Глава 17

«Дорогая тетя Пол, — начиналось письмо Гариона, — я знаю, что ты рассердишься, но ничего не поделаешь. Я видел „Кодекс Мрина“ и теперь знаю, что мне делать..» Он остановился и, нахмурившись, спросил Белгарата:

— А как пишется: «пророчество» или «прарочество»?

— Пророчество, — ответил старик. — Но особенно не усердствуй. Что бы ты там ни написал, ей от этого легче не станет, так что излагай по существу.

— Ты не считаешь, что я должен объяснить, почему мы пошли на это? — раздраженно заметил Гарион.

— Она читала Кодекс, — спокойно возразил Белгарат. — И все поймет без твоих объяснений.

— Мне также надо оставить письмо Се'Недре, — задумчиво произнес Гарион.

— Полгара расскажет ей все, что нужно, — сказал Белгарат. — Дело не ждет, и нельзя терять всю ночь на писанину.

— Я никогда не писал писем, — продолжал Гарион. — Это не так легко, как может показаться на первый взгляд.

— Изложи лишь то, что хочешь сказать, и затем остановись, — посоветовал старик. — Не слишком утруждай себя.

Дверь отворилась, и вошел Силк. На нем была простая дорожная одежда, а в руках он держал два узла.

— Думаю, это подойдет, — сказал он, передавая один узел Белгарату, а другой Гариону.

— Деньги раздобыл? — спросил его старик.

— Немного одолжил у Бэйрека.

— Странно, — удивился Белгарат. — Он никогда не отличался щедростью.

— Я не стал говорить ему, что одалживаю их, — подмигивая и усмехаясь, произнес коротышка. — Я подумал, что если пуститься в объяснения, то уйдет много времени.

Бровь Белгарата взметнулась вверх.

— Мы же очень спешим, ведь так? — продолжал Силк с невинным видом. — А Бэйрек становится таким занудой, когда дело касается денег.

— Избавь меня от этих объяснений, — сказал Белгарат, поворачиваясь к Гариону. — Ну, ты кончил или нет?

— Что скажешь? — спросил Гарион, протягивая тому письмо.

Старик быстро пробежал его глазами и ответил:

— Сойдет. Только подпиши, и положим куда-нибудь, где его завтра утром найдут.

— Лучше к вечеру, — предложил Силк. — Когда Полгара узнает, что мы сбежали, я хотел бы находиться от неё подальше.

Гарион поставил свою подпись, сложил письмо и написал: «Для леди Полгары».

— Оставим его на троне, — сказал Белгарат. — Так, надеваем эту одежду и идем за мечом.

— Не чересчур ли меч громоздкий? — спросил Силк после того, как Гарион с Белгаратом переоделись.

— Ножны отыщутся в одной из прихожих, — ответил Белгарат, осторожно открывая дверь и заглядывая в погруженный в тишину зал. — Гарион понесет его на спине.

— Он будет светиться.

— Мы чем-нибудь прикроем Око. Пошли.

Они выскользнули в слабо освещенный коридор и в ночной тишине, крадучись, направились в тронный зал. Раз, правда, навстречу им попался заспанный слуга, бредущий на кухню, и пришлось нырнуть в оказавшуюся рядом спасительную нишу.

— Он заперт? — шепотом спросил Силк, когда они подошли к двери зала райвенского короля.

Гарион взялся за большую ручку и повернул её, испуганно вздрогнув, когда в ночной тишине громко щелкнул замок, потом толкнул дверь, и она со скрипом отворилась.

— Надо будет её смазать, — пробормотал Силк.

Око заалело, когда они вошли в зал.

— Оно узнало тебя, — сказал Силк Гариону.

Когда Гарион брал меч, камень вспыхнул еще сильнее, осветив зал райвенского короля темно-голубым сиянием. Гарион нервно оглянулся, как бы кто не прошел мимо и не заметил это свечение.

— Прекрати это, — попросил он камень. К его удивлению, пламя Ока перешло в слабое пульсирование, а триумфальная песнь сменилась приглушенным шумом.

Белгарат испытующе посмотрел на внука, но ничего не сказал. Он провел их в прихожую и из шкафа, стоявшего у стены, вынул длинные простые ножны с сильно потертым ремнем. Старик перекинул его через правое плечо Гариона. В шкафу также лежал небольшой чехол.

— На, — сказал Белгарат.

Гарион накрыл большой меч чехлом, затем взял его за лезвие и осторожно опустил в ножны. Было неудобно, но ни Силк, ни Белгарат не вызвались помочь, так как все прекрасно понимали, что этого делать нельзя. Меч вошел в ножны, а поскольку он был почти невесом, то не причинял неудобств. Лишь эфес, торчавший за спиной, слегка касался головы.

— Он не предназначен для длительных путешествий, — сказал Белгарат. — Пришлось брать то, что есть под руками.

И снова они двинулись по темным коридорам спящего дворца, пока не вышли через боковую дверь во двор. Силк скользнул в сторону и растворился в темноте, как кошка, а Белгарат с Гарионом остались ждать. На высоте двадцати футов над ними открылось окно, и слабый голос произнес:

— Миссия?

— Да, — ответил Гарион, не раздумывая. — Все будет хорошо. Отправляйся спать.

— Белгарион, — произнес мальчик со странным чувством удовлетворения и добавил:

— До свидания, — после чего исчез.

— Остается надеяться, что он не побежит к Полгаре, — пробормотал Белгарат.

— Я думаю, ему можно доверять, дедушка. Он знал, что мы уходим, и захотел попрощаться.

— Ты не мог бы объяснить, откуда тебе это известно?

— Понятия не имею. — Гарион пожал плечами. — Просто знаю, и все.

Через минуту раздался свист Силка, и Белгарат с Гарионом последовали за ним по тихим улицам города.

Наступила ранняя весна, и ночи были прохладные, но не холодные. Аромат цветов, приносимый ветром с горных лугов Райве, смешивался с торфяным дымом и соленым воздухом моря. Сверкали яркие звезды; молодая луна, повисшая над горизонтом, высеребрила дорожку через море Ветров. Гарион чувствовал возбуждение, которое всегда его охватывало, когда он отправлялся куда-то ночью. Он слишком долго находился в тесном и душном помещении, и теперь каждый шаг, уводивший подальше от скуки и однообразия аудиенций и церемоний, наполнял радостью сердце.

— Хорошо вновь пускаться в путь, — негромко проговорил Белгарат, словно читая его мысли.

— Так всегда? — тоже тихо спросил Гарион. — Я имею в виду, что после стольких лет такой жизни ты все-таки это чувствуешь?

— Всегда, — ответил Белгарат. — А почему, по-твоему, мне нравится жизнь бродяги?

Они миновали тихие и темные улицы и через городские ворота вышли к причалу, выступавшему далеко в море, которое было расцвечено лунными пятнами.

Капитан Грелдик спал, когда они подошли к его кораблю. Привыкший к скитаниям моряк пережидал зиму в тихой и безопасной гавани Райве. Его корабль был вытащен на берег, дно очищено, а швы проконопачены. Грот-мачту, которая угрожающе потрескивала во время перехода из Сендарии, заново укрепили и оснастили крепкими парусами. Когда работы на корабле закончились, Грелдик с командой предались пьяному разгулу. Последствия трехмесячного загула были видны на его лице, когда Гариону с товарищами удалось разбудить его. С затуманенным взором, мешками под глазами и спутанной бородой, он, пахнув на Белгарата винным перегаром и сообразив, что им необходимо срочно покинуть остров, недовольно пробурчал:

— Может быть, завтра… или лучше послезавтра. Через день будет отличная погода.

Белгарат принялся более настойчиво объяснять, что плыть надо немедленно.

— Мои люди не в состоянии поднять даже весло, — упорствовал Грелдик. — Они заблюют всю палубу, и потом её и за неделю не отчистишь.

Белгарату пришлось перейти на самые жесткие выражения, и в конце концов капитан сполз со своей измятой койки и, пошатываясь, побрел в сторону кубрика, подолгу останавливаясь и хватаясь за поручни, чтобы облегчить желудок; потом с большим трудом спустился в носовую часть, где с помощью пинков и проклятий привел в чувство команду.

Луна поднялась высоко, и до рассвета оставалось несколько часов, когда корабль Грелдика бесшумно выскользнул из гавани навстречу вздымающимся волнам моря Ветров.

Погода благоприятствовала им, хотя ветер и не всегда бывал попутный, но через два дня Грелдик высадил Гариона, Белгарата и Силка на пустынном песчаном берегу неподалеку от устья реки Селина на северо-восточном побережье Сендарии.

— На твоем месте я бы не очень спешил в Райве, — сказал Белгарат Грелдику, выходя из шлюпки и вручая бородатому чиреку кошелек, полный звонких монет. — Я уверен, что ты со своими ребятами отыщешь какое-нибудь местечко, где можно неплохо поразвлечься.

— В это время года недурно в Камааре, — задумчиво протянул капитан, подбрасывая на ладони тяжелый кошелек, — и я знаю одну молодую вдову, которая всегда ко мне хорошо относилась.

— Обязательно навести её. Она очень давно тебя не видела и будет страшно рада встрече.

— Пожалуй, я так и поступлю. — Глаза Грелдика неожиданно вспыхнули. — Счастливого пути! — Он дал знак матросам, и они, дружно взмахнув веслами, поплыли к одиноко стоящему кораблю.

— К чему все это? — спросил Гарион.

— Я хочу быть подальше от Полгары, когда она доберется до Грелдика, — ответил старик. — И потом, я не хочу, чтобы она нас преследовала. — Он огляделся. — Надо выяснить, не найдется ли тут кто-нибудь, кто согласился бы отвезти нас вверх по реке. Там можно приобрести лошадей и провиант.

Рыбак, который сразу сообразил, что перевозкой он заработает гораздо больше, чем сидя на берегу в ожидании удачи, согласился переправить их. К вечеру, когда заходило солнце, они были уже в городе Селине. Ночь провели в уютной гостинице, а утром отправились на городской рынок. Силк занялся покупкой лошадей, отчаянно торгуясь из-за каждого гроша скорее по привычке, чем из необходимости. Затем они закупили продукты. В полдень Белгарат, Гарион и Силк уже ехали со своим грузом по дороге, которая вела к Дарине, расположенной в сорока лигах.

Поля северной Сендарии покрылись той первой зеленью, которая сравнима только со слабым сиянием нефрита и наглядно свидетельствует о приходе весны. Кудрявые облака стремительно неслись по синему небу, и, несмотря на порывистый ветер, солнце прогревало воздух. Дорога, открывавшаяся перед ними, пролегала по зеленеющим полям, и хотя им предстояло чрезвычайно опасное предприятие, Гариону хотелось петь и смеяться от избытка чувств.

Спустя два дня они были в Дарине.

— Ты хотел нанять здесь корабль? — спросил Силк Белгарата, когда они поднялись на холм, который много месяцев назад преодолели на трех повозках, груженных репой. — В Коту мы будем через неделю.

Белгарат почесал бороду, глядя на широкий залив Чирека, сверкающий под полуденным солнцем.

— Теперь я так не думаю, — решил он, указывая на чирекские военные корабли, патрулировавшие территориальные воды Сендарии.

— Чиреки всегда плавают здесь, — ответил Силк. — Может быть, они не имеют никакого отношения к нам.

— Полгара очень настойчивая особа, — сказал Белгарат. — Она не покинет Райве, пока там есть дела, но может выслать за нами погоню. Давайте пойдем северным побережьем, а там через болота выйдем к Боктору. Силк посмотрел на него с явным неодобрением.

— Но мы потратим столько времени…

— Нам особо спешить некуда, — мягко возразил Белгарат. — Олорны собирают войска, а для этого требуется время. И потом, много воды утечет, прежде чем аренды соберутся все вместе и двинут свои армии.

— А при чем здесь это? — спросил Силк.

— В отношении этих армий у меня есть планы, и я хочу, чтобы они выступили до того, как мы войдем в Гар Ог Недрак, и уж конечно до того, как вступим в Маллорию. У нас есть время, чтобы избежать неприятных объяснений с людьми Полгары, высланными за нами.

Приняв такое решение, они обогнули Дарину и выехали на узкую каменистую дорогу, петлявшую среди острых скал, о которые с шумом разбивались волны, рассыпаясь на тысячи брызг.

Горы восточной Сендарии спускались к заливу Чирека, и дорога, то уходившая вверх, то нырявшая вниз, была нелегка. Силк скрипел зубами и не переставая ворчал.

У Гариона, однако, имелись свои заботы. Решение, которое он принял после прочтения «Кодекса Мрина», показалось ему сначала совершенно логичным, но теперь это представлялось слабым утешением. Он по собственной воле направляется в Маллорию для смертельной схватки с самим Тораком. Чем больше он думал об этой дуэли, тем безумнее их предприятие ему казалось. Каким образом он надеется победить бога? Эта мысль не давала ему покоя, пока они пробирались по восточному побережью.

Прошла неделя, и они выехали на холмистую местность. С вершины холма открывалась огромная заболоченная равнина, покрытая темно-зеленой растительностью.

— Ну вот, приехали, — пробурчал по привычке Силк.

— Отчего у тебя такое настроение? — спросил его старик.

— Драснию я покинул главным образом из-за того, чтобы навсегда исключить счастливую возможность приближаться к тем местам, где есть болота, — огрызнулся Силк. — А теперь ты предлагаешь мне тащиться по этой хлюпающей вонючей жиже. Я очень разочарован в тебе, старина, и скорее всего никогда не прощу тебе этого. Гарион долго глядел на унылый пейзаж, потом спросил:

— Ведь это не Драсния, да? Я считал, что Драсния лежит намного севернее.

— Это Олгария, — ответил Белгарат. — Здесь начинаются знаменитые олдурские болота. За устьем реки Олдур проходит граница Драснии, у драснийцев она зовется Мринской топью, но это то же самое болото. Оно тянется лиг на тридцать от реки Мрин.

— Здесь называют эти места болотами, что соответствует истине, — заметил Силк и не преминул добавить:

— Разумные люди держатся от них подальше.

— Хватит скулить! — осадил его Белгарат. — На этом побережье должны быть рыбаки. Раздобудем лодку.

Глаза Силка заблестели.

— Тогда в ней отправимся вдоль побережья.

— Что было бы неблагоразумно, — разочаровал его Белгарат. — Если учесть, что флот Энхега начнет прочесывать залив Чирека.

— Ты не можешь знать, что они ищут нас.

— Я знаю Полгару.

— Я чувствую, что этот поход определенно отразится на наших нервах, — снова проворчал Силк.

Рыбаки, обитавшие на заболоченном побережье, чертами лица походили и на олгаров, и на драснийцев. Они были немногословны и настороженно отнеслись к незнакомцам. Свои жилища они строили на сваях, вбитых глубоко в топкую землю. Эти дома насквозь пропитались запахом тухлой рыбы, который всегда ощущается при приближении к таким селениям. Прошло немало времени, прежде чем удалось отыскать человека, решившего продать свою лодку, которого еще долго пришлось убеждать, что три лошади в придачу к серебряным монетам — вполне достойная цена за утлое суденышко.

— Она протекает, — заявил Силк, указывая на воду, скопившуюся на дне лодки, когда они, налегая на шесты, отплыли от смердящей деревни.

— Все лодки протекают, — спокойно сказал Белгарат. — Это им на роду написано. Бери ведро и вычерпывай.

— Она снова наполнится.

— Ну и что… будешь снова вычерпывать. Главное — не дать себя опередить.

Болотам, заросшим рогозом и тростником, казалось, не будет конца. Им попадались каналы, протоки и довольно часто озера, по которым плыть было гораздо легче. Воздух был пропитан влагой и по вечерам кишел комарами. Всю ночь лягушки распевали свои любовные песни, приветствуя с пьянящей радостью наступление весны. В прудах и озерах плескалась рыба, а на пропитанных водой кочках нежились бобры и ондатры.

Так, отталкиваясь шестами, они следовали по извилистому лабиринту каналов, пронизывающих устье реки Олдура, двигаясь на северо-восток. Через неделю они пересекли условную границу и оставили Олгарию позади.

Однажды они сели на мель; пришлось вылезать из лодки и, увязая по колено в тине, вытаскивать её. Когда лодка снова оказалась на плаву, Силк, мрачнее тучи, уселся на кромке борта, рассматривая свои сапоги, покрытые толстым слоем грязи. Когда он заговорил, в его голосе звучало неподдельное отвращение:

— Великолепно! Как чудесно снова очутиться дома, в родной, старой и грязной Драснии!

 

Глава 18

Несмотря на раскинувшуюся вокруг сплошную трясину, Гарион заметил, что здесь, в Драснии, болота отличаются от тех, которые остались южнее. Протоки стали более узкими и извилистыми. После двух дней лавирования по ним у Гариона сложилось впечатление, что они заблудились, и он спросил у Силка:

— Ты знаешь, куда мы плывем?

— Не имею ни малейшего представления, — чистосердечно ответил тот.

— Ты же утверждал, что везде знаешь дорогу, — с упреком бросил ему Гарион.

— В этих болотах невозможно разобраться, Гарион, — просто ответил Силк. — Все, что от тебя требуется, — идти против течения и надеяться на лучшее.

— Должен быть где-то верный путь, — возразил Гарион. — Почему бы не расставить какие-либо знаки?

— Нет смысла. Смотри. — Коротышка ткнул своим шестом в твердый на вид бугор, выступающий из воды. Кусок земли медленно отплыл в сторону. Гарион с изумлением уставился на него.

— Это плавучий остров, — объяснил Белгарат, вытирая пот со лба. — Семена падают на него, растет трава, а ветер и течение гонят его куда вздумается. Вот почему тут нет и не может быть проторенного пути.

— Дело не только в ветре и протоках, — мрачно изрек Силк и, глядя на опускающееся солнце, добавил:

— На ночь надо где-то приткнуться.

— А что, если тут? — спросил Белгарат, указывая на возвышавшийся островок, покрытый густым кустарником и листьями.

Когда они подплыли к островку, Силк несколько раз пнул землю ногой.

— Надежен, — заявил он, вылез из лодки и начал карабкаться наверх, не забывая при этом притоптывать. Под ногами действительно была земля. — Здесь сухо, — доложил он, — и на другой стороне есть плавник. Ради разнообразия можно поспать на твердой земле и даже приготовить горячий ужин.

После того как вытащили на берег лодку, Силк предпринял самые строгие меры предосторожности, чтобы её не смыло водой.

— Так ли уж это необходимо? — спросил Гарион.

— Лодка, конечно, паршивая, — ответил Силк, — но она у нас единственная. Не будем искушать судьбу.

Они разожгли костер и поставили палатку. Солнце медленно садилось за грядой облаков, окрашивая болото в ярко-красные тона. Силк достал сковородку и принялся готовить еду.

— Она слишком раскалена, — критически заметил Гарион, видя, что Силк собирается положить нарезанные куски грудинки на шипящую чугунную сковородку.

— Ты хочешь сам заняться стряпней?

— Я просто предупреждаю. Извини.

— У меня же нет такого опыта, как у тебя, Гарион, — съязвил Силк. — Я ведь не рос на кухне тети Пол. Как умею, так и готовлю.

— Что ты лезешь в бутылку? Я просто сказал, что сковородка слишком горяча.

— Как-нибудь обойдусь без твоих советов.

— Как знаешь… но грудинка может подгореть.

Силк бросил на него злой взгляд и начал кидать куски мяса на сковородку, которые, шипя, стали обгорать по краям.

— Ну вот, я предупреждал.

— Белгарат, — пожаловался Силк, — убери его отсюда.

— Отойди, Гарион, — сказал старик. — Он испортит ужин без посторонней помощи.

— Спасибо! — саркастически сказал Силк.

Ужин, однако, оказался отнюдь не плохим. Перекусив, они сели и принялись молча наблюдать за горящим костром и пурпурным вечерним солнцем, опускающимся за горизонт. Лягушки возобновили свое кваканье в тростнике, и птицы, пристроившиеся на тонких ветках рогоза, лениво щебетали и чирикали. Коричневатая вода тихо плескалась у их ног; время от времени её поверхность разрывали пузыри болотного газа, стремившиеся вырваться наружу. Силк тяжело вздохнул и сказал:

— Ненавижу это место. Ненавижу его всей душой.

В ту ночь Гариону приснился кошмар. Это был уже не первый страшный сон с тех пор, как они покинули Райве, и теперь, внезапно сев, весь дрожа и обливаясь холодным потом, он лишний раз убедился, что страшное видение, которое мучило его с детства, не даст уснуть. В отличие от обычного тревожного сна оно не сопровождалось погонями и угрозами. Перед ним всегда представало одно и то же ужасно безобразное лицо. Никогда не видя обладателя этого лица, он точно знал, кому оно принадлежит, и теперь особенно отчетливо осознал, почему этот образ преследует его.

На следующее утро небо затянули тучи, предвещавшие дождь. Выйдя из палатки и заметив, что Белгарат раздувает костер, а Силк копается в тюках с намерением найти что-нибудь на завтрак, Гарион обвел взглядом окружающую местность. Стая гусей, образовав не правильный клин, громко хлопая крыльями и приглушенно крича, пролетела невдалеке. Рыба выскочила из воды совсем рядом, и Гарион наблюдал, как поднятая ею волна медленно и плавно уходит к берегу, видневшемуся вдали. Он долго смотрел на этот берег, пока не сообразил, что вчера его не было. Беспокойно, даже тревожно, он принялся озираться.

— Дедушка! — воскликнул Гарион. — Смотри!

— Что?

— Все изменилось. Исчезли протоки. Мы посередине большого пруда, из которого нет выхода.

Берег пруда, в котором они очутились, простирался одной сплошной стеной. Бурая вода была совершенно неподвижна.

Внезапно из воды неслышно появилась круглая, покрытая шерстью голова с большими блестящими глазами, крошечным, черным как смола носом и без ушей. Существо издавало необычные свистящие звуки. Вслед за первой головой в нескольких футах рядом показалась вторая.

— Кикиморы! — задыхаясь, произнес Силк, и выхватил из ножен меч.

— Убери это, — поморщился Белгарат. — Они тебя не обидят.

— Разве не они устроили нам западню?

— Чего они хотят? — спросил Гарион.

— Позавтракать, очевидно, — ответил Силк, продолжая сжимать свой меч.

— Не глупи, Силк, — сказал Белгарат. — Зачем им сырой драсниец, когда вокруг полно рыбы? Спрячь оружие.

Первая кикимора, которая высунула голову из воды, подняла переднюю лапу с перепонками и сделала жест, как бы приглашая следовать за собой. её лапа странным образом походила на руку человека.

— Они словно приглашают нас к себе, — заметил Белгарат.

— И ты собираешься принять это предложение? — спросил пораженный Силк. — Ты в своем уме?

— У нас есть выбор?

Вместо ответа Белгарат принялся собирать палатку.

— Это чудовища, дедушка? — спросил взволнованно Гарион, помогая старику. — Вроде олгротов или троллей?

— Нет, просто животные… вроде тюленей или бобров. Они любопытны, умны и очень игривы.

— И играют в омерзительные игры, — добавил Силк.

Уложив вещи в лодку, они столкнули её в воду. Кикиморы с любопытством наблюдали за ними, не проявляя никакой враждебности; их мохнатые мордашки выражали нечто вроде твердой решимости. В сплошной стене, ограждавшей пруд, оказался проход, который был скрыт от глаз. Кикимора, которая приглашала их следовать за собой, поплыла вперед, беспрестанно оглядываясь, чтобы убедиться, что они не отстают. Пять-шесть животных пристроились за лодкой, внимательно наблюдая за её пассажирами.

Пошел моросящий дождик, который окутал легкой дымкой заросли рогоза и тростника, расстилавшиеся по обе стороны от лодки.

— Как ты думаешь, куда они нас ведут? — спросил Силк, останавливаясь и вытирая мокрое лицо. Одна из кикимор сердито заворчала и продолжала ворчать, пока он не погрузил свой шест в мутную воду.

— Увидим, — лаконично ответил Белгарат. Канал продолжал расширяться, и они медленно и упрямо двигались вперед за необычным лоцманом.

— Это, случайно, не деревья? — спросил Силк, вглядываясь в туманную даль.

— Должно быть, они, — ответил Белгарат. — Подозреваю, что нам туда.

Впереди возникли очертания деревьев. Когда они подплыли ближе, Гарион заметил, что перед ними остров, на вершине которого растут плакучие ивы с длинными стелющимися ветвями.

Кикимора, указывавшая путь, подплыла к острову, высунулась из воды и издала свистящий звук, на который из леса вышла фигура в капюшоне и медленно спустилась по песчаному берегу к воде.

Гарион терялся в догадках, кто бы это мог быть, и очень испугался, когда облаченная в коричневый плащ фигура откинула назад капюшон и он увидел лицо женщины, которое, несмотря на преклонные годы, сохранило следы ослепительной красоты.

— Привет, Белгарат, — произнесла она довольно безучастным голосом.

— Здравствуй, Вордай, — живо ответил тот. — Давненько мы не виделись!

Создания, которые помогли им добраться до острова, вышли из воды и улеглись у ног женщины в коричневом плаще. Они весело пищали и кричали, и она, с любовью глядя на них, нежно гладила мокрый мех тонкими пальцами. У животных были короткие задние ноги и круглые животики, и передвигались они быстрой шаркающей походкой, сложив передние лапки на мохнатой груди.

— Пойдем укроемся от дождя, Белгарат, — произнесла женщина. — Забирай своих друзей. — Она повернулась и направилась по тропе, ведущей в ивовую рощу, в окружении кикимор, резвившихся у её ног.

— Что мы сделаем? — прошептал Гарион.

— Пойдем в дом, — ответил Белгарат, вылезая из лодки.

Поднимаясь вверх по тропе, пролегающей среди ив, Гарион ожидал увидеть что угодно, но только не аккуратный, крытый тростником дом с небольшим садом. Дом, из трубы которого вился легкий дымок, был выстроен из старых бревен, плотно законопаченных мхом.

На пороге женщина тщательно вытерла ноги о камышовый коврик и отряхнула плащ. Затем она открыла дверь и, не оглядываясь, вошла внутрь. На лице Силка отразилось сомнение, когда он остановился перед домом.

— Ты уверен, что поступаешь правильно, Белгарат? — осторожно спросил он. — О Вордай говорят всякое.

— Это единственный способ узнать, чего она хочет, — ответил Белгарат, — и я уверен, что дальше мы не отправимся, пока с ней не поговорим. Заходим. Только не забудь вытереть ноги.

Внутри приземистого дома царила идеальная чистота. Деревянный пол был выскоблен до белизны; стол со стульями находились перед полукруглым очагом, в котором грелся чугунок. Ваза с полевыми цветами стояла на столе, и на окнах, выходящих в сад, висели занавески.

— Почему ты не представишь мне своих друзей, Белгарат? — спросила хозяйка, вешая плащ на колышек и поправляя свое коричневое платье.

— Пожалуйста, Вордай, — вежливо сказал старик. — Это принц Келдар, твой соотечественник, а это — король Белгарион из Райве.

— Благородные гости, — заметила отшельница своим странным голосом. — Добро пожаловать в дом Вордай.

— Простите, мадам, — произнес Силк самым изысканным тоном, — но ваша репутация отнюдь не соответствует внешности.

— Вордай, ведьма с болот? — спросила она, явно забавляясь. — Меня продолжают так звать?

Он в свою очередь улыбнулся и ответил:

— Люди, мягко выражаясь, бывают неточны.

— Ведьма, затаскивающая в трясину. — Она ловко передразнила выговор простых крестьян. — Погибель заблудившихся и королева кикимор. — На её губах мелькнула горькая усмешка.

— Пожалуй, что так, — подтвердил Силк. — Я всегда принимал вас за миф, придуманный для того, чтобы пугать непослушных детей.

— «Вордай придет за тобой и проглотит тебя!» — Она засмеялась, но в этом смехе была грусть. — Я слышу это из поколения в поколение. Снимайте ваши плащи, уважаемые путники. Присаживайтесь и чувствуйте себя как дома. Вам придется задержаться у меня.

Одна из кикимор (та, которая вывела их к острову) запищала и беспокойно стала вертеть головой в сторону чугунка, подвешенного над огнем.

— Да, — совершенно спокойно сказала Вордай, — я знаю, что он кипит, Тупик. Он должен кипеть, иначе не сварится. — Она повернулась к гостям:

— Завтрак вот-вот будет готов. Тупик мне говорит, что вы еще не ели.

— Вы можете общаться с ними? — удивился Силк.

— Разве вы не видите, принц Келдар?.. О, разрешите мне повесить ваши плащи у огня. — Она остановилась и принялась внимательно разглядывать Гариона. — Слишком большой меч для юноши, — отметила она, заметив рукоять, торчащую из-за плеча. — Поставь его в угол, король Белгарион. Здесь не с кем сражаться.

Гарион вежливо наклонил голову и передал ей свой плащ.

Еще одна, размером поменьше, кикимора выскочила откуда-то с тряпкой в лапах и принялась тщательно вытирать воду, которая капала с плащей, осуждающе что-то тараторя.

— Вы должны извинить Поппи, — улыбнулась Вордай. — Она помешана на чистоте. Я иногда думаю, что, оставь её одну, она выскоблит пол до дыр.

— Они изменились, Вордай, — серьезно проговорил Белгарат, садясь за стол.

— Конечно, — ответила царица болот, подходя к очагу и помешивая булькающую жидкость. — Я слежу за ними много лет. Они давно не те, что были раньше, когда я пришла сюда.

— Не следовало приручать их.

— Я уже слышала это… от тебя и Полгары. Кстати, как она поживает?

— Сейчас, наверное, рвет и мечет. Мы сбежали из цитадели в Райве, не предупредив её, а такие вещи ей не по нутру.

— Полгара такой родилась.

— Здесь, пожалуй, я с тобой соглашусь.

— Завтрак готов.

Она подхватила чугунок ухватом и поставила его на стол. Поппи торопливо направилась к буфету, стоящему у дальней стены, и вернулась со стопкой деревянных мисок, затем принесла ложки. Её большие глаза блестели, и она, не умолкая, говорила на своем языке с гостями.

— Она говорит, чтобы вы не бросали крошки на чистый пол, — перевела Вордай, вынимая хлеб из печи. — Крошки выводят её из себя.

— Мы постараемся, — пообещал Белгарат.

Еда Гариону показалась необычной. Похлебка с крупными кусками рыбы была приправлена необычными растениями. На вкус похлебка оказалась восхитительной. Окончив есть, он с неохотой заключил, что Вордай по кулинарной части мало чем уступит тете Пол.

— Отлично, Вордай, — поблагодарил Белгарат, отодвигая пустую миску в сторону. — А теперь, я так думаю, перейдем к делу. Для чего мы потребовались тебе?

— Захотелось поговорить, — призналась она. — Меня не часто балуют вниманием люди, а разговор — хороший способ скоротать дождливое утро. Что привело вас в болота?

— Пророчество, Вордай… в отличие, порой, от нас. Райвенский король вернулся, а Торак зашевелился во сне.

— А… — протянула она без всякого интереса.

— Око Олдура в мече Белгариона. Недалек тот день, когда Дитя Света и Дитя Тьмы встретятся. Мы готовимся к этой встрече, и все человечество ожидает его исхода.

— За исключением меня, Белгарат. — Она долго и пристально глядела на него. — Судьба человечества не очень-то меня интересует. Если ты не забыл, триста лет назад это самое человечество меня прогнало.

— Те люди давно умерли, Вордай.

— Но их потомки ничем не лучше. Могу я войти в любую деревню в Драснии и сказать людям, кто я есть, не опасаясь, что меня забросают камнями?

— Деревенские жители везде одинаковы, мадам, — вставил Силк. — Провинциальны, грубы и суеверны. Но не все люди таковы.

— Все люди одинаковы, принц Келдар, — не согласилась она. — Когда я была молода, я попыталась помочь людям в моей деревне, но вскоре смерть каждой коровы и любую болезнь начали приписывать мне. В меня стали швырять камни и пытались притащить обратно в деревню, чтобы сжечь на костре. У них был бы большой праздник, если бы мне не удалось убежать и укрыться тут. Вот почему мне нет дела до людей.

— Не стоило действовать столь открыто, — возразил Белгарат. — Люди предпочитают не верить в такого рода вещи. В сердце человека полно гадостей, от которых кровь стынет в жилах, и все, что хоть отчасти не соответствует здравому смыслу, вызывает желание это уничтожить.

— В своей деревне я испытала на собственной шкуре, что это не только желание, — ответила она с каким-то мрачным удовлетворением.

— Чем же дело кончилось? — спросил заинтригованный Белгарион.

— Там пошел дождь, — ответила ему Вордай, загадочно улыбаясь.

— И только?

— Этого вполне достаточно. Он шел в течение пяти лет, король Белгарион… и только в этой деревне. За сто ярдов от крайних домов сияло солнце, но над самой деревней шел нескончаемый дождь. Дважды они пытались переехать, но дождь преследовал их. Наконец они все разъехались кто куда. Но, насколько я знаю, кое-кто из их предков продолжает кочевую жизнь.

— Вы шутите, — усмехнулся Силк.

— Вовсе нет, — улыбнулась она. — Вы предпочитаете одному верить, а другому не верить, принц Келдар. Вы же сами отправились в далекое путешествие в компании Белгарата-волшебника. Я уверена, что вы верите в его силу, хотя не признаете какую-то ведьму с болот.

Силк молчал, не зная, что возразить.

— Я самая настоящая ведьма, принц Келдар. Вам нужны доказательства? Пожалуйста. Впрочем, вам это не очень понравится. Людям редко это нравится.

— Давай перейдем к делу, Вордай, — сказал Белгарат. — Что ты хотела?

— Я перехожу к сути, Белгарат, — ответила она. — Укрывшись в болотах, я нашла моих маленьких друзей. — Она нежно погладила пушистую мордочку Поппи, и Поппи с довольным видом уткнулась в её руку. — Сначала они меня боялись, но потом перестали бояться и начали приносить мне рыбу… и цветы как знаки внимания и дружбы, в которых я в то время так нуждалась. Из благодарности я переделала их немного.

— Этого ты не должна была делать, ты знаешь, — грустно сказал старик.

— Должна… не должна — эти слова для меня теперь мало что значат, — пожав плечами, ответила колдунья.

— На это не отважились даже боги.

— У богов свои развлечения. — Женщина в упор посмотрела на него. — Я предупреждала тебя, Белгарат… много лет. Я знала, что рано или поздно ты опять придешь в болота. Эта встреча, о которой ты говорил, очень важна для тебя, признайся?

— Она — самое важное событие в истории мира.

— Это твоя точка зрения, я так полагаю. Тебе, случайно, не нужна моя помощь?

— Думаю, справимся сами, Вордай.

— Возможно… но как ты собираешься выбраться из этих болот?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Я могу указать дорогу к сухой земле на краю топи… или могу сделать так, что вы вечно будете блуждать по болотам, и тогда встреча, которой ты придаешь такое большое значение, не состоится, не так ли? Возникает очень интересная ситуация. Что ты на это скажешь?

Глаза Белгарата сузились.

— Я установила, что когда люди общаются между собой, то обычно чем-то обмениваются, — добавила она, улыбаясь. — Что-то на что-то. Ничего на ничего. Условие, по-моему, вполне разумное.

— Так что ты хочешь?

— Кикиморы — мои друзья, — ответила она. — Для меня они — дети. Но люди смотрят на них, как на зверей, из-за их ценного меха. Они ловят их, Белгарат, и убивают. Красивым женщинам в Бокторе и Коту нравится рядиться в шкуры моих детей, и они не думают, как это огорчает меня. Они называют моих детей животными и приходят охотиться на них в болота.

— Они и есть животные, Вордай, — мягко сказал он.

— Теперь нет. — Бессознательно она положила руку на спину Поппи. — Может, ты был прав, когда говорил, что мне не следовало делать это, но теперь уже ничего не изменишь — Она вздохнула. — Я ведьма, Белгарат, — продолжала она, — не чародейка. Моя жизнь имеет начало и конец и близится к своему концу, как мне кажется… Я не буду жить вечно, как ты или Полгара. Я уже прожила несколько сот лет и очень устала от жизни. Но пока я жива, я не допущу людей в болота. А когда меня не станет, мои дети останутся без зашиты.

— Ты хочешь, чтобы я позаботился о них?

— Нет, Белгарат. Ты слишком занят, а порой забываешь об обещаниях, которые не хочешь сдерживать. Я хочу, чтобы ты сделал одну вещь… чтобы раз и навсегда люди перестали считать кикимор животными.

Его глаза расширились, когда он понял, о чем она просит.

— Я хочу, чтобы ты дал моим детям дар речи, — сказала Вордай. — Мне это не по силам. Мое колдовство не распространяется так далеко. Только чародей может заставить их говорить.

— Вордай!

— Это моя цена, Белгарат, — твердо произнесла она. — Вот во что тебе обойдется моя помощь. Выбирай.

 

Глава 19

В ту ночь они спали в доме Вордай, и Гариону опять спалось очень плохо — не давало покоя условие болотной ведьмы. Он знал, что вмешательство в дела природы может иметь далеко идущие последствия, и если выполнить просьбу Вордай — это навсегда уничтожит границу, отделяющую животных от людей. Последствия такого шага предсказать было нельзя. Существовали, кроме того, и другие проблемы. Вполне возможно, что Белгарат не способен сделать то, что требует от него Вордай. Гарион был почти уверен, что его дедушка не пытался использовать свою силу с тех пор, как несколько месяцев назад с ним случился обморок, и то, что хотела от него Вордай, могло отказаться непосильным для старика.

Что случится с Белгаратом, если он попытается и потерпит неудачу? Как это отразится на нем? Не одолеют ли чародея сомнения, которые навсегда лишат его способности восстановить свои силы? Гарион отчаянно пытался найти выход, как бы предупредить деда, не вызвав у него подозрений.

Вместе с тем было совершенно необходимо выбраться из этих болот. И хотя Гарион отнюдь не стремился к встрече с Тораком, он понимал, что это единственный выход. Встречу нельзя будет откладывать бесконечно. Если не успеть, то мир будет ввергнут в пучину войны, которую они все изо всех сил стараются предотвратить. Угроза Вордай продержать их здесь, на болотах, до тех пор, пока Белгарат не заплатит положенную цену, повисла не только над ними, но и над всем миром. Судьба всего человечества сейчас оказалась в руках этой женщины. Как ни старался Гарион, он так и не смог придумать способ, чтобы не подвергать страшному испытанию Белгарата. Обратись Вордай к нему, Гариону, с такой просьбой, он даже не знал бы, с чего начать. Если это дело и выполнимо, то только его дедушка способен на такое… если, конечно, болезнь не лишила его силы…

Над болотами, подернутыми туманом, рассвело. Белгарат поднялся и подошел к костру, задумчиво глядя на пляшущие языки пламени.

— Ну что? — спросила его Вордай. — Ты решил?

— Ты не права, Вордай, — ответил он. — Природа против этого.

— Я ближе к природе, чем ты, Белгарат. Колдуньи живут в тесной связи с ней, в отличие от чародеев. Я ощущаю смену времен года кровью, и земля живет под моими ногами. Я не слышу её плача. Природа любит все свои создания, и она скорбит, когда исчезают мои кикиморы, так же как и я… Но это так, к слову. Даже если горные кручи возопят против этого, я не уступлю.

Силк и Гарион обменялись быстрыми взглядами. Лицо маленького драснийца было таким же озабоченным, как у Белгарата.

— Можно ли назвать кикимор зверями? — продолжала Вордай, указывая туда, где спала Поппи, аккуратно сложив передние лапы, как маленькие руки. Тупик неслышно проскользнул в дом с охапкой мокрых от росы болотных цветов. Неслышно двигаясь по комнате, он положил их возле спящей Поппи, и один цветок осторожно вложил в её открытую руку. Затем со смешным выражением на морде сел на задние лапы и стал ждать, когда она проснется.

Поппи зашевелилась, потянулась и зевнула. Она поднесла цветок к черному носику и, понюхав, с любовью посмотрела на сидящего рядом Тупика. Потом, издав радостный писк, они вместе бросились в холодную воду наводить утренний туалет.

— Это свадебный ритуал, — пояснила Вордай. — Тупик хочет, чтобы Поппи стала его подругой, и принятие подарков означает, что она к нему хорошо относится. Так будет продолжаться довольно долго, затем они уплывут вместе в озеро на неделю, а когда вернутся, то уже будут неразлучны всю жизнь. Их поведение не очень-то отличается от того, как ведут себя молодые люди.

Слова Вордай сильно взволновали Белгарата, и он молчал, не находя подходящих слов.

— Посмотри сюда, — продолжала она, указывая через окно на группу молодых кикимор, резвящихся на лужайке. Они сделали из моха мяч и быстро передавали его друг другу по кругу, увлеченные игрой. — Разве не мог бы человеческий ребенок присоединиться к ним и чувствовать себя среди них своим? — настойчиво спросила она.

Неподалеку от малышей взрослая кикимора качала спящего детеныша, нежно прижимая к себе.

— Разве материнство не везде одинаково? — опять спросила Вордай. — Разве эти дети отличаются от детей человека? Правда, они ведут себя более прилично, честно и любят друг друга.

— Хорошо, Вордай, — вздохнул Белгарат, — ты убедила меня. Я допускаю, что кикиморы более приятные создания, чем люди. Я только не знаю, станут ли они лучше, обретя дар речи, но если ты утверждаешь…

— Ну что, ты решился?

— Я поступаю не правильно, но попытаюсь тебе помочь. Ведь на самом деле у меня небогатый выбор, да?

— Да, — ответила она, — не очень. Тебе ничего не нужно? У меня есть все необходимые принадлежности и зелья.

— Чародеям они ни к чему. Это ведьмам необходимо вызывать духов, а мы работаем иначе. Как-нибудь на досуге я объясню тебе разницу. — Он встал. — Свое решение ты, конечно, не изменишь?

— Нет, Белгарат!

— Понятно, — снова вздохнул он. — Я скоро вернусь. — Он медленно повернулся и скрылся в утреннем тумане.

В наступившей тишине Гарион внимательно следил за Вордай, надеясь отыскать на её лице признаки нерешительности. Ему подумалось, что, не будь она так безрассудно упряма, он мог бы объяснить ей ситуацию и убедить её уступить Но болотная ведьма нервно ходила по комнате, рассеянно беря вещи и снова ставя их на прежнее место, очевидно не в силах унять волнение.

— Ты знаешь, это может доконать его, — прервал молчание Гарион. Прямота может оказаться эффективной там, где другие средства убеждения не помогают.

— Ты о чем? — строго спросила она.

— Прошлой зимой он серьезно заболел, — ответил Гарион. — Они с Ктачиком схватились в смертельной схватке за право обладать Оком. Ктачик был уничтожен, но и Белгарат едва выжил. Вполне возможно, что его силу воли подорвала болезнь.

— Почему ты нас не предупредил? — воскликнул Силк.

— Тетя Пол сказала, чтобы мы не смели делать этого, — продолжал Гарион. — Не дай бог об этом пронюхают энгараки. Сила Белгарата — вот что удерживало их все эти годы. Если он лишится её и они проведают об этом, ничто не остановит их вторжения на Запад.

— А он догадывается? — быстро спросила Вордай.

— Не думаю. Никто из нас не говорил ему об этом. Он не должен догадываться о том, что у него может не получиться. Одно-единственное сомнение — и ничего не получится. На этом основано чародейство. Надо быть уверенным, что задуманное тобой произойдет, иначе с каждой неудачей будет все труднее.

— Что ты имел в виду, когда говорил, что это может его доконать? — На лице Вордай отразился испуг, и у Гариона мелькнула надежда.

— Его сила, или, вернее, часть силы, могла сохраниться, — объяснил он, — но её может не хватить для того, о чем ты просишь. Даже простые вещи требуют огромного расхода силы воли, а то, что ты требуешь, — очень и очень трудное дело. Он возьмется за него, но, взявшись, уже не остановится. Такое усилие может иссушить его волю и жизненную энергию настолько, что уйдут многие и многие годы на её восстановление, если, конечно, он доживет до этого.

— Но почему ты ничего мне не сказал? — с перекошенным от страха лицом прошептала Вордай.

— Я не мог… он мог услышать. Она бросилась к двери с криком:

— Белгарат! Подожди! — Потом повернулась к Гариону:

— Быстро! Останови его!!

Это только и нужно было Гариону. Он вскочил на ноги и, подбежав к двери, рывком распахнул её, и хотел было закричать, но страх сковал его сердце.

— Ну что?! — закричал за спиной Силк.

— Не могу, — простонал Гарион. — Он начал собирать свою волю и никого не слышит.

— Ты можешь помочь ему?

— Я даже не знаю, что он хочет сделать, Силк, — беспомощно ответил Гарион. — Если я присоединюсь к нему, будет только хуже.

Они в ужасе уставились на него.

Гарион услышал незнакомые раскаты далекого эхо. Как необычно! Его дедушка не пытался что-то переместить или изменить, нет, вместо этого он обращался куда-то в безбрежные просторы с помощью голоса своего разума. Слова были с трудом различимы, но одно Гарион расслышал довольно четко: «Повелитель». Белгарат обращался к самому Олдуру!

Гарион затаил дыхание.

Затем издалека прозвучал голос бога. Они принялись тихо беседовать, и все это время Гарион ощущал, как воля Белгарата под влиянием Олдура становится Крепче.

— Что происходит? — спросил перепуганный Силк.

— Он общается с Олдуром. Я не слышу, о чем они ведут разговор.

— Олдур поможет ему? — спросила Вордай.

— Не знаю, не знаю, сможет ли Олдур использовать свое могущество. Даже для него существуют ограничения… что-то такое, о чем он договорился с другими богами.

Когда странный разговор закончился, Гарион ощутил, что сила юли Белгарата выросла неизмеримо.

— Он приступает, — проговорил Гарион полушепотом.

— У него есть сила? — спросил Силк. Гарион кивнул.

— Такой же всесильный, как прежде?

— Не знаю. Это никому не дано знать.

Напряжение с каждой секундой росло и вскоре стало непереносимым. То, чем занимался Белгарат, было очень тонкой и очень напряженной работой. На сей раз Гарион не слышал ни накатывающегося шума, ни отдаленного эха, но незнакомый шепот в его сознании сливался с волей старика мучительно медленно. Этот голос как будто повторял одно и то же… что-то, чего не мог понять Гарион… что ускользало от него и терзало душу.

Во дворе юные кикиморы прекратили свои игры. Мяч остался лежать на земле, оставленный без внимания игроками, которые застыли как вкопанные. Поппи с Тупиком вышли из пруда и остановились, склонив набок головы, в то время как тихое бормотание Белгарата проникало в их мысли, передавая им все свои знания и жизненный опыт, наставляя и уча. Затем, словно от внезапного озарения, их глаза расширились.

Наконец, ступая тяжелой походкой, из ивовой рощи, укутанной туманом, вышел измученный Белгарат. Он медленно подошел к дому, остановившись на минуту, чтобы взглянуть на удивленные лица кикимор, собравшихся во дворе, и вошел внутрь. Плечи его поникли, лицо побелело и осунулось.

— Ты в порядке? — спросила Вордай. Теперь её голос уже не звучал безразлично.

Он кивнул, усаживаясь на стул, стоявший у стола.

— Дело сделано, — коротко произнес Белгарат. Вордай с подозрением взглянула на него.

— Я не шучу, Вордай, — продолжал он. — И я слишком стар, чтобы пытаться обмануть тебя. Я уплатил твою цену. Если не возражаешь, сразу после завтрака мы отправимся в путь. Нам еще идти и идти.

— Мне не нужны слова, Белгарат. Я мало тебе верю… как всем людям, по правде говоря. Мне нужны доказательства.

У порога послышалось невнятное бормотание. Поппи, с искаженным от усилий лицом, пыталась что-то произнести.

— М… м… м… — её рот перекосился, и она снова выдавила из себя:

— М… м… м… — Казалось, это было самое трудное испытание в её жизни. Но вот она набрала побольше воздуха и попыталась в третий раз:

— М… ма… ма…

Вскрикнув, Вордай бросилась к крохотному существу, упала на колени и обняла его.

— Мама, — на этот раз более четко произнесла Поппи.

Из углов комнаты раздался слабый писк, слившийся в один:

— Мама, мама, мама. — Возбужденные кикиморы отовсюду бежали к дому, не переставая повторять одно и то же слово.

Вордай тихо плакала.

— Тебе придется, конечно, обучать их, — устало произнес Белгарат. — Я дал им самое необходимое, и пока что они знают совсем мало слов.

Вордай подняла на него лицо, по которому текли слезы.

— Спасибо тебе, Белгарат, — сказала она дрожащим голосом.

Старик пожал плечами и ответил:

— Что-то за что-то. Разве это не была сделка?..

Из болот их вывел Тупик. Крохотное создание весело пыталось заговорить с ними, но путалось в словах, часто произнося их не правильно, но тем не менее это была осознанная речь.

Гарион долго раздумывал, все не решаясь обратиться к Белгарату. Но вот, оттолкнувшись еще раз шестом, он поборол сомнения и сказал:

— Дедушка?

— Да, Гарион, — отозвался старик, отдыхая на корме лодки.

— Ты знал заранее, правда?

— Знал что?

— Что можешь перестать быть чародеем? Белгарат удивленно посмотрел на него и спросил в свою очередь:

— С чего ты взял?

— Тетя Пол сказала, что после болезни, которая тебя свалила прошлой зимой, ты можешь не оправиться.

— Она так и сказала?

— Она говорила, что…

— Я расслышал. — Старик нахмурился. — Такой вариант не пришел мне в голову, — признался он. — Внезапно он заморгал, и его глаза стали круглыми. — А знаешь, может, она и права. Болезнь могла бы сыграть такую штуку со мной. Удивительно!

— Ты не чувствуешь никаких… признаков слабости?

— Что? Ну конечно нет. — Белгарат продолжал хмуриться, о чем-то напряженно размышляя. — Удивительно, — повторил он и внезапно рассмеялся.

— Я не вижу ничего смешного.

— Уж не об этом ли вы со своей теткой беспокоились все эти месяцы, ходя вокруг меня на цыпочках, словно я сделан из тонкого стекла?

— Мы боялись, как бы не проведали энгараки, поэтому ничего тебе не говорили, так как…

— …так как боялись, что я усомнюсь в себе? Гарион только молча кивнул головой.

— Наверно, в принципе вы все сделали правильно. Сегодня мне ни в коем случае нельзя было усомниться в себе.

— Было очень трудно?

— Пожалуй что да. Мне не хотелось бы заниматься этим каждый день.

— Но ведь это было вовсе не обязательно?

— Что именно?

— Учить кикимор человеческому языку. Если ты сохранил свою силу, мы вдвоем могли бы отыскать проход в болотах… даже если Вордай с кикиморами попыталась бы остановить нас.

— Интересно, когда это пришло тебе в голову, — пробормотал старик.

Гарион недовольно посмотрел на него и настойчиво продолжал:

— Хорошо, почему ты пошел на это, хотя мог поступить по-другому?

— Вопрос довольно невежливый, Гарион, — упрекнул молодого человека Белгарат. — Считается дурным тоном спрашивать у чародея, почему он делает то-то и то-то.

— Ты уходишь от вопроса, — прямо сказал Гарион. — Допустим, что у меня плохие манеры, но все равно ты мог бы ответить.

— Не моя вина, что вы с теткой ударились в панику, — немного обиженно произнес он. — У вас не было никаких оснований для серьезного беспокойства. — Он замолчал и, немного подумав, спросил:

— Ты очень хочешь знать?

— Да, очень. Почему ты пошел на это?

— Большую часть жизни Вордай провела в одиночестве, — вздохнув, ответил он, — и жизнь обошлась с ней круто. Иногда мне кажется, что она заслуживает лучшей доли. Может, теперь ей станет легче.

— А Олдур согласился с тобой? — не отставал Гарион. — Я слышал его голос, когда ты с ним говорил.

— Подслушивать — плохая привычка, Гарион.

— У меня много плохих привычек, дедушка.

— Никак не пойму, почему ты избрал такой тон со мной, мальчик, — недовольно сказал старик. — Ну ладно, если ты такой настырный… я был вынужден настоять на своем, и мой властелин согласился.

— Ты пошел на это из-за того, что пожалел её?

— Ты использовал не совсем правильное слово, Гарион. Давай скажем так — у меня свое понимание справедливости.

— Если ты знал, что уступишь ей, то какой резон был спорить?

— Я хотел убедиться, что она действительно хочет этого. Да и нельзя давать людям основания считать, будто ты делаешь для них все, о чем они ни попросят, хотя, может, так оно и есть.

Силк выпучил глаза от удавления и растерянно спросил:

— Ты страдаешь жалостью, Белгарат? Ты?! Если люда узнают, твоей репутации будет нанесен сокрушительный удар.

— Я думаю, ты не станешь об этом распространяться, Силк, — смущенно, как бы оправдываясь, произнес чародей. — Людям не обязательно все знать, как ты считаешь?

У Гариона словно глаза открылись. Силк, рассудил он, прав. Он никогда не задумывался над этим, но Белгарат слыл безжалостным человеком. Укоренилось мнение, что Вечноживущий отличается непримиримостью — стремлением пожертвовать чем угодно рада достижения цели, сколь туманной, столь и никому не ведомой. Но этот поступок открыл в старике новую черту характера — мягкость. Белгарат, чародей и волшебник, все-таки не был лишен человеческих слабостей.

У края болот тянулась земляная насыпь, уходящая по обе стороны за туманный горизонт.

— Она, — сказал Силк, оборачиваясь к Гариону и указывая на насыпь, — входит в толнедрийскую систему дорог.

— Белгарат, — произнес Тупик, высовывая голову из воды рядом с лодкой, — спаси-бо те-бе.

— О, Тупик, пожалуй, вы и без меня научились бы говорить, — ответил старик. — Понимаешь, вы почти подошли к этому.

— Мо-жет, да, мо-жет, нет, — не согласилась кикимора. — Хо-теть го-во-рить и го-во-рить — раз-ные ве-щи. Не-одана-ко-вые.

— Скоро вы научитесь врать, — съязвил Силк, — и тогда ни в чем не уступите людям.

— Зачем учиться говорить, если врать? — спросил озадаченный Тупик.

— Со временем поймешь.

Тупик нахмурился, и его голова скрылась под водой, потом показалась еще раз, уже вдали от лодки.

— До свидания, — раздельно проговорил он. — Тупик благодарит вас… за маму. — Затем, не поднимая волн, он исчез.

— Что за странное существо, — улыбнулся Белгарат.

Испуганно вскрикнув, Силк судорожно сунул руку в карман. Что-то бледно зеленое выскочило из его руки и шлепнулось в воду.

— В чем дело? — спросил Гарион. Силк с отвращением ответил:

— Этот урод сунул лягушку мне в карман.

— А может, это был подарок? — предположил Белгарат.

— Лягушка?

— С другой стороны, может, и нет, — усмехнулся Белгарат. — Он, конечно, немного примитивен, но ведь у этих существ только начинает зарождаться чувство юмора…

Через несколько миль, пройдя по указанной Тупиком дороге, ведущей с севера на юг, поздно вечером они добрались до постоялого двора. Переночевав в нем и купив лошадей за такую цену, что Силк не мог не поморщиться, на следующее утро Гарион с верными друзьями поскакал в направлении Боктора.

Сцена, разыгравшаяся на болотах, дала Гариону обильную пищу для размышлений. Он пришел к убеждению, что сострадание — это вид любви, но только более широкий, чем то узкое понятие, о котором у него раньше сложилось мнение. Слово «любовь», если в него вдуматься, говорил себе Гарион, включает множество вещей, которые на первый взгляд вроде бы не имеют никакого к ней отношения. Размышляя таким образом, Гарион пришел к следующему выводу: его дедушка, человек, которого называли «Вечноживущим», вероятно, за семь тысяч лет выработал у себя способность к любви, о которой даже отдаленно не догадываются люди. Несмотря на кажущуюся грубоватость и раздражительность, вся жизнь Белгарата служила проявлением этой необыкновенной любви. Когда они ехали, Гарион частенько поглядывал на чудаковатого старика, и образ древнего и всемогущего чародея, возвышающегося над простыми смертными, постепенно начал стираться, уступая место обычному человеку… несомненно, сложному, но доброму.

Спустя два дня, когда установилась хорошая погода, они добрались до Боктора.

 

Глава 20

Гариону Боктор показался городом очень просторным. Дома, как правило, были не выше двух этажей и не жались тесно друг к другу, как в других городах, которые он видел. Улицы были широкие и прямые и очень чистые.

Он заметил это, когда они ехали по просторному, обсаженному деревьями бульвару.

— Боктор — новый город, — пояснил Силк. — Более или менее.

— Я считал, что он стоит со времен Драса — Бычья шея.

— О, так и было, — сказал Силк, — но старый город разрушили энгараки, когда вторглись сюда пять тысяч лет назад.

— Я забыл об этом, — признался Гарион.

— После Во Мимбра, когда наступило время перемен, было решено начать все сначала, — продолжал Силк. — Лично мне Боктор не по душе. В нем мало закоулков и глухих улочек. Невозможно повернуться без того, чтобы тебя кто-то не увидел. — Он обернулся к Белгарату:

— Это мне кое о чем напоминает, между прочим. Так что на центральный рынок мне лучше не соваться. Личность я здесь довольно известная, и всему городу необязательно знать о моем прибытии.

— Ты считаешь, что мы можем незаметно проскользнуть? — спросил Гарион.

— В Боктор? — рассмеялся Силк. — Конечно, нет. Нас уже видели с десяток людей. Слежка тут любимое занятие. Поренн донесли о нашем прибытии еще до того, как мы вошли в город. — Он взглянул в окно на втором этаже одного из домов и изобразил пальцами жест упрека на тайном языке жителей Драснии. Занавеска в окне чуть колыхнулась. — Слишком грубо, — заметил он с явным разочарованием. — Должно быть, первокурсник академии.

— Возможно, у него разыгрались нервы от того, что он увидел знаменитость, — предположил Белгарат. — Что ни говори, а ты, Силк, человек легендарный.

— Это не оправдание для неряшливой работы, — ответил Силк. — Будь у меня время, я заскочил бы в академию и поговорил бы с её ректором. — Он вздохнул. — Качество обучения студентов, несомненно; упало с тех пор, как перестали использовать телесные наказания.

— Что? — удивился Гарион.

— В мои дни студента, которого застукал наблюдаемый им объект, подвергали публичной порке, — объяснил Силк. — Порка — очень эффективное средство обучения, Гарион.

Совсем рядом отворилась дверь большого дома, и отряд солдат в форме строевым шагом вышел на улицу, остановился и преградил им дорогу. Офицер приблизился и вежливо поклонился.

— Принц Келдар, — приветствовал он Силка, — её величество хотела бы знать, не будете ли вы так любезны остановиться в её дворце?

— Вот видишь, — заметил Силк Гариону. — Я говорил, что о нашем приезде уже знают. — Он повернулся к офицеру:

— Просто из любопытства, капитан: что бы вы сделали, если бы я сказал, что мы не расположены останавливаться во дворце?

— Мне пришлось бы настаивать, — ответил капитан.

— Я так и думал.

— Мы под арестом? — забеспокоился Гарион.

— Не совсем так, ваше величество, — ответил капитан. — Королева Поренн желает побеседовать с вами. — Он поклонился Белгарату. — Древнейший, — приветствовал он старика. — Я думаю, если бы мы воспользовались боковым входом, то привлекли бы к себе меньше внимания. — Он повернулся и отдал команду двигаться вперед.

— Ему уже известно, кто мы, — пробормотал Гарион.

— Разумеется, — сказал Силк.

— Как будем выпутываться? Не посадит ли королева Поренн нас всех на корабль и не отправит ли обратно в Райве?

— Мы убедим её не делать этого, — сказал Белгарат. — Поренн — разумная женщина. Мы ей все объясним, и она нас поймет.

— Если только Полгара не предъявила ультиматум, — добавил Силк. — Я заметил, она способна на такое, когда не в духе.

— Посмотрим.

Королева Поренн еще более похорошела с тех пор, как они видели её в последний раз. Стройная фигура определенно указывала, что она уже произвела на свет первого ребенка. Её глаза светились счастьем материнства. Она сердечно приветствовала Белгарата со спутниками, когда те появились во дворце, и сразу провела в свои личные покои. Комнаты маленькой королевы были украшены чисто по-женски: мягкая мебель вся в кружевах и оборках, на окнах — розовые занавески.

— Где вы пропадали? — спросила она, как только стража вышла — Полгара рвет и мечет.

Белгарат по привычке пожал плечами и философски заметил:

— Не привыкать. Что происходит в Райве?

— Они, само собой разумеется, бросились на поиски, — ответила Поренн. — Как же вам удалось так далеко уйти? Все дороги были блокированы.

— Мы опередили всех, дорогая тетушка, — нахально усмехнулся Силк. — К тому времени, когда стали перекрывать дороги, нас уже и след простыл.

— Я же просила не называть меня так, Келдар, — укоризненно сказала она.

— Простите, ваше величество, — произнес он с поклоном, продолжая улыбаться.

— Ты невыносим.

— Конечно, я невыносим, и это один из секретов моего обаяния.

— Что мне теперь с вами делать? — вздохнула королева.

— Ты должна позволить нам двигаться дальше, — заметил Белгарат. — Можешь попытаться спорить, но будет все равно по-нашему.

Поренн опешила, не зная, что ответить.

— Ты спросила, я ответил. Зато теперь тебе легче, когда ты знаешь наши планы.

— Ты такой же, как Келдар, если не хуже.

— Просто у меня больше опыта.

— Это исключено, — заявила королева. — Полгара строго-настрого приказала вернуть всех в Райве.

Белгарат только пожал плечами.

— Вы не поедете? — удивленно спросила она.

— Нет, — ответил он. — Не поедем. Ты говоришь, что Полгара приказала тебе строго-настрого вернуть нас. Хорошо. В таком случае я приказываю тебе строго-настрого не отсылать нас назад. К чему мы пришли?

— Это жестоко, Белгарат.

— Время такое нелегкое.

— Прежде чем мы перейдем к серьезному разговору, может быть, взглянем на наследника престола? — спросил хитроумный Силк.

Ни одна новоявленная мать не упустит возможности показать свое дитя, и королева Поренн уже направилась к колыбели, стоящей в углу комнаты, но, спохватившись, поняла замысел Силка и с упреком бросила ему:

— Ты неисправим, Келдар. — Но тем не менее она приподняла атласный полог, укрывавший ребенка, который теперь стал смыслом её жизни.

Кронпринц Драснии с очень серьезным видом пытался засунуть палец ноги в рот. Радостно вскрикнув, Поренн подхватила его на руки и прижала к груди. Затем вытянула руки и восхищенно спросила:

— Ну разве он не прекрасен?

— Привет, двоюродный братик, — с серьезным видом сказал Силк. — Твое своевременное появление избавило меня от большого унижения.

— Что это значит? — подозрительно спросила Поренн.

— То, что его крошечное розовое высочество навсегда исключило любую возможность моего восшествия на престол, — ответил Силк. — Я был бы очень плохим королем, Поренн. Драсния страдала бы вместе со мной, если бы на неё свалилось такое несчастье. Наш Гарион, между прочим, уже проявил себя на этом поприще, и я его не смог бы переплюнуть.

— О! — слегка покраснела Поренн. — Я совсем забыла. — Она присела в неловком реверансе с ребенком на руках. — Ваше величество, — официально приветствовала она Гариона.

— Ваше величество, — ответил Гарион с поклоном, который тетя Пол заставляла его повторять часами.

— Все это так некстати, — рассмеялась своим серебристым смехом Поренн, обнимая одной рукой Гариона за шею и целуя в щеку. — Дорогой Гарион, ты так вырос.

На это Гарион не нашелся что ответить. Королева всмотрелась в его лицо и проницательно заметила:

— Ты многое повидал. Ты уже не тот мальчик, которого я видела в Вэл Олорне.

— Он достиг определенных успехов, — подтвердил Белгарат, усаживаясь в кресло. — Сколько шпионов в данный момент подслушивают нас, Поренн?

— Двое, насколько мне известно, — сказала она, укладывая ребенка в колыбель.

— А сколько шпионов следят за шпионами? — смеясь, спросил Силк.

— Немало, я думаю, — ответила ему Поренн. — Если я начну распутывать этот клубок, то потрачу на это полжизни.

— Надо надеяться, они действуют с оглядкой, — произнес Белгарат, многозначительным взглядом обводя стены и портьеры.

— А как же иначе, — заявила несколько обиженно Поренн. — Сам знаешь, у нас свои нормы и правила. Любители никогда не допускаются к шпионажу.

— Хорошо, перейдем к делу. Так ли нам необходимо пускаться в долгие и сложные споры относительно того, отправишь ли ты нас обратно в Райве или нет?

Она вздохнула, слегка улыбнулась и сдалась.

— Наверное, нет. Однако вы должны мне дать какой-то предлог, чтобы я могла оправдаться перед Полгарой.

— Передай только, что мы действуем согласно указаниям, содержащимся в «Кодексе Мрина».

— В «Кодексе Мрина» есть указания? — удивленно спросила она.

— Могут содержаться, — поправился он. — В основном там явная чушь, и никто не разберет, что к чему.

— Вы толкаете меня на обман?

— Нет, я прошу дать ей знать, что обманул тебя. Это не одно и то же.

— Очень тонкое различие, Белгарат.

— Все образуется, — успокоил её старик. — Она готова поверить самому худшему обо мне. Как бы там ни было, мы держим путь на Гар Ог Недрак. Скажи Полгаре, что нам необходим отвлекающий маневр. Передай еще, чтобы она перестала искать нас и собирала армию где-нибудь на юге, производя при этом побольше шума. Я хочу, чтобы энгараки, все без исключения, обратили свое внимание на неё и оставили нас в покое.

— Но что вы собираетесь делать в Гар Ог Недраке? — с чисто женским любопытством спросила королева.

Белгарат обвел многозначительным взглядом стены, за которыми прятались официальные и неофициальные шпионы. Уклончиво ответил:

— Полгара знает, чем мы занимаемся. Что сейчас происходит на недракской границе?

— Там напряженно, — ответила она. — Враждебности пока не отмечается, но отношения холодные. Недраки вообще-то не хотят воевать. Не будь этих гролимов, честное слово, их можно было бы убедить остаться в стороне. Они скорее будут убивать мергов, чем драснийцев.

Белгарат задумчиво кивнул и продолжал:

— Передай своему мужу, чтобы он сдерживал Энхега. Энхег, конечно, бесподобен, но временами непредсказуем. Родар — более надежен. Скажи ему также, что на юге надо развернуть отвлекающие действия, а не всеобщую войну. У олорнов иногда оптимизм бьет через край.

— Я поговорю с ним, — пообещала Поренн. — Когда вы отправляетесь?

— Мы еще не решили. — Старик опять окинул взглядом комнаты королевы.

— Но на ночь вы останетесь?

— Как можно отказаться? — по обыкновению насмешливо спросил Силк.

Королева Поренн внимательно посмотрела на него, потом вздохнула и тихо произнесла:

— Мне кажется, я должна тебе сказать, Келдар, что твоя мать здесь.

Лицо Силка побелело, и он спросил упавшим голосом:

— Здесь? Во дворце?

— Она в западном крыле. Я отвела ей те комнаты, что вблизи сада, который ей так нравятся.

Руки Силка едва заметно задрожали, а лицо сделалось пепельно-серым.

— Мать давно у тебя? — глухо спросил он.

— Несколько недель. Она приехала сюда перед рождением моего сына.

— Как она?

— Так же. — В голосе белокурой королевы послышалась печаль. — Ты должен повидаться с ней, понимаешь?

Силк глубоко вздохнул и расправил плечи.

— Этого не избежишь, я так думаю, — чуть слышно произнес он, не меняясь в лице. — Через это надо пройти. Вы меня извините?

— Пожалуйста.

Он повернулся и на негнущихся ногах вышел из комнаты.

— Он не любит свою мать? — спросил Гарион.

— Он очень сильно её любит, — ответила королева, — вот почему ему так тяжело. Она слепа… к счастью.

— К счастью?

— Двадцать лет назад в Драснии вспыхнула чума, — объяснила Поренн. — Страшная болезнь, оставившая страшные шрамы на лицах тех, кто сумел выжить. Мать принца Келдара была одной из самых красивых женщин в стране. Мы скрыли от неё правду. Она не знает, насколько безобразным стало её лицо… по крайней мере, надеемся на это. Встречи Келдара с матерью всегда проходят тяжело. По его голосу не определишь, что он чувствует, но глаза… — Она замолчала и потом добавила; — Порой мне кажется, что из-за этого он старается держаться подальше от Драснии… Я попрошу подать ужин, и надо будет приготовить вино. После визита к матери оно ему обычно помогает.

Примерно через час Силк вернулся и немедленно начал пить. Пил он мрачно, как человек, решивший поскорее впасть в беспамятство.

Для Гариона вечер выдался тяжелый. Королева Поренн присматривала за первенцем, одновременно не упуская из виду Силка. Белгарат сидел молча, а Силк напивался. Наконец, сославшись на усталость, Гарион отправился спать.

Только сейчас он понял, что значит для него Силк, с которым он познакомился полтора года назад. Язвительный юмор драснийца с крысиным лицом и бьющая через край самоуверенность всегда поддерживали Гариона в нужную минуту. Конечно, у Силка имелись свои причуды и странности. Это был невысокого роста мужчина, неистребимый юмор и находчивость которого помогали не раз выкарабкиваться из самых неприятных ситуаций. Теперь от всего этого не осталось и следа; бедный Силк впал в глубокую депрессию.

Ужасное испытание, подстерегавшее их впереди, теперь представлялось еще более ужасным. Хотя Силк ничем не может помочь ему, когда он сойдется один на один с Тораком, Гарион надеялся, что старый друг поддержит его в трудные минуты перед великим противоборством. Получалось, что этим надеждам не суждено сбыться. Поворочавшись с боку на бок несколько часов, он встал, когда было уже далеко за полночь, накинул плащ и пошел узнать, лег ли спать его друг.

Силк сидел на своем месте, обхватив голову руками и упершись локтями в лужу вина, пролившегося из перевернутой кружки. Неподалеку с непроницаемым лицом сидела усталая королева Драснии. Остановившись в дверях, Гарион услыхал, как Силк всхлипнул. С мягким, почти нежным выражением лица королева Поренн встала, обошла вокруг стола и, обняв его голову, прижала к себе. В отчаянии Силк припал к её груди, рыдая как ребенок.

Королева Поренн посмотрела на Гариона. По её лицу было видно, что она близко к сердцу принимает его горе, и этот взгляд выразил сострадание к тому, кого она любила (но не так, как тому хотелось бы), а также глубокое сочувствие за все те страдания, которые были вызваны свиданием с матерью.

Так молчаливо Гарион и королева Драснии стояли, глядя друг на друга и понимая, что происходит в душе каждого.

Когда наконец Поренн заговорила, голос её, на удивление, звучал спокойно:

— Теперь можно уложить его спать. После того как он выплачется, ему обычно становится легче.

На следующее утро они покинули дворец и присоединились к каравану, движущемуся на восток. Драснийские болота за Боктором производили унылое впечатление. Северный караванный путь пролегал в низинах между холмов, покрытых скудной растительностью. Несмотря на то что весна была в самом разгаре, казалось, болота увядают и смена времен года только едва коснулась их; ветер, дувший с севера, порой приносил с собой дыхание зимы.

Силк ехал молча, опустив глаза в землю, и Гарион не мог определить, то ли это от печали, то ли от похмелья. Белгарат также хранил молчание, и только колокольчики, привязанные к шее мулов, нарушали гнетущую тишину.

В полдень Силк встряхнулся, поднял опухшие глаза и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Никто не догадался захватить что-нибудь выпить?

— Тебе вчерашнего мало? — ответил Белгарат.

— То было для развлечения. Сейчас требуется для лечения.

— Может, подойдет вода? — предложил Гарион.

— Я не собираюсь мыться, Гарион. Мне нужно утолить жажду.

— Пожалуйста. — Белгарат протянул страдальцу мех с вином. — Но не переборщи.

— Можешь не беспокоиться, — сказал Силк, сделал глубокий глоток и, вздрогнув, поморщился. — Где ты купил это? Запах такой, будто там вымачивали старые ботинки.

— Никто не заставляет тебя пить.

— Приходится.

Силк приложился еще раз, заткнул мех пробкой и отдал Белгарату. Затем недовольно оглядел болота и пробурчал:

— Ничего, не изменилось. Боюсь, что Драсния какой была, такой и осталась. Либо слишком сыро, либо слишком сухо. — Он поежился под холодным ветром. — Между прочим, к вашему сведению, между нами и полюсом, откуда дует ветер, ничего и никого нет, разве что попадется на глаза отбившийся от стада олень.

Гарион облегченно перевел дух. Шуточки и замечания Силка становились все более смелыми и даже резкими. Когда караван остановился на ночлег, это был почти прежний Силк.

 

Глава 21

Караван продолжал медленно двигаться среди безрадостных мшистых болот восточной Драснии под печальный перезвон колокольчиков, разносившийся далеко окрест. Вскоре стали попадаться то тут, то там вересковые кусты с едва распустившимися крошечными розовыми цветками. Небо затянули тучи, и ветер, дующий с севера, тянул свою заунывную песню. Настроение у Гариона было под стать печальному и блеклому окружающему пейзажу. Одно обстоятельство, которое он больше не мог таить в себе, тревожило его все сильнее и сильнее: каждая пройденная миля, каждый сделанный шаг приближали Маллорию и встречу с Тораком. Даже тихая мелодия Ока не успокаивала. Торак был богом — непобедимым, вечным, и Гарион, не достигший даже зрелого возраста, по своей собственной воле направляется в Маллорию, чтобы отыскать его и сразиться с ним не на жизнь, а на смерть. Гарион старался не думать о слове «смерть». В течение долгих поисков Зидара и Ока оно всплывало раз или два, но теперь чаще и чаще приходило на ум. Сражаться с Тораком придется в одиночку. Ни Мендореллен, ни Бэйрек, ни Хеттар с их непревзойденным искусством фехтовании не придут на помощь; тут не помогут колдовские чары Белгарата и тетя Пол; Силк тоже не сможет придумать какой-нибудь хитрый ход, который позволил бы ему уклониться от этой грозной встречи. Разъяренный исполинский бог тьмы, жаждущий крови, набросится на него. Гарион теперь испытывал страх перед сном, так как сон нес с собой кошмары, которые днем преследовали его, и каждый следующий был страшнее предыдущего.

Он очень боялся. С каждым уходящим днем страх нарастал, и от этого становилось даже горько во рту. Больше всего на свете ему хотелось бросить все и бежать, но он понимал, что не может бежать, да и нет такого места, где можно скрыться. На всем белом свете не отыщется. Боги сами найдут его, если он вздумает сбежать, и заставят его выйти на поединок, которому суждено состояться с тех пор, как время начало отмерять свой ход… Таким образом, ничего другого не остается, как покориться и ехать навстречу судьбе.

Белгарат, который не всегда спал, находясь в седле, как могло показаться со стороны, внимательно и молча следил за Гарионом, дожидаясь, пока страх окончательно им не завладеет. Но в одно пасмурное утро, когда свинцово-серое небо было таким же мрачным, как и болота, раскинувшиеся вокруг, он подъехал к Гариону и осторожно спросил:

— Ты не хочешь поговорить об этом?

— Какой смысл, дедушка?

— А вдруг поможет?

— Мне ничего не поможет. Он убьет меня.

— Если бы я так считал, то не позволил бы тебе отправиться в дорогу.

— Но как сражаться с богом?

— Смело, — последовал безжалостный ответ. — В прошлом ты был в различных переделках. Я не думаю, что за это время ты сильно изменился.

— Боюсь, что так, дедушка, — с болью в голосе признался Гарион. — Мне кажется, я понимаю, что чувствовал Мендореллен. Страх во мне настолько велик, что я не в силах бороться с ним.

— Ты сильнее, чем думаешь. Ты можешь побороть его, если захочешь.

Гарион задумался над словами старика, но легче от этого ему не стало.

— Как он выглядит? — спросил он, движимый болезненным любопытством.

— Кто?

— Торак.

— Надменный. Меня он никогда не интересовал.

— Он похож на Ктачика… или Эшарака?

— Нет. Те пытались походить на него. У них, разумеется, ничего не вышло, но они пытались. К твоему сведению: Торак боится тебя не меньше, чем ты его. Он знает, кто ты такой. Когда вы встретитесь, он не увидит перед собой сендарийского парня с кухни по имени Гарион; он увидит Белгариона, райвенского короля, и он также увидит райвенский меч, алчущий его крови. Кроме того, он увидит Око Олдура. А это, пожалуй, страшит его больше всего на свете.

— Когда ты повстречался с ним? — спросил Гарион; которому хотелось, чтобы старик разговорился и рассказал истории, которые приключились с ним давным-давно. Эти истории всегда ему помогали. Он забывался, слушая их, и на некоторое время примирялся с действительностью.

Белгарат почесал короткую белую бороду и задумчиво проговорил:

— Дай вспомнить… Кажется, впервые это произошло в Долине… Сколько воды утекло с тех пор. Там собрались многие… Белзидар, Белдин… все… и каждому нашлось занятие. Наш Повелитель уединился в башне с Оком, и иногда мы месяцами не видели его. Но вот однажды появился незнакомец. Роста такого же, как и я, но шагал он так, словно весил тысячу фунтов. Его волосы были черны, кожа очень бледна, а глаза, если не ошибаюсь, зеленые. Лицо его казалось очень красивым и скорее походило на женское, а волосы так ухожены, как будто он часами их расчесывал. Такие люди, должно быть, всегда носят зеркало в кармане.

— Он что-нибудь сказал? — спросил Гарион.

— О, да, — ответил Белгарат. — Он приблизился к нам и произнес: «Я буду говорить с моим братом, вашим Повелителем», — и мне явно не понравился его тон. Он разговаривал с нами, как со слугами. Как выяснилось потом, этим он грешил. Все же мой Повелитель не без труда, но научил меня хорошим манерам. «Я передам моему Повелителю, что вы пришли», — как можно вежливее сказал я этому человеку. «В этом нет необходимости, Белгарат, — отвечал он надменно. — Мой брат знает, что я здесь…»

— Как он узнал твое имя, дедушка?

— Этого я так и не понял. Предполагаю, что мой Повелитель общался с ним… и с другими богами… время от времени и рассказывал о нас. Как бы там ни было, я повел этого красавчика в башню моего Повелителя. По дороге мы не проронили ни слова. Когда мы подошли к башне, он взглянул мне прямо в лицо и сказал: «Даю тебе совет, Белгарат, за оказанную услугу. Не старайся подняться над собой. Не тебе судить, прав я или не прав. Надеюсь, что при следующей встрече ты будешь помнить это и будешь вести себя более достойно». «Спасибо за совет, — ответил я ему… чуть язвительно, надо признаться. — Больше тебе ничего не нужно?» «Ты дерзок, Белгарат, — сказал он мне. — Как-нибудь, когда мне будет не лень, я научу тебя, как надо себя вести». — И затем он вошел в башню. Как видишь, у нас с Тораком с самого начала все пошло наперекосяк. Мне наплевать на него, а ему наплевать на меня.

— Что было потом? — Любопытство Гариона немного развеяло страх, который преследовал его последнее время.

— Да ты же знаешь, что было дальше, — продолжал Белгарат. — Торак вошел в башню и имел разговор с Олдуром. Слово за слово, и в конце концов Торак ударил моего Повелителя и украл Око. — Лицо старика помрачнело. — В последний раз, когда я видел его, он не показался мне таким красивым, — заметил он с мрачным удовлетворением. — Это произошло после того, как Око обожгло его, и теперь ему приходилось носить стальную маску, чтобы скрыть ожоги.

Увлеченный рассказом, Силк подъехал поближе и спросил:

— Как же ты поступил? После того, как Торак украл Око?

— Наш Повелитель направил нас к другим богам, чтобы предупредить их, — ответил Белгарат. — Мне предстояло отыскать Белара… он находился где-то на севере, пьянствовал вместе с олорнами. В то время Белар был молодым богом и любил подобные забавы. Олорнские девушки только и мечтали, чтобы он посетил их, и он, конечно, старался оправдать их ожидания, насколько мог… так, по крайней мере, поговаривают.

— Такое о нем я никогда не слышал, — удивленно заметил Силк.

— Возможно, это только сплетни, — охотно согласился Белгарат.

— Но ты нашел его? — спросил Гарион.

— Пришлось поискать. К востоку от Олгарии тогда тянулись тысячи лиг лугов и пастбищ. Сначала я превратился в орла, но это не очень-то помогло.

— Очень удобно, — заметил Силк.

— От высоты у меня кружится голова, и постоянно отвлекали вещи, происходящие на земле. У меня возникало непреодолимое желание броситься вниз и вмешаться. Свойство обличья, которое принимаешь, начинает со временем довлеть над мышлением, и хотя орел на вид великолепная птица, на самом деле очень глупая. Я в конце концов перестал быть орлом и превратился в волка, и это сразу сказалось положительным образом. Вот только одна молодая волчица, которая была настроена игриво… — Тут Белгарат слегка прищурился, и голос его дрогнул.

— Белгарат! — изумился Силк.

— Не делай поспешных выводов, Силк. Я учел моральный аспект ситуации. Быть отцом, вероятно, очень хорошо и приятно, но молодые волчата впоследствии могли бы здорово осложнить мою жизнь. Я оставил без внимания её ухаживания, хотя она преследовала меня до самого севера, где обитал Бог-Медведь олорнов. — Он замолчал, глядя на серо-зеленые болота, и по его лицу невозможно было догадаться, о чем он думает. Гарион чувствовал, что старик недоговаривает что-то очень важное.

— Ну а дальше, — возобновил свой рассказ Белгарат, — мы с Беларом отправились обратно в Долину, где уже собрались остальные боги. На этом совете было решено идти войной на Торака и его энгараков. Вот так все и началось. С тех пор мир уже не тот.

— Что стало с волчицей? — спросил Гарион, надеясь вытянуть из своего далекого прародителя правду.

— Она осталась со мной, — спокойно ответил тот. — Бывало, днями сидела в моей башне и наблюдала за тем, чем я занимаюсь. Ей в голову приходили любопытные мысли, а её замечания частенько сбивали меня с толку.

— Её замечания? — спросил Силк. — Она могла говорить?

— По-своему, по-волчьему, сам понимаешь. Я научился их языку, когда мы рыскали вместе. Очень точный и местами прекрасный язык. Волки могут быть красноречивы, даже поэтичны, когда привыкнешь к тому, что они говорят.

— Долго она пробыла с тобой? — спросил Гарион.

— Порядочно, — ответил Белгарат. — Помнится, я тоже задал ей такой же вопрос. Она ответила вопросом на вопрос. Была у неё такая вредная привычка. Она спросила: «Что время для волка?» Я прикинул в уме, и вышло, что она пробыла со мной больше тысячи лет. Я удивился, а она отнеслась к этому равнодушно. «Волки живут столько, сколько захотят» — вот был её ответ. Затем в один прекрасный день мне потребовалось в кого то преобразиться, я уже не помню, в кого именно. Она застала меня за этим занятием, и я лишился покоя. «Так вот как ты это делаешь», — только и сказала она и быстро превратилась в полярную сову. Кажется, такая трансформация очень ей понравилась, поскольку здорово напугала меня, так как отныне я не мог знать, в кого она превратится за моей спиной. Это была, однако, самая красивая сова из тех, что мне доводилось видеть. Через несколько лет она улетела. К своему удивлению, я обнаружил, что мне её не хватает. Мы были вместе очень долгое время. — Он замолчал и снова отвел глаза в сторону.

— Ты никогда не видел её снова?

— Довелось встретиться… хотя поначалу я не догадывался об этом. Я выполнял какое-то поручение Повелителя где-то на севере долины и наткнулся на небольшой аккуратный домик в роще у реки. В нем жила женщина по имени Полидра… женщина с золотистыми волосами и сияющими глазами. Мы познакомились и потом поженились. Она стала матерью Полгары… и Белдаран.

— Ты говорил о том, что снова встретил свою волчицу, — напомнил ему Гарион.

— Ты плохо слушаешь, Гарион, — ответил старик, строго глядя на правнука. В его глазах мелькнула глубокая и затаенная обида — обида настолько большая, что Гарион понял, что это чувство будет жить в душе старика до тех пор, пока он жив.

— Ты хочешь сказать…

— Я сам не сразу это осознал. Полидра была очень терпеливой и настроена решительно. Когда она поняла, что я не приму её как волчицу, она просто изменила свой облик и так-таки добилась своего. — Он вздохнул.

— Мать тети Пол была волчицей? — очень удивившись, спросил Гарион.

— Нет, Гарион, она была женщиной… очень красивой женщиной. Перемена облика абсолютна.

— Но… она начинала волчицей.

— Ну и что?

— Да, но… — Предположение никак не укладывалось в голове Гариона.

— Не давай волю своим заблуждениям, — сказал ему Белгарат.

Поборов в себе первое непривычное чувство (а оно вначале показалось ему чудовищным), он наконец проговорил:

— Извини, но это неестественно, что ни говори.

— Гарион, — напомнил ему старик, морщась, — чтобы мы ни делали, все неестественно. Перемещать камни силой воли, если вдуматься, самая неестественная вещь на свете.

— То другое дело, — возразил Гарион. — Дедушка, ты женился на волчице… и у неё появились дети. Как тебе удалось сделать это?

Белгарат вздохнул, покачал головой и проговорил:

— Ты очень упрямый мальчик, Гарион. Ты ничему не веришь, пока не увидишь собственными глазами. Давай отъедем вон за тот холм, и я покажу тебе, как это делается.

— Не возражаете, если я присоединюсь? — спросил Силк, разбираемый любопытством.

— Неплохая идея, — согласился Белгарат. — Заодно подержишь лошадей, а то как бы не бросились врассыпную при виде волков.

Они свернули с караванной тропы и обогнули приземистый холм, поросший вереском, над которым повисли свинцовые тучи.

— Это место подойдет, — решил Белгарат, натягивая поводья и спускаясь в ложбину, где зеленела весенняя трава. — Весь фокус в том, чтобы создать образ животного в голове, — объяснил он, — вплоть до самой последней мелочи. Затем направляешь волю внутрь… на себя… и изменяешься, вживаясь в этот образ.

Гарион нахмурился, ничего не понимая.

— Объяснять это очень долго, — сказал Белгарат. — Вот… смотри… следи умом, а потом уже глазами.

Откуда ни возьмись в воображении Гариона возник образ большого волка с серой мордой и серебристым кольцом вокруг шеи. Затем он ощутил резкий толчок и услышал завывание. На миг изображение волка странным образом смешалось с изображением самого Белгарата, словно тот и другой пытались занять одно пространство. Но вот Белгарат исчез, и остался один лишь волк.

Силк присвистнул и только туже натянул поводья перепуганных лошадей.

Белгарат тут же превратился снова в обыкновенного старика в коричневой тунике и сером плаще с капюшоном.

— Понял? — спросил он Гариона.

— Думаю, что да, — неуверенно ответил Гарион.

— Попробуй сам. Я буду помогать.

Гарион начал мысленно создавать образ волка.

— Не забудь про когти, — подсказал Белгарат. — Они не бросаются в глаза, но очень важны. Гарион представил когти волка.

— Хвост слишком короткий. Гарион устранил этот недостаток.

— Вот приблизительно то, что нужно. А теперь входи в образ.

Гарион включил силу воли. — Превращаюсь? — сказал он.

Его тело словно превратилось в текучую субстанцию, оно расползлось, изменилось, приобретя образ волка, который он создал в уме. Когда преобразование завершилось, он сел на задние лапы, тяжело дыша и чувствуя себя довольно странно.

— Встань и дай поглядеть на тебя, — произнес Белгарат.

Гарион поднялся на все четыре лапы, помахивая хвостом.

— Задние ноги получились слишком длинные, — критически заметил Белгарат.

Гарион хотел было ответить, что он занимается этим впервые, но услыхал только собственное завывание и лай.

— Прекрати, — рассердился Белгарат. — Ты похож на щенка. Превращайся быстро обратно. И эта операция прошла гладко.

— Куда девается одежда? — озадаченно спросил Силк.

— Она с нами, — ответил Белгарат, — но одновременно её нет. Пожалуй, это не объяснишь. Белдин как-то раз пытался точно определить, что происходит с одеждой, и, кажется, ему удалось найти ответ, но я ничего не понял из его объяснений. Белдин намного умнее меня, и его объяснения чересчур мудрены. Короче говоря, при возвращении в первоначальную форму на нас та одежда, которая была раньше.

— Даже меч Гариона? — спросил Силк. — И Око? Старик молча кивнул головой.

— Это не опасно… вот так переходить из одного обличья в другое?

— Практически нет. Наше обличье остается… и в то же время будто его нет.

— Хотелось бы верить, — засомневался Силк.

— Попробуй еще раз, Гарион, — предложил Белгарат. Гарион несколько раз превращался в волка, пока наконец старик не остался доволен.

— Побудь с лошадьми, — попросил Белгарат Силка. — Мы скоро вернемся. — Он застыл на мгновение и затем снова стал большим серым волком. — Давай немного побегаем, — предложил он Гариону. Значение сказанного передалось Гариону прямо в сознание, дополненное едва заметными движениями головы и ушей да отрывистым лаем. Гарион вдруг понял, почему волки в стае так хорошо понимают друг друга: они в буквальном смысле проникают в мозг своих сородичей. То, что видит один, видят все.

— Куда побежим? — спросил Гарион, почти не удивляясь тому, как легко ему дался язык волков.

— Куда угодно. Мне просто захотелось размяться. — И Белгарат, серый волк, устремился вперед.

На первых порах хвост доставлял много неудобств. Гарион забывал о его существовании, и болтающийся из стороны в сторону хвост сбивал его с хода. Пока он догадался, в чем дело, старый волк был уже далеко, резво несясь по серо-зеленоватым болотам. Но вскоре юноша ощутил радость полета, когда, едва касаясь лапами земли, сжимался и вытягивался во всю длину тела при каждом прыжке. Как легок и естествен бег волка, в котором участвуют не только ноги, но и все тело. Если потребуется, он мог бы бежать так днями, не уставая.

Местность вокруг постепенно начала меняться. Унылая и пустынная, как мертвое небо над головой, внезапно она наполнилась жизнью. Появились мыши и белки; в буром кустарнике зайцы, застывшие от ужаса, следили за тем, как его когти вонзаются в мягкую упругую почву. Ликуя от ощущения силы и свободы нового тела, Гарион мчался вслед за Белгаратом. Он был хозяином равнины, и все живое трепетало перед ним!

Но потом он оказался не один. Откуда ни возьмись рядом с ним очутился еще один волк, вернее, странная и неприметная на вид волчица с голубоватым переливающимся мехом.

— И далеко ты намерен бежать? — спросила она по-волчьи.

— Можно остановиться, если хочешь, — вежливо ответил Гарион, сбавляя бег и переходя на рысь.

— Когда бежишь, трудно разговаривать, — согласилась она, останавливаясь и садясь на задние лапы. Гарион остановился.

— Ты — Полидра, признайся? — спросил он напрямую, не привыкнув еще к тонкостям языка волков.

— Волки обходятся без имен, — фыркнула она. — Он тоже придавал этому слишком большое значение. — Это был не совсем тот голос, который с детства звучал в его голове. Конечно, он её не слышал, зато все понимал, что она хотела сказать.

— Ты имеешь в виду дедушку?

— А кого же? Люди склонны раскладывать все по полочкам и навешивать ярлыки, упуская из виду очень важные вещи.

— Как ты очутилась здесь? Разве ты…

— Не мертва, ты хочешь сказать? Не бойся этого слова. Оно только слово и больше ничего. По крайней мере, так мне кажется. Впрочем, какая разница?

— Разве для этого не нужно, чтобы кто то вызвал тебя? — спросил он. — Подобно тому, что сделала тетя Пол, когда мы сражались с Грулом в горах Алголанда?

— А зачем? Меня можно вызвать таким образом, но я могу и сама появиться, если нужно. — Она с интересом взглянула на него. — У тебя закружилась голова, правда?

— От чего?

— От происходящего… кто ты… кто мы… что тебе предстоит сделать…

— Немного, — признался он.

— Попробую тебе объяснить. Возьмем, к примеру, его. Я никогда не видела его как человека, ты знаешь. В нем что-то есть… определенно волчье. Я почти уверена, что, родившись в человеческом облике, он совершил ошибку… Видать, так было предначертано судьбой. Впрочем, внешний вид мало что значит.

— Правда?

— Ты так не считаешь? — насмешливо спросила она. — Смотри. Сейчас я тебе кое-что покажу. Давай изменим облик. — Она растаяла в воздухе, и тут же перед ним предстала женщина с золотистыми волосами и смеющимися глазами, одетая в простое коричневое платье.

Гарион тоже принял облик человека.

— Разве я стала другой, Белгарион? — спросила она. — Разве я не та, кем была, будь то волчица, сова или женщина?

Он понял и смущенно спросил:

— Можно я буду называть тебя бабушкой?

— Называй, если тебе так хочется, — ответила она, — хотя это не совсем точно.

— Я знаю, — сказал он, — но так мне легче.

— Ты, наконец, осознал, кем являешься?

— У меня небогатый выбор.

— Но ты боишься этого и того, что тебе предстоит совершить, ведь так? Гарион молча кивнул.

— Запомни, ты будешь не один.

Он с удивлением взглянул на нее:

— Но в Кодексе говорится…

— Кодекс объясняет не все. Ваша встреча с Тораком означает противостояние двух громадных армий. Вы двое — представители этих армий. И только. В ваш поединок с Тораком будут вовлечены такие могущественные силы, что от вас зависит очень мало.

— Почему тогда кто-то другой не может сделать это? — быстро спросил Гарион. — Тот, кто более подготовлен к такой встрече?

— Я сказала, что от вас мало что зависит, — повторила твердо она. — Тебе выпал жребий, а Торак был всегда. Вы укажете путь, по которому пойдут и столкнутся эти силы. Когда это произойдет, я думаю, ты сам удивишься, как все легко.

— Мне суждено победить?

— Не знаю. Никто во всей вселенной не ведает этого. Вот почему тебя выбрали для битвы с ним. Если бы мы знали, чем кончится дело, необходимость в вашей встрече отпала бы. — Она огляделась. — Белгарат возвращается. Я должна тебя покинуть.

— Почему?

— Мое присутствие причиняет ему боль… ты даже не догадываешься, как ему больно.

— Потому что… — Он замолчал, не зная, как лучше сказать.

— Мы были ближе, чем другие, и мы были вместе очень долго. Порой я хочу, чтобы он понял, что мы так и не расставались… но, вероятно, слишком рано.

— Прошло три тысячи лет, бабушка.

— Что значит время для волка? — загадочно спросила она. — Волки соединяются на всю жизнь, и горе, вызванное разлукой, остается навсегда. Когда-нибудь… — Она печально замолчала и затем вздохнула. — Как только я скроюсь, ты снова переменись. Белгарат захочет поохотиться с тобой. Так принято. Ты поймешь, когда станешь волком.

Гарион чуть склонил голову и принялся создавать образ волка.

— Да, вот еще что, Белгарион.

— Да, бабушка?

— Знаешь, я тебя очень люблю.

— Я тоже люблю тебя, бабушка.

В следующую минуту её не стало. Гарион вздохнул и превратился в волка. А затем выбежал навстречу Белгарату, и они занялись охотой.