Глава 1

Первый в этом году снег медленно кружил в застывшем воздухе. Крупные мохнатые хлопья покрывали палубу, оседали на тросах и оснастке, превращая просмоленные канаты в толстые белые жгуты. Черные волны вздымались и опускались без единого звука. С кормы приглушенно доносились неторопливые удары барабана, задающего темп маллорейским гребцам. Снег укутывал плечи матросов, забирался в складки их пурпурных плащей, а они гребли, равномерно сгибаясь и выпрямляясь под монотонные звуки барабана и выпуская морозный пар в промозглый утренний воздух.

Плотно завернувшись в плащи, Гарион и Шелк стояли у перил, с мрачным видом всматриваясь в плотную стену снегопада.

— Мерзкое утро, — заметил маленький, с крысиным личиком драсниец, с отвращением стряхнув с себя снег.

Гарион хмыкнул.

— У тебя сегодня очень жизнерадостное настроение, — заметил его собеседник.

— А мне особенно не с чего улыбаться, Шелк, — ответил Гарион, продолжая сердито разглядывать черно-белые краски этого мрачного утра.

Волшебник Белгарат вышел из кормовой каюты, сощурился на густо падающий снег и поднял капюшон плотного плаща. Затем он прошел по скользкой палубе и встал рядом с Гарионом у перил.

Шелк взглянул на солдата-маллорейца в красном плаще, который пробрался на палубу вслед за стариком и теперь стоял в семи ярдах от них, со скучающим видом облокотившись на перила.

— Я вижу, что генерал Атеска очень заботится о тебе, — сказал он, указывая на человека, который с той самой минуты, как они отплыли из Рэк-Веркатской гавани, не отходил от Белгарата ни на шаг.

Белгарат недовольно взглянул в сторону солдата.

— Глупость какая, — бросил он. — Куда, интересно, я мог от него убежать.

Гарион вдруг на что-то решился. Наклонившись вперед, он тихо прошептал:

— А знаете, мы ведь действительно могли бы кое-куда бежать. У нас есть корабль, а любой корабль поплывет туда, куда его повести, — например на Маллорею или на побережье Хагги.

— Интересная мысль, — согласился Шелк.

— Нас здесь четверо, дедушка, — принялся развивать свою мысль Гарион. — Ты, я, тетушка Пол и Дарник. Уверен, нам нетрудно будет захватить корабль. Тогда мы изменим курс и, прежде чем Каль Закет сообразит, что в Рэк-Хагге нас ждать бесполезно, будем уже на полпути к Маллорее. — Он постепенно воодушевлялся, голос его креп. — Затем мы сможем пройти вдоль маллорейского побережья и встать на якорь в какой-нибудь бухте возле Камата. А оттуда не более недели до Ашабы. Возможно, мы доберемся туда даже раньше Зандрамас. — По губам его скользнула ухмылка. — Забавно, согласитесь, опередить ее.

— Идея весьма заманчивая, Белгарион, — одобрил Шелк. — А ты смог бы это проделать?

Белгарат задумчиво почесал бороду, продолжая щуриться на пелену снега.

— Да, это вполне осуществимо, — согласился он и, обращаясь к Гариону, спросил: — Но что ты прикажешь делать вот с этими маллорейскими солдатами и экипажем корабля, когда мы достигнем побережья Камата? Ведь ты же не собираешься пустить корабль ко дну и всех утопить, как это делает Зандрамас с ненужными ей людьми.

— Конечно нет!

— Рад это слышать, но как ты рассчитываешь удержать их от бегства в ближайший гарнизон, едва мы скроемся из виду? Не знаю, как ты, но я не приду в восторг, если нам будет наступать на пятки хотя бы один полк маллорейцев.

Гарион нахмурился.

— Да, об этом я, пожалуй, не подумал, — признался он.

— Вот именно. Каждый план требует проработки. Это избавит тебя от многих неожиданностей.

— Ну, ладно, — смутившись, произнес Гарион.

— Я знаю, что ты нетерпелив, но спешка — не лучшая замена хорошо продуманному плану.

— Так, значит, ты против, дедушка? — с вызовом спросил Гарион.

— Возможно, так и задумано, чтобы мы добрались до Рэк-Хагги и встретились там с Каль Закетом. Зачем бы тогда Цирадис стала отдавать нас в руки маллорейцам, ведь ей стоило стольких трудов дать мне возможность завладеть Книгой Веков. Здесь что-то не так, и мы, по-моему, не должны нарушить течения событий. Сперва надо в них разобраться.

Дверь каюты отворилась, на пороге показался генерал Атеска, командующий маллорейскими оккупационными силами на острове Веркат. С той самой минуты, когда они перешли в распоряжение Атески, тот неизменно обращался с ними очень корректно. Его намерение доставить их лично к Каль Закету в Рэк-Хаггу оставалось неизменным. Высокий, подтянутый, в ярко-пурпурной форме, на которой красовались многочисленные ордена, он держался прямо и с достоинством. Впрочем, сломанный в молодости нос делал его похожим скорее на уличного драчуна, чем на генерала имперской армии. Не боясь испачкать свои до блеска начищенные сапоги, он поднялся на покрытую снежной кашей палубу.

— Доброе утро, господа, — приветствовал он присутствующих церемонным поклоном. — Надеюсь, вы хорошо спали?

— Сносно, — буркнул Шелк.

— Кажется, идет снег, — заметил генерал тоном хозяина, желающего из вежливости завести светскую беседу.

— Да, я успел это заметить, — отозвался Шелк. — Когда, по-вашему, мы прибудем в Рэк-Хаггу?

— Еще несколько часов до побережья, ваше величество, а там два дня верхом до города.

Шелк кивнул.

— Вы не знаете, почему император хочет нас видеть? — спросил он.

— Он мне этого не говорил, — сдержанно ответил Атеска, — я же не счел удобным спрашивать. Император лишь приказал мне задержать вас и доставить к нему в Рэк-Хаггу и относиться к вам с исключительным почтением до тех пор, пока вы не попытаетесь бежать. Если же это случится, его величество предоставил мне свободу действий по отношению к вам. — Голос Атески все это время оставался ровным, а лицо безучастным. — С вашего позволения, господа, мне нужно еще кое за чем проследить. — Почтительно поклонившись, он повернулся и ушел.

— Кладезь информации, не правда ли? — сухо заметил Шелк. — Мельсенцы, как правило, любят посплетничать, но из этого каждое слово нужно клещами вытаскивать.

— Так он мельсенец? — удивился Гарион. — Я этого не знал. Шелк кивнул.

— Атеска — мельсенское имя. У Каль Закета довольно оригинальные представления об аристократии духа. Ангараканские офицеры не очень-то с ним согласны, но возражать не приходится — иначе никому не сносить головы.

Гариона не особенно интересовали тонкости маллорейской политики, поэтому он вернулся к прежней теме.

— Итак, я не совсем понял, дедушка, что ты говорил насчет нашего прибытия в Рэк-Хаггу, — сказал он.

— Цирадис убеждена, что ей нужно сделать выбор, — ответил старик. — Но сделать свой выбор она сможет только при определенных условиях. И я подозреваю, что наша встреча с Закетом — одно из этих условий.

— Но не веришь же ты ей в самом-то деле?

— На моем веку случались и более странные вещи, а к келльским прорицательницам я всегда относился с большим уважением.

— В Мринских рукописях о подобной встрече ничего не написано.

— Да, но в этом мире есть кое-что поважнее Мринских рукописей. Ты не должен забывать, что Цирадис действует по двояким предсказаниям, и если эти предсказания совпадают, значит, они правдивы. А кроме того, она, возможно, исходит и из предсказаний, известных лишь келльским прорицательницам. Хотя, на чем бы ни основывались ее планы, я совершенно уверен, что она просто не пустит нас в Место, которого больше нет, пока все пророчества не исполнятся.

— Не пустит нас? — удивился Шелк.

— Ты недооцениваешь Цирадис, Шелк, — предупредил Белгарат. — Вся власть, которой располагают далазийцы, сосредоточена у нее. А это значит, что она, возможно, в состоянии сделать то, о чем мы даже и мечтать не осмеливаемся. Впрочем, давайте вспомним, как все происходило на самом деле. Мы пустились в путь, на полгода отставая от Зандрамас, и нам предстояло длительное и утомительное путешествие через Хтол-Мургос, но нам все время что-то мешало.

— Можешь мне об этом не напоминать, — сардонически усмехнулся Шелк. — Не странно ли тогда, что, несмотря на все эти препятствия, мы все-таки добрались до восточной оконечности континента раньше, чем предполагали, и теперь Зандрамас лишь на несколько недель опережает нас? — Шелк, моргнув, сощурил глаза. — Есть над чем задуматься, правда?

Старик еще плотнее завернулся в плащ и огляделся. Снег по-прежнему падал белой стеной.

— Уйдемте с палубы, — предложил он. — Здесь и в самом деле довольно неуютно.

В глубине хаггского побережья отчетливо вырисовывались покрытые белыми шапками холмы. К самому берегу подступали соляные болота; росший на них коричневый тростник склонялся под тяжестью мокрого снега. Через болота к воде был проложен почерневший деревянный пирс, к которому безо всяких происшествий и пристал маллорейский корабль. С противоположного конца пирса вверх, в горы, устремилась дорога, обе ее колеи терялись где-то в глубоком снегу.

Когда путники сворачивали с пирса на дорогу, Сади-евнух вскинул голову и, коснувшись длинными пальцами бритого черепа, смущенно улыбнулся.

— Они на ощупь как крылья феи.

— Что-что? — не понял Шелк.

— Снежинки. Я раньше не видел снега — только один раз, когда был в северном королевстве, — а сегодня я в первый раз попал под снегопад. Красиво, правда?

Шелк с тоской посмотрел на него.

— При первой же возможности я куплю тебе сани, — сказал он.

— Прости, а что такое сани? — озадаченно спросил тот.

— Да так, Сади. Я просто хотел пошутить, — вздохнул Шелк.

На вершине первого холма вдоль дороги стояло с десяток покосившихся крестов. На каждом из них висел скелет. Белесые кости были едва прикрыты полуистлевшими обносками, на пустоглазых черепах слипшимся комом лежал снег.

— Любопытно, генерал Атеска, что они здесь делают? — тихо спросил Сади, указывая на это зловещее зрелище.

— Политика, достопочтенный, — сухо ответил Атеска. — Его императорское величество хочет отвратить мургов от их короля. Он надеется заставить их понять, что Ургит виноват во всех их неудачах.

Сади с сомнением покачал головой.

— Я не уверен в правильности этой политики. Жестокость редко вдохновляет на жертвы. Лично я всегда предпочитаю кнуту пряник.

— Мурги привыкли к твердой руке, — пожал плечами Атеска. — Иного обращения они не понимают.

— Почему вы их не снимете и не похороните? — спросил Дарник. Его лицо побледнело от гнева, а голос стал глухим.

Атеска многозначительно взглянул на него.

— Из экономии, почтеннейший, — ответил он. — Пустой крест — зрелище не слишком убедительное. Так что, если мы снимем мургов, нам придется заменить их новыми. Через некоторое время это может стать утомительным, да и люди для распятия рано или поздно переведутся. Эти скелеты великолепно доказывают нашу точку зрения и экономят время.

Гарион старался держаться рядом с Сенедрой, чтобы загородить собой страшный наглядный урок политики на обочине дороги и избавить ее от этого омерзительного зрелища. Она сидела верхом на лошади как бы в забытьи, с безучастным лицом, устремив вдаль невидящий взгляд. Он вопросительно взглянул на Полгару и, заметив, что та нахмурилась, осадил своего коня, чтобы ехать рядом с герцогиней.

— Что с ней такое? — напряженным шепотом спросил он.

— Точно не знаю, Гарион, — также шепотом ответила Полгара.

— Опять эта меланхолия? — Он почувствовал легкую тошноту и боль в животе.

— Не думаю. — Задумчиво прищурив глаза, она в рассеянности поправила капюшон, чтобы скрыть выбившийся из ее черной как смоль прически серебристый локон. — Я за ней понаблюдаю.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Не отходи от нее. И попытайся ее разговорить. Может быть, она скажет что-нибудь интересное для нас.

Однако все попытки Гариона вовлечь Сенедру в разговор успеха не возымели; она если и отвечала на его вопросы или замечания, то, как правило, невпопад.

Над разоренными войной хаггскими полями начали сгущаться сумерки. Генерал Атеска дал команду сделать привал, и его солдаты принялись ставить палатки рядом с почерневшей от огня каменной стеной — единственной сохранившейся в деревне после пожара.

— Завтра к вечеру мы должны прибыть в Рэк-Хаггу, — сказал он. — Вон та большая палатка в центре лагеря — для вас. Сейчас мои люди принесут вам еду. А теперь, с вашего позволения… — Слегка поклонившись, он повернул коня и поскакал отдавать команды.

Когда солдаты закончили ставить палатки, Гарион и его друзья подъехали к той, на которую им указал Атеска, и спешились.

Шелк оглядел разместившийся вокруг палатки караульный отряд.

— Пора бы ему наконец принять решение, — раздраженно сказал он.

— Не понимаю, о чем вы говорите, принц Хелдар, — обратилась к нему Бархотка. — Кто это должен принять решение?

— Атеска. Он, конечно, сама вежливость, но выставляет вокруг нас вооруженную охрану.

— Вероятно, охранники здесь для нашей же безопасности, Хелдар, — предположила она. — Ведь мы все-таки в зоне военных действий.

— Конечно, — хмыкнул он. — Коровы тоже летали бы, будь у них крылья.

— Бесподобное замечание, — восхищенно протянула она.

— Я буду очень признателен, если ты наконец прекратишь.

— Что прекращу? — В карих глазах метнулось наивное удивление.

— Ладно, хватит.

Ужин, приготовленный поварами Атески из солдатского пайка и поданный на жестяных тарелках, был неприхотлив, но сытен. Палатка отапливалась жаровнями с древесным углем, а свисавшие с потолка масляные лампы наполняли ее золотистым мерцанием. Обставлена она была по-военному — складными кроватями, столами и стульями, а стены и пол покрывали красные ковры.

Отодвинув тарелку, Эрионд с любопытством огляделся.

— Они предпочитают красный цвет, не правда ли? — заметил он.

— Я думаю, он напоминает им кровь, — безучастно ответил Дарник. — Они любят кровь. — Повернувшись, он смерил ледяным взглядом безмолвного Тофа. — Если вы поели, извольте выйти из-за стола, — холодно заметил он.

— Дарник, как это невежливо, — с упреком сказала Полгара.

— А я и не собираюсь быть вежливым. Прежде всего я не понимаю, зачем ему быть рядом с нами. Он предатель. Пусть и отправляется к своим друзьям.

Великан молча, с унылой миной поднялся из-за стола. Он уже приготовился сделать рукой один из тех неясных жестов, с помощью которых привык общаться, но Дарник демонстративно повернулся к нему спиной. Тоф вздохнул и, пройдя в угол, неслышно опустился на пол.

— Гарион, — неожиданно спросила Сенедра, вскинув озабоченно-нахмуренное лицо, — где мой ребенок?

Он изумленно посмотрел на нее.

— Где Гэран? — резко спросила она.

— Сенедра… — начал он.

— Я слышу, как он плачет. Что вы с ним сделали? — Она вскочила на ноги и заметалась по палатке, раздергивая занавески, которые разделяли палатку на несколько спальных помещений, и срывая одеяло, с каждой кровати. — Помогите! — кричала она. — Помогите найти моего ребенка!

Гарион быстро подошел к ней и взял ее за руку.

— Сенедра…

— Нет! — крикнула она ему в лицо. — Ты его где-то спрятал! Пусти! — Она увернулась и, в отчаянии опрокидывая мебель, продолжала поиски, всхлипывая и бормоча, на что-то жалуясь.

Гарион снова попытался ее остановить, но она, зло зашипев, чуть было не выцарапала ему глаза растопыренными, как когти, пальцами.

— Сенедра! Прекрати!

Вырвавшись, она стремглав выбежала из палатки и исчезла в снежном вихре.

Бросившись за ней, Гарион наткнулся на маллорейца в красном плаще, преградившего ему путь.

— Эй, ты! Ступай обратно внутрь! — рявкнул солдат, удерживая Гариона древком копья.

Взглянув через плечо охранника, Гарион увидел, как Сенедра отбивается от другого солдата; не раздумывая, он изо всех сил ударил кулаком в лицо стоящего перед ним человека. Тот покачнулся и упал. Гарион перескочил через него и бросился было вперед, но сзади его схватили еще несколько человек.

— Пусти ее! — закричал он охраннику, безжалостно заломившему за спину руки маленькой королевы.

— А ну, обратно в палатку! — рявкнул грубый голос, и упирающегося Гариона поволокли ко входу.

Туда же другой солдат тащил Сенедру, крепко держа за талию и приподняв над землей. Гариону стоило большого труда усилием воли обрести контроль над собой.

— Хватит! — Голос Полгары, стоявшей у входа, прозвучал как удар хлыста.

Солдаты остановились, неуверенно переглядываясь, словно испугавшись этой команды.

— Дарник! — сказала она. — Помоги Гариону привести Сенедру обратно.

Гарион освободился от удерживающих его рук, с помощью Дарника отобрал у солдата отчаянно сопротивляющуюся маленькую королеву и понес ее к палатке.

— Сади, — спросила Полгара, как только Дарник и Гарион, державшие Сенедру, вошли в палатку, — у тебя в коробе есть орет?

— Конечно, госпожа Полгара, — ответил евнух, — но вы уверены, что нужен именно орет? Лично я в таких случаях предпочитаю наладию.

— Я думаю, что это нечто большее, чем обыкновенный приступ истерии, Сади. Мне нужно средство достаточно сильное, чтобы быть уверенной, что она не проснется, когда я повернусь к ней спиной.

— Как вам угодно, госпожа Полгара.

Он прошел по устланному ковром полу в противоположный угол палатки, открыл свой короб из красной кожи и вынул пузырек с темно-синей жидкостью. Затем, подойдя к столу, взял чашку с водой и вопросительно взглянул на Полгару.

Та нахмурилась.

— Три капли, — решила она.

Евнух бросил на нее удивленный взгляд; а затем с серьезным видом отмерил дозу.

Общими усилиями удалось заставить Сенедру выпить содержимое чашки. Но она еще долго продолжала всхлипывать. Наконец королева затихла и с глубоким вздохом закрыла глаза, дышала она теперь ровно.

— Давайте отнесем ее в постель, — предложила Полгара, направляясь к одной из отгороженных занавеской спален.

Гарион поднял на руки свою спящую жену, казавшуюся теперь совсем крошечной, и последовал за Полгарой.

— Что с ней, тетушка? — спросил он, осторожно опуская жену на кровать.

— Точно не знаю, — ответила Полгара, укрывая Сенедру жестким солдатским одеялом. — Мне понадобится время, чтобы точно определить.

— Что мы можем сделать?

— Да почти ничего, пока мы в пути, — призналась она. — Пусть поспит до прибытия в Рэк-Хаггу. Займусь ее лечением, когда ситуация прояснится. Ты побудь здесь, а я хочу поговорить с Сади.

Обеспокоенный Гарион сел на кровать, осторожно держа маленькую безжизненную руку жены. Полгара вышла узнать у евнуха, какие медикаменты есть у него в коробе. Вернувшись, она плотно задернула за собой занавеску.

— У него есть почти все, что мне нужно. А остальное я как-нибудь добуду. — Наклонившись, она коснулась плеча Гариона. — Только что вошел генерал Атеска, — прошептала она. — Он хочет тебя видеть. Не стоит распространяться о том, что вызвало истерику Сенедры. Мы сейчас не знаем, что известно Закету о причинах, побудивших нас сюда приехать. Атеска наверняка сообщит ему обо всем, что здесь происходит, поэтому держи ухо востро.

Он попробовал возражать.

— Здесь от тебя все равно мало толку, Гарион, а там ты нужен. Я присмотрю за ней.

— У нее часто бывают такие приступы? — услышал Гарион, выходя из спальни.

— Она сейчас очень взвинчена, — отвечал Шелк. — Иногда обстоятельства берут над ней верх. Полгара знает, что нужно делать.

Атеска повернулся к Гариону.

— Ваше величество, — сухо произнес он, — мне не нравится, что вы нападаете на моих солдат.

— Он стоял у меня на пути, — ответил Гарион. — И мне кажется, я не слишком сильно его ударил.

— Здесь важен принцип, ваше величество.

— Правильно, — согласился Гарион. — Принесите ему мои извинения, но посоветуйте все же впредь со мной не связываться — особенно когда дело касается моей жены. Не в моих правилах драться, но если нужно, я нарушаю правила.

Атеска сурово смотрел на Гариона, но, натолкнувшись на такую же непреклонность, отвел глаза. Какое-то время они молча взирали друг на друга.

— При всем уважении к вам, ваше величество… — произнес наконец Атеска, — впредь не злоупотребляйте моим гостеприимством.

— Если только потребуют обстоятельства, генерал… — не отступил Гарион.

— Я распоряжусь, чтобы мои люди приготовили носилки для вашей жены, — продолжал Атеска, — завтра давайте отправимся в путь пораньше. Если королева больна, ее нужно как можно быстрее доставить в Рэк-Хаггу.

— Благодарю вас, генерал.

Атеска холодно поклонился, повернулся и вышел.

— Вы не находите, что это было чуточку резковато? — пробормотал Сади. — Ведь мы сейчас все-таки во власти Атески.

Гарион хмыкнул.

— Мне не нравился его тон. — Он взглянул на Белгарата, лицо которого выражало неодобрение, и спросил: — Ну и что?

— Я ничего не говорил.

— В этом нет необходимости. Я и так все время слышу твои мысли.

— Прекрасно. Тогда мне не нужно произносить их вслух!

Новый день встретил их сырым и холодным рассветом, но снег прекратился. Гарион выглядел обеспокоенным, ведя коня рядом с носилками Сенедры. Дорога, по которой они двигались, вела на северо-запад, мимо выжженных деревень и разрушенных городов. Развалины покрывал толстый слой выпавшего накануне снега. Всюду мрачно высились кресты с распятыми людьми.

День уже клонился к вечеру, когда они, взобравшись на вершину холма, увидели свинцово-серую гладь озера, простиравшегося далеко на север и восток; на берегу его расположился большой, обнесенный стеной город.

— Рэк-Хагга, — произнес Атеска с явным облегчением.

По склону холма они спустились к городу. Свежий ветер, дующий с озера, развевал их плащи, играл гривами лошадей.

— Господа, — бросил Атеска через плечо следовавшим за ним воинам, — давайте построимся и попытаемся выглядеть как настоящие солдаты.

Одетые в красные плащи маллорейцы подровняли коней в две шеренги и выпрямились в седлах.

Стены Рэк-Хагги во многих местах были пробиты и проломлены, зубцы — снесены и раздроблены стальными наконечниками градом пронесшихся над ними стрел. Обломки тяжелых ворот, разбитых во время последней атаки на город, свешивались с проржавевших железных петель.

Когда Атеска подошел к воротам, стражники проворно подтянулись и отдали ему честь. Разрушения за стенами города свидетельствовали о том, какое жестокое сражение произошло здесь, прежде чем Рэк-Хагга пала. Многие дома стояли без крыш, глядя на улицы пустыми глазницами почерневших от сажи окон, заваленные булыжником. Отряд мургов, побрякивая тащившимися за ними цепями, угрюмо расчищал утопающие в раскисшем снегу здания улиц от обломков, за ними бдительно наблюдали маллорейские солдаты.

— Знаете, — сказал Шелк, — в первый раз вижу, как мурги работают. Я вообще не думал, что они умеют это делать.

Штаб маллорейской армии в Хтол-Мургосе располагался в очень внушительном здании из желтого кирпича, расположенном в центре города. Оно стояло на широкой площади, по обеим сторонам ведущей к парадному входу мраморной лестницы выстроились шеренги одетых в красные плащи маллорейских солдат.

— Бывшая резиденция военного коменданта мургов в Хагге, — заметил Сади, когда они приблизились к дому.

— Значит, ты бывал здесь и раньше? — спросил Шелк.

— В молодости, — ответил Сади. — Рэк-Хагга издавна была центром работорговли.

Атеска спрыгнул с коня и повернулся к одному из офицеров.

— Капитан, — сказал он, — пусть ваши люди принесут носилки королевы. Прикажите, чтобы они были очень осторожны.

Пока люди капитана отстегивали носилки от седел двух коней, остальные воины спешились и последовали за генералом Атеской по мраморной лестнице.

Сразу за широкими дверьми резиденции находился полированный стол, за которым восседал надменного вида человек с раскосыми глазами, одетый в дорогую военную форму, разумеется алого цвета. Вдоль задней стены располагался ряд стульев, на которых со скучающим видом развалились чиновники.

— Цель вашего посещения? — отрывисто спросил сидящий за столом офицер.

Атеска в молчании уставился на офицера, внешне оставаясь спокойным.

— Я сказал, назовите цель вашего посещения.

— Что, полковник, разве изменились правила? — спросил Атеска обманчиво мягким голосом. — Мы больше не встаем в присутствии старшего по званию?

— Я слишком занят, чтобы вскакивать из-за каждого провинциального мельсенского выскочки, — заявил полковник.

— Капитан, — ровным тоном обратился Атеска к своему офицеру, — если за время двух ударов сердца полковник не окажется на ногах, не будете ли вы так любезны отрубить ему голову?

— Так точно, — ответил капитан, обнажая меч как раз в тот момент, когда потрясенный полковник поднялся из-за стола.

— Вот так гораздо лучше, — сказал ему Атеска. — Теперь давайте начнем сначала. Вы случайно не разучились отдавать честь?

Побледневший полковник отдал честь.

— Превосходно. Из вас еще может получиться солдат. Теперь вот что: одна из тех, кого я сопровождаю — высокопоставленная дама, — во время путешествия заболела. Я хочу, чтобы для нее немедленно приготовили удобную теплую комнату.

— Я не уполномочен это делать, — запротестовал полковник.

— Капитан, не убирайте пока меч в ножны.

— Но, генерал, этим занимается прислуга его величества. Они будут вне себя от гнева, если я превышу свои полномочия.

— Я все объясню его величеству, полковник, — сказал Атеска. — Обстоятельства несколько необычные, но я уверен, что он одобрит ваши действия.

Полковник колебался, в глазах его застыла нерешительность.

— Делайте что вам приказано, полковник! Немедленно!

— Сейчас я обо всем позабочусь, генерал, — ответил полковник, вытягиваясь по команде «смирно». — Следуйте за мной, — обратился он к солдатам, держащим носилки Сенедры.

Гарион машинально двинулся вслед за носилками, но Полгара крепко взяла его за руку.

— Нет, Гарион, с ней пойду я. Ты сейчас все равно ничем не поможешь, а Закет, как мне кажется, хочет с тобой поговорить. Будь с ним осторожен. — И она последовала за носилками.

— Как я вижу, в маллорейском обществе все еще существуют некоторые разногласия, — вежливо обратился Шелк к Атеске.

— Ангараканцы, — проворчал тот, — иногда испытывают небольшие затруднения, пытаясь осмыслить современный мир. Извините, принц Хелдар. Я хочу известить его величество о нашем прибытии.

Он прошел к внушительных размеров полированной двери в другом конце комнаты, что-то кратко сказал одному из охранников и вернулся на место.

— Императору сообщат о том, что мы здесь. Он должен принять нас с минуты на минуту.

К ним приблизился лысый, круглолицый человек, одетый в простой, но, по-видимому, дорогой плащ, с тяжелой золотой цепью на шее.

— Атеска, дорогой мой, — приветствовал он генерала, — мне сказали, что ты находишься в Рэк-Веркате.

— У меня дело к императору, Брадор. А что ты делаешь в Хтол-Мургосе?

— Жду у моря погоды, — ответил круглолицый. — Уже два дня дожидаюсь аудиенции у Каль Закета.

— А кто управляет делами дома?

— Я все устроил так, что они идут сами собой, — ответил Брадор. — Мое донесение его величеству настолько важно, что я решил доставить его сам.

— Что же такое из ряда вон выходящее могло оторвать министра внутренних дел от прелестей жизни в Мал-Зэте?

— Мне кажется, что его императорскому величеству пора оставить Хтол-Мургос с его развлечениями и вернуться в столицу.

— Осторожно, Брадор! — Губы Атески дрогнули в улыбке. — Твои мельсенские предрассудки дают о себе знать.

— Положение в столице становится все более угрожающим, Атеска, — веско проговорил Брадор. — Я должен поговорить с императором. Ты поможешь мне увидеться с ним?

— Постараюсь.

— Спасибо, друг мой, — сказал Брадор, сжимая руку генерала. — От того, удастся ли мне убедить Каль Закета вернуться в Мал-Зэт, зависит, может быть, судьба всей империи.

— Генерал Атеска, — громко произнес один из стоящих у полированной двери охранников, — его императорское величество желает видеть вас и ваших пленников.

— Очень хорошо, — ответил Атеска, не замечая зловещего слова «пленники». Он взглянул на Гариона.

 

Глава 2

Каль Закет, император безбрежной Маллореи, сидел, развалясь на красных подушках, в дальнем углу большой, но скромно обставленной комнаты. Он был одет в белую полотняную мантию, простую и без украшений. Хотя Гарион знал, что императору по меньшей мере под пятьдесят, волосы того еще не тронула седина и кожа была гладкой. Лишь глаза выдавали смертельную усталость — в них не было ни радости, ни интереса к жизни. Беспородная кошка дремала, свернувшись клубочком, у него на коленях, время от времени поглаживая бедра императора передними лапками. Хотя сам император был одет предельно просто, на каждом из выстроившихся вдоль стен охранников поблескивали стальные лампы, богато инкрустированные золотом.

— Мой император, — произнес генерал Атеска с глубоким поклоном, — имею честь представить вам его королевское величество, короля Ривы Белгариона.

Гарион сдержанно кивнул, Закет в ответ наклонил голову.

— Нам уже давно следовало встретиться, Белгарион. — Голос его был так же мертв, как и его глаза. — Ваши подвиги потрясли мир.

— Ваши, Закет, несомненно, тоже произвели впечатление. — Еще до выхода из Рэк-Верката, Гарион решил, что не будет произносить этого нелепого «Каль», которым маллореец сам себя наградил.

Губы Закета тронула слабая улыбка.

Попытка Гариона казаться почтительным явно не ввела в заблуждение императора. Легким кивком он приветствовал остальных, внимание его привлек дед Гариона, выглядевший довольно неряшливо и неопрятно.

— А вы, насколько я понимаю, Белгарат, — заметил он. — Я несколько удивлен тем, что у вас такая заурядная внешность. Все маллорейские гролимы считают, что в вас сто или даже двести футов росту, а за спиной хвост с кисточкой.

— Я замаскировался, — в тон императору ответил Белгарат.

Закет хихикнул, хотя его смешок был почти механическим. Затем, слегка нахмурившись, огляделся.

— Мне кажется, здесь кого-то не хватает, — сказал он.

— Королева Сенедра заболела во время путешествия, ваше величество, — пришел на помощь Атеска. — Госпожа Полгара присматривает за ней.

— Заболела? Серьезно?

— Сейчас трудно сказать, ваше императорское величество, — елейным голосом пропел Сади, — но мы дали ей все необходимые медикаменты, а в опытности госпожи Полгары у меня нет ни малейшего сомнения.

Закет посмотрел на Гариона.

— Вам надо было послать вперед гонца, Белгарион. У меня есть своя личная знахарка — далазийка с потрясающими снадобьями. Я сейчас же пришлю ее в покои королевы. Нам нужно прежде всего позаботиться о здоровье вашей жены.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Гарион. Закет дернул за шнурок звонка и отдал распоряжения немедленно явившемуся на его зов слуге.

— Прошу вас, — произнес он, — присаживайтесь! Я не любитель церемоний.

Пока охранники поспешно подносили стулья, кошка, спавшая на руках у Закета, приоткрыла желтые глаза. Встав на лапки, она выгнула спину и зевнула. Затем, громко мурлыча, тяжело соскочила на пол, покачиваясь, подошла к Эрионду и обнюхала его руки. Закет с легкой ухмылкой наблюдал, как беременная кошка не спеша, с достоинством шла по ковру.

— Как видите, моя кошка мне изменила — уже в который раз, — вздохнул он с шутливой покорностью. — Знаете ли, это происходит очень часто, однако она нисколько не чувствует себя виноватой.

Кошка прыгнула на руки Эрионду, свернулась клубочком и довольно замурлыкала.

— Ты вырос, мальчик, — обратился Закет к молодому человеку. — Тебя уже научили говорить?

— Я кое-чему научился, — ясным голосом произнес Эрионд.

— С остальными я знаком — по крайней мере понаслышке, — продолжал Закет. — С достопочтенным Дарником мы встречались на равнинах Мишрак-ак-Тулла, конечно же я слышал и о драснийской графине Лизелль, и о принце Хелдаре, который стремится стать самым богатым человеком в мире.

Бархотка ответила на слова элегантным реверансом, а Шелк — напыщенным поклоном.

— А это, конечно, Сади, — продолжал император, — главный евнух при дворе королевы Салмиссры.

Грациозно поклонившись, Сади произнес мягким контральто:

— Должен сказать, что ваше величество очень хорошо информированы. Мы для вас как открытая книга.

— Мой начальник разведки пытается держать меня в курсе, Сади. Он, может быть, не столь талантлив, как бесценный Дротик, но ему известно почти обо всем, что происходит в этой части света. Он также сообщил мне и о великане, который сидит вон там, в углу, но имени его пока что установить не сумел.

— Его зовут Тоф, — ответил Эрионд. — Он немой, поэтому разговаривать за него приходится нам.

— К тому же он далазиец, — заметил Закет. — Очень любопытно.

Все время Гарион пристально наблюдал за этим человеком. За его изысканными, безупречными манерами чувствовалось что-то похожее на скрытую проверку. Дежурные приветствия, произнесенные, казалось бы, лишь из вежливости, чтобы настроить их на непринужденный лад, имели свою подоплеку. Он смутно чувствовал, что каким-то образом Закет подвергает испытанию каждого из них.

Император выпрямился.

— У вас удивительно разношерстная компания, Белгарион, — сказал он, — и вы проделали долгий путь. Интересно знать, что привело вас в Хтол-Мургос.

— Сожалею, но это наше личное дело, Закет.

Император приподнял брови.

— Боюсь, что в данной ситуации такой ответ меня вряд ли устроит, Белгарион. Я, например, должен точно знать, являетесь ли вы с Ургитом союзниками.

— Если я дам слово, что нет, вас это устроит?

— Нет. Сначала я должен выяснить обстоятельства вашей поездки в Рэк-Ургу. Ургит уехал оттуда весьма неожиданно — очевидно, в вашем сопровождении, — а затем так же неожиданно появился в долине Морч, где вместе с одной молодой особой ему удалось вывести свои войска из западни, которую я так долго и тщательно готовил. Признайтесь, довольно странное стечение обстоятельств.

— Вовсе нет, если знать, как все было на самом деле, — ответил Белгарат. — Это я принял решение взять Ургита с собой. Он узнал, кто мы такие, а у меня не было желания иметь на хвосте армию мургов. Мурги сообразительностью не отличаются, но иногда они могут причинять определенные неудобства.

Закет выглядел удивленным.

— Он был вашим пленником?

— Да, если можно так выразиться, — пожал плечами Белгарат.

Император принужденно засмеялся.

— Но вы же знаете, что я пошел бы на любую уступку, если бы вы доставили его мне в руки. Почему вы его отпустили?

— Нам он был больше не нужен, — ответил Гарион. — Мы достигли берегов озера Хтака, и он уже не представлял для нас угрозы.

Закет прищурился.

— Произошло еще кое-что, — заметил он. — Ургит всегда был известным трусом, гролим Агахак и генералы его отца вертели им как хотели. Но он не проявил большой робости, когда выпутывался из расставленной его войскам ловушки, и все просочившиеся из Рэк-Урги донесения свидетельствуют о том, что вел он себя воистину по-королевски. Вы случаем в этом никак не замешаны?

— Вполне возможно, — ответил Гарион. — Я несколько раз беседовал с Ургитом и указал на его ошибки.

Закет постучал пальцем по подбородку, в глазах его появился хитрый блеск.

— Все же льва вам из него сделать не удалось, Белгарион, — сказал он, — но на кролика он тоже уже не похож. — Маллореец холодно улыбнулся. — В каком-то смысле я этому даже рад. Мне никогда не доставляла удовольствия охота на кроликов. — Он прикрыл глаза ладонью, хотя комната была еле освещена. — Но чего я не могу понять, так это того, как вам удалось выманить его из дворца Дроим и из города. У него же целый полк телохранителей.

— Вы кое-что упускаете из виду, Закет, — ответил ему Белгарат. — У нас есть некоторые преимущества, не доступные другим.

— Вы имеете в виду колдовство? Неужели оно вам так помогло?

— Время от времени нам кое-что удается.

Во взгляде Закета вдруг вспыхнул неподдельный интерес.

— Мне говорили, Белгарат, что вам уже пять тысяч лет. Это правда?

— На самом деле семь тысяч или немногим больше. Почему вы спрашиваете?

— И за все эти годы вам не приходило в голову захватить власть? Ведь вы же могли стать королем всего мира.

— А зачем мне это нужно? — удивленно спросил Белгарат.

— Все люди стремятся к власти. Это в природе человеческой.

— А вас власть сделала счастливым?

— Она дает определенные преимущества.

— Настолько большие, чтобы смириться со всеми неизбежными мелкими неудобствами?

— Я могу их вытерпеть. До крайней мере, мне в моем нынешнем положении никто не указывает, что и как я должен делать.

— Мне тоже никто ничего не указывает, и я к тому же не скован по рукам и ногам утомительным грузом ответственности. Ладно, Закет, давайте к делу. Каковы ваши намерения относительно нас?

— Я еще, собственно, не решил. — Император окинул взглядом всю группу. — Полагаю все же, что в сложившейся ситуации мы все будем вести себя цивилизованно?

— Что значит «цивилизованно»? — спросил Гарион.

— Я поверю вам на слово, что никто из вас не попытается убежать или совершить опрометчивый поступок. Я знаю, что вы и некоторые из ваших друзей обладаете особенными дарованиями. Так что не вынуждайте меня противодействовать им.

— У нас есть довольно неотложное дело, — осторожно заметил Гарион, — поэтому мы можем задержаться только на непродолжительное время. Однако в настоящий момент, мне кажется, мы согласимся вести себя благоразумно.

— Хорошо. Мы с вами должны потом еще побеседовать и познакомиться поближе. Для вас и ваших друзей приготовлено удобное жилье. К тому же я прекрасно помню, что вы беспокоитесь за свою жену. А сейчас прошу меня извинить, мне нужно нести «утомительный груз ответственности», о котором упомянул Белгарат.

Хотя резиденция и была очень большой, она не являлась дворцом в строгом смысле слова. Здание было построено по приказу мургского генерал-губернатора Хапи, который, в отличие от правителей Урги, не страдал манией величия, поэтому оно носило строго функциональный, а не декоративный характер.

— Прошу прощения, — обратился к пленникам генерал Атеска, когда они вышли из комнаты для аудиенций. — Я должен представить его величеству подробный отчет о разных делах, а затем незамедлительно вернуться в Рэк-Веркат. — Он взглянул на Гариона. — Мы встретились не при самых удачных обстоятельствах, ваше величество, — сказал он, — но все равно не поминайте лихом. — Атеска сдержанно поклонился, а затем передал пленников в распоряжение члена императорского штаба.

Человек, который вел их по длинному темному коридору к центру здания, явно не был ангараканцем, ибо не обладал ни раскосыми глазами, ни суровой надменностью, отличавшими этот народ. В его жизнерадостном круглом лице угадывалось что-то мельсенское, и Гарион вспомнил, что чиновники, контролирующие все основные сферы жизни в Маллорее, были почти исключительно мельсенского происхождения.

— Его величество попросил меня заверить вас, что ваше жилье ни в коем случае не является тюрьмой, — произнес сопровождающий их чиновник, когда они подошли к обитой железом двери, запертой на тяжелый замок. — Прежде чем мы заняли город, этот дом принадлежал мургам, поэтому у него довольно необычная планировка. Ваши комнаты находятся на бывшей женской половине, а мурги до фанатизма ревностно оберегают своих женщин. По-моему, это связано с их понятием о расовой чистоте.

Приготовления ко сну мало занимали Гариона. Он беспокоился лишь о Сенедре.

— Вы случайно не знаете, где я могу найти свою жену? — обратился он к круглолицему чиновнику.

— Вон там, в конце коридора, ваше величество, — ответил мельсенец, указывая на синюю дверь.

— Благодарю вас. — Гарион взглянул на остальных своих спутников. — Я скоро вернусь, — сказал он и размашистым шагом направился в конец коридора.

Он вошел в слабо освещенную комнату. Пол ее был покрыт толстыми, с затейливым узором маллорейскими коврами, а на узких высоких окнах висели мягкие, бархатные зеленые занавески. В комнате было тепло. Сенедра лежала на высокой кровати у противоположной от входа стены, рядом с ней сидела, нахмурившись, Полгара.

— Есть какие-нибудь изменения? — спросил ее Гарион, мягко закрывая за собой дверь.

— Пока нет, — ответила она. Лицо Сенедры было бледным, а волосы беспорядочно разметались по подушке.

— Но с ней все будет в порядке, правда? — спросил Гарион.

— Я в этом уверена.

У кровати сидела незнакомая женщина. Плечи ее укутывала светло-зеленая накидка с капюшоном; капюшон был спущен, скрывая лицо. Сенедра пробормотала что-то и беспокойно заметалась во сне. Женщина в капюшоне озабоченно спросила:

— Это ее обычный голос, госпожа Полгара?

Полгара сурово посмотрела на нее.

— Нет, — ответила она. — Конечно нет.

— Лекарство, которое вы ей дали, каким-то образом влияет на тональность ее речи?

— Нет, не должно. Она, собственно, вообще ничего не должна говорить.

— Ага, — произнесла женщина, — теперь я, кажется, понимаю.

Она склонилась над Сенедрой и нежно коснулась пальцами ее губ. Затем, понимающе кивнув, убрала руку и пробормотала:

— Я так и думала.

Полгара тоже протянула руку к лицу Сенедры. До Гариона донесся слабый шепот ее заклинаний; свеча у изголовья кровати ярко вспыхнула, а затем пламя снова уменьшилось до размеров булавочной головки.

— Я должна была догадаться, — с досадой сказала Полгара.

— Что такое? — встревоженно спросил Гарион.

— Какой-то дух хочет завладеть вашей женой и подчинить ее своей воле, ваше величество, — ответила ему женщина в капюшоне. — Иногда таким способом действуют гролимы. Они открыли его давно, еще в третьем веке.

— Это Андель, Гарион, — сказала Полгара. — Закет прислал ее сюда, чтобы она помогла позаботиться о Сенедре.

Гарион кивнул женщине.

— Что именно вы подразумеваете под словом «завладеть»? — спросил он.

— Тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было, Гарион, — сказала Полгара. — Ты наверняка помнишь Ашарака, мургского гролима.

По спине Гариона пробежал холодок, когда он вспомнил о неведомой силе, которая с раннего детства пыталась вот так же обрести власть над его сознанием.

— Изгоните его, — с мольбой произнес он, — кто бы это ни был. Освободите ее разум.

— Пока не буду этого делать, Гарион, — холодно сказала Полгара. — У нас есть прекрасная возможность. Не будем ее терять.

— Я не понимаю.

— Сейчас поймешь, — ответила она. Затем поднялась, присела на край кровати и мягко положила руки на виски Сенедры. Снова послышался шепот, на этот раз более громкий, и снова все свечи, вспыхнув на мгновение, померкли. — Я знаю, что ты там, — сказала она. — Теперь ты можешь говорить.

Лицо Сенедры стало осмысленным, она замотала головой из стороны в сторону, как бы пытаясь освободиться от сжимающих ее виски рук. Полгара с посуровевшим лицом удерживала руки на висках Сенедры. Светлая прядь в ее волосах засветилась, и комнату наполнила странная прохлада, исходящая, казалось, от самой кровати.

Сенедра внезапно закричала.

— Говори! — приказала Полгара. — Ты не скроешься, пока я тебя не отпущу, а я не отпущу тебя, пока ты не заговоришь.

Глаза Сенедры внезапно открылись. В них горела ненависть.

— Я не боюсь тебя, Полгара, — произнесла она хриплым скрипучим голосом, в котором слышался странный акцент.

— А я тебя и подавно. Итак, кто ты?

— Ты знаешь меня, Полгара.

— Возможно, но ты сама назовешь свое имя. — Последовала длинная пауза, исходивший от Полгары волевой поток усилился.

Сенедра снова закричала. Крик был исполнен муки, заставившей Гариона вздрогнуть.

— Хватит! — вскричал хриплый голос. — Я буду говорить!

— Твое имя, — настойчиво потребовала Полгара.

— Я — Зандрамас.

— Так. Чего ты пытаешься этим добиться?

Сенедра зловеще усмехнулась.

— Я уже похитила ее ребенка, Полгара, ее сердце. Теперь я заберу ее разум. Если бы я захотела, могла бы без труда убить ее, но мертвую королеву можно похоронить, а могилу ее — позабыть. А сумасшедшая доставит вам немало хлопот и отвлечет от поисков Сардиона.

— Я могу прогнать тебя щелчком пальцев, Зандрамас.

— А я могу тут же вернуться.

Ледяная улыбка заиграла на губах Полгары.

— А ты далеко не так умна, как я думала, — сказала она. — Полагаешь, я лишь для развлечения добивалась, чтобы ты произнесла свое имя? Разве ты не знаешь, какую власть над тобой мне это дало? Власть имени — самая главная. Теперь я могу изгнать тебя из сознания Сенедры. Я могу еще очень многое. Например, я знаю, что ты сейчас в Ашабе и как жалкое привидение бродишь среди летучих мышей по развалинам дома Торака.

Удивленный возглас эхом наполнил комнату.

— Я бы тебе еще кое-что сказала, Зандрамас, но мне это уже начинает докучать.

Она встала, по-прежнему держа руки на голове Сенедры. Белая прядь на лбу излучала яркое сияние. Легкий шепот перешел в оглушительный рев.

— А теперь сгинь! — приказала она.

Сенедра застонала, ее лицо исказилось мукой. Ледяной зловещий ветер с воем пронесся по комнате, задувая огонь свечей и мерцающих светильников, — комната погрузилась в сумрак.

— Сгинь! — повторила Полгара.

Губы Сенедры исторгли мучительный вопль, который как бы отделился от тела и теперь исходил, казалось, из пустого пространства над кроватью. Свечи и светильники окончательно погасли. Вопль пронесся по комнате, постепенно стал затихать, пока наконец не превратился в едва уловимый шорох, доносящийся неизвестно откуда.

— Зандрамас сгинула? — спросил Гарион дрожащим голосом.

— Да, — спокойно прозвучал из темноты ответ Полгары.

— Что мы скажем Сенедре? Я имею в виду, когда она проснется?

— Она ни о чем не вспомнит. Придумайте что-нибудь. Зажги свет, дорогой.

Пытаясь нащупать свечу, Гарион задел ее рукавом и, прежде чем она упала на пол, проворно подхватил. Он был горд своей ловкостью.

— Не играй с ней, Гарион, просто зажги.

Ее голос прозвучал так буднично, что он засмеялся, поэтому волна энергии, которую он послал, чтобы зажечь свечу, получилась неровной. Золотое пламя, вспыхнувшее на фитиле, в ответ безмолвно и весело засмеялось.

Полгара взглянула на веселящуюся свечу и прикрыла глаза.

— Эх, Гарион, — вздохнула она с упреком.

Он прошел по комнате, зажигая свечи и раздувая светильники. Все они горели ровно и спокойно, лишь пламя первой зажженной свечи продолжало танцевать и подпрыгивать в жизнерадостном ликовании.

Полгара повернулась к закутанной в капюшон далазийской знахарке.

— У вас на редкость хорошее чутье, Андель, — сказала она. — Такие вещи трудно распознать, если вы точно не знаете, что ищете.

— Это не моя заслуга, госпожа Полгара, — ответила Андель. — Я получила указание о причине болезни ее величества.

— От Цирадис?

Андель кивнула.

— Все умы нашего народа объединены ее разумом, потому что мы не более чем орудия для выполнения той задачи, которая возложена на нее. Забота о здоровье королевы побудила ее вмешаться. — Андель замялась. — Святая пророчица попросила меня также поговорить о том, чтобы вы заступились перед вашим мужем за Тофа. Его гнев доставляет вашему смиренному проводнику невыразимые страдания. А его боль — это и ее боль. То, что произошло в Веркате, должно было произойти — иначе встреча Дитя Света и Дитя Тьмы отодвинулась бы еще на века.

Полгара кивнула.

— Я предполагала что-то в этом роде. Передайте ей, что я поговорю с Дарником по поводу Тофа.

Андель с благодарностью поклонилась.

— Гарион, — прошептала Сенедра сквозь дремоту, — где мы?

Он тут же повернулся к ней.

— С тобой все в порядке? — спросил он, взяв ее за руку.

— М-м-м, — пробормотала она. — Мне просто очень хочется спать. Что случилось и где мы?

— Мы в Рэк-Хагге. — Он бросил быстрый взгляд на Полгару, затем снова повернулся к постели. — У тебя был всего лишь легкий обморок, — произнес он преувеличенно небрежным тоном. — Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, мой дорогой, но сейчас мне бы хотелось поспать. — И глаза ее закрылись. Затем она снова приоткрыла их и произнесла сонным голосом: — Гарион, что такое со свечой?

Он нежно поцеловал ее в щеку.

— Об этом не волнуйся, дорогая, — сказал он ей, но она уже спала крепким спокойным сном.

Было далеко за полночь, когда Гариона разбудил легкий стук в дверь.

— Кто там? — спросил он, садясь в постели.

— Посланник императора, ваше величество, — ответил голос за дверью. — Он дал мне поручение просить вас оказать любезность и составить ему компанию.

— Сейчас? Посреди ночи?

— Таково поручение императора, ваше величество.

— Хорошо, — сказал Гарион, откидывая одеяло и спустив ноги, — его ступни ощутили холодный пол. — Подождите минутку, я должен одеться.

— Конечно, ваше величество.

Бормоча себе под нос, Гарион стал натягивать одежду в тусклом свете горевшего в углу светильника. Одевшись, он плеснул в лицо холодной воды и провел пятерней по волосам, пытаясь более или менее привести их в порядок. Уже собираясь уходить, он вспомнил про свой меч и, просунув голову и руку в ремень, привязанный к ножнам, подвинул железную рукоять к левому боку. Затем открыл дверь.

— Все в порядке, — сказал он посланнику, — пошли.

В кабинете Каль Закета стояли полки с книгами, несколько обтянутых кожей стульев, большой полированный стол. В очаге потрескивали торящие поленья. Император, все еще одетый в простую полотняную мантию, сидел за столом и при свете масляной лампы перебирал кучку пергаментных рукописей.

— Вы хотели меня видеть, Закет? — спросил Гарион, войдя в комнату.

— Ах да, Белгарион, — сказал Закет, откладывая пергаменты. — Хорошо, что вы пришли. Насколько я понимаю, ваша жена поправляется.

Гарион кивнул.

— Спасибо, что прислали Андель. Она нам очень помогла.

— Рад был помочь, Белгарион. — Закет протянул руку к лампе и прикрутил фитиль — в углах комнаты стало темно. — Я подумал: не побеседовать ли нам немного, — сказал он.

— Вам не кажется, что уже несколько поздно?

— Я не так много сплю, Белгарион. На сон уходит треть жизни. День наполнен ярким светом и отвлекает от дел; ночь темна и спокойна и позволяет лучше сосредоточиться. Пожалуйста, садитесь.

Гарион отстегнул меч и прислонил его к книжному шкафу.

— Вы знаете, я не столь уж опасен, — сказал император, глядя на грозное оружие гостя.

Гарион улыбнулся, устраиваясь поближе к огню.

— Я принес его не из-за вас, Закет. Просто привычка. Это не такой меч, который можно бросить где попало.

— Я думаю, его никто не украдет, Гарион.

— Его нельзя украсть. Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, случайно дотронувшись до него.

— Вы хотите сказать, что это тот самый меч?

Гарион кивнул.

— Я некоторым образом обязан его охранять. Большую часть времени это обуза, но в некоторых случаях я бывал рад, что он при мне.

— Что же на самом деле произошло в Хтол-Мишраке? — внезапно спросил Закет. — Чего мне только об этом не рассказывали…

Гарион криво усмехнулся.

— Мне тоже. Во всех этих россказнях только имена соответствовали действительности, да и то не всегда. Ни я, ни Торак ситуацией не владели. Мы сражались, и я вонзил меч ему в грудь.

— И он умер? — спросил Закет.

— В конце концов, да.

— В конце концов?

— Сначала он изверг огонь и заплакал языками пламени. Затем закричал.

— И что же он выкрикнул?

— Мамочка, — коротко ответил Гарион.

У него не было никакого желания об этом говорить.

— Как это на него не похоже. А что же все-таки случилось с его телом? Мои люди полностью прочесали развалины Хтол-Мишрака, чтобы найти его.

— За ним явились другие боги и забрали его. Вам не кажется, что мы могли бы поговорить о чем-нибудь ином? Эти воспоминания причиняют мне боль.

— Но ведь это был ваш враг.

Гарион вздохнул.

— Это был еще и бог, Закет, а когда приходится убивать бога — это ужасно.

— Вы до странности мягкий человек, Белгарион. Мне кажется, я уважаю вас за это еще больше, чем за ваше несокрушимое мужество.

— Вряд ли несокрушимое. Мне было все время страшно, и Тораку, я думаю, тоже. О чем же вы хотели со мной поговорить?

Закет откинулся на спинку стула и задумчиво постучал пальцами по плотно сомкнутым губам.

— Вы знаете, что рано или поздно нам придется стать противниками, так ведь?

— Нет, — возразил Гарион. — Это не обязательно.

— У мира может быть только один король.

Взгляд Гариона исказился мукой.

— Я управляю одним маленьким островом, и мне хватает проблем. Я никогда не хотел быть королем мира.

— Но я хотел — и хочу.

Гарион вздохнул.

— Тогда, возможно, рано или поздно нам предстоит борьба. Я думаю, мир создан не для того, чтобы им управлял один человек. Если вы попытаетесь это сделать, мне придется вас остановить.

— Меня нельзя остановить, Белгарион.

— Торак тоже так думал!

— Сказано недвусмысленно.

— Это поможет избежать непонимания в дальнейшем. Вы пока не пытались завоевать мое королевство — или королевства моих друзей, — вам хватает своих забот. Не говоря уже о том, что здесь, в Хтол-Мургосе, вы зашли в тупик.

— Вы хорошо проинформированы.

— Королева Поренн — мой близкий друг. Они держит меня в курсе, к тому же Шелк тоже собирает информацию, занимаясь своими делами.

— Шелк?

— Извините. Я хотел сказать — принц Хелдар. Шелк — это нечто вроде прозвища.

Закет пристально посмотрел на него.

— В чем-то мы очень схожи, Белгарион, а в чем-то очень различны. Но тем не менее мы оба делаем то, к чему нас принуждает необходимость. Часто мы полагаемся на волю событий, над которыми не властны.

— Как я понял, вы говорите о двух пророчествах?

Закет усмехнулся.

— Я не верю в пророчества, я верю только в силу. Однако забавно, что в последнее время мы оба занимались одинаковыми проблемами. Недавно вам пришлось подавлять мятеж в Алории — кажется, восстала кучка религиозных фанатиков. У меня сейчас нечто очень похожее происходит в Даршиве. Религия — это бельмо в глазу любого правителя, согласны?

— Мне почти всегда удавалось обходить эту проблему.

— Тогда вы счастливчик. Торак не был ни хорошим, ни добрым богом, а его гролимское духовенство просто отвратительно. Если бы я не был занят делами здесь, в Хтол-Мургосе, я заслужил бы, думаю, любовь и уважение тысячи-другой последующих поколений тем, что стер бы каждого гролима с лица земли.

Гарион усмехнулся.

— Я бы охотно к вам присоединился. Может, заключим союз? — предложил он.

Последовал короткий смешок, затем лицо Закета снова помрачнело.

— Имя Зандрамас о чем-нибудь вам говорит? — спросил он.

Гарион не знал, что было известно Закету о настоящей цели их пребывания в Хтол-Мургосе, поэтому ответил очень осторожно.

— До меня дошли кое-какие слухи, — сказал он.

— А Ктраг-Сардиус?

— Слышал.

— Вы не слишком разговорчивы, Белгарион. — Закет пристально поглядел на него, затем устало провел рукой по глазам.

— Мне кажется, вам нужно немного поспать, — сказал ему Гарион.

— Я лягу спать, как только закончу работу.

— Как вам будет угодно.

— Что вам известно о Маллорее, Белгарион?

— Я получаю информацию — иногда несколько хаотичную, но достаточно свежую.

— Нет, я имею в виду прошлое.

— Боюсь, что немногое. Западные историки попытались обойти даже сам факт существования Маллореи.

Закет криво усмехнулся.

— Мельсенский университет так же близорук по отношению к Западу, — заметил Закет. — Но как бы то ни было, за последние несколько веков — после происшествия под Bo-Мимбром — маллорейское общество стало почти светским. Торак лежал без сознания, Ктучик претворял в жизнь свои извращенные идеи здесь, в Хтол-Мургосе, а Зедар скитался по свету как бродяга без роду и племени, кстати, что с ним случилось? Мне казалось, что он был в Хтол-Мишраке.

— Да, он там был.

— Но мы не нашли его тела.

— Он не умер.

— Не умер? — ошеломленно спросил Закет. — Где же он тогда?

— Под городом. Белгарат разверз землю и замуровал его в скалу под руинами.

— Живьем? — От изумления Закет чуть не поперхнулся.

— Это было оправдано, — сказал Гарион.

По телу Закета пробежала дрожь. Придя в себя, он продолжил:

— Итак, в Маллорее оставался один Урвон, все остальные были устранены. А его занимали лишь заботы о том, чтобы его дворец в Мал-Яске превзошел в роскоши императорский дворец в Мал-Зэте. Он изредка читал проповеди, где нес всякую чушь о поклонении богу, но в остальное время о Тораке, казалось, и не вспоминал. Ни самого бога, ни его учеников поблизости не было, и гролимская церковь потеряла влияние. Ну, конечно, священники болтали о возвращении Торака, пустозвонили о том, что однажды спящий бог проснется, однако воспоминания о нем все больше стирались у людей из памяти. Власть церкви все слабела, а власть армии — а значит, и императорского трона — крепла.

— В маллорейской политике много темного, — заметил Гарион. Закет кивнул.

— Я думаю, так уж мы устроены. Во всяком случае, наше государство развивалось, и темные времена для него стали уходить в прошлое — медленно, но верно. Затем неизвестно откуда появились вы и пробудили Торака и тут же снова усыпили его навеки. С этого и начались наши проблемы.

— Я всегда считал, что на этом они вроде бы должны закончиться.

— Мне кажется, вы плохо разбираетесь в природе религиозного сознания, Белгарион. Пока Торак — пусть спящий — существовал, гролимы и все остальные фанатики чувствовали себя спокойно, уютно и уверенно, так как верили в то, что однажды он проснется, накажет всех их врагов и вновь установит полное господство грязного и разлагающегося духовенства. Но, убив Торака, вы сокрушили это чувство уверенности. Они должны были признать тот факт, что без Торака они ничто. Некоторые из них сошли с ума от огорчения. Другие впали в полное отчаяние. А кое-кто и принялся создавать новую мифологию — взамен той, что вы разрушили одним взмахом меча.

— Я этого совсем не хотел, — заметил Гарион.

— Важны не намерения, Белгарион, а результат. А результат был таков, что Урвону пришлось оторваться от погони за роскошью и вместо того, чтобы купаться в лучах лести и подхалимства, снова взяться за дело. Какое-то время его захлестнул приступ активности. Он откопал все быльем поросшие пророчества и исказил их до такой степени, что они приняли нужный ему вид.

— Какой именно?

— Он пытается убедить людей, что явится новый бог и будет править Ангараком, или сам Торак воскреснет, или его дух вселится в новое божество. У него уже есть кандидат на должность этого нового ангараканского бога.

— Да? И кто же это?

— Он видит своего нового бога каждый раз, когда смотрится в зеркало, — ответил Закет, усмехнувшись.

— Не может быть!

— Еще как может. Урвон пытается убедить самого себя, что он по крайней мере уже несколько веков полубог, возможно, он проехался бы по всей Маллорее в золотой колеснице, если бы не боялся покинуть Мал-Яск. Насколько я понимаю, за ним уже тысячелетия охотится какой-то отвратительный горбун, чтобы убить его, вроде бы один из учеников Алдура.

Гарион кивнул.

— Белдин, — сказал он. — Я с ним встречался.

— И он действительно так ужасен, как о нем рассказывают?

— Возможно, даже ужаснее. Если он когда-нибудь настигнет Урвона, я не пожелал бы оказаться рядом и увидеть, что он с ним сделает.

— Я желаю ему удачной охоты, но Урвон — не единственная моя проблема. Вскоре после смерти Торака из Даршивы стали поступать новые сведения. Гролимская жрица — по имени Зандрамас — также стала пророчествовать появление нового бога.

— Я не знал, что она из гролимов, — с удивлением сказал Гарион.

Закет кивнул.

— В прошлом она пользовалась в Даршиве очень плохой репутацией. Затем у нее открылся так называемый дар провидения, который ее внезапно изменил. Теперь, когда она говорит, никто не может противиться ее словам. Она проповедует миллионам и зажигает их огнем непобедимого пыла. Ее пророчество о приходе нового бога с невероятной быстротой распространилось по Даршиве и достигло также Ренгеля, Воресебо и Замада. Ей принадлежит практически все северо-восточное побережье Маллореи.

— А какое отношение имеет к этому Сардион? — спросил Гарион.

— Я думаю, что это ключ ко всему, — ответил Закет. — И Зандрамас, и Урвон, по-моему, полагают, что тот, кто найдет его и завладеет им, победит.

— Агахак — иерарх Рэк-Урги — тоже так считает.

Закет угрюмо кивнул.

— Я должен был это понять. Гролимы есть гролимы — и в Маллорее, и в Хтол-Мургосе.

— Мне кажется, вам, может быть, следовало бы вернуться в Маллорею и навести там порядок.

— Нет, Белгарион, я не могу прекратить кампанию здесь, в Хтол-Мургосе.

— И все ради личной мести?

Закет был поражен.

— Я знаю, почему вы ненавидели Таур-Ургаса, но он умер, а Ургит совсем на него не похож. Не могу поверить, что вы готовы пожертвовать всей империей только ради того, чтобы отомстить человеку, который этого даже не почувствует.

— Вы знаете? — ошеломленно спросил Закет. — Кто рассказал вам?

— Ургит. Он поведал мне все, что произошло.

— Наверное, с гордостью. — Закет сжал зубы, лицо его побледнело.

— Вовсе нет. С сожалением и с презрением к Таур-Ургасу. Он ненавидел его еще больше вашего.

— Это невозможно, Белгарион. Я отвечу на ваш вопрос: да. Я готов принести в жертву мою империю, а если понадобится, то и весь мир, чтобы пролилась последняя капля крови Таур-Ургаса. Я не буду знать ни сна, ни покоя, пока не сокрушу все, что станет у меня на пути.

«Скажи ему», — приказал вдруг Гариону внутренний голос.

«Что?»

«Скажи ему правду об Ургите».

«Но…»

«Сделай это, Гарион. Он должен знать. Он не сделает того, что должен сделать, пока одержим этой мыслью».

Закет с любопытством взглянул на него.

— Извините, я получил указания, — не очень убедительно объяснил Гарион.

— Указания? От кого?

— Вы все равно не поверите. Мне было приказано кое-что вам сообщить. — Он глубоко вздохнул и быстро произнес: — Ургит — не мург.

— О чем вы?

— Я сказал, что Ургит — не мург, по крайней мере не полностью. По матери — да, но отец его — не Таур-Ургас.

— Вы лжете!

— Нет. Мы обнаружили это, когда были во дворце Дроим в Рэк-Урге. Ургит сам об этом не знал.

— Я не верю вам, Белгарион! — почти прокричал мертвенно побледневший Закет.

— Таур-Ургас мертв, — устало произнес Гарион. — Ургит имел возможность в этом убедиться, так как самолично перерезал ему глотку и засыпал землей. Он также утверждает, что убил всех своих братьев — настоящих сыновей Таур-Ургаса, — чтобы обеспечить безопасность своего трона. Теперь, думаю, в мире не осталось ни капли ургасской крови.

Закет зло сощурился.

— Это подвох. Вы в союзе с Ургитом и несете эту чушь для того, чтобы спасти ему жизнь.

«Используй Шар, Гарион», — подсказал голос.

«Как?»

«Сними его с рукояти меча и возьми в правую руку. Камень покажет Закету ту правду, которую он должен знать».

Гарион поднялся.

— Я хочу показать вам правду. Вы будете смотреть? — обратился он к взволнованному маллорейскому императору.

— Смотреть? На что смотреть?

Гарион подошел к мечу и снял кожаный футляр, прикрывавший рукоять. Он протянул руку к Шару, и тот, издав сильный щелчок, отделился от меча. Затем Гарион повернулся к сидящему за столом Закету.

— Я точно не знаю, как это происходит, — сказал он. — Мне говорили, что у Алдура это получалось, но сам я никогда не пробовал. По-моему, вы должны смотреть сюда. — На вытянутой вперед правой руке он поднес Шар к лицу Закета.

— Что это?

— Люди называют его Ктраг-Яской, — ответил Гарион.

Закет в ужасе отпрянул.

— Он не причинит вам зла, если вы до него не дотронетесь.

Шар, которому долго приходилось сдерживать себя, следуя приказаниям Гариона, начал медленно вибрировать в его руке и светиться, озаряя лицо Закета голубыми лучами. Император приподнял руку, желая отодвинуть в сторону светящийся камень.

— Не трогайте его, — снова предупредил Гарион. — Просто смотрите.

Но глаза Закета были уже прикованы к камню, сияние которого становилось все ярче и ярче. Он так сильно уцепился за край стола, что пальцы его побелели. Минуту, казавшуюся вечностью, он смотрел на светящийся синим Шар. Затем пальцы его медленно разжались и руки опустились. Лицо исказилось мукой.

— Они ускользнули от меня, — простонал он. Из глаз его хлынули слезы. — А я напрасно убил десятки тысяч людей.

— Мне очень жаль, Закет, — тихо сказал Гарион, опуская руку. — Я не могу изменить того, что уже произошло, но вы должны были узнать правду.

— Я не могу быть вам благодарен за эту правду, — произнес Закет, сотрясаясь от рыданий. — Оставьте меня, Белгарион. Уберите этот проклятый камень с моих глаз.

Гарион кивнул, чувствуя прилив жалости и сострадания. Затем установил Шар обратно на рукоять меча, прикрыл ее чехлом и взял оружие в руки.

— Мне очень жаль, Закет, — снова произнес он и тихо вышел из комнаты, оставив императора безграничной Маллореи наедине с его горем.

 

Глава 3

— Ну правда, Гарион, я уже совсем здорова, — снова возразила Сенедра.

— Рад это слышать.

— Тогда мне можно встать с постели?

— Нет.

— Ну, так нечестно, — надула она губки.

— Хочешь еще чаю? — спросил Гарион и, подойдя к очагу, подцепил кочергой железную ручку, на которой был подвешен чайник.

— Нет, не хочу, — надувшись, тихо сказала она. — Он противный, от него пахнет.

— Тетушка Полгара говорит, что он должен пойти тебе на пользу. Если ты немножко выпьешь, она, может быть, позволит тебе встать с постели и чуть-чуть посидеть на стуле. — Он положил в чашку несколько ложек сухих ароматных листьев, осторожно наклонил чайник с помощью кочерги и наполнил чашку кипящей водой.

Глаза Сенедры на мгновение вспыхнули и тут же сузились.

— Ох, Гарион, как ты умен, — с сарказмом сказала она. — Не надо со мной как с маленькой.

— Хорошо, не буду, — ласково согласился он, поставив чашку на столик рядом с кроватью. — Наверное, надо дать чаю немного настояться.

— Он может настаиваться хоть год, если это ему нравится. Я не собираюсь его пить.

Гарион вздохнул.

— Мне очень жаль, Сенедра, — произнес он с искренним сожалением, — но ты не права. Тетушка Полгара сказала, что тебе нужно пить по чашке каждые два часа. И пока она не даст мне других указаний, именно это ты и будешь делать.

— А если я откажусь? — Она была настроена воинственно.

— Я сильнее тебя, — заметил он.

Ее глаза расширились от удивления.

— Но не собираешься же ты заставить меня пить насильно?

Гарион помрачнел.

— Мне бы очень этого не хотелось.

— Но ты способен на это, правда? — произнесла она с упреком.

Он на мгновение задумался, затем кивнул.

— Возможно. Если мне прикажет Полгара.

Она долго молча смотрела на него.

— Ну, ладно, — произнесла она наконец. — Давай мне этот вонючий чай.

— Он вовсе не так плохо пахнет, Сенедра.

— Так почему же тогда ты сам его не пьешь?

— Потому что это ты больна, а не я.

Еще некоторое время она продолжала высказывать ему все, что она думает о чае, и о нем, и о своей постели, и об этой комнате, и вообще обо всем белом свете. Излагала все очень красочно и очень пылко, иногда на незнакомых ему языках.

— Что это за крик? — спросила Полгара, входя в комнату.

— Я терпеть не могу эту отраву! — почти взвизгнула Сенедра и, размахивая чашкой, пролила все ее содержимое.

— Тогда бы я не стала пить, — спокойно посоветовала Полгара.

— Гарион говорит, что, если я не выпью этот чай, он вольет его мне в глотку.

— А, так ведь это же вчерашнее указание, — сказала Полгара, взглянув на Гариона. — Разве я не сказала тебе, что сегодня оно изменилось?

— Нет, — ответил тот. — Ты ничего подобного не говорила. — Он произнес фразу ровным тоном и был рад, что ему это удалось.

— Извини, пожалуйста. Я, должно быть, забыла.

— Когда я могу встать с постели? — спросила Сенедра.

Полгара посмотрела на нее с удивлением.

— Когда захочешь, моя милая, — сказала она. — Я, собственно, зашла, чтобы спросить, не хочешь ли ты позавтракать вместе с нами.

Сенедра села на кровати. Ее глаза были похожи на маленькие камушки. Она медленно повернулась, смерила Гариона ледяным взглядом, а потом высунула язык и довольно долго оставалась в этом положении.

Гарион повернулся к Полгаре.

— Премного благодарен.

— Ты несправедлив, мой милый, — тихо сказала она, посмотрев на побледневшую от злости маленькую королеву. — Сенедра, тебе никогда не говорили в детстве, что нет ничего невежливее, чем показывать язык?

Сенедра широко улыбнулась.

— Ну как же, госпожа Полгара, конечно же говорили. Поэтому я делаю это только в особых случаях.

— Я, пожалуй, пойду прогуляюсь, — сказал Гарион, ни к кому конкретно не обращаясь. Он подошел к двери, открыл ее и вышел.

Несколько дней спустя Гарион сидел в одной из гостиных на женской половине, где жили он и все остальные. Обстановка комнаты удивительным образом говорила о том, что она предназначалась для женщин. Мебель обита нежно-розовой тканью, а на широких окнах прозрачные занавески бледно-лилового цвета. За окном белел снегом сад, вокруг которого кольцом замыкались высокие крылья дворца. В украшенном полукруглой аркой камине весело поблескивал огонь, а в другом конце комнаты в затейливо отделанном гроте, густо поросшем мхом и папоротником, струился фонтан. Гарион сидел, задумчиво глядя на пасмурное полуденное небо пепельно-серого цвета, из которого сыпались белые крупицы — ни снег, ни град, а нечто среднее, — и внезапно понял, что тоскует по Риве. Как странно, что вот здесь, на другом конце света, ему пришло это в голову. Раньше при словах «тоска по дому» ему вспоминалась ферма Фалдора — кухня, широкий двор, кузница Дарника — и все другие, милые сердцу вещи. А теперь, оказывается, он тосковал по изрезанному бурей побережью, по мрачной крепости, нависающей над лежащим под ней хмурым городом, и по белым от снега горам, неподвижно застывшим на фоне черного непогожего неба. В дверь тихо постучали.

— Да? — рассеянно произнес Гарион, даже не оглянувшись.

Кто-то робко открыл дверь.

— Ваше величество… — произнес смутно знакомый голос.

Повернув голову, Гарион через плечо поглядел на вошедшего — лысого круглолицего человека. Одежда его была коричневого цвета — простая и практичная, — хотя, несомненно, дорогая, а тяжелая золотая цепь на груди свидетельствовала о том, что он не просто мелкий чиновник. Гарион нахмурился.

— Мы, кажется, уже встречались? — спросил он. — Вы ведь друг генерала Атески, м-м…

— Брадор, ваше величество, — подсказал круглолицый. — Министр внутренних дел.

— Ах да. Теперь припоминаю. Входите, ваше превосходительство, прошу вас.

— Спасибо, ваше величество. — Брадор вошел в комнату и подошел к камину, протягивая руки к огню. — Мерзкий климат, — произнес он, поеживаясь.

— Вам нужно провести зиму в Риве, — сказал Гарион, — хотя как раз сейчас там лето.

Брадор посмотрел в окно на заснеженный сад.

— Странное это место, Хтол-Мургос, — сказал он. — Вот кажется, что у мургов все сделано на редкость безобразно, но ведь есть здесь и комнаты, подобные этой.

— Я думаю, что безобразным все делалось в угоду Ктучику и Таур-Ургасу, — ответил Гарион. — На самом деле мурги, вероятно, немногим отличаются от всех остальных.

Брадор рассмеялся.

— В Мал-Зэте такую точку зрения почтут за ересь, — сказал он.

— В Вал-Алорне многие тоже рассуждают подобным образом. — Гарион взглянул на чиновника. — Насколько я понимаю, это не просто визит вежливости, — сказал он. — О чем вы думаете?

— Ваше величество, — сказал Брадор, сразу сделавшись серьезным. — Я непременно должен поговорить с императором. Атеска попытался организовать нашу встречу перед отъездом в Рэк-Веркат, но… — Он беспомощно развел руками. — Не могли бы вы поговорить с ним? Дело не терпит отлагательств.

— Вряд ли, Брадор, я смогу вам помочь, — ответил Гарион. — В данный момент он, вероятно, меньше всего желает видеть меня.

— Как так?

— Я рассказал ему нечто такое, чего он не хотел слышать.

Брадор в отчаянии опустил голову.

— На вас была моя последняя надежда, ваше величество, — сказал он.

— А в чем дело?

Брадор неуверенно огляделся, чтобы удостовериться, что в комнате никого больше нет.

— Белгарион, — произнес он очень тихо, — вы когда-нибудь видели демона?

— Да, несколько раз. И не горю желанием снова испытать нечто подобное.

— Что вам известно о карандийцах?

— Очень мало. Я слышал, что у них много общего с мориндимцами с севера Гар-ог-Надрака.

— В таком случае вы знаете о них больше, чем другие. Что вам известно о вероисповедании мориндимцев?

— Они молятся демонам. Насколько я заметил, эта форма религии не слишком безопасна.

Брадор был бледен.

— Карандийцы разделяют эти верования, — сказал он. — После того как гролимы заставили их поклоняться Тораку, эту религию всячески старались искоренить, но она продолжала существовать в лесах и горных долинах. — Он замолчал и опять с опаской огляделся вокруг. — Белгарион, — почти шепотом произнес он, — имя Менха вам что-нибудь говорит?

— Нет. Не думаю. Кто такой Менх?

— Мы не знаем, по крайней мере не наверняка. Скорее всего он вышел из леса у северного побережья Карандийского озера около полугода назад.

— И что же?

— Он подошел — в одиночку — к воротам Калиды в Дженно и потребовал, чтобы ему сдали город. Над ним, конечно, только посмеялись, но тогда он начертил на земле какие-то знаки. После этого им было уже не до смеха. — Лицо мельсенского чиновника стало почти серым. — Белгарион, он наслал на Калиду невиданные доселе бедствия. С помощью нарисованных на земле знаков он вызвал множество демонов — не одного и не десяток, а целое полчище. Я говорил с теми, кто пережил это нашествие. Большинство из них сошли с ума, и я думаю, им повезло, а то, что произошло в Калиде, просто не поддается описанию.

— Полчище демонов?! — воскликнул Гарион.

Брадор кивнул.

— Вот поэтому Менх так и опасен. Вы, конечно, знаете, что обычно, если кто-то вызывает демона, тот рано или поздно выходит из-под его власти и убивает своего повелителя; но Менху, судя по всему, удается держать этих злодеев полностью под контролем, и он может вызывать их сотнями. Урвона это приводит в ужас, он даже сам пытался использовать колдовство, чтобы защитить Мал-Яск от Менха. Мы не знаем, где сейчас Зандрамас, но множество отступников-гролимов также отчаянно пытаются вызвать этих чудовищ. Ради богов, Белгарион, помогите мне! Эта нечистая сила вырвется из Маллореи и наводнит весь мир. Мы все будем во власти демонов, и на земле не останется уголка, который смог бы дать приют жалким остаткам человечества. Помогите мне убедить Каль Закета, что эта его игрушечная война здесь, в Хтол-Мургосе, не имеет никакого значения по сравнению с тем ужасом, который нам угрожает из Маллореи.

Гарион пристально взглянул на него и встал.

— Вам нужно пойти вместе со мной, Брадор, — проговорил он. — По-моему, нам следует поговорить с Белгаратом.

Старого волшебника они нашли в переполненной книгами библиотеке погруженным в чтение старинной книги в зеленом кожаном переплете. Отложив ее, он выслушал Брадора, который повторил все, что рассказал Гариону.

— Урвон и Зандрамас тоже занимаются этим безрассудством? — спросил тот, когда мельсенец замолчал.

Брадор кивнул.

— Да, согласно нашей информации, почтеннейший, — ответил он.

Белгарат в гневе сжал руки в кулаки и разразился бранью.

— О чем они думают? — вскричал он, расхаживая по комнате. — Разве они не знают, что сам Ул запретил это?

— Они боятся Менха, — беспомощно развел руками Брадор. — Им кажется, что они должны каким-то образом защитить себя от полчища чудовищ.

— Нельзя защититься от одних демонов, вызывая других. — Старик был вне себя от гнева. — Если только один из них освободится, то вырвутся на волю и все остальные. Урвон и Зандрамас, возможно, и в состоянии сдерживать их, но рано или поздно кто-нибудь, кто послабее их, обязательно сделает ошибку. Пойдемте к Закету.

— Я не думаю, что сейчас нас пустят к нему на прием, дедушка, — с сомнением покачал головой Гарион. — Ему не понравилось то, что я сообщил ему об Ургите.

— Очень плохо. Но мы не можем ждать, пока он снова обретет равновесие духа. Пошли же.

Все трое быстро миновали коридоры и оказались в большом вестибюле, где они с генералом Атеской дожидались по прибытии из Рэк-Верката.

— Совершенно невозможно, — заявил полковник сидящий за столом у главного входа, когда Белгарат потребовал немедленной аудиенции у императора.

— Когда вы станете старше, полковник, — угрожающим тоном сказал старик, — то убедитесь, насколько бессмысленно слово «невозможно». — Он поднял руку в театральном жесте, и Гарион почувствовал поток энергии.

На противоположной стене, на высоте около пятнадцати футов от пола, были укреплены шесты, с которых свешивались боевые знамена. Сидящий на стуле полковник-бюрократ исчез и снова возник, оказавшись верхом на одном из шестов. Глаза его были выпучены, а руки судорожно хватались за скользкое и неудобное сиденье.

— Желаете еще где-нибудь очутиться, полковник? — спросил Белгарат. — Насколько я помню, перед дворцом стоит очень высокий флагшток. Если хотите, я могу вас туда поместить.

Полковник в ужасе уставился на него.

— А теперь, как только я спущу вас, вы пойдете к императору и уговорите его немедленно нас принять. Ваши слова должны звучать очень убедительно, полковник, если, конечно, вы не желаете навечно стать украшением флагштока.

Лицо полковника оставалось мертвенно-бледным, когда он появился у двери, ведущей в приемную императора, и любое движение руки Белгарата вызывало у него дрожь.

— Его величество согласился принять вас, — запинаясь, произнес он.

Белгарат ухмыльнулся.

— Я был в этом почти уверен.

Каль Закет заметно изменился с тех пор, как Гарион видел его в последний раз. Его белая полотняная мантия была помята и запачкана, а под глазами обозначились темные полукружья. В небритом лице не было ни кровинки, волосы спутаны. Каль дрожал всем телом и, казалось, не мог даже встать от слабости.

— Что вам нужно? — едва слышно выдавил он.

— Вы больны? — спросил Белгарат.

— Легкий приступ лихорадки. — По телу Закета снова пробежала дрожь. — Что же такое важное заставило вас силой прорваться ко мне?

— Ваша империя на грани гибели, Закет, — прямо сказал Белгарат. — Вам пора вернуться домой и усилить свои позиции.

Закет слабо улыбнулся.

— Что было бы вам очень на руку, — сказал он.

— То, что происходит в Маллорее, никому не на руку. Расскажи ему, Брадор.

Волнуясь, мельсенец рассказал свою историю.

— Демоны? — скептически переспросил Закет. — Бросьте, Белгарат. И вы думаете, что я этому поверю? Вы и вправду полагаете, что я брошусь в Маллорею охотиться за тенями и оставлю вас здесь, на западе, чтобы к моему возвращению вы выдвинули против меня армию? — Бившая его дрожь усилилась. Голова Закета судорожно подергивалась, а на губах пузырилась пена.

— Вам не придется оставлять нас здесь, Закет, — ответил Белгарат. — Мы отправимся с вами. Если даже десятая часть того, что рассказал Брадор, — правда, мне придется поспешить в Каранду, чтобы остановить Менха. Если он вызывает демонов, мы все должны бросить свои дела и помешать ему.

— Чушь! — возбужденно вскричал Закет. Взгляд его устремился в пространство, а дрожь и покачивание усилились настолько, что он был уже не в состоянии управлять своим телом. — Я не позволю никакому старому умнику завлечь меня в… — Издав нечеловеческий вопль, он внезапно поднялся со стула, обхватив голову обеими руками. А затем навзничь повалился на пол, дрожа и подергиваясь.

Белгарат ринулся к бьющемуся в судорогах Закету и схватил его за руки.

— Быстрее! — крикнул он. — Засуньте ему что-нибудь между зубами, иначе он откусит себе язык.

Брадор схватил со стола пачку документов, скомкал их и запихнул в покрытый пеной рот императора.

— Гарион! — снова раздался голос Белгарата. — Сбегай за Полгарой, быстрее! Гарион кинулся к двери.

— Подожди! — Белгарат подозрительно понюхал воздух у лица лежащего на полу человека. — Пускай Сади тоже придет. Здесь странно пахнет. Поторопись!

Гарион помчался по коридорам мимо изумленно застывших слуг и наконец ворвался в комнату, где Полгара мирно беседовала с Сенедрой и Бархоткой.

— Тетушка! — крикнул он. — Быстрее! Закет в обмороке.

Затем он повернулся, пробежал еще немного по коридору и, надавив плечом на дверь в комнату Сади, открыл ее.

— Ты нам нужен! — крикнул он удивленному евнуху. — Пошли со мной.

Через несколько минут все трое стояли перед полированной дверью в вестибюле.

— Что происходит? — испуганным голосом спросил ангараканский полковник, преграждая им путь.

— Ваш император болен, — сказал ему Гарион. — Уйдите с дороги. — Он грубо отпихнул офицера в сторону и распахнул дверь.

Конвульсии, по крайней мере, немного утихли, но Белгарат продолжал держать Закета за руки.

— Что с ним, отец? — спросила Полгара, опускаясь на колени рядом с лежащим без сознания императором.

— У него был приступ.

— Эпилепсия?

— Не думаю. Не совсем похоже. Сади, подойди сюда, принюхайся к его дыханию. Я чувствую какой-то необычный запах.

Сади осторожно подошел, наклонился и несколько раз втянул носом воздух. Затем выпрямился, лицо его побледнело.

— Талот, — сказал он.

— Яд? — спросила Полгара. Сади кивнул.

— Очень редкий.

— У тебя есть противоядие?

— Нет, моя госпожа, — ответил он. — От талота нет противоядия. Он смертелен. Его редко используют, потому что он действует очень медленно, но от него никому не оправиться.

— Он умирает? — спросил Гарион, чувствуя легкую тошноту.

— Да, можно так сказать. Судороги утихнут, но потом будут повторяться все чаще и чаще. А потом… — Сади замолчал.

— И нет никакой надежды? — спросила Полгара.

— Ни малейшей, моя госпожа. Все, что мы можем сделать, — это несколько облегчить его последние дни.

Белгарат выругался.

— Успокой его, Полгара, — сказал он. — Нам нужно отнести его в постель, но его не сдвинешь с места, пока он вот так крутится.

Она кивнула и положила ладонь Закету на лоб. Гарион почувствовал легкую волну энергии, и вздрагивающий император затих.

Очень бледный, Брадор взглянул на них.

— По-моему, пока не надо об этом объявлять, — предупредил он. — Давайте сейчас назовем его болезнь легким недомоганием. Я пошлю за носилками.

Комната, куда принесли бесчувственного Закета, была проста до аскетизма. Ложем императору служила узкая койка. Единственный простой стул и низкий сундук дополняли обстановку. Стены белого цвета, без украшений, в углу мерцал угольный светильник. Сади пошел в свою комнату и вернулся оттуда с красным коробом и полотняным мешком, в котором Полгара держала свои травы и снадобья. Пока они советовались, Гарион и Брадор выдворяли из комнаты любопытных солдат. Затем они приготовили чашку с теплой едко пахнущей жидкостью. Сади поднял голову Закета и держал ее, а Полгара ложкой вливала лекарство в безвольно открытый рот.

Дверь тихонько отворилась, и вошла Андель, далазийская знахарка, женщина в зеленом плаще.

— Я пришла, как только услышала об этом, — сказала она. — Император серьезно болен?

Полгара мрачно посмотрела на нее.

— Закрой дверь, Андель, — тихо сказала она.

Целительница, бросив на нее странный взгляд, захлопнула дверь.

— Это настолько серьезно, моя госпожа?

Полгара кивнула.

— Его отравили, — сказала она. — И пока об этом никто не должен знать.

Андель расширила глаза от удивления.

— Чем я могу помочь? — спросила она, быстро подойдя к кровати.

— Боюсь, что ничем, — ответил Сади.

— Вы уже дали ему противоядие?

— Противоядия нет.

— Оно должно быть. Госпожа Полгара…

Полгара с грустью покачала головой.

— Тогда все пропало, — сказала женщина в капюшоне, в голосе ее слышались слезы.

Опустив голову, она повернулась спиной к постели, и Гарион услышал шепот, который, казалось, исходил из пространства над ней, — и, что любопытно, шептало сразу несколько голосов. Затем последовало долгое молчание, потом у изголовья кровати возникло мерцание. Когда оно рассеялось, там стояла Цирадис с завязанными глазами и протянутой вперед рукой.

— Этого не должно произойти, — произнесла она чистым звенящим голосом. — Используй свое мастерство, Полгара. Излечи его. Если он умрет, все пропало. Примени свою власть.

— Ничего не получится, Цирадис, — ответила Полгара, поставив чашку на стол. — Если яд проникает только в кровь, мне, как правило, удается очистить ее, к тому же у Сади полный короб противоядий. Но этот яд пропитывает каждую клеточку тела. Он умерщвляет не только кровь, но и кости, и ткани — его невозможно удалить.

Мерцающая фигура у изголовья в отчаянии заломила руки.

— Не может быть, — простонала Цирадис, — ты использовала все — даже наилучшее средство?

Полгара вскинула голову.

— Наилучшее средство? Универсальное лекарство? Я не знаю такого.

— Но оно существует, Полгара. Я не знаю ни его происхождения, ни его состава, но уже несколько лет я ощущаю влияние его мягкой силы.

Полгара взглянула на Андель, но та беспомощно покачала головой.

— Я не знаю такого снадобья, моя госпожа.

— Подумай, Цирадис, — настаивала Полгара. — Все, что ты вспомнишь, может оказаться полезным.

Пророчица слегка дотронулась пальцами до виска.

— Оно появилось недавно. — Она, казалось, разговаривала сама с собой. — Меньше двадцати лет назад, по-моему, это какой-то диковинный цветок.

— Тогда это безнадежно, — сказал Сади, — в мире существуют миллионы разных цветов. — Он встал и подошел к Белгарату. — Мне кажется, нам бы следовало поскорее отсюда исчезнуть, — прошептал он. — Услышав слово «яд», люди сразу же начнут искать отравителей. По-моему, мы сейчас подвергаемся большой опасности.

— Ты можешь вспомнить еще что-нибудь, Цирадис? — настойчиво спрашивала Полгара. — Хотя бы смутно?

Пророчица задумалась, лицо ее напряглось, она пыталась воссоздать свое странное видение. Наконец женщина беспомощно опустила плечи.

— Ничего, — сказала она. — Только женское лицо.

— Опиши его.

— Она высокая, — ответила пророчица. — Волосы ее темны, а кожа бела, как мрамор. Ее муж много времени отдает лошадям.

— Адара! — воскликнул Гарион, живо представив себе прекрасное лицо кузины. Полгара щелкнула пальцами.

— Роза Адары! — Затем она нахмурилась. — Несколько лет назад я очень внимательно изучила этот цветок, — сказала она. — Ты абсолютно уверена? В нем есть какие-то необычные вещества, но ни в одном из них я не обнаружила никаких особых лечебных свойств — ни в эссенциях, ни в порошках.

Цирадис сосредоточенно думала.

— Можно ли достичь исцеления с помощью запаха, госпожа Полгара?

Полузакрыв глаза, Полгара задумалась.

— Некоторые лекарства получают в виде ингаляции, — с сомнением произнесла она, — но…

— Против некоторых ядов можно действовать подобным образом, — вмешался Сади. — Пары проникают в легкие, а оттуда — в сердце. Затем кровь разносит их по всему телу. Очень может быть, что это — единственный способ нейтрализовать талот.

Лицо Белгарата было полно решимости.

— Ну, что, Полгара? — спросил он.

— Стоит попробовать, отец, — ответила она. — У меня есть несколько цветков. Засушенных, правда, но может быть, что-нибудь получится!

— А семена?

— Да, немного.

— Семена? — воскликнула Андель. — Прежде чем куст вырастет и зацветет, Каль Закет уже полгода будет в могиле.

Старик лукаво усмехнулся.

— Не совсем так, — сказал он, подмигнув Полгаре. — Я умею обходиться с растениями. Мне понадобится немного земли и несколько коробок или кадок.

Сади подошел к двери и переговорил с охранниками. Те выглядели озадаченно, но, услышав короткий приказ Андели, засуетились.

— Как возник этот странный цветок, госпожа Полгара? — с любопытством спросила Цирадис. — Почему вы с ним так хорошо знакомы?

— Его сделал Гарион. — Полгара пожала плечами, задумчиво глядя на узкую постель Закета. — Наверное, нам нужно отодвинуть кровать от стены, отец, — сказала она. — Я хочу окружить ее цветами.

— Сделал? — воскликнула пророчица. Полгара кивнула.

— Ну, скажем, создал, — рассеянно произнесла она. — Как ты думаешь, отец, здесь им хватит тепла? Нам понадобятся крупные цветы, а это растение даже при самых хороших условиях несколько чахловато.

— Я сделал все, что мог, — возразил Гарион.

— Создал? — благоговейно переспросила Цирадис и почтительно поклонилась Гариону.

В комнату доставили кадки с полузамерзшей землей; их расставили вокруг кровати больного императора, землю полили теплой водой. Полгара вынула из полотняного мешка маленькую кожаную сумочку, достала щепотку крошечных семян и осторожно посеяла их в землю.

— Хорошо, — сказал Белгарат, засучив рукава, — теперь отойди. — Он наклонился и потрогал почву в одной из кадок. — Ты была права, Полгара, — пробормотал он. — Немножко холодновата.

Он слегка нахмурился, и Гарион увидел, как губы его зашевелились. Волшебник послал волну энергии, и от сырой земли в кадках пошел пар.

— Вот так-то лучше, — сказал он. Затем простер руки над узкой кроватью и кадками.

И снова Гарион почувствовал его энергию и услышал шепот.

Сначала, казалось, ничего не произошло, но затем из сырой земли появились крошечные зеленые ростки. Наблюдая за тем, как эти маленькие листочки росли и разворачивались, Гарион вспомнил, что он уже однажды видел, как Белгарат сотворил такое же чудо. Он будто бы снова очутился там, перед дворцом короля Кородуллина в Bo-Мимбре, и увидел, как яблоневая веточка, воткнутая старым волшебником между двумя камнями, которыми был вымощен двор, растет и превращается в развесистое дерево. Он сделал это, чтобы доказать скептику Мандореллену, что он действительно был тем, за кого себя выдавал.

Бледно-зеленые листья потемнели, а росточки и веточки превратились в кусты.

— Пускай они обовьются вокруг постели, отец, — сказала Полгара. — На вьющихся растениях больше цветов, а мне их нужно очень много.

Белгарат с шумом выдохнул и бросил на нее многозначительный взгляд.

— Хорошо, — произнес он наконец. — Они должны виться? Пожалуйста.

— Это не слишком сложно? — заботливо спросила она.

Он сжал губы, но не ответил. При этом Белгарат покрылся потом. Длинные побеги начали извиваться, как зеленые змеи, опутывая ножки императорской кровати и карабкаясь вверх. Добравшись до матраса, они на минуту остановились, пока Белгарат переводил дыхание.

— Ух! Это труднее, чем кажется, — сказал он. Затем снова сосредоточился, и ветви быстро обвили кровать и неподвижное тело императора, так что только его пепельно-серое лицо оставалось открытым. — Ну все, хватит, — скомандовал Белгарат растениям. — Теперь вам пора зацвести.

Снова возникла волна энергии, сопровождаемая странным звенящим звуком.

Кончики всех побегов набухли, а затем почки начали раскрываться; маленькие нежно-лиловые цветы робко распускались, наполняя комнату нежным ароматом. Гарион полной грудью вдохнул тонкий запах. И почему-то сразу же почувствовал себя очень хорошо — все беды и заботы последних месяцев покинули его.

Безжизненное лицо Закета слегка передернулось, он задышал, затем глубоко вздохнул. Полгара дотронулась пальцами до его шеи.

— Кажется, подействовало, отец, — сказала она. — Сердце бьется не так тяжело, и дышит он свободнее.

— Очень хорошо, — ответил Белгарат. — Было бы обидно проделать все это впустую.

Наконец император открыл глаза. Светящаяся фигура Цирадис в беспокойстве склонилась над ним. Увидев ее, он улыбнулся, и в ответ ее бледное лицо озарилось робкой улыбкой. Закет еще раз вздохнул и закрыл глаза. Гарион наклонился к нему, чтобы убедиться: да, тот дышал ровно. Когда он выпрямился, келльская пророчица уже исчезла.

 

Глава 4

В эту ночь с озера подул теплый ветер, и мокрый снег, плотным одеялом укутавший Рэк-Хаггу и окрестности, превратился в грязное, слякотное месиво. Под тяжестью набухших комьев прогибались ветви деревьев в маленьком саду перед окном гостиной, снежные пласты то и дело скатывались с крыши. Гарион и Шелк сидели у окна в комнате с розовой мебелью, смотрели в сад и вели неторопливую беседу.

— Мы бы знали гораздо больше, если бы нам удалось связаться с Ярблеком, — говорил Шелк. Он снова облачился в жемчужно-серый камзол и черные панталоны, которые были его излюбленной одеждой в те годы, когда они еще не отправились в путешествие: правда, теперь на нем было меньше дорогих колец и украшений, ранее подчеркивавших его богатство.

— Разве он не в Гар-ог-Надраке? — спросил Гарион. Сняв на время удобную походную одежду, он носил теперь расшитый серебром голубой костюм.

— Трудно сказать, где точно находится Ярблек в данный момент, Гарион. Он постоянно в пути. Но, находясь в любом месте, непременно получает известия от наших людей в Мал-Зэте, Мельсене и Мейг-Ренне. Что бы там ни было на уме у Менха, я уверен, что наши агенты собрали о нем всю возможную информацию и послали Ярблеку. И сейчас мой неказистый на вид партнер, возможно, знает о Менхе больше, чем секретная полиция Брадора.

— Я не хочу уходить от дела, Шелк. Нас должна беспокоить Зандрамас, а не Менх.

— Демоны должны беспокоить каждого, — спокойно ответил Шелк, — но в любом случае нам надо прежде всего попасть в Маллорею, а значит, мы должны убедить Закета в том, что это серьезно. Он вообще-то слушал вас, когда вы ему рассказывали о Менхе?

— Я не уверен, что он вообще понял, о чем идет речь. Он был не в своем уме.

Шелк хмыкнул.

— Когда он проснется, попытаемся еще раз. — Он лукаво усмехнулся. — Мне часто удавалось договариваться с больными людьми.

— Ты не считаешь, что это несколько… гм-гм… предосудительно ?

— Конечно, но важен результат.

Немного позже Гарион и его друг остановились у комнаты императора, под предлогом того, что хотели осведомиться о его здоровье. Полгара и Сади сидели по обе стороны кровати, а Андель скромно примостилась в углу. Розы, накануне обвившие кровать, были убраны, но комнату по-прежнему наполнял аромат маленьких сиреневых цветов. Больной полусидел в подушках, но когда Шелк и Гарион вошли в комнату, глаза его были закрыты. В ногах императора, довольно мурлыкая, лежала кошка.

— Как он себя чувствует? — тихо спросил Гарион.

— Несколько раз просыпался, — ответил Сади. — В его конечностях еще остались следы талота, но он, по всей видимости, рассасывается. — Евнух с любопытством теребил маленький сиреневый цветок. — Интересно, будет ли эффект, если из них выжать сок или получить эссенцию, — задумчиво пробормотал он, — или, скажем, масло. Хорошо бы использовать духи, предохраняющие от любого яда. — Он наморщил лоб. — И еще бы знать, действует ли он против змеиных укусов.

— Дай Зит кого-нибудь укусить, — предложил Шелк. — И проверь.

— Вы сами не желаете попробовать, принц Хелдар?

— Ах нет, Сади, — отказался Шелк. — Но все равно, спасибо за предложение. — Он бросил взгляд в угол, где лежал красный короб. — Кстати, он заперт? — с беспокойством спросил он.

— Зит спит, — ответил Сади. — Она любит подремать после завтрака.

Гарион взглянул на погруженного в сон императора.

— Он вообще-то в состоянии нормально общаться, я имею в виду, когда проснется?

— По-моему, разум его просветляется, — ответила Полгара.

— Истерия и горячка — это симптомы действия талота, — сказал Сади. — Способность ясно мыслить — наверняка знак того, что он выздоравливает.

— Это вы, Белгарион? — тихим шепотом спросил Закет, не открывая глаз.

— Да, — ответил Гарион, — как вы себя чувствуете?

— Я очень слаб. В голове пусто, и каждый мускул ноет, как воспаленный зуб, а в остальном — все прекрасно.

Он открыл глаза и криво усмехнулся.

— Что случилось? У меня в голове все перепуталось.

Гарион бросил быстрый взгляд на Полгару, та в ответ кивнула.

— Вас отравили…

Закет выглядел удивленным.

— В таком случае не очень хорошим ядом, — произнес он.

— Одним из лучших, ваше императорское величество, — мягко возразил Сади. — Этот яд обычно смертелен.

— Значит, я умираю? — спросил Закет, и в его голосе послышалось нечто вроде удовлетворения, словно он был этому рад. — Ну, что же, — вздохнул он. — Это разрешит многие проблемы.

— Мне очень жаль, ваше величество, — с насмешливым сожалением произнес Шелк, — но я думаю, вы будете жить. Белгарат время от времени вмешивается в естественный ход событий. Эта вредная привычка у него еще с юности, но должны же быть у человека какие-то недостатки.

Закет слабо улыбнулся.

— Вы все шутите, принц Хелдар.

— Если уж вам так хочется умереть, — добавил Шелк, — мы всегда можем разбудить Зит. Один ее укус — и вечный покой вам почти гарантирован.

— Зит?

— Любимица Сади — маленькая зеленая змея. Укусив вас, она может свернуться клубочком у вашего уха, и вы отправитесь в иной мир под ее мурлыканье.

Закет вздохнул, веки его снова опустились.

— А теперь ему лучше уснуть, — тихо сказала Полгара.

— Пока не получается, госпожа Полгара, — отозвался император. — Я так долго отгонял от себя дрему и сны, которые она приносит, что теперь они не хотят возвращаться.

— Вы должны уснуть, Каль Закет, — сказала Андель. — Дурные сны можно прогнать, а здоровый сон — лучший целитель.

Закет вздохнул и покачал головой.

— Боюсь, что прогнать эти сны тебе не под силу, Андель. — Он нахмурился. — Сади, от того яда, который мне дали, могут возникнуть галлюцинации?

— Возможно, — согласился евнух. — Какие же ужасы вам привиделись?

— Это были не ужасы, — ответил Закет. — Мне почудилось, что я вижу лицо молодой женщины. Глаза ее завязаны лентой. И странно, при взгляде на ее лицо меня охватывало состояние покоя.

— Тогда это не галлюцинация, Каль Закет, — откликнулась Андель.

— И кто же тогда это необычное слепое дитя?

— Моя госпожа, — с гордостью сказала Андель. — В этот страшный час вам явилось лицо Цирадис, келльской предсказательницы, от решений которой зависит судьба всего мира, а также всех других миров.

— Такая большая ответственность лежит на таких хрупких плечах? — спросил Закет.

— Такова ее миссия, — просто сказала Андель.

Больной, казалось, снова впал в дремоту, губ его коснулась смутная улыбка. Затем он снова открыл глаза — на сей раз они выглядели гораздо живее.

— Я уже излечился, Сади? — спросил он бритоголового евнуха. — С твоим великолепным найсанским ядом уже покончено?

Сади рассудительно ответил:

— Я бы не сказал, что вы уже окончательно выздоровели, ваше величество, но непосредственная опасность миновала.

— Это хорошо, — сказал Закет и, помогая себе локтями, попытался сесть на кровати. Гарион пришел ему на помощь. — А тот мошенник, который меня отравил, уже задержан?

Сади покачал головой.

— Нет, насколько мне известно…

— Тогда это мое первое распоряжение. Данный яд хорошо известен в Хтол-Мургосе?

Сади нахмурился.

— Законы мургов запрещают яд и наркотики, ваше величество, хотя дагашским наемным убийцам талот должен быть известен.

— Значит, ты думаешь, что мой отравитель — дагаш?

Сади пожал плечами.

— Большинство политических убийств в Хтол-Мургосе совершают дагаши. Они исполнительны и надежны.

Закет полузакрыл глаза, задумавшись.

— Тогда это прямое указание на Ургита. Услуги дагашей дороги, а Ургит имеет доступ к королевской казне.

Шелк поморщился.

— Нет, — заявил он. — Ургит на это не пойдет. Нож под лопатку — возможно, но не яд.

— Почему вы так уверены, Хелдар?

— Я знаю его, — немного поколебавшись, ответил Шелк. — Он слаб и трусоват, но отравления — не по его части. Это недостойный способ разрешения политических противоречий.

— Принц Хелдар! — с укором воскликнул Сади.

— Везде, кроме Найса, конечно, — согласился Шелк. — Всегда надо учитывать особенности местных обычаев. — Он потрогал свой длинный острый нос. — Согласен, Ургит не стал бы огорчаться, если б в одно прекрасное утро вас нашли мертвым, — обратился он к маллорейскому императору, — но что-то уж слишком хорошо все сходится. Если бы ваши генералы решили, что это Ургит организовал ваше убийство, они бы остались здесь еще на несколько веков, чтобы стереть все в Стране мургов с лица земли, не так ли?

— Да, полагаю, что это так, — произнес Закет.

— Кто выигрывает, устранив вас и получив гарантию того, что ваша армия не вернется в Маллорею в обозримом будущем? В любом случае не Ургит. Скорее всего это нужно кому-то в Маллорее, тому, кто мечтает о свободе действий. — Шелк расправил плечи. — Разрешите нам с Лизелль кое-что разнюхать, прежде чем прийти к окончательному выводу. То, что сразу бросается в глаза, всегда казалось мне подозрительным.

— Все это очень хорошо, Хелдар, — раздраженно произнес Закет, — но откуда почерпнуть уверенность в том, что к моей еде снова не будет добавлена порция экзотической приправы?

— Рядом с вами — величайший повар в мире, — сказал человек с крысиным лицом, широким жестом указывая на Полгару. — И даю вам полную гарантию, что она вас не отравит. Эта женщина, конечно, может превратить вас в редиску, если ее обидеть, но травить — нет, никогда.

— Ладно, Шелк, хватит, — сказала Полгара.

— Я только лишь воздаю должное твоим удивительным талантам, Полгара.

В ее взгляде чувствовалось неодобрение.

— Кажется, мне самое время уйти, — обратился Шелк к Гариону.

— Мудрое решение, — ответил тот. Маленький человечек повернулся и быстро вышел из комнаты.

— Он в действительности так хорош, как кажется? — с любопытством спросил Закет.

Полгара кивнула.

— Они вдвоем, Хелдар и Лизелль, могут разузнать обо всем на свете. Шелку не всегда это нравится, но они вполне сработавшаяся команда. А теперь, ваше величество, что бы вы хотели на завтрак?

В углу тем временем происходило нечто любопытное. На протяжении всего разговора до Гариона доносилось легкое сонливое урчание, раздававшееся из глиняного кувшинчика для Зит. Или змея просто наслаждалась жизнью, или это их общая змеиная манера урчать во время сна. Беременная полосатая кошка Закета, привлеченная этим звуком, соскочила с кровати и вразвалку направилась к домику Зит. Машинально, очевидно, сама того не осознавая, она в ответ на урчание, доносившееся из кувшинчика, громко замурлыкала. Обнюхав горлышко, кошка осторожно потрогала кувшинчик своей мягкой лапой. Оба животных продолжали мурлыкать дуэтом.

И тут, возможно, потому что Сади не закупорил его как следует, а может, потому что змейка давно уже научилась открывать парадную дверь своего жилища этим нехитрым способом, она легким толчком головы выбила пробку. Кошка теперь явно сгорала от любопытства. Некоторое время Зит не показывалась, робко притаившись на дне кувшинчика и продолжая мурлыкать. Затем змейка осторожно высунула голову и продемонстрировала свой раздвоенный язык.

Кошка подпрыгнула вверх на три фута, изумленно взвизгнув. Зит тут же снова укрылась в своем домике, хотя и продолжала урчать.

Осторожно, крадучись, но все же не остыв от любопытства, кошка снова подошла к кувшинчику.

— Сади, — с волнением в голосе произнес Закет.

— Пока опасности нет, ваше величество, — заверил его Сади. — Если она мурлычет, то не укусит.

Маленькая зеленая змея снова высунула голову из горлышка. На этот раз кошка лишь слегка отпрянула. Затем любопытство взяло верх над врожденным отвращением к пресмыкающимся, и кошка медленно двинулась вперед. Коснувшись друг друга, обе слегка вздрогнули. Затем осторожно обнюхали друг друга, кошка — носом, а змея — языком. Теперь обе громко мурлыкали.

— Невероятно, — прошептал Сади. — По-моему, они подружились.

— Сади, пожалуйста, — жалобно произнес Закет. — Не знаю, как ты относишься к своей змее, но я свою кошку очень люблю, к тому же она скоро станет матерью.

— Я поговорю с ними, ваше величество, — заверил его Сади. — Не знаю, послушают ли они меня, но я обязательно с ними поговорю.

Белгарат ушел в библиотеку, и Гарион, заглянув туда несколько позже, застал его за изучением карты северной Маллореи.

— А, — произнес он, взглянув на входящего Гариона, — вот и ты. Я уже хотел послать за тобой. Подойди сюда и посмотри.

Гарион подошел к столу.

— Ты знаешь, появление Менха может быть нам на руку,

— Не совсем понимаю, дедушка.

— Зандрамас ведь здесь, в Ашабе, так? — Белгарат ткнул пальцем в цепь Карандийских гор.

— Да, — ответил Гарион.

— А Менх движется из Калиды на юго-запад вот так. — Старик снова провел пальцем по карте.

— Так утверждает Брадор.

— Он отрезал Зандрамас от всего континента, Гарион. Здесь, в Хтол-Мургосе, она старается избегать населенных территорий. И вряд ли изменит этой привычке, попав в Маллорею. На юге от Маллореи, в Мал-Яске, будет Урвон, а пустыни на севере практически непроходимы, хотя сейчас уже почти лето.

— Лето?

— Да, в северном полушарии.

— Ах да, я все время забываю. — Гарион вскользь бросил взгляд на карту. — Дедушка, ведь мы же понятия не имеем, где находится Место, которого больше нет. Когда Зандрамас выйдет из Ашабы, она может двинуться в любом направлении.

Белгарат, прищурясь, тоже взглянул на карту.

— Не согласен, Гарион. В свете всего, что случилось в Маллорее, к тому же теперь она знает, что мы ее преследуем. Мне кажется, она просто должна попытаться вернуться в Даршиву — оплот своей власти. Ее преследуют со всех сторон, и она нуждается в поддержке.

— Уж нас она, конечно, не очень-то опасается, — угрюмо произнес Гарион. — Мы даже не можем выбраться из Хтол-Мургоса.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты должен убедить Закета, что для нас жизненно необходимо уехать отсюда и как можно быстрее попасть в Маллорею. Сделай все, что можешь, Гарион. Очень много поставлено на карту.

— Почему я? — не подумав, спросил Гарион. Белгарат пристально посмотрел на него.

— Извини, — пробормотал Гарион. — Забудь, что я это сказал.

— Хорошо, все в порядке.

К вечеру того же дня кошка Закета произвела на свет семерых здоровых котят, и Зит взяла их под свою охрану, отпугивая всех окружающих шипением. Как ни странно, единственной, кого маленькая защитница подпустила к новорожденным, была Бархотка.

В последующие дни попытки Гариона направить разговор с выздоравливающим императором в нужное русло и убедить его в необходимости возвращения в Маллорею не имели успеха. Закет обычно ссылался на не проходящую после отравления слабость, хотя Гарион подозревал, что это всего лишь отговорка, поскольку на все остальные занятия императору с избытком хватало сил, и только когда Гарион намеревался поговорить с ним о путешествий, тот оказывался утомленным.

Однако вечером четвертого дня он решил еще раз попробовать договориться, прежде чем переходить к прямым действиям. Он застал Закета сидящим рядом с кроватью на стуле с книгой в руках. Темные круги под глазами исчезли, дрожание полностью прекратилось, и он выглядел очень бодрым.

— А, Белгарион, — произнес он почти весело, — как мило, что вы заглянули.

— Я думал, что мой приход снова вернет вам сон, — ответил Гарион с подчеркнутым сарказмом.

— Это так бросается в глаза? — спросил Закет.

— По правде говоря, да. Каждый раз, когда я произношу слова «корабль» и «Маллорея», вы закрываете глаза. Закет, нам нужно об этом поговорить, и время не терпит.

Закет провел рукой по глазам, демонстрируя усталость.

— Тогда разрешите мне выразиться по-другому, — настаивал Гарион. — Белгарат начинает нервничать. Я пытаюсь вести наши разговоры в рамках приличий, но, если он вмешается, они наверняка станут неприятными — и очень скоро.

Закет опустил руку и прищурился.

— Это слегка похоже на угрозу, Белгарион.

— Нет, — возразил Гарион. — Это только дружеский совет. Если вы хотите остаться в Хтол-Мургосе, это ваше дело, но мы должны поехать в Маллорею — и немедленно.

— А если я решу не отпускать вас?

— Не отпускать? — Гарион рассмеялся. — Закет, вы разве выросли в другом мире? Вы хоть отдаленно представляете себе, о чем говорите?

— Закончим на этом наш разговор, Белгарион, — холодно бросил император. Резко встав, он повернулся к кровати. Как всегда, кошка перенесла свое маленькое мяукающее потомство на его одеяло, а сама пошла подремать в свою коробку. Император раздраженно поглядел на меховой островок на своей постели. — Я разрешил вам удалиться, Белгарион, — кинул он через плечо. Затем протянул руку, чтобы взять сбившихся в кучу котят.

Из-под кошачьей шубки высунулась Зит, взвилась в воздух, пронзила его ледяным взглядом и угрожающе зашипела.

— Зубы Торака! — вскричал разгневанный император, отдергивая руку. — Это уже слишком! Иди скажи Сади, чтобы он немедленно убрал свою проклятую змею из моей комнаты!

— Он уже четыре раза это делал, Закет, — мягко произнес Гарион. — Но она каждый раз приползает обратно. — Спрятав улыбку, он добавил: — Может быть, вы ей понравились?

— Вы шутите со мной?

— Я?

— Уберите отсюда змею.

Гарион заложил руки за спину.

— Только не я, Закет.

Я схожу за Сади.

Однако когда он вышел из комнаты, ему на глаза попалась Бархотка, с загадочной улыбкой на лице направляющаяся к покоям императора.

— Как думаешь, ты можешь заставить Зит уползти? — спросил ее Гарион. — Она там, на постели Закета, с этими котятами.

— Ты сам можешь это сделать, Белгарион, — ответила белокурая девушка, улыбнувшись и показывая очаровательные ямочки на щеках. — Она тебе доверяет.

— Я думаю, мне лучше не стоит этого делать.

Вдвоем они вернулись в спальню императора.

— Ваше высочество, — приветствовал девушку Закет, церемонно наклонив голову. Она ответила реверансом.

— Ваше величество.

— Вы можете разобраться вот с этим? — спросил он, указывая на живой комочек меха, из которого все еще высовывалась змея, напряженно глядя на присутствующих.

— Конечно, ваше величество. — Она подошла к кровати, и змея беспокойно задвигала языком. — Ах, Зит, прекрати, хватит, — пожурила ее белокурая девушка. Затем она подняла подол юбки и одного за другим разместила котят в этой самодельной корзине. Последней она подняла с кровати Зит и положила ее на середину. Прошла по комнате в угол и осторожно положила их всех в коробку рядом с матерью, которая, приоткрыв желтый глаз, подвинулась, уступая место котятам и их ярко-зеленой няньке, а затем снова погрузилась в сон.

— Ну, разве они не прелесть? — нежно прошептала Бархотка. И снова повернулась к Закету. — Да, кстати, ваше величество, нам с Хелдаром удалось выяснить, кто вас отравил.

— Что?

Она кивнула.

— Для нас это явилось неожиданностью.

Взгляд императора сделался напряженным.

— Вы уверены?

— Настолько, насколько можно быть уверенным в подобных случаях. При отравлении редко находятся прямые свидетели, но он в определенное время находился на кухне и уехал сразу же после того, как вы заболели, и нам известна его репутация. — Бархотка улыбнулась Гариону. — Ты заметил, как хорошо всегда запоминается человек с белыми глазами?

— Нарадас?! — воскликнул Гарион.

— Удивительно, правда?

— Кто такой Нарадас? — спросил Закет.

— Он работает на Зандрамас, — ответил Гарион и нахмурился. — Какая-то бессмыслица, Бархотка. Зачем Зандрамас его убивать? Разве ей не нужно, чтобы он был жив?

Она развела руками.

— Не знаю, Белгарион, во всяком случае, пока не знаю.

— Бархотка? — в замешательстве спросил Закет На ее щеках снова появились ямочки.

— Глупо, правда? — рассмеялась она. — Хотя, я думаю, что простое обращение — способ выразить свои нежные чувства. Однако Белгарион задал вопрос по существу. Как вы думаете, какая у Зандрамас причина вас убивать?

— Пока не знаю, но мы добьемся у нее ответа на этот вопрос, когда я ее поймаю — а я уж постараюсь это сделать, — даже если мне придется камня на камне не оставить от Хтол-Мургоса.

— Ее здесь нет, — рассеянно произнес Гарион, все еще пытаясь осмыслить эту новость. — Она в Ашабе, в доме Торака.

Закет хитро прищурился.

— Не слишком ли все сходится, Белгарион? — спросил он. — Меня случайно отравляют сразу же после вашего приезда. Белгарат случайно меня излечивает. Хелдар и Лизелль случайно обнаруживают отравителя, случайно выясняется, что он работает на Зандрамас, которая случайно находится в Ашабе, а Ашаба — в Маллорее, там, куда вы по случайному совпадению так стремитесь попасть. Поразительные совпадения, вам не кажется?

— Закет, вы меня утомляете, — раздраженно произнес Гарион. — Если я приду к заключению, что мне нужен корабль, чтобы попасть в Маллорею, я его возьму. И если до сих пор не сделал этого, причиной тому — всего лишь хорошие манеры, которые мне привила госпожа Полгара еще в детстве.

— А как вы собираетесь выбраться из этого дома? — рявкнул Закет, тоже начиная выходить из себя.

Это было последней каплей. Гарион не мог побороть охвативший его приступ ярости. Это был результат множества задержек, больших и малых препон и препятствий, уже год постоянно встающих у него на пути. Он протянул руку к поясу, вынул из ножен железный меч и снял кожаный чехол с его рукояти. Держа перед собой оружие, он направил энергию на Шар. Меч засветился голубым пламенем.

— Как я собираюсь выбраться из этого дома? — крикнул Гарион пораженному императору. — С помощью вот этого ключа. Он действует приблизительно так. — Выпрямив руку, он направил горящий меч на дверь и приказал: — Круши!

Ярость Гариона была неуправляемой и мощной.

Он собирался уничтожить только дверь — ну и часть дверной рамы, — чтобы Закет увидел, насколько его волнует исход их беседы. Однако реакция Шара, разбуженного наплывом его злой воли, оказалась слишком сильной. Дверь разлетелась на щепки, которые выбросило в коридор. Рама тоже раскололась. Однако ломать стену Гарион не намеревался.

Трясущийся, с побледневшим лицом, Закет неуверенным шагом отступил назад, глядя на внезапно открывшийся взгляду вестибюль и груду камней — камней, которые минуту назад были прочной, в два фута толщиной стеной его спальни.

— О боги, — тихо произнесла Бархотка.

Сознавая, что все это глупо и мелодраматично, но все еще не в силах побороть клокочущую в нем ярость, Гарион схватил левой рукой ошарашенного императора, а правой размахивая мечом.

— А теперь пойдемте потолкуем с Белгаратом, — заявил он. — Если вы дадите мне обещание не звать на помощь солдат на каждом повороте, то мы пойдем по коридорам. Иначе мы выберем более короткий путь — прямо по дому. Ведь библиотека где-то в этой стороне, так? — Он указал мечом на одну из сохранившихся стен.

— Белгарион, право же, нельзя так себя вести, — мягко упрекнула его Бархотка. — Каль Закет очень гостеприимный хозяин, и теперь, когда все понял, он будет счастлив нам помочь, не так ли, ваше величество? — Она одарила императора лучезарной улыбкой. — Мы не будем выводить из себя короля Ривского, правда? Кругом так много всяких хрупких вещей — окна, стены, дома, город Рэк-Хагга и все такое.

Они вновь застали Белгарата в библиотеке. Он читал небольшой манускрипт, рядом с ним стоял высокий кубок.

— Есть новости, — бросил Гарион, входя в комнату.

— Да?

— Бархотка рассказала нам, что они с Шелком обнаружили, что Закета отравил Нарадас.

— Нарадас? — удивился старик. — Вот это новость!

— Что ей нужно, дедушка, я имею в виду Зандрамас?

— Точно не знаю. — Белгарат посмотрел на Закета. — Кто выиграет от того, что вы уснете вечным сном?

Закет пожал плечами.

— У меня есть несколько дальних родственников — в основном на Мельсенских островах и в Селанте. Линию родства проследить довольно трудно.

— Может быть, это у нее на уме, Белгарат, — посерьезнев, произнесла Бархотка. — Если пророчества гролимов, найденные вами в Рэк-Урге, говорят правду, во время заключительной встречи при ней должен быть ангараканский король. Для Зандрамас больше подошел бы послушный человек, чем такого нрава, как его величество, — какой-нибудь четвероюродный или пятиюродный брат, которого не смогли бы короновать, помазать и объявить королем. Она бы отдала приказ гролимам не спускать с него глаз и доставить его к ней в нужный момент.

— Да, это возможно, — согласился волшебник. — Хотя дело, наверное, не только в этом. Зандрамас никогда раньше не действовала так откровенно.

— Надеюсь, всем вам понятно, что я не имею ни малейшего представления, о чем вы сейчас говорите, — раздраженно вмешался Закет.

— Что ему об этом известно? — спросил Белгарат Гариона.

— Не очень много, дедушка.

— Хорошо. Возможно, если ввести его в курс происходящего, с ним легче будет поладить. — Он обратился к маллорейскому императору: — Вы когда-нибудь слышали о Мринских рукописях? — спросил он.

— Я слышал, что их написал сумасшедший, как и большинство других так называемых пророчеств.

— А про Дитя Света и Дитя Тьмы?

— Обыкновенная тарабарщина религиозных фанатиков.

— Закет, вы должны хотя бы во что-нибудь поверить. Иначе вам будет очень трудно понять, о чем идет речь.

— Можете вы на время примириться с моим скептицизмом? — возразил Закет.

— Договорились. Ну ладно, сейчас я буду говорить о сложных вещах, поэтому соберитесь, слушайте внимательно и, если чего-нибудь не поймете, прервите меня.

Старик вкратце рассказал древнюю историю о катастрофе, предшествовавшей началу мира, о двух возможных путях развития и о двух видах сознания, присущих этим путям.

— Прекрасно, — сказал Закет. — Пока что это обычная теология. Я с самого детства слышу, как гролимы проповедуют подобную чушь.

Белгарат кивнул.

— Я хотел начать с общих положений. — Затем он продолжил рассказ о событиях, происшедших за время между расколом мира и битвой при Во-Мимбре.

— У нас несколько иная точка зрения, — пробормотал Закет.

— Надо думать, — согласился Белгарат. — Итак, между Bo-Мимбром и кражей Шара Зедаром-Отступником прошло пять столетий.

— Возвращением, — поправил Закет. — Шар украл из Хтол-Мишрака Рива Железная Хватка и… — Он запнулся и с удивлением уставился на старика.

— Да, — сказал Белгарат. — Я тоже там был за две тысячи лет до того, как Торак в первый раз украл Шар у моего хозяина.

— Я еще не оправился от болезни, Белгарат, — слабым голосом произнес император, откидываясь на спинку стула. — Мои нервы не готовы к подобным потрясениям.

Белгарат озадаченно поглядел на него.

— Их величества немного поспорили, — объяснила Бархотка. — Король Белгарион продемонстрировал императору те пламенные возможности, которыми обладает меч ривского короля. На императора это произвело впечатление. Равно как и на всех, кто в это время находился рядом.

Белгарат строго взглянул на Гариона.

— Опять играем? — спросил он.

Гарион попытался возразить, но сказать ему было нечего.

— Ну ладно, поехали дальше, — продолжал Белгарат. — То, что произошло с появлением здесь Гариона, — история недавняя, и вы наверняка с ней знакомы.

— Гариона? — спросил Закет.

— Это более простая и широко употребимая форма. «Белгарион» звучит несколько вычурно, вы не находите?

— Не больше, чем Белгарат.

— Я ношу имя «Белгарат» почти семь тысячелетий, Закет, и за это время оно немного пообтесалось и пообтерлось. А Гарион получил свое «Бель» всего двенадцать лет назад, и оно еще немного поскрипывает на резких поворотах.

Гарион почувствовал себя слегка обиженным.

— Ну ладно, — продолжал старик, — после смерти Торака Гарион и Сенедра поженились. Через год она родила сына. Внимание Гариона в то время привлек Медвежий культ. Кто-то попытался убить Сенедру, но убил ривского сенешаля.

— Я слышал об этом, — сказал Закет.

— В то время, когда он уничтожал этот культ — а это у него хорошо получается, если он захочет, кто-то проник в ривскую цитадель и похитил младенца, его сына и моего правнука.

— Не может быть! — воскликнул Закет.

— Да, так оно и было, — мрачно подтвердил Белгарат. — Мы подумали, что во всем виновен культ, и пошли на Реон в Драснии, где находился их штаб, но оказалось, что нас провели. Зандрамас похитила принца Гэрана и направила нас по ложному следу в Реон. Главой культа оказался Харакан, один из приспешников Урвона. Я не слишком быстро говорю?

Закет выглядел ошарашенным, глаза его расширились.

— Нет, — сказал он, натужно сглотнув, — Я успеваю следить.

— Осталось немного. Обнаружив свою ошибку, мы напали на след похитительницы. Мы знаем, что она направляется в Маллорею — в Место, которого больше нет. Там находится Сардион. Мы должны ее остановить или, по крайней мере, прибыть туда одновременно с ней. Цирадис полагает: когда все мы будем в этом Месте, которого больше нет, Дитя Света и Дитя Тьмы встретятся в одной из тех схваток, что происходят постоянно с незапамятных времен, — только эта станет последней. Она выберет одного из них, и с этим будет покончено.

— Кажется, я снова становлюсь скептиком, Белгарат, — сказал Закет. — Не думаете же вы, что я поверю, будто эти доисторические тени собираются прибыть в загадочное Место, чтобы вновь сразиться друг с другом.

— Почему вы думаете, что это тени? Духи, являющие собой суть двух возможных пророчеств, вселяются в живых людей и делают их своим орудием в этих схватках. В данный момент, например, Зандрамас — Дитя Тьмы. Раньше им был Торак, пока Гарион его не убил.

— А кто же Дитя Света?

— Я думал, это и так ясно.

Закет повернулся и недоверчиво поглядел в голубые глаза Гариона.

— Вы? — выдохнул он.

— Так говорят, — ответил Гарион.

 

Глава 5

Каль Закет, грозный император безграничной Маллореи, посмотрел сначала на Белгарата, затем снова на Гариона и наконец на Бархотку.

— Почему мне кажется, что я теряю контроль над тем, что происходит здесь? — спросил он. — Когда вы сюда прибыли, вы были в какой-то мере моими пленниками. Теперь некоторым образом я ваш пленник.

— Мы рассказали вам нечто такое, о чем вы раньше не знали, вот и все, — ответил ему Белгарат.

— Или нечто очень умно придуманное.

— Зачем нам это нужно?

— Я могу назвать несколько причин. Допустим, я поверю в вашу историю с похищением сына Белгариона, но разве вы не видите, как это сразу выдает ваши намерения? Вам нужна моя помощь, чтобы его найти. А всю эту мистическую чепуху и эту дикую историю о рождении Ургита вы могли выдумать, чтобы хитростью заставить меня прекратить кампанию здесь, в Хтол-Мургосе, и вернуться в Маллорею. Все, что вы говорите или замышляли по прибытии сюда, ведет именно к этой цели.

— Вы действительно полагаете, что мы на это способны? — спросил его Гарион.

— Белгарион, если бы у меня был сын и его кто-то похитил, я пошел бы на все, чтобы его вернуть. Я вам очень сочувствую, но у меня свои заботы, причем здесь, а не в Маллорее. Сожалею, но чем больше я об этом размышляю, тем меньше верю. Демоны? Пророчества? Магия? Бессмертные старики? Все это очень забавно, но я не верю ни единому слову.

— Даже тому, что вам Шар поведал про Ургита? — спросил Гарион.

— Пожалуйста, Белгарион, не надо со мной как с ребенком. — Губы Закета скривились в горделивой улыбке. — Вы не допускаете, что к тому времени яд уже успел проникнуть в мой мозг? И не допускаете ли вы, что, как и все другие шарлатаны, которыми кишат деревенские ярмарки, могли, используя таинственный свет и внушение, заставить меня увидеть все, что хотели мне показать?

— Чему же вы верите, Каль Закет? — спросила его Бархотка.

— Тому, что я могу увидеть и потрогать, и еще разным милым пустякам.

— Какой скептицизм, — прошептала она. — Значит, вы не допускаете необычных явлений.

— Нет, ничего такого я не приемлю.

— Даже необычайный дар келльской прорицательницы? Как вам известно, все было очень подробно задокументировано.

Он слегка нахмурился и признался:

— Да, это действительно так.

— Как можно задокументировать видение? — с любопытством спросил Гарион.

— Гролимы хотели дискредитировать прорицательницу, — ответил Закет. — Они решили, что проще всего проверить пророчество ходом истинных событий. И всем чиновникам дали приказ вести соответствующие записи. И не было случая, чтобы ее предсказания не сбылись.

— Значит, вы верите, что предсказательница обладает способностью знать истину о прошлом, настоящем и будущем? — настаивала Бархотка.

Закет поджал губы.

— Хорошо, ваше высочество, — с неохотой произнес он, — признаюсь, что предсказательница обладает определенными способностями, объяснение которым пока еще не найдено.

— Вы допускаете, что прорицательница может вам солгать?

— Умница, — одобрительно прошептал Белгарат.

— Нет, — ответил Закет, на мгновение задумавшись. — Прорицательницы не способны лгать. Их правдивость вошла в поговорку.

— В таком случае, — сказала она, улыбаясь, — все, что вам нужно сделать, чтобы выяснить, не лжем ли мы, — это послать за прорицательницей, так ведь?

— Лизелль, — возразил Гарион, — на это потребуются недели. Мы не можем так долго ждать.

— Нет, — сказала она, — я не думаю, что это займет так много времени. Если я не ошибаюсь, госпожа Полгара попросила Андель вызвать Цирадис, когда его величество лежал при смерти. Я уверена, что она согласится пророчествовать еще раз.

— Ну, Закет, — произнес Белгарат, — вы согласны верить словам Цирадис?

Император заморгал, ища какую-нибудь отговорку.

— Вы загнали меня в угол, — признался он и на минуту задумался. — Хорошо, Белгарат, — сказал он наконец. — Я признаю непогрешимость Цирадис, если вы сделаете то же самое.

— Договорились, — ответил Белгарат.

— Теперь давайте пошлем за Андель и приступим к делу.

Бархотка вышла в коридор поговорить с одним из охранников, всегда следовавших по пятам за императором. Закет тем временем откинулся на спинку стула.

— Не могу поверить, что я вообще собираюсь выяснять, правдивы ли те невероятные вещи, о которых вы мне рассказали.

Гарион и Белгарат, переглянувшись, рассмеялись.

— Что тут смешного, господа?

— Так, семейная шутка, Закет, — ответил ему Белгарат. — Мы с Гарионом обсуждаем возможное и невозможное с тех пор, как ему исполнилось девять лет. Тогда он был еще упрямее, чем вы сейчас.

— После того как проходит первый шок, гораздо легче становится изменить свою точку зрения, — добавил Гарион. — Это похоже на купание в ледяной воде. Когда окоченеешь, уже не так холодно.

В комнату вновь вошла Бархотка, следом за ней Андель с накидкой на голове.

— Насколько я припоминаю, ты сказала, что келльская прорицательница — твоя госпожа, Андель, — обратился к ней Закет.

— Да, ваше величество.

— Ты можешь ее вызвать?

— Ее образ, ваше величество, если это необходимо и если она согласится явиться.

— Я думаю, это необходимо, Андель. Белгарат рассказал мне нечто такое, чему я хочу найти подтверждение. Я знаю, что Цирадис говорит только правду. Белгарат же такой безупречной репутацией не пользуется. — Он покосился на старика. Тот усмехнулся в ответ и подмигнул.

— Я поговорю с моей госпожой, ваше величество, — сказала Андель, — и попрошу ее явить нам свой образ. Если она согласится, то я прошу вас задавать ваши вопросы очень быстро. Путешествие на другой конец света весьма утомительно, а здоровье у нее не такое уж крепкое.

Сказав это, далазийка почтительно опустилась на колени, склонив голову, и до Гариона снова донесся странный многоголосый шепот, за которым последовало молчание. В воздухе появилось мерцание. Когда оно рассеялось, присутствующим предстала Цирадис с накидкой на голове и завязанными глазами.

— Мы благодарим вас за то, что вы согласились прийти, — обратился к ней Закет с необычайным почтением в голосе. — Мои гости рассказали мне кое-что, чему я отказываюсь верить, но я согласился признать то, что вы подтвердите.

— Я сообщу тебе все, что в моих силах, Закет, — ответила она. — Кое-что скрыто от меня, а кое-что еще не обнаружено.

— Я понимаю, что ваши возможности ограничены, Цирадис. Белгарион утверждает, что в жилах Ургита, короля мургов, не течет кровь Таур-Ургаса. Это правда?

— Да, правда, — коротко ответила она. — Отцом короля Ургита был алориец.

— Кто-нибудь из сыновей Таур-Ургаса еще жив?

— Нет, Закет. Потомству Таур-Ургаса пришел конец двенадцать лет назад, когда его последнего сына задушили в подвале Рэк-Госку по приказанию Оскатата, сенешаля короля Ургита.

Закет печально вздохнул и покачал головой.

— Так вот, значит, каков был конец, — произнес он. — Последний потомок моего врага незаметно исчез с лица земли в темном подвале — так незаметно, что я не мог ни возрадоваться его исчезновению, ни предать проклятию тех, кто не дал мне с ним расправиться.

— Месть не приносит счастья, Закет.

— Последние тридцать лет я жил только мыслью о мести. — Он снова вздохнул, затем расправил плечи и продолжал: — Зандрамас в самом деле украла сына Белгариона?

— Да, и теперь они на пути в Место, которого больше нет.

— А где это?

Ее лицо окаменело.

— Этого я открыть не могу, — ответила она наконец, — но там находится Сардион.

— Ты можешь сказать, что такое Сардион?

— Это одна из половин разломанного камня.

— И он настолько значителен?

— Ни одна вещь в Ангараке не обладает большей ценностью. Все гролимы это знают. Урвон отдал бы за него все свое богатство. Зандрамас ради него отказалась от поклонения миллионов людей. Менх продал бы за него свою душу — он уже почти так и сделал, призвав демонов себе на помощь. Даже Агахак, иерарх Рэк-Урги, отказался бы от своей власти в Хтол-Мургосе, чтобы завладеть им.

— Как произошло, что такая бесценная вещь ускользнула от моего внимания?

— Твои глаза видят лишь земные дела, Закет. Сардион не принадлежит этому миру, так же как и другая половина этого камня.

— Другая половина?

— Та, которую ангараканцы называют Ктраг-Яской, а люди с востока — Шаром Алдура. Ктраг-Сардиус и Ктраг-Яска были разделены в момент рождения противоположных необходимостей.

Лицо Закета стало мертвенно-бледным, он крепко стиснул руки, чтобы они не дрожали.

— Значит, все это правда? — спросил он хриплым голосом.

— Все, Каль Закет, все,

— Даже то, что Белгарион и Зандрамас — Дитя Света и Дитя Тьмы?

— Да, это так.

Он приготовился задать ей еще вопрос, но прорицательница подняла руку.

— У меня мало времени, Закет, а я должна еще сообщить тебе нечто очень важное. Знай, что в жизни твоей наступило время принятия решения. Забудь жажду власти и стремление отомстить — это все детские забавы. Немедленно вернись в Мал-Зэт, чтобы подготовить себя к участию в предстоящей встрече.

— Себя, к участию? — Император был ошеломлен.

— Твое имя и твое предназначение начертаны на звездах.

— А в чем мое предназначение?

— Я скажу тебе, когда ты будешь готов осознать то, что тебе предстоит сделать. Прежде всего ты должен изгнать из своего сердца горечь и раскаяние, преследующие тебя.

Лицо его окаменело.

— Боюсь, что нет, Цирадис, — произнес он, вздохнув. — Ты просишь невозможного.

— Тогда ты обречен на смерть прежде, чем снова наступит зима. Подумай над тем, что я тебе сказала, и хорошо подумай, император Маллореи. Я скоро снова с тобой поговорю. — И она исчезла, скрывшись в сиянии.

Закет не мог оторвать глаз от пустого места, где она только что стояла. Лицо его было бледно, губы крепко сжаты.

— Ну как, Закет? Вы убедились? — спросил Белгарат.

Император поднялся со стула и заметался по комнате.

— Но это же полный абсурд! — внезапно вырвалось у него.

— Возможно, — спокойно ответил Белгарат, — но желание поверить в абсурд — признак веры. Может быть, вера — это и есть первый шаг в подготовке к тому, о чем упомянула Цирадис.

— Дело не в том, что я не хочу поверить, Белгарат, — произнес Закет смиренным голосом. — Просто я…

— Никто не говорил, что будет легко, — сказал ему старик. — Но вам и раньше приходилось справляться с трудностями, не так ли?

Закет опустился на стул, задумался.

— Но почему я? — жалобно произнес он. — Почему я должен в этом участвовать?

Гарион рассмеялся.

Закет смерил его долгим взглядом.

— Простите, — извинился Гарион. — Эту фразу — «почему я?» — впервые я произнес в четырнадцать лет. До сих пор никто не дал мне ясного ответа на мой вопрос, но через некоторое время я смирился.

— Не подумайте, что я пытаюсь уйти от ответственности, Белгарион. Я просто не верю, что могу помочь. Вы же собираетесь выследить Зандрамас, вернуть своего сына и уничтожить Сардион. Ведь так?

— Все несколько сложнее, — ответил ему Белгарат. — Уничтожение Сардиона повлечет за собой катаклизм.

— Я не совсем понимаю. Разве вы не можете просто взмахнуть рукой, чтобы он прекратил свое существование. Вы же, в конце концов, волшебник — по крайней мере, так говорят.

— Это запрещено, — задумчиво произнес Гарион. — Нельзя заставить вещи прекратить свое существование. Ктучик попытался это сделать и уничтожил сам себя.

Закет, нахмурившись, взглянул на Белгарата.

— Я думал, что вы его убили.

— Почти все так думают, — пожал плечами старик. — Это поддерживает мою репутацию, и я ни с кем не спорю. — Он потер мочку уха. — Нет, — сказал он, — по-моему, мы должны все тщательно продумать. Я абсолютно уверен, что Сардион можно уничтожить только в результате последней схватки, в которой встретятся Дитя Света и Дитя Тьмы. — Он замолчал, ему, похоже, что-то пришло в голову. — Кажется, Цирадис проговорилась и сообщила нечто лишнее. Она сказала, что все гролимское духовенство жаждет обладать Сардионом, а потом, перечисляя всех, назвала и Менха. Не значит ли это, что Менх тоже гролим? — Он взглянул на Андель. — С твоей госпожой это часто случается?

— Цирадис не может проговориться, святой Белгарат, — ответила знахарка. — Прорицательницы говорят не своим голосом, а голосом своего предвидения.

— В таком случае она хотела, чтобы мы знали, что Менх гролим или был им и что демонов он вызвал затем, чтобы они помогли ему в поисках Сардиона. Возможно, это демоны хотят через него завладеть Сардионом. Может быть, поэтому они так послушны ему. Демоны сами по себе — вещь неприятная, но если Сардион обладает такой же властью, как и Шар, он ни в коем случае не должен попасть в их руки. — Белгарат повернулся к Закету. — Ну как? — спросил он.

— Что «ну как»?

— Вы с нами или против нас?

— Не слишком ли вы прямолинейны?

— Да, но у нас нет времени, а оно сейчас решает все.

Закет еще ниже наклонил голову, и трудно было уловить выражение его лица.

— Я не вижу, какие выгоды сулит лично мне это соглашение, — сказал он.

— Вы будете жить, — напомнил ему Гарион. — Цирадис сказала вам, что вы умрете еще до наступления весны, если не согласитесь выполнить дело, которое она собирается на вас возложить.

— Не так уж много удовольствия доставляет мне жизнь, она не стоит усилий, которые я затрачу, чтобы ее продлить, Белгарион, — ответил он, меланхолично улыбаясь.

— Вам не кажется, что вы ведете себя по-ребячески, Закет? Здесь, в Хтол-Мургосе, вы ничего не добьетесь. Кровь Ургаса уже пролита, на вашу долю не осталось ни капли, а родина — на пороге катастрофы. Император вы, в конце концов, или избалованный ребенок?! — Гарион снова начал терять терпение. — Вы отказываетесь вернуться в Мал-Зэт только из-за глупого упрямства. И продолжаете упорствовать, когда вам говорят, что в противном случае вы умрете. Это уже не по-ребячески, а просто по-дурацки. Можете забиться в угол здесь, в Рэк-Хагге, и лелеять свои горькие воспоминания, пока не сбудутся предсказания Цирадис, мне на это наплевать, но у меня есть сын Гэран, и ради него я еду в Маллорею. Там я займусь делом, а не пустой болтовней. — Последнее оскорбление он приберег напоследок. — Поймите же, — добавил он безразличным тоном, — вы мне абсолютно не нужны.

Закет вскочил, глаза его метали громы и молнии.

— Вы зашли слишком далеко! — прорычал он, ударив кулаком по столу.

— Удивительно, — с сарказмом произнес Гарион. — Так вы не заснули? Я уж думал, что придется наступить вам на мозоль, чтобы услышать ответ. Ну, раз вы проснулись, мы можем наконец побеседовать.

— Что значит «побеседовать»? — спросил Закет с багровым от гнева лицом. — О чем побеседовать?

— В конце концов, едете вы с нами в Маллорею или нет?

— Не валяйте дурака! Конечно, еду. А говорить надо о вашей ужасающей беспардонности.

Гарион скорчился в приступе неудержимого смеха.

Закет все еще был красен, кулаки его сжаты. Но безразличие как рукой сняло. Еще минута — и он рассмеялся.

У Белгарата вырвался облегченный вздох.

— Как вы думаете, Гарион, сколько времени понадобится вам и вашим друзьям, чтобы собраться? — спросил император.

— Совсем немного, — ответил Гарион. — А в чем дело?

— На меня вдруг нашла тоска по Мал-Зэту. Сейчас там весна, цветут вишни. Вам с Сенедрой Мал-Зэт очень понравится, Гарион.

Гарион не понял, было ли отсутствие «Бель» в его имени случайностью или таким образом Закет предлагал ему свою дружбу. Зато ясно осознал одно: император Маллореи человек гораздо более сложный, чем он предполагал.

— А теперь прошу прощения, — сказал Закет, — я хочу поговорить с Брадором наедине и выяснить кое-какие подробности. Этот Менх, о котором он мне рассказал, кажется, готовит открытый мятеж против трона, а мне это никогда не нравилось.

— Еще бы, — заметил Гарион.

В течение нескольких дней после описываемых событий дорога между Рэк-Хаггой и портовым городом Рэк-Ктэном была наводнена людьми императора. Наконец, в одно морозное утро, когда солнце ярко светило на пронзительно голубом небе и с озера Хагга поднимался пар, они покинули город и поскакали в сторону побережья. Колонну, растянувшуюся на две мили, возглавляли Гарион, закутанный в свой серый ривский плащ, и Каль Закет, расстегнувший ворот яркой шелковой рубашки. Гарион никогда еще не видел императора в таком хорошем настроении.

— Как это противно, правда, — усмехнулся император, оглянувшись через плечо. — Вокруг меня одни подхалимы и дармоеды, они копошатся, как черви в мясе.

— Если они вам так докучают, почему бы их не уволить, — предложил Гарион.

— Не могу, у них у всех влиятельные родственники. Я подбирал их очень тщательно — так, чтобы от каждого клана было понемногу. Когда ни одна семья не имеет численного превосходства наверху, они все постоянно строят козни, и у них не остается времени на интриги против меня.

— Это прекрасный способ держать ситуацию под контролем.

Солнце поднималось все выше по ярко-голубому зимнему небу; иней, покрывавший длинные стебли пожухлой травы, постепенно исчезал, а снег, лежавший на листьях папоротника, таял, оставляя капельки воды на устилавшем землю зеленом мху.

В полдень они сделали привал, чтобы пообедать. Еда ни в чем не уступала той, которую готовили для императора в Рэк-Хагге, и была подана на белоснежной скатерти под сводами огромного шатра.

— Вроде бы съедобно, — сдержанно похвалил трапезу Закет.

— Слишком уж вы избалованы, мой господин, — сказала ему Полгара. — Если вы еще пару дней попутешествуете по сырой погоде и не будете слишком много есть, у вас появится зверский аппетит.

Закет с удивлением посмотрел на Гариона.

— Я думал, только вы так прямолинейны, — сказал он. — Но оказывается, это фамильная черта.

— Так мы экономим время, — пожал плечами Гарион.

— Извините, что я вмешиваюсь, Белгарион, — вступил в разговор Сади, — но какое вам, бессмертным, дело до времени? — Он печально вздохнул. — Наверное, бессмертным доставляет огромное удовольствие смотреть, как их враги стареют и умирают.

— Ты сильно преувеличиваешь. — Держа в руках наполненный до краев серебряный кубок, Белгарат откинулся на спинку стула. — Иногда проходят целые столетия, а врагов нет как нет, только и остается, что сидеть без дела и смотреть, как проходят годы.

Лицо Закета внезапно озарила широкая улыбка.

— Знаете что? — сказал он, обращаясь ко всей компании. — Впервые за последние двадцать пять лет я чувствую себя хорошо. У меня как гора с плеч свалилась.

— Возможно, это последствия отравления, — лукаво произнесла Бархотка. — Отдохните хорошенько, и через месяц-другой все пройдет.

— Она всегда такая? — спросил Закет.

— Иногда даже хуже, — зловещим тоном произнес Шелк.

Выйдя из шатра, Гарион поискал взглядом своего коня, безотказного чалого с длинной, немного печальной мордой, но его верного друга нигде не было. Седло и багаж непонятным образом переместились на другого коня — рослого темно-серого жеребца. Он удивленно взглянул на Закета, пристально за ним наблюдавшего.

— В чем дело?

— Небольшой знак моего безграничного уважения, Гарион, — ответил Закет, и глаза его засветились. — Ваш чалый, несомненно, хорош, но явно не королевских кровей. У короля и лошадь должна быть королевская, и тут, я думаю, Кретьен сослужит вам хорошую службу.

— Кретьен?

— Да. Это гордость моей конюшни в Хтол-Мургосе. Разве у вас в Риве нет конюшни?

Гарион рассмеялся.

— Мое королевство — это остров, Закет. Нам больше нужны лодки, чем лошади. — Он взглянул на серого, который стоял, гордо выгнув шею, и бил копытом землю, и в порыве благодарности горячо сжал руку маллорейского императора. — Это великолепный подарок, Закет, — произнес он.

— Да я и сам великолепен, разве вы этого не заметили? Берите его, Гарион. Пусть ветер бьет в лицо, а от топота копыт вскипает кровь.

Гарион подошел к серому, который косил на них темным глазом.

— Ну что ж, не сесть ли и мне в седло, — сказал Эрионд. — Если не возражаешь, я проедусь с тобой. Моему коню тоже не грех поразмяться.

Гарион никогда ничего подобного не испытывал. Он много времени проводил в седле, иногда неделями не слезал с лошади. И конечно, заботился о своих лошадях, в общем не испытывая к ним личной привязанности. Для него лошадь была лишь средством передвижения, способом добраться из одного места в другое, и езда верхом никогда особенного удовольствия не доставляла. Но с этим жеребцом, Кретьеном, все было совсем по-другому. Они скакали по бурой зимней траве к холму, стоящему в миле от них, рядом был Эрионд на своем гнедом жеребце, и по телу Гариона пробежал электрический разряд от того, что он чувствовал, когда конь перекатывал под ним упругими мышцами.

Когда они взлетели на вершину холма, Гарион задыхался, но испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие. Он натянул поводья, и Кретьен взвился на дыбы, перебирая в воздухе копытами; он хотел скакать дальше.

— Ну, теперь ты знаешь, что это такое? — спросил Эрионд, широко улыбаясь.

— Да, — смеясь, признался Гарион. — Теперь знаю. Понять не могу, почему я раньше не испытывал ничего похожего.

— Все дело в коне, — наставительно произнес Эрионд, искоса взглянув на Гариона. — Теперь у тебя многое изменится.

— Ну и прекрасно, — ответил Гарион. — Мне уже надоело жить по-старому. — Он указал рукой на длинную цепь холмов, вырисовывающуюся вдали на фоне ясного голубого неба. — Поедем посмотрим, что за ними, — предложил он.

— А почему бы и нет? — рассмеялся Эрионд. Так они и сделали.

Императорская свита была хорошо вымуштрована, поэтому добрая ее часть поскакала вперед, чтобы разбить лагерь как раз на полпути к побережью и заняться приготовлением к ночлегу. На следующее утро встали рано и двинулись в путь по заснеженной дороге, а к полудню добрались до вершины холма, с которого была видна гладь Восточного моря. Волны не спеша перекатывались под зимним солнцем, неясные желтоватые очертания берегов тонули в туманной дымке. Внизу, в мелкой бухте с изрезанными берегами, стояло на якоре десятка два кораблей со спущенными красными парусами. Гарион с недоумением взглянул на Закета.

— Все то же вульгарное хвастовство, о котором я уже говорил, — пожал плечами Закет. — Я приказал, чтобы эти корабли привели сюда из порта в Ктэне. Около дюжины понадобится, чтобы перевезти всех моих приспешников и подхалимов, а также более скромных людей, которые действительно делают дело. Еще дюжина нужна, чтобы окружить наше путешествие подобающей пышностью. Пышность же нужна, Гарион, чтобы люди случайно не приняли короля или императора за честного человека.

— Странное у вас сегодня настроение.

— Может быть, это еще один запоздалый симптом болезни. Помните, Лизелль о них говорила. Сегодня мы переночуем на кораблях, а завтра с восходом отправимся в путь.

Гарион кивнул и, с сожалением передавая поводья конюху, потрепал Кретьена по гриве.

Судно, на которое их переправили на пароме с песчаного берега, было великолепно. В отличие от низких кают на тех кораблях, на которых Гариону до сих пор доводилось плавать, помещения здесь были почти размером с комнаты в довольно большом доме. Вскоре он сообразил, почему на других кораблях каютам отводилось так мало места — все основное пространство там занимал груз. На этом же корабле единственным грузом всегда был император Маллореи.

На ужин в слабо освещенную столовую на борту плавучего дворца Закета были поданы омары. За последнюю неделю непредсказуемый император поглощал все внимание Гариона, и у него не было времени поговорить со своими друзьями. Поэтому теперь, когда все рассаживались за столом, он специально занял место как можно дальше от маллорейца. Он чувствовал себя непринужденно, сидя между Полгарой и Дарником. Сенедра и Бархотка развлекали императора остроумной женской болтовней.

— У тебя усталый вид, Гарион, — заметила Полгара.

— Я все время находился в напряжении, — ответил он. — Этот человек постоянно меняется. Всякий раз, когда мне кажется, что я наконец-то раскусил его, он вдруг становится совершенно другим.

— Не надо так говорить о людях, мой дорогой, — посоветовала она мягко, дотронувшись до его руки. — Это свидетельствует о сумбуре в твоей душе.

— А это что, едят? — спросил Дарник, брезгливо ткнув ножом в ярко-красного омара, который, растопырив клешни, казалось, уставился на него с блюда выпуклыми глазами.

— Для этого существуют щипцы, Дарник, — объяснила Полгара спокойно.

Он отодвинул от себя тарелку.

— Я не собираюсь есть нечто, похожее на большого красного клопа, — заявил он, постепенно распаляясь. — Всему есть предел.

— Омар — это деликатес, Дарник, — сказала она.

— Для некоторых улитки тоже деликатес, — фыркнул он.

Глаза Полгары сверкнули, но она сдержала гнев и продолжала тем же спокойным тоном:

— Тогда можно попросить убрать его и принести тебе что-нибудь другое.

Гарион переводил взгляд с Дарника на Полгару и обратно. Но, решив, что они уже достаточно давно знакомы и нечего церемониться, спросил напрямик:

— В чем дело, Дарник? Ты сердит, как барсук, у которого разболелся нос.

— Да все нормально, — огрызнулся Дарник.

Гарион начал кое-что понимать. Он вспомнил, как Андель просила тетушку Полгару за Тофа. Он посмотрел на немого великана, который, опустив глаза в тарелку, хотел, казалось, сделаться невидимым. Затем он перевел взгляд на Дарника, намеренно не смотревшего в сторону своего бывшего друга.

— Ага, — сказал он, — теперь я, кажется, понимаю. Тетушка сообщила тебе нечто очень неприятное. Некто, кого ты очень любил, сделал нечто такое, что тебя разгневало. И тогда ты сказал ему то, о чем сейчас сожалеешь, ибо выяснилось, что у него тогда не было выбора и в результате он поступил правильно. Ты хотел бы с ним помириться, но не знаешь как. Поэтому и ведешь себя подобным образом — грубишь тетушке Полгаре?

Дарник был ошеломлен. Сначала он залился краской, затем побледнел.

— Я не собираюсь все это слушать, — вскричал он, вскочив на ноги.

— Ну, присядь же, Дарник, — попросил его Гарион. — Кончай сердиться, давай лучше подумаем, как можно все уладить.

Не в силах выдержать взгляд Гариона, Дарник опустил глаза, пунцовый до корней волос.

— Я с ним плохо обращался, Гарион, — пробормотал он.

— Да, плохо, — согласился тот. — Но ты же не понимал его. Я и сам не понимал до позавчерашнего дня, когда Закет наконец передумал и решил отправиться с нами в Мал-Зэт. Цирадис знала, что он так поступит, и это она заставила Тофа выдать нас людям Атески. Она хочет, чтобы мы добрались до Сардиона и встретились с Зандрамас. В данных обстоятельствах лучшего друга, чем он, нам не найти.

— Но разве это возможно — после моего с ним безобразного обращения? Как же я…

— Признайся честно, что ты был не прав, и извинись.

Лицо Дарника окаменело.

— Не обязательно словами, Дарник, — терпеливо втолковывал Гарион своему другу. — Вы с Тофом можете общаться без слов. Мы находимся на корабле, так? И выходим в океан. Как ты думаешь, водится здесь какая-нибудь рыбка?

Лицо Дарника озарилось улыбкой.

Полгара понимающе вздохнула.

Он робко взглянул на нее.

— Как, ты сказала, нужно вынимать этого клопа из скорлупы, Пол? — спросил он, указывая на омара.

Они шли от Рэк-Хагги в северо-восточном направлении, и вскоре зима осталась позади. В какой-то момент они пересекли экватор и снова оказались в северном полушарии.

Дарник и Тоф сперва робко, а затем все увереннее возобновляли свои отношения и теперь часто сидели на корме, забросив в море удочки с яркими поплавками и насаженной на крючок приманкой, взятой на камбузе.

Закет продолжал пребывать в прекраснейшем расположении духа, хотя предмет его бесед с Белгаратом и Полгарой — демоны и их природа — большого веселья не должен был вызывать. Наконец, в один прекрасный день, после недели путешествия, к Гариону, стоявшему у бортовых перил и наблюдавшему, как ветер пляшет по гребням сверкающих волн, подошел слуга и сообщил, что император желает его видеть. Гарион кивнул и направился в буфетную каюту, где Закет обычно принимал посетителей. Как и большинство кают в этом плавучем дворце, она была просторна и роскошна. Сквозь широкие окна, выходящие на корму, лился свет. Занавески на окнах алели дорогим бархатом, пол устилал тонкой работы маллорейский ковер ярко-голубого цвета. Закет, одетый, как всегда, в простую полотняную одежду, сидел на низком, обтянутом кожей диване, глядя на барашки волн и летящих за кораблем белоснежных чаек. Он рассеянно гладил за ушками мурлыкающую у него на коленях кошку.

— Вы хотели меня видеть, Закет? — спросил Гарион, входя в комнату.

— Да. Входите, Гарион, — ответил маллореец. — В последние несколько дней мы что-то не виделись. Вы чем-то недовольны?

— Нет, — пожал плечами Гарион. — Просто вы занимались изучением законов, я же не очень сведущ в этом вопросе, поэтому от меня в беседах было бы мало проку. — Подходя к императору, он остановился, чтобы отцепить от себя котенка, который, бросившись к вошедшему, повис на его штанине.

— Шалунишки, они обожают вот так внезапно в кого-нибудь вцепиться, — улыбнулся Закет.

Вдруг Гарион с опаской огляделся по сторонам.

— А Зит тоже здесь?

Закет рассмеялся.

— Нет, Сади нашел способ держать ее взаперти. — Он посмотрел на Гариона с любопытством и спросил: — Она и в самом деле так опасна, как он утверждает?

Гарион кивнул.

— В Рэк-Хагге она укусила гролима, — сказал он. — Через полминуты тот умер.

Закет поежился.

— Не надо говорить об этом Сади, — произнес он, — но у меня от змей идет мороз по коже.

— Тогда поговорите с Шелком. Он может написать целый трактат о том, как их ненавидит.

— У него довольно сложный характер, не так ли?

Гарион улыбнулся.

— О да. Жизнь его полна опасности и неожиданностей, поэтому нервы натянуты, как струны лютни. Подчас он немного неуравновешен, но со временем к этому привыкаешь. — Гарион окинул своего собеседника оценивающим взглядом. — Вы на редкость хорошо выглядите, — заметил он, садясь на другой конец кожаного дивана. — Морской воздух вам, должно быть, пошел на пользу.

— Я думаю, тут дело не в воздухе, Гарион. Дело в том, что я в последнее время сплю по восемь — десять часов.

— Вы? Спите?

— Удивительно, правда? — Лицо Закета внезапно помрачнело. — Я бы не хотел, чтобы и дальше так продолжалось, Гарион, — сказал он.

— Еще бы.

— Ургит рассказывал вам, что произошло со мной в молодости?

— Да, — кивнул Гарион.

— С тех пор я сплю очень мало. Лицо дорогого мне человека неотступно являлось во сне, и спать для меня стало просто пыткой.

— И эти видения не стали реже? Даже теперь, через тридцать лет?

— Нисколько. Я жил под постоянным гнетом угрызений совести и чувства вины, думая лишь об одном: как отомстить Таур-Ургасу. Сабля Хо-Хэга отняла у меня эту цель. Я придумал дюжину разных смертей для этого безумца — одна страшней другой, — но он обвел меня вокруг пальца, без мучений погиб в бою.

— Нет, — возразил Гарион. — Смерть его была более тяжка, чем любая из тех, которые вы ему уготовили. Я говорил об этом с Хо-Хэгом. Таур-Ургас сошел с ума до того, как Хо-Хэг его убил, но он успел понять, что потерпел полное поражение. Он умер, грызя от ярости землю. Поражение было превыше его сил.

Закет задумался.

— Да-а, — произнес он. — Это для него настоящая трагедия. Теперь я в какой-то степени удовлетворен.

— А почему исчез призрак, так долго мучивший вас? Не потому ли, что вы узнали о конце рода Ургов?

— Нет, Гарион. Это тут ни при чем. Просто теперь мне является во сне другое лицо… Лицо с завязанными глазами.

— Цирадис? Я бы на вашем месте не позволял себе так о ней думать.

— Вы меня неправильно поняли, Гарион. Совсем еще ребенок, она каким-то чудесным образом скрасила мое существование неизвестным мне доселе миром и покоем. Ночью я сплю, как младенец, а днем во мне так и кипит идиотская радость. — Он покачал головой. — Я сам себя не узнаю, но ничего не могу с этим поделать.

Гарион глядел в окно, не замечая ни блеска солнца в волнах, ни парящих в воздухе чаек. На него вдруг нашло озарение, и он знал, что прав.

— Как сказала Цирадис, вы были на распутье. Теперь выбрали правильный путь — и вот вознаграждение.

— Вознаграждение? От кого?

Гарион взглянул на него и рассмеялся.

— Я думаю, вы еще не совсем готовы воспринять его. Можете поверить, что вы так хорошо себя чувствуете благодаря Цирадис?

— Пожалуй, это так.

— Все в действительности несколько глубже, но для начала неплохо. — Гарион взглянул на своего озадаченного собеседника. — Нам вместе предстоит пройти через нечто такое, над чем мы абсолютно не властны, — произнес он, нахмурившись. — Я уже бывал раньше в подобных переделках, поэтому попытаюсь, как смогу, смягчить те потрясения, которые ожидают вас. Только постарайтесь понять нашу не совсем обычную точку зрения на то, что происходит в этом мире. — Он опять задумался. — Мне кажется, что нам предстоит действовать вместе — по крайней мере до определенного момента, — так что мы могли бы стать друзьями. — И он протянул императору руку. Закет рассмеялся.

— Почему бы и нет, в конце концов? — сказал он, крепко сжимая руку Гариона. — Мне кажется, мы оба так же безумны, как и Таур-Ургас… Мы — одни из самых могущественнейших людей в этом мире. Нам надлежит быть заклятыми врагами, а ты предлагаешь дружбу. Ну, хорошо, идет. — И он снова рассмеялся от удовольствия.

— У нас с тобой есть куда более заклятые враги, Закет. — Гарион вскинул голову. — И от всей твоей армии, да и от моей не будет никакого проку в тех краях, куда мы сейчас стремимся.

— А где это, мой юный друг?

— По-моему, его называют Местом, которого больше нет.

— Как раз об этом я и хотел тебя спросить. Это название просто абсурдно. Как мы можем ехать туда, где уже ничего нет?

— Сам не знаю, — ответил Гарион. — Но все объясню, когда прибудем на место.

Через два дня они причалили в Мал-Гемиле — одном из портов древней Маллореи — и пересели на лошадей. Легким галопом они проскакали на восток по хорошей широкой дороге, пролегающей через зазеленевшую молодой травой долину. Перед ними скакал отряд кавалеристов в красных туниках, расчищая им дорогу, продвигались они с такой скоростью, что свита, обычно сопровождавшая императора, осталась далеко позади. На дороге попадались почтовые станции, похожие на толнедрийские гостиницы с трактирами, которыми изобиловали дороги на Западе, и императорская охрана довольно бесцеремонно вышвыривала оттуда постояльцев, освобождая место для императора и его свиты.

По мере продвижения в глубь страны Гарион постепенно стал понимать, почему Маллорею называют безграничной. Равнины Алгарии, которые раньше казались ему невероятно обширными, не шли ни в какое сравнение с этими просторами.

Снежные вершины Далазийских гор, лежащих к югу от дороги, по которой они ехали, впивались в небо белоснежными длинными ногтями. Гарион даже как-то внутренне сжался, ощущая свою ничтожность, незначительность по сравнению с огромными пространствами.

Сенедра тоже ощущала нечто подобное, и ей это, разумеется, очень не нравилось. Ее замечания становились все более колкими, всё, что она видела вокруг, раздражало. Просторная крестьянская одежда казалась ей грубой. Ей не нравилось, как сделаны огромные плуги, которыми можно было вспахать сразу несколько акров земли, каждый из которых тянуло за собой целое стадо быков.

Еда ей тоже не нравилась. Даже вода — прозрачная, как кристалл, холодная и сладкая, ничем не хуже воды из любого родника в Толнедрийских горах — была ей не по вкусу.

Путешествие подходило к концу. Однажды утром Шелк, в глазах которого горел хитрый огонек, подъехал к Сенедре и начал такой разговор.

— Берегитесь, ваше величество, — лукаво произнес он, когда вся кавалькада взбиралась на вершину холма, покрытого такой нежной весенней травой, что казалось, это был прозрачный зеленый туман. — От первого взгляда на Мал-Зэт некоторые неосторожные путешественники, случалось, просто слепли. Почему бы вам на всякий случай не прикрыть один глаз рукой? Тогда вы хотя бы частично сохраните зрение.

Надменно подняв голову, она выпрямилась в седле — что, возможно, и произвело бы впечатление при чуть большем росте — и начала высокомерным тоном:

— Глупая шутка, принц Хелдар. Как может варварский город на краю землю соперничать в величии с Тол-Хонетом, единственным воистину царственным городом во всем… — И тут она остановилась, а вслед за ней и все остальные.

Под ними на многие мили вперед простиралась долина, до краев заполненная строениями. Улицы Мал-Зэта были прямыми, как туго натянутые струны, дома сияли — не мрамором, потому что во всем мире не хватило бы мрамора, чтобы украсить им здания в этом огромном городе, а слоем белой извести, струящейся ослепительным светом. Они стояли как завороженные.

— Ничего особенного, — произнес Закет с деланным равнодушием. — Просто маленькое уютное гнездышко, куда мы рады снова вернуться. — Он взглянул на побледневшее лицо Сенедры. — Нам нужно поторопиться, ваше величество, — сказал он ей. — Отсюда до императорского дворца полдня пути.