После торжественного обеда, по методе Эльвиры, происходит помывка прибывших в бане. Если для "старичков и старушек" из племени Ночи это уже ритуал и даже - нешуточное поощрение, типа - внеочередной поход в баню надо еще заработать в поте лица, что бы было что смывать, то для новеньких... пришлось пригрозить страшным гневом богини Гигиены, и умаслить народ перспективой получения первых поощрительных украшений. Украдкой интересуюсь у Эли, не весь ли уже уральский хребет просеяли на предмет поиска золотишка для их цацек, но она снисходительно поясняет, что осталось еще много.

Ну, если так - то ладно, пусть получают "голду" за каждую помывку, и скоро они у нас будут напоминать новых русских, пардон - новых кроманьонов, по обилию золотистых бирюлек в разных местах организма. Потом - пошьем им малиновые набедренные повязки, мамонта приручим, выстрижем ему на лбу трехлучевик в круге - и можно в Москву конца двадцатого века, на экскурс в девяностые. За местных сойдем точно. Лишь бы мамонт на проспекте Мира не нагадил... Представляю картину появления у ресторана Метрополь мамонта с последующей его парковкой, и чинный заход своих учеников в зал... в виде аля натюрель - с пальмами, щитами, в золотых подвесках и меховом прикиде... малинового цвета... тихонько прыскаю в кулак, Елка интересуется причиной. Рассказываю. Хохочем вместе. Ребята встревают насчет похохотать - с намерением присоединиться. Уже Елка рассказывает обществу мой глюк, уточняя, что по весу одних браслетов на наших подругах можно заказывать персональный ЧОП для охраны их тушек - иначе утащат вместе с бренной тушкой носителя килограммов драгметалла. Ржач становится общим. Пересмеиваясь и подначивая друг друга, народ собирается к вечернему костру. Скромно во вторых рядах рассаживаются новенькие. Впереди - моя гвардия - атланты. В двух словах объяснив смысл предстоящего действа как обряд, на "сцену" выплывают Ромины красотки во главе с художественным руководителем. Инструментов добавилось, и - о чудо, Лада горда вышагивает с новенькой скрипочкой. Эля тихо шепчет:

- Это ей Рома подарил!

- А она играть - то умеет?

- Все равно не поверишь. Слушай.

У части артисток в руках натуральные кастаньеты, смотрю даже медные тарелки и треугольник в наличии, ну, и конечно - барабаны...

Народ тихо шушукается, кряхтит, усаживаясь поудобнее... чисто зал консерватории перед выступлением всемирно известного, очень, очень знаменитого маэстро. Молчим. Пауза становится напряженной, вот - вот начнут шушукаться снова. Но... Роман поднимает медленно руку со смычком, и с подъемом руки, медленно-медленно набирая темп, из-за наших спин раздается рокот... кажется - что то типа турецкого барабана. И в ритм Болеро незаметно попадают, нет, не попадают, просто падают души сидящих у костра. Тот кто слышал это произведение в настоящем концертном зале согласится со мной - это забирает. Это - что-то. Что ж тогда говорить о влиянии этой музыки на первобытных! Мы и сами, избалованные качеством звука и обилием слышанного, сидим, притихнув, подавленные нарастающим грозным ритмом. Лада ведет мелодию второго голоса, не сбиваясь, поддерживая основную, ведомую ее учителем. Тема, в нашем времени исполняемая духовыми, прекрасно слушается в обработке Финкеля и на скрипке. Барабаны не стучат - они ревут, выводя мощный ритм за пределы атмосферы, куда-то в предвечную высь. Магия в чистом виде.

Кончается Болеро. И... вечер сюрпризов не закончен. Роман берет гитару... Следом, после малого перерыва, грянуло Фанданго! Так вот зачем делались кастаньеты! Их треск тоже сливается, как и рокот барабанов в один слитный звук, накрывает и уносит за собой. В освещенный круг врываются Лена и Ирина, и начинают танец. Движение юных девичьих тел завораживает не меньше музыки... тряхнуть, что ли стариной? Ребята прихлопывают в ладоши, с каждой секундой громче и громче - это уже как один человек, сопровождает мелодию ударами ладоней все племя. А, была - не была, вскакиваю, и в меру своих скромных сил, сопровождаю танец девчат, стараясь оттенять их огненные па. А искры костра взмывают к небу, и обвивают танцующих. И мы, танцуя, улетаем в жаркую испанскую ночь, и во все этой ночи никого, только мы и мелодия, несущая нас.

Кончается музыка. Мы обессиленно падаем на щебень. Мдя. Сам от себя не ожидал - закружило. И вот, поди ж ты, ни капли усталости. Наверно эликсир подействовал.

Смотрю на окружающих. Оркестрантки - довольны. Блаженствуют в лучах славы. Мои ребята - никогда не чурались прекрасного, но их реакция попроще. Племя Ночи, из числа не участвовавших в оркестровой группе - просто лучатся удовольствием - знай мол, наших! Им - не внове слушать, просто наслаждаются. А вот дети мамонта и кремнеземовые наши... понятно - культурный шок в тяжелой форме. Вождь подползает к нашей Маде, и с переводом Эльвиры - она лучше всех общается с неандертальцами, сразу на вербальном и невербальном уровне, просит ее простить их за дикую выходку утром, говорит, что теперь понимает, почему их называют детьми Ночи - раз Ночь так благоволит к ним и дает такую магию, от которой слышишь поступь мамонтов по степи, бег стад бизонов при кочевье, рев смилодона на охоте... Э, дружок, да ты поэт, однако! Понять его можно - он тоже художник, только работает по камню, значит, тонко способен чувствовать искусство.

***

Пока в наших краях народ постигал первые азы наук под руководством моим и учеников моих, ставших неожиданно для себя тоже учителями, с Забайкальских гор, из-за Байкала через степи и тайгу пробирались к обжитым местам две команды - из двух и двадцати человек.

Почти потерявшие надежду на встречу с людьми вообще, зека были рады и на встречу с конвоем и увеличение срока. Пройдя по знакомому распадку до места рудничного поселка, толпа в двадцать человек обнаружила такие же дикие камни и тайгу, как на месте переброса. Не изуродованным наукой мозгам бывших сидельцев, никак было не понять, куда их закинуло. Один только угодивший за решетку из-за ДТП студент пятого курса иркутского мединститута Славик Второв выдал предположение о переносе во времени и пространстве. Когда озверевшие от неожиданной подлянки судьбы сокамерники попытались у него выяснить, что это такое, и с чем его едят, от ответа отмахнулся, заявив, что он и сам - не понимает, а только лишь предполагает.

- Короче, братва, - заявил на привале, устроенном на месте, где было, - или будет, - КПП, - Варан, - влипли мы не по-детски, нех рассусоливать где мы и чо мы. У нас с собой только кирки да лопаты, что были у нас, пяток перьев и шмотье, че на нас было. Места тут - сами знаете - не Крым. Надо выбираться к людям вместе. Кто подпишется идти со мной - ниче не обещаю, но к людям выведу. По ходу дела, наши срока приказали долго жить, это нормуль. Тока вот че - мы не знаем, где мы и вообще - че творится. Может на нашу е...ную поселягу (колонию-поселение) ядрену бомбу пиндосы скинули, хотя не похоже - от бомбы хоть головешки остались. Надо править к Байкалу, а там - к югу. Пойдем по долинам и по взгорьям, потому - не рассасываться, догонять - ждать никого не буду. Всем ясно? Если ясно - за мной. Идем на закат, там река должна быть, в ней попробуем наловить рыбы.

Группа людей сбилась в плотную кучку и двинулась за Вараном, признав вожаком без особых внутренних волнений. Человеку зачастую свойственно переложить ответственность на другого - вождя, вожака, князя - царя батюшку, пусть он и зовется Президентом или Генеральным Секретарем ЦК КПСС. А скинул ответственность - иди в стаде, и будь спокоен.

Бывшие бандиты и мелкие уголовники интуитивно на уровне инстинкта выбрали верное направление - к более - менее обжитым местам. Но до них было больше двух тысяч километров. Шли долго и трудно. Лопаты превратили в широкие копья. Охотились на изобиловавшую дичь с помощью самодельных луков, пращ и копий. Варан управлял людьми твердой и жестокой рукой - по дороге собственноручно забил ногами отказавшегося ему подчиняться старого вора, по кличке Рычаг. Тот выговаривал ему за высоких темп передвижения без видимой цели, опираясь на свой воровской авторитет и требовал более частых привалов, угрожая часть бригады оставить за собой. Варану требовалось до начинающихся холодов найти людей. Он бы и остановился - но вокруг никого не было. Разведка на ходу результатов не давала. А тут еще этот идиот.

Бывший спортсмен коротко ударил возмущающегося Рычага в печень, от чего тот согнулся от боли. Отойдя на полшага, страшным ударом ноги в лицо, Варан сломал строптивцу шейные позвонки. Расправа была короткой и страшной даже для видавших виды бандитов, не только для случайных сидельцев - бытовиков. Все испуганно притихли.

- Еще есть желающие порассуждать о выборе дороги?

- Ну, вот и ладненько. Собрали манатки, и пошли! Живо, твари, я ваши шкуры спасаю, а мне еще выё...вается всякое дерьмо! Бушевал вожак стаи.

Люди шли. Иногда - день и ночь, останавливаясь на короткий привал. За время пути пропали еще двое - бывший вор домушник Васенька - утонул на переправе через казалось бы, небыструю речку. Второго - тихого бытовика - кухонного боксера - алкоголика Трофима - не досчитались утром, на спальном месте его обнаружили следы рыси и кровь. Хищница подкралась ночью и без звука умертвив бедолагу, утащила тело в тайгу. Но люди - шли. Что их вело? Недосуг рассуждать о мотивах, но беда в том, что чем дальше, тем больше озлобленная на весь мир и больше всего - друг на друга, группа людей превращалась в стадо и стаю. Около Варана остались только Карась, -"вор по жизни" Шкаф и Дубок - мордовороты из другой группировки, не той в которую когда-то входил Варан, и мелким шакалом крутился шестерка Шнырь. Остальные члены стаи смотрели волками, того и гляди - набросятся. Троица главарей с прихлебателем спала второй месяц вполглаза - озлобленные люди - звери могли и напасть ночью, как та рысь на Трофима - и, - прости - прощая, Одесса мама, то бишь, готовься к встрече с котлами и сковородками - на другое посмертие Варан сотоварищи заработал вряд ли.

Стае повезло только на берегах нынешнего Ишима. Передвигаясь ночью вдоль берега, изможденные многодневным маршем, в общей сложности длящимся уже пять месяцев, ведь кажется, стоял ноябрь... или - октябрь? Люди увидели огни по берегу реки. Сомнения не было - там были люди!

С криками бросилось стадо к вожделенным огням. У большой пещеры горел костер и рядом с огнем сидели несколько мужчин, одетых в грубые шкуры. Подхватив примитивное оружие, эти люди встали, прикрывая вход в пещеру. Дружелюбия во взглядах сидевших у костра не наблюдалось. Варан добежал последним до костра, но взял инициативу сразу в свои руки.

- Кто такие, откуда? Еще рядом люди есть? Есть че пожрать? Мы - заплатим (для точности следует сказать, что платить он не собирался - во первых, - нечем, во - вторых - если была минимальная возможность, то он никогда не платил, и никому, через что неоднократно попадал в переделки по молодости, переоценивая свои силы)

Человек, вооруженный огромной дубиной, вдруг взревел, занес ее над головой и бросился на Варана.

- Ну, это мы уже проходили, - сказал Варан, подныривая под руку с оружием, и хватая ее на излом. Упавшему на грудь человеку, не церемонясь, ухватив сзади за подбородок, Варанов сломал хребет - как древние монголы ломали спины своим пленникам. Впрочем он об этом не знал - ему был важен результат.

- Ну, че стоим! Ментов здесь нет - бей немытых, или они нас перебьют, - дико заорал Варан подельникам.

И толпа, вновь обретшая вожака бросилась на стоявших перед костром мужчин. Во время схватки погиб еще один бывший зека - дубина раскроила голову хулиганистому парню из бывших люберецких пацанов, Винту, попавшему в тюрьму за убийство по неосторожности. Следователи знали, что "неосторожности" как раз и не было, а была драка, в которой фанату Спартака Винт аккуратно сунул заточку под ребро справа. В этой драке не повезло Винту. Кряжистый мужик, завладев лопатой, ударом сбоку снес ему башку, как капустный кочан с грядки, но сам получил удар киркой в спину. Молниеносная схватка завершилась со счетом одиннадцать - один в пользу бывших зеков. Освобожденные от страха перед уголовным наказанием, они теперь готовы были творить все, что бы обеспечить себе по возможности сытую и вольную, в их понимании жизнь.

В пещере, освещенной зажженной от костра кем то из бандитов горящей веткой и бликами пламени того же костра, сбилась в кучу группа женщин и детей. Жмущиеся друг к другу, они испуганно смотрели на напавших на их мужчин и уничтоживших опору племени в считанные минуты.

- О, гля - бабы... растерянно пробормотал зек. Варан, слышь, иди сюда - тут бабы, и мелкие ихние, иди скорей!

Забрызганный кровью Варан одобрительно хлопнул подельника по плечу:

- Ништяк! Разберемся утром - чего куда...

- А может, того - сейчас... оприходуем, а? Че время терять?

- Можно и так, я че-то добрый нынче, гы-гы-гы! - захохотал человекозверь.

Толпа пьяных победой и кровью отморозков рванулась к женщинам и над рекой долго носились крики насилуемых женщин. Бандиты потеряли еще одного - увидев подбирающегося к матери насильника, двенадцатилетний мальчишка - сын шамана, погибшего одним из первых, загнал ему ловким ударом под лопатку любовно выточенный из кости мамонта жертвенный нож - стилет. Оставив ножик в теле жертвы, мальчик выскочил из пещеры, прихватив немудреные пожитки - каменный топорик, двузубое копье - гарпун и кремень с кресалом, привезенный отцом из за далеких холмов, куда он ездил с вождем на советы племен. Промчавшись по берегу реки, беглец запрыгнул в привязанный к ветвям низко наклоненной ивы утлый березовый челн, и толкнул лодку в воду, только-только покрывшейся ледяными закраинами по причине ранней осени. Сильными гребками парнишка погнал свое судно к другому берегу.

На оставленном берегу некоторое время был слышен шум и крики, постепенно затихающие с набором расстояния от пещеры. Юный рыбак из племени Бобра взял курс на северо-запад, где в необъятных лесостепях кочевало племя его матери - Сыновья Мамонта. Он греб, глотая слезы и клялся жестоко отомстить насильникам и грабителям неведомого племени, в один момент лишившим его всего, что составляло его жизнь - племени, отца и матери, теперь принадлежавшей другому человеку.

Захватчики "развлекались" до утра, попутно уничтожив дневной улов мужчин племени. Утром, выставив часовых, развалились в пещере спать. Женщины и дети, потихоньку покинув пещеру, не обнаружили на месте, где обычно складывался вечерний улов для последующей обработки - готовки пищи и сушки рыбы на зиму, ни единой рыбешки - голодные бандиты сожрали все. Мужчин похоронили по обычаю племени - положив на кучи хвороста и пустив по течению реки. А исполнением скорбных обрядов незаметно подошел вечер. Мужчинам племени, случайно оставшимся в живых - группа из пяти рыбаков вернулась вечером из богатого птицей затона, где ставила ловушки на перелетных осенних уток, ничего не оставалось, как подчиниться победителям.

Бандиты начали вливаться в первобытную жизнь. Порядки, соответственно, устанавливали тоже бандитские, предпочитая самим ничего не делать и сваливать работу на оставшихся в живых мужчин племени Бобра и оставшихся семерых "мужиков", безропотно прошагавших сюда путь от Забайкалья.

Если бы не отсутствие табака и водки - такая жизнь устраивала их как нельзя более. Быстро привыкнув к насекомым в одежде, однообразному питанию, они не собирались менять ничего в своей жизни.

***

Одновременно с "командой" Варана, почти параллельно ему, но только южнее начали свой путь на запад и Серей Платонов с Иваном Ереминым, тоже стремясь добраться до мест, где есть люди, знакомые с металлом, с цивилизацией, наконец. Для деятельного человека, какими они и были, смысл жизни состоит в том, что бы улучшить жизнь вокруг себя и окружающих, к каковой он и стремится в меру своих возможностей. Еремину с Платоновым повезло - они обосновавшись у реки вначале наладили свой быт и жизнь в лоне дико природы, насколько это было возможно, а потом их подобрал и доставил в Аркаим проходивший через эти места караван с берега Японского (будущего) моря. К предложению наладить производство металла и поделиться знаниями караванщик отнесся прохладно, но за помощь в работе, охрану от диких животных и уход за животными, взял друзей до Города Высокого Неба, как назывался Аркаим. Зиму друзья - Платонов с Ереминым по пути крепко сдружились, провели с караваном в родных местах караванщиков, а по весне неспешно направились в более цивилизованные места, на Урал.