– Хорошо, – сказала Эмми; но в тот же миг ее обожгла тревога: – Будь осторожна, Ди! Как бы он не...

– Если это полицейский, то бояться нечего. Но все равно: я сначала вызову такси, а когда оно подъедет, сразу выбегу на улицу. Пока.

Диана бросила трубку. Эмми включила ночник. Часы показывали двадцать три минуты третьего. Она выбралась из кровати, подошла к домофону в холле верхнего этажа и позвонила ночному швейцару. Услышав – не сразу – его сонный голос, Эмми сказала, что ждет к себе миссис Уорд, и не будет ли он столь любезен встретить ее и проводить наверх. "Да, мадам", – ответил швейцар, и Эмми явно расслышала тяжкий вздох. Она надела пеньюар и тапочки и принялась ждать.

Пробило три, а Эмми все ждала. В три с четвертью она перезвонила Диане, но никто не брал трубку. В полчетвертого она повторила попытку. Без четверти четыре она решила, что пора звонить в полицию. Когда она начала набирать номер, на десятом этаже наконец раздался долгожданный дверной звонок. Эмми бросилась открывать. На пороге стояли Диана и Дуг. Дуг был бледен, с потухшим взглядом; Диана, напротив, выглядела веселой и жизнерадостной.

– Извини, Эмми, – прощебетала она. – Знаешь, я вызвала такси, как и собиралась; но вдруг подумала, что Дуг, наверное, у Коррины – вбивает ей в голову эти несчастные строчки – и я решила его спасать, поехала туда и ждала, пока они закончат работу. Но потом я поняла, что ты волнуешься, и мы...

– Я уже собиралась звонить в полицию! – голос Эмми звенел от гнева.

– Ох, – Диана слегка смутилась. – Я не думала, что ты так расстроишься. Просто нужно было спасать Дуга, а я знаю адрес Коррины, ну и... А наш полицейский меня преследовал.

Дуг огляделся и сел.

– Тот, маленький, в очках? – спросила Эмми.

– Да! Я его видела. У него, наверно, за углом стояла машина. Я-то сделала, как собиралась – вызвала такси и, как только оно подошло, выбежала из дому. Но не успели мы доехать до Мэдисон-Авеню, как за нами пристроилась какая-то машина. Я загоняла бедного таксиста – то налево, то направо, то дворами, то по кругу – прямо как в кино, – но тот, другой, так и висел на хвосте. Возле дома Коррины я выскочила из такси и бегом бросилась ко входу. Конечно, скорей всего, это полицейский в штатском, но я не люблю полагаться на случай. Швейцар впустил меня... – Диана хихикнула. – Нельзя сказать, чтобы Коррина была счастлива меня видеть. По правде говоря, повторилась утренняя сцена. Она опять начала предъявлять мне обвинения, с тем же пафосом... ну, ты помнишь... – Внезапно голос ее стал сухим и холодным: – О, привет, Джастин.

Действительно, на пороге возник взъерошенный Джастин, разбуженный звонком и голосами. Он был облачен в роскошную алую пижаму; глаза блестели от любопытства.

– Кого-нибудь еще убили? – с живейшим интересом осведомился он.

Дуг издал, по мнению Эмми, нечто среднее между стоном и вздохом, а Диана вспыхнула, как спичка:

– Пока нет, но если ты не заткнешься, кого-то убьют наверняка!

– Уж не меня ли? Да нет, вряд ли. Ты не станешь входить в одну реку дважды.

Диана в ярости повернулась к Дугу:

– Едем домой! Я ни секунды не останусь под одной крышей с этим... с этим...

– С этим предателем? – услужливо подсказал Джастин. – С этим злодеем-отчимом? С этим...

– С этим старым дураком! – отрезала Диана и решительно направилась к двери, но вдруг обернулась:

– Прости меня, Эмми. Мне очень жаль, что я заставила тебя волноваться. Идем, Дуг!

Дуг поднялся, скользнул по Эмми невидящим взглядом и со словами "Спасибо, спокойной ночи" вышел следом за женой. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Эмми, помня наставления Сэнди, заперла ее на задвижку. Джастин одобрительно кивнул:

– Молодец. Лишняя осторожность не повредит. А то ходят всякие, а потом люди погибают...

– Джастин, – в отчаянии взмолилась Эмми, – прекрати говорить о Диане так, будто она убийца! Я не потерплю этого!

Джастин приподнял бровь – но тут же примирительно произнес:

– Ладно, ладно, дорогуша. Как скажешь. А что, по-твоему, Дуг делал у Коррины?

– Ты же слышал. Заставлял ее учить роль.

– В три часа ночи? Нет-нет, я ничего не говорю. Ты, конечно, права. Действительно, не похоже, чтобы Дуг питал к Коррине нежные чувства.

Джастин пошел было к себе, но на пороге остановился и бросил через плечо:

– Все равно, это она его убила. Вот увидишь.

С этим словами он быстро шмыгнул в свою комнату и закрыл за собой дверь.

Эмми пришла к себе, погасила свет – и снова пожалела о том, что не может от души отхлестать отчима по щекам. Ветреный, как бабочка, беспечный, как воробей... Но Эмми всегда подозревала, что в глубине его души кроется способность к здравомыслию, и в один прекрасный день она даст о себе знать. По крайней мере, дело с ростовщиком закончилось благополучно, и Эмми была этому несказанно рада. Она тешила себя надеждой, что такие уроки забываются не скоро. И все же, все же, несмотря на все свои причуды, Джастин сделал ее мать счастливой... Все ее размышления об отчиме неизменно сводились к этому...

Эмми всегда жалела о том, что так плохо помнит отца. Он, судя по всему, был очень талантлив по части финансов, потому что не только сохранил капитал Ван Сейдемов в трудные времена, но и немало его приумножил. И, наверное, ведение дел доставляло ему удовольствие. Отец любил дочерей, но никогда не был особенно близок с ними – возможно, к сыну он проявлял бы больше интереса. Но, так или иначе, он вложил в Эмми – и отчасти в Диану – чувство ответственности по отношению к деньгам. Одна мысль о том, как воспринял бы отец безумные долги Джастина, заставила ее содрогнуться...

Сэнди сказал, что деньги – это головная боль, о которой многие мечтают. Сам он зарабатывал себе на жизнь с той самой поры, как окончил юридический колледж. Его мать круглый год жила в Палм-Бич, и Эмми знала – хоть и не помнила, откуда, – что Сэнди берет на себя все ее расходы. Что ж, это справедливо: ведь мать наверняка многим пожертвовала, чтобы дать ему образование...

Эмми сотый раз перевернулась с боку на бок. Хоть бы Дугу удалось уснуть, подумала она. Он выглядел совсем измученным. Еще бы – накануне премьеры...

Она стала вспоминать, как познакомилась с Дугом и влюбилась в него – по крайней мере, так ей тогда казалось. Но это не продлилось долго; она даже почти не ревновала, когда Ди вышла за него. Все это осталось в прошлом; и, по правде говоря, больше в ее прошлом ничего особенного и не было... Все равно, Эмми всем сердцем надеялась, что премьера пройдет успешно... Гил Сэнфорд убит... как это ужасно... Полиция нашла пистолет Ди... это тоже ужасно... Мысль о Гиле скользила по краю ее сознания, как и при его жизни. Всегда смеющийся, расточающий комплименты дамский угодник... какой бы он ни был, он не заслуживал смерти! Нет-нет, она не будет о нем думать! Красивое, улыбающееся лицо Гила расплылось у нее перед глазами, превратившись в облачко; но в этом облачке было что-то зловещее, сулящее большую беду...

Наконец Эмми уснула. Спала она беспокойно и видела сны, но поутру не могла их вспомнить.

Утром позвонил Сэнди и сказал, что новостей по-прежнему нет; если полиция и обнаружила какие-то улики, то он об этом не знает. Он пригласил ее и Джастина поужинать и сказал, что непременно пойдет на премьеру и, поскольку Эмми и Ди будут сидеть рядом, то он вполне может усадить Джастина с собой.

К тому времени, как Эмми спустилась вниз, Джастина уже и след простыл. Газеты, как всегда, были разбросаны по столу. Эмми бегло просмотрела их: известия об убийстве Гила Сэнфорда перекочевали с первых страниц на более отдаленные. Наверное, это хорошо, подумала Эмми. А может быть, и нет. Она уже ни в чем не была уверена.

Почти все утро Эмми бесцельно слонялась по дому. На этот раз убирать квартиру пришла другая женщина, но, видимо, и она получила инструкции от Агнес, поскольку приготовила мясо в горшочках и сообщила Эмми, что оно прекрасно сохранится в холодильнике до завтра, если сегодня они не ужинают дома. Эта женщина тоже читала в газетах об убийстве Гила; сверля Эмми острыми глазками, она причитала, как ей жаль бедного мистера Сэнфорда, и какой ужас, что мисс Ван Сейдем пришла через считанные минуты после трагедии...

Эмми перебросила через руку пальто – майский день неожиданно выдался холодным и ветреным – и с достоинством удалилась. Она перешла улицу и двинулась по широкой парковой аллее. Она нанесла визит вежливости в "Бонуит" – новые белые перчатки к премьере; затем в "Бергдорф" – несколько пар чулок. Когда Эмми принесла покупки домой, уборщица, к счастью, уже ушла, и в доме воцарилась благословенная тишина. Эмми положила на стол свертки – один с фиалочками, другой розовато-лиловый – и посмотрела на часы. Забыла спросить у Сэнди: нашла ли полиция на пистолете какие-нибудь отпечатки пальцев, кроме Дианиных? Да он, наверное, и не знает...

Если кто-то и звонил в отсутствие Эмми, уборщица не известила ее об этом: ни на столике у кровати, ни в крохотной "телефонной" комнатке под лестницей не оказалось никаких записок. Огромная квартира была отлично проветрена и сверкала чистотой, но пустые комнаты вселяли в Эмми щемящее чувство одиночества. Она поняла, что имела в виду Диана, когда говорила накануне, как неуютно ей в доме одной. Эмми постояла у окна, глядя, как закатные тени красят темнеющее небо... Пора принести чего-нибудь выпить для Джастина и Сэнди – и наряжаться на премьеру.

Эмми принесла графинчик, бокалы и лед, поставила все это, как обычно, в гостиной, включила свет – и направилась к себе наверх. Трепет предвкушения праздника начал охватывать ее. Интересно, что чувствует Диана? Наверное, дебют мужа-сценариста – это и страшно и радостно одновременно...

Полная решимости не подвести сестру, Эмми извлекла на свет длинное элегантное вечернее платье абрикосового цвета, прекрасно оттенявшего ее светло-каштановые волосы. Платье великолепно облегало ее фигуру, и Эмми осталась довольна своим отражением в зеркале. Она взяла позолоченную театральную сумочку, бросила туда деньги, ключи, помаду и спустилась вниз. Еще на лестнице она услышала позвякивание льда о стенки бокалов. Джастин сидел в любимом кресле, с привычным удовольствием прихлебывая виски, но, увидев падчерицу, вскочил, как ужаленный:

– Эмми! Ты прелесть! Откуда у тебя это платье?

Джастин никогда не скупился на похвалы, но сегодня Эмми они были особенно приятны. Однако она ответила:

– Этому платью сто лет.

– А я его не помню.

– Наверное, я редко выхожу в свет. Или часто ношу одно и то же.

Джастин нахмурился:

– Можешь мне не верить, Эмми, но меня беспокоит твоя судьба. Когда-то мне казалось, что тебе по душе Дуг Уорд, но малышка Ди заграбастала его. Впрочем, ты, кажется, не слишком горевала?

– Горевала, – созналась Эмми, – но недолго. И это было ужасно давно. Теперь уже неважно. Знаешь, я очень надеюсь, что премьера пройдет успешно.

– Да. – Джастин вдруг посерьезнел, что случалось нечасто. – Плохо, когда мужчина полностью зависит от жены и должен отчитываться за каждый цент. Не пойми меня превратно, Эмми. Твоя мать была единственной женщиной, которую я любил по-настоящему. Я не говорю, что у меня не было других женщин, – добавил он с очаровательным детским простодушием, – но твоя мама – о, она была славная девочка!

– По-моему, ей вообще не приходила в голову мысль о том, кому принадлежат деньги.

– Если и приходила, она умело это скрывала. Она была щедрой. Щедрой и великодушной. А что ты думаешь о Сэнди Путнэме?

Эмми вспомнила, как Сэнди поцеловал ее – точней, как они поцеловались, исправила она себя, – плеснула себе вина и сказала, не глядя на отчима:

– Я думаю, что Сэнди изо всех сил старается содержать себя и свою мать.

– Ну, тебя ему содержать не придется. У тебя-то деньги есть.

– Я не собираюсь замуж за Сэнди, во-первых; а во-вторых, он не делал мне предложения. А что касается денег Ван Сейдемов... их осталось не так уж много.

– Мне очень неловко за те сорок тысяч, Эмми. Пришлось трогать основной капитал?

– Да, – коротко ответила Эмми и посмотрела ему в глаза: – Джастин, пожалуйста...

– Не надо, Эмми. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я научен горьким опытом и обещаю больше не играть. – Джастин вздрогнул – как показалось Эмми, искренне. – Знаешь, не очень-то приятно ходить по улицам, зная, что в любую минуту тебя могут пристрелить или... Ну все, ты заплатила, и это больше не повторится... А Сэнди идет на премьеру?

– Да. Ох, я забыла. Он пригласил нас с тобой в ресторан.

– Прекрасно. Мальчик хорошо воспитан, вот что я тебе скажу. Хочет отдать долг вежливости за вчерашний ужин. Пойду, переоденусь. – Он налил себе еще, с наслаждением отхлебнул и отправился вверх.

Сэнди прибыл при полном параде: черный галстук, смокинг прекрасного покроя, рыжие волосы гладко зачесаны назад.

– Боже... – сказал он, восхищенно глядя на Эмми. – Какая ты... о Боже! – Он заключил ее в объятия – и снова, Эмми была уверена, поцелуй продлился дольше, чем они оба того хотели. Она покраснела – и разозлилась на себя за это.

Эмми проводила его в гостиную и предложила выпить, пока Джастин одевается. Сэнди подошел к столику с напитками.

– Есть новости? – спросила Эмми.

– Нет, не думаю. Точнее, не знаю. Трудно сказать. У полиции свои методы, и никто не собирается ставить меня в известность – по крайней мере, на данном этапе.

– Они нашли какие-нибудь отпечатки пальцев на пистолете?

Сэнди помотал головой, отчего его тщательно причесанные волосы немедленно приобрели более привычный вид.

– Я же сказал: не знаю.

– А я все время боюсь.

– Естественно. Я тоже. Зато Ди ничего не боится. Не то чтобы она была безмятежно спокойна, но... как-то слишком уж она уверена в себе. Я чувствую, вот-вот разразится гроза. – Сэнди поежился, что было совсем на него не похоже, сел, выпил и, подняв взгляд, негромко воскликнул:

– Боже правый!

Эмми обернулась. Джастин застыл в дверном проеме, словно давая им возможность в полной мере оценить его элегантность. Во фраке и белом галстуке он выглядел точной копией денди эпохи Эдуардов. Наконец Джастин вплыл в гостиную, пожал руку потрясенному Сэнди и налил себе еще выпить.

– А что? – он воинственно выпятил грудь. – В конце концов, это первая постановка моего зятя. Или, как минимум, мужа моей падчерицы...

Он залпом опрокинул бокал и заявил, что пора отправляться.

– На улице зябко, – сказал Сэнди. – Надела бы ты пальто, Эмми.

Эмми достала из гардероба в холле соболий палантин. Непростительное мотовство, весело подумала она – на эти деньги в свое время можно было купить что-то более важное и полезное, чем шикарные меха. Но, повернувшись к Сэнди и Джастину, она мгновенно поняла, что палантин стоит своих денег: оба мужчины смотрели на нее с откровенным восторгом, и ей это льстило. Эмми сразу успокоилась; предвкушение радостного вечера заполонило ее – и она даже рассердилась на себя за то, что так себе нравится.

Они отправились в "Сардис". Там, как всегда, было полно народу, но Сэнди заранее заказал столик. Знаменитости дружелюбно поглядывали на них с фотографий на стенах, и вообще атмосфера была живой и теплой. Почти все, кто ужинал там, по всей видимости, собирались в театр – может быть, и на пьесу Дуга. Люди то и дело поглядывали на часы. Когда Эмми и ее спутникам подали кофе, зал уже начал пустеть.

Эмми было приятно идти между Джастином и Сэнди; ей нравилось ощущать себя частичкой вечернего Нью-Йорка, и она с радостным волнением ждала начала премьеры – премьеры Дуга.

В фойе было полным-полно народу; в партере почти не осталось свободных мест. Внезапно Эмми с неприятным чувством вспомнила слова Дианы о том, что, что история с убийством – это сенсация, которая может сработать приманкой для публики. Она мигом отогнала эту мысль. Сэнди проводил Джастина на его место и пошел с Эмми искать Диану. Та уже ждала их; рядом с ней пустовало кресло – для сестры. Если Эмми в абрикосовом платье выглядела привлекательной и элегантной, то Ди была попросту ослепительна. Она помахала Сэнди рукой в белой перчатке:

– В антракте увидимся! Садись, Эмми. Ну что ж, – Диана окинула сестру оценивающим взглядом, – молодец, приоделась. Но, Эмми, ведь этому платью года три, не меньше.

Эмми рассмеялась:

– А мне мои платья начинают нравиться только после того, как пролежат три года. Ди, ты великолепна!

– Правда? – Диана вдруг озаботилась. – Я не слишком много на себя нацепила? Не хочу выглядеть рождественской елкой.

На ее шее, в ушах и в прическе сверкали бриллианты.

– Ты не можешь выглядеть рождественской елкой, Ди, – улыбнулась Эмми. – Как Дуг? Где он?

– Меряет шагами уборную. Или аллею перед театром. Как тигр в клетке. Сегодня жуткий день. С утра разрывается телефон. Ну ничего, скоро все это кончится. Два часа, – сказала она с умудренным видом, – всего два часа требуется, чтобы ублажить этих юнцов в первом ряду – театральных критиков. Только после этого станет ясно, будет пьеса жить или умрет, едва родившись. А вот и музыка.

По залу прокатилось волнение, и Эмми опять усмотрела в этом нечто большее, нежели естественное любопытство публики перед премьерой. Когда подняли занавес, она явственно услышала, как зал вздохнул и затаил дыхание.

На сцене появилась Коррина, раздались аплодисменты – и действие началось.

Эмми напряженно следила за реакцией зала. Вроде бы все шло неплохо – публика в нужных местах смеялась, в нужных местах хранила молчание. После первого акта сестры не пошли в фойе – к ним подошел Сэнди и сказал, что он только что прогуливался с Дугом по аллее Шуберта.

– Пойти, сказать ему, что все хорошо?

– Да, – сказала Диана.

Второй акт тоже прошел гладко. Коррина ни разу не забыла текст; юный мистер Такер наконец-то рискнул расстаться со своими бусами. Финальная сцена акта удалась на славу – в зале вспыхнули аплодисменты. Во втором антракте Эмми и Диана вышли в шумное, задымленное фойе. Сразу же сверкнула фотовспышка: какой-то репортер узнал сестер Ван Сейдем. Джастина не было видно ("...наверняка сидит в баре", – предположила Диана), Дуга и Сэнди – тоже.

Антракт оказался коротким, без перемены декораций. Сестры вернулись в зал. Спектакль закончился в считанные минуты – по крайней мере, так показалось Эмми. Она жадно вслушивалась в аплодисменты, пытаясь уловить в них нечто особенное, но нет – это были просто аплодисменты. Занавес снова поднялся, актеры раскланялись... Эмми так и не поняла, успешно ли прошла премьера.

– Дуг попросил меня подняться за кулисы и всех поздравить, – сказала Диана, – но я не пойду.

– Что ты! – воскликнула Эмми. – Они же так старались! Они ждут...

– Поздравлять эту корову, Коррину? – фыркнула Ди. – Нет уж, спасибо!

Откуда-то из толпы вынырнула рука Сэнди и легла на ладонь Эмми. Она подняла глаза – и по его лицу сразу поняла (так ей потом казалось), что произошло.

– Идемте, девочки, – негромко сказал Сэнди. – Там... в общем, нужно незаметно выйти. Они ждут.

Диана глядела на него широко раскрытыми голубыми глазами.

– Да, – кивнул Сэнди. – Полиция. Боюсь, что они... они нашли новые улики, Диана.

– Новые... – одними губами прошептала Ди.

– Да. Это арест. Ничего не признавай. Я буду с тобой.

Диана поморгала, растерянно посмотрела на Сэнди; затем оглядела себя сверху вниз:

– Но не могу же я идти в тюрьму в таком виде...

Это была первая неделя мая. В первую неделю октября Диану Уорд признали виновной в убийстве без смягчающих обстоятельств, приговорили к пожизненному заключению и, отклонив апелляцию, отправили в тюрьму Оберн.