Глава 9

Бессмертная Салмиссра с утра освободила старшего евнуха Адиса от занимаемой должности. Совершенно одуревший от солидной дозы своего излюбленного снадобья, Адис неверным шагом вошел в Тронный зал, чтобы представить королеве традиционный рапорт. Когда он приблизился к тронному возвышению футов на десять, Салмиссра тотчас же ощутила прогорклый запах, из чего заключила, что Адис ослушался ее запрета входить к ней, предварительно не приняв ванну. Ледяным взором следила она за тем, как евнух, простертый на мраморном полу, что-то невнятно бормочет. Но свой доклад ему так и не довелось закончить. Повинуясь повелительному свисту королевы-змеи, откуда-то из-за трона, более похожего на диван, тихо мурлыча, выползла маленькая зеленая змейка, и Адису воздалось сполна за его ослушание. И вот теперь Салмиссра, печально свившись в кольца на троне, задумчиво любовалась своим отражением в зеркале. Ей предстояло весьма хлопотное дело — избрать нового старшего евнуха, но для этого она была явно не в настроении. И вот наконец ей пришло на ум вовсе не делать этого — по крайней мере какое-то время, чтобы дать дворцовым евнухам возможность посостязаться между собой за эту великую честь. Состязания подобного рода частенько сопровождались несчастными случаями, а во дворце как раз развелось слишком много евнухов.

Из-под трона послышалось раздраженное ворчание. Зеленая змейка явно была чем-то крайне раздосадована.

— Что такое, Эзах? — спросила королева.

— Нельзя ли устроить так, Салмиссра, чтобы они мылись, прежде чем я буду их кусать? — посетовал Эзах. — Или хотя бы предупреждай меня, чего ожидать.

Хотя Эзах и Салмиссра принадлежали к разным змеиным видам, языки их были на удивление схожи.

— Сожалею, Эзах. Я поступила опрометчиво.

В отличие от отношения Салмиссры к двуногим, которых она брезгливо презирала, с рептилиями королева-змея была неизменно вежлива — и в особенности с ядовитыми особями. Так предписывал мудрый закон, правящий миром змей.

— В этом не только твоя вина, Салмиссра. — Эзах тоже был змеей и поэтому мог похвалиться столь же изысканной вежливостью. — Я просто хотел бы избавиться от отвратительного вкуса во рту.

— Могу приказать принести блюдечко молока. Может быть, это поможет.

— Благодарю, Салмиссра, но от привкуса этого евнуха молоко тотчас же скиснет. Мне бы хотелось сейчас толстенькую откормленную мышку — и, если можно, живую.

— Тотчас же прикажу принести, Эзах. — Треугольная головка королевы грациозно повернулась на тонкой шее. — Ты! — взглянула она на одного из евнухов, благоговейно стоящих на коленях подле трона. — Пойди и поймай мышь! Мой маленький зеленый дружок проголодался.

— Сию минуту, божественная Салмиссра! — подобострастно пролепетал евнух.

Он вскочил на ноги и стал пятиться к дверям, через каждые несколько шагов падая ниц.

— Ты очень любезна, Салмиссра, — промурлыкал Эзах. — Двуногие существа невероятно примитивны, не так ли?

— Ими правит только страх, — согласилась она. — И еще похоть.

— Ну, раз уж ты сама об этом заговорила… Не настало ли время вспомнить одну мою известную тебе просьбу?

— Мои люди уже ведут поиски, — заверила Эзаха королева. — Но ты довольно редкого вида, и чтобы отыскать для тебя подругу, надо хорошенько потрудиться.

— Я могу и подождать, если нужно, — промурлыкал Эзах. — Мы, змеи, очень терпеливые создания. — Он помолчал. — Знаешь, не хочу тебя обидеть, но если бы ты не прогнала Сади, то теперь у тебя не было бы хлопот. Мы с его змейкой были в прекрасных отношениях…

— Я это замечала. Может быть, ты уже стал отцом.

Из-под трона высунулась маленькая зеленая головка и пронзительные глазки пристально взглянули на Салмиссру. Подобно всем змеям своего вида, Эзах щеголял ярко-алой полоской вдоль спины.

— А что это такое — «отец»? — спросил он, не обнаруживая живого интереса.

— Это довольно сложное понятие, — ответила королева. — Но двуногие отчего-то почитают его очень важным.

— Но какое дело совершенным созданиям вроде нас с тобой до глупых людских предрассудков?

— Меня они совершенно не волнуют — по крайней мере с некоторых пор.

— У тебя всегда было змеиное сердце, Салмиссра.

— Благодарю за комплимент, Эзах, — довольно прошипела она. Некоторое время слышалось лишь шуршание — свитое в кольца тело беспокойно шевелилось. — Я должна избрать нового старшего евнуха, — задумчиво проговорила она. — Ох и хлопотное это дело!

— Но зачем же беспокоиться? Назначь на эту должность кого угодно. Люди все одинаковы.

— Большинство из них — да. Но я все еще пытаюсь отыскать Сади. Хочу уговорить его возвратиться в Стисс-Top.

— Да, этот не такой, как другие, — согласился Эзах. — Порой кажется даже, что он нам родня.

— А ведь правда, он обладает некоторыми качествами, характерными для рептилий? Конечно, он вор и негодяй, но тем не менее справлялся с придворными обязанностями лучше, чем кто-либо другой до и после него. Если бы в тот момент, когда он впал в немилость, я не линяла, то, скорее всего, простила бы его.

— Да, нелегко менять кожу, — согласился Эзах. — Прими маленький совет, Салмиссра. Постарайся в этот трудный период не общаться с двуногими.

— Но несколько слуг мне необходимы. Хотя бы для того, чтобы было кого укусить в ярости.

— Ограничься мышами, — посоветовал Эзах. — Они гораздо вкуснее, и к тому же их можно проглотить.

— Если бы мне удалось уговорить Сади вернуться, тогда и мои, и твои проблемы были бы решены, — сухо прошипела она. — Было бы кому управлять делами во дворце, при этом не беспокоя меня, а ты получил бы свою милую подружку.

— Интересная мысль, Салмиссра. — Эзах огляделся. — Неужели тот двуногий, которого ты послала за мышью, вознамерился вынянчить ее с колыбели?

Снежным вечером Ярблек и Велла проскользнули в ворота Яр-Надрака — их как раз уже закрывали на ночь. Велла оставила все шелковые платья в Бокторе и вновь облачилась в свой привычный облегающий кожаный наряд. Но поскольку на дворе лютовала зима, она накинула поверх него соболью шубу, которая в Тол-Хонете стоила целое состояние.

— Почему тут всегда так дурно пахнет? — спросила она своего хозяина, когда они ехали по заснеженным улочкам в сторону реки.

— Возможно, потому, что Дроста предоставил заботу о городской канализации одному из своих родственников. — Ярблек зябко вздрогнул и поднял воротник потрепанной куртки. — Горожане уплатили кучу денег в казну, чтобы эта система функционировала, но родственник Дросты оказался на поверку искусным растратчиком и никчемным инженером. Я думаю, это у них фамильное — Дроста ворует даже из собственной казны.

— Но ведь это нелепо!

— Наш король — вообще ходячая нелепица, Велла.

— А я думала, что дворец находится вон там. — И девушка указала в направлении центра города.

— В это время Дросты никогда не бывает во дворце, — ответил Ярблек. — На закате он начинает мучиться от одиночества и обычно отправляется на поиски теплой компании.

— Тогда он может быть где угодно.

— Не думаю. В Яр-Надраке есть всего несколько мест, где ему рады после наступления темноты. Ведь наш король не пользуется всенародной любовью. — Ярблек свернул на замусоренную аллею. — Поедем этим путем. Я хочу заехать в контору нашего агента и подобрать для тебя подходящий наряд.

— А чем плохо то, что на мне надето?

— Твои соболя, душечка, привлекут внимание в той части города, куда мы направляемся. Нам не следует вызывать подозрений.

Яр-надракская контора одного из многочисленных агентов торговой империи Шелка и Ярблека располагалась на чердаке склада, битком набитого связками ценных меховых шкурок и штабелями маллорейских ковров. Агентом оказался узкоглазый надракиец по имени Зелмит, на лице которого ясно написано было вероломство — и лицо это не лгало. Велла всегда его недолюбливала, поэтому, представ перед ним, взялась за рукояти своих кинжалов, позаботившись о том, чтобы Зелмит это заметил, — она хотела быть уверенной, что между ними не возникнет непонимания. Официально Велла была собственностью Ярблека, а Зелмит довольно вольно обращался со всем тем, что принадлежало его господину.

— Ну, как идут дела? — спросил Ярблек, когда они с Веллой вошли в тесный чулан под самой крышей.

— В общем и целом недурно, — проскрипел Зелмит.

— Нельзя ли поточнее, Зелмит? — раздраженно бросил Ярблек. — От общих фраз у меня зубы ноют.

— Мы нашли способ обойти и Боктор, и драснийские налоговые инспекции.

— Это весьма полезно.

— Конечно, обходной путь длиннее, но мы можем ввозить меха в Тол-Хонет, не уплачивая драснийским чиновникам подать. Таким образом, наш доход от продажи мехов возрастает на шестьдесят процентов.

Ярблек довольно улыбнулся.

— Если Шелк когда-нибудь будет здесь проезжать, то, полагаю, не следует тебе рассказывать ему об этом. Его периодически обуревают приступы безудержного патриотизма, а Поренн — его родная тетка.

— Я и не собирался с ним откровенничать. Но маллорейские ковры нам так или иначе придется возить через Драснию. Лучший рынок сбыта для них — это ярмарка в центральной Арендии, и пришлось слишком много уплатить тому, кто отважился бы провезти товар через земли улгов. — Он нахмурился. — Однако кто-то постоянно сбивает цену. Пока мы не дознаемся, что происходит, разумно было бы сократить импорт.

— А удалось тебе продать те драгоценные камни, что я привез из Маллореи?

— Естественно. Мы торговали ими из-под полы на всем протяжении нашего путешествия на юг.

— Хорошо. На рынке всегда начинается неразбериха, если вдруг появляется некто с полным ведром этих побрякушек. А не знаешь ли, нынче вечером Дроста там же, где и обычно?

Зелмит кивнул.

— Он направился туда сразу же, как солнце закатилось.

— Велле нужен какой-нибудь неприметный наряд, — сказал Ярблек.

Зелмит, сощурившись, оглядел девушку.

Велла распахнула полы собольей шубы и продемонстрировала свое оружие.

— Не хочешь ли попытать счастья, Зелмит? Давай поскорее со всем покончим.

— Я ни о чем таком и не думал, Велла, — с невинным видом ответил Зелмит. — Просто прикидывал, какой тебе нужен размер.

— Я заметила, — съехидничала девушка. — А что, рана на плече все еще беспокоит тебя?

— В плохую погоду немного ноет, — жалобно ответил он.

— Тогда ты больше не станешь распускать руки.

— Думаю, у меня есть старая шубка — тебе подойдет. Правда, она несколько потрепанная…

— Тем лучше, — ответил Ярблек. — Мы направляемся сейчас в «Одноглазую собаку» и должны выглядеть соответственно.

Велла выскользнула из собольей шубы и перекинула ее через спинку стула.

— Шуба не должна никуда запропаститься, — предупредила девушка Зелмита. — Она очень мне дорога, и, полагаю, мы оба будем весьма расстроены, если вдруг выяснится, что она отправилась с караваном в Тол-Хонет.

— Не надо стращать его, Велла, — мягко сказал Ярблек.

— Да разве я его пугаю? Просто мне надо знать наверняка, что мы с Зелмитом понимаем друг друга.

— Так я принесу другую шубку? — нерешительно спросил Зелмит.

— Неси.

Шубка оказалась не просто потрепанной, а выглядела так, словно ее рвала стая бешеных псов, и к тому же, судя по запаху, ее никогда не чистили. Велла с величайшей брезгливостью накинула ее на плечи.

— Накинь-ка капюшон, — велел Ярблек.

— Но ведь потом мне придется голову мыть!

— Ну и что?

— Знаешь, как долго зимой сохнут волосы — особенно такие, как у меня.

— Делай, что я велю, Велла! Почему ты вечно мне прекословишь?

— Но это дело принципа.

Ярблек обреченно вздохнул.

— Пригляди за лошадьми, — велел он Зелмиту. — Остаток пути мы проделаем пешком. — И он повел Веллу к выходу.

Едва они вышли на улицу, Ярблек достал из кармана длинную позвякивающую цепочку, прикрепленную к кожаному ошейнику.

— Надень, — велел он девушке.

— Я уже много лет не надевала ни цепей, ни ошейника…

— Это для твоей же безопасности, Велла, — устало объяснил он. — Мы идем в трущобы, а «Одноглазая собака» — самое грязное место в этих трущобах. Надень цепь, и к тебе никто не привяжется — если, конечно, не вознамерится помериться со мной силой. Если ты просто войдешь в таверну рядом со мной, тамошние кавалеры могут это неверно истолковать.

— Но ведь на этот случай у меня есть кинжалы, Ярблек.

— Прошу тебя, послушайся, Велла. Ты мне весьма по душе, и я не хочу подвергать тебя опасности.

— Так я нравлюсь тебе, Ярблек? — Велла расхохоталась. — А я-то думала, что ты ничего не любишь, кроме денег.

— Я не вполне законченный негодяй, Велла.

— Ничего, все еще впереди, — сказала она, застегивая на шее кожаный ремешок. — Кстати, ты тоже мне не противен.

Глаза Ярблека широко раскрылись, и он ухмыльнулся.

— Учти, не до такой степени, — поспешно прибавила девушка.

«Одноглазая собака» оказалась самой грязной и гнусной таверной, где когда-либо приходилось бывать Велле, а ей к злачным местечкам было не привыкать. С двенадцати лет она прибегала к помощи кинжалов, чтобы отвадить докучливых поклонников. Хотя ей и нечасто приходилось кого-то убивать — за исключением разве что нескольких особенно страстных ухажеров, — она тем не менее стяжала репутацию девушки, посягать на честь которой безрассудно. Порой ее это даже слегка печалило — случалось, Велла с радостью приняла бы ухаживания того или иного кавалера. Один-два безобидных пореза могли бы немного охладить пыл влюбленного, а потом… Кто знает?

— Не вздумай пить пиво, — предостерег ее Ярблек. — Бочка здесь без крышки, а в таких случаях в ней обычно плавает пара-другая дохлых крыс.

И он предусмотрительно обмотал вокруг руки цепочку.

Велла огляделась.

— Да, на редкость отвратное местечко, Ярблек.

— Ты чересчур много времени провела в обществе Поренн, — ответил он. — Стала настоящей неженкой.

— Как тебе понравится, если я сейчас выпотрошу тебя, как петуха? — огрызнулась Велла.

— Вот теперь я узнаю мою девочку, — улыбнулся Ярблек. — Пошли наверх.

— А что там?

— Там? Шлюшки. Ведь не за пивом же, воняющим крысами, Дроста приходит сюда.

— Какая гадость!

— Ведь ты еще не встречалась с Дростой, правда? Гадость — это мягко сказано. От него даже меня тошнит.

— И ты собираешься идти прямо к нему? Не лучше ли сперва пошнырять тут немного?

— Ты слишком долго прожила в Драснии, — сказал он, ведя ее вверх по ступенькам. — Мы с Дростой хорошо знакомы. Он понимает, что лгать мне бесполезно. Я тотчас же доберусь до сути, а потом можно убираться из этой вонючей дыры.

— Кажется, ты тоже становишься неженкой…

В конце коридора виднелась дверь, по обеим сторонам которой стояли надракийские воины, — это красноречивее всяких слов свидетельствовало о том, что за дверью находится король Дроста-Лек-Тан собственной персоной.

— Ну, и сколько цыпочек посетило его величество на этот раз? — спросил у солдат Ярблек.

— Кажется, три… Так? — неуверенно поглядел на товарища один из караульных.

— Я сбился со счета, — пожал плечами другой. — Для меня они все на одно лицо. Три, а может, четыре…

— В данный момент король… занят? — поинтересовался Ярблек.

— Отдыхает.

— Видимо, он стареет. Раньше никогда не отдыхал после всего-навсего трех девочек. Не доложите ли ему обо мне? — Ярблек выразительно потряс цепочкой, прикрепленной к ошейнику Веллы. — У меня деловое предложение.

Один из солдат оглядел Веллу с головы до ног.

— Сдается мне, ей быстро удастся разбудить короля, — хмыкнул он.

— И столь же быстро смогу вновь усыпить. — Велла распахнула полы драной шубки, показав свои кинжалы.

— Ты из тех самых диких лесных дев, правда? — спросил другой. — Мы не можем впустить тебя к нему с этими твоими ножами.

— Уж не хочешь ли ты их у меня отобрать?

— Только не я, девочка, — честно отвечал вояка.

— И хорошо. Точить кинжалы — дело муторное, а в последнее время я частенько туплю их, попадая в кость.

Солдат поспешно распахнул двери.

— Это снова Ярблек, ваше величество, — объявил он. — С ним девушка, которую он хочет тебе продать.

— Я только что купил трех, — раздался визгливый голос, а потом из-за дверей донеслось похабное ржание.

— Но эта совсем другого сорта, ваше величество.

— Какой приятный комплимент, — пробормотала Велла.

Солдат молча подмигнул ей.

— Входи, Ярблек! — визгливо скомандовал король.

— Сию минуту, ваше величество. Пошли, Велла.

Ярблек потянул за цепочку, и они с девушкой вошли.

Дроста-Лек-Тан, король Гар-ог-Надрака, лежал полуодетый на измятой постели. Такого отталкивающего уродства Велле видеть еще не приходилось. Даже горбун Белдин в сравнении с Дростой казался красавчиком. Лицо у Дросты было рябое и костлявое, с глазами навыкате. Довершала это великолепие клочковатая грязная борода.

— Идиот! — закричал он, завидев Ярблека. — Яр-Надрак кишит маллорейскими агентами. Им известно, что ты партнер Хелдара, как и то, что ты практически живешь во дворце у Поренн!

— Меня никто не видел, Дроста, — ответил Ярблек. — Но даже если бы и видели, то у меня есть вполне законные основания для того, чтобы здесь находиться.

И он зазвенел цепочкой.

— Ты и впрямь хочешь ее продать? — спросил Дроста, пристально изучая девушку.

— Едва ли. Но мы сможем объявить всем, что не сошлись в цене и сделка не состоялась.

— Тогда для чего ты здесь?

— Поренн живо интересуется твоими делами. Дротик заслал в твой дворец шпионов, но ты оказался достаточно хитроумен, чтобы скрыть от них то, что затеваешь. Вот я и решил сэкономить массу времени, явившись прямо к тебе.

— А с чего это ты решил, будто я что-то затеваю?

— У тебя вечно что-то на уме.

Дроста визгливо рассмеялся.

— Так оно и есть, ты прав. Но с какой стати я стану откровенничать с тобой?

— Потому что, если ты этого не сделаешь, я подниму бучу во дворце, и маллорейцы подумают, будто ты идешь против них.

— Но это же шантаж, Ярблек, — обиженно проворчал Дроста.

— Кое-кто называет это именно так.

Дроста вздохнул:

— Ну хорошо, Ярблек. Но это сведения только для Поренн — к тому же я не хочу, чтобы вы с Шелком ими воспользовались. Я пытаюсь наладить отношения с Закетом. Он был очень зол, когда в Тул-Марду я переметнулся. Покорение им всего Хтол-Мургоса — вопрос времени, и я вовсе не желаю, чтобы ему взбрело на ум идти на север, ища моей крови. Я вел переговоры с Брадором, его министром внутренних дел, и мы почти достигли соглашения. Я сохраню мою шкуру нетронутой, позволив агентам Брадора беспрепятственно пройти через Гар-ог-Надрак, чтобы внедриться на Западе. А Закет достаточно прагматичен — он с легкостью откажется от удовольствия заживо содрать с меня кожу, если поймет, что я ему полезен.

Ярблек скептически поглядел на короля.

— Ладно, Дроста. А еще что? Ведь этого явно недостаточно, чтобы Закет отказал себе в наслаждении очистить тебя, как апельсин.

— Иногда ты чересчур прозорлив. Это может плохо для тебя кончиться, Ярблек.

— Полно, Дроста. Я просто не хочу провести в Яр-Надраке целый месяц, привлекая к себе внимание.

И Дроста сдался.

— Я резко ограничил пошлины на импорт маллорейских ковров. Закету нужны значительные поступления в казну, чтобы продолжать войну с Хтол-Мургосом, а маллорейские купцы при таких пошлинах получат возможность сбросить цены на западных рынках в сравнении с тобой и Шелком. Таким образом я стану столь необходимым для его императорского высочества, что он оставит меня в покое.

— А я-то голову ломал, почему так резко упал доход с продажи ковров! — пробормотал Ярблек. — И это все?

— Клянусь, Ярблек!

— Клятвы твои тоже резко упали в цене за последнее время, мой король.

Дроста с вожделением глядел на Веллу.

— А ты совершенно уверен, что не хочешь продать мне эту девочку? — спросил он.

— Вы не можете себе позволить поступать столь опрометчиво, — ответила Велла. — Ведь рано или поздно не совладаете с вашим… аппетитом, и мне придется принять кое-какие меры.

— Но ты же не пронзишь кинжалом своего короля, правда?

— А вы проверьте.

— Да, вот еще что, Дроста, — добавил Ярблек. — Отныне мы с Шелком будем платить такие же пошлины, что и маллорейцы.

Глаза Дросты совсем вылезли из орбит.

— Но об этом и речи быть не может! — почти закричал он. — А что, если об этом прознает Брадор?

— Придется устроить так, чтобы он оставался в полном неведении. Вот цена за мое молчание, Дроста. Если ты не снизишь для нас пошлины, я вынужден буду открыть всем, что ты уже сделал это для маллорейцев. Тогда ты не будешь столь необходим Закету, правда?

— Ты грабишь меня, Ярблек!

— Дело есть дело, Дроста, — примирительно сказал Ярблек.

Король Анхег Черекский прибыл в Тол-Хонет на переговоры с императором Вэреном. Войдя в императорские покои, он без околичностей произнес:

— У нас неприятности, Вэрен.

— Неужели?

— Ты знаком с моим родственничком, графом Трелхеймским?

— С Бэраком? Знаком, конечно.

— Его уже долгое время нигде не видно. Он сгинул вместе со своим громадным кораблем и с компанией друзей.

— Ну, океан не купленный… А кто с ним?

— Сын Хо-Хэга Хеттар, рыцарь Мандореллен, Лелдорин… С ним еще сынок графа Унрак и улгский фанатик Релг.

Вэрен нахмурился:

— Веселая компания…

— Как нельзя более с вами согласен. Такое ощущение, что над океаном мечется тайфун, ища, где бы ему разразиться.

— Есть ли сведения о том, что они поделывают?

— Если бы я хотя бы предполагал, куда они держат путь, то мог бы высказать несколько догадок…

Раздался вежливый стук в дверь.

— К вам просится черекец, ваше императорское величество, — доложил охранник. — Он моряк и говорит, что ему надо срочно поговорить с королем Анхегом.

— Впустите, — велел император.

Вошел Грелдик. Он был слегка под мухой.

— Думаю, я решил твою проблему, Анхег. Высадив тебя на пирсе, я пошатался по докам, пытаясь что-нибудь разузнать.

— Разумеется, по тавернам. Это заметно.

— В чайных ни одного матроса днем с огнем не сыскать. И вот набрел я на капитана толнедрийского торгового судна. Он с грузом товаров из Маллореи идет на юг через Западное море в направлении южной оконечности Хтол-Мургоса.

— Это очень занятно, но я не пойму, к чему ты клонишь.

— Капитан видел в море корабль, а когда я описал ему «Морскую птицу», он сказал, что именно ее и повстречал.

— Становится интереснее. Так куда направляется Бэрак?

— В Маллорею, куда же еще?

Примерно через неделю «Морская птица» вошла в гавань Дал-Зербы, что на юго-западном берегу Маллорейского континента. Бэрак задал несколько вопросов в порту и повел друзей в контору агента Шелка.

Агент оказался чрезвычайно тощим заморенным человеком — он был изнурен скорее не голодом, а непосильным трудом.

— Мы ищем принца Хелдара, — громовым голосом объявил Бэрак. — Дело у нас к нему неотложное, и мы будем благодарны за любую информацию о его местонахождении.

Агент нахмурился:

— В последний раз до меня дошел слух, что он в Мельсене, на другом конце континента. Но это было уже месяц назад, а принц Хелдар стремительно перемещается.

— Шелк во всей красе… — пробормотал Хеттар.

— Наша контора основана недавно, — сказал агент. — И я обо всем узнаю последним. — Он состроил кислую гримасу. — Агент в Дал-Финде был немного расстроен, когда открылась эта контора. Думаю, он возомнил, будто я стану его соперником, поэтому частенько «забывает» передать мне информацию. Контора его уже долгое время процветает, поэтому курьеры всегда останавливаются там. И если кто-нибудь в этой части Далазии знает что-нибудь о местопребывании Шелка, то это именно он.

— Хорошо. А где находится Дал-Финда?

— Примерно в сорока лигах отсюда вверх по реке.

— Спасибо за помощь, приятель. А есть ли у тебя карта этой части Маллореи?

— Думаю, для вас карта у меня найдется.

— Внакладе не останешься. Мы никогда не бывали в этой части света.

— Так мы отправимся вверх по реке? — спросил Хеттар, пока агент шарил по полкам в поисках карты.

— Если только там можем разузнать, где сейчас находится Гарион с друзьями, то делать нечего, придется.

Река Финда несла свои воды небыстро, и грести было легко. К вечеру следующего дня «Морская птица» достигла Дал-Финды, и Бэрак со спутниками незамедлительно отправились в контору Шелка.

Здешний агент оказался полнейшей противоположностью своего коллеги из Дал-Зербы. Он был не столько жирен, сколько мясист, на руках играли крепкие мускулы, а красное лицо лоснилось. Держался он не слишком доброжелательно и любезно.

— А откуда мне знать, что вы друзья принца? — подозрительно сощурился он. — Не собираюсь я рассказывать незнакомцам, где его найти!

— Да ты упрямец! — воскликнул Бэрак. Агент поглядел на рыжебородого гиганта и с трудом сглотнул.

— Нет, но порой принц предпочитает, чтобы его местопребывание держали в тайне.

— Возможно, если он собирается что-то украсть, — вставил Хеттар.

— Украсть? — сипло воскликнул агент. — Принц — уважаемый торговец!

— Но он также лжец, мошенник, вор и шпик. — подхватил Хеттар. — Итак, где он? Нам известно, что некоторое время назад он был в Мельсене. Куда он отправился оттуда?

— А вы можете хотя бы описать его внешность? — все еще колебался агент.

— Он коротышка, — отчеканил Хеттар, — притом тощий. У него крысиная рожица и длинный острый нос. У него здорово подвешенный язык, и он мнит себя остроумцем.

— Вы в высшей степени точно описали принца Хелдара, — согласился агент.

— Прослышали мы, что друг наш ныне в большой опасности, — сказал Мандореллен. — И мы проделали долгий путь, чтобы пособить ему в трудный час.

— А я-то удивился, что вы все в доспехах. Ну хорошо. Последний раз я слышал о принце, когда он направлялся в город под названием Келль.

— Покажи! — властно приказал Бэрак, разворачивая карту.

— Это вот тут. — Палец агента уперся в пергамент.

— А река судоходная?

— По крайней мере до самой Баласы.

— Хорошо. Мы обогнем по морю южную оконечность континента и войдем в устье реки. А далеко ли оттуда до этого Келля?

— Город примерно в лиге от восточного берега. Он находится у подножия огромной горы. Но я на вашем месте поостерегся бы. У Келля дурная репутация. Местные жители не очень дружелюбно относятся к чужеземцам.

— Мы попытаем счастья, — сказал Бэрак. — Спасибо за помощь, приятель. Непременно передадим от тебя поклон принцу Хелдару, когда повстречаем его.

На следующее утро они отправились вниз по реке. Дул легкий попутный ветерок, наполняя паруса, что очень помогало гребцам, и корабль шел очень быстро. Но около полудня они услышали странный треск, доносящийся как раз оттуда, куда держали они путь.

— Мнится мне, грядет великая буря, — сказал Мандореллен.

Бэрак нахмурился.

— На небе ни облачка, Мандореллен, а звук нимало не походит на гром. — Он возвысил голос. — Спустить паруса! Суши весла! — скомандовал он матросам, резко поворачивая к берегу.

На палубу вышли Хеттар, Релг и Лелдорин.

— Почему мы сменили курс? — спросил Хеттар.

— Впереди творится что-то странное, — ответил Бэрак. — Думаю, лучше сперва взглянуть что к чему, чем вляпаться в неожиданную переделку.

— Выводить лошадей?

— Думаю, нет надобности. Это совсем недалеко, и к тому же всадники могут вызвать подозрения.

— Ты говоришь совсем как Шелк.

— Мы довольно долго прожили бок о бок. Унрак! — позвал он сына, сидящего верхом на носу корабля. — Мы пойдем и посмотрим, откуда доносится шум. Остаешься здесь за старшего.

— Но, отец! — запротестовал рыжеволосый юноша.

— Это приказ, Унрак! — загремел Бэрак.

— Слушаюсь, капитан, — грустно ответил Унрак.

«Морская птица», покачиваясь на волнах, тыкалась носом в поросший травой берег. Бэрак и остальные спрыгнули с борта на берег и осторожно пошли вперед.

Спереди снова послышался треск, совершенно не походивший на раскаты грома.

— Что бы это ни было, оно прямо впереди, — тихо сказал Хеттар.

— Нельзя обнаруживать себя, покуда мы не выясним, что происходит, — шепнул Бэрак. — Ведь мы уже слышали этот звук — в Рэк-Хтоле, когда боролись Белгарат и Ктучик.

— Мнишь, там бьются кудесники? — спросил Мандореллен.

— Пока не уверен, но начинаю всерьез это подозревать. Лучше нам спрятаться, пока не узнаем точно, кто там — или что там…

Они бесшумно прокрались через заросли низкорослых деревьев и затаились на самой опушке, глядя на простирающуюся перед ними равнину.

На траве лежало несколько тел в черных одеждах. От них поднимался дымок. Уцелевшие люди пугливо сгрудились у самого края поля.

— Мурги? — озадаченно пробормотал Хеттар.

— Пребываю в сомнении, добрый господин, — возразил Мандореллен. — Ежели отважился бы ты приблизиться, то узрел бы, что подкладки капюшонов у сих злополучных созданий разных цветов — это отличительный признак гролимов различных рангов. Ты прав был, господин мой Трелхейм, когда мудро присоветовал нам быть осмотрительными.

— А отчего они дымятся? — шепотом спросил Лелдорин, нервно сжимая в руках лук.

И словно ему в ответ, на верхушке холма появилась фигура в черном и презрительно взмахнула рукой в сторону перепуганных людей. Прямо из ладони странного существа вылетел ослепительный огненный шар, стремительно пролетел над полем и ударил в грудь одного из гролимов. Раздался сухой треск. Гролим взвизгнул, схватился за грудь и упал.

— Вот объяснение этим странным звукам, — заметил невозмутимый Релг.

— Бэрак, — тихо сказал Хеттар, — а ведь это женщина.

— Ты уверен?

— У меня острое зрение, и к тому же я всегда сумею отличить женщину от мужчины.

— И я тоже — если бы, разумеется, не этот ужасный бесформенный балахон.

— Когда она снова поднимет руки, взгляни повнимательнее на ее локти. Женский локоть сгибается совсем не так, как мужской. Адара говорит, так устроено для того, чтобы им способнее было носить на руках младенцев.

— Так ты боишься биться со мной один на один, Агахак? — презрительно спросила фигура, стоящая на верхушке холма, женским голосом. Из ее ладони вылетел еще один огненный шар — и очередной гролим рухнул замертво.

— Я ничего не боюсь, Зандрамас, — донесся гулкий голос из рощицы на противоположном краю поля.

— Ну вот, теперь мы знаем, кто они, — сказал Хеттар. — Но почему они сражаются?

— Так, значит, Зандрамас — женщина? — изумился Лелдорин. Хеттар кивнул.

— Королеве Поренн это уже известно. Она послала весточку об этом королям Алории, а Хо-Хэг рассказал мне.

Тем временем Зандрамас без всяких усилий покончила с тремя оставшимися гролимами.

— Ну что же, Агахак, — сказала она, — может, выйдешь из укрытия или мне самой прийти к тебе?

Из-за деревьев выступил высокий, похожий на мертвеца, гролим.

— Твой огонь против меня бессилен, Зандрамас, — сказал он, приближаясь к женщине, лицо которой скрывал капюшон.

— А мне и не понадобится огонь, — почти ласково промурлыкала она. — Вот твой конец, Агахак!

Очертания ее фигуры вдруг стали расплывчатыми — и через мгновение на месте женщины стоял огромный, ужасающего вида зверь с длинной змеиной шеей и перепончатыми крыльями, словно у гигантской летучей мыши.

— Белар! — выбранился Бэрак. — Она превратилась в дракона!

Дракон распростер крылья и взвился в воздух. А похожий на мертвеца гролим воздел руки к небу. Раздался громовой удар — и дракона объяло зеленое пламя, совершенно его обездвижив. Голос, донесшийся из зубастой драконьей пасти, по-прежнему принадлежал Зандрамас.

— Следовало тебе быть более усердным в учении, Агахак! Тогда ты бы знал, что по воле Торака драконы не страшатся колдовства!

И дракон в мгновение ока оказался прямо над головой гролима, лицо которого исказила гримаса ужаса.

— Кстати, чуть не забыла, Агахак, — продолжала Зандрамас. — Спешу обрадовать тебя — Урвон мертв. Кланяйся ему от меня — ведь ты вскоре с ним свидишься.

И, бросившись на Агахака, она вонзила острые когти ему в грудь. Гролим успел отчаянно вскрикнуть, прежде чем дракон выплюнул ему в лицо сноп огня и дыма. Но длилось это лишь мгновение, ибо монстр тотчас же откусил своей жертве голову.

Лелдорин издал подозрительный звук — казалось, его вот-вот вырвет.

— Великий Чолдан! — с отвращением просипел он. — Она его ест!

С поля слышался ужасающий хруст — дракон продолжал свое отвратительное пиршество. И вот наконец, издав пронзительный торжествующий вопль, чудовище взмахнуло крыльями и полетело на запад.

— Уже можно выйти? — раздался где-то поблизости незнакомый дрожащий голос.

— Выходи, не то худо будет, — угрожающе отвечал Бэрак, обнажая меч.

Из кустов появился тулл. Он был молод, с тусклыми, какими-то серыми волосами и безвольным ртом.

— Что туллу понадобилось в Маллорее? — спросил незнакомца Лелдорин.

— Меня привез с собой Агахак, — ответил юноша, дрожа всем телом.

— Как тебя зовут? — спросил его Релг.

— Я Натель, король Мишрак-ак-Тулла. Агахак обещал сделать меня королем над всеми королями Ангарака, если я помогу ему в каком-то его деле. Пожалуйста, не бросайте меня здесь одного!

И по лицу его заструились слезы.

Бэрак оглядел друзей. На всех без исключения лицах заметил он выражение жалости.

— Ну, полно-полно, — проворчал он. — Пошли, бедолага…

 

Глава 10

— Что с нею, тетушка Пол?

Гарион не отрываясь смотрел на Сенедру, которая сидела, нежно баюкая тряпичный сверток.

— Это мне и предстоит выяснить, — ответила Полгара. — Сади, мне нужно немного орета.

— Мудро ли это, госпожа Полгара? — спросил евнух. — В ее нынешнем положении… — Он красноречиво развел нежными руками.

— Если есть хоть малейшая опасность, тетушка Пол… — начал было Гарион, но Полгара жестом остановила его.

— Орет сравнительно безвреден. Он слегка ускоряет сердечный ритм, но у Сенедры здоровое сердце. Я услышала бы его биение, будь на другом краю континента. Нам непременно нужно выяснить, что произошло, а при помощи орета этого можно быстрее всего добиться.

Сади раскрыл свой красный кожаный короб и осторожно вручил Полгаре один из пузырьков. Она тщательно отмерила три капли в кубок, затем налила туда воды.

— Сенедра, дорогая, — обратилась она к маленькой королеве. — Тебя наверняка мучит жажда. Вот, это тебя освежит. — И она протянула кубок рыжеволосой женщине.

— О, благодарю, Полгара. — Сенедра жадно осушила кубок. — Я только что хотела попросить кого-нибудь дать мне напиться.

— Чисто сработано, Пол, — прошептал Белдин.

— Элементарно, дядюшка.

— Ты понимаешь, о чем это они? — спросил Закет у Гариона.

— Полгара внушила Сенедре, что та хочет пить.

— Вы и в самом деле на такое способны?

— Как она сказала, это элементарно.

— И ты так можешь?

— Не знаю. Никогда не пробовал.

Гарион не отрывал взгляда от личика безмятежно улыбающейся Сенедры.

Полгара терпеливо ждала.

— Думаю, можете начинать, госпожа Полгара, — спустя несколько минут сказал Сади.

— Сади, — рассеянно произнесла она, — мы достаточно хорошо успели узнать друг друга, чтобы отказаться от пустых формальностей. Я же не ломаю язык, называя тебя «ваше превосходительство», так к чему тебе эта дурацкая «госпожа»?

— О, вы так добры, Полгара!

— Послушай, Сенедра, — обратилась к королеве Полгара.

— Что, тетушка Пол? — произнесла маленькая королева.

Глаза ее уже слегка блуждали.

— Она впервые обратилась так к Полгаре, — сказал Белдину Шелк.

— Они с Гарионом уже довольно долго вместе, — ответил горбун. — Привычки заразительны.

— Интересно, какое лицо будет у Полгары, если я стану звать ее по имени?

— Не советую экспериментировать, — буркнул Белдин. — Конечно, дело твое. Но предупреждаю, из тебя может выйти весьма занятная редисочка…

— Сенедра, — говорила тем временем Полгара, — не хочешь ли поведать мне, как получила ты назад своего мальчика?

— Его отыскала Арелл. — Сенедра улыбнулась. — Теперь у меня еще больше причин ее любить.

— Мы все любим Арелл.

— Ну разве он не красавчик? — Сенедра снова отогнула уголок одеяла, показывая Полгаре тряпичный сверток.

— Он прелестен, дорогая. А тебе удалось хотя бы немного поговорить с Арелл?

— Конечно, тетушка Пол. Она направлялась по какому-то чрезвычайно важному делу, поэтому и не могла прийти повидать всех нас. Девушка пообещала, что, возможно, нагонит нас на Периворе или позднее, в Кориме.

— Так, стало быть, она знала, куда мы держим путь?

— О нет, тетушка Пол, — рассмеялась Сенедра. — Это я ей рассказала. Арелл так хотела нас видеть, но ее звали неотложные дела, и она спросила у меня, куда мы направляемся, вот я и рассказала ей про Перивор и Корим. Правда, когда я сказала про Корим, она очень удивилась.

Полгара сощурилась.

— Теперь понимаю… Дарник, поставь-ка палатку. Думаю, Сенедре и малышу надобен отдых.

— Сейчас, Пол, — взглянув на сонное личико маленькой королевы, согласился кузнец.

— Как это ты догадалась, тетушка Пол? — радостно и немного устало спросила Сенедра. — Я и вправду утомилась, да и Гэрану надо поспать. Знаешь, маленькие очень много спят… Я покормлю его грудью, и он уснет. Поев, он всегда засыпает…

— Держись! — тихо сказал Закет королю Ривы, увидев, что глаза у того наполнились слезами. Рука маллорейского императора легла на плечо друга.

— Что же будет, когда она проснется?

— Полгара все устроит.

Дарник поставил палатку, и Полгара бережно отвела туда полусонную Сенедру. Через минуту Гарион почувствовал словно дуновение ветерка и уловил слабый звук, который способны были слышать лишь избранные. Мгновение спустя из палатки вышла Полгара. В руках у нее был тряпичный сверток.

— Убери это подальше, — сказала она, сунув сверток в руки Гариону.

— С нею все будет в порядке? — спросил Гарион.

— Она уснула. Примерно через час она проснется, позабыв все, что с нею случилось. Никто из нас, уверена, ни словом об этом не обмолвится — словно ничего и не было.

Гарион отнес сверток подальше в чащу и спрятал там под кустом. Возвратившись к остальным, он подошел к Цирадис.

— Это была Зандрамас, правда? — спросил он.

— Да, — без обиняков ответила Цирадис.

— И ты знала, что это должно произойти?

— Знала.

— Тогда почему ты нас не предупредила?

— Но ведь это значило бы вмешаться в ход предначертанных свыше событий.

— Как это жестоко, Цирадис…

— Так порой случается. Ведь я говорила уже, Гарион, Зандрамас не может, подобно вам, войти в Келль. Вот ей и пришлось узнать, где именно состоится встреча, у одного из вас — иначе она не смогла бы прибыть на Место, которого больше нет, в назначенный час.

— Но почему именно у Сенедры?

— Зандрамас, как ты помнишь, когда-то уже овладевала душой Сенедры. Восстановить эту связь для нее не представляет труда.

— Этого я не прощу тебе, Цирадис…

— Полно, Гарион, — вмешался Закет. — С Сенедрой ничего дурного не случилось, а Цирадис лишь делает то, что должна делать.

Видно было, что маллореец со всей решительностью встал на защиту прорицательницы. Гарион повернулся и побрел прочь. От злости у него подергивалась щека.

Сенедра, пробудившись, совершенно не помнила о злополучной встрече в лесу и вообще вела себя как обычно. Дарник свернул палатку, и все тронулись в путь.

К вечеру они достигли опушки леса и заночевали там. Гарион демонстративно избегал Закета — он не ручался за себя после того, как его друг бесстрашно встал на защиту прорицательницы. Закет и Цирадис очень долго проговорили, прежде чем путники покинули Келль, и теперь маллореец стоял за нее горой. Глаза его то и дело странно загорались, и он все время вертелся в седле, не упуская случая взглянуть на нее.

Однако ночью, когда они с императором вместе стояли в дозоре, избежать беседы было немыслимо.

— Ты все еще сердишься на меня, Гарион? — в лоб спросил Закет. Гарион вздохнул.

— Думаю, уже нет. Наверное, я и не злился по-настоящему — просто был сильно раздражен. Я страшно зол на Зандрамас, а ты и Цирадис тут ни при чем. Не выношу, когда шутят шутки с моей женой.

— Но ведь что-либо подобное должно было случиться. Зандрамас так или иначе требовалось выяснить, где состоится встреча. Ведь ей необходимо там быть.

— Видимо, ты прав. А что, Цирадис хотя бы намекнула тебе, в чем твоя миссия?

— Кое-что она мне сказала. Но об этом я должен молчать. Одно лишь могу открыть тебе: грядет некто очень значительный, и я должен ему служить.

— Этому ты и посвятишь весь остаток жизни?

— Вероятно, далеко не я один…

— И я тоже?

— Не думаю. Полагаю, когда встреча состоится, твоя миссия будет выполнена. Мне кажется, Цирадис подразумевает, что ты уже очень многое сделал.

Они тронулись в путь ранним утром и вскоре выехали на холмистую равнину, тянущуюся вдоль западного берега реки Баласы. Тут и там виднелись деревеньки — с первого взгляда они казались обычными, но все же видно было, что домишки тут очень ладные. Далазийские крестьяне использовали для полевых работ самые примитивные инструменты.

— И все это ради конспирации, — хитро прищурился Закет. — Эти люди наверняка много цивилизованнее, чем даже мельсенцы, и вот сколько усилий им приходится прилагать, чтобы это скрыть.

— Но разве твои люди или жрецы Торака пощадили бы их, узнав правду? — спросила Цирадис.

— Скорее всего нет, — признался император. — Мельсенцы наверняка силой заставили бы далазийцев служить себе…

— Что совершенно несовместимо с нашей миссией, — закончила Цирадис.

— Теперь-то я это понимаю. Когда я ворочусь в Мал-Зэт, то заставлю чиновников пересмотреть нашу политику в отношении Далазийских протекторатов. Ваш народ способен на нечто много более важное, чем выращивание свеклы и турнепса для всей Маллореи.

— Если все пойдет удачно и назначенная встреча состоится, наша миссия будет выполнена, император Закет.

— Но вы, надеюсь, продолжите ваши научные изыскания?

Пророчица улыбнулась:

— Несомненно. Древние обычаи живучи.

Белгарат подъехал к Цирадис.

— Не могла бы ты немного точнее указать нам, что именно искать на Периворе? — спросил он.

— Я уже сказала тебе об этом в Келле, древнейший Белгарат, вы должны разыскать карту, которая и приведет вас в то Место, которого больше нет.

— А как случилось, что жители Перивора знают об этом больше, чем все остальные народы?

Но прорицательница промолчала.

— Полагаю, это один из тех вопросов, на которые ты не собираешься отвечать.

— Еще не время, Белгарат.

С неба камнем упал Белдин.

— Будьте начеку, — предупредил он. — Прямо впереди даршивский патруль.

— Сколько их? — спросил Гарион.

— Около дюжины. С ними гролим. Я боялся подлетать близко, но мне показалось, что это белоглазый. Они скрываются в зарослях, что в следующей долине.

— Как ему удалось узнать, что мы едем этим путем? — ошеломленно пробормотала Бархотка.

— Зандрамас известно, что мы направляемся на Перивор, — ответила Полгара. — А это самый кратчайший путь.

— Дюжина даршивцев не представляет реальной угрозы, — уверенно заявил Закет. — Зачем это нужно, не понимаю.

— Для того чтобы задержать нас, — ответил на его слова Белгарат. — Зандрамас хочет первой добраться до Перивора. Она ведь способна общаться с Нарадасом даже на большом расстоянии. И, вполне возможно, он расставил нам ловушки через каждые пару миль до самой Ленгхи.

Закет в задумчивости почесал свою короткую бородку. Потом расстегнул одну из сумок у седла, достал оттуда карту и принялся ее внимательно изучать.

— Мы сейчас лигах в пятнадцати от Ленгхи, — сказал он. Потом поглядел на Белдина. — Сколько тебе понадобится времени, чтобы долететь туда?

— Несколько часов. А что?

— В Ленгхе расквартирован имперский гарнизон. Я передам с тобой грамоту, скрепленную императорской печатью, для командира гарнизона. И он со своими воинами сметет с нашего пути все эти дурацкие ловушки. Когда мы встретимся с этим отрядом, Нарадас ничего больше не сможет нам сделать. — И тут он о чем-то вспомнил. — Великая прорицательница, — обратился он к Цирадис, — там, в Даршиве, ты велела мне покинуть мои войска и явиться в Келль без сопровождения. Этот запрет все еще действует?

— Нет, Каль Закет.

— Хорошо. Тогда я пишу командиру гарнизона.

— А как с этим патрулем, который нас поджидает в засаде? — спросил Шелк у Гариона. — Или мы проторчим здесь до тех пор, покуда не явится войско Закета?

— Не думаю. Не хочешь ли немного поразмяться?

Шелк только злорадно улыбнулся в ответ.

— И все же есть одна проблема, — заметила Бархотка. — Если Белдин улетит в Ленгху, кто предупредит нас, если поблизости в засаде засел еще кто-нибудь?

— Скажи желтоволосой, чтобы она не волновалась, — сказала Гариону волчица. — Сестра умеет передвигаться незамеченной, но даже если ее и заметят двуногие, то не придадут этому значения.

— Все в порядке, Лизелль, — успокоил девушку Гарион. — На разведку пойдет волчица.

— Она — незаменимая персона, — улыбнулась Бархотка.

— Персона? — переспросил Шелк.

— А разве это не так?

Шелк нахмурился.

— А знаешь, ты права. И к тому же яркая личность.

Волчица вильнула хвостом и потрусила прочь.

— Ну что ж, господа, — Гарион вынул из ножен Ривский меч, — пора нанесли даршивцам визит вежливости.

— А Нарадас не осложнит вам задачу? — спросил Закет, вручая Белдину грамоту.

— От души надеюсь, что попытается, — ответил Гарион.

Однако среди даршивских солдат, хоронящихся в рощице, Нарадаса не оказалось. Схватка была короткой, поскольку сразу же обнаружилось, что даршивцы бегают куда лучше, чем обороняются.

— Жалкие дилетанты, — презрительно бросил Закет, вытирая лезвие меча плащом одного из поверженных.

— Ты, сдается мне, становишься заправским рубакой, — удовлетворенно заметил Гарион.

— Просто начинаю припоминать уроки, которые мне давали в юности, — скромно потупился Закет.

— Он орудует мечом точь-в-точь таким же манером, как Хеттар своей саблей, — заметил Шелк, вытаскивая один из своих кинжалов из груди убитого солдата.

— Очень похоже, — согласился Гарион. — А Хеттара обучал сам Хо-Хэг, первый боец во всей Алгарии.

— В чем Таур-Ургас убедился на собственной шкуре, — добавил Шелк.

— Дорого бы дал за то, чтобы увидеть тот бой, — мечтательно сказал Закет.

— Да и я тоже, — согласился Гарион. — Но как раз в то время я занят был важным делом.

— Подкрадывался к Тораку незамеченным? — спросил Закет.

— »Подкрадывался» — слово неподходящее. Торак прекрасно знал, что я приближаюсь.

— Съезжу-ка я за женщинами и Белгаратом, — сказал Дарник.

— Я пообщался с Белдином, — сообщил подъехавший Белгарат. — Нарадас смылся из рощи как раз перед тем, как вы напали на даршивцев. Белдин хотел было с ним разделаться, но лапы у него были заняты императорской грамотой.

— А в кого он превратился? — спросил Шелк. — Ну, я имею в виду Нарадаса?

— В ворона, — с отвращением поморщился Белгарат. — Гролимы отчего-то обожают воронов.

Шелк вдруг расхохотался.

— А помните, как Ашарак мургский обернулся вороном на равнине Арендии и как Полгара позвала орла, чтобы с ним расквитаться? Потом целый час с неба сыпались черные перышки.

— А что это за Ашарак мургский? — поинтересовался Закет.

— Мелкая сошка из свиты Ктучика, — ответил Белгарат.

— И орел его прикончил?

— Нет, — отвечал Шелк. — Это сделал Гарион — несколько позднее.

— При помощи меча?

— Нет. Голыми руками.

— Должно быть, славный был удар! Мурги — ребята крепкие.

— На самом деле это был легкий шлепок, — нехотя ответил Гарион. — Я спалил его заживо.

Он вот уже многие годы не вспоминал об Ашараке и теперь с изумлением понял, что это воспоминание больше не печалит его.

Закет в ужасе уставился на друга.

— Он убил моих родителей, — объяснил ему Гарион. — Меня можно понять. Он заживо сжег их обоих и получил по заслугам. А теперь вперед!

Неутомимая волчица трусила впереди и до захода солнца обнаружила еще два патруля, затаившихся в засаде. Но жалкая горстка уцелевших после первого боя солдат успела поведать товарищам о своей горькой участи и, стоило даршивцам увидеть Гариона и его друзей, как они в панике обратились в бегство.

— Какая досада! — не выдержал Сади, глядя на удирающих солдат.

И он с великой неохотой вложил в ножны свой маленький отравленный кинжальчик.

— Полагаю, у Нарадаса будет серьезный разговор с этими трусами, когда он обнаружит, что все его усилия оказались напрасными, — весело засмеялся Шелк. — Наверняка он принесет в жертву немало этих горе-воинов, как только ему попадется подходящий алтарь.

На следующий день около полудня они повстречали солдат имперского гарнизона из Ленгхи. Командир подъехал к путешественникам и уставился на Закета в величайшем изумлении.

— Ваше императорское величество, да вы ли это?

Закет потрогал бороду.

— Ах, вот о чем вы, полковник, — засмеялся он. — Эта прекрасная мысль принадлежит вон тому уважаемому старцу. — Император указал на Белгарата. — Мы не хотели, чтобы кто-то узнал меня — ведь мой профиль отчеканен на всех маллорейских монетах. Не повстречали ли вы кого-нибудь по пути сюда?

— И говорить-то не стоит, ваше величество. Мы столкнулись с десятком даршивских патрулей — они трусливо прятались в рощицах и придорожных кустах. Мы их окружали, и все они немедленно сдавались в плен. Они прекрасно обучены сдаваться без боя.

— Да и бегать мастера, — улыбнулся Закет. Полковник помялся в нерешительности.

— Надеюсь, вы не обидитесь, ваше величество, — неуверенно начал он, — но вы сильно переменились с тех пор, как я в последний раз видел вас в Мал-Зэте.

— И в чем именно?

— Перво-наперво я никогда прежде не видел вас в доспехах.

— Нелегкие времена, полковник.

— А еще — да простит меня ваше величество — я ни разу не слышал, чтобы вы прежде смеялись. Вы даже не улыбались никогда!

— А у меня не было на то причин, полковник.

По прибытии в Ленгху Цирадис, направляемая Тофом, тотчас же повела путешественников в гавань, где их уже поджидал необычного вида корабль.

— Благодарю за службу, полковник, — сказал Закет командиру гарнизона. — Подготовить для нас корабль было весьма предусмотрительно с вашей стороны.

— Простите, ваше величество, — растерялся полковник, — но я не имею к кораблю ни малейшего отношения…

Закет озадаченно взглянул на Тофа, а немой гигант с улыбкой поглядел на Дарника.

Дарник сосредоточился.

— Приготовься к неожиданности, Закет, — сказал он. — Корабль этот поджидает нас вот уже несколько тысяч лет.

Лицо Белгарата озарила вдруг лучезарная улыбка.

— Похоже, что мы прибыли как раз по расписанию. Терпеть не могу опаздывать!

— Да неужто? — издевательски прищурился Белдин. — Помню, однажды ты появился в условленном месте на пять лет позже, чем обещал…

— Значит, меня задержали важные дела.

— Отговорку найти легко. Но разве ты не провел эти пять лет в обществе прелестниц в Марадоре?

Белгарат кашлянул и бросил смущенный взгляд на дочь.

Полгара изумленно подняла бровь, но смолчала.

Матросы на корабле были немыми, подобно тем, что доставили их некогда с побережья Рэк-Горут, а в Хтол-Мургосе на остров Веркат. И вновь Гариона поразило почти точное повторение некогда случившегося. Как только последний человек ступил на борт, матросы убрали трап и подняли паруса.

— Странно как-то, — отметил Шелк. — Ветер явно дует с моря, а мы плывем прямо ему навстречу.

— Я это заметил, — кивнул Дарник.

— Похоже, для далазийцев законы не писаны…

Когда они вышли в открытое море, Цирадис спросила:

— Не соблаговолишь ли, Белгарион, и ты, Закет, сопроводить меня на корму?

— Разумеется, великая прорицательница, — почтительно ответил Гарион.

Он заметил, что Закет взял девушку с повязкой на глазах за руку совершенно бессознательно, но на удивление точно копируя заботливую манеру Тофа. В этот момент и пришла в голову короля Ривы занятная мысль. Он пристально поглядел на друга. Лицо Закета выражало странную нежность, а глаза словно светились. Мысль была дикой, абсурдной, но Гарион ни секунды не сомневался в том, что это правда — словно читал в сердце маллорейского императора. Он поспешно отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

В каюте на корме они увидели два полных комплекта сверкающих рыцарских доспехов — они выглядели точь-в-точь так, как вооружение знаменитых рыцарей из Во-Мимбра.

— Вы должны облачиться в эти доспехи, прежде чем ступите на берега Перивора, — объявила Цирадис.

— Полагаю, на то есть веские причины, — ответил Гарион.

— Да, есть. Когда мы приблизимся к острову, вы оба должны опустить забрала ваших шлемов и не поднимать их до тех пор, пока я вам этого не позволю.

— И, разумеется, ты не дашь нам ровным счетом никаких объяснений?

Прорицательница ласково улыбнулась, и ладошка ее легла на плечо Гариона.

— Вы знаете все, что вам необходимо знать.

— Так я и думал, — сказал Закету Гарион. Подойдя к двери каюты, он позвал: — Дарник! Нам необходима твоя помощь.

— Но ведь пока рано все это надевать, — сказал Закет.

— А ты хотя бы раз в жизни надевал рыцарские доспехи?

— Нет. Врать не стану.

— Тогда поверь на слово, что к ним необходимо попривыкнуть. Даже Мандореллен кряхтел, когда впервые надел латы.

— Мандореллен? Это твой дружок из Во-Мимбра?

— Да, верный рыцарь и защитник Сенедры.

— Я думал, ты ее рыцарь…

— Я ее супруг. Это совершенно разные вещи. — Гарион критическим взором смерил меч Закета — легкий, с узким лезвием. — Ему понадобится меч побольше, Цирадис, — сказал он пророчице.

— Вы найдете его в этом футляре, Белгарион.

— Ты все предусмотрела, — улыбнулся Гарион.

Раскрыв футляр, он извлек оттуда массивный широкий меч, рукоять которого достигала плеча взрослого мужчины.

— Ваш меч, император, — сказал он, протягивая оружие Закету.

— Благодарю, ваше величество, — усмехнулся тот в ответ.

Приняв меч из рук Гариона, Закет вдруг округлил глаза и чуть было не выронил оружие.

— Зубы Торака! Неужели люди такими вот штуками пыряют друг в друга?

— Частенько. Это самое распространенное развлечение в Арендии. Если тебе кажется, что он тяжеловат, попробуй мой.

И тут его осенило.

— Проснись! — властно приказал он Шару. Камень невнятно зароптал — он был слегка обижен.

— Только не перестарайся! — сразу же предупредил его Гарион. — Меч этот немного тяжеловат для моего друга. Сделай-ка его полегче. Начинай потихоньку, — велел он Шару, увидев, как Закет силится приподнять оружие. — Теперь еще немного…

Острие меча оторвалось от пола.

— Ну, довольно? — спросил Гарион.

— Может, еще немного? — прокряхтел красный от натуги Закет.

— Действуй! — приказал Шару Гарион.

— Вот теперь как раз то, что надо, — удовлетворенно вздохнул Закет. — А позволительно ли разговаривать с Шаром в таком тоне?

— С ним нужна твердость. Он порой напоминает мне собаку или лошадь, а то даже женщину.

— Я запомню эти ваши слова, король Белгарион, — сухо сказала Цирадис.

Гарион улыбнулся.

— Я вовсе не имел в виду вас, великая прорицательница, — примирительно произнес он.

— Один-ноль в твою пользу, — тут же заявил Закет.

— Ну вот, сам видишь, сколь полезна эта поговорка, — расхохотался Гарион. — Погоди, еще сделаю из тебя заправского алорийца!

 

Глава 11

Корабль легко скользил против ветра и, когда до гавани оставалось всего около трех лиг, над ним появился альбатрос. Он, словно призрак, беззвучно парил на громадных белоснежных крыльях. Вдруг он издал крик — один-единственный, похожий на стон одиночества, — и Полгара поклоном поприветствовала птицу. Тогда альбатрос полетел впереди корабля, перед самым бушпритом, словно лоцман, оберегающий судно.

— Ну, не странно ли? — сказала Бархотка. — Точь-в-точь такой же, какого мы повстречали по пути на Веркат!

— Что ты, дорогая, — спокойно ответила Полгара. — Это тот же самый.

— Но это немыслимо, госпожа Полгара! Тогда мы были на другом краю света!

— Расстояния — ничто для столь мощных крыльев.

— Но что он здесь делает?

— У него своя миссия.

— Да? И какая именно?

— Он не счел нужным мне об этом сообщить, а спрашивать было бы невежливо.

Закет разгуливал взад и вперед по палубе, привыкая к доспехам.

— Как это красиво со стороны и как, оказывается, неудобно!

— Гораздо неудобнее оказаться без доспехов в тот момент, когда они жизненно необходимы, — возразил Гарион.

— Но ведь со временем к ним привыкаешь и почти их не чувствуешь, правда?

— Настолько — нет, пожалуй.

Хотя до острова Перивор было довольно далеко, корабль с его молчаливой командой быстро достиг цели и уже в середине следующего дня высадил путешественников на лесистый берег.

— Откровенно говоря, — признался Шелк Гариону, когда они вели по сходням лошадей, — я просто мечтал поскорее убраться подальше от этого судна. Корабль, идущий против ветра, и матросы, которые не бранятся, — от всего этого я начинаю всерьез нервничать.

— Во всем нашем предприятии есть много такого, отчего поневоле занервничаешь, — ответил Гарион. — Это и меня касается.

— Разница лишь в том, что я обыкновенный человек. А ты — герой.

— А что это меняет?

— Героям нервничать непозволительно.

— Где ты это вычитал?

— Это общеизвестно. А куда делся альбатрос?

— Улетел — сразу, как только на горизонте показалась земля, — сказал Гарион, опуская забрало.

— Мне все равно, что говорит Полгара об этих птичках. — Шелка передернуло. — Я знаком со многими моряками, и ни один из них еще не сказал доброго слова об альбатросах.

— Моряки очень суеверны.

— Гарион, но ведь суеверия появились неспроста! — Маленький драсниец, прищурившись, поглядел в сторону леса, окаймлявшего берег. — Не слишком-то многообещающий вид. Странно, почему нас не высадили в каком-нибудь порту?

— Не думаю, чтобы кто-нибудь мог с уверенностью сказать, почему далазийцы делают то или другое.

Наконец все лошади оказались на берегу. Гарион и остальные сели в седла и поехали по направлению к лесу.

— Думаю, надо соорудить вам с Закетом копья, — сказал Гариону Дарник. — У Цирадис были причины облачить вас в латы, а я давно заметил, что рыцарь в латах и без копья выглядит… ну, не вполне одетым, что ли.

Кузнец спешился, прихватил топор и углубился в чащу. Вскоре он возвратился с двумя прочными шестами.

— Я выкую наконечники, когда мы вечером сделаем привал, — пообещал он.

— Наверное, это ужасно неудобно, — сказал Закет, вертя в руках шест и щит, явно не зная, куда девать то и другое.

— Вот как надо. — Гарион стал показывать. — Согни левую руку и возьми в нее щит. В ладони той же руки держи поводья. Теперь вставь древко копья в правое стремя и направляй острие правой рукой.

— Ты когда-нибудь сражался при помощи копья?

— Да, и не раз. Очень действенное средство против соперника, облаченного в латы. Если сшибить его наземь с коня, он нескоро встанет на ноги.

Белдин, как обычно, летел впереди. Но вот он возвратился, скользя меж древесных стволов, словно привидение, на почти неподвижных крыльях.

— Ты не поверишь! — было первое, что он сказал Белгарату, приняв человеческий облик.

— И что же там такое?

— Прямо впереди — замок!

— Что-о?

— Это такое большое строение. Оно обычно состоит из стен и башен. У него есть еще подвесные мосты.

— Мне известно, что такое замок, Белдин.

— Тогда чего спрашиваешь? Замок, который я видел, выглядит так, словно неведомая сила перенесла его сюда прямо из Арендии.

— Не объяснишь ли ты нам сию странность, Цирадис? — спросил прорицательницу Белгарат.

— Ничего странного тут нет, древнейший Белгарат, — отвечала она. — Около двух тысяч лет тому назад море выбросило на здешний берег корабль с путешественниками из далекой страны. Поняв, что починить разбитый корабль им не удастся, они поселились здесь и взяли себе в жены местных девиц. Однако сохранили все обычаи, манеры и даже наречие своей родной земли.

— То есть всякие там «милостивый сударь» и «соблаговолите»? — уточнил Шелк. Цирадис кивнула.

— И они выстроили тут замки?

Пророчица снова кивнула.

— И все здешние мужчины носят доспехи? Такие же, как на Гарионе и Закете?

— Все в точности так, принц Хелдар.

Шелк застонал.

— Что-то не так, Хелдар? — спросил его Закет.

— Мы проделали путь в тысячи лиг — и все для того, чтобы вновь повстречать мимбрийцев!

— Мне докладывали с поля битвы при Тул-Марду об их отчаянной храбрости и беспримерной воинской доблести. Возможно, это объясняет репутацию этого острова?

— То-то и оно, Закет, — ответил маленький человечек. — Мимбрийцы — самые смелые люди на свете. Возможно, от того, что слишком глупы, чтобы чего-либо бояться. Друг Гариона, Мандореллен, тот и вовсе уверен, что непобедим.

— Так оно и есть, — встала Сенедра на защиту своего верного рыцаря. — Я видела однажды, как он убил льва голыми руками!

— Я наслышан о его подвигах, — сказал Закет. — Но думал, что многое преувеличено.

— Не столь уж многое, — ответил Гарион. — Однажды я своими ушами слышал, как он предложил Бэраку и Хеттару втроем атаковать целый толнедрийский легион.

— Может, он пошутил…

— Мимбрийские рыцари понятия не имеют, что такое шутка.

— Не собираюсь я сидеть тут и выслушивать, как вы оскорбляете моего рыцаря! — горячо воскликнула Сенедра.

— Но я вовсе не оскорбляю его, Сенедра, — возразил Шелк. — Мы просто расписываем его достоинства. Он столь благороден, что мне делается не по себе.

— Подозреваю, что понятие благородства чуждо драснийцам! — кипятилась королева.

— Не чуждо, Сенедра, а непонятно.

— Может быть, за две тысячи лет они все же переменились? — с надеждой вздохнул Дарник.

— Я бы на это не рассчитывал, — проворчал Белдин. — Мой опыт подсказывает, что люди, долгое время оторванные от внешнего мира, обычно свято сохраняют все свои обычаи.

— Должна еще кое о чем вас предупредить, — сказала Цирадис. — Население этого острова представляет собой довольно странную смесь. Конечно, они во многом именно таковы, как вы говорите, но унаследовали также и некоторые традиции далазийцев. В частности, они знакомы с нашими традиционными искусствами.

— Как мило! — сардонически прищурился Шелк. — Мимбрийцы-волшебники! Это, без сомнения, означает, что они пользуются колдовством в совершенно определенных целях.

— Так вот почему мы с Закетом должны были надеть доспехи? — спросил Гарион у Цирадис.

Пророчица кивнула.

— Почему было прямо так и не сказать?

— Необходимо было, чтобы вы сами дошли до этого.

— Ладно, посмотрим, — вмешался Белгарат. — Нам уже приходилось общаться с мимбрийцами — и ничего, все целы.

Они ехали по лесу, пронизанному золотым предвечерним светом, и, добравшись до опушки, увидели то, о чем говорил Белдин. Замок стоял на вершине скалистого мыса, словно щеголяя великолепными, надежно укрепленными зубчатыми стенами.

— Изумительно! — пробормотал Закет.

— Нет никакой надобности скрываться в лесу, — сказал Белгарат. — Ведь нам все равно не удастся пересечь эту равнину незамеченными. Гарион и Закет, поедете впереди. Людей в латах обычно встречают с особенной учтивостью.

— Что, мы вот так просто поедем к этому замку? — спросил Шелк.

— А почему бы нет? — пожал плечами Белгарат. — Если они остались истинными мимбрийцами, то долг велит им гостеприимно предоставить путникам ночлег. И потом, нам так или иначе надо о многом разузнать…

Они выехали на равнину и, пустив коней неторопливым шагом, направились к мрачноватому замку.

— Когда мы войдем туда, предоставь говорить мне, — сказал Закету Гарион. — Я недурно владею их диалектом.

— Хорошая мысль, — согласился Закет. — Я только давился бы всеми этими «извольте» да «соблаговолите»…

Из-за зубчатых стен послышался резкий звук рога, свидетельствующий о том, что путников заметили, и несколько минут спустя по подвесному мосту из замка выехал десяток рыцарей в сверкающих доспехах. Гарион пришпорил Кретьена и двинулся к ним навстречу.

— Соблаговолите помешкать, господин рыцарь, — произнес предводитель новоприбывших. — Я Астеллиг, здешний барон. Могу ли осведомиться о вашем благородном имени и титуле, а также узнать, что привело вас и спутников ваших к воротам моего обиталища?

— Имени своего открыть я не могу, господин рыцарь, — ответил Гарион. — На то есть веские основания, о коих вы узнаете впоследствии. Мы с моим доблестным другом и остальными нашими спутниками направляемся по делу великой важности, а сюда явились, дабы искать убежища от тьмы и ночного хлада, кои, по моему разумению, вскоре объемлют сию равнину.

Гарион был искренне горд своим словотворчеством.

— Не утруждайте себя просьбой, — произнес барон, — ибо всем истинным рыцарям если не природная учтивость, то святой долг велит предложить стол и кров странствующему собрату.

— Благодарность мою бессильны выразить слова, барон Астеллиг. Как изволите видеть, с нами странствуют дамы благородного происхождения, кои весьма утомлены тяготами пути.

— Тогда соблаговолите незамедлительно следовать за мной под кров моего замка, господа. Забота о благополучии дам — долг и высокая честь для каждого рыцаря.

Он эффектно поворотил коня и поехал по крутому склону в направлении замка. За ним последовали и путники.

— Как изысканно ты, оказывается, умеешь изъясняться, — восхищенно прошептал Закет.

— Мне пришлось довольно долго прожить в Во-Мимбре, — объяснил Гарион, — и через некоторое время я волей-неволей заговорил, как они. У этой манеры единственный недостаток: речь надобно столь щедро приправлять красивостями, что порой забываешь, о чем хотел сказать, не успев закончить фразы…

Барон Астеллиг миновал подвесной мост, и вскоре все спешились на вымощенном булыжником дворе.

— Мои слуги проводят вас и спутников ваших в подобающие вам покои, где вы сможете восстановить силы, господин рыцарь, — сказал хозяин. — Теперь же окажите мне честь, пройдя вместе со мною в главный зал замка, где вы и поведаете мне, чем могу я помочь в достижении вашей благородной цели, ради которой и пустились вы в путь.

— Ваша учтивость безмерна, а гостеприимство безгранично, господин барон, — отвечал Гарион. — Заверяю вас, что мы с моим братом-рыцарем явимся в главный зал вашего замка тотчас же, как только проводим наших дам в отведенные для них покои.

И они стали подниматься вслед за слугами барона на второй этаж, где обнаружили уютные гостевые комнаты.

— Ты поражаешь меня, Гарион, — сказала Полгара. — Прежде я пребывала в уверенности, что ты и понятия не имеешь, как изъясняются истинно воспитанные люди.

— Благодарю, — ответил он.

— Наверное, вам с Закетом лучше поговорить с бароном с глазу на глаз, — сказал Белгарат. — Ты очень вразумительно объяснил ему, почему путешествуешь инкогнито, а если к нему явимся мы все, он может попросить нас ему представиться. Осторожненько прощупай этого барона. Поинтересуйся местными обычаями, спроси, не идет ли здесь война. — Белгарат взглянул на Закета. — Как называется здешняя столица?

— Полагаю, Дал-Перивор.

— Вот туда-то нам и надобно. А где она находится?

— На противоположной оконечности острова.

— Кто бы мог подумать… — горестно вздохнул Шелк.

— Не тяните время, — сказал облаченным в латы спутникам Белгарат. — Неприлично заставлять хозяина ждать.

— Когда все закончится, могу я нанять к себе на службу этого старика, как ты думаешь? — спросил Закет у Гариона, когда они, позвякивая латами, неловко спускались по лестнице. — Я хорошо заплатил бы тебе за посредничество, а мое правительство стало бы самым лучшим в мире.

— Ты и впрямь хочешь, чтобы человек, который, похоже, будет жить вечно, возглавил твое правительство? — Гариона намерение императора несколько позабавило. — И это не говоря уже о том, что он более испорченный и продажный, чем Сади и Шелк вместе взятые? О, это очень дурной старик, Каль Закет. Он мудрее целых сонмов мудрецов, но у него масса отвратительных привычек.

— Но он же твой дед, Гарион, — запротестовал Закет. — Как можешь ты говорить о нем в таком тоне?

— Истина мне дороже кровного родства, ваше величество.

— Вы, алорийцы, странные люди, друг мой…

За их спинами раздалось клацанье когтей — их нагоняла волчица.

— Сестра хочет знать, куда вы направляетесь, — обратилась она к Гариону.

— Брат и друг брата идут к хозяину этого дома, чтобы поговорить, сестренка, — ответил он.

— Сестра будет сопровождать вас, — заявила волчица. — И если возникнет надобность, поможет вам избежать оплошностей.

— Что она сказала? — спросил Закет.

— Говорит, что пойдет с нами, чтобы не дать нам совершить серьезных ошибок, — перевел Гарион.

— Что-о? Волчица?

— Это необычная волчица, Закет. У меня на ее счет появляются все более серьезные подозрения…

— Сестра рада тому, что даже такие волчата-подростки, как ты, обнаруживают зачатки проницательности, — фыркнула волчица.

— Благодарю, — ответил Гарион. — Брат счастлив снискать одобрение нежно любимой сестры.

Волчица ласково вильнула хвостом.

— Однако сестра советует брату держать при себе свое открытие.

— Разумеется, — пообещал он.

— О чем это вы болтали? — спросил Закет.

— Игра слов волчьего языка, — объяснил Гарион. — Это совершенно непереводимо.

Барон Астеллиг уже освободился от лат и теперь восседал в массивном кресле возле камина, где потрескивали поленья.

— Тут всегда зябко, господа рыцари, — сказал он. — Камни предохраняют от превратностей судьбы, но они вечно холодные: за зиму успевают остыть настолько, что за все лето так и не нагреваются. Сему явлению обязаны мы тем, что вынуждены топить камины даже тогда, когда летнее солнце проливает благословенное тепло на наш благословенный остров.

— Ваша правда, барон, — ответил Гарион. — Даже массивные стены Во-Мимбра все лето удерживают сей мертвенный хлад.

— Неужто вы, господин рыцарь, бывали в Во-Мимбре? — изумленно спросил барон. — Я отдал бы все, чем владею, и даже все то, что мне предначертано судьбой приобрести, за счастье узреть сей славный град. Каков же он, расскажите?

— Он весьма велик, барон, — ответил Гарион. — И стены его, сложенные из золотых слитков, отражают солнечный свет, словно желая посрамить сами небеса своим великолепием.

Глаза барона наполнились слезами.

— Это благословение небесное, господин рыцарь. — Голос его дрожал от волнения. — Небо подарило мне встречу с доблестным героем, влекомым по свету великой целью и обладающим изысканным красноречием. Это величайшее событие в моей жизни, ибо воспоминания о Во-Мимбре, бережно передаваемые из уст в уста многими поколениями, согревали нас, разлученных с родным краем, долгие тысячелетия. Но воспоминания эти тускнеют и отдаляются от нас с каждым годом подобно тому, как по мере приближения старости забываются лица людей, дорогих сердцу, отнятых у нас неумолимым роком, являясь нам лишь в мимолетных сновидениях.

— Господин барон, — несколько неуверенно заговорил Закет, — слова ваши глубоко тронули мое сердце. Обладая дарованной мне Небом властью, обещаю в недалеком будущем возвратить вас в столь любезный вам Во-Мимбр, собственноручно подвести к трону тамошнего государя и воссоединить с собратьями!

— Вот видишь, — шепнул другу Гарион, — привычки легко приобретаются.

Барон, уже не стыдясь, вытирал глаза.

— Я заметил вашу собаку, господин рыцарь, — обратился он к Гариону, желая сгладить некоторую неловкость. — Насколько могу я судить, это сука?

— Спокойно! — властно приказал волчице Гарион.

— Какое оскорбление! — зарычала она.

— Не он выдумал это слово. Он ни в чем не повинен!

— Она поджарая и несомненно проворная, — продолжал барон, — а золотые глаза ее с первого же взгляда изобличают в ней ум, коим она явно во много раз превосходит бастардов, заполонивших сие королевство. Не соблаговолите ли, господин рыцарь, открыть мне, какой она породы?

— Это волчица, барон, — ответил Гарион.

— Волчица? — воскликнул барон, проворно вскакивая на ноги. — Надо бежать, покуда сей дикий зверь не ринулся на нас и не разорвал в клочья!

То, что сделал вслед за этим Гарион, с полным правом можно было бы назвать бахвальством, но именно такое поведение частенько производит наиболее сильное впечатление. Он протянул руку и почесал у волчицы за ушами.

— Храбрость ваша не знает границ, господин рыцарь! — восхитился барон.

— Мы с нею друзья, барон, — поведал ему Гарион. — Мы связаны прочнейшими узами, кои превыше человеческого понимания.

— Сестра от души советует тебе прекратить, — тихо прорычала волчица, — если не желаешь лишиться лапы!

— Ты не сделаешь этого! — воскликнул он, проворно отдергивая руку.

— Значит, ты все же не вполне в этом уверен? — оскалилась волчица, изображая нечто весьма отдаленно напоминающее улыбку.

— Вы говорите на языке зверей? — ахнул барон.

— Я знаю несколько звериных языков, господин барон, — ответил Гарион. — Вы, без сомнения, знаете, что у разных зверей и наречия тоже различны. Правда, я не постиг еще змеиного языка — полагаю, для этого язык у меня неподходящей формы.

Барон неожиданно рассмеялся.

— Да вы шутник, господин рыцарь! Многое из сказанного вами мне предстоит еще долго осмысливать, а все остальное достойно лишь восхищения. Итак, перейдем к делу. Что соблаговолите вы поведать мне о цели ваших странствий?

— Будь предельно осторожен, Гарион, — предупредила волчица. Гарион задумался.

— Как вам, вне сомнений, ведомо, господин барон, — начал он, — в большом мире ныне царит зло и великая смута…

Он был предельно честен, ибо в мире смута царит всегда, да и зла предостаточно.

— И цель моя, равно как и присутствующего здесь отважного друга моего, — противостоять этому злу. Известно вам также и то, что слух, словно брехливый пес, может опередить нас и донести наши имена — ежели бы мы опрометчиво назвали их — до слуха отвратительных негодяев, на которых и идем мы войной. Тогда злобный враг наш, прослышав про наше приближение, насторожился бы, и его приспешники могли бы подстеречь нас в засаде. Вот почему должны мы скрывать наши лица под забралами и остерегаться называть наши имена, которые, надо вам доложить, пользуются некоторой славой в большом мире.

Гарион постепенно увлекся — все происходящее начинало ему все больше нравиться. И он вдохновенно продолжал:

— Ни один из нас не страшится ни единого из живых существ в мире сем.

Даже сам Мандореллен не смог бы произнести это более уверенно.

— Но с нами путешествуют те, чью жизнь мы не смеем подвергать опасности. А в пути подстерегают нас столь опасные чары и заклятия, что доблесть наша порой не в силах им противостоять. Посему, как это ни удручает нас, должны мы, словно тати в ночи, подкрадываться к нашему врагу, дабы понес он от нашей руки заслуженную кару.

Последние слова он произнес столь выспренно, как только смог.

Барон тотчас же уловил суть.

— Мой меч, равно как и мечи моих подданных, в любое время в вашем распоряжении, господин рыцарь. Можете всецело располагать нами в вашей благородной битве. Да сокрушится зло навек!

Положительно, барон был мимбрийцем до мозга костей.

Но Гарион огорченно развел руками.

— Увы, барон Астеллиг! Это невозможно, хотя я сердечно рад был бы помощи столь доблестных рыцарей. Миссия эта возложена на наши плечи, и мы обязаны нести сие бремя. Принять же вашу помощь значило бы прогневать обитателей мира духов, у которых общий с нами недруг. Мы — всего лишь ничтожные смертные, в мире же духов обитают бессмертные создания. Если бы мы отважились бросить вызов духам, то тем самым спутали бы планы тех из них, кто в этой великой битве сражается на нашей стороне.

— Хотя это и ранит мне сердце, — печально ответствовал барон, — я вынужден согласиться, что доводы ваши весьма вески. Но считаю своим долгом сообщить вам, что родич мой недавно возвратился из столицы нашей, именуемой Дал-Перивор, и с глазу на глаз сообщил мне о волнениях при тамошнем дворе. Не далее чем несколько дней тому назад при королевском дворе появился кудесник. При помощи заклятий, подобных тем, про которые говорили вы, благородный рыцарь, он за несколько кратких часов обольстил и очаровал короля так, что стал единственным его советником, коему монарх доверяет беспредельно. Теперь власть кудесника сего в королевстве поистине безгранична. Посему берегитесь, господа рыцари! Ведь окажись кудесник сей одним из ваших недругов, он мог бы серьезно повредить вам. — На лице барона вдруг появилась ухмылка заговорщика. — Сдается мне, обольстить нашего короля было для него делом не слишком утомительным. Хоть и недостойны дворянина сии слова, но Небо, увы, не слишком щедро наделило его величество умом.

«И это говорит мимбриец!» — вновь невольно изумился Гарион. А барон продолжал:

— Знайте, что кудесник сей — мерзкое существо, и как истинный друг советую вам по возможности его избегать.

— Искренне благодарен вам, барон, — ответил Гарион. — Но судьба наша, равно как и долг, неодолимо влекут нас в Дал-Перивор. И если будет на то воля свыше, мы бросим вызов сему колдуну и избавим королевство от его злых чар.

— Да пребудут с вами боги и добрые духи! — пылко воскликнул барон. И тотчас же ухмыльнулся. — Может быть, — разумеется, если вы не будете против, — я погляжу, как вы и ваш доблестный, но немногословный друг обрушите на главу сего чудовища карающий меч правосудия!

— Почтем за честь, господин барон, — заверил его Закет.

— А ежели так, господа, — продолжал барон, — то узнайте, что я и еще несколько благородных рыцарей завтра утром отправляемся в королевский дворец в Дал-Периворе для участия в рыцарском турнире, который распорядился провести сам король, дабы избрать самых доблестных рыцарей королевства. Удел этих избранных — мечами своими разрубить узел местных распрей. Узнайте также, что по многовековой традиции в преддверии турнира по всей стране объявляется перемирие, и в нашем путешествии на запад нам ничто не грозит. Посему ответьте: не соблаговолите ли вы сопровождать меня и моих воинов в столицу?

— Господин барон, — Гарион поклонился, лязгнув доспехами, — ваше любезное приглашение как нельзя более согласуется с целью нашего путешествия. Теперь же, если господин барон милостиво позволит, мы удалимся, дабы достойно подготовиться.

Гарион и Закет шли по длинному коридору, а волчица трусила рядом. Когти ее со странным, почти металлическим звуком цокали по каменным плитам пола.

— Сестра довольна вами, — сказала она. — Вы держались совсем недурно — по крайней мере, для таких щенков, как вы.

 

Глава 12

Перивор действительно оказался красивым островом — на пологих зеленых холмах мирно паслись овечьи стада, а на тщательно вспаханных полях зеленели всходы. Барон Астеллиг огляделся с некоторой гордостью.

— Прекрасная и плодородная земля, — сказал он. — Но ее нельзя сравнить с нашей далекой Арендией.

— Полагаю, вы были бы премного разочарованы нынешней Арендией, господин барон, — ответил Гарион. — Хоть земли тамошние и остались прекрасными, но королевство то и дело потрясают народные волнения, да и бедственное житье рабов достойно жалости.

— Неужели сие прискорбное явление все еще не изжито в Арендии? Здесь рабство упразднено уже много столетий назад!

Гарион был несколько удивлен.

— Народы, населявшие сии земли, когда предки наши попали сюда, оказались людьми добрыми, и праотцы наши взяли себе жен из местных. Поначалу они пользовались рабским трудом, как заведено было в Арендии, но вскоре открылось им, что сие есть величайшая несправедливость — ведь рабы их были им родней, ибо приходились родичами их женам. — Барон слегка нахмурился. — Неужели смута народная, о коей вы упомянули, сильно повредила королевству?

Гарион вздохнул.

— В душе моей надежда на то, что там воцарилось спокойствие, ничтожна, господин барон. Три великих герцогства долгие века вели между собой войну, покуда одно из них — герцогство Мимбр — не получило номинальной власти. Но то и дело вспыхивают междоусобные войны. Более того, бароны из южной Арендии по зачастую ничтожному поводу идут войной друг на друга и беспощадно проливают кровь.

— Идут войной? О Небо! Хотя здесь, на Периворе, тоже возникают распри, но нам удается улаживать споры, и дело редко доходит до смертельных исходов.

— Что вы разумеете под «улаживанием», господин барон?

— Возникающие споры и распри — за исключением разве что кровных обид и насилия, вопиющего к Небу о немедленном отмщении, — мы обычно улаживаем на ристалищах. — Барон улыбнулся. — Дошло до меня также, что порой два рыцаря по обоюдному соглашению выдумывают повод для единоборства на турнире — ведь это равно развлекает и благородных, и простолюдинов.

— Как изящно и изысканно, господин барон! — восхитился Закет.

Выстраивание изощренных фраз в духе старины постепенно начало утомлять Гариона. Он изысканно попросил прощения у доброго барона, сказав, что ему надобно посовещаться с товарищами, и подъехал к Белгарату и остальным.

— Ну, и как вы ладите с бароном? — спросил Шелк.

— По-моему, замечательно. Смешанные браки первых поселенцев с далазийскими девами избавили их потомков от самых отталкивающих арендийских зол.

— От каких, например?

— Перво-наперво от досадной тупости. А еще они упразднили рабство и обычно все споры решают на рыцарских турнирах, не прибегая к кровопролитным войнам.

Гарион скосил глаза на клюющего носом Белгарата.

— Дедушка!

Белгарат открыл один глаз.

— Как думаешь, удалось нам добраться сюда прежде Зандрамас?

— Этого никак нельзя узнать наверняка.

— Но я мог бы посовещаться с Шаром.

— Лучше будет, если ты от этого воздержишься. Если Зандрамас на острове, то мы все равно не узнаем, где именно. Может быть, она шла другой дорогой — тогда Шар не почует ее следа. Но вот она, будь уверен, тотчас же почувствует Шар. С таким же успехом мы могли бы послать ей официальное сообщение о том, что мы здесь. Да и Сардион, кстати, находится в этой части света. Лучше пока его не будить.

— Можешь спросить своего друга барона, Гарион, — предложил Шелк. — Если она здесь, то, может, он что-то о ней слышал?

— Сомневаюсь, — сказал Белгарат. — До сих пор она пускалась во все тяжкие, только бы остаться незамеченной.

— Это правда, — согласился Шелк. — И, полагаю, теперь удвоит усилия. Трудненько будет ей объяснить происхождение этих ее светящихся пятен на коже.

— Давайте подождем, покуда не доберемся до Дал-Перивора, — решил Белгарат. — Я хочу точно знать положение вещей, прежде чем делать решительные шаги.

— Как думаешь, имеет смысл спросить Цирадис? — тихо поинтересовался Гарион, косясь на великолепную карету, которую гостеприимный барон предоставил дамам.

— Нет, — ответил Белгарат. — Ей не позволят ответить нам.

— Думаю, из сложившейся ситуации можно извлечь немалую выгоду, — рассудил Шелк. — Ведь именно Цирадис принадлежит право Последнего выбора, а одно то, что она путешествует с нами, а не с Зандрамас, уже можно счесть добрым предзнаменованием.

— Не думаю, — возразил Гарион. — Полагаю, она не столько путешествует с нами, сколько приглядывает за Закетом. Ему предстоит сделать нечто очень важное, и она не хочет, чтобы он оплошал.

Шелк хмыкнул.

— Где ты предполагаешь начать поиски той карты, которую должен найти? — спросил он у Белгарата.

— Скорее всего, в библиотеке, — ответил старик. — Карта эта — очередная таинственная «шарада», а другие я прежде довольно успешно находил в библиотеках. Гарион, попробуй убедить своего барона представить нас при дворе в Дал-Периворе. Дворцовые библиотеки обычно очень богаты.

— Конечно, дедушка, — кивнул Гарион.

— К тому же мне очень хочется поглядеть на упомянутого бароном кудесника. У тебя есть контора в Дал-Периворе, Шелк?

— Увы, нет, Белгарат. Отсюда совершенно нечего импортировать.

— Ну да ладно. Ты — человек деловой, а в городе наверняка сыщутся тебе подобные. Потолкуй с ними о делах. Скажи, что хочешь ознакомиться с морскими путями, ведущими сюда. Обнюхай каждую карту, какая тебе попадется. Ты знаешь, что мы ищем.

— Ты ловчила, Белгарат, — проворчал Белдин.

— То есть?

— Ведь Цирадис сказала, что ты сам должен отыскать карту!

— Я всего лишь передаю ему свои полномочия, Белдин. Это абсолютно правомочно.

— Сдается мне, она так не думает.

— Предоставляю тебе право объясниться с нею. Ты лучше умеешь убеждать.

Путники ехали короткими перегонами — более всего затем, чтобы не утомлять лошадей, как решил Гарион. Лошади на Периворе были некрупные, и им нелегко приходилось под бременем облаченных в латы всадников. Лишь через несколько дней, въехав на вершину холма, увидели они наконец портовый город — это и был Дал-Перивор.

— Узрите Дал-Перивор, сердце острова и королевскую столицу! — торжественно объявил барон.

Гарион тотчас же понял, что некогда потерпевшие кораблекрушение арендийцы, строившие этот город, совершенно сознательно пытались воссоздать облик Во-Мимбра. Желтые городские стены были высоки и толсты, а на шпилях башен развевались яркие флаги и вымпелы.

— Где удалось вам отыскать желтый камень, господин барон? — изумился Закет. — По пути сюда я нигде не видел ничего похожего.

Барон смущенно кашлянул.

— Стены выкрашены желтой краской, господин рыцарь, — объяснил он.

— Но зачем?

— В память о незабвенном Во-Мимбре, — печально ответил барон. — Предки наши тосковали по милой Арендии. Во-Мимбр — жемчужина нашей утраченной родины, а златые стены его взывают к нашим сердцам даже из невероятной дали.

— А-а-а… — протянул Закет.

— Как я и обещал вам, господин рыцарь, — обратился барон к Гариону, — я с великой радостью сопровожу вас и друзей ваших в королевский дворец, где вам, без сомнения, воздадут достойные почести и примут с великим радушием.

— Мы в неоплатном долгу у вас, господин барон, — ответил Гарион.

Барон хитровато прищурился:

— Признаюсь вам, господин рыцарь, что руководят мною не только великодушие и бескорыстие. Представив при дворе странствующих рыцарей, устремленных к благородной цели, я упрочу свою репутацию.

— Ну хорошо, друг мой, — рассмеялся Гарион. — Таким образом все остаются в выигрыше.

Дворец оказался почти точной копией королевской резиденции в Во-Мимбре — крепость внутри крепости, с высокими стенами и крепкими воротами.

— По крайней мере на этот раз, надеюсь, моему деду не придется выращивать дерево, — прошептал Гарион на ухо Закету.

— Чего-о?

— Когда мы впервые попали в Во-Мимбр, рыцарь, стоявший на страже у ворот, не поверил Мандореллену, когда тот представил дедушку как великого волшебника Белгарата. Тогда дедушка вытащил хворостинку, запутавшуюся в хвосте его коня, воткнул ее в землю прямо на площади перед дворцом — и тотчас же выросла яблоня. Потом он приказал недоверчивому рыцарю всю оставшуюся жизнь за нею ухаживать.

— И что, рыцарь послушался?

— Не сомневаюсь. Мимбрийцы воспринимают подобные приказы исключительно серьезно.

— Странный народ…

— О да. Я вот, например, приказал Мандореллену жениться на девушке, которую он любил чуть ли не с детства, а еще прекратил войну в самом ее разгаре.

— И как тебе это удалось?

— А я пригрозил. Полагаю, они восприняли меня всерьез. — Подумав, он прибавил: — Хотя, наверное, немного помогла и буря, которую я обрушил на головы сражавшихся. А Мандореллен и Нерина долгие годы нежно обожали друг друга и пребывали в романтической тоске. Мне это, в конце концов, надоело, и я заставил их пошевелиться. Им я тоже пригрозил. Видишь вот этот ножичек? — Он указал на рукоять Ривского меча, торчавшую из-за его плеча. — Он сразу бросается в глаза.

— Гарион! — Закет расхохотался. — Да ты деревенщина!

— Да. Возможно, — согласился Гарион. — Но ведь они и впрямь поженились. Теперь оба безмерно счастливы, а ежели что-то пойдет не так, им есть, кого винить, правда?

— Ты совершенно необыкновенный человек, друг мой, — серьезно сказал Закет.

— Нет, — вздохнул Гарион. — Наверное, нет. А так хотелось бы… Судьбы мира тяжким бременем лежат на наших с тобой плечах, Закет, и на самих себя времени не остается. Вот скажи, разве тебе не хотелось бы в одно прекрасное летнее утро выехать из дому, просто чтобы полюбоваться восходом и поглядеть, что находится за ближайшим холмом?

— Я думал, именно этим мы и занимаемся.

— Не совсем так. Мы делаем все это по принуждению. Я же говорил о развлечении.

— Уже многие годы я ничего не делал ради развлечения.

— А разве ты не развлекался от души, угрожая распять Гетеля, короля туллов? Сенедра мне рассказывала.

Закет расхохотался.

— Это было совсем недурно, — признался он. — Но, разумеется, я никогда бы этого не сделал. Спору нет, Гетель полный идиот, но в тот момент он был мне нужен.

— Вот именно! Все упирается в необходимость. Мы с тобой делаем лишь то, что нужно, а вовсе не то, чего нам хочется. Ни один из нас не искал столь высокой миссии, но теперь оба мы вынуждены делать то, что необходимо, и то, чего от нас ожидают. Если мы взбунтуемся, мир погибнет — и жертвами падут многие честные и благородные люди. Я не предам людей честных и благородных — и ты не предашь. Ты сам слишком благороден для этого.

— Благороден? Я?

— Ты недооцениваешь себя, Закет, и, я думаю, очень скоро некто поможет тебе покончить с ненавистью к самому себе.

Закет вздрогнул.

— Ты думал, я не знаю? — продолжал Гарион, не щадя застенчивости друга. — Но ты почти исцелен. Ты почти изжил страдания, боль и раскаяние, а если тебе нужен добрый совет, я научу тебя быть счастливым. Иначе для чего существует дружба?

Из-под забрала Закета донеслось сдавленное рыдание.

И тут между коней двух друзей неизвестно откуда возникла волчица. Ее янтарные глаза устремлены были на Гариона.

— Отлично сказано, — произнесла она. — Возможно, сестра и недооценила тебя, юный волк. Похоже, ты и в самом деле уже не щенок.

— Брат очень старается, — отвечал Гарион по-волчьи. — Брат надеется, что не слишком разочаровал тебя.

— Ты подаешь надежды, Гарион.

И эти слова ее разрушили последние сомнения Гариона. Он уже давно кое о чем подозревал…

— Благодарю тебя, бабушка, — сказал он, уже совершенно точно зная, с кем разговаривает.

— Долгонько же ты собирался, чтобы наконец это выговорить!

— Боялся показаться не вполне вежливым…

— Я считаю, что ты слишком много времени провел в обществе моей старшей дочери. Она, как я заметила, чересчур увлекается соблюдением приличий. Надеюсь, тебе достанет благоразумия держать свое открытие при себе?

— Как ты пожелаешь.

— Это будет мудро. — Волчица взглянула на ворота дворца. — Что это за строение?

— Королевский дворец.

— А кто такой король? Растолкуй по-волчьи.

— В обычаях двуногих чтить их превыше всех прочих собратьев, бабушка. Правда, это скорее дань обычаю, нежели самому двуногому, носящему на голове корону.

— Как любопытно! — фыркнула волчица.

Но вот со скрежетом и звоном опустился подвесной мост, и барон Астеллиг со своими рыцарями, сопровождаемый путешественниками, въехал во двор.

Как и в Во-Мимбре, Тронный зал королевского дворца в Дал-Периворе был просторным, со сводчатыми потолками и резными колоннами вдоль стен. Между колоннами располагались узкие и высокие окошки с витражами, и солнечный свет, льющийся сквозь цветные стеклышки, играл всеми цветами радуги. Пол был выложен отполированными до блеска мраморными плитами, а на крытом алым ковром возвышении в дальнем конце зала стоял трон Перивора, эффектно выделяясь на фоне тяжелых пурпурных драпировок. На богатой ткани вокруг трона развешано было массивное старинное вооружение — реликвии двухтысячелетнего правления династии. Были тут копья, жезлы и мечи, зачастую выше человеческого роста, и потрепанные военные стяги давным-давно позабытых королей.

Обстановка показалась такой знакомой Гариону, что голова у него пошла кругом. Казалось, вот-вот навстречу ему выйдет Мандореллен в сверкающих доспехах, сопровождаемый рыжебородым Бэраком и страстным любителем коней Хеттаром. И вновь странное ощущение поразило Гариона. Все это уже происходило с ним прежде. И ему вдруг открылось нечто важное: рассказывая Закету о прошлом, он сам как бы переживал его вновь. И было это не что иное, как духовное очищение в преддверии уже ставшей неизбежной встречи в Месте, которого больше нет.

— Соблаговолите, господа рыцари, приблизиться к трону короля Ольдорина, дабы мог я представить вас его величеству, — сказал барон Астеллиг. — Я сам поведаю ему о некоторых ограничениях, кои накладывает на вас ваша великая миссия.

— Ваша учтивость и предусмотрительность делают вам честь, господин Астеллиг, — сказал Гарион. — Мы сердечно рады будем приветствовать государя.

И они втроем двинулись по мраморному полу к покрытому ковром тронному возвышению. Король Ольдорин оказался еще более дюжим молодцом, чем даже Кородуллин Арендийский, но в глазах его не было заметно даже слабого проблеска интеллекта.

Высокий, крепкого сложения рыцарь неожиданно заступил путь Астеллигу.

— Сие непочтительно, господин барон. Вели спутникам поднять забрала свои, дабы король мог видеть лики тех, кто приближается к нему!

— Я сам объясню его величеству причину сей скрытности, господин рыцарь, — решительно ответил Астеллиг. — Уверяю вас, что сии рыцари, коих смею я именовать друзьями, вовсе не желают выказать неуважения к нашему государю.

— Искренне скорблю, барон Астеллиг, — упрямился рыцарь, — но я не могу этого дозволить!

Барон потянулся к рукояти меча.

— Спокойно! — Рука Гариона в тяжелой перчатке опустилась на плечо Астеллига. — Как ведомо всем в подлунном мире, обнажать оружие в присутствии короля строжайше запрещено.

— Вы весьма искушены в придворном этикете, господин рыцарь.

Голос придворного звучал уже далеко не так уверенно.

— Мне доводилось представать пред многими государями мира, господин, и я поднаторел в придворной учтивости. Уверяю вас, что мы никоим образом не желали оскорбить его величество, приблизившись к его трону с опущенными забралами. Поступать так велит нам наш долг и великая миссия, кою призваны мы исполнить.

Рыцарь уже явно колебался.

— Речь ваша весьма учтива, господин рыцарь…

— Так не будете ли и вы учтивы в ответ, господин рыцарь? Соблаговолите проводить нас с другом и барона Астеллига к трону его величества. Вне сомнения, столь доблестный воин, как вы, сможет предотвратить любую неожиданность, однако, заверяю вас, ничего непредвиденного не произойдет.

— Да будет так, господин рыцарь, — решился наконец упрямец.

Они вчетвером приблизились к тронному возвышению и склонились в поклоне.

— Да пребудет в добром здравии мой король, — сказал Астеллиг.

— Приветствую, барон, — рассеянно ответил монарх.

— Имею честь представить вам двух странствующих рыцарей, прибывших сюда издалека. Они направляются туда, где судьбой назначено им совершить великий подвиг.

В глазах короля затлел слабый огонек интереса. Слово «подвиг» для мимбрийца звучит сладчайшей музыкой.

— Как видите, ваше величество, — продолжал Астеллиг, — друзья мои не поднимают забрал. Но не воспримите это как жест неуважения — это всего лишь необходимая предосторожность в преддверии их доблестного подвига. В большом мире царствует зло, а рыцари эти со спутниками своими должны противостоять ему. Оба они стяжали славу в большом мире, и ежели бы открыли они лики свои, то в тот же миг были бы узнаны, и злобный враг их, коего они преследуют, был бы предупрежден об их приближении и воспрепятствовал бы им. Посему забрала их должны пребывать опущенными.

— Разумная предосторожность, — согласился король. — Приветствую вас, господа рыцари. Добро пожаловать.

— Вы добры, ваше величество, — произнес Гарион. — И мы благодарны вам за то, что со столь мудрым пониманием отнеслись вы к обстоятельствам, побуждающим нас скрывать свои лица. Подвиг наш труден, и подстерегают нас на пути чары и заклятия — и случись нам быть узнанными, мы были бы побеждены, от чего пострадал бы весь мир.

— Вполне понимаю вас, господин рыцарь, и не стану далее расспрашивать о вашем подвиге. У стен любого дворца есть уши, а здесь вполне может оказаться некто из приспешников вашего недруга.

— Мудро сказано, мой король, — раздался скрипучий голос за их спинами. — Как мне самому довелось убедиться, сила кудесников весьма велика, и даже доблесть сих двух отважных рыцарей может оказаться бессильной перед нею.

Гарион обернулся. Глаза у говорящего были совершенно белыми.

— Се — кудесник, про которого я говорил, — прошептал барон Астеллиг. — Берегитесь его, господин рыцарь, ибо король — послушная игрушка в его руках.

— О, добрый Эрезель! — Лицо короля озарилось радостью. — Будь любезен, приблизься к трону. Возможно, ты со столь свойственной тебе мудростью присоветуешь сим двум отважным воинам, как им избежать ловушек, расставленных на их пути злобными колдунами.

— Служить вам — счастье для меня, — ответил Нарадас.

— Ты знаешь этого типа? — спросил Закет у Гариона.

— Да.

Нарадас подошел к трону.

— Осмелюсь кое-что предложить вам, господа рыцари, — елейным голосом начал он. — Вскоре при дворе состоится великий турнир. Ежели вы не примете в нем участия, то прихлебатели недруга вашего, кои несомненно следят за вами, могут насторожиться. Вот первый совет мой: соблаговолите выйти на ристалище, дабы избежать беды.

— Мудрый совет, Эрезель, — закивал пустоголовый монарх. — Господа рыцари, се Эрезель, великий волшебник и ближайший мой советник. Прислушайтесь к его речам, ибо мудрость их безгранична. Мы же с нашей стороны будем весьма польщены, если два столь доблестных воина примут участие в предстоящем развлечении.

Гарион стиснул зубы. Одно невинное с первого взгляда предложение — и Нарадас преуспел в своем намерении задержать их, чего долго и безуспешно добивался. И теперь выхода у них просто не было.

— Мы почтем за честь разделить с вашими могучими рыцарями предстоящее удовольствие, ваше величество, — ответил он. — А позвольте полюбопытствовать, когда начнется турнир?

— Ровно через десять дней, господин рыцарь.

 

Глава 13

Покои, куда их препроводили вскоре, вновь оказались на удивление знакомыми. Арендийцы, разлученные с родиной два тысячелетия тому назад, с благоговейной любовью, в мельчайших деталях воссоздали королевский дворец в Во-Мимбре. Даже неудобства тут были точно те же. Практичный Дарник тотчас же это заметил.

— Сдается мне, они вполне могли бы кое-что усовершенствовать.

— Но ведь в архаизме есть свое очарование, дорогой, — ответила мужу Полгара.

— Виной всему, вероятно, острая ностальгия, Пол, и все же, если бы они кое-что тут модернизировали, было бы только лучше. Ведь ты заметила, что ванные комнаты находятся в подвале?

— Точно так, госпожа Полгара, — подтвердила наблюдательная Бархотка.

— В Мал-Зэте было куда удобнее, — вздохнула Сенедра. — Ванные комнаты там находятся прямо в покоях — можно вволю веселиться и шалить…

У Гариона даже уши сделались пунцовыми.

— Похоже, я опять проворонил самое интересное, — хитровато произнес Закет.

— Ничего подобного, — быстро ответил Гарион.

И тут явились королевские портные. Полгару и остальных женщин тотчас же как ветром сдуло. Гарион и прежде замечал, что искусство портных в чем-то сродни колдовству, поскольку завладевает сердцами даже самых достойных женщин.

Вслед за портными появились швеи, которые, подобно портным, работали в духе седой старины. Белдин, разумеется, был непоколебим — он тотчас же со всей решительностью отверг их услуги. Одному особенно настойчивому портному ему даже пришлось показать корявый большой кулак, и тот понял наконец, что горбун вполне удовлетворен своим внешним видом.

Гарион же и Закет пребывали во власти запрета, наложенного на них прорицательницей из Келля, и оставались в доспехах.

Когда же наконец их оставили в покое, Белгарат сурово насупился.

— Предупреждаю вас двоих: будьте предельно осторожны во время турнира. Нарадасу известно, кто мы такие, — видели, как легко ему удалось нас задержать? Он вполне может пойти и несколько дальше. — Старый волшебник пристально посмотрел в сторону дверей. — Куда это ты направляешься? — спросил он у Шелка.

— Хотел немного погулять, принюхаться, — с невинным видом отвечал маленький мошенник. — Никогда не вредно знать, что нас ожидает.

— Ну ладно, но будь осторожен. И гляди, чтобы что-нибудь чужое ненароком не перекочевало в твой карман. Если тебя застукают, нам всем не поздоровится.

— Ты обижаешь меня, Белгарат! — возмутился Шелк. — Никто никогда еще не видел, чтобы я что-то украл!

И удалился, все еще возмущенно бормоча что-то себе под нос.

— Как думаешь, этим он хотел сказать, что красть вообще не в его привычке? — спросил Закет.

— Нет, — вдруг раздался голос Эрионда. — Он сказал лишь то, что сказал, — никто никогда не заставал его за воровством. — Юноша ласково улыбнулся. — У него есть несколько дурных привычек, но ведь мы пытаемся его перевоспитать…

Впервые за очень долгое время Гарион услышал голос своего юного друга. Эрионд делался все более молчаливым, все глубже уходил в себя. И это беспокоило Гариона. Эрионд всегда был странным мальчиком и умел предчувствовать грядущие напасти даже тогда, когда все остальные оставались безмятежно спокойными. Гарион с ужасом вспомнил роковые слова Цирадис, прозвучавшие в Реоне: «Путь твой исполнен будет великих опасностей, Белгарион, и один из друзей твоих сложит голову в этом пути».

И тут, словно в ответ на его безмолвную мысль, из комнаты, где дамы совещались с портными, явилась келльская прорицательница с повязкой на глазах. Вслед за нею выпорхнула Сенедра, облаченная в одну лишь сорочку, притом весьма короткую.

— Но это же такое роскошное платье, Цирадис! — умоляющим тоном воскликнула королева.

— Оно хорошо для тебя, королева Ривы, — ответила пророчица. — Но эта роскошь не для меня.

— Сенедра! — Гарион задохнулся от возмущения. — Ты же не одета!

— Да ну тебя! — отмахнулась Сенедра. — Кто из вас не видал голых женщин? Важнее то, что я никак не могу сладить с моей загадочной подружкой. Цирадис, если ты не наденешь это платье, я очень, очень рассержусь на тебя! К тому же нам срочно нужно соорудить тебе подходящую прическу.

Пророчица же, словно на глазах у нее и не было повязки, приблизилась к Сенедре и нежно заключила ее в объятия.

— Дорогая, дорогая моя Сенедра, — ласково заговорила она, — сердце твое больше, чем ты сама, моя крошка, а твоя заботливость согревает мне душу. Но я вполне удовлетворена моим незатейливым нарядом. Возможно, со временем вкусы мои и переменятся — тогда я с радостью прибегну к твоим любезным услугам.

— С нею решительно невозможно разговаривать! — всплеснула руками маленькая королева. И грациозно скользнула в двери дамской комнаты — только взметнулся коротенький подол.

— Ты должен получше ее кормить, — заявил Белдин Гариону. — Не пойму, в чем душа держится…

— Она и такой мне нравится, — ответил Гарион. Потом взглянул на Цирадис. — Не желаешь ли присесть, великая прорицательница?

— Если позволишь.

— Разумеется!

Гарион жестом отклонил помощь Тофа и сам подвел девушку с завязанными глазами к мягкому креслу.

— Благодарю тебя, Белгарион, — сказала она. — Ты столь же добр, сколь и отважен. — Улыбка ее была словно луч солнца в ненастный день. Рукой она коснулась своих волос. — Неужели это и впрямь столь безобразно?

— Это прекрасно, Цирадис, — чистосердечно ответил Гарион. — Сенедра частенько преувеличивает, к тому же обожает выводить из себя людей — меня, в частности.

— Разве тебе это столь уж неприятно, Белгарион?

— Н-нет. Я, наверное, заскучал бы по этим ее выходкам, если бы она вдруг сделалась благоразумной.

— Ты попался в любовные сети, король Белгарион. Ты могущественный волшебник, но, смею думать, твоя маленькая королева при помощи еще более сильных чар околдовала тебя и держит сердце твое на своей маленькой ладошке.

— Это правда, но, знаешь, я ничего не имею против.

— Если вы не прекратите этой слащавой тягомотины, меня вырвет! — ворчливо заявил Белдин. И тут воротился Шелк.

— Ну как, клюнуло? — спросил Белгарат.

— Нарадас обставил тебя и с библиотекой. Я заглянул туда, и тот, кто ведает книгами…

— Библиотекарь, — рассеянно уточнил Белгарат.

— Хоть черт в ступе. Так вот, он сказал, что, как только Нарадас появился в замке, он тотчас же перевернул все вверх дном в библиотеке.

— Это уже кое-что, — сказал Белгарат. — Значит, Зандрамас нет на острове. Она послала сюда Нарадаса, чтобы он выполнил ее поручение. И что, он все еще разыскивает карту?

— Похоже, нет.

— Значит, он ее нашел.

— И, скорее всего, уничтожил, чтобы мы до нее не добрались, — прибавил Белдин.

— Нет, добрый Белдин, — вмешалась Цирадис. — Та карта, что вы ищете, все еще существует, но она вовсе не там, где вы намеревались ее искать.

— Но, разумеется, нечего и ожидать, что ты намекнешь, где именно она сейчас находится? — без всякой надежды спросил Белгарат.

Цирадис отрицательно покачала головой.

— Не стоит, уважаемый Белгарат.

— Погоди-погоди, ты сказала «карта»? — Белдин, как всегда, атаковал лоб в лоб. — Значит ли это, что она существует в единственном экземпляре?

Цирадис кивнула.

Горбун передернул плечами.

— Ну да ладно. Поиски карты заполнят наш вынужденный досуг — нам все равно нечего делать, покуда двое наших героев не начнут пробовать на зуб доспехи своих противников.

— Кстати, чуть не забыл! — воскликнул Гарион, пристально глядя на Закета. — Ты ведь не умеешь орудовать копьем, я правильно понял?

— Честно признаться, не умею.

— Тогда завтра утречком мы с тобой куда-нибудь подадимся, и я дам тебе несколько добрых советов.

— Мне это представляется вполне разумным.

Наутро оба друга поднялись рано и верхом выехали из дворца.

— Думаю, нам лучше отправиться за городские стены, — сказал Гарион. — Конечно, неподалеку от дворца есть учебное ристалище, но там наверняка практикуются другие рыцари. Я, конечно, не хочу тебя обидеть, но несколько первых ударов новичка обычно бывают просто уморительны. А ведь мы с тобой — великие доблестные рыцари и не можем никому позволить заподозрить в нас щенков.

— Весьма признателен, — сухо отвечал Закет.

— Но, может быть, тебе по вкусу публичный позор?

— Совсем нет.

— Тогда пусть будет по-моему, ладно?

Миновав городские стены, они направились на луг в нескольких милях от города.

— Ты взял два щита, — заметил Закет. — Так принято?

— Другой предназначается для нашего противника.

— Для кого-о?

— Это будет какой-нибудь пень или дерево. Нам нужна мишень. — Гарион натянул поводья. — Кстати, учти, что турнир, в котором мы собираемся участвовать, чисто формальный. Никто никого не намеревается убивать — это считается дурным тоном. Скорее всего, мы будем сражаться при помощи копий с тупыми наконечниками. Это помогает предотвратить несчастные случаи.

— Но ведь кто-то порой все-таки гибнет?

— И такое случается, но крайне редко. Цель поединка считается достигнутой, если один из сражающихся вылетел из седла. Тогда ты подъезжаешь к нему и упираешь кончик своего копья в самый центр его щита.

— Разумеется, ежели наземь лечу я, он делает то же самое…

— Верно.

— Но это же, наверное, больно!

— Так оно и есть. После нескольких ударов соперника ты покроешься синяками с головы до ног.

— И они тут так развлекаются?

— Это не только забава. Это своего рода состязание. Оно выявляет сильнейших.

— Хоть это я могу понять…

— Полагаю, это состязание должно тебе понравиться.

Они прикрепили щит на пружинистую ветвь кедра.

— Как раз нужная высота, — сказал Гарион. — Сперва я покажу тебе, как это делается. Смотри внимательно. А потом попробуешь сам.

Гарион, уже изрядно поднаторевший в боевом искусстве, с каждой попытки попадал в цель.

— А зачем ты в последнюю секунду привстаешь в стременах? — спросил внимательный Закет.

— Я не столько привстаю, сколько наклоняюсь вперед. Суть в том, чтобы получше упереться ногами в стремена, наклониться вперед и напрячь все мускулы. Таким образом к твоему весу прибавится еще и вес лошади, что значительно увеличит силу удара.

— Умно. Дай-ка я попробую.

С первой попытки Закет блистательно промазал.

— И что же я сделал не так? — обиженно спросил он.

— Когда ты приподнялся и наклонился вперед, конец твоего копья ушел вниз. Надо поточнее целиться.

— А, теперь понятно. Ладно, давай-ка еще разок.

Со второй попытки он нанес по цели скользящий удар, и щит волчком завертелся вокруг своей оси.

— Ну как, уже лучше? — спросил он. Гарион отрицательно покачал головой.

— Считай, ты убил противника. Ты ударил в самый верх щита. Теперь копье твое чересчур задрано вверх — так ты угодишь рыцарю прямо в забрало и сломаешь ему шею.

— Тогда я еще попрактикуюсь.

К полудню Закет сделал значительные успехи.

— На сегодня довольно, — сказал Гарион. — Становится чересчур жарко.

— А я прекрасно себя чувствую! — возразил окрыленный Закет.

— Признаться, я пекусь вовсе не о тебе, а о твоей лошади.

— А-а-а… Да, она уже в мыле — слегка…

— Не слегка, Закет. К тому же лично я уже нагулял прекрасный аппетит.

День турнира выдался очень солнечным. Толпы празднично разодетых горожан тянулись по улицам к ристалищу, где должны были состояться поединки.

— Знаешь, мне кое-что пришло в голову, — сказал Закету Гарион, когда они вышли из дворца. — И мне, и тебе, в сущности, наплевать, кто выйдет победителем в турнире, правда?

— Что-то я тебя не пойму.

— У нас есть дела поважнее, а ушибы и переломы были бы для нас только досадной помехой. Так что достаточно нанести несколько ударов, повергнуть наземь пару рыцарей, а затем беспрепятственно позволить другим выбить нас из седел. Честь наша останется таким образом незапятнанной, да и серьезных ранений мы избежим.

— Ты предлагаешь нам сдаться добровольно? И это ты, Гарион?

— Но это разумно.

— Я в жизни еще не проигрывал сражения!

— С каждым днем ты все больше и больше делаешься похожим на Мандореллена, — вздохнул Гарион.

— Кстати, — продолжал Закет, — ты забываешь кое о чем. Мы ведь назвались доблестными рыцарями и сверх того сообщили, что нам предстоит великий подвиг. Если мы не сделаем все, что в наших силах, Нарадас напоет королю всякой всячины и заронит в его сердце подозрение. Ну, а если мы победим, то вырвем у змеи жало.

— Победим? — фыркнул Гарион. — Конечно, ты многому научился за эту неделю, но ведь нам предстоит сразиться с теми, кто орудует копьем всю жизнь! Так что, думаю, победа нам не грозит.

— Тогда идем на компромисс? — хитренько прищурился Закет.

— Да что у тебя на уме?

— Если мы выйдем победителями в турнире, король не сможет ни в чем нам отказать, правда?

— Обычно так и происходит.

— Тогда, возможно, он с радостью позволит Белгарату взглянуть на вожделенную карту? Уверен, он прекрасно знает, где она находится, или вынудит Нарадаса показать ее.

— Слова твои не вполне лишены здравого смысла…

— Ты ведь волшебник. Так устрой, чтобы мы выиграли!

— Да ведь это же мошенничество!

— Ты удивительно непоследователен, Гарион. Сперва ты предлагаешь нам свалиться с коней, словно кули с мукой, но ведь и это мошенничество, не так ли? Вот что я тебе скажу, друг мой. Я, император Маллореи, даю тебе свое императорское соизволение: можешь мошенничать сколько влезет. Ну как, теперь ты согласен?

Гарион с минуту поразмышлял и кое о чем вспомнил.

— Помнишь, я рассказывал тебе, как прекратил войну, чтобы дать возможность Мандореллену и Нерине без помех пожениться?

— Ну да. А что?

— Вот как я это сделал. Любое копье рано или поздно ломается. К концу турнира лошади будут разгуливать по колено в щепках. Мое же копье стало прочнее стали. Это великолепно сработало. В тот день ни один из самых доблестных рыцарей во всем Мимбре не усидел в седле.

— А мне казалось, ты говорил, будто обрушил на их головы бурю…

— Это было несколько позднее. Тогда две огромные армии сошлись лицом к лицу на равнине. Даже мимбрийцы не могут сражаться на поле, которое то и дело дырявят кошмарные молнии. Они не настолько глупы.

— Прекрасная военная карьера, мой юный друг, — засмеялся Закет.

— Да, забавный выдался денек, — признался Гарион. — Нечасто удавалось мне в одиночку обратить в бегство сразу две армии. Правда, потом я долго выпутывался из того, что сам нагородил. Когда портишь погоду, никогда не знаешь, каковы окажутся последствия. Белгарат и Белдин потом полгода шныряли туда-сюда по свету, усмиряя стихию. Дедушка был невероятно зол, когда вернулся. Среди прозвищ, которыми он щедро меня одаривал, «болван» было самым ласковым.

— Кстати, ты вскользь упоминал о каких-то «заграждениях». Что это за штука?

— В землю в самом центре ристалища вбивают нечто вроде свай, между которыми укрепляют длинные шесты — примерно на высоте лошадиной груди. Противники с противоположных сторон съезжаются как раз к этому шесту. Полагаю, это делается для того, чтобы лошади не налетели друг на друга. Добрые кони нынче в большой цене. Кстати, это мне кое о чем напомнило. На нашей стороне еще одно преимущество — и, надо сказать, немалое. Кони наши крупнее и сильнее здешних.

— Правда твоя — и все же я чувствовал бы себе спокойнее, ежели б ты прибег к хитрости.

— Одно другого не исключает. В честном бою мы с тобой оба нахватали бы столько синяков и ссадин, что потом неделю не смогли бы подняться с постели. Но нам предстоит важное свидание — если, разумеется, удастся дойти до места, где оно назначено.

В преддверии поединка ристалище щедро украсили яркими флагами и вымпелами, а для короля, придворных дам и тех, кто в силу почтенного возраста уже не мог принимать участия в состязании, возвели трибуну. Простолюдины плотным кольцом окружили ристалище — они глазели на двух шутов, развлекавших толпу, покуда рыцари заканчивали последние приготовления. В противоположных концах поля высились яркие полосатые шатры — они предназначались для рыцарей, которым могло понадобиться починить доспехи или вволю пострадать вдали от посторонних глаз: ведь стоны и зубовный скрежет поверженных могли бы испортить всеобщее веселье.

— Я сейчас вернусь, — сказал другу Гарион. — Хочу потолковать с дедушкой.

Он спешился и двинулся к тому краю трибуны, где восседал Белгарат, облаченный в белоснежное одеяние, нимало не согласующееся с сердитым выражением лица.

— Как ты элегантен! — оценил его наряд Гарион.

— Вероятно, таково у здешних портных представление о шутках, — буркнул Белгарат.

— Твое высокое чело изобличает почтенный возраст, старина, — довольно дерзко вставил Шелк, сидевший у Белгарата за спиной. — Они бессознательно попытались придать тебе — если, конечно, это возможно — еще более импозантный вид.

— А тебя это задевает? Что у тебя, Гарион?

— Мы с Закетом решили немножко схитрить. Если мы выйдем победителями на турнире, король осыплет нас милостями — к примеру, даст взглянуть на карту.

— Знаешь, это может сработать.

— А как ты собираешься схитрить во время турнира? — спросил Шелк.

— Н-ну, есть способы…

— А ты уверен, что вы победите?

— Могу это гарантировать.

Шелк стремительно вскочил на ноги.

— Куда ты собрался? — спросил Белгарат.

— Пойду сделаю ставки. — И маленький человечек поспешил прочь.

— Он верен себе, — отметил Белгарат.

— И еще кое-что, дедушка. Здесь присутствует Нарадас — он гролим и, вне сомнений, поймет, что к чему. Прошу, дедушка, возьми его на себя. Я вовсе не хочу, чтобы он помешал мне в решительный момент.

— Я придержу его, — уныло сказал Белгарат. — А ты отправляйся и сделай все, что в твоих силах, но помни об осторожности.

— Хорошо, дедушка.

И Гарион отправился к Закету, который поджидал его около лошадей.

— Мы с тобой — вторые или даже третьи, — сказал ему Гарион. — В соответствии с обычаем первыми состязаются победители предыдущих турниров. Такая позиция сохранит нашу репутацию скромняг — к тому же ты успеешь понять, как правильно приближаться к заграждению. — Он огляделся. — Нам придется перед началом поединка отдать оруженосцам наши копья, а они выдадут нам вон те, с тупыми наконечниками, которые стоят на подставке. Я позабочусь о копьях сразу же, как только они окажутся у нас в руках.

— Ты — хитер, хоть и молод, Гарион. А что поделывает Хелдар? Смотри, мечется в толпе, словно заправский карманник.

— Прослышав про то, что мы задумали, он тотчас же побежал делать ставки.

Закет оглушительно расхохотался.

— Я мог бы догадаться! Я сам дал ему несколько монет, чтобы он поставил на меня.

— Правда, получить с него половину барыша тебе вряд ли удастся…

Их новый друг, барон Астеллиг, лежал на земле уже после второго удара.

— С ним все в порядке? — взволнованно спросил Закет.

— Вроде двигается, — ответил Гарион. — Наверное, всего-навсего сломал ногу.

— По крайней мере, с ним нам сразиться не придется. Терпеть не могу поднимать руку на друзей. Их у меня и без того не так уж много…

— У тебя их больше, чем ты думаешь.

Когда последняя пара обменялась третьим по счету ударом, Закет спросил:

— Гарион, ты когда-нибудь учился фехтованию?

— Алорийцы не сражаются легким оружием — за исключением разве что алгарийцев.

— Знаю, но принцип тот же. Если в последний момент перед ударом слегка согнуть руку в запястье или локте, можно отвести удар копья противника. А потом хорошенько прицелиться и поразить его в самый центр щита, ибо его копье будет совершенно для тебя неопасно. Тогда у него нет ни малейшего шанса.

Гарион поразмышлял.

— Это в высшей степени нетривиально, — с сомнением в голосе произнес он.

— Как и колдовство. Но ведь это сработает!

— Закет, ведь у тебя в руках будет пятнадцатифутовое копье — представляешь, сколько оно весит? Чтобы с такой быстротой манипулировать им, надо иметь руки как у гориллы!

— Вовсе нет. Им почти не надо двигать. Достаточно одного едва заметного движения. Можно я попытаю счастья?

— Это твоя идея — тебе ее и испробовать. Случись что, я буду рядом и подниму тебя с земли.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

Голос Закета стал по-мальчишечьи звонким.

— О боги! — почти в отчаянии пробормотал Гарион.

— Что-то не так? — спросил Закет.

— Да нет, все в порядке. Давай попробуй, если тебе невтерпеж…

— Но что тут такого? Со мной все равно ничего не случится.

— Я не был бы столь легкомысленным. Вот это ты видел?

И Гарион указал на рыцаря, которого только что сшибли с коня. Упав, он с силой ударился спиной о сваю заграждения — и во все стороны разлетелись осколки его доспехов.

— Но ведь он не ранен серьезно, правда?

— Конечно, он шевелится, хотя слабо, но прежде, чем доктора займутся его ранами, кузнецам предстоит вызволить несчастного из доспехов.

— И все-таки я думаю, мой план сработает, — упрямился Закет.

— А если он провалится, то мы похороним тебя со всеми почестями. Хорошо. Теперь наша очередь. Поехали за копьями.

Острия турнирных копий были обмотаны в несколько слоев овечьими шкурами, а сверху перетянуты холстиной. На кончике образовывалось нечто вроде мягкого мяча, который выглядел совершенно безобидно, однако Гарион знал, с какой чудовищной силой сшибает он с коня облаченного в тяжелые латы рыцаря. Но кости ломало вовсе не копье — опаснее всего было падение. Гарион начал концентрировать волю, пребывая в расстроенных чувствах, и поэтому на ум ему не пришло ничего лучшего, кроме слов «сделай так, как я повелеваю». Поэтому он не был вполне уверен, что далее все пошло по плану. Первый его противник вылетел из седла, когда кончик копья Гариона был еще футах в пяти от его щита. Тогда Гарион сосредоточил все внимание на неуязвимости копий и тут с изумлением заметил, что хитроумная техника Закета работает безотказно. Одним неуловимым движением руки тот отводил удар соперника, и тотчас же тупой конец его копья поражал самый центр щита. Человек птицей перелетал через круп испуганной лошади и приземлялся довольно далеко, производя при падении устрашающий звук, — с таким звуком могла упасть наземь с большой высоты целая кузница. Обоих их соперников бесчувственными унесли с ристалища.

Для Перивора настал черный день бесчестия. Попривыкнув к заговоренному оружию, король Ривы и император Маллореи буквально расшвыряли во все стороны закованных в сталь рыцарей Перивора, и вскоре передвижной лазарет битком набит был ранеными, которые стонали на разные голоса. Но вот наконец даже тупоумный наследник королевского дома Во-Мимбра уяснил, что они столкнулись с бойцами воистину непобедимыми. Рыцари Перивора собрались, долго совещались и наконец официально объявили о том, что признают себя побежденными.

— Какой позор! — огорченно вздохнул Закет. — Мне это начало по-настоящему нравиться…

Гарион сделал вид, что ничего не слышал.

Когда они вдвоем направились к трибунам, дабы воздать традиционные почести королю, навстречу им с елейной улыбкой на устах выступил белоглазый Нарадас.

— Мои поздравления, господа рыцари, — сказал он. — Вы доблестные, искусные ратники и по праву стяжали нынче славу. Возможно, вы уже слышали, каков первый приз турнира и какой великой чести удостаиваются победители?

— Нет, — ответил ничего не подозревавший Гарион.

— Мы состязались ныне за право сразить ужасное чудовище, смущающее покой сего благословенного королевства.

— Что это за чудовище? — подозрительно спросил Гарион.

— У вас еще есть сомнения, господин рыцарь? Дракон, разумеется.

 

Глава 14

— Он снова обвел нас вокруг пальца! — ворчал Белдин, когда они возвращались в отведенные им покои. — Этот белоглазый начинает меня раздражать. Думаю, я этого так не оставлю.

— Он производит слишком много шума, — согласился Белгарат. — Здешние люди все же не вполне мимбрийцы. Я явственно слышу, как кто-то здесь прибегает к колдовским чарам, — сказал он, адресуясь к келльской прорицательнице.

— Да, — ответила она. — Я это знаю.

— И ты тоже слышишь этот звук?

Цирадис кивнула.

— Означает ли это, что здесь, на острове, есть и другие далазийцы, которые его слышат?

— Да, почтеннейший Белгарат.

— А эти фальшивые мимбрийцы? Они, по крайней мере, наполовину далазийцы. Возможно ли, что кто-нибудь из них тоже слышит этот звук?

— Вполне.

— Дедушка, — взволнованно заговорил Гарион, — это означает, что половина жителей Дал-Перивора прекрасно осведомлена о том, что я выделывал на ристалище!

— Не думаю — толпа отчаянно шумела.

— Но какая разница?

— Разница есть, и большая.

— Ну что ж, — мрачно заявил Шелк. — Я безо всякого колдовства могу покончить с Нарадасом и при этом гарантирую, что шумихи вокруг этого не будет.

— Но все будет шито белыми нитками, Хелдар, — возразил Сади. — Мы здесь, во дворце, всего лишь чужаки, и если Нарадас будет найден мертвым с одним из твоих кинжалов в спине, может возникнуть масса нежелательных вопросов. Почему бы не предоставить это мне? Я могу обделать дельце более естественным образом.

— Ты толкуешь о хладнокровном убийстве, Сади — с упреком проворчал Дарник.

— Мне по нраву твое благородство, добрый Дарник, — ответил евнух, — но Нарадас уже дважды провел нас и оба раза надолго задержал. Нам необходимо убрать его с пути.

— Он прав, Дарник, — сказал Белгарат. Бархотка поглядела на Сади и произнесла одно лишь слово:

— Зит?

Но Сади отрицательно покачал головой.

— Она не покинет деток — даже ради удовольствия кого-нибудь цапнуть. Но в моем арсенале есть и другие средства, не менее эффективные. Они не столь быстродействующие, но не менее верные.

— А нам с Закетом так и так драться с Зандрамас, — уныло проговорил Гарион. — Но на этот раз придется действовать в одиночку — и все из-за этого дурацкого турнира.

— Но это будет вовсе не Зандрамас, — возразила Бархотка. — Мы с Сенедрой пощебетали со здешними девицами, покуда вы тут щеголяли своей удалью. Они поведали нам, что «сие устрашающее чудовище» время от времени объявляется в здешнем краю вот уже не первое столетие, а Зандрамас творит бесчинства всего каких-нибудь лет десять. Я всерьез подозреваю, что дракон, с которым вам предстоит сразиться, самый настоящий.

— Не уверена, Лизелль, — сказала Полгара. — Зандрамас может в любой момент обернуться драконом. И если настоящий мирно дремлет в своем логове, то, вполне возможно, здешние деревни терроризирует сейчас именно Зандрамас, причем единственно с целью спровоцировать схватку прежде, чем мы доберемся до назначенного места.

— Стоит мне взглянуть на эту гадину — и я тотчас же узнаю, Зандрамас это или нет, — сказал Гарион.

— Как? — спросил Закет.

— Когда мы с нею встретились впервые, я отрубил у нее около четырех футов хвоста. Если у дракона, с которым вы вскоре свидимся, вместо хвоста будет обрубок — значит, это точно Зандрамас.

— Неужели нам и впрямь придется нынче вечером тащиться на эти празднества? — спросил Белдин.

— Но нас там ждут, дядюшка, — сказала Полгара

— Да рази у меня есть што надеть? — заявил он в манере шута Фельдегаста.

— Мы все позаботимся о тебе, дядюшка, — угрожающе произнесла Полгара.

К торжественному вечеру готовились не одну неделю — как-никак это был блистательный финал турнира. Программа развлечений включала танцы, в которых Гарион и Закет, все еще закованные в латы, не могли принять участия. Далее следовал банкет, но опущенные забрала не позволяли беднягам есть. А вокруг звучали цветистые тосты «за здравие могучих и непобедимых воителей, почтивших своим присутствием сей отдаленный остров» — придворные короля Ольдорина наперебой состязались, стремясь изяществом речей превзойти друг друга.

— И сколь долго это продлится? — пробормотал Закет, обращаясь к Гариону.

— Еще не один час…

— Так я и думал… О, вот и наши дамы!

Полгара, сопровождаемая Сенедрой и Бархоткой, величественно вплыла в Тронный зал, словно полновластная владычица. Странно или, наоборот, естественно, Цирадис с ними не было. Полгара, как обычно, облачилась в сапфировое бархатное платье, расшитое серебром. Она выглядела ослепительно. На Сенедре было платье цвета сливок, очень походившее на ее свадебный наряд, — не хватало только россыпи крупных жемчужин, украшавших ее в тот счастливый день. Роскошная медно-рыжая грива маленькой королевы была перекинула через плечо, и по всей груди рассыпались тугие колечки. Бархотка щеголяла бледно-лиловым атласным туалетом. Все молодые рыцари Перивора — то есть те из них, кто еще держался на ногах после ратных подвигов, — были сражены ею наповал. Теперь поражение местных воинов с полным правом можно было считать окончательным.

— Настало время заморочить королю голову — представить дам, — прошептал Гарион на ухо Закету.

Сославшись на необходимость уединения, дамы до сей поры пребывали в своих покоях. Теперь же Гарион выступил вперед и сопроводил их к трону.

— Ваше величество, — обратился он с легким поклоном к королю Ольдорину, — хотя и не дозволено мне, ввиду крайней необходимости в анонимности, поведать вам во всех подробностях об их происхождении и достоинстве, с моей стороны было бы неучтиво — как по отношению к вам, так и к присутствующим здесь прекрасным дамам, — не представить их вам. Итак, имею честь представить вам ее высочество герцогиню Эратскую.

Тут он ничем не рисковал. Никто в этом краю даже приблизительно не представлял себе, где находится Эрат.

Полгара склонилась в реверансе с изысканной грацией.

— Ваше величество, — приветствовала она короля своим звучным голосом.

Король с необычайной живостью вскочил на ноги.

— Ваша высочество, — ответил он с глубоким поклоном. — Вы поистине озарили мое убогое обиталище нездешним светом своей красоты!

— Смею представить вам также ее высочество принцессу Ксеру, — продолжал Гарион.

Сенедра во все глаза уставилась на него, и он, склонившись к ее уху, прошептал:

— Твое настоящее имя слишком широко известно.

Сенедра тотчас же овладела собой.

— Ваше величество, — произнесла она и поклонилась королю с изумительной грацией — изяществом манер она теперь почти не уступала Полгаре. В конце концов, девушка, выросшая при дворе императора, хоть чему-то должна была там научиться!

— Ваше высочество, — кивнул король. — Волшебная краса ваша лишает меня дара речи.

— Ну разве он не мил? — прошептала Сенедра.

— И последней, ваше величество, — продолжал Гарион, — позвольте представить вам, как изволите видеть сами, отнюдь не последнюю в рядах прелестниц мира графиню Турия.

Имя для Бархотки он выдумал тут же на месте.

Бархотка невозмутимо присела в реверансе.

— Ваше величество…

Выпрямившись, она улыбнулась, насмерть сразив короля ямочками на нежных щеках.

— О, госпожа… — Король запнулся и вновь поклонился. — Когда вы изволили улыбнуться, сердце мое остановилось. — Он смущенно огляделся. — Мне казалось, с вами была еще одна дама, господин рыцарь.

— Это слепая бедняжка, ваше величество, — вмешалась Полгара, чтобы спасти положение. — Боюсь, столь искрометное веселье утрачивает всю свою прелесть для той, что пребывает в вечной тьме. Мы передали ее заботам того исполина, что путешествует вместе с нами, — он один из верных слуг ее семейства, оберегающий и сопровождающий ее повсюду с того самого прискорбного дня, когда для нее навек погас свет солнца.

По щекам короля скатились две крупные слезы. Арендийцы, пусть даже в глаза не видевшие родины предков, остались людьми в высшей степени эмоциональными.

Тут вошли и все остальные, и Гарион искренне порадовался, что лицо его скрывает забрало — иначе вряд ли сумел бы скрыть ухмылку. Лицо Белдина было мрачнее грозовой тучи. Волосы его и борода были вымыты и тщательно, волосок к волоску, расчесаны, а сверх того он щеголял синим камзолом, всем, кроме цвета, походившим на одеяние Белгарата. Гарион весьма успешно навешал королю лапши на уши, представляя друзей. Белдина, однако, он приберег «на закуску».

— А это, ваше величество, великий искусник Фельдегаст, необычайно одаренный шут, скрашивавший долгое странствие наше своими изысканными остротами.

Белдин оскалился, сверкнув глазами на Гариона, и небрежно поклонился монарху.

— Ох, ваше величество, и передать не могу, как ослеплен я великолепием града сего и красотами вашего дворца. Видывал я за годы скитания и Тол-Хонет, и Мал-Зэт, и Мельсен и скажу без обиняков, что Дал-Перивор вполне выдерживает сравнения со столь славными градами. А я много земель исходил, торгуя своим искусством и демонстрируя свои таланты.

Лицо короля расплылось в улыбке.

— Господин Фельдегаст, — с поклоном отвечал он, — в мире сем, полном горестей, люди, подобные вам, ценятся на вес золота.

— Ох, ваше величество, вы великодушны сверх всякой меры!

Наконец с формальностями было покончено, Гарион, Закет и остальные смешались с толпой. И тут к Гариону и Закету приблизилась юная дама весьма решительного вида.

— Вы — величайшие рыцари среди всех смертных, господа. — Она грациозно присела. — А высокие титулы спутников ваших красноречивее всяких слов изобличают в вас людей высокородных — возможно даже, королевских кровей. — Она одарила Гариона томным взором. — Обручены ли вы, господин рыцарь?

Гарион беззвучно застонал — вновь все повторялось до мельчайших деталей!

— Я женат, госпожа, — твердо ответил он. На сей раз он уже знал, как достойно выйти из щекотливого положения.

— А-а-а… — разочарованно протянула девица. Но тотчас же повернулась к Закету. — А вы, господин? Связаны ли вы священными узами брака или, может быть, помолвлены с некоей счастливицей?

— Нет, госпожа, — озадаченно отвечал Закет. Глаза девицы сверкнули. И Гарион счел за благо вмешаться.

— Пора тебе, друг мой, принять очередную порцию снадобья — надо признаться, оно горькое, но это необходимо.

— Снадобья? — переспросил Закет. Гарион вздохнул.

— Твой недуг вновь обострился, — изображая горчайшее сожаление, заговорил он. — Сия забывчивость несомненно является предвестником куда более серьезных симптомов, которые не замедлят дать о себе знать. Я молю всех семерых богов, чтобы мы успели совершить наш благородный подвиг, прежде чем наследственное безумие совершенно овладеет тобой…

Решительная юная дама отпрянула. Глаза ее широко раскрылись и наполнились ужасом. Мгновение спустя ее как ветром сдуло.

— Что ты несешь, Гарион? — просипел Закет.

— Я уже бывал в подобных переделках. Эта девица ищет себе мужа.

— Но это же смешно!

— Для нее это было в высшей степени серьезно.

Но тут начались танцы. Гарион и Закет, отойдя к стене, наблюдали за происходящим.

— Какое глупое времяпрепровождение! — заметил Закет. — Никто в здравом уме не станет так бездарно тратить свое время.

— И все же люди делают это единственно потому, что танцы по вкусу дамам. Не знал еще ни одной, которая не любила бы танцевать. Думаю, это у них в крови.

Он поглядел на короля Ольдорина и увидел, что тот ничем не занят. Он увлеченно постукивал каблуком в такт музыке.

— Давай-ка поскорее отыщем Белгарата и потолкуем с королем. Самое время спросить у него насчет карты.

Белгарат стоял, прислонившись к колонне, и с выражением бесконечной скуки на лице наблюдал за танцующими.

— Дедушка, — обратился к нему Гарион, — сейчас никто не отвлекает короля. Давай-ка спросим у него про карту!

— Идея недурна. Похоже, празднество затянется до утра и получить у него официальную аудиенцию мало шансов.

Они приблизились к трону и поклонились.

— Позволено ли нам будет ненадолго отвлечь ваше величество?

— Разумеется, господин рыцарь. Вы и ваш друг — герои дня, и с моей стороны было бы неучтиво не выслушать вас со вниманием. Что заботит вас?

— Сущая мелочь, ваше величество. — Учитель Гарат (представляя деда королю, Гарион ограничился тем, что опустил приставку «Бель»), как я уже говорил, пестует меня с малолетства, да и доселе мудро руководит мною. Но он еще и довольно крупный ученый, а в последнее время увлекся географией. Издавна географы спорят о том, как именно выглядел древний мир — прежде, чем раскололся. По чистой случайности учитель Гарат прослышал о том, что некая древняя карта хранится здесь, во дворце Дал-Перивора. Обуреваемый любопытством, он просил меня поинтересоваться у вас, знаете ли вы о существовании карты сей, а если по счастью слух окажется правдой, то не позволите ли вы ему на нее взглянуть.

— Воистину, учитель Гарат, — отвечал король, — слух правдив. Карта, которую вы разыскиваете, — одна из самых драгоценных наших реликвий, ибо именно она привела наших далеких предков на сей пустынный брег. Как только выдастся свободная минутка, я счастлив буду оказать вам помощь в ваших ученых исследованиях.

И тут из-за пурпурных драпировок позади трона выступил Нарадас.

— Опасаюсь, нынче не лучшее время для научных изысканий, ваше величество, — самодовольно заявил он. — Да простит меня мой король, но я случайно услышал последние ваши слова — я как раз спешил сюда, дабы сообщить вам печальную новость. Прибыл гонец с востока и принес весть, что как раз сейчас злобный дракон разоряет деревушку Дал-Эста — это менее, чем в трех лигах от города. Он совершенно непредсказуем и всегда нападает неожиданно — он может вновь скрыться в леса на неопределенное время. Кажется мне, можно извлечь выгоду из постигшей деревню трагедии. Самое время нанести удар. Вряд ли представится для наших бесстрашных победителей лучшая возможность избавить нас от этой напасти. Я успел заметить также, что сии два отважных рыцаря со вниманием прислушиваются к мудрым советам своего старца-учителя, посему разумно будет ему сопровождать их на подвиг.

— Умно сказано, Эрезель, — с энтузиазмом согласился безмозглый король. — Я опасался, что нам не так-то скоро удастся выманить зверя из лесов. А тут все случилось само собой — и всего за одну ночь. Отправляйтесь же в путь, доблестные мои рыцари и учитель Гарат! Избавьте королевство мое от дракона — и вам ни в чем не будет отказа! Я осыплю вас благодеяниями!

— Вы подоспели как раз вовремя, добрый Эрезель, — сказал Белгарат.

Речь его была изысканно вежлива, но Гарион слишком хорошо знал деда, чтобы не понять, что у того на уме. А Белгарат тем временем продолжал:

— Его величество король как всегда прав — вы избавили нас от долгого ожидания. Как только выдастся свободная минутка, не сомневайтесь, что я найду способ достойно вас отблагодарить.

Нарадас испуганно отпрянул.

— Не стоит благодарности, учитель Гарат, — сказал он. — Я всего лишь сделал то, что велит мне мой долг.

— О да, — ответил Белгарат. — Все мы — люди долга. Засвидетельствуй мое почтение своей владычице, когда будешь возносить ей молитвы. Пусть Дитя Тьмы знает, что, как и было предсказано, мы вскоре встретимся.

Старец отвернулся и, сопровождаемый Гарионом и Закетом, с каменным лицом прошел между танцующих и вышел вон из Тронного зала. В присутствии посторонних он сохранял спокойствие, но в пустом коридоре дал волю чувствам.

— Карта была у меня почти в руках! — бушевал он. — Нарадас снова все испортил!

— Мне пойти и позвать остальных? — спросил Гарион.

— Нет. Все они только и ждут, чтоб как можно скорее отправиться в путь. Они тотчас же начнут спорить. Мы оставим им записку.

— Опять?

— События повторяются все чаще с каждым днем, не правда ли?

— Будем надеяться, что на сей раз Полгара поведет себя иначе.

— О чем это вы? Не понимаю. — Закет был совершенно сбит с толку.

— Мы с дедушкой и Шелком в свое время тайком ускользнули из Ривы на встречу с Тораком, — объяснил другу Гарион. — Мы оставили записку, но Полгара была вне себя от досады. Насколько мне известно, она вовсю бранилась, да и погода резко испортилась.

— Госпожа Полгара? Да она сама учтивость!

— Не обольщайся, Закет, — сказал Белгарат. — Нрав у Полгары крутой — и она дает ему волю тогда, когда все складывается не так, как бы ей хотелось.

— Должно быть, это у вас семейное, — откровенно заявил Закет.

— Пытаешься шутить? А ну-ка вы, двое! Шагом марш на конюшню! Велите конюшим седлать коней да расспросите подробно, как добраться до деревни. А я хочу перекинуться словечком с Цирадис. Уж теперь-то я добьюсь от этой девицы внятных ответов! Через несколько минут встретимся во дворе — ждите меня там.

Спустя минут десять они уже сидели в седлах. Гарион и Закет прихватили свои боевые копья. Когда они выехали со двора, Гарион спросил:

— Цирадис что-нибудь сказала?

— Кое-что. Мол, здешний дракон ничего общего не имеет с Зандрамас.

— Так, значит, он настоящий?

— Возможно. На сей счет она высказалась весьма туманно. Поведала, правда, что драконом руководит некий дух. А это значит, что вам обоим следует соблюдать величайшую осторожность. Обычный дракон туп как пробка. Но если им управляет дух, он становится много сообразительнее.

Из темного переулка наперерез им метнулась тень. Это была волчица.

— Как поживаешь, сестрица? — спросил Гарион.

Это было традиционное приветствие — в самый последний момент он решил не называть ее бабушкой.

— Сестра всем довольна. Вы едете на охоту. Сестра будет вас сопровождать.

— Брат предупреждает, что зверь, которого мы разыскиваем, непригоден в пищу.

— Сестра охотится не только для пропитания.

— Что она говорит? — спросил Закет.

— Хочет сопровождать нас.

— Ты предупредил ее, насколько это опасно?

— Полагаю, ей это известно.

— Ее личное дело, — пожал плечами Белгарат. — Объяснять волку, что ему делать, — все равно что переливать из пустого в порожнее.

Они миновали городские ворота и поехали по дороге, которую указал королевский конюший.

— Он сказал, что до деревни миль восемь, — сказал Гарион.

Белгарат поглядел на ночное небо.

— Хорошо. Очень хорошо. Полная луна в зените. Пустим лошадей в галоп и попридержим, когда будем примерно в миле от деревушки.

— А как мы узнаем, что деревня близко? — спросил Закет.

— Узнаем, — сказал как отрезал Белгарат. — Зарево пожара хорошо видно ночью.

— Но ведь не дышат же они огнем на самом деле?

— Как ни прискорбно, но это правда. Вы оба в латах, поэтому большого вреда он вам не нанесет. Попытайтесь сперва вонзить в его тело копья, а потом прикончите его мечами. И не тяните резину! Чем раньше мы возвратимся во дворец, тем скорее получим карту. Вперед!

Как и предсказал Белгарат, примерно через час они увидели впереди кровавое зарево. Старый волшебник натянул поводья.

— Теперь будьте осторожны! Надо сперва точно определить, где эта тварь находится.

— Сестра пойдет и поглядит, — промолвила волчица и исчезла в темноте, не дожидаясь ответа.

— Хорошо, что она пошла с нами, — сказал Белгарат. — Уж не знаю почему, но ее присутствие действует на меня благотворно.

Гарион улыбнулся под забралом.

Деревушка Дал-Эста лежала на склоне холма, и хорошо видны были объятые пламенем амбары и хижины. Они подъехали к холму чуть поближе и встретились с поджидавшей их волчицей.

— Сестра видела зверя, которого вы ищете, — сказала она. — Как раз сейчас он лакомится очередной жертвой с другой стороны холма — там, где находятся логова двуногих.

— А кого он ест? — спросил Гарион.

— Скотину вроде той, на которой ты сидишь.

— Что? — спросил Закет.

— Дракон по ту сторону холма, на краю деревни, — ответил Белгарат. — Поедает лошадь.

— Лошадь? Белгарат, сейчас не до шуток. А сам-то дракон какого размера?

— Величиной примерно с дом — разумеется, не считая крыльев.

Закет судорожно сглотнул.

— Может, еще не поздно передумать? До последнего времени в моей жизни было очень мало радостей. Я хотел бы успеть вполне насладиться…

— Боюсь, пути назад нет, — сказал Гарион. — Дракон не очень быстро летает, к тому же ему требуется некоторое время, чтобы взлететь. Если нам удастся застать его врасплох, покуда он лакомится, то, возможно, мы сможем убить его прежде, чем он поймет, что к чему.

Они осторожно объехали холм, миновав вытоптанные посевы и полусъеденные коровьи туши. Валялись окрест и другие мертвые тела, но Гарион предпочел на них не смотреть.

И вот они увидели дракона.

— Зубы Торака! — пробормотал Закет. — Да он больше слона!

Передними лапами с жуткими когтями дракон прижимал к земле растерзанную лошадь, и не столько ел, сколько забавы ради разрывал добычу на части.

— Давайте рискнем, — сказал Белгарат. — Когда дракон ест, он обычно теряет бдительность. Но будьте предельно осторожны! Вонзите поглубже в его тело копья — и быстро назад! Смотрите, чтобы лошади не споткнулись. Если хоть одна упадет, всаднику конец — нечего и думать пешему противостоять такому чудищу. Мы с сестрицей зайдем к нему в тыл и атакуем хвост. Это его слабое место — пара добрых укусов отвлечет тварь от вас.

Старый волшебник спешился, отошел на безопасное расстояние от лошадей и обернулся огромным серебристым волком.

— Меня такие штуки до сих пор нервируют, — признался Закет.

Гарион тем временем внимательно смотрел на пирующего дракона.

— Обрати внимание на положение его крыльев, — тихо сказал он. — Когда у него вот так опущена голова, он не видит, что позади него. Ты заходи с этой стороны, а я нападу с противоположной. Когда мы оба будем готовы, я свистну. По этому сигналу мы нападем. Скачи так быстро, как только сможешь, но постарайся оставаться под прикрытием крыла. Вонзи копье поглубже и оставь его в ране. Пара копий под мышками затруднят ему движение. Вонзив копье, тут же поворачивай коня.

— Как ты хладнокровен, Гарион.

— В такой ситуации это жизненно необходимо. Утратишь ясность ума — тотчас же все провалишь. Кстати, это далеко не самая заковыристая задачка — ты сам знаешь, мы справлялись кое с чем и потруднее. Ну, удачи!

— И тебе.

Они разъехались в разные стороны и вскоре оказались по бокам у дракона. Закет дважды взмахнул копьем, давая Гариону знак, что он готов. Гарион вздохнул всей грудью. Он заметил, что руки у него слегка дрожат. Он приказал себе ни о чем постороннем не думать и ничего не видеть, кроме драконьего бока. Потом оглушительно свистнул.

И оба всадника с разных сторон кинулись в атаку.

В общем и целом стратегический план Гариона сработал. Однако чешуйчатая шкура дракона оказалась много прочнее, нежели предполагал Гарион, и копья вошли в тело совсем не так глубоко, как он ожидал. Он поворотил Кретьена и стремглав поскакал прочь.

Дракон взревел, дохнул огнем и стал неуклюже поворачиваться, намереваясь броситься вдогонку за Гарионом. Но торчащие из тела копья мешали зверю двигаться. А тут еще подоспели Белгарат и волчица и теперь, утробно рыча, кусали и рвали драконий хвост. Отчаявшийся дракон замахал своими кожистыми крыльями, похожими на паруса, тяжело поднялся в воздух, хрипло рыча от боли и изрыгая пламя.

«Он уходит!» — мысленно крикнул Гарион деду.

«Он скоро вернется. Драконы — существа на редкость мстительные».

Гарион проехал мимо дохлой лошади и приблизился к Закету.

— Раны, которые мы нанесли ему, надо думать, смертельны? — с надеждой в голосе спросил маллореец.

— Я бы на этот счет не обольщался, — ответил Гарион. — Копья сидят у него в теле неглубоко. Нам нельзя расслабляться. Дедушка говорит, что он с минуты на минуту возвратится.

«Гарион! — прозвучал в мозгу у Гариона голос деда. — Я кое-что задумал. Предупреди Закета, чтобы не ударился в панику».

— Дедушка говорит, что прибегнет к волшебству. Поэтому, если что, не пугайся.

— Что он надумал?

— Не знаю. Он не сказал.

Гарион почувствовал знакомое напряжение и услышал тихий звук. И вдруг их с Закетом объяло бледное радужное сияние.

— Живописно, — оценил Закет. — А зачем это нужно?

Император явно начинал нервничать. Из темноты выскочил серебристый волк.

— Недурно вышло, — по-волчьи сказал он.

— Что это? — спросил Гарион.

— Нечто вроде щита. Он убережет вас от огня — по крайней мере отчасти. Остальное сделают латы. Возможны легкие ожоги, но, думаю, не более того. Однако не теряйте головы. В арсенале дракона есть еще и зубы, и когти.

— Это магический щит, — растолковал Закету Гарион. — Он предохранит нас от пламени.

И тут с восточной стороны донесся громкий рык, и в небе полыхнуло пламя.

— Готовься! — отрывисто приказал Гарион. — Он возвращается!

Наказав Шару не своевольничать, Гарион выхватил из ножен Ривский меч. Закет уже крепко сжимал в руках свое оружие.

— Разойдемся в разные стороны! — сказал Гарион. — Мы должны стоять достаточно далеко друг от друга, чтобы он мог напасть лишь на одного. Если эта тварь бросится на тебя, я атакую ее со спины, а если на меня — ты сделай то же. По возможности рубани ее по хвосту. Хвостом своим дракон отчаянно дорожит и непременно обернется. Тогда, кто бы из нас ни оказался от него спереди, сможет нанести удар по шее.

— Здорово придумано, — ответил Закет.

И они изготовились к бою.

Гарион заметил, что древки копья, которые они вонзили в тело зверя, были откушены — теперь из боков дракона торчали лишь коротенькие обрубки. Чудище избрало своей жертвой Закета — и столь мощен был его бросок, что император вылетел из седла. Он копошился на земле, силясь подняться, а дракон плевал в него огнем.

Закет предпринимал одну попытку встать за другой, но все тщетно. Он инстинктивно уворачивался от огненных струй — и вот острые когти дракона сцапали его, прижав к земле. Змеиная шея чудища грозно изогнулась, а страшные клыки лязгнули о доспехи.

И Гариону пришлось отвергнуть свою изящную тактику. Он поспешно соскочил с седла и бросился на подмогу Закету.

— Огня! — рявкнул он, обращаясь к Шару.

Ярко-голубое пламя тотчас же объяло его клинок. Гарион знал, что Торак сотворил дракона невосприимчивым к традиционному колдовству, но оставалась надежда, что чудище не устоит перед мощью Шара. Гарион загородил барахтающегося Закета и взмахнул мечом прямо перед оскаленной мордой дракона. Клинок Ривского меча со свистом рассекал плоть, и каждый удар сопровождался отчаянным визгом раненого зверя. Но чудище и не думало отступать.

— Вставай! — крикнул Закету Гарион. — Поднимайся на ноги!

Он слышал за спиной лязганье доспехов — маллореец судорожно пытался подняться. Вдруг, пересилив боль, дракон взмахнул когтистой лапой и сшиб Гариона с ног. Тот упал прямо на распростертого на земле Закета. Дракон издал торжествующий крик — его оскаленная пасть оказалась прямо перед лицом Гариона. В отчаянии он взмахнул мечом и угодил чудищу прямо в левый глаз. Даже в столь безнадежном положении Гарион не мог не провести некоей параллели — этот же глаз некогда благодаря вмешательству Шара потерял Торак. И отчего-то Гарион совершенно уверился в том, что победа близка.

Дракон отшатнулся, взревев от ярости и боли. И Гарион этим тотчас же воспользовался — он вскочил на ноги и рывком поднял Закета.

— Заходи слева! — прорычал он. — Теперь он слеп на левый глаз! Я его отвлеку. А ты рубани по шее!

Они снова разделились, спеша довершить дело, покуда дракон не оправился от потрясения. Гарион изо всех сил взмахнул мечом и глубоко рассек драконью морду — из раны хлынула кровь, обрызгав его доспехи, а дракон в ответ на удар дохнул на противника пламенем. Но Гарион, не обращая на это внимания, продолжал орудовать мечом. Он видел, как Закет, держа меч обеими руками, наносит удары по змеиной шее чудища, но прочная чешуя надежно защищала дракона. Гарион же продолжал рубить пылающим мечом. Полуослепший дракон взмахнул лапой, а Гарион с такой силой ударил по ней мечом, что почти перерубил ее пополам. Терпение у дракона наконец лопнуло, и он стал медленно, шаг за шагом, отступать.

— Действуй! — закричал Закету Гарион. — Не дай ему времени опомниться!

И они принялись преследовать зверя, не давая своим мечам отдыха. Когда удар наносил Гарион, дракон поворачивал морду к нему, чтобы дохнуть пламенем, а Закет в это время ударял по незащищенной шее. Тогда чудище неуклюже поворачивалось к новому врагу, а Гарион тем временем наотмашь рубил с другой стороны. Разъяренный и сбитый с толку дракон вертел головой в разные стороны, и снопы пламени куда чаще попадали в землю, чем в нападавших. Наконец, уже не в силах терпеть адскую боль, дракон отчаянно захлопал отвратительными крыльями, силясь оторваться от земли.

— Не позволяй твари взлететь! — орал Гарион. — Атакуй! Обруби ей крылья!

Теперь оба они сосредоточили свои усилия на том, чтобы лишить дракона крыльев — его последней надежды на спасение, но кожа чудища оказалась слишком прочной. И вот оно тяжело оторвалось от земли, взвилось в небо и, все еще вопя от боли, дыша пламенем и обливаясь кровью, струящейся из многочисленных ран, полетело на запад.

Белгарат, уже в человеческом обличье, бежал к друзьям, дрожа от ярости.

— Вы сдурели? — заорал он. — Я же приказывал вам быть осторожными!

— Все пошло не совсем так, как мы предполагали, — тяжело дыша, ответил Закет. — У нас не оставалось выбора. — Он взглянул на короля Ривы. — Ты снова спас мне жизнь, Гарион. Кажется, это у тебя уже вошло в привычку…

— Просто ничего другого мне не оставалось. — Гарион тяжело осел на землю. — Нам с тобой еще предстоит настичь и добить его. Иначе он возвратится…

— Сестра иного мнения, — заметила подошедшая волчица. — У сестры богатый опыт общения с ранеными животными. Вы воткнули ему в бока палки, выкололи глаз, почти что отрубили лапу и изранили морду. Он забьется в свое логово и не вылезет оттуда, пока раны не заживут. А может, там и сдохнет.

Гарион торопливо перевел ее слова Закету.

— Тогда на нас сваливается новая проблема, — огорченно сказал маллореец. — Как удастся нам убедить короля, что мы изгнали эту дрянь из пределов королевства? Если бы мы его убили, то тем бы дело и кончилось, а теперь король, не без наущения Нарадаса, может настаивать, чтобы мы остались в замке, покуда он сам не уверится, что дракон не вернется…

Белгарат нахмурился.

— Думаю, Цирадис была права. Дракон вел себя не вполне по-драконьи. Всякий раз, когда Гарион ранил его огненным мечом, он слишком проворно уворачивался от следующего удара.

— А ты бы на его месте как поступал? — упрямился Закет.

— Тут есть существенная разница. Обычный дракон нечувствителен к пламени. Этой же тварью руководило нечто, уязвимое для чар Шара. Мне необходимо обсудить ситуацию с Белдином, когда мы вернемся. Отдышитесь и едем назад. Мне надо как можно скорее вернуться в Дал-Перивор и заполучить карту.

 

Глава 15

Они возвратились во дворец перед самым рассветом и, к великому изумлению, обнаружили, что почти никто не спит. По Тронному залу пронесся всеобщий вздох, когда в дверях показались Гарион и Закет. Доспехи Гариона были местами оплавлены и обагрены кровью дракона, а короткий плащ, накинутый поверх лат Закета, — обуглен и изодран страшными когтями. Панцирь на груди маллорейского императора избороздили глубокие царапины. Доспехи рыцарей красноречиво свидетельствовали, сколь страшным был бой.

— Мои доблестные победители! — воскликнул король, завидев их.

Сперва Гариону почудилось, что король, увидев их живыми, ошибочно решил, будто они убили дракона.

— За все те годы, что это исчадие преисподней разоряет наше королевство, — продолжал король, — впервые кому-то удалось обратить сие отвратительное создание в бегство!

Заметив изумленное лицо Белгарата, монарх милостиво соизволил объясниться.

— Не далее чем два часа тому назад узрели мы в небесах над городом дракона, вопящего от боли и ужаса.

— И куда он полетел, ваше величество? — спросил Гарион.

— В последний раз его видели, когда он устремился на запад прямо через море, господин рыцарь, ведь, как известно всем в нашем краю, логово его находится где-то там. Заслуженная кара, понесенная им от руки твоей, благородный рыцарь, и твоего могучего сподвижника, заставила его покинуть пределы нашего благословенного королевства. Несомненно, чудище забьется в свое логово, чтобы зализать многочисленные раны. Теперь же не соблаговолите ли поведать в подробностях сражения вашего со зверем? Мы с великим нетерпением ждем рассказа.

— Позвольте-ка мне, — пробормотал Белгарат, выступая вперед. — Сии два непобедимых воина, ваше величество, люди весьма скромные, как и подобает рыцарям благородным. Сдается мне, что они окажутся чересчур сдержанными, описывая происшедшее, из опасения показаться хвастунами. Возможно, будет лучше, ежели я сам поведаю обо всем, чтобы ваше величество и придворные узнали всю правду о том, что произошло.

— Хорошо сказано, учитель Гарат, — похвалил старца король. — Истинная скромность — украшение всякого высокородного рыцаря. Но порой, как вы только что изволили заметить, она мешает восстановить во всех подробностях картину подвига. Прошу вас, начинайте.

— Право, не знаю, с чего и начать, — изобразил растерянность Белгарат. — Ну хорошо. Как уже известно вашему величеству, мудрый Эрезель подоспел вовремя с вестью о том, что дракон бесчинствует в деревеньке Дал-Эста. Тотчас же, покинув сей зал, мы вскочили в седла и помчались в направлении вышепоименованного селения. Там к тому времени бушевал пожар — огненное дыхание страшного чудовища не пощадило ни одного двора. Окрест виднелись мертвые тела селян и туши скотины, коих умертвил дракон и отчасти уже пожрал — ибо для него всякая плоть есть пища.

— Какая жалость… — вздохнул король.

— Его искреннее сочувствие весьма трогательно, — прошептал Закет на ухо Гариону. — Но я сильно сомневаюсь, чтобы он приказал отпереть сундуки с золотом, чтобы помочь крестьянам вновь отстроиться…

— Что? Добровольно отдать простолюдинам то, что он с великим трудом выбивал из них усилиями сборщиков податей? — притворно изумился Гарион. — Что за дикая мысль пришла тебе в голову!

— Доблестные рыцари сии обозрели окрестности, — продолжал Белгарат, — и вскоре обнаружили дракона, который как раз в тот момент пожирал табун лошадей.

— Я почему-то видел только одну лошадь, — прошептал Закет.

— Порой дедушка преувеличивает, чтобы рассказ получился более захватывающим, — шепотом ответил Гарион.

А Белгарат уже подбирался к самому драматичному эпизоду.

— Следуя моему совету, — скромно говорил он, — бесстрашные сии рыцари помешкали, дабы обдумать положение. Мы все тотчас же уразумели, что внимание дракона всецело поглощено страшным пиром — к тому же, ввиду исполинских своих размеров и жестокости нрава, существо это не привыкло никого опасаться. Рыцари наши разошлись в разные стороны, дабы атаковать дракона с разных сторон, лелея надежду пронзить внутренности его своими могучими копьями. Двигались они с великой осторожностью, шаг за шагом, ибо хоть и превосходят они всех в подлунном мире храбростью, но при этом отнюдь не глупцы.

В Тронном зале царила мертвая тишина — придворные, затаив дыхание, внимали старику. И Гариону невольно вспомнилось, как слушали его некогда обитатели фермы Фалдора…

— Послушай, не хватил ли он через край? — тревожно прошептал Закет.

— Это совершенно неизбежно, — вздохнул Гарион. — Дедушка просто не способен удержаться, чтобы не приукрасить рассказ, который и без того достаточно увлекателен. А ведь он еще и артист от природы…

Теперь, уверенный в том, что совершенно завладел вниманием аудитории, Белгарат прибег к излюбленным приемам профессионального рассказчика. Он то возвышал голос до крика, то переходил почти на шепот. Говорил то быстрее, то медленнее, при этом энергично жестикулируя. Очевидно было, что старец упивается происходящим. Он во всех подробностях описывал их одновременное нападение на дракона — рассказал о первом позорном отступлении чудища, приукрасив свое повествование тут же выдуманной сказкой о «ликовании, коим преисполнились сердца доблестных рыцарей, когда они решили, что уязвлено сие чудище смертельно». Но, невзирая на очевидность преувеличения, аудитория была зачарована.

— Хотелось бы мне посмотреть на этот бой, — пробормотал Закет. — Наш был куда прозаичнее…

А старик уже вовсю расписывал возвращение мстительного дракона и, для пущего интереса, долго и подробно рассказывал о том, как Закет свалился с коня.

— И тогда, презрев страх и рискуя жизнью, мужественный товарищ его вступил в смертельную схватку с чудищем. Опасаясь, что поверженный друг смертельно ранен, пылая праведным гневом, он ринулся прямо в отверстую пасть дракона, размахивая своим могучим клинком.

— Неужели ты и впрямь в тот момент забивал себе голову этими глупостями? — спросил Закет.

— Знаешь, как раз в этом дедушка недалек от истины.

— И тут, — продолжал Белгарат, — случилось нечто необъяснимое. Возможно, зарево пожара озарило клинок, но мне почудилось, будто меч героя объяло пламя. Он наносил удар за ударом, наградой за каждый из которых были реки зловонной драконьей крови и вопли боли. И вот — о ужас! — от случайного удара когтистой лапы монстра наш герой сперва споткнулся, а затем упал прямо на товарища, который все еще тщетно пытался подняться.

Из толпы раздались стоны отчаяния — невзирая на то, что присутствие обоих героев красноречиво свидетельствовало о том, что они целы и невредимы.

— Признаюсь, не стыдясь, — разглагольствовал Белгарат, — что сердце мое в тот миг утонуло в пучине отчаяния. Но когда чудище уже готово было пожрать наших храбрых рыцарей, один из них — имени его называть я не стану — вонзил свой пылающий меч прямо в глаз отвратительного дракона.

Наградой рассказчику был гром аплодисментов.

— Визжа от боли, дракон дрогнул и отступился от своих жертв. Герои же воспользовались преимуществом и встали на ноги. И тут закипела кровавая битва…

Белгарат, не жалея красок — в особенности красной, — описал битву, удесятерив количество нанесенных ударов и галлонов пролившейся крови.

— Если бы я и впрямь столько раз подряд взмахнул мечом, у меня бы просто отвалились руки, — усмехнулся Закет.

— Не обращай внимания, — дружески посоветовал Гарион. — Видишь, как он наслаждается?

— Наконец, — уже слегка утомленно проговорил Белгарат, — не в силах более сносить боль, дракон, дотоле не ведавший страха, трусливо обратился в бегство. Как уже сказал король, сие исчадие преисподней пролетело над городом, направляясь в свое логово, где, полагаю я, будет страдать от страха, который познал он в эту ночь, не менее, чем от многочисленных своих ран. Искренне верю я, что никогда более не отравит он мерзким своим дыханием воздуха сего благословенного королевства — ибо, как ни туп дракон по природе своей, но у него хватит ума не возвращаться туда, где пострадал он столь жестоко. На этом, ваше величество, позвольте мне завершить правдивый рассказ о случившемся.

— Изумительно! — восхищенно пробормотал король.

И собравшиеся в Тронном зале разразились овациями. Белгарат обернулся к толпе придворных и церемонно поклонился, дав знак Гариону и Закету, чтобы они сделали то же. У старика, однако, был такой вид, словно он милостиво разделяет с ними свой триумф.

Дворцовые аристократы, многие со слезами на глазах, ринулись поздравлять Гариона и Закета с блестящей победой, а Белгарата — с триумфом его повествования. Гарион уже заметил Нарадаса, стоящего подле короля. Его белые мертвенные глаза пылали ненавистью.

— Готовьтесь, — вполголоса предупредил друзей Гарион. — Нарадас что-то замышляет.

Когда суета немного улеглась, белоглазый гролим выступил вперед.

— Я с радостью присоединяю свой голос к хвалебным речам в адрес наших славных героев и мудрого их наставника. В королевстве нашем подобных им доселе не видывали. Однако опасаюсь, что учитель Гарат, окрыленный созерцанием этой, не стану спорить, потрясающей схватки, может некоторым образом заблуждаться насчет нынешнего образа мыслей раненого дракона. Не стану спорить и с тем, что обычный зверь, будучи столь жестоко изранен, забивается в укромное место, дабы исцелиться или же умереть. Загвоздка в том, что сие отвратительное и кровожадное создание — существо необычайное. Не может ли случиться так, что после всего, что выпало на его долю, оно не угомонится, но воспылает жаждой мщения? И если наши могучие рыцари сейчас покинут нас, не останется ли наше прекрасное и благословенное королевство беззащитным перед чудовищем, обуреваемым ненавистью?

— Так я и знал! — сквозь зубы прорычал Закет.

— Посему воспользуюсь предоставленной мне честью, — продолжал Нарадас, — и осмелюсь смиренно посоветовать его величеству и всем придворным хорошенько обдумать создавшееся положение, прежде чем поспешно отпускать с миром наших драгоценных гостей. Мы убедились, что они, возможно, единственные во всем свете, кто способен противостоять чудовищу хотя бы с некоторой надеждой на успех. Найдутся ли среди здешних рыцарей такие, о ком мы с уверенностью могли бы сказать то же?

— Возможно, в словах твоих и есть зерно истины, — с неожиданной холодностью ответил монарх, — но с моей стороны было бы неучтиво удерживать их здесь против воли — особенно если вспомнить об их священном долге. Мы и так их уже порядком задержали. Настаивать же на большем значило бы проявить вопиющую неблагодарность. Посему повелеваю завтрашний день в королевстве объявить днем торжеств и сердечной благодарности героям. Закончатся торжества королевским банкетом в честь отважных рыцарей. Воздав им все возможные почести, мы отпустим их с миром. Но солнце уже встало, а герои несомненно смертельно утомлены как вчерашним турниром, так и ночным подвигом. Нынешний же день будет днем подготовки к торжествам завтрашним. Теперь отойдем же ко сну, дабы освежиться, а затем заняться делами.

— Я полагал, он до этого не додумается, — говорил Закет, когда они пробирались сквозь толпу придворных. — Сдается мне, сейчас я вполне мог бы спать стоя…

— Только не это! — взмолился Гарион. — Ты же в латах и, когда рухнешь навзничь, весь город перебудишь! А я вовсе не желаю, чтобы мне мешали спать. Я ведь не меньше твоего устал…

— По крайней мере, тебе есть с кем лечь рядом.

— Да, и таковых даже двое — если считать волчонка. А все щенята на свете, как я заметил, испытывают нездоровый интерес к пальцам на людских ногах.

Закет расхохотался.

— Дедушка, до сих пор король безропотно соглашался со всем, что предлагал Нарадас. Сдается мне, ты немножко… помудрил над ним.

— Ну, разве что самую малость, — признался Белгарат. — Обычно я избегаю подобного, но на сей раз ситуация была слишком уж необычной.

В коридоре их нагнал запыхавшийся Нарадас.

— Ты еще не победил, Белгарат! — прошипел он.

— Возможно, — величественно кивнул Белгарат. — Как, впрочем, и ты, Нарадас. Подозреваю, что Зандрамас — ты, несомненно, слышал это имя — будет сердита на тебя за твой бездарный провал. Возможно, если ты ударишься в бега прямо сейчас, то сможешь ускользнуть от ее гнева — по крайней мере, хотя бы отсрочить свой конец.

— О, это еще не конец, Белгарат!

— Я этого и не говорил, старина. — Белгарат презрительно потрепал Нарадаса по щеке. — Уноси ноги, гролим, покуда они у тебя еще целы. — Он помолчал. — Но, впрочем, может быть, ты предпочтешь бросить вызов мне? Принимая во внимание твой более чем скромный дар, я бы тебе этого не рекомендовал. Хотя дело твое…

Бросив изумленный взгляд на бессмертного старца, Нарадас ретировался.

— Обожаю вот так расправляться с ихним братом! — злорадно ухмыльнулся Белгарат.

— Ты ужасный старик! — сказал Закет.

— А я этого никогда и не скрывал, Закет, — улыбнулся Белгарат еще шире. — Пойдем-ка потолкуем с Сади. Нарадас делается все несноснее. Полагаю, пора ему от нас отстать.

— Ты готов на все, не так ли? — спросил Закет, идя рядом со стариком по коридору.

— Для пользы нашего дела? Да, на все.

— А когда я встал на твоем пути там, в Рэк-Хагге, ты вполне мог бы оставить от меня мокрое место?

— Пожалуй, мог бы.

— Но ты этого не сделал. Почему?

— Просто подумал, что ты можешь мне пригодиться, к тому же я видел в тебе нечто большее, чем все остальные.

— Ты видел во мне нечто большее, чем императора, повелевающего половиной мира?

— Это все чепуха, Закет, — презрительно бросил Белгарат. — Твой друг — Повелитель Запада, а все еще по утрам мучается, не зная, какой башмак на какую ногу натянуть.

— Неправда! — вскинулся Гарион.

— Но только потому, что у тебя есть Сенедра, — она и помогает тебе решить эту проблему. Вот что тебе на самом деле необходимо, Закет. Жена, которая помогла бы тебе выглядеть презентабельно.

— Боюсь, это совершенно исключено, Белгарат, — вздохнул Закет.

— Поживем — увидим, — ответил бессмертный старец.

В отведенных им дворцовых покоях прием героям оказали отнюдь не радушный.

— Ты старый дурак! — хищной птицей накинулась на отца Полгара.

Далее события развивались стремительно.

— Ах ты идиот! — завизжала Сенедра, набрасываясь на Гариона.

— Прошу тебя, Сенедра, — спокойно прервала ее Полгара. — Позволь сперва закончить мне.

— О разумеется, Полгара, — вежливо ответствовала королева Ривы. — Простите. Вы терпите несправедливость много дольше, нежели я. К тому же я вполне могу разобраться с этим типом в постели — там он узнает, что я о нем думаю!

— И ты предлагаешь мне жениться? — спросил Закет у Белгарата.

— Не спорю, у брака есть и свои отрицательные стороны, — спокойно ответил волшебник. — Он огляделся. — Стены все еще стоят, да и следов взрывов я не наблюдаю. Может быть, ты когда-нибудь станешь взрослой, Пол.

— Снова записка? — взвизгнула она. — Снова дурацкая писулька?

— Мы были ограничены во времени.

— И вы втроем бросили вызов дракону?

— В общем, почти так оно и было. С нами отправилась еще волчица.

— Это животное? И вы надеялись, что она защитит вас от дракона?

— Волчица оказалась нам очень полезна.

Тут Полгара начала ругаться, причем на нескольких языках попеременно.

— Но, Пол, — мягко упрекнул дочь Белгарат, — ты ведь даже не знаешь значения всех этих слов — по крайней мере, я на это надеюсь.

— Ты недооцениваешь меня, старик! Мы с тобой еще поговорим. А теперь, Сенедра, твоя очередь.

— Полагаю, я предпочту поговорить с его величеством один на один — тогда я смогу высказаться куда более определенно, чем при свидетелях, — ледяным тоном произнесла маленькая королева.

Гарион вздрогнул.

И тут, к изумлению всех присутствующих, подала голос Цирадис:

— Весьма неучтиво с твоей стороны, император маллорейский, подвергать себя смертельной опасности, не посоветовавшись прежде со мною.

Таким образом выяснилось, что Белгарат, беседуя с прорицательницей перед схваткой с драконом, высказывался весьма обтекаемо и по обыкновению позабыл сказать конкретно, что они собираются предпринять.

— Молю тебя о прощении, великая прорицательница, — голосом кающегося грешника затянул Закет, бессознательно переходя на старинный слог. — Столь безотлагательным было дело наше, что спрашивать совета не нашлось времени.

— Кудревато сказано, — пробормотала Бархотка. — Эдак, чего доброго, мы сделаем из него благовоспитанного человека!

В ответ Закет приподнял забрало и улыбнулся девушке чарующей, совершенно мальчишеской улыбкой.

— Пусть так, Закет, — сурово продолжала Цирадис, — но знай, что я сердита на тебя за твою бездумную опрометчивость.

— То, что я оскорбил тебя, великая прорицательница, разрывает мне сердце — могу лишь трепетно надеяться, что в твоем сердце довольно доброты, чтобы простить мне мою оплошность.

— О-о-о… — вздохнула Бархотка. — Он великолепен! Хелдар, ты записываешь?

— Я? — изумился Шелк.

— Да. Ты.

От всего происходящего у Гариона уже круги плыли перед глазами.

— Дарник, — жалобно попросил он, — можешь ты вызволить меня из всего этого?

И он постучал по своей закованной в железо груди.

— Если хочешь.

Даже голос Дарника звучал холодно.

— Неужели он обязательно должен с нами спать? — жалобно спросил Гарион около полудня.

— Он тепленький, — все еще ворчливо ответила Сенедра, — чего порой нельзя сказать о некоторых. К тому же он хоть немного заполняет пустоту в моем сердце — конечно, совсем чуть-чуть, но все же…

Волчонок, ворочаясь под простынями, воодушевленно облизывал пальцы на ногах Гариона и вскоре, увлекшись, начал их покусывать.

Они проспали почти полдня, затем послали слугу к королю с просьбой освободить их от ночного веселья, ссылаясь на величайшую усталость.

— Но разве сейчас не время вновь завести разговор о карте? — спросил Белдин.

— Не думаю, — ответил Белгарат. — Нарадас вне себя. Он знает, как злопамятна Зандрамас, и пустится во все тяжкие, чтобы не допустить нас до карты. Он все еще пользуется безграничным доверием короля и напридумывает кучу поводов, чтобы нас остановить. Так пусть помучается, теряясь в догадках, что у нас на уме. Это поможет сбить злодея с толку, покуда Сади не усыпит его навеки.

Евнух шутовски отвесил всем поклон.

— Есть предложение, Белгарат, — заявил Шелк. — Я могу пошнырять по дворцу и добыть важную информацию. Если мне удастся разузнать, где находится карта, то изящная ночная кража со взломом разрешит все наши проблемы.

— А если тебя схватят? — спросил Дарник.

— Помилуй, Дарник! — возмутился Шелк. — Ты меня обижаешь!

— У него есть шанс, — сказала Бархотка — Хелдар способен стащить зубы у человека, не раскрывающего рта.

— Лучше не экспериментировать, — возразила Полгара. — Нарадас — как-никак гролим и, возможно, расставил вокруг карты малоприятные ловушки. Он знает всех нас — по крайней мере, чем мы славимся. Уверена, ему известно и о необыкновенных талантах Шелка.

— Неужели нам и впрямь придется его убить? — печально спросил Эрионд.

— Похоже, другого выхода у нас нет, друг мой, — ответил Гарион. — Покуда он жив, мы будем натыкаться на него за каждым углом. — Он нахмурился. — Может, у меня разыгралось воображение, но мне кажется, что Зандрамас отчаянно не хочет предоставлять Цирадис право выбора. Если мы не явимся на место встречи, она будет считаться победительницей.

— Твои предчувствия не всегда верны, Белгарион, — сказала Цирадис. — Не спорю, Зандрамас делает все, что в ее силах, чтобы не дать мне выполнить мою миссию. — Девушка слабо улыбнулась. — Скажу вам честно, она так досаждает мне, что, когда придется выбирать между ею и вами, у меня возникнет труднопреодолимое искушение сделать выбор не в ее пользу — хотя бы в отместку.

— Странно слышать нечто подобное от прорицательницы! — Белдин был поражен. — Неужели ты не свободна от симпатий и антипатий, Цирадис?

Пророчица вновь улыбнулась.

— Дорогой мой, добрый Белдин, — нежно сказала она. — Наш нейтралитет — вовсе не прихоть, а святой долг, завещанный нам еще задолго до того, как даже ты появился на свет.

Поскольку они почти целый день проспали, то вечером проговорили за полночь. Утром Гарион проснулся отдохнувшим и вполне готовым к дневным торжествам.

Придворные короля Ольдорина употребили весь предыдущий день и, вероятно, половину ночи на выдумывание речей — длинных, цветистых и невероятно скучных, призванных восславить «непобедимых победителей». Надежно защищенный от любопытных взоров забралом, Гарион то и дело клевал носом — вовсе не от усталости, а единственно от скуки. Неожиданно он услышал громкий лязг и ощутил слабый толчок в бок.

— Ой! — вскрикнула Сенедра и принялась потирать локоть.

— Что стряслось, дорогая?

— Ты действительно все время должен таскать на себе эти железки?

— Да. Но ведь тебе же прекрасно известно, что на мне доспехи. Зачем же ты толкаешь меня под ребра?

— По привычке, наверное. Не спи, Гарион.

— Я не спал, — солгал он.

— Правда? Тогда почему ты храпел?

Когда закончились заздравные тосты, король, оглядев осоловевших от вина придворных, попросил «доброго Фельдегаста» развеселить собравшихся.

Белдин в тот день явно был в ударе. Он ходил на руках, делал потрясающие сальто, очень ловко показывал фокусы — и при этом, не умолкая, шутил.

— Сдается, мне удалось хоть чуток расшевелить их, ваше величество, — в простонародной манере заявил он, откланявшись под бурные аплодисменты зрителей.

— Вы воистину виртуоз, добрый Фельдегаст, — восхищенно сказал король. — Воспоминания о вашем сегодняшнем выступлении скрасят нам долгие зимние вечера, когда мы будем томиться скукой в этом зале.

— Вы непозволительно добры ко мне, ваше величество, — низко поклонился монарху Белдин.

Перед банкетом Гарион и Закет удалились в свои покои и там перекусили — ведь за столом они все равно не смогли бы ничего съесть, не поднимая забрал. Однако в качестве почетных гостей они обязаны были присутствовать в пиршественном зале.

— Никогда так не развлекался, глядя, как другие едят, — тихо сказал Закет, садясь за стол рядом с Гарионом.

— Хочешь настоящего развлечения — гляди на Белдина. Полгара вчера вечером очень серьезно беседовала с ним. Ты прекрасно знаешь, каким манером он обычно ест, но сегодня он непременно будет из кожи вон лезть, силясь выглядеть пристойно.

Нарадас сидел по правую руку от короля. В белых глазах его заметно было замешательство. То, что Белгарат прекратил попытки завладеть вожделенной картой, сбило гролима с толку.

Но тут слуги стали вносить всевозможные яства. От дивных ароматов рот Гариона наполнился слюной, и он пожалел, что не наелся до отвала в покоях.

— Мне непременно надо повидаться с королевским поваром прежде, чем мы уедем, — сказала Полгара. — Этот суп просто изумителен!

Сади сдавленно хихикнул.

— Что смешного я сказала, Сади?

— Смотри внимательно, Полгара. Не стану портить тебе удовольствие.

Внезапно во главе стола возникло замешательство. Нарадас привстал, схватившись обеими руками за горло. Белые глаза его вылезли из орбит, он захрипел.

— Эрезель подавился! — закричал король. — Кто-нибудь, помогите!

Несколько придворных вскочили с мест и наперебой принялись колотить Нарадаса по спине. Но гролим продолжал задыхаться. Язык вывалился у него изо рта, а лицо начало синеть.

— Спасите его! — отчаянно закричал король. Но Нарадас был обречен. Тело его, выгнувшись дугой, напряглось — и в следующий миг он рухнул на пол. Отовсюду неслись тревожные крики.

— Как тебе это удалось? — шепотом спросил у Сади Шелк. — Поклясться могу, что ты и близко не подходил к кушаньям!

Сади хитровато ухмыльнулся.

— А мне этого вовсе и не требовалось. Я внимательно примечал, где он обычно сидит за столом. Всегда только по правую руку от государя. Примерно час тому назад я потихоньку проскользнул сюда и кое-чем смазал его ложку — от этого зелья опухает гортань и жертва задыхается. — Он помолчал. — Надеюсь, он успел насладиться супом. По крайней мере, я полакомился от души.

— Послушай, Лизелль, — сказал Шелк. — Когда мы вернемся в Боктор, почему бы тебе не потолковать с дядюшкой? Сади нынче не у дел, и я уверен что Дротик нашел бы достойное применение человеку с его талантами.

— В Бокторе зимой идет снег, — недовольно проворчал Сади. — Я терпеть этого не могу.

— Вовсе нет надобности тебе жить в Бокторе, Сади. Тол-Хонет тебя устроит? Хотя тебе придется отрастить волосы.

Закет умирал от смеха.

— Восхитительно, Сади! И удивительно, кстати! Нарадас отравил меня в Рэк-Хагге, а ты его — здесь. Вот что я тебе скажу: готов переплатить вдвое против любого жалованья, которое предложит тебе Дротик, если ты пойдешь ко мне в услужение.

— Закет! — только и смог вымолвить Шелк.

— Похоже, у меня неожиданно возникает широчайший выбор, — заметил Сади.

— Добрых слуг нынче особенно трудно отыскать, друг мой, — ответил Закет.

Короля Ольдорина, бледного и трясущегося, тем временем под руки выводили вон. Когда он проходил мимо них, Гарион расслышал сдавленные рыдания.

Белгарат начал вполголоса браниться.

— Что такое, отец? — спросила Полгара.

— Этот идиот будет убиваться недели напролет. Кажется, я никогда не заполучу карты!

 

Глава 16

Когда они возвратились в свои покои, Белгарат все еще бранился.

— Кажется, я перемудрил, — бушевал он. — Надо было разоблачить Нарадаса перед королем, покуда этот гад был еще жив! А теперь поздно!

Цирадис, питавшаяся исключительно самой простой пищей, сидела за столом и завтракала, а подле нее стоял ее верный защитник Тоф.

— Что тебе удалось, древнейший? — спросила она.

— Нарадас навсегда нас покинул, — ответил Белгарат, — и теперь король по нему убивается. Возможно, пройдет не одна неделя, прежде чем он оправится настолько, чтобы показать мне карту.

Лицо прорицательницы стало бесстрастным, и Гариону почудилось, будто он слышит шепот таинственной сверхдуши далазийцев.

— Мне позволено оказать вам помощь в этом деле, о древнейший, — сказала пророчица минуту спустя, словно очнувшись. — Дитя Тьмы ослушалась нашего приказания. Колдунья послала своего приспешника за картой, вместо того чтобы явиться сюда самой. И теперь я свободна от некоторых запретов.

Цирадис откинулась на спинку стула и кратко приказала что-то Тофу. Гигант кивнул и бесшумно вышел.

— Он приведет того, кто нам поможет, — объяснила прорицательница.

— А что конкретно ты собираешься предпринять? — спросил Шелк.

— Опрометчиво было бы с моей стороны открыть это преждевременно, принц Хелдар. Кстати, по силам ли тебе определить местонахождение останков Нарадаса?

— Еще как по силам, — отвечал он. — Пойду пошепчусь с придворными. — И он тоже вышел.

— Когда принц Хелдар вернется и сообщит нам, где лежит непогребенное пока тело Нарадаса, ты, король Ривы, и ты, император Маллореи, идите прямиком к королю и убедите его, употребив все дарованное вам красноречие, сопроводить вас ровно в полночь в это самое место, ибо истина, что откроется ему там, утишит его скорбь.

— Ах, Цирадис, — вздохнул Белдин, — ну почему ты вечно все усложняешь?

Прорицательница смущенно улыбнулась:

— Это одна из немногих доступных мне забав, добрый Белдин. Когда я говорю загадками, меня гораздо внимательнее слушают. А наблюдая, как в умах слушателей постепенно начинает брезжить догадка, я получаю удовольствие.

— Но ты забываешь, что это невероятно бесит!

— Возможно, отчасти поэтому мне это и нравится, — почти озорно заявила Цирадис.

— А знаешь, думаю, она все-таки обыкновенное человеческое существо, — сказал Белдин Белгарату. Минут через десять возвратился Шелк.

— Я его нашел, — самодовольно ухмыльнулся он. — Гроб с телом стоит в часовне Чолдана, что на первом этаже дворца. Я даже полюбовался на него. С закрытыми глазами он куда симпатичнее. Погребение назначено на завтра — как-никак на дворе лето, и дольше он не продержится.

— Как думаешь, который сейчас час, добрый человек? — спросила Цирадис у Дарника.

Кузнец подошел к окну и поглядел на звезды.

— До полуночи остался примерно час, — ответил он.

— Тогда пора, Белгарион и Закет! Уговаривайте короля любыми доступными вам способами. Совершенно необходимо, чтобы Ольдорин в полночь был в часовне.

— Мы приведем его, великая прорицательница, — пообещал Закет.

— Если понадобится, волоком притащим, — прибавил Гарион.

— Как бы мне хотелось знать, что она задумала, — говорил Закет, когда они с Гарионом шли по коридору. — Сдается мне, было бы легче убедить короля прийти, если бы он знал, чего ему ожидать.

— Но это могло бы его и насторожить, — возразил Гарион. — Подозреваю, Цирадис готовит нечто в высшей степени экзотическое, а некоторые с трудом воспринимают подобные вещи.

— Еще бы, — ухмыльнулся Закет.

— Его величество приказывал его не беспокоить, — ответил один из стражников у дверей королевской опочивальни, когда они попросили позволения войти.

— Прошу вас, сообщите государю, что у нас дело важное и неотложное, — сказал Гарион.

— Я попытаюсь, господин рыцарь, — неуверенно сказал стражник, — но государь вне себя от горя после смерти своего друга.

Минуту спустя стражник возвратился.

— Его величество выразил согласие встретиться с вами и вашим доблестным товарищем, господин рыцарь, но умоляю вас, будьте кратки. Страдания его невыносимы.

— Твердо обещаю, — пробормотал Гарион.

Покои короля были богато изукрашены. Сам монарх сидел в глубоком мягком кресле, обложенный подушечками, и читал какой-то тоненький томик при свете свечи. Выражение лица его было скорбным, а глаза припухли от слез. Когда друзья предстали перед ним, он показал им книгу.

— Томик мудрых изречений на все случаи жизни, — сказал он. — Правда, мне он почти не помогает. Что привело вас ко мне, господа рыцари?

— Мы явились отчасти затем, чтобы принести вам свои соболезнования, — осторожно начал Гарион. — Первые приступы горя всегда самые острые. Время утишит боль.

— Но никогда вполне не исцелит раненого сердца, господин рыцарь.

— Несомненно, ваше величество. Но как жесток ни покажется вам наш визит, поверьте, мы никогда не посмели бы нарушить вашего уединения, не будь причина, побудившая нас это сделать, столь важна и неотложна — и не столько для нас, сколько для вашего величества.

В глазах короля затлел слабый огонек интереса.

— Изложите суть, господин рыцарь.

— Этой ночью должна открыться вам правда, которая, уверяю, утешит вас в вашей печали. Эрезель был дражайшим вашим другом и никогда не заставил бы вас страдать без повода.

— Воистину, — согласился король. — Это было великое сердце!

— Не сомневаюсь, — кивнул Гарион.

— Но у вас есть и еще один повод, куда более личный, посетить часовню, где лежит тело доброго Эрезеля, ваше величество, — прибавил Закет. — Как нам стало известно, церемония погребения состоится завтра. На кладбище будет весь двор. И нынче ночью вы в последний раз имеете возможность проститься с ним с глазу на глаз и запечатлеть в памяти дорогие вам черты. Мы же с другом будем охранять двери часовни, дабы никто не потревожил вас, когда вы останетесь один на один с телом и все еще витающим поблизости духом покойного.

Король задумался.

— Возможно, вы и правы, господин рыцарь, — сказал он наконец. — И пусть ножом полоснет по сердцу, но я пойду туда и взгляну в последний раз на его лицо. Ну что ж, незачем мешкать.

И король тяжело поднялся с кресла.

Часовню арендийского бога Чолдана скупо освещала единственная свеча, стоявшая в изголовье гроба. Тело покойного по грудь накрыто было золотистой парчой. Лицо Нарадаса казалось спокойным, почти по-детски безмятежным. Прекрасно зная обо всем, что натворил за свою жизнь этот гролим, Гарион усмотрел в этой безмятежности насмешку.

— Мы встанем у дверей снаружи, ваше величество, — сказал Закет, — и оставим вас наедине с другом вашим.

Они с Гарионом вышли в коридор и прикрыли за собою дверь.

— Ты был сама мягкость, — оценил Гарион усилия друга.

— Да ты и сам неплохо сработал. Впрочем, мягко или грубо, какая разница? Главное, мы заманили его в часовню.

Они стояли у дверей, поджидая Цирадис и остальных. И примерно через четверть часа они явились.

— Он там? — спросил Белгарат.

— Да. Нам пришлось разливаться соловьями, и он в конце концов согласился.

Подле Цирадис стояла фигура в черном с опущенным на лицо капюшоном. Похоже было, что это женщина, к тому же далазийка, но Гарион впервые видел кого-то из далазийцев, облаченного не в белое.

— Это та, кто нам поможет, — сказала прорицательница. — Настало время нарушить уединение короля, ибо назначенный час пробил.

И Гарион открыл двери часовни.

Король обернулся с выражением удивления на лице.

— Не тревожься, король Перивора, — сказала Цирадис. — Ибо, как правдиво поведали тебе доблестные победители дракона, мы явились, дабы открыть правду, которая умерит твою печаль.

— Я благодарен тебе за труды, госпожа, — ответил король, — но вряд ли это возможно. Печаль мою нельзя ни умерить, ни усилить, ибо она безмерна. Дражайший друг мой лежит здесь во прахе, и сердце мое, вырванное из груди, — в этом гробу, подле его хладного тела.

— В твоих жилах течет кровь далазийцев, — сказала Цирадис, — посему ты, должно быть, осведомлен о том, что народ сей одарен сверхъестественными талантами. Есть нечто, о чем не поведал тебе тот, кого ты зовешь Эрезелем, покуда сердце его билось. Я призвала сюда ту, которая задаст несколько вопросов его духу, если он еще недалеко отлетел от бренной оболочки.

— Это черная колдунья, умеющая говорить с мертвецами? Неужели некромантия и впрямь существует? Я слыхивал о таком, но вот видеть ничего подобного мне не приходилось.

— Ведомо ли тебе, что некроманты никогда не перевирают ни единого слова из того, что открывает им дух?

— Я об этом слышал.

— Уверяю тебя, что это правда. Так давай сорвем покров с тайн Эрезеля!

Колдунья в черном приблизилась к гробу и положила бледную тонкую руку на грудь Нарадаса, а Цирадис начала задавать вопросы.

— Кто ты такой?

— Имя мое Нарадас, — ответила женщина в черном запинающимся гулким голосом. — Я верховный жрец храма Торака в Мал-Гемиле, что в Даршиве.

Король изумленно глядел то на Цирадис, то на тело Нарадаса.

— Кому ты служил?

— Госпожа моя — Дитя Тьмы, великая жрица гролимов Зандрамас.

— С какой целью явился ты в королевство сие?

— Госпожа прислала меня сюда, дабы отыскал я известную карту и задержал Дитя Света на пути его к Месту, которого больше нет.

— И что сделал ты, дабы преуспеть в этом?

— Я явился к здешнему монарху, человеку тщеславному и безмозглому, и без труда обольстил его. Он показал мне карту, которую я искал, и поведала мне карта сия нечто столь дивное, что тень моя тотчас же поспешила поведать об этом моей госпоже. Теперь ей доподлинно известно, где состоится решающая встреча. Затем, искусно манипулируя легковерным монархом, удалось мне надолго задержать Дитя Света и товарищей его, чтобы позволить госпоже моей первой достичь Места, которого больше нет, и не позволить известной прорицательнице осуществить Последний выбор, ибо госпожа моя не доверяет ей.

— Как случилось, что госпожа твоя пренебрегла личным своим долгом, переложив его на твои плечи?

Голос Цирадис зазвенел.

— У Зандрамас много иных забот. Я был правой ее рукой — и все, что я делал, с таким же успехом могла совершить она сама.

— Дух его неумолимо отдаляется, великая прорицательница, — сказала колдунья в черном своим обычным голосом. — Спрашивай скорее, ибо вскоре я не смогу более слышать его ответов.

— Что за заботы помешали госпоже твоей найти последнюю разгадку самой, как ей надлежало?

— Иерарх гролимов из Хтол-Мургоса, по имени Агахак, явился в Маллорею, ища Места, которого больше нет, стремясь опередить мою владычицу. Он был последним из гролимов, могучим настолько, что отважился бросить ей вызов. Она подстерегла Агахака на бесплодной равнине Финды и умертвила его. — Гулкий голос вдруг сорвался на отчаянный визг: — Зандрамас! Ты говорила, что я не умру! Ты обещала, Зандрамас!

Последние слова, казалось, донеслись из невероятной дали.

Колдунья в черном резко подалась вперед и ее забила крупная дрожь.

— Дух его отлетел, великая прорицательница, — произнесла она устало. — Да и полночь минула — теперь он вне досягаемости.

— Благодарю тебя, — просто сказала Цирадис.

— Могу лишь надеяться, что хоть немного помогла тебе в твоем многотрудном подвиге. Будет ли дозволено мне удалиться? Общение с этим больным разумом утомило и опечалило меня сверх всякой меры.

Цирадис наклонила голову, и некромантка беззвучно выскользнула за дверь.

Король Перивора с бледным, но бесстрастным лицом сделал шаг к гробу. Схватив золотую парчу, покрывавшую тело, он рывком сдернул ее и швырнул на пол.

— Сгодится и рогожа, — бросил он сквозь зубы. — Накройте его с головой! Я не желаю более видеть лица этого отвратительного гролима.

— Погляжу, что удастся отыскать, — сочувственно сказал Дарник и вышел в коридор.

Остальные молча стояли, глядя на короля, стоящего спиной к мертвецу. На щеках монарха играли желваки.

Спустя пару минут воротился кузнец с грязным мешком, выцветшим и покрытым кое-где плесенью.

— В подвале я нашел какой-то чулан, ваше величество, — сказал Дарник. — Этой рванью был заткнут крысиный ход. Сдается мне, нечто в этом роде вы и хотели…

— Прекрасно, друг мой. А теперь, будь любезен, набрось ветошь сию на эту падаль! Свидетельствую пред всеми вами: сей злодей недостоин честного погребения! Довольно с него сточной канавы да пары лопат земли. Вот достойная его могила!

— Полагаю, пары лопат будет недостаточно, — возразил рассудительный Дарник. — Он изрядно успел отравить воздух вашего королевства. Не позволите же вы ему распространить вокруг себя еще более сильное зловоние? Соблаговолите поручить это дело мне.

— Ты нравишься мне, друг мой, — сказал король. — Только прошу, похорони гролима сего лицом вниз.

— Обещаю, ваше величество, — сказал Дарник.

Он жестом подозвал Тофа, и они вдвоем бесцеремонно выдернули тело Нарадаса из гроба и, грубо сграбастав мертвеца за плечи, поволокли вон из часовни. Ноги Нарадаса в сандалиях безжизненно волочились по холодным камням.

Шелк шагнул к Закету.

— Теперь нам известно, что Агахак мертв, — тихо сказал он маллорейцу. — Ургит был бы счастлив узнать об этом. Правда, подозреваю, ты не горишь желанием послать к нему нарочного?

— Отношения мои с твоим братом, Хелдар, еще не настолько переменились.

— Да кто вы такие на самом деле? — воскликнул король. — И не предлог ли ваш так называемый «благородный подвиг»? Что вы таите от меня?

— Настало время нам открыться тебе, — серьезно сказала Цирадис. — Надобности скрываться нет более, ибо прочие шпионы Зандрамас без помощи Нарадаса все равно не смогут связаться со своей владычицей.

— Узнаю душку Зандрамас, — усмехнулся Шелк. — Она не доверяет вполне даже себе самой.

Гарион и Закет с видимым облегчением подняли забрала.

— Я понимаю, что ваше королевство изолировано от соседей, — перейдя на более привычный ему язык, сказал Гарион. — Что вам известно о том, что происходит в большом мире?

— В нашу гавань изредка заходят мореплаватели, — ответил король. — Они привозят не только товары, но и новости.

— А что вы знаете о событиях далекого прошлого?

— Праотцы наши везли с собою великое множество книг, господин рыцарь, дабы скрасить чтением долгое плавание. Среди этих томов есть и книги по истории — я с благоговением их прочел.

— Хорошо, — ответил Гарион. — Это многое упрощает — в том числе и объяснения. Я Белгарион, король Ривы, — представился он.

Глаза короля Ольдорина полезли на лоб.

— Богоубийца? — испуганно пробормотал он.

— Вижу, вы наслышаны обо мне, — криво усмехнулся Гарион.

— Вас знает весь мир! Неужели вы и вправду лишили жизни бога Ангарака?

— Да, это правда. А рядом со мной Каль Закет, император Маллореи.

Король затрясся.

— Какое же великое событие побудило вас двоих презреть многовековую вражду между вашими государствами?

— Все в свое время, ваше величество. Тот, кто столь любезно вызвался закопать Нарадаса, — Дарник, недавно ставший апостолом бога Алдура. Этот невеликого роста человек — Белдин, тоже апостол, а вон тот, старец, — великий волшебник Белгарат.

— Бессмертный? — сдавленно пробормотал король.

— Зря ты объявляешь об этом вот так, напрямик, — поморщился Белгарат. — Порой это очень огорчает людей.

— Так мы сэкономим время, дедушка, — отвечал Гарион. — Эта рослая женщина с белой прядью — дочь Белгарата волшебница Полгара. Рыжеволосая малышка — Сенедра, моя супруга. Блондинка — графиня Лизелль из Драснии, племянница начальника драснийской разведки, а девушка с повязкой на глазах, которая помогла разоблачить Нарадаса, — прорицательница из Келля. Великан, который сейчас помогает Дарнику, — Тоф, ее проводник. А это — принц Хелдар Драснийский.

— Самый богатый человек на свете?

— Это некоторое преувеличение, ваше величество, — скромно потупился Шелк. — Но оно вполне отражает мои стремления…

— Этого светловолосого юношу зовут Эрионд, он наш близкий друг.

— Быть представленным столь многим августейшим особам сразу — великая честь для меня. А кто из вас Дитя Света?

— Это бремя несу я, ваше величество, — ответил Гарион. — Поскольку вы, полагаю, недурно знакомы с историей Алории, то должны знать о том, что время от времени происходили встречи Дитя Тьмы и Дитя Света. Мы направляемся туда, где состоится последняя встреча, которая решит судьбу всего мира, и нам во что бы то ни стало надо определить, где именно состоится эта встреча.

— Подвиг ваш еще более велик, нежели я предполагал, король Белгарион. Я помогу вам всем, что в моих скромных силах. Злобный гролим Нарадас обманом заставил меня задержать вас — и теперь я готов на все, лишь бы загладить свою вину, пусть отчасти. Я пошлю корабли мои, дабы отыскать место встречи, где бы оно ни было. Воины мои обыщут все — от брегов Эбла до рифа Корим!

— До какого рифа?! — воскликнул Белгарат.

— Корим, древнейший Белгарат. Риф Корим пролегает подле северо-западного берега нашего острова. Местоположение его четко обозначено на карте, которую вы ищете. Соблаговолите пройти вместе со мной в мою опочивальню, и я покажу ее вам.

— Полагаю, близится к концу наше странствие, Белгарат, — сказал Белдин. — Как только ты взглянешь на карту, можешь смело поворачивать оглобли и двигать домой.

— Что ты несешь?

— На этом заканчивается твоя миссия, старик. Все мы весьма тебе признательны за труды.

— Но вы ведь не станете очень уж противиться, если мне вздумается и далее сопровождать вас?

— Как хочешь, но мы вовсе не желаем отрывать тебя от более важных дел, коими ты ради нас пренебрег.

Белдин злорадно ухмылялся. Задирать Белгарата было его любимым развлечением.

Распахнув двери часовни, Гарион увидел сидящую на пороге волчицу. Янтарные глаза ее пристально глядели на людей, а пасть была растянута в волчьей улыбке.

 

Глава 17

Они прошли вслед за королем по анфиладе скупо освещенных дворцовых залов Перивора. Волнение охватило Гариона. Они победили! Как ни старалась Зандрамас им помешать, они все же победили! Ответ на последнюю загадку был на расстоянии вытянутой руки — и как только они его получат, состоится встреча. Теперь никакая земная сила не могла этому помешать.

«Прекрати! — раздался голос в его мозгу. — Теперь ты должен быть спокоен. Очень спокоен. Попробуй думать о ферме Фалдора. Это всегда очень тебя успокаивало».

«Где ты…» — начал было Гарион, но осекся.

«Где я — что?»

«Не обращай внимания. Этот вопрос всегда тебя раздражал».

«Поразительно. Оказывается, ты все-таки помнишь кое-что из того, о чем я говорю. Итак, ферма Фалдора, Гарион. Ферма Фалдора».

И Гарион стал послушно делать то, что велел голос. И обнаружил, что воспоминания, потускневшие за эти долгие годы, обрели вдруг поразительную яркость. Он вспомнил во всех подробностях ферму — сарай, амбар, кухню, кузницу и столовую на первом этаже дома, а затем галерею на втором этаже, куда выходили двери спален, и внутренний дворик… Он явственно слышал стук молотка Дарника, доносящийся из кузницы, чуял запах свежего хлеба, только что испеченного тетушкой Пол… Он видел Фалдора, старого Кральто и даже Брилла. Видел Дороона и Рундорига. А вот и Зубретта — светловолосая, хорошенькая и удивительно ветреная. И на него снизошел безмятежный покой — подобный тому, что ощутил он некогда в гробнице одноглазого бога в Городе Ночи…

«Вот так-то лучше, — снова раздался голос, — Постарайся держаться в этом состоянии. Тебе понадобится предельная ясность мысли в последующие несколько дней, а если мысли твои будут блуждать, у тебя ничего не выйдет. Вот когда все останется позади, можешь думать хоть о десяти вещах одновременно».

«Если я останусь в живых…»

«Будем надеяться».

И таинственный голос умолк.

Стражники у дверей королевских покоев расступились, пропуская их. Король направился прямиком к секретеру, отпер его и извлек оттуда древний пергаментный свиток.

— Боюсь, чернила сильно выцвели, — огорченно бормотал король. — Мы всячески пытались предохранить карту от солнечных лучей, но ведь она так стара…

Он подошел к столу и осторожно развернул свиток, придавив уголки тяжелыми книгами. И вновь ощутил Гарион волнение, но усилием воли заставил себя думать о ферме Фалдора и ее обитателях, чтобы восстановить ясность ума и спокойствие.

Палец короля Перивора уперся в карту.

— Здесь лежит остров Перивор, — сказал он, — а вот здесь пролегает риф Корим.

Гарион знал, что если он надолго задержит взгляд на этом размытом пятнышке на карте, то дикое возбуждение вновь овладеет им. Поэтому он лишь скользнул взглядом по тому месту, куда указывал король, и тотчас же принялся изучать карту целиком. Все названия были написаны по-старинному. Гарион автоматически стал искать на карте свое королевство. На карте оно значилось как «Райва». Были тут и «Ариндия», и «Кереч», и «Тол-Найдра» — а еще «Драксния» и «Ктхал-Маргоз».

— Тут ошибка, — отметил Закет. — Риф этот называется Туримским.

Белдин пустился в пространные объяснения, но Гарион уже знал ответ.

— Времена меняются, — говорил горбун, — а помимо всего прочего, мы с течением времени и произносить многие слова начинаем иначе. Географические названия изменяются с течением столетий. Имя этого рифа, вероятно, менялось не однажды на протяжении нескольких последних тысячелетий. Это совершенно обычное явление. Если бы Белгарат сейчас заговорил так, как принято было в той деревушке, где он появился на свет, никто из нас не понял бы ни единого слова. Вполне возможно, некогда риф этот носил имя «Торим» или что-то в этом роде, а затем оно трансформировалось в «Турим». Вполне возможно, оно еще не однажды изменится. Я изучал такого рода феномены. Видите ли, то, что происходит, называется…

— Ты когда-нибудь заткнешься? — взорвался мучимый нетерпением Белгарат.

— Неужели ты не жаждешь расширить свой кругозор?

— В данный момент — нет!

Белдин вздохнул.

— И тем не менее, — упрямо продолжал он, — то, что именуется написанием, суть способ воспроизведения звучания того или иного слова. Если звучание изменяется, тотчас меняется и написание. Вот как просто объясняются некоторые расхождения в названиях.

— Твои объяснения в высшей степени убедительны, добрый Белдин, — сказала Цирадис. — Однако в случае с рифом новое имя было навязано извне.

— Навязано? — переспросил Шелк. — Но кем?

— Существуют два пророчества, принц Хелдар. Противоборствуя, они изменили название этого рифа, дабы скрыть его местонахождение от бессмертного Белгарата и от Зандрамас. Эти двое обязаны были разгадать шараду — только тогда последняя встреча могла состояться.

— Так это игра? — изумленно спросил Шелк. — Кто же осмеливается играть столь важными вещами?

— Две бессмертные сущности, принц Хелдар, непохожи на нас, смертных. Они состязаются друг с другом и в великом, и в малом. Например, одна из них может попытаться изменить орбиту планеты, в то время как другая употребит все силы свои, чтобы удержать ее на месте. А порой одна сущность пытается сдвинуть с места песчинку, тогда как другая изо всех сил эту песчинку держит. Эти игры порой длятся долгие тысячелетия. А игра с шарадами, которую измыслили они для Белгарата и Зандрамас, — всего лишь еще одна форма состязания между двумя сущностями, ибо, случись им сойтись лицом к лицу без посредников, вся вселенная разлетится на куски.

И Гарион вдруг вспомнил странное видение, посетившее его в Тронном зале Во-Мимбра. Он увидел двух безликих игроков, сидящих за игрой, правила которой столь сложны, что смертный разум просто не в силах их постичь. И теперь он совершенно ясно осознавал, что тогда ему на краткое мгновение открылась та высшая реальность, о которой сейчас говорила Цирадис.

«Так ты тогда сделал это намеренно?» — мысленно спросил он у таинственного голоса.

«Естественно. Мне надо было чем-то воодушевить тебя, чтобы ты сделал то, что было тогда необходимо. Ты азартный мальчик — вот я и выдумал эту картинку с игроками, чтобы тебя заинтриговать».

И тут до Гариона кое-что дошло.

— Цирадис, — обратился он к прорицательнице, — почему нас так много, тогда как Зандрамас, похоже, совершенно одинока?

— Так было всегда, Белгарион. Дитя Тьмы всегда пребывает в одиночестве — как Торак в его безумной гордыне. Вы же скромны. Не в ваших обычаях стремиться превзойти друг друга, ибо собственное «я» для вас отнюдь не превыше всего на свете. Это и подкупает в тебе, Дитя Света, ведь ты не ослеплен значимостью собственной персоны. Пророчества Тьмы всегда избирали кого-то одного и наделяли его всей возможной силой. Пророчества же Света неизменно распределяли силу между многими. И хотя основное бремя ты, Белгарион, несешь на своих плечах, все товарищи твои делят его с тобой. Разница между двумя пророчествами незамысловата, но очень важна.

Белдин нахмурился.

— Это нечто вроде отличия абсолютизма от равноправия?

— Во многом — да. Правда, много сложнее.

— Я просто попытался подыскать подходящее сравнение.

— Дело прежде всего, — подал голос Белгарат и посмотрел на короля Перивора. — Не могли бы вы, ваше величество, описать этот риф? Изображение на карте чересчур схематично.

— С радостью, бессмертный Белгарат. В юности я сам плавал туда, ибо это потрясающее зрелище. Даже бывалые мореходы утверждают, что ничего подобного не сыскать во всем свете. Риф состоит из остроконечных скал, верхушки которых поднимаются над поверхностью моря. Сами эти скалы видны издалека и их довольно легко миновать. Но главная опасность таится под водой. Между скалами свирепствуют сильнейшие течения, и погода там крайне изменчива. Именно по причине величайшей опасности для мореплавателей риф этот никогда не был подробно описан. Все благоразумные мореходы обходят его стороной, разнося по свету его дурную славу.

Тут возвратились Дарник и Тоф.

— Мы все устроили, ваше величество, — отрапортовал Дарник. — Нарадас теперь спокойно спит под землей. Он больше не побеспокоит ни тебя, ни нас. Хочешь ли ты знать, где именно он погребен?

— Нисколько, друг мой. Ты и твой рослый товарищ оказали мне немалую услугу. Заверяю вас, что, если смогу чем-то отплатить вам, просите без стеснения.

— Цирадис, — обратился Белгарат к прорицательнице, — это была последняя шарада? Или мы столкнемся еще с чем-нибудь в этом роде?

— Нет, древнейший. Загадкам конец. Настало время дел.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул Белгарат.

И они с Белдином принялись с величайшим вниманием изучать карту.

— Ну как, нашли? — спросил Дарник. — Я имею в виду, отыскался на карте Корим?

Шелк подвел кузнеца к столу.

— Это здесь. — Он указал пальцем на расплывчатое пятнышко. — Карта очень стара. А на современных картах это место называется по-другому. Вот почему пришлось нам столь долго скитаться.

— Мы немало скитались по свету в поисках обрывков бумаги, — заметил кузнец.

— Воистину, мой друг. Если верить Цирадис, все это было частью игры между дружком Гариона, голос которого он слышит, и другим существом, которое, скорее всего, нашептывает наставления на ушко Зандрамас.

— Терпеть не могу игр!

— А вот я ничего не имею против.

— Это все потому, что ты драсниец.

— Видимо, отчасти поэтому.

— Это, видимо, как раз на том самом месте, где некогда находились горы Корим, Белгарат, — сказал Белдин, тщательно вымеряя расстояния при помощи пальцев. — Хотя, возможно, они слегка сдвинулись, когда Торак расколол мир.

— Помнится мне, тогда многое сдвинулось с привычных мест.

— О да, — с жаром согласился Белдин. — Мне тогда трудненько было подняться на ноги, а ведь я располагаюсь куда ближе к земле, нежели ты, братец.

— Открыть тебе тайну? Я это и сам заметил. — И Белгарат бесцеремонно отвернулся от Белдина. — Ваше величество, не могли бы вы немного подробнее рассказать об этих рифах? Насколько я понял, в высшей степени опасно даже пытаться высадиться на эти острые скалы, например, из шлюпки.

— Если мне не изменяет память, почтенный Белгарат, то есть там несколько каменистых платформ, состоящих, вне сомнения, из обломков горных пиков, раздробленных на мелкие части морскими волнами. Во время отлива эти валуны, скопившиеся за тысячелетия у подножия пиков, обнажаются — и тогда смельчак может беспрепятственно пройти по ним от одного пика до другого.

— Немного смахивает на перемычку между Мориндлендом и Маллореей, — припомнил Шелк. — Малоприятная, надо сказать, выдалась прогулочка!

— Есть ли там какие-нибудь приметные места? — не унимался Белгарат. — Этот риф довольно длинен, и мы можем долго проплутать, прежде чем найдем нужное место.

— Сам я ничего не заметил, — осторожно заговорил король. — Но некоторые мореходы утверждали, будто во время отлива обнажается вход в пещеру, расположенную внутри самого высокого пика. Изредка отчаянные смельчаки предпринимали попытки исследовать ее глубины — ведь всем известно, что именно пещеры служат складами награбленного для пиратов или же хранилищами контрабандных товаров для мошенников. Однако, казалось, сама скала препятствует осуществлению их планов. Всякий раз, как очередной храбрец пытался там высадиться, море возмущалось и неизвестно откуда налетал шторм, хотя небо оставалось безоблачным.

— Это оно, Белгарат! — торжествующе воскликнул Белдин. — Нечто упорно препятствует случайным людям, не пуская их в пещеру!

— И, насколько я понимаю, этих нечто там два, — согласился Белгарат. — Тем не менее ты прав. Мы отыскали наконец место решающей встречи. Она состоится в этой пещере.

Шелк застонал.

— Вы захворали, принц Хелдар? — заботливо спросил король.

— Пока нет, ваше величество, но, полагаю, это вскоре произойдет.

— У нашего принца Хелдара весьма сложные взаимоотношения со всякого рода пещерами, — с улыбкой объяснила Бархотка.

— Ничего сложного тут нет, Лизелль, — возразил человечек с крысиным личиком. — Все на самом деле просто. Всякий раз, когда я вижу пещеру, меня охватывает паника.

— Я слыхал об этом недуге, — сказал король. — Много ученых споров идет о мистической его природе.

— В природе моей боязни пещер нет ровным счетом ничего мистического, — сухо ответил Шелк. — Я прекрасно знаю, откуда она взялась.

— Если вы и вправду вознамерились помериться силами с сим смертоносным рифом, древнейший Белгарат, — сказал король, — то я готов предоставить вам и спутникам вашим крепкий корабль, чтобы вы без помех добрались туда. Сейчас же прикажу подготовить корабль к отплытию в час утреннего прилива.

— Вы добры, ваше величество.

— Это всего лишь скромная плата за бесценную услугу, которую вы оказали мне нынче ночью. — Король помолчал, глубоко задумавшись. — Возможно, я именно таков, как живописал меня дух Нарадаса. Может статься, я и вправду тщеславен и глуп, но при этом вовсе не чужд благодарности. Вам пора готовиться в путь. Более не смею вас задерживать. Мы встретимся поутру, перед самым отплытием.

— Мы благодарим вас, ваше величество, — поклонившись и лязгнув доспехами, ответил Гарион.

И они вышли из королевской опочивальни. Увидев за дверью поджидающую их волчицу, Гарион ничуть не удивился.

— Мы поспеваем как раз ко времени, правда, Цирадис? — спросила Полгара прорицательницу, идя рядом с нею по коридору. — В Ашабе ты сказала, что до встречи осталось девять месяцев. Если подсчеты мои верны, девять месяцев истекают послезавтра.

— Ты не ошиблась в подсчетах, Полгара.

— Тогда все складывается как нельзя лучше. До рифа — день пути, а до пещеры мы доберемся на следующее утро. — Полгара усмехнулась. — Все это время мы так боялись опоздать и вот будем как раз вовремя. — Она рассмеялась. — Сколько эмоций растрачено даром!

— Ну что ж, теперь мы знаем где. Нам давно известно когда. Осталось всего-навсего попасть туда и покончить с этим, — подытожил Дарник.

— И этим все сказано, — согласился Шелк.

Эрионд лишь вздохнул, и сердце у Гариона защемило — в душе у него зародилось подозрение, хотя и весьма далекое от уверенности. «Неужели это будет он? — спросил он у беззвучного голоса. — Неужели погибнет именно Эрионд?»

Но голос молчал.

Они вошли в свои покои. Волчица неотступно следовала за ним по пятам.

— Как долго мы добирались сюда! — устало сказал Белгарат. — Наверное, я старею — такие странствия уже не по мне.

— Стареешь? — фыркнул Белдин. — Да ты на свет появился стариком!

— Когда мы вернемся домой, я на сотню лет запрусь в своей башне.

— Это здравая мысль. Примерно столько тебе понадобится, чтобы прибраться там. И вот еще что, Белгарат. Почему бы не починить ступеньку, которая шатается?

— Доберусь и до нее.

— Вы ведете себя так, словно наша победа — нечто само собой разумеющееся, — сказал Шелк. — Мне кажется, что сейчас строить планы на будущее несколько преждевременно. Но, может быть, великая келльская прорицательница шепнула вам на ухо словечко-другое?

И он пристально поглядел на Цирадис.

— Я не имела бы на это права, принц Хелдар, даже если бы знала ответ.

— Значит ли это, что ты его не знаешь? — округлил глаза Шелк.

— Выбор еще не сделан, — просто сказала Цирадис. — И не будет сделан до тех самых пор, пока не предстанут передо мною одновременно Дитя Света и Дитя Тьмы. Дотоле исход битвы не будет известен.

— Что проку быть пророчицей, если не умеешь предсказывать будущее?

— Это событие предсказать невозможно, — резко отвечала она.

— Думаю, разумнее всего сейчас поспать, — предложил Белгарат. — Грядущие деньки будут не из легких.

Волчица против своего обыкновения последовала за Гарионом и Сенедрой в их комнату. Сенедра слегка удивилась, когда волчица подошла прямиком к постели и положила на одеяло передние лапы. Она критически оглядела волчонка, который спал, лежа на спине и разбросав во все стороны лапы.

Волчица укоризненно посмотрела на Гариона.

— Он разжирел, — сказала она. — Твоя самка вконец испортила его — закормила и заласкала. Он никогда уже не станет настоящим волком. Даже волчьего запаха он уже лишился.

— Моя самка время от времени купает его, — объяснил Гарион.

— Купает! — с величайшим презрением фыркнула волчица. — Настоящего волка должны омывать лишь струи дождя да воды быстрой реки, когда он ее переплывает! — Она убрала лапы с постели. — Сестра хочет просить твою самку об одолжении.

— Брат передаст ей твою просьбу.

— Сестра искренне на это надеется. Попроси свою самку, чтобы она и впредь заботилась о волчонке. Полагаю, не стоит говорить, что она избаловала его настолько, что теперь он годится разве что в комнатные собачонки.

— Брат все скажет ей очень деликатно.

— Что она говорит? — спросила Сенедра.

— Она хочет знать, будешь ли ты и впредь ухаживать за щенком — кормить его, заботиться о нем…

— Конечно! Я и не собиралась его бросать!

Сенедра вдруг опустилась на колени и, повинуясь внезапному чувству, обвила руками шею волчицы.

— Я буду заботиться о нем, — пообещала она.

— Пахнет от нее довольно приятно, — отметила волчица, скосив глаза на Гариона.

— Брат это давно заметил.

— Сестра в этом нисколько не сомневается. — И волчица бесшумно выскользнула из комнаты.

— Она намеревается нас покинуть? — с грустью спросила Сенедра. — Я буду по ней скучать…

— С чего ты так решила?

— А почему тогда она препоручила нам своего детеныша?

— Думаю, дело обстоит несколько сложнее. Она к чему-то готовится.

— Как я устала, Гарион… Давай-ка ложиться.

Позднее, когда они лежали, прижавшись друг к другу в бархатной темноте, Сенедра вздохнула.

— Еще два дня — и я увижу мое дитя. Как я истомилась…

— Попытайся пока не думать об этом, Сенедра. Тебе необходим отдых, а эта неотвязная мысль не даст тебе заснуть.

Она снова вздохнула и через минуту уже сладко спала.

«Цирадис — не единственная, кому предстоит сделать выбор, — зазвучал звучный голос в мозгу Гариона. — Вам с Зандрамас тоже предстоит выбирать».

«Что выбирать?»

«Ты должен выбрать себе преемника. Зандрамас своего уже избрала. Ты должен тщательно обдумать свою последнюю миссию, Дитя Света. Она очень, очень важна».

«Я это всегда знал. Представь себе, мне будет даже недоставать бремени этой ответственности, хотя я и рад от него избавиться. Ведь я снова смогу стать обычным человеком…»

«Ты никогда не был обычным человеком. Ты — Дитя Света с того самого дня, как сделал первый вздох».

«И по тебе я буду скучать…»

«Только не ударяйся в сентиментальность, Гарион! Я буду время от времени навещать тебя. А теперь выспись хорошенько».

Наутро пробудившись, Гарион некоторое время неподвижно лежал в постели. Долгое время он усиленно гнал от себя одну мысль, но теперь это было уже просто глупо. Да, у него есть масса поводов питать ненависть к Зандрамас, но…

Он выбрался из-под одеял, оделся и отправился на поиски Белгарата.

Он нашел старика в гостиной, в обществе Цирадис.

— Дедушка, — сказал Гарион, — у меня проблема.

— Что ж, дело привычное. Что на сей раз тебя заботит?

— Завтра мне предстоит встретиться лицом к лицу с Зандрамас.

— Да неужели? Вот так сногсшибательное открытие!

— Прошу, не смейся. Это серьезно.

— Прости, Гарион. Я нынче малость ядовит…

— Знаешь, дедушка, я боюсь, что единственный способ остановить Зандрамас — это убить ее. Я не вполне уверен, что способен на это. Торак — совсем другое дело, но Зандрамас — женщина.

— Была женщиной. Думаю, пол ее сейчас уже не имеет никакого значения — даже для нее самой.

— И все же не знаю, смогу ли я…

— Этого и не потребуется, Белгарион, — заверила его Цирадис. — Участь Зандрамас иная — вне зависимости от моего выбора. Тебе не придется пролить ее кровь.

Гарион испытал величайшее облегчение.

— Благодарю тебя от всего сердца, великая прорицательница, — сказал он. — Я так боялся! Как отрадно, что хоть этого делать мне не придется! Кстати, дедушка, — стукнул себя по лбу Гарион, — меня нынче ночью навещал мой неведомый друг. Говорил, что мне следует избрать себе преемника. Но ведь ты вряд ли поможешь мне в этом, правда?

— Нет, Гарион, не помогу. Да и не думаю, что имею на это право, так, Цирадис?

— Так, древнейший Белгарат. Это может сделать только Дитя Света.

— Этого я и опасался, — мрачно сказал Гарион.

— Да, вот еще что, Гарион, — сказал Белгарат. — Тот, кого ты выберешь, вполне может вскорости стать богом. Так что не вздумай выбрать меня! Я на эту должность не гожусь.

В комнату один за другим входили их спутники. Гарион внимательно глядел на каждого, силясь вообразить себе кого-нибудь из них в роли бога. Тетушка Пол? Нет, это отчего-то казалось ему неуместным. Кандидатура Дарника отпадала сама собой — ведь Гарион не имел права лишать ее супруга. Шелк? При мысли об этом Гарион чуть было не согнулся пополам в приступе неудержимого хохота. Закет? Что ж, не исключено. Ведь он ангараканец, а новый бог должен принадлежать именно к этой расе. Правда, Закет в высшей степени непредсказуем. До недавнего времени он был одержим, упиваясь своей почти ничем не ограниченной властью. Стань он вдруг богом, это могло бы ослепить его и вызвать рецидив многих его пороков. Гарион вздохнул. Нет, над этим надо еще думать и думать…

Слуги принесли завтрак, и Сенедра, свято помня свое давешнее обещание, наложила полную тарелку еды для волчонка — были тут и яйца, и колбаса, и солидная порция джема. Волчица, взглянув на это, вздрогнула и отвернулась.

За едой все тщательно избегали разговоров о завтрашнем дне. Встреча теперь была неминуема, так что и обсуждать это не имело смысла.

Белгарат отодвинул тарелку с выражением предельного довольства на лице.

— Не забудь поблагодарить короля за гостеприимство, — напомнил он Гариону.

Волчица вдруг подошла к старику и положила голову ему на колени. Белгарат слегка растерялся.

— Чего тебе, сестренка?

И тут, к величайшему изумлению всех присутствующих, волчица громко рассмеялась и отчетливо заговорила по-человечьи:

— Разум твой дремлет, Старый Волк! Я думала, ты узнал меня давным-давно, но не тут-то было! Надеюсь, хоть это поможет… — Ее окружило вдруг голубое сияние. — Или вот это?

Очертания тела волчицы стали расплывчатыми, и она пропала. На ее месте стояла теперь златокудрая женщина с чудесными янтарными глазами, одетая в скромное коричневое платье.

— Матушка! — ахнула Полгара.

— Ты нисколько не превзошла наблюдательностью отца, Пол, — укоризненно сказала Полидра. — Гарион уже давно узнал меня.

Белгарат же в ужасе глядел на волчонка.

— Ох, не дури, старик! — одернула его жена. — Тебе же прекрасно известно, что мы связаны с тобой навеки. Щенок этот был болен и слаб, и стая отвергла его. Я позаботилась о малыше — вот и все.

Лицо келльской прорицательницы озарено было нежной улыбкой.

— Это — Свидетельница, почтеннейший Белгарат, — сказала она. — Теперь мы все в сборе. Узнай также, что теперь она навеки с тобой — да вы никогда и не разлучались…