Как лорд Юсс, которого было не отвратить от избранной цели, обрел там, где этого меньше всего следовало ожидать, поддержку в своем решении; и о плавании армады к Мюэльве по Проливам Меликафказа.

Когда они собрали этот урожай на Кротерингском Скате, догорали уже последние угли красного лета. Пришла осень, а за нею зимние месяцы, и в новом году дни опять стали удлиняться. И с первым дыханием весны гавани заполонили военные корабли в столь большом количестве, какого в прежние времена не видели в этих землях, и по всем деревням, от западных Островов до Бюланда, от Шалгрета и Кельяланда до мысов под стенами Римон Армона, собирались воины, кони и все боевые принадлежности.

Лорд Брандох Даэй приехал с запада в тот день, когда на утесах под Орлиными Воротами впервые распустилась сон-трава и примулы украсили березняки Гаштерндала. Он выехал рано и скакал быстро, и въехал в Гейлинг через Львиные Врата в полуденный час. Лорд Юсс был в своих личных покоях и поприветствовал его с большой радостью и приязнью. И Брандох Даэй спросил:

— Как дела?

А Юсс ответил:

— Тридцать кораблей и еще пять спущено на воду в Обзорной Гавани, из них все кроме четырех — военные ладьи. Зигга я ожидаю завтра с новобранцами из Кельяланда; Спитфайр находится в Аулсвике с пятнадцатью сотнями людей из южных земель; Волл явился лишь три часа назад еще с четырьмя сотнями. Всего у меня наберется четыре тысячи, включая корабельные команды и наших собственных охранников.

— У меня восемь военных судов в Стропардонском Фьорде, — сказал лорд Брандох Даэй, — все снаряжены и готовы. Еще пять в Аурвате, пять у Лорнагея на Морвее и три на миландском побережье у Стакрей Ойса, да еще четыре на Островах. И еще у меня шестнадцать сотен копьеносцев и шесть сотен конных. Все они готовы воссоединиться с твоими в Обзорной Гавани по мановению моей руки, лишь дай мне знать за семь дней.

Юсс схватил его за руку.

— Спина моя была бы незащищенной без тебя, — сказал он.

— В Кротеринге я не передвинул ни одного камушка, не вымел ни одних покоев, — сказал Брандох Даэй. — Это выгребная яма. Всех, кого я мог найти, я бросил только на подготовку. И вот, все готово.

Он резко повернулся к Юссу и с минуту взирал на него молча. Затем с серьезностью, что нечасто посещала его уста, произнес:

— Позволь мне поторопить тебя еще раз: бей и не медли. Не оказывай ему снова той любезности, какую мы оказали прежде, рассеяв наши силы по проклятым берегам Импланда и у зачарованных вод Равари, дабы он мог без помех отправить сюда Корса и Кориния разорять нашу страну, и тем самым покрыть нас величайшим позором, какой когда-либо испытывал смертный, — а мы рождены не для того, чтобы терпеть позор.

— Ты сказал, за семь дней, — ответил Юсс. — Махай же рукой и созывай свои армии. Я не задержу тебя ни на час.

— Да, но я имел в виду Карсё, — сказал тот.

— Карсё, а что же еще? — сказал Юсс. — Но я возьму с собой своего брата Голдри.

— Но я имел в виду, заняться Карсё в первую очередь, — сказал Брандох Даэй. — Подчинись хоть раз моему мнению. Да любой школяр тебе скажет: сначала обезопась свой фланг и тыл, а затем двигайся вперед.

Юсс улыбнулся.

— Мне нравится твоя вновь приобретенная осторожность, кузен, — сказал он. — Она тебе весьма к лицу. Однако я задаюсь вопросом, а не является ли истинной причиной то, что Кориний не принял твой вызов прошлым летом, но оставил его без внимания, и это не позволило тебе утолить твой голод?

Брандох Даэй искоса посмотрел на него и расхохотался.

— О Юсс, — сказал он, — Ты почти попал. Но дело не в этом. Это было еще в проклятии, которое наложила на меня та прелестная леди в заброшенном замке ястреба в Импланде: что тот, кого я более всего ненавижу, разорит мои прекрасные владения, и что моей руке отомстить ему будет не дано. И это я должен снести! О нет! Но вдумайся, промедление опасно. Давай, соглашайся. Не упрямься как осел.

Но лицо лорда Юсса было серьезно.

— Не уговаривай меня более, дорогой друг, — сказал он. — Сон твой крепок. Ко мне же, как только я засыпаю, часто приходит образ Голдри Блусско, заключенный зловредными чарами на вершине Зоры Рах, что высится вдали от прочих гор, там, куда не достигает солнечный свет и все звуки и теплота жизни. Давным-давно поклялся я не сворачивать ни направо, ни налево, пока не освобожу его.

— Он твой брат, — сказал лорд Брандох Даэй. — К тому же, он мой близкий друг, которого я люблю едва ли меньше, чем тебя. Но, раз уж ты упомянул о клятвах, вспомни, что есть и Ла Файриз. Что он подумает о нас после всех клятв, принесенных ему нами три года назад той ночью в Карсё? А тут одним ударом мы поможем и ему.

— Он поймет, — сказал Юсс.

— Он приедет с Гасларком, и ты сказал, что ожидаешь их уже сейчас, — промолвил Брандох Даэй. — Я уйду. Мне стыдно будет сказать ему: «Терпение, друг, сегодня это и впрямь некстати. Тебе будет уплачено в свое время». Клянусь небесами, я бы и со своим портным погнушался так обращаться. А это наш друг, который потерял все и чахнет в изгнании за то, что спас наши жизни.

С этими словами он поднялся в большом недовольстве и гневе и собрался, было, покинуть покои. Но Юсс поймал его за запястье:

— Несправедливо ты укоряешь меня, и в душе хорошо это знаешь, и именно это заставляет тебя злиться. Слышишь, в воротах трубит рог, это Гасларк. Я не позволю тебе уйти.

— Что ж, — сказал лорд Брандох Даэй, — будь по-твоему. Только не проси меня отстаивать перед ними твою дурацкую затею. Если я и заговорю, то лишь чтобы пристыдить тебя. Все, ты предупрежден.

Они прошли в приемный зал, где собралось немало прекрасных леди, военачальников и дворян со всех концов страны, и остановились на помосте. По сверкающему полу прошел король Гасларк, а за ним парами проследовали его гоблинландские командиры и советники. Принц Ла Файриз шагал подле него, гордый как лев.

Они весело поприветствовали демонландских лордов, что поднялись им навстречу под звездным пологом, и леди Мевриан, что стояла рядом со своим братом и лордом Юссом, так что было сложно сказать, кто из них троих прекраснее, столь сильно они отличались в своем великолепии. Стоявший поблизости Гро произнес про себя: «Я знаю и четвертую. И если бы только она присоединилась к ним, то весь цвет всего прекрасного, что есть в мире, собрался бы в одном этом зале — несомненно, достойной для них шкатулке. И Боги на небесах (если Боги вообще существуют), верно, побледнеют от зависти, не найдя в своей звездной галерее никого, кто смог бы с ними сравниться: ни Феб-Аполлон, ни непорочная Охотница, ни сама рожденная в пене Королева».

Но Гасларк, как только его взгляд коснулся длинной черной бороды, худощавой и слегка сутулой фигуры, бледного лица, умащенных душистыми мазями кудрей, серповидного носа, огромных влажных глаз и лилейных рук, увидев и узнав эти знакомые черты, в миг потемнел, словно грозовая туча, кровь прилила к его загоревшему на солнце лицу, и одним могучим движением он выхватил свой меч, словно намереваясь без лишних предостережений пронзить того насквозь. Гро поспешно отступил. Но лорд Юсс встал между ними.

— Отойди, Юсс! — выкрикнул Гасларк. — Разве не знаешь ты этого типа, этого подлого врага и гадюку? Напомаженный негодяй, что столь много лет ткал против меня паутину мятежей и беспорядков, в то время как его льстивый язык продолжал тянуть из меня деньги! Какая счастливая случайность! Сейчас я выпущу из него дух.

Но лорд Юсс положил свою руку на сжимавшую меч руку Гасларка.

— Гасларк, — промолвил он, — отбрось свой гнев и убери свой меч. Год назад ты не сделал бы мне ничего дурного. А ныне хочешь убить одного из моих людей, да еще и демонландского лорда.

Покончив с приветствиями, они омыли руки и уселись пировать за отменно накрытый стол. И лорд Юсс примирил Гро и Гасларка, хотя и нелегко было убедить Гасларка простить того. После этого они удалились вместе с Гасларком и Ла Файризом в отдельные покои.

Король Гасларк заговорил:

— Никто не станет отрицать, о Юсс, что сражение, которое ты выиграл прошлой страдной порой, было величайшим из наземных сражений за многие годы, и последствия его огромны. Но пташка напела мне, что не пройдет и нескольких месяцев, как случатся еще более значительные события. Потому мы и приплыли сюда к тебе, я и Ла Файриз, твои давние друзья, дабы просить тебя позволить нам отправиться с тобой через весь свет на поиски твоего брата, в скорби по утрате которого чахнет весь мир, а потом позволь нам быть с тобой в твоем походе на Карсё.

— О Юсс, — сказал принц, — мы не хотели бы, чтобы впоследствии люди сказали: «В то время Демоны отправились в опасные колдовские земли и своей силой и доблестью вызволили лорда Голдри Блусско (или, если так суждено, окончили свои дни в этих славных поисках); но Гасларк и Ла Файриз не участвовали в этом, они попрощались со своими друзьями, повесили на стену свои мечи и жили тихой и радостной жизнью в Зайё Закуло. Так пусть же сотрется память о них».

Лорд Юсс некоторое время сидел молча, весьма растроганный.

— О Гасларк, — воскликнул он, наконец, — Я приму твое предложение без лишних слов! Но перед тобой, дорогой принц, я должен немного приоткрыть свою душу. Ибо, явившись сюда, ты не обязан проливать свою кровь в наших раздорах, да и мы лишь еще больше окажемся у тебя в долгу. И едва ли можно было бы винить тебя, если бы ты поносил меня последними словами, называя, как многие это делают, ложным другом и клятвопреступником.

Но принц Ла Файриз прервал его:

— Прошу тебя, прекрати, или весьма меня оскорбишь. Что бы я ни сделал в Карсё, это была лишь плата за спасение тобою моей жизни в Лиде Нангуне. Так что мы квиты. И не думай больше об этом, и не запрещай мне отправиться с тобой в Импланд. Но на Карсё я с тобой не пойду, ибо, хоть я и порвал с Витчландом, против Корунда и его родичей меча не обнажу, как и против моей сестры. Будь проклят черным проклятьем тот день, когда я отдал ее белую руку Корунду! В ней слишком много от нашего племени, сдается мне: ее символ — сердце, а не рука. Но, отдав свою руку, отдала она и сердце. Сколь чуден мир.

— Ла Файриз, — промолвил Юсс, — мы не столь уж легкомысленно относимся к своим обязательствам перед тобой. Но я должен продолжать свой путь, поклявшись страшной клятвой, что не сверну ни направо, ни налево, пока не вызволю своего дорогого брата Голдри из плена. Так поклялся я перед тем неудачным плаванием в Карсё, и был заключен в темницу, и вызволен тобою. Ни упреки друзей, ни несправедливые оскорбления, ни какая-либо другая сила не поколеблют меня в моей решимости. Но как только это будет выполнено, мы не будем знать отдыха, пока не отвоюем для тебя принадлежащее тебе по праву королевство Пиксиланд, а также много других добрых вещей в знак нашей любви.

Принц сказал:

— Ты поступаешь правильно. Если бы ты поступил иначе, я сам укорил бы тебя.

— И я тоже, — сказал Гасларк. — Думаешь, меня не печалит видеть, как принцесса Армеллина, моя прелестная юная кузина, бледнеет и чахнет с каждым днем? И все от печали и скорби о своем возлюбленном, лорде Голдри Блусско. Она была заботливо воспитана своей матерью, и ничто не считалось настолько дорогим или сложным, чтобы не быть сделанным по ее желанию, ибо полагала она, что создание столь благородное и совершенное невозможно изнежить сверх меры. Я считаю, лучше сегодня, чем завтра, а завтра лучше, чем послезавтра, поднять парус и отплыть к необъятному Импланду.

За все это время лорд Брандох Даэй не произнес ни слова. Они откинулся в своем кресле из слоновой кости и хризопраза, то перебирая свои золотые кольца, то крутя желтые завитки своих усов и бороды. Через некоторое время он зевнул, поднялся с места и стал лениво расхаживать взад-вперед. Он зажал локтями за спиной свой меч так, что кончик ножен торчал из-под одной руки, а украшенный драгоценностями эфес — из-под другой. Пальцы его выстукивали короткие мотивы на отворотах облегавшего его грудь богатого камзола из розового бархата. Когда он, проходя мимо высоких окон, шагал от освещенных участков к затененным и вновь выходил на свет, весеннее солнце будто ласкало его лицо и тело. Казалось, весна смеялась от счастья при виде его, своего сына, облаченного в столь красивые и изысканные наряды, но внутри до кончиков пальцев и до глаз наполненного огнем и жизненными соками, словно весенние почки, распускающиеся в рощах Бранкдала.

Наконец, он перестал расхаживать и остановился возле лорда Гро, что сидел чуть поодаль от остальных:

— Что ты думаешь, Гро, о нашем обсуждении? Ты за прямую дорогу или за окольную? За Карсё или Зору Рах?

— Из всех дорог, — отвечал Гро, — мудрый выберет ту, что не ведет напрямик. Ты великий скалолаз, потому взгляни на это так: жизненный путь есть высокий утес. Мне нужно взобраться по нему, иногда идя вверх, иногда вниз. Я спрошу, где проходит прямая дорога на такой утес. Да нигде. Ибо, если я стану подниматься прямой дорогой, это окажется невозможно, и мне останется взирать, как ты окольными путями достиг вершины. Или вот, вниз спуститься можно легко и быстро, но тогда не взбираться мне больше никогда. А ты, карабкаясь вниз окольным путем, обнаружишь мой бездыханный и неприглядный труп у подножия.

— Большое спасибо за твои «я» и «ты», — промолвил лорд Брандох Даэй. — Что ж, это весомый довод, подкрепленный хорошим и жизненным описанием. Как же ты истолкуешь свою максиму применительно к нашему нынешнему вопросу?

Лорд Гро поднял взгляд на него:

— Господин мой, вы хорошо со мною обошлись, и, дабы заслужить вашу любовь и приблизить ваш успех, я много думал над тем, как вам, демонландцам, лучше всего отомстить свои врагам. И, ежедневно размышляя над этим и рассматривая в своем мозгу различные возможности, я не могу придумать ничего помимо того, что кажется мне наилучшим, и состоит оно вот в чем…

— Позволь мне услышать это, — сказал лорд Брандох Даэй.

Гро продолжал:

— У вас, Демонов, всегда был один недостаток: вы не понимали, как зачастую выгодно вытащить змею из ее норы рукой другого человека. Рассмотрим ваше положение. У вас есть большие силы и на суше, и на море. Не слишком полагайтесь на это. Часто имеющий малые силы одолевает могущественнейших врагов, заманив их в ловушку своей хитростью и предусмотрительностью. Но подумайте и вот о чем. У вас есть нечто, более могущественное, чем вся ваша конница, копьеносцы, боевые ладьи, сильнее даже твоего собственного меча, господин мой, а ведь ты считаешься лучшим мечником во всем мире.

— Что же это? — спросил тот.

Гро ответил:

— Слава, господин мой Брандох Даэй. Слава о вас, Демонах, играющих в открытую даже со злейшими своими врагами.

— Тьфу! — воскликнул тот, — Это всего лишь наш путь в жизни. Более того, это, полагаю, вещь естественная для великих людей, в какой бы стране они ни родились. Предательство и двурушничество обыкновенно проистекают из страха, а это то, что, думаю, незнакомо ни одному человеку в этой стране. Что касается меня, то я считаю, когда великие Боги создают человека моего сорта, они помещают нечто меж его глаз, не знаю, что именно, нечто такое, на что обычные люди не смеют взглянуть без трепета.

— Лишь дайте мне дозволение, — сказал лорд Гро, — и я в краткие сроки добьюсь для вас большего триумфа, чем за два года могут принести вам ваши мечи. Говорите витчландцам дружелюбные слова, предложите им соглашение, позовите их короля на совет, и всех его видных людей в придачу. Я все устрою так, что ночью их застанут врасплох и умертвят, возможно, прямо в их постелях, или любым способом, какой мы сочтем нужным. Всех, кроме Корунда и его сыновей: их мы можем мудро пощадить и заключить с ними мир. Это не задержит и на десяток дней вашего отплытия в Импланд, куда вы сможете отправиться с легким сердцем и не обремененные думами.

— Честное слово, неплохо задумано, — сказал Брандох Даэй. — Я бы посоветовал тебе не говорить в такой манере с Юссом. По крайней мере, не сейчас, когда его ум столь занят важными и насущными делами. Не говорил бы я этого и моей сестре Мевриан. Женщины часто принимают такие вещи близко к сердцу, хотя это всего лишь разговоры и рассуждения. Со мною все иначе. Я и сам немного философ, и твоя шутка мне весьма по душе.

— Веселись на здоровье, — сказал лорд Гро. — Доселе многие, как показали события, отвергали мои здравые советы на свою же беду.

Но Брандох Даэй небрежно произнес:

— Не бойся, господин мой Гро, мы не отвергнем искренних наставлений столь мудрого советчика, как ты. Однако, — и тут в его глазах сверкнул огонек, заставивший Гро вздрогнуть, — если бы кто-либо всерьез осмелился убеждать меня пойти на такой трусливый поступок, он заполучил бы мой меч в самую ценную часть своего тела.

Затем лорд Брандох Даэй обернулся к остальным.

— Юсс, — сказал он, — друг сердца моего, сдается мне, все вы заодно и никто не заодно со мной. Я даже попрощаюсь с вами. Прощай, Гасларк, прощай, Ла Файриз.

— Но куда ты? — воскликнул Юсс, поднимаясь с кресла. — Ты не должен оставлять нас.

— Куда же еще, как не к себе домой? — ответил тот и вышел из покоев.

Гасларк произнес:

— Он весьма разгневан. Чем ты его так рассердил?

Мевриан сказала Юссу:

— Я пойду за ним и успокою его.

Она вышла, но вскоре вернулась со словами:

— Бесполезно, господа мои. Он ускакал прочь из Гейлинга так быстро, как мог нести его конь.

Все пришли в большое волнение, одни предлагали одно, другие другое. Лишь лорд Юсс хранил молчание и спокойное выражение лица, да еще леди Мевриан. И наконец Юсс сказал Гасларку:

— Все дело в том, что его тяготит каждый день, отдаляющий его от встречи с Коринием. Воистину, я не стану винить его, зная об ущербе, который тот ему нанес, а также о его дерзости по отношению к тебе, госпожа моя. Не беспокойтесь. Когда придет время, его собственная натура приведет его обратно ко мне, и ни одна другая сила не сможет сделать этого вопреки его доброй воле, и даже Небесам не дано силой покорить его великое сердце.

Так и случилось. Следующей ночью, когда все лежали в постелях и спали, Юсс, засидевшийся в своей высокой опочивальне за книгой, услышал звяканье сбруи. Он позвал своих слуг спуститься с ним с факелами к воротам. А там в пляшущем свете факелов в Замок Гейлинг въезжал лорд Брандох Даэй, и что-то размером с большую тыкву, завернутое в шелковую ткань, висело у луки его седла. Юсс встретил его в воротах один.

— Помоги мне слезть с коня, — промолвил тот, — и прими от меня то, с чем тебе придется спать в одной постели у озера Равари.

— Ты достал его? — воскликнул Юсс. — Яйцо гиппогрифа из озера Дул, в одиночку? — и он бережно взял сверток обеими руками.

— Да, — ответил тот, — Оно было там, где мы и ожидали его увидеть прошлым летом, в соответствии со словами ее маленького стрижа, что нашел его для нас. Озеро замерзло, нырять туда нелегко, и было чертовски холодно. Неудивительно, что тебе так везет в твоих затеях, о Юсс, раз у тебя есть такой дар заручаться поддержкой своих друзей.

— Я так и думал, что ты не оставишь меня, — сказал Юсс.

— Думал? — воскликнул Брандох Даэй. — Ты думал, я мог бы оставить тебя одного в твоем безрассудстве? Нет уж, сначала я отправлюсь к зачарованному озеру вместе с тобой, а Карсё пусть пока подождет. Однако сделаю я это вопреки своим устремлениям.

* * *

В сборах прошло уже шесть дней, и на второй день апреля все в Обзорной Гавани было готово к отплытию этой могучей армады: пятьдесят девять военных кораблей, пять грузовых и трижды две тысячи воинов.

Леди Мевриан сидела верхом на своей молочно-белой кобыле, озирая гавань, где, темно-серые в солнечном мерцании моря, выстроились на якоре корабли. То здесь то там виднелось цветное пятно — малиновое, синее или травяно-зеленое — от их раскрашенных корпусов или от солнечного луча, отразившегося от их золотых мачт и носовых фигур. Гро стоял, держа поводья ее лошади. Гейлингская дорога, петляя, спускалась мимо них от Соломенного Языка вдоль морского побережья к причалам Обзорной Гавани. Утоптанная земля этой дороги звенела под ногами вооруженных людей и коней, а легкий западный ветерок доносил до Гро и Мевриан на их травянистом холме обрывки зычных боевых песен или стремительные звуки труб, волынок и барабанов, что заставляют человеческие сердца трепетать.

Впереди ехал лорд Зигг, а перед ним выступали четверо трубачей, одетых в золото и пурпур. Его латы от подбородка до пят сияли серебром, а на его воротнике, перевязи и эфесе его длинного прямого меча сверкали драгоценные камни. Он ехал на черном скакуне с дикими глазами, прижатыми ушами и хвостом, что мел по земле. Большой конный отряд следовал за ним и вполовину меньше высоких копейщиков в бурых куртках, обшитых пластинами из латуни и серебра.

— Эти, — произнесла Мевриан, — из Кельяланда и хуторов на берегах Стрелового Фьорда, а также его собственные вассалы из Раммерика и Амадардала. Это Геспер Голтринг едет чуть позади по правую руку от него; он любит на свете две вещи: доброго коня и быстрый корабль. Тот, что слева, в украшенном вороновыми крыльями шлеме из тусклого серебра, с такими длинными ногами, что, сиди он верхом на невысокой лошадке, мог бы шагать и сам, — Стюркмир из Чернолесья. Он наш родич, ему нет еще и двадцати, но после Кротерингского Ската он считается одним из самых искусных.

И она показывала ему всех, кто проезжал мимо: Перидора из Сула, предводителя миландцев, и его племянника Стюпмара; Фендора с Шалгрета и его младшего брата Эмерона Гальта, недавно исцелившегося от той тяжелой раны, что нанес ему на Кротерингском Скате Кориний, — эти двое вели пастухов и скотоводов с великих пустошей к северу от Двуречья, которые, держась за стремена, пойдут в битву на неприятеля вслед за скачущей во весь опор конницей со своими легкими круглыми щитами и короткими воронеными мечами; Бремери в его золотом шлеме с бараньим рогом и в вышитом плаще из алого бархата, ведшего долинных жителей Онвардлайта и Тиварандардала; Трентмара из Скоррадала с новобранцами с северо-востока, из Бюланда, с Взморья и из Брекингдала; Астара с Реттрея, тощего и гибкого, с худым лицом, смелым взглядом, белой кожей и ярко-рыжими волосами и бородой, ехавшего на своем отменном чалом во главе двух отрядов копейщиков с огромными склепанными железом щитами: людей из окрестностей Дрепабю и из юго-восточных долин, землевладельцев и арендаторов Голдри Блусско. За ними шли островитяне с запада во главе со старым Кваззом с Далнея, что величаво смотрелся со своей белоснежной бородой и сверкающими доспехами, хотя их настоящими предводителями в бою были мужи помоложе: Мельхар со Струфея, с могучей грудью, пронзительным взглядом и густыми вьющимися каштановыми волосами, верхом на неистовом гнедом коне, в сверкающей золотом кольчуге и наброшенной на широкие плечи богатой мантии из кремовой парчи, и Тармрод на своей небольшой черной кобыле, в серебряной кольчуге и шлеме с крыльями летучей мыши, державший в лене у Брандоха Даэй Кенарвей, подвижный и готовый к бою, как стрела на натянутой тетиве. За ними шли люди из Вестмарка во главе с Арнундом из Бю. А за ними — четыре сотни конников, непревзойденных по красоте или выправке кем-либо из всей этой армии, с ехавшим во главе юным Камераром, что был огромен как великан, прям как копье, наряден как король, и нес на своем громадном копье вымпел лорда Кротеринга.

— Рассмотри их хорошенько, — сказала Мевриан, когда они проезжали мимо. — Это наши люди со Ската, из Громового Фьорда и Стропардона. Можешь обыскать весь необъятный мир, но не найти им ровни в скорости, пыле и прочих воинских достоинствах, и в готовности исполнить приказ. Ты выглядишь печальным, господин мой.

— Госпожа моя, — сказал лорд Гро. — Для слуха того, кто привык, подобно мне, считать суетной всю мирскую пышность, в музыке всей этой мощи и славы различим глубокий тон грусти. Короли и правители, что упиваются могуществом, красотой, силой и богатыми одеяниями, ненадолго выходя на сцену этого мира и небесных просторов, — кто они, как не позолоченные летние мухи, что умирают вслед за умирающим днем?

— Не годится моему брату и остальным дожидаться нас, — сказала леди. — Он собирались взойти на борт, как только армия спустится в гавань, ибо их корабли первыми выйдут из фьорда. Уже действительно решено, что ты отправишься в это путешествие с ними?

— Я так решил, госпожа моя, — ответил тот.

Она двинулась по дороге к гавани, но Гро положил руку на поводья и остановил ее.

— Дорогая госпожа, — сказал он, — все эти три ночи мне снился сон, странный сон, все детали которого указывали на великую тревогу, растущую опасность и большую беду, предвещая некий ужасный исход. Сдается мне, если я отправлюсь в это путешествие, ты больше меня не увидишь.

— Фи, господин мой, — воскликнула она, протягивая ему руку, — не предавайся этим тщетным раздумьям. Это просто луна светила тебе в глаза. А если нет, останься здесь, с нами, и обмани Судьбу.

Гро поцеловал ее руку и удержал в своей.

— Госпожа моя Мевриан, — промолвил он, — Судьбу не обманешь, сколь бы искусно мы ни ловчили. Думаю, немного осталось в наши дни столь отважных людей, что страшились бы лика смерти менее чем я. Я отправлюсь в это путешествие. Лишь одно может остановить меня.

— И это?.. — сказала она, ибо он внезапно замолк.

Он помедлил, глядя на ее руку в перчатке, которую держал в своей руке.

— Человек хрипнет и немеет, — сказал он, — если волк увидит его первым. Разве ты раздобыла себе волка, что я немею, когда хочу все сказать тебе? Но однажды я это сделал, и этого было достаточно, чтобы дать тебе понять. О Мевриан, помнишь ли ты Невердал?

Он взглянул на нее. Но Мевриан сидела прямо, словно ее божественная Покровительница; сладкие и спокойные уста ее были сомкнуты, а пристальный взгляд устремлен на гавань и корабли. Она осторожно высвободила свою руку из рук Гро, и он не попытался удержать ее. Она отпустила поводья. Гро вскочил в седло и последовал за нею. Бок о бок они тихо двинулись по дороге на юг, к гавани. Прежде чем они оказались в пределах слышимости от причала, Мевриан заговорила:

— Не считай меня неучтивой или забывчивой, господин мой. Все, что мне принадлежит, лишь попроси, отдам тебе обеими руками. Но не проси у меня того, что не принадлежит мне, или того, что, отдай я это, обернулось бы лишь фальшивым золотом. Ибо не принесет это пользы ни тебе, ни мне, и я бы не поступила так и с врагом, тем более с тобой, моим другом.

* * *

И вот, вся армия взошла на борт, и они обменялись прощаниями с Воллом и теми, кому предстояло остаться дома вместе с ним. Друг за другом корабли вышли на веслах во фьорд, были распущены шелковые паруса, и вся великая армада отплыла на юг, в открытое море под ясными небесами. Всю дорогу ветер благоприятствовал им, и плавание их было быстрым, так что уже на тридцатое утро с их отплытия из Обзорной Гавани они увидели серевшую в морских брызгах длинную обрывистую береговую линию Импланда Мора и колонной двинулись через Проливы Меликафказа, ибо два корабля едва ли прошли бы в ряд в этом узком канале. Черные утесы смыкались по обе стороны пролива, и тысячи морских птиц покрывали каждый выступ этих утесов подобно снегу. Огромные их стаи поднимались и кружили над проплывавшими кораблями, и воздух полнился их стенаниями. Справа и слева подобно дыханию молодых китов постоянно вздымались с поверхности моря столбы белых брызг. Это ловили рыбу в проливе ширококрылые олуши. Они летали в линию по три или по четыре, одна за другой, на высоте многих мачт, и время от времени одна из них замирала в полете, будто пораженная молнией, и ныряла головой вперед с полусложенными крыльями, будто ослепительно-белая стрела с широким наконечником, пока в нескольких футах над поверхностью не складывала крылья вместе и не врезалась в воду с шумом, словно от брошенного в воду огромного камня. А через мгновение она уже всплывала, белая и щеголеватая, с добычей в глотке, какое-то время качалась на волнах, чтобы отдохнуть и подумать, а затем мощными взмахами крыльев вновь поднималась ввысь и продолжала свой полет.

Через милю или две теснина расступилась в стороны, а утесы стали пониже, и флот устремился мимо красных рифов Уаймназа и белых от чаек высоких пиков Пашнемартры в пустынные синие просторы Дидорнийского Моря. Весь день они плыли на юго-восток при слабеющем ветре. Берега Меликафказа уменьшались за кормой, скрываемые дымкой расстояний, и наконец потерялись из виду, и лишь квадратные изрезанные очертания Пашнемартрийских островов нарушали прямую линию морского горизонта. Затем и они скрылись, а корабли гребли на юго-восток при мертвом штиле. Солнце склонилось к западным водам, окунувшись в свою купель кроваво-красного пламени. Затем оно утонуло и все погрузилось во тьму. Всю ночь они медленно гребли под чужими южными звездами, и рассекаемые ударами весел морские волны пылали огнем. Затем из моря на востоке поднялась утренняя звезда, предвестница рассвета, более яркая, чем все звезды ночи, плывшая по своей золотой орбите над водами. Затем — заря, заполнившая восточные небеса у горизонта флотилией крохотных раковин яркого золотого огня, а затем — огромный лик сияющего солнца. И с восходом солнца поднялся легкий ветер, наполнивший справа их паруса, так что до исхода дня по левому борту над ними уже нависали белевшие в тумане брызг утесы Мюэльвы. Они вытащили корабли на белый от ракушек пляж за мысом, что огораживал его с востока и севера. Здесь барьер утесов чуть отдалялся от берега, уступая место плодородной долине с зелеными лугами и островками леса у подножия утесов и маленьким родником посредине.

Той ночью они спали на борту, а на следующий день разбили лагерь, разгрузив корабли с лошадьми и вещами. Но лорд Юсс не собирался медлить в Мюэльве ни часом дольше, нежели было необходимо для того, чтобы отдать Гасларку и Ла Файризу все необходимые распоряжения о том, что им следует делать и когда ожидать его обратно, а также чтобы заготовить провизию для себя и тех, кто отправится вместе с ним за эти тенистые утесы в населенные призраками пустыни Моруны. Еще до полудня все это было сделано, прощания произнесены, и лорды Юсс, Спитфайр и Брандох Даэй двинулись по берегу на юг, по направлению к тому месту, которое казалось наиболее подходящим, чтобы взобраться на утесы. С ними шел лорд Гро, одновременно и по собственному желанию, и потому, что изучил Моруну ранее, в том числе эту ее часть; также с ними шли два их родича, Зигг и Астар, несшие драгоценное яйцо, ибо именно эту честь доверил им Юсс по их горячей просьбе. И с некоторым трудом, через час или чуть больше, они преодолели барьер и остановились ненадолго на краю утеса.

Кожа рук Гро была изранена острыми камнями. Он осторожно натянул свои перчатки из овечьей шерсти и немного поежился, ибо дыхание пустыни было свежим и морозным, и казалось, будто в воздухе на юге сгустилась некая тень, хотя внизу, откуда они пришли, погода была ясной и тихой. И, хотя его хилое тело дрожало, но, когда он стоял на краю этого скалистого утеса, высокие и величественные образы подняли его дух. Безоблачный свод небес, безбрежные пространства моря, этот тихий уголок внизу, и эьт военные корабли, и эта армия, что разбивала возле кораблей лагерь, одиночество продуваемых всеми ветрами пустошей на юге, где каждый камень казался похожим на череп мертвеца, а каждый пучок травы — проклятым, осанка тех демонландских лордов, что стояли подле него, как будто в их погоне за своей целью ничто не было им более знакомо, чем повернуться спинами к обитаемым землям и вступить во владения мертвых, — от всего этого, словно от могучей музыки, дыхание перехватило в горле у Гро, а на глаза навернулись слезы.

Вот так, более чем через два года, лорд Юсс начал свой второй переход через Моруну в поисках своего дорогого брата, лорда Голдри Блусско.