ГЛАВА 16

Лицо ее было таким, каким оно вот уже более двух тысяч лет являлось ему во сне, — лицо, озаренное древним спокойным совершенством. Она встала, и ее зеленые глаза пронзили его душу, нежные руки обвили его шею, и она сжала его в своих страстных объятьях. Все его чувства закружились в вихре этих объятий, и он утонул в ее поцелуе.

Сколько времени они провели обнявшись, он не мог бы сказать, но, держа ее так близко к себе, он услышал знакомое мурлыканье и замер от удивления. Богиня, которая заполонила все его сны, здесь, в Доме, всегда была рядом с ним, и их судьбы были неразрывно переплетены. То, что раньше казалось ему таким странным, теперь стало совершенно ясным.

— Ты это делаешь, чтобы дать мне понять, что мы всегда были здесь вместе? — спросил он.

— О чем ты, Альтал?

— Ты мурлыкаешь, Эмми.

— Конечно же нет! — воскликнула она, и мурлыканье прекратилось.

Альтал улыбнулся про себя и оставил эту тему. Очевидно, их игра еще не закончилась.

— Может, мне только показалось, — сказал он. Затем он снова поцеловал ее мягкие, совершенные губы, и она опять замурлыкала.

— Давай поговорим, Альтал, — сказала она ему, отстраняясь.

— Что?

— Все это происходит слишком быстро.

— Я думал, это была твоя идея.

— Не сейчас, любимый. Потом у нас будет для этого сколько угодно времени, но сейчас нам надо сохранять трезвую голову.

Горячая волна разочарования захлестнула его. Но он поборол ее.

— Думаю, нам действительно надо поговорить, — сказал он.

Она отошла на шаг назад и провела ладонями по вискам, пропуская сквозь пальцы свои золотистые волосы.

— Ах, — сказала она, — как тепло для этого времени года. Так о чем ты?

— Ты действительно Двейя? По крайней мере, ты сказала мне это, когда мы шли через Магу.

— А ты запомнил. Забавно.

— Не надо так, — сказал он почти по привычке. — Я хотел бы знать, смогут ли остальные видеть тебя так, как вижу тебя я, или для меня ты будешь Двейя, а для других — Эмми?

— Это было бы немного трудновато, Альтал. Наверное, я могла бы это устроить, но зачем?

— Ты знаешь, твой истинный облик производит ошеломляющее впечатление. У каждого из них здесь есть какие-то обязанности, которые им надо выполнять, а для этого им, наверное, надо сконцентрироваться. Не будет ли им мешать твоя божественная красота?

Она заливисто рассмеялась и порывисто обняла его.

— О милый! — сказала она, снова целуя его. — Ты хочешь, чтобы я была только твоей?

— Ну… — застенчиво произнес он, — думаю, отчасти это так, но мне кажется, нам все-таки надо это обсудить. Когда ты рядом, действительно очень трудно собраться с мыслями, Двейя.

— Благодарю вас, сэр, — ответила она, склоняясь в шутливом реверансе.

— Ты не могла бы посерьезнее? Мне кажется, здесь есть над чем подумать. Увидев тебя, Андина и Лейта просто позеленеют от зависти, а разговаривать с Элиаром или Бхейдом в твоем присутствии — все равно что кричать в колодец. От одного твоего вида можно потерять разум.

— Я же не нарочно, любимый. Я и мои братья существуем на другом уровне реальности, и это всегда будет проглядывать, даже если мы попытаемся это скрыть. Если ты хорошенько вспомнишь, даже когда я была кошкой Эмми, это иногда проскальзывало. У меня от природы любящая натура, и это, похоже, всегда заметно.

— И все-таки я думаю, что тебе лучше снова надеть свою пушистую шкурку, Эм. Пока мы здесь, деткам нужно сохранять способность думать, но они не смогут думать в присутствии непрерывно восходящего солнца.

— Это часть того, что нам предстоит здесь делать, Альтал. Остальным нужно привыкнуть к тому, что я рядом. Гораздо лучше, если они потеряют голову здесь, нежели сбить их с толку там, в реальном мире, посреди катаклизмов.

— Может быть.

Но Альтала все еще обуревали сомнения относительно этой идеи.

— Тогда вот еще что, — сказал он. — Не будешь ли ты чересчур заметна, когда мы снова выйдем из Дома? Думаю, снаружи ты будешь очень привлекать внимание.

Она пожала плечами.

— Значит, снова стану кошкой Эмми.

— Это твоя собственная идея или твой брат запретил тебе выходить отсюда в твоем истинном обличье?

— Запретил? — В голосе ее звучал холодок, даже враждебность.

— Ну, в конце концов, он же Бог.

— Я тоже, Альтал, и никто не указывает мне, что я могу делать, а что — нет. Эмми придумала я, а не мой брат. Я использую ее, когда мне нужно стать незаметной. Ты должен все знать о том, как быть незаметным. Это часть твоей задачи, и моей тоже. Никто из моих братьев не должен знать, что я делаю, и перевоплощение помогает мне скрываться от них. — Она залилась негромким смехом. — Иногда я тайком пробираюсь к Дейвосу, а он даже не знает, что я у него побывала.

— Вы с Дейвосом очень близки?

— Вообще-то нет. У нас разные интересы, так что нам особо не о чем говорить. При встрече здороваемся, вот практически и все.

— Быть Богом, наверное, значит чувствовать себя очень одиноким.

— Вовсе нет. У нас есть мысли. — Она тайком взглянула на него. — А теперь, кроме мыслей, у меня есть ты.

— Ах да. И ты никогда от меня не отделаешься.

Тут ему в голову пришла мысль.

— Если ты и твои братья такие самодостаточные, почему же Дэва стремится все изменить? Чего он хочет этим добиться?

— Это идет из далекого-далекого прошлого, Альтал, — в задумчивости ответила она. — Дэва разрушает, — но только то, что Дейвос и я позволяем ему разрушить. Это непосредственно унижает его. Он старьевщик вселенной, подбирающий обноски. В некотором смысле он Бог Небытия, и поэтому он пребывает в пустоте и темноте. Дейвосу нравится создавать, а мне нравится пестовать то, что он создает. Но в пустоте радости мало, поэтому, когда Дэва не в силах больше выдержать свое одиночество, он посылает Генда, чтобы найти ему товарищей и заполнить пустоту. Думаю, Генд — не самый удачный выбор моего брата.

— Ты его жалеешь, Двейя?

— Да, немного. Всем известно, что у меня мягкое сердце.

Альтал посмотрел в восточное окно и увидел, что утренняя звезда уже взошла.

— Скоро пора будить деток.

Он почесал подбородок.

— Наверное, ты права относительно устройства спален, — согласился он, — но столовую, может быть, следует сделать общей, чтобы они имели возможность собираться вместе? Когда начинаешь возводить между мальчиками и девочками высокие стены, они постоянно думают только о том, как бы через них перелезть. Если мы позволим им быть вместе во время еды и здесь, в этой комнате, они, возможно, даже не будут обращать внимание на твою красоту, когда ты будешь их обучать. Некоторые страсти можно сдерживать, если чуть строже наблюдать за общением мальчиков и девочек. Ну как, я прав хоть немного?

— Совершенно прав, Альтал; иногда ты меня просто удивляешь. Почему бы тебе не пойти и не устроить столовую рядом с нашими спальнями? А я подожду тебя здесь. Таким образом у тебя будет возможность немного подготовить их к новому облику Эмми.

— Тоже неплохая мысль.

— Ах да, раз уж мы заговорили о еде, есть еще один вопрос.

— Что такое?

— Когда мы сядем за стол, я не желаю видеть на нем рыбу.

— Мне казалось, ты любишь рыбу.

— Рыбу любит Эмми, Альтал. Лично я ее просто видеть не могу.

Для столовой Альтал «соорудил» довольно роскошную мебель. Это стоило ему не больше усилий, чем сделать какой-нибудь колченогий стол или грубо отесанные скамьи, но он решил, что в приятной обстановке «детки» будут охотнее засиживаться подольше и общаться друг с другом. Он чувствовал, что если они все будут тесно связаны между собой, им будет легче, когда они снова выйдут в мир, пройдя через подъемный мост. Затем, чтобы они еще больше полюбили этот дом, он приготовил королевский завтрак.

Он разбудил их, постучавшись в двери, а затем, словно услужливый хозяин гостиницы, уселся ждать в холле перед столовой.

— Поторопитесь, — сказал он им, когда они появились из своих спальных апартаментов. — Эмми ждет нас наверху, а вы знаете, как она сердится, если мы опаздываем.

— Она больше не будет с нами обедать? — спросил Элиар.

— На этот раз нет, — ответил Альтал. — Она решила дать мне возможность предупредить вас о том, что она больше не кошка Эмми.

— Нет? — Элиар, казалось, расстроился. — Но мне нравится Эмми.

— Подожди, ты скоро ее увидишь.

— Неужели она обрела свой истинный облик? — в ужасе выпалила Лейта.

— О да, — с воодушевлением ответил Альтал. — Теперь она Двейя, и думаю, что ей к этому нужно немного привыкнуть.

Он почувствовал слабое прикосновение в своем сознании.

— Боже! — сказала Лейта, закусывая губу.

— Что-то не так? — спросила Андина.

— Это ее действительно истинный образ? — спросила Лейта у Альтала.

— Во всяком случае, очень похожий. У меня хорошая память на детали.

— Боже! — снова воскликнула Лейта.

— Что такое, Лейта? — Андина выглядела озадаченной.

— Мы теперь просто вороны, Андина.

— Не может быть, чтобы она была настолько красива.

— Она даже хуже, — печально произнесла Лейта.

— Может, поговорим об этом за завтраком? — спросил Элиар, голодным взором окидывая стол, который ломился от яств.

— Элиар прав, — сказал им Альтал. — Давайте есть, пока завтрак не остыл. А потом пойдем наверх, и я представлю вас Двейе.

— Мне кажется, я уже не голодна, — вздохнула Лейта.

После завтрака они все, нервничая, поднялись вслед за Альталом по лестнице в круглую комнату наверху башни.

Двейя стояла у мраморного стола, рассеянно положив руку на Книгу. Она была одета в белое платье старинного покроя, обнажавшее от самых плеч ее руки, а ее солнечно-золотистые волосы струились по спине. Ее безупречное лицо было загадочным.

— Доброе утро, детки, — поприветствовала она их.

Наступило неловкое изумленное молчание, пока все они стояли, уставившись на нее.

— Ты и вправду наша Эмми? — наконец спросил Гер.

— Да, Гер, — мягко ответила она. — Некоторое время я пряталась под маской Эмми, но теперь это уже не нужно, и я перестала прятаться.

Она искоса бросила на Альтала лукавый взгляд.

— Наш доблестный предводитель несколько беспокоился по поводу такого превращения. Он был уверен, что, увидев мое несказанное совершенство, вы все впадете в бессвязное бормотание, как сумасшедшие.

Она остановилась, наклонив голову, как будто напряженно прислушиваясь.

— Как странно, — сказала она. — Что-то я не слышу никакого бормотания. Может, Альтал был неправ? Неужели он недооценил вашего понимания?

— Ладно, — печально сдался Альтал. — Я был неправ. Не надо меня совсем добивать.

— Разумеется, не надо. Добивать людей — это твоя привилегия, не так ли?

— Ты действительно сестра Бога? — спросил Бхейд дрожащим от благоговейного страха голосом.

— Это зависит от того, как посмотреть, Бхейд, — ответила она с легкой улыбкой. — С моей точки зрения, Дейвос — брат Бога. Уверена, что он смотрит на это несколько иначе, но это уже его проблемы, правда? Мы трое — Дейвос, Дэва и я — мы все смотрим на вещи с разных точек зрения. Я лично полагаю, что Дейвос создает для меня то, что я могу любить, а Дэва таскает помои.

— Это какие-то новые определения, Божественная, — заметила Лейта. — Ты уже представила их своим братьям?

— Это было бы пустой тратой времени, Лейта. Оба моих брата слишком заняты собой, чтобы посмотреть на вещи с реальной точки зрения. Иногда с ними так скучно.

Она посмотрела на остальных, немного прищурив глаза.

— Вижу, вы все уже несколько адаптировались к ситуации, так что нам, наверное, пора приступить к работе. Сделай какую-нибудь мебель, Альтал. Нам должно быть удобно.

— Как скажешь, Двейя.

— Не могла бы ты, Божественная, сделать себе немного веснушек или что-нибудь такое? — спросила Лейта. — Ты же знаешь, что для нас с Андиной ты делаешь жизнь совершенно невыносимой.

— Нам не в чем соревноваться, Лейта, — мягко заметила Двейя.

— Какое неземное отношение, — прошептала Андина.

— Как нам обращаться к тебе? — спросил Бхейд, когда все они уселись в удобные кресла, сделанные Альталом.

— Ты что, не можешь произнести «Двейя», Бхейд? — с притворным любопытством спросила его Лейта.

— Некоторые церковные ордена запрещают произносить имя Бога, — пояснил Бхейд.

— Они неправы, — сказала Двейя. — Скудоумие пытается скрыть свое непонимание вещей под бессмысленными формальностями и бесконечными рассуждениями о незначительных пустяках. Ты выше этого, Бхейд, иначе ты не был бы здесь. У меня есть имя. Пожалуйста, называй меня этим именем. Возникает ужасная путаница, когда кто-то возводит очи к небу и говорит: «О Боже!» Я и мои братья никогда не можем понять, к кому из нас обращаются. — Она улыбнулась. — Однажды в Плаканде из-за этого возникла целая новая религия, — вспомнила она. — Когда мы все трое одновременно ответили одному жрецу, он принял это за откровение, и по всему Плаканду распространились трехголовые идолы.

— Некоторые церковные ордена не одобряют статуи Бога, — сказал Бхейд озадаченно. — Они учат нас, что никто не может видеть Бога по-настоящему.

— Но ты же меня видишь? — спросила Двейя. — Вообще-то нам нет никакого дела до статуй — за исключением этого чудовища в Магу. — Она помолчала, положив руку на Книгу, потом заметила: — Но мы несколько отвлеклись от темы. Думаю, лучше всего с самого начала назвать вещи простыми именами, чтобы отталкиваться от чего-то одного. Мы трое — Дейвос, Дэва и я — существовали всегда, и мы редко достигали между собой согласия в чем-либо.

— Ты имеешь в виду войну Богов? — спросил Элиар.

— Нас всего трое, Элиар, — сказала она. — Вряд ли это можно назвать войной. Пока в этом участвовали только мы трое, из нашего несогласия рождались лишь интересные споры и ничего больше. Когда мы встречались — а это бывало редко, — мы вели себя учтиво по отношению друг к другу, и мы как-то не обращали на это внимания. Но потом появился человек, и все переменилось. Другие существа принимают мир таким, каков он есть, и то же самое делают большинство людей. Однако среди них есть немногие, которые стремятся как-то воздействовать — что-то изменить. Какие-то изменения хороши, а какие-то нет, но человек по своей натуре стремится просто попробовать изменить что-то, чтобы посмотреть, что получится.

— Когда все это происходило? — спросил Бхейд.

— Споры наши длились вечно, но человек появился в этой части вселенной примерно десять тысяч лет назад, придя сюда в поисках открытого пространства, чтобы выращивать хлеб. Наверное, ничто так не изменило мир, как пшеница. Она обеспечила человеку выживание, благодаря ей он стал жить на одном месте достаточно долго, чтобы строить деревни и города, так началась цивилизация. В общем, первобытные люди пришли сюда с юга — из-за Мьюзы и Плаканда. В краю, откуда они родом, были огромные тропические леса, и их не слишком привлекала идея вырубать своими каменными топорами все эти деревья, чтобы очистить место для фермы, поэтому они отправились на север в поисках открытой земли.

— Это было десять тысяч лет назад? — спросил Бхейд.

— Примерно десять тысяч, — ответила она. — В те времена у людей еще не было точных календарей, а я и мои братья не слишком беспокоимся о времени. Когда это произошло, Генд был одним из тех ранних поселенцев в Медайо. Он всегда был очень высокого мнения о себе, и это раздражало его вождя. Когда намечалась какая-нибудь особо грязная работа, вождь, похоже, первым делом вспоминал о Генде; и как бы Генд ни старался, исполняя приказания, его усилия никогда не удовлетворяли правителя. Негодование его росло, как обильно поливаемый сорняк, и вскоре он возненавидел своего вождя. Эта печальная история повторялась из уст в уста на протяжении многих веков. Раздутое сознание собственной значимости мешало Генду увидеть, насколько он порой бывает неразумен. Думаю, если бы он был способен посмеяться над самим собой, все обернулось бы совсем иначе, но он не умел смеяться, и это открыло дверь для Дэвы. Все произошло быстро. Дэва предложил ему славу, власть и бессмертие, и Генд принял их с радостью. Затем, чтобы укрепить свою власть над душой Генда, Дэва взял его с собой в Нагараш, чтобы развратить еще больше.

Лейта в ужасе отпрянула.

— Только не туда! — вскрикнула она.

— А куда же? — сказала Двейя. — В конечном счете, Нагараш — оплот власти Дэвы.

— Мне кажется, я никогда не слышал о нем, — сказал Элиар.

— Это в Неквере, — объяснила ему Лейта. — Он находится глубоко под землей, и это невыразимо ужасное место.

— Только если Дэва желает, чтобы оно было таким, Лейта, — поправила ее Двейя. — Дэва стремился поработить Генда, поэтому он обеспечивал его всем, что тот пожелает. Покуда дело касалось Генда, Нагараш был местом неизъяснимого блаженства. Сперва Дэва вел себя почти как слуга по отношению к Генду, но когда его власть над Гендом окрепла, все изменилось. В Нагараше время не имеет значения, а Дэва бесконечно терпелив, так что к тому времени, когда Генд оттуда вышел, Дэва стал хозяином, а Генд — слугой.

— А его глаза действительно горят так, как они горели в том сне, который мы все видели в Осе? — спросил Элиар.

— О да, — ответил ему Альтал. — Одними глазами Генд может освещать себе путь в самом темном лесу.

— Это печать Дэвы, — уверенно пояснил Бхейд.

— Не совсем, — возразила Двейя. — Огонь, горящий в глазах Генда, принадлежит ему, а не Дэве. В общем, когда Генд оказался в его полном подчинении, Дэва послал его обратно в Медайо с тем же приказом, какой получил Альтал от Кинжала.

— «Ищи»? — спросил Альтал. — Что же он должен был искать?

— То же, что и ты, дорогой, — ответила Двейя. — Дэве нужны были определенные люди, и он приказал Генду найти их. Мы встречали этих людей, поэтому ты знаешь, кто они.

— Пехаль и остальные?

— Вот именно. Пехаль был первым, и завоевать его не составило особого труда. Это произошло примерно девять тысяч лет назад, когда Генд вышел из Нагараша и вернулся в Медайо. Пехаль был убийцей, который рыскал по предместьям нескольких деревень в Центральном Медайо и убивал всех встречных, у которых было хоть что-то, привлекающее его внимание. Одежда, еда, оружие — все, что имело хоть какую-то ценность. Он убивал даже тех, у кого ничего не было — если был голоден.

— Ты шутишь! — воскликнула Андина.

— В те времена это было гораздо более обычным явлением, чем люди себе представляют, Андина, а Пехаль был совершеннейшим дикарем. Чтобы подчинить себе этого зверя, Генд использовал свою Книгу, а затем с помощью различных забав и развлечений, о которых мы даже не станем говорить, завоевал его окончательно.

— Ты когда-нибудь видел этого парня Пехаля, мистер Альтал? — спросил Гер.

— Мы с Эмми встретили его в Аруме, когда искали Кинжал, — ответил Альтал. — С годами он не слишком изменился в лучшую сторону.

— Тебе следовало убить его, когда представлялась такая возможность.

— Мне было сказано, чтобы я этого не делал. По-моему это не совсем входило в планы Эмми.

— Ты прекрасно знаешь, что этого не надо было делать, Альтал, — сказала Двейя.

— Как скажешь, дорогая, — с нежностью ответил он. — А кого Генд завербовал после того, как покорил Пехаля?

— Следующим был Хном, — отвечала она, — но это произошло после того, как жители Медайо распространились в Векти, Плаканде и Экуэро. Эта экспансия продолжалась полторы тысячи лет, но Генд очень терпелив, он ждал. Хном жил в Ледане в Экуэро и был известным мошенником. Он торговал в основном льном, но в льняные тюки, которые он обменивал на другие продукты, было подмешано много обычных сорных трав. Наконец жители Ледана выгнали его из города и рассказали жителям других городов, что ему нельзя доверять. Для него закрылись ворота всех городов, а в те времена шансы на выживание для изгнанника были весьма невелики. Генд и Пехаль нашли его прячущимся в ивовых зарослях на берегу озера, он был на грани истощения. Генду ничего не стоило заполучить его, поскольку ему действительно больше некуда было податься.

— Когда мы с Альталом повстречали его в Осе, он продавал там горшки и кастрюли, — вспомнил Элиар.

— Он делал вид, будто продает горшки и кастрюли, — поправил Альтал. — На самом деле он следил за нами.

— Хном — прирожденный мошенник, который умеет в мгновение ока менять лицо и манеры, — сказала Двейя. — Он может быть очаровательным и весьма обходительным, но только дурак станет ему доверять.

— Это превращается в хорошую историю, — с увлечением сказал Гер. — Кто же стал следующим приспешником Генда?

— Гелта.

— Та леди в железной кольчуге, чья лошадь стояла на облаках?

— Та самая. Она была предводительницей воинственного клана в Ансу примерно шесть тысяч лет назад.

Бхейд нахмурился.

— Не слишком ли это странно для Ансу? — спросил он. — Насколько я понимаю, жители Ансу даже не считают женщину человеком.

— Ты же ее видел, Бхейд, — напомнила ему Двейя. — Она ростом сравнится с любым мужчиной, а дикости в ней еще больше. Это грубая женщина с обезображенным оспой лицом и большим носом. Она выросла в обществе воинов своего отца, так что мыслит скорее как мужчина, нежели как женщина. Она шла к своему трону по трупам, и любой, кто смел что-то сказать относительно ее пола, не доживал до заката.

— И как только Генду удалось обратить в свою веру такую женщину? — спросил Бхейд.

— Он предложил ей власть, Бхейд. У Гелты большие аппетиты, но ее жажда власти затмевает все остальное. Генд предложил власть и могущество в обмен на ее душу, и Гелта была убеждена, что совершила выгодную сделку.

— А кто был следующим? — спросил Элиар.

— Прошла тысяча лет, пока он нашел следующего, — ответила Двейя. — После того как в результате религиозных войн пятого тысячелетия Медайо пришел в упадок, начала расцветать Деиканская Империя. На заре шестого тысячелетия в Деике жил священник, поклонявшийся экуэрскому богу Апвосу. Его звали Арган, и он категорически не сходился во мнениях с первосвященниками относительно некоторых туманных аспектов астрологии. Наконец верховный жрец приказал ему отречься, но Арган не отрекся. И тогда верховный жрец воспользовался своей властью и исключил Аргана из церковного ордена.

— Помилуй бог! — в ужасе воскликнул Бхейд. — Это ужасно!

— Арган тоже так думал. Его лишили главного в его жизни, и он погрузился в совершеннейшее отчаяние. Генд завербовал его так же легко, как вы срываете с дерева спелое яблоко.

— А бог по имени Апвос действительно существует? — спросил Гер.

— Это разновидность имени «Дейвос», — объяснила Двейя. — Слово «Апвос» обозначает «бог Воды», а «Хердос» — «бог Стада». Медайо смотрели на небо, экуэрцы глядели в свои озера, а векти и плакандцы видели перед собой стада овец и коров. Они используют разные имена, но говорят об одном и том же Боге.

— Они об этом знают?

— Вообще-то нет, — пожала плечами Двейя. — С тех пор как все это началось, у меня было с дюжину имен. Так вот, последний из наемников Генда жил в Регвосе примерно три тысячи лет тому назад и обладал таким же даром, как у Лейты.

— Я не стала бы называть это даром, — заметила Лейта.

— Коман так не считает. Регвос — страна неспокойная. Сначала ее заселили остосцы, но земля там не очень хорошая, а золота мало.

— У нас до сих пор осталось несколько поселений вдоль берега, — вставила Андина, — но они стоят нам гораздо больше, чем мы от них получаем. Это просто обуза для нас.

— Коман использовал свой дар, чтобы выведывать тайны, — продолжала Двейя, — а потом продавал их. Он случайно повстречал Генда, и ему понравилось то, что он увидел в его сознании. Его не надо было вербовать, он сам пошел за ним. — Она улыбнулась. — Когда мы его встретили, Альтал сотворил с Команом нечто ужасное, — вспомнила она. — Лейта сможет оценить это лучше, чем остальные из вас.

— Эмми предупредила меня, что Коман попытается проникнуть в мои мысли, — пояснил Альтал. — Она сказала, чтобы я начал считать, только не по порядку — один, два, три, семнадцать, девять, сорок три и так далее. И я, просто ради интереса, добавил туда дроби: семь и пять восьмых, девяносто два и двенадцать тридцать вторых — и всякие другие сочетания. Коману это почему-то не показалось забавным.

Глаза Лейты внезапно расширились, и она задрожала.

— Пожалуйста, Альтал, — попросила она. — Обещай, что никогда не сделаешь этого со мной!

— Неужели это действительно так мучительно? — спросила Андина у своей подруги.

— Ужасно! — снова задрожала Лейта. — Как отреагировал Коман на то, что ты с ним сделал, Альтал?

— Насколько я помню, он поскакал прочь от дороги, бормоча что-то про себя и используя при этом весьма цветистые выражения.

— Не пора ли нам уже пообедать? — вдруг спросил Элиар.

— Прошло всего несколько часов после завтрака, — напомнила ему Андина.

Ее голос казался до странности ласковым, в нем не было и намека на ее обычную насмешливость или даже открытую враждебность по отношению к молодому арумцу.

— Я знаю, что вам, наверное, уже надоели мои постоянные разговоры о еде, — смущенно сказал Элиар, — но я ничего не могу с этим поделать. Через час или два после того, как поем, я опять умираю от голода.

— Может, тебе набить карманы едой, Элиар, — посоветовал Гер. — Тогда у тебя всегда найдется что пожевать, когда захочется есть.

На лице Элиара отразилось возмущение.

— Я не могу так, Гер! — возразил он. — Есть в присутствии остальных было бы ужасно неприлично!

Тут Андина не удержалась и залилась звонким смехом, наполнившим башню музыкой.

 

ГЛАВА 17

Для других Дом казался странным, но для Альтала он был родным, и ему было приятно возвратиться сюда. Двейя продолжала свои неторопливые уроки по мировой истории, но Альтал слушал их не слишком внимательно. Он чувствовал, что уже достаточно знает о мире. Если она хочет терять время на уроки истории, то это ее дело, все равно раньше весны они никуда не пойдут.

Но вот минуло несколько недель, и ему в голову пришла странная мысль. Он дождался, пока они с Двейей остались в башне наедине, чтобы поведать о ней.

— Дом построил Дейвос? — спросил он.

— Лучше сказать «сотворил», нежели «построил». Ты знаешь, что в этом есть разница.

— Он подарил его тебе?

— Нет, я его себе прикарманила.

— Двейя!

Она засмеялась.

— Это привлекло твое внимание, правда? Дейвос пришел сюда обдумать, что ему делать дальше, после того как он выдумал звезды. Затем он снова ушел и оставил Дом. Поскольку он ему был больше не нужен, я вселилась сюда — в облике кошки Эмми.

— А если он понадобится ему снова?

— Тем хуже для него. Теперь это мой Дом, Альтал. Если Дейвосу нужен Дом, пусть сотворит другой в другом месте — например, на луне.

— Он знает твое мнение по этому поводу?

— Должен знать. Я часто ему об этом говорила. Он создал этот мир и заселил его людьми. Это все, что он должен был сделать. Теперь этот мир мой, а Дейвос только путается под ногами.

— Мы же не отправимся отсюда никуда до весны, правда?

— Здесь времена года не имеют большого значения, милый. Тебе уже следовало бы это знать. Мы отправимся тогда, когда будем готовы.

— Мы не можем отправиться в путешествие посреди зимы, Эм.

— Спорим, что можем? — хитро предложила она.

— Скоро глубина снега достигнет пятнадцати футов, и солнце больше не будет восходить. Мне кажется, все это некоторым образом мешает нам выбраться отсюда.

— Вовсе нет. Смотри, Альтал. Смотри и учись.

— Ну это уж совершенно невыносимо, Эм.

— Я рада, что тебе нравится, — с самодовольной улыбкой ответила она.

— Сколько это еще будет продолжаться, мистер Альтал? — потихоньку спросил Гер во время обеда несколько дней спустя.

— О чем ты, Гер?

— Вся эта трескотня о том, кто что делал тысячи лет назад в таких местах, о которых я раньше даже никогда не слыхал. Ты не обязан говорить Эмми о том, что я тебе сейчас сказал, но это становится ужасным занудством. Кому какое дело, что происходило в Деиканской Империи пять тысяч лет назад?

— Я бывал там однажды, — сказал Альтал мальчику. — Это было еще до того, как я пришел сюда и Эмми взяла меня под свою опеку. Все торговцы в Деике были очень богатыми людьми, но при этом достаточно легкомысленными. Я подумал, что для человека нашей профессии здесь может открыться масса разных возможностей. Когда я думаю о глупых богачах, у меня становится тепло на душе.

— И что же произошло? — в нетерпении спросил Гер.

Альтал рассказал ему весьма приукрашенную версию своих приключений в доме Куизо. Гер оказался благодарным слушателем, и Альтал был на седьмом небе от удовольствия, но тут Двейя сказала, что пора возвращаться к работе.

Когда они поднимались по лестнице, Альтал заметил на лице Андины лукавую улыбку и вспомнил, что перед обедом девушка отвела Двейю в сторону и о чем-то с ней говорила. На губах Двейи тоже играла легкая улыбка. Очевидно, что-то затевается.

— Кое-чего я никак не могу понять, — сказал Бхейд, когда Двейя снова начала рассказывать историю Требореи. — Ты несколько раз упомянула о том, что берега южного моря менялись.

— Да, менялись.

— Но что может сдвинуть берег моря? Я всегда думал, что такие вещи, как горы или моря, вечны и неизменны.

— Да нет, конечно же, Бхейд! — ответила Двейя с улыбкой. — Они все время меняются. Весь мир находится в постоянном движении. Горы растут и рушатся, как волны, а небольшое изменение климата может привести к тому, что береговая линия моря отодвинется на сотни миль. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы увидеть эти изменения, но они есть. Южный берег расширяется в течение вот уже более двух тысяч лет. — Затем она повернулась и указала на северное окно. — Все это благодаря ледникам.

— Как может ледник на далеком севере влиять на южный берег?

— Это ведь замерзшая вода, верно?

— Разумеется.

— В природе существует определенное количество воды. Это количество постоянно. Какая-то часть ее находится в море, какая-то часть — в воздухе в виде дождевых облаков, а еще часть заключена в ледниках. Время от времени погодные условия меняются. Становится холоднее, и ледники начинают расти. Все больше и больше воды Мирового океана оказывается запертой в этих ледниках, а в морях и облаках влаги становится все меньше. Дожди идут реже, и уровень моря начинает падать. Поэтому берега изменяются. Моря на юге всегда были неглубокими, так что по мере того, как вода отступает, открывается все больше и больше суши.

— Дивны дела твои, Господь, — наставительно произнес Бхейд.

— Уверена, что моему брату было бы приятно такое услышать, — сухо сказала Двейя.

— Всем правит Дейвос.

— Но я говорила о другом своем брате.

Бхейд в ужасе уставился на нее.

— Эти странные погодные изменения — дело рук Дэвы, — сказала она. — Настали интересные времена. Дэва собрал своих людей, а я — своих. Мы находимся на грани одной забавной войны, Бхейд, и Дэва делает все возможное, чтобы дать Генду преимущество. Моря отступают, а когда начнут двигаться ледники, они сокрушат горы, которые станут не выше кротового холмика. Засуха принесет людям голод, и падут империи. Разве это не восхитительно?

— Это конец света! — вскричал Бхейд.

— Если мы победим, этого не случится.

— Приятно почувствовать собственную значимость, а, Бхейд? — лукаво сказала Лейта. — Спаси мир, парень! Спаси его! Спаси!

— Ну хватит, Лейта, — одернула Двейя девушку.

— Не могла упустить такой случай, Двейя, — извиняющимся тоном сказала Лейта.

— Не пора ли нам… — начал было Элиар.

Андина сидела рядом с ним, и Альтал заметил, что сегодня она весьма пристально наблюдает за молодым арумцем. Она прикоснулась одной рукой к его запястью, а другой протянула ему большой кусок сыра. Элиар почти рассеянно взял сыр и начал есть.

Лицо Андины, как солнцем, озарилось улыбкой. Двейя бросила на Альтала быстрый взгляд, и в его голове раздалось ее мурлыканье.

— Ты это видел? — спросила она.

— Конечно, — ответил он молча. — Это ты посоветовала ей?

— Вообще-то это была ее собственная идея. У нее под стулом есть небольшая сумка со всякими лакомствами. Каждый раз, когда в животе у Элиара начнет урчать, она будет кормить его. Если присмотреться хорошенько, можно заметить, что он даже не осознает того, что он ест. Андина сказала, что она придумала это затем, чтобы он не прерывал лекции, но я думаю, здесь нечто большее. В некотором смысле это из того же разряда, что и стрижка Гера.

— У этой девочки очень непростой характер.

— Да, — согласилась Двейя. — Но занятный.

— Как давно мы уже здесь, Альтал? — спросил Элиар несколько дней спустя, когда они поднимались по лестнице в комнату наверху башни.

— По крайней мере месяц, — ответил Альтал.

— Я тоже так думаю. Странно, что снаружи ничего не происходит.

— Странно?

— Дни должны становиться короче, но насколько я могу судить, этого не происходит.

— Это проделки Двейи, вот и все.

— Не понимаю.

— Я тоже — во всяком случае, не совсем. Она управляет временем. Скорее всего, мы снова и снова проживаем один и тот же день — если не считать того, что каждый раз, когда мы его проживаем, с нами происходят разные события.

— Станет ли мне лучше, если я скажу, что это невозможно?

— Вероятно, не очень. Там, снаружи, нас уже поджидает Генд, и нам нужно быть готовыми вставить ему палки в колеса всякий раз, когда он соберется что-то предпринять.

Проблема в том, что мы еще не готовы. Именно поэтому Двейя привела нас в Дом. Здесь время течет так, как угодно ей. Если нам для подготовки нужны годы, она даст нам эти годы, но когда мы выйдем отсюда, окажется, что прошел всего лишь день или два с тех пор, как мы сюда явились.

— Если не считать того, что все мы станем лет на пятнадцать старше.

— Мне кажется, это не совсем так, Элиар.

— Не понимаю.

— Ты такой не один.

— Пожалуйста, прекрати просматривать чужие мысли, Лейта, — тем же утром сказала Двейя.

— Я ничего не могу с этим поделать, — со вздохом призналась Лейта. — Хотела бы, да никак. Как только я посмотрю на кого-нибудь или услышу, как кто-то разговаривает, — мое сознание оказывается внутри него. Потом кто-то другой что-нибудь скажет — и сознание переключается на него. Я не хочу этого делать, но так выходит само.

Двейя открыла Книгу.

— Давай-ка займемся этим сейчас, — сказала она. — Твой дар — назовем это так — настолько уникален, что почти не поддается контролю.

Она пролистала несколько начальных страниц Книги. Затем, по-видимому, нашла, что искала.

— Вот оно, — сказала она, вынимая страницу. — Вот как Дейвос решает ту же проблему. Его ответ несколько проще, чем мой, поэтому лучше, если ты начнешь с него. Потом я покажу тебе, как это делаю я.

— Я попробую все что угодно, Двейя, — с горячностью произнесла Лейта. — Я не хочу, чтобы это было у меня в сознании.

Она взяла хрустящий лист пергамента из рук Двейи и посмотрела на него.

— Я думала, что смогу это прочесть, — сказала она, нахмурившись. — Но буквы здесь другие. Я ничего не могу прочитать.

— Это очень древнее письмо, Лейта, — сказала ей Двейя. — Но есть более быстрый способ прочтения. Просто положи лист поверх Книги, а затем положи на него свою ладонь.

— Ты хочешь, чтобы я читала ладонью? — недоверчиво спросила Лейта.

— Если ты не предпочитаешь делать это ногой. Попробуй, Лейта.

Белокурая девушка с сомнением положила страницу на белую обложку Книги и накрыла ее своей ладонью. Ее голубые глаза стали расширяться по мере того, как их наполняло знание.

— Не может быть, чтобы это было так просто! — возразила она.

— Почему бы тебе не попробовать и не убедиться в этом? — посоветовала Двейя.

Лейта снова села и закрыла глаза. Лицо ее озарило почти неземное спокойствие. Затем глаза широко открылись, и она глубоко вдохнула.

Но тут она закричала.

— Ты зашла слишком далеко, Лейта, — сказала ей Двейя, — и слишком быстро.

— Все пусто! — дрожащим голосом произнесла Лейта. — Ничего не осталось!

— Ты поднялась слишком высоко, дорогая. Тебе нужно подняться над этим, но не так высоко. С опытом у тебя все получится. Все, что тебе нужно, — это научиться управлять своим даром. Тебе надо нацелить свое внимание чуть выше голов окружающих. Ты по-прежнему будешь слышать тот тихий шепот, который ты слушала всю свою жизнь, но не будешь слышать то, о чем люди думают в настоящий момент. Когда ты захочешь услышать эти мысли, просто направь свой дар прямо на того, кого надо услышать.

Лейта вздрогнула.

— Что за жуткая пустота там была? — спросила она.

— Так звучит небытие, Лейта. Ты ведь направила свое внимание в потолок.

— Кто-нибудь хоть что-нибудь понимает? — спросил Элиар озадаченно.

— У Лейты есть лишняя пара ушей, вот и все, — ответил Гер — Она может слышать, о чем мы думаем, — даже если она того не хочет. Эмми научила ее, как направлять свои уши куда-нибудь в другую сторону. Это же любому понятно.

Лейта с удивлением посмотрела на мальчика.

— Откуда тебе об этом знать? — спросила она.

— Не знаю, — признался Гер. — Просто мне так показалось, вот и все. Конечно, я следил за тобой с тех пор, как мы встретились впервые.

— Следил?

— Я чувствовал то, что вы делаете, мэм, поэтому я просто пропускал вас мимо, и ваши мысли проносились, не задевая меня.

Двейя в совершенном изумлении смотрела на мальчика.

— Так, так, так, — прошептал Альтал.

— Что все это значит? — спросила Двейя.

— Ничего, дорогая, — невинно ответил Альтал — Совсем ничего.

— А не пора ли нам… — начал Элиар.

Андина сунула ему какой-то фрукт, и он замолчал.

— Развлеки остальных, дорогой, — сказала Двейя Альталу. — А я буду беседовать с ними по очереди, чтобы объяснить им некоторые вещи.

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Так быстрее, Альтал. Наедине они откроют мне свое сердце. В присутствии других это будет не очень удобно. У каждого есть недостатки, которые он предпочитает не выставлять перед всеми.

— Насколько я понял, ты не согласна с понятием открытой исповеди.

— Это одна из глупейших идей человечества. Объявлять о своих грехах прилюдно — это разновидность эксгибиционизма. Никчемное занятие и трата времени.

— Я думал, у нас сколько угодно времени.

— Но не столько.

— О чем они разговаривают, мистер Альтал? — спросил Гер, глядя на Двейю и Бхейда, которые сидели за столом перед раскрытой Книгой.

— Полагаю, Двейя просвещает Бхейда по части некоторых недоразумений. Бхейд был воспитан для служения Богу и занятий астрологией. В его голове много всяких глупостей, и Двейя помогает ему от них избавиться.

— Неужели кто-то верит в эту астрологию? — спросил Гер.

Альтал пожал плечами.

— Люди хотят знать, что будет. Они считают, что астрология может им это сказать. В большинстве случаев прогнозы не сбываются, но люди все равно в это верят.

— Но это ведь глупо?

— Да, достаточно глупо, но большинству людей нужно во что-то верить. Есть такие, кому не нужно, но их немного.

— Лично я никогда ни во что не верил. Вероятно, что солнце взойдет завтра, а после зимы наступит весна, но все остальное происходит случайно.

— Я бы сказал, это довольно верно. Раньше я верил в удачу, но Двейя некоторым образом разубедила меня в этом.

Внезапно Гер засмеялся.

— Андина опять это делает, — сказал он. — А Элиар даже не понимает, что она его кормит.

— Наверное, нет, — согласился Альтал. — Элиар — хороший, простой парень. Пока она кормит его, он ни о чем не спрашивает — и даже не обращает большого внимания на то, что она делает.

— Вот чего я не могу понять, так это зачем она все это делает. Когда я впервые встретил вас всех, он ей, похоже, совершенно не нравился. А теперь она крутится возле него всю дорогу.

— Она его опекает, Гер. Я заметил, что женщины делают это постоянно. Сначала она его ненавидела, но теперь все изменилось.

— Я рад, что она взялась теперь за него, а не за меня, — сказал Гер — Мне стали ужасно надоедать эти стрижки.

Несколько дней спустя Двейя оставила Бхейда наедине с Книгой и перевела свое внимание на Андину. Многие из их разговоров были хорошо слышны. Эрайя Остоса была красивой молодой девушкой с темными волосами и огромными темными глазами, но ее эмоциональность была совершенно необузданной. Кинжал приказал ей повиноваться, но это совсем ей не подходило.

Альтал незаметно подвинул свой стул поближе к двери и большую часть времени наблюдал за остальными, осторожно следя, чтобы никто этого не заметил.

— Что ты делаешь, Альтал? — однажды под вечер спросила его Двейя, когда они остались в башне одни.

— Смотрю, Эм. Смотрю и учусь. Разве не это ты мне велела?

— И чему же ты научился?

— Я собрал очень необычных людей, котенок, и каждый из них не таков, каким кажется на первый взгляд. За исключением Гера большинство из них не слишком-то рады тому, что они должны делать. Андина абсолютно ненавидит слово «повиноваться», а Элиар чувствует себя неуверенно, когда ему нужно «вести» за собой, поскольку знает, что он еще не готов командовать армией.

— В данном случае «вести» означает совсем другое, милый, но мы подойдем к этому через некоторое время. А что ты узнал об остальных?

— По-моему, ты немного резко поступаешь с Бхейдом. Отказавшись от астрологии, он чувствует себя брошенным на произвол судьбы. Он уже не знает, во что ему верить, — и он почти готов поверить в небытие. Он уверен, что «просвещать» означает проповедовать, но ему будет трудновато сочинить проповедь «ни о чем».

— Он еще не все понимает, Альтал, — ответила она. — Он поймет, когда придет время. А что насчет Лейты?

— Вот кто меня беспокоит. Она делает счастливое лицо и отпускает умные замечания, но она прочла на Кинжале то, чего, вероятно, не должна была читать. Остальные не очень уверены относительно того, что Кинжал приказал им делать, а Лейта знает. Она точно знает, что она должна делать и с кем она должна это сделать. Ей это не нравится, Эм. Жизнь и до этого была к ней не слишком благосклонна, а теперь она уверена, что все станет еще хуже.

— Она сильнее, чем кажется, Альтал. В какой-то момент ей потребуется помощь, поэтому будь с ней рядом. Будь готов оказать ей эту помощь.

— Ты говоришь ужасными загадками, Эм, — упрекнул он ее.

— Тебе было велено «искать», Альтал. Уверена, ты найдешь способ помочь ей — если поищешь хорошенько.

Двейя и Гер сидели у восточного окна, погрузившись в разговор. Элиар рассказывал Андине о военных приключениях, сидя у южного окна, а она, скучая, старалась делать вид, что эти истории ее восхищают, и подсовывала ему всякие лакомства. Лейта подсела к Бхейду за мраморный стол, и они оба погрузились в чтение Книги. Благодаря этому, Альтал оказался предоставлен самому себе. Он стоял у северного окна и смотрел на заснеженные горы по ту сторону края мира. Несмотря на все, что говорила ему Эмми, Альтал по-прежнему считал эту пропасть на севере концом всего. Он чувствовал себя уютнее, если ему казалось, что мир имеет определенную границу. Его не слишком заботил внутренний смысл слова «бесконечность».

— Ты все еще считаешь меня ведьмой, Бхейд? — Альтал услышал, как Лейта спросила это у молодого священника.

— Конечно, нет, — ответил Бхейд. — С чего ты это взяла?

— Я знаю, что не нравлюсь тебе.

— Но это же смешно, Лейта. Ты мне очень нравишься. Ты одна из моих настоящих друзей.

— Ты говоришь обо мне как о какой-то мебели, — упрекнула она его.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — признался он.

— Ты единственный мужчина из тех, что я встречала, который, по-видимому, не осознает тот факт, что я женщина.

— Я сознаю это, Лейта. Это не так важно для того, что мы должны делать, но я это сознаю.

— Однако ты стараешься об этом не думать, — вздохнула она. — С тех пор как я стала подростком, мужчины нашей деревни смотрели на меня особым образом, и у всех у них были об этом особые мысли.

— Такие, как у преподобного Амбо, ты хочешь сказать?

— Именно. У каждого мужчины в нашем селении были особые мысли обо мне.

— Ты очень красивая, Лейта.

— Благодарю вас, сэр, — насмешливо сказала она.

— Но с чего ты решила, что ты мне не нравишься?

— У тебя обо мне нет таких мыслей, как у других мужчин.

— Это греховные мысли, Лейта. Священник обязан подавлять в себе греховные мысли.

— Ах вот в чем дело. Но мне это очень неприятно, Бхейд. Ты презираешь свои греховные мысли, и когда ты их подавляешь, то я ощущаю только твою ненависть. Твоя ненависть направлена на эти мысли, но в моем сознании мне кажется, что она направлена на меня.

— Но это совсем не то, к чему я стремился.

— Думаю, решение есть.

— Я был бы рад его услышать, Лейта.

— Ослабь немного свою железную хватку и дай немного воли этим грязным мыслям.

— Что?

— Ну не самым грязным, конечно. Это мешало бы нам обоим. Но несколько крошечных грязных мыслишек не повредят.

Она обворожительно улыбнулась и развела большой и указательный пальцы, как будто измеряя что-то маленькое.

— Если бы ты хоть настолечко дал им воли, твой обет не был бы нарушен, но у тебя было бы достаточно плохих мыслей, чтобы я знала: ты сознаешь тот факт, что я женщина. Думаю, «умеренно греховные» мысли — это то, к чему тебе надо стремиться. Тебя это не испортит, а мне будет гораздо приятней.

Некоторое время Бхейд смотрел на нее неотрывно, а затем мягко улыбнулся.

— Конечно, Лейта, — пообещал он. — Думаю, «умеренно греховные» мысли я могу устроить, если тебе от этого станет лучше. Не для того ли нужны друзья, верно?

В ответ она лучезарно улыбнулась.

— Не суй туда свой нос, Альтал, — раздался в его голове мурлыкающий голос Двейи.

— Как скажешь, дорогая.

— Наступление ледников стало причиной засухи, которая вызвала большое смятение в южных землях, — рассказывала им Двейя несколько дней спустя. — Богатство и власть больших городов ничего не значат, если нечего есть. Разумеется, в этом ключ к планам Генда. Хаос — его союзник, а ледники создают хаос.

— Кажется, ты как-то мне говорила, что когда-то такое уже бывало, — сказал Альтал.

— Да. Нынешний ледяной период — уже четвертый за последние несколько миллионов лет. Как правило, они были результатом изменений климата или движения океанских течений. Но этот ледяной период вызван Дэвой. Это краеугольный камень планов Генда — полностью разобщить различные империи на юге, чтобы люди бросились к любому, кто предложит им стабильность. Цивилизация на грани катастрофы, и на горизонте уже виден вселенский переворот.

— Мой народ никогда не восстанет против меня! — воскликнула Андина.

— Я бы не была так уверена, дорогая, — возразила Двейя. — Как раз сейчас люди Генда будоражат народ в Остосе, а война с кантонцами только помогает им в этом.

— Эту войну начали не мы!

— Я знаю. Мы с Альталом по дороге из Арума в Остос повстречали сержанта Халора из отряда Элиара, и он утверждал, что кантонский эрайо — просто недоумок. Думаю, если покопаться в этом вопросе, можно обнаружить, что за большинством военных решений эрайо стоят приспешники Генда.

— Сержант Халор был не рад этой войне, — вспомнил Элиар. — Он называл вождя Кантона всякими необычными словами.

Андина задумчиво прищурила свои огромные глаза.

— То есть это значит, что моего отца убил как бы Генд?

— В конечном итоге он за это в ответе, — сказала Двейя.

— Элиар? — позвала Андина своим самым чарующим голосом.

— Что, Андина?

— Не хочешь ли поработать для меня?

— Что-то я не понимаю.

— Мне нужен сейчас хороший профессиональный солдат. Я заплачу очень хорошо — и деньгами, и другими ценностями.

Она томно положила руку на его колено.

— Мне нужно поговорить об этом с моим вождем, Андина, но я уверен, что у нас все получится. А что именно ты хочешь, чтобы я сделал?

— Я была бы тебе так признательна, если бы ты выследил этого Генда и убил его для меня — я хочу присутствовать, когда ты будешь его убивать. Я жажду крови, Элиар, — много, много крови. Я хочу услышать громкие крики. Как ты думаешь, сколько это мне будет стоить?

— Я и не собирался брать с тебя за это деньги, Андина, — заверил он ее. — Мы теперь друзья, и с моей стороны было бы неприлично брать с тебя деньги за такую незначительную услугу.

Андина вскрикнула от радости, обхватила Элиара руками вокруг шеи и страстно поцеловала.

— Ну разве он не самый лучший парень, какого вы когда-либо видели? — спросила она остальных.

На следующее утро Двейя казалась задумчивой. Она села за мраморный стол в башне, положила руку на Книгу, и ее зеленые глаза засияли.

Альтал с остальными, как обычно, вошли один за другим и тихо заняли свои места.

— Я хочу, чтобы вы послушали меня очень внимательно, — сказала им Двейя. — Вы все знаете о том, что можно «использовать» Книгу, и о том, как Элиар «использует» Кинжал. А теперь вам пора научиться «использовать» Дом. — Она встала и посмотрела на них. — Для вас это может оказаться трудным, а что-то из рассказанного мной будет вам совсем непонятно, но вы должны мне довериться. Я много раз говорила, что Дом на самом деле находится не здесь, но это не совсем точно. Дом находится здесь, но также он находится и повсюду.

— Ты имеешь в виду, что он передвигается? — недоверчиво спросил Гер.

— Не совсем, — ответила она. — Ему не надо передвигаться, Гер. Он находится повсюду в одно и то же время. Вы, конечно, заметили, какой он большой.

— О да, — сказал Альтал. — Когда я пришел сюда в первый раз, чтобы украсть Книгу, я был уверен, что мне понадобятся недели, чтобы обыскать каждую комнату.

— На самом деле тебе понадобились бы века, Альтал, и даже тогда ты охватил бы лишь самую малую часть у поверхности. Пока что скажем, что Дом — это и есть мир, хотя это чрезмерное упрощение. Он гораздо больше. Когда я говорю, что Дом находится повсюду, я имею в виду, что он действительно повсюду. Когда Дейвос его создавал, эта комната была здесь единственной, а затем он вышел из нее, чтобы сотворить что-то еще, и в каждое из этих мест он сделал дверь. Поэтому Дом все время продолжал расти, и поэтому здесь важны именно двери, а не комнаты. Позвольте мне привести пример. Если Андине захочется зайти в свой тронный зал и поговорить со своим Верховным гофмейстером, лордом Дхаканом, она может сесть на коня, проехать через Кагвер, проскользнуть через Кантон и добраться-таки до Остоса. Но есть и другой путь. Она может спуститься вниз по южной лестнице, открыть здесь, в Доме, некую дверь и войти через нее в свой тронный зал.

— Не может быть, чтобы это было так просто! — воскликнул Бхейд.

— Нет, на самом деле не просто. Она не просто должна найти правильную дверь, но она должна верить, что эта дверь правильная. Ее вера — это ключ к этой двери.

— А если она не верит? — спросил Гер.

— Она войдет в пустую комнату, — сказала Двейя, пожимая плечами. — Когда я сказала, что вера есть ключ, я имела в виду как раз это.

— Значит, это акт веры? — предположил Бхейд.

— Точно. Мы делаем вещи такими, потому что верим, что они такие.

— Есть люди, которые верят во всякие странные вещи, Эмми, — возразил Элиар. — Но ведь эти вещи не становятся правдой только потому, что они в это верят?

— Для них это правда.

— Вот почему лучше ни во что не верить, Элиар, — сказал ему Гер. — Тогда ничего не перемешается.

— Но тогда в мире станет немного одиноко, верно ведь? — спросил Элиар.

— Ты привыкнешь к этому.

— Человек должен во что-нибудь верить, Гер, — сказал Бхейд мальчику.

— Почему?

— Потому что… — Бхейд запнулся.

— С Гером нам предстоит еще долгий путь, — сказала Лейта.

— Похоже на то, — согласился Альтал. — Но он хороший мальчик, поэтому он проявит терпение и покажет нам этот путь.

— Я не то хотела сказать, Альтал.

— Знаю, но ты уже начала.

— Довольно, Альтал, — твердо сказала Двейя.

— Слушаюсь, дорогая.

Гер нахмурился.

— Но ведь Генд тоже может это делать? — спросил он. — Я хочу сказать, у него есть дом в Неквере, а там — такие же двери, как и в Доме?

— Да, это место называется Нагараш.

— Поэтому-то он и другие могут появляться откуда ни возьмись? Это становится интересным.

— Что значит интересным? — спросила Двейя.

— Забавным, — ответил Гер. — Генд выскакивает оттуда, мы — отсюда; и никто не знает точно, кто где и кто откуда появится. Это самая забавная игра, какую только можно придумать.

— Забавная? — сказал Элиар. — Думаю, это не то слово.

— Но ты же понимаешь, о чем я? — спросил Гер.

— Полагаю, да, но…

— Тогда я прав.

— Он скоро сведет меня с ума, — сказала Двейя.

— Это же Остос! — воскликнула Андина, когда Элиар открыл дверь в дальнем конце длинного, слабо освещенного коридора в южном крыле Дома.

— Только смотри, Андина, — приказала Двейя. — Не ходи туда сейчас. У нас нет времени, чтобы разыскивать тебя.

Альтал заметил, что порог двери имел весьма расплывчатые очертания, но то, что находилось по ту сторону, было четким и ясным. Булыжная мостовая улицы вела мимо многочисленных лавок, которые он видел, когда в последний раз был в Остосе, а затем улица плавно поднималась к дворцу Андины, стоящему на холме.

— Лучше закрой дверь, Элиар, — посоветовала Двейя. — А то напустишь времени.

— Простите? — В голосе Элиара слышалось недоумение.

— Сейчас нам не нужно, чтобы время двигалось. Мы еще не готовы. Нам предстоит еще многому научиться, а пока мы не готовы, нам нужно, чтобы время стояло на месте.

— Этого я уж никак не могу понять, Эмми, — сказал Элиар, закрывая дверь.

— Тебе пока и не нужно.

— Ты говоришь о времени как о какой-нибудь погоде, Божественная, — заметила Лейта.

— Они в некоторой степени похожи, Лейта.

Двейя замолчала, с любопытством глядя на бледнолицую девушку из Кверона.

— Скажи мне, дорогая, — продолжила она. — Почему ты так упорно называешь меня «Божественная»?

— Это выражение почтения, Божественная, — ответила Лейта, широко раскрыв свои голубые глаза.

— Нет, Лейта. На самом деле ты никого не почитаешь. Ты делаешь это, чтобы меня подразнить, верно?

— У меня и в мыслях не было дразнить Богиню, Двейя, — возразила Лейта.

— Было, было. Конечно, мне все равно, но думаю, тебе лучше прекратить это.

— Но это же так забавно, — запротестовала Лейта.

— Я могу позволить немного подразнить себя, Лейта. Это все равно что игра, я провела долгое время в облике кошки Эмми, так что я знаю все об играх. На днях я тебе покажу.

— Я больше не буду, — пообещала Лейта.

— Что-то я сомневаюсь. Веди нас в Кантон, Элиар.

Примерно неделю они исследовали возможности дверей Дома — по крайней мере, им казалось, что прошла неделя. Альтал решил не обращать больше внимания на разницу между тем, что «есть», и тем, что «кажется».

Во время этих экскурсий Элиар был их гидом. Объяснения Двейи были не самыми подробными. Насколько понял Альтал, во всем этом каким-то образом был задействован Кинжал. Откуда бы ни бралось вдохновение Элиара, он всегда безошибочно приводил их к нужной двери, когда Двейя предлагала им посмотреть на какое-либо место.

— Не имею ни малейшего представления, откуда я узнаю, которая дверь нам нужна, — признался Элиар. — Я просто знаю. Эмми говорит: «Агуизи», и я уже знаю, какую дверь должен открыть. В половине случаев я даже не представляю, в какой стране это место находится.

— А тебе и не нужно этого знать, дорогой мой, — ласково сказала Андина. — Кинжал сказал тебе: «Веди!» Именно это ты и делаешь. Оставь все как есть. Мы все любим тебя такого, каков ты есть.

Она нежно погладила его по щеке. Почему-то Андина никак не могла оторвать свои руки от Элиара.

Наконец Двейя предложила вернуться в класс.

— Мы затронули почти все, что нам было нужно, — сказала она им. — Мы знаем, как использовать Дом — по крайней мере отчасти, — а все остальное нам предстоит узнать на месте, так что пора возвращаться.

— Отчасти? — с проницательностью переспросил Гер, — То есть это значит, что Дом может не только переносить нас из одного места в другое?

— Давай пока не будем об этом, — сказала Двейя.

— Но мне действительно любопытно, Эмми, — сказал мальчик. — Думаю, у меня есть идея — ну, в общем, что-то вроде того. Ты не слишком рассердишься, если я просто подкину ее вам и мы вместе ее рассмотрим?

— Рассердить меня не так-то просто, Гер. Выкладывай, что там у тебя.

— Ты сказала, что в Доме можно играть со временем — то есть, я хочу сказать, время течет или останавливается по твоему желанию.

— Да.

— Вот, кроме того, в Доме можно играть с расстояниями, используя двери, — так?

— Все несколько сложнее, но в целом это так.

— Если здесь можно играть таким образом с расстояниями, то нельзя ли то же самое проделывать и со временем? Я выразился непонятно? Ты говорила нам, что Дом находится одновременно повсюду.

— Да. Продолжай.

— Значит, он также находится и во всех временах? Я хочу сказать, что, возможно, где-то в Доме есть дверь в прошлую неделю или та, что ведет в будущий год. Я прав хоть в чем-то?

В глазах Двейи показалась тревога.

— На самом деле ты пока не должен был задавать такие вопросы, Гер.

— Ты сказала «пока», Эмми, — сказал мальчик с победной ноткой в голосе. — То есть это означает, что мы дойдем до этого позже, — так?

Зеленые глаза Двейи сузились.

— Теперь моя очередь задать тебе вопрос, Гер, — сказала она.

— Скорее всего, я не смогу на него ответить, Эмми. Вспомни: я всего лишь деревенский мальчишка.

— Что ж, посмотрим. Расстояние — это пространство, верно?

— Ну, наверное.

— Какая разница между пространством и временем?

Гер слегка нахмурился.

— Насколько я могу судить, между ними нет никакой разницы. Это одно и то же — да?

Двейя глубоко вздохнула.

— С кем ты разговаривал об этом, Гер? — спросила она. — Откуда у тебя эта идея?

— Думаю, она просто пришла мне в голову. Когда ты сказала «пространство» вместо «расстояние», многое связалось воедино. Я сказал что-то такое, чего не должен был говорить, Эмми? Прости, если рассердил тебя.

— Ты не рассердил меня, Гер. Просто я удивлена, вот и все. До сих пор только очень немногие люди осознали единство пространства и времени.

— Я думал об этом с тех пор, как Элиар рассказал мне о том сновидении, которое посетило вас всех в Осе, — объяснил Гер. — Потом, когда мы стали использовать двери, чтобы прыгать через пространство, мне пришло в голову, что Генд использует свои двери, чтобы прыгать через время; прыжки остаются прыжками, и нет никакой разницы, прыгаешь ли ты через пространство или через время. Это натолкнуло меня на мысль, что между ними нет разницы: пространство и время — это одно и то же. Поначалу это казалось бессмыслицей, но теперь все встает на свои места. Если над этим хорошенько задуматься, таким образом можно объяснить очень многое — верно ведь?

— Боже мой! — благоговейно воскликнул Бхейд.

— Что? — откликнулась Двейя.

— Я не… то есть, я хотел просто… — Бхейд совсем запутался.

— Не нужно бросаться вот так на ветер словом «Бог», Бхейд, — пожурила она его. — Это очень отвлекает. Тебя по какой-то причине взволновало то, что сказал нам только что Гер?

— Неужели этот мальчик принадлежит роду человеческому? — спросил Бхейд, с благоговейным трепетом глядя на Гера. — Его мысль намного опережает мою, так что я не понимаю и половины того, о чем он говорит.

— Он действительно немного необычный мальчик, — согласилась Двейя.

— Обычный или необычный, но это наш Гер, — сказала Андина. Она протянула руку и озорно потрепала его по волосам. — Он просто взлохмаченный мальчишка, которому совершенно необходимо принять ванну.

— Я принимал ванну на прошлой неделе, мэм, — запротестовал Гер.

— Пора снова помыться.

— Уже?

— Это совсем не больно, Гер, — сказала Андина.

Она улыбнулась, обняла мальчика и прижала его к себе.

 

ГЛАВА 18

— Они тебе не поверят, брат Бхейд, — сказал Элиар священнику. — Нас, арумцев, учат не верить ничему, что говорят нам жители нижних земель. Мы не верим в ваши войны; мы не верим в ваши обычаи; и мы не верим в ваших богов.

— Тогда ваша жизнь пуста.

— Деньги некоторым образом восполняют эту пустоту — по крайней мере, так говорил нам сержант Халор.

— Он, должно быть, очень злой человек.

— Ты не прав, Бхейд, — возразил Альтал. — Сержант Халор — очень хороший солдат, у которого достаточно опыта, чтобы не верить людям, когда они говорят о воздаянии на небесах вместо того, чтобы платить деньги вперед. Арумцы работают только за деньги, и поэтому делать это им приятно и легко.

— Откуда же нам взять столько денег, чтобы нанять всех арумцев?

— У меня есть один секретный золотой прииск, Бхейд, — ответил Альтал. — Я могу купить весь Арум — вероятно, даже не один раз. Арумцы — лучшие воины на свете, и они знают, как правильно обучить этому ремеслу другие народы, чтобы сделать из них неплохих солдат. А это как раз то, что нам нужно. Все остальные армии мира сражаются за свои убеждения — которые могут меняться со временем. Арумцы сражаются за золото — а оно всегда неизменно. Отряд арумцев может за каких-нибудь два месяца подготовить целую армию, сделав из них неплохих солдат. Затем они смогут давать этой армии советы относительно стратегии и тактики. Вот Элиар, ему всего-то около пятнадцати лет, но он уже разбирается в стратегии и тактике лучше, чем большинство генералов в нижних землях.

Элиар состроил ироничную гримасу.

— Когда сержант Халор дает урок, ты — так или иначе — учишься, и первое, чему ты учишься, — это делать то, что тебе говорят. В большинстве случаев он дает уроки с помощью кулака.

— Это жестоко, — сказала Андина.

— Нет, мэм, — возразил Элиар. — На самом деле это своего рода доброта. Мой сержант учил нас выживать, а это, наверное, самое милосердное, что может сделать кто-либо. На войне людей убивают. Мой сержант учил меня, как не стать убитым.

— Значит, это разновидность любви?

— Я не стал бы заходить так далеко. Он хотел сохранить нас живыми, чтобы иметь достаточно людей для следующей битвы. Важнейшая часть стратегии в том, чтобы сохранять своих солдат. Если ты заботишься о своих людях, то и они позаботятся о тебе.

— В общем и целом мы закончили с нашими делами в Доме, Двейя? — спросил Альтал.

— Пока что да.

— Тогда мы можем поговорить с вождем Альброном. Его клан не самый большой в Аруме, но он нас знает, так что мы сможем поговорить с ним без всяких докучливых представлений.

— Моего вождя очень высоко ценят и уважают вожди других кланов, Альтал, — заверил Элиар.

— Не сомневаюсь, что так оно и есть, а мы с ним хорошо понимаем друг друга. Разумеется, я немного солгал ему по поводу Кинжала, но мне нужно было выяснить все без лишних неприятностей. Самое главное: только вождь клана может созвать общий совет вождей Арума, а у нас не будет времени, чтобы нанести визит в каждый из кланов. Нам нужно поговорить со всеми одновременно, и Альброн поможет нам в этом.

— Лучше всего через оружейную комнату, Элиар, — сказал Альтал молодому арумцу в тот же вечер за ужином. — Думаю, нам не следует внезапно появляться на улице перед замком твоего вождя. Вероятно, у Генда есть глаза повсюду. Как ты думаешь, у нас получится?

— Уверен, — ответил Элиар. — Конечно, я еще не пробовал, но у меня ощущение, что я могу даже найти, в какой именно части комнаты я хотел бы выйти.

— Вы не рассердитесь, если я выскажу одно соображение? — спросила Лейта.

— Меня лично это не рассердит, — ответил Элиар, снова наполняя тарелку.

— За тебя это должна делать я, Элиар, — заметила Андина. — Положи все на место и дай мне свою тарелку.

— Слушаюсь, мэм, — извиняющимся тоном произнес он.

— Не будут ли они несколько удивлены, если мы все появимся ниоткуда? — спросила Лейта.

— Разве есть какой-то другой путь? — спросил ее Бхейд.

— Почему бы просто не войти в дверь? Мы все равно собираемся проходить в дверь, так что это будет выглядеть естественно и для нас, и для тех, кто находится по ту сторону.

— Сделать так, чтобы одна сторона двери находилась здесь, а другая — там? — переспросил Гер.

— Хорошо сказано, Гер. — Лейта похвалила мальчика.

— Спасибо, мэм. — Гер слегка наклонил голову. — Но может, когда-нибудь мы сможем выскакивать просто ниоткуда.

— Зачем нам это?

— Потому что так интересней, — сказал Гер, улыбаясь. — Мне бы ужасно хотелось посмотреть, как они вытаращат на нас глаза. — Затем он взглянул на Альтала. — Это был бы ловкий способ кого-нибудь ограбить — да, мистер Альтал? Представляешь: выскакиваешь, хватаешь его кошелек и снова исчезаешь. Таким способом мы могли бы украсть почти все деньги в мире — не выходя при этом из Дома.

— Ну что ж, — почти мечтательно сказал Альтал. — А и правда.

— Не стоит, — сухо сказала ему Двейя.

Андина поставила перед Элиаром тарелку.

— Ешь, пока не остыло, Элиар, — приказала она.

— Слушаюсь, Андина, — ответил он, беря ложку.

Было что-то тревожное в том, с какой настойчивостью Андина смотрела, как Элиар ест. Альтал пожал плечами и отвернулся.

— Когда ты успел вернуться домой, Элиар? — спросил Реуд — одетый в килт рыжебородый оружейник, — когда они всей толпой появились в дверях его оружейной комнаты.

— Только что, Реуд, — ответил тот.

Перешагнув через порог, Альтал почувствовал лишь легкое головокружение. Наверное, при перескакивании через столько миль сразу что-то нарушается в организме.

— Расслабься, Альтал, — тихо промурлыкала ему кошка Эмми, снова оказавшаяся на своем обычном месте, в капюшоне его плаща.

Альтал вдруг понял, что, как это ни смешно, но все эти несколько недель ему не хватало Эмми.

— Я не был уверен, что это сработает, Эм. Одно дело — смотреть через дверь на место, которое находится за сотни миль отсюда, но совсем другое — преодолеть все это расстояние за один шаг.

— Ты мне не верил?

— Конечно, верил, Эм, — по крайней мере, перед дверью.

— Но не после, насколько я вижу.

— Одно дело говорить об этом, Эм. Совсем другое — делать.

— Со временем тебе станет легче. Гляди в оба, Альтал. Не дай Элиару разболтать наши коммерческие тайны.

— Я смотрю, вы нашли нашего мальчика, мистер Альтал, — сказал Реуд. — Тот кинжал, который вы искали, был при нем?

— О да, — отвечал Альтал. — Это оказалось непросто, но теперь, кажется, все в порядке.

— Я смотрю, вы путешествуете уже не в одиночестве, — заметил Реуд, оглаживая свою непокорную рыжую бороду и глядя на Андину и Лейту.

— Это мои старые друзья, с которыми я не был знаком до этого, — ответил Альтал. — Вождь Альброн сейчас в главном зале?

— Должен быть там, — отвечал Реуд. — Он обычно задерживается там после завтрака. Утром он прежде всего занимается всякими делами; он говорит, что может переделать половину дневной работы еще за завтраком. А убийцы, подосланные вашим кузеном, вас не беспокоили там, в нижних землях?

— Вообще-то нет, — сказал Альтал. — Мне удалось от них улизнуть.

— Благодарите за это нашего вождя, — сказал ему Реуд. — Он разослал предупреждение о том, чтобы задерживали всякого, кто будет спрашивать о вас или о том необычном кинжале. Вы действительно понравились вождю Альброну, мистер Альтал.

— Мы неплохо поладили. А многих ли приспешников моего кузена ему удалось задержать?

— Нескольких, — ответил Реуд. — Один был такой здоровенный узколобый амбал, о котором практически нечего сказать, насколько я понимаю. Как я слышал, понадобилась дюжина людей, чтоб его повалить.

— Да ну?

— Он сказал, что его зовут Пегайль… или что-то в этом роде…

— Может, Пехаль?

— Да, наверное. Наконец те, что его поймали, надели ему на шею железный ошейник и привязали его к шести быкам, чтобы притащить сюда, — после того как обнаружили, что упряжка из двух быков не может его сдвинуть.

— Он все еще здесь, Реуд? — с надеждой спросил Элиар.

— Нет, ему удалось бежать: некоторые говорят, что он прогрыз двери в башне. Вам повезло, мистер Альтал, что вы с ним не встретились. Это скорее зверь, чем человек.

— Я знаю, — сказал Альтал. — Я встречал его. Приятно было снова побеседовать с тобой, Реуд. А теперь я лучше пойду, может, застану твоего вождя еще до того, как он окончит завтракать. У меня к нему небольшое деловое предложение.

— Альброн всегда готов обсудить дела.

Альтал снова повел их по коридору.

— Интересно, — сказал Бхейд. — Должно быть, ты доставляешь Генду немало хлопот, раз он послал на поиски тебя своего ближайшего помощника.

— Трудно сказать об этом с уверенностью, Бхейд. Может статься, Пехаль действовал по собственному почину. Последний раз, когда мы встретились, я не слишком-то хорошо с ним обошелся. Вероятно, он принял это близко к сердцу.

— Можно я понесу Эмми? — спросила Андина, и ее огромные глаза наполнились каким-то томлением.

Альтал почувствовал внезапный прилив горячей, безудержной ревности.

— Думаю, лучше оставить ее там, где она есть, — ответил он. — Возможно, она захочет дать мне какой-нибудь совет во время разговора с вождем.

— Слабое объяснение! — вспыхнула Андина.

— Оставь, Андина, — устало ответил он.

Когда Альтал и его спутники вошли в главный зал, вождь Альброн все еще сидел за обеденным столом.

— Лопни мои глаза, да это же мистер Альтал! — воскликнул одетый в килт молодой вождь, поднимаясь из-за стола.

— Рад видеть тебя снова, вождь Альброн, — ответил Альтал, витиевато кланяясь.

— Расскажи мне, что произошло там, в Остосе, — попросил Альброн. — Я вижу, Элиар все еще с тобой.

— Да, он был мне очень полезен. Кстати говоря, мне кажется, я должен тебе за его службу.

— Уладим это потом. Так что же ты там, черт возьми, делал? Парни, которых ты отправил домой, по возвращении рассказывали какую-то чушь.

— Нам нужно обсудить это наедине, вождь Альброн, — осторожно ответил Альтал. — Тебе следует знать кое о чем, и здесь есть некоторые особые моменты.

— Элиар! — раздался резкий окрик с другого конца стола. — Ты что, забыл, как следует себя вести?

Элиар вздрогнул.

— Простите, сержант Халор, — быстро ответил он. — Я не хотел прерывать разговор.

— Это не извинение! Докладывай!

— Слушаюсь, сэр!

Элиар вытянулся в струнку и отдал честь вождю Альброну.

— Докладывает рядовой Элиар, сэр! — объявил он.

Альброн ответил на приветствие.

— Я смотрю, ты все еще растешь, Элиар, — заметил он, — и, кажется, немного располнел.

— Да, сэр!

— Вольно, парень, — сказал Альброн, улыбаясь. — Твоя мать сказала мне, что ты заходил ее проведать прошлым летом. Почему же ты тогда не явился с докладом?

— Это я приказал ему, Альброн, — выступил вперед Альтал. — Мы выполняли некое секретное поручение, и я не хотел, чтобы нашего мальчика видел кто-нибудь из врагов. Об этом я тоже хотел бы поговорить, когда мы будем одни.

— Ты решительно дразнишь мое любопытство, Альтал. Почему бы нам не переместиться в мой кабинет, где мы сможем поговорить более свободно? Я чувствую, здесь намечается долгая и интересная история, к тому же мне бы очень хотелось быть представленным этим двум очаровательным молодым леди.

— Если можно, пусть сержант Халор останется с нами, — сказал Альтал. — Думаю, вскоре ему предстоит участвовать в этом, так что ему будет тоже полезно послушать все с самого начала.

Вождь Альброн удивленно приподнял бровь.

— Я набираю солдат, вождь Альброн, — напрямик сказал Альтал. — Тебя это интересует?

— Я всегда готов обсудить дела, Альтал, — ответил Альброн, потирая руки.

— Так что же все-таки произошло в Остосе, Элиар? — спросил сержант Халор, пока они шли вслед за вождем Альброном по длинному, освещенному факелами коридору в дальний конец каменного замка. — Твои приятели были в ужасном смятении, когда вернулись домой.

— Я и сам в некотором замешательстве, сержант Халор, — признался Элиар. — Произошло столько всякого, чего я не понимал тогда и чего я до сих пор не понимаю. Альтал выкупил меня и остальных у Андины. Он сказал ей, что собирается продать нас в Ансу в качестве рабов для работы на соляных копях.

— Насколько я помню, Андина тогда жаждала выпить у тебя всю кровь. Что заставило ее изменить свое решение?

— Об этом позаботилась Эмми.

— Кто такая Эмми?

— Она работает с Альталом. Мне кажется, он лучше объяснит это: я только все перепутаю. Я слишком многого не понимаю.

Комната, которую вождь Альброн называл своим кабинетом, представляла собой уютный зал с большим камином и покрытым циновками полом. На длинной полке лежало множество книг и несколько свитков.

— Вы много читаете, Альтал? — спросил молодой вождь.

— Я довольно много изучал, Альброн, — в основном одну большую Книгу. А у тебя здесь немало томов.

— Это мое хобби. В последнее время я пристрастился к треборейской поэзии.

— А кто ваш любимый поэт? — поинтересовалась Андина.

— Мне нравится размах эпических поэм Сендри, мадам, — ответил Альброн, — одного из величайших поэтов Кантона.

— Вы попусту теряете на них время, вождь Альброн, — резко сказала она ему. — Кантонская поэзия не стоит даже пергамента, на котором она написана.

— У нашей дорогой эрайи свое мнение, вождь Альброн, — улыбнулась Лейта.

— Эрайя?

— Как я мог забыть! — воскликнул Альтал. — Вождь Альброн, вот эта темноволосая леди с музыкальным голоском — эрайя Андина, правительница Остоса. А светловолосая девушка с острым язычком — это Лейта, ведьма из Кверона.

— Ведьма? — от изумления Альброн вытаращил глаза.

— Ну я до тебя доберусь, Альтал, — пригрозила Лейта — Вообще-то, вождь Альброн, это недоразумение. У нашего местного священника были отнюдь не благочестивые намерения в отношении меня, а поскольку он был весь из себя такой святоша, то решил, что всякая девушка, которая возбуждает в нем подобные аппетиты, — непременно ведьма. Он, кажется, хотел пустить меня на дрова, но Альтал и Бхейд убедили его не делать этого.

Вождь Альброн поклонился.

— Вы оказываете честь моему дому, леди, — сказал он учтиво.

— Этот молодой человек — Бхейд, он служитель Дейвоса из Оса, что в Медайо, — продолжал Альтал, — а мальчика зовут Гер. Он из Хьюла, и я обучаю его воровскому ремеслу.

— У тебя необычная компания, Альтал. Да, кстати, ты нашел тот кинжал, который искал?

— О да. Сейчас он у Элиара за поясом.

— Я думал, ты собирался отвезти его своему дяде в Ансу.

— Ну, вообще-то в той истории, которую я тебе тогда рассказал, не все правда. — Альтал виновато поморщился — На самом деле, Альброн, я выдумал ее от начала до конца. Если бы я тогда попытался рассказать тебе, почему в действительности мне понадобился Кинжал, ты приказал бы заковать меня в цепи и посадить в башню как сумасшедшего. Трудно в этом признаться, но я некоторым образом служитель Бога.

— Я думал, ты гораздо умнее, Альтал. Неужели ты затеял все ради этого?

— Боюсь, что так. Вообще-то это была не моя идея, у Богини свои способы заставить людей делать то, что она им прикажет.

— Она?

— Все это довольно сложно.

Альброн с глубоким недоверием покачал головой.

— Я был о тебе лучшего мнения. Боюсь, у вас ничего не получится здесь, в Аруме. Мы не участвуем в религиозных войнах. С одной стороны, это грязное дело, к тому же мы не хотим, чтобы наши молодые люди возвращались оттуда с головой, набитой всякими бредовыми идеями. Арумцы воюют за деньги, а не за веру.

— Я плачу деньги, Альброн, и никто не обязан ни во что верить, если он работает на меня.

Альтал запустил руку под рубаху и достал оттуда два овальных золотых слитка.

— Что вы скажете на это, вождь Альброн? — Он протянул слитки изумленному вождю.

Альброн взвесил на руке оба слитка.

— Ну что ж, — сказал он, расплываясь в широкой улыбке. — Я скажу, что нам есть о чем поговорить.

— Я знал, что вы посмотрите на все с этой точки зрения. Я предлагаю золото, Альброн, а не вечную жизнь и не место за столом рядом с Господом. Назревает война, и мне нужны новобранцы, а не новообращенные.

— Если вам угодно рассматривать все в таком ключе, Альтал, думаю, любой клан в Аруме будет у ваших ног.

Альтал забрал свои золотые слитки.

— Ну что ж, — сказал он, — почему бы в качестве демонстрации того, что я заслуживаю финансового доверия, не уладить наши дела насчет Элиара? Сколько я вам должен за его услуги в течение прошлого лета?

— Какой сейчас тариф, сержант Халор? — спросил Альброн у своего офицера.

— Ну, двух золотых будет достаточно, мой вождь, — ответил Халор.

— Двух? — запротестовал Альтал. — Да он же еще мальчишка!

— У него задатки лидера, Альтал.

— Я покупаю не задатки, Халор. Я покупаю то, что есть сейчас. Одного серебряного пенни будет достаточно. В будущем он может стать хоть генералом, но это будет потом.

— Ты взял его без разрешения вождя Альброна, — заметил ему Халор. — Так что в оплату входят пени.

— Он был пленным, и Андина готова была разорвать его на мелкие кусочки.

— Это правда, — уступил Халор, — а ты вроде как спас ему жизнь, я так понимаю. За это можно скостить до одного золотого.

— Ползолотого. И ни пенни больше.

— Пятнадцать серебряных пенни, — продолжал торговаться Халор.

— Двенадцать.

— Только ради нашей дружбы давайте остановимся на тринадцати.

— Напомни мне, чтоб я никогда не покупал у тебя лошадей, сержант Халор, — печально сказал Альтал. — Ну ладно, тринадцать.

— Думаю, сержанта Халора стоит повысить в звании, — задумчиво произнес вождь Альброн.

— Не думаю, что нам нужно вдаваться здесь в особые подробности, вождь Альброн, — несколько позже говорил ему Альтал. — Если задуматься, мы воюем не столько за нашу религию, сколько против некоего врага. Есть человек по имени Генд, который хочет заставить весь мир поклоняться его Богу. Мы намерены это предотвратить. Генд сформировал небольшие тайные отряды своих сторонников в большинстве стран в нижних землях, и их религиозный культ призывает людей к восстанию. Официально существующие в тех странах армии по большей части исполняют церемониальные функции. Они прекрасно умеют начищать до блеска свое оружие, но не в состоянии сражаться. Вот почему я здесь. Арумцы — настоящие солдаты, и я хочу нанять их, чтобы они обучали жителей нижних земель и помогали им советом в ведении их собственных войн — по крайней мере, этой.

— Ты просишь меня выйти из игры, Альтал, — возразил Альброн.

— Вовсе нет. После того как мы разобьем армию Генда, все должно вернуться в нормальное русло. Князья нижних земель будут по-прежнему ссориться друг с другом из-за своих амбиций, и они снова будут приходить сюда, в Арум, чтобы нанять профессиональных солдат для своих войн. Это вопрос экономики, Альброн. Обучение и поддержание любой армии обходится очень дорого. Даже когда нет никакой войны, армию нужно кормить. В дальнейшем для них будет дешевле нанимать арумцев.

— Как велика твоя казна, Альтал? — спросил Альброн.

— Надеюсь, достаточно велика. Как ты думаешь, сколько времени тебе потребуется, чтобы собрать вместе вождей кланов на всеобщий совет? Я хотел бы поговорить со всеми одновременно.

— Вероятно, следующая весна — это самый ранний срок, когда они смогут приехать, — ответил Альброн. — Как только дороги заносит снегом, никто в Аруме не путешествует.

Альтал притворно задумался.

— Это будет достаточно скоро, Эм? — послал он молчаливый вопрос назад через плечо.

— Я примерно так и планировала, Альтал, — ответила она. — Я неплохо знаю арумцев и понимаю, что им нужно немало времени на раскачку. Но Генд тоже еще не готов, так что можно сказать, что война не начнется раньше середины следующего лета.

— Проверю свое расписание и посмотрю, сможем ли мы уложиться, — сказал он ей.

Холодные и чистые реки текли по дну каньонов, и орлы взлетали высоко в небеса, и волки рыскали по лесам.

В горах и в лесах царило безмолвие. А потом издалека донесся крик, исполненный глубочайшего отчаяния. И с этим криком с запада начали приходить люди. Они были грубы и одеты в полусгнившие звериные шкуры, а орудия их труда и оружие были красными — топоры и мотыги, сделанные из красной меди.

И Генд шел среди этих людей и все шептал и шептал, а глаза его горели красным, как медь, огнем.

И страшно было тем людям.

Но Генд заставлял их идти вперед, и пришли они к рекам, а там, в реках, было золото. И Генд отдал им приказ, сказав: «О люди, ищите золото и принесите его в дар Дэве, который есть Бог ваш, ибо золото приятно глазу Дэвы, и благословит он вас за ваш дар ему».

И принялись люди за тяжкий труд, разыскивая в реках желтое золото, и все это время не прекращался тот стонущий крик, который эхом отзывался на склонах гор, и страшно, страшно было тем людям, кои свершали сей тяжкий труд.

— Неспокойная ночка, да? — сказал Альтал дрожащему вождю Альброну на следующее утро.

— Вам тоже снились кошмары? — спросил Альброн.

— О да, как и всем остальным, скорее всего. Знаете, в этом нет ничего необычного. Какой-нибудь кусок пережаренного мяса может сыграть злую шутку со всеми, кто был в тот вечер за столом. Впрочем, как раз этот кошмар вызван вовсе не жареным мясом. Это была весточка от Генда. Вы видели напуганных людей, одетых в шкуры и вооруженных медными топорами, верно?

— Но откуда вы можете это знать?

— Я видел тот же сон, Альброн. Скорее всего, все в замке видели этот же сон. Генд уже проделывал такое раньше. Он пытается изменить реальность. В этом-то и причина предстоящей войны. Генд хочет изменить то, что мы хотим оставить как есть, и мы собираемся его остановить.

— Но как вы сможете остановить того, кто обладает такой властью? — Лицо Альброна побелело, а руки его задрожали.

— Я просто подумал, что его можно вроде как убить, — ответил Альтал. — Обычно после того, как вы человека убьете, он перестает вам мешать.

— Хотите, я одолжу вам свой меч? — предложил Альброн. — Вы слышали этот жуткий вой во сне? — с содроганием спросил он.

— Да, слышал, — горячо ответил Альтал. — Каждый раз, когда вы его слышите, знайте — это Генд проделывает трюки с вашим сознанием, а то, что вы видите, — его выдумка.

— Откуда вы это узнали?

— Не спрашивайте меня об этом, Альброн. Вы убежденный скептик, и если я расскажу вам, откуда у меня эти сведения, вы подумаете, что я хочу обратить вас в свою веру. Я не миссионер. Мне нет дела до того, во что верят другие. Двейя наняла меня не для этого. Она наняла меня, потому что я лучший вор, который когда-либо жил на свете.

— Вам за это платят?

— Конечно. Работать бесплатно — это непрофессионально. Ах да, кстати говоря, мне нужно уехать на несколько дней. Думаю, мне нужно навестить мои золотые прииски — если, конечно, вы и остальные вожди арумских кланов не согласитесь принять от меня долговую расписку. Разумеется, я был бы рад ее подписать, но… — Он не закончил и широко улыбнулся.

— Если вам все равно, друг мой, почему бы нам не оплачивать счета наличными? — ответил Альброн.

— Я знал, что вы посмотрите на это именно так. Возможно, в этом виновато мое имя. Разве одна из религиозных заповедей Арума не гласит, что нельзя доверять никому по имени Альтал?

— Это первая заповедь в списке, мой друг.

— В Перкуэйн? — удивился Элиар на следующее утро после того, как он, Альтал и Бхейд вернулись в Дом. — Но в Перкуэйне нет никакого золота, Альтал.

— Смотря где искать, — ответил Альтал. — Это не природные залежи золота, Элиар. Это сокровищница в руинах одного старинного дома.

— Как ты ее нашел? — спросил Бхейд.

— Эмми привела меня туда, когда мы направлялись в Остос. Как много тебе нужно знать подробностей, чтобы найти правильную дверь, Элиар?

— Вообще-то немного, — отвечал Элиар. — Мы с Эмми потренировались, прежде чем мы все отправились в замок моего вождя. Точно знать, куда ты хочешь попасть, нужно тебе, а не мне.

— Это какая-то ерунда, Элиар, — возразил Бхейд.

— Знаю. Я сказал Эмми то же самое, но она доказала мне, что я не прав. В этом каким-то образом задействован Кинжал. Если у Альтала в голове есть некая картинка того места. Кинжал берет этот образ и сообщает мне, какую дверь нужно искать. По-моему, Кинжал может проделывать такие же штуки, что и Лейта. Он достает нужные сведения из головы людей. А затем говорит мне, куда идти. Эмми не слишком понятно объяснила мне, как он действует. Ты же знаешь, какой она иногда бывает. Она сказала, что мне не важно знать, как он работает, главное — он действует.

— Да, в этом наша Эмми, — сказал Бхейд. — Думаю, в этом Кинжале есть еще многое, о чем она не рассказала нам.

— Когда-нибудь мы обязательно поговорим с ней об этом, — сказал Альтал. — А пока давайте-ка возьмем лопаты и накопаем немного золотишка.

Элиар повел их в коридор в южном крыле Дома и, пройдя примерно половину его, остановился перед дверью, которая внешне ничем не отличалась от других.

— Вот она, — сказал он, открывая дверь. Сразу за дверью начиналась дорога, а справа Альтал увидел знакомый холм.

— Да, это то самое место, — сказал он своим друзьям. — Нам нужно обойти холм с южной стороны.

Он шагнул через порог на дорогу и лопатой провел в пыли на обочине широкую черту.

— Это зачем? — спросил его Элиар.

— Чтобы точно знать, где дверь.

— Я знаю, где она, Альтал.

— Давай не будем рисковать. Если мы потеряем эту дверь, нам придется долго топать до Дома.

Они обошли холм с южной стороны, и Альтал повел их к месту, которое он укрыл от посторонних глаз предыдущей весной. Он воткнул свою лопату в землю.

— Вот оно, джентльмены. Начинайте копать. Нам нужно вырыть яму глубиной примерно в четыре фута. Не отбрасывайте землю далеко. Вероятно, она нам еще понадобится, чтобы закопать яму, прежде чем мы уйдем.

— Зачем? — с любопытством спросил Бхейд.

— Чтобы спрятать оставшееся золото.

— Разве мы не собираемся забрать все?

— Надеюсь, нет. Чтобы нанять арумцев, столько не потребуется.

— Сколько же там золота?

— Сам толком не знаю. В прошлый раз я взял всего лишь около ста фунтов. Теперь мы знаем, как сюда добраться, так что всегда сможем вернуться. Приступайте, джентльмены.

Им понадобилось около четверти часа, чтобы добраться до каменных плит, а затем Альтал потыкал кинжалом, пока не отыскал неплотно прилегающий камень. Он поднял его, засунул руку в тайник и достал оттуда один из овальных кирпичиков. Затем он смахнул с него пыль, и показался ярко-желтый металл.

— Господи! — благоговейно прошептал Бхейд, уставившись на золотой слиток в руках у Альтала.

— Красиво, правда? — сказал Альтал. — Вот, подержи его, пока я сделаю фонарь. Я действительно не знаю, какой величины этот тайник. Там внизу очень темно.

Он отдал слиток Бхейду и с помощью слова «леп» сделал фонарь. Он зажег фонарь и опустил его в тайник.

— Дай мне руку, Элиар. Я не хочу переломать себе ноги, прыгая туда.

Пещера была глубиной около восьми футов, и во тьме со всех сторон лежали груды золотых слитков.

— Боже мой, — тихо прошептал Альтал.

— Там, внизу, еще много золота? — крикнул сверху Элиар.

— Не думаю, что нам удастся его исчерпать, — ответил Альтал. — Выбирайся из ямы, Элиар. Я буду передавать слитки Бхейду, а он — тебе. Складывай их в кучку в стороне от ямы. Считай, Бхейд. Думаю, двух с половиной сотен будет достаточно, чтобы покрыть текущие расходы.

— Неужели там, внизу, столько золота? — с испугом спросил Бхейд.

— Это лишь очень малая толика, брат Бхейд. Сегодня утром мы уйдем отсюда богачами, джентльмены. А теперь давайте пошевеливаться. Я хочу, чтобы это золото оказалось в Доме, а эта яма была снова закопана еще до заката, так что давайте поторапливаться.

 

ГЛАВА 19

— Почему бы не оставить его прямо в слитках? — спросил Элиар, когда они втроем уселись в башне, не в силах оторвать взгляд от аккуратно сложенного в штабеля богатства, которое они принесли в Дом.

— Многие никогда не видели золотых слитков, — объяснил Бхейд. — Они знают монеты, наверное, потому что каждый день держат их в руках.

— Полагаю, здесь ты прав, — согласился Элиар, — но почему именно перкуэйнская монета?

Бхейд пожал плечами.

— Перкуэйнские монеты принимают по всему миру. Мне говорили, что у них очень точный вес, к тому же перкуэйнцы в отличие от других не добавляют примесей в благородные металлы, которые идут на изготовление монет.

Элиар посмотрел на груду слитков.

— На это уйдет много времени, да? — спросил он.

— Вовсе нет, — сказал ему Альтал. — В прошлый раз, когда я это делал, Эмми показала мне несколько быстрых способов.

— Когда это было?

— Как раз перед тем, как я выкупил тебя у Андины. — Альтал почесал за ухом. — Только сначала я, пожалуй, сделаю несколько крепких бочонков. Двадцать тысяч монет — несколько многовато для моего кошелька.

— Ты сейчас занят, Альброн? — спросил Альтал молодого вождя на следующее утро после завтрака.

— Совсем нет. А что?

— Я хочу тебе кое-что показать.

— Отлично. Где это?

— Недалеко, — уклончиво ответил Альтал.

— На улице идет снег, знаешь ли.

— Ну это не проблема. Пойдем?

Элиар и Бхейд ждали их в коридоре возле оружейной комнаты Реуда. Элиар вытянулся в струнку и поприветствовал своего вождя.

— Что ты затеял, Альтал? — подозрительно спросил Альброн.

— Я хочу тебе доказать, что у меня действительно есть средства, чтобы нанять все арумские кланы.

— Ты держишь свое золото в моей оружейной комнате?

— Не совсем. Но чтобы добраться до того места, где я его храню, нам нужно пройти через оружейную комнату. Веди нас через дверь, Элиар.

— Это здесь, мой вождь, — сказал Элиар, распахивая дверь оружейной. После чего он провел их через порог в комнату, расположенную в башне Дома.

— Но это не моя оружейная! — воскликнул Альброн, изумленно оглядываясь.

— Нет, это не она, — ответил Альтал.

— Где же мы? — Альброн вытаращил глаза.

— Это совсем другое место, Альброн. Не надо так волноваться. Ты в полной безопасности.

— Просто мы пришли сюда коротким путем, мой вождь, — сказал Элиар. — Здесь вам ничто не угрожает. Возможно, это самое безопасное место на земле.

— Вот ради чего я привел тебя сюда, Альброн, — сказал Альтал, указывая на ряд крепких деревянных бочонков, выстроившихся вдоль изогнутой северной стены. — После того как ты посмотришь, что в этих бочонках, мы можем вернуться в твой замок.

Альброн все еще дико озирался, а рука его лежала на рукояти меча.

— Что за… — Он внезапно замолчал, когда Бхейд открыл один из бочонков, запустил туда руку и извлек горсть золотых монет. Священник поднял руку с золотом и медленно ссыпал звонкие монеты обратно в бочку.

— Красиво, правда? — прошептал Альтал.

— Неужели все эти бочки наполнены… — Альброн не договорил, потому что Бхейд зачерпнул еще больше монет и ссыпал их вновь таким же мелодичным каскадом.

— Почему бы тебе не посмотреть самому, Альброн? — предложил Альтал. — Открой каждый бочонок. Опрокинь их на пол, если хочешь. Мы для этого сюда и пришли. На самом деле не важно, как мы сюда попали. Это такая подробность, о которой тебе не нужно беспокоиться. Цель нашей сегодняшней экскурсии в том, чтобы доказать, что я не пытаюсь надуть ни тебя, ни остальных вождей кланов. У меня есть золото, и я готов его потратить. Не стесняйся — рассмотри монеты хорошенько. Попробуй их на зуб или проведи ими по стене, чтобы убедиться, что они действительно золотые. Ты попросил представить тебе мои верительные грамоты, и я посчитал, что таков самый быстрый способ это сделать.

Альброн в задумчивости подбрасывал на ладони монетку.

— Вес соответствует, — сказал он про себя. Затем осмотрел монету. — Только что отчеканена. Они все одинаковые?

— Посмотри сам. Это может отнять у тебя некоторое время, но у нас уйма времени.

Альброн высыпал монеты обратно в открытую бочку. Затем открыл еще несколько и в каждую из них запускал обе руки.

— Твои верительные грамоты весьма убедительны, Альтал, — сказал он, а потом рассмеялся. — Я чувствую себя, как маленький мальчик в кондитерском магазине, — признался он. — Деньги и впрямь — одно лишь слово. Вид такого количества денег несколько ошеломляет.

Он любовно запускал руки в бочонки.

— Как я люблю их трогать!

— Ты убедился, что я сказал тебе правду? — спросил Альтал.

— Как я мог не убедиться в этом?

Тут Альброн почти нехотя вынул руки из бочонка и посмотрел в северное окно на ледяные вершины на краю мира.

— Но мы же не в Аруме? — проницательно спросил он.

— Нет, не в Аруме. Мы очень далеко от Арума. — Альтал улыбнулся. — Не бери в голову, Альброн. Ты не сможешь осадить этот Дом, потому что никогда его не найдешь.

— Я об этом и не думал… ну, во всяком случае, серьезно. Неразумно показывать арумцу столько золота, собранного в одном месте в одно время, Альтал.

— Ты не хочешь осмотреть остальные комнаты в Доме?

— Да, пожалуй. Ты разжег мое любопытство.

— Хорошо. Тогда я устрою тебе большой тур по Дому, а по пути мы сможем поговорить с тобой о том о сем.

— Мы подождем здесь, — сказал Бхейд.

— Я как раз хотел вам это предложить, — ответил Альтал, провожая Альброна к дверям.

Они вдвоем спустились по лестнице, и Альтал показал одетому в килт арумскому вождю столовую и спальни.

— Роскошно, — заметил Альброн.

Альтал пожал плечами.

— Здесь мы едим и спим, — равнодушно сказал он.

— Сегодня у тебя странное настроение, друг мой, — обратил внимание Альброн.

— Это все Дом, — ответил Альтал, ведя Альброна по коридору. — Я всегда чувствую себя как-то иначе, когда я здесь.

— Ты часто сюда приходишь?

— Это всего лишь третий раз, но в первые два раза я провел здесь довольно много времени.

— Загадочный ответ.

— Знаю. Но иначе, в общем, и не скажешь. Дом — это нечто вроде храма, и мне строжайше запрещено что-либо рассказывать о нем.

— Ты подчиняешься приказам этого молодого священника?

— Нет. Это он подчиняется моим приказам. Я получаю свои приказы напрямую. Ты, Альброн, скептик, и мне приказано не ввязываться в эти дела. Я привел тебя сюда не для того, чтобы обратить в свою веру.

Они пошли дальше по коридору, открывая двери и заглядывая в пустые комнаты.

— Это очень странное место, Альтал, — сказал Альброн. — Кажется, этот дом никогда не кончится, а почти все комнаты пустые.

— Только тогда, когда они мне не нужны. Если ты пожелаешь составить мне компанию, я могу их обставить.

— У тебя есть слуги?

— Нет. Они мне не нужны.

— Из тебя что-либо вытянуть — все равно что выжать воду из камня, — с упреком сказал Альброн.

— Прости. Сейчас на меня давит уйма разных ограничений — коммерческая тайна и все такое, ты понимаешь.

Альброн задумался.

— Думаю, все это должно было меня встревожить, друг мой, но я почему-то спокоен. Я понятия не имею, ни где я нахожусь, ни как я сюда попал, но странно: это меня совершенно не беспокоит. У меня тоже появляются какие-то странные мысли.

— Правда?

— Мне только что пришло в голову, что ты, возможно, и есть тот самый настоящий Альтал.

— А что, где-то бродит его двойник?

— Смешно, — сухо сказал Альброн. — Все эти шутки по поводу твоего имени, когда мы впервые встретились, на самом деле были не шутками, верно ведь?

— Кое-что было шуткой, но не все.

— Значит, ты действительно тот самый Альтал, который ограбил Гасти Большое Брюхо примерно три тысячи лет назад?

— Вообще-то это было всего где-то две с половиной тысячи лет назад. Не усугубляй.

— Но как тебе удалось прожить так долго?

— Задерживал дыхание, — мрачно ответил Альтал. — Ты действительно хочешь услышать, как все это произошло?

— Давай, Альтал, расскажи мне, как все было. А я потом уж решу, насколько тебе верить.

— Ну что ж, ладно. Я был вором, Альброн. Это было в ту пору, когда люди еще не умели варить сталь. В общем, моя удача отвернулась от меня, и мне довелось из-за этого пережить ужасные времена. Я проходил через Арум и услыхал о богатствах Гасти, и тогда я пошел в его бревенчатую крепость и целую зиму развлекал его всякими рассказами и шутками. Когда наступила весна и растаял снег, я его ограбил — но поверь мне, не так я заполучил эти двадцать бочонков с золотом. Гасти был просто толстый хвастун, который хотел, чтобы все на свете думали, что он богат. Большую часть его хваленого сокровища составляли всего лишь медные монеты.

— Меня всегда это интересовало, — сознался Альброн.

— Теперь можешь больше не интересоваться. В общем, после того как я быстренько сбежал, я встретил человека по имени Генд, и он нанял меня, чтобы я украл для него Книгу. Книга была здесь, в Доме, так что я пришел сюда. Когда я сюда явился, меня ждала Богиня Двейя. Я не знал, что она Богиня, потому что передо мной она предстала в облике кошки.

— Той самой кошки, которая путешествует в капюшоне твоего плаща?

— Да, именно той. Я назвал ее Эмеральдой за ее зеленые глаза, а когда она со мной заговорила, я решил, что сошел с ума. Впрочем, вскоре я с этим освоился, и она научила меня читать. Все эти годы я провел, изучая Книгу, которую Генд поручил мне украсть для него. Я могу многое, чего не могут другие, потому что уйму времени я провел за чтением этой необычной Книги. Короче говоря, прошлой весной мы с Эмеральдой — или с Эмми — вышли из Дома и отправились на поиски нужных нам людей: Элиара и остальных.

Когда мы их всех нашли, мы вернулись сюда, в Дом, и начали усиленно учиться, и тогда Двейя показала нам, кто она такая в действительности.

— Не могу поверить, что я все это услышал, — сказал Альброн, качая головой. — Хуже того, я почти в это верю.

Альтал искоса бросил на него лукавый взгляд.

— Я мастер рассказывать истории, Альброн. Это один из способов втереться в доверие к богачам. Всю зиму я заставлял этого толстого беднягу Гасти беспрерывно сотрясаться от хохота только ради того, чтобы его ограбить.

Он огляделся. Коридор казался пустым. Однако он был практически уверен, что там кто-то есть.

— Может, у меня из-за этого и будут неприятности, — сказал он, — но из вежливости я должен предупредить тебя, что этот разговор почти наверняка был кое-кем подготовлен.

— Подготовлен? Как?

— На самом деле я и сам не знаю как, но ты все время задавал мне нужные вопросы, а я все время давал тебе правильные ответы. Когда сегодня утром Двейя сказала, чтобы я привел тебя сюда, я думал, она просто хочет, чтобы я показал тебе бочки с золотом. Но сейчас я в этом сомневаюсь. Может быть, золото было только приманкой, чтобы заманить тебя сюда и чтобы этот наш странный разговор состоялся. Я почти уверен, что она где-то поблизости подсказывает тебе вопросы, а мне — ответы. Ей зачем-то нужно, чтобы ты знал, что здесь происходит. Она не собирается обращать тебя в свою веру, но хочет, чтобы ты кое-что знал.

— Не слишком ли ты подозрителен, Альтал?

— Подумай хорошенько, Альброн. Неужели кто-нибудь в здравом уме мог бы поверить в то, что я только что тебе рассказал?

Альброн немного сконфуженно улыбнулся.

— Теперь, когда ты так говоришь… — Его фраза повисла в воздухе.

— Альтал! Прекрати! — раздался в его голове голос Эмми, и он рассмеялся от неожиданной радости.

— Что смешного? — спросил Альброн.

— Я только что получил несколько грубоватое подтверждение, — отозвался Альтал. — Мне было указано самым определенным образом прекратить все это.

— Я ничего не слышал.

— Ты и не должен был. Эмми разговаривает со мной вот здесь. — Альтал постучал себя по лбу. — Эта идея пришла ей перед тем, как мы покинули Дом прошлой весной. Полгода я носил эту кошку у себя в капюшоне, и она говорила, что мне делать. Вообще-то я совершенно не нуждаюсь в этих указаниях. Я и сам умею придумывать байки, но у Двейи, похоже, непреодолимое стремление все делать по-своему. — Альтал пожал плечами. — Конечно, она женщина, а все женщины, похоже, такие. Женщины по природе не способны делиться властью. Сначала они говорят тебе что-то сделать, потом же вечно суют в это свой нос, когда ты пытаешься это выполнить, а на самом деле только мешают.

— Разве у тебя не будет неприятностей из-за того, что ты так о ней говоришь?

— А что она со мной сделает? Я слишком нужен ей, чтобы посадить меня в огонь или превратить в жабу. Она знает, что я люблю ее, а любовь для Двейи важнее, чем слепое повиновение или униженная лесть. Мы с ней все время спорим, но спор — это разновидность игры, а Двейя столько времени была кошкой, что игра стала ее второй натурой.

— Мне кажется, я хотел бы с ней познакомиться.

— Не стоит, если хочешь сохранить свою душу. Думаю, цель этого необычного разговора в том, чтобы заручиться твоей поддержкой перед советом вождей. Я не собираюсь даже упоминать о религии. Вместо этого я буду говорить о политике, чтобы все это выглядело как обычная война. Наверное, я должен им солгать, а ты должен подтвердить мое вранье. Ты не обязан верить ни во что, о чем я тебе только что рассказал, — на самом деле будет даже лучше, если ты не поверишь; но по одной особой причине тебе нужно об этом знать. Смотри на это именно так, Альброн. Мы устроим им розыгрыш. Я делаю это по религиозным соображениям, а ты — за деньги, но мы все равно партнеры, поэтому нам важно иметь взаимопонимание.

— Теперь ты начинаешь рассуждать здраво, Альтал, — сказал Альброн, широко улыбаясь. — Если мы будем основываться на этом, то прекрасно поладим друг с другом. — Он протянул ему руку. — Партнеры?

— Да, партнеры, — согласился Альтал, пожимая ему руку.

Все две недели после визита вождя Альброна в Дом непрерывно шел снег, и весь Арум стал белым. Все дороги стали непроходимыми, и посланцам Альброна пришлось буквально продираться через заносы, чтобы вернуться в замок, находящийся в центре Арума.

— Примерно этого я и ожидал, Альтал, — сказал в один из снежных дней Альброн, когда они сидели вдвоем в его кабинете. — Большинство вождей кланов приедут на совет.

— Большинство?

— Всего десять кланов, но кланы Делозо и Агуса отказались участвовать. На самом деле я и не ждал, что они приедут. Их земли находятся на восточной границе Арума, и мы все считаем их скорее кагверцами, нежели арумцами. У них много смешанных браков по ту и другую сторону границы, так что эти кланы никогда не были чисто арумскими. Впрочем, это небольшие кланы и не очень хорошие воины. Не думаю, что нам их так уж будет не хватать. — Он возвел глаза к небу. — Лично мне — точно. Мне не нравится Делозо, и я презираю Агуса.

— Правда?

— Они оба только и делают, что пресмыкаются перед владельцами рудников в Кагвере, потому что все деньги они получают оттуда. Их кланы полностью посвятили себя охране кагверских рудников. Они не выступают в походы, не сражаются. Они только охраняют. Они толстые и ленивые, согласны работать за небольшую плату, так как сидеть на месте не составляет большого труда.

— Думаю, мы можем обойтись и без них. Есть ли у других кланов какие-нибудь особенности, о которых мне следовало бы знать?

— Мы арумцы, Альтал. Мы все особенные. У нас нет ни культуры, ни хороших манер. Ни один арумец не написал ни строчки стихов, не сочинил ни одной песни. Мы абсолютные варвары.

— Мне кажется, ты слишком строг по отношению к себе, Альброн.

— Подожди, ты еще остальных не видел. Не сомневаюсь, что ты сразу заметишь, что все мы считаемся с мнением Делура. Если бы не то обстоятельство, что его клан самый большой в Аруме, мы не стали бы придавать ему ни малейшего значения. Ему лет восемьдесят, и он возомнил себя вождем всех вождей кланов. Старый дурень даже корону надел. Его соплеменники — отличные воины, так что нам всем приходится с ним мириться. Он надоедливый, дряхлый болтун, но я буду всячески льстить ему и ублажать, потому что он — ключевая фигура в нашем деле. Как только я привлеку на нашу сторону Делура, остальные, скорее всего, сразу будут нашими. Лично он нас мало интересует, но нам нужно много хороших солдат, которых мы можем выставить на поле битвы.

— Ты его знаешь, Альброн, так что оставляю его тебе.

— Хорошо. Значит, я смогу заработать комиссионные.

— Комиссионные?

— Ты же собирался заплатить мне премию за каждого из вождей, которого я завербую, Альтал?

— Обговорим это позже. Расскажи мне про других вождей.

— Клан Гуити почти такой же большой, как и клан Делура, но Гуити не слишком жалуют. Он жаден и ужасно скуп. Он платит своим соплеменникам самое низкое жалованье во всем Аруме и заставляет их самих покупать себе оружие. Его соплеменники ненавидят его, но терпят, потому что он их вождь. Он тощий, с седеющими волосами и приплюснутым лицом. Он все время занят пересчитыванием своих денег, и от него исходит какой-то тухлый запах.

— И тебе он не нравится, насколько я понимаю.

— Как, черт возьми, ты догадался, Альтал? — отозвался Альброн с притворным удивлением. — Я почти уверен, что у Гуити есть свои хорошие стороны. То, что я ни разу их не замечал, еще не значит, что их у него нет. Лучше я предостерегу тебя насчет Твенгора. Он большой, крепкий и воинственный. Ввязывается в драку с пол-оборота, так что осторожно выбирай выражения в его присутствии. Он крепко выпивает, и голос его похож на мычание. У него всклокоченная черная борода, которая торчит во все стороны, и я сомневаюсь, чтобы он хоть раз принял ванну за последние лет двенадцать. Но его соплеменники пойдут за ним даже в преисподнюю. Он невероятно удачлив в сражении, и, когда он набирает воинов, весь клан встает под его знамена. Он не станет набирать один отряд или один батальон. Для Твенгора — либо все, либо ничего, и он лично ведет своих людей.

— Насколько я понимаю, он увлеченный человек.

— Хоть один увлеченный, а его племянник Лайвон почти такой же, как он. Так что у нас будет два клана страстных фанатиков.

— Они принадлежат к разным кланам? Это как-то необычно. Я думал, клан — это просто большая семья.

— Несколько сот лет назад так оно и было. В те времена был один клан с восточной и западной ветвями, которые были соединены узкой тропой, проходившей по дну глубокого ущелья. Потом, около двухсот лет назад, эту тропу засыпало во время обвала, так что они оказались оторваны друг от друга. Через некоторое время вместо одного клана образовалось два. Теперь, когда междоусобные войны прекратились, они могут безопасно путешествовать через земли других кланов и навещать друг друга. Теперь между кланами заключается много смешанных браков, и я подозреваю, что, когда Твенгор упьется до смерти или потерпит неудачу в сражении, Лайвон попытается объединить кланы снова — вероятно, прорубив новую дорогу через это ущелье.

— Политические отношения в Аруме гораздо сложнее, чем я думал.

— Войны — это летнее занятие, Альтал. А в политику можно играть круглый год. Южные кланы — Смеугора и Таури — довольно большие, но это не самые лучшие в мире воины. Думаю, они слишком близки к цивилизации. Во всяком случае, жители нижних земель не станут нанимать их для серьезной войны. Смеугор и Таури заставляют своих людей строить красивые дворцы и хорошие дороги, так что их соплеменники известны больше как строители, нежели как солдаты. Похоже, Смеугор и Таури и сами толком не знают, кто они такие. Они пытаются произвести впечатление на жителей нижних земель, делая вид, что они арумцы, а на нас они стараются произвести впечатление, делая вид, будто они цивилизованные жители нижних земель.

— Ни рыба ни мясо? — предположил Альтал.

— Точно. Боюсь, их слову нельзя верить. Они мгновенно согласятся взять твои деньги, но пройдет немало времени, прежде чем кто-то из их людей появится на поле битвы.

— Я буду иметь это в виду. — Альтал произвел быстрый расчет. — Итак, девять кланов, включая твой, Альброн. Кто же вождь последнего?

Альброн скорчил кислую мину.

— Нейгваль, — ответил он с некоторым отвращением. — Я, наверное, не смог бы это доказать, но подозреваю, что он, возможно, какой-нибудь незаконнорожденный потомок нашего обожаемого Гасти Большое Брюхо. Боги знают, что он, во всяком случае, такой же толстый, как Гасти, — и почти так же умен. Только со здоровьем у него неважно, так что он, вероятно, недолго протянет.

— А что с ним?

— Он обжирается до смерти, — прямо сказал Альброн. — Он такой толстый, что не может пролезть в обычную дверь, и после малейшего усилия начинает дышать, как рваные кузнечные меха. Уверен, что сам он на конклав не явится, но его сын Колейка обычно его заменяет. Колейка настолько тощ, насколько отец его толст. У него огромная нижняя челюсть, и он почти все время молчит. Он фактический вождь клана, но всегда говорит, что перед принятием решения он должен получить согласие отца. Это дает ему возможность посмотреть сперва, откуда дует ветер, прежде чем на что-то решиться самому.

— А вы, арумцы, не так просты и незатейливы, как о вас думают, а?

— Это еще не все, Альтал. У тебя есть преимущество, которое покоится в тех двадцати бочках золота, стоящих у тебя в Доме. Напирай на это, сколько хватит сил. При каждом удобном случае показывай им золото. Позвени монетами во время разговора, и они согласятся на все, что ты ни предложишь. Ты забавный парень, партнер, но твое золото покажется им куда интересней. Скучнейший человек становится невероятно обаятельным, когда пересыпает из одной руки в другую золотые монеты.

Зима тянулась бесконечно, одна снежная буря однообразно сменялась другой. Альтал проводил время, обучая Гера тонкому искусству карманного вора. Ничего не скажешь, мальчишка был смышлен, но иногда он витал где-то в облаках.

— Сосредоточься, Гер, — в очередной раз одернул его Альтал. — Твоя попытка сейчас была очень неуклюжей.

— Простите, мистер Альтал. Мне только что пришла в голову мысль, и я отвлекся.

— Что за мысль?

— Генд пытается изменить весь мир, возвратившись назад через двери во Всегда и играя с тем, что происходило в реальности, — так?

— Двейя говорит, что так.

— Если это может сделать Генд, почему мы не можем?

— Может быть, если Двейя нам позволит.

— Это совсем не трудно. Ты можешь заставить Двейю сделать практически все что угодно. Каждый раз, когда ты к ней прикасаешься, она мурлычет от удовольствия. Андина ведет себя точно так же по отношению к Элиару. Может быть, когда-нибудь ты мне все это объяснишь. Я не совсем понимаю, что происходит с людьми, когда они становятся взрослыми. В общем, если Генд изменит что-то в прошлом, тогда тебе придется проследить за ним и все поменять обратно.

— Скорее всего.

— А не легче ли просто отправиться в прошлое и убить отца Генда? Тогда Генд исчезнет.

Альтал заморгал от удивления.

— Разве это не самый простой способ убить кого-то? Тебе не придется убивать его самого. Ты просто отправишься в прошлое и убьешь его отца.

Мальчик нахмурился.

— Конечно, тогда у тебя не будет причин желать ему смерти, правда? Я хочу сказать, какой смысл желать смерти тому, кто никогда не жил? Но не это меня отвлекло, когда я задел тебя, забираясь к тебе в карман. Я обдумывал способ, как добраться до Генда. Он собирается отправиться в прошлое, а не можем ли мы отправиться вместо этого в будущее? — Он нахмурился. — Я непонятно объясняю?

Я хочу сказать, что если что-то происходит сейчас, то что-то другое должно произойти на следующей неделе.

— Это называется «причина и следствие», Гер.

— Наверное, — рассеянно сказал Гер, — Положим, ты взял камень в одном месте и переложил его на другое место — так?

— Пусть так.

— Но предположим, ты отправишься в будущее и переложишь этот камень обратно на прежнее место. Разве это не будет означать, что ты его вообще никуда не перекладывал? Вот тут-то я и столкнулся с проблемой. Если ты так сделаешь, ты будешь что-либо делать и не делать одновременно.

— У меня от тебя снова голова разболелась, Гер.

— Дай мне еще немного подумать над этим, мистер Альтал. Я почти уверен, что придумаю какой-нибудь способ это сделать.

— Но с какой целью?

Гер с изумлением посмотрел на него.

— Неужели вы не понимаете, мистер Альтал? Если мы вытворим это с Гендом — заставим его таким образом сделать и одновременно не сделать что-то, — он застынет на месте, как будто его обратили в камень! После этого вы сможете вешать на него свою шляпу. Впрочем, на самом деле я хочу сказать, что почти уверен в том, что время не линейно. Я считаю, что это, скорее, круг, и если мы меняем что-то, происходящее где-то в этом вечном круге, то меняется и все остальное, верно ведь? Разве это не самая забавная идея, которую ты когда-либо слышал? Мы можем когда угодно изменить все, что когда-либо происходило.

— Но почему я? — простонал Альтал, закрывая лицо руками.

Ранней весной в замок Альброна явился перепачканный грязью арумец и предупредил, что вождь Делур прибудет на следующий день.

— Рановато, — заметил Альтал. — Некоторые дороги еще занесены снегом.

— Это не слишком беспокоит Делура, друг мой, — ответил Альброн. — Его клан — самый большой в Аруме, и Делур любит утереть нам нос, демонстрируя это. Вероятно, он уже выслал вперед несколько сотен человек, чтобы протоптать в снегу проходы на дорогах. Он слишком стар, чтобы ездить на лошади, поэтому путешествует на носилках или на санях. Подробности его не волнуют. В целом он считает себя почти королем Арума, так что я не сомневаюсь, что он хочет явиться сюда и взять все в свои руки прежде, чем прибудут остальные вожди кланов.

— А остальные вожди кланов будут с ним считаться?

— Они гораздо больше будут считаться с твоими деньгами, но нам все равно нужно заручиться его поддержкой, потому что он может дать нам много воинов. Я буду льстить ему и изображать подобострастие. Это расположит его к нам, а твои бочонки с золотом решат исход дела.

— Для этого они и нужны, Альброн. С двадцатью бочонками золота можно выиграть любой спор.

Вождь Делур оказался высоким стариком с белоснежно-седыми волосами и длинной белой бородой. Когда он пребывал в задумчивости, то стоял прямо, вытянувшись, как будто к спине его была привязана жердь. Однако когда внимание его рассеивалось, осанка терялась, как будто он сгибался под тяжестью прожитых лет. Его одежды были сделаны из роскошных мехов, а когда старый вождь с трудом выбрался из саней, которые втащили на двор замка Альброна четыре дюжих парня, Альтал заметил, что надетый на нем стальной шлем был увенчан широкой золотой полоской, едва не дотягивавшей до короны.

— Приветствую тебя, сын мой Альброн! — слабым и бесцветным голосом крикнул он хозяину замка.

— Ты оказываешь честь моему дому, великий вождь, — отозвался Альброн с витиеватым поклоном. — Мы не ожидали столь раннего твоего приезда.

— Твое послание возбудило во мне великое любопытство сынок, — отвечал старик. Затем он хитро посмотрел на своих вассалов. — Более того, мне показалось, что моим людям нужно немного размяться, и небольшая прогулка по горам может развеять их мозги и закалить их тела, чтобы они лучше мне служили — если принять во внимание их уверения, что служение мне — единственная цель их жизни.

Эта ироничная тирада навела Альтала на мысль, что мнение Альброна о вожде Делуре было не совсем верным. Делур был не так уж дряхл, как считали остальные вожди кланов. Альтал решил понаблюдать за стариком повнимательнее, дабы составить о нем свое собственное суждение.

— Пойдемте в дом, великий вождь, — предложил Альброн. — Погода сейчас сырая и неприветливая, а в моей гостиной для вас горит веселый, жаркий огонь.

 

ГЛАВА 20

Примерно неделю спустя в один из непогожих дней незадолго до полуночи Эмми разбудила чутко спящего Альтала, ткнувшись ему носом в затылок. Ее нос был таким же холодным и влажным, как и всегда, и Альтал вскочил, как бывало раньше.

— Прошу тебя больше этого не делать, — проворчал он.

— Раз уж это срабатывает, зачем что-то менять? Пойди разбуди остальных, Альтал. Нам нужно кое о чем поговорить — там, в Доме.

Он сдернул с себя одеяло, оделся и вышел в коридор, чтобы разбудить друзей.

— Что случилось? — спокойно спросил Бхейд, когда они собрались все в холле.

— Не знаю. Она ничего мне не сказала, но она хочет с нами поговорить — наедине. Отведи нас в Дом, Элиар.

— Хорошо.

Элиар повел их в оружейную комнату, открыл дверь, и они снова очутились в знакомой башне.

— У нас какие-то проблемы, Эмми? — спросил Гер у Двейи, когда она приняла свой истинный облик.

— Вовсе нет. Я просто подумала, что нам нужно обсудить, как мы представим наше предложение вождям кланов, вот и все. Все пройдет более гладко, если мы будем рассказывать им одно и то же. Само собой разумеется, мы не сможем рассказать им, что происходит на самом деле.

Если Альброн прав, арумцы не любят участвовать в религиозных войнах, и, чтобы их отвлечь, нам нужно придумать какой-нибудь политический повод.

— Если тебе нужна война, Двейя, я буду чрезвычайно счастлива одолжить тебе свою, — предложила Андина. — Мне приятно, когда я представляю себе, как все кланы Арума маршируют по городу Кантону.

— Это подходящее решение, — согласился Бхейд. — Арумцы уже наслышаны об этой бесконечной войне между Остосом и Кантоном, так что нам не придется придумывать никаких скучных историй, чтобы объяснить, зачем нам понадобилась такая огромная армия.

— А я смогу произнести перед ними страстную речь с призывом помочь нам сокрушить кантонских выродков, — добавила Андина.

— Здесь есть о чем поговорить, Двейя, — сказал Альтал. — Андина — эрайя Остоса, поэтому само собой разумеется, что у нее в кармане есть ключ от казны. Это могло бы объяснить, откуда у нас золото — на случай, если вожди кланов станут интересоваться.

— А умеешь ли ты выступать перед публикой, Андина? — спросила Лейта у своей миниатюрной подруги.

— Ты что спала все эти несколько месяцев, Лейта? — насмешливо сказала Андина. — Да я все время только и выступаю на публике. Неужели ты думала, что я не нарочно говорю таким драматическим голосом? Мой голос — самый точно настроенный инструмент в Треборее. Если я захочу, то могу спеть так, что птицы попадают с деревьев и камни зарыдают. Мне, может быть, даже не понадобятся все эти бочки золота. Дай мне полчаса и небольшую комнату, и одним своим голосом я поставлю под знамена всех арумцев.

— Возможно, она и права, — сказал Элиар. — Когда я стоял привязанный к столбу в ее тронном зале, она так много обо мне наговорила, что я и сам поверил в то, что участь этого чудовища, Элиара, будет ужасна.

— Все как будто сходится, Двейя, — согласился Альтал. — Мы попросим Альброна ее представить, а затем она произнесет пламенную речь с призывом о помощи. Потом она может передать слово мне, и я объясню им детали сделки. Альброн знает, что на самом деле происходит, так что он сумеет сказать вступительное слово, а также сгладить некоторые шероховатости. — Он откинулся в кресле. — Однако есть одна неувязка. Будет ли прилично для правителя вот так, лично, произносить речи? Разве не для этого нужны дипломаты?

— А откуда ты взял, что я стану вести себя подобно другим правителям? — спросила Андина. — Мои поступки почти всегда неожиданны. Я всегда такая, Альтал. Несмотря на яростные возражения моих советников, отбросив всякую предосторожность и взяв с собой в дорогу лишь нескольких слуг, я отправилась в Арум, чтобы попросить помощи в продолжающейся войне против ненавистных кантонцев. С большим риском для жизни я презрела все опасности неспокойного мира и явилась в замок Альброна, чтобы рассказать о своей просьбе благородным вождям кланов. Моя храбрость настолько велика, что вы и все остальные, кто будет там, едва ли осмелитесь находиться в одной комнате со мной.

— А не слишком ли это отдает мелодрамой? — заметил Бхейд.

— Я буду говорить с арумцами, брат Бхейд, — подчеркнула Андина. — К жителям Перкуэйна или Экуэро я применила бы другой подход. Арумцы любят мелодраматические сюжеты, и я разыграю перед ними такой спектакль, который они никогда не забудут. Просто попроси Альброна представить меня, а затем отойди в сторону. Через полчаса все эти вожди кланов будут моими.

— Не слишком ли мы самонадеянны? — засомневалась Лейта.

— Нисколечко, Лейта, — отозвалась Андина. — Я самая лучшая.

— Простите… — сказал Гер.

— Говори, Гер, — подбодрил его Альтал. — Ты хотел что-то добавить?

— Не слишком ли все это просто? Я хочу сказать, поверят ли арумцы в то, что для защиты всего лишь одного города потребовалось так много солдат?

— А он ведь прав, Альтал, — согласился Элиар. — Сержант Халор всегда говорил нам, что жители нижних земель всегда стараются обходиться как можно меньшим количеством солдат. Думаю, нам нужна война побольше, чтобы вожди кланов нам поверили.

— Но это единственная война, которая у нас пока есть, — ответил Альтал.

— Ну, не совсем, — возразил Гер. — Есть ведь еще война между тобой и Гендом.

— Это религиозная война, Гер. Разве ты не слышал, что сказал Альброн: арумцы не вмешиваются в войны, которые развязываются на религиозной почве? — Он покачал головой. — Нам нужно придерживаться политических причин, а религию отбросить подальше.

— Почему бы просто не сказать, что кантонцы служат Некверу? Или что они на их стороне, или что-то вроде этого? По словам Лейты, никто толком ничего не знает о жителях Неквера — кроме того, что это жуткие типы. Может, нам просто сказать, что в Нагараше есть некий король, который хочет владеть целым миром, и что ему удалось уговорить этих дурачков из Кантона примкнуть к нему?

Не будет ли это несколько ближе к тому, что происходит в действительности? Разве добрая ложь не должна содержать в себе некоторой доли правды? Если мы станем говорить только о войне между леди Андиной и тем придурком из Кантона, история будет какой-то слишком ясной и понятной. Может, оставить в ней некую недосказанность, что-то необъяснимое?

— Гляди-ка, Альтал, тебе наступают на хвост, — заметила Лейта. — По-моему, этот мальчишка тебя нагоняет.

В ночь после того, как Альтал с друзьями вернулись в замок Альброна, с гор Арума повеял теплый ветерок и смел снег с дорог, как горячий нож срезает масло. От талого снега ручьи и реки вышли из берегов, а когда паводки спали, начали подъезжать остальные вожди кланов.

Первым до замка Альброна добрался Колейка — очевидный наследник толстого вождя Нейгваля. Колейка оказался тощим молодым человеком с мягкими черными волосами и выступающей нижней челюстью. Это был суровый человек в кожаной куртке, предпочитающий носить облегающие кожаные штаны, а не традиционный килт, как большинство арумцев. Он был очень скуп на слова, а когда что-нибудь говорил, то обнаруживал странную привычку держать верхнюю губу неподвижной. По прибытии он коротко переговорил с вождем Альброном, а затем погрузился в глубокое молчание.

Несколькими днями позже прибыли Смеугор и Таури — вожди двух южных кланов. Смеугор был коренастый человек с багровым лицом, испещренным едкими красными прыщами и глубокими шрамами. На лице он силился изобразить наигранную веселость, но взгляд его узких глаз оставался холодным и суровым, как стекло. У Таури были жиденькие светлые волосы и никаких следов бороды на лице. Очевидно, он считал себя дамским любимцем. Одет он был в элегантное, хотя и не очень чистое платье, скроенное по моде, принятой у жителей нижних земель, и с неприкрытой похотью глазел на каждую особу женского пола в замке Альброна. После своего приезда Смеугор и Таури, подобно Колейке, предпочитали больше молчать, чем говорить.

— Я чувствую в воздухе намек на прошлые раздоры, Альброн, — несколько позднее сказал Альтал хозяину замка. — Не затевается ли здесь что-нибудь такое, о чем мне следовало бы знать?

— Это пережитки старых междоусобных войн, Альтал, — признался Альброн. — На самом деле никто из вождей кланов не доверяет друг другу. Совет, который ты попросил меня созвать, идет вразрез с традицией, и другие вожди относятся ко всему этому с большой подозрительностью. История Арума — это печальная череда обманов, предательств и открытых убийств. Мы всегда настороже, когда входим на территорию другого клана. Если бы я не рассказал им о твоем золоте, большинство из них наверняка бы не приехали. Когда приедет Твенгор, дела должны немного оживиться.

Вождь Твенгор — большой, крепкий человек с лопатообразной бородой — был пьян в стельку, когда добрался до замка Альброна, а его племянник вождь Лайвон ехал рядом с ним, чтобы не дать дяде свалиться с лошади. По дороге Твенгор орал старинные застольные песни, фальшивая мелодия которых эхом разносилась по всему ущелью.

Лайвон оказался суровым молодым человеком, который, бесспорно, держался в тени своего более знаменитого дяди.

Последним прибыл вождь Гуити, и Альтал сразу заметил, что остальные вожди кланов изо всех сил стараются обходить его стороной. У Гуити была несоразмерно большая голова и очень маленькое лицо, которое едва ли занимало на ней даже четверть. Это придавало ему приплюснутый вид. Его глаза навыкате беспрестанно вращались, а одна щека подергивалась в нервном тике. Когда он говорил, его голос был очень похож на овечье блеяние.

— Я думал, они будут больше похожи на Альброна, — слегка нахмурившись от беспокойства, сказала своим друзьям Андина, — но это же сущие варвары!

— У нас возникли сомнения по поводу наших ораторских способностей, дорогая? — спросила Лейта у подруги.

— Нет, конечно нет, — отозвалась Андина. — Думаю, мне нужно изменить подход, вот и все. Альброн сравнительно культурный человек, но любой тонкий намек будет выше понимания всех остальных. Чтобы привлечь их внимание, мне придется бить их дубинкой по головам.

— Мне просто не терпится услышать твою речь, Андина.

— Если честно, Лейта, мне тоже, — с тем же обеспокоенным видом ответила Андина.

Наутро после приезда Гуити одетые в килты вожди арумских кланов и их свита, которая была им под стать, собрались к завтраку в гостиной Альброна, и в этот раз там было несколько шумнее, чем обычно. Во время трапезы Альброн предпочитал соблюдать некоторые правила этикета, однако вожди других кланов вели себя несколько развязно. После завтрака Альброн предложил вождям и их ближайшим советникам собраться в каком-нибудь более спокойном месте и обсудить причины, по которым он созвал этот совет.

Зал для собраний, куда он их привел, был расположен в Дальней части замка, в стороне от шума и бесчинств, творившихся в столовой. Здесь было безопасно, зал хорошо охранялся, к тому же он не был расположен в одной из башен. В старом народном предании Арума рассказывалось о массовом убийстве, которое однажды произошло в башне, поэтому по традиции все встречи вождей разных кланов проходили на первом этаже. В середине комнаты стоял стол, окруженный широкими креслами для вождей, а позади них располагались кресла поменьше для всякого рода советников. Двадцать бочонков, которые Альтал и Элиар принесли из Дома, незаметно стояли в углу, а у дальнего края стола для Альтала и его друзей были приготовлены стулья, так что они могли видеть собравшихся вождей.

— Что случилось, Альброн? — проревел Твенгор. — Никто не собирал всеобщий совет уже более ста лет.

— Ко мне обратился за помощью правитель одного из городов в Треборее, — отвечал Альброн. — Мне кажется, джентльмены, намечается неплохая возможность подзаработать.

— И ты хочешь поделиться с нами? — проблеял Гуити. — Ты в своем уме?

— Правитель, о котором я говорю, хочет нанять больше солдат, чем я могу ему дать, Гуити, — ответил Альброн. — Я хочу сказать, что даже если все мы соберемся вместе, людей все равно будет недостаточно. Там много работы — и много золота — для всех дееспособных мужчин Арума.

— Люблю, когда кто-нибудь начинает говорить о золоте, — сказал Гуити, и на его приплюснутом лице появилось мечтательное выражение.

— Я полагаю, эти чужеземцы — посланцы правителя, о котором ты говорил? — спросил Колейка, глядя на Альтала.

— Я как раз хотел об этом сказать, — ответил Альброн. — У жителей нижних земель весьма странные обычаи. Каким бы неподобающим нам это ни казалось, но там вполне обычное дело, когда трон занимает женщина.

— Отвратительно! — прогремел Твенгор. — Я, конечно, выслушаю тебя, Альброн, но в моем мнении ты потерял пару очков. — Он обратил свои налитые кровью глаза к рядам стоящих в углу бочек. — Почему бы нам не откупорить один из этих бочонков? — предложил он. — Дела пойдут как по маслу, если сперва промочить горло элем.

— В этих бочках не эль, Твенгор, — ответил Альброн с легкой улыбкой, — но их содержимое поможет скрасить нам тот факт, что человек, который хочет нас нанять, — женщина.

— Я ухожу немедленно, — объявил Колейка, поднимаясь.

— Очень богатая женщина, Колейка, — добавил Альброн. — Может, прежде чем убегать, дослушаешь ее предложение до конца?

— Если ты откажешься от большого количества золота, Колейка, то потеряешь популярность у своих соплеменников, — заметил ему вождь Лайвон. — Иногда в результате таких ошибок вождя могут вспыхнуть открытые восстания.

Колейка почесал свою выступающую челюсть.

— Хорошо, — сказал он, усаживаясь. — Я послушаю, но обещать ничего не могу.

— А меня не беспокоит, что я буду служить под началом женщины, — проблеял вождь Гуити, — если только она достаточно богата. Я бы работал даже на богатого козла, если он даст мне достаточно золота.

— Козла? — раздался возмущенный голос Андины.

Лейта положила свою руку на руку маленькой девушки.

— Не сейчас, — прошептала она.

— Полагаю, мы подошли к самой сути вопроса, — мягко продолжал Альброн. — Молодая леди, которая сейчас, по-моему, готова выцарапать глаза вождю Гуити, — это эрайя Остоса Андина, и она хотела бы поговорить с нами по поводу золота.

— Я собираюсь позаимствовать кое-что из твоей тяжелой артиллерии, Альтал, — шепнула ему Андина. — Тебе придется немного подправить свое выступление.

Затем она встала, и ее огромные темные глаза загорелись огнем.

— Хорошенькая штучка, да? — заметил Таури Смеугору. — она могла бы предложить нечто большее, нежели золото.

— Я и сам это заметил, — плотоядно посмотрел на нее прыщавый Смеугор.

— Как по-вашему, я похожа на похотливого козла, вождь Гуити? — спросила Андина.

— Я, наверное, неправильно выразился, — заблеял Гуити. — Простите меня.

— Со временем, вождь Гуити, — отозвалась Андина. — Думаю, сегодня я отправлю вас спать без ужина, а завтра мы поговорим. — Она помолчала, пристально вглядываясь своими огромными глазами в каждого из вождей, потом предложила: — Не будем терять время, джентльмены. Я хочу вам что-то показать, а затем мы это обсудим. — Она повернулась вполоборота назад. — Элиар, — сказала она, — не будешь ли ты так любезен открыть для меня один из этих бочонков?

— Конечно, Андина, — ответил Элиар.

Он встал, подошел к бочкам и снял крышку с одной из них.

— Опрокинь его на пол, — скомандовала она.

— На пол?

— Это часть комнаты, которая находится внизу, Элиар. То, что по бокам, — это стены, а наверху — потолок. Опрокинь его, Элиар, давай.

— Как скажешь.

Элиар взял бочонок и медленно наклонил: с музыкальным звоном на пол водопадом полились ярко-желтые монетки.

— Красиво, правда? — спросила Андина у изумленных вождей.

Они не ответили. Альтал заметил, что многие даже перестали дышать.

Элиар вытряхнул на пол последние монеты.

— Пусто, Андина, — отрапортовал он.

— Тогда опрокинь еще один.

— Слушаюсь, мэм.

Он взялся за второй бочонок.

Когда были высыпаны еще два бочонка, Андина подняла руку.

— Пока этого достаточно, — сказала она ему, глядя на груду золота на полу. — Затем она хитро улыбнулась собравшимся вождям арумских кланов. — Ну как, мне удалось завоевать ваше внимание, джентльмены?

— Не знаю, что думают другие, но мое внимание полностью в вашем распоряжении, принцесса, — хохотнул Гуити.

— Может быть, я все же не стану лишать вас ужина, вождь Гуити, — сказала она своим чарующим голосом. — Видите, джентльмены, со мной не так уж трудно иметь дело. — Затем тон ее изменился, и в голосе зазвучал вызов. — Цель этого небольшого представления в том, джентльмены, чтобы показать вам: я набираю солдат. Вам это интересно?

Старый вождь Делур не мог справиться с дрожью.

— Мой клан в вашем распоряжении, властительная эрайя! — объявил он.

— Ну разве он не самый прелестный старик на свете? — нежно произнесла Андина.

— Кого ты хочешь, чтобы мы убили, малышка? — спросил Твенгор. — Назови мне его имя, и я принесу тебе его голову.

— Удивительно! — сказала Андина в притворном изумлении. — Все говорят, что произносить речи так трудно. Лично у меня с этим не возникло никаких проблем.

— Любая речь слушается приятней под такой музыкальный аккомпанемент, Андина, — предположила Лейта. — А Элиар играет на бочках с золотом, как всемирно прославленный виртуоз.

— Это самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышал, — с воодушевлением произнес Колейка. — Я рад, что остался послушать концерт.

— Я просто глупая, ничего не смыслящая девчонка, — сказала им Андина, — а потому пускай всякие скучные подробности вам расскажет лорд Верховный гофмейстер моего двора. Теперь, когда вы меня полюбили, я уверена, что вы только и ждете моих приказаний.

— А что это могут быть за приказания, ваше высочество? — спросил Гуити.

— Ну, не знаю. Скажем, «Жги! Круши! Убивай!» — этого не достаточно?

— С этим проблем не будет, — сказал вождь Лайвон. — Одно ваше слово, эрайя Андина, и получите ваше «жги-круши-убивай».

Вставая, Альтал был в явном замешательстве.

— Кажется, моя драгоценная эрайя выбила почву у меня из-под ног, — сконфуженно сообщил он вождям кланов. — Это замечательное золото должен был продемонстрировать вам я.

— Всегда доверяй женщине и пользуйся любой возможностью показать в выгодном свете ее качества, — со смехом знатока сказал Таури.

— Может быть, так и надо, — смирился Альтал. — Во всяком случае, сначала я должен был обрисовать вам ситуацию, а затем только высыпать перед вами золото, дабы вы знали, что она готова платить. Но она ухитрилась лишить меня гвоздя моей речи.

— Зато она завоевала наше безраздельное внимание, гофмейстер Альтал, — просто сказал Альброн. — Думаю, не будет большого вреда, если я скажу, что все мы уже под вашими знаменами. Вам же остается только назвать тех несчастных, кто встал на ее пути.

— Ну что ж, — сказал Альтал, — в настоящее время ее пальчик указывает на Кантон, но, вероятно, этим дело не ограничится. Эрайо Кантона думает, что он вот-вот станет властителем всей Требореи, однако в «думании» он явно не силен. «Придурок» — вот, вероятно, наиболее мягкое определение, какое я когда-либо о нем слышал. — Вожди рассмеялись. — В настоящее время кантонцы попались на приманку Неквера. И моей драгоценной правительнице это известно. Пускай вас, джентльмены, не смущает наивность ее огромных глаз. Ее ум острее, чем мой кинжал, и она точно знает, кто ее настоящий враг. Агенты из Нагараша навербовали во всех странах нижних земель людей, которые будоражат народ, и моя эрайя была бы вам бесконечно признательна, если бы вы отчасти перебили всех этих нарушителей спокойствия.

— А разве «перебить» не имеет абсолютного значения, гофмейстер Альтал? — спросил Альброн. — Не понимаю, как можно перебить кого-то наполовину. Во всяком случае, после того как мы будем стоять по колено в крови, она хочет, чтобы мы захватили Неквер, правильно?

— Возможно, позже, — ответил Альтал. — Эрайя Андина считает, что было бы лучше разделаться с вражескими силами в нашем тылу, прежде чем брать в осаду Нагараш.

По-видимому, она полагает, что необходима некоторая четкость действий.

— Четкость — это хорошо, — почти прорычал Твенгор, — но идея с этим «жги-кружи-убивай» нравится мне гораздо больше. Может, сделать это нашим девизом и поместить на боевое знамя?

Он залился полупьяным хохотом.

— Все не так просто, гофмейстер Альтал, — многозначительно произнес прыщавый Смеугор. — Мы можем тут заниматься бахвальством сколько душе угодно, но странно, что вы не упомянули ни об одной осаде и ни об одном из предстоящих сражений. Вы говорите только о всеобщей войне, которая охватывает земли от Ансу до Регвоса. Мы, арумцы, — лучшие в мире воины, но готовы ли мы в действительности к такого рода войне?

— Смеугор прав, — быстро подхватил Таури. — Золото — это прекрасно, но человек должен остаться в живых, чтобы его потратить. В этой большой войне нас так мало, что не будет никаких шансов на победу.

— Если вы придерживаетесь такого мнения, Таури, тогда оставайтесь дома, — прогремел Твенгор. — Я в жизни не проиграл ни одного сражения. Если мне хорошо заплатят, я вызову на бой даже солнце.

Этот необычный спор длился весь остаток дня. Смеугор и Таури продолжали выдвигать все больше и больше возражений, напирая на тот факт, что арумцев недостаточно, чтобы сражаться во всеобщей войне. Твенгор и остальные поднимали на смех их опасения, но оба вождя южных кланов продолжали гнуть свое.

— Становится поздно, джентльмены, — робко выступил вождь Альброн, когда солнце склонилось к закату. — Почему бы нам не переместиться в столовую и не поужинать? Мы смогли бы обсудить это завтра.

— Хозяин этого дома прав, дети мои, — нараспев произнес старый вождь Делур. — Давайте сядем за стол, а потом пойдем спать, утро вечера мудренее.

— Хорошо сказано, — пробормотал Колейка без тени улыбки.

— Ты, наверное, ошибаешься, Лейта! — воскликнул Альброн позднее в тот же вечер, когда они ушли, оставив вождей кланов бражничать в столовой.

— Нет, вождь Альброн, — твердо ответила бледнолицая девушка. — Смеугор и Таури оба служат Генду.

— Может, нам их убить? — предложил Гер.

— По-моему, тебе надо попридержать этого мальчишку, Альтал, — посоветовал Альброн. — Я не знаю более быстрого способа развязать междоусобную войну, чем убить этих двоих.

— Кроме того, это лишит нас возможностей, которые могут оказаться для нас весьма полезными, — в задумчивости сказал Альтал. — Раз я знаю, что они работают на Генда, значит, они представляют для меня прекрасный способ передавать ему ложные сведения. Я могу использовать их, чтобы водить Генда за нос.

— Только на некоторое время, Альтал, — заметил Бхейд. — После того как они несколько раз введут его в заблуждение, он предпочтет убить их обоих.

— Какой ужас, — вздохнул Альтал с притворным сожалением. — Это, конечно, означает, что кланы Смеугора и Таури морально будут обязаны идти на войну вместе с кланом Генда — не так ли? А разве не этого мы так или иначе хотим? Разумеется, нам всем будет чертовски жаль, но вы же знаете, нет худа без добра. Я почти уверен, что мы переживем нашу скорбь. В конце концов, мы же храбрецы!

На следующее утро сразу после завтрака вожди кланов снова собрались в той комнате, что располагалась в дальней части замка Альброна.

— А где золото? — тревожно проблеял вождь Гуити.

— Мы поместили его в надежное место, — ответил Альтал. — Вы же не хотите, чтобы его украл какой-нибудь вор, а?

— Упасите нас боги! — с испугом отозвался Гуити.

— Я узнал из самых достоверных источников, что они нас «упасут», — ответил Альтал. — Полагаю, джентльмены, вы уже решили, что послужите ради моей несравненной эрайи?

— Сначала поторгуемся, — сказал Твенгор. Он посмотрел на Андину. — Сколько вы намерены платить нам, маленькая леди, и в течение какого срока?

— Я обратилась за помощью к некоему сержанту Халору, — ответила Андина. — Он один из опытнейших офицеров вождя Альброна и гораздо лучше разбирается в этих деталях, чем я. Он позаботится о том, чтобы меня не обманули. А вы, джентльмены, будете сами блюсти свои интересы.

— Я о нем слыхал, — сказал Гуити с явным разочарованием. — Я-то надеялся, что…

— Что вы сможете надуть меня лично, вождь Гуити? — лукаво спросила она. — Ну не станете же вы обижать бедную невинную девушку? — Она похлопала ресницами.

Он нехотя вздохнул.

— Нет, думаю, нет.

— Ну не прелесть ли он? — нежно сказала Андина. — Тогда мы с Лейтой оставим вас, джентльмены, — забавляйтесь. Насколько я понимаю, торг обещает быть жарким, а значит, будут использованы некоторые чересчур цветистые выражения, не предназначенные для ушей невинных девушек. Развлекайтесь, джентльмены, — только без драк.

После чего она в сопровождении Лейты удалилась из комнаты.

Несмотря на возмущенные выкрики, сержант Халор непреклонно стоял на том, что при торговле надо исходить из «стандартного жалованья». Гуити, в частности, настаивал на довольно экзотичном определении «жалованья за службу». Очевидно, вождь Гуити сделал кое-какие вычисления и понял, что при выплате на основе «стандартного жалованья» большая часть из этих двадцати бочонков достанется не ему. Похоже, эта мысль причиняла ему почти физическую боль.

— Вообще-то, вождь Гуити, я поступаю с вами великодушно, — подчеркнул Халор. — Мы принимаем любого, кого вы можете зачислить на службу. Если он способен стоять, различать свет и слышать раскаты грома, мы за него заплатим. Я не буду настаивать и сбавлять цену на калек, как, вероятно, мне следовало бы делать. Мы честные арумцы, благородные вожди. Как посмотрит на нас остальной мир, если мы станем обманывать юную невинную девушку?

— Кто станет обращать внимание на то, что о нас думает остальной мир? — спросил Гуити.

— Вы, вождь Гуити, — сказал ему Халор. — Если весь мир узнает, что вы обманщик, никто больше не захочет иметь с вами никаких дел. Ваши солдаты будут сидеть дома, а вам придется их кормить. И прежде чем кто-то захочет снова прийти к вам и нанять людей, вы успеете стать седым, погрязшим в долгах стариком.

— Сержант говорит правду, вождь Гуити, — торжественно произнес вождь Делур. — Возможно, от того, как мы поступим сегодня, зависит процветание всего Арума. Как всем известно, арумские солдаты — лучшие воины на всем белом свете, но если арумские вожди покажут себя бесчестными людьми, кто же захочет снова прийти сюда, в эти проклятые горы, принести нам золото и разговаривать с нами о делах? Берите меньше, дети мои, чтобы потом получить больше.

Альтал пристально наблюдал за Смеугором и Таури, которые сидели несколько в стороне от других вождей и о чем-то шептались. Казалось, они были чем-то обеспокоены. Похоже, вчерашнее шумное выступление Андины несколько сбило их с толку.

Альтал обвел взглядом лица соплеменников, сидевших прямо позади двух вождей-отщепенцев, и заметил на них признаки определенного недовольства. Оказывается, Смеугор и Таури не пользовались у членов своих кланов большой популярностью, а их очевидное смятение в сочетании со стратегией Андины, демонстрировавшей свое золото направо и налево, стало вызывать в их рядах некоторый ропот. Альтал запомнил это на будущее. Пока что Смеугор и Таури могут очень пригодиться, но когда они уже будут не нужны, хорошо организованный мятеж мог бы стать быстрым решением этой проблемы.

В тот день торг продолжался почти до самого вечера, поскольку каждый вождь клана старался найти причины, чтобы увеличить свою долю золота, а сержант Халор крепко стоял на своем первоначальном предложении, опираясь лишь на цифры. Он упрямо продолжал повторять: «Столько-то за голову», как будто покупал стадо овец. Вожди самых немногочисленных кланов яростно протестовали, но Халор не обращал внимания на их заявления о том, что их солдаты «лучше обучены», или «более воинственны», или «лучше вооружены», и сосредоточивался только на количественных показателях. Наконец он сказал им прямо:

— Это мое условие, джентльмены. Вы можете либо принять его, либо отказаться. Если в Аруме не окажется достаточного количества людей для нас, мы, вероятно, сможем найти желающих в Квероне или в Кагвере. Не сомневаюсь, что, когда я упомяну о том, как удачно можно поживиться на этой войне, у меня не будет проблем с тем, чтобы найти солдат и заполнить ряды моей армии. Я предпочитаю арумцев, но возьму тех, кого мне удастся получить.

Тут их сопротивление было практически сломлено.

— Ах да, вот еще что, — добавил Халор. — Оплата будет после прибытия солдат на место. Я не хочу платить за обещания. Прежде чем я открою свой кошелек, я должен увидеть человека в строю.

— Так не делается! — возразил Гуити. — Раньше нашему слову всегда доверяли!

— Но не теперь, вождь Гуити, — сказал ему Халор. — Я покупаю людей, а не обещания.

Альброн наклонился к Альталу.

— Я же говорил, что Халор умеет отлично торговаться, Альтал, — хитро сказал он. — Как по-твоему, разве он не заслужил какого-нибудь поощрения за свои услуги?

— Разумеется, Альброн, — мирно согласился Альтал. — Я скажу, что я дам тебе в качестве поощрения. Я один из тех, кто владеет тем золотым прииском, так что я могу купить практически все что угодно; но даю тебе свое самое честное слово, что никогда не сделаю даже попытки перекупить у тебя Халора. Ну, как тебе мое поощрение?

Было далеко за полночь, когда Эмми разбудила Альтала своим обычным способом, и он заметил, что ее нос не стал с тех пор ни суше, ни теплее.

— Нам нужно возвращаться в Дом, Альтал, — нетерпеливо сказала она.

— Какие-то неприятности? — спросил он.

— Генд начал движение. Мы еще не совсем готовы, но нам придется давать отпор.

Альтал оделся и вышел в освещенный факелами коридор, чтобы разбудить своих друзей. Они снова прошли через дверь оружейной комнаты и поднялись в башню.

— Векти на грани падения, — сказала им Двейя. — Нам придется что-то с этим делать.

— Векти? — переспросил Бхейд. — Какое нам дело до Векти? Это же просто одно большое овечье пастбище.

— Если падет Векти, падет и Плаканд, брат Бхейд, — мрачно проговорила Двейя. — Потом они пойдут на Медайо, и на этот раз, когда битва закончится, не останется больше ничего. В планы Генда всегда входило разрушение Оса.

— Как же мы доставим туда достаточное количество людей, чтобы повлиять на события, Эмми? — спросил Элиар. — От Арума до Векти больше месяца пути.

— Используй двери, — посоветовал Гер.

— Я не могу привести в Дом арумских солдат, Гер, — возразил Элиар.

— Возможно, тебе не придется приводить их в Дом, Элиар, — сказал Гер. — Пусть лучше Дом придет к ним — ну, то есть не весь Дом. Пары дверей наверняка будет достаточно.

— Ты не мог бы это объяснить? — с отчаянием в голосе попросил Элиар.

— Я некоторым образом думал над этим, — признался Гер, — поэтому я, может быть, пропущу какие-то детали. Мы не хотим, чтобы все арумцы знали о Доме и о дверях, но мне кажется, я знаю способ провести их через двери так, чтобы они ничего не заметили. Только нам понадобится очень много кустов.

— Кустов?

— Ну, чтобы как-то замаскировать то, что мы делаем. Все будет происходить примерно так: понимаете, вы ведете эту армию арумцев через густые заросли. В этих зарослях спрятана дверь. Они проходят в эту дверь и попадают в Дом — только они-то этого не знают, потому что в коридоре, куда они выйдут, пройдя через дверь, мы посадим кучу кустов. Затем вы идете дальше… — Он остановился, слегка нахмурившись. — Вот незадача, — сказал он.

— Что не так? — спросил Элиар.

— Кажется, я кое-что упустил. Двери недостаточно широкие. То есть если у вас много народу и они могут пройти в двери только по одному… — Он покачал головой. — Придется мне, наверное, еще над этим подумать.

— О дверях не беспокойся, Гер, — сказала ему Двейя. — Это мое дело. Они будут такими широкими — или такими узкими, — насколько я пожелаю.

— Это было бы здорово, Эмми! — воскликнул Гер. — И ты могла бы сделать даже так, чтобы в дверь мог пролезть только я один?

— Ты отвлекся, Гер, — сказала Лейта. — Сначала закончи одну мысль, а потом перескакивай на другую. У тебя в коридоре армия. Что ты собираешься с ними делать?

— Ах да. Я подумал, что Элиар приведет их через дверь, которую они не будут видеть, в Дом, но они сами не будут знать, что они находятся в Доме, потому что мы замаскируем его кустами. Потом они пройдут в другую дверь и выйдут в Векти. Они начнут свой путь отсюда, а закончат там, но не будут даже знать об этом.

— Если не считать того, что свой путь они начнут в горах, а закончат на равнине, — заметил Элиар.

— Об этом может позаботиться Дом. Поскольку он находится в любом времени, то можно сделать так, что их путешествие через эти кусты будет длиться столько, сколько пожелает Эмми. Солдаты будут думать, что они шли через эти кусты много недель, а когда они выйдут отсюда, на самом деле пройдет всего около минуты. Мы-то будем об этом знать, а они — нет.

Он посмотрел на Двейю.

— Мы можем это устроить таким образом, Эмми? — спросил он ее.

— Думаю, да, — ответила она — Что навело тебя на эти мысли, Гер?

— На днях я услышал, как вождь с приплюснутым лицом разговаривает с другим, у которого большая челюсть. Он считал, что будет просто отлично, если ему будут целыми неделями платить за то, что его солдаты будут просто идти. Тогда я начал думать, как Дом может превращать расстояние и время в одно и то же. Дом — это вроде как короткий путь, но нам, по моему, не нужно, чтобы люди знали об этом. Вдруг кто-нибудь из них сильно разволнуется и попытается использовать его в нежелательных для нас целях. Потом мне пришла в голову идея с кустами. Они ничего не узнают о Доме, потому что не будут даже знать, что они там были. Как ты думаешь, Эмми, может из этого что-то получиться?

Двейя нежно улыбалась, глядя на него.

— Ты просто сокровище, Гер, — сказала она — За эту идею, мне кажется, я должна обнять и расцеловать тебя много-много раз.

Гер ужасно покраснел.

— Мне хватит простого «спасибо», Эмми, — возразил он. — Я не слишком-то люблю все эти обнимания-целования. Все это жутко сентиментально, и я чувствую себя из-за этого очень неловко.

— Все эти обнимания-целования станут тебе интересны, когда ты немного повзрослеешь, Гер, — сказала ему Андина.

Затем она медленно обратила свои огромные глаза на Элиара, и губы ее тронула чуть заметная озорная улыбка. Она ничего не сказала, но лицо Элиара почему-то тут же залилось краской.