Потом были монахини на всю ночь с чтением Псалтири, горящие свечи, там, внизу. На следующий день – похороны, ошалевшие от горя родители Семёна, высокопарные речи губернатора, «друзей» по бизнесу. И цепкие взгляды по сторонам знакомых нам полицейских офицеров. Поминки в «Малахите», молчаливая поездка домой. Наконец я сняла с себя чёрное, переодевшись в спортивный костюм: на улице похолодало.

На кладбище Ванечка всё время стоял со мной, бросил горсть земли на гроб и отошёл в сторону. Краем глаза я заметила, что он закурил. Хотелось броситься к нему, вырвать сигарету и потребовать объяснений. Конечно, я не стала этого делать, дома поговорим.

Родители Семёна подошли ко мне, мы молча обнялись и разъехались.

Дома мы, конечно, не поговорили, я лежала на кровати и смотрела в потолок. Потом папа позвал всех в столовую, по-семейному помянуть усопшего. Я так и спустилась, в спортивном костюме.

В столовой был накрыт скромный стол: лёгкие закуски, коньяк, водка, сухое красное вино. Папа пригласил Николая и Лену, нашу новую экономку. Папа сказал тост, все выпили, даже я – рюмку водки. Ваня так и остался в костюме, креолка – в чёрном платье, в тёмного цвета одеждах Николай и Лена. Папа тоже оставался в строгом тёмном костюме. Я как белая ворона. Наплевать, я вдова.

Разговор не клеился, все быстро разошлись. Ваня с Викой пожелали всем спокойной ночи первыми и ушли к себе. Я не стала напрягать сына, выпила ещё с оставшимися, но поговорить так и не захотелось. Папа пытался втянуть меня в какую-то дискуссию, но я тоже попрощалась со всеми и ушла в свою крепость на втором этаже.

А дальше всё пошло так, как я и предполагала. Я спала, изредка выбираясь в сад и цветник, ела без аппетита, Ванечка пропадал в городе с креолкой и друзьями, забрав машину своего погибшего отца, папа мой усердно руководил осиротевшим предприятием. Возвращался сын часто за полночь, я, как всегда, ждала его, волновалась, но виду не показывала.

Однажды вечером спросила Ванечку, изобразив равнодушие:

– Давно куришь?

– Ма, ну я же не травку, – отшутился сын. Потом серьёзно добавил: – Мама, я редко курю, и сигареты слабенькие.

– А зачем? Ни папа не курил, ни дед не курит.

– Ма, ну так сложилось. В университете многие вообще травку курят. Пристрастился. Кстати, Вика против и борется с моей вредной привычкой.

– Я тоже против. Но бороться с тобой не буду, ты уже взрослый и достаточно самостоятельный, – сказала я, видимо, с таким сокрушённым видом, что Ванечка тут же отреагировал.

– Ты не хочешь, чтобы я быстрее стал взрослым и самостоятельным?

– Не знаю, Ваня, – вздохнула я. – Одиноко мне. Без тебя как орган какой оторвали у меня. Но помни! Я всегда с тобой! Да!

– Знаю и ценю. Спокойной ночи, ма!

Вот и весь разговор. Ванечку совершенно не тянуло ко мне, у него не возникало прежней потребности пообщаться со мной, наши отношения переросли в некие другие, взрослые, как я понимаю, и независимые, что я тоже понимаю, но не могу принять сердцем.

Мы потерялись во времени. Ваня в городе, я сплю, немного работаю в саду, мысли перелетают от одной темы к другой без всякой системы, нет возможности сосредоточиться на чём-то одном. Часто болит голова, ноет в груди и пояснице, потеют спина, ладошки.

Однажды приехал папа и сказал:

– Оля, завтра девятый день. Все распоряжения я сделал, будьте готовы к шести. Ваня улетает поздно вечером, – он внимательно посмотрел на мою равнодушную физиономию и добавил: – Что-то случилось?

– Всё нормально, папа, Ваня стал взрослым, – уныло реагировала я.

– И что же в этом плохого, если даже ты наконец это поняла?

– Я становлюсь ему неинтересной. Он просто уважает и любит меня как мать.

– Это нормально, Оля, он взрослый, самостоятельный мальчик, мужчина. Он учится в престижном университете, у него блестящее будущее…

– Если в армию не загребут, – уныло добавила я.

– Опять ты об этом!

– А о чём я должна думать? О ком, как не о сынуле? – я повысила голос. – Что он в армии? Инвалидом стать или погибнуть, не дай бог? Издеваться над ним все будут, да?

– Оля, не передёргивай! Иван самоутвердится в армии, как настоящий патриот, мужчина. Возмужает…

– Не бывать этому! Да! – я совсем завелась. – Папа, ничего хорошего он в армии не получит! Может быть, в английской…

– У него нет подданства, Оля.

– Сделаем, да! – я завелась ещё больше, похолодели затылок, руки. – Всё сделаю, что смогу!..

– Выйдешь замуж за английского принца? Ты успокойся и поучись во Франции пока, там посмотрим, – папа неожиданно погладил меня по голове. Такие нежности! Вообще терпеть не могу, когда трогают меня за голову! Особенно гладят. Не знаю, почему. Неприятно. Сразу электричество пробегает по голове и позвоночнику. Бр-р-р! Папа забыл.

– Не надо, – я отстранилась необидно, холодок не прошёл, конечно. – Ладно! Не будем об этом, всё устроится, папа… Что за учёбу ты мне придумал?

– Ладно, пока проехали, только пока, – подчеркнул папа. – Завтра сына вечером отправишь и не к сороковому дню готовься, а к отъезду, учёбе. Почувствуй себя молодой, студенткой. Ты же у меня красавица, умница, может быть.

– Хорошо, – я почувствовала себя успокоенной. Папина присказка «может быть» мной не уловилась пока. Потом вспомнилось, когда поумнела, через несколько лет.

– Завтра утром приедет переводчица, Наталья, Натали, познакомитесь. И общайтесь каждый день, хоть по телефону, поможет в поездке. Она твоя ровесница, из хорошей семьи, отец – чистокровный француз. Натали не замужем.

– Сколько ей лет точно? – спросила я просто так, чувствуя, что папа торопится, но отпускать его почему-то не хотелось.

– Сорок, кажется, – ответил папа. – Ровесница.

– Посмотрим, – вздохнула я. – Ладно, езжай. Ты же торопишься?

– С чего ты взяла?

– Чувствую. Езжай.

– Да, работы много. К поминкам без тебя всё приготовят. До завтра, Оля!

– Пока, папа!

Он уехал. Дальше всё прошло как обычно: до часа ночи прождала Ванечку, через каждые десять минут подходя к окну. Вышла встретить их с Викторией, пожелала спокойной ночи и пошла к себе в одиночестве, усталости и скверном настроении. Коты уже спали в постели. Чтобы их не потревожить, легла с краешку и, на удивление, моментально уснула.

Я открыла глаза утром, в девять часов. Что творится в доме – не было слышно. Коты спали в креслах, видимо, ночью я их всё-таки потревожила, бедняжек! Начала опять болеть голова.

Потянувшись, я пошла в ванную комнату. От души я хлестала себя прохладными струями воды. После душа полегчало, голова болеть перестала. Накинув халат на влажное тело, я пошла вниз. Проходя мимо дверей сыночка, прислушалась: там стояла тишина. Наверно, ещё спят. Завтра ему улетать! Даже сегодня ночью! Боже мой! Так мало мы с ним виделись! Я не нагляделась на него, не наговорилась.

С тоскливым лицом, которое можно было принять за выражение траура, я прошла на кухню. Там уже суетились Николай и Лена. Девушка готовила, Николай помогал ей в неквалифицированном труде. Они негромко о чём-то беседовали.

– Доброе утро! – вяло поздоровалась я.

– Здравствуйте, Ольга Борисовна, – отозвались работники.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Лена.

– Нормально, – ответила я и выдавила из себя ослепительную улыбку. – Вам помочь? Я только переоденусь. Делать нечего, дети спят.

– Да мы справляемся, Ольга Борисовна, – бойкая Лена в ответ тоже улыбнулась, только искренне, в отличие от меня. – Завтракать будете?

– Нет, спасибо, не хочу. Ладно. Если понадоблюсь – зовите. Я буду на улице. Да, ещё! Ваня спустится – пусть выйдет ко мне.

– Хорошо, Ольга Борисовна, – ответил Николай. – Вы в саду?

– Да.

Я поднялась к себе, переоделась в спортивный костюм и вышла на улицу через запасной выход прямо в сад.

Стояла довольно тёплая погода, осеннее ярко-синее небо было заляпано кое-где тяжёлыми белоснежными, ватными облаками. Я прошла в сад, потом в цветник, посмотрела, что надо сделать. Листва ещё только начала опадать, цветы тоже совсем не завяли, но я решила взять грабли и собрать то, что уже отжило свой срок. Работалось легко, настроение улучшилось, глубоких мыслей в голове не наблюдалось.

Из-за угла дома появился Ванечка. Я бросила грабли и пошла ему навстречу. Мы поцеловались в щёки.

– Привет, ма! – сказал сын. – Как спалось? С утра уже работаешь?

– Работаю. Отвлекает от мыслей о том, что ты ночью улетишь, – я ласково улыбнулась. – Надо сегодня собраться. Снеси грязное в ванную, я постираю.

– Хорошо, мама, принесу. Но брать с собой ничего не буду: налегке прилетел, так и улечу.

– А чёрный твой костюм?

– Надеюсь, в ближайшее время никого убивать не будут.

– Окстись! – я трижды переплюнула через плечо. – Идите позавтракайте с Викторией, Лена накормит. И давай сегодня не уезжай никуда, побудь дома перед отъездом. Скоро гости придут.

– Мама, мы только на пару часов смотаемся с Викой, попрощаемся с друзьями, – попросил Ванечка умоляюще. – А гости и без меня обойдутся. Да мы вернёмся к шести!

– Ну вот, опять из дома! – я покачала сокрушительно головой.

– Ма, ну правда, на два часа – и сразу вернёмся!

– Ладно! – вздохнула я. – Только позавтракайте!

– О’кей, ма! – Ванечка ещё раз чмокнул меня в щёку и пошёл в дом.

– У тебя деньги есть? – крикнула я, когда он подходил к дому.

– Есть, не переживай!

Я стояла на одном месте и смотрела, как его худая фигурка исчезла за поворотом. «Он у меня один остался, как же сильно я должна его беречь!»

Работа продолжалась. Опавших листьев оказалось немало, нагребла целую кучу. Поработав еще около часа, я пошла в дом. Зашла на кухню и попросила Николая сжечь листву в саду.

– Обязательно, Ольга Борисовна, прямо сейчас, – Николай вытер руки и направился к двери. Я стояла и смотрела, как ловко Лена управляется с приготовлением блюд.

Когда он вышел, Лена спросила:

– А вы всегда раньше всё сами делали? И убирались, и готовили, и стирали?

– Ну да, – удивлённо ответила я. – Я привыкшая к физической работе, детство-то в деревне прошло.

– Смотрю, вы и в саду управляетесь, – Лена разговаривала со мной, не отрываясь от работы.

– Я люблю с цветами возиться. Николай с деревьями, я с цветами. Позже мы с тобой и закрутками займёмся – вишней, салатами. Ты умеешь?

– Умею! – засмеялась Лена. – Я ведь тоже деревенская. Мы ещё грибы маринуем.

– Ну вот, поработаем! – я обрадовалась, что папа нашёл такую экономку. – Я пошла к себе, отдохну немного. Сейчас дети спустятся завтракать, покорми их.

– Конечно! Отдыхайте, Ольга Борисовна! – разговаривала Лена, не поворачиваясь ко мне.

Я вышла. Позвонил папа. Спросил, не приезжала ли Натали, как продвигается подготовка к поминанию и не надо ли чего. Я ответила, что всё в порядке, и спросила, когда ждать его и приглашённых.

– В шесть часов, – ответил папа. – Я приеду пораньше, кое-что с Натальей обсудим. Пока!

– Пока, па!

В комнате я снова скинула с себя всю одежду и пошла в ванную. После душа упала в кровать и включила телевизор. Пощёлкала пультом, нашла какое-то ток-шоу и попробовала вникнуть в суть происходящего. Плохо получалось. Показывали несчастных мужчин и женщин, ожиревших до безобразия. У всех какие-то проблемы, думала я, кто-то толстый, кто-то бедный, кто-то богатый и мучается, куда деньги девать. Я вот, кажется, одна осталась. Сына увела другая, молодая женщина, да ещё не русская. А он ещё так молод, неопытен. За ним уход нужен… Что я думаю? Какой уход? У них там прачечные, кафе полно. Боже мой, что я несу? Вот от армии его как-то откосить надо! Ладно, пока учится, его не тронут.

Я сделала телик потише, легла на спину, закрыла глаза. Тихонько прыгнул на кровать котик Марсик, другого, Студента, как я его назвала, Студика, где-то не было. Марсик улёгся мне на живот и заурчал. Я гладила его и почувствовала, наверно, такое же блаженство, как и кот, которого я начала поглаживать.

В дверь постучали.

– Кто там? – спросила я.

– Ольга Борисовна, приехала переводчица, Наталья Пьеровна, – ответил из-за двери Николай.

– Пусть проходит ко мне! Я в постели. Сейчас встану. А где папа?

– Борис Павлович в кабинете, с Натальей Пьеровной уже побеседовал. Сейчас, Ольга Борисовна, я её приглашу.

Подниматься не хотелось.

В дверь вновь постучали, тихонько, но уверенно.

– Войдите! – я села в постели и приготовилась оценить свою будущую спутницу по путешествию.

Молодая женщина среднего роста, стройная, светловолосая, с голубыми глазами. Бёдра почти такие же широкие, как у меня, только в талии пошире, средних размеров бюст. Одета Наталья была в светло-голубой брючный костюм, жёлтую футболку с какой-то надписью на груди. Не люблю жёлтый цвет одежды!

– Здравствуйте! – приветствовала она меня. – Ольга Борисовна?

– Добрый день, – изобразив лучезарную улыбку, ответила я и встала с постели. Мы пожали друг другу руки. – Присаживайтесь.

Наталья прошла к окну и села в кресло. Походка у неё была мягкая, вкрадчивая, как бы неуверенная. В отличие от моей. Я хожу очень уверенно.

Какое-то мгновение мы с любопытством рассматривали друг друга. Потом Наталья спросила:

– Ольга Борисовна, вы когда-нибудь бывали во Франции?

– Нет, не пришлось как-то. Давайте на «ты» и зовите меня по имени, пожалуйста! – попросила я.

– Давайте, так будет проще в путешествии.

– Ну, расскажи о себе, – попросила я.

– Профессиональный переводчик: французский, английский, немецкий; разведена, воспитала троих сыновей… Ну ещё не совсем воспитала, – засмеялась она. – Старшему двадцать один, среднему девятнадцать, младшему семнадцать. Живу с младшим сыном, в одиннадцатый класс пошёл, остальные разъехались кто куда. Старший учится в Париже, надеюсь, встретимся, средний в армии, вот, скоро должен вернуться.

– Ой, и ты не боялась его в армию отправлять?

Наталья удивилась:

– А чего бояться? Почти все служат. Всего год. Главное, свой стержень проявить в первые дни. А у моего Бориса стержень лидера есть, уже сержант…

– Наташа, но ведь там страшный беспредел! Как в тюрьме! Дедовщина!

– Да брось, Ольга! Всё гораздо лучше, чем ты думаешь. В армии. Борис, правда, привилегированный вояка, снайпером служит. Он ещё до армии стал КМС по стендовой стрельбе.

Я немного помолчала.

– А я боюсь своего Ванечку в армию отдавать, да! Всё сделаю, чтобы его отмазать!

– Ну и зря, – решительно произнесла Наташа. – Он в армии ещё возмужает. Станет мужчиной, настоящим. Это не слова, это реальность, Оля!

– А я не верю в эту реальность! Ванечка такой беззащитный!

– Да какой же он беззащитный? Он у тебя в Англии учится, один. Чего же ты переживаешь? Самостоятельная жизнь – хорошая школа для армии, – пыталась убедить меня Наташа.

– Наташенька, я не представляю своего сына в военной форме, замученного и заморенного!

– Да всё это в прошлом, Ольга! У меня и старший, Павел, отслужил, потом уже во Францию поехал учиться. Всё в порядке, главное, позитивно смотреть на жизнь.

– Он же у меня один, – тихо проговорила я.

– А что, разве имеет значение, сколько у тебя детей? – тихо, но твёрдо спросила Наталья. – Я всеми своими детьми дорожу одинаково. И защищать, и сочувствовать, и скорбеть, не дай бог, буду о любом.

Мы посидели молча, думая о своём, о детях, наверно. Я, по крайней мере, думала о Ване.

– Понимаю, – сказала я. Хотя совсем мне была непонятна эта красивая, уверенная в себе женщина. Что-то было в ней неприемлемое мной, моей внутренней философией.

Тем временем в столовой стали собираться гости. Папа позвал нас вниз. Из родственников Семёна Арсеньевича пришла только заплаканная сестра его матери, тётка. Родителей не было. Она единственная оставалась в вуали. Папа оказывал внимание всем приходящим, служил этаким распорядителем. Появилась и Люся, новая жена отца. Она выглядела хорошо в траурном дорогом брючном костюме. И всё равно я её выносила с трудом, чем и поделилась с Натой, севшей рядом со мной.

– Оля, да она ничего! Ревнуешь? Сколько ей? – спросила Ната.

– Пятьдесят два, – отчеканила я, как приговор.

– Да она молодец для своих лет!

Я пожала плечами и промолчала.

Наконец все расселись. Немного выпили. Вспоминали Семёна. Ровно в семь появились Ваня и Виктория, полные достоинства и соответствующей скорби. Все приглашённые приподнялись и пожали сыну руку с короткими спичами соболезнования. Что было ранее преподнесено и мне. Я была уже одета в тёмно-серое платье, чёрные колготки и чёрные, но открытые туфли. Папины ювелирные подарки сверкали на мне. Из всей нашей компании выделялась только Наталья в светлом голубом костюме и жёлтой майке, которая уже не казалась мне противной. Кушали и выпивали немного. Разговоры были сдержаны и немногословны. Папа спросил тётку Семёна:

– Родители не придут?

– Нет. Они хотят побыть вдвоём, – ответила та.

– Ну им виднее.

– Они так его любили! – всхлипнула тётка.

– Ну-ну! Не плачьте, – сказал папа. – Скорбь для нас всех одна… Мы все его любили.

– Но каково родителям! – не унималась тётя, постоянно промокая глаза платком.

– Бог воздаст злодею! – серьёзно сказал папа.

Мы с Натой тихонько разговаривали.

– Скажи, Оля, ты любила своего мужа?

– Не знаю. Наверно. Но очень недолго.

– А почему недолго? – спрашивала Наталья.

– Поймёшь меня, если я скажу, что влюблённой была, когда поняла, что беременна. А сейчас думаю, что эта была не любовь, а огромная благодарность за будущего ребёнка.

Наталья слушала, глядя мне в глаза. Я вспомнила те далёкие годы, когда была счастлива именно потому, что беременна, стала взрослой, получила доступ в настоящую жизнь!

– Семёну сказала, что жду от него ребёнка, только на шестой или седьмой неделе беременности. Он был вроде рад, подарил мне красивую золотую цепочку, предложил выйти замуж. Какое-то время всё было хорошо, а потом Семён начал гулять… по бабам, ну ты понимаешь! Я всё ему прощала, злилась, ругалась, конечно. Старалась сохранить семью, да. Так, всё переменно было, он каялся, извинялся, какое-то время всё было хорошо, потом опять срыв. Пьянство, женщины… В общем, последние месяцы и не спали даже вместе. А ты чего развелась?

– У меня всё прозаичнее. Он полюбил другую женщину. Вот и всё. Честно сказал, и я его сразу выгнала.

– Он тебе помогал?

– Помогал. Деньгами. А с детьми так связей и не наладил. А вот следующий мой, правда, гражданский, муж очень хорошо нашёл подход к мальчикам, они друзьями стали. Мальчики его отцом зовут. Да и верно: отец не тот, кто генетический, а тот, кто воспитал.

Наташа выпрямила тело, едва заметно потянулась. Как пантера, вольно, хищно. Мне уже стала нравиться моя переводчица, все непонимания можно преодолеть. Мне показалось, что Наташа будет моей подругой.

– Знаешь, мы всегда жили небогато, иногда бедствовали даже, – продолжала Ната. – Сейчас-то всё нормализовалось, хорошая работа, дети взрослые. Но когда вспоминаю прожитые годы, становится страшно: как я всё это выдержала?

– А я тоже росла в деревне, без достатка. Это уже во времена перестройки папа очень удачно вел фермерское хозяйство, скупил акции «Газпрома» у всей деревни, продал государству свою землю под строительство какой-то стратегической трассы. И купил эти фабрики, а мы стали буржуями, – я засмеялась. – Как вспомню себя в детстве, так мурашки по коже. Одно платье да одни туфли, да одно пальто на осень, зиму и весну. Еда почти вся с огорода, ничего особо в магазине и не покупали. Уже когда деньги появились и мы сюда переехали, стала от деревенских привычек отвыкать. А в институте меня долго ещё «деревней» обзывали… Я и сматериться могу.

– Я тоже, когда достанут.

Сидящие за столом разделились на группы, беседовали. Кто-то попрощался и уехал.

– Может, пойдём наверх? Чай? Кофе? – предложила я Наталье.

– Я кофе предпочитаю, – сказала Наталья. – Крепкий. Тогда я в тонусе. Особенно сваренный в турке.

– Сейчас Лена сделает, – я поблагодарила гостей, что пришли помянуть Семёна Арсеньевича, мы поднялись и вышли из столовой.

– Может, посидим ещё в саду, поболтаем? – мне уже не хотелось так быстро отпускать эту уверенную в себе женщину. Но у неё дома сын несовершеннолетний, нельзя её задерживать по собственной прихоти.

Мы прошли в сад, я заказала Лене сварить кофе Наталье и чаю себе.

Лена принесла кофе и чай. Мы с новой подругой болтали о том о сём. О нарядах, еде, детях, немного о мужчинах. Ната сообщила, что её нынешний гражданский муж устраивает её во всех отношениях, и они даже подумывают ещё об одном ребёнке, или сколько Бог даст.

– Ты что? В нашем-то возрасте? – искренне удивилась я.

– А что такого? Я здорова, друг не пьёт, не курит, зарабатываю я неплохо. Дети вот-вот станут совсем самостоятельными. Я вполне готова снова почувствовать вкус материнства.

– Не знаю. Мне было бы страшно, – проговорила я медленно. – Впрочем, у меня и на примете никого нет. Да и негоже с кем-то связываться через несколько дней после похорон мужа.

– Ничего, придёт время! – подбодрила Ната. – Ты красивая, молодая, богатая.

– Ладно тебе! Посмотрим! Надо ещё сыночка выучить и от армии спасти.

Наталья засмеялась.

– Спасти! Ольга, это смешно. Ладно, когда серьёзно займёшься своими проблемами, позвони мне, у меня есть в друзьях некий влиятельный вояка из горвоенкомата. Он поможет.

– Спасибо! Я обязательно воспользуюсь твоей помощью! Папа даже говорить об этом не хочет, будто и не его это внук.

– Может, он прав, а не ты?

– Нет! Я права! И это не обсуждается больше! Да! Хорошо?

– Хорошо, Оль. Я не подумала, что для тебя это так серьёзно.

– Ещё как серьёзно! – очень эмоционально воскликнула я. – Понимаешь, я должна его охранить от всех напастей и бед. Года три назад он мне сказал: «Мама, ты своих котов любишь больше, чем меня». Я аж остолбенела! И прозрела, что сын – святое в моей жизни!..

– А вы с ним в церковь ходите? – тихо задала вопрос Наталья.

– Нет. Он не может долго в церкви находиться, да и у меня голова и ноги начинают болеть.

– Плохо, – Наталья помолчала. – Ну это ваше личное дело!

– А ты ходишь?

– Да, на каждую воскресную службу. Правда, пост не всегда держу, – улыбнулась Ната, разрядив обстановку. Мне стала неприятно, что я ничего почти в религии не понимаю, что прислушиваюсь к тем из нашей деревенской родни, кто что скажет.

– Как говорит Ванечка, Бог у меня в душе, если Он вообще есть. Я его пытаюсь убедить, что Бог есть, но доказать не умею. Ваня говорит, если есть Бог, почему Он так несправедлив к окружающим, к нему в частности. Вообще, я с ним отчасти согласна: не понимаю, зачем надо ходить на службы, читать дома эти молитвы, я ведь не грешная. Моя тётка говорила, что аборт – смертный грех. Да, были у меня аборты; но если это смертный грех, то ад будет состоять из женщин больше, чем наполовину… А по воскресеньям и церковным праздникам работаешь? – спросила я её.

– Знаешь, нам батюшка говорил на проповеди: «Если ты утро воскресенья проводишь на Божественной литургии, если ты регулярно исповедаешься и причащаешься, если ходишь в храм по праздникам – в эти дни у тебя нужды нет работать. Если церковь ты посещаешь раз-два в год, заходя на десять минут поставить свечку, – можешь без особого страха работать по воскресеньям, нет в этом греха». Вот так!

Тема меня задела за живое, и я переменила её.

– Ну а в Париже вместе жить будем? – спросила Наталью.

– Как скажешь. Можно в одном номере, хочешь – в разных, – она хитро улыбнулась. – Мало ли что тебе на ум придёт?

– Нет, что ты! Давай жить вместе! – запротестовала я.

– Давай! Может, сын мой в гости заедет, я вас познакомлю…

– Да! Я тебя ещё попозже со своим познакомлю. Представляешь, у него подружка, как её, креолка! Я в шоке!

– Не переживай! Мой Борис тоже с какой-то иностранкой дружит, – подбодрила Ната. – Может, будут у нас интернациональные внуки!

Она засмеялась негромко. В сад вышел папа.

– Ну вот и хорошо, Натали всё ещё здесь, – он потёр руки, подошёл к нам. Чмокнул меня в щёку. – Познакомились?

– Уже подружились даже, кажется, – весело добавила я, взглянув на переводчицу. Наталья кивнула головой в знак подтверждения.

– Тогда я на пару минут ещё раз украду Натали пошептаться о делах.

– Шепчитесь, я помогу на кухне.

– Мы быстро, – сказал папа.

Они с Натальей отошли, я допила чай. «Приятная женщина, – уже думала я. – Вежливая. Простая, умная и красивая, а какая уверенная – троих детей воспитала да ещё не против родить! Вот этого пока не понимаю. Я, наверно, раскидала бы свою одну большую любовь на всех детей, и каждый остался бы немного обделённым. Но я ей совсем не завидую. И ревновать бы никогда не смогла. Не дай бог! Впрочем, нам с ней нравятся, наверно, разные типы мужчин. Ой, а я даже не знаю, какой тип мужчин мне нравится!»

Я улыбнулась сама себе. Вот такая я верная была жена! Семён не ценил. Земля ему пухом: о мёртвых или хорошо, или ничего. Помолчу.

Я прошла на кухню и предложила Лене и Коле свою помощь в мытье посуды, частично скопившейся после ухода нескольких гостей. Они дружно стали отнекиваться, мол, со всем справятся сами. Я настойчиво повторно предложила помочь, и тогда Лена распорядилась мыть посуду.

Я принялась за работу.

Я успела только поставить в посудомоечную машину тарелки, как зашли сынок с Викторией. Конечно, всё бросила и побежала к ним.

– Хорошо, что зашли, – радовалась я. – Николай, передайте Наталье Пьеровне, что я наверху, у сына, пусть зайдёт, – и продолжала разговор с сыном: – Приехала переводчица, что со мной поедет, такая хорошая женщина! Мы с ней, кажется, подружились. Представляешь, у неё трое мальчиков! Примерно твоего возраста, а старший учится в Париже, – тараторила я, пока ребята поднимались к себе. Я шла с ними.

– Хорошо, ма, – остановил поток моих слов Ванечка у дверей своей комнаты. – Мы соберёмся в дорогу, душ примем, переоденемся и зайдём, хорошо?

– Мне кажется, ты не в настроении? – удивилась я.

– Да нет, всё нормалёк, ма! Устал немного.

– Ну идите. Долго не задерживайтесь, хочу ещё с вами пообщаться перед отъездом, – несколько печально сказала я и пошла на кухню продолжать работу.

Вот так! Ни пообщаться с матерью, ни слова ласкового. Мне опять стало печально.

– Ольга Борисовна, вы опять к нам? – удивилась Лена. – Мы уже почти всё сделали. Гостей уже мало осталось, сами справимся.

На кухню заглянули папа и Наташа.

– Всё в порядке, я вижу, ты, как всегда, на кухне, – произнёс он. – Оля, принимай подругу и пошли в столовую. Потом отвезём её домой.

– А я бы её вообще оставила на ночь. Как ты на это смотришь, Ната? – с надеждой спросила я.

Наталья на мгновенье задумалась. Её колебания отразились на лице.

– Оставайтесь, Натали! – прочувствовав моё настроение, тоже попросил папа. – Вам будет удобно. Я знаю, что ваш младший сын вполне самостоятелен.

– Хорошо, я останусь, спасибо!

– Вот и замечательно! Лена отведёт вам гостевую комнату…

– Нет, нет, папа! Если Наташа не против, я заберу её к себе, – обратилась к переводчице: – Как ты на это смотришь?

– Спасибо! Вы так гостеприимны! Только сына предупрежу и мужа.

Она отошла в сторону и о чём-то недолго говорила по телефону.

– Ну всё. Предупредила, – вскоре сообщила Наталья.

– Па, ты пришлёшь завтра за ней машину?

– Конечно, детка! Как выспитесь и Натали будет готова – звони.

– Хорошо, папа! Но не надейся, что мы рано проснёмся! – я еле заметно улыбнулась ему. – Женские разговоры и прочее.

– Отдыхайте! Скоро вам предстоит довольно много работы, – с этими словами папа отошёл от нас к оставшимся гостям.

Понемногу разошлись все. Николай с Леной занялись окончательной приборкой. За столом остались мы с Натальей да папа со своей Люсей.

Выпили ещё по одной. Папа немного захмелел.

– Ну, ещё по одной – и мы поедем, – сообщил он. – Где внук?

– Поднимись к нему, – сказала я. – Он у себя в комнате.

– Олечка, ещё раз прими мои соболезнования! – проворковала Люся. – Искренние!

Папа взял за руку свою Люсю, и они вместе пошли наверх. Мы с Натальей остались за столом одни.

– Ната, сейчас папа спустится, я попрощаюсь с сыном, а ты иди ко мне в комнату, прими душ. Там найдёшь всё: ночнушку, халат. Я скоро буду.

В голове у меня всё-таки заиграл хмель, но противно не было. Скорый отъезд Ванечки мне заменяло присутствие новой подруги-помощницы. Я так себя сейчас ощущала!

– Лена! – попросила я. – Приготовь всё необходимое для Натальи…

Хотелось назвать Нату по отчеству, но я его не запомнила, или папа вообще об этом не говорил.

Я тихо спросила у Натальи:

– Ты кто по отчеству? Я не запомнила, прости.

– Пьеровна. Да ни к чему эти условности! – отозвалась она.

– Надо! – я чувствовала хмель в голове. – Лена, для Натальи Пьеровны – все её причуды!

– Сделаем, Ольга Борисовна! – как всегда, весело отозвалась Лена. – Пойдёмте, Наталья Пьеровна!

– Оля! Ну зачем ты так? – не смутилась, но заскромничала Ната.

– Ты моя подруга! – я чувствовала, что выпила лишнего, но уже ничего не могла с собой поделать. – А моя подруга – это я сама и есть! Да!

Вдруг зазвонил телефон в моей маленькой чёрной сумочке. Наталья послушно пошла вслед за Леной.

– Привет, подруга! – раздался звонкий голос Вероники. – Ты где?

Я создала трезвый голос и сообщила, что она не пришла на девятый день.

– Ой, дорогая моя, прости! Ты не напомнила, а я, как всегда, варежка. Ну прости! – в телефоне Вероники были отчётливо слышны пьяные голоса, звон посуды и весёлый трёп. Она явно тусовалась в творческой компании.

– Да я не сержусь! Хочешь – приезжай, познакомлю с новой подружкой. Она переводчица и едет со мной в Париж!

– Ты? В Париж? – Вероника протрезвела.

– Да. Папа посылает подучиться. Беру дело Семёна в свои руки!

На другом конце провода повисла мёртвая тишина.

– И надолго? И кем ты будешь? – вопросы Вероники звучали глухо и недоверчиво.

– А я буду вникать в тонкости производства парфюмерных и косметических товаров и следить за выпуском новинок. Вот так! – даже от себя я не ожидала такой уверенности в себе и гордости.

– Ну ты даёшь! – с восхищением проговорила Вероника. – Я буду твоим первым экспериментом по испытанию новой продукции!

– Обязательно! – ответила я. – А сейчас я никуда с тобой не поеду! Ты опять среди творческих личностей, накачанных водкой?

– Фу, подруга! Ты не оригинальна! – возмутилась Вероника. – Пока! Я ещё позвоню.

И бросила трубку.

Папа спустился со второго этажа вместе с Люсей. Для меня это стало сигналом к тому, что можно подняться к сыну.

– Ольга, – попросил папа, – не надо Ване читать нотаций. Он настоящий мужчина. Попрощайся и всё. Не надо ехать его провожать. Хорошо? Я надеюсь на твоё благоразумие.

И я, взрослый, самостоятельный человек, мать, для которой сын – любимейшее существо во Вселенной, неожиданно для себя самой кротко согласилась с ним!

– Хорошо, папа, – и представила себе, как буду реветь, уткнувшись в подушку, когда Ванечка уедет в аэропорт, рассматривать его фотографии, заболит голова…

Я пошла наверх. Постучала в комнату к Ванечке и вошла без приглашения. Это ведь мой сын!

– Ванечка, ну, будь умничкой! – сказала я. И внезапно попросила Викторию:

– Смотри за ним хорошо!

– О’кей! Я вас понимаю, Олга! – на лице креолки расплылась добрая улыбка. – Всё будет хорошо!

– Ма, всё будет нормально, обещаю!

Ванечка подошёл ко мне, обнял и поцеловал в щёку.

– До следующей встречи! Только по хорошему поводу! Присядем. На дорожку.

По-английски Ваня объяснил Виктории, что значит «присядем на дорожку». Та с удовольствием согласилась.

Мы посидели молча минутку.

– Ну идите! – сказала я. – Папин шофёр вас отвезёт в аэропорт.

Мы с Ванечкой ещё раз расцеловались, и в порыве чувств я неожиданно для себя чмокнула в щёку и Викторию.

– Всё, до встречи! – я развернулась и пошла к себе в комнату; на глазах моих появились слёзки. Я очень медленно шла к себе, в мою крепость, комнату, где ждала меня, наверно, Наташа.

«Нет, в окно смотреть на уходящего сына не буду и махать рукой не буду!»

Наталья сидела в кресле у окна и смотрела телик. Увидев меня, она поднялась навстречу, подошла и нежно обняла. Вот тут-то я и дала волю слезам! Я всхлипывала, потом ревела, немного успокаивалась и вновь всхлипывала. Ната гладила меня по спине, шептала успокаивающие слова, потом усадила меня в кресло.

– Психологи не советуют ложиться во время истерики, а у тебя самая настоящая истерика. Посиди, я налью воды.

– Газированной, не холодной, – продолжая всхлипывать, попросила я.

Ната вышла из комнаты за водой.

И чего я такая неврастеничка? Продолжая всхлипывать, я встала и взяла с книжных полок наш семейный альбом. Сидя в кресле, рассматривала последние фотографии Ванечки, сделанные в Англии. Какой же он у меня красивый!

Вошла Ната с бутылкой минералки и двумя стаканами на подносе.

– Ты уже пришла в себя? Всё равно выпей воды, – она поднесла мне полный стакан.

– Наташа, ты поможешь мне? Познакомишь с тем офицером из военкомата? – вдруг спросила я.

– Познакомлю, – удивлённо ответила Ната. – Чего это ты раньше времени?

– Никогда не поздно. Лучше раньше начать решать этот вопрос.

– Хорошо. Вот приедем со стажировки – дам телефон.

– Спасибо! А он реально сможет помочь? Это очень важно для меня!

– Да поможет, поможет! Он служит какой-то «шишкой» в горвоенкомате. Некоторые мои знакомые тоже к нему обращались – помог стопроцентно.

– Хорошо, вернёмся – позвоню ему, – мне сейчас нужны были положительные эмоции, а эта уверенность Натальи как раз таким положительным моментом и являлась.

– Всё будет хорошо! – увещевала меня Наталья. – Сын твой благополучно отучится, вернётся, продолжит дело отца и деда, женится, будешь внучат нянчить… Что ты раскисла?

Я глубоко вздохнула.

– Не знаю, что со мной творится! С каждым годом всё тяжелее с сыном расставаться. Вижу ведь, что взрослеет, понимаю, что его ждёт своя жизнь, что вечно со мной он не останется, а душа к нему рвётся ежеминутно. Оттого и болячки все, от нервов, узлы какие-то в щитовидке… Вот сейчас всё думаю, что заноза эта его, Виктория, к себе его привораживает, уведёт, да! Обидно!

– Что обидного-то? Это жизнь, это естественно!.. Мужика тебе надо нормального, вот и всё.

– Да нет у меня почему-то обычной потребности в сексе, такая уродилась или так воспитали, или никого не любила. С мужиками трудно схожусь серьёзно, так, пообщаться, пофлиртовать. А серьёзных отношений боюсь. Не хочу! Да!

– Комплекс мужской неполноценности. Тебе кажется, что все мужики одинаковы. Но поверь, это не так. Я же встретила порядочного человека, который стал настоящим отцом моих детей!

– Тебе просто повезло. Впрочем, я никогда и не делала попыток завести с кем-нибудь серьёзные отношения, у меня ведь была полноценная семья!

– Всё, что ты рассказала, – полноценная семья? – возмутилась Ната. – Да это свинство со стороны твоего мужа, это пародия на семью!

– Может быть, так со стороны и казалось. Но я-то иначе думала. Вон, у нас в деревне как рассуждали: хоть и пьёт, хоть и бьёт, а муж!

– Оля, это абсолютно не верно – так рассуждать! Вот если венчаны, тогда терпи. А в ином случае надо разводиться. Зачем портить жизнь себе и детям! Да что я тебя учу? Сама уже, наверно, понимаешь.

– Понимаю уже! – вздохнула я. – Ну сейчас надо о сыне и работе думать!

– Перемени акцент: сначала работа, потом сын.

– Меня ещё в патологической любви к котам обвиняют! – развеселилась я. – Но они такие милые, безобидные! Они меня лечат.

– Люби в первую очередь себя, потом всех остальных людей, а уж потом – котов. Так будет правильнее, – легко сказало Ната. – Я переоденусь да душ приму, хорошо?

– Давай, конечно.

Я сняла с себя всю одежду, накинула халат, легла в постель и ждала, пока ванную комнату освободит Ната.

Тут вспомнилось, что надо предупредить папу о невозможности моей воспользоваться самолётом. Только поезд! Самолётов боюсь панически! Набрала его по телефону:

– Папа, послушай! Я ни в коем случае не полечу, только поездом!

– Что это ты вдруг вспомнила? – заворчал Борис Павлович. – Время надо беречь.

– Нет, папа! Только поездом, иначе вообще не поеду! – решительно отрезала я.

– Детка, да подумай, машины чаще в катастрофы попадают!

– Нет! Не полечу! Только поезд!

Несколько секунд папа молчал, затем безапелляционно заявил:

– Тогда никакого сорокового дня! Выедете на три дня раньше! Всё! Спокойной ночи, Ольга! – и, не дождавшись ответа, отключился.

Ещё через несколько минут в гостевом махровом халате вышла из ванной Ната, на ходу вытирая волосы.

– Ната, это может показаться глупым, но мы поедем поездом. Я никогда не летала на самолёте и не полечу, боюсь! Да! Ты прости, я уже сказала папе, мы должны выехать на три дня раньше.

– Ну и ладно. Я люблю поезда, – спокойно сообщила Ната.

– Мне казалось, тебе это будет неприятно, долго же ехать. Спасибо за понимание!

– Ну что ты, всё в порядке. Пойдёшь под душ?

– Конечно! – сказала я. – Там, на кровати, ночнушка. У меня тепло, можешь переодеться, не замерзнёшь.

– Да я не мерзляка, – улыбнулась Ната. – Мы с ребятами и вторым мужем постоянно в пешие походы бродили, по рекам сплавлялись. Я закалённая!

– А я вечно мёрзну, – в ответ улыбнулась я. – Ладно! В душ и спать. Хочешь – смотри телевизор хоть сколько, мне не мешает. Ничего, если коты ко мне придут?

– Да нормально! Они же тебя лечат! – смеялась Ната.

– Ну и смейтесь все! – незлобно фыркнула я и пошла в ванную.

Когда я утром открыла глаза, увидела, что Ната, сидя в кресле у окна в ночной рубашке, читала какую-то книжку. Я сладко потянулась в постели.

– С добрым утром, – поприветствовала Наташа. – Как спалось?

– Доброе утро, Ната! – ответила я. На душе было светло. – Спала как младенец! Ни разу не проснулась за ночь.

– А такое счастье у тебя нечасто случается? Я имею в виду, сладкий сон.

– Нечасто. Любой шорох будит, – я перевернулась на левый бок и разглядывала новую подругу. Та грациозно сидела в кресле, положив ногу на ногу, слегка повернув голову в мою сторону. Её стройное тело просвечивало сквозь ткань ночной рубашки на фоне яркого окна. Красивая картина! Даже для женщины. Будь я мужчиной – набросилась бы на неё от страсти. Представляю, как такую красавицу любит её муж! И почему нас, таких красавиц, не любили бывшие мужья? Лет десять назад надетое на мне красивое нижнее бельё перестало вообще возбуждать Семёна. Мне, собственно, было наплевать на секс с ним, но комплимент-то можно было когда и сказать!

– О чём думаешь, Оль? – спросила Ната и снова опустила глаза к книге.

– Любуюсь тобой и думаю, что мы с тобой ещё очень красивы.

– Позитивная мысль! Особенно для тебя.

– Почему?

– Нельзя тебе оставаться одной, не будешь позиционировать себя красавицей – совсем неврастеничкой станешь со своими заботами, – ответила Ната. – Я тебя в Париже научу жизнь и себя любить! Ну, пора вставать! В новую жизнь!

Мы рассмеялись от предвкушения перемен.

– Олечка, начинай сегодня одеваться нормально. Так, оставляй не очень заметный знак траура и не надевай чёрного платка, ты же не в деревне. Вот тёмный шёлковый шарфик на шее можно себе позволить. Хорошо?

– Хорошо. А о чём вы с папой всё шептались?

– Обговаривали всевозможные неожиданности во время поездки. Борис Павлович рассказывал о твоём нелёгком характере и как необходимо поступать, чтобы предотвратить тебе плохое настроение.

– Правда? Никогда не думала, что у меня нелёгкий характер! – я была искренне удивлена. – Ну да, плохое настроение часто бывает, но я старательно его скрываю.

– Это наши, женские, тонкости, в которые мужчины вникнуть не могут. Они называют наши перепады настроения и вытекающий из него поведенческий ответ «женской логикой». Глупенькие! Им необходимо, чтобы всё укладывалось в их мироощущение и было логично, разложено по полочкам. Правда ведь?

– Да, наверно, – неуверенно ответила я, так как никогда сама об этом не задумывалась.

– Так это и есть, поверь!

Ната отложила книжку, скинула с себя рубашку, оставшись абсолютно голенькой. «Красавица, – подумала я. – И ведь после трёх родов сохранила такую великолепную фигуру! А она чуть похудее меня будет!»

– Пойду одеваться.

– Сейчас закажу завтрак. Кофе и бутерброды тебе? – спросила я.

– Что дадут – то и съем. Впрочем, да: кофе и бутер с сыром, ладно?

– Конечно, дорогая! – ответила я.

Ната ушла в ванную. Я, накинув халат, позвонила Лене и попросила приготовить завтрак: кофе, сыр, батон – для Натальи, яичницу с помидорами – мне. И чай с лимоном. И апельсины.

Звонок. Кто бы это мог быть? Номер незнакомый. Не отвечать? Ладно, отвечу.

– Да?

– Здравствуйте, Ольга Борисовна!

– Здравствуйте!

– Это майор Костырин, Александр Петрович, Александр, как вы меня называли. Помните?

– Да, помню. Вы что-то хотели? – сердечко моё забилось сильнее, просто от неожиданности этого звонка.

– Да, Ольга. Я продолжу вас так называть?

– Конечно. Слушаю вас.

– Видите ли, появилась необходимость с вами пообщаться по делу о смерти Семёна Арсеньевича. Задать несколько вопросов, ничего серьёзного. Мне к вам подъехать, или вы к нам?

Я немного подумала. Выползать из дома не хотелось да надо позавтракать и Нату проводить.

– Александр, приезжайте сюда, если вам удобно.

– Хорошо, Ольга! Я буду через час.

Отбой. И тут же звонок папы.

– Привет, лапка! Тебе ещё Костырин не звонил?

– Звонил только что. Через час заедет задать несколько вопросов.

– Ну и поговори с ним. Отвечай всё, что знаешь, – папа мгновение помедлил. – Только не говори, что вы собирались разводиться. Объясняю: это может пустить их по ложному следу. Развод, кому выгодно, ну и так далее. А выгода-то нам очевидная. Вот и будут давить на нас: с кем общаемся, когда решили развестись, кому сколько достанется и прочее. Понимаешь? Затаскают нас да ещё подписку о невыезде с тебя возьмут, и учёба коту под хвост. А работать надо! За неделю объёмы оптовых продаж снизились. Мне трудно контролировать ещё одно предприятие, пока нет нового управляющего.

– А он скоро появится? – равнодушно спросила я. – Тот, про кого ты говорил?

– На днях уже. Приедешь из Франции – сразу познакомлю, он будет вводить тебя в курс дела, – папа выдержал паузу. – Ты всё поняла, лапка?

– Да, папа.

– Ну всё, пока! Позвони, как только он уедет.

– Хорошо, папа!

Я отключилась.

Из ванной вышла Наталья, одетая в свой костюм и с мокрыми волосами.

– Я у тебя фен не заметила, Оль! – спросила она.

– В трюмо под зеркалом возьми.

Пока Ната приводила себя в порядок, под душ пошла я.

Стоя под струями бодрящей влаги, я думала о Ванечке, как долетел. Звонка его ещё не было. И, как в ответ на мои переживания, раздался звонок и высветилась надпись «сынок».

– Алё, Ванечка, как добрался? – я была так рада, что слышу его голос! Даже забыла о мокрой руке, державшей телефон.

– Привет, ма! – голос сына казался усталым. – Всё нормалёк! Мы с Викой уже едем домой, то есть в универ. Погода мрачная, моросит дождь, похолодало немного.

– Устал? – с нежностью спросила я.

– Маленько. Доберёмся до общаги – ляжем спать, сегодня уже на занятия не пойдём.

– Поешьте как следует, – не унималась я с заботами.

– Да поедим, ма! Всё хорошо! Давай, пока, я за рулём, нельзя разговаривать – оштрафуют.

– Ладно, пока, целую… А почему ты на машине?

– Я её в порту оставил. Ну всё, пока!

Сын отключился. Я положила мокрый телефон на столик у ванны и продолжила плескаться. Опять мне не хватило какой-то ответной нежности, в словах сына слышался сплошной рационализм и усталость от перелёта.

Когда я вышла из ванной, Ната уже высушила волосы и расчёсывалась перед зеркалом.

– С лёгким паром! – поприветствовала она меня.

– Спасибо! Тебя тоже, – опомнилась я.

– Спасибо, Оль! – Ната положила свою расчёску в сумочку. – Я тебя жду, идём завтракать?

– Да. Только мне надо сразу одеться: скоро приедет следователь по делу мужа.

Я принялась за укладку волос, макияж. Ната села в кресло и вновь взяла в руки книгу.

– Что читаешь? – спросила я без интереса.

– Ремарк. «Чёрный обелиск». Второй раз перечитываю, обожаю Ремарка!

Я промолчала. Мне что-то стало опять стыдно перед этой женщиной, которая и троих детей вырастила, и три иностранных языка знает. И книг, верно, много-много перечитала.

Ната продолжала:

– И там, может, помнишь, меня приводит в трепет фраза: «Смерть одного человека – трагедия; миллионы смертей – статистика». Мощно, правда?

– Сильно, – согласилась я. – Точно, не так переживала за смерть тысяч солдат в Чечне, как за одну маму.

Мы спустились в столовую, где всё было уже готово. Увидев нас, Лена бросилась варить кофе для Натальи Пьеровны.

– Здрасьте! – на ходу крикнула она. – Присаживайтесь, всё готово!

Мы тоже поздоровались с Леной. Интересно, обычно такими бойкими болтушками и торопыгами, в хорошем смысле этого слова, бывают девушки полненькие и низенькие. Лена, в отличие от них, была стройна и довольно высока. По крайней мере, чуть выше нас с Натальей ростом.

Сев за стол, Ната попросила холодной негазированной воды.

– Я уже много лет пью немного холодной воды натощак. Немного, не стакан. После этого очень легко пища усваивается, по крайней мере, у меня. И много не съешь почему-то.

– Ой, а я за диетой вообще не слежу, вот потому и живот стал болеть в последнее время.

– Проверься, так и язвочку можно нажить, – сказала Ната, принимая из рук Лены стакан воды.

Мы принялись за еду. Ната кушала батон с тонким ломтиком твёрдого сыра, откусывая маленькими кусочками, и долго пережёвывала еду. Я принялась за горячие, перемешанные с яйцом кусочки помидоров черри.

Лена на кухне возилась с приготовлением обеда.

– Ольга Борисовна! – по обычаю кричала издалека Лена. – Обед на сколько человек готовить?

– На десять человек, на всякий случай! – прокричала я в ответ.

– А что, гости будут? – крикнула из кухни Лена.

– Не знаю ещё, но приготовь!

Наташа засмеялась нашим переговорам.

– Лена, вы не кричите так, лучше подойдите и тихонько спросите, громкие звуки не способствуют пищеварению, – крикнула и она.

Из кухни вышла смущённая Лена.

– Ну не буду больше, привычка, – оправдывалась она.

– Ладно, проехали, – поставила я точку. – Лена, у тебя есть телефон. Звони, когда я далеко, ладно?

– Хорошо, Ольга Борисовна, – Лена убежала на кухню, хлопнув по карману фартука, проверяя, на месте ли телефон.

– Славная девочка, – сказала Ната.

– Мне тоже нравится, – добавила я. – Они с Николаем вообще…

Мою дальнейшую речь прервал вошедший Николай.

– Мадам, к вам господин Костырин! – выпрямив спину, доложил он.

– Ну вот, уже приехал. Ната, ты меня подождёшь? Я быстро.

– Хорошо, Оля. Я к тебе пока пройду, как кофе допью, ладно?

– Конечно! Что ты спрашиваешь? Чувствуй себя как дома.

Я отхлебнула чаю, который ещё не остыл (не люблю горячий), и пошла на выход, попросив Николая проводить гостя в кабинет: я ведь ещё была в домашнем халате на голое тело.

В своей комнате я довольно быстро переоделась, немного подкрасилась и пошла в кабинет. При моём появлении Костырин встал и протянул руку. Мы поздоровались. Я предложила ему садиться в кресло, где он и сидел, а сама села на диван, как бы показывая, кто в доме хозяин.

– Ещё раз примите мои соболезнования, Ольга!

– Спасибо! – сухо ответила я, показывая, что скорбь моя искренняя и мне вовсе не хочется долго общаться с представителем органов следствия.

– Скажите, Ольга, вы не вспомнили никого, кто мог бы быть причастен к случившемуся? – начал Костырин.

– Нет, Александр, не вспомнила. Я же говорила вам, что меня вовсе не интересовали дела мужа.

– Хочу вам напомнить, Ольга, что мы просто беседуем, без протокола, – подчеркнул майор.

– Я вижу. Но что это меняет? Хотите – давайте под протокол, я могла бы и к вам приехать, – удивилась я.

– Между вами с Семёном Арсеньевичем ничего не произошло в последнее время, в смысле, ссоры, недопонимания? – продолжал задавать вопросы следователь.

– Абсолютно ничего! – воскликнула я. – Кроме того, что между нами очень давно ничего не происходило. Вот только попросила его дать сыну денег на другую машину. Но какое это может иметь значение?

– Дело в том, что одна ваша подруга, некая Вероника Андреевна, сообщила, что вы собирались разводиться с Семёном Арсеньевичем. Это правда?

– Правда! Но какое это имеет значение? – я изобразила искреннее изумление.

– Это может выглядеть как мотив для убийства, – Костырин выдержал паузу. – Сейчас, по брачному договору, все акции фабрики достаются вам. Не так ли?

Я ошарашенно смотрела на майора и ничего не могла промолвить.

– Но ведь по договору выходит, что если первой умру я, то всё отходит мужу.

– Но первым-то погиб он. Погиб насильственной смертью, а не умер, – гнул свою линию Костырин.

Я чуть не оговорилась: ну это его дело! Так меня возмутили подозрения майора. Но вовремя спохватилась.

– Вы что, думаете, я организовала убийство мужа?! Вы с ума сошли, майор! Да! – лицо моё покраснело, по спине побежал холодный пот, мгновенно заболела голова. – Я себя плохо чувствую, давайте оставим эту тему!

– Простите, Ольга Борисовна, я не хотел вас обидеть, но это моя работа. Я всё-таки вынужден получить от вас ответ: вы собирались разводиться с мужем? – в голосе Костырина появились жёсткие нотки.

Сейчас паузу выдержала я, чтобы немного успокоиться. И соврала:

– Да! Я предложила Семёну Арсеньевичу развестись! Мне надоели его постоянные загулы с женщинами и пьянство! Да! Это была моя идея, и он согласился со мной! Вот!

– И вы никому не говорили о своём решении, кроме подруги? – голос майора стал мягче. – Даже отцу?

– Никому, кроме Вероники. И то это было сказано как неблизкое намерение. Борис Павлович был не в курсе, так как окончательного решения между мужем и мной не было! – я всё ещё была на взводе.

Костырин молчал, ждал, когда я выговорюсь.

– Можете занести мои слова в протокол, и я всё подпишу! Ищите в другом месте! Нечего кидать тень на нашу семью! Да!

– Ну-ну, Ольга, никто вас не подозревает, эту версию мы тоже должны были отработать. Я разговаривал с Борисом Павловичем, он подтверждает ваши слова о том, что ничего не знал о разводе.

– Да не было у нас разговоров о разводе с мужем! Так, однажды утром, после его очередного загула я сказала, что разведусь с ним, если он не прекратит свои безобразия, а он засмеялся и сказал, что тоже не против развестись в таком случае, вот и всё! И ничего мы не обсуждали.

– Ну и ладно! Закончим на этом, – уже спокойно сказал Костырин. – Позвольте на этом откланяться.

Я немного успокоилась. Заставила себя ослепительно улыбнуться сыщику и мягко произнесла:

– Надеюсь, вы не возьмёте с меня подписку о невыезде? В силу сложившихся обстоятельств, как бывшему химику, надо ехать на стажировку, чтобы встать во главе предприятия.

– О, конечно-конечно! Никаких подписок! Собственно, вы – вне подозрений, уверяю вас, Ольга! – Костырин подошёл ко мне, поклонился. Я подала ему руку, он склонился ещё ниже и руку поцеловал. – До свидания, Ольга!

– До свидания, Александр! – смягчилась я, назвав этого нахала по имени. – Николай вас проводит.

Костырин вышел из кабинета. Я слышала, как они приглушённо говорили о чём-то с Николаем. Голоса отдалялись и наконец пропали совсем.

Я легла на диван, подложив руки под голову. Меня немного трясло, вспотели ладошки. Все эти домыслы майора оставили в душе отвращение. О том, что я соврала, совсем не думала, как обычно. У меня так бывает: могу запросто соврать для собственного блага. Без угрызений совести. Надо себя уважать и беречь собственное спокойствие.

Позвонила папе.

– Привет, дочь! Что, прислать машину за Натали? – спросил он.

– Да. Мы уже позавтракали. Приезжал сыщик, – начала рассказывать я. – Ему Вероника наболтала, что я ей намекнула о нашем с Семёном предстоящем разводе, больше никому, даже тебе, а она всё выболтала следователю.

– Вот сорока! – резюмировал папа. – Ты с ней пореже общайся, а то ещё чего надумает, раздует. Ветер у неё в голове.

– Хорошо, папа. Пришлёшь машину?

– Да, дочка, сейчас вышлю. Пока!

– Пока, папа!

Я встала с дивана и пошла в свою комнату, где меня ждала Ната. Она сидела в приглянувшемся ей кресле, у окна, и продолжала читать Ремарка.

– Ну что там следователь? – оторвавшись от книги, спросила она.

– Представляешь, он подозревает меня, потому что я проболталась подруге, что мы разводимся! А это была так, случайно брошенная фраза, не больше того.

– Они все версии проверяют, невзирая на личности, так что не переживай.

– Всё равно противно, когда тебя подозревают, – удручённо заметила я. – Ладно, проехали! Скоро машина придёт.

– Я готова, – отреагировала Ната. – Давай-ка телефонами обменяемся.

– Давай! Диктуй, я себе забью, потом перезвоню тебе.

Наталья продиктовала мне свой номер телефона, и я тут же ей перезвонила. Мы обозначили свои имена в адресных книжках. Я назвала её Натой. Мне было любопытно, как меня записала она. Ладно! Не суть важно.

Мы ещё с полчаса болтали о всякой всячине. Потом Николай доложил, что пришла машина. Я проводила Нату до дверей, мы расцеловались.

– Я тебе завтра позвоню, – сообщила я. – Не теряйся. И позвони, как доедешь, сама.

– Ладно, Олечка! Пока! Не скучай! – Наташа пошла к машине, обернулась на ходу. – Заскучаешь – звони! Я сейчас в твоём распоряжении… Да и потом, надеюсь, не расстанемся!

– Конечно, дорогая!

Я растрогалась до слёз, хорошо, что Ната не видела их, выступивших на глазах. Я махала ей рукой; женщине, за несколько часов ставшей мне близкой подругой. Она мне очень понравилась. Впереди у нас с ней были Франция, Париж, совершенно новое ощущение обучения, давно позабытое с института.

На неделе мы созванивались с Натальей каждый день по несколько раз. Иногда разговаривали даже по полчаса, и все беседы с Натой казались мне очень содержательными. Она такая умница! Она так здорово меня поддерживала, хотя я сильно и не переживала. Встретились мы с ней только однажды, перед отъездом: накануне отъезда Ната приехала ко мне на своей машине, чтобы обсудить последние детали поездки.

При встрече мы так обрадовались друг другу, что расцеловались. Потом прошли ко мне в комнату. Я позвонила Лене и попросила кофе для Натальи.

– Ты здорово выглядишь! – с восторгом сказала Ната.

– Ты ничуть не хуже, если не льстишь мне, – ответила я, улыбаясь. – Как дети? Муж?

– Всё в порядке! Готовят меня к отъезду, обсуждают, что мне надо взять с собой, – засмеялась Ната. – Но мне кажется, что мы с тобой подготовимся гораздо лучше, правда?

– Конечно! Что мужчины понимают?

– Ну а как у тебя дела идут? – в свою очередь спросила Ната.

– Всё как обычно, дорогая. Копаюсь в саду с Николаем, собираем, жжём листву, обрезаем отцветшие многолетки, а примулу, гейхеры, сухоцвет и злаки оставили. Николай последний раз выкосил газон. Выкопали канны, гладиолусы, георгины, а тюльпаны и гиацинты посадили, – я увлеклась ненужными деталями. – Работы много! Пруд законсервировали. Сейчас высаживаем лиственные деревья и кустарник некоторый. Начали с Леной закрутки готовить. Зимой будем с тобой салатиками баловаться!

– Ты трудишься, как пчёлка! А я за переводами просиживаю, двигаться в спортзале приходится, а у тебя приятное с полезным, – вздохнула Наталья.

– Ладно! Давай обсудим, что брать. Буду слушать твои советы: я ведь практически никуда надолго не выезжала. Ну там, на отдых, это другое.

Весь вечер мы просидели за обсуждением деталей и составлением списка, что брать мне, а что ей. И получилось у нас на двоих три объёмистых чемодана, это теоретически. Мы с Натой пошли на сокращение «необходимых вещей» и, опять же в теории добились двух набитых стандартных чемоданов.

– Ну и кто же их будет таскать? – уныло спросила я.

– Не переживай! – бодро отозвалась Ната. – До вокзала нас довезёт шофёр Бориса Павловича, Николай посадит на поезд. В Москве есть носильщики. Мы прибываем на Ярославский вокзал и на такси переезжаем на Белорусский. Там тоже, к твоему сведению, есть носильщики.

– А мы успеем?

– Разумеется! У нас в запасе будет два с лишним часа.

– А если поезд в Москву опоздает? – не унималась я.

– Олечка! Сейчас поезда не опаздывают, ходят как часы. А уж в Париже сервис получше нашего, мы ни разу не притронемся к своим чемоданом до въезда в наши апартаменты. Заметь, отель «Гермес», пять звёзд, собственность компании «Гермес», куда ты едешь учиться!

– Здорово! Я ещё никогда не жила в пятизвёздочных отелях, а ты?

– Не-а, я тоже не жила, обходилась хостелами, экономила, – ответила Ната. – Итак, выезжаем послезавтра ночью!

– А когда в Париже будем?

– Смотри: сутки до Москвы, тридцать восемь часов до Парижа. Значит, вечером, через два с половиной дня будем в столице Франции! – Ната проговорила это с радостью. – Покорим Париж?

– Покорим! – согласилась я.