Отправив две "вспомогательные" экспедиции, собрались в поход и сами. Последние наставления, слезы и прощание на берегу озера у нашего причала. Безмолвный строй стражников, который застыл в полных доспехах - при панцирях, шлемах с личинами, кхукри, пальмы и топоры, луки с запасом боевых и охотничьих стрел, щиты, плетеные из тальника, уже усиленные умбонами Умбон - медная, бронзовая или стальная пластина в центре щита по центру и обтянутые добротной кожей бизона, кистени засунуты за пояса - на каждом навьючено примерно пятнадцать килограммов, но ребятам такой вес не в тягость - на тренировках и марш-бросках таскают и побольше. Рюкзаки у всех членов от объединенных племен наполнены обязательным набором "первобытного выживальщика" - кремень и пиритовые кресала, с трутом упакованы в кожаные мешочки. Ну, и другие полезности, наличие которых придирчиво проверяет Федор, остающийся за меня руководителем поселка. Эля стоит в стороне от дел руководства - ей хватает дел хозяйственных и ученых. А еще уроки в школе - тоже нагрузка, для женщины.
Гном Док тянет с собой целую полевую кузницу и набор доморощенных реактивов для одному ему, и Эле - естественно, она у нас самый главный алхимик, - известных опытов. Грузятся на оленей - они потащат тюки до реки Миасс, по которой спустимся поближе к Аркаиму, наши продукты и тяжелые юрты для житья, а потом олени уйдут к местам пастбищ, а мы потащим оставшийся груз - он должен уменьшиться - припасы ведь израсходуем, на ручных тележках.
Федор суетится и нервничает - такая ответственность ложится на него, что и представить страшно, но он горд оказанному доверию, добавилось солидности. Парень дотошно раз разом снова проверяет - все ли взяли НЗ из продукта типа индейского пеммикана Пеммикан - сушеные орехи, мясо, мука, ягоды, спрессованные в плитки. Изобретено североамериканскими индейцами в незапамятные времена. Долго хранится. - на два дня, удобно, можно перекусить на ходу, глиняные тонкостенные фляги с оплеткой из тонкого тальника, украшенные бисером, и не сожрал ли кто из новеньких свой сухпаек, и у всех ли есть запасные портянки и обувь. Припоминает кому то мне неведомые грехи, демонстрируя потенциальному "залетчику" кулак, требует не подвести. Малый показывает все признаки добросовестного командира, отправляющего подразделение в длительную командировку. Вроде бы все в порядке. Парни-стражники в десятый раз подпрыгивают, демонстрируя подгонку снаряжения. Наконец удовлетворенный командир подает команду "Смирно!" и докладывает, что в мое распоряжение прибыли столько-то человек, с таким - то вооружением, для таких-то задач, и он передает в мое командование, а сам просит разрешения убыть в расположение. Точка. Последние объятия остающихся и уходящих, даже слезы - у меня ревет на груди Элька, я прямо таки расчувствовался тоже, но виду не подаю, а подаю команду на выход.
****
Урггх - так его звали соплеменники, бежал ровной рысью по знакомой дороге - два теплых сезона назад стадо уже проходило в этих местах, и тогда он, впервые получивший копье и дубину, вернее - право на них, так как и то, и другое он сделал сам, шел с охотниками по следам кочующих стад, подбирая ослабевших животных. Его племя было очень большим - больше полной руки, только охотников. Детей не считал никто. Женщины из необремененных на данный момент детьми, тоже считались охотниками, и почти ничем не отличались от них. Благодаря тому, что племя не разбегалось, подобно другим родам и стадам, оно выживало и свободно кочевало по просторам степей и лесов, выбирая дороги по принципу - идем туда, где добыча. Если добыча встречалась - она немедленно убивалась, и если была достаточно велика туша добытого зверя - то племя оставалось около добычи столько, сколько требовалось для того, что бы ее съесть, или до того, пока мясо не портилось окончательно. "Испорченным окончательно" считалось мясо, от которого отворачивались шакалы, но которое еще могли съесть грифы или гиены. Тогда племя рассылало во все стороны разведчиков, которые искали следы добычи. В обмазанных глиной грубых корзинах племя несло с собой главное достояние - красный цветок, который надо было все время кормить. За этим следило сразу три человека и цветок жил в трех корзинах, среди углей и гнилых деревяшек, как нельзя лучше хранящих его в себе. На привалах люди выпускали цветок на кучи сухих бревен и палок, и тогда цветок жадно набрасывался на предложенное лакомство, согревая людей своим теплом. Ему давали мясо убитой добычи, которое становилось мягким и вкусным, после того как он оближет это мясо своими алыми губами.
Но упаси дух предков, оставить без присмотра красный цветок! Мясо, положенной для того, что бы сделаться мягким и ароматным, вызывающим обильную слюну куском, он сожрет сам, и оставит растяпе только черные угли, а то и уползет червоной змеей в ближайшие кусты, и дальше - в лес, степь, для того, что бы ринуться оттуда на неосторожных глупцов пожирающей все живое алой бушующей бурей, и не спастись от этой огненной стены, не убежать!
Ургх был разведчиком, и его задача была все рассмотреть рассказать старшим о том, что видел. Слов у него было немного, и поэтому все заменялось танцем. Руки над головой скрещены с растопыренными пальцами - лось, олень, много лосей - показал на себя, сделал "знак лося", и показал сколько лосей - столько пальцев. У Ургха хорошо получалось рассказывать, его все понимали. Поэтому он был лучшим разведчиком, и ему всегда доставался достойный его кусок и лучшая женщина. У Ургха был низкий лоб и большие надбровные дуги, и назывался его вид - "Человек выпрямленный" (Pithecanthropus erectus или Homo erectus) и сидел сейчас этот эректус в густой кроне ивы на берегу Миасса и с недоумением и любопытством наблюдал за невиданным зрелищем - скоплением странных людей, невиданного им раньше племени. Людей было много, пожалуй, столько взрослых мужчин, сколько людей в его племени, считая женщин - всех, и детей - всех.
Люди, спокойно расхаживали среди оленей - карибу, законной добычи охотника (если его еще удастся поймать, конечно). На карибу были странные мешки, похожие на те, что носило на себе племя, перебираясь на новое место. Освобожденные от мешков, животные, пофыркивая сбились в небольшое стадо, и принялись невозмутимо пощипывать траву и мох. Иногда олени подходили к корытцам, на которых люди рассыпали сушеные грибы, посыпанные порошком, по запаху - солью, этот сладостный аромат тонкое обоняние Ургха не перепутало бы ни с чем. На поляне росли на глазах изумленного дикаря купола сооружений, непохожих ни на что, из виденного им раньше - разве, на пузыри в лужах после дождя, только намного больше, и эти пузыри были из шкур. Зрение у Ургха было хорошее, и за происходящим он наблюдал с подветренной стороны. Широкий расплюснутый нос жадно ловил незнакомые, но вкусные запахи, доносящиеся от людей и животных. Его удивляло присутствие еще одного вида жителей леса и степи - рядом с людьми и животными вертелись собаки! Собаку тоже можно было съесть, при удаче попав в нее камнем, например. Но только при большой удаче - больно ловкая и увертливая тварь. Но мясо ее вкуснее волчьего намного, и уж ни в какое сравнение не идет с мясом носорога, провалившегося в полынью неглубокого болотца, которого племя убило прошлой зимой и благополучно перезимовало около трупа, обглодав до костей - мороз сохранил мясо свежим. Ургх наблюдал, размышлял, но представить себе не мог, что за ним тоже наблюдают. Когда он уже совсем было собрался прыгнуть с ветки, на которой он сидел, и отправиться с докладом на стоянку, его бесцеремонно ткнули в мягкое место пониже спины чем то очень острым, и осведомились грубым голосом:
- И долго ты собираешься на наш лагерь пялиться, задница мохнатая? Не надоело? Интересно - так подойди, познакомься. Чего шпионишь?
"Хомо Эректус" сказанного не понял, зато понял очень хорошо, что его дела очень плохи. Быть пойманным, когда подсматриваешь за чужим племенем, это..... в общем, хуже только оказаться на дороге у разъяренного носорога. У носорога зрение плохое, но это - проблема тех, с кем он встретился на пути, это еще и австралопитеки были в курсе. Спасти его теперь могла только скорость. Птицей он скользнул с облюбованной ветки, рассчитывая броситься наутек, и убежать, конечно. Но.... Номо эректус предполагает, а стражник лесной стражи располагает приспособлением, называемым бола. Чем этот стражник не располагает - так это желанием мараться об вонючую шкуру эректуса, отлавливая его с помощью рук. А посему с гудением раскрученные камни потянули за собой прочный канатик из вяленных оленьих кишок, долетели до шустро перебирающего лапками питекантропа, видно решившего, что опасности встречи с сердитыми дяденьками, находящимися в состоянии численного превосходства и крайнего раздражения, он избежал. А долетев - обвились вокруг "тронутых грязью и загаром волосатых ног", воспетых отцом А. Менем в бессмертном танго, и повергли его наземь. Бинго. Кончился забег. Финиш. Попытавшегося подняться бегуна, не оценившие его резвости и скромности (в смысле - скромно отказаться от гостеприимства нашего) почествовали гирькой кистеня по бестолковой головушке, принявшей опрометчивое решение удрать от стражей. Затем он был упакован со сноровкой пары пауков, готовящих себе сытный ужин, в веревочную специальную для таких случаев сетку, и был доставлен в лагерь пред мои ясны очи.
****
Мы с самого начала применяли кистени, шар которых был укатан в войлок - эффективное нелетальное оружие. Братья Ким разработали на основе техники владения нунчаками технику работы боевым кистенем. И нунчаками неопытный пользователь может себя от души отоварить, даже сломав чего-нибудь, а уж неловкий "кистенемахатель" находится в двойной опасности. Движения бойца просты, обучиться им просто, но они должны быть затвержены до автоматизма. Но для столкновений с воинственными охотниками соседних племен, кистень - самое то, "что доктор прописал." Доспехов у племен еще не придумано, так что в самый раз - попал по тому, куда едят, и клиент готов к упаковке. А на серьезные случаи у нас имелись кхукри, с пятнадцати дюймовым лезвием, перерубающим с маху десяти сантиметровый березовый стволик, при должной сноровке - а она была дядей Федором накрепко вбита с моей скромной помощью в головы Лесной Стражи. Если на пути лезвия кхукри попадалась кость, к примеру, то никакой разницы оно (лезвие) между деревом и костью не делало, с успехом перерубая и то, и другое. Ну, или пальма - копье - меч на рукояти, которым можно и кабана остановить, если оный кабан будет иметь дурость на вас, вооруженного этим девайсом, напасть. И опять - при условии, умения копьем пользоваться, о чем уже сказано выше - "дядя Федор, он как вологодский конвой - шутить не любит." Эту шуточку, с позволения сказать, с моих слов, не особенно задумываясь над тем, что такое "вологодский конвой", по причине, слава Богу, незнакомства с оным, часто повторяют старички - старослужащие молодым стражникам, нещадно гоняя зеленых по "тропе смерти" и прочим "приятственным" для прогулок тренировочным местам, готовя пополнение к очередному смотру, или просто инспекторской проверке, которую будет проводить этот самый страшный "дядя Федор".
****
"Надо же, сам года не исполнилось, как сами пахнули.... Ну, если не так же, может чуть-чуть слабее, "- подумал я, выслушивая обстоятельный доклад пары стражников, особенно упирающих на эксклюзивный аромат пленного, приволокших на шесте упакованную бесчувственную тушку. Но подумал я об этом с одобрением, и даже, пожалуй, со скрытой гордостью за наши успехи в цивилизаторской деятельности. К хорошему привыкаешь быстро. К тому же мытье с отдушками делало моих бойцов незаметными в плане запаха даже для животных, чего уж говорить о жителе, задержавшемся в развитии на нижнем палеолите, в ашельской эпохе. Аки духи бесплотные, как вода на голову с небес в рекламе шипучки в нашем времени - "без вкуса, без цвета, без запаха" - свалились мои орлы на горемыку, он и мяукнуть не успел.
Я стоял и рассматривал извивающегося червяком археоантропа. Существо было немного ниже ростом, чем люди союзных племен, но повыше неандертальцев, живших с нами. Человек был значительно шире в плечах, имел развитую мускулатуру, но было видно, что он долго до этого дня голодал. Велел принести ему мяса. Пойманный с жадностью накинулся на кусок, не применяя рук, вцепился в него и сожрал урча и чавкая. Впрочем, руки применить ему было бы сложновато - они были привязаны к шесту. Одет человек был в стиле воинствующего минимализма - кусок грубо выделанной шкуры на бедрах, нитка крученной травы с немногими побрякушками на шее. Грудь украшали симметричные шрамы - очевидно, оставшиеся от обряда инициации. Судя по почти полному отсутствию бороды и усов, малый был, навскидку, лет пятнадцати. Слопав мясо, изучаемый объект уставился на меня одним глазом - второй медленно, но верно закрывался роскошным синячищем, "шедевром" произведений подобного рода, на пол-лица. "Горазды наши орлы синяки ставить - сразу школа братьев Ким видна - почерк характерный,"- подумал мимолетно.
- Ну что мне с тобой делать, и где твои немытые и небритые сородичи? - осведомился я у нарушителя спокойствия.
В ответ получил нечленораздельное мычание, бормотание, и попытку вцепиться зубами в ногу стоящего рядом стража. Наверное, хотел продолжения банкета. Страж с этим не согласился, бросил взгляд на меня за разрешением и получив оное на ментальном уровне, нагнувшись, резким ударом в область виска, отправил лежащего в глубокий нокаут.
- Не шали, - сурово произнес Молодой Бизон.
****
Между тем, сцена пополнилась новыми действующими лицами. По распадку, испуганно крича и подпрыгивая на ходу, валила немаленькая толпа нечёсаных сородичей нашего пленника. Человек сто, примерно, по приблизительным подсчетам, оглядываясь на ходу, и по силам прибавляя ходу, летела на нашу стоянку, а за ними - боже ж мой, какая "приятная" встреча, неспешно стелились семь смилодонов. Огромные кошаки порыкивали и взревывали противными голосами, - этакая смесь низкочастотного утробного мява и хрипа на пределе слышимого диапазона, и гнали человеческую орду прямо на нас. Предводительствовал этим безобразием мой зимний знакомый - матерый самец, встретившийся нам зимой. Прайд явно не бедствовал - кошки были сыты и довольны жизнью, и стремления к убийству питекантропов не показывали - явно тут действовал принцип: "Жрать таких - замучаешься кости из клыков выковыривать, больно надо, а вот выгнать из охотничьих угодий, что бы дичь не распугали - дело святое, как ни крути." За тремя мамками замыкая шествие весело задирая друг друга на ходу, скакали три мохнатых котенка размером с взрослого хаски - самки благополучно окотились в эту весну, и вставшие на свои лапы детеныши по меру сил добавляли в творившееся безобразие суматохи. С ловкостью опытных загонщиков четыре взрослых зверя сбивали орду в компактное стадо, не давая разбежаться отдельным троглодитам. Воины стражи, не дожидаясь команды, мгновенно построили перед лагерем заслон из щитов, и наклонили копья, встав на левое колено. Две децимы готовы были двинуться, сминая на пути все живое, не делая разбора между котами и людьми. Охотники, не входящие в строй щитоносцев, неторопко, но споро набросили тетивы, наложили стрелы, и замерли, готовые встретить надвигающуюся опасность стрельбой в упор. У меня не считая женщин, - семьдесят человек, из них тридцать человек - бойцы стражи старые и пополнение, обученное зимой - весной, остальные - просто охотники, получившие в дорогу "луки первого уровня, " - такие какие мы делали на первых порах - клееные берестой, рябина, кость в накладках, вполне достойный вариант, на пятьдесят шагов - верная смерть и стрела навылет.
Мои люди сосредоточенно молчали, готовые по команде каждый выполнить свою часть работы. Это было самым трудным в обучении новых наших соплеменников. Повиновение дисциплине строя, четкое знание каждым задачи своего подразделения и своей, безупречный автоматизм приемов, не принимался человеком каменного века изначально. Но стоило лишь довести до сознания воинов, что это необходимо как ему лично, но и всему племени - наступил перелом, и стража и ополчение стали именно военной машиной в хорошем понимании этого слова. Еще тысячелетия в моем мире существовала одна единственная тактика - стенка на стенку, а там - каждый сам за себя. Именно поэтому военные машины, наделенные четкой организационной структурой, перемалывали орды народов, отличающихся огромной личной храбростью и недюжинной силой. Так поступили египтяне с ливийцами, персы - с народами Азии, но столкнувшись с превосходящей их дисциплиною и структурным совершенством армией греческих городов, откатились на родину, куда вслед за ними, сияя медным оружием фаланг, пришли воины Александра и бросили к его ногам всю Ойкумену. Сама же Греция склонилась перед непревзойденными легионами Рима. Непревзойденными потому, что послеримская эпоха в отношении военного искусства, является лишь вариациями на тему организации и тактики легионеров, их структура, тыловые и вспомогательные части, те же саперы, так и не были превзойдены на протяжении человеческого средневековья. Варвары, сокрушившие империю, обязаны своим успехом не передовой военной мысли, а внезапности много численных нападений и развалу государственного аппарата. Рим пал. Вонючие орды не оставили камня на камне от величественных дворцов и храмов. А дороги, построенные легионерами, стоят и используются до нашего времени. Именно из этих соображений я взял за основу обучения методику подготовки римских легионеров и их пехотную тактику. До конницы у нас пока было далеко, но...
Еще минута, еще мгновение - и произойдет непоправимое. До бегущих остается жалких сто метров. И я принял решение, пропустить бегущую орду внутрь лагеря. Если повалят пару юрт, служащих нам походным жильем, - черт с ними, восстановим. Все можно восстановить, кроме человеческой жизни. Пока есть возможность превратить человека в союзника - ей надо пользоваться, "мэртвы пжелы не гудуть, да и мэду не дадуть", так кажется, говорили в наши времена в незалежной Украине.
По команде стражники резко раздались на две половины, образовав проход, то же сделали и лучники, давая пробежать объятым ужасом людям, чем те и воспользовались - а и деваться было некуда. Позади - материализовавшийся ужас эоценовой степи, готовый вонзить именно в тебя когти, а впереди - пока просто безмолвная стена непонятных неподвижных истуканов, отдаленно напоминающих человека (на моих людях были одета шлемы с "личинами")-возможно, они менее опасны. Во времена моего детства дед рассказывал мне об ощущениях солдата, бегущего в первую атаку, - каждый считает, что стреляют именно в него, и спасения нет. Примерно так чувствовали себя и питекантропы - за каждым из них бежал, весело скалясь и на ходу прикидывая вкусовые особенности предполагаемого блюда, - свой индивидуальный тигр. Шок - это по нашему, в общем, как то так. Пропустив последних - маленькую женщину с двумя ребятишками, одним постарше, уцепившимся за шею сзади, и маленьким совсем, прижимаемым ею одной рукой к груди, и мужчиной побольше, отчаянно тянущим ее за свободную руку, воины снова сомкнули щиты перед опешившими, лишившимися приятного развлечения, смилодонами. Резко затормозив и присев на зад, остановился, глава прайда и сердито зарычал, не решаясь, однако, атаковать стену.
****
- Где то я это уже видел! - мог бы подумать самец, если бы мог формулировать свои мысли, подобно человеку. Но он этого делать не умел, и потому перед ним просто пронеслись образы зимнего вечера, когда учуяв кровь и ужас множества копытных, он решил проверить, кто смеет нарушать покой на его территории. Тогда он встретил такую же стену щитов, и так же за стену вышел странный двуногий, от которого почти ничем не пахло - разве что минералом, встречающимся в руслах рек, совершенно бесполезным, обладающим резким вкусом и запахом. А еще от него слегка пахло кислотой, и что совсем странно - оленями карибу и собаками, изредка встречающимися около стоянок прайда. Но обычными двуногими - точно не пахло. Не было запаха дыма, пропитывающего эти существа насквозь, и запаха несвежего мяса, сопровождающего стада двуногих. Назойливые посетители были изгнаны с территории прайда. Вожак свою задачу исполнил. Но в прошлый раз этот интересный двуногий угостил вожака еще теплым оленем. Конечно, для разросшегося прайда маловато, но может и в этот раз от странного пришельца перепадет что либо полезное? И смилодон, как громадный пес, присев на задние лапы, застыл в ожидании. Нападать на испуганную орду существ - интересно и занятно. Другое дело - иметь дело с ними же, но готовыми к нападению с его стороны - результат сомнителен и непредсказуем. А пока нет от этих двуногих прямо выраженной агрессии - можно и посмотреть на редкое, с учетом уже виденного зимой, зрелище. И можно окончательно определиться, к какому роду существ их отнести - условно съедобных, но опасных, как те двуногие, которых он прогнал только что, просто опасных, как например, змеи, которых лучше обойти стороной, как подсказывает инстинкт и память предков, или - к движущейся части окружающей природы - ни то ни се, ни съесть, ни испугаться. К бесполезным, в общем. Двуногий стоял перед вожаком и издавал звуки. Тот с интересом прислушивался. Опасности не было.
- Ну и что дальше, хулиган пятнистый? - спрашивал я жмурящегося наглеца, поглядывающего на меня, как собака, - поворачивая башку с боку на бок.
- Ведь добезобразничаешься, получишь копье в бок от одиночного охотника - он с тобой рассусоливать, как я, не станет, увещевал этого проходимца.
- Как дальше жить будем? Ведь если наладишься в моем районе людей гонять, а пуще того - жрать, придется тебя со всем семейством, того, извини, на коврики пустить, моржа ты сухопутная!
Ну раз уж явился, хоть и без приглашения - угостим, так и быть.
Я распорядился отдать прайду сегодняшний трофей - тушу быка, уже со снятой шкурой, но не порубленной для костра и котла. Раздались недовольные голоса -
- Вы ему еще польку - бабочку спляшите, для аппетита, Дмитрий Сергеевич! - ясно, это супруги Ким упражняются в остроумии, новые соплеменники фамильярности подобной себе не позволяют, но тоже улыбаются, поняв смысл шутки.
- Ага, и на барабане сыграю, а ты аккомпанировать на губах будешь, договорились?
Мысль по поводу этих красивых и мощных зверей не оставляла меня с самой зимы. Смилодон вместе с уходом с исторической сцены его обычной добычи - мегафауны эоцена, так называемой "мамонтовой", обречен на вымирание. Можно попробовать в перспективе сохранить мамонтов и "сопровождающих их лиц". Но соседство с людьми этих, безусловно, прекрасных, сильных хищников, видимо, разумом ничем не уступающим собаке - чревато. А если попытаться их одомашнить? Ведь человек, ввиду особенностей строения пасти этих млекопитающих, может стать для них единственным источником пищи, не в смысле блюда - но источником, дающим пищу, пригодную для употребления такими зубами. К тому же, хищники, в силу эволюционных особенностей ставшие жить группами - стаями, прайдами, семьями, приручаются значительно легче, запечатлевая дрессировщика как старшего члена прайда. Так, в наше время, львы, живущие прайдами, дрессируются значительно легче, чем медведи, тигры и леопарды. Даже домашние кошки - это скорее не домашнее животное, а хищник, самостоятельный абсолютно и терпящий по необходимости около себя человека. А хотя бы и гигантопитеки могли бы стать для них кем то наподобие хозяев... Я на минуту представил себе нашу Кла, выгуливающую по берегу озера на якорном канате - поводке любимую болонку - махайрода Пусика и расхохотался. Сообщил о "видении" ментально товарищам - смех, а верней ржач натуральный, стал всеобщим. А почему бы и нет? Представьте, Клава, расчесывает любимого Пусю, купает его и оттаскивает от Белого Клыка со словами: "Не трогай его, Пуся, он может быть блохастый". Об увиденном мысленно я тут же передавал ментально окружающим, а помощники из числа добровольцев перли ошкуренную тушу к семейству смилодонов, и двадцати литровую банку - глиняную корчагу с тушёнкой, для установления более тесного контакта, мне под руку.
- Бу-га-га, - заливалось мое воинство, падкое на всякого рода юмор и приколы, всячески обсуждая способы кормления "от пуза" любимых домашних смилодончиков и способов ухода за ними, развивая тему, на предмет того, где больше всего любят эти звери, что бы их почесывали, и не загонит ли Бек тигра на дерево, как загнал намедни туда самку рыси, по каким то своим делам заплывшую на остров, и имевшую нахальство - или несчастье встретиться с Беком и его вассалами собачьего племени.
Я тогда оттащил остервеневшего пса от дерева, где нашла себе убежище рысь, а скорее - молодой рысенок, и поощрил его куском сушеной рыбы, по случаю оказавшегося у меня в руках - любимого, кстати, лакомства Бека и его сородичей. Я думаю, возможно это был подросший "мейн кун" встреченный Роксанкой прошлым летом, вернувшийся в родные места. Рысенок порскнул к берегу со скоростью котенка, удирающего под диван от хозяйского тапочка, и был таков, торпедой преодолев расстояние между островом и берегом озера. А гордый Белый Клык, сосредоточенно хрустел предложенной вкуснушкой, и глаза его горели синим пламенем газовой горелки, выражая всем окружающим понятную мысль: "Вот он я каков, герой и победитель злобных рысЁв и прочих вредителей лесов".
Тут в общий ментально - звуковой гул неожиданно вклинились довольно четкие образы, имеющие определенную эмоциональную окраску, но незнакомую "картинку", в том смысле, что когда приходилось мысленно общаться с людьми, передаваемые "картинки" имели вид некоего цветного комикса, сопровождаемого эмоциональным фоном, и выглядели, как если бы у человека между глаз находится цветной стереофотоаппарат и он снимает видимое человеком действие. Образы, получаемые мной имели совсем другой вид. Точка съемки находилась на уровне моего пояса и картинка была исполнена практически в черно-белом варианте, с оттенками красного цвета, изображающими людей и животных. И эмоции были проще, я бы сказал - символы эмоций. Подобное я уже встречал, общаясь с Беком и собаками, но их образы были туманны, и все застилала эмоция всеобъемлющей радости и доверия к человеку. Не буду описывать это подробно - читающий может сам спросить у любого хозяина собаки, любящего и любимого своим четвероногим другом, о том, что он испытывает, общаясь со своим питомцем. Где то на пути от камня к железу в нашем времени у человеческих особей заглохли способности на уровне чувств понимать своих близких, живущих на одной планете - от животных до человека. И кто в этом виноват - бог весть. Но некоторые отдельные представители человечества нашего времени еще не безнадежны. Только объясняют это всякой мутью типа экстрасенсорики и сверхестественного. Все гораздо проще, понял я, общаясь еще с неандертальцами - просто стремление понять и отношение равенства между общающимися, "небоязнь" открыть свои мысли ближнему - и все получится. Если у тебя нет желания что то скрыть от другого - все нормально. Если твоя голова - как чердак, набитый хламом подлости, жадности и стяжательства, готовности предать ближнего и поживиться при этом тридцатью серебряниками - гм., я думаю, твой собеседник сам не полезет в такое.... Ну, понятно что.
Так вот. Образы, передаваемые мне, были довольно четкими, и носили характер заинтересованности, сопровождаемой настороженностью и сознанием своей силы. Ментальный собеседник меня не боялся, но ясно давал понять, что на поводке он ходить не будет, а варианты возможного сотрудничества - охоты рассмотреть для обоюдной пользы готов. Я встретился глазами с вожаком. Вот те и на. Неужели он пытается наладить контакт? А я то ему чуть не кис-кис. А этот хитрый котяра моментально просчитал меня и показал, что он - по крайней мере, равный партнер, а не домашняя болонка. Ну что ж, попробуем так. Я вскрыл банку с тушенкой из оленины и пододвинул коту.
- Ешь.
Послал сигнал - удовольствие-еда-лучше чем в степи- рядом со мной - сытно и вкусно... кот недоверчиво обнюхал подношение. Лизнул. Сигналы в ответ:
- Мясо? Странный вкус, но приятно. Соль в мясе? Необычно. Но вкусно. Готов к сотрудничеству.
Наглею и посылаю следующий ряд:
- Ты - не трогать моих людей - не видеть в них пищу - мы вместе охотиться - мы - тебя угощать - вкусным мясом, гладить - чесать - доставлять удовольствие - дружить.
- Дружить - это что?
- Сотрудничество - совместная жизнь - не ради еды, ради радости общения.
- Зачем общение с другими? Меня все боятся в степи.
- Мы - не бояться тебя, мы - дружим ради дружбы, ради удовольствия, ради помощи. Когда кто-то тебя не боится - друг. Когда помогает тебе ради того, что бы тебе было приятно - друг, когда готов сделать для тебя то, что не можешь ты - друг, и картинка, взятая мной из иллюстрации к античной истории о рабе, вытащившим льву занозу из распухнувшей лапы.
В ответ получаю неожиданное:
- Получу занозу в лапу - приду к тебе, а пока - волна сдержанной благодарности за лакомство и неожиданный ужин.
Семейство величаво, оставив не обглоданные кости, удаляется восвояси. Даже тигрята не прыгают - сложно резвиться с полным пузом.
Ребята смотрят на меня слегка обалдело -
- Дмитрий Сергеевич, готов поспорить на что угодно, вы с ним разговаривали, - заявляет Антон Рябчиков.
- Похоже на то, а может и мне это только показалось...
- А чего он Вам сказал?
- Дружить готов, подчиняться не будет, но и о дружбе еще крепко поразмыслит клыкастой башкой, вот, как то так. А теперь давайте займемся участниками забега от саблезубых тигров.
****
Я оборотился к куче питекантропов, оправившихся от первоначального страха.
Нет, мне определенно везет на находки в начале пути, хоть домой опять с полдороги возвращайся. Просто отпустить их " на все четыре" не получается. Представьте только ситуацию: Где-то рядом, я думаю, километрах в двадцати, шатается первобытная орда. "На хозяйстве" в поселке Веры остался Федя с двадцатью бойцами, их количества и выучки хватит отразить любое нападение, но оно им надо? За его спиной еще и детский сад с малышами, и рядовые, так сказать, члены племени, мастерские, склады. Если эти несознательные пока граждане невзначай нападут на члена нашего сообщества.... Зная Федора, он не успокоится, пока последнего из них не закопает. Мне по возвращению из похода к Аркаиму будет предъявлены для отчета только земляные холмики и список потраченных боеприпасов... Поэтому надо принимать решение подобное тому, как было принято с неандертальцами - орду силовым методом приводить к подчинению, сажать на постоянное место жительства, где-нибудь рядом в пределах досягаемости с острова, под жесткий контроль. Во внутренние дела не соваться, за сопротивление давать по мордасам... Пристроить к какому ни будь полезному посильному делу, за которое обеспечивать пищей. В порядке обмена.
Идея, как всегда, пришла неожиданно - в одной из долин, примыкающих к озеру, имеются хорошие выходы гранита. В наше время там обнаружены остатки древних каменоломен. Хороший обработанный камень нам сейчас остро необходим, что бы обрабатывать камни - большого ума не нужно. Можно попробовать организовать родственников пленника на обработку месторождения камня, а дальше, по прохождению времени, решим, что с ними делать. Пришлось снова разделять отряд, выделив людей племени Кремня, как наиболее знакомых с древней технологией раскалывания камня, для охраны и сопровождения. Руководить этой компанией был поставлен Рябчик. Он, несмотря на молодой возраст - товарищ рассудительный, И по месту прибытия ему окажет посильную помощь Федор с бойцами, и племя Кремня в полном составе с Матерью племени его не оставит вниманием. Принцип должен быть - ты мне каменную плиту - я тебе паек. Много плит нужного размера - много еды. Нет камня - собирай пиявок в озере. Тем более, что они там не водятся.
Отобрав десяток людей из всех племен, назначаю командиром Антона Рябчикова. Ставлю ему задачу на следование в район будущих каменоломен и в обязанность - по прибытии на место - связь с Автономовым и Эльвирой.
Договориться с археоантропами удается неожиданно быстро. Люди, уставшие от постоянной жизни на бегу, выдавливаемые ото всюду племенами Совета вождей, а тут еще и эти кошки нарисовались.... Не погибнуть окончательно им позволило только гениально найденная и примененная на практике идея объединенной орды - племени, дающая возможность противостоять воинственных соседей, превосходя их числом настолько, что отдельные стоянки кроманьонцев не связывались с ордой, предпочитая отражать большой кровью неуверенные атаки. Если бы и кроманьонцев посетила мысль объединиться, что бы раз и навсегда покончить с назойливыми реликтами нижнего палеолита, то сегодняшнего разговора бы не было. Попрыгав и поухав, передав словами и образами свои пожелания, расстаемся довольные друг другом - так, относительно. Напоследок для спокойствия людей орды взамен утерянных плетенок с огнем, выдаю им наскоро связанные Антоном маленьким корзинки, обмазанные землей, с углями и гнилушками, в которых они привыкли хранить живое пламя. Кремень, кресало, лучковая "зажигалка" - дело последующего прогресса. Орда соглашается пожить на указанном месте, если условия их устроят - готовы помочь с камнем за еду. Если нет - уйдут. Антошке строго наказано после размещенья на месте послать гонца с отчетом по нашим следам.
Я планировал остановиться тут на дневку, что бы заготовить лес на плоты, на которых затем сплавиться по Миассу - он в паре километров, и спокойно плыть до самого Аркаима, почти, но придется снова собирать пожитки и идти в ночь - благо, что олени поели и немного отдохнули. Отдых еще наверстаем. Так как ночь, лучники идут с попеременно натянутыми луками - треть от всего числа, и один арбалет большой мощности тоже натянут и снаряжен, во избежание. Над колонной, закрепленные на палках, горят слюдяные фонари, задняя стенка внутри фонаря снабжена вогнутым зеркалом, покрытым золотой фольгой, и свет они дают удовлетворительный - не как днем, конечно, но на пяток метров дорогу видно хорошо.
Лесостепь вокруг кипит разнотравьем, густой дух цветов наполняет воздух. Ночами гул живой природы торжественным гимном жизни наполняет пространство вокруг. За ночь прохладный ветер уносит дневную усталость людей и животных. Днем жарко, монотонное движение каравана погружает в какой-то транс. Люди, собаки, олени движутся в едином ритме. Тонкая пыль садится на кожу и запекается коркой - соленой и ломкой. Жара.
Дозоров не высылаем, держимся кучно. К утру уставшие, но довольные выходим на хорошее место на миасском берегу, годное для пристани и плотов. Весь день рубим лес, вяжем плоты, гном Док, увязавшийся с нами, как он сказал : "для оценки будущих производственных возможностей", чуть не плачет над каждым бронзовым гвоздем или скобой, загоняемыми в бревна. Отвязаться от него мне удается только пообещав, что каждый гвоздь будет "ворочен взад" по прибытии к месту назначения. Бурчащий рядом Антон Ким поясняет, в чей именно зад он возвернет эти гвозди. Док вроде бы о судьбе драгоценных гвоздей успокаивается, и теперь ведет скрупулёзный подсчет выданного, тяжко вздыхая над безрассудно транжирящимися ресурсами. Мобилизовать его на рубку леса не удается даже Антону Киму. На обещание дать в репу за лодырничество, он отважно подставляет физиономию с выражением : "Всех не перережете", Антон плюет и уходит валить лес, на ходу кляня скупердяя и выжигу, замаскировавшегося лодыря Стокова. Положение неожиданно спасает жена Антона - Ирина. Она, ехидненько этак улыбаясь, обещает Доку, что кормить его тоже будет его же драгоценными "ах, гвоздиками", "ах, скобочками". Севка подхватывается и летит с топором навстречу трудовым свершениям. Тут же из леса долетает его возмущенный визг на тему: "кто так с драгоценными пилами обращается, нужно..." вопль замолкает - видимо угроза "дать в репу" исполнена. Дурдом. Я сижу посреди копошащегося муравейником лагеря и прикидываю итоги трех дней похода и перспективу попасть вовремя. Восседающие со мной вожди - союзники степенно убеждают меня, что все - ништяк (дословно, этому выражению они обучились у наших бойцов), и мы на месте будем во-время.
***
По берегу, не особо углубляясь в лес, мы нарубили отличных бревен для плотов. Сейчас, с хорошим инструментом это было достаточно легко. Сложнее было среди двух-обхватных великанов сосен выбрать стволы нормального - тридцати - сорока сантиметрового диаметра в комле, что бы тащить к месту сборки плотов их не надрываясь. Справились. "На раз" накатали столько материалов, что хватило бы на постройку небольшого поселка. Готовые плоты снабжали местом для приготовления пищи, набивая глиной, камнями и мелкой галькой очаги, и устанавливая котлы на треногах, и из предосторожности снабжая каждый котел "поплавком" из бревна, что бы найти в случае чего такую ценную вещь, буде плот разбит о камни на перекатах. Река была вполне полноводной, но - "береженого бог бережет". На плоты так же ставились прочные шалаши из толстых жердей, с хорошими нарами для отдыха людей, и выгородки для груза. За ними можно было укрыться в случае обстрела с берега - никто не знает, что может случиться в пути. Когда было все погружено, установили очередность вахт для рулевых и народа с шестами, задача которого была отталкивать плот от берегов подальше, или наоборот. Получилось десять плотов, разместились с комфортом.
Наутро после постройки плотов, проводили домой людей с оленями, значительно уменьшив количество сопровождающих стадо, потому что непредвиденная встреча с питекантропами сильно уменьшила количество нашего отряда. Решили в дальнейшем организовать здесь постоянный "порт" - уж очень место удобное. Я дал команду трогаться, и потекли томительные дни, скрашиваемые редкими остановками с выходом на берег для редкой охоты, и поиска вождями знакомых ориентиров - стоянок по сухопутной дороге к месту совета вождей. Мы выходили на берег в удобных для причаливания местах, как правило - галечных пляжах. Док мобилизовал с моего разрешения всех свободных людей на поиски "ништяков" к коим относились медные и железные руды - пириты, колчеданы, и прочие геологические полезности, пригодные для металлургии. Особо интересовало сырье для получения олова - касситерит, и совсем, не интересовало, как это может быть кому то странно - золото. Оно встречалось в нескольких местах, но к западу от Тургояка были месторождения гораздо богаче.
Места стоянок были расположены удобно - как правило, поляны с хорошим обзором, с менгирами - вертикально стоящими камнями, ориентированными по сторонам света, установленными на постаменты из плитняка. Иногда под ними располагались камеры из камня на один -два входа, тоже ориентированные по сторонам света. Лично проверял с компасом - мы уже сделали себе первые образцы этого прибора, с имевшегося образца, найденного в прошлом году, так как ничего сложного в том, что бы насадить металлическую стрелку на иглу в бронзовый корпус и разбить картушку на градусы, - нет.
У таких мест были следы костров, остатки легких строений типа шалашей. Иногда следы были свежими. На середине пути встретили старый знакомых Кремня, племя Детей Лесного Тура, живших гораздо севернее и дальше на восток, в районе впадения в Иртыш реки Исеть. Это была охотничья экспедиция, направлявшаяся за специфическими "трофеями" - бизонами, и турами, которые сейчас бродят от Балтики до Гудзона, через Берингов мост. Молодые охотники проходили обряд инициации, требовавший от молодого человека участия в такой охоте с непременной добычей животного. Справиться в одиночку, естественно, человек, тем более - подросток, с такой задачей не мог, но "в зачет" шло участие в этом небезопасном предприятии, старшие же наставники смотрели, что бы никто не увиливал от дел. Возвращались к родным очагам уже не юноши, а полноправные члены племени. Примерно тридцать человек молодых людей при трех опытных наставниках сейчас направляется к Аркаиму. Робкие поползновения пристроиться на наши плоты со стороны молодых, неожиданно было оборвано наставниками, требующими исполнить обряд до конца.
Через сотню километров пути встали встречаться поселения земледельцев, явно летнего характера. Я это определил по напоминающим поля участкам неправильной формы в поймах ручьев, с растущими однородными растениями, издалека похожими на злаковые, и овощные культуры типа лука и чеснока. Обитатели, завидев караван плотов, прятались, разумно полагая, что лучше перебдеть, чем недобдеть - в эти времена хорошего от чужаков ждать не приходилось. Около полей были поставлены маленькие шалашики. Члены нашего отряда неоднократно мне говорили, что внутри степи есть большие поселения, которые занимаются земледелием, куда можно заглянуть на обратном пути. В основном, пока плыли, мы питались рыбой. Рыбачили прямо с плотов. Ребята, как более привычные, удили с плотов на обычные удочки с волосяной леской. Попробовали примитивные блесны и спиннинговые катушки. Результат превзошел все ожидания. Непуганая рыба как будто очередь занимала, что бы попасть на крючок. Наши союзники из первобытных племен, предпочитали ждать крупную добычу с гарпунами у края плотов. Достаточно часто их ожидание оправдывалось крупным уловом - щука и сомы до полутора метров не были редкостью, но после того, как кто то здоровый уволок под воду бронзовый гарпун, глубоко впившийся в тело подводного монстра, а следом чуть было не отправился сам рыболов - спортсмен, не желавший выпускать из рук дефицитное орудие лова, я велел привязывать гарпуны к плоту веревкой. Самым большим был двухметровый сом, немного не дотянувший до восьмидесяти кило, вытащенный общими усилиями, с использованием сразу трех багров. Багры мы еще с озера Веры применяли на рыбалке, так как рыба плохо реагирует на приглашения посетить званый обед с ушицей, и всячески старается удрать с крючка, да еще и утащить его с собой - под водой бронза и железо в большом дефиците. Багор позволяет решить подобные проблемы. На бедного сома навалились толпой, выдернули чудовище из воды, ценой купания в воде и трех рыболовов. Мясо пойманной рыбы не воодушевило - пахло тиной и болотом. По общему решению остатки сома отдали собакам. Те дар приняли охотно, не чинясь.