Кла летела, бежала из последних сил, уже не разбирая дороги, бежала не куда ни будь, куда путь был ей известен, а туда, где не достали бы ее жалящие деревянные жала неведомых пчел. Но где такое место, и появится ли оно на пути - она не знала. Неутомимые хозяева пчел уже забрали жизни всех членов ее маленькой семьи - братиков, отца, ее мужа - могучего Рона, оставшегося последним и остановившегося, что бы дать ей уйти с ее сокровищем, маленьким Га, сейчас прижавшимся к груди матери и тихонько хныкающим. Ребенок - что он может понять? Уже три месяца продолжался этот безумный бег. Их нашли у большой реки, куда семейство спустилось с гор, что бы полакомиться корнями водных растений, буйно растущих в пойме, дающих такое приятное чувство сытости надолго...

Маленькие существа, похожие на членов семьи, выскочили из прибрежных зарослей, начали кричать и пускать эти деревянные жала. Семья побежала вначале от реки, потом, что бы не показывать дорогу к местам обитания других членов их небольшого народа - на полночь. Существа не отставали. Они преследовали семью день и ночь, прерываясь на короткий отдых, но через день - два появлялись на горизонте снова, закидывая их жалами, пугая жгучими цветами на концах сухих веток... на пути оставались отец, братья... Они, обычно добродушные, не обижающие никого вокруг и водящие дружбу даже с самыми большими животными окружающего леса - ушастыми исполинами, из рта которых торчат голые кости, и даже с вечно недовольными, затянутыми в прочную кожу гигантами с громадным когтем на носу, не могли понять, почему их преследуют. В родных горах и в лесу никто не нападал на них никогда. Семейство жило в ладу с природой и самими собой, получая от природы столько, сколько необходимо для жизни, никого не беспокоя и не беспокоясь ни о чем. Когда семья хотела отведать мясного, мужчины шли на охоту, но никогда не убивали больше, чем нужно для еды, в отличие от существ, похожих на них, загонявших с обрыва в реку или пропасть целые стада копытных ради одной туши, и оставлявших гнить на поживу падальщикам остальное.

А теперь - громко шумели по сторонам кусты, раздвигаемые могучими бедрами, хрустели под голыми ступнями галька и ветки, она бежала, не зная пути. Могучий Рон, видя, что она выбивается из сил, обратился к ней, и вложив в приказ всю любовь и нежность, заботу о маленьком, ей два дня назад велел продолжить свой путь. Убегая, она слышала радостный вой настигших своего врага существ, и ответный рев своего спутника жизни, сопровождаемый гулкими ударами в грудь, какими самцы вызывают друг друга на поединок в брачный сезон. Что то ей подсказывала, что больше никого из семьи, и Рона тоже она не увидит никогда. Но боль, и ужас за судьбу сына гнали ее дальше. На какое - то время погоня приостановилась, и она получила день относительной передышки, постаравшись уйти как можно дальше по прямой, настолько, насколько это возможно.

Сегодня Кла почувствовала, что погоня продолжилась, и следующей жертвой будет она с сыном. Перед бегущей женщиной открылось озеро с островом невдалеке от берега. Спасаясь от преследователей, она бросилась в воду, Кла хорошо плавала. Только вот вода, такая теплая и радостно принимающая ее и родичей в долинах рек на родине, здесь оказалась колючей и холодной, как в горных ручьях, она сковывала тело и не давала плыть. Ребенок в руках отчаянно завизжал, почувствовав мертвящие объятия этой воды, прижался к материнскому телу и постепенно стал затихать. Теряя силы, женщина доплыла до противоположного берега, но идти или ползти уже не смогла. И, о горе - она увидела, как существа подобные тем, что гнали ее три месяца, вышли на берег и уставились на нее с ребенком. На оставленном берегу бесновались ее преследователи. На берег к ней вышел предводитель существ, что встретили ее. Она поняла, что он что то приказывает окружившим... Сознание поплыло вот она уже в родном лесу, перебрасывает маленького из рук в руки Рону.... Они все смеются..... и благодатная темнота заволокла ее мозг.

Я был выдернут с занятий по русскому языку с младшей группой. Помогал мне их проводить Рома Финкель, аккомпанируя на скрипке. Суть занятий была простая. Мы опытным путем выяснили, что простые песенки, с несложным мотивом, помогают совершенствовать произношение, и если объяснить ученикам смысл слов в песне, обучение языку продвигается семимильными шагами. Природная музыкальность первобытных позволяла запомнить мелодию и слова очень быстро, а распевая весь день полюбившиеся песенки, "на ходу" совершенствовать произношение. Люди с превеликим энтузиазмом восприняли новую методу, и поселок стал напоминать сцену из индийского фильма - все кругом поют, очень мелодично, но ... непонятно о чем. Мы не отчаивались, и уже на второй неделе можно было даже львиную долю разобрать. А неандертальская швейная мастерская даже стала напоминать хоровой кружок. Женщины садились за повседневную работу - пряжу, шитье, и сразу же начинали петь.

Ромка помогал мне так сказать, на основных занятиях, аккомпанируя и добиваясь слаженного пения. Дальше шло почти само.

Так вот, в тот день в "класс" - землянку мальчишек ворвался взъерошенный Сергей Степин, и с порога заорал:

- Вы тут сидите, вопите, а к нам обезьяна приплыла, с мальцом на горбу!

Вышедши на берег, я увидел следующее. "Обезьяна", а именно очень крупная самка - гоминид, по встречавшимся мне описаниям - похожа на гигантопитека Гигантопитеки (лат. Gigantopithecus) - род человекообразных обезьян, существовавший в позднем миоцене, плиоцене и плейстоцене на территории современных Индии, Китая и Вьетнама.

В конце этого периода гигантопитеки могли сосуществовать с людьми вида Homo erectus, которые начали проникать в Южную и Восточную Азию из Африки через Ближний Восток.

В 1968 году объединённая экспедиция Йельского (США) и Пенджабского университетов, производившая раскопки в Пакистане, обнаружила в отложениях Сиваликских холмов нижнюю челюсть гигантопитека, Она находилась в слоях возрастом 5 - 10 миллионов лет. Индийская ветвь гигантопитеков получила название "индопитека". Позднее останки гигантопитеков были обнаружены ещё дальше к западу, в Северном Иране ("удабнопитек"). Особенностью западной ветви гигантопитеков является наличие зачаточного подбородочного выступа. А наличие такого выступа указывает, по мнению некоторых учёных, на способность этого существа к членораздельной речи. Строение зубов гигантопитеков показывает, что они были всеядными. Их огромные зубы были хорошо приспособлены для перетирания растительґных волокон, в то же время наличие слегка выраженных клыков указывает на употребление животной пищи. Питекантропы, синантропы и древнейшие неандерталоиды должны были вести многовековую борьбу с гигантопитеками за убежища (пещеры) и пищевые ресурсы. Явные отголоски этой борьбы мы находим в учениях древних индийских материалистов-лакоятников и тантристов., или - на ети, как его описывают исследователи феномена "снежного человека", лежала на берегу, по видимому, без сознания. Рядом с ней лежал малыш - размером с пятилетнего ребенка. На ближнем к нам берегу бесновалась толпа, по виду - не принадлежащая ни к людям Мамонта, ни к людям Кремня. Дело было совсем плохо, маленький гигантопитек был совсем плох, даже не пищал, а его мать - кто же еще, видно сразу, спасала дитя из последних сил, дышала через раз.

Объединенными усилиями, на раз-два взяли, "пловцов" затащили в баню, где как раз было тепло со вчерашнего дня. Я подумал, что можно рискнуть, и велел принести малинового взвара и тисовой настойки, которые через воронку влил в рот ребенку и матери. Малышу сделали искусственное дыхание, обоих растерли крепко спиртом. Тела гоминид были покрыты довольно длинной плотной шерстью с небольшим подшерстком. Наши поварихи принесли крепкого бульона с кухни, напоили быстро очнувшегося ребенка этим бульоном из березового рожка. Малыш заскулил, увидев неподвижно лежащую маму, полез прятаться за нее.

Мамаша, двух примерно, с половиной метров росту приходила в себя медленно и тяжко. Она дергала огромными руками, ногами, словно бежала, но видно было, что приходит в себя. Мила - женщина неандерталка, мать нашего Умки - всеобщего любимца и проказника, головной боли женской части племени, взявшей над ним всеобщее шефство, и безбожно баловавшего его, потянула меня за рукав, желая что-то сказать.

- Чего тебе, говори, обратился я к ней.

Передавая часть мыслей образами, часть - забавно коверкая слова на русском и отрывистыми фразами родного языка, а еще часть - речью - танцем, присущими неандертальцам, Мила сообщила вот что.

- Я знаю, кто это. В преданиях наших людей, говорится, что давно - давно, мы жившие там - она показала рукой на юг, были с этими существами соседями. Они живут семьями в горах. В лесу на деревьях как птицы. Строят гнезда. Они добрые соседи. Они не охотятся и не знают огня, едят то, что найдут на земле и на деревьях. Они очень сильные, но сами людей не трогают. Если напасть на них - кидают очень большие камни. С ними можно говорить образами. Я умею.

Женщина заворочалась и села на лежанке, испуганно прижала к себе маленького.

- Не мешай мне Учитель. Я буду говорить с ней.

Мила замерла, напряженно глядя в глаза гоминиду. Та так же напряженно уставилась на нее. По мере этого молчаливого разговора громадная женщина, нервно прижимающая к себе сына, постепенно расслаблялась, и наконец, разрыдалась в голос. Она плакала, как плачут все женщины Земли, имевшие несчастье потерять в этой жизни все, что ее составляло - дом, семью, мужа... Мила потянулась, к ней, поглаживая по руке, что то уже вслух бормотала, гладила, видимо рассказывая о своих мытарствах, и две женщины приобнявшись, заплакали уже вдвоем. Маленький Умка, забежав - он уже бодро бегал - в помещение, подергал мать за рукав, показывая очередной трофей - разбойник раздобыл где то сушеных яблок с сиропом и спешил поделиться ими с мамой. Увидев быстро пришедшего в себя малыша, он вначале уставился на него, а потом протянул и ему часть своей добычи, ловко отделив от нее кусок, как когда то малышка Лада делилась с ним полученным от больших и страшных людей, победивших Чаку. Голод уже не грозил нам, и с уходом голода люди приобретали все больше человеческих черт. Не боясь за завтрашний день, уже можно было не обжираться, как звери про запас, и даже делиться едой из чисто альтруистических побуждений. Мальчик неуверенно улыбнулся, и взял еду из маленькой ручки новоявленного приятеля. "Кажется с приходом, верней, "приплывом" этих "моржей" мы приобрели еще одну везде сущую проблему в виде маленького гигантопитека. Теперь они будут доставать лагерь уже вдвоем, появляясь в самых неожиданных местах, и мешая в меру своих немаленьких сил и энергии. Как бы ее еще в мирное русло направить" - думал я.

Дамочки - одна повышенной лохматости, другая, одетая по последней поселковой моде, но чем- то очень похожая на нее, уставились на меня. Прибывшая, выжидательно поглядывала то на меня, то на Милу, ожидая решения своей судьбы. Мила пояснила, что женщина бежала от существ (я понял - шайка - лейка, устраивающая сейчас концерт у пристани на противоположном берегу) три месяца. Пока бежала - преследователи перебили всех мужчин семьи, и сейчас ей пойти некуда. Но если ей позволят, она не помешает, а только поможет и не будет обузой. Были редкие случаи, когда ее народ селился с народом Милы и даже помогал друг другу. Мила так же сказала, что верит ей, и на добро эти люди всегда отвечают добром.

Узнав от Милы, что вновь прибывшая называет себя Кла, а сына Га, сообщил об этом собравшемуся у землянки немаленькому коллективу племени. Возражений на предмет принятия в племя новых членов не поступило. Кто-то из атлантов только спросил:

- А что, тех с берега, то же в наш пионЭрский отряд примем? Что то они мне не по душе. Смотрите, они тут с комфортом устраиваются, что - то готовить начали! Как бы на поселение не остались. Лично я против соседей с такими милыми привычками - слопают Кла, возьмутся за нас.

Люди на берегу развели костер, достав из плетенки, обмазанной глиной, огонь, и развернув какие-то шкуры, добыли из них, видимо, какие то припасы. Меня передернуло от отвращения - "припасом" оказалась огромная рука, покрытая более темным мехом, чем наша Кла, которую тут же наши острословы окрестили мамой Клавдией, а сына - конечно Гаврилкой. Люди каменными орудиями порубили на куски руку, и стали обжаривать над на костром это мясо.

Я велел ребятам готовить лодку, и принести мое оружие. Терпеть рядом людоедов не собирался. Завтра они разнообразят свое меню моими учениками, если сразу их не прогнать. Ко мне подошел Федор с спросил о намерениях.

- Да какие могут быть намерения. Гони младших с берега, давай лодку к причалу и стрел побольше, нечего им на это смотреть, поеду и перестреляю их как бешеных собак с лодки.

- Возьмите меня с собой.

- Не испугаешься? Ведь человека убить непросто, это не лесной зверь.

- А что, ждать пока они нас сожрут, как этих Гаврилкиных родичей? Людоедов надо мочить! И Кимов давайте возьмем, и Егорку - всех стражников, что постарше, раз уж так случилось... хорошо еще, что эти твари никого из наших поисковиков не застали пока, а к вечеру, знаете сами - с Бобровки оленеводы приедут за одеждой и харчами. Я вздрогнул - как только мог забыть, за солью, с мясом для копчения и одеждой, просто помыться в бане должны были вечером подъехать наши оленеводы, осваивающие это ремесло в верховьях Бобровой. Ничего не подозревающие ребята наткнутся на этих... могут быть жертвы.

- Ясно. Хорошо, что напомнил. Федя, уйти не должен никто из этих...

Попрыгав в лодки, мы взяли курс на берег к нашим причалам. Гости разобрали уже один на дрова, и собрали невеликое имущество, хранившееся в легком сарайчике на берегу, в свои тюки - "доброму вору все впору". Увидев нас, они вызывающе запрыгали по берегу, затрясли оружием, и в нас полетели примитивные стрелу, из-за малой дальности, пока падающие в воду.

- Спокойно выйти на берег не дадут, и к переговорам не расположены, заметил Рома Ким.

- Слушай команду. Кимы стреляют в того, расписанного от макушки до пяток, с копьем и перьями - скорей всего - шаман. Я и Хромов берем на себя того гада, что командует на правом фланге. Федя, остаешься в резерве - бьешь недобитого, из первых наших целей, если оба лягут, берешь любого на выбор, - распорядился я.

- для первого выстрела были приготовлены арбалеты на лодках их натянуть второй раз не удастся, но для открытия огня с предельной дальности - в самый раз. Подплыв на сто метров, мы с Романом Кимом приложились к арбалетам, лодки - мы взяли две, - шли по ровной без малейшей ряби воде, как по зеркалу, и спустили тетивы. Тренькнули тетивы, и предводители каннибалов повалились на гальку с болтами. Мой клиент получил болт в шею, Роман достал своего в грудь. "добавки" не требовалось, и вставшие в рост ребята стали методично осыпать мечущихся на берег у каннибалов стрелами. Английские луки резко звенели в руках парней, раз, за разом посылая стрелы по убегающим. Я пожалел, что открыл стрельбу с дальнего расстояния, но выхода не было, иначе была велика вероятность, что нас зацепят самих.

Выскочив на берег, ребята тут же без дополнительной команды сомкнули ряды вокруг меня, я продолжал стрельбу. Кое в кого из дикарей попало уже не по одной стреле, в горячке они еще передвигались, пытались даже метать дротики в ответ, но исход боя уже был предрешен. Последняя пятерка метнулась в кусты. На галечнике лежало семнадцать тяжелораненых и трупов.

На берег с Кон Тики выскочила группа наших ребят - охотников из племени Мамонта, вооруженных нашим оружием, и принялась методично дорезать, по моей команде, уцелевших, а мы и часть охотников, неспешно потрусили в лес. Через два часа все было кончено. Мы дошли до последней стоянки каннибалов, расположенной в десяти километрах от берега, где нашли еще двоих, охранявших лагерь, а так же трофеи - выделанные черепа четырех гоминид - гигантопитеков. Остальных людоедов добили по дроге к этому лагерю. Черепа родственников Кла мы схоронили отдельно от слегка приваленных землей и ветками людоедов. С убитыми на берегу наши "мамонты" разобрались еще проще - привязав к ногам по булыжнику, недолго думая, отправили в озеро, на корм ракам.

По возвращению домой, ребята начали пытать меня на тему, почему я приказал на этот раз добить раненых и стрелял первый раз на их памяти на поражение. Романа интересовало, разве их нельзя было взять на перевоспитание?

Ответил, что с моей точки, народ, сделавший своей религией или просто источником существования людоедство, без действительной пищевой потребности, как на островах Океании к примеру, права на существование не имеет. Его удел - раствориться в небытии, оставшись в памяти последующих людей страшной сказкой. Даже мысль - жрать себе подобных мне глубоко противна, и должна выжигаться сейчас, на генетическом уровне, что бы среди потомков не выросли новые Чикатилы и прочая человеческая дрянь. При некотором размышлении парни согласились со мной полностью.