ГЛАВА 1

Вор Альтал потратил десять дней, чтобы спуститься с гор Кагвера и добраться до имперского города Деики. Сойдя с предгорий, он прошел мимо известнякового карьера, в котором подгоняемые кнутом несчастные рабы занимались тем, что тяжелыми медными пилами кропотливо выпиливали из известкового камня строительные блоки. Разумеется, Альтал и раньше слышал о рабстве, но по-настоящему он увидел рабов только сейчас. Шагая в сторону долин Экуэро, он перекинулся на этот счет парой слов со своей фортуной, убеждая ее в том, что если она действительно любит его, то пусть сделает все возможное, чтобы не дать ему никогда попасть в рабство.

Город Деика расположился на южном побережье большого озера в северной части Экуэро и по своей красоте превосходил все, что о нем рассказывали. Его окружала высокая каменная стена, построенная из квадратных известняковых блоков, и все дома внутри города также были из камня.

Широкие улицы Деики были вымощены каменными плитами, а общественные здания возвышались до неба. Каждый житель города, считавший себя человеком значительным, носил роскошную льняную мантию, а у каждого частного дома стояла статуя его владельца — как правило, столь идеализированная, что любое сходство с оригиналом выглядело чистым совпадением.

На Альтале была одежда, которую обычно носили на границе, так что пока он восхищался великолепием города, прохожие не раз бросали на него презрительные взгляды.

Через некоторое время, устав от этих красот, он нашел такой квартал, где люди на улицах были одеты попроще да и выражались не так высокопарно.

В конце концов он заприметил рыбацкую таверну неподалеку от берега озера и зашел туда посидеть и послушать, о чем говорят, поскольку рыбаки больше всех на свете любят поболтать. Со стаканчиком кислого вина он незаметно пристроился к столу, пока перемазанные смолой люди вокруг разговаривали о своих делах.

— Мне кажется, я раньше тебя здесь не видел, — обратился к Альталу один из них.

— Я не из этого города, — ответил Альтал.

— Да? Откуда же ты?

— С гор. Я спустился, чтобы посмотреть на цивилизованный мир.

— И как тебе наш город?

— Очень впечатляет. Я почти в таком же восхищении от вашего города, как некоторые его богатые жители, похоже, от самих себя.

Один из рыбаков цинично рассмеялся:

— Понятно, ты проходил мимо форума.

— Если это то место, где находятся разные странные здания, то да. Но мне все это ни к чему, пользуйтесь сами.

— Ты что, не уважаешь богатых?

— По-видимому, не настолько, насколько они сами себя уважают, уж это точно. Таким людям, как мы, следует по мере возможностей держаться от богатых подальше. Рано или поздно мы можем оказаться вредными для их глаз.

— Как это? — спросил другой рыбак.

— Ну, парни на форуме — те, что гуляют по улицам в смешных балахонах, — постоянно на меня косились. Если все время так делать, то рано или поздно можно заработать себе косоглазие.

Все рыбаки рассмеялись, и обстановка в таверне стала свободной и дружеской. Альтал умело подвел разговор к дорогой его сердцу теме, и все послеобеденное время прошло в рассуждениях о зажиточных жителях Деики. К вечеру у Альтала в памяти уже отложилось порядочное количество имен. В последующие несколько дней он занимался отбором и сокращением этого списка, так что в конце концов остановился на богатейшем торговце солью по имени Куизо. Затем он отправился на центральный рынок, зашел в отделанные мрамором общественные бани, а потом кое-что из своих сбережений потратил на покупку одежды, которая бы более соответствовала нынешней моде Деики. По вполне очевидным причинам, главное, чем руководствуется вор, выбирая себе деловой костюм, — это его неприметность. Затем Альтал пошел в богатую часть города и провел еще несколько дней и ночей, наблюдая за окруженным стенами домом торговца Куизо. Сам Куизо оказался упитанным, розовощеким, лысым человеком с довольно дружелюбной улыбкой. Несколько раз Альталу даже удалось подойти к нему так близко, что было слышно, о чем он разговаривает. Альтал почти проникся симпатией к этому пухлому человечку, впрочем, такое часто случается. Когда подходишь к своему делу серьезно, может оказаться, что и волк симпатизирует козленку.

Альталу удалось разузнать имя одного из соседей Куизо, и однажды утром, напустив на себя соответствующий деловой вид, он вошел в ворота, ведущие к дому соляного торговца, подошел к дверям и постучал. Спустя пару секунд дверь открыл слуга.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Я хотел бы поговорить с господином Мельгором, — вежливо сказал Альтал. — Я по делу.

— Боюсь, вы ошиблись адресом, сэр, — ответил слуга. — Господин Мельгор живет через два дома отсюда.

Альтал шлепнул себя ладонью по лбу.

— Какой я осел, — начал извиняться он. — Мне так жаль, что я вас побеспокоил. — Тем временем глаза его работали вовсю. На дверях дома Куизо был не такой уж сложный замок, а в прихожую выходило сразу несколько дверей. Он понизил голос. — Надеюсь, я не разбудил своим стуком вашего хозяина.

По лицу слуги скользнула улыбка.

— Не думаю, — ответил он. — Спальня хозяина находится наверху, в дальней части дома. Впрочем, утром он обычно просыпается как раз в это время, так что, возможно, он уже встал.

— Слава богу, — сказал Альтал, продолжая рыскать глазами. — Так вы сказали, Мельгор живет за два дома отсюда?

— Да. — Слуга высунулся из дверей наружу и указал рукой. — Вот там, дом с голубой дверью. Не ошибетесь.

— Спасибо, дружище, и извини, что побеспокоил тебя.

Затем Альтал повернулся и снова вышел на улицу. Его лицо озаряла широкая улыбка. Удача по-прежнему не выпускала его из своих объятий. Уловка с «ошибкой адресом» дала ему больше информации, чем он ожидал. Его фортуна заставила слугу рассказать ему массу подробностей. Было довольно раннее утро, и если Куизо обычно просыпался в такое время, то, скорее всего, это значило, что он довольно рано ложится. К полуночи он будет спать как убитый. Сад вокруг дома был старый, с большими деревьями и пышными цветущими кустами, в которых можно спрятаться. Проникнуть в дом будет несложно, а теперь Альталу было известно и местоположение спальни Куизо. Оставалось только среди ночи неслышно пробраться в дом, затем — прямиком в спальню Куизо, разбудить его, приставить ему к горлу бронзовый кинжал и принудить его отдать деньги. Все дело можно было провернуть довольно быстро.

Тем не менее, к сожалению, все обернулось совсем не так. Под круглой добродушной физиономией соляного торговца, очевидно, скрывался более проницательный ум, чем предполагал Альтал. Сразу после полуночи находчивый вор перелез через стену забора, прокрался по саду и спокойно вошел в дом. Он остановился в прихожей и прислушался. В доме было тихо, если не считать храпа, доносившегося из комнат прислуги. Неслышно, как тень, Альтал подошел к подножию лестницы и начал подниматься по ней.

И в этот момент дом Куизо наполнился ужасным шумом. Три огромные собаки величиной с пони хрипло залаяли, да так, что почти затряслись стены.

Планы Альтала тут же изменились. Свежий воздух ночных улиц вдруг показался ему неимоверно привлекательным.

Однако, похоже, собаки у подножия лестницы имели другие планы. Они понеслись вверх, рыча и обнажая ужасно огромные клыки.

Откуда-то сверху доносились крики, кто-то зажигал свечи.

Альтал в напряжении подождал, пока собаки почти подобрались к нему. Затем, проявив такие акробатические способности, о которых он и сам не догадывался, перепрыгнул через головы собак, скатился с лестницы, вскочил на ноги и выбежал вон из дома.

Несясь через сад впереди преследовавшей его по пятам своры, он услышал, как что-то прожужжало у него прямо над левым ухом. Кто-то из домашних — то ли сам обманчиво круглолицый Куизо, то ли один из его кротких на вид слуг, — похоже, был отменным лучником.

Альтал вскарабкался на стену, пока собаки пытались схватить его за пятки, а стрелы отскакивали от камня, осыпая его лицо осколками и обломками.

Он перевалился через верхушку стены, спрыгнул на землю, выскочил на улицу и несся бегом до тех пор, пока не почувствовал под ногами камни мостовой. Все обернулось не так, как он планировал. После прыжка с лестницы все тело его было в синяках и царапинах, к тому же, падая на землю, он умудрился сильно вывихнуть лодыжку. Он захромал прочь, сотрясая воздух проклятиями.

И тут кто-то из дома Куизо открыл входные ворота, и собаки ринулись на улицу.

«Ну уж это слишком», — подумалось Альталу. Он понимал, что бегством ему не спастись, но Куизо был явно не удовлетворен своей победой — он жаждал крови.

Пришлось немного поплутать и перелезть через несколько стен, однако вору удалось оторваться от преследования собак. После этого он прошелся по городу, чтобы всякое возбуждение улеглось, и сел на кстати подвернувшуюся городскую скамейку, дабы все хорошенько обдумать. Похоже, жители цивилизации были не так беспечны, как казалось на первый взгляд, и Альтал решил про себя, что в Деике он уже увидел все, что хотел. Однако больше всего его мучил вопрос, как фортуна могла не предостеречь его от этих собак. Неужели она спала? Надо с ней об этом поговорить.

Он сидел в тени возле таверны в зажиточной части города, и настроение у него было прескверное, поэтому, когда из дверей, пошатываясь, вышла парочка хорошо одетых посетителей, он обошелся с ними весьма грубо. Он настоятельно посоветовал им проспаться, ловко стукнув по затылкам тяжелой рукоятью своего короткого бронзового меча. Затем присвоил содержимое их кошельков, а также несколько колец и красивый браслет и оставил пьянчужек мирно почивать в сточной канаве неподалеку от таверны.

Вообще-то подстерегать пьяных на улице было не в его стиле, но Альталу требовались деньги на дорогу. Эти двое просто оказались первыми попавшимися, а сам процесс был довольно привычен, так что риска практически никакого. Альтал решил, что лучше не рисковать, пока он не побеседует со своей фортуной.

Направляясь к главным городским воротам, он взвешивал в руке только что украденные кошельки. Они казались довольно тяжелыми, и это убедило его пойти на такой шаг, который в нормальном состоянии даже не пришел бы ему в голову. Он вышел из Деики и ковылял по дороге, пока не стемнело, а затем остановился у зажиточной на вид фермы, где и купил лошадь, расплатившись при этом настоящими деньгами. Это противоречило его принципам, но он решил не рисковать до тех пор, пока не переговорит с фортуной.

Он оседлал свою новую лошадь и, не оглядываясь, поскакал на запад. Чем скорее Экуэро и Деиканская Империя останутся позади, тем лучше. По дороге он рассеянно размышлял о том, может ли географическое положение влиять на удачливость человека. Быть может, его везение в каких-то местах просто не действует? Эта мысль очень его беспокоила, и по дороге на запад Альтал предавался грустным размышлениям.

Два дня спустя он добрался до города Кантона в Треборее и, прежде чем войти, остановился перед воротами, дабы удостовериться в том, что легендарная — и, очевидно, нескончаемая — война между Кантоном и Остосом не возобновилась с новой силой. Поскольку никаких осадных приспособлений там не было видно, он поскакал дальше.

Форум в Кантоне был очень похож на тот, который он видел в Деике, но богатые люди, пришедшие туда послушать речи, похоже, не были отягощены идеей собственного превосходства подобно аристократии Экуэро, поэтому их присутствие само по себе не вызвало раздражения у Альтала. Он даже разок зашел на форум, чтобы послушать, о чем говорят. Однако речи в большинстве представляли собой обвинения в адрес города-государства Остоса в южной Треборее или жалобы на недавнее повышение налогов, так что ничего особо интересного в них не было.

Затем он отправился в один из соседних районов поскромнее на поиски таверны и, найдя какое-то захудалое заведеньице, вошел туда только после того, как убедился, что его удача снова на подъеме. Двое из посетителей как раз были увлечены жарким спором о том, кто самый богатый человек в Кантоне.

— Омизо гораздо богаче Уэйкора, — громко утверждал один из них. — У него столько денег, что он сам не может их сосчитать.

— Конечно, не может, дурачина! Омизо умеет считать только до десяти, пока не снимет башмаки. Все свои деньги он получил в наследство от дяди, а своими руками не заработал ни пенни. Уэйкор же поднялся с самых низов и знает, как зарабатывать деньги, а не получать их на блюдечке. У Омизо деньги вылетают так быстро, как быстро он может их потратить; а у Уэйкора денег все время прибавляется. Через десять лет Уэйкор сможет купить Омизо с потрохами — только не знаю, кому он тогда будет нужен.

Альтал повернулся и вышел из таверны, даже не заказав себе выпить. Он получил как раз ту информацию, которую хотел услышать; его удача явно вновь улыбалась ему. Может быть, география все-таки повлияла на решения, принимаемые фортуной.

Следующие пару дней в Кантоне он все выведывал и выспрашивал об Уэйкоре и Омизо, и в конце концов поставил Омизо во главу своего списка, в основном потому, что Уэйкор слыл человеком весьма способным защитить свои деньги, нажитые нелегким трудом. Альтал ни за что не хотел больше встречаться с огромными голодными псами во время своей работы.

Уловка с «ошибкой адресом» дала ему возможность осмотреть замок на входной двери у Омизо, а несколько вечеров слежки за намеченной жертвой открыли ему, что Омизо почти никогда не возвращается домой засветло и что к тому времени он успевает так надраться, что, наверняка, не заметил бы даже пожара в собственном доме. Разумеется, его слуги хорошо знали привычки хозяина, поэтому тоже проводили ночи, гуляя где-то в городе. К закату дом Омизо почти всегда оставался пустым.

И вот как-то теплым летним вечерком незадолго до полуночи Альтал спокойно проник в дом и начал поиски.

Почти сразу же он заметил нечто, показавшееся ему совершенно неправдоподобным. Снаружи дом Омизо выглядел довольно шикарно, но внутри был обставлен обшарпанными, ветхими столами и стульями, которых устыдился бы и бедняк. Занавески были рваные, ковры потертые, а лучший подсвечник во всем доме — из потускневшей меди. Обстановка говорила красноречивее слов, что это дом отнюдь не богатого человека. Очевидно, Омизо уже растратил все свое наследство.

Альтал упрямо продолжал искать, но после тщательного осмотра каждой комнаты оставил эту затею. Во всем доме не было ничего, что можно было бы украсть. Он ушел недовольный.

Деньги у него в кошельке по-прежнему оставались, так что он задержался в Кантоне еще на несколько дней, и как-то, почти случайно, зашел в одну таверну, где обычно собираются ремесленники. Как обычно бывает в тавернах, расположенных в бедных кварталах города, меда там не подавали, так что Альталу снова пришлось довольствоваться кислым вином. Он оглядел таверну. Ремесленники были людьми, которым представляется масса возможностей увидеть богатые дома изнутри.

— Быть может, господа, кто-нибудь из вас объяснит мне одну вещь, — обратился он к остальным посетителям. — На днях мне довелось по делу зайти в дом к человеку по имени Омизо. Все в городе рассказывали мне, как он богат, но, едва шагнув за порог, я не поверил собственным глазам. У стульев осталось всего по три ножки, и столы такие шаткие — чуть подтолкни и развалятся.

— Это у нас в Кантоне последний крик моды, дружище, — сказал ему чумазый гончар. — Я уже не могу продать ни одного нормального горшка, или кувшина, или бутыли — всем подавай посуду с обломанными краями, сплющенную, с отколотыми ручками.

— Если даже такое кажется вам странным, — сказал плотник, — то вы еще не видели, что творится у меня в мастерской. Раньше у меня была свалка, куда я выбрасывал сломанную мебель, но с тех пор как новый закон о налогах вошел в силу, я не могу продать новую мебель, зато наша местная знать заплатит сколько угодно за какой-нибудь старый сломанный стул.

— Не понимаю, — честно признался Альтал.

— На самом деле, это не так уж сложно, чужестранец, — вмешался булочник. — Наш старый эрайо содержал свое правительство на доходы от налога на хлеб. Каждый, кто ест, помогал поддерживать правительство. Но в прошлом году наш старый эрайо умер, а его сын — тот, что сидит теперь на троне, — весьма образованный молодой человек. Его учителями были все сплошь философы со странными идеями. Они убедили его, что подоходный налог гораздо справедливее, чем налог на хлеб, поскольку покупать хлеб приходится в основном бедным людям, тогда как богатые в основном получают доход.

— Какое отношение это имеет к ветхой мебели? — спросил Альтал, задумчиво сдвинув брови.

— Вся эта мебель только для вида, дружище, — ответил ему каменщик, весь забрызганный известкой. — Все наши богачи стараются убедить сборщиков налогов в том, что у них ничего нет. Конечно, сборщики им не верят, поэтому иногда неожиданно наведываются к ним с небольшим обыском. Если среди богачей находится такой глупец, в доме которого есть хотя бы одна комната с приличной мебелью, к нему немедленно посылают аварийную команду, чтобы разобрать полы.

— Полы? Зачем разбирать полы?

— Потому что это излюбленное место, куда прячут деньги. Понимаете, из пола вынимается пара плит, затем выкапывается ямка и выкладывается изнутри кирпичом. Все деньги, которых, как они говорят, у них нет, кладутся в ямку. Потом ямку вновь закладывают каменными плитами. Поначалу все это делалось так неумело, что любой дурак мог заметить тайник прямо с порога. Зато теперь, обучая людей правильно замешивать строительный раствор, я зарабатываю больше, чем когда клал стены из кирпичей. И вот совсем недавно мне даже пришлось заиметь собственный тайник, в моем собственном полу.

— Почему же твои богачи не нанимают профессионалов, которые бы сделали работу вместо них?

— О, сперва они так и делали, но потом пришли сборщики налогов и стали предлагать вознаграждение тем, кто укажет им, где в городе недавно велись работы по укладке каменных плит. — Каменщик цинично рассмеялся. — В конце концов, для нас это было чем-то вроде патриотического долга, к тому же вознаграждение было весьма неплохим и довольно крупным. Теперь все богатые люди в Кантоне — заправские каменщики, но как ни странно, ни один из моих учеников не назвал мне своего настоящего имени. По какому-то удивительному стечению обстоятельств все их имена, похоже, связаны с почтенными торговыми домами. Мне кажется, они боятся, что я выдам их сборщикам налогов, если они назовут мне свои настоящие имена.

Альтал долго обдумывал полученные сведения. Налоговый закон, придуманный философски настроенным новым кантонским эрайо, до некоторой степени оставил его без работы. Если человеку доставало ума спрятать деньги от сборщиков налогов с их хорошо оснащенными командами, что мог сделать простой вор? Проникнуть в дома для него довольно легко, но когда он представил себе, как ходит среди всей этой жалкой обстановки, зная при этом, что в нескольких дюймах под ногами, возможно, скрываются сокровища, его бросило в дрожь. Кроме того, дома богатых людей в этом городе стояли так близко один к другому, что любой тревожный вскрик мог перебудить всю округу. Хитрость здесь не подействует, да и угрозы, вероятно, тоже. Он мучился сознанием того, что богатство так близко и в то же время так недоступно. Альтал решил как можно скорее покинуть город, пока не поддался искушению остаться. Кантон, как оказалось, был еще хуже, чем Деика.

На следующее же утро он уехал из Кантона и, пребывая в самом мрачном расположении духа, продолжил свой путь на запад, через тучные поля Требореи по направлению к Перкуэйну. Здесь, в цивилизованных землях, хранились несметные богатства, но те, кому хватило ума накопить их, имели достаточно ума и для того, чтобы придумать, как уберечь свои сокровища. Альтал начал уже скучать по родным приграничным краям и искренне жалеть о том дне, когда услышал слово «цивилизация».

Он переправился через реку и попал в Перкуэйн — богатый земледельческий район на равнинах, где земля была настолько плодородна, что ходили слухи, будто в нее даже не надо было ничего сажать. Все, что оставалось сделать весной перкуэйнскому земледельцу, — это одеться в самые лучшие одежды, выйти в поле и сказать: «пшеницу, пожалуйста», или «ячмень, если вас не затруднит», — а затем возвратиться домой и снова лечь спать. Альтал был совершенно уверен, что все эти слухи преувеличены, но он совершенно не разбирался в сельском хозяйстве, так что не исключено, что какая-то доля правды в этом все-таки была.

В отличие от народов всего мира перкуэйнцы поклонялись женскому божеству. Для большинства людей — будь то в цивилизованных землях или на границе — это казалось совершенно неестественным, но здесь в этом была определенная логика. Вся культура Перкуэйна зиждилась на просторных пшеничных полях, и перкуэйнцы были просто одержимы идеей плодородия. Когда Альтал добрался до города Магу, он обнаружил, что самым большим и великолепным строением в этом городе был храм Двейи, богини плодородия. Он ненадолго зашел в храм, чтобы осмотреть его изнутри, и ему почудилось, будто огромная статуя богини плодородия словно придавила его. Очевидно, создавая это чудовище, скульптор, который высек из камня статую, либо был совсем ненормален, либо пребывал в религиозном экстазе. И все же Альтал был вынужден признать, что и в этом была определенная извращенная логика. Плодородие означает материнство, а материнство связано с вскармливанием детей. Идея статуи была в том, что богиня Двейя могла одновременно вскармливать сотни детей.

Земли Перкуэйна были заселены позднее, чем Треборея и Экуэро, и среди его жителей все еще попадались люди неотесанные, что делало их более похожими на обитателей приграничных земель, нежели на лицемерных ханжей, живших восточнее. В тавернах, располагавшихся в беднейших районах Магу, было больше шума, чем в подобных же заведениях в Деике или в Кантоне, но Альтала это не слишком беспокоило. Он бродил по городу, пока наконец не нашел такое место, где посетители были заняты не дракой, а разговорами, и присел в уголок послушать.

— Сундук Друигора просто-таки лопается от денег, — рассказывал один из посетителей своим друзьям. — На днях я заходил к нему в контору, и его сундук стоял открытый нараспашку и был набит деньгами доверху, так что даже крышка с трудом закрывалась.

— Ясное дело, — сказал другой, — Друигор запрашивает за свой товар втридорога. Он всегда найдет способ выжать все что можно из кого угодно.

— Поговаривают, что он собирается баллотироваться в Сенат, — добавил щуплый парнишка.

— Он совсем с ума сошел, — фыркнул первый собеседник. — Куда ему в Сенат? У него же нет титула.

Щуплый человечек пожал плечами.

— Он его купит. Всегда найдутся аристократы, у которых нет за душой ничего, кроме титула.

Разговор перекинулся на другие темы, поэтому Альтал поднялся и спокойно вышел из таверны. Он прошел немного по узкой, вымощенной булыжником улице и остановил одного весьма прилично одетого прохожего.

— Простите, — вежливо обратился он к нему, — я ищу контору некоего Друигора. Вы случайно не знаете, где это?

— Все в Магу знают, где находится компания Друигора, — сказал тот.

— Я не здешний, — ответил Альтал.

— А, тогда понятно. Контора Друигора находится у западных ворот. Там вам любой подскажет, как пройти к его компании.

— Спасибо, сэр, — сказал Альтал и пошел дальше. Большая часть квартала у западных ворот была застроена товарными складами, с виду напоминавшими амбары. Услужливый паренек показал тот, что принадлежал Друигору. Похоже, там шла бойкая торговля. Передняя дверь то и дело хлопала, распахиваемая посетителями, а рядом, неподалеку от погрузочной площадки, стояли в ожидании вагоны, заполненные туго набитыми мешками. Некоторое время Альтал стоял, наблюдая. Неиссякаемый поток входящих и выходящих людей указывал на то, что дела Друигора идут с размахом. А это многообещающее обстоятельство.

Он прошел дальше по улице и вошел в другой, более пустынный торговый склад. Какой-то человек, истекая потом, волочил по полу тяжелые мешки и сваливал их к стене.

— Извини, сосед, — обратился к нему Альтал, — кому принадлежит эта контора?

— Это магазин Гарвина, — ответил потный человек, — но его самого сейчас нет на месте.

— Ах, — сказал Альтал, — как жаль, что я не застал его. Зайду попозже.

После этого он повернулся, вышел на улицу и опять направился к складам конторы Друигора. Он зашел внутрь и присоединился к тем, кто ждал своей очереди, чтобы поговорить с владельцем сего заведения.

Когда подошел его черед, Альтал вошел в заставленную всякими вещами комнату, где за столом сидел человек с суровым взглядом.

— Я вас слушаю, — сказал этот человек.

— Я вижу, вы очень заняты, — начал Альтал, а сам в это время разглядывал обстановку комнаты.

— Да, очень, так что перейдемте к делу.

Впрочем, Альтал уже увидел то, ради чего пришел. В углу комнаты стоял огромный бронзовый сундук с хитроумно закрывающимся замком.

— Мне говорили, вы честный человек, господин Гарвин, — проговорил Альтал в самой своей чарующей манере, по-прежнему обводя глазами комнату.

— Вы пришли не туда, — сказал человек за столом. — Я Друигор. Магазин Гарвина находится севернее, за четыре или пять домов отсюда.

Альтал воздел руки к небу.

— Мне надо было сообразить, что не стоит доверять этому пьянице, — воскликнул он. — Человек, который сказал мне, что это контора Гарвина, едва держался на ногах. Кажется, сейчас я выйду и набью этому дураку морду. Простите, господин Друигор, что побеспокоил вас. Я отомщу этому пьяному идиоту за нас обоих.

— Вы собираетесь встретиться с Гарвином по делу? — с любопытством спросил Друигор. — Я могу перебить его цены практически по любому товару, какой назовете.

— Я страшно извиняюсь, господин Друигор, — сказал Альтал, — но в данный момент у меня связаны руки. Мой глупый братец дал Гарвину некоторые обязательства, и я не вижу никакой возможности уклониться от них. Когда я вернусь домой, я, наверное, выведу своего братца на задний двор да хорошенько взгрею, чтобы в другой раз помалкивал. А когда я снова буду в Магу, у нас с вами непременно будет что обсудить.

— Буду очень этого ждать, господин…

— Куизо, — наобум сказал Альтал.

— Вы случайно не родственник того соляного торговца из Деики?

— Он приходится двоюродным братом нашему отцу, — не задумываясь ответил Альтал. — Правда, теперь они не разговаривают друг с другом. Обычная семейная ссора. Ну что ж, не буду отрывать вас от дел, господин Друигор, так что, если вы меня извините, я пойду сказать пару слов этому пьянице, а затем нанесу визит господину Гарвину и узнаю, сколько семейных сбережений пустил на ветер мой полоумный братец.

— Так мы с вами увидимся, когда вы в следующий раз приедете в Магу?

— Непременно, господин Друигор.

Альтал отвесил легкий поклон и ушел.

* * *

Когда Альтал взломал дверь в погрузочный цех склада Друигора, было уже далеко за полночь. Неслышными шагами он прошел через пахнущий зерном склад в комнату, где нынешним вечером беседовал с Друигором. Дверь в комнату была заперта, но это, разумеется, не могло ему помешать. Как только Альтал проник в комнату, он быстро разжег трут огнивом и засветил стоящую на столе Друигора свечу. Затем он внимательно осмотрел сложный замок, который запирал массивную крышку бронзового сундука. Как обычно, хитрое устройство замка было придумано специально, чтобы запутать того, кто проявит любопытство к содержимому сундука. Альтал был неплохо знаком с такими устройствами, так что всего через несколько секунд замок открылся.

Альтал поднял крышку и запустил руку внутрь — пальцы его дрожали от нетерпения.

Однако никаких монет в сундуке не оказалось. Вместо этого он доверху был набит бумажными обрезками. Альтал зачерпнул горсть бумажек и рассмотрел их поближе. На них были нарисованы какие-то картинки, но Альтал никак не мог понять, зачем они нужны. Он бросил их на пол и зачерпнул еще горсть. Снова те же картинки.

В отчаянии Альтал пошарил внутри сундука, но его руки не нашли ничего, что напоминало бы деньги.

Все это не имело ни малейшего смысла. Зачем, спрашивается, кому-то понадобилось запирать в сундук пачки совершенно ненужной бумаги?

Примерно через четверть часа Альтал бросил искать. В какой-то момент ему захотелось свалить всю эту бумагу в кучу на полу и поджечь, но он почти сразу отверг эту идею. Огонь наверняка может распространиться дальше, а горящий склад привлечет внимание. Он пробормотал про себя несколько отборных ругательств, а затем ушел.

Он подумал было вернуться в ту таверну, куда он заходил в первый день своего пребывания в Магу, и сказать пару слов этому болтуну, который с таким воодушевлением рассказывал о содержимом сундука Друигора, но потом передумал. Остро переживая свои постоянные неудачи, свалившиеся на него нынешним летом, он утратил все свое хладнокровие и был не совсем уверен в том, что сможет удержаться, когда начнет вымещать на ком-нибудь свое горе. При его теперешнем настроении подобное телесное разбирательство может быть расценено в некоторых кругах как убийство.

В мрачном расположении духа он вернулся в гостиницу, где оставил свою лошадь, и остаток ночи провел, сидя на кровати и глядя на единственный клочок бумажки, который прихватил из сундука Друигора. Картинки, нарисованные на этой бумажке, были не слишком красивыми. Какого же черта Друигору понадобилось держать их под замком? Когда наконец наступило утро, Альтал разбудил хозяина гостиницы и расплатился с ним. Тут он запустил руку в карман.

— Ах, — сказал он, — чуть не забыл. — Он достал из кармана клочок бумаги. — Я нашел это на улице. Вы не знаете, что бы это могло быть?

— Конечно, — ответил хозяин, — это деньги.

— Деньги? Не понимаю. Деньги делают из золота или серебра, иногда из меди или бронзы. А это просто бумага. Она ведь ничего не стоит?

— Если вы отнесете эту бумажку в казначейство, которое находится за зданием Сената, то получите за нее серебряную монету.

— Зачем им это делать? Это же простая бумага!

— На ней есть печать Сената. Поэтому она ничуть не хуже, чем настоящее серебро. Вы что, никогда не видели бумажных денег?

Возвращаясь в конюшню за лошадью, Альтал был совершенно раздавлен сознанием своего полного поражения. Удача отвернулась от него. Это было самое плохое лето за всю его жизнь. Очевидно, фортуна не хотела, чтобы он приходил сюда. В этих раскинувшихся по долинам городах были несметные богатства, но как он ни старался, ему так и не удалось их заполучить. Сев на коня, он продолжал прокручивать в уме эту мысль. Прошлой ночью в конторе Друигора у него в руках было больше денег, чем он, наверное, увидит за всю свою оставшуюся жизнь, но он прошел мимо, потому что не разгадал, что непонятные бумажки и есть деньги.

Альтал с сожалением признал, что в этих краях ему делать нечего. Он родом с границы. А здесь для него все слишком сложно.

Он печально направил коня в сторону центральной рыночной площади Магу, чтобы сменять там свою цивилизованную одежду на одеяние, более подходящее для границы, откуда он был родом.

Торговец одеждой надул его, однако в некоторой степени Альтал был к этому готов. В этих краях ему ни в чем не везет.

И он даже не слишком удивился, когда, выйдя из магазина, увидел, что кто-то украл его лошадь.

 

ГЛАВА 2

Осознав собственное поражение, Альтал несколько грубо повел себя по отношению к первому же человеку, проходившему мимо его укрытия поздней ночью. Он вышел из тени, внезапно схватил ничего не подозревающего беднягу за плащ и со всей силы швырнул его о каменную стену. Человек безвольно обмяк, повиснув у него на руках, и это еще больше рассердило Альтала. Ему почему-то хотелось встретить хоть какое-то сопротивление. Он бросил потерявшего сознание прохожего в сточную канаву и быстро вытащил у него кошелек. Затем, сам не зная почему, он выволок бесчувственное тело снова на дорогу и снял с него всю одежду.

Шагая по темной улице, он сознавал, что все, только что совершенное, было глупостью, но, как ни странно, это казалось ему уместным, поскольку довольно точно выражало его мнение о цивилизации. Абсурдность почему-то успокоила его.

Однако, пройдя некоторое расстояние, он почувствовал, что узел с одеждой — тяжкая обуза для него, и, пожав плечами, выбросил его, даже не взглянув, подойдет ли ему что-нибудь из этих вещей.

К счастью, городские ворота были открыты, и Альтал покинул Магу, даже не попрощавшись. Луна была почти полной, так что вокруг оказалось достаточно светло, чтобы видеть дорогу, и он устремился на север, с каждым шагом чувствуя себя все лучше. К рассвету он был уже за много миль от Магу, а впереди виднелись розовеющие в утреннем солнце снежные вершины Арума.

От Магу до предгорий Арума путь был неблизкий, но Альтал продолжал идти вперед. Чем скорее он оставит позади себя цивилизованные земли, тем лучше. Сама идея отправиться в нижние земли была неимоверной ошибкой. И не столько потому, что он не смог обогатиться. Обычно Альтал проматывал все до последнего пенни. Больше всего в этой истории его волновало явное охлаждение к нему фортуны. Удача была для него всем, деньги не значили ничего.

К концу лета он благополучно добрался до предгорий и как-то теплым днем остановился в захудалой придорожной таверне, но не потому, что сильно томился жаждой, скорее, он испытывал потребность поговорить с людьми, которых мог понять.* * *— Вы не поверите, какой он толстый, — говорил подвыпивший посетитель хозяину таверны. — Полагаю, он может себе позволить хорошо питаться, ведь в его закромах сейчас уже около половины всего богатства Арума.

Эти слова немедленно привлекли внимание нашего вора, и он подсел поближе к пьянчужке, в надежде услышать побольше.

Хозяин таверны вопросительно посмотрел на него.

— Что желаете, сосед? — спросил он.

— Меду, — ответил Альтал.

Он несколько месяцев не видел ни одной кружки меду, так как жители нижних земель, похоже, не умели его варить.

— Сейчас принесу, — сказал хозяин таверны, возвращаясь за свой ветхий прилавок.

— Я не хотел перебивать вас, — вежливо обратился Альтал к подвыпившему человеку.

— Ничего, ничего, — отвечал тот. — Я как раз рассказывал Ареку про вождя клана на севере, который богат так, что еще не придумано такое число, чтобы назвать, сколько монет припрятано у него в личной крепости.

У человека было красное лицо и багровый нос безнадежного пьяницы, но Альтала мало интересовала его внешность. Его внимание было сосредоточено на плаще из волчьей шкуры, в который этот человек был одет. Тот, кто шил этот плащ, по какой-то странной причине оставил на нем волчьи уши, они украшали капюшон. Альталу это очень понравилось.

— Так как, вы говорите, зовут вождя? — спросил он.

— Его зовут Гасти Большое Брюхо — вероятно потому, что единственное его занятие — работать челюстями. Он ест не переставая с утра до вечера.

— Судя по тому, что вы говорите, я полагаю, он может себе это позволить.

Подвыпивший человек продолжал возбужденно разглагольствовать о богатстве толстого вождя клана, а Альтал притворился, будто его это сильно интересует, и всякий раз, когда кружка собеседника пустела, заказывал ему и себе еще выпивки. К вечеру парня совсем развезло, а на полу под стулом Альтала образовалась приличная лужа из пролитого медового напитка.

После захода солнца в таверне прибавилось народу, и по мере того, как за окном сгущалась тьма, становилось все шумнее.

— Не знаю насчет тебя, — мягко проговорил Альтал, — но во мне уже говорит мед. Почему бы нам не выйти на воздух и не посмотреть на звезды?

Выпивоха поморгал своими мутными глазами.

— Думаю, это пркр-рсная идея, — согласился он. — Мне тоже мед говорит, что надо посмотреть на звезды.

Они поднялись, намереваясь идти к выходу, и Альтал поймал своего пошатнувшегося спутника за руку.

— Осторожно, дружище, — остерег он его. После этого, почти волоча на себе подвыпившего собутыльника, Альтал вышел с ним на улицу.

— Думаю, нам сюда, — предположил он, указывая на сосновый лесок неподалеку.

Человек невнятно выразил согласие и нетвердой походкой направился в сторону сосен. Он остановился, тяжело дыша, и прислонился спиной к сосновому стволу.

— М-меня немного м-мутит, — пробормотал он, уронив голову на грудь.

Альтал тихо вынул из-за пояса короткий бронзовый меч, перевернул его и взялся рукой за лезвие клинка.

— Эй, дружище, — сказал он.

— М-м-м?

Человек поднял лицо с застывшим на нем идиотским выражением и посмотрел невидящими глазами.

Альтал ударил его прямо в лоб тяжелой рукоятью. Человек ударился спиной о дерево и начал оседать, наклонившись головой вперед.

Альтал подошел и ударил его по затылку, после чего собутыльник упал.

Альтал присел рядом и легонько потряс его.

Человек захрапел.

— Похоже, готов, — пробормотал про себя Альтал. Он положил меч на землю и принялся за дело. Сняв с бесчувственного собутыльника плащ из волчьей шкуры, он вынул из кармана кошелек. Кошелек оказался не слишком увесист, но башмаки пьянчужки были еще крепкими. Собственные башмаки Альтала после перехода из Магу пришли в плачевное состояние, так что было бы, вероятно, неплохо их заменить. Кроме того, на поясе у спящего висел совершенно новенький бронзовый кинжал, так что, в общем и целом, Альтал расценил дельце как довольно выгодное. Он оттащил человека подальше в тень, затем надел свой новый великолепный плащ и крепкие башмаки. Почти с грустью посмотрев на жертву, он вздохнул. «Хватит болтовни о несметных богатствах. Пожалуй, пора снова начать воровать одежду и башмаки. — Он пожал плечами. — Ну что ж. Если моя фортуна этого хочет, лучше ей не перечить».

Он отвесил в сторону своей храпящей жертвы легкий поклон и покинул окрестности. Не то чтобы он был вне себя от радости, но настроение несколько улучшилось по сравнению с тем, которое у него было во время путешествия по нижним землям.

Он шел все дальше и дальше на север, потому что хотел добраться до земель, принадлежащих другому клану, раньше, чем проснется бывший владелец этого замечательного новенького плаща. Утром следующего дня он полностью удостоверился, что находится вне досягаемости своей вчерашней жертвы, поэтому остановился в таверне одной небольшой деревеньки, чтобы отпраздновать явную перемену в отношениях с фортуной. Конечно, плащ с волчьими ушами не мог сравниться с тем неопознанным богатством, которое осталось в конторе Друигора, но это было только начало.

И в этой-то таверне он снова услышал о Гасти Большое Брюхо.

— Я слыхал о нем, — сказал он собравшимся в таверне говорунам. — Однако не понимаю, как это вождь клана позволяет своим людям называть его таким именем.

— Если б ты его увидел, ты бы понял, — ответил один из посетителей. — Ты прав: такое имя могло бы оскорбить большинство вождей кланов, но Гасти очень гордится своим брюхом. Он даже смеется, хвастаясь, что уже многие годы не видел собственных ног.

— Мне говорили, он богат, — сказал Альтал, подводя разговор к самой интересной для себя теме.

— О да, очень богат, — подтвердил другой.

— Что, его клан нашел золотую жилу?

— Почти что. После того как во время последней междоусобной войны убили его отца, Гасти стал вождем клана — даже несмотря на то, что большинство соплеменников были о нем не слишком высокого мнения, потому что он такой толстый. Однако у Гасти есть двоюродный брат — его зовут Гальбак, а этот Гальбак семи футов ростом и подл, как змея. Во всяком случае, Гасти решил, что через реку, которая течет в их долине, нужен мост, дабы легче было сообщаться с другими вождями кланов, и приказал своим людям построить его. Мост был построен кое-как и настолько шаток, что переход через него может стоить человеку жизни; но надо вам заметить, ни один человек в здравом рассудке не станет переходить эту реку вброд. Течение в ней настолько быстрое, что сносит вашу тень на добрые полмили вниз. Так что этот шаткий мост является настоящей золотой жилой, потому как это единственный способ перейти через реку, если не хочешь совершать утомительное пятидневное путешествие вверх или вниз по течению. А заправляет всем этим кузен Гасти, и никто, у кого есть голова на плечах, не станет перечить Гальбаку. За переправу он берет плату с руки и ноги — вот почему у Гасти в собственной крепости припрятана такая уйма арумских денег.

— Надо же, — сказал Альтал, — как интересно. Разные земли требовали к себе разного подхода, и до сих пор в горах Арума наш вор обычно применял следующий план атаки: он втирался в доверие к богатым и облеченным властью людям, рассказывая им смешные истории и непристойные шутки. Очевидно, в чопорных городах в долине, где шутки были запрещены законом, а смех расценивался как признак исключительно дурного вкуса, такой план не сработал бы.

Альтал знал, что в историях, которые рассказывают в тавернах, все, как правило, преувеличивается, но слухи о богатстве Гасти Большое Брюхо распространились так далеко, что, судя по всему, в крепости этого толстяка, возможно, действительно хранится довольно много денег, ради которых стоило тратить время и силы, отправляясь туда. Поэтому он решил предпринять путешествие в земли, принадлежащие клану Гасти, чтобы разузнать обо всем побольше.

Шагая на север, в сторону гор Арума, он вдруг услышал какой-то далекий звук, напоминающий стон, который доносился из-за холмов. Он не смог сразу понять, что за животное воет так громко, но поскольку звук слышался откуда-то издалека, а стало быть, не представлял непосредственной угрозы, Альтал решил не обращать на него внимания. Однако иногда по ночам ему казалось, что звук где-то совсем близко, и Альталу становилось немного не по себе.

Он добрался до шаткого деревянного мостика, о котором ему рассказывали, и его остановил одетый в грубые одежды дюжий сборщик пошлины, руки которого по локоть были украшены татуировками, указывавшими на его принадлежность к клану Гасти. Услышав цену, которую запросил с него за проход через мост человек с татуировкой, Альтал прямо-таки поперхнулся, но заплатил, так как расценивал сию трату в качестве делового вложения.

— А у тебя неплохая одежка, дружище, — заметил сборщик пошлины, с некоторой завистью поглядывая на плащ с волчьими ушами, который был на Альтале.

— Он защищает от непогоды, — ответил Альтал, небрежно пожимая плечами.

— Где ты его добыл?

— Там, в Хьюле, — ответил Альтал. — Понимаешь, я встретил волка, и он хотел уже было наброситься на меня и разодрать мне горло, дабы полакомиться мной на ужин. Вообще-то я всегда в каком-то смысле любил волков — они так красиво поют, — но не настолько, чтобы стать для них ужином. В особенности главным блюдом. Так вот, при мне случайно была пара игральных костей, и я убедил волка, что вместо того чтобы, сцепившись, кататься по земле и стараться разодрать друг друга в клочья, гораздо интересней было бы перекинуться в кости и решить таким образом нашу участь. И, сделав ставки, мы начали бросать кости.

— Каковы были ставки? — спросил бородатый человек.

— Наши шкуры, конечно!

Сборщик пошлины разразился смехом.

— Так вот, — продолжал рассказывать Альтал, — сам я — лучший в мире игрок в кости, и играли мы моими костями. А я потратил немало времени, чтобы натренировать эти кости делать то, что я захочу. Короче говоря, волку слегка не подфартило, и теперь я ношу его шкуру, а он там, в хьюльском лесу, бегает голый и дрожит от холода.

Человек с татуировками рассмеялся пуще прежнего.

— Вы когда-нибудь видели волка без шкуры, с гусиными пупырышками по всей коже? — спросил Альтал, изображая на лице сочувствие. — Жалкое зрелище! Мне, конечно же, было ужасно жаль его, но, в конце концов, игра есть игра, а он проиграл. Было бы невежливо с моей стороны отдать ему его шкуру обратно, после того как я честно ее выиграл, правда ведь?

Сборщик пошлины просто-таки покатился от хохота.

— Я пожалел бедное животное и даже почувствовал себя немного виноватым в том, что произошло. Сейчас я признаюсь в этом как на духу, дружище. Да, несколько раз во время игры я сжульничал, и за это я оставил волку хвост — разумеется, ради приличия.

— Не часто можно услышать такую замечательную историю, дружище, — давясь от смеха, сказал сборщик пошлины и похлопал Альтала по спине своей мясистой рукой. — Непременно надо рассказать ее Гасти!

И он настоял на том, чтобы проводить Альтала. Они пересекли шаткий мостик, миновали захудалую деревушку с бревенчатыми, крытыми соломой хижинами и очутились прямо перед огромной бревенчатой крепостью, возвышающейся над деревней.

Войдя в крепость, они прошли в закопченный от дыма главный зал. Альтал бывал во многих клановых замках в горах Арума и потому знал, что их обитатели не слишком рьяно заботятся о чистоте; но в замке Гасти беспорядок был возведен в ранг искусства. Как и в большинстве клановых замков, посредине зала располагалась яма для костра. Циновки на полу, похоже, не меняли уже лет двенадцать. Старые кости и всякие другие объедки гнили по углам, и повсюду дремали собаки и свиньи. Альтал впервые увидел свиней в качестве ручных домашних животных. Поперек зала стоял грубо отесанный стол, а сидящий за этим столом человек, который двумя руками запихивал в рот еду, был самым толстым из всех, кого Альтал когда-либо видел. Кто он такой, не вызывало сомнений, поскольку имя — Гасти Большое Брюхо — подходило ему как нельзя лучше. У него были маленькие свинячьи глазки, а отвисшая нижняя губа закрывала подбородок. Перед ним на замызганном столе лежала целая жареная свиная ляжка, а он отрывал от нее огромные куски мяса и запихивал в рот. Прямо за его спиной стоял великан с суровым, недружелюбным взглядом.

— Мы, наверное, потревожили его во время обеда? — шепнул Альтал своему провожатому. Человек с татуировками рассмеялся.

— Вовсе нет, — ответил он. — Трудно сказать, что в данный момент делает Гасти — завтракает, обедает или ужинает, — поскольку он делает все это одновременно. Гасти ест постоянно, Альтал. Некоторые утверждают, что он ест даже во сне, правда, я до сих пор еще не разу не видел, как он это делает. Подойди. Я представлю тебя ему и его кузену Гальбаку.

Они подошли к столу.

— Эй, Гасти! — громко сказал татуированный человек, чтобы привлечь внимание толстяка. — Это Альтал. Пусть он расскажет тебе историю про то, как он обзавелся этим плащом с волчьими ушами.

— Хорошо, — прогремел в ответ Гасти, отпивая мед из пиршественного рога. Он, прищурившись, посмотрел на Альтала своими маленькими свинячьими глазками. — Ничего если я продолжу есть, пока ты будешь рассказывать свою историю?

— Ничего, Гасти, — сказал Альтал. — Похоже, ты собрался немного поклевать зернышек, и я, конечно же, не хочу, чтобы ты прямо на моих глазах умер от голода.

Гасти поморгал глазами, а затем разразился громким хохотом, разбрызгивая свиной жир по всему столу. Гальбак же только немного осклабился.

Историю о том, как он играл в кости с волком, Альтал растянул до масштабов эпоса, и к наступлению темноты он уже сидел, удобно устроившись в кресле рядом с огромным толстяком-хозяином. Несколько раз пересказав свой анекдот в различных вариантах на потеху всех пришедших в замок людей, одетых в шкуры, он стал придумывать и другие истории, от которых дом Гасти Большое Брюхо то и дело наполнялся веселым хохотом. Однако, сколько бы Альтал ни старался, он не смог выжать из великана Гальбака даже улыбки.

Альтал остался в замке на зиму, и, покуда он мог придумывать новые истории и шутки, от которых живот Гасти всегда сотрясался от смеха, он сидел с ним за одним столом, ел его пищу и пил его мед. А когда порой Гасти пытался сам вмешиваться в разговор, эти речи явно казались его соплеменникам скучными, поскольку ограничивались исключительно похвальбами о том, сколько золота хранится у него в закромах. Похоже, соплеменники слышали эти рассказы достаточно часто, чтобы знать их все наизусть. Но Альтал находил в них для себя некоторую привлекательность.

Зима тянулась, казалось, нескончаемо, пока наконец не наступила весна, и к этому моменту Альтал уже знал каждый уголок дома Гасти, как свои пять пальцев.

Обнаружить сокровищницу не составляло особого труда, поскольку обычно она охранялась. Она располагалась в дальнем конце коридора, куда выходили двери обеденного зала, три ступени вели к тяжелой двери. Массивный бронзовый замок красноречиво говорил о том, что сокровища хранятся именно за этой дверью.

Альтал заметил, что ночная охрана не слишком серьезно относится к своим обязанностям, и около полуночи стражники обычно засыпают — что довольно естественно для людей, которые берут с собой на службу большие кувшины крепкого меда.

Оставалось только дождаться, когда растает снег, и за это время не поссориться с Гасти и его мрачнолицым кузеном-великаном. Если все получится удачно, Альталу придется поторопиться с отъездом. У Гальбака очень длинные ноги, и Альталу не хотелось, чтобы из-за лежащего на дорогах снега Гальбак мог настигнуть его.

Он начал частенько выходить во двор, наблюдая за весенним таянием, и когда с ближайшей дороги исчез последний сугроб, он решил, что пора уходить.

Как оказалось, сокровищница Гасти Большое Брюхо была не так неприступна, как считал сам Гасти, и однажды ночью, когда костер в центре зала догорел и остались лишь тлеющие угли, а Гасти и его соплеменники спали по углам, наполняя комнату пьяным храпом, Альтал подошел к хранилищу, перешагнул через спящих стражников, открыл нехитрый замок и проскользнул внутрь. В центре комнаты располагались грубо отесанный стол и массивная скамья, а в углу — груда тяжелых на вид кожаных мешков. Альтал поднял один из них, поставил его на стол и сел подсчитывать свои новые богатства.

Мешок был величиной примерно с человеческую голову и неплотно завязан. Альтал в нетерпении открыл его, запустил руку внутрь и вынул горсть монет.

Он смотрел на монеты и чувствовал, как его настроение падает. Все они были медные. Он зачерпнул еще пригоршню. На сей раз попалось несколько желтых монеток, но латунных, а не золотых. Тогда он высыпал все содержимое мешка на стол.

Золота не было.

Альтал поднял принесенный с собой факел и оглядел комнату: быть может, Гасти хранил золото в другой куче? Однако в комнате была только одна-единственная груда мешков. Альтал подобрал еще два мешка и высыпал их содержимое на стол. Теперь стол был доверху завален медными монетами, среди которых кое-где поблескивала латунь.

Он быстро опустошил все мешки, и ни в одном не оказалось ни единой золотой монетки. Гасти его одурачил так же, как, очевидно, и всех остальных в Аруме.

Альтал выругался. А он-то потратил целую зиму, глядя, как ест этот обжора. Хуже того, он поверил во все байки, которые рассказывал ему этот слюнявый толстяк. Он едва поборол в себе соблазн вернуться в зал, взять кинжал и выпустить Гасти кишки. Вместо этого он сел и выбрал из кучи медяков латунные монеты. Он знал, что этого не хватит даже, чтобы оплатить потерянное время, и все-таки это было лучше, чем ничего.

Выудив все латунные монеты из груды меди, он встал и с презрением опрокинул стол, просыпав на пол все эти ничего не стоящие железки, и в отвращении вышел.

Он покинул замок, перешел через слякотный двор и зашагал прочь через обветшалую деревню, проклиная собственную легковерность и мрачно размышляя о том, что не догадался заглянуть заранее в кладовую, чтобы проверить, чем похваляется этот толстяк.

Фортуна — эта самая ветреная из богинь — снова провела его. В конце концов удача так и не вернулась к нему.

Несмотря на горькое разочарование, он упорно продолжал идти вперед. Кладовая Гасти была оставлена в довольно неприбранном виде, и толстяк очень скоро сообразит, что его обокрали. Украдено было немного, но все равно мысль о том, чтобы ради простой безопасности перейти через несколько границ между территориями кланов, казалась ему по-прежнему разумной. Похоже, Гальбак был не из тех, кто оставит это просто так, и Альтал твердо решил оторваться от преследования каменнолицего кузена Гасти.

Через несколько дней трудного пути Альтал почувствовал себя достаточно безопасно, чтобы зайти в таверну и поесть как следует. Как делали почти все жители границы, Альтал носил при себе рогатку и владел ею достаточно искусно. Он мог бы обходиться случайно попадавшимися ему зайцами или белками, но уже весьма соскучился по нормальной еде.

Он подошел к убогой деревенской таверне, но остановился на пороге, услышав, как кто-то говорит: «…в плаще с волчьими ушами на капюшоне». Он отпрянул от двери и притаился рядом, чтобы подслушать.

— Гасти Большое Брюхо просто рвет и мечет, — продолжал человек, который только что упоминал о плаще. — Похоже, этот парень по имени Альтал целую зиму ел и пил за счет Гасти, а потом в благодарность пробрался в его кладовую и украл два полных мешка золотых монет.

— Ужас! — прошептал кто-то. — Как ты сказал, выглядит этот человек?

— Ну, насколько я понял, он среднего роста и у него черная борода, но такое описание подходит половине людей в Аруме. Его выдает только этот плащ с волчьими ушами. Кузен Гасти, Гальбак, назначил огромную награду за голову этого парня, но лично я думаю, он может и не выполнить обещания. Меня интересуют те два мешка с золотом, которые прихватил с собой этот Альтал. Поверьте, уж я его разыщу. Хочу познакомить его с острием своего копья. Я даже не стану отрезать ему голову, чтобы послать ее Гальбаку. — Человек цинично хохотнул. — Я не жадина, друзья мои. Мне вполне хватит двух мешков с золотом.

Альтал отошел за угол таверны, чтобы спокойно выругаться. Хуже всего была ирония происходящего. Гасти отчаянно хотел, чтобы все в Аруме верили в то, что он богат. Для толстяка назначенная награда была лишь способом проверить, насколько действенно его бахвальство. Гасти, который все так же ест руками, сейчас, наверное, хохочет до упаду. Альтал украл всего лишь горсть латунных монет, и теперь ему приходится убегать, спасая свою шкуру. Гасти теперь прославится, а за Альталом будет по пятам гнаться Гальбак, и каждый в Аруме начнет искать его с ножом.

Так что, очевидно, ему придется избавиться от этого прекрасного новенького плаща, и это было действительно жаль. Он снова вернулся к двери и заглянул сквозь щелку внутрь, чтобы увидеть человека, который описывал его внешность. То, что произошло, было делом рук Гасти, но Гасти далеко, и Альтал не мог его наказать, так что пусть заменой ему станет этот горлопан из таверны.

Альтал запечатлел в своей памяти его черты, а затем вышел из деревни, чтобы ждать и наблюдать.

На горы Арума уже спускалась тьма, когда рассказчик, шатаясь, вышел из таверны и нетвердой походкой пошел по главной дороге, ведущей через деревню. У него было короткое копье с широким бронзовым наконечником, и он насвистывал что-то неразборчивое.

Свист прекратился, когда Альтал, яростно ударив дубиной, свалил путника наземь.

Затем Альтал оттащил его подальше в кусты на краю дороги. Он перевернул бесчувственное тело.

— Насколько я понимаю, ты меня искал, — саркастически сказал он. — Ты хотел мне что-то сказать?

Он стащил с обмякшего тела шерстяную рубаху, снял с себя собственный прекрасный плащ и с сожалением бросил на лицо своего неудавшегося убийцы. Затем надел обтрепанную рубаху, взял кошелек с копьем и был таков.

Альтал был не слишком высокого мнения о том, кого он только что обокрал, поэтому он нисколько не сомневался, что этот идиот наденет плащ на себя, а это поможет замутить воду. В описании, которое этот парень распространял повсюду, значился человек с черной бородой, поэтому, когда на следующее утро взошло солнце, Альтал остановился у лесного озера, на поверхности воды которого он мог видеть собственное отражение, и с трудом побрился своим бронзовым кинжалом.

Покончив с этим, он решил, что осмотрительнее будет продолжить двигаться на север не вдоль ущелий, а по горным хребтам. Побрившись и сменив одежду, он, возможно, станет неузнаваемым для людей, которые ищут человека с черной бородой и в плаще с волчьими ушами, однако в доме Гасти прошлой зимой останавливалось множество людей, и если среди преследователей был кто-нибудь из тех гостей, они, вероятно, его узнают. А если не они, то Гальбак проведает непременно. Альтал достаточно хорошо знал арумцев, чтобы быть уверенным в том, что они будут искать его только в ущельях, поскольку лазать по горам ужасно неудобно, да к тому же наверху попадается не так много таверн, где можно отдохнуть и выпить. Альтал был совершенно уверен, что ни один настоящий житель Арума никогда не окажется больше чем за милю от ближайшей таверны.

Он карабкался по горам, и чувство горечи неотступно преследовало его. Конечно, он убежал вовремя. Он был слишком умен, чтобы попасться. Но его точила мысль о том, что его бегство только укрепило веру в хвастливые рассказы Гасти. Репутация Гасти как самого богатого человека в Аруме будет подкреплена еще и тем, что самый лучший в мире вор специально отправился в Арум, чтобы обокрасть его. Альтал скорбно заключил, что невезение по-прежнему преследует его.

Наверху в горах еще лежал мокрый снег, так что приходилось идти медленно, но Альтал упорно шел вперед, на север. Здесь, в горах, дичи было немного, так что зачастую ему приходилось по нескольку дней идти без пищи.

Продвигаясь на север, Альтал снова услышал тот странный стон, на который впервые обратил внимание прошлой осенью в горах, по дороге к крепости Гасти. Очевидно, источник звука все еще был где-то поблизости, и Альтал начал подумывать, а не преследует ли он его по какой-либо причине. Что бы это ни было, оно громко кричало, и от его плача, который эхом отдавался в горах, Альталу становилось как-то не по себе.

Это был не волк — в этом Альтал не сомневался. Волки кочуют стаями, а это было одинокое существо. В его плаче звучала какая-то безнадежность. Альтал предположил, что у этого странного животного был, по-видимому, брачный период, и эти заунывные, приглушенные крики были всего лишь сигналом для других его сородичей, говорившие, что он не прочь найти себе кого-нибудь для компании. Что бы это ни было, у Альтала возникло страстное желание, чтобы это существо поискало себе спутника где-нибудь в другом месте, потому что таинственные крики бесконечного отчаяния начинали действовать ему на нервы.

 

ГЛАВА 3

Настроение у Альтала, пока он пробирался на север по горным хребтам Арума, было мрачное. Конечно, и раньше случались неудачи. Никто не может все время побеждать, но прежде удача быстро возвращалась к нему. На этот раз все было несколько иначе. Все, что он предпринимал, оборачивалось провалом. Удача не просто оставила его — казалось, она прилагает все усилия, чтобы разрушить все, что он делал. Может, он совершил что-то такое, из-за чего ее любовь превратилась в ненависть? Эта печальная мысль тревожила его, когда он спустился с гор Арума в поросшую густыми лесами долину Хьюла.

Хьюл — излюбленное убежище для людей, ставших несчастными жертвами всяческих конфликтов в окружающих землях. Услужливые парни, которые «просто хотели дать побегать вашей лошади» или «просто вынули ваши серебряки на свет, чтобы почистить их для вас», находили приют в Хьюле, а в стране, где нет никаких законов, не может быть и преступников.

Альтал был в прескверном настроении, когда он добрался до Хьюла, и чувствовал глубокую потребность в общении с такими же, как он, людьми, с которыми мог быть совершенно откровенен, поэтому он пошел прямо через лес к более или менее постоянному поселению, принадлежащему хьюльцу по имени Набьор, который варил хороший мед и торговал им по сходной цене. У Набьора также имелись несколько пухленьких молодых девушек, которые всегда были к услугам клиентов, если те чувствовали себя одиноко, для разговоров или утешения.

Обширные леса Хьюла обладают свойством приглушать звуки. В землях дальнего севера растут гигантские деревья, и путешественник может дни напролет бродить под бескрайним куполом их крон, не видя солнца. Большинство деревьев вечнозеленые, и их осыпавшаяся хвоя покрывает землю толстым влажным ковром, который заглушает звук шагов путника. В землях Хьюла нет троп, потому что отмершие иголки хвои постоянно падают тихим дождем с деревьев, скрывая под собой все следы человека или зверя.

Уютный лагерь Набьора раскинулся на небольшой поляне, на берегу веселого ручья, журчащего среди серых камней, но Альтал подошел к нему с некоторыми предосторожностями, ибо человек, про которого ходят слухи, будто он несет с собой два тяжелых мешка золота, склонен быть весьма осторожным, прежде чем войти в какое-либо публичное место. Некоторое время Альтал лежал за поваленным деревом, осматривая лагерь, после чего заключил, что никого из арумцев поблизости нет, тогда он снова поднялся на ноги.

— Эй, Набьор! — крикнул он. — Это я, Альтал. Не бойся, это я иду.

Набьор всегда имел под рукой тяжелый бронзовый топор, чтобы поддерживать порядок и при случае встретить незваных гостей, которые могли прийти, чтобы задать несколько вопросов относительно его собственных неблаговидных деяний, так что предусмотрительнее было не заставать его врасплох.

— Эй, Альтал! — заорал Набьор. — Добро пожаловать! А я уж было подумал, что ты попался к экуэрцам или треборейцам и они подвесили тебя на каком-нибудь суку.

— Нет, — ответил Альтал со скорбной усмешкой. — Пока что мне, хотя и с трудом, удается стоять ногами на земле. Как твой мед — все еще поспевает? В прошлый раз, когда я заглядывал сюда, партия была слегка недозрелой.

— Заходи и отведай, — пригласил его Набьор. — Новая партия получилась что надо.

Альтал вышел на поляну и посмотрел на своего старого друга. Набьор был крепкого сложения, с темными волосами и бородой, большим носом картошкой, проницательными глазами, на нем была мохнатая накидка из медвежьей шкуры. Набьор имел свое дело: торговал хорошим медом и девочками. Кроме того, он без лишних вопросов покупал вещи у тех, кто зарабатывал себе на жизнь воровством.

Оба тепло пожали друг другу руки.

— Садись, друг, — сказал Набьор. — Сейчас я принесу тебе меду, и ты расскажешь мне про чудеса цивилизации.

Альтал устало опустился на чурбан, стоящий возле очага, где скворчала и дымилась жирная ляжка лесного бизона, пока Набьор наполнял два глиняных стакана пенящимся медом.

— Как там у тебя прошло? — спросил он, возвращаясь к огню и протягивая Альталу один из стаканов.

— Ужасно, — печально сказал Альтал.

— Что, так плохо? — спросил Набьор, подсаживаясь с другой стороны очага.

— Даже хуже, Набьор. Думаю, еще не придумано слова, чтобы точно описать, как это было скверно. — Альтал отпил большой глоток из своего стакана. — А у тебя неплохой мед получился в этот раз, дружище.

— Я знал, что тебе понравится. — Ты по-прежнему торгуешь по той же цене? — О цене сегодня не беспокойся, Альтал. Сегодняшний мед — в счет нашей дружбы.

Альтал поднял свой стакан.

— Тогда за дружбу! — сказал он и налил себе еще. — Там, в цивилизованных землях, они даже не варят мед. Единственное, что подают в их тавернах, — это кислое вино.

— И это называется цивилизацией? — Набьор недоверчиво покачал головой.

— А как у тебя идут дела? — спросил Альтал.

— Очень неплохо, — откровенно признался Набьор. — О моей таверне слава идет по всей округе. Теперь почти каждый в Хьюле знает, что если ему захочется выпить кружечку доброго меда по сходной цене, то надо идти к Набьору. Хочется провести время с красивой девушкой — ступай опять же к Набьору. Если случайно приобрел что-нибудь ценное и хочешь продать, не отвечая при этом на разные докучные вопросы о том, где все это взял, будь уверен — я с удовольствием обсужу сделку.

— Набьор, ты всех обведешь вокруг пальца и умрешь богачом.

— Тебе, может, и все равно, а я лучше уж буду жить богачом. Ну ладно, расскажи мне, что с тобой произошло там, в нижних землях, раз это было так необычно. Я не видел тебя больше года, так что нам есть что наверстывать.

— Тогда приготовься, Набьор, — предупредил Альтал. — Это будет не слишком веселая история.

И он подробно рассказал о своих злоключениях в Экуэро, Треборее и Перкуэйне.

— Какой ужас! — сказал Набьор. — Неужели совсем нигде не было удачи?

— Нет, нигде. Мои дела шли настолько плохо, что мне приходилось подкарауливать людей, выходящих из таверны, чтобы добыть немного денег на еду. Фортуна отвернулась от меня, Набьор. В последние полтора года все, до чего бы я ни дотронулся, обращалось в прах. Какое-то время я думал, что это оттого, что, когда я отправился в нижние земли, моя удача не последовала за мной. Но когда я пришел в Арум, мои дела не стали лучше.

Затем он поведал другу о своих злоключениях в доме Гасти Большое Брюхо.

— Так значит, Альтал, у тебя действительно проблемы? — заметил Набьор. — Это все из-за удачливости, которой ты всегда был знаменит. Тебе лучше подумать, что ты можешь сделать, чтобы снова обрести расположение фортуны.

— Да я бы и рад, Набьор, только не знаю как. Она всегда так любила меня, что я никогда не прилагал особых усилий, чтобы удержать ее. Если бы где-нибудь существовал храм в ее честь, я украл бы чьего-нибудь козла и пожертвовал его на алтарь. Но учитывая то, что со мной происходило в последнее время, этот козел, возможно, успеет вышибить мне мозги раньше, чем я перережу ему горло.

— Да не печалься ты, Альтал. У тебя еще все будет хорошо.

— Конечно, я на это надеюсь. Не представляю, чтоб мои дела могли пойти еще хуже.

В этот момент Альтал снова услышал где-то за деревьями тот безутешный плач.

— Ты не знаешь, что это за зверь так кричит? — спросил он.

Набьор настороженно поднял голову и прислушался.

— Не могу понять, где это, — признался он. — Может быть, это медведь, а?

— Не думаю. Медведи не бродят по лесу с такими криками. Когда я шел через горы Арума, я целыми днями слушал вой этого зверя.

— Может быть, он прослышал о посулах Гасти и теперь преследует тебя, чтобы отнять все золото?

— Очень смешно, Набьор, — саркастически усмехнулся Альтал.

Набьор ухмыльнулся в ответ. Затем снова взял кружки и пошел наполнить их из глиняного кувшина.

— Держи, — сказал он, вернувшись к огню, и протянул одну из кружек Альталу, — залей свой смех вот этим и перестань тревожиться из-за зверей. Они боятся огня, поэтому, кто бы он ни был — тот, что воет в лесу, — он не захочет прийти сюда и сесть рядом с нами.

Альтал и Набьор выпили еще по нескольку кружек меду, а затем вор вдруг заметил, что у его друга в доме появилась новая девочка. Глаза у новенькой были шаловливые, а походка соблазнительная. Он решил, что было бы неплохо познакомиться с ней поближе. Сейчас ему особенно не хватало дружеского тепла.

Так Альтал на некоторое время остался в заведении Набьора, наслаждаясь предлагаемыми там развлечениями. Меда у Набьора было вдоволь, на вертеле всегда жарилась ляжка лесного бизона на случай, если кто-нибудь проголодается, а девочка с шаловливыми глазами была очень умелая. Более того, время от времени в доме гостили и другие воры — почти все старые друзья и знакомые, — так что они могли часами рассказывать друг другу байки, обмениваться опытом или устраивать дружеские турниры по игре в кости. После неудачного года Альталу действительно нужно было немного расслабиться, чтобы снять нервное напряжение и вернуть бодрое расположение духа. У него в запасе были остроумные истории и шутки, а у сердитого человека шутки не получаются.

Однако его скудный запас латунных монет был не бесконечен, и когда через некоторое время кошелек его заметно истощился, Альтал с сожалением констатировал, что ему, наверное, пора подумать о возвращении к работе.

И вот, ближе к концу лета, в один из грозовых дней, когда тучи на небе затмили солнце, в лагерь Набьора на нечесаной кобыле въехал человек с глубоко ввалившимися глазами и жидкими, сальными черными волосами. Он сполз на землю со своей усталой лошаденки и подошел к огню погреть руки.

— Меду! — крикнул он Набьору резким голосом.

— Я не знаю тебя, дружище, — с подозрением сказал Набьор, нащупывая свой тяжелый бронзовый топор. — Сначала покажи деньги.

Взгляд незнакомца стал жестким, а затем он молча встряхнул тяжелым кожаным кошельком.

Альтал испытующе посмотрел на незнакомца. На голове человек носил нечто наподобие бронзового шлема, который прикрывал затылок и спускался до плеч, а к его черной кожаной куртке были приторочены толстые бронзовые пластины. Кроме того, на нем был длинный черный плащ с капюшоном, который неплохо смотрелся и несомненно пришелся бы Альталу как раз впору, если бы незнакомец перепил у Набьора меду и отправился спать. Из-за пояса у вошедшего торчали тяжелый меч и узкий бронзовый кинжал.

В лице незнакомца проглядывало что-то до странности древнее, отчего оно казалось наполовину незавершенным. Впрочем, Альтал не обратил на его лицо особого внимания. На самом деле он хотел увидеть характерные клановые татуировки арумцев. Альтал считал, что как раз сейчас ему следует избегать встречи с жителями Арума. Однако на руках гостя не было никаких татуировок, и наш вор вздохнул спокойно.

Черноволосый путник уселся на бревно у очага, где расположился Альтал, и испытующе посмотрел на вора. Возможно, это была всего лишь игра света, но в глазах незнакомца отражались пляшущие языки пламени, и от этого Альталу стало немного не по себе. Не каждый день встречаешь человека с огнем в глазах.

— Я вижу, что наконец нашел тебя, — сказал незнакомец каким-то странным голосом. Похоже, он подходит к делу без обиняков.

— Ты ищешь меня? — спросил Альтал как можно спокойнее.

Этот человек был вооружен до зубов, а насколько известно Альталу, за его голову в Аруме все еще была назначена награда. Он осторожно повернул свой собственный меч на ремне, чтобы рукоять была поближе к руке.

— И давно уже, — ответил незнакомец. — Я напал на твой след в Деике. Люди там все еще говорят о том, как быстро ты умеешь бегать, когда за тобой гонятся собаки. Потом я следил за тобой в Кантоне в Треборее и далее в Магу в Перкуэйне. Друигор все никак не может взять в толк, почему ты просто вывалил все деньги на пол, вместо того чтобы украсть их.

Альтал содрогнулся.

— Ты не знал, что это деньги, ведь так? — проницательно заметил незнакомец. — Во всяком случае, я шел за тобой от Магу до Арума, а в Аруме есть один толстяк, который хочет найти тебя еще сильнее, чем я.

— Я, в общем-то, об этом догадывался, — сказал Альтал. — Гасти хочет, чтобы люди думали, что он богат, а я, возможно, единственный человек в округе, который знает, что в его сокровищнице нет ничего, кроме медяков.

Незнакомец рассмеялся.

— А я и думал: в его рассказах о том, как ты его ограбил, что-то не так.

— Так зачем ты искал меня все это время? — напрямик спросил Альтал. — Твоя одежда выдает жителя Неквера, а я не бывал там уже несколько лет, а потому уверен, что в последнее время ничего у тебя не крал.

— Успокойся, Альтал, и убери свой меч за спину, чтобы рукоять не врезалась тебе в бок. Я пришел сюда не затем, чтобы отнести твою голову Гасти. Тебя бы заинтересовало деловое предложение?

— Смотря какое.

— Меня зовут Генд, и мне нужен хороший вор, знающий все ходы и выходы. Ты знаком с землями Кагвера?

— Я был там несколько раз, — осторожно ответил Альтал. — Я не слишком-то люблю кагверцев. У них есть привычка подозревать каждого, кто к ним приходит, что он явился только затем, чтобы проникнуть в их золотые копи и прикарманить золото. А что ты хочешь, чтобы я для тебя украл? Ты не похож на тех, кто не способен на такие вещи сам. Зачем платить кому-то, чтобы он сделал это вместо тебя?

— Не только за твою голову назначена награда, Альтал, — ответил Генд с обиженным выражением на лице. — Если бы я рискнул сейчас прийти в Кагвер, мне было бы уж точно наплевать, как меня там встретят. Во всяком случае, в Неквере есть некто, у кого я в долгу, и это не тот человек, которого мне хотелось бы разочаровать. Там, в Кагвере, есть вещь, которая ему очень нужна, и он сказал, чтобы я пошел туда и добыл ее для него. Это ставит меня в весьма трудное положение, как ты понимаешь. Ты и сам был бы в подобном же положении, если бы кто-то велел тебе добыть для него что-то, находящееся как раз в Аруме, ведь так?

— Да, я понимаю, в чем твоя проблема. Но должен предупредить — моя работа стоит недешево.

— Я на это и не рассчитывал, Альтал. Эта вещь, которая нужна моему другу в Неквере, довольно большая и весьма тяжелая, и я готов заплатить тебе столько золота, сколько она весит, если ты украдешь ее для меня.

— Я весь внимание, Генд.

— Ты и в самом деле такой хороший вор, как о тебе говорят? — Горящие глаза Генд а, казалось, вспыхнули еще ярче.

— Я самый лучший, — сказал Альтал, обиженно пожимая плечами.

— Он говорит правду, незнакомец, — подтвердил Набьор, принеся Альталу новую кружку меда. — Этот Альтал может украсть все что угодно, лишь бы оно было о двух концах или имело верх и низ.

— Ну, это преувеличение, — сказал Альтал. — У реки два конца, но я ни одной до сих пор не украл; у озера есть дно и поверхность, но ни одно из озер я также не украл. А что именно так страстно хочет получить тот человек из Неквера, что согласен платить за это на вес золота? Какая-нибудь драгоценность или что-то вроде того?

— Нет, это не драгоценность, — ответил Генд, и во взгляде его промелькнула алчность. — То, что ему нужно и за что он заплатит золотом, — это Книга.

— Генд, ты снова произнес волшебное слово «золото». Я мог бы сидеть здесь хоть день напролет и слушать, как ты говоришь об этом, но здесь мы подходим к трудной части разговора. Что, черт возьми, такое — книга?

Генд пронзил его своим взглядом, и колеблющееся пламя снова промелькнуло в его глазах, отчего они засверкали рубиновым светом.

— Так вот почему ты бросил деньги Друигора на пол. Ты не знал, что это деньги, потому что ты не умеешь читать.

— Чтение — занятие для священников, Генд, а я не имею с ними никаких дел, если этого можно избежать. Каждый священник, которого я встречаю, обещает мне, что я буду сидеть за одним столом с его богом, если отдам все, что у меня есть в кошельке. Не сомневаюсь, что обеды у богов отменные, но, чтобы получить приглашение на обед к богу, надо умереть, а я, по правде сказать, не настолько голоден.

Генд нахмурил брови.

— Это может несколько усложнить дело, — сказал он. — Книга — это набор страниц, которые люди читают.

— Мне не обязательно уметь читать их, Генд. Я должен суметь их украсть; все, что мне надо знать, — это как выглядит эта книга и где она находится.

Генд оценивающе посмотрел на него своими ввалившимися глазами, сверкающими из глубины.

— Возможно, ты и прав, — сказал он почти про себя. — У меня с собой как раз есть одна Книга. Если я тебе ее покажу, ты будешь знать, как она выглядит.

— Вот именно, — сказал Альтал. — Так почему бы тебе не показать мне эту книгу, чтобы я на нее взглянул? Ведь, чтобы ее украсть, мне не надо знать, о чем она.

— Нет, — согласился Генд, — думаю, это тебе ни к чему.

Он поднялся, подошел к своей лошади, запустил руку в кожаную сумку, притороченную к седлу, и вынул оттуда что-то квадратное и довольно большое. Прихватив это, он вернулся к огню.

— Она больше, чем я думал, — заметил Альтал. — Так ведь это просто коробка?

— Важно, что внутри нее, — сказал Генд, открывая крышку.

Он вынул из нее какой-то шуршащий листок, похожий на высушенную кожу, и протянул Альталу.

— Вот так выглядят буквы, — сказал он. — Когда ты найдешь такую коробку, лучше сперва открой ее и убедись, что в ней находятся такие же листки, а не пуговицы или инструмент.

Альтал взял листок и осмотрел его.

— Что это за зверь, у которого такая тонкая шкура? — спросил он.

— Чтобы получить такую тонкую кожу, берут кусок коровьей шкуры и разрезают ее вдоль ножом, чтобы получились тонкие листки, — объяснил Генд. — Затем кладут их под пресс, чтобы они разгладились, а потом высушивают, чтобы они стали жесткими. Затем на них пишут, чтобы другие люди могли прочитать, что написано.

— Больше доверяй священникам, и сложности тебе обеспечены, — сказал Альтал.

Он осторожно взглянул на ровные убористые строчки букв на листке.

— Похоже на картинки, правда? — предположил он.

— Это и есть письмо, — объяснил Генд. Он взял палочку и начертил на грязном полу у очага изогнутую линию.

— Это картинка, которая означает «корова», — сказал он, — потому что похожа на коровьи рога.

— А я-то думал, что научиться читать трудно, — сказал Альтал. — Мы говорим об этом всего несколько минут, а я уже умею читать.

— Если все, о чем ты хочешь читать, это коровы, — почти неслышно поправил Генд.

— На этой странице я не вижу ничего о коровах, — сказал Альтал.

— Ты держишь ее вверх ногами, — подсказал ему Генд.

— А!

Альтал перевернул страницу и немного ее поразглядывал. Некоторые из аккуратно начертанных на пергаменте символов почему-то вызвали у него дрожь.

— Я здесь ничего не понимаю, — признался он, — но это не важно. Все, что мне на самом деле надо знать, — это то, что я ищу черную коробку с кожаными листками внутри.

— Коробка, которая нам нужна, белого цвета, — поправил его Генд, — и она немного больше размером, чем эта.

Он взял свою Книгу. На обложке Книги были начертаны красные символы — те самые, от которых Альтала бросило в дрожь.

— Насколько та книга больше, чем твоя? — спросил он.

— В длину и ширину она примерно с твою руку от ладони до локтя, — ответил Генд, — а в толщину примерно равна твоей ступне. Она довольно тяжелая.

Он взял листок пергамента из рук Альтала и почти благоговейно положил его на место в коробку.

— Ну что, — спросил он, — тебя заинтересовало мое предложение?

— Мне нужно еще кое-что уточнить, — ответил Альтал. — А именно: где находится эта книга и как она охраняется.

— Она находится в Доме на Краю Мира, в Кагвере.

— Я знаю, где Кагвер, — сказал Альтал, — но не знал, что мир заканчивается там. А где именно в Кагвере находится это место? В каком направлении?

— На севере. Оно в той части Кагвера, где не бывает солнца зимой и где не бывает ночи летом.

— Интересное место для того, кто там живет.

— Точно. Впрочем, владелец Книги больше не живет там, так что никто не сможет помешать тебе войти в Дом и украсть Книгу.

— Это мне подходит. Ты не мог бы дать мне еще какие-нибудь ориентиры? Я доберусь быстрее, если буду знать, куда иду.

— Просто иди по краю мира. Когда увидишь дом, знай — это то самое место. Там всего один дом.

Альтал допил свой мед.

— Кажется, все довольно просто, — сказал он. — А потом, когда я украду эту книгу, как я найду тебя, чтобы получить свое вознаграждение?

— Я сам найду тебя, Альтал. — Глубоко запавшие глаза Генда разгорелись еще ярче. — Поверь мне, я тебя найду.

— Я подумаю об этом.

— Так ты согласен?

— Я сказал — подумаю. А сейчас почему бы нам не выпить еще меду — раз уж ты платишь?

На следующее утро Альтал чувствовал себя не очень хорошо, но несколько кружек меду уняли дрожание рук и изжогу в животе.

— Набьор, я ненадолго уйду, — сказал он своему другу. — Передай девочке с озорными глазами мой привет и скажи, что когда-нибудь мы снова с ней увидимся.

— Так ты собираешься сделать это? Украсть эту книгу для Генда?

— Ты подслушивал.

— Конечно, подслушивал, Альтал. Ты уверен, что все-таки хочешь это сделать? Генд все время говорил о золоте, но я что-то не припомню, чтобы он показал хоть одну монету. Сказать слово «золото» очень просто, гораздо сложнее его раздобыть.

Альтал пожал плечами.

— Если он не заплатит, то не получит книгу. — Он посмотрел в ту сторону, где спал, завернувшись в свой великолепный черный шерстяной плащ, Генд. — Когда он проснется, скажи, что я ушел в Кагвер и намерен украсть для него эту книгу.

— Ты действительно доверяешь ему?

— Настолько, насколько я могу обвести его вокруг пальца, — ответил Альтал с циничной усмешкой. — Награда, которую он мне посулил, как бы намекает на то, что, когда я приду требовать свою долю, меня будут поджидать парни с длинными ножами. Кроме того, если кто-то предлагает мне украсть что-то вместо него, я всегда уверен, что эта вещь стоит по крайней мере в десять раз больше, чем он предлагает мне за кражу. Я не доверяю Генду, Набьор. Прошлой ночью, когда огонь в очаге совсем потух, он пару раз взглянул на меня, и его глаза все так же горели. Они горели красным огнем, и это не было отблеском костра. Потом он показал мне кусок пергамента. Большинство этих рисунков были как будто обычными, зато некоторые из них горели таким же красным огнем, как и глаза Генда. Эти рисунки, должно быть, означают слова, но мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь произнес именно эти слова, обращаясь ко мне.

— Если у тебя такие предчувствия, почему ты все-таки берешься за это дело?

Альтал вздохнул.

— В обычное время я не стал бы за это браться, Набьор. Я не доверяю Генду, и он мне, пожалуй, не нравится. Но в последнее время фортуна отвернулась от меня, поэтому мне приходится браться за что попало — по крайней мере до тех пор, пока удача не полюбит меня снова. Ты же знаешь, работа, которую предлагает Генд, довольно простая. Все, что мне надо сделать, — это отправиться в Кагвер, найти некий пустой дом и украсть белую кожаную коробку. Любой дурак мог бы легко выполнить это задание, но Генд предложил его мне, так что я должен хвататься за это. Работа простая, а награда хорошая. Если мне удастся провернуть это дельце, то, может быть, фортуна изменится, вернется ко мне и снова будет меня обожать, как обычно.

— Весьма странная у тебя религия, Альтал.

Альтал ухмыльнулся в ответ.

— Но она работает на меня, Набьор, и мне не нужен никакой священник в качестве посредника, который за свои услуги забирал бы себе половину моих прибылей.

Альтал снова оглянулся на спящего Генда.

— Какая оплошность с моей стороны, — сказал он. — Я чуть не забыл прихватить себе новый плащ.

Он подошел к лежащему Генду, осторожно снял с него черный шерстяной плащ и накинул себе на плечи.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он Набьора, вставая в горделивую позу.

— Он как будто специально на тебя сшит, — хохотнул Набьор.

— Возможно, так оно и есть. Генд, наверное, украл его, пока я был занят.

Он вернулся и достал из своего кошелька несколько медных монет.

— Окажи мне услугу, Набьор, — сказал он, протягивая ему медяки. — Вчера вечером Генд выпил у тебя много меду, а я заметил, что он не слишком стойкий выпивоха. Когда он проснется, то будет чувствовать себя не очень хорошо, так что ему понадобится лекарство для облегчения страданий. Дай ему столько, сколько он сможет выпить, и если на следующее утро ему опять станет нехорошо, продолжай давать ему то же лекарство. И если он случайно спросит о своем плаще, постарайся сменить тему.

— Ты собираешься украсть и его лошадь тоже? Ехать легче, чем идти пешком.

— Когда я ослабею настолько, что не смогу идти на своих двоих, я стану просить подаяния на обочине дороги. На моем пути как раз встретится какая-нибудь лошадь. Если сможешь, продержи Генда пьяным неделю. Прежде чем он протрезвеет, я хотел бы быть далеко отсюда, в горах Кагвера.

— Он сказал, что боится сам идти в Кагвер.

— В этом я ему тоже не верю. Он знает дорогу к тому дому, но я думаю, он боится самого этого дома, а не Кагвера вообще. Я не хочу, чтобы он прятался в кустах, когда я выйду из того дома с книгой под мышкой, так что напои его, чтобы он не пошел вслед за мной. Когда он проснется, сделай так, чтобы он чувствовал себя хорошо.

— Именно для этого я здесь, Альтал, — с готовностью сказал Набьор. — Я друг и помощник всем, кто жаждет или устал. Мой добрый крепкий мед — лучшее в мире лекарство. Я могу развеять дождливый день, а если бы я придумал, как заставить проглотить мое средство покойника, возможно, я смог бы излечить и его от смерти.

— Хорошо сказано, — восхищенно сказал Альтал.

— Как ты сам всегда повторяешь: я умею обращаться со словами.

— И с пивными кружками тоже. Так что будь другом для Генда, Набьор. Исцели его от всех нездоровых поползновений последовать за мной. Я не люблю, чтобы за мной следили, когда я работаю. Поэтому сделай так, чтобы он лежал довольный и пьяный здесь, а то как бы мне не пришлось сделать так, чтобы он лежал довольный и мертвый где-нибудь там, в горах.

 

ГЛАВА 4

Теперь в густых лесах Хьюла наступило позднее лето, и Альтал мог идти быстрее, чем в менее приятные времена года. Из-за раскидистых деревьев в Хьюле царил постоянный сумрак, а толстый ковер из хвои густо покрывал землю в буреломах подлеска.

Альтал всегда двигался через Хьюл с осторожностью, но на этот раз он шел по лесу еще осторожнее. Человеку, от которого отвернулась удача, нужно принимать дополнительные меры безопасности. В лесах бродило много людей, и хотя это были такие же братья-разбойники, Альтал обходил их стороной. В Хьюле не было никаких законов, но правила поведения все же существовали, и было бы весьма опрометчиво пренебрегать этими правилами. Если вооруженному человеку не нужна компания, лучше не навязываться.

Когда Альтал был неподалеку от западного края земли кагверцев, он встретил существ иного рода, которые обитали в лесах Хьюла, и некоторое время он чувствовал себя немного скованно. На его след напала стая матерых лесных волков. Альтал никак не мог понять волков. Большинство животных не станут тратить время на добычу, которую трудно поймать и съесть. Однако волки, кажется, любили трудности и были готовы целыми днями преследовать кого-то только ради собственного развлечения. С лучшими из них Альтал мог бы посмеяться хорошей шутке, но почувствовал, что на всем протяжении пути хьюльские волки были не слишком-то расположены шутить.

Так что он ощутил некоторое облегчение, когда добрался до верховий Кагвера, туда, где деревья поредели настолько, что лесные волки издали прощальный вой и повернули восвояси.

В Кагвере, как всем на свете известно, есть золото, и это несколько мешало кагверцам быть в ладах с остальными. Как заметил Альтал, золото творит с людьми удивительные вещи. Человек, у которого в кошельке нет ничего, кроме нескольких медяков, может быть добродушнейшим и самым веселым парнем в мире, но дай ему немного золота, и он сразу же становится подозрительным и враждебным, видя во всех окружающих воров и бандитов.

Кагверцы придумали очаровательно бесхитростные средства, чтобы отваживать прохожих от своих рудников и тех рек, где круглые золотые катыши были разбросаны среди серой гальки в воде прямо у самой поверхности. Когда какой-нибудь путешественник набредал на воткнутый в землю кол, украшенный черепом, он знал, что подошел к запретной зоне. Некоторые черепа были звериными, но большинство все же человечьими. Предостережение оказывалось весьма понятным.

Что касается Альтала, его присутствие совершенно не угрожало кагверским рудникам. Чтобы вырвать у гор золото, надо было изрядно потрудиться, а это скорее подходило другим людям, нежели ему. В конце концов, Альтал был вором и пребывал в глубоком убеждении, что зарабатывать себе на жизнь трудом неприлично.

Указания Генда на самом деле оказались не слишком точными, но Альтал знал, что в первую очередь ему надо постараться найти край мира. Проблема была в том, что он не очень хорошо знал, как именно выглядит этот край. Должно быть, это какая-нибудь размытая, туманная область, куда неосторожный путешественник может просто шагнуть и провалиться в царство звезд, которые даже не заметят, как он пронесется мимо них. Однако слово «край» подразумевало некую грань — быть может, черту, по одну сторону которой была земля, а по другую — звезды. Возможно даже, это просто крепкая стена, состоящая из звезд, или даже звездная лестница, восходящая к трону, на котором восседает Бог — властитель Кагвера.

У Альтала не было никакой определенной системы веры. Он знал, что он дитя фортуны, и хотя в настоящее время отношения между ним и фортуной были немного натянутыми, он надеялся, что вскоре она снова примет его в свои объятия. Властитель вселенной был слишком далек, и Альтал давно уже решил оставить Богу — каково бы ни было его имя — заниматься управлением восходами и заходами солнца, сменой времен года, фазами луны, а не отвлекаться на советы. В общем, Альтал и Бог неплохо ладили, поскольку ни тот ни другой совершенно друг другом не интересовались.

Генд сказал, что край мира находится на севере, поэтому, когда Альтал пришел в Кагвер, он свернул налево, а не полез выше в горы, где располагались большинство золотых рудников и где кагверцы были настроены весьма воинственно, защищая свое добро.

По пути на север он встречал одетых в грубые одежды бородатых людей из Кагвера, но они почему-то не хотели разговаривать о крае мира. С такой странностью он сталкивался и раньше, и это всегда его раздражало. Оттого что отказываешься говорить о чем-то, это что-то все равно не исчезнет. Если оно есть, оно есть, и никакие словесные ухищрения не смогут его уничтожить.

Он продолжал идти дальше на север, и становилось все холоднее, а кагверские деревни попадались все реже и реже, пока совсем не иссякли, и Альтал оказался практически в полном одиночестве посреди диких пейзажей дальнего севера. И вот однажды ночью, когда он сидел на привале у догорающего костра, плотно закутавшись в свой новый плащ, в северной стороне он увидел нечто, свидетельствующее о том, что он близок к цели. На востоке мгла только начинала спускаться над горами, но к северу, где ночь была в самом разгаре, небо полыхало.

Это весьма смахивало на разбушевавшуюся радугу. Сияние было разноцветным — не таким, как обычная радужная арка, — скорее, это был мерцающий и переливающийся занавес, состоящий из разноцветных огней, волнующихся и передвигающихся в северном небе. Альтал не был особо суеверным, но зрелище охваченного огнем неба не может оставить человека равнодушным.

Здесь он внес в свои планы некоторую поправку. Генд говорил ему о крае мира, но никак не обмолвился насчет пылающих небес. Для Генда в этом было что-то пугающее, а он, похоже, был не из тех, кого легко напугать. Альтал решил продолжить свои поиски. Здесь было замешано золото и, что еще важнее, был шанс преодолеть полосу неудач, которая преследовала его уже больше года. Однако при виде этого небесного пожара в нем проснулась огромная тревога. Несомненно, пора начать обращать внимание на то, что происходит вокруг. Если здесь случается так много всякого необычного, дальше он найдет еще что-нибудь — может быть, там, в Ансу, или к югу, в долинах Плаканда.

На следующее утро незадолго до рассвета Альтала разбудил человеческий голос, так что он сразу же выбрался из-под своего плаща и протянул руку к копью. Голос слышался только один, однако тот, кто разговаривал, казалось, к кому-то обращался, задавал вопросы и даже выслушивал ответы.

Разговаривающим оказался сгорбленный и кривобокий старик, который еле волочил ноги, опираясь на посох. Его волосы и борода были грязно-седыми, сам он был немыт и одет в гнилые лоскутья звериных шкур, скрепленные нитями из жил или крученых кишок. Его обветренное лицо прорезали глубокие морщины, слезящиеся глаза смотрели дико. Во время разговора он размахивал руками и бросал частые боязливые взгляды на теперь уже бесцветное небо.

Альтал успокоился. Этот человек не представлял угрозы, и его поведение не было таким уж необычным. Альтал знал, что люди могут жить долго, но если кто-то случайно задерживается дольше назначенного ему времени, то повреждается рассудком. Среди глубоких стариков это было обычное явление, но то же самое могло произойти и с гораздо более молодыми людьми, если они по небрежению пропустили назначенный им срок смерти. Некоторые утверждали, что эти сумасшедшие находятся во власти демонов, но такое объяснение было слишком сложным. Альталу гораздо ближе была собственная теория. Сумасшедшие — обычные люди, которые просто зажились на свете. Бродить по свету, вместо того чтобы мирно лежать в своей могиле, — такое кого хочешь сведет с ума. Вот почему они начинали разговаривать с людьми — или с кем-то другим, — которых на самом деле не было, и видеть то, чего никто другой не видит. Они не представляли для окружающих особой опасности, так что Альтал обычно оставлял их в покое. Те, кому нечем заняться, всегда боятся сумасшедших, но Альтал давным-давно уже решил, что большинство людей в мире в той или иной степени сумасшедшие, так что он ко всем относился примерно одинаково.

— Эй, там! — крикнул он старику. — Я не причиню тебе вреда, не бойся.

— Кто это? — спросил старик, схватив посох двумя руками и угрожающе взмахнув им.

— Я простой путник, и, кажется, я заблудился.

Старик опустил свою палку.

— Здесь ходит не так уж много путников. Наверное, им не нравится наше небо.

— Прошлой ночью я видел сияние. Что это было?

— Это конец всего сущего, — пояснил старик. — Этот огненный занавес на небе — место, где все заканчивается. По ту сторону ничего нет — ни гор, ни деревьев, ни птиц, ни жучков, ни зверей. Занавес — то место, откуда начинается небытие.

— Небытие?

— Это все, что там есть, путник, — небытие. Бог еще не собрался что-нибудь там сотворить. По ту сторону огненного занавеса нет совсем ничего.

— Значит, я не заблудился. Это именно то, что я ищу, — край мира.

— Зачем тебе?

— Хочу его увидеть. Я слыхал о нем и теперь хочу посмотреть собственными глазами.

— Там нечего видеть.

— А ты когда-нибудь его видел?

— Много раз. Я здесь живу, а край мира — это самое дальнее место, куда я могу дойти, идя на север.

— Как туда попасть?

Старик указал посохом в сторону севера.

— Полдня пути, если идти в ту сторону.

— Его легко распознать?

— Ты вряд ли пройдешь мимо — хотя лучше бы так и сделал. — Сумасшедший усмехнулся. — Это место, где тебе следует быть особенно осторожным, потому что, когда ты окажешься на краю, один неосторожный шаг — и твое путешествие продлится самое большее каких-нибудь полдня. Но если тебе действительно так хочется посмотреть на него, то иди через этот луг и через перевал между двумя холмами с той стороны поляны. Когда заберешься на вершину перевала, то увидишь большое мертвое дерево. Это дерево стоит как раз на краю мира, так что это самое дальнее, куда ты можешь зайти — если, конечно, у тебя не вырастут крылья.

— Ну что ж, раз я уже так близко, думаю, надо пойти посмотреть.

— Твоя воля, путник. У меня есть дела и поважнее, чем стоять и смотреть на ничто.

— С кем ты недавно разговаривал?

— С Богом. Мы с Богом все время разговариваем друг с другом.

— Правда? В следующий раз, когда будешь с ним говорить, передай от меня привет. Скажи, что я шлю ему наилучшие пожелания.

— Передам, если не забуду.

И дряхлый старик поплелся дальше, продолжая бормотать что-то в воздух.

Альтал вернулся к своему костру, собрал пожитки и отправился через каменистый луг по направлению к двум невысоким округлым холмам, которые указал ему старик. Над заснеженными вершинами Кагвера взошло солнце, и ночная прохлада начала таять.

Холмы густо поросли лесом, а между ними — там, где земля была утоптана копытами оленей и бизонов, — проходила узкая тропа. Альтал шел осторожно, останавливаясь и осматривая следы, отыскивая среди них что-нибудь особенное. Это было весьма необычное место, и, вполне возможно, здесь водились необычные существа. Иногда необычные существа имеют необычные привычки, так что самое время вести себя очень осторожно.

Он шел вперед, часто останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться, но единственное, что он слышал, было пение птиц и жужжание редких насекомых, которые только-только начали просыпаться после прохладной ночи.

Добравшись до вершины перевала, он снова остановился, чтобы поглядеть на север — не потому, что там было на что смотреть, а как раз потому, что смотреть было не на что. Звериные следы шли дальше по узкой полоске травы в сторону мертвого дерева, о котором говорил старик, а затем обрывались. По ту сторону от этого дерева не было решительно ничего. Ни далеких горных вершин, ни облаков. Ничего, кроме неба.

Мертвое дерево было белым, как кость, а его искореженные ветви, казалось, были воздеты в молчаливой мольбе к бесстрастному утреннему небу. В этом было что-то пугающее, и Альтал почувствовал еще большую тревогу. Очень медленным шагом он продвигался по лежащей перед ним полоске травы, часто останавливаясь, чтобы оглянуться назад, держа наготове копье. Пока что он не увидел никакой угрозы, но это было очень необычное место, и он не хотел рисковать.

Подойдя к дереву, он оперся на него рукой, чтобы немного собраться с духом, а затем осторожно заглянул через край вниз, туда, где, по всей видимости, должна начинаться бездна.

Там не было ничего, кроме облаков.

Альтал раньше много раз бывал в горах и часто оказывался над облаками, поэтому вид не показался ему таким уж необычным. Но эти облака простирались на север абсолютно беспросветно, и, насколько хватало глаз, среди них не торчало ни одной горной вершины. Здесь кончался мир, и дальше не было ничего, кроме облаков.

Он отошел от дерева и огляделся. Повсюду виднелись камни, он поднял один — размером примерно с человеческую голову — и зашвырнул как можно дальше с обрыва. Затем он прислушался.

Он долго вслушивался, но ничего не услышал.

— Что ж, — прошептал он, — должно быть, это то самое место.

Он отошел на некоторое расстояние от края мира и отправился дальше на северо-восток.

Кое-где с соседних горных склонов осыпались камни, которые скатывались и падали с обрыва, а Альтал в рассеянности думал о том, могут ли эти внезапные камнепады распугать звезды. Эта мысль его почему-то очень забавляла. Ему становилось смешно, когда он представлял, как звезды бросаются врассыпную, словно стайка перепелок. Иногда его пугало холодное безразличие звезд.

К вечеру он достал свою рогатку и подобрал несколько круглых камешков со дна высохшего ручья. В округе водились зайцы и похожие на бобров сурки, и он решил, что немножко свежего мяса на ужин все-таки лучше, чем жесткие ломти сушеной оленины, которую он нес в сумке, притороченной к ремню.

Это не заняло много времени. Сурки — животные любопытные, и у них есть привычка сидеть на задних лапах возле своих нор и смотреть на проходящих мимо путников. Глаз у Альтала наметанный, да и рогаткой он владеет неплохо.

Он выбрал небольшую рощицу из низкорослых сосен, развел костер и поджарил сурка на вертеле. Поев, он сел у огня и стал наблюдать, как в северном небе переливается и сверкает всеми цветами радуги Божественный огонь.

Затем, сразу после восхода луны он, повинуясь какому-то импульсу, покинул свой привал и подошел к краю мира.

Луна мягко ласкала неясные вершины облаков далеко внизу, и они пламенели в ее лучах. Конечно, Альталу приходилось видеть такое и раньше, но здесь это было иначе. Обычно, совершая свой ночной путь, луна впитывает все краски земли, воды и неба, но она не могла лишить Божественный огонь его красок, и волны радужного света в северной части неба тоже опаляли верхушки облаков под ними. Казалось, они играют там, в облаках, с бледным светом луны, подбивая радужные огни к любовным пляскам. В оцепенении глядя на мерцание и игру цветных огней, Альтал лежал на мягкой траве, подложив руки под подбородок, и наблюдал, как луна любовно заигрывает с Божественным огнем.

Но вдруг далеко за неровными вершинами земли Кагвера снова послышался тот одинокий стон, который Альтал слышал уже в Аруме и потом в лесах недалеко от лагеря Набьора. Он выругался, вскочил на ноги и вернулся к костру. Что бы это ни было, оно, очевидно, шло вслед за ним.

В эту ночь он спал неспокойно. Божественный огонь в северном небе и плач где-то в лесах каким-то образом сплелись воедино, и это смешение, казалось, имеет какое-то значение, которое, как он ни бился, никак не мог постичь. Должно быть, ближе к рассвету его сны об огнях и плаче вытеснил другой сон.

Ее волосы были цвета осенних листьев, а руки и ноги имели такие совершенные формы, что замирало сердце. Одета она была в короткую, скроенную на старинный лад тунику, а ее осенние волосы были тщательно заплетены в косы. В ее безупречно спокойном лице было что-то нездешнее. Во время своего недавнего путешествия в цивилизованные южные земли Альтал видел старинные статуи, и лицо его ночной гостьи больше напоминало их древние лица, нежели лица ныне живущих людей. Брови ее были широкими и прямыми, а линия носа безупречно продолжала линию лба. Ее губы были чувственными, замысловато изогнутыми и спелыми, как вишни. Глаза — огромными и необычайно зелеными, казалось, они глядели прямо в его душу.

Тонкая улыбка тронула эти губы, и она протянула ему свою руку.

— Пойдем, — сказала она мягким голосом, — пойдем со мной. Я позабочусь о тебе.

— Хотел бы, да не могу, — неожиданно для себя сказал он и прикусил язык. — Я бы с радостью пошел, но мне трудно выбраться отсюда.

— Если пойдешь со мной, то никогда не вернешься, — сказала она ему своим волнующим голосом, — потому что мы будем странствовать среди звезд, и фортуна никогда больше не предаст тебя. Твои дни будут полны солнечным светом, а ночи — любовью. Пойдем, пойдем со мной, мой любимый. Я буду о тебе заботиться.

И она поманила его и обернулась, чтобы повести за собой.

И он, в полном ошеломлении, последовал за ней, и они шли сквозь облака, а луна и Божественный огонь приветствовали их и благословляли их любовь.

А когда он проснулся, в его душе были горькая пустота и ощущение вселенской печали.

Следующие несколько дней он продвигался дальше на север, почти надеясь где-нибудь среди бесконечных облаков по ту сторону края мира разглядеть выступающую горную вершину или даже тень, которые послужили бы доказательством того, что это не было тем местом, где заканчивается все, но ничего не появлялось, и постепенно с большой неохотой ему пришлось признать, что этот отвесный уступ, вдоль которого он шел, действительно был краем мира и что за облачной пустотой не было ничего.

По мере того как Альтал продвигался вдоль края мира, дни становились короче, а ночи холоднее, и он уже начал задумываться о том, что впереди его ждет зима не из приятных. Если в ближайшее время он не доберется до дома, который описал ему Генд, придется поворачивать обратно, искать какое-нибудь убежище и запасаться едой. Он решил, что, едва лишь первая снежинка коснется его лица, он тут же отправится на юг в поисках места, где можно перезимовать. И продолжая по-прежнему идти вперед вдоль края мира, он начал посматривать в сторону юга, ища перевал через горы.

Возможно, из-за того, что внимание его было рассеяно, он даже не увидел дом, пока не подошел к нему вплотную. Дом этот оказался выстроенным из камня, что здесь, на границе, где большинство домов сооружались из бревен и покрывались соломенными крышами, было необычно. Более того, дома, которые он видел в цивилизованных землях, были сделаны из известкового камня. Этот же — из гранитных блоков, а бронзовые пилы, которыми рабы с такой быстротой распиливали известняк, просто сломались бы о гранит.

Альталу никогда раньше не доводилось видеть таких зданий. Гранитный дом на краю мира был огромным, даже больше, чем бревенчатая крепость Гасти Большое Брюхо там, в Аруме, или храм Апвоса в Деике. Он был настолько огромен, что размерами соперничал с окружающими его природными горными вершинами. И только увидев в нем окна, Альтал наконец признал, что это действительно дом. Иногда природные горы могут распадаться на глыбы кубической формы, но природная гора с окнами? Это вряд ли.

Короткий облачный день поздней осени близился к полудню, когда Альтал впервые увидел дом; он подошел к нему с некоторой осторожностью. Генд говорил, что дом необитаем, но Генд, возможно, никогда здесь не был, поскольку Альтал пребывал в убеждении, что Генд боится этого дома.

Дом стоял в тишине на уступе скалы на краю мира, и единственным путем, по которому можно подойти к нему, был подъемный мост, перекинутый через глубокое ущелье, отделявшее дом от узкого плато вдоль обрыва, где кончался мир. Если бы дом был действительно пуст, его хозяин, прежде чем уйти, наверняка нашел бы способ поднять за собой мост. Но мост был опущен, как будто приглашая войти. Это выглядело совсем неправдоподобно, и Альтал присел за поросшим мхами валуном, грызя ноготь и обдумывая варианты.

День медленно подходил к концу, и ему надо было не откладывая решать, зайти в дом или дождаться темноты. Ночь — для всех воров родная стихия, но в данных обстоятельствах, быть может, безопаснее перейти мост при свете дня? Дом незнакомый, и если он окажется обитаемым, то ночью его жители всполошатся, а они-то уж точно знают, как его поймать, если он попытается проникнуть в дом. Не лучше ли открыто перейти через мост и даже крикнуть невидимым обитателям какое-нибудь приветствие? Уж это-то должно убедить их в том, что у него нет дурных намерений, кроме того, он был совершенно уверен, что сможет говорить так быстро и напористо, что удержит их от желания немедленно сбросить его с обрыва.

— Что ж, — прошептал он, — думаю, стоит попробовать.

Если дом действительно пуст, он потратит только несколько лишних вдохов, которых у него пока еще предостаточно. А вот приняв решение пробраться в дом ночью, он весьма рискует начисто лишиться жизни. Похоже, разыграть дружелюбного простака в данный момент было действительно наилучшим вариантом.

Порешив на сем, он встал, подобрал свое копье и пошел через мост, не таясь. Если бы кто-то в замке стоял на страже, он непременно заметил бы Альтала, а его небрежная прогулочная походка во время перехода через мост лучше всяких слов говорила о том, что у него нет дурных намерений.

Мост вел к массивной арке, а сразу за аркой простиралась просторная площадь, где земля была покрыта плотно пригнанными друг к другу плоскими камнями, в щелях между которыми росла трава. Альтал собрался с духом и покрепче сжал древко копья.

— Эй! — крикнул он. — Эй там, в доме! — Он остановился, напряженно вслушиваясь. Но ответа не последовало.

— Есть здесь кто-нибудь? — снова крикнул он. Ответом была гнетущая тишина. Главные ворота дома были массивными. Альтал несколько раз ткнул в них копьем и убедился в их прочности. В его голове снова зазвенел тревожный колокольчик. Если бы дом стоял пустым так долго, как об этом говорил Генд, ворота несомненно уже сгнили бы полностью. Похоже, всякие законы природы теряли здесь свою силу. Он взялся за массивное кольцо и толкнул тяжелую дверь.

— Есть здесь кто-нибудь? — позвал он еще раз. Он подождал еще, и снова никакого ответа. От двери в глубь дома уходил широкий коридор, а от этого главного коридора через равные промежутки ответвлялись и другие, а в каждом коридоре было множество дверей. Очевидно, на поиски книги уйдет больше времени, чем он предполагал.

Внутри становилось темнее, и у Альтала не было никаких сомнений, что вечер вот-вот наступит. Ему уже явно не хватало дневного света. Первым делом надо было найти безопасное место, где можно провести ночь. Осмотр дома можно было начать и завтра.

Он заглянул в один из боковых коридоров и увидел в самом конце округлую стену, которая явно говорила о том, что за ней может располагаться башня. Комната в башне, рассудил он, пожалуй, будет безопасней, чем комната на нижнем этаже, а безопасность при таких необычных обстоятельствах казалась теперь важнее всего.

Он устремился в коридор и обнаружил в конце дверь, которая была даже шире той, через которую он только что вошел. Он слегка постучал рукоятью меча в дверь.

— Эй, есть кто-нибудь? — позвал он.

Ответа, разумеется, не последовало.

Дверной замок представлял собой бронзовую задвижку, которая входила в отверстие, глубоко вырезанное в каменной раме двери. Альтал принялся бить тупым концом своего меча о набалдашник задвижки, пока она не открылась. Затем он просунул конец меча в образовавшуюся щель и осторожно приоткрыл ее, после чего отпрыгнул, держа меч и копье наготове.

За дверью никого не оказалось, но там была лестница, ведущая наверх.

Вероятность, что эта потайная лестница просто случайно оказалась за дверью, которую Альтал просто случайно заметил, была чрезвычайно мала. Смекалистый вор с глубоким недоверием относился ко всему, что появлялось по чистой случайности. Случай почти всегда оказывался какой-либо ловушкой, а если в доме были ловушки, значит, был и тот, кто их расставил.

Однако уже почти стемнело, а Альталу, по правде сказать, не хотелось встретиться с кем бы то ни было ночью. Он сделал глубокий вдох. Затем постучал древком копья по первой ступени, чтобы убедиться в том, что от веса его ступни на него не упадет что-нибудь тяжелое сверху. Такой подъем по лестнице был медленным, но осторожный вор методично проверял каждую ступеньку, прежде чем ставить на нее ногу. То, что десять ступеней оказались безопасными, еще не гарантировало, что одиннадцатая не станет для него роковой, а учитывая, что удача последнее время ему не сопутствовала, лишние меры предосторожности не были лишними.

Наконец он добрался до двери наверху потайной лестницы и на сей раз решил не стучаться. Зажав меч под мышкой, он медленно отодвинул задвижку замка, пока между дверью и каменной дверной рамой не образовался проем. Затем он снова взял меч в руку и слегка подтолкнул дверь коленом.

За дверью оказалась одна-единственная комната. Это был большой круглый зал с гладким, как лед, полом. Весь дом был странным, но эта комната казалась еще более странной. Отполированные стены изгибались над головой в виде купола. Мастерство отделки комнаты далеко превосходило все, что Альталу когда-либо доводилось видеть.

Затем он заметил, что в комнате очень тепло. Он огляделся, но не увидел никакого очага, могущего служить тому объяснением. Новый плащ был ему здесь ни к чему.

Разум подсказывал, что в комнате не должно быть тепло, поскольку здесь нет огня, а есть четыре больших окна, выходящих на каждую из четырех сторон. В окна должен был бы задувать ветер, но этого не происходило. Это было совершенно неестественно. Зима надвигалась, и воздух снаружи был резко холодным; но почему-то он не попадал внутрь.

Альтал стоял в проеме двери, тщательно осматривая каждый метр этой круглой, увенчанной куполом комнаты. У дальней стены находилось нечто, напоминающее широкую каменную кровать, накрытую темными шкурами бизона с густым мехом. Там же на каменном постаменте стоял стол из того же полированного камня, что стены и пол, а возле стола располагалась резная каменная скамья.

А прямо в центре этого блестящего стола лежала Книга, которую описывал Генд.

Альтал осторожно подошел к столу. Затем прислонил к нему свое копье и покрепче сжал меч в правой руке, а левую с некоторой опаской протянул вперед. Что-то в манере Генда обращаться с той Книгой в черной коробке, которую он вынимал в корчме у Набьора, говорило о том, что с подобными вещами надо обращаться с величайшей осторожностью. Альтал коснулся пальцами белой кожи, в которую была затянута коробка с Книгой, но тут же отдернул руку и схватился за копье, услыхав какой-то слабый шорох.

Это было негромкое довольное урчание, казалось, исходившее от покрытой мехами кровати. Звук был непродолжительным, но тон его слегка менялся, становясь то громче, то тише, почти как дыхание.

Впрочем, прежде чем все разъяснилось, произошло нечто, отвлекшее внимание Альтала от этого тихого звука. За окнами сгущалась тьма, но в комнате было по-прежнему светло. Он изумленно посмотрел наверх. Купол над ним начал светиться, постепенно становясь все ярче по мере того, как снаружи темнело. Единственным источником света, кроме солнца, луны и мерцающего занавеса Божественного света, был огонь, но купол над его головой не горел огнем.

Довольное урчание со стороны кровати стало громче, и теперь, когда купол над головой стал светиться еще ярче, Альтал смог разглядеть источник этого звука. Он захлопал глазами и чуть было не расхохотался. Урчала кошка.

Это была очень темная, почти черная кошка, которая настолько сливалась с темным мехом шкур бизона, лежащих на кровати, что, окидывая при входе беглым взором комнату, он совершенно ее не заметил. Кошка лежала на брюшке, подняв голову, хотя глаза ее были закрыты. Передние лапки она вытянула, положив их на шкуры перед своей короткошерстной грудкой и совершая ими мягкие переминающиеся движения. Звуком, который так озадачил Альтала, было мурлыканье.

Затем кошка открыла глаза. Большинство кошек, которых Альтал встречал раньше, смотрели на него желтыми глазами. Однако у этой кошки глаза светились ярко-зеленым цветом.

Кошка встала и потянулась, зевая, выгнув дугой свою гибкую спину и задрав хвост. Затем пушистое создание снова уселось и посмотрело в лицо Альтала своими пронзительно-зелеными глазами, как будто знало его всю жизнь.

— Ты, конечно, достаточно долго шел сюда, — заметила кошка отчетливо женским голосом. — Так почему бы тебе не прикрыть дверь, которую ты оставил распахнутой? Оттуда дует, а я терпеть не могу холод.

 

ГЛАВА 5

Альтал в крайнем изумлении уставился на кошку. Затем он печально вздохнул и в совершеннейшем расстройстве опустился на скамью. Фортуне мало было того, что она уже сделала с ним. Теперь она поворачивала кинжал в ране. Так вот почему Генд нанял другого, чтобы украсть Книгу, а не сделал это сам. Дому на Краю Мира не нужна никакая охрана, никакие потайные ловушки. Он сам защищает себя и Книгу от воров тем, что сводит с ума каждого, кто сюда приходит. Альтал вздохнул и укоризненно посмотрел на кошку.

— Что? — спросила она с возмутительно высокомерным видом, присущим всем кошкам. — Что-нибудь случилось?

— Не надо больше этого делать, — сказал он ей. — Ты и этот дом уже сделали со мной все, что хотели. Я совершенно сошел с ума.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Кошки не умеют разговаривать. Это невозможно. На самом деле сейчас ты вовсе не разговариваешь со мной, а если хорошенько подумать, то тебя, вероятно, здесь вообще нет. Я слышу и вижу тебя, потому что я сошел с ума.

— Знаешь, ты выглядишь смешным.

— Сумасшедшие все выглядят смешно. По пути сюда я встретил одного безумца, который все время разговаривал с Богом. С Богом разговаривают многие, но этот старик верил, что Бог ему отвечает. — Альтал печально вздохнул. — Скоро со мной будет все кончено. Раз я теперь сумасшедший, вскоре я выброшусь из окна и буду вечно падать сквозь звезды. Такова, должно быть, участь сумасшедшего.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «вечно падать»?

— Ведь этот дом находится на самом краю мира. Если я выпрыгну из этого окна, я буду падать и падать сквозь все это небытие за окном.

— С чего вдруг тебе пришло в голову, что это край мира?

— Все так говорят. Люди здесь, в Кагвере, даже не желают разговаривать об этом, потому что боятся. Я заглянул через край обрыва, а там ничего нет, кроме облаков. Облака — часть неба, значит, этот край обрыва и есть то место, где кончается мир и начинается небо, ведь так?

— Нет, — ответила она, рассеянно облизывая лапку и умывая мордочку. — Совсем не так. Там, внизу, что-то все-таки есть. Очень далеко внизу, но оно есть.

— Что же это?

— Вода, Альтал, а то, что ты видел, когда смотрел вниз с обрыва, — это туман. Туман и облака — примерно одно и то же, если не считать того, что туман стелется ближе к земле.

— Ты знаешь мое имя? — удивился он.

— Ну конечно, знаю, дурачок. Меня послали сюда, чтобы я тебя встретила.

— Да? Кто же послал тебя?

— Тебе сейчас и так нелегко оставаться в здравом уме. Давай не будем выходить за пределы разумного, разговаривая о вещах, понять которые ты пока не готов. Кроме того, тебе надо привыкать ко мне, Альтал. Нам предстоит долго-долго быть вместе.

Он сбросил с себя недавнее уныние.

— Нет, — сказал он, — думаю, с меня довольно. Приятно было поговорить с тобой, но сейчас ты меня извини, я просто возьму Книгу и уйду. Я бы очень хотел остаться и поболтать еще немного, но зима и так уже будет гнаться за мной до самого дома.

— А как ты собираешься выйти? — спокойно спросила она и начала умывать свои ушки.

Он резко обернулся. Двери, через которую он вошел в комнату, больше не было.

— Как тебе удалось это сделать?

— Нам она больше не понадобится — по крайней мере пока, — к тому же туда задувал ветер, поскольку ты не удосужился закрыть ее, войдя.

В какое-то мгновение у вора от страха перехватило дыхание. Он попался. Его заманили сюда с помощью Книги, а теперь кошка поймала его в ловушку, из которой не было выхода.

— Я, наверное, покончу с собой, — мрачно сказал он.

— Нет, не покончишь, — совершенно спокойно отвечала она, принявшись намывать свой животик. — Если хочешь, можешь попробовать, но ничего не выйдет. Ты не можешь ни выйти, ни выпрыгнуть из окна, ни проткнуть себя кинжалом или копьем. Тебе лучше привыкнуть к этому, Альтал. Ты останешься здесь со мной до тех пор, пока мы не сделаем всего, что должны.

— А потом я смогу выйти? — с надеждой спросил он.

— Тебе придется выйти. Кое-что нам надо сделать здесь, а кое-что предстоит сделать в других местах, так что мы с тобой туда отправимся.

— Что нам надо сделать здесь?

— Мне надо научить тебя, а ты должен учиться.

— Учиться чему?

— Книге.

— Ты имеешь в виду, научиться ее читать?

— И это тоже. — Она принялась мыть хвост, держа его согнутой лапой поближе к языку. — Когда ты научишься ее читать, ты будешь учиться пользоваться ею.

— Пользоваться?

— Всему свое время. Тебе сейчас и так нелегко.

— Так вот, я скажу тебе здесь и сейчас, — запальчиво выговорил он. — Я не собираюсь выслушивать приказания от кошки.

— Придется. Чтобы смириться с этим, тебе, возможно, понадобится время, но ничего, у меня этого времени сколько угодно. — Она потянулась и зевнула. Затем оглядела себя. — Вот теперь все чисто, — одобрительно сказала она. Затем снова зевнула. — Может быть, хочешь сделать еще какое-нибудь глупое заявление? Лично я сказала все, что хотела.

Свет под куполом начал медленно гаснуть.

— Что происходит? — резко спросил он.

— Приведя в порядок свою шерстку, я собираюсь немного вздремнуть.

— Ты только что проснулась.

— Ну и что же? Раз ты, по-видимому, не готов делать то, что должен, я могу немного поспать. Когда передумаешь, разбуди меня, и мы начнем.

Затем она снова улеглась на мохнатые шкуры бизона и закрыла глаза.

Альтал поворчал немного про себя, но спящая кошка даже ухом не повела. Наконец он махнул на все рукой, завернулся в плащ и, пристроившись у стены там, где раньше находилась дверь, тоже уснул.

Альтал продержался несколько дней, но из-за своей профессии он сделался человеком весьма возбудимым, и вынужденное бездействие в этой запечатанной комнате начало действовать ему на нервы. Он много раз прохаживался по комнате взад и вперед, выглядывал в окна. Он обнаружил, что сквозь них довольно легко можно просунуть руку или даже голову, но когда он пытался высунуться целиком, то упирался во что-то невидимое. Что бы это ни было, но оно не давало проникать внутрь холодному воздуху. В этом доме было так много всего необъяснимого… Наконец любопытство вора возобладало.

— Ну что ж, — однажды, когда солнечный свет едва позолотил небо, сказал он кошке, — сдаюсь. Ты победила.

— Конечно, я победила, — ответила она, открывая свои ярко-зеленые глаза. — Я всегда побеждаю. — Она зевнула и гибко потянулась. — Тогда почему бы тебе не подойти сюда, чтобы мы могли поговорить?

— Я могу разговаривать и отсюда.

Он немного опасался подходить к ней так близко. Ясно, что она могла делать непонятные ему вещи, и не хотелось, чтобы она произвела что-либо над ним.

Ее уши слегка вздрогнули, и она улеглась обратно.

— Когда передумаешь, дай мне знать, — сказала она ему. И снова закрыла глаза.

Он проворчал какие-то ругательства, но сдался, встал со скамьи, стоящей у стола, и подошел к покрытой шкурами кровати. Он сел, несколько неуверенно протянул руку и коснулся пушистой кошачьей спинки, чтобы убедиться в том, что это не призрак.

— Быстро ты, — заметила она, снова открывая глаза и замурлыкав.

— Упираться, похоже, не имеет особого смысла. Вероятно, тебе здесь все подвластно. Ты хотела поговорить?

Она уткнулась носом в его руку.

— Я рада, что ты понял это, — сказала она, по-прежнему мурлыча. — Я не приказывала тебе просто потому, что хотела посмотреть, как ты будешь прыгать, Альтал. Пока что я кошка, а кошкам нужна ласка. Мне нужно, чтобы ты был рядом, когда я говорю.

— Так ты не всегда была кошкой?

— Ты встречал много говорящих кошек?

— Знаешь, — отшутился он, — хоть убей, не могу припомнить, когда со мной такое было в последний раз.

Она по-настоящему рассмеялась, и от этого у него немного посветлело на душе. Если он мог заставить ее смеяться, значит, не все здесь было ей подвластно.

— На самом деле, Альтал, со мной не так уж трудно поладить, — сказала она ему. — Приласкай меня иногда да почеши время от времени за ушком, и мы прекрасно поладим. А тебе что-нибудь нужно?

— Мне нужно в скором времени выйти отсюда поохотиться, чтобы раздобыть еду для нас, — как можно беззаботнее сказал он.

— Ты голоден?

— Ну, пока что нет… Но думаю, потом мне захочется есть.

— Когда тебе захочется есть, я позабочусь, чтобы у тебя была еда. — Она бросила на него косой взгляд. — Неужели ты думаешь, что так просто сможешь выбраться отсюда?

Он осклабился.

— Стоило попробовать.

Он поднял кошку и взял ее на руки.

— Ты никуда не пойдешь без меня, Альтал. Привыкни к мысли, что я буду с тобой всю твою оставшуюся жизнь — а жить тебе предстоит очень, очень долго. Ты был избран для того, чтобы совершить некое дело, а я была избрана, чтобы направлять тебя в этом. Как только ты согласишься с этим, жить тебе станет намного проще.

— Как это мы избраны? И кто нас избрал?

Она потянулась к нему и легонько хлопнула его мягкой лапкой по щеке.

— Всему свое время, — заверила она его. — Тебе было бы трудно пока что понять все это. Так почему бы нам не начать?

Она спрыгнула с кровати, подошла к столу и без всякого видимого усилия вскочила на него и села на полированную поверхность.

— Пора приступать к работе, дорогуша, — сказала она. — Подойди сюда и сядь. Я буду учить тебя читать.

«Чтение» подразумевало собой толкование стилизованных рисунков, очень похожих на те, что были в Книге у Генда. Эти картинки представляли слова. С конкретными словами, такими как «дерево», «скала» или «свинья», было проще. А картинки, представлявшие понятия, такие как «истина», «красота» или «честность», были потруднее.

Альтал умел быстро схватывать — без этого вору не обойтись, — но к своему новому положению ему пришлось привыкать. Когда он хотел поесть, еда просто сама появлялась на столе. Первые несколько раз это его поражало, но через некоторое время он совсем перестал обращать внимание. Даже чудеса могут стать заурядными, если они часто повторяются.

На край мира пришла зима и обосновалась надолго, солнце ушло, и наступила долгая ночь. Кошка терпеливо объяснила Альталу это явление, но он мало что понял из ее объяснений. Он мог понять это разумом, но ему по-прежнему казалось, что солнце вращается вокруг земли, а не наоборот. С наступлением бесконечной ночи он совсем потерял счет дням. Если разобраться, рассуждал он, дни вообще перестали существовать. Он перестал смотреть в окна. Впрочем, за окнами почти все время шел снег, а снег наводил на него тоску.

Он делал некоторые успехи в обучении чтению. После того как одна и та же картинка попадалась ему достаточно часто, он уже автоматически узнавал ее. Все свое внимание он концентрировал на словах.

— Ты не всегда была кошкой, правда ведь? — спросил он однажды после обеда свою «учительницу», когда они вдвоем лежали на покрытой шкурами кровати.

— Мне казалось, я тебе уже говорила об этом, — ответила она.

— Кем ты была раньше?

Она посмотрела на него долгим, немигающим взглядом своих ярко-зеленых глаз.

— Ты еще не готов узнать об этом, Альтал. Тебе пока и так неплохо. Мне не хочется, чтобы ты начал снова выбрасываться из окон, как делал это, когда появился здесь впервые.

— У тебя было имя? Я имею в виду до того, как ты стала кошкой?

— Да. Но ты, скорее всего, не сумел бы даже произнести его. А почему ты спрашиваешь?

— Просто мне кажется неправильным называть тебя все время «кошкой». Это все равно что сказать «осел» или «курица». Ты не возражаешь, если я придумаю тебе имя?

— Нет, если это будет хорошее имя. Я слышала, как ты произносил некоторые слова, думая, что я сплю. Я не хотела бы называться одним из них.

— Например, Эмеральда — изумруд, из-за твоих глаз.

— Да, это бы мне подошло. Когда-то, еще до того, как я сюда попала, у меня был один очень красивый изумруд. Я смотрела сквозь него на солнце, чтобы увидеть, как он сверкает.

— Значит, пока ты не стала кошкой, у тебя были руки, — проницательно заметил он.

— Вообще-то да. А теперь не хочешь ли угадать, сколько их было и где они были у меня расположены? — Она бросила на него лукавый взгляд. — Не гадай, Альтал. Однажды ты узнаешь, кто я на самом деле такая, и это несомненно удивит тебя. Но тебе не нужно знать этого сейчас.

— Может, и не нужно, — сказал он с хитрецой, — но время от времени у тебя бывают промашки, а я тщательно за ними слежу. Очень скоро я буду знать немало о том, кем ты была раньше.

— Нет, пока не будешь готов узнать это, — ответила она ему. — Сейчас, Альтал, тебе нужно сосредоточиться, а если бы здесь, в Доме, я приняла свою привычную форму, ты не смог бы этого сделать.

— Неужели все так плохо?

Она снова прижалась к нему и замурлыкала.

— Увидишь, дорогуша, — сказала она. — Увидишь.

Несмотря на свое несколько высокомерное отношение — которое, по убеждению Альтала, было присуще ей от природы, — Эмеральда оказалась ласковым существом, нуждающимся в постоянном и близком физическом контакте с ним. Спал он на мохнатых бизоньих шкурах, на каменной кровати, а она всегда прижималась к нему с довольным мурлыканьем. Сначала он не обращал на это внимания и по привычке закутывался в шерстяной плащ и прижимал его рукой у самой шеи. Эмеральда спокойно сидела в ногах кровати и смотрела на него. Затем, когда он начинал засыпать и ослаблял хватку, она потихоньку прокрадывалась к изголовью и оказывалась прямо рядом с его головой. Затем она ловко дотрагивалась своим холодным и влажным носом до его затылка, и Альтал машинально отодвигался, реагируя на это неожиданное прикосновение. Она же только этого и ждала, чтобы забраться под плащ, устраивалась возле его спины и начинала мурлыкать. Ее мурлыкание было таким успокаивающим, что ему не приходило в голову прогонять ее. Похоже, эта игра ужасно ее забавляла, поэтому Альтал продолжал заворачиваться в плащ по самую шею, чтобы она могла застать его врасплох, как делала всякий раз, когда они ложились спать. Ему это ничего не стоило, а ее развлекало…

Впрочем, у нее была одна привычка, неприятная для него. Время от времени у Эмеральды просыпалось непреодолимое стремление умыть ему лицо — обычно когда он спал неглубоким сном. Он внезапно открывал глаза и понимал, что она крепко обхватила его голову своими лапами, чтобы он не мог пошевелиться, и облизывает ему лицо от подбородка до лба своим влажным, шершавым языком. Первые несколько раз он попытался сбросить ее с себя, но, как только он двинулся, она слегка сжала подушечки лап и выпустила коготки. Он незамедлительно все понял. Эти импровизированные умывания не слишком-то ему нравились, но он к ним притерпелся. Когда два существа начинают жить совместно, им всегда приходится притираться друг к другу, а ужиться с Эмеральдой — если не считать нескольких ее нехороших привычек — было довольно легко.

Хотя с наступлением долгой ночи, которая накрыла земли дальнего севера, исчезло всякое ощущение «дня», Альтал был совершенно уверен, что их заведенный распорядок, вероятно, весьма близко соответствовал восходам и заходам солнца на юге. У него не было никаких причин это предполагать и никакой возможности это проверить, но ему казалось разумным считать именно так.

Свои «дни» он проводил сидя за столом, открыв перед собой Книгу, а Эмеральда сидела рядом с Книгой и наблюдала. Их беседы в большинстве случаев ограничивались тем, что он показывал ей незнакомый символ и спрашивал: «Что он обозначает?». И она отвечала ему, а затем он, запинаясь, читал дальше, пока не натыкался на следующий непонятный рисунок. Листы пергамента лежали в белой кожаной коробке порознь, и Эмеральда очень сердилась, если Альтал складывал их обратно в неправильном порядке.

— Если ты положишь их вперемешку, они утратят всякий смысл, — ворчала она на него.

— Да в большинстве из них и так нет никакого смысла.

— Положи их на место в том же порядке, в котором они были.

— Хорошо, хорошо. Не делай из своего хвоста удавку.

Это замечание всегда вызывало у них небольшие шуточные перепалки. Эмеральда отводила уши назад, низко приседала на передние лапы и, задрав зад, грозно размахивала своим хвостом. Затем она набрасывалась на его руку и хватала ее зубами. Она никогда не выпускала когти и, несмотря на страшное урчание, ни разу не укусила его по-настоящему.

Он изобрел способ позлить ее в ответ — другой рукой взъерошивал ей шерстку. Она это, похоже, просто ненавидела, так как ей требовалось немало времени, чтобы снова пригладить все языком.

Поскольку Эмеральда была кошкой — во всяком случае, пока, — у нее было острое чутье, и она требовала, чтобы Альтал мылся часто — просто шагу не давала ступить. Вдруг возле кровати появлялась большая глиняная бадья с дымящейся водой, и, поотказывавшись несколько раз, Альтал вздыхал, вставал и начинал раздеваться. В конечном счете он обнаружил, что легче вымыться, чем спорить с Эмеральдой. Со временем ему даже понравилось каждый день перед ужином плескаться в теплой воде.

В эту зиму, вероятно вследствие бесконечной ночи, ему в голову пришла необычная мысль. Он до сих пор был еще не совсем уверен в том, что он не сумасшедший, и, как это обычно бывает, его безумие могло быть вызвано тем, что он не умер вовремя — так же, как и тот старик, разговаривавший с Богом. Но может статься, что в конце концов он не пропустил своего смертного часа. Что, если где-нибудь в Хьюле или, быть может, когда он уже был в Кагвере, кто-то тихонько подкрался к нему сзади с топором, отрубил ему голову, и он умер? Если все произошло достаточно быстро, он мог даже не понять этого, поэтому его призрак продолжает бродить. Возможно, его тело лежит где-нибудь, и мозги вытекают из ушей, а призрак пошел дальше, пришел к этому Дому, совершенно не подозревая, что на самом деле он мертв. Сам же Альтал не встречал сумасшедшего, разговаривавшего с Богом, и не добрался до края мира, и не смотрел на Божественный огонь. Все это было просто выдумано его призраком. Теперь его призрак достиг конечного пункта назначения и навечно останется здесь, в этой запертой комнате с Эмеральдой и Книгой. Если его теория верна, значит, он уже перешел в мир иной. А всякий знает, что в мире ином полно всяких странностей, поэтому не стоит удивляться тому, что в комнате тепло, светло и уютно без всякого огня, и нет проку вопить: «Невероятно!» всякий раз, как оборачиваешься и видишь что-то необычное. Все это была лишь его собственная загробная жизнь.

Впрочем, при всем этом его загробная жизнь была не так уж плоха. Он пребывал в тепле и сытости, и у него была Эмеральда, с которой можно поговорить. Ему должно было хотеться, чтобы тут где-нибудь поблизости можно было выпить Набьорова меда или чтобы иногда к нему заходила какая-нибудь девушка вроде той, с озорными глазами, из таверны Набьора, но со временем все это постепенно утрачивало свою значимость. Он слышал немало жутких историй про загробную жизнь, но чувствовал, что, если хуже, чем сейчас, не станет, он может приспособиться к смерти здесь — Альтал понимал, что «приспособиться к жизни здесь» не совсем соответствует его нынешнему положению. Единственное, что не давало ему покоя, — это отсутствие всякой возможности разыскать человека, который его убил. Поскольку теперь он стал бесплотным призраком, он не сможет разорвать негодяя на куски. Но потом он подумал, что может своими появлениями преследовать противника, а это, возможно, даже лучше, чем просто его зарезать.

Альтал сомневался, удастся ли ему убедить Эмеральду согласиться на это. Он мог бы пообещать, что после того, как он затравит своего убийцу до смерти, они снова вернутся в загробную жизнь, но он был почти уверен, что она не станет придавать большого значения обещаниям призрака человека, прославившегося тем, что лгал при каждом удобном случае. Хорошенько все обдумав, он решил, что не станет делиться этими соображениями со своей пушистой соседкой.

И вот солнце снова осветило макушку мира, и мысль о жизни после смерти начала постепенно таять. Вечная темнота способствовала размышлениям о загробной жизни, но выглянувшее солнце словно воскресило Альтала.

Теперь он мог довольно бегло читать Книгу и находил ее все более и более интересной. Однако его волновала одна мысль. Однажды весной, под вечер, он прикоснулся к Книге и взглянул на Эмеральду, которая, казалось, спала, лежа на столе рядом с Книгой.

— Как его настоящее имя?

Она открыла свои зеленые заспанные глаза.

— Чье имя? — спросила она.

— Того, кто написал Книгу. Он никогда не говорит о себе и не называет себя.

— Он Бог, Альтал.

— Да, я знаю, но какой? Во всех землях, где я был, есть свой собственный бог — или боги, — и у них разные имена. Книгу написал Хердос — бог Векти и Плаканда? А может быть, Апвос, бог Экуэро? Как его зовут?

— Конечно, Дейвос.

— Дейвос? Бог Медайо?

— Разумеется.

— Народ Медайо — самые глупые люди в мире, Эмеральда.

— Ну и что?

— Подумай: люди, поклоняющиеся истинному Богу, должны быть более разумными.

Она вздохнула.

— Это один и тот же Бог, Альтал. Неужели ты этого до сих пор не понял? Векти и плакандцы называют его Хердосом, потому что для них важнее всего стада овец или коров. Экуэрцы называют его Апвосом, потому что их внимание обращено в основном к озерам. Медайцы — самый древний народ в этой части света, и они принесли это имя с собой, когда впервые пришли сюда.

— Откуда они пришли?

— Издалека, с юга. После того как они научились пасти овец и сеять хлеб. Пожив немного в Медайо, они распространились на остальные земли, и люди в этих землях стали называть Бога по-другому.

Она встала, потянулась и зевнула.

— Давай закажем сегодня на ужин рыбу, — предложила она.

— Рыба была вчера вечером, и позавчера тоже.

— Ну и что? Я люблю рыбу, а ты?

— Да, рыба — это, конечно, неплохо, но она немного надоела мне после того, как мы три недели подряд ели ее по три раза в день.

— Тогда сам заказывай себе ужин, — рассердилась она.

— Ты прекрасно знаешь, что я пока не умею это делать.

— Тогда ты будешь есть то, что я поставлю на стол, верно?

Он вздохнул.

— Рыбу? — спросил он покорно.

— Великолепная идея, Альтал! Я так рада, что ты об этом подумал.

В Книге было много такого, что было непонятно Альталу, и они с Эмеральдой провели немало счастливых вечеров, разговаривая об этом. Кроме того, много времени они посвящали играм. Эмеральда все-таки была кошкой, а кошки любят играть. Когда она играла, то напускала на себя какую-то серьезность, что делало ее совершенно очаровательной, и ее присутствие доставляло Альталу немало удовольствия. Порой во время игры она совершала такие глупости, что они казались почти человеческими. Задумавшись об этом, Альтал пришел к выводу, что глупость присуща только людям. Животные в основном слишком серьезно относятся к самим себе, чтобы в них можно было заподозрить что-то смешное.

Однажды, когда он сидел, напряженно глядя в Книгу, краем глаза он заметил легкое движение и понял, что это Эмеральда подкрадывается к нему. Он не стал обращать на нее внимания, а она продолжала красться к нему по полированному полу. Он знал, что она приближается, и был готов к тому, что она набросится. Повернувшись вполоборота, он поймал ее обеими руками в воздухе. Затем последовала обычная шутливая перепалка, после чего он прижал Эмеральду к своему лицу.

— О, как я люблю тебя, Эмми! — сказал он. Она отдернула свою мордочку от его лица.

— Эмми? — прошипела она. — ЭММИ?!!

— Я заметил, что люди так делают, — попытался объяснить он. — Пожив какое-то время вместе, они начинают называть друг друга ласкательными именами.

— Поставь меня!

— Не обижайся так.

— Надо же — Эмми! Поставь меня, или я разорву тебе уши когтями!

Он был уверен, что она не сделает этого, но опустил ее на пол и слегка погладил по голове.

Она повернулась к нему боком, вздыбив шерсть и прижав уши. И затем зашипела на него.

— За что, Эмми? — спросил он в притворном изумлении. — Что я такого сказал? Я просто удивлен твоей реакцией.

Тогда она начала ругаться на него, и это действительно его удивило.

— Ты и вправду сердишься?

Она снова зашипела, и он рассмеялся.

— О, Эмми, Эмми, Эмми! — нежно сказал он.

— Что, Алти, Алти, Алти? — ответила она язвительно.

— Что? Алти?

— Что слышал! — сказала она. Потом села на кровать и надулась.

В тот вечер он ничего не получил на ужин, но чувствовал, что это, возможно, того стоило. Теперь у него был способ ответить ей, когда она начинала разговаривать с ним надменно. Стоило назвать ее «Эмми», и вся спесь моментально слетала с ее мордочки, уступая место бессловесной ярости. Альтал взял это средство на заметку, чтобы пользоваться им в будущем.

На следующий день они помирились, и жизнь пошла обычным чередом. В тот вечер она закатила ему на ужин настоящий пир. Он понял, что это был жест примирения, поэтому расхваливал кушанья после каждого съеденного кусочка.

Потом, когда они улеглись спать, она довольно долго умывала ему лицо.

— Ты вчера сказал правду? — промурлыкала она.

— Что именно я такого сказал? — спросил он.

Она тут же прижала уши.

— Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

— Ах это, — сказал он. — Конечно, правда. Не стоило и спрашивать.

— Ты мне не лжешь?

— Зачем мне лгать?

— Зачем? Ты же величайший в мире лжец?

— Ну спасибо, дорогая.

— Не зли меня, Альтал, — предупредила она. — Все мои четыре лапы сейчас обвиты вокруг твоей головы, так что будь со мной повежливей, если не хочешь, чтобы я натянула твою физиономию тебе же на затылок.

— Я буду паинькой, — пообещал он.

— Тогда скажи это еще раз.

— Что сказать, дорогая?

— Ты знаешь — что!

— Хорошо, котенок, я люблю тебя. Тебе от этого лучше?

Она потерлась мордочкой о его щеку и замурлыкала. Времена года сменяли друг друга, как всегда, хотя здесь, на макушке мира, лето было коротким, а зимы длинные, и после того как они сменились много раз, прошлое, казалось, забылось, превратившись лишь в смутное воспоминание. Тем временем незаметно проходили дни за днями, а Альтал по-прежнему бился над Книгой. Он начал все чаще проводить время, уставившись на освещенный купол, размышляя о тех странных вещах, которые открыла ему Книга.

— Что с тобой? — раздраженно спросила однажды Эмеральда, когда Альтал сидел, почти не глядя в Книгу, которая лежала перед ним на гладкой поверхности стола. — Ты даже не можешь сделать вид, что читаешь.

Альтал положил руку на Книгу.

— Просто в ней говорится о том, что мне непонятно, — ответил он. — Я пытаюсь это постичь.

Она вздохнула.

— Скажи мне, что это, — сказала она покорно. — Я тебе объясню. Ты все равно не поймешь, но я все же объясню.

— Знаешь, ты иногда говоришь обидные вещи.

— Конечно. Я делаю это нарочно. Но ты ведь все равно любишь меня?

— Думаю, да.

— Ты думаешь?

Он усмехнулся.

— Вот я тебя и расшевелил, правда?

Она прижала уши и зашипела на него.

— Не сердись, — сказал он, почесывая ей за ушами. Потом он снова взглянул на строчку, которая его волновала. — Если я правильно прочел, здесь говорится, что все сотворенное Дейвосом имеет в его глазах одинаковую ценность. Означает ли это, что человек значит для него не больше, чем какая-нибудь букашка или песчинка?

— Не совсем так, — ответила она. — На самом деле это означает, что Дейвос не думает о каждой отдельной частичке созданного им мира. Для него важно все в целом. Человек — это только маленькая часть целого, и он приходит в этот мир совсем ненадолго. Человек рождается, проживает свою жизнь и умирает за такой короткий срок, что горы или звезды даже не замечают, как это происходит.

— Это печально. То есть мы ничего не значим? Дейвос даже не будет скучать по нам, когда последний из нас умрет?

— Вероятнее всего, он будет скучать. Дейвос все еще помнит о тех живых существах, которые жили раньше и которых теперь уже нет.

— Тогда почему он дал им умереть?

— Потому что они исполнили свое предназначение. Они выполнили то, ради чего были рождены, и Дейвос дал им уйти. Кроме того, если бы все, кто жил раньше, жили бы и по сей день, не было бы места для нового.

— Рано или поздно это произойдет и с людьми, правда?

— Это не совсем так, Альтал. Другие существа принимают мир таким, как он есть, а человек его изменяет.

— А Дейвос руководит нами в этих изменениях?

— Зачем ему это нужно? Дейвос не тратит сил напрасно, дорогой. Он дает толчок, а потом идет дальше. Все ошибки, которые ты совершаешь, целиком на твоей совести. Не ропщи за это на Дейвоса.

Альтал протянул руку и взъерошил ей шерсть.

— Мне хотелось бы, чтобы ты больше так не делал, — сказала она. — После этого приходится всегда приглаживать шерсть заново.

— Зато тебе есть чем заняться в промежутке между сном, Эмми, — сказал он ей и снова погрузился в чтение Книги.

 

ГЛАВА 6

Прошлое тем больше стиралось из памяти Альтала, чем больше он читал Книгу. Теперь он умел уже прочитывать ее от начала до конца, и делал это настолько часто, что мог наизусть пересказывать длинные отрывки. Чем больше все это врезалось в его память, тем больше изменялось его представление о мире. То, что казалось ему важным до того, как он пришел сюда, в Дом на Краю Мира, теперь утратило свою значимость.

— Неужели я был так ничтожен, Эм? — спросил он свою спутницу в один из вечеров ранней осенью одного из бесконечных годов.

— О чем именно ты говоришь, дорогой? — спросила она, рассеянно намывая свои ушки.

— Я был уверен, что я величайший вор в мире, но на самом деле я всегда был просто заурядным разбойником с большой дороги, который бил людей по голове, чтобы украсть одежду.

— Да, совершенно верно. И что ты об этом думаешь?

— Я мог бы сделать больше за свою жизнь, правда?

— Именно для этого мы здесь, дорогой, — сказала она ему. — Хочешь ты этого или нет, нам придется сделать больше в нашей жизни. Я беру это на себя. — Она посмотрела на него в упор своими таинственными зелеными глазами. — Думаю, пора научить тебя пользоваться силой Книги.

— Что значит «пользоваться»?

— С помощью Книги ты можешь совершать некоторые вещи. Как ты думаешь, откуда появляется по вечерам твой ужин?

— Тебе лучше знать, Эм. С моей стороны, наверное, было бы невежливо совать нос в такие дела.

— Вежливо или невежливо, но тебе придется этому научиться, Альтал. Некоторые слова в Книге имеют значения действий — такие как «рубить», «копать» или «резать». Если ты знаешь, как пользоваться Книгой, эти действия ты можешь совершать с ее помощью, вместо того чтобы самому гнуть спину. Поначалу, когда ты будешь совершать эти действия, тебе нужно будет прикасаться к Книге. Но после некоторой тренировки это уже не понадобится. То же самое можно будет делать, лишь думая о Книге.

— Но ведь Книга всегда будет находиться здесь?

— В этом-то все и дело, дорогой. Книга должна оставаться здесь. Выносить ее в мир небезопасно, а ты должен будешь выйти отсюда, чтобы совершить некоторые дела.

— Да? Какие дела?

— Пустяки — спасти мир, сделать так, чтобы звезды оставались на небе, где и должны быть, следить, чтобы время не останавливалось, — вот такие дела.

— Ты разыгрываешь меня, Эм?

— Вовсе нет. Но мы приступим к этим делам позже. Сначала давай попробуем простое. Сними башмак и забрось его под кровать. Затем прикажи ему вернуться к тебе.

— Не думаю, что он меня послушается, Эмми.

— Послушается, если ты скажешь правильное слово. Все, что от тебя требуется, — это положить руку на Книгу, посмотреть на башмак и сказать: «Гвем». Это все равно что позвать щенка.

— Это ужасно устаревшее слово, Эмми.

— Конечно. Это одно из первых слов. Язык, на котором написана Книга, — прародитель нашего языка. Из него возник язык, на котором ты говоришь. Просто попробуй, дорогой. Когда-нибудь мы поговорим с тобой о том, как изменялся язык.

Он с сомнением снял башмак и зашвырнул его под кровать. Затем положил руку на Книгу и нехотя сказал:

— Гвем.

Ничего не произошло.

— Ну хватит, оставим эту затею, — пробормотал он.

— Надо скомандовать, Алти, — сказала Эмеральда с усталостью в голосе. — Неужели ты думаешь, что щенок послушается тебя, если ты скажешь это таким тоном?

— Гвем! — резко скомандовал он башмаку. Он совершенно этого не ожидал, а потому не был готов защититься от башмака, который ударил его прямо в лицо.

— Хорошо, что мы не начали с твоего копья, — заметила Эмми. — Когда ты делаешь это, лучше выставить руки вперед, Альтал. Пусть башмак знает, где он должен оказаться.

— Получилось! — воскликнул он в изумлении.

— Разумеется. А ты не верил мне?

— Ну, в общем, не очень. Я ведь не думал, что все произойдет так быстро. Я думал, что башмак заскользит по полу. Я не знал, что он полетит.

— Просто ты скомандовал слишком резко, дорогой. Когда ты совершаешь какие-то действия таким образом, очень важен тон голоса. Чем громче и резче ты говоришь, тем быстрее все происходит.

— Я это запомню. Удар моим собственным башмаком в лицо не оставил меня равнодушным. Почему ты не предупредила меня?

— Потому что ты не слушаешь меня, Алти. Предупреждать тебя о чем-либо значит попусту тратить слова. Теперь попробуем еще.

В следующие несколько недель Альтал потратил на этот башмак кучу времени и постепенно научился искусно менять тон голоса. Он также обнаружил, что разными словами можно заставить башмак делать разные вещи. Если сказать «Дью», он оторвется от пола и просто повиснет в воздухе. Скажешь «Дрю» — и он снова опустится на пол.

Как-то поздним летом, когда Альтал занимался подобными упражнениями, ему в голову пришла забавная идея. Он взглянул на Эмеральду, которая сидела на кровати и старательно мыла ушки. Он сконцентрировал на ней свое внимание, положил руку на Книгу и сказал:

— Дью.

Эмеральда тут же поднялась в воздух и оказалась сидящей ни на чем, вровень с его головой. Она продолжала чесать уши так, как будто ничего не произошло. Потом посмотрела на него, и глаза ее были холодными и суровыми. Она резко скомандовала:

— Бхлаг!

Альтал почувствовал сильный удар прямо в подбородок и покатился на пол. Удар как будто возник ниоткуда, и Альтала колотило до тех пор, пока он не встал на ноги.

— Мы ведь договорились не делать этого друг с другом, правда? — сказала Эмеральда почти ласково. — А теперь поставь меня на место.

Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд. Он закрыл один глаз рукой, чтобы ее увидеть, и извиняющимся голосом сказал:

— Дрю.

Эмеральда медленно опустилась обратно на кровать.

— Так гораздо лучше, — сказала она. — Ты собираешься вставать с пола или желаешь еще полежать там немного?

После чего снова принялась мыть ушки.

В тот момент он так или иначе пришел к заключению, что существуют некие правила и что нарушать их неразумно. Он также понял, что Эмеральда только что продемонстрировала ему следующий этап. Когда он получил свой удар и пролетел через всю комнату, она находилась далеко от Книги.

Он продолжил свои упражнения с башмаком. Это было сподручнее, чем с остальными предметами, к тому же у башмака отсутствовали острые края, как у некоторых других вещей. Просто ради того, чтобы посмотреть, сможет ли он это сделать, Альтал приделал башмаку пару крыльев, и тот полетел по комнате, натыкаясь на все, что попадалось. Альталу пришло в голову, что где-нибудь в таверне Набьора или в доме у Гасти Большое Брюхо летающий башмак произвел бы большое впечатление. Но все это было так давно. Он лениво перебирал свои воспоминания, пытаясь определить, сколько лет он провел здесь, в Доме, но почему-то никак не мог подсчитать.

— Сколько времени я здесь, Эм? — спросил он свою соседку.

— Довольно много. А почему ты спрашиваешь?

— Мне просто интересно. Я едва могу припомнить время, когда я здесь не был.

— На самом деле здесь, в Доме, время не имеет значения, дорогой. Ты здесь, чтобы учиться, а некоторые вещи в Книге чрезвычайно сложны. Твоему разуму потребовалось очень много времени, чтобы постичь их. Когда мы доходили до таких вещей, я обычно делала так, что твои глаза закрывались, пока разум работал. Так было гораздо спокойнее. Ты спорил с Книгой, а не со мной.

— Постой, я что-то не понимаю. Ты говоришь, что иногда я засыпал и мог проспать неделю или даже больше?

Она одарила его одним их своих возмутительно надменных взглядов.

— Месяц? — спросил он недоверчиво.

— Бери больше, — посоветовала она.

— Ты заставляла меня спать годами? — почти закричал он ей.

— Сон очень полезен для тебя, дорогой. Приятно, что ты во время такого сна не храпишь.

— Как долго, Эмми? Как долго я был заперт в этой комнате с тобой?

— Достаточно долго, чтобы мы могли узнать друг друга. — И она испустила один из своих усталых вздохов. — Ты должен научиться слушать, когда я говорю тебе о чем-то, Альтал. Ты долгое время провел в этом Доме, чтобы научиться читать Книгу. Впрочем, это не занимает очень уж много времени. Гораздо больше потребовалось, чтобы научить тебя понимать Книгу. И ты еще не совсем этому научился, но делаешь успехи.

— Это значит, что я очень, очень старый, да?

Он поднял руку, схватил прядь своих волос и оттянул ее, чтобы посмотреть.

— Ну не так уж я и стар, — с усмешкой сказал он. — У меня еще даже волосы не поседели.

— А почему бы им быть седыми?

— Не знаю. Просто так. Когда человек стареет, у него седеют волосы.

— В этом-то все и дело, Альтал. Ты не состарился. В этом Доме ничего не меняется. Ты по-прежнему того же возраста, как когда пришел сюда.

— А ты? Ты тоже того же возраста?

— Разве я уже не сказала?

— Насколько я помню, однажды ты сказала мне, что не всегда была здесь.

— Не всегда. Давным-давно я была не здесь, а потом пришла сюда, чтобы ждать тебя. — Она бросила взгляд через плечо на горные вершины, виднеющиеся в южном окне. — Когда я пришла, их не было, — добавила она.

— Я думал, горы были всегда.

— Ничто не бывает всегда, Альтал, кроме меня, конечно.

— Должно быть, во времена, когда этих гор еще не существовало, мир был совсем другим, — задумчиво пробормотал он. — Где же тогда жили люди?

— Они не жили. Тогда еще не было людей. Вместо этого были другие существа, но они умерли. Они исполнили свое предназначение, и Дейвос позволил им уйти. Но он все еще скучает о них.

— Ты всегда говоришь о Дейвосе так, как будто знакома с ним лично.

— На самом деле мы с ним очень хорошо знакомы.

— Ты называешь его Дейвос, когда вы разговариваете?

— Иногда. Когда я действительно хочу привлечь его внимание, я называю его братом.

— Ты сестра Бога? — Альтал был в изумлении.

— Что-то вроде.

— По-моему, не стоит углубляться дальше. Давай вернемся к тому, о чем говорили перед этим, Эм. Так сколько я здесь пробыл? Скажи цифру.

— Две тысячи четыреста шестьдесят семь лет — как одна неделя.

— Ты только что это сама сочинила?

— Нет. Что еще ты хочешь спросить?

Он с трудом переварил это.

— Значит, мой сон здесь очень часто длился гораздо больше, чем я предполагал? Получается, что я, наверное, самый старый человек на земле?

— Не совсем. Есть один человек по имени Генд, который немного тебя старше.

— Генд? По-моему, он не выглядит таким уж старым.

Она вытаращила на него свои зеленые глаза.

— Ты знаешь Генда?

— Конечно. Это он нанял меня, чтобы я пришел сюда и украл Книгу.

— Почему ты мне не сказал? — Она почти закричала на него.

— Я должен был это сказать?

— Нет, на самом деле не должен. Ты идиот! Ты скрывал это все последние двадцать пять веков!

— Успокойся, Эмми. Если будешь впадать в истерику, мы никуда не продвинемся. — Он посмотрел на нее долгим, спокойным взглядом. — Думаю, тебе пора подробно рассказать мне, что происходит, Эмми, и не пытайся отделаться от меня, говоря, что я не пойму или что я не готов еще узнать какие-то вещи. Я хочу знать, что происходит и почему это так важно.

— У нас нет на это времени.

Он откинулся на спинку скамьи.

— Ну что ж, придется нам потратить на это время, котенок. Ты долго обращалась со мной, как с комнатной собачкой. Не знаю, заметила ли ты, но у меня нет хвоста, а если бы и был, уж я наверняка не стал бы вилять им каждый раз, когда ты щелкнешь пальцами. Тебе не удалось приручить меня до конца, Эм, и я говорю тебе здесь и сейчас, что мы ничего не достигнем, пока ты не расскажешь мне подробно, что происходит.

Она холодно посмотрела на него.

— Что именно ты хочешь знать? — сказала она почти враждебно.

Он положил руку на Книгу.

— О, я не знаю, — сказал он. — Почему бы не начать с чего угодно? Тогда можно будет от этого отталкиваться.

Она взглянула на него.

— Никаких страшных, темных тайн, Эмми. Рассказывай. Если все так серьезно, как тебе представляется, будь серьезна.

— Может, ты и готов к тому, чтобы узнать, что происходит, — смирилась она. — Что тебе известно про Дэву?

— Только то, что написано в Книге. Я никогда не слышал о нем, пока не пришел сюда. Думаю, он очень зол на Дейвоса. Похоже, Дейвосу жаль, что Дэва так зол на него, но он все равно будет продолжать, делать то, что делает, нравится это Дэве или нет, — вероятно потому, что он иначе не может.

— Это новое толкование, — сказала она. И ненадолго задумалась. — Впрочем, сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, в этом есть большая доля истины. Тебе каким-то образом удалось найти новое определение понятию зла. По-твоему, зло — это просто несогласие по поводу того, как все должно быть. Дейвос думает, что все должно быть так, а Дэва считает, что все должно быть иначе.

— Я думал, ты сама это говорила. Ведь борьба началась из-за того, что что-то стало возникать, разве нет?

— Это было бы чрезвычайным упрощением, но весьма близким к сути. Дейвос творит потому, что не может этого не делать. Мир и небеса были несовершенны в том состоянии, в каком они пребывали. Дейвос увидел это, но Дэва не согласился. Когда Дейвос творит нечто, чтобы сделать мир и небеса совершенными, они меняются. Дэва считает, что это является нарушением природного порядка. Он не хочет, чтобы что-то менялось.

— Жаль. Однако он практически ничего не может с этим поделать, да? Как только что-то изменилось, его уже не вернешь. Ведь Дэва не может сделать так, чтобы все повернулось вспять?

— Ему кажется, что может.

— Время движется только в одном направлении, Эмми. Мы не можем вернуться и отменить что-то, произошедшее в прошлом, просто потому, что нам не понравилось, чем оно обернулось потом.

— Дэва считает, что он может.

— Тогда он просто слетел с катушек. Время не станет поворачивать вспять, только потому что Дэве так хочется. Могут высохнуть моря, и горы могут разрушиться, но время всегда течет из прошлого в будущее. Это, может быть, единственная вещь, которая никогда не изменится.

— Мы все надеемся, что ты прав, Альтал, потому что, если ты не прав, Дэва победит. Он уничтожит все, что создано Дейвосом, и вернет землю и небо в изначальное состояние. Если ему удастся повернуть время вспять, тогда то, что он делает сейчас, изменит то, что произошло в прошлом, а если ему удастся многое изменить в прошлом, нас здесь уже не будет.

— А какое отношение имеет к этому Генд? — внезапно спросил Альтал.

— Генд был одним из первых людей, пришедших в эту часть света около десяти тысяч лет назад. Это было прежде, чем люди научились варить некоторые виды горных пород, чтобы выплавлять медь, или смешивать медь с оловом, чтобы получать бронзу. Все их орудия и оружие были сделаны из камня, и вождь племени послал Генда рубить деревья, чтобы потом племя могло посеять хлеб. Генд ненавидел эту работу, и Дэва подошел к нему и убедил его перестать поклоняться Дейвосу, а вместо этого поклоняться ему. Дэва, если хочет, может говорить очень убедительно. Генд — верховный жрец Демона Дэвы и абсолютный властитель Неквера.

Внезапно Эмеральда подняла голову и посмотрела наверх. Затем она гибко соскочила с кровати, пересекла комнату и вспрыгнула на подоконник северного окна.

— Я должна была это знать, — сказала она с раздражением в голосе. — Он снова это делает.

— Делает что?

— Подойди и сам посмотри.

Он встал и подошел к окну. Там он остановился, с недоверием уставившись перед собой. Там, за окном, он увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Казалось, мир больше здесь не заканчивался.

— Что это? — спросил он, глядя в упор на то, что представлялось теперь белой горой.

— Лед, — ответила она. — Такое происходит уже не в первый раз. Иногда Дэва и Генд пытаются таким образом замедлить ход событий — обычно когда они считают, что Дейвос намного их обогнал.

— Там целые горы льда, Эм. Когда я пришел сюда, облака находились далеко внизу. Неужели это вода начала подниматься оттуда?

— Нет. Она замерзла уже давным-давно. Каждую зиму выпадает снег и уже не тает. Снег накапливается, оседает под собственной тяжестью и превращается в лед.

— Какова его толщина?

— Мили две, может быть — три.

— Я имел в виду его толщину, Эм, а не расстояние до него.

— И я тоже. Когда он станет еще толще, то возвысится над тем, что ты называешь краем мира. Потом он начнет двигаться. Он раздробит горы и сползет в долину. Остановить его будет невозможно, и люди уже не смогут жить в этой части света.

— Ты когда-нибудь видела такое?

— Несколько раз. Для Дэвы и Генда это практически единственный способ прервать то, что делает Дейвос. Нам придется изменить свои планы, Альтал.

— Я не знал, что у нас был план.

— О, конечно, у нас есть план, дорогой. Просто до сих пор мне как-то было недосуг тебе об этом рассказать, я думала, что у нас больше времени.

— У тебя было двадцать пять веков, Эм. Сколько же, ты думала, нам еще понадобится?

— Быть может, еще двадцать пять веков. Если бы ты рассказал мне о Генде раньше, мне наверняка удалось бы все уладить. А теперь нам придется слегка сплутовать. Надеюсь, Дейвос не будет сердиться на меня за это.

— Твой брат ужасно занят, Эм, — благоговейно проговорил Альтал. — Нам не стоит докучать ему всеми этими мелкими подробностями, правда?

Она улыбнулась.

— Ты прямо читаешь мои мысли, дорогой. Мы с тобой созданы друг для друга.

— Ты только сейчас это поняла? Может быть, лучшим способом сплутовать будет, если я просто проникну в Неквер и убью Генда?

— Альтал, это ужасно нехитрый способ ведения дела.

— А я человек прямой, Эм. Все эти пляски вокруг да около — просто пустая трата времени, потому что к этому все в конечном счете и идет, разве нет? Генд хотел, чтобы я пришел сюда и украл Книгу, чтобы он мог уничтожить ее. Если я убью его, то мы сможем уничтожить его Книгу, и тогда Дэве придется отступить и начать все сначала.

— Откуда ты знаешь про Книгу Дэвы? — резко спросила она.

— Генд показал мне ее в таверне Набьора.

— Он действительно носит ее с собой в реальном мире? О чем он думает?

— Не спрашивай меня, о чем думают другие, Эм. Догадываюсь, что он знал заранее, что я никогда раньше не видел ни одной Книги, и потому он принес мне одну из них, чтобы показать, как они выглядят. Впрочем, рисунки в его Книге были не такими же, как в нашей.

— Но ты хотя бы не прикасался к ней?

— Не к самой Книге. Но он дал мне подержать несколько страниц.

— Страницы и есть сама Книга, Альтал. Ты прикасался к обеим Книгам голыми руками? — вздрогнув, спросила она.

— Да. А это имеет какое-то значение?

— Книги представляют собой абсолют, Альтал. Они являются источником высшей силы. Наша Книга — это сила чистого света, а Книга Генда — сила абсолютной тьмы. Когда ты прикоснулся к странице из его Книги, она совершенно тебя развратила.

— Да я уже и так был довольно развращен, Эм, но с этим мы разберемся позже. Что ты думаешь по поводу моей идеи? Я могу пробраться через границу Неквера так, что никто меня не заметит. Как только я усыплю Генда, я сожгу его Книгу, и с этим будет покончено, ведь так?

— Ах, дорогой, — вздохнула она.

— Это самое простое решение, Эм. Зачем все усложнять, если это не требуется?

— Потому что ты, скорее всего, не сможешь отойти от границы дальше мили в глубь Неквера, милый. Генд обогнал тебя примерно на семьдесят пять сотен лет. Он умеет пользоваться своей Книгой так, как ты даже не можешь себе представить. Использование Книги — очень сложный процесс. Ты должен быть настолько проникнут ею, что слова приходят к тебе автоматически.

Она испытующе посмотрела на него.

— Ты действительно любишь меня, Альтал? — спросила она.

— Конечно да. Могла бы даже и не спрашивать. Но какое это имеет отношение к тому, о чем мы только что говорили?

— От этого все зависит, Альтал. Ты должен любить меня абсолютно. Иначе ничего не получится.

— Что не получится?

— Думаю, я знаю способ сплутовать. Ты мне доверяешь?

— Доверять тебе? После того как ты столько раз пыталась подкрасться ко мне и наброситься сзади? Не смеши меня.

— Ну и что такого?

— Ты коварна, котенок. Я люблю тебя, дорогая, но не настолько глуп, чтобы доверять тебе.

— Это всего лишь игра, а значит, это не в счет.

— Какое отношение мои любовь и доверие имеют к тому, чтобы избавиться от Генда и его Книги?

— Я знаю, как пользоваться его Книгой, а ты нет; но ты можешь действовать в своем мире, а я нет.

— Думаю, это несколько проясняет дело. Как же мы поступим?

— Мы сломаем барьер между нами, но это значит, что мы должны полностью доверять друг другу. Я должна получить доступ внутрь твоего разума, чтобы говорить, что тебе делать и какое слово из Книги использовать для этого.

— Тогда я просто посажу тебя в карман, и мы пойдем убивать Генда?

— Все немного сложнее, Альтал. Думаю, ты все поймешь лучше, как только мы проникнем в разум друг друга. Перво-наперво тебе надо очистить свой разум. Открой его, чтобы я могла в него войти.

— О чем ты говоришь?

— Думай о свете, или тьме, или о пустоте. Выключи свои мысли.

Альтал уже пытался очистить свой разум от мыслей, но это ему почти никогда не удавалось. Иногда разум ведет себя, как непослушный ребенок. Стоит приказать ему остановиться, и он начинает работать еще быстрее.

— Придется попробовать что-нибудь другое, — сказала Эмеральда, в раздражении прижав уши. — Может быть… — сказала она несколько неуверенно. — Подойди к южному окну. Я хочу, чтобы ты смотрел на юг, на горы Кагвера. Выбери самую ближайшую и сосчитай деревья на ней.

— Считать деревья? Но зачем?

— Потому что я так велю. Ни о чем не спрашивай, просто делай.

— Хорошо, Эм, не волнуйся так.

Он встал и подошел к южному окну. Ближайшая вершина находилась примерно в миле отсюда, и он принялся считать покрытые снегом деревья, начиная с горной макушки. Силуэты деревьев были размыты от снега, и от этого считать их было довольно сложно.

— Подвинься немного.

Ее шепот, казалось, прозвучал прямо над его правым ухом, и он в удивлении повернул голову. Он не чувствовал ее на своем плече, зато почти ощущал ее теплое дыхание на своей щеке.

Эмеральда по-прежнему сидела на кровати футах в двенадцати от него.

— Я же попросила тебя немного подвинуться, милый, — раздался ее голос в его голове. — Мне нужно чуть больше места.

— Что ты делаешь? — воскликнул он.

— Тсс, я занята.

Он почувствовал какое-то шевеление в голове, как будто что-то в ней двигалось.

— Перестань суетиться, — сказал ему голос. — Мне не нужно так много места.

Затем ощущение чего-то инородного стало исчезать, и он почувствовал в своем мозгу ее нежное рокочущее мурлыкание.

— Теперь ты мой, — злорадно пропела она. — Что происходит? — спросил он в тревоге.

— Теперь тебе больше не нужно говорить вслух, милый, — вздохнула она в его мозгу. — Теперь, когда я внутри, я могу слышать твои мысли; а ты можешь слышать мои, если дашь себе труд прислушаться.

— Как ты это сделала?

— Просто думай этими словами, Альтал. Когда ты одновременно думаешь и говоришь, здесь возникает страшное эхо.

— Ты действительно там, внутри? — подумал он про себя.

— Там мое сознание. Здесь, на кровати, оно тоже присутствует, но как только я проникла в твой разум, мне ничего не стоит находиться в двух местах одновременно. — У него защекотало над левым ухом. — Здесь просторнее, чем я ожидала. Ты умнее, чем я думала, и весьма романтичен.

— Да перестанешь ты наконец там копаться?

— Ни за что, милый. Кошки очень любопытны, ты этого не знал?

— Как тебе удалось так быстро туда пробраться? Я думал, это займет много времени.

— Честно говоря, я тоже так думала. Я пыталась сломать барьер, пока ты еще не начал считать. Но мне это не удалось. Как только ты начал считать деревья, барьер рухнул.

— Значит ли это, что каждый раз, когда я захочу поговорить с тобой, мне нужно будет сказать «раз-два-три»?

— Теперь уже нет, милый. Теперь я внутри тебя, и ты никогда уже от меня не избавишься.

— Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Раньше у меня никогда не было никого в голове.

— Неужели это так неприятно?

— Вообще-то приятно.

— Теперь, куда бы ты ни отправился, я буду с тобой.

— Я не собирался уходить без тебя, Эм. Я как раз собирался поговорить с тобой об этом. Без тебя я никуда не пойду, котенок, даже если весь мир из-за этого рухнет. Мир не имеет значения, только ты.

— Пожалуйста, Альтал, не говори таких слов. — Ее голос в его мозгу был мягким. — Из-за них мне трудно думать.

— Да, я это заметил, — подтвердил он. — Впрочем, когда ты начинаешь прямо подходить к сути дела, это значит, что мы шли к этому с того момента, как я впервые пришел сюда, не так ли? Ты начала с того, что заговорила со мной вслух, а говорящая кошка не самое заурядное явление в природе. Мы просто поднялись на следующую ступень, так что теперь тебе уже не нужно тратить все эти тысячи лет на то, чтобы научить меня пользоваться Книгой. Если бы не зима, мы могли бы уйти прямо сейчас.

Он взглянул на нее, вопросительно подняв бровь.

— Теперь, когда ты открыла дверь, в нее может войти все что угодно, — сказал он вслух. — Не хочу показаться критичным, Эм, но, знаешь, тебе не следовало бы иметь такие мысли.

Некоторое время она смотрела на него. Потом спрыгнула с кровати и прошествовала из комнаты.

— Ты смущаешься, Эм? — мягко спросил он.

Она повернулась к нему и зашипела.