давай, спой! – попросила дедова сестра. Ее поддержали все, сидевшие за столом.
На некоторое время восстановилась тишина и теща Валя затянула красивую печальную песню, красивым, не надтреснутым от возраста голосом. Некоторое время слушали ее одну, затем присоединились остальные женщины. Мужики сидели молча, вновь выпивали и закусывали.
– Правда мама красиво поет? – на пороге спросила у Шастина Мила.
– Да уж, ничего не скажешь, красиво… А знаешь, сколько она мне стихов рассказывала?
– У-у-у, стихов она очень много знает!.. Я хорошо из детства запомнила…
– Дай, поцелую, – вдруг попросил Костя. Он вообще готов был целоваться с женой днями и ночами, везде и всюду. Мила за это часто злилась на него: что ты как подросток? Но сейчас, на улице, поцеловала его нежным продолжительным поцелуем.
За забором показались огни машины и Иван Николаевич лихо развернулся, видимо, был уверен в себе и действительно собирался ехать домой. Из авто вывалились Ирина и Турчин, медленно вышла Вера.
Шастин с Милой, после сладкого поцелуя, стояли во дворе и встретили приехавших. Расцеловались с Верой, все прошли в дом. Турчин пьяным не выглядел, а Ирина все время пыталась удержать его за рукав, приговаривая: «ну куда ты от меня»? Вера с Милой уже болтали о чем-то, Шастин задержался на улице покурить.
Небо уже было черно-серым от октябрьских туч, моросил мелкий дождик, порывы ветра срывали остатки больших буро-желтых листьев, беспорядочно засыпавших двор. «Опять завтра дед с ворчанием на погоду, листья, будет с похмелья все это собирать, ругаться, как все это ему надоело; а попробуй сдвинуть его из этого древнего дома – ничего не получится». Шастины собирались переехать к Косте весной, Мила уговорила его, весной опять будет много работы, надо помочь родителям. В который раз он согласился подождать до апреля, но в мыслях у него беспокойно ворочалось чувство, что Мила отсюда никуда и никогда не уедет, что сильно Шастина огорчало. Он полюбил ее всей душой, как говорят, не мог наглядеться на нее. Она была мила ему в любом виде: в рабочей одежде на огороде, в красивых французских платьях, когда они ездили в гости, на кухне, обсыпанная мукой, на пляже, на курорте, когда вечерами они бродили по набережной или сидели в кафе. Шастин не мог оторвать от нее взгляда ежеминутно, как будто видел эту стройную фигурку впервые. Все возможные ее желания выполнялись незамедлительно, касалось ли это ее самой или сына. Он любил ее так, что даже в мыслях не имел возможности предположить измену; все прочие женщины стали для него какими-то удаленными, выпавшими из реальной жизни. Хотя не отметить на улице идущую красивую даму, и он, конечно, не мог, видимо, порода мужчины так устроена, что в любую секунду стремится к продолжению рода.
Докурив сигарету, Шастин вернулся в дом. Старики уже сидели разрозненными группами, вяло ведя свои непонятные беседы, перескакивая с одного на другое, и только Иван Николаевич, Ирина Юрьевна, Вера и Мила оживленно о чем-то болтали. Шастин подсел к ним. Они выпивали, кущали всякую вкуснятину, приготовленную хозяйкой, смеялись, и все в этот вечер проходило хорошо.
Часам к одиннадцати вернулись дети, мокрые, но немного разгоряченные изнутри. Гости начали расходиться. Вера подарила Вовке какой-то крутой парфюм. Представить, как расходятся старики, подвыпившие, после праздника, на селе – это целая глава в книге. Обнимаются, целуются. Вроде уходят, возвращаются, дают друг-другу наставления, а порой некоторые вновь возвращаются за стол выпить «на посошок». Чудно!
За столом остались только Турчин, Верунчик, Шастин, которому Мила разрешила посидеть с друзьями, и Ирина Юрьевна, которая, несмотря на количество выпитого, вела себя хорошо и к Турчину не цеплялась. Мила с тещей Валей и Вовой собирали со стола посуду. Вера рассказывала байки о своем родном психоневрологическом диспансере, где работала после окончания института. Иван Николаевич и Шастин хохотали, а Ирина вдруг приуныла, что заметили все.
– Ты, чё, мать? Взгрустнулось? – спросил подругу Турчин.
– Вот ты сейчас отвезешь меня домой, спать бросишь, а завтра с Юлией Ивановной на дежурстве трахаться будешь… – в никуда произнесла монотонным голосом Ирина. – А ведь мы все живем один раз, один, понимаете? – Ирина повысила голос чуть не до истерического визга. – Мне уже 33 года, ребенок растет без отца, а еще хочу детей, детей, детей и чтоб муж был хороший, по бабам не гулял, не пьянствовал каждый день, любил меня и детей, играл с ними! Чтоб отдыхать ездили вместе!.. На море…
Голос Ирины Юрьевны после крика пошел на спад, и последние слова она произнесла уже чуть слышно. Несколько секунд все молчали, даже Турчин был ошарашен. Первой пришла в себя Вера.
– Ну что ты так? Кто всего этого, из нас, баб, не хочет? И я хочу – мужа, детей, любви. И живем один раз, все понимаю. Ну, может и улыбнется нам счастье. А может и нет… Тогда из мужиков надо сделать хобби, да, вот так, пускай они будут для нас хобби. Будет что на старости лет вспомнить.
– Что-то я вас, девочки, не понимаю, – очухался Иван Николаевич. – Причем, во-первых, Ира, я? Я вообще хочу на Юлии жениться…
– Ага, видела я вчера, как ты хочешь еще одну девочку счастливой сделать! – пьяненькая Ирина Юрьевна пошла в атаку, раскрывая карты.
Появилась в комнате Мила.
– Вы че, девчонки, тут слезы льете?
– Вот тебе с Шастиным повезло! – с ноткой вызова снова повысила голос Ирина. – А почему мы с Веркой должны мужиков искать да перебирать? Почему они нас в жены то не берут? Чем ты нас-то лучше? Умнее? Красивее? Чего в тебе Шастин нашел?
Ирина Юрьевна разревелась и выскочила из комнаты, чуть не сбив на ходу шастинскую тещу, как раз входящую.
– Чё вы тут с девкой понаделали, как дикая выскочила?
– Да в жизни ей не везет, теть Валь, – за всех ответил Иван Николаевич. – Не любит ее никто. Из мужчин.
– Главное – самой любить, вот это добродетель.
– Неа, – не согласился Иван. – Любовь без взаимности сжигает в человеке веру в себя и он потихоньку становится неудачником и депрессиком. И только деньги вечны! Если они у тебя есть – они всегда тебя любят.
– Дурачки вы все, – вспылила Мила и бросилась вслед Ирине Юрьевне. – Чё, выпила девушка – и издеваться надо, насмехаться? – Мила, конечно, не поняла ситуации, но сразу бросилась на защиту равнополого существа.
Теща Валя только укоризненно покачала головой.
– Чего я сегодня становлюсь центром внимания? – спросил Турчин.
– Подумай немного, – попросила Вера. – Кто у нас неженатый?
– А что вы все к Шастину, Лыкину не лезете? Такие же мужики, только женатые… Мне кажется, что женатые от неженатых ничем не отличаются, разве что я, лично, Шастина Костю выделил бы. Это динозавр какой-то! Семейно-верный! Во! Закрытый на замок! Да он кроме своей Людмилы никого не видит! Долбанный Руслан!.. – Турчин уже был пьян.
Иван Николаевич встал и пошел на выход из комнаты доставая на ходу сигареты. Со двора все уже разошлись. Мила с Ириной сидели на летней кухне, пили чай с тортом. Иван не стал заходить на кухню, закурил и уставился в ночное небо. Он был в хорошем настроении, навеселе и постоянно ощущал в себе неведомые раньше силу и уверенность в будущем. Вообще Иван Николаевич редко задумывался о будущем, так, плыл по течению, не строил планов, тем более грандиозных, масштабных. Даже сейчас, имея неплохие деньги, он не собирался планировать свое будущее. Даже жениться на Юльке ему иногда было страшновато, его пугали дети. Он прекрасно понимал, что он эгоист до мозга костей, что живет для себя.
Из дома вышли Костя и Вера.
– Мы пошли чай пить, с тортом, – сказала Вера. – Идешь с нами?
Иван Николаевич думал: если пойду на кухню – придется везти Иришку к себе и трахать; иначе общество цивилизованных психопатов меня поймет неправильно. А куда я ее повезу – всё одно, к себе домой, к ней домой – вытекающее последствие – будущая жена Юлия Ивановна. Да, наплевать! Даже интересно Ирку пьяную трахнуть, никогда такого не было. Сделаем!
Иван Николаевич, загасил сигарету и пошел на летнюю кухню. Ирка уже успокоилась, пила чай, ела торт. Шастин и Верунчик сидели рядом и атмосфера в общем была дружеская и ненапряженная.
– Что, Ириша, нам уже пора? – весело спросил Иван Николаевич, быстро оценив благоприятную обстановку.
Ирина Юрьевна пришла в себя и несколько тягуче сказала:
– Ты думаешь, надо ехать уже? А, у тебя завтра ПСА? Это повод?..
– А чё такое ПСА? – тихо спросила Мила у Шастина.
– Да мы, мужчины, завтра все, групповухой, по приказу главнюка, сдаем кровь на простатспецифический антиген, ПСА называется. Вот женщины постоянно сдают СА-15-2, на предмет риска рака молочной железы. А мужчины ПСА – риск рака простаты.
– И ты сдаешь завтра?
– Да все мужчины сдают.
– Смотри мне! Я тебе покажу рак простаты! Живи давай!
По голосочку Милы понятно было Шастину, что жена тоже, как и Ирина Юрьевна, с Верчиком опоздавшей, выпила несколько больше, чем всегда; была в меру раскована, чем обычно, и разговорчива.
– Не в анализе дело, – произнес Иван Николаевич. – Время, время, уважаемая Ирина Юрьевна, завтра ведь опять работать, тем паче, я снова дежурю.
– Да уж, знаем, знаем, что дежуришь… И с кем…
– Ну, хватит тебе, Ириша! – взмолился Турчин. – Едем?
– Дайте девушке собраться, – уже игриво сказала Ирина Юрьевна и пошла в дом. Мила тоже встала и пошла за Ириной. – Помогу ничего не забыть.
На кухне остались Верунчик, Шастин, Турчин, зашла мама Валя.
– Чего заунывали? – спросила она. – Жизнь продолжается!
– Да нет, все в порядке, просто пора разбегаться. – сказал Иван. – Завтра опять на работу.
– Дак как не работать-то? – Теща Валя изумилась. – На печи что ли лежать вам все время?
– Скучно всю жизнь работать, тетя Валя. Вот чего Вы в своей жизни интересного видели? Пару крупных городов? А в других странах не были?
– Ох, Ванечка, да когда нам и на что было по заграницам то ездить? Война закончилась, разруха, голод, детей поднимать надо. Какие там путешествия? Я то еще книги любила читать. Вот читала – и путешествовала, фантазировала. Жалко, конечно, что так жизнь прошла. Пускай бы хоть у детей сложилось все хорошо. Вот и я рада буду.
– Да, – протянул Иван. – Действительно, трудно вам пришлось, в этой стране да с таким режимом…
На кухню заглянула вполне пришедшая в себя Ирина Юрьевна.
– Ну, едем? – обратилась она к Турчину?
– Поехали, – Иван Николаевич встал из-за стола, пожал руку Шастину, поцеловал в щечки всех женщин и они с Ириной пошли к калитке. Быстро сели в машину и, помахав из окон руками, быстро уехали.