Вниз вела лесенка, такая узкая, что ходить по ней могли только куклы. Или приведения.

– Следуйте за гномоном, – зашептал Даррел брату в самое ухо. – Давай, зайди в склеп, спустись в подземелье. А потом куда? А ведь у каждого подземелья свой страж – запомни это!

– Да помню я.

Согнувшись почти вдвое, Вейд еле протискивался вниз на дрожащих ногах. Но вдруг замер и поднял голову.

– Папа, а ты с нами не идешь?

– Боюсь, я не здесь помещусь, – хмуро ответил тот.

На улице завыла сирена. Все замерли. Звук становился громче, достиг максимума, сменил тональность и растворился вдалеке.

Вейд вспомнил, что такое явление называется эффектом Допплера: чем дальше объект, тем его звук ниже. Чистая наука. На науку всегда можно положиться. Она основана на рациональности, на логике. Не признает стражей подземелья, привидений и крыс… Ну, крыс, может, и признает.

– Я послежу здесь, – добавил доктор Каплан. – Возьми мои конспекты. Если увидишь там какие-то записи – перепиши сюда. А затем выбирайтесь – и мы едем домой. Дело закрыто.

Вейд набрал в грудь побольше свежего воздуха склепа – и продолжил спуск. За ним начали спускаться Лили с телефоном и Бекка. Даррел, сделав первый шаг в подземелье, произнес:

– Я буду очень расстроен, если встречу скелеты последних детишек, которые туда пробрались…

Стены по обе стороны лестницы были черными от времени и скользкими от лишайника.

– Ну, это прямо как… – начала было Лили, но тут же умолкла, направив на стены луч фонарика. – О-хо-хо.

Ниши, выдолбленные в стенах, оказались забиты десятками черепов и грудами костей.

Даррел опустил голову.

– Я так и знал. Мы все погибнем. Официально заявляю: я очень расстроен.

– Это катакомбы, – прошептала Бекка. – С сотнями, если не тысячами скелетов.

Вейд чуть не упал, споткнувшись о железную решетку, что давным-давно отвалилась от одной из ниш и позволила осколкам костей рассыпаться по ступенькам. Подняв решетку, он прислонил ее к стене и освободил проход.

– И все они – предки Фриды Купферман? Ох, и до фига же их тут…

– Не все, – отозвалась Лили. И осветила фонариком несколько других ниш. Под каждой из них виднелась гравировка: «1794».

– Может, тогда случилась эпидемия чумы? Или война?

– Или мы идем дальше – или возвращаемся, – сказал Даррел. – Здесь я больше не могу.

Они миновали груды костей и спустились на нижнюю площадку, в правом углу которой – в той же стене, что и склеп наверху, – виднелся очередной ход дальше. Никто не выказал желания быть первым, и Вейд, согнувшись в три погибели, нырнул в дыру и переполз на следующий уровень, еще на четыре ступеньки ниже. Все последовали за ним.

Подземелье оказалось точно такого же размера, что и склеп наверху, правда, с таким низким потолком, что передвигаться приходилось на четвереньках.

Как под водой. Вот именно так чувствуешь себя под водой.

От запаха плесени Даррел бесконечно чихал. Бекка молчала – думала, наверное. Она всегда думает.

– Эй! – воскликнула Лили. – Смотрите!

В тусклом свете фонарика они увидели, что все стены покрыты граффити, но отнюдь не теми, что можно увидеть на улицах любого современного города. Процарапанные и выбитые в камне надписи, цифры, инициалы и схемы, похожие на неведомые иероглифы. Некоторые, судя по всему, появились очень давно.

Бекка шепотом сказала:

– Вот эту надпись сделали в 1607 году. Люди приходили сюда с незапамятных времен.

– И похоже, все до одного умирали, – добавил Даррел. – Идем дальше!

На стене напротив спуска была прикручена толстая бронзовая пластина, похожая на дверь, которая вела в склеп. Вейд встал перед ней на колени. Бекка подползла к нему и встала рядом.

– Слишком маленькая, чтобы скрывать еще один склеп, – сказала она. – Скорее всего, там тайник.

На пластине был изображен герб – щит, над которым причудливой вязью переплелись три латинские заглавные буквы: разобрать их получилось не сразу.

Наконец, Лили зачитала:

– G… A… C.

Над дверкой прямо в камне была вырезана надпись:

«ПЕРВАЯ ПРИВЕДЕТ К ПОСЛЕДНЕЙ».

Вейд перенес буквы и фразу на последнюю станицу тетради, следом за расшифрованным письмом дяди Генри и посланием, которое оставила на пыльном столике фрау Мюнх.

Кроме герба, других изображений на бронзовой пластине они не нашли – только в одном углу виднелось круглое пятнышко размером с десятицентовую монету. Подсвечивая телефоном, Лили провела по нему пальцами.

– Это же не кнопка? – уточнила Бекка.

– Ты знаешь, больше похоже на сеточку, за которой спрятан микрофон, как на телефоне или компьютере. Вот смотри.

Лили вытащила планшет и показала подруге: в углу был такой же кружок, только гораздо меньше.

– Для распознавания голоса? Или защита доступа? – предложил Даррел.

Сверху позвал доктор Каплан:

– Дети, нашли что-нибудь внизу? Нам лучше не задерживаться. – Судя по голосу, он нервничал.

– Здесь, кажется, какой-то тайник, – сообщила Лили.

– Вы открыли его?

– Пытаемся, – ответил Вейд.

Даррел покачал головой:

– Допустим, это тайник, единственный способ открыть который – сказать что-нибудь в микрофон. Мы же не знаем, что именно туда говорить. И даже подсказок у нас нет.

Но Бекка возразила:

– Думаю, что подсказка у нас есть. До сих пор все ключи дяди Генри отлично работали. А он дал их нам целую связку. Послания, карта Вейда, солнечные часы, название склепа. Тут на каждом шагу подсказка. Может, сработает то, что мы уже знаем.

– Получается, чтобы открыть тайник, мы должны произнести в микрофон определенные слова. Какие? А вдруг механизм защиты настроен на конкретный голос? – задавал вопросы Вейд, одновременно листая отцовскую тетрадку.

– Дядя Генри направил нас сюда. Зачем бы он это сделал, если бы не был уверен, что мы сможем открыть тайник? – спросила Лили.

– Погодите-ка! – воскликнул Даррел и неестественно изогнулся. Оказалось, он полез в карман, чтобы достать камертон, который вложила ему в ладонь старая экономка. – Вдруг дверку открывает вовсе не человеческий голос. Не этот ли ключ нам нужен, чтобы открыть тайник, а?

– Разумно, – согласилась Лили. – Если этот тайник – всего лишь часть чего-то большего, он не должен быть привязан к голосу одного человека. Иначе, если с тем человеком случится беда, он никогда не откроется…

– Сюда едет машина! – донесся сверху громкий шепот доктора Каплана. – Выбирайтесь!

Все действительно услышали хоть и тихий, но хорошо различимый шум приближающегося автомобиля.

– Давайте дальше! – вернула их Бекка. – Сколько нот на камертоне?

– Полная октава, включая бемоли и диезы.

– Сыграй все ноты в микрофон, – сказала Бекка.

Даррел приблизил инструмент к металлической сеточке. На каждой ноте Вейд надеялся, что сейф распахнется, и они получат право убираться из подвала. Но пока результата не последовало.

– Дети, что там у вас?

– Еще раз! Во время некоторых нот я слышала какие-то звуки, – сказала Лили.

Даррел еще раз проиграл ноты:

Ля… щелк! си бемоль… си… до… щелк! ре бемоль… ре… ми бемоль… ми… фа… фа диез… соль… щелк! ля бемоль… ля… щелк!

На трех нотах сейф действительно чуть слышно щелкнул. Ля, до, соль.

Бекка на пару секунд крепко зажмурилась и, открыв глаза, сказала:

– Еще одна подсказка. Ноты написаны на тайнике – их латинские обозначения.

Даррел снова взял на камертоне три найденные ноты: сейф трижды щелкнул, но не открылся.

– Сколько комбинаций дают эти три ноты?

– Шесть, – незамедлительно ответил Вейд. Он и себе самому напомнил компьютер, но времени на стеснение не оставалось: задачка была простой, и он ее решил. – Соль-ля-до, соль-до-ля, ля-соль-до, ля-до-соль, до-соль-ля, до-ля-соль.

Даррел начал перебирать варианты.

– А если все ноты сыграть сразу? – спросила Лили. – Не отдельно, а вместе. Аккорд называется.

– Я знаю, что такое аккорд. – Даррел бросил на нее возмущенный взгляд. – Но эти три ноты расположены не рядом. Я знаю, что много болтаю, но у меня только один рот, а не три.

Лили засмеялась:

– Зато у нас не один! Я хочу сказать, вдруг сейф рассчитан на то, что один человек его не откроет. Такая мера защиты. А втроем мы можем сыграть все три ноты одновременно.

Даррел уставился на Лили.

– Втроем на этом малюсеньком камертоне? Еще чего! Сначала держаться за руки, теперь это… Я так близко никого не подпущу. Не переношу…

Рассуждения Даррела прервал взволнованный шепот доктора Каплана:

– Вылезайте! Тут полно машин. Полиция, наверное, узнала, что мы влезли сюда. Нас арестуют.

Бекка покачала головой:

– Хватит двоих. Если ля бемоль закрыть пальцем, соль и ля сможет сыграть один человек. Тогда одному останется сыграть до. Кто мне поможет?

– Я возьму соль и ля, – выпалил Вейд неожиданно для самого себя.

– Вылезайте! Немедленно! – крикнул Роальд.

– Давай! Быстро!

И в тот же миг Бекка прижалась щекой к его щеке, он почувствовал, как ее волосы щекочут ему лицо. По кивку они одновременно сыграли три ноты: соль-до-ля.

Раздались три щелчка. За бронзовой дверкой ожили скрытые механизмы, что-то зашипело, и подземный тайник фамильного склепа Купферманов на берлинском кладбище распахнулся.

* * *

– Ворота заперты, мисс Краузе…

– Ломай их! – крикнула Галина с заднего сиденья.

Серебристый джип рванул вперед, проломил ворота и со страшным ревом понесся по центральной аллее кладбища.

* * *

В тайнике на бархатной ткани лежал короткий кинжал. Казалось, что он лежит там уже много столетий.

Волнистый клинок из закаленного железа в дюйм шириной у основания плавно сужался и заканчивался тонким, точно жало, острием. На рукоятке из белой кости переплелись две буквы – точно так же, как и те, что венчали геральдический щит на дверце.

А.М.

Вейд взял кинжал в руки, и в тот же миг сердце его забилось быстрее, в ушах загудело.

– Ох ты ж, какой тяжелый. И правда старинный. Такой…

– Дети! Судя по шуму, здесь целая армия. Нужно уходить! – почти кричал Каплан.

Вейд успел захлопнуть дверцу тайника, прежде чем Бекка потащила его за шиворот к выходу.