О приеме, устроенном лордом Юссом в Демонланде королеве Софонисбе, питомице Богов, и о случае, который превыше всего того дивного и прекрасного, что было показано ей в той стране, преисполнил ее удивлением; а также редкий пример того, как, вопреки всем ожиданиям, весною в благословенный мир приходит возрождение.

Прошли месяцы, и наступила пора, когда королева Софонисба, в соответствии со своим обещанием, должна была навестить лорда Юсса в Гейлинге. И вот принесшая королеву в Демонланд зимиамвийская каравелла в тиши безветренного апрельского рассвета поднялась на веслах по фьорду к Обзорной Гавани.

Весь восток превратился в будуар золотой зари. Картадза, резко очерченная, будто вырезанная из бронзы, все еще скрывала солнце, и в глубокой тени гор дремали в синем и пурпурном полумраке гавань, невысокие холмы и рощи каменного дуба и земляничных деревьев, меж которых вырисовывались в бледном пробуждающемся великолепии аллеи цветущего розового миндаля и белые мраморные набережные, будто в зеркале отраженные в спокойной морской глади. На западе по ту сторону фьорда все было залито светом зарождающегося дня. На самых высоких пиках еще лежал снег. Безмятежные, купающиеся в золотистом свете, высились они на фоне небесной сини: Дина, Зубцы Нантреганона, Шардский Пик и прочие вершины Иглистого Кряжа и Невердала. Утро смеялось на их высоких гребнях и целовало леса, лепившиеся на их склонах: колышущиеся леса, насыщенные коричневые и пурпурные оттенки которых говорили о том, что каждый сучок на мириадах их ветвей покрыт набухающими почками. Белые туманы подобно одеялам лежали на заливных лугах, где Тиварандардал открывается к морю. На берегах Ботрея и Скарамсея, как и на материке у гигантского утеса Тремнировой Кручи и немного к югу от Аулсвика, сияли золотисто-желтым цветом луга меж березовых лесов: цвели весенние нарциссы.

Они прошли на веслах к самому северному причалу и ошвартовали каравеллу. Благоухание миндальных деревьев было, словно наполнявшее воздух благоухание самой весны, и весна встречала королеву, когда та спустилась со своей свитой с сияющих ступеней вместе со своими маленькими стрижами, кружившимися вокруг или сидевшими на ее плечах: королеву, которой Боги давным-давно даровали вечную юность и покой в Коштре Белорн.

Лорд Юсс и его братья вышли на набережную навстречу ей, и с ними лорд Брандох Даэй. Они по очереди поклонились, поцеловав ей руки и поприветствовав ее в Демонланде. Но она промолвила:

— Не в Демонланд я явилась, господа мои, но в целый мир. И к какой из всех земных гаваней мне править, к какой земле, как не к вашей, к земле тех, что своими победами принесли покой и счастье всему миру? Воистину, более безмятежно не простирался покой над Моруной в старые дни, до того, как в той стране услышали имена Горайса и Витчланда; так расстелется он над этим новым миром и Демонландом теперь, когда все эти имена навеки погрузились в водовороты забвения и тьмы.

Юсс сказал:

— О королева Софонисба, не требуй, чтобы имена погибших великих мужей забылись навсегда. Те войны, что мы в прошлом году довели до столь сокрушительного завершения, утвердив себя неоспоримыми властителями мира, и впрямь должны кануть в забвение вместе с теми, кто сражался против нас. Но слава об этих событиях должна жить на устах и в песнях людей от поколения к поколению до скончания веков.

Они сели в седла и поехали от гавани к горной дороге, а затем по привольным пастбищам Соломенного Языка. В росистых лугах у дороги резвились ягнята, перелетали с куста на куст черные дрозды, жаворонки распевали в незримой вышине; а когда они спускались через леса в Ручейную Низину, на деревьях ворковали вяхири и сверкали бусинками глаз белки. Королева говорила мало. Эти и прочие робкие обитатели леса и луга очаровали и покорили ее, погрузив в молчание, лишь изредка прерываемое восторженным восклицанием. Лорд Юсс, сам любивший все это, наслаждался ее восхищением.

Затем они, петляя, поднялись по крутому склону из Ручейной Низины и въехали в Гейлинг через Львиные Врата. Вдоль аллеи ирландских тисов выстроились солдаты из гвардии Юсса, Голдри, Спитфайра и Брандоха Даэй. В честь своих великих хозяев и королевы они воздели свои копья, а герольды протрубили на серебряных трубах три фанфары. Затем под аккомпанемент лютней, теорб и кифар, следовавших ритму приглушенных барабанов, хор девушек запел приветственную песнь, усыпая дорожку перед демонландскими лордами и королевой прекрасными белыми гиацинтами и цветами нарциссов, в то время как леди Мевриан и Армеллина, что были прекраснее любой королевы на земле, ожидали на верхней ступени золотой лестницы над внутренним двориком, дабы поприветствовать королеву Софонисбу в Гейлинге.

* * *

Нелегко было бы поведать обо всех радостях, приготовленных для королевы Софонисбы и для ее развлечения лордами Демонланда. Первый день провела она в парках и прогулочных садах Гейлинга, где лорд Юсс показал ей свои аллеи раскидистых лаймов, свои тисовые беседки, свои фруктовые сады и сады утопленные , свои дорожки и тайные места; свои тропинки среди ползучего тимьяна, что распространяет, когда по нему ступают, освежающее благоухание; свои старинные водные сады у Бранкдальского Ручья, где собираются летом водяные нимфы, которых можно увидеть поющими под луной и расчесывающими свои волосы золотыми гребнями.

На второй день он показал ей свои сады трав, раскрыв ей их тайные свойства, в которых был глубоко сведущ. Там росла трава замалентион, что, будучи растолчена с несоленым жиром, является великолепным средством от всех ран. И ясенец, что, съеденный без промедления, выводит из тела стрелы и исцеляет раны, и не только его присутствие останавливает змей, если они окажутся поблизости, но и несомый ветром запах его, и, вдохнув его, они умирают. И мандрагора, что, принесенная в середину дома, изгоняет из этого дома все зло, а также облегчает головную боль и вызывает сон. И еще он показал ей в своем саду синеголовник, что растет в укромных и сырых местах, а корень его — будто голова чудовища, которое люди называют Горгоной, и корневые отростки имеют вид, запах и цвет змеи. О нем он поведал ей, что, вытаскивая корень, человек должен проследить, чтобы на него не светило солнце, а тот, кто будет обрезать его, должен отвернуть лицо, ибо не дозволяется человеку видеть этот корень невредимым.

На третий день Юсс показал королеве свои конюшни, где стояли в стойлах в серебряных сбруях его боевые кони и лошади для охоты и гонок на колесницах, и она весьма дивилась его семи белым кобылам, сестрам, столь похожим друг на друга, что никто не мог отличить одну от другой, дарованным ему в былые дни жрецами Артемиды в землях по ту сторону заката. Они были бессмертны, а в жилах их струился ихор, а не кровь, и огнем горел он в их глазах, подобных пылающим лампам.

Четвертую и пятую ночь королева провела в Дрепабю, гостя у лорда Голдри Блусско и принцессы Армеллины, что поженились в Зайё Закуло на прошедший Йоль; а шестую и седьмую ночь — в Аулсвике, и там Спитфайр оказал ей пышный прием. Но лорд Брандох Даэй пока не позволял королеве отправиться в Кротеринг, ибо еще не обустроил он заново свои сады и беседки и не возродил по своему вкусу все красоты и богатства после дурного обращения Кориния. И был он против того, чтобы она увидела Кротерингский Замок, пока все в нем не будет восстановлено до прежнего великолепия.

На восьмой день она вновь явилась в Гейлинг, и тогда лорд Юсс показал ей свою студию с астролябиями из орихалка, покрытыми изображениями всех знаков Зодиака и домов луны, возвышавшимися над полом в рост высокого человека, с подзорными трубами, кристаллами, вогнутыми зеркалами и огромными хрустальными сферами, в которых он держал гомункулусов, созданных им при помощи тайных процессов природы, и мужчин и женщин менее пяди в высоту, столь прекрасных в своих крохотных нарядах, сколь только можно было пожелать, евших, пивших и направлявшихся по своим делам в тех громадных сферах из хрусталя, где его искусство дало им жизнь.

Каждую ночь, будь то в Гейлинге, Аулсвике или Дрепабийских Топях, в ее честь устраивался пир с музыкой, танцами, гуляньями и всяческими развлечениями, с чтениями стихов и трюками в обращении с оружием и в верховой езде, с маскарадами и интермедиями, подобных которым по красоте, остроумию и великолепию не видели на земле.

* * *

Настал девятый день пребывания королевы в Демонланде, и это был канун дня рождения лорда Юсса, и все великие люди страны собрались вместе, как и четыре года назад, дабы на следующий день поздравить его и его братьев, как было заведено прежде. Была хорошая ясная погода, а случавшийся время от времени дождь насыщал воздух свежим ароматом, землю — цветом и свежестью, а солнечный свет — радостью. Юсс с утра прогуливался с королевой в лесах Лунгардской Лощины, где как раз распускалась листва, а после полуденной трапезы показывал ей свои высеченные в скале под Гейлингским Замком сокровищницы, где он хранил сложенные как поленья бруски золота и серебра, неотшлифованные кристаллы рубина, хризопраза или гиацинта, столь тяжелые, что даже сильный человек не смог бы их поднять, достигавшие вершинами потолка кучи слоновых бивней, сундуки и бочонки, наполненные благовониями и дорогими пряностями: амброй, ладаном, душистым сандаловым деревом, миррой и нардом, чаши, кувшины и драгоценные кубки, светильники и шкатулки из чистого золота, украшенные чеканными изображениями мужчин и женщин, птиц, зверей и ползучих тварей и инкрустированные бесценными камнями: жемчугом, розовыми и желтыми яхонтами, смарагдами, хризобериллами и желтыми алмазами.

Когда королева вдоволь насмотрелась на все это, он отвел ее в свою огромную библиотеку, где стояли статуи девяти Муз и Аполлона, а стен было не видно из-за книг: историй и песен древних времен, книг по философии, алхимии, астрономии, магическому искусству и музыке, романов, жизнеописаний умерших великих людей и объемистых трактатов по всем мирным и военным искусствам с картинками и разукрашенными буквицами. Огромные окна библиотеки были обращены к югу, на сад, а под ними теснились вьющиеся розовые кусты, жимолость и вечнозеленая магнолия. Большие кресла и диваны стояли возле камина, где в зимнее время пылал огонь из кедровых поленьев. Лампы из сиявшего собственным светом лунного камня с абажурами из мутно-зеленого турмалина стояли на серебряных подставках на столе и у каждого дивана и кресла, дабы давать свет с окончанием дня, и весь воздух благоухал ароматом сухих розовых лепестков в древних чашах и вазах из расписного фаянса.

Королева Софонисба сказала:

— Господин мой, здесь мне нравится более всех тех прекрасных мест, что показал ты мне в своем замке Гейлинг, где все заботы кажутся забытым эхо оставленного позади враждебного мира. Воистину, сердце мое радуется, о друг мой, тому, что ты и прочие демонландские лорды теперь сможете наслаждаться своими прекрасными сокровищами и светлыми днями на своей дорогой родине в мире и спокойствии всю свою жизнь.

Лорд Юсс стоял у окна, что было обращено на запад, на озеро, к великой стене Скарфа. Тень благородной грусти омрачала его прекрасное смуглое лицо и его взгляд, устремленный на завесу дождя, что простерлась над склонами горной стены, наполовину скрывая высокие пики.

— Но подумай о том, госпожа моя, — сказал он, — что мы молоды. А для пылких умов в чрезмерном покое таится тревога.

Он провел ее по своим арсеналам, где хранил оружие свое и своих воинов, и все военные доспехи. Там он показал ей мечи и копья, булавы, секиры и кинжалы, прихотливо отделанные, украшенные орнаментами и выложенные драгоценными камнями, кольчуги, перевязи и щиты, клинки столь острые, что могли бы рассечь надвое несомый ветром волосок, заколдованные шлемы, которые не мог разрубить обыкновенный меч. И Юсс обратился к королеве:

— Госпожа моя, что думаешь ты об этих мечах и копьях? Ибо знай, что это ступени лестницы, по которым мы, демонландцы, взобрались к тем господству и преобладанию, каковыми пользуемся ныне над всеми четырьмя сторонами света.

Она отвечала:

— О господин мой, я высокого о них мнения. Ибо нехорошо было бы, если бы, радуясь урожаю, мы презирали орудия, что возделали для него землю и собрали его.

Пока она говорила, Юсс снял с крюка огромный меч с рукоятью, обвязанной сплетенными золотыми и серебряными нитями, c усеянной аметистами гардой из латуни, украшенной с каждой стороны двумя драконьими головами с малиновыми альмандинами вместо глаз, и опалом глубокого янтарного цвета с красными и зелеными блестками, вделанным в головку эфеса.

— С этим мечом, — промолвил он, — я отправился с Гасларком к вратам Карсё, будучи одурманен отголосками наслани короля Горайса; этим летом исполнится четыре года с того случая. С этим мечом я на протяжении часа сражался спина к спине вместе с Брандохом Даэй против Корунда, Кориния и самых искусных из их людей: это была величайшая битва, в которой я бился при устрашающем неравенстве сил. Сам король Витчланда взирал на нас со стен Карсё сквозь водянистую мглу и сияние и дивился, что двое рожденных женщиной мужей могут совершать такие подвиги.

Он отвязал ремни и вытащил запевший меч из ножен.

— Этим мечом, — заговорил он, с любовью глядя на клинок, — я одолел сотни своих врагов: Витчей, Вампиров и варваров из Импланда и южных морей, пиратов Эзамосии и восточных князей. Этим мечом я добивался победы во множестве битв, и в самой выдающейся из них: в битве перед Карсё в прошлом сентябре. Там, сражаясь с великим Корундом, я в гуще боя нанес ему этим мечом рану, которая оказалась для него смертельной.

Он снова вложил меч в ножны, минуту подержал его, словно раздумывая, не подпоясаться ли им, а затем медленно повернулся к его месту на стене и повесил его обратно. Когда они выходили из великого арсенала Гейлинга, он держал голову высоко, словно боевой конь, отводя взгляд от королевы, но не настолько искусно, чтобы она не заметила блеск в его глазах, выглядевший, как повисшая на ресницах слеза.

* * *

Тем вечером в личных покоях лорда Юсса был накрыт ужин: небольшой пир, но весьма роскошный. Они расселись за круглым столом вдевятером: трое братьев, лорды Брандох Даэй, Зигг и Волл, леди Армеллина и Мевриан и королева. На посторонний взгляд радостно лились вина из Кротеринга и Норваспа и весело текла беседа. Но время от времени молчание серой пеленой нависало над столом, пока не нарушал его шуткой Зигг, или Брандох Даэй, или сестра его Мевриан. Королева ощущала холод за их весельем. С ходом празднества приступы молчания становились все чаще, как будто вино и веселье растеряли свои исконные свойства и превратились в источники уныния и мрачных раздумий.

Лорд Голдри Блусско, и до того говоривший немного, теперь и вовсе молчал, а его гордое смуглое лицо застыло в неподвижной задумчивости. Спитфайр также умолк, подперев лицо рукой и опустив голову; он то принимался пить, то барабанил пальцами по столу. Лорд Брандох Даэй откинулся в своем кресле из слоновой кости, потягивая вино. С деланным спокойствием, словно дремлющая в полдень пантера, оглядывал он своих товарищей по пиру сквозь полузакрытые веки. Словно солнечные лучи, преследуемые тенями облаков на горном склоне в ветреную погоду, мелькали на его лице огоньки шутливого довольства.

Королева промолвила:

— О господа мои, вы обещали мне, что я услышу полный рассказ о ваших битвах в Импланде и импландских морях, и о том, как вы пришли к Карсё, и о великом сражении, что там произошло, и о кончине всех лордов Витчланда и проклятого Горайса XII. Прошу вас, поведайте ее мне теперь, дабы сердца наши возвеселились от истории о великих подвигах, память о которых останется всем поколениям, и дабы мы вновь возрадовались тому, что мертвы и сгинули все витчландские лорды, от тирании которых стонала и содрогалась в муках земля.

Лорд Юсс, на расслабленном лице которого она увидела ту же грусть, какую заметила в нем и в библиотеке в тот же самый день, налил еще вина и произнес:

— О королева Софонисба, ты услышишь все.

И он поведал обо всем, что произошло с тех пор, как они распрощались с ней в Коштре Белорн: о походе к морю до Мюэльвы, о Лаксе и его огромном флоте, уничтоженном и потопленном близ Меликафказа, о битве перед Карсё и о ее переменчивом ходе, о нечестивом свете и горящих в небесах предзнаменованиях, по которым они поняли, что король вновь колдует в Карсё, о своем ночном ожидании во всеоружии, с чарами и амулетами наготове против того ужаса, что мог родиться от заклинаний короля, о разрушении Железной Башни и о штурме крепости в непроглядной тьме, об убитых на пиру витчландских лордах и о том, как, в конце концов, ничего не осталось от мощи, величия и ужаса Витчланда, кроме гаснущих углей погребального костра, да голосов, завывающих на ветру перед рассветом.

Когда он закончил, королева промолвила, будто во сне:

— Воистину, о погибших королях и лордах Витчланда можно сказать так:

После этих слов молчание, словно пелена, вновь воцарилось над пиршественным столом, еще более унылое, чем прежде, и исполненное тяжести.

Внезапно лорд Брандох Даэй встал, отстегивая со своего плеча золотую перевязь, усыпанную абрикосовыми яхонтами, алмазами и огненными опалами, изображавшими молнии. Он бросил ее перед собой на стол вместе со своим мечом, что зазвенел среди кубков.

— О королева Софонисба, — сказал он, — Ты отслужила достойную панихиду по нашей славе, также как и по славе Витчланда. Меч этот дал мне Зелдорний. Он был со мной на Кротерингском Скате против Кориния, когда я вышвырнул того из Демонланда. Он был со мной у Меликафказа. Он был со мной в последней великой битве в Витчланде. Ты скажешь, что он принес мне удачу и победу в бою. Но не принес он мне, как Зелдорнию, той наивысшей удачи из всех: чтобы земля приняла меня, когда моим великим подвигам пришел конец.

Королева взирала на него в изумлении, видя столь взволнованным его, кого до сих пор знала таким лениво-насмешливым и учтивым.

Но остальные лорды Демонланда поднялись и швырнули свои усыпанные драгоценностями мечи на стол возле меча Брандоха Даэй. И лорд Юсс заговорил:

— Мы можем бросить свои мечи вместо последнего подношения к могиле Витчланда. Ибо теперь им суждено ржаветь, мореходству и высокому военному искусству — зачахнуть, а нам, что были властелинами всего мира, теперь, когда наши великие враги погибли и ушли, — стать пастухами и охотниками, дабы не превратиться в простых фигляров и фатов, ровню изнеженным бештрийцам или Алому Фолиоту. О королева Софонисба, и вы, мои братья и друзья, явившиеся в Гейлинг отпраздновать завтра вместе со мной мой день рождения, что нам за прок в праздничных нарядах? Лучше плачьте, плачьте и облачитесь во все черное, думая о том, что наши доблестные военные подвиги позади, ясная звезда нашего величия миновала свой зенит, и впереди лишь безвременный крах. Думая о том, что мы, сражавшиеся лишь ради того, чтобы сражаться, в конце концов, делали это столь хорошо, что никогда не сможем сражаться снова, разве только в братоубийственной злобе друг на друга. И, прежде чем это произойдет, пусть земля сомкнется над нами и изгладятся воспоминания о нас.

Весьма взволнована была королева, видя столь глубокую печаль, хотя и не могла постичь ее корней и причин. Ее голос дрогнул, когда она промолвила:

— Господин мой Юсс, господин мой Брандох Даэй и вы, прочие лорды Демонланда, неожиданностью было для меня обнаружить вас столь недовольными и угрюмыми. Ибо явилась я радоваться вместе с вами. И странно для моих ушей слышать, как вы скорбите и оплакиваете своих злейших врагов, которых со столь огромным риском для своих жизней и всего для вас дорогого, наконец, низвергли. Я лишь дева и возраст мой невелик, и, хотя воспоминания мои и простираются в прошлое на две сотни весен, не годится мне давать советы великим лордам и воинам. Однако странным покажется, если всю вашу жизнь не будут сопутствовать мирное довольство и славные мирные деяния вам, молодым и благородным владыкам всего мира, наделенным всяческими богатствами и высшими дарами учености, на вашей милой родине, что является прекраснейшей страной в мире. И если негоже вашим мечам ржаветь, вы можете обнажить их против варварских народов Импланда и прочих отдаленных стран, дабы завоевать их.

Но лорд Голдри Блусско горько рассмеялся.

— О королева, — воскликнул он, — разве покорение слабых дикарей насытит эти мечи, что воевали с домом Горайса и всеми его отборными полководцами, что укрепляли великое могущество Карсё, его славу и ужас?

А Спитфайр сказал:

— Что за радость нам в мягких постелях, изысканных кушаньях и всех увеселениях гористого Демонланда, если мы станем лишенными жал трутнями, и не будет труда, что обострил бы нашу охоту к праздности?

Все ненадолго замолчали. Затем лорд Юсс заговорил:

— О королева Софонисба, взирала ли ты когда-нибудь на дождливый весенний день, на простершуюся меж землей и небом радугу, и замечала ли, как цвета дуги преобразуют все земные вещи под нею: деревья, склоны гор, реки, поля, леса и людские жилища?

— Да, — промолвила она, — и часто желала попасть туда.

— Мы же, — произнес Юсс, — перенеслись на ту сторону радуги. И там мы не нашли хваленой желанной страны, но лишь сырость, дождь и ветер да холодные склоны гор. И знание это холодит наши сердца.

Королева сказала:

— Сколько лет тебе, господин мой Юсс, что говоришь ты, как мог бы говорить старик?

Он ответил:

— Завтра мне исполнится тридцать три года, и по человеческому счету это немного. Ни один из нас не стар, а братья мои и лорд Брандох Даэй младше меня. Но подобно старикам можем мы взирать теперь на свои жизни, ибо все хорошее для нас из них ушло.

И еще он сказал:

— Тебе, о королева, едва ли знакомо наше горе, ибо тебе благие Боги даровали то, чего жаждало твое сердце: вечную юность и мир. Разве не могли бы они даровать и нам желанный для нас дар: вечную юность и войну, и неубывающую силу и боевое искусство? Разве не могли бы они вновь дать нам наших великих врагов живыми и невредимыми? Ибо лучше было бы вновь подвергнуться риску полного уничтожения, чем прожить наши жизни вот так, подобно раскармливаемому на убой скоту или бездумным садовым растениям.

Глаза королевы расширились от удивления.

— Ты мог бы такого пожелать? — произнесла она.

Юсс ответил:

— Истинно говорят: на могиле ничего не выстроишь: гнилое основанье. Если бы ты в этот самый миг объявила мне, что великий король снова жив и опять воцарился в Карсё, вызывая нас на ужасный бой, то быстро поняла бы, что я сказал тебе правду.

Пока Юсс говорил, королева устремляла свой взор на каждого из сидевших за столом. Когда он упомянул о Карсё, в каждом взгляде она увидела проблеск радости битвы, будто жизнь возвратилась к находившимся в смертельном трансе людям. А когда он закончил, она увидела, как в каждом взгляде этот огонек погас. Похожими на Богов в расцвете своей молодости и великолепия выглядели они, сидевшие за этим столом, но унылые и печальные они были, как Боги, изгнанные с необъятных Небес.

Никто не заговорил, и королева опустила глаза, будто погрузившись в раздумья. Затем лорд Юсс поднялся на ноги и произнес:

— О королева Софонисба, прости, что наши личные печали заставили нас настолько позабыть о гостеприимстве, чтобы утомлять свою гостью невеселым пиршеством. Но, думаю, это не предаемся мы чрезмерным церемониям потому, что считаем тебя своим дорогим другом. Завтра мы будем веселы с тобой, что бы ни произошло после.

И они пожелали друг другу спокойной ночи. Но когда они вышли в сад под звездами, королева отвела Юсса в сторону и сказала ему:

— Господин мой, поскольку ты и господин мой Брандох Даэй первыми из смертных явились в Коштру Белорн и исполнили предначертание, желала я лишь одного: поспособствовать вам, придать вам сил и добиться для вас того, к чему вы стремились, насколько это было в моих силах. И, хотя я лишь слабая дева, но благие Боги сочли верным оказать мне милость. Одна священная молитва может исполнить то, о чем мы и не мечтаем. Хочешь помолиться Им нынче вечером?

— Увы, милая королева, — сказал он, — разве эти разрозненные и рассеянные останки станут единым целым снова? Кто обернет вспять поток непреложной неизбежности?

Но она промолвила:

— У тебя есть кристаллы и стекла, что могут показать тебе отдаленное. Прошу, принеси их и отвези меня в своей лодке к Лунному Истоку, чтобы причалить там около полуночи. И пусть с нами отправятся господин мой Брандох Даэй и твои братья. Но пусть никто иной не узнает об этом. Ибо ни к чему дразнить их ложной зарей, если все в итоге окажется в соответствии с твоей мудростью, о господин мой, а не с моими молитвами.

И лорд Юсс поступил, как сказала ему эта прекрасная королева, и они повезли ее по озеру в лунном свете. Никто не разговаривал, а королева сидела поодаль на носу лодки, погрузившись в горячие мольбы к благим Богам. Подплыв к истоку озера, они причалили на небольшой косе серебристого песка. Их окутывала озаренная лунным светом апрельская ночь. Чернильно-черные и невообразимо громадные, вырисовывались на фоне неба тени холмов. Королева молча опустилась на колени на холодную почву, а лорды Демонланда стояли в молчании, наблюдая за ней.

Вскоре она подняла глаза к небесам, и вот между двух главных вершин Скарфа из темноты медленно показался метеор, и пополз через ночное небо, оставляя за собой след из серебряного огня, и тихо исчез во тьме. Они все смотрели, и тут появился другой, и еще один, и еще, пока не засверкало от них все западное небо над горами. Они появлялись из двух точек на небе; одна была меж передними лапами Льва, а другая — в темном знаке Рака. И те, что появлялись из созвездия Льва, сияли, словно белые огни Ригеля или Альтаира, а пришедшие из Рака были надменно-красными, как блеск Антареса. Лорды Демонланда долгое время взирали на эти знамения, опершись на мечи. Затем поток блуждающих метеоров иссяк, и лишь неподвижные звезды остались сиять одиноко и безмятежно. Легкий ветерок прошелестел в стоявших у озера ольхах и ивах. Накатывавшиеся на усыпанный галькой берег волны пели тихую песню. Соловей в рощице на невысоком холме пел столь страстно и мелодично, что казалось, будто поет некий дух. Словно в трансе стояли они и слушали, пока пение не окончилось и тишина не опустилась на воду, лес и лужайку. Затем восток озарился на мгновение зарницами и с востока, из-за моря, донесся рокот грома.

Гром набирал силу, превращаясь в звучавшую в небесах музыку, наполнив землю и небо звуком зовущих в битву труб, сначала высоким, затем низким, а потом, затрепетав, смолк. Юсс и Брандох Даэй узнали могучий боевой сигнал, что служил вступлением той музыке, звучавшей в темной ночи у ее дворца в Коштре Белорн, когда они стояли перед ее священными вратами. Могучий зов вновь пронесся сквозь землю и воздух, и в нем звучал вызов, а вслед за ним — новые голоса, блуждающие во тьме, вздымающиеся страстными стенаниями, парящие и замирающие на ветру, пока не осталось ничего, кроме рокота приглушенного грома: неумолчного, низкого, тихого и исполненного угрозы.

Королева повернулась к лорду Юссу. Глаза ее были подобны двум сияющим во тьме звездам. Она произнесла глухим голосом:

— Твои стекла, господин мой.

И лорд Юсс разжег костер из особых специй и трав, и дым поднялся полным огненных искр густым облаком со сладким и острым запахом. И он промолвил:

— Не мы, о госпожа моя, дабы желания наши не обманули наших чувств, но ты взгляни в мои стекла сквозь дым и поведай нам, что увидишь ты на востоке за безбрежным морем.

Королева посмотрела. И сказала она:

— Я вижу город и гавань, и ленивую реку, текущую к гавани через топи, усеянные илистыми отмелями, и огромные пустоши болот, простирающиеся вглубь суши от моря. Там, на берегу реки, я вижу высящийся над болотами огромный утес. И стены на утесе, будто это цитадель. И утес, и обнесенная стенами крепость на его вершине, черны, как глухая ночь, и воплощают воцарившееся на этом престоле могущественное зло, омрачая запустение тех болот.

Юсс произнес:

— Стены разрушены? И разве не лежит в руинах, упав на стены, высокая круглая башня на юго-западе?

Она промолвила:

— Все цело и невредимо, как стены твоего собственного замка, господин мой.

Юсс сказал:

— Поверни кристалл, о королева, дабы заглянуть за стены и увидеть, есть ли там люди, и поведать нам об их виде и внешности.

Королева на некоторое время замолчала, пристально вглядываясь в кристалл. Затем она сказала:

— Вижу пиршественный зал за стенами из темно-зеленой в красных крапинах яшмы и массивный карниз, подпираемый трехглавыми великанами, вырезанными из черного змеевика, и каждый великан клонится к земле под тяжестью громадного краба. Зал семисторонний. В нем два длинных стола и поперечная скамья. Посреди зала железные жаровни и пылающие на серебряных подставках факелы, а за длинными столами пьют пирующие. Какие-то смуглые молодые люди с черными волосами и тяжелыми челюстями, с солдатской выправкой, вероятно, братья. С ними еще один, с румяным лицом и более добрый на вид, с длинными русыми усами. На другом бронзовая кольчуга и рубаха цвета морской волны; это пожилой человек с редкими седыми бакенбардами и дряблыми щеками, тучный и неуклюжий, непривлекательный на вид.

Она замолчала, и Юсс произнес:

— Кого еще видишь ты в пиршественном зале, о королева?

Она сказала:

— Блеск факелов не дает рассмотреть поперечную скамью. Я еще поверну кристалл. Теперь я вижу двоих, развлекающихся за столом на поперечной скамье игрой в кости. Один достаточно хорош собой, ладно сложен, с благородной осанкой, кудрявыми каштановыми волосами, бородой и острым взглядом, похожий на моряка. Другой кажется моложе годами, моложе любого из вас, господа мои. Он гладко выбрит, со свежим лицом и светлыми вьющимися волосами, и на челе его праздничный венок. Весьма крупный, широкоплечий, сильный и красивый молодой человек. Но что-то тревожит меня при виде его, и, несмотря на всю свою привлекательную внешность и королевскую осанку, видится он неприятным моему взору.

Там есть также и девица, наблюдающая за их игрой. Она броско одета и обладает некоторой красотой. Но едва ли могу я одобрить ее… — и, внезапно разволновавшись, королева положила кристалл.

Глаза лорда Брандоха Даэй блеснули, но он хранил молчание. Лорд Юсс промолвил:

— Еще, умоляю тебя, о королева, пока дым не рассеялся и видение не исчезло. Если все это происходит в пиршественном зале, не видишь ли ты чего-либо снаружи?

Королева Софонисба снова заглянула в кристалл и через некоторое время сказала:

— Под внутренней стеной этой крепости глухой ночи — терраса, обращенная к западу, и по ней в свете факелов прохаживается человек, увенчанный короной, будто король. Он очень высок, худощав и с длинными конечностями. На нем черный камзол, весь украшенный бриллиантами, а корона его имеет форму краба, и драгоценные камни на ней превосходят блеском солнце. Но я едва замечаю его облачение, глядя на его лицо, более ужасное, чем лицо любого виденного мною когда-либо человека. И весь вид этого человека исполнен мрака, мощи, ужаса и безжалостной власти, так, что даже духи под землей, должно быть, дрожат перед ним и исполняют его приказы.

Юсс произнес:

— Храни нас Небеса, чтобы это не оказалось лишь сладкой золотой мечтой, и завтра мы не проснулись и не обнаружили, что она улетела.

— С ним, — продолжала королева, — идет, погрузившись в тесную беседу, словно разговаривающий со своим господином слуга, некто с длинной черной бородой, курчавой, будто овечья шерсть, и лоснящейся, как вороново крыло. Бледен он, как луна в дневные часы, строен, с тонкими чертами лица и огромными темными глазами, а нос его загнут, словно серп, и выглядит он мягким и грустным, но благородным.

Лорд Брандох Даэй сказал:

— Не видишь ли ты кого-нибудь, о королева, в покоях, что находятся в восточной галерее над внутренним двориком замка?

Королева отвечала:

— Я вижу высокую спальню, увешанную гобеленами. В ней темно, и лишь два канделябра с множеством пылающих свечей стоят перед огромным зеркалом. Я вижу стоящую перед зеркалом леди с королевской короной из пурпурных аметистов в густых волосах, что имеют цвет кончиков язычков пламени. Из-за двери позади нее входит мужчина, раздвигая в стороны тяжелые портьеры. Это крупный человек, и выглядит он как король в своей огромной мантии из волчьих шкур и рубахе из коричневого бархата с золотыми украшениями. Его лысая голова обрамлена седыми кудрями, а его густая борода с седыми прядями выдает, что он уже миновал свой расцвет; однако пыл юности сияет в его горящем взгляде, а в поступи — юношеская энергия. Она оборачивается, чтобы поприветствовать его. Она высока, и молода, и прекрасна, и горделива, и миловидна, и также весьма отважна, и весела, если вид ее не обманчив.

Королева Софонисба прикрыла глаза и промолвила:

— Господа мои, я больше ничего не вижу. Кристалл заволакивается изнутри, будто пеной в водовороте в дождливую погоду. Глаза мои устали вглядываться. Давайте поплывем обратно, ибо ночь на исходе, и я утомилась.

Но Юсс остановил ее и сказал:

— Позволь мне еще немного помечтать. Неужели двойной столп мира, ту его часть, которую мы, слепые орудия непостижимых Небес, разрушили, вновь восстановлен? Неужели отныне мы, я и он, всегда, всегда будем продолжать наше, его и мое, вечное и бессмертное соперничество за право быть властелинами всей земли? Если это лишь иллюзии, о королева, то ты поразила нас горечью в самые сердца. Не видя и не мечтая, мы бы смогли обойтись без этого, но не теперь. Однако, как стало возможным, чтобы Боги смягчились и годы обратились вспять?

И королева заговорила, и голос ее был подобен сгущающимся вечерним сумеркам, мерцающим скрытым великолепием, будто предвестьем пробуждающегося звездного света за темнеющей синевой.

— Этот король, — промолвила она, — в своей злобе и нечестивой гордыне носил на своем большом пальце подобие червя Уробороса, которое означало, что его королевству никогда не придет конец. Однако когда пришел назначенный час, он был низвергнут в глубины Ада. И если теперь он вновь вознесся и дни его продолжились, то произошло это не благодаря его достоинствам, но ради вас, господа мои, которых любят Всемогущие Боги. Потому прошу вас овладеть собой и ненадолго предаться смирению перед высочайшими Богами, и не говорить ненужных слов. Давайте поплывем обратно.

* * *

Заря уже протянула свои золотые пальцы, но лорды Демонланда долго оставались в своих постелях после своего ночного бодрствования. Около третьего часа до полудня великий приемный зал заполнился людьми, и трое братьев воссели на свои троны, как сидели они четыре года назад, меж золотых гиппогрифов, а подле них были поставлены троны для королевы Софонисбы и лорда Брандоха Даэй. Королева уже видела всю красоту и великолепие Гейлингского Замка, но доселе не бывала в этом приемном зале; и весьма дивилась она бесподобным красотам и диковинам, гобеленам и резьбе на стенах, прекрасным картинам, сиявшим собственным светом светильникам из лунного камня и карбункулам, чудовищам на двадцати четырех колоннах, высеченным из драгоценных камней столь крупных, что их едва могли обхватить руками два человека, и созвездиям, пылавшим на том небосводе из ляпис-лазури под золотым пологом. И когда они осушили кубки во славу лорда Юсса, пожелав ему долгих лет, радости и вящего величия, королева взяла небольшую кифару и сказала:

— О господин мой, я спою сонет тебе, и вам, господа мои, и обрамленному морями Демонланду.

С этими словами она ударила по струнам и запела своим кристальным голосом, столь чистым и нежным, что все в зале восхитились его красотой:

Когда она закончила, лорд Юсс величаво поднялся и поцеловал ее руку со словами:

— О королева Софонисба, питомица Богов, не стыди нас хвалами, что слишком высоки для смертных. Ибо хорошо ведомо тебе то единственное, что может принести нам счастье. И не следует думать, будто виденное нами прошлой ночью у Лунного Истока, и впрямь окажется правдой: скорее было это сном или ночным видением.

Но королева Софонисба ответила:

— Господин мой Юсс, не оскорбляй щедрость благих Богов, дабы не разгневались и не забрали ее назад Они, что даровали с этого дня вам, демонландцам, вечную юность, неубывающую силу и боевое искусство, и… но слушай! — воскликнула она, ибо у ворот прозвучала труба: три пронзительные ноты.

При звуке этой трубы лорды Голдри и Спитфайр повскакали со своих мест, хватаясь за мечи. Лорд Юсс стоял, уставившись перед собой, будто насторожившийся олень. Лорд Брандох Даэй неподвижно сидел в своем золотом кресле, не меняя своей расслабленной изящной позы. Но вся его фигура словно озарилась готовой возродиться деятельностью, как мерцает и растет в небесах источник света на восходе. Он взглянул на королеву, и во взгляде его была безумная догадка. Слуга, послушный кивку Юсса, заторопился прочь из зала.

Ни звука не раздавалось в этом великом приемном зале в Гейлинге, пока через минуту слуга не вернулся с пораженным лицом и, поклонившись Юссу, не промолвил:

— Господин, это Посол из Витчланда со своей свитой. Он требует немедленной аудиенции.