Ванесса

Аннаполис, штат Мэриленд

11 ноября 2011 года

Было еще темно, когда Ванесса выбралась из кровати. За всю ночь она проспала меньше двух часов и совершенно обессилела, но какой смысл лежать в постели и представлять шахматную партию, которая разыгрывается на другом конце мира? Все это от нее не зависело: пираты, военно-морской флот, переговоры, Пол Деррик. Она не могла поверить, что жизнь сделала круг, привела ее на то место, где все может в любую секунду полететь в тартарары, где люди, скрывающие свои намерения, управляют ее жизнью. Она снова почувствовала себя ребенком, как будто мать только что объявила, что они переезжают в другой город ради какого-то нового мужчины, или выгодной работы, или второго шанса, разбив вдребезги то чувство дома, которое Ванесса сумела выпестовать в себе после того, как последний полет фантазии или гибельная неудача Триш заставили ее разрубить все узлы и покинуть знакомый мир.

Ванесса приняла душ, оделась и посадила Скипера во внедорожник, собираясь совершить небольшую поездку на Гринбери-пойнт, где река Северн впадает в Чесапикский залив. В такой ранний час на улицах не было журналистов – благодать после вчерашнего сумасшедшего дома. Мэри оказалась права, телевизионщики появились сразу после обеда и крутились вокруг еще долго после заката. Когда первый, самый деятельный из репортеров постучался в ее дверь, Кертис вышел на порог и велел им не приближаться к частной собственности. Угроза судом заставила их отступить, но ничто не могло помочь Ванессе выбросить их из головы. Их присутствие тяготило ее часами, превратив ее эмоциональную тюрьму в физический барьер, ограничивающий ее самодостаточность, которую она ценила превыше всего. Выруливая с подъездной дорожки, она поняла, что это инстинкт заставил ее подняться ни свет ни заря. Ей было необходимо снова почувствовать себя свободной, хотя бы на несколько драгоценных минут.

Она припарковалась на стоянке у начала дорожки и отпустила Скипера порезвиться, как делала всегда. Тяжелое утреннее небо висело низко, сильный ветер гнал по нему глинистого цвета облака. Сначала Ванесса пошла быстро, а потом побежала. Мысли она сосредоточила на земле под ногами, на одинокой фигурке Скипера в серой дали, на звуке ветра в деревьях и на реке, плещущейся о волнолом где-то совсем рядом.

В какую-то минуту она сделала рывок, догнала Скипера и выдохнула: «Бежим!» Пес бросился к ней и, несмотря на возраст, храбро потрусил рядом. Вместе они пробежали через лес и вдоль линии мыса к скамейке на берегу открытой ветру бухты. Сюда Дэниел приводил ее, охваченный безумством их стремительного романа, здесь он рисовал ей картину совместной жизни, жизни с ребенком, которого она не хотела оставлять, с домом, в котором они могли бы вместе состариться, с родственниками – его родственниками, – которые будут заботиться о них так, как должны заботиться друг о друге родные люди, не из-за чувства вины или долга, как Триш и Тед, а из-за любви и преданности. Это все казалось прекрасной сказкой, и она поверила в нее, потому что хотела, чтобы все было именно так.

У скамейки она остановилась, глубоко дыша, грудь ее вздымалась под спортивной кофтой с капюшоном. Ванесса посмотрела на мост Бэй-Бридж и вспомнила, как Квентин в тринадцать лет сам плавал на «Луне-рыбе», которую Дэниел купил ему на день рождения. Он так ловко управлялся со штурвалом, был таким уверенным в себе, что ей не оставалось ничего другого, кроме как потворствовать его увлечению морем, хотя сама она его не понимала. Он был Паркером, как часто повторял Дэниел, а Паркеры – моряки. Она снова почувствовала удовлетворение и печаль из-за превращения Квентина в подростка. В том году он начал отдаляться от нее, отказываться от воскресных уроков музыки ради дневных плаваний в бухте. В том году они с Дэниелом впервые составили маршрут кругосветного плавания.

Она продолжила пробежку, теперь более свободным шагом, по широкой петле, ведущей обратно к парковке. Скипер несся рядом, вывалив язык. Она так увлеклась впитыванием окружавшей ее тишины, что не сразу почувствовала вибрацию «айфона» в кармане. Когда она его достала, вызов уже переключился на голосовое сообщение. Это был Кертис. Она перезвонила ему.

– Какие новости? – сказала она, ощущая внутренний покой, какого не чувствовала уже три дня.

– Ты где? – спросил он.

– На Пойнте. Что-то случилось?

– Не знаю, – осторожно ответил он.

– Как это? – встревожилась она. – Что случилось?

– Не могу говорить по телефону. Возвращайся домой поскорее.

* * *

Ванесса свернула на подъездную дорожку и с визгом тормозов остановилась за «мерседесом» Кертиса, не обращая внимания на телевизионщиков из Си-эн-эн, которые устанавливали оборудование для прямого эфира на своем фургоне за линией кипарисов, прикрывавших дом от улицы. Репортер помахал ей, но Ванесса поспешила к Мэри, которая ждала ее на пороге. Агент ФБР провела ее в дом. Дюк и Кертис разговаривали в гостиной, Ивонна сидела на диване, листая последний номер «Архитектурного дайджеста».

– Что происходит? – спросила Ванесса, когда они все собрались вместе.

– Несколько минут назад зазвонил телефон, – объяснила Мэри. – Мы поставили его на прием голосовых сообщений, но звонивший ничего не сказал. Номер был международный. Я решила, что это Ариадна, но, когда прочитала вслух код страны, Кертис меня поправил. Восемьсот восемьдесят один – спутниковый номер.

– Дэниел! – сообразила Ванесса.

Кертис кивнул:

– Это был его номер.

– Что это означает? – в замешательстве спросила Ванесса. – Почему они разрешили ему звонить сюда?

Голос Кертиса стал серьезным:

– Мы не думаем, что это Дэниел звонил.

– То есть… – Воображение Ванессы разыгралось не на шутку. – Но зачем им…

– Я позвонила своему шефу в Вирджинию, – подхватила Мэри. – Он в командном центре, где занимаются этим случаем. У них есть прямая связь с «Геттисбергом». Деррик разговаривал с пиратом по имени Ибрахим. Военные хотели передать им безопасное радио, чтобы продолжить переговоры, но Ибрахим оборвал контакт. Это было полчаса назад. Там сейчас вторая половина дня.

– Думаете, мне звонил Ибрахим? – тихо спросила Ванесса.

Стронг кивнул:

– Это единственный логический вывод. Но, если мы правы, ситуация быстро усложнится…

Прежде чем консультант по безопасности успел объяснить свои слова, телефон снова зазвонил.

Мэри первая подошла к аппарату.

– Тот же номер. – Она протянула трубку Ванессе. – Ответить должны вы. Включите громкую связь. Я буду записывать.

Ванесса уставилась на трубку так, будто ей предлагали гремучую змею.

– Вы что, шутите?

Агент ФБР покачала головой:

– Он не знает, что мы здесь. Нужно выяснить, чего он хочет. Слушайте свой внутренний голос. Не говорите ничего такого, что может заставить его волноваться. Пусть он сам выговорится.

Ванесса взяла телефон, стараясь сдержать нервную дрожь. Нажала на кнопку «говорить» и включила громкую связь.

– Алло, – тихо произнесла она.

– Это Ванесса Паркер? – с иностранным акцентом отозвался мужской голос.

– Да, – подтвердила она.

– Меня зовут Ибрахим, – продолжил мужчина. – Думаю, вы знаете, кто я. Ваши муж и сын со мной. Можете поговорить с ними.

– Ванесса, – сказал Дэниел, и ее сердце сорвалось в пропасть. – У нас все хорошо. Квентин в порядке. Они ничего нам не сделали. – Когда она не отозвалась, он прибавил немного громче: – Ванесса, ты слышишь меня?

– Слышу, – ответила она, сдерживая набежавшие на глаза слезы.

Она собиралась сказать ему тысячу разных слов, но сейчас не могла вспомнить ни одного. Сердце у нее в груди разорвалось, но продолжало упрямо биться, как тонущий пловец, изо всех сил гребущий к свету.

– Извини меня, – сказал Дэниел дрожащим от чувств голосом. – Это я во всем виноват. Не знаю, сможешь ли ты меня простить.

По ее щекам покатились слезы. «Я думала то же самое. Но сейчас это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме одного: вашего с Квентином возвращения».

– Я купила билет на самолет, – выпалила она, не давая себе времени задуматься. – В Кейптаун. На Рождество.

Его изумление было таким же очевидным, как и его чувства:

– Правда?

– Я снова играла Бетховена. По памяти. – Она вздохнула. Ее разум понесся на волне вдохновения. – Ты ведь просил меня сделать это.

Трубка ответила молчанием.

– И поэтому ты должен там быть, – продолжила она. – Хорошо?

– Хорошо, – сказал он так, будто произнес клятву. – Договорились. Даю Квентина.

– Мам? – начал Квентин. – У нас все хорошо. Не волнуйся. С нами ничего не случится.

Услышав голос сына, Ванесса совсем расклеилась.

– Я так рада это слышать, сынок, – сказала она, шмыгая носом. – Мы найдем способ вернуть вас домой.

На линии снова зазвучал голос Ибрахима:

– Миссис Паркер, я хочу вернуть вам вашу семью. Но есть цена. Пять миллионов долларов следует доставить в место, координаты которого я вам сообщу. Деньги должны быть там до семнадцати ноль-ноль по восточноафриканскому времени в понедельник, четырнадцатого ноября. Кроме этого вы должны отозвать своих военных. Мы не отпустим заложников, пока не получим подтверждения от Пола, американского переговорщика, что корабли вокруг нас позволят нам пройти. Все понятно?

– Это крупная сумма, – сказала Ванесса, чувствуя кислотное жжение смятения. «Пять миллионов долларов? Даже Кертису и Ивонне будет не так просто достать столько». – Нам нужно больше времени.

– Сроки не обговариваются, – отрезал Ибрахим. – Если сделаете все, как я прошу, ваша семья не пострадает. Если нет – они умрут. Завтра на рассвете я позвоню, и вы дадите свой ответ.

И связь оборвалась.

Ванесса посмотрела на Мэри и Дюка.

– Что нам делать? – спросила она, чувствуя себя так, будто на ее шее затянулась удавка.

– Он не оставил нам выбора, – мрачно промолвил Дюк. – Придется соглашаться.

– Мне кажется, это шанс, – вставил Кертис. – До сих пор мы никак не могли повлиять на исход дела.

– Где нам взять такие деньги? – спросила Ванесса.

Кертис грустно улыбнулся:

– Пять миллионов – это просто затравка. Он снизит цену. Это всего лишь обычная сделка. – Он бросил на Мэри твердый взгляд. – Если правительство нас не оставит.

Агент ФБР напряглась. Достав «блэкберри», она тронула цифру быстрого вызова.

– Не стоит ничего предпринимать, не поговорив с Дерриком.

 

Пол

Индийский океан. 02°21´21˝ ю. ш. 53°01´2´ в. д.

11 ноября 2011 года

Пол стоял на крыле мостика «Геттисберга» и смотрел в бинокль на «Возрождение». Предвечернее солнце, наполовину скрытое облаками, осыпало океан бирюзовыми крапинками. Сорок пять минут прошло с тех пор, как Ибрахим неожиданно отключился. Пол пытался снова вызвать пирата, но безуспешно: все сказанное им в эфир осталось без ответа. В переговорах что-то изменилось. Пол услышал новую интонацию в голосе Ибрахима. Его последние слова прозвучали как прощание. Пол обсудил это с Родригесом, но тот не знал, что и думать. Что это – блеф? Вызов? Или Ибрахим пытался заставить военных раскрыть карты?

Сзади отворилась дверь.

– Пол, – сказал капитан Мастерс, – Брент Фрейзер снова вас вызывает. Можете ответить здесь, если хотите.

Капитан указал на аппарат под перилами. Пол взял трубку:

– Привет, босс. Полагаю, ты уже в курсе.

Фрейзер сухо усмехнулся:

– Наконец-то я тебя обскакал. Ибрахим только что звонил Ванессе по спутниковому телефону и назвал размер выкупа. Пять миллионов долларов к пяти часам понедельника по местному времени. Либо он тянет время, либо хочет настроить семью против нас.

Пол был поражен. За десять лет работы переговорщиком его еще никто не заставал врасплох. Это было крайне неприятное чувство.

– Ты, наверное, догадываешься, – продолжил Фрейзер, – что многие здесь недовольны. ЦРМУ запланировал совещание на полночь по вашему времени. Участвуют адмирал Принс, Аманда Вулф из Бюро, Гордон Талли, советник по нацбезопасности, и его помощница Эрика Ватсон, Редман, Мастерс, ты и я. Белый дом ищет оракула. Они хотят, чтобы кто-нибудь сказал им, что нужно делать.

«Добро пожаловать в клуб», – подумал Пол. И тут у него возникла идея.

– Аманда Вулф – это та специалистка по пиратам, которая меня рекомендовала с самого начала?

– Да. Судя по тому, как это выглядит, ты можешь забыть про открытку на Рождество.

– Дай мне ее номер, – попросил Пол.

Фрейзер достаточно хорошо знал Пола, чтобы не спрашивать зачем. Он назвал номер округа Колумбия.

– Удачи. Пока не пробило двенадцать, можешь гадать на кофейной гуще.

– Хрустальную туфельку можно себе оставить? – пошутил Пол, но Фрейзер уже повесил трубку.

Пол вошел на мостик и обратился к Мастерсу с просьбой. Через две минуты он уже снова был на крыле мостика и слушал рингтон. В Вашингтоне было восемь утра, но Пол посчитал, что директор антипиратского бюро должна быть уже на работе.

– Аманда Вулф, – раздалось в трубке почти сразу.

Пол обошелся без долгого вступления:

– Это Пол Дерррик, на «Геттисберге». У вас есть минута?

– Конечно.

Пол задал главный вопрос, который крутился у него в голове:

– Вы когда-нибудь видели, чтобы сомалийские пираты оговаривали выкуп в море? Мне казалось, переговоры ведутся на суше.

– Такое произошло впервые, – ответила она. – Есть только два объяснения. Либо Ибрахим этим отвлекает наше внимание, либо он свихнулся и решил действовать на свой страх и риск.

– Как это? Объясните.

– Это очень просто. Пиратские организации имеют два уровня. Верхний уровень состоит из командиров и инвесторов, это почти всегда богатые пожилые люди. Нижний уровень – молодые люди, отправленные на задание. Указания у них простые: без захваченного судна не возвращаться. Когда детишки появляются с добычей, старики садятся в круг и, жуя кат, начинают решать, сколько на этом можно заработать. Они платят кому-нибудь, чтобы он проводил переговоры с судоходной компанией или с родственниками, и торгуются, пока не приближаются к той цене, на которую рассчитывают. Потом они начинают играть в игру под названием «замани и разведи». Для последнего удара они приводят нового переговорщика и лишь после этого договариваются об обмене. Если Ибрахим не шутит, он и его команда действуют ultra vires, то есть превышают полномочия. Теперь они не смогут вернуться.

– Мне нужно подумать, – помолчав, сказал Пол.

– Я догадывалась, – заметила Вулф. – Это я выторговала вам шесть часов.

– Большое спасибо, – улыбнулся он.

– Пожалуйста. И, Деррик, не позволяйте аппаратчикам из Белого дома или ребятам из Особой группы разговаривать с вами свысока. Они любят давить весом, но ваш ум нужен им больше, чем вам нужны их указания. Если все пойдет не так, они будут отвечать своей задницей, не вы и не я.

Да уж, Вулф была человеком прямым. Когда она отключилась, Пол положил трубку и нашел на мостике энсина О’Брайан.

– Можете провести меня в какое-нибудь тихое место? Мне нужно сосредоточиться.

Молодая женщина кивнула:

– Есть такое место на юте. Я покажу.

Она повела его в сторону кормы вниз по нескольким трапам на открытую палубу, где на тросах висела одна из ЖКНЛ «Геттисберга». Они обошли лодку, пригнувшись, чтобы не удариться головой, а потом спустились еще по одному трапу на главную палубу. Там по проходу вдоль борта они миновали ракетную палубу, похожую на серую шахматную доску, на которой хранилась половина ракет «Томагавк» крейсера, и наконец по последнему трапу спустились в ют.

– Спасибо, – сказал он. – Дорогу обратно я найду.

Энсин О’Брайан вручила ему переносную рацию:

– Если что, мы вас вызовем.

Пол подошел к ограждению кормы и посмотрел на пенистый след «Геттисберга», искрившийся в свете заходящего солнца. Васильковое небо было усеяно сбившимися в кучки облаками. Он вдохнул влажный воздух и вспомнил свое первое занятие по ведению переговоров в Академии ФБР, которое вел Брент Фрейзер. «В каждом деле есть свои рычаги, – снова и снова повторял Фрейзер, пока Пол не начал слышать эти слова во сне. – Чтобы найти их, нужно влезть в душу объекта. Что заставляет его делать то, что он делает? Чего он хочет этим добиться? Когда вы это поймете, сможете подвести его к решению, которое устроит вас обоих. Переговоры – это не “мы против них”. Переговоры нужны для того, чтобы мы, сотрудничая с ними, выработали сценарий, в котором каждый что-то получает. Это истинно и для кризиса с заложниками, и для зала заседаний. Относитесь к объекту с уважением, даже если он психопат. Без его помощи вы ничего не добьетесь».

В случае с Ибрахимом такой рычаг имелся. Пол это чувствовал. Он не был безграмотным сорвиголовой или бездушным наемником, выполняющим заказ своих сомалийских хозяев. Было здесь что-то, лежащее под поверхностью, что-то, заставившее его рисковать жизнью ради обогащения другого. Будь у Пола такая роскошь, как время, он наверняка разгадал бы эту загадку. Но Ибрахим изменил правила игры. Обратившись напрямую к семье Паркеров, он совершил обманный маневр, обвел военно-морские силы США вокруг пальца, и все миллиарды долларов, потраченные на вооружение, не смогли ему помешать. Именно в этом месте рычаг испаряется – когда переговорщик теряет контакт с объектом или объект выходит из окружения. Одним телефонным звонком Ибрахим сделал огромный шаг в обоих направлениях. Или нет? Возможно ли, что он затеял собственную игру? Если он хотел взять деньги и сбежать, почему не изменил курс яхты? Не имело смысла плыть прямо в руки своим командирам. Впрочем, до берега оставалось еще несколько дней пути. У него было время внести изменения в курс. Возможно, он чего-то ждал.

Пол боролся с этим вопросом, вгрызался в него зубами, пока наконец не сформулировал то, что подсказывало ему чутье, в словах, которые смогли бы повлиять на больших шишек в Вашингтоне. Кое-кому в правительстве не понравится то, что он хотел сказать, но это беспокоило его меньше всего. Аманда Вулф была права. Политиканам нужно прикрытие, и он мог им его предложить. Предсказывать будущее он не умел, но хорошо разбирался в людях. А Ибрахим, несмотря на бесчеловечность его преступлений, все еще оставался представителем расы людей.

* * *

После обеда в офицерской кают-компании Пол весь вечер встречался с разными людьми, доказывал преимущества вовлечения в переговорный процесс семьи Паркеров, по крайней мере на данном этапе. Родригеса он убедил без труда – в конце концов, Родригес был его протеже, – и Мастерс как будто склонялся к его точке зрения, но Редман принялся яростно спорить.

Пола это не удивило. Почти каждая операция по освобождению заложников рано или поздно доходит до той точки, когда тактический командующий и ведущий переговорщик расходятся во мнении относительно следующих шагов. Причиной конфликта, как правило, становится неуступчивость захватчиков заложников и желание тактической группы «что-то с этим делать». Для заложников это опасный период, потому что тактические действия многократно увеличивают возможность того, что пострадают хорошие ребята.

Пол пытался вбить это в голову командиру «морских котиков», приводя в пример дела из базы данных ОКП, когда спешка приводила к кровопролитию. Редман слушал, но стоял на своем. «Черт возьми! – воскликнул он. – Мы не можем позволить кучке пиратов диктовать нам, как мы должны выполнять свое задание». Пол попытался убедить его, что нововведение – это не капитуляция, но спор затянулся до полуночи, когда им нужно было встретиться в каюте адмирала для совещания с ЦРМУ.

Пол и капитаны боевых кораблей сели за стол посреди комнаты, Родригес, Али Шариф и лейтенант-коммандер Кардуэлл заняли места вдоль стен. Пока энсин проверял систему связи, Пол рассматривал плоские мониторы. Один показывал GPS-карту Индийского океана с данными о положении, курсе и скорости «Возрождения» и трех военных кораблей. На другом мониторе пять человек сидели в конференц-зале под фотографиями президента и вице-президента на стене. «Наверное, где-то в недрах Белого дома», – предположил Пол. Там были Фрейзер, мужчина с ястребиными глазами в форме – адмирал Принс – и женщина средних лет в брючном костюме, Аманда Вулф. Пол узнал сидевшего в торце стола Гордона Талли, советника по нацбезопасности, и решил, что женщина рядом с ним – его помощница Эрика Ватсон.

– Извините, что мы начинаем в столь поздний для вас час, – сказал Талли и после краткого представления участников совещания сразу приступил к делу. – Адмирал Принс только что рассказал нам о возможных силовых вариантах решения нашего вопроса, и, должен признаться, все они плохие. Мы до сих пор не знаем точного количества пиратов. Ваши снайперы говорят, что насчитали шесть теней за занавесками, но полагают, что могут и ошибаться. Ваша группа захвата может подобраться к ним под водой, но они держат люки закрытыми, а значит, выкурить их слезоточивым газом не удастся. Вы можете вывести из строя винт, но мы не знаем, какой будет реакция пиратов, если они выяснят, что поломка была устроена умышленно. Нам меньше всего нужна кровавая баня, когда у нас еще есть время для мирного разрешения ситуации. – Талли что-то отметил в лежащем перед ним блокноте. – И это наводит меня на вопрос о намерениях Ибрахима. Агент Деррик, вы разговаривали с ним и за годы службы общались с десятками таких же, как он. Он серьезно настроен вести переговоры с семьей?

Пол подался вперед в кресле, заметив неудовольствие на лице Редмана.

– Мистер Талли, мое общение с Ибрахимом было очень кратким, и все, что я могу вам предложить, это моя интуиция. Я считаю, что он не играл, когда связывался с Паркерами. Захватывающие заложников бандиты, которые не держат свое слово, как правило, назначают необоснованные сроки, а потом сами же их нарушают. Ибрахим много раз угрожал, но указал единственный срок – когда нужно доставить выкуп. Не знаю, почему он взял дело в свои руки. Но, я думаю, это его личное решение.

Заговорила Эрика Ватсон:

– Адмирал нам рассказал, что вы беседовали с ним о религии.

Пол кивнул:

– Иногда мы произносим монологи, чтобы заставить объект как-то проявить себя. Мой лингвист дал мне кое-какие советы, но я импровизировал. Ибрахим заинтересовался тем, что я знаю Коран. Я бы не сказал, что это был разговор о религии per se. Скорее об истоках зла.

Ватсон что-то записала, а потом опять посмотрела в камеру:

– И какие впечатления у вас остались от этой беседы?

Пол вздохнул:

– У меня создалось впечатление, что он полностью осознает моральную сторону своих поступков. Если я не ошибаюсь, он находит им какое-то объяснение. Такова человеческая природа. Никто намеренно не лишает себя совести. Мое предположение – и это только предположение – таково: для него в этом деле есть нечто большее, чем деньги.

Ватсон вскинула брови:

– Хотите сказать, его толкает идеология?

Пол ловко обошел ловушку:

– Сомневаюсь. Борцы за идеи их не скрывают, даже наоборот. Тут я могу только догадываться, но готов поспорить, что у него есть личные мотивы.

Ватсон спросила с откровенным скептицизмом:

– И какие личные мотивы, позвольте узнать, могут быть у такого человека, как он?

Пол ничуть не смутился:

– Самые мощные мотивы – это любовь, преданность, ненависть и месть. Или любое их сочетание.

– Вы выставляете его романтиком, – вставил адмирал Принс. – Этакий сомалийский Джек Воробей. В реальном мире пираты – hostis humani generis, враги всего человечества.

– Может, он и враг, – заметил Пол, – но от этого он сам не перестает быть человеком.

Редман заскрежетал зубами:

– Я согласен с адмиралом Принсом. Думаю, агент Деррик слишком уж превозносит Ибрахима. Этот человек – пират. Он приставлял автомат к голове капитана Паркера и прострелил потолок парусника. Он угрожал убить восемнадцатилетнего парня, если его семья не соберет для него пять миллионов долларов. Я не верю ни единому его слову. И вам советую.

– Капитан Редман, – сказал Гордон Талли, – я ценю вашу объективность. Сомневаюсь, что кто-либо из присутствующих станет спорить с вашей оценкой характера Ибрахима. Но как, по-вашему, мы должны поступить?

Редман ответил прямо:

– Сэр, я прошу разрешения вывести из строя парусник. Мы можем сделать это под прикрытием темноты и обставить все так, будто винт застрял в мусоре. Как только Ибрахим поймет, что не сможет уйти, он откроет карты.

Глаза Талли впились в него через экран монитора:

– Вам не приходило в голову, что в его картах может быть расстрел одного из заложников?

Когда командир «морских котиков» замешкался с ответом, снова вклинился Пол:

– Сегодня утром я бы согласился с капитаном Редманом. Переговоры требуют времени, и повреждение парусника казалось наиболее подходящим способом выиграть время. Но Ибрахим открыл нам дверь. Если я прав насчет его мотивов, мы можем добиться своего без тактических действий.

Советник по нацбезопасности покосился на камеру:

– Вы же не предлагаете, чтобы мы отпустили пиратов с деньгами? Это не только пойдет вразрез с политикой Соединенных Штатов, но и окончательно лишит мой прагматический разум веры в справедливость.

Пол покачал головой:

– Я предлагаю сделать все, чтобы освободить заложников. А потом можно будет взяться за Ибрахима и его банду. – Он помолчал. – В молодости Юлий Цезарь попал в плен к пиратам в Средиземном море. Они захватили его вместе с кораблем и стали требовать выкуп. Он сделал так, чтобы им заплатили, но, как только оказался на свободе, собрал отряд и призвал к ответу преступников. Насколько я понимаю, это самый безопасный подход.

Талли язвительно рассмеялся:

– Я всю жизнь прожил в Вашингтоне и ни разу не слышал, чтобы случай с Юлием Цезарем предлагали как прецедент. Но я вас понимаю. Аманда, что у нас по юридической части?

– Пока мы находимся в море, все хорошо, – ответила Вулф. – Если они достигнут берега, будет сложнее. ООН позволяет задержать их на территории Сомали. Но мы не хотим разозлить правительство. Мы много работаем над тем, чтобы выборы в следующем году прошли как полагается.

– При всем уважении, сэр, – вставил Редман, изо всех сил стараясь оставаться учтивым, – а что если агент Деррик ошибается? Что если все это – хитрость и Ибрахим не собирается отпускать Паркеров в море? После того как он связался с семьей, прошло несколько часов, а парусник до сих пор движется в сторону Хобьо. Если бы я решил предать своих боссов-преступников, я бы бежал от них как можно дальше.

– Пол? – вопросительно произнес Талли, переведя на него взгляд.

– С этим я согласен, – признался Пол. – Не могу объяснить. Могу говорить только то, что мне подсказывает чутье. Думаю, он играет честно.

Талли что-то записал в блокнот и снова посмотрел в камеру:

– Фрэнк, ваше беспокойство объяснимо. Но я не вижу ничего плохого в том, чтобы предоставить семье свободу действий. Вы будете следить за переговорами. Если что-то пойдет не так, мы всегда можем обездвижить парусник.

Редман мигнул:

– Сэр, если мы отдадим контроль семье, вернуть его будет очень трудно. Вмешается человеческая природа.

– Вероятно, – согласился Талли, – но эта тропа еще не хожена…

– Прошу прощения, мистер Талли, капитан Редман, – заговорил Мастерс, – но я вижу что-то странное на GPS. – Он снял с ремня переговорное устройство и поднес ко рту. – Мостик, это капитан. Проверьте по радару и подтвердите курс и скорость движения «Возрождения».

Пол посмотрел на экран на стене и сразу увидел несоответствие. Когда совещание начиналось, три военных корабля и парусник шли в одном направлении. Теперь курс парусника слегка отклонился к западу, а скорость увеличилась более чем на один узел.

– Капитан, – произнес бестелесный голос, слегка растерянный, – парусник идет на двести девяносто восемь градусов, сорок девять минут, на скорости семь целых три десятых узла. Шел на триста двадцать девять градусов на шести узлах, когда я проверял в последний раз. – После паузы он продолжил: – Вахтенный офицер говорит, что яхта уже не буксирует лодку.

Все взгляды в каюте адмирала и в конференц-зале в восьми тысячах миль от нее обратились на Мастерса.

– При таком курсе и такой скорости где и когда «Возрождение» достигнет берега? – спросил он.

Ответ последовал спустя несколько секунд:

– При данном курсе и скорости, если не вмешается течение, парусник достигнет берега в двадцати четырех милях к северу от Могадишо приблизительно в семнадцать ноль-ноль по восточноафриканскому времени четырнадцатого ноября.

Пол мгновенно увидел связь. «Этот срок указал Ибрахим Ванессе».

Редман с недовольным видом откинулся на спинку стула и прокашлялся.

– В это трудно поверить, но, похоже, версия агента Деррика заслуживает доверия. Кажется, он убегает.

Талли выдохнул:

– Это упрощает дело. Значит, мы поступим следующим образом. Если Паркеры хотят заплатить, мы не станем их останавливать. Если Ибрахим спросит, что мы собираемся делать, мы ответим ему то, что он хочет услышать. Прессе ничего сообщать не будем, пока пираты не отпустят заложников. Когда это случится, возьмем их.

 

Дэниел

Индийский океан. 01°19´58˝ ю. ш. 52°04´11˝ в. д.

12 ноября 2011 года

За час до рассвета в каюте было темно, как в могиле, лишь свет далеких звезд сочился сквозь иллюминаторы. Дэниелу не спалось. Его с Квентином запихнули на койку, в которой едва хватало места одному, но не дискомфорт мешал ему заснуть. Ванесса. Ее голос, нежный, как шелк, но и преисполненный чувств, произносящий слова, в которые он не мог поверить: «Я купила билет на самолет. В Кейптаун. На Рождество. Я снова играла Бетховена. По памяти. Ты ведь просил меня сделать это. И поэтому ты должен там быть. Хорошо?» Что с этим делать, он не знал, поэтому просто держал их в уме и прислушивался к ним.

Глядя, как поднимается и опускается грудь Квентина, Дэниел вспомнил его рождение. Случилось это неожиданно, так же, как зачатие. На свет он появился на три недели раньше срока, и они не были к этому готовы. Детская не закончена, кроватку еще не привезли, в юридической фирме отпуск Дэниелу давали только в следующем месяце. Он вспомнил, как Ванесса проснулась рано утром и положила руку ему на грудь. «Кажется, у меня схватки», – прошептала она, и он тут же засуетился, забегал так, будто опаздывал на важное собеседование, которое изменит всю его жизнь. За пятнадцать минут они добрались до больницы, но схватки продолжались тридцать часов. Он до сих пор видел боль и отчаяние на ее лице, когда сестра наконец сказала, что она может начинать тужиться. Ванесса схватила его руку и вдавила ногти в его плоть. «Я не хочу это повторять, – сказала она. – Обещай мне». И он пообещал. Тогда это решение не казалось им преждевременным, ведь они оба были почти детьми. Все, что они имели, они вложили бы в ребенка. «Мы и не догадывались, насколько трудно быть родителями, – подумал он. – Но теперь я не представляю этого мира без него».

Дэниел обратил мысли к другой вещи, теребившей краешек его сознания, – к тени, которую он увидел ночью, поднимавшейся по трапу и крадущейся к штурвалу. Луна тогда была закрыта облаками, но он увидел достаточно, чтобы узнать в темной фигуре Афиареха, или Ибрахима, или как он там себя называл сегодня. Он услышал, как на автопилоте нажимаются кнопки, и почувствовал поворот налево. Еще он почувствовал легкий рывок и внезапное ускорение, как будто яхта избавилась от груза. «Лодка, – рассудил он. – Он ее отвязал». Почти сразу пират проскользнул обратно тем же путем, которым пришел, и скрылся из виду.

Он не мог решить, что сулили ему эти действия Афиареха, добро или зло. Предыдущий день прошел крайне неудачно. Учения военных разворошили пиратское осиное гнездо и накалили и без того напряженную обстановку на яхте до такой степени, что Дэниел почти чувствовал запах страха сомалийцев. Даже Афиарех вышел из себя и начал размахивать «калашниковым», как какой-нибудь дикарь. Когда он выстрелил во второй раз, оружие находилось так близко возле уха Дэниела, что он потом еще час ничего не слышал.

Страх достиг апогея, когда Афиарех что-то заметил в бинокль. Дэниел до сих пор не знал, что это было, но он видел, как потемнели глаза сомалийцев, как они загалдели и нацелили автоматы на невидимую угрозу. Афиарех снова взял командование на себя. Язык у него был хорошо подвешен, и он сумел успокоить их, но потом ему воспротивился Мас, глаза которого горели непокорством. В конце концов Афиарех взял верх, а Мас отступил, но эта стычка оставила Дэниела в недоумении, как и все, что произошло потом: тон, которым Афиарех разговаривал с Полом, его внезапный интерес к спутниковому телефону, звонок в Аннаполис с требованием выкупа, полуночное изменение курса и избавление от лодки.

Что за игру затеял пират?

* * *

Дэниел вздрогнул и проснулся от тяжелых ударов в дверь. Он посмотрел на Квентина и понял, что все-таки заснул. В каюте уже было светлее, звезды исчезли с неба. Он выбрался из спального мешка и поставил ноги на деревянный пол. Голова, обычно такая ясная ранним утром, не соображала, как с похмелья. Открыв дверь, он оказался лицом к лицу с Афиарехом.

– Вставай, капитан. Пора снова звонить твоей семье.

Дэниел коротко кивнул и последовал за пиратом к навигационной станции, не обращая внимания на взгляды остальных сомалийцев, расположившихся вокруг каюты. Вонь немытых тел была нестерпимой, но у них закончилась вода для душа. Оставшиеся запасы предназначались для питья.

Он раскрыл стол и достал из футляра спутниковый телефон. Это была современная модель, немногим больше обычного мобильника, работающая в системе «Иридиум». Он ввел номер, включил громкую связь и передал аппарат Афиареху, после чего сел в проходе, упершись локтями в колени. Квентин с копной растрепанных волос на голове проскользнул мимо него и встал в камбузе.

Линия соединилась, и Дэниел услышал голос отца:

– Алло. Это Ибрахим?

– Я Ибрахим, – сказал пират. – А кто вы?

– Я Кертис Паркер, отец капитана. Я буду говорить от имени семьи на переговорах.

Пират посмотрел в потолок и вдруг задумался.

– Да, я помню вас. У вас хорошие часы. Золотые, кажется?

«Как он..?» – подумал Дэниел. Потом вспомнил день, когда Афиарех осматривал его каюту. «Черт, он, наверное, нашел альбом с семейными фотографиями».

Кертис если и удивился, то не показал этого:

– Вы хорошо осведомлены.

Афиарех бросил на Дэниела задумчивый взгляд.

– Вы собираете деньги, Кертис? До конца срока у вас два с половиной дня.

– Это не так просто, Ибрахим. Деньги не растут на деревьях. Мы не сможем собрать пять миллионов к понедельнику. Максимум, что мы можем заплатить, это пятьсот тысяч. Есть и хорошая новость: военные согласились отойти, если мы договоримся.

Афиарех закатил глаза:

– Я видел дом капитана и украшения его жены. Я уверен, ваша семья может заплатить намного больше.

Кертиса это не проняло:

– Вы когда-нибудь слышали выражение «время – деньги»? Такие вещи, как недвижимость и частная собственность, для вас бесполезны. Чтобы их перевести в деньги, нужны месяцы. Вы просите наличные. Пятьсот тысяч – это все, что я могу достать. Обещание военных отойти стоит остального.

Афиарех сморщил нос, как будто почувствовал мерзкий запах:

– Не люблю, когда меня обманывают. Ваше предложение отклонено. Работайте лучше.

Без предупреждения пират отключился и покачал головой:

– Твой отец вряд ли нам поможет, капитан. Пожалуй, в следующий раз я буду говорить с твоей женой.

«Ах ты сволочь», – подумал Дэниел, ощущая сильнейшее желание свернуть Афиареху шею. Он представил, как Ванесса сидит в комнате рядом с Кертисом и Ивонной, стараясь не упасть духом. Небрежный отказ пирата от полумиллиона долларов, скорее всего, довел тревогу Ванессы до наивысшей степени. Она ненавидела торговаться. Она была из тех людей, которые либо платят названную цену, либо уходят.

Он сделал вдох и собрался с мыслями. Афиарех умен, он знает цену карт у себя на руках. Он дал понять, что готов получить меньше указанной изначально суммы, но не намекнул, сколько именно, предоставив Кертису делать ставки. И все же было приятно узнать, что военные не станут вмешиваться. Если за дело взялся Кертис, они найдут способ договориться.

Афиарех сел.

– Сколько стоит жизнь? – спросил он, глядя на Дэниела. – Я думал об этом много раз. В детстве я видел один фильм. Родители не хотели, чтобы я его смотрел, но я их не послушался. «Любовь нельзя купить». Знаешь его?

Дэниел кивнул, но ничего не сказал.

– Мне нравился Роналд, – продолжил Афиарех. – Он знал, чего хотел, и сделал все, чтобы этого добиться, хоть это и погубило его. Девушку он получил. Парадокс. Любовь купить он не мог, но мог купить дружбу. А без этого она никогда его не полюбила бы. Я думаю, что жизнь бесценна, только деньги делают все намного проще.

В животе у пирата заурчало.

– Что у нас на завтрак? – спросил он.

* * *

Дэниел услышал звук взлетающих вертолетов, когда они с Квентином убирали со стола. Вскоре последовал грохот реактивных самолетов. Сомалийцы бросились к окнам и стали переговариваться, как день назад. Афиарех проводил биноклем самолеты и велел Дэниелу включить музыку. Пока пел Мик Джаггер, пират вертел в руках спутниковый телефон и смотрел на часы, словно это был хрустальный шар, предсказывающий будущее.

Пару часов спустя Афиарех нажал на кнопку «перезвонить» и поставил телефон на стол в кабинке перед ним и Квентином. «На восточном побережье сейчас уже за полночь», – хотел возразить Дэниел, но непреклонного взгляда пирата оказалось достаточно, чтобы он промолчал.

– Ибрахим, – сказал Кертис бодрым, несмотря на столь поздний час, голосом, – мы ждали вашего звонка. Прошлый наш разговор вы закончили довольно резко.

Пират проворчал:

– Прогресс есть?

– Я ничего не смогу сделать, пока вы не назовете более разумную сумму, – ответил Кертис. – Я вас не обманывал, переговоры с моей стороны ведутся честно. У нас нет пяти миллионов.

В это мгновенье Дэниел услышал звук приближающегося самолета. Вой турбин нарастал, пока не начали дрожать тарелки в раковине. Афиарех поднес телефон к окну, позволяя реву заполнить микрофон. Наконец самолет поднялся обратно в утреннее небо, и в каюте снова стало тихо.

– Что это был за шум? – возмущенно спросил Кертис.

– Это ваши военные усложняют нам жизнь, – ответил пират. – Если хотите, чтобы у нас что-то получилось, заставьте военных убраться.

Кертис заколебался:

– И как мне это сделать?

Афиарех пожал плечами, словно ответ был очевидным:

– Свяжитесь с правительством. Пусть летают где-нибудь в другом месте. Я перезвоню через двадцать минут.

Пират выключил телефон и снова взялся за бинокль. Он произнес несколько фраз на сомалийском, и его люди сгрудились возле окон, наблюдая за небом. Пока пираты отвлеклись, Дэниел наклонился к Квентину и шепнул:

– Как ты?

Квентин тайком оглянулся.

– Я об Ариадне волнуюсь, – вполголоса произнес он. – В последний раз я посылал ей сообщение три дня назад.

Дэниел едва не улыбнулся.

– Только мальчишка-подросток будет думать о девушке, когда его жизнь в опасности. Где твой телефон? – спросил он. – Связь они не отключили.

– Что, прямо сейчас? – спросил Квентин, доставая из кармана телефон.

Дэниел посмотрел в глаза сына и увидел в них отражение себя в молодости – все удивление, замешательство и эмоции выплеснулись на полотно его сердца, как на картине Джексона Поллока. Он задал тот единственный вопрос, который имел значение:

– Ты любишь ее?

Квентин поморгал, потом залился краской.

– Скажи ей это, – шепнул Дэниел. – И передай, пусть свяжется с твоей матерью.

Заметив, что на них смотрит Либан, он махнул Афиареху:

– Моему сыну нужно в гальюн.

– Да, хорошо, – ответил пират и снова повернулся к окну.

Пока Квентин ходил в туалет, Дэниел откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и сосредоточил все внимание на слухе. Он слышал свист самолетов, чертивших небо, и приглушенное «вамп-вамп-вамп» вертолетов, летавших вокруг, как пчелы. Кертис имел обширные связи в правительстве, но он не был всесильным. Дэниел представил себе, как он звонит по телефону, дергает за нужные ниточки, как многократно делал это в фирме. Уступит ли ему военное начальство, если поймет, что, провоцируя пиратов, ничего не добьется, или будет стоять на своем, продолжая политику запугивания?

Он услышал звук воды, спускаемой в туалете, и Квентин вернулся в каюту.

– Получилось? – шепнул Дэниел.

Когда сын кивнул, он ощутил странное торжество. «Вот вам, сволочи!» Это была маленькая победа над пиратской тиранией, тогда она показалась триумфом.

– Там еще кое-что было, – тихо промолвил Квентин. – Сообщение от дедушки. Он спрашивал, сколько гнилых яблок мы взяли с собой.

У Дэниела холодок пробежал по коже, но выражение его лица не изменилось.

– Что ты ответил?

Квентин посмотрел ему в глаза.

– Сказал, что семь.

* * *

Через какое-то время Афиарех бросил бинокль на сиденье и взял телефон.

– Они не уходят, – процедил он, глядя на Дэниела горящими гневом глазами. – Твой отец играет с нами.

Дэниел развел руками:

– Мой отец бизнесмен и говорит правду. Он не может махнуть волшебной палочкой и заставить правительство Соединенных Штатов подчиниться. Они поступают так, как считают нужным.

Афиарех бросил телефон Дэниелу:

– Меня это не устраивает. Скажи Кертису: если он хочет, чтобы мы ему доверяли, он должен доказать, что военные не станут вмешиваться. Если самолеты все еще будут в воздухе через… – он посмотрел на часы, – тридцать минут, сделка не состоится.

Дэниел нажал на кнопку «перезвонить», ощущая комок страха в желудке.

– Папа, – начал он, когда Кертис снял трубку, – военные не отходят. Пираты нервничают. – Он передал послание Афиареха и указанный срок. – Чего бы они ни добивались, бряцая оружием, это производит только обратное действие. Им нужно отойти.

– Я им это передам, – сказал Кертис, не скрывая неудовольствия. – Держитесь.

* * *

Следующие полчаса Дэниел был сверхбдителен. Он наблюдал за сомалийцами, пока они смотрели в окна, замечая и запоминая каждое изменение в выражении лиц, каждое непроизвольное движение, и наделял их значением – позитивным или негативным, – как в каком-нибудь психоаналитическом бинарном коде. Долгое время его наблюдения уходили в отрицательный баланс. Нахмуренные брови, недовольные гримасы, напряженные мышцы, постукивание ступнями, дергающиеся губы, произносимые угрожающим тоном слова – все это указывало на напряженные нервы и сдерживаемую ярость. А потом что-то случилось, внезапно, точно по волшебству. Глаза их распахнулись, плечи расслабились. Губы перестали сжиматься, а голоса приобрели более легкие ноты.

– Что происходит? – спросил Дэниел Афиареха, не услышав никаких изменений в шуме снаружи.

Пират посмотрел на него торжествующе:

– Самолеты возвращаются на авианосец.

Дэниел обнял Квентина за плечи.

– Слава богу! – воскликнул он, чувствуя, как облегчение захлестывает его. Каким-то чудом Кертис добился невозможного, убедил военных, что нужно быть осторожнее.

Вскоре механическая серенада боевых самолетов и вертолетов стихла. Пираты воздели в воздух кулаки и восславили Афиареха, даже Мас, хотя он ликовал меньше остальных.

Наконец Афиарех взял спутниковый телефон и позвонил в Аннаполис. Когда Кертис ответил, пират поднес трубку к ближайшему окну.

– Вы это слышите? – весело произнес он.

– Слышу что? – ответил Кертис.

– Звук пустого неба. – Афиарех позволил Кертису еще какое-то время послушать тишину, явно получая удовольствие. Потом сказал: – Капитан говорил мне, что вы – человек слова. Теперь я ему верю. Мы примем три с половиной миллиона долларов. Я позвоню на закате. – И он положил трубку.

 

Ванесса

Вашингтон, округ Колумбия

12 ноября 2011 года

Ванесса широкими шагами прошла через зал, катя чемодан на колесиках и выискивая взглядом свой гейт. Самолет авиакомпании «Эфиопиан эйрлайнс» рейсом из Вашингтонского аэропорта имени Даллеса в Аддис-Абебу взлетал через тридцать пять минут. Она почувствовала подспудный страх, который всегда охватывал ее перед полетом, хоть и знала, что чувство это иррациональное. Статистика однозначно была на ее стороне, как любил повторять Дэниел всякий раз, когда они куда-то летели. Однако, как ни крути, случаются и авиакатастрофы. Иногда самолеты падают. Более страшного способа умереть она не могла представить.

Ванесса посмотрела на идущую рядом Мэри Паттерсон. Агент ФБР имела безмятежный вид, словно она каждый день летала через полмира, чтобы заплатить выкуп за заложников. Ванесса была рада тому, что путешествует не одна, а в компании, но также она была рада и тому, что они не будут сидеть рядом в самолете. Она предложила поменять билет Мэри, купленный за счет Бюро, с эконом-класса на бизнес-класс, но агент ФБР отказалась. Как тут не обрадоваться? Полет в Африку занимал тринадцать с половиной часов, и Ванессе хотелось одного – выспаться.

Путешествие это организовалось в последнюю минуту. Вчера днем, сразу после четырех часов, Мэри получила от своего босса подтверждение, что правительство не станет вмешиваться, если семья будет вести переговоры с Ибрахимом. Получив это обещание, Кертис весь вечер проводил вычисления и вел переговоры с банками и брокерами. Как Ванесса и предполагала, большая часть его денег была вложена в недвижимость и пенсионные счета. Но доступа к наличности он не был лишен. Кертис имел обширные кредитные линии на свое имущество и владел крупным запасом долларов и евро на Каймановых островах, которые в любую минуту можно было перевести в любой банк мира.

Ванесса тоже внесла лепту, насобирала, что смогла: остатки денег на парусном счету Дэниела и их почти исчерпавшиеся сбережения. Когда Кертис удивился, увидев сумму, она в смущении призналась, каким ударом по их финансам стало кругосветное путешествие. Она предложила добавить из своего собственного капитала, но Кертис отказался, чем заставил Ванессу почувствовать себя униженной. В отличие от вечно сорившего деньгами Дэниела, она всегда была экономна. Финансовая стабильность стала для нее делом чести. А сейчас ее положение уж никак нельзя было назвать стабильным.

Часы позднего вечера прошли в напряжении. Кертис собрал внушительную сумму, но им нужен был Ибрахим, чтобы продолжить торг. Пока телефон молчал, а минуты шли, Ванесса перепробовала все, чтобы прогнать волнение. Скрипка Биссолотти стояла совсем рядом, но уединения, необходимого для игры, не было. Она включила музыку, но та не помогла расслабиться. Поэтому она ходила по гостиной, гуляла со Скипером, писала письма Ариадне, плела паутину надежды, чтобы поддержать и ее, и себя, и слушала наставления Дюка Стронга о передаче выкупа, при этом пытаясь понять, как ее благословенная спокойная жизнь превратилась в киносценарий.

Наконец, сразу после полуночи, Ибрахим снова позвонил, но не со встречным предложением. Он потребовал, чтобы военные приземлили самолеты. Требование было странное, все равно что просить синоптика прекратить дождь. Мэри позвонила своему боссу, а Кертис связался с друзьями в Пентагоне. Ответ правительства был прямым: разрешение семье вести переговоры не подразумевало уменьшения давления на пиратов. Но Кертис настаивал, и тогда вмешался Фрэнк Оверстрит, помощник министра обороны. Он вытащил Гордона Талли из постели и соединил его с Кертисом. Внимательно выслушав его, советник по нацбезопасности пообещал вмешаться.

Этот разговор по телефону закончился за пятнадцать минут до указанного Ибрахимом конечного срока. Ванесса в панике наблюдала, как истекает время. Дыхание ее сделалось затрудненным, сердце в груди колотилось. Два раза она ходила в туалет, думая, что ее сейчас стошнит. Потом опять зазвонил телефон, и Ибрахим сообщил, что военные отступили. Ванесса испытала такое облегчение, что на какой-то краткий миг почувствовала благодарность к пирату. Он бессердечен, но по крайней мере рационален.

Как только Ибрахим уменьшил сумму, Стронг привел в действие механизмы доставки выкупа, предполагая, что они все-таки придут к согласию. Пока в Аннаполисе продолжались переговоры, в Найроби началась координация доставки. Тони Флинт, бывший разведчик из Корпуса морской пехоты и руководитель восточноафриканских операций группы «Стрелец», взялся организовать логистику, но ему нужна была помощь представителя семьи. Ванесса сама вызвалась лететь, главным образом из-за желания выбраться из дома, а Мэри взяла в Бюро разрешение ее сопровождать.

Когда они дошли до гейта, посадка уже началась. Ванесса и Мэри прошли по джетуэю и внутри самолета расстались. Ванесса нашла свое место рядом с кабиной и рухнула в кресло, положив голову на подголовник. За прошедшие четыре ночи она спала всего четыре часа. Даже во время последипломной больничной подготовки она отдыхала больше. В сумочке у нее лежал амбиен, но ей не хотелось его принимать. В юности она видела, как мать боролась со стрессом при помощи никодина, и дала зарок никогда не упрощать себе жизнь с помощью лекарств. А то, что теперь она сама прописывала такие лекарства своим пациентам, Ванесса считала иронией судьбы и не придавала этому значения.

Она закрыла глаза и несколько минут подремала, отключив сознание от голосов стюардесс, раздающих пассажирам газеты и напитки. Неожиданно в ее сумочке зазвонил «айфон». Достав его, она увидела, что звонит Тед Коллинс, отчим. «Надо же ему было позвонить именно сейчас», – подумала она. Сперва она собралась не отвечать и дождаться, когда он оставит голосовое сообщение, но потом решила, что это только отсрочит неизбежное.

– Алло, – сказала она, глядя в окно на стоящий рядом самолет.

– Ванесса, это Тед, – произнес он с хрипотцой заядлого курильщика. – Я видел новости. Почему ты не позвонила?

В голове у нее пронеслось множество отговорок, но ни одна не подходила.

– Сейчас многое происходит. Я не в том месте, где можно говорить.

Он намека не понял:

– Где ты? С Дэниелом и Квентином все в порядке?

Этот вопрос ее рассердил. «С каких это пор ты стал волноваться за мою семью? Звонишь два раза в год, на мой день рождения и на Рождество. На остальные праздники просто присылаешь чеки». Она знала, что не совсем справедлива к нему. Тед принял ее, дал ей образование мирового уровня, завидный брак и скрипку Биссолотти. Но подарками душевной поддержки не заменишь. Его никогда не было рядом, когда ей требовалось кому-нибудь излить душу. Подобно Триш, он оставил ее одну на минном поле взросления.

– Я в самолете, – просто ответила она. – С Дэниелом и Квентином все хорошо. По крайне мере, пока что. Я сейчас не все могу рассказать. Дай мне несколько дней, и я расскажу больше.

Это обещание она не собиралась исполнять, но ей очень хотелось закончить этот телефонный разговор.

Однако Тед и не думал замечать ее намеки:

– Пресса с ума сходит. Весь Интернет об этом гудит. Пишут, что военные ведут переговоры с пиратами. Как ты там держишься?

– Как-то держусь, – слегка раздраженно ответила она. – Послушай, мне правда пора.

Он кашлянул.

– Сообщи, если что-нибудь будет нужно. Если нужны деньги, я могу помочь. Ты же помнишь об этом, да? Матери нет, но я все еще здесь.

Она услышала странную нотку в его голосе, некое подобие искреннего участия, но как к этому отнестись, ей было непонятно. Провидение сыграло с нею удивительную шутку. Дочь королевы красоты, ставшей стриптизершей в юго-западной Вирджинии, первое десятилетие своей жизни она провела в бедности, не зная, не отключат ли им свет за неуплату, не выселит ли их владелец дома, потому что Триш все свои заработки спускала на вечеринки и не платила по счетам. Потом появился Тед, после него Дэниел и Кертис, мужчины, которые разбрасывались деньгами так, будто жизнь – это гигантская игра «Монополия», но становились прижимистее Скруджа, когда речь заходила о ее душевных потребностях. Она научилась жить с ними, ничего не ожидая. Когда о ней вдруг начали заботиться, она просто не знала, как себя вести.

– Спасибо, – проронила она. – Я сообщу.

Выключив телефон, Ванесса закрыла глаза и отгородилась от всего, кроме мыслей о сне. Она почувствовала, как самолет сдал назад от терминала и выкатился на взлетную полосу. Почувствовала, как заработали двигатели, как самолет завибрировал, набирая скорость, как над головой задрожали багажные полки и как крылья наконец поймали ветер и подняли их в небо. Пока самолет преодолевал турбулентность, она крепко держалась за подлокотники и открыла глаза, только когда они набрали высоту и опасность неудачного взлета осталась позади. Опустив спинку сиденья в лежачее положение, она приняла две таблетки амбиена, запив их водой. Эта маленькая уступка принесла почти мгновенное облегчение. Не прошло и минуты, как сознание начало покидать ее, точно вода, уходящая в сток, кружась… кружась…

Пока наконец не ушло.

* * *

Когда Ванесса проснулась, вне самолета уже было темно. Выглянув в окно, она увидела далеко внизу растянувшиеся, как ожерелье, огни города. На встроенном в кресло компьютере она вызвала карту и увидела, что они пролетают над сапогом Италии. Посмотрев на мерцание огней Бриндизи, она поинтересовалась у стюардессы, можно ли еще пообедать. У нее вдруг проснулся зверский аппетит. Стюардесса бросилась выполнять ее просьбу и принесла обед: салат, хлеб, рис с курицей и спаржу. Ванесса отказалась от предложенного вина, чтобы избежать обезвоживания организма, и под развлекательный фильм принялась за еду. Потом пошла в туалет почистить зубы, выпила еще одну таблетку амбиена и снова заснула.

В сонном тумане ей почудилось, что она стоит на кладбище, среди мокрой апрельской зелени. Это место она узнала – Сайпрес-хиллс в Бруклине. Рядом под ветвями клена находилась мраморная могильная плита. Надпись на ней гласила: «Патриция Ли Стоун, любимая жена и мать, 5 мая 1952 – 1 апреля 2007». Рядом с ней стоял Тед. С розой в руке он смотрел, как она плачет. С ее уст срывались слова, которые приходили ей на ум тысячу раз, но которые она ни разу не произнесла вслух; боль, накопившаяся за годы, сдерживаемая, усмиряемая, теперь выплеснулась на человека, который позволил ей вырасти в идиллии, но никогда не любил ее как отец.

– Значит, какие у меня самые ранние воспоминания о ней? – спросила она. – Мы были в Нью-Йорке, в клубе. У нее всегда не хватало денег на няню, и она вечно таскала меня с собой на работу. Помню, как она стояла перед зеркалом, почти голая, и накладывала макияж перед выходом на сцену. В комнату вошел мужчина и сбросил с себя штаны. Она накинула мне на голову полотенце и велела не слушать. Мне было два.

Слезы катились по щекам Ванессы.

– Жить с ней было все равно что жить в цирке, который не уезжал из города. Она то взлетала высоко, то срывалась и падала в самый низ, то мечтала о каком-нибудь будущем Ланселоте, то рыдала, вспоминая дни, когда была второй красавицей Вирджинии. Знаешь, сколько раз она так называла себя? «Мисс Аллегейни Хайлендс 1968 года, претендентка на титул Мисс Вирджиния». Она была вечным подростком. Всю жизнь прожила семнадцатилетней.

Ванесса перевела дыхание и продолжила рассказ:

– Она так и не рассказала мне, кто мой отец. Я годами спрашивала у нее, но она так и не назвала его имени. О своих родителях или братьях, сестрах она тоже не рассказывала. Я ничего не знала о них, пока не появился Интернет, но тогда было уже слишком поздно. Она лишила меня семьи. Хуже того, она никогда не вела себя как мать. Я сама готовила себе еду в семь лет. К двенадцати я уже стирала белье и вела ее чековую книжку. Но знаешь, что в этом самое безумное? Ею все восхищались. Все относились к ней по-особенному. – Голос Ванессы начал стихать, и последние слова она произнесла шепотом: – Никто не обращал внимания на меня.

Она посмотрела на Теда, и он посмотрел на нее. Волосы его шевелил ветер, одет он был так, будто собирался на совещание: темный костюм, галстук и туфли-оксфорды с мыском. Руководитель страховой компании, он вел последовательный и размеренный образ жизни, будучи прямой противоположностью Триш во всем, кроме разве что привычки курить, которую он, по его словам, приобрел в Вудстоке, и зацикленности на себе, которую не считал недостатком.

– Ты закончила? – наконец спросил он. – Я любил ее так, как никто в мире ее не любил, но я не стану ее оправдывать. У нее было много недостатков. Но ее больше нет. Нужно смириться с этим.

– Как мне это сделать? – мягко спросила Ванесса. – Она так и не признала, что обижала меня. Знаешь, чему она меня учила, когда мне было шестнадцать? Она говорила: «Занимайся сексом, сколько хочешь». Если я забеременею, можно будет сделать аборт. Она говорила, что сама сделала бы аборт, если бы были другие законы. Представляешь, сказать такое собственному ребенку! Понятно, почему у меня жизнь не сложилась.

Тед медленно покачал головой:

– Она любила тебя, Ванесса. Она говорила мне об этом много раз.

Ванесса вытерла глаза и посмотрела на окутанное туманом кладбище.

– Тогда почему она заставила меня чувствовать себя крестом, который ей нужно нести?

Тут сон сменился белой картинкой, как будто в киноаппарате закончилась пленка, но Ванесса продолжала спать, пока самолет летел над Северной Африкой. Проснулась она через несколько часов от прикосновения к плечу.

– Мы скоро заходим на посадку. Вам необходимо поднять спинку сиденья.

Ванесса поморгала, чувствуя себя спросонья слегка осоловелой, но посвежевшей. Сон еще тревожил ее, но она прогнала его и выглянула в окно, нервно отпивая воды из бутылки, пока самолет снижался к Международному аэропорту Боле. Покрытый зеленью эфиопский ландшафт удивил ее. Изумрудные горы и извилистые реки вокруг Аддис-Абебы имели больше общего с ирландской природой, чем с африканской саванной, которую она знала по книгам и фильмам.

Самолет плавно приземлился и подрулил к бетонированной площадке в нескольких сотнях ярдов от заключенного в стекло терминала. Ванесса взяла свой багаж и встретилась с Мэри рядом с автобусом аэропорта. Утренний воздух оказался прохладнее, чем она ожидала, к тому же с гор дул резкий ветер. Они вошли в автобус с остальными пассажирами, в основном африканцами, разговаривавшими на самых разных языках, и взялись за свисающие с потолка резиновые ручки.

– Похоже, вы отдохнули, – заметила Мэри. – Удалось поспать?

Ванесса кивнула.

– Чувствую себя лучше. – Она посмотрела на «блэкберри» Мэри. – Есть связь?

– Сигнал сразу поймался. – Понизив голос, она прибавила: – Ибрахим спустился до трех.

Ванесса вздохнула, радуясь успехам, но и ужасаясь исходу, который теперь казался неизбежным. Цель, которой они добивались – чуть меньше двух миллионов долларов, – все равно была гигантской суммой, Триш столько и за две жизни не заработала бы. Но, что еще хуже, пираты эти деньги просто растранжирят. Дюк Стронг был с нею откровенен: «Какое-то время они поживут королями. Наркотики, выпивка, женщины и так далее. Часть они отдадут семьям. А потом, когда ничего не останется, отправятся искать новое судно».

* * *

Спустя два часа они сели на транзитный рейс, где их места оказались в хвосте. Самолет взлетел по расписанию и поднялся в высокое африканское небо. За разговором и кофе время прошло быстро, и вскоре они уже снова пошли на посадку, на этот раз в Международном аэропорту имени Джомо Кениаты вблизи Найроби. Они прошли паспортный контроль и проследовали на тротуар, где их ждал загорелый мужчина в джинсах и солнцезащитных очках-авиаторах.

– Госпожа Паркер, агент Паттерсон, я Тони Флинт, – сказал он, сняв очки и посмотрев на них поразительно яркими голубыми глазами. – Добро пожаловать в Кению. Машина там.

Он перевел их через улицу к серебристому «лендроверу» и уложил их чемоданы в багажник. Как только они устроились в салоне, он выехал из аэропорта и направил машину к центру Найроби. Ванесса приоткрыла окно и стала смотреть на проплывающий мимо город. Вскоре улица превратилась в бульвар, кишащий автомобилями и такси и окруженный высотными зданиями и зелеными островками. Если не считать того, что почти все на улице были африканцами, Найроби напоминал обычный город в Америке, одновременно процветающий и загнивающий, переосмысляющийся и перестраивающийся.

В какую-то минуту Ванессе пришло в голову проверить «айфон», и она обнаружила электронное письмо от Кертиса: «Надеюсь, добрались нормально. Ибрахим просит 2,5. Дюк надеется на скорое соглашение. Прорабатываю последние детали. Держись. Уже недолго осталось». Она откинулась на спинку сиденья, едва ли не впервые радуясь тому, что ее будущее зависит от отчима. Несмотря на все свои недостатки, он знал, как заключать сделки.

Они пересекли деловые кварталы города, въехали в район бунгало и многоквартирных домов и свернули на подъездную дорогу, обсаженную с обеих сторон пышной зеленью. Остановились у ворот, Флинт обменялся несколькими словами на суахили с охранником, и тот помахал им, чтобы проезжали. Они проследовали на территорию ухоженного участка и остановились перед пышным зданием с оштукатуренными розовыми стенами, широкими окнами и терракотовой крышей.

– Это загородный клуб «Мутгейга», – пояснил Флинт, открывая Ванессе дверь. – Уютное и уединенное место. Зарегистрироваться можно потом, а пока давайте займемся делом. Здесь сзади есть кафе.

Ванесса посмотрела на Мэри:

– Я бы что-нибудь съела.

– Я тоже, – сказала агент ФБР, следуя за Флинтом ко входу.

Помещение клуба словно перенеслось в наши дни из далекого прошлого: кругом дерево и медь, паркетные полы, большие ковры, тяжелые портьеры и старинная мебель. Флинт провел их по вестибюлю и дальше через двустворчатые двери, открытые для проветривания. За дверьми оказался укромный двор с палисандрами и огненными деревьями, цветущими кустами и пушистым газоном, упирающимся в портик из плитняка, а также плавательным бассейном. Они обошли бассейн и сели за столик в тени фигового дерева.

– Расклад такой, – без вступления начал Флинт. – До указанного Ибрахимом срока остается двадцать шесть часов. Если они договорятся, Кертис отправит деньги в банк, который мы контролируем. Я уже говорил с управляющим банка, наличность у него есть, стодолларовые купюры, отпечатанные после 2005 года. Утром мы заберем деньги, положим их в водонепроницаемый контейнер с купюросчетной машиной. Самолет вылетает из аэропорта Уилсона. Мы работаем с очень надежной чартерной компанией. До точки передачи денег лету меньше трех часов. Все это время мы будем оставаться на связи с пиратами, после чего передадим дело в руки военным, и те уже вывезут ваших мужа и сына. Все довольно ясно.

«Если ты зарабатываешь тем, что каждый день меняешь доллары на человеческие жизни», – подумала Ванесса, снова ощутив причудливость происходящего.

– Как часто вы это делали? – спросила она.

Флинт не стал скромничать:

– Я организовал две дюжины передач в Сомали, в основном выкупал захваченные суда, но у меня бывали и похищенные журналисты, и волонтеры. Правда, все они были иностранцами. Это первый раз я имею дело с заложниками-американцами. – Он ненадолго задумался. – Скажу честно, я чертовски удивлен, что военные сидят сложа руки. Когда я служил в Ираке, мы похитителям спуску не давали. Их или убивали, или брали, все, конец истории. Наверное, дома кто-то дергает за очень серьезные ниточки.

«Кто-то дергает», – мысленно согласилась Ванесса, но в сердце почувствовала тревогу. Одну и ту же мысль она уже услышала от нескольких специалистов. Ей вспомнились слова Дюка Стронга: «Правительство хочет искоренить пиратство и захват заложников. В их представлении единственный способ это сделать – показать захватчикам заложников свой громадный перевес в силе». Мэри придерживалась более умеренных взглядов, признавая, что похищения иностранцев часто решаются с помощью выкупа. А Пол Деррик, похоже, от всей души поддерживал ее желание решить этот вопрос мирно. Но не Бюро заказывало игру. И если военные из ВМС шли на уступки ради продолжения переговоров, то история Пентагона почти не знала компромиссов. Она вспомнила заявление Кертиса в самом начале, когда он передавал слова помощника министра обороны: «Выплата выкупа не является целью правительства». Она бросила взгляд на Мэри – не известно ли агенту ФБР что-то такое, чего не знает она?

– Здесь есть меню? – спросила она Флинта. – Очень хотелось бы увидеть.

Консультант по безопасности быстро встал.

– Найду официанта.

Когда он удалился, Ванесса повернулась к Мэри:

– Он уже третий, кто говорит мне: того, что мы делаем, не было в планах военных. Я хочу быть уверенной, что они поступят так, как договаривались.

Мэри вдруг как-то смутилась:

– Меня заверили, что военные не будут вмешиваться.

Ванесса пристально всмотрелась в агента ФБР, в голове у нее появилась безумная мысль, от которой одновременно становилось страшно и захватывало дух.

– Этого недостаточно. Когда речь идет о жизни Дэниела и Квентина.

Мэри сочувственно покивала:

– Я понимаю, что вы ощущаете. Но мы на одной стороне. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы вернуть их домой.

– Я верю вам, – промолвила Ванесса, не увидев в глазах Мэри фальши. – Но есть разница. Для меня это личное дело. Для них – не личное. Я хочу превратить его в личное.

Мэри грустно вздохнула:

– Чего вы хотите от меня?

 

Исмаил

Индийский океан. 01°04´26˝ с. ш. 47°33´55˝ в. д.

13 ноября 2011 года

Исмаил смотрел на часы на камбузе, наблюдая за бесконечным движением секундной стрелки и жалея о том, что не может его ускорить. Он никогда не любил ждать. В юности он слышал от отца, что терпеливость – это истинный признак зрелости, но не соглашался, видя в ней репетицию смерти. «Нельзя вернуть прожитые дни, – в семнадцать лет говорил он Адану. – Научиться ждать я могу в могиле». Трагедия изменила его взгляды, но не чутье. Некоторых врагов можно было победить только временем. Но сейчас сидеть внутри яхты и ждать для него было невыносимо.

Для его людей, похоже, тоже. Часы шли, и их ропот становился все громче, разочарование проступало на лицах все явственнее. Перед самым закатом Гюрей и Мас повздорили из-за туалета. Остальные быстро приняли чью-либо сторону – Осман с Масом, Либан и Дхуубан с Гюреем, – и Исмаилу пришлось кричать на них целых пять минут, прежде чем ему удалось установить мир. Потом, во время обеда, Сондари ринулся в ванную и заблевал весь умывальник, и Осман принялся ругать еду, жалуясь, что у него от нее понос. Исмаил опроверг их теории, объяснив, что они просто засиделись взаперти и что у них морская болезнь. Но мысль о том, чтобы подняться на палубу и подставиться американским снайперам, взбудоражила их еще больше.

Единственное, что их успокаивало, это обещание вознаграждения. Поэтому Исмаил превратил телефонные звонки о выкупе в настоящее представление: перед тем как позвонить, предсказывал, как пойдет разговор; переводил свой диалог с Кертисом – кнопка отключения микрофона оказалась как нельзя кстати, – а после звонка давал отчет и прогноз о том, каким будет следующий шаг семьи капитана. Каждый раз, когда Исмаил предсказывал верно и Кертис повышал ставки – сначала до 900 тысяч долларов, потом до 1,22 миллиона, потом до 1,5 миллиона долларов, – он завоевывал все большее доверие своих людей. Для того чтобы его гамбит закончился успехом, Исмаил отчаянно нуждался в доброжелательном к себе отношении. Со временем они поймут его хитрость и встанут перед страшным выбором. Однако этого не должно произойти, пока они не получат выкуп. Случись это раньше, и все рухнет.

Почти ровно в десять вечера Исмаил провел то, что, как он надеялся, станет последним сеансом показухи, перед тем как они с Кертисом достигнут согласия. Он сел на сиденье у правого борта яхты, а люди набились в кабинку, вытолкнув капитана и Тимаху, которые ушли на камбуз. Лица у всех были разные: возбужденные, усталые и угрюмые, но все смотрели на него. Он разогрел их ободряющими речами и объяснил, что последние шаги в переговорах самые важные. Семья пытается ударить по тормозам, подняв цену якобы до последнего предела, но он на это не клюнет. Чтобы придать веса своим словам, он выжал апельсин в тарелку, пока в нем не осталось ни капли сока. Потом взял спутниковый телефон и позвонил.

– Ибрахим, – сказал Кертис, приветствуя его. – Как мои сын и внук?

– У них все хорошо, Кертис, – ответил Исмаил. – Сможете поговорить с ними, когда заключим сделку.

– Нет, – не согласился Кертис. – Я хочу поговорить с Дэниелом сейчас.

Исмаил нажал кнопку отключения микрофона и перевел своим людям суть разговора.

– Вот тварь, – прорычал Осман.

Гюрей поддержал его:

– Никаких разговоров, пока не будет сделки.

Исмаил снова включил микрофон:

– Мои люди устали от этих переговоров, Кертис. Мы и так пошли вам навстречу. Мы не примем меньше двух миллионов ста тысяч долларов. Я знаю, у вашей семьи есть такие деньги, так что не тратьте время, убеждая меня в обратном. До окончания срока у вас осталось семнадцать часов.

Он без предупреждения отключил вызов и смешался со своей командой. Потом они начали спорить: Либан предлагал пойти на взаимные уступки, а Осман хотел начать угрожать капитану уже открыто, без всяких игр. Посреди этого спора он несколько раз услышал фразу «лаба милиан» – «два миллиона». Исмаил с трудом удержался от улыбки. Цель его была такова: он возьмет себе 350 тысяч долларов – это гораздо меньше, чем обычная командирская доля, но для того, что он задумал, достаточно, – и выдаст каждому по 275 тысяч, что, надеялся он, станет для них достаточным стимулом.

Через несколько минут он опять вызвал Кертиса.

– Так что, мы договорились? – спросил Исмаил.

К ответу Кертиса он оказался не готов.

– Ибрахим, я только что переслал миллион восемьсот пятьдесят тысяч на банковский счет в Найроби. Сейчас там находится жена моего сына. Утром она снимет наличность и самолетом отправит вам. Это все, что мы смогли собрать. Если хотите больше, нужно отложить срок выплаты.

– Я думаю, вы лжете, – тут же ощетинился Исмаил. – Я думаю, вы торгуетесь.

– Значит, вы – глупец, – вскипел Кертис. – Я убедил военных оставить вас в покое. Зачем мне лгать, когда мы так близко?

Неожиданный ход связал Исмаилу руки. Нет, сумма его устраивала. Он все равно получит свои 350 тысяч, и, хоть доли остальных уменьшатся до 250 тысяч, это все равно больше, чем любой из них мог бы заработать за десять лет пиратства. Проблема была психологической. Они договорились о двух миллионах. Любая меньшая сумма выставит его слабаком, а проявить слабость он не мог себе позволить.

– Это неприемлемо. Конечный срок остается прежним.

После этих слов он выключил телефон, но на минуту задумался. Решение должно быть общим. Он наделил своих людей правами, предложив им участвовать в переговорах, и не мог исключить их, не подорвав свое положение. Существовал лишь один способ убедить их принять меньше двух миллионов. Они должны почувствовать срочность сделки. Только убеждать следовало осторожно. Как верблюды у хорошего пастуха, они должны думать, что сами идут в нужном направлении.

– Семья капитана играет с нами, – сказал он, разъяснив предложение Кертиса. – Я не сомневаюсь, что мы можем получить два миллиона долларов, но для этого придется подождать еще день-два. Я за то, чтобы ждать. Еды у нас достаточно, военные нас не беспокоят. Не будем спешить, пока не получим достойную сумму.

Люди отнеслись к его словам предсказуемо. Осман ударил кулаком по столу:

– Два миллиона! Не меньше!

Дхуубан и Сондари кивнули.

– Два миллиона, два миллиона, – сказали они.

Исмаил посмотрел на Либана, потом, затаив дыхание, на Маса. Его право быть преемником Гедефа зависело от того, что случится дальше. Если они скажут, что он блефует, и выяснится, что Кертис говорил правду, все может измениться в опасную сторону очень быстро. К счастью, Либан был слишком умен, а Мас слишком подозрителен, чтобы принять на веру его предложение.

– Как далеко мы от берега? – спросил Либан.

Исмаил прищурился:

– Примерно полторы сотни миль.

– Когда, по твоим расчетам, мы должны высадиться?

– Завтра в конце дня.

Это все, что нужно было знать Масу.

– По-моему, ждать – это самоубийство, – сказал он. – Думаешь, корабли будут все время там торчать и ничего не сделают, чтобы нас остановить? – Он яростно покачал головой. – Нужно брать деньги и идти к берегу как можно быстрее.

Исмаил сложил на груди руки, играя роль оскорбленного командира:

– И ты согласен взять меньший выкуп? Что ты скажешь своей семье?

Мас нахмурился:

– Скажу им, что мало – лучше, чем ничего.

«Отлично выразился», – подумал Исмаил и, взглянув на Османа и Гюрея, увидел, что пыл исчез из их глаз.

Неожиданно заговорил Либан:

– Мне кажется, Мас прав. Меньший выкуп лучше, чем пуля в голову.

Прошло несколько секунд, и Осман тоже уступил:

– Я с Масом. Берем меньший выкуп.

Это стало поворотной точкой. Вскоре согласились и остальные. Исмаил взял телефон.

– Если мы примем эти деньги, будут последствия, и нам придется с ними жить. Кто-нибудь против?

Когда никто не подал голос, Исмаил посмотрел на капитана и Тимаху, которые стояли на камбузе. Вид у обоих был решительный, но он заметил тень страха в их глазах.

– Мы договорились, – сказал он им по-английски, переходя на дружелюбный тон. – Скоро вы вернетесь домой.

Глаза капитана наполнились слезами.

– Слава богу, – выдохнул он и обнял Тимаху.

Исмаил позволил себе улыбнуться. Несмотря ни на что, он справился со смертью Гедефа, потерей плавучей базы и мощью американского военно-морского флота, прямо в море провел переговоры о выкупе в почти два миллиона долларов – и все это в течение нескольких дней. Неслыханное достижение, Гедеф гордился бы им. «Ясмин, – подумал он, – дьявольская работа закончена. Я иду за тобой».

Потом он позвонил Кертису, чтобы сообщить новости.

* * *

Как только условия передачи выкупа были оговорены и Паркеров запихнули обратно в каюту, Исмаил вызвался первым дежурить ночью и велел своим людям высыпаться. Они растянулись на сиденьях и на полу, где было свободное место, и спустя несколько минут заснули, убаюканные звуком мотора и покачиванием яхты на легких волнах. Он проверил координаты по GPS. Течение отнесло их на несколько миль на юг, но это было нетрудно исправить. Проделав кое-какие расчеты, он сел и стал продумывать план действий на следующие двадцать четыре часа, пока не выучил последовательность наизусть, шаг за шагом, как в дорожке из падающих домино.

В час ночи он положил телефон в карман, проверил, спят ли его люди, прокрался к люку и открыл его. Скользнув вниз по трапу, он на цыпочках прошел в темную рубку. Убывающая луна висела высоко в небе, а экваториальные звезды сияли ярко, несмотря на влажность воздуха. Военные корабли оставались на месте: «Геттисберг» на правом траверзе, его близнец на левом. Снайперы из «морских котиков» находились, вероятно, так близко, что могли увидеть его в свои приборы ночного видения, но недостаточно близко, чтобы выстрелить, даже если бы хотели.

Пригнувшись, он пробрался к штурвалу и ощупал пальцами панель. Найдя нужную кнопку, нажал ее три раза. Почувствовал, как яхта плавно повернулась направо. Поворот на три градуса компенсирует влияние течения. Из-за этого они могли сместиться к северу от координат, которые он указал Кертису, но это не имело значения, поскольку самолет в любом случае найдет их без труда. Военные корабли – прекрасные ориентиры.

Исмаил покинул рубку и пополз на четвереньках к баку, обходя лебедки и мотки канатов. Добравшись до бака, он сел и набрал полные легкие воздуха. Так он сидел несколько долгих минут, слушая шипение и плеск рассекаемой носом воды и наслаждаясь даром одиночества впервые за многие дни.

Юпитер висел перед ним, как фонарь над крыльцом, а Андромеда парила над самым горизонтом. Он вспомнил, как в детстве слушал рассказы матери о суфийских мистиках, понимавших смысл созвездий. «Пророк запрещает нам изучать астрологию, – говорила она, – но звезды в руках Аллаха. Они могут нести послания». Исмаил обрисовал взглядом звездный контур женщины в оковах, в объятия которой плыло «Возрождение». Где-то там его ждала Ясмин.

Через какое-то время он достал телефон и набрал сомалийский номер. Исмаил давным-давно выучил его на память, но звонил по нему всего один раз, после того как получил деньги от Гедефа за малазийское грузовое судно. Он послушал рингтон, надеясь, что Махмуд сдержит слово.

– Ас-саляму алейкум, – произнес заспанный голос традиционное исламское приветствие.

– Здравствуй, дядя, – по-сомалийски ответил Исмаил.

– Исмаил, – серьезно, словно обращаясь к призраку, сказал Махмуд, – у тебя неприятности?

«Такие, что тебе и не понять», – подумал Исмаил.

– Мне нужно, чтобы ты пригнал «Ленд-Крузер» к берегу рядом с деревней Маллабли завтра на закате, – сказал он, после чего назвал точные координаты и объяснил свою просьбу подробнее.

Махмуд долго молчал. Исмаил представлял, как он хмурит брови и смотрит в пол, как в тот день в прошлом сентябре, когда Исмаил неожиданно появился у него на пороге, спасаясь от шедших на улицах боев. Дядя был добродетельным человеком, но еще он был политическим хамелеоном и имел друзей на всех сторонах конфликта: военачальники, предводители кланов, исламисты, сочувствующие правительству. Его гостиничное дело в Могадишо процветало, потому что он сохранял нейтралитет. Именно поэтому Исмаил доверял ему. Во всем Сомали только Махмуд мог защитить его от «Шабааб».

Наконец дядя заговорил:

– Что будешь делать потом?

«Если я отвечу, – подумал Исмаил, – ты сразу бросишь трубку. Но, когда ты посмотришь мне в глаза, ты увидишь моего отца и не сможешь отказать».

– Расскажу при встрече.

– Что это за номер? – спросил Махмуд. – Я не узнаю его.

– Не важно, – ответил Исмаил. – Пожалуйста, удали у себя в телефоне все записи о том, что я тебе с него звонил. Мой мобильник со мной. Я позвоню тебе, когда мы будем у берега.

Махмуд тяжело вздохнул:

– Завтра на закате.

– Спасибо, – искренне произнес Исмаил. Он посмотрел на запад и увидел, что Андромеда начала заходить. – Набадгалио.

– Набадино, – ответил дядя и отключился.

 

Пол

Индийский океан. 01°29´43˝ с. ш. 46°51´49˝ в. д.

14 ноября 2011 года

С кормы «Геттисберга» Пол наблюдал за рождением рассвета. Солнце появилось из моря розовой зыбкой полосой, наполовину заслоненной покрывалом из низких облаков. Поднимаясь, оно приобретало форму и набирало силу, пока наконец не сбросило вуаль и не пронзило его глаза осколками света. Океан, который оно явило взору, дышал покоем. Ветер почти не ощущался. Еще не было и шести, но Пол уже чувствовал, как под воротником собирается струйка пота. Если верить прогнозу погоды, к полудню температура поднимется до трехзначных цифр.

Он повернулся и посмотрел на запад, моргая, чтобы избавиться от солнечных пятен на сетчатке. Берег Сомали находился в восьмидесяти пяти милях, а место передачи выкупа, указанное Ибрахимом во время последнего звонка Кертису, располагалось в каких-то четырех милях от материка. Для Пола и капитанов военных кораблей это было неудобно, но ничего нельзя было поделать. Пол попытался убедить Кертиса обсудить место обмена, но Кертис ничего не обещал, и Ибрахим не дал ему возможности поговорить об этом. Пол прослушал записи из Аннаполиса. Пират был талантливым переговорщиком. В другой жизни Пол рекомендовал бы его в Академию ФБР.

Спустя несколько минут он покинул корму и поднялся по трапу на ракетную палубу. От усталости его руки и ноги словно налились свинцом. За последние пятьдесят шесть часов он почти не спал, разговаривал с Фрейзером, Редманом и Мастерсом, слушал с Родригесом записи, пока не выучил их наизусть. Командир «морских котиков» был уверен, что пират водит их за нос. Но Пол не мог сопоставить интуитивные прозрения Редмана с тем человеком, которого он слышал в наушниках. Ибрахим говорил с твердой уверенностью. Он никогда не колебался. Даже патологические лгуны выдают себя легким оттенком фальши. Если Ибрахим лгал, Полу еще только предстояло разглядеть эту ложь.

В то же время он не мог объяснить телефонный звонок, который пират сделал с бака «Возрождения» среди ночи. Пол едва успел заснуть на койке, когда энсин О’Брайан разбудила его, чтобы сообщить: один из сомалийцев вышел из каюты и, видимо, поговорил по спутниковому телефону. Наблюдатель от «морских котиков» на носу записал этот момент на инфракрасную камеру; он вел съемку и те двадцать минут, пока Ибрахим просто сидел там, как в трансе. Редман отправил видео адмиралу Принсу, и Принс устроил еще одно совещание с Гордоном Талли. Видеоконференция превратилась в спарринг между Полом и Редманом. Выслушав обоих, Талли сумел их примирить.

– Вы предлагаете мне свои суждения, а не факты, – сказал советник по нацбезопасности. – Мне место передачи денег нравится не больше, чем вам. Но, когда проводишь операцию с наживкой – кстати, именно так мы это преподнесем прессе: операция в открытом море с выкупом в качестве наживки, – нужно позволить другой стороне установить какие-то свои правила. Ваша задача не изменилась: Паркеров вернуть домой живыми и здоровыми, а пиратов задержать. Как это сделать, решать вам.

– При всем уважении, сэр, – сказал Редман, – но что если Ибрахим не сдержит слова? Когда он получит деньги, что помешает ему оставить заложников? Он может потребовать еще денег. Он может сказать, что не отпустит Паркеров, пока не высадится на берег. Господи, он же пират! Мы понятия не имеем, что у него в голове творится.

Взгляд Талли переместился, но выражение его лица не изменилось:

– Пол?

– Законные опасения, – ответил Пол. – Но я не думаю, что он затевает двойную игру. Мы держим его в кулаке. Он знает, что мы не позволим ему отвезти заложников на берег. И он слишком умен, чтобы полагать, будто Паркеры при таких условиях согласятся на еще одну выплату. Я считаю, он может сделать что-нибудь непредсказуемое, только если решит, что передача денег – это ловушка.

– Значит, вам, ребята, нужно хорошо постараться, чтобы у него такой мысли не возникло, – сказал Талли, глядя прямо в камеру. – Ответ на ваш вопрос, Фрэнк: если Ибрахим не сдержит слова, можете не церемониться. Поднимайте своих «птичек» в воздух, ломайте винт яхты. Превратите его жизнь в ад. Не пытайтесь спасти их без моего разрешения, но сделайте все, чтобы он раскрыл свои карты.

Плечи Редмана расслабились.

– Спасибо, сэр.

Заговорил капитан Мастерс:

– Если во время передачи мы не отойдем от яхты, мы будем находиться в двадцати милях от Могадишо. У нас будут зрители: рыбацкие дау, лодки, грузовые суда. «Трумэн» и «Сан Хасинто» могут нас прикрыть, но сделать это по-тихому не удастся. Множество людей узнает, что мы находимся там.

Талли пожал плечами:

– С прессой и сомалийским правительством мы уладим. Отгоняйте зрителей так, как считаете нужным.

* * *

Пройдя по главной открытой палубе, Пол поднялся по длинному трапу на мостик. Он посмотрел на подпрыгивающие на волнах лодки «морских котиков», похожие на косаток. Их было три, на каждой по шесть человек, все в черном. Редман привез их с «Трумэна» под покровом темноты. Они плыли вместе с «Геттисбергом» и держались вне поля зрения пиратов. Если обмен произойдет по графику, только первую лодку с четырьмя бойцами и двумя медиками отправят забрать Паркеров. В противном случае, если Ибрахим «все изгадит», как любил выражаться Редман, все три лодки образуют кордон вокруг «Возрождения», отвлекая внимание пиратов от спецназовских водолазов, которые выведут из строя винт яхты и намотают буксировочный трос на киль. После этого крейсер отбуксирует яхту из сомалийских вод, и пиратам останется либо сдаться, либо обречь себя на бесконечные страдания в открытом море. План, которому Редман дал название «Арахна», имел смысл только как крайнее средство, но простодушный азарт командира «морских котиков» оставил Пола в подавленном расположении духа. Выглядело это так, будто Редман хочет, чтобы Ибрахим нарушил условия и его команда наконец могла чем-то заняться.

Пол вошел на мостик и обнаружил Родригеса, который сидел за штурманским столом и просматривал свои записи. Мастерс из своего кресла смотрел на море. Редман стоял у дисплея радара и разговаривал со своими людьми через микрофон и наушники. Увидев Пола, он замолчал и обратил на переговорщика тяжелый взгляд.

– Вы к этому готовы? – спросил он почти с вызовом в голосе.

Не обращая внимания на колкость, Пол посмотрел на Мастерса:

– БИП на линии?

Мастерс взял ближайший безбатарейный телефон.

– Будем готовы, как только будете готовы вы.

– Тогда за дело, – сказал Пол. Подождав, пока Мастерс отдаст приказ, он взял у него телефон. Прозвучало пять гудков, прежде чем раздался ответ.

– Алло. – Это был Дэниел Паркер. Голос его был скорее любопытным, чем испуганным.

– Доброе утро, капитан. Это Пол с «Геттисберга».

Пол услышал шуршащий царапающий звук и приглушенную речь, как будто Дэниел прикрыл трубку рукой.

Через секунду раздался голос Ибрахима.

– Я поговорю с вами, когда мы позавтракаем, – заявил пират.

Когда линия отключилась, Пол рассмеялся:

– Он чувствует себя на миллион баксов. И это означает, что он попался на крючок. Теперь нам остается только подсечь.

Через пятнадцать минут Ибрахим перезвонил:

– Как я говорил вначале, нам что-то нужно и вам что-то нужно. Семья капитана согласилась дать нам то, что мы хотим. Поэтому и мы дадим вам то, чего хотите вы. Мы остановим яхту в четырех милях от берега. Как только мы получим и пересчитаем деньги, заложники будут отпущены.

Глядя на «Возрождение», рассекающее волны в пяти сотнях ярдов от него, Пол сказал:

– Это хорошая новость. Только мне интересно, как вы их отпустите без своей лодки?

– Оставим их на яхте. Она нам не нужна. Мы хотим маленькую лодку с вашего корабля. На ней мы доберемся до берега.

Пол сдвинул брови, заинтересовавшись требованием.

– Мне нужно поговорить с военными. Я перезвоню.

Отключив телефон, он посмотрел на Редмана, потом на Мастерса.

– Давайте выйдем, – сказал командир «морских котиков», открывая дверь на крыло мостика и впуская в помещение порыв влажного воздуха.

Когда они остались наедине, он высказал свое мнение:

– Не нравится мне это. Это все равно что дать им оружие, которое они используют против нас. Представим, что Ибрахим говорит правду и ЖКНЛ им нужна, чтобы добраться до берега. Мои лодки превосходят их судна в скорости и маневренности, и мы можем использовать вертолеты, чтобы их остановить. Но перехватить пиратов с автоматами Калашникова, плывущих на тридцати узлах, для моих парней будет намного опаснее. С другой стороны, если он нам лжет, то легко может взять деньги и рвануть на всей скорости к берегу, прикрываясь Паркерами как живым щитом. Если мы попытаемся их остановить, пострадают люди.

Пол нахмурился:

– Чем ЖКНЛ отличается от их лодки? Если бы они ее не потеряли, сейчас бы этого разговора не было.

Глаза Редмана вспыхнули:

– Похоже, мы ни в чем не сходимся.

Пол наживку не проглотил:

– Посмотрите на это с другой стороны. Что он подумает, если мы скажем «нет»? Сейчас он на коне. Ему несут почти два миллиона долларов. Мы отказываемся предоставить ему лодку и говорим, что не доверяем ему. Это напомнит ему о наших автоматах, нацеленных на него, и о том, что мы ему вообще-то не особенно нравимся. В ту же минуту он задумается, а можно ли доверять нам. Такая логика для Паркеров куда опаснее, чем ЖКНЛ у пиратов в руках.

Редман поморщился, не скрывая недовольства.

– Вам бы психиатром работать. – Он повернулся к Мастерсу. – А вы что думаете, Гейб?

Мастерс смутился:

– Вы оба кое-что упускаете. Кто сказал, что мы должны дать им совершенно исправную лодку? Мои механики знают эти ЖКНЛ как свои пять пальцев. Уверен, что они смогут покопаться в ее моторе и сделать так, чтобы тот заглох до того, как лодка доберется до берега.

Пола и Редмана осенило одновременно.

– Идеальная ловушка! – воскликнул Редман, а Пол подумал: «Вот и пусть сухопутный солдат попробует перехитрить “котика”».

Обсудив детали, они вернулись в кондиционированный комфорт мостика. Через тридцать секунд Пол уже снова разговаривал с Ибрахимом:

– Вы получите лодку, но мы не сумеем ее вам доставить, пока вы движетесь. Мы подождем, когда вы доберетесь до места передачи денег.

Пират обдумал предложение.

– Хорошо. Но я хочу, чтобы вы пригнали лодку. Один и без оружия. Я встречу вас в капитанской шлюпке, и мы произведем обмен.

По спине Пола прошел холодок. То, что он будет вести переговоры с Ибрахимом в открытом море, его одновременно испугало и взволновало. За десять лет работы он ни разу не встречался с похитителем до его пленения. Потом – да, в зале суда или в комнате для допросов, но ни разу в разгар кризиса.

– Полагаю, вы тоже не будете вооружены, – сказал он.

Ибрахим рассмеялся:

– Мой отец однажды сказал: нечестная личность подобна беззубому человеку. Ни одна женщина к нему не прикоснется. У нас здесь по-другому. Если я обману доверие, ваши снайперы продырявят мне голову.

Пол пожал плечами:

– Ладно. Я сам приведу лодку. – Он ненадолго замолчал, обдумывая обман, который они готовили. – Еще кое-что. Когда мы приблизимся к берегу, там будут разные суда. Военные не хотят зрителей, поэтому расчистят этот участок. Остальные корабли сделают все, что нужно. Приближаться они к вам не будут, но я не хочу, чтобы для вас это стало неожиданностью.

– Мне все равно, чем будут заниматься ваши военные, если они будут держаться подальше, – ответил Ибрахим. – Если вы меня обманете, последствия будут быстрыми и бесповоротными. Вы увидите, что у меня все зубы на месте.

«Не сомневаюсь», – подумал Пол, а вслух произнес:

– Я перезвоню, когда мы будем у места обмена.

– Жду встречи с вами, Пол, – сказал пират и положил трубку.

* * *

Утренние часы проплывали медленно, как обломки кораблекрушения на воде. На «Геттисберге» царило подавленное настроение. Важность минуты на всех наложила свой отпечаток. Разговаривали тихими голосами. Моряки, обычно двигавшиеся проворно, стали ходить медленнее. Пол оставался на мостике с Редманом и Мастерсом, следя за многочисленными и разнообразными действиями, происходящими одновременно: подготовка надувной лодки «морских котиков», сбор группы снайперов и подводников; труды механиков, колдующих над мотором ЖКНЛ; маневры «Трумэна» и «Сан Хасинто», которые плыли вперед гигантскими вилами, отсекая любых непрошеных гостей.

Примерно в полдень Пол покинул мостик, наскоро пообедал в офицерской кают-компании и прошел на БИП – темное помещение, заполненное компьютерами, настенными мониторами и аппаратурой связи, – чтобы вызвать Брента Фрейзера. В Вирджинии было четыре утра, но босс взял трубку на втором гудке.

– Фрейзер, – напряженным голосом произнес он.

– Опять дуешь «Нескафе»? – усмехнулся Пол.

Фрейзер рассмеялся:

– Четвертый день подряд. Если бы у меня сейчас проверили кровь, в ней было бы больше кофеина, чем кислорода. Эти ребята из «морских котиков» никогда не спят.

– Я думаю, они – продукт генной инженерии, – пошутил Пол. – Что слышно из Найроби?

– Только что разговаривал с Мэри. Банк расстелил красную дорожку. Они уже вернулись в гостиницу, готовят пакет. Турбовинтовой самолет заправлен и стоит на взлетной полосе. Взлететь должны в четырнадцать тридцать и на месте сброса будут к семнадцати ноль-ноль.

Пол не удивился:

– Ребята из «Стрельца» знают свое дело.

Фрейзер понизил голос:

– Принс очень волнуется насчет Ибрахима. Он не думает, что пираты собираются отпустить Паркеров в море. Он все уши Талли об этом прожужжал, и Талли тоже начинает нервничать. Должен признаться, в этом есть смысл. Ты только подумай, что может случиться, если Ибрахим не сдержит слово. Никто не знает, возможно ли привязать яхту за киль. Если это не сработает или если им придется отменить операцию, течение начнет сносить «Возрождение» на юг. К восходу солнца яхта окажется у самого берега Могадишо, на виду у двух миллионов сомалийцев.

У Пола внутри все сжалось.

– Что предлагает Принс?

– Он давит на Белый дом, чтобы они дали добро на устранение, если Ибрахим не сдержит слова.

«Что почти наверняка приведет к смерти заложников», – подумал Пол.

– Прошу, скажи, что президент умнее его.

Фрейзер издал непонятный звук: не то заворчал, не то фыркнул.

– Умнее, но его это не радует. Ему нужны успешные переговоры, а не международный инцидент. Я поговорил с Талли с глазу на глаз. Он советует президенту довериться твоему чутью. Он был очень впечатлен, когда ты правильно предсказал, что Ибрахим начнет действовать самостоятельно. В то же время он велел Принсу положить ему на стол несколько альтернативных решений. Если у тебя есть причины думать, что ты можешь ошибаться, – любые причины, – я хочу услышать их немедленно.

Пол потер переносицу, пытаясь облегчить внезапно начавшуюся головную боль.

– Через несколько часов я встречаюсь с Ибрахимом. До тех пор мое суждение остается в силе.

– Я доверяю тебе, Пол, – сказал Фрейзер. – Потому что знаю, насколько ты хорош. Но на кону репутация Бюро. Мы просто обязаны победить. Это важно.

«Для Паркеров это еще важнее», – подумал Пол, кладя трубку на базу.

* * *

В половине четвертого – было 15:30 на корабельных часах – «Геттисберг» вошел в сомалийские воды и начал приближаться к яхте. Редман предложил подойти на триста ярдов, но Пол, при поддержке Мастерса, убедил его остановиться на трехстах пятидесяти. Спустя несколько минут Пол позвонил Ибрахиму, чтобы окончательно утвердить условия переговоров. Они решили встретиться на половине расстояния между крейсером и яхтой через час. Пол беспокоился, что Ибрахиму не понравится близость корабля, но пират не упомянул об этом. «Он не наблюдает за нами, – решил Пол. – Он думает о деньгах».

К капитану Мастерсу подошел моряк:

– Группа захвата готова, сэр.

– Спасибо, мистер Ричардс, – ответил Мастерс. Посмотрев на Пола, он открыл дверь на крыло мостика. – Я покажу дорогу.

Тропический воздух ударил Полу в лицо, как жар из печи. Ему это напомнило лето в Багдаде, только с влажностью девяносто процентов. Надев солнцезащитные очки, он спустился следом за Мастерсом по длинной лестнице, стараясь не прикасаться к ограждениям, о которые запросто можно было обжечься. Вокруг надувной лодки сгрудилась группа моряков с раскрасневшимися лицами, в мокрых от пота комбинезонах. Увидев Мастерса, они выпрямились. Вперед вышел молодой человек со стрижкой ежиком.

– Агент Деррик, – сказал Мастерс, – это лейтенант Прескотт, командир нашей группы захвата. Что слышно, лейтенант?

– Капитан, – сказал Прескотт, – мы присоединили к двигателю выключатель и запасной одометр. Он заглохнет в воде через полторы мили.

Мастерс остался доволен:

– Прекрасно. Введете агента Деррика в курс дела. – Он пожал Полу руку. – Ну, удачи там.

Когда капитан удалился, Пол забрался в надувную лодку вместе с Прескоттом. Лейтенант провел краткий урок, показал контрольную панель, включатель стартера и ручку газа, бинокль в кармашке и где находится бак с горючим – на тот случай, если Ибрахим захочет проверить его содержимое.

– Когда будут спускать лодку на воду, я пойду с вами, – сказал он, передавая Полу спасательный жилет, – чтобы вы не возились с тросами. Мы оставим для вас лестницу, подниметесь по ней, когда вернетесь. Сегодня море довольно спокойное. С северо-востока идет метровая волна, но для вас это не страшно.

Пол надел спасательный жилет и сел на планшире лодки в тени большой шлюпбалки, надеясь спрятаться от солнца. Не помогло. Влажность была такая, что никакая тень не спасала. Он вытер со лба пот и посмотрел на часы – 16: 02. «Тринадцать минут до начала», – подумал он, закрыв глаза и начиная делать ровные вдохи, чтобы насытить мозг кислородом. В эту секунду появилось воспоминание: Брент Фрейзер в лекционном зале Академии ФБР дает самый важный урок за все время обучения Пола.

«В каждых переговорах рано или поздно наступает время, когда ты думаешь, что вся твоя работа полетит коту под хвост. Ты истощен после бессонных ночей. Твои руки дрожат от переизбытка кофеина, командир в мониторе отчитывает тебя за медлительность. Террорист, захвативший заложника, угрожает спустить курок. А тебе хочется биться головой об стенку, и ты начинаешь проклинать себя за то, что выбрал такую дерьмовую профессию. Обещаю, это случится с вами. Ваша вера подвергается испытанию. Но если ты чувствуешь накал, его чувствует и тот, другой парень. Твоя задача – сбить градус. Купи парню пиво, так сказать, убеди его, что вы оба работаете на одну цель. Выход из горящего дома лежит через человеческую связь. Если сможешь его заставить довериться тебе, он пойдет за тобой, когда ты покажешь ему выход».

Воспоминание о пиве навело его на мысль. Он посмотрел на группу захвата, изнывающую от жары, и спросил Прескотта:

– Я знаю, времени у нас нет, но не могли бы вы принести мне две дюжины охлажденных бутылок газировки из холодильника? «Кока», «пепси» – не важно.

Во взгляде лейтенанта отчетливо читалось: «Вы что, издеваетесь?», но, будучи исполнительным младшим офицером, он снял с ремня рацию и передал просьбу. Через пять минут появился матрос с пенопластовым контейнером, заполненным льдом и бутылками «пепси-колы». Пол поблагодарил доставщика одной бутылкой напитка, а другие раздал Прескотту и его команде. Они посмотрели на него с удивлением, но он отмахнулся от благодарностей.

– Мы вас посылаем туда потеть, – сказал Пол. – И самое меньшее, что мы можем для вас сделать, это помочь вам сохранить влагу в организме.

Через какое-то время «Геттисберг» замедлил ход. Рация Прескотта затрещала, и голос капитана Мастерса сообщил:

– Ибрахим в рубке яхты. Начать спуск.

Прескотт махнул своей команде:

– Давай, ребята, спустим ее на воду.

Спуск произошел так быстро, что Пол даже не успел заметить, когда волны начали плескаться о корпус лодки. Он расставил ноги и чуть согнул колени, приноравливаясь к качке. По команде Прескотта он схватился за веревочную лестницу, переброшенную через борт, и удерживал лодку, пока лейтенант отстегивал тросы шлюпбалки и заводил мотор.

– Теперь она в вашем распоряжении, – сказал Прескотт, покончив с тросами. – Возьмите мою рацию, может пригодиться.

Пол принял аппарат и проводил взглядом лейтенанта, пока тот карабкался по лестнице наверх. Потом взялся за руль и завел двигатель на половину мощности, отводя ЖКНЛ от «Геттисберга». Лодка плавно набрала скорость, скользя по поверхности волн. Обогнув крейсер с кормы, он направился к «Возрождению».

Пол оказался не готов к ностальгии, которая охватила его на моторной лодке. Пятнадцать лет прошло с того дня, когда его дед продал «Бейлайнер», удалился на покой в свой дом в Маклине и перестал быть моряком. Однако воспоминания, оставшиеся у Пола после долгих дней на воде, проведенных с Меган и дедушкой Чаком, были самыми важными в его жизни. На Потомаке он примирился со смертью отца и брата, на Чесапике принял решение не выносить приговор миру, а менять его, спасать людей от них же самих.

Достигнув середины расстояния между крейсером и парусником, он выключил двигатель, и лодка остановилась, подпрыгивая на волнах. Пол вынул бинокль и увидел молодого американца в майке на лямках и широких шортах – Квентина Паркера – и тощего сомалийца в красной футболке и шортах цвета хаки – Ибрахима. Они разворачивали и надували небольшую лодку. Спустив лесенку с транца, они опустили суденышко на воду и прикрепили к нему внешний мотор. Потом Ибрахим запрыгнул в лодку, завел ее и поплыл в сторону Пола.

Пол в изумлении смотрел на все четче вырисовывающееся лицо пирата. У Ибрахима были юношеские черты поздно взрослеющего мужчины, но в темных глазах светилась мудрость покрытого морщинами старика. Он подтащил свою лодку к ЖКНЛ и, с легкостью леопарда перепрыгнув на нее, связал две лодки вместе. А потом он вдруг оказался рядом с Полом, улыбаясь во весь рот.

– Вы не старый, – сказал он, внимательно рассматривая Пола.

– А у вас все зубы на месте, – ответил Пол.

Ибрахим с беззаботным видом сел.

– Хорошая лодка, – сказал он, ведя пальцами по воде.

Пол открыл пенопластовый контейнер и протянул ему «пепси»:

– Пить хотите?

Пират в изумлении посмотрел на бутылку:

– Это мне?

Пол кивнул и достал еще одну бутылку для себя.

– Остальное для заложников и ваших людей.

Ибрахим скрутил крышечку, осторожно сделал один глоток, а потом выпил полбутылки.

– Мне интересно, Пол, зачем вы читали Коран? Вы не мусульманин.

Пол сделал большой глоток газировки, пораженный безумием происходящего. «Я сижу в одной лодке с пиратом в четырех милях от Сомали и нескольких сотнях футов от снайперов отряда “морских котиков”, которые наблюдают за нами через оптические прицелы. Неужели этот разговор происходит на самом деле?» Он собрался с мыслями и дал Ибрахиму единственный имевший смысл ответ:

– Я американец. Я был в Нью-Йорке одиннадцатого сентября. Я хотел узнать, были те люди, которые разрушили башни во имя Аллаха, истинными верующими или притворщиками.

Ибрахим прищурился:

– Что вы решили?

Пол заговорил очень осторожно:

– Они – паразиты. Они рядятся в религиозность, чтобы развязать себе руки, но сущность ислама они знают не больше, чем инквизиторы и крестоносцы знали сущность христианства.

Ибрахим помолчал, глядя на море. Когда он заговорил, Пол узнал слова из Корана:

– «И было им повелено уверовать в Бога и в поклонении Аллаху искренность блюсти, быть верным в правоверии своем, по часам творить молитву и править милостыню». Это – правая вера.

Пол не стал молчать о явном противоречии:

– Если это так, то почему мы здесь оказались?

– Это нечестивое дело, – согласился Ибрахим, – но мы делаем то, что приходится.

Пол не стал углубляться в эту тему. Сейчас было время для примирения, а не для разногласий.

– Как поступите с деньгами? – спросил он.

Ибрахим задумался.

– Начну новую жизнь.

– А ваши люди?

Ибрахим заколебался.

– Думаю, поступят так же. – Он всмотрелся в лицо Пола. – Когда сделка будет заключена, мы отпустим капитана и Тимаху. Честно.

«Тимаху?» – удивился Пол, но не стал спрашивать. Он с интересом склонил голову набок:

– Почему я должен вам верить?

– «Наполняйте меру сполна, когда вы отпускаете мерой; взвешивайте на верных весах», – ответил Ибрахим. – Клянусь именем Аллаха, я сделаю это.

– И я даю слово, – сказал Пол, нарушая главное правило переговорщика: никогда не лгать, кроме как для спасения жизни. – Выведите заложников на палубу яхты, чтобы мы увидели, что с ними все в порядке, и мы вас отпустим. Только пообещайте одну вещь.

– Да? – спросил пират без тени недоверия во взгляде.

– Возьмите деньги и начните честную жизнь.

Глаза Ибрахима превратились в зеркало, отражающее вину Пола.

– Иншалла, – с искренним убеждением произнес он. – Я сделаю, как ты говоришь.

 

Ванесса

Найроби, Кения

14 ноября 2011 года

«Лендровер» несся по забитым машинами улицам делового района Найроби, лавируя между автобусами и грузовиками, пробираясь между легковыми автомобилями и мотоциклами, так и норовя кого-нибудь зацепить. За рулем сидел Тони Флинт, он то и дело сигналил и ругался. Мэри Паттерсон расположилась на пассажирском сиденье, где цеплялась побелевшими от напряжения пальцами за центральный подлокотник, а Ванесса на заднем сиденье, словно тисками, сжимала ручки двери и изо всех сил сдерживалась, чтобы не наорать на Флинта за то, что он разбил последние остатки ее столь тщательно выпестованного спокойствия.

После удачного начала в банке и загородном клубе что-то обязательно должно было пойти не так. И это что-то оказалось весьма прозаичным – неработающий аккумулятор для пульта радиоуправления, с помощью которого Флинт должен был доставить пакет к яхте. К сожалению, пульт был британский и работал на аккумуляторе, о котором ни один торговец электроникой в Найроби слыхом не слыхивал. Отчаявшись получить помощь на месте, Флинт стал названивать производителю в Лондон, прося, умоляя, требуя найти решение. В конце концов он вышел на инженера, который сконструировал это устройство, и от него узнал, что можно использовать другой аккумулятор. Но снова найробские технократы оказались бессильны. Все, кроме одного, эксцентричного молодого человека, державшего лавку подержанной электроники на севере Кахавы.

К сожалению, район Кахава был расположен в противоположной от аэропорта части Найроби. В таких городах, как Париж или Вашингтон, округ Колумбия, центральная часть которых опоясана кольцевой дорогой, это не вызвало бы никаких сложностей. Однако в Найроби все главные дороги сходились в городском центре. Они уже опаздывали в аэропорт на семь минут, и им еще предстояло десять минут пути, если, конечно, Флинт говорит правду и если он не угробит их по дороге. Ванесса закрыла глаза и попыталась представить, что катается на американских горках. «Мы доберемся, – мысленно успокоила она себя. – Он всегда так ездит». Но ее мрачные предчувствия касались не только поездки в машине. Ей предстояло совершить решительный шаг, который для всех станет настоящим потрясением, – для Флинта, для военных, для Пола Деррика, даже для Дэниела. Она не знала, делал ли кто-либо такое прежде, но ее это и не интересовало. В ту секунду, когда она ступила на борт самолета, летевшего в Африку, ее подхватил водоворот страха и свободы. Теперь жизненная рутина с ее эмоциональным покоем и физической скованностью казалась воспоминанием о далеком прошлом. «Они ждут меня, – подумала она. – Дэниел и Квентин. Я не подведу их».

Подъехав к аэропорту, они со страшным мощным стуком перемахнули через «лежачего полицейского» и лихо затормозили перед непримечательным самолетным ангаром. Крупный мужчина с бритой головой отворил ворота и вынес пакет – водонепроницаемый ящик, обмотанный целлофановой пленкой и перевязанный ремнями с застежками, на которых крепились парашют и система управления. Внутри находились два портфеля, заполненных пачками по десять тысяч долларов в каждой, и машинка для счета денег.

Флинт выпрыгнул из машины, открыл дверь Ванессе и повел ее в ангар, где их ждал красно-белый турбовинтовой самолет.

– Это Руан Стейн, – сказал он, указывая на мужчину с пакетом. – Он один из лучших пилотов в Африке. У него не было ни одного прокола с доставкой груза.

Стейн хищно улыбнулся Ванессе и понес пакет к задней двери самолета, где коренастый кениец погрузил его на борт.

Флинт пожал руку кенийцу, потом повернулся к Ванессе:

– Когда мы взлетим, Чарльз отвезет вас обратно в «Мутгейга». Как только пакет будет на яхте, я вам позвоню по спутниковому телефону.

Ванесса покачала головой.

– Я лечу с вами, – сказала она.

Флинт оторопел:

– То есть как?

– Я хочу видеть, как это произойдет, – с вызовом ответила она.

Флинт вскинул руки:

– Мы так дела не делаем.

– Я клиент, – упрямо возразила Ванесса. – Если вы хотите, чтобы вам заплатили, то не станете сейчас устраивать трагедию. – Она махнула рукой на самолет. – Места там явно хватит.

– Ванесса, – сказал он и перешел на более почтительный тон, – миссис Паркер, подобная идея не вызывает у меня восторга, потому что это опасно. Мы будем перемещаться в воздушном пространстве Сомали без плана полета. Там, внизу, засели плохие ребята: военные, диктаторы, исламисты – кто угодно. Некоторые вооружены зенитной артиллерией. Мало ли что может случиться.

Ванесса твердо посмотрела на него.

– Я не сомневаюсь, что мистер Стейн обеспечит нам безопасность. – Флинт заколебался, и она продолжила доверительным тоном: – Послушайте, Тони, я понимаю вашу осторожность, но, будь я моряком, я бы тоже была на лодке. Я знаю, перед тем как бросить деньги, вы захотите убедиться, что они живы. Я должна увидеть их своими глазами. Не желаю сидеть в номере гостиницы и ждать звонка.

Наконец Флинт пожал плечами.

– Вы тоже летите? – спросил он Мэри.

Агент ФБР покачала головой:

– Дальше я не иду.

Флинт кивнул на лесенку:

– Хорошо. Поднимайтесь.

– Спасибо, – проворковала Ванесса.

Мэри обняла ее.

– Увидимся, когда вернетесь. Несколько часов – и все это закончится.

Кивнув, Ванесса направилась к самолету.

* * *

Проехав по земле, они взмыли в безоблачное голубое небо и быстро набрали высоту двенадцать тысяч футов. Ванесса сидела в одном из мягких кресел перед кабиной, смотрела в окно на бескрайние кенийские равнины и следила за продвижением полета на вмонтированном рядом мониторе. Флинт в дальнем кресле изучал кнопки пульта радиоуправления, имевшего вид портативного компьютера с джойстиком. С тех пор как они выехали из ангара, он с нею не разговаривал, но она слишком нервничала, чтобы заметить это. Больше всего на свете она ненавидела маленькие самолеты. В глубине души она была уверена, что они непременно упадут и разобьются.

Летели на восток, в сторону сомалийской границы, держась в воздушном пространстве Кении, пока не оставили позади берег и не сделали над океаном широкий разворот на север. Минуты шли, и мысли Ванессы устремились в прошлое, как пущенная в обратном направлении кинопленка. Она увидела Дэниела таким, каким он был в тот день, когда «Возрождение» отплыло из Аннаполиса, услышала, как он шепнул ей на ухо, что они скоро вернутся. Столько людей тогда пришло их проводить: друзья, коллеги, журналисты, дальние родственники из клана Паркеров. Под непрекращающееся клацанье фотоаппаратов Квентин отдал швартовы и Дэниел повел яхту в канал. Там он обернулся, поймал ее взгляд и помахал на прощание. Чувство вины охватило ее, когда она шла с причала, чувство вины за любовь и общность, которых она не ощущала. В этом она, как всегда, винила Дэниела. Но в действительности его грехи были своего рода утешением, разрешением игнорировать очевидное – то, что их брак распадался и по ее вине тоже.

Сейчас она увидела это совершенно отчетливо: ухабистую дорогу, по которой они прошли, их личные приоритеты, расходившиеся все дальше и дальше, как дрейфующие острова, пока не оборвались связывавшие их ниточки, все, кроме денег, обоюдной ответственности за воспитание Квентина, распоряжения имуществом и обсуждения, куда поехать в следующий отпуск. Их любовь протухла до того, как успела остыть. Они утратили дружбу, которая соединяла их вначале. Остальное было неизбежно: то, что Дэниел превратился в дельца, добиваясь похвалы отца, потому что Ванессе стало все равно; эмоциональная раковина, в которую она закрылась, чтобы защитить свою тайную боль и избежать постыдного положения несчастливой; редкие вылазки в спальню и механический секс; роман, который, она была уверена, он завел с помощницей на фирме; и эмоциональная связь с Чедом Форрестером, развившаяся в ней, – как унизительно было сейчас думать обо всем этом! – когда он подставил ей сочувствующее плечо во времена превратностей взросления Квентина.

Так много воды утекло с тех пор, когда она в последний раз думала о Дэниеле с любовью, что она уже почти позабыла, каково это – каково это быть вместе. Но вдруг ей захотелось снова это почувствовать. Захотелось верить: он с нею, он хочет прожить с ней остаток своей жизни, что он, как прежде, видит ее красивой, изящной и достойной любви. Она знала, что не существует способа исправить прошлое или вновь обрести утраченное. Но был способ начать все заново. Если он не солгал, когда говорил, что готов, то и она готова. Она устала быть одна.

– Двадцать минут, – сообщил из кабины Стейн.

Самолет сразу замедлился и начал снижаться. Глядя на океан, Ванесса поражалась его необъятности. Это был целый отдельный мир. Будь она посмелее, присоединилась бы к ним на Сейшелах, или на Бали, или в Новой Зеландии, как предлагал в письмах Дэниел. Она бы провела денек с ними, возможно, даже проплыла бы с ними какую-то часть маршрута. Но все это можно будет сделать завтра. Они могли бы отправиться на Карибы или Бермуды. Это потребовало бы большой силы духа, но она пошла бы на это, если бы Дэниел позвал.

Далеко внизу она увидела корабли, с полдюжины, за которыми, как стрелы в сапфировом море, тянулись пенные следы. Самолет спустился через слой легких облаков и продолжил спуск, все ниже и ниже, пока она не различила океанские волны, издалека похожие на рябь на озере.

– Пять минут, – объявил Стейн, помахав рукой, чтобы привлечь их внимание. – Вижу военные корабли. Они рассредоточиваются. В паре миль друг от друга. Похоже, у них и «птички» в воздухе.

Ванесса внимательно осмотрела океан, но ничего не заметила. Она взглянула на Флинта и увидела у него в руке спутниковый телефон.

– Я готов звонить, – сказал он ей. – Есть пожелания, просьбы?

Она улыбнулась его сарказму.

– Вообще-то есть.

– Почему-то я не удивлен. Вы хотите поговорить с ними, – предположил он.

Тут в ее сердце словно прорвало плотину.

– Еще я хочу, чтобы они меня увидели.

Флинт пожал плечами, набрал номер и приложил телефон к уху.

– Ибрахим, – начал он совершенно будничным голосом, как будто пиццу заказывал, – пакет у нас. Но, прежде чем послать его вниз, мы хотим увидеть заложников. Приведите их в кокпит. Я перезвоню.

Ванесса заметила авианосец в нескольких милях. Вообще, все это было поразительно: те усилия, которые прилагал военно-морской флот для спасения ее мужа и сына. Она ощутила, как в ней нарастает чувство благодарности. Несмотря на разочарование в правительстве, она знала: людям на кораблях не безразлично, что случится с Дэниелом и Квентином. Если бы им было все равно, они здесь не появились бы.

– Вот яхта, – сказал Стейн, чуть накренив самолет, чтобы им было лучше видно. – Для передачи пакета я спущусь на двести футов.

Неожиданно Ванесса тоже ее увидела – белое пятнышко рядом с серой тушей другого военного корабля. «Наверное, это “Геттисберг”, – подумала она. – Пол Деррик на этом судне». Самолет спустился так, что вода стала казаться совсем близкой, рукой подать. Она взяла бинокль у Флинта и направила его на яхту, чувствуя, как в груди гулко колотится сердце. Она увидела мачту, гик, буквы на транце и привязанную к яхте маленькую лодку. «Где же они? – подумала она. – Почему их нет в кокпите?»

Тут же люк сдвинулся с места и на палубу выбрался темнокожий человек в красной футболке и с автоматом. Он посмотрел в небо и помахал в сторону люка.

– Это Квентин! – воскликнула она, когда появился ее сын.

Она поразилась тому, как он зарос. До этого он никогда в жизни не отпускал волос. Он стал выше, чем ей помнилось, и более мускулистым. Впервые он показался ей больше похожим на мужчину, чем на мальчика.

– Там Дэниел, – добавила она, когда он тоже вошел в кокпит и обнял сына за плечи. Они помахали самолету, не обращая внимания на стоявшего рядом пирата.

«Я здесь! – захотелось закричать ей. – Я люблю вас!»

Она услышала, как Флинт опять набрал номер, и пират достал из кармана телефон.

– Ибрахим, – сказал Флинт, – я вижу заложников. Передайте трубку капитану. Кое-кто хочет с ним поговорить.

Ванесса совладала с чувствами и взяла у Флинта телефон. Услышав голос мужа, она произнесла его имя, вложив в него всю душу:

– Дэниел…

– Ванесса? – недоверчиво произнес он.

– Я тебя вижу, – ответила она, когда самолет снова начал крениться.

– Господи, как ты… – Она услышала, как он осекся, и увидела, что он повернулся к Квентину.

– Это мама, – произнес он с неприкрытым удивлением.

– Дэниел, – снова заговорила Ванесса, привлекая к себе его внимание, – извини, что я так и не прилетела к вам. Мне нужно было это сделать, давно. Я очень жалею об этом.

Она услышала его дыхание.

– Я тоже ужасно жалею.

– Я хочу быть с тобой в следующем плавании. Можно будет на «Относительности» пойти в Сент-Томас. Квентин мог бы взять с собой Ариадну.

– Отличная мысль, – сказал он, и голос его дрогнул. – Давай поговорим об этом позже. Квентин тут рядом. Он хочет поздороваться.

– Мам? – сказал Квентин, когда Дэниел передал ему телефон. – Что ты тут делаешь?

– Я должна была прилететь. Не могла оставить это дело чужим людям.

Квентин негромко рассмеялся:

– Клево. Мы скучали по тебе.

Ванесса заплакала. Не смогла удержаться. Ее величайшим страхом, который преследовал ее, словно злой дух, так много лет, был страх того, что она подвела сына, что его детские мучения – ее вина, потому что она не проводила с ним время дома, потому что раздражалась, когда он вел себя с родителями жестче, чем его сверстники, потому что, когда он стал подростком, не знала, как достучаться до него, кроме как через свою музыку. То, что он стал таким взрослым и уверенным в себе перед лицом опасности, было для нее важнее, чем что бы то ни было.

Она приложила ладонь к стеклу.

– Ты меня видишь? Я машу.

Он прищурился, потом кивнул:

– Ага, вижу.

– Я тоже ее вижу, – услышала она в отдалении.

– Я люблю тебя, Квентин, – мягко произнесла она. – И горжусь тобой.

– Я тебя тоже люблю. Скоро увидимся, мам.

Ибрахим забрал телефон и отправил Дэниела с Квентином вниз.

– Миссис Паркер, – сказал он, глядя на кружащийся над яхтой самолет, – как видите, мы не причинили им вреда. Передавайте, что обещали, и я сделаю то же самое.

– Пакет уже готов, – подтвердила она.

– Прекрасно, – ответил пират и отключился.

Флинт взял телефон, самолет накренился и начал набирать высоту.

– Когда я открою дверь, будет громкий шум. Пристегнитесь и держитесь покрепче, пока я не сброшу пакет и не закрою дверь.

– Две минуты до точки сброса, – сообщил Стейн.

– Понял, – отозвался Флинт.

Он повернул ручку на грузовой двери, потом взялся за нее и потянул, пока дверь не открылась со свистящим звуком. Теплый воздух ворвался в салон и выдул салфетки из камбуза. Отодвинув в сторону дверь, он встал за пакетом.

– Я готов! – закричал он сквозь вой ветра.

– Одна минута! – крикнул в ответ Стейн.

Ванесса вцепилась в подлокотники и посмотрела на море за окном. Они уже поднялись настолько высоко, что она рассмотрела берег Сомали, выкрашенный солнцем в бронзовый цвет. Близость суши подчеркнула важность минуты. Внезапно она покрылась гусиной кожей, а сердце заколотилось. Она замедлила дыхание и сосредоточила всю энергию на сопротивлении растущему внутри напряжению.

– Тридцать секунд! – крикнул Стейн. – Пятнадцать… Десять… Пять. – И потом: – Пошел, пошел, пошел!

Одним движением Флинт вытолкнул пакет и снова закрыл дверь, резко оборвав шум. Вернувшись на свое место, он взял радиоуправление и пробежался пальцами по клавиатуре.

– Камера работает, – сказал он. – Сигнал отличный.

У Ванессы одновременно возникло две мысли: «Не хочу за этим наблюдать» и «Не вынесу, если не увижу». Она проскользнула между рядами кресел и остановилась рядом с Флинтом. Картинка на экране привела ее в замешательство: видно было какое-то непонятное размытое мельтешение. Потом камера резко стабилизировалась, некоторое время раскачивалась, как маятник, и замерла. Ванесса увидела солнце и под ним блестящий океан.

– Парашют выпущен, – сообщил Флинт. – Я управляю. Винты на полной мощности. Картинка чистая и стабильная. Опускаемся.

Ванесса увидела группы цифр внизу экрана: высота, скорость относительно земли, вертикальная скорость и скорость ветра. Пакет находился на высоте 1100 футов и стремительно опускался. Флинт навел камеру на «Возрождение», покачивающееся на зеркальной воде, и приблизил картинку. У Ванессы свело живот. Заставить пакет упасть в нужную точку казалось невозможным.

– Сегодня не очень ветрено, – сказал Флинт. – Там, внизу, наверное, адски жарко.

Она, затаив дыхание, зачарованно наблюдала, как он управляет движением пакета, направляя его к яхте. Потом увидела Ибрахима в кокпите и еще двух сомалийцев. Качество картинки улучшилось настолько, что она смогла рассмотреть даже их лица. Альтиметр упал ниже двухсот футов, потом ниже ста пятидесяти. Пираты вытянули руки, и Флинт начал отсчет:

– Пять… четыре… три… два… один.

Изображение на экране исказилось, Ванесса увидела мелькнувшее красное пятно – рубашку Ибрахима, потом камера задрожала и картинка снова прояснилась. Она узнала основание штурвала.

– Бинго! – воскликнул Флинт. – Посылка доставлена.

– Поздравляю, – отозвался из кабины Стейн. – Теперь убираемся отсюда в Кению.

Ванесса выдохнула, и напряжение внутри спало. Но ее работа еще не была закончена. Она достала из кармана джинсов бумажку.

– Дайте мне телефон, – сказала она. – Мне нужно сделать еще один звонок.

Флинт не стал скрывать раздражения:

– Нельзя им звонить, пока они не пересчитали деньги. Это дурной тон.

Она покачала головой:

– Не им. Кое-кому другому.

Вскинув руки, он передал ей телефон:

– Как скажете.

Ванесса вернулась на свое место и набрала номер. После двух гудков в трубке раздался мужской голос:

– Брент Фрейзер.

– Специальный агент Фрейзер, Мэри сказала, что вы ждете моего звонка.

– Госпожа Паркер, – натянуто произнес Фрейзер, – как вы понимаете, это крайне необычно.

– Знаю. Но однажды вы это уже делали.

Фрейзер вздохнул:

– Сейчас вас соединю.

Она услышала серию щелчков, и заговорил другой мужчина. Его голос она узнала.

– Здравствуйте, Ванесса, это Пол, – сказал переговорщик. – Слышу, вы на самолете. Как вы?

Она посмотрела в окно на золотое солнце, пытаясь представить переговорщика на мостике «Геттисберга».

– Все хорошо, Пол. Спасибо, что спросили.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Звоню, чтобы поблагодарить вас. Я подозреваю, что есть люди, которые не хотели, чтобы мы вели переговоры. Не знаю, что вы им сказали или сделали, но спасибо вам. Я этого никогда не забуду.

Помолчав секунду, он ответил:

– Пожалуйста. Я рад, что все получилось.

– Знаете, я разговаривала с ними, с Дэниелом и Квентином, до того, как мы отправили пакет.

– Мы видели их в кокпите. Они хорошо выглядели.

– И голоса у них были бодрые, – подтвердила она. – Надеюсь, они такими и останутся.

– Мы все на это надеемся, – обнадеживающе ответил он. – Осталось недолго.

Она представила себе лицо сына, его длинную гриву волос, фигуру превращающегося в мужчину юноши, а потом переключилась на мужа, увидела щетину с проседью, свет в глазах, сильные ноги привыкшего к морю человека. Свою просьбу она выразила простыми словами:

– У меня есть послание для военных и для вашего начальства. Передадите его им от меня?

Поколебавшись, Пол ответил:

– Да, конечно.

– Скажите им, что со своей частью мы справились. Мы сделали все, о чем просили пираты. Дэниел и Квентин теперь в ваших руках. – В последнюю просьбу она вложила все чувства, которые скопились в ее сердце: – Верните их домой, Пол. Верните мне мужа и сына.

 

Дэниел

Индийский океан. 02°09´59˝ с. ш. 45°42´05˝ в. д.

14 ноября 2011 года

Когда Дэниел выходил из кокпита «Возрождения», его мозг напряженно работал. Единственным мужественным поступком и несколькими добрыми словами Ванесса оживила источник его надежды. Даже в самых диких фантазиях он не представлял, что она прилетит через полмира, чтобы сбросить пиратам выкуп в сомалийских водах. Это просто не имело смысла. Она до ужаса боялась всего, что имеет крылья. Но особенно она ненавидела самолеты с винтами, которые называла «ловушками для москитов». Объяснений было лишь несколько. Либо ее накачали наркотиками, которые притупили ее чувство опасности, либо сделали лоботомию, либо ее любовь к ним оказалась сильнее страха.

Он прошел по салону и сел за обеденный стол с Квентином, не замечая устремленных на них взглядов пиратов. Сейчас он о них и не думал вовсе. Они были как тошнота, которая долго мучила, но прошла. На сына он посмотрел с удивлением.

– Она сказала, что поплывет с нами в Сент-Томас. Сказала, ты можешь взять с собой Ариадну.

Квентин покачал головой:

– Наверное, она что-то курит.

Дэниел рассмеялся:

– Я знаю.

К ним шагнул Либан:

– Не разговаривать.

Дэниел почувствовал себя свободным:

– Деньги сейчас будут у вас. Какая разница?

– Не разговаривать, – угрожающе повторил пират.

– Ну ладно, – пожал плечами Дэниел.

Услышав высокий жужжащий звук, он посмотрел на кокпит, где стояли, задрав головы, Афиарех, Гюрей и Осман. Звук сделался более отчетливым. Это явно была какая-то движущаяся система. Когда жужжание сделалось почти невыносимым, пираты потянули вверх руки и возбужденно закричали. В следующее мгновение они схватили опоясанный черными ремнями контейнер со стропами. Потом стропы обмякли, Гюрей и Осман поймали парашют и свернули его в шарик.

Пираты, которые были в каюте, все как один бросились в кокпит, загородив Дэниелу вид. Заметив, что их внимание отвлечено, Дэниел продолжил разговор с Квентином.

– Ариадна ответила на твое письмо? – шепотом спросил он.

Квентин кивнул:

– Я такого длинного ответа от нее еще никогда не получал.

Дэниел заглянул в глаза сыну:

– Что она написала?

Квентин вспыхнул:

– Пап, это личное.

– Я знаю, – улыбнулся Дэниел. – Я тоже через это проходил.

Квентин подумал над этим, потом пылко произнес:

– Она хочет приехать в гости, когда мы вернемся домой. В конце этого месяца она заканчивает школу и подыскивает колледж в Америке. Что думаешь?

Вопрос и те выводы, которые из него напрашивались, застали Дэниела врасплох. Последние пять дней он думал только о том, что происходило с ними сейчас, в плену у пиратов, и надеялся на скорое освобождение. А вот о том, что повлечет за собой это освобождение, он всерьез не задумывался. Конец кругосветного путешествия; непонятная судьба «Возрождения»; возвращение к трудовым будням с часовыми поездками на работу, переговорами и вечерними сделками; постоянные напоминания о том, что он должен будет возглавить фирму, когда Кертис уйдет на покой. Но даже после всего, через что им пришлось пройти, он пока что не хотел бросить море. Он хотел снова быть с Ванессой, а остальное предпочел бы отложить до мая. Однако Квентин, похоже, смирился с мыслью о скором возвращении домой. Несомненно, под влиянием Ариадны. Сейчас он ничего, кроме нее, не видел.

Дэниел запихнул свои опасения на дальнюю полку и дал сыну тот ответ, который ему хотелось услышать:

– Хороший план. Думаю, матери она понравится.

– Они уже общаются, – сказал Квентин. – Мама ей новости о нас передает.

Дэниел хотел что-то ответить, но не успел, потому что в эту секунду в каюту вернулись пираты с контейнером.

– Двигайся, двигайся, – прикрикнул на них Либан, заставляя пересесть в самую глубину кабинки.

Афиарех поставил контейнер на пол, а на стол положил два металлических портфеля и машинку для счета купюр. Открыв портфели, он явил взору пачки стодолларовых купюр, перевязанные резинками и уложенные рядами в длину. Взяв одну из пачек, он сказал Дэниелу:

– Сначала я не поверил Кертису, но он добился своего. Он – человек слова.

«Это не твои деньги, ублюдок, – подумал Дэниел. – Мой отец заработал их своим потом». Где-то в глубине души Дэниел знал, что это не совсем так. Кертис родился в привилегированной семье; он унаследовал юридическую фирму от отца в середине 1980-х, во время бума военных контрактов, на которых она специализировалась; он вложил капитал в недвижимость и стал неплохо зарабатывать на этом поприще, пока не обратил внимание на слухи о приближающемся кризисе в этой сфере и не вышел из самых ненадежных предприятий. Его успех был продуктом генетики и среды настолько же, насколько трудолюбия и предприимчивости. Если бы он родился в Сомали, то мог бы, как Афиарех, заниматься вымогательством чужих денег.

Пират снял резинку и вставил пачку банкнот в счетную машину, которая перелистала и выплюнула их с поразительной быстротой.

– Десять тысяч, – сказал он и начал пересчитывать пачки, называя цифры вслух по-английски и по-сомалийски. В первом портфеле лежало сто пачек. Каждую Афиарех пролистал перед глазами, проверяя, все ли купюры настоящие. Время от времени он пропускал пачки через счетчик. Проверив последнюю пачку, он улыбнулся.

– Один миллион долларов, – объявил он и, закрыв портфель, отставил его в сторону. Пираты повторили его слова по-сомалийски:

– Милиан у дулар… милиан у дулар.

С содержимым второго портфеля Афиарех проделал те же операции: пересчитал пачки и некоторые из них пропустил через счетчик. Примерно на середине он стал ускоряться, как будто счет превратился в формальность.

– Сорок один, – говорил он и помахивал пачкой. – Сорок два… сорок три…

Когда пересчет подходил к концу, Дэниел услышал трель спутникового телефона. Пират достал телефон из кармана, но покачал головой.

– Ничего, подождут, – сказал он и, отключив телефон, взял следующую пачку банкнот. – Не люблю, когда меня торопят.

Через минуту случилось то, что стало для всех полной неожиданностью. Где-то вдалеке послышался механический шум. Сначала низкий, он стремительно перерос в оглушительный вой. Потом вой приобрел ритмичность, звук «вумп-вумп-вумп» сотряс яхту, как штормовые волны. Звук этот мог означать лишь одно: рядом взлетал вертолет.

Пираты повели себя так, словно на них напали, начали галдеть и кричать друг на друга. Лишь Афиарех сохранил присутствие духа настолько, что догадался выглянуть в окно. Лицо его исказилось от ненависти, он взревел что-то по-сомалийски. Как потревоженные в гнезде осы, пираты бросились к окнам, их голоса слились в злой неразборчивый хор.

Дэниел подтянул к себе Квентина и почувствовал, что сын дрожит. Он потребовал у Афиареха объяснений, но пират не обратил на него внимания и взял ОВЧ-радио.

– Что это вы затеяли, Пол? – закричал он в микрофон. – Так мы не договаривались!

Дэниел в ужасе наблюдал за ним. «Черт! – подумал он, не в силах понять, как все могло так быстро измениться. – Что они делают?»

Через мгновение он услышал голос переговорщика:

– Ибрахим, я пытался позвонить вам по телефону, но вы не ответили. Не волнуйтесь. Наш радар засек пару лодок, отплывающих от берега, и мы послали вертолет их задержать. Прием.

Афиарех перевел его слова на сомалийский, но его людей это не умиротворило. Тыча автоматами в окна, они осыпали ругательствами взлетающий вертолет.

– Это неприемлемо, Пол, – угрожающим тоном ответил Афиарех. – Если хотите, чтобы заложников отпустили, верните вертолет на корабль немедленно.

– Ибрахим, – успокаивающим голосом произнес переговорщик, – наш договор не меняется. Вертолет нужен для обеспечения безопасности заложников. Мы не знаем, почему лодки отплывают именно сейчас. Мы не знаем, что на них и кто ими управляет. Вертолет не помешает вам подойти к берегу. Я дал слово и сдержу его.

Когда Афиарех перевел, его люди разделились на три лагеря. Сондари и Дхуубан размахивали руками, выглядели возбужденными и испуганными. Гюрей, Осман и Либан играли мышцами и с воинственным видом сжимали оружие. Мас же смотрел на Афиареха тусклым взглядом. Он произнес что-то на сомалийском, и все изумленно уставились на него. Потом все одновременно заговорили. Афиарех и Мас принялись громко спорить, остальные стали что-то выкрикивать, размахивать автоматами и потрясать кулаками.

– Что происходит, пап? – прошептал Квентин, заикаясь от страха.

– Не знаю, – ответил Дэниел. – Если начнут стрелять, прячься под стол.

Крики, казалось, продолжались целую вечность, но наконец Афиарех сумел снова завладеть всеобщим вниманием. Пираты стали слушать его и кивать, как отряд бойцов перед командиром, и только Мас с мрачным видом смотрел в окно, вцепившись в автомат.

Дэниел сжал руку Квентина.

– Кажется, пронесло.

И тут Афиарех сделал то, что повергло Дэниела в ужас. Пират взял со скамьи автомат и ткнул дулом ему в лицо. Квентин закричал от страха, но уши Дэниела этого звука не услышали. Его мозг перестал думать, тело застыло, и весь мир его уменьшился до размера ствола автомата, деревянного приклада и пальца, лежащего на спусковом крючке.

– Чего ты хочешь? – сумел пролепетать он.

– Они не слушают меня, – с горящими глазами ответил пират. – Ты заставишь их слушать. Или умрешь.

 

Пол

Индийский океан. 02°09´59˝ с. ш. 45°42´05˝ в. д.

14 ноября 2011 года

Пол проводил взглядом «Си Хоук», летящий в сторону тонкой полоски земли, отделяющей заходящее солнце от пылающего моря. Когда шум винта стих, он снова посмотрел на «Возрождение», покачивающееся на воде в каких-то 250 ярдах. По указанию Редмана Мастерс при помощи носовых и кормовых подруливающих устройств незаметно приблизил «Геттисберг» к яхте, пока пираты пересчитывали деньги. Теперь через бинокль Пол мог рассмотреть каждый дюйм парусника, кроме кабины, на окнах которой висели занавески. У него имелись серьезные возражения против агрессивной позиции командира «морских котиков», но Редман отклонил его протесты, когда он рассказал о своих тревогах во время разговора с глазу на глаз в каюте Мастерса.

– Бросьте, Деррик, – сказал Редман. – Теперь у Ибрахима и заложники, и деньги. В покере это называется каре. Он отпустит Паркеров, только если будет знать, что у нас стрейт-флеш. Десять тысяч тонн флотской стали говорят о том, что он у нас есть.

– Он это видит по-другому, – возразил Пол. – Ему известно, что у нас есть снайперы. Если мы подгоним этот корабль прямо к его порогу, это будет поводом не доверять нам. А если он начнет нам не доверять, то пойдет на обострение.

– Мне неинтересна психотерапия, – раздраженно бросил Редман. – Я здесь для того, чтобы спасти заложников. Он должен знать, что это конец дороги.

Пол снова стал возражать, когда Редман приказал вертолету отогнать лодки, – вероятно, это были любопытные рыбаки, которые отплыли от берега. Но командир «морских котиков» был непоколебим и согласился лишь на то, чтобы Пол предупредил пиратов по телефону. Когда Ибрахим не ответил, Пол понял, что произойдет дальше. Вспышка гнева Ибрахима не удивила его, как не удивила его и тишина, воцарившаяся после этого на мостике. «Мы разогрели их страхи, – подумал он. – Теперь они отвечают нам тем же».

Неожиданно зажужжал телефон капитана. Мастерс взял трубку и приложил к уху.

– Это Дэниел Паркер, – сказал он Полу. – Он спрашивает вас.

Пол бросил на Редмана взгляд, в котором читалось: «Вот об этом я и говорил».

– Капитан Паркер, – приветливым тоном начал он, – как у вас там дела?

– Пол, – задыхающимся, испуганным голосом произнес Дэниел, – вы должны что-то сделать. Вы должны заставить военных слушать. Если вертолет не вернется на корабль через пять минут, они убьют нас.

Пол заставил себя не поддаваться овладевшему им сочувствию капитану. В эту минуту требовалось быть твердым.

– Дэниел, вы должны успокоиться. Кто это вам говорит? Ибрахим, потому что мы так не договаривались?

– Да, Ибрахим, – прохрипел Дэниел. – Но с ним и все остальные.

– Они обработали содержимое портфелей? – уточнил Пол.

– Почти закончили, когда вертолет взлетел, – ответил капитан, немного успокоившись.

И вдруг Пол отчетливо услышал характерный звук перезаряжающихся автоматов.

– Прекратите! – закричал капитан. – Опустите автоматы! Пол, они целятся в нас. Вам нужно сделать что-нибудь немедленно.

Пол впился взглядом в глаза Редмана.

– Капитан, я слышу, что вы говорите. Я хочу, чтобы вы передали Ибрахиму: я поговорю с военными. Ему нужно потерпеть. Вертолет уже отлетел на несколько миль, и, чтобы вернуть его, нужно время.

– Хорошо, хорошо, – выпалил Дэниел и повторил сообщение в сторону.

После этого трубку взял Ибрахим:

– От ваших пяти минут осталось четыре. И это не я нарушаю договор. Если не поторопитесь, капитан умрет.

Когда связь оборвалась, все взгляды на мостике обратились на Пола и Редмана.

– Он блефует, – сказал командир «морских котиков». – Если он убьет капитана Паркера, у него не будет шансов добраться до берега с деньгами.

Пол кивнул:

– Согласен. Но это означает, что он уже стоит на краю. Я настоятельно советую вернуть вертолет. В договоре этого не было.

Редман повернулся к старшему помощнику:

– Мистер Эванс, что сейчас происходит с лодками, которые вы видели?

– Сэр, лодки уже не приближаются. Расстояние две с половиной мили.

Редман направил бинокль в сторону Сомали. Солнце село несколько минут назад, и горизонт быстро тускнел, на небе зажигались первые вечерние звезды. Он повернулся к Мастерсу:

– Можете меня соединить с пилотом вертолета?

Мастерс взял телефон и передал команду на БИП. Через несколько секунд Пол услышал голос пилота в динамике. Задав ему несколько вопросов, Редман убедился, что это рыбацкие лодки, на которых не видно оружия, только сети и буи, и что обе лодки перестали продвигаться вперед, после чего поблагодарил пилота и повесил трубку.

– Возвращаем «птичку» на палубу, – сказал он. – Вызовите «Трумэн» и попросите капитана Эллиса, пусть один из его вертолетов будет наготове. Мне не нравится, что там крутятся лодки, но я не могу заставить их убраться. – Он снова повернулся к Полу: – Звоните Ибрахиму и скажите, пусть посмотрит в окно.

«Слава богу!» – подумал Пол и нажал кнопку «перезвонить» на спутниковом телефоне. Пират ответил мгновенно, и Пол передал ему послание. Ибрахим что-то проворчал и сказал, чтобы Пол подождал. Пол посмотрел в окно. «Си Хоук» возвращался с запада, двигаясь низко над водой. Облетев по небольшой дуге крейсер, вертолет с ревом опустился на палубу.

– Увидели? – спросил он Ибрахима, когда шум винта уменьшился. – Он заглушает мотор.

Пирата это не успокоило:

– Мы хотим, чтобы вертолет был внутри корабля.

Пол отключил микрофон в телефоне и переговорил с Редманом:

– Он хочет, чтобы мы спрятали «птичку». Думаю, нужно это сделать. В случае чего у нас есть вертолет с «Трумэна».

– Что он попросит в следующий раз? – проворчал командир «морских котиков». – Чтобы играл оркестр ВМС, пока он будет уплывать в закат? – Он посмотрел на Мастерса: – Поставьте «Си Хоук» в ангар, но на этом все. Это последняя уступка, на которую я пойду.

Кивнув, Пол включил микрофон и передал новость.

* * *

Каждый раз во время переговоров наступала минута, когда Пол понимал, что исход уже не зависит от него, что вся его работа сводится к выбору со стороны человека, который захватил заложников: принять малое в качестве гарантии того, что ты не останешься потом с пустыми руками (или, того хуже, попадешь за решетку или будешь убит), или же отбросить все моральные рамки и добиваться безоговорочной капитуляции. Умные похитители неизменно выбирали первое. Пола беспокоили глупцы, душевнобольные и идейные, считающие смерть мученичеством.

Пол точно знал, к какой категории отнести Ибрахима. Молодой пират был самым умным злодеем из всех, которые ему встречались. Динамичный переговорщик с живым умом, смелый и одновременно расчетливый перед лицом опасности, он знал, когда можно чего-то требовать, и понимал, где проходит черта, которую нельзя переступать. Он так и не взял на себя всю тяжесть компромисса, а продолжал показывать военным, что находится посередине.

По этой причине Пол почти не испытывал страха, наблюдая за тем, как на море опускается сумрак. Он ощущал напряжение, царившее вокруг, слышал его в приглушенных голосах моряков, занятых повседневной работой, видел его в складках на лбу Гейба Мастерса. Но сам он оставался невосприимчивым к нему, как и Фрэнк Редман. Удивительно, что они, столь часто спорившие в самые жаркие минуты кризиса, пришли к одному и тому же выводу: Ибрахим пойдет на уступки.

Команде наземного обслуживания «Геттисберга» понадобилось пятнадцать минут, чтобы переместить вертолет в ангар. Когда Мастерс подтвердил, что «Си Хоук» спрятан, Пол снова позвонил Ибрахиму. Телефон долго гудел и гудел без ответа. Через десять гудков он хотел было снова воспользоваться радио, но отказался от этой мысли. Их разговор услышал бы любой, у кого есть радиоприемник очень высоких частот и прямая видимость крейсера хоть с моря, хоть с суши. После двадцатого гудка Пол нахмурился. «Это на него не похоже. Что происходит?»

Наконец Пол услышал щелчок соединения вызова.

– Ибрахим, – первым заговорил он, – вертолет спрятан в ангар, пора производить обмен.

Когда пират ответил, Пол понял: что-то произошло. Быть может, на это указал тембр его голоса, а может, то, что его слова прозвучали как обвинение, а не как ответная фраза в разговоре, но внутри Пола что-то дрогнуло, как сейсмограф, почувствовавший землетрясение.

– Вы передвинули корабль, – сказал Ибрахим.

Пол ощутил прилив адреналина и страха.

– О чем вы?

– Вы знаете, о чем я. Мои глаза не лгут.

– Сейчас темнеет, – сказал Пол, подменяя истину. – В темноте все кажется другим.

Ибрахим его не стал слушать:

– Вы воспользовались нашим доверием. Вы должны отвести корабль. Мы не отпустим заложников, пока вы не отойдете на милю. У вас есть на это пять минут.

Соединение прервалось.

Пол похолодел от страха. Посмотрел на часы – 18: 13. Потом он взглянул на Родригеса, сидевшего за штурманским столом, и увидел в глазах коллеги сомнение. Пол повернулся к Редману, готовясь к битве, которую был обязан выиграть.

– На этот раз он говорит серьезно. Это не блеф.

В полутьме мостика лицо Редмана казалось высеченным из мрамора.

– Поговорим снаружи, – сказал он.

Когда Пол и Мастерс присоединились к нему на крыле мостика, Редман был немногословен:

– Его позиция – нарушения условий. Он получил пакет и пересчитал деньги. Теперь передумал.

– Ошибаетесь, – горячо возразил Пол. – Я встречался с ним. Я смотрел ему в глаза. Он хотел доверять нам, пока мы доверяем ему. Теперь он считает, что мы нарушили условия сделки. В его понимании все договоренности отменяются.

– Вот именно, – отчеканил командир «морских котиков». – Поэтому продолжать вести переговоры нежелательно. Настало время показать ему, что у него нет выбора.

У Пола упало сердце.

– Того, кто готов спрыгнуть с крыши, нельзя заставить спуститься, окружив его автоматами. Нужно убедить его, что прожить еще один день всегда лучше. Мы должны согласиться отвести корабль, если он освободит Квентина Паркера.

Редман посмотрел на него в упор:

– Ваш совет принят к сведению, но, как я это вижу, Ибрахим нарушил свое обещание. У меня нет разрешения на устранение, но я могу поддать жару. Настало время для «Арахны».

– Фрэнк, – вмешался Мастерс, удивив Пола, – мы давно друг друга знаем. Я безгранично уважаю твою команду. Но Пол прав. Ибрахим оказался в опасном положении. Если мы начнем что-то делать, он посчитает, что мы готовимся на него напасть, и никто не знает, как он после этого поступит.

– Хочешь сказать, что мы должны отвести корабль, Гейб? – произнес Редман. – Мы так дела не делаем. Мы не позволяем нашим врагам диктовать нам условия.

– Согласен, – кивнул Мастерс. – Но сейчас вопрос не о нас. А о двух американских моряках, с которыми может что-то случиться. Если когда-нибудь и был повод проявить осторожность, так это сейчас.

Редмана это поставило в тупик. Если возражения Пола его мало интересовали, то от мнения офицера военно-морского флота, равного ему по рангу, отмахнуться он не мог. Командир «морских котиков» проверил время и принял быстрое решение:

– Я исполню просьбу Ибрахима, если он наденет на Квентина Паркера спасательный жилет с фонарем и отправит за борт. Мы подберем его с лодки. – Он помолчал, переводя взгляд с Пола на Мастерса. – Но я не потерплю задержки. За нами наблюдают посторонние, и мы приближаемся к Могадишо. У него на раздумья десять минут. Если за это время он не примет условия, мы поступим по-моему. Понятно?

У Пола едва не сорвалось с языка: «Я не принимаю ультиматумов», но стальная вспышка в глазах Редмана заставила его передумать. Командир «морских котиков» дал ему пространство для маневра. Да, небольшое, но он должен был его использовать.

Он снова позвонил Ибрахиму и передал встречное предложение. В трубке на заднем плане слышались возбужденные разговоры, все на сомалийском.

– Вы меняете правила игры, Пол, – прервал его пират. – Вы передвинули корабль, пока мы считали деньги. Зачем вы это сделали? Приблизили к нам своих снайперов, чтобы им было проще нас убивать? Я помню, чему меня учил отец. Если торговец говорит, что приведет тебе десять верблюдов, а приводит только девять, ты имеешь право заплатить за девять и потребовать десятого бесплатно. Мы больше вам не верим. Мы не заплатим за десятого верблюда.

Пол продолжал настаивать на своем:

– Ибрахим, перемещение корабля не было частью договора и с нашей стороны. Можно изменить договор, но вы должны дать нам что-то взамен. Вы ничего не потеряете, если отпустите Квентина. Можете держать у себя капитана, пока мы не отойдем на удобное расстояние. Это все, что я могу предложить.

– Вы не слушаете, Пол. – В голосе Ибрахима зазвучали резкие нотки. – Тот, кто обманывает доверие, обязан его восстановить. Если бы вы не переместили корабль, сейчас мы были бы уже на берегу, заложники были бы у вас в руках. Вы переместили корабль. Вы должны вернуть его обратно.

Пол посмотрел на вечернее небо за окном, пытаясь совладать с вихрем мыслей. «Нужно тянуть время. Я должен найти новый подход к нему».

– Ибрахим, вы помните, что сказали мне, когда мы разговаривали в первый раз? Вам что-то нужно, и мне что-то нужно. Вы получили то, что было нужно вам, – кучу денег и лодку, на которой можно доплыть до берега. Вы уже почти дома. Я еще ничего не получил. Мы должны помочь друг другу добиться своих целей. Подумайте над этим без спешки. Я перезвоню через десять минут.

– Нет! – прорычал Ибрахим, уже не пытаясь изображать терпеливость. – Думаете, из-за того, что у вас больше оружия, из-за того, что вы американцы, а мы сомалийцы, вам удастся нас согнуть? Почитайте историю. Такая же заносчивость погубила Корфилда и Гаррисона. Наши автоматы направлены на заложников. Отходите, или мы пустим их на мясо. Вы слышите меня? Отходите, или мы пустим их на мясо!

Мозг Пола сработал молниеносно.

«Корфилд и Гаррисон? – подумал он. – Гаррисон – это американский генерал, который отвечал за сражение в Могадишо в 1993 году. Но Корфилд?» Почему-то эта фамилия показалась ему знакомой. Он покопался в памяти и вдруг вспомнил примечание в методичке, которую дал ему Фрейзер. Ричард Корфилд был британским офицером, которого послали подавить антиколониальное восстание под предводительством сомалийского муллы Мохаммеда Абдуллы Хассана в 1913 году. Когда констебли Корфилда на верблюдах атаковали дервишей Хассана, Корфилд погиб, после чего Хассан написал стихотворение на его смерть.

– Ибрахим, – сказал Пол, добавив в голос намек на отчаяние, – пожалуйста, выслушайте меня. Я не могу это сделать сам. Мне нужна ваша помощь…

Но вдруг он понял, что разговаривает сам с собой. Связь прервалась.

– Черт! – вскричал он, хлопнув телефоном по ладони.

– Он принял решение, – категорически произнес Редман. – Я высылаю лодки.

Пол, забыв о субординации, закричал:

– Вы не слышали, что он сказал? У нас больше нет преимущества! Паркерам грозит опасность. Мы должны немедленно вернуть корабль на исходное место.

– Агент Деррик, – возразил Редман, – я почти неделю наблюдаю за тем, как вы играете с этими мерзавцами в кошки-мышки, и посмотрите, к чему это нас привело. – Он включил микрофон на наушниках. – Внимание всем отрядам, говорит Арктур…

– Фрэнк, – перебил его Мастерс, пока командир «морских котиков» не успел отдать приказ, – ты согласился дать ему десять минут. Еще остается восемь. Он может передумать.

Редман тихо выругался. Потом так же быстро взял себя в руки, несомненно, подумав о молодых матросах, которые на него сейчас смотрели.

– Все отряды, приготовиться, – сказал он в микрофон и посмотрел на часы на переборке. 18: 22. – Значит, восемь минут, – рявкнул он и, открыв дверь на крыло мостика, исчез в ночи.

* * *

Наблюдение за отсчетом секунд унесло Пола в прошлое. Он снова очутился дома в Аннандейле и слушал громкое тиканье настенных часов, пока Кайл размышлял, что делать с пистолетом в руке. Вся подоплека этой минуты прошла перед его глазами, как разматывающаяся нить: годы оскорблений, пережитые братом; то, как отец смеялся над его картинами и глумился над его интересом к драме, называя ее «прибежищем голубых и неженок»; унижение, через которое прошел Кайл, когда отец за обеденным столом прочитал отрывки из его дневника, в котором тот описывал свои чувства к мальчику из своего класса; и последний удар – запрет на участие в выпускном балу из-за того, что он не захотел идти на него с девушкой. Это сломало Кайла окончательно.

Пол вспомнил, как выглядел дом в серых сумерках, когда они с Меган свернули к нему после футбольной тренировки. Он до сих пор чувствовал запах свежей краски на двери, которую он открыл и сразу услышал крики в глубине дома. Меган среагировала быстро и бросилась в стычку, чтобы защитить Кайла, но Пол остановился и прислушался, взвешивая серьезность противостояния. Отец и брат уже не раз ссорились, но исход этих ссор никогда не вызывал сомнений. На этот раз в криках Кайла звучало что-то более зловещее и опасное.

Он вспомнил сцену, открывшуюся ему, когда он вошел в комнату: мать, Эллен, плачет на диване; Джон и Кайл орут друг на друга перед камином; Меган размахивает руками и кричит отцу, чтобы он оставил брата в покое. Мать сквозь слезы попросила Пола что-то сделать, и он попытался вмешаться. Но Кайл с удивительной силой оттолкнул его и закричал:

– Уйди, Пол, это не твое дело!

Отец и сын долго обменивались оскорблениями и бранью, потом вдруг лицо Кайла словно окаменело, а руки сжались в кулаки.

– Ты, мешок дерьма, думаешь, я какой-то мутант? Будет тебе мутант!

Прежде чем кто-либо успел сообразить, что происходит, он выхватил из камина кочергу и обрушил ее на голову отцу. Когда Джон упал на колени, Кайл вытащил из кобуры на лодыжке пистолет и направил на него.

– Вставай! – завопил он срывающимся от напряжения голосом. – Будь мужчиной! Это ты меня сделал тем, что я есть!

На несколько секунд мир замер в напряженном ожидании. Пол услышал плач матери, услышал, как Меган умоляет Кайла опустить пистолет, но все это он вычеркнул из сознания, сфокусировав внимание на двух вещах: часах на стене и лице брата. В глубине души он знал, что Кайл на краю, но еще он понимал, что путь назад есть и что он зависит от выбора. Наставив пистолет на отца, Кайл начал рвать нити, связывающие его с будущим, но еще не разрубил их окончательно. Он все еще мог выбрать жизнь, а не смерть.

Сейчас Ибрахим оказался перед таким же выбором.

Пол смотрел на корабельные часы с нарастающим страхом. 18: 24… 18: 25… 18: 26. Он навел на «Возрождение» бинокль ночного видения. В сгущающихся сумерках светились четкие формы иллюминаторов. Он увидел движущиеся за занавесками тени. Между Ибрахимом и его людьми что-то происходило. Во время последних двух разговоров он заметил некоторые перемены в речи пирата. Если несколько дней Ибрахим говорил от имени своей команды, используя местоимение «я», что свидетельствовало о том, что он чувствует себя полным хозяином положения, то после взлета вертолета в его речи чаще стало появляться «мы». Пол сжал зубы. «Мы понятия не имеем, что представляют собой остальные сомалийцы. Что если на него кто-нибудь давит?»

Минуты продолжали убегать. 18: 27… 18: 28… 18: 29… Но спутниковый телефон и радио молчали. Неожиданно отворилась дверь крыла мостика и снова появился Редман.

Он посмотрел на Пола.

– Я разговаривал с адмиралом Принсом. Он согласен с моей оценкой. Мы много раз давали пиратам шанс поступить правильно, но они продолжают тянуть кота за хвост. На этом этапе необходимо что-то предпринимать. Бездействие для заложников не менее опасно, чем действия. – Он указал на часы. – Их десять минут вышли. Операция «Арахна» начинается.

На миг Полу захотелось возразить ему, в последний раз, но он знал, что это бесполезно. В желудке у него сгустился комок, мышцы на шее и плечах напряглись так, будто тело стянули смирительной рубашкой. Он смотрел через бинокль на парусник, покачивающийся в переливчато-зеленом море, пока Редман отдавал команды своим людям:

– Серый Один, Два и Три, Красный Один и Два, говорит Арктур. Начинаем «Арахну». Серая группа, держитесь на расстоянии семьдесят пять ярдов, устройте им ясный день, но оружие не применять, даже для ответного огня. Красная группа, удачи и ни пуха ни пера.

Лодки «морских котиков» завелись, обошли нос «Геттисберга» и почти бесшумно заскользили по воде. Примерно на середине крайние лодки разошлись в разные стороны, а первая сбросила скорость и осторожно приблизилась к «Возрождению». Через тридцать секунд все заняли свои места, взяв яхту в треугольные тиски. В следующее мгновение яхта озарилась ослепительно ярким светом.

Редман заговорил в радио:

– «Возрождение», это «Геттисберг», мы не хотим причинять вам вреда. Наш договор в силе. Мы хотим, чтобы вы уважали его. Отпустите заложников, и мы позволим вам уйти. Прием.

Долгое время ничего не происходило. Пол представил ныряльщиков, как они украдкой двигаются под черной водой, их двигательные средства и дыхательные аппараты не оставляют следа. В первый раз рассказывая об «Арахне», Редман объяснял, что его отряду понадобится двенадцать минут, чтобы закончить внедрение, вывести из строя винт, прикрепить буксировочный трос к килю и вернуться на крейсер. Пол посмотрел на часы, надеясь, что гамбит сработает. Он попытался влезть в голову Ибрахиму, но это было невозможно. «Как ты собираешься все это закончить? Какой ты сделаешь выбор?»

Выстрелы прозвучали, как ночной фейерверк. Грянула длинная очередь – не меньше семи быстрых выстрелов, – и снова наступила тишина.

Сразу же раздался крик вахтенного:

– Выстрелы! Выстрелы на «Возрождении»!

Пола охватила паника. Потом заработали рефлексы. Он схватил со штурманского стола радио и бинокль, распахнул дверь на крыло мостика и бросился к ограждению борта, не замечая бегущих за ним Редмана и Мастерса.

– Ибрахим, это Пол! – закричал он в радио, нацеливая бинокль на парусник. – Мы же договорились, не делай этого!

Ответа не последовало.

Он сорвал с крючка трубку внешнего телефона и обратился к БИП:

– Говорит Деррик. Вызовите «Возрождение».

Гудки спутникового телефона напомнили ему ровную линию ЭКГ. Он услышал новые выстрелы – на этот раз четыре выстрела подряд, – и опять стало тихо.

– Возьми чертову трубку! – заорал он, не дождавшись ответа. – Это безумие!

Вдруг он осознал, что вокруг него стоят люди. Все говорили одновременно. Редман по радио пытался выяснить у своих снайперов и групп, что происходит. Мастерс командовал поднимать «Си Хоуки» и запрашивал подкрепление с «Трумэна» и «Сан Хасинто». Офицер с видеокамерой снимал происходящее. Несколько матросов шепотом переговаривались.

Потом прозвучали последние выстрелы, три подряд. В отличие от предыдущих, эти были уверенные, как будто стрелявший аккуратно прицелился.

В этот миг дверь в прошлое снова отворилась и Пол опять оказался у себя дома в Аннандейле. Он увидел брата, плачущего, как ребенок, из носа у него текла слизь и смешивалась со слезами, пока он водил пистолетом из стороны в сторону. Услышал, как к нему взывает отец, как кричит сестра и рыдает мать, услышал собственные слова отчаявшегося разума. А потом Кайл наконец сделал выбор. Губы его сжались, от неуверенности не осталось следа. «Это ты виноват! – закричал он. – Ты заставил меня сделать это!» Кайл дважды спустил курок. Когда отец упал, он повернул пистолет к себе.

Пол смотрел на парусник, и в душе его раскрывалась старая рана. К глазам подступила влага, сердце наполнилось недоумением. «Почему, Кайл? – закричал он в бездонный колодец прошлого. – Почему, ведь впереди у тебя была такая большая жизнь!» Потом дверь в прошлое закрылась, и Пол оказался лицом к лицу со страшной реальностью настоящего. «Почему, Ибрахим? Почему, ведь ты клялся мне, что хочешь мира!»

Пол не сразу понял, что происходит перед его глазами. С парусника посыпались тела. Тела с тонкими конечностями и в ярких одеждах, они держали автоматы и двигались со скоростью, которую придает человеку смертельный страх. Они перепрыгивали через планшири в военную надувную лодку, стреляя в темноту. Пол заметил красную рубашку Ибрахима, мелькнул портфель в его руке, и потом он тоже скрылся за бортом. С гортанным ревом ожил двигатель ЖКНЛ, и они понеслись в сторону берега.

Бегство произошло столь стремительно, что даже Редман не сразу сообразил, что делать.

– Серый Один, следите за яхтой, – приказал он. – Серый Два и Три, остановить ЖКНЛ. Вернуть «Си Хоуки» для поддержки. Оружие к бою. Оружие к бою. Если начнут стрелять, открывайте огонь на поражение.

Две лодки отделились от парусника и, вспенив воду, помчались в погоню за пиратами. В то же самое время третья лодка приблизилась к корме «Возрождения». Два «морских котика», оба в черном, держа оружие наизготовку, запрыгнули в рубку. Один из них скрылся в каюте и через несколько секунд появился вновь, дико размахивая руками и что-то крича в рацию. Редман повторил его слова, чтобы услышали все:

– Эвакуация раненых. Эвакуация раненых. Готовьте медиков заложникам. Повторяю, медиков заложникам.

 

Исмаил

Индийский океан. 02°09´11˝ с. ш. 45°41´58˝ в. д.

14 ноября 2011 года

Убегая с яхты, Исмаил чувствовал себя так, точно попал в чужое тело. Глаза видели, мускулы напрягались, пальцы сжимали портфель и автомат, еще горячий от выстрелов. Но он как будто ощущал их со стороны. В уши словно набили ваты. Единственное, что он слышал, это пронзительный звон, то усиливающийся, то стихающий, одновременно близкий и далекий. Мысли тоже превратились в беспорядочную смесь ощущений, будто вместо мозга у него было разбитое зеркало, отражающее мир частями.

Все перемешалось. Все вывернулось наизнанку. Ночное небо было ослепительно ярким. Его люди толкались, открывали рты, произнося какие-то слова, но он их не понимал. Пара ног – его ног – перемахнула через планширь и приземлилась в военную лодку. Пара рук – его рук – щелкнула кнопкой стартера, выжала до упора ручку газа и резко крутанула штурвал влево, целясь между двумя источниками света. Где-то внизу он почувствовал вибрацию лодки, которая неслась по темной воде, подпрыгивая на волнах, но что-то сглаживало эти толчки, словно дно было сделано из желе.

Единственной вещью, не перевернутой с ног на голову и по праву принадлежавшей ему, была сокрушительная тяжесть боли. Колесо времени принесло прошлое в настоящее. Джинн его первой жертвы – мальчика, которого он убил в лагере в Ланта Буро, – превратился в ангела-мстителя и привел его в ловушку, которую он создал своими руками. Таково проклятие войны. Отец предупреждал его об этом. Тот, кто живет оружием, от него и умрет.

Он увидел два черных быстроходных катера, направляющихся к нему, их фонари сияли, как белое пламя в ночи. Он увидел своих людей, лежащих на дне лодки и палящих в сторону света. Когда звон в ушах начал стихать, он услышал злой свист пуль, рассекающих воздух вокруг него. Он присел, хоть и не боялся никого живого, только мертвого. Живой не мог у него забрать ничего такого, что еще не было отнято. Но мертвый имел право судить.

Он вел лодку змеиными зигзагами, сбивая прицел военным. Внимание его было сфокусировано на Венере, которая, как фонарь, сияла над горизонтом. До берега оставалось немного. Там его ждали Махмуд и спасение. Дядя знает, как поступить с деньгами в портфеле, который он захватил, покидая яхту. Дядя знает, как найти Ясмин.

Потом люди Исмаила начали умирать. Сперва попали в Гюрея. Он вскрикнул и схватился за шею, потом упал в море и исчез в темноте. Следующим был Либан. Верный Либан, единственный, чья преданность ни разу не поколебалась, даже в самом конце. Две пули проделали огромную дыру в его груди. Он еще пытался стрелять в ответ, но раны были слишком серьезными. Когда его дыхание стало замедляться, он поднял руку к небу, как будто просил Аллаха о милосердии.

В это мгновенье боль в душе Исмаила открыла бездну. Он увидел лица мертвых, они закружились вокруг него – лица тех, кого он убил, и тех, кого он любил и кто умер на его глазах. Там было множество тех, чьих имен он не знал, воины из Африканского союза и «Хизбул Ислам», с которыми он воевал. Но некоторые из них имели имена. Их могилы были свидетелями его собственного краха.

Адан, его отец, в школьном дворе в Медине.

Саматар, в тренировочном лагере в Ланта Буро.

Юсуф, его брат, на шоссе Мака-аль-Мукарама.

Гедеф, его учитель и покровитель, посреди моря.

Дэниел Паркер, капитан «Возрождения».

Квентин Паркер, такой же, как Саматар, только с белой кожей.

Гюрей, жизнь которого была трагедией с самого начала.

А теперь и Либан, его товарищ и друг.

Такого ужаса Исмаил вынести не мог. Издав истошный вопль, он вывернул штурвал в сторону, прямо на катер, откуда стреляли те, кто убил Либана. Пули рвали воздух, как шрапнель. Одна просвистела у самого уха, другая срикошетила от панели управления, но ни одна не попала в него. Катер вильнул, избегая столкновения, потом присоединился к своему близнецу на другой стороне, и гонка к берегу продолжилась.

Исмаил посмотрел на запад. Там, под освещенным звездами небом, темнел черный шрам суши. Свою лодку он направлял к ней, делая маневры, но не сворачивая с пути. Он услышал звук вертолетов. Они пронеслись у него над головой, обшаривая лучами света темное море. Он чувствовал порыв ветра от их винтов, ощущал гул их близкого присутствия, но сдаваться отказывался. Вместо этого он дергал из стороны в сторону штурвал, уходя от лучей.

Вдруг он услышал совершенно бессмысленный звук. Мотор его лодки закашлял и зашипел, а потом разом стих, словно прихлопнутый невидимым кулаком. Пока лодка останавливалась, поднимаясь и опускаясь на волнах, он бешено щелкал кнопкой стартера, пытаясь вновь завести двигатель. Исмаил услышал, как его люди кричат на него, умоляют что-то сделать, продолжая при этом посылать град пуль в чудовищ, кружащих в воздухе.

Неожиданно он услышал громоподобный голос, разнесшийся над водой:

– Бросьте оружие в воду и поднимите руки. Ваша лодка выведена из строя. Прекратите огонь, или будете убиты.

За долю секунды Исмаил понял все. Американцы предали его не один раз, а дважды: приблизив корабль без предупреждения и подсунув ему сломанную лодку. Они с самого начала не собирались позволить ему добраться до берега с деньгами. Они дали ему веревку, чтобы он сам на ней повесился. Ярость вскипела в нем вместе с отчаянием. Они – лжецы, все, даже Пол, который привез ему «пепси» и цитировал Коран. Как ни вероломен, как ни порочен был Мас, но он оказался прав. «Я сглупил, поверив им, – подумал Исмаил. – Они не хотели нам добра».

Перед ним во всей своей кристальной ясности предстал выбор: пасть смертью воина или попасть в руки военных, позволить себя судить и заточить в американскую тюрьму. Он увидел у себя под ногами автомат, почувствовал, как в венах бурлит адреналин. Все, что нужно сделать, это нажать на спусковой крючок, и американцы прекратят его мучения. Но потом он увидел обращенные к нему лица Дхуубана и Сондари. Они были совсем еще детьми, как Саматар, как Юсуф или Квентин Паркер, и грехи у них были куда менее серьезные, чем у него. Они никого не убили и никого не предали. Они не заслуживали смерти.

Он услышал свой голос, который произнес по-сомалийски:

– Все кончено! Делайте, что они говорят!

Потом он бросил автомат за борт и поднял руки.

К тому, что случилось затем, он оказался совершенно не готов. Когда первый катер с вооруженными людьми в черном приблизился, Мас повернулся и указал на него, изо всех сил выкрикивая одно слово. Это было обвинение, одновременно правдивое и ложное, и оно пронзило сердце Исмаила точнее снайперской пули.

– «Шабааб»! «Шабааб»! Он – из «Шабааб»!

 

Ванесса

Где-то над Кенией

14 ноября 2011 года

Ванесса не сводила глаз с телефона в руке, как будто он был живым существом. Она снова нажала кнопку «перезвонить» и прислушалась к сводящим с ума гудкам. «Возьми трубку, Ибрахим! – подумала она, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – Что же ты делаешь?» Было это в самом начале восьмого, прошло уже два часа после передачи выкупа. В кабине самолета было тихо, как на кладбище. Флинт смотрел на нее с непонятным выражением лица. После каждого звонка между ними происходил один и тот же разговор.

Ванесса: «Почему они не отвечают?»

Флинт: «Наверное, все еще считают деньги».

Ванесса: «И сколько это может длиться?»

Флинт: «Наберитесь терпения».

Но о терпении сейчас ей меньше всего хотелось думать. Водоворот мыслей утягивал ее в темноту. Что-то пошло не так. Она чувствовала это. Дэниел и Квентин к этому времени уже должны были оказаться на свободе.

Она уронила телефон на колени и выглянула в окно на освещенную луной африканскую равнину, борясь с грызущей болью в груди. Паника достигла такого уровня, что она уже не могла ее остановить. Так же невозможно остановить поезд, несущийся вниз по склону горы.

Она откинула спинку сиденья, закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Она чувствовала, как сокращается и расслабляется диафрагма, слышала, как через нос проходит воздух. Отдавшись этому ритму, она отпустила разум. Ей привиделось, как она берет скрипку, прикасается смычком к струнам и начинает играть «Грезы» Шумана. Она представила музыку, заполняющую ее сердце, как концертный зал, и прогоняющую демонов. Со временем давление в груди уменьшилось.

– Скоро мы приземляемся? – спросила она Руана Стейна как можно спокойнее.

– Через сорок пять минут, – отозвался из кабины Стейн.

Ванесса опять подняла спутниковый телефон и попыталась дозвониться на «Возрождение». Безуспешно. После этого она набрала номер Брента Фрейзера, надеясь услышать от него новости, но он тоже не ответил. В замешательстве Ванесса задумалась. Почему он не отвечает? Она же разговаривала с ним перед самой передачей денег. Она позвонила на «блэкберри» Мэри. Агент ФБР обещала, что всегда будет отвечать. Ванесса долго ждала, но слышала только хор бесконечных гудков.

Ванесса почувствовала холод под воротником, как будто там пробежал ледяной ручеек. Для этого молчания должна быть серьезная причина. «Ничего, все будет хорошо, – заверила она себя. – Мы сделали все, что они хотели».

Наконец Стейн объявил спуск в Найроби. Ванесса пристегнула ремень и стала смотреть на приближающиеся огни города. Самолет поравнялся со взлетно-посадочной полосой, плавно приземлился и подкатился к тому самому ангару, из которого выехал вначале. Когда Стейн выключил двигатели, Флинт открыл дверь.

– Позвоним им из офиса, – сказал он с неубедительной улыбкой.

Взяв сумочку, Ванесса вышла из самолета. Она увидела Мэри, стоявшую у «лендровера». Агент ФБР направилась к ней, но вдруг остановилась, точно не знала, как поступить. Ванесса заметила следы от расплывшейся туши под глазами Мэри и окаменела.

– Что? – воскликнула она, и все ее самообладание разлетелось на кусочки. – Что случилось?

Мэри скорбно посмотрела на нее.

– Там началась стрельба, – срывающимся голосом произнесла она. – Дэниел мертв. Квентин в критическом состоянии. Сейчас его оперируют.

Мгновение Ванесса просто стояла молча, она была слишком потрясена, чтобы что-то сказать. Потом потрясение уступило место ужасу, и она задрожала всем телом.

– Нет. О боже, нет!

Мэри крепко обняла ее.

– Мне так жаль, – зашептала она. – Так жаль.

Вмиг мучения Ванессы превратились в ярость.

– Почему?! – вскричала она, отталкивая Мэри. – Расскажите!

– Я не знаю, – мягко ответила Мэри. – Никто не знает.

Глаза Ванессы вспыхнули.

– Отвезите меня на тот корабль. Мне все равно, что для этого нужно. Я хочу видеть сына!

Нижняя губа Мэри задрожала.

– У военных один из лучших хирургов в мире.

– Этого мало! – закричала Ванесса, чувствуя себя беспомощной и загнанной в угол. – Отвезите меня на этот корабль.

Мэри посмотрела на нее сочувствующим взглядом:

– Если бы я могла…

Гнев Ванессы так же стремительно сменился отчаянием. Она упала на колени и зарыдала. В голове у нее зазвучали громкие голоса, точно там собрались все ее очернители. Триш, когда Квентину еще не было и годика: «Ты слишком серьезная, чтобы иметь ребенка. Расслабься». Тед, когда Квентин начал ходить к врачу: «Мне мальчик всегда казался странным». Инспектор в аннаполийском полицейском участке: «Вы знали, что ваш сын принимает наркотики?» Потом ее собственный голос возвысился над остальными: «Если ты не возьмешь себя в руки, Ванесса, он будет таким же несобранным, как ты». Пророчество, произнесенное тысячу раз ее стыдом, в конце концов сбылось. Муж, которого она только что опять начала любить, был мертв, а сын, изрешеченный пулями, балансировал на краю.

Мэри положила руку ей на плечо, но она стряхнула ее. Сколько она простояла так на полу ангара, Ванесса не знала. Несколько минут или несколько часов – ей было все равно. Она ничего не видела, ничего не слышала, ничего не чувствовала, кроме головокружения из-за падения и унижения из-за неудачи. Она – ничтожество. Все в ее мире бессмысленно, кроме жизни Квентина.

Наконец бушующий шторм ее чувств начал успокаиваться, оставляя после себя внутреннюю пустоту и истощение. Сквозь слезы она увидела протянутую руку Мэри. Взяв ее, она поднялась и позволила агенту ФБР подвести себя к «лендроверу».

Тони Флинт с подавленным видом открыл ей дверь.

– Это ужасно, Ванесса. Я и не думал… – Его голос смолк, когда он закрыл за ней дверь.

Она села в машину и вытерла рукавом слезы. На соседнее сиденье скользнула Мэри, и «лендровер» выехал из гаража. Ее распирало от вопросов. Но сейчас лишь один из них имел значение.

– Как давно Квентин в операционной? – тихо спросила она.

Мэри повернулась к ней, в тени ее глаза казались почти прозрачными.

– Я разговаривала с Полом полчаса назад. Он сказал только, что Квентина перенесли на «Трумэн» и что его оперируют. Пол собирался на вертолете лететь на крейсер. Он сказал, что перезвонит, как только сможет.

Каждый дюйм тела Ванессы наполнился болью. Пол Деррик. Лучший переговорщик ФБР. Как он мог не справиться? Как все они могли не справиться? Военные, «морские котики», весь правительственный аппарат? Как все могло дойти до такого ужаса?

– Пираты мертвы? – через какое-то время спросила она.

– Двое были убиты, – ответила Мэри. – Остальных задержали. Их будут судить в федеральном суде. Думаю, правительство потребует смертную казнь.

Ванесса покачала головой. «Они не заслуживают суда. Они заслуживают виселицы».

– А Ибрахим?

Мэри встретилась с ней взглядом:

– Он выжил.

Ванесса вспомнила последнее, что сказал ей пират: «Как видите, мы не причинили им вреда. Передавайте, что обещали, и я сделаю то же самое». Ее охватило желание броситься на него, разодрать ему лицо ногтями, выцарапать глаза. «Ты лжец! – подумала она. – Лжец и убийца. Смерть – слишком благородное наказание для тебя. Чего бы это мне ни стоило, я сделаю так, что твоя жизнь превратится в ад».

 

Пол

Индийский океан. 02°10´42˝ с. ш. 45°52´49˝ в. д.

14 ноября 2011 года

«Си Хоук» с Полом и Родригесом приземлился на «Трумэне» в 19: 51, через час двадцать минут после стрельбы. На авианосце, затемненном для ночной операции, было шумно и беспокойно. Люди в шлемах и защитных очках суетились на палубе вокруг вертолетов и готовили к взлету самолеты. Один человек из обслуживающей команды, взяв вещевые мешки переговорщиков, повел Пола и Родригеса через залитую янтарным светом палубу, вокруг рубок и вниз по двум лестничным пролетам к люку, ведущему внутрь корабля.

«Трумэн» шел в открытое море, огромные винты несли его на скорости более тридцати узлов. Пол подозревал, что, как только корабль выйдет из сомалийских вод, военные отправят эскадрилью самолетов для воздушной поддержки боевой группы во время долгого путешествия вокруг Африканского Рога. Никто точно не знал, как поведет себя правительство Сомали, да и весь мир, когда весть об инциденте распространится, но Пол не сомневался, что она вызовет противоречивые оценки и на недели займет первые полосы газет.

Они с Родригесом проследовали за военным в тесную комнату, в которой их встретил офицер-афроамериканец лет тридцати, в серо-голубом комбинезоне.

– Я коммандер Эдриан Джонсон, представитель военно-юридического управления при адмирале, – представился он. – Пока вы находитесь на борту, я буду вашим посредником. – Джонсон указал на стоявшую рядом с ним женщину в морской форме. – Это энсин Миллер. Она отнесет ваши вещи в каюту, где вы будете жить. У нас брифинг по инциденту в 22: 00, до этого времени мы свободны. Куда бы вы хотели пойти?

– Отведите нас в госпиталь, – попросил Пол. – Я хочу увидеть Квентина.

После перестрелки его разум утратил покой, как призраками, наполнился воспоминаниями, от которых он не мог отделаться. Дэниел Паркер: «Пол, они целятся в нас. Вам нужно сделать что-нибудь немедленно». Ибрахим: «Это не я нарушаю договор. Если не поторопитесь, капитан умрет». И Ванесса Паркер с неба: «Верните их домой, Пол. Верните мне мужа и сына». Полу приходилось терять заложников прежде, но еще никогда неудача не казалась такой личной. Ни один из них не возвращал его в дом в Аннандейле. Ни один не напоминал о Кайле.

Он вышел следом за Джонсоном из комнаты и последовал за ним в глубины корабля. Под полетной палубой авианосца скрывался целый мир. Как и на «Геттисберге», уровни, палубы и отделения на «Трумэне» были организованы в тройной системе координат, призванной прояснить сложное устройство корабля. Однако авианосец был столь огромен и внутренности его были до того запутанными, что мишени здесь имели скорее декоративный характер. Вскоре Пол окончательно утратил ощущение расстояния, перестал ориентироваться в пространстве и плелся за военным юристом, как груженый мул.

– Где сейчас пираты? – спросил он.

– ПВП проходят санитарную обработку в судовом лазарете, – ответил Джонсон, использовав официальное сокращение выражения «подозреваемый в пиратстве». – Переведем их в карцер, как только их отмоют. Мы приготовили аудитории для допросов. Ваши друзья из Бюро уже рвутся в бой.

«Еще бы, – подумал Пол. – Ибрахим и его команда только что наложили большую кучу на все правительство Соединенных Штатов. Они сотрут их в порошок. К тому же они уже пять дней торчат в этом муравейнике, и наконец-то у них появилась возможность чем-то заняться».

Он посмотрел на Родригеса.

– Думаю, вам стоит пойти познакомиться с мальчиками из Нью-Йорка. К разговору мне лучше быть подготовленным.

Родригес кивнул:

– С удовольствием посижу с малышами.

– Сколько еще пираты пробудут на корабле? – спросил у Джонсона Пол, когда они шли по коридору, полному овальных дверей.

– Колесики правосудия уже крутятся, – ответил представитель военно-юридического управления. – Как только доберемся до Джибути, посадим их в самолет и отправим в Штаты.

– А что «морские котики»? Им нужно будет давать показания.

Джонсон посмотрел Полу в глаза:

– Капитан Редман и его группа будут принимать участие в расследовании так, как того требует правосудие. Но их участие в этом инциденте засекречено. В интересах национальной безопасности их имена никогда не будут раскрыты, так же как истинная природа их деятельности.

«Не только пираты подвергаются санитарной обработке, – подумал Пол. – Он может вообще избежать суда. Если только… – Истина явилась ему, словно божественное откровение. – Если только правда не всплывет во время судебных разбирательств».

Отложив эту мысль на будущее, он вошел следом за Джонсоном в госпиталь. Коридор сразу сделался стерильно чистым и сюрреалистическим. Вокруг сновали врачи, медсестры и армейские санитары, на стульях вдоль стен ждали пациенты. Регистраторша руководила движением из-за стойки с окошком. Все это выглядело как типичное отделение городской неотложки. Пол с трудом верил, что находится на корабле посреди Индийского океана.

Джонсон поздоровался с регистраторшей.

– Андреа, мне нужны данные о состоянии Квентина Паркера. Можете найти кого-нибудь, кто занимался эвакуацией?

– Доктор Хенкок! – крикнула она разговаривавшему с молоденькой медсестрой мужчине средних лет в белом халате. – Вы, кажется, были на полетной палубе, когда привезли жертв?

Доктор кивнул с таким видом, будто узрел привидение.

– Я сам принимал мальчика. Когда принесли его отца, я был в травматологии.

Джонсон повернулся к Полу:

– Доктор Хенкок у нас старший офицер медицинской службы. Он ответит на ваши вопросы. – Он махнул Родригесу. – Пойдемте, я вас отведу в аудитории.

Когда они ушли, Хенкок проницательно посмотрел на Пола.

– Не понимаю. Последнее, что я слышал, – пираты собирались их отпускать. А теперь вот это. – Глаза его увлажнились, он отвел взгляд. – Простите. Просто у меня сын такого же возраста, как этот мальчик.

Пол ощутил резкую клюющую боль в животе. «Кайлу тоже было восемнадцать». Он покачал головой, с трудом сдерживая чувства.

– Я бы и сам хотел что-то понимать.

– Ублюдки, – тихо выругался доктор. – Надеюсь, они сгорят в аду. – Он покачал головой и собрался с чувствами. – Итак, чем я могу вам помочь?

Пол подумал о Мэри, которая встречала Ванессу в Найроби. Нож в его животе прокрутился.

– Мне нужно что-то сказать семье. Они будут спрашивать о подробностях.

Хенкок склонил голову набок:

– Давайте найдем место, где можно поговорить.

* * *

Пол и старший офицер медицинской службы прошли через несколько коридоров в комнату с двумя каталками, медицинским оборудованием, картотеками и точечными светильниками на потолке. Обе каталки выглядели так, будто их только что использовали.

– Это травматологическое отделение, – пояснил Хенкок. – Здесь мы проводим курс стабилизации. Когда приземлился вертолет с мальчиком, у меня была команда на полетной палубе. Санитар на вертолете уже успел интубировать его, чтобы он снова задышал. У него была проникающая рана здесь. – Он приложил ладонь к груди, чуть правее грудины и примерно на два дюйма ниже ключицы. – Еще у него было ранение мягких тканей с повреждением под правым плечом. Он терял сознание от внутреннего кровотечения. Мы спустили его на лифте. К тому времени, когда мы доставили его сюда, на нас он уже не реагировал.

Хенкок подошел к первой каталке.

– Наш хирург, доктор Альварес, сделал ультразвуковое сканирование и определил остановку сердца. Пуля пробила сердце, и кровь попала в перикардиум, вызвав тампонаду. Доктор Альварес сделал разрез и остановил кровотечение. Потом провел массаж сердца, заставив его снова заработать, и ввел дренажные трубки в поврежденные легкие, после чего подготовил его для операционной. – Доктор указал на стену: – Сейчас они там. Результат узнаем через час-два. Когда мы отправляли мальчика на операцию, привезли его отца. – Хенкок тяжко вздохнул. – Раны были страшные. Шесть выстрелов в грудь и голову. У него не было части черепа. Мы ничего не могли сделать. Это были несовместимые с жизнью ранения. – Голос его стих почти до шепота. – Я констатировал смерть.

Борясь с печалью, Пол стал вспоминать пальбу. Сначала прозвучала серия из шести или семи выстрелов в быстрой последовательности. Видимо, они были направлены на Дэниела. Потом раздались четыре выстрела, и после этого – последняя серия в три выстрела. Если у Квентина были только две раны, как указывал Хенкок, это означало, что тот, кто в него стрелял, промахнулся как минимум один, а возможно, что и два раза. Непонятно, как это могло случиться, если стреляли с такого близкого расстояния. Разве что оружие дало сбой или выстрелы производились в крайней спешке. Он решил, что нужно сообщить об этой загадке следователям.

– Что вы сделали с телом, доктор? – спросил Пол.

– С ним поступили, как с солдатом, – ответил доктор. – Останки положили в контейнер для отправки домой. Его отвезут в Довер. Родственники смогут забрать его там.

Пол посмотрел Хенкоку в глаза:

– Я могу его увидеть?

Доктор кивнул и указал на коридор. Он провел Пола до лифта, и они вошли в кабинку.

– Мы положили его в ангаре для вентиляции.

Через несколько секунд дверь открылась в просторное помещение с тремя реактивными истребителями, вокруг которых суетился обслуживающий персонал. Хенкок подошел к одному из массивных подъемников, открытых для вентиляции. В нем у стены стоял полированный алюминиевый контейнер, накрытый американским флагом. Рядом с ним дежурил матрос. Когда Хенкок и Пол подошли, матрос вытянулся по стойке смирно.

– Вольно, – сказал доктор. – Оставьте нас на пару минут.

– Есть, сэр, – ответил матрос и ушел.

– Можете не спешить, – сказал Хенкок Полу. – Я скоро вернусь.

Пол встал на колени рядом с контейнером и положил руки на полосы флага: красные – символ мужества, белые – невинности. От мысли об изувеченном теле, лежащем внутри, к его горлу подкатил комок.

– Простите меня, капитан, – тихо промолвил он, смея надеяться, что Дэниел его слышит, где бы он сейчас ни находился. – Это не должно было случиться. – Он сморгнул подступившие к глазам слезы. – Ваш сын в хороших руках. Я приложу все усилия, чтобы с ним было все в порядке. Обещаю.

Он поднялся и ощутил порыв гнева. Руки его сжались в кулаки, он посмотрел в море, поблескивающее под луной. «Проклятье, Ибрахим. Какого черта ты это сделал?»

* * *

Через полтора часа Пол уже снова был в травматическом отделении, расхаживал вперед-назад, как тигр в клетке. То и дело он смотрел на часы, как будто тем самым мог ускорить их ход. Наконец в 21: 42 дверь отворилась и вошел Хенкок в сопровождении латиноамериканца в покрытом пятнами голубом халате хирурга.

– Агент Деррик, – сказал Хенкок. – Это доктор Альварес.

Альварес небрежно кивнул:

– У меня хорошие новости и плохие новости. Хорошая новость: он жив и в стабильном состоянии. Мы починили его сердце и легкие и перелили кровь из передвижного банка крови. Плохая новость: он впал в кому. Скорее всего, его мозг испытал нехватку кислорода до того, как мы заставили его сердце снова забиться. Мы не узнаем, насколько серьезной была аноксия, пока он не очнется.

– Когда это случится?

Хирург покачал головой:

– Когнитивные функции могут начать возвращаться через день, может, через неделю или две. В течение сорока восьми часов мы снимем его с корабля. Насколько я понимаю, его семья живет в Аннаполисе. Рекомендую отправить его в Джорджтаун для неотложного лечения и в НРГ «МедСтар» для реабилитации.

Пол попробовал сохранить оптимизм:

– Есть шанс, что он полностью выздоровеет?

Альварес посмотрел на него прямо:

– Не могу сказать с уверенностью. Очень трудно предсказать последствия травм мозга. Но он молод и в остальном здоров. Восстановление возможно.

«Немного, но хоть какая-то надежда для Ванессы», – подумал он.

– А что с его памятью? Он вспомнит, что случилось?

Лицо хирурга сделалось задумчивым:

– Если вы спрашиваете, сможет ли он поговорить с вами о случившемся, то не знаю. Все зависит от состояния его мозга.

Тут Пол кое-что вспомнил:

– Вы знаете, сколько пуль попало в него?

– Две, – ответил Альварес. – Одну мы нашли у него в груди. Вторая пробила насквозь мягкие ткани его плеча.

Пол пожал руку хирургу:

– Спасибо. Серьезно. – Затем он повернулся к Хенкоку: – Где здесь можно позвонить? Мне нужно связаться с его матерью.

– В БИП есть телефон, – ответил доктор. – Пойдемте, я проведу.

* * *

Звонок Ванессе Паркер был одним из самых трудных испытаний, через которые Полу пришлось пройти за свою жизнь. Чувство вины, как тавро, жгло его сознание. Почему-то ему представлялся «Страшный суд» Микеланджело. Он чувствовал себя проклятым человеком, закрывающим руками лицо, пока черти тащат его в ад. Когда в полумраке Боевого информационного поста, этого нервного центра авианосца, Хенкок протянул ему трубку, он закрыл глаза и позволил своей интуиции подбирать слова.

Мэри Паттерсон ответила со своего «блэкберри» на втором гудке:

– Алло?

– Это Пол, – мрачно произнес он. – Она там?

Мэри шумно вздохнула.

– Это вас.

Пол услышал шмыганье носом, и в трубке раздался голос Ванессы, сбивчивый от усталости и горя:

– Пол? Он жив?

– Да, – ответил Пол. – Он в интенсивной терапии, состояние стабильное. Врачи спасли его жизнь.

Она заплакала. Прошло некоторое время, прежде чем она снова смогла говорить.

– У него серьезные раны?

Пол передал ей заключения доктора Альвареса, придав тону уверенности. Закончив, он услышал на линии тишину и попытался представить, что она думает. За часы, минувшие после стрельбы, потрясение сгладилось. Она была врачом и подготовила себя к худшему. Однако истина была тяжела. Квентин выжил, но его жизнь превратилась в большой вопросительный знак. Ужасная тяжесть для материнского сердца.

Наконец Ванесса очнулась.

– Что там произошло? – прошептала она. – Почему они это сделали?

Он набрал в легкие воздух и выпустил его.

– Пока не знаю. Но я это выясню.

– Хорошо, – просто произнесла она.

Он смягчил голос и заговорил о том, что было у него на сердце:

– Ванесса, когда я просил вас довериться мне, вы сказали мне, что доверие подразумевает ответственность. Вы были правы. Если вам нужно найти виновного с нашей стороны, вините меня. Я не вернул их домой.

Если он ждал отпущения грехов, она этого не сделала.

– Когда я смогу увидеть его? – спросила она. – Я приеду куда угодно. Это не имеет значения.

– Скоро, скоро. Со мной рядом старший офицер медицинской службы. Он расскажет подробнее.

Он передал телефон Хенкоку, а сам сел на вращающееся кресло и стал осматривать чудеса инфопоста, позволявшие военным морякам заглядывать в глубины океана и небесные выси, замечая тысячи разных угроз. Они были почти вездесущи, эти покорители морей с их божественными инструментами и мириадами компьютеров. Но в возможностях всей этой техники был один зияющий пробел. Ни одно из их устройств не могло заглянуть в человеческое сердце. Ни одно не подало сигнал, когда Ибрахим и его команда стояли на грани убийства. Понадобился один человек, чтобы увидеть, и еще один человек, чтобы не придать этому значения.

«Проклятье! – в сотый раз подумал Пол. – Проклятье, черт побери!»

* * *

За несколько минут до 20: 00 коммандер Джонсон вызвал Пола и отправился с ним в очередное запутанное путешествие по лабиринтам «Трумэна» к аудитории, расположенной недалеко от карцера. Пол едва не рассмеялся, когда увидел снующих вокруг агентов ФБР. Место это было похоже на чашку Петри, в которой бурлил тестостерон. Он заметил Родригеса и Али Шарифа, разговаривавших с морским офицером, и направился к ним, но был остановлен высоким седоватым мужчиной. «КСА, – догадался Пол, заметив идущих следом мужчин помоложе. – Спесью от него пахнет сильнее, чем одеколоном».

– Я контролирующий специальный агент Стив Прессли из Нью-Йорка, – представился высокий человек, сунув Полу руку для приветствия. – Я возглавляю расследование. Это Том Хикс и Альфонсо Рубио из нашего иностранного отдела. Мы уже получили предварительные показания от ПВП. Крайне тревожные. Уверен, вы будете рады их услышать.

– Разумеется, – сказал Пол, пытаясь не выказать интерес.

Если команде Прессли удалось получить от пиратов показания меньше чем за три часа, они, наверное, очень спешили услышать какой-нибудь рассказ. Это могло означать только одно: на них давили сверху. Он вспомнил слова Брента Фрейзера: «Но на кону репутация Бюро. Мы просто обязаны победить». Теперь, оставшись без победоносной истории о спасении заложников, которую можно было бы выложить в прессе, значение слова «победить» изменилось. Правительству нужен был козел отпущения.

Коммандер Джонсон попросил внимания:

– Господа, прошу садиться.

Когда все расселись, трибуну занял седовласый человек с царственной осанкой.

– Я адмирал Вилсон, командир группы «Удар». Как всем вам известно, сегодня около половины седьмого сомалийцы, захватившие парусное судно «Возрождение», открыли огонь по заложникам, убив Дэниела Паркера и серьезно ранив его сына Квентина. В соответствии с решением межведомственной группы в Вашингтоне, министерство юстиции подготовит сообщение об этом инциденте. Передача состоится, как только мы доставим пиратов и яхту в порт Джибути. Для нас это тридцать восемь часов пути. «Геттисбергу» с яхтой идти несколько дольше.

Он обвел взглядом собравшихся, многим, в том числе Полу, посмотрев в глаза.

– Уверен, вы все понимаете серьезность этих событий. Морское пиратство – это беда, с которой наша нация борется со времен зарождения. Но хладнокровное убийство одного из наших граждан и попытка убийства другого, восемнадцатилетнего юноши, во время совершения пиратских действий являются бесчеловечными преступлениями с моральной точки зрения. Соединенные Штаты ни перед чем не остановятся, чтобы привлечь к ответственности этих преступников. Специальный агент Прессли и его команда из ФБР уже приступили к их допросу. Сейчас он коротко расскажет нам об успехах.

Вилсон вытянул руку, приглашая на сцену Прессли.

– Спасибо, адмирал, – сказал Прессли. – Как и все вы, я глубоко опечален случившимся сегодня. Мы дали похитителям возможность выйти из этого тупика мирно. К несчастью, кое-кто в Сомали относится с презрением к свободе, которую мы так высоко ценим. До сегодняшнего вечера мы не знали, что на борту парусника присутствовали такие элементы. Однако после предварительных допросов стало понятно, что убийство Дэниела Паркера и попытка убийства Квентина Паркера являются актами морского терроризма. Предводитель пиратов Исмаил Адан Ибрахим, также известный как Афиарех и Ибрахим, является членом восточноафриканской террористической группы «Шабааб».

Пола точно громом поразило. Он встречался с Ибрахимом – или Исмаилом, или как его там, – лицом к лицу. Он смотрел в глаза пирату и видел в них искреннее желание найти выход. Исмаил цитировал Коран, да, но без воинствующего рвения. В разговоре он показал себя не по годам эрудированным человеком. То, что говорил Прессли, просто не могло быть правдой. Разве что Пол полностью ошибся в своей оценке пирата, и в таком случае ему лучше прямо сейчас сдать жетон.

– Извините, агент Прессли, – сказал он, – это очень интересная версия, но последние пять дней я разговаривал с Ибра… Исмаилом и не увидел ни намека на человека, которого вы сейчас описываете. Я имел дело с «Талибаном» в Афганистане, с «Джамаат ат-Таухид валь-Джихад» и ИГИЛ в Ираке. Встретившись с Исмаилом, я увидел захватчика заложников, не джихадиста. Я готов поставить свою карьеру на эту оценку.

В глазах Прессли вспыхнуло раздражение.

– Агент Деррик, я уважаю ваш опыт и ваш вклад, но это я проводил допрос. – Он поднял блокнот. – Исмаил признался в связях с «Шабааб». Остальные пираты рассказали, что там произошло. Была стычка. Они пытались остановить его, но он настаивал. Исмаил этого не отрицал. Он взял на себя ответственность. Если у вас нет причин считать, что он сделал ложное признание, вы ошибаетесь.

Пол посмотрел на Прессли недоверчиво.

– Я хочу с ним поговорить. Можно не для протокола, но я хочу поговорить с ним прямо сейчас.

Контролирующий агент воззрился на Пола так, будто у того выросла вторая голова.

– При всем уважении, ОКП не участвует в расследовании. Это мое дело, и я не допущу, чтобы в него вмешивались.

Пол повернулся к адмиралу Вилсону:

– Адмирал, насколько я понимаю, пока мы не достигли берега, за пиратов отвечают военно-морские силы. Это означает, что для команды агента Прессли вы санкционируете проведение допросов. У меня нет желания вмешиваться в расследование. Я не меньше других хочу вывести ублюдков на чистую воду и просто прошу разрешения поговорить с Исмаилом до того, как этот корабль дойдет до Джибути, и спросить у него, правдивы ли эти невероятные заявления.

Адмирал посмотрел на коммандера Джонсона:

– Эдриан, я имею на это право?

В глазах Джонсона появился интерес, он кивнул:

– Да, сэр, имеете.

Адмирал посмотрел на Пола:

– На Гейба Мастерса вы произвели чертовски хорошее впечатление. Для меня этого достаточно. Можете поговорить с ним. Только сделайте так, чтобы я не пожалел об этом.

Пол, ждавший ответа затаив дыхание, выдохнул. «Если бы командовал Мастерс, а не Редман, – захотелось ему сказать, – мы бы сейчас здесь не оказались».

* * *

Через час Пол сидел в пустой соседней аудитории, рядом с ним стояла камера на штативе, на полу у ног – цифровой диктофон. Весь верхний свет был выключен, и освещалось помещение лишь лампой, стоявшей рядом на столе. Пол расставил мебель с умом, создав пространство для разговора, не для допроса. Многие полагают, что для того, чтобы получить информацию от допрашиваемого, ему нужно создать максимальные неудобства. В действительности же всегда происходит наоборот. Чем больше уважения к себе чувствует подозреваемый, тем больше вероятность того, что он не будет таиться.

Пол услышал стук в дверь. Через несколько секунд в комнату вошел Исмаил в сопровождении корабельного каптенармуса и специального агента из Службы криминальных расследований ВМС США, или СКР ВМС. Пират был одет в зеленую робу, руки и ноги в кандалах, на голове – мешок. Каптенармус подвел его к стулу напротив Пола, а офицер СКР стал снимать встречу на ручную видеокамеру.

– Кандалы я бы оставил, – сказал Полу каптенармус.

Пол покачал головой:

– Никаких кандалов. Он мне не угрожает.

Каптенармус удивленно поднял брови, но послушался и снял с пирата оковы и капюшон. Под мешком уши Исмаила были закрыты наушниками, а глаза – рабочими очками, залепленными непрозрачной лентой. «Они точно не хотят, чтобы он знал, где находится», – подумал Пол, когда каптенармус освободил глаза и уши пирата. Моргая, Исмаил осмотрелся и остановил взгляд на Поле. Его лицо имело отсутствующее выражение, глаза были налиты кровью. Как только он расположился на стуле, агент из СКР включил на запись стоящую на штативе камеру и вместе с каптенармусом удалился в угол помещения.

– Вас зовут Исмаил, а не Ибрахим, – будничным тоном начал Пол. – Похоже, я многого о вас не знаю.

Пират посмотрел на него пустым взглядом.

– Моего деда звали Ибрахим, – медленно произнес он. – Он погиб во время авиаудара, нанесенного по приказу генерала Гаррисона в тысяча девятьсот девяносто третьем году, вместе со многими другими сомалийскими старейшинами, которые хотели мира. Они были готовы сотрудничать с Америкой и верили, что Америка станет сотрудничать с ними. Я совершил ту же ошибку. Ваша страна не заинтересована в мире, если это мир не на ее условиях.

Пол встретил его взгляд.

– Мне жаль, и я не горжусь многими вещами, которые сделала моя страна. Но вы здесь не из-за этого, верно? Вы попали сюда, потому что один человек мертв, а его сын – юноша примерно вашего возраста – находится между жизнью и смертью. Что на это сказал бы ваш дед?

Исмаил остался бесстрастен.

– Он бы сказал вам то же, что сказал моему отцу: доверие подобно огню. Если его уважать, оно согревает ночью, если с ним обращаться плохо, оно уничтожает все на своем пути. Я нахожусь здесь, потому что обманули мое доверие. Похоже, я все равно оказался бы здесь, что бы ни случилось.

«Он имеет в виду надувную лодку», – подумал Пол и не стал наступать на мину.

– Так значит, вы член «Шабааб». Исламист. Вы ненавидите Америку из-за войн, которые мы вели на мусульманских землях.

Пират твердо посмотрел на него:

– Я мусульманин. Я верю в то, что нет иного Бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед его Пророк. Я воевал за «Шабааб» в Кисмайо и во время Рамаданского наступления в Могадишо. Вы знаете, что я думаю об Америке.

Пол обратил внимание на употребление прошедшего времени.

– Вы работали на «Шабааб», когда захватили яхту? Поэтому вы изменили курс и пошли не в Хобьо, а на Могадишо?

– Что говорят мои люди? – спросил Исмаил.

– Они говорят, что вы все время были в «Шабааб», – ответил Пол. – Говорят, что повиновались вам, потому что вы пригрозили сдать их в «Амният».

Впервые Пол заметил, что глаза пирата засветились от чувств.

– Верьте им, – наконец сказал Исмаил. – Они хорошие ребята. Они не хотели, чтобы так произошло.

– Это означает, что вы лгали мне? – спросил Пол, добавив в голос негодования. – Вы собирались доставить заложников на берег, даже получив выкуп?

Исмаил сложил руки на коленях, лицо его снова превратилось в маску.

– Мы солгали друг другу, Пол. У каждого из нас были свои причины. Но сюда нас привела ваша ложь.

– Значит, вы их расстреляли? – воскликнул Пол, перестав сдерживать гнев. – Подняли автомат и застрелили Дэниела и Квентина Паркеров. Это вы хотите мне сказать?

Выражение лица пирата не изменилось.

– Я предупреждал вас, Пол. Я предупреждал ваше правительство. Вы не послушали. Вы сами это накликали.

Пол подался вперед, сверля Исмаила напряженным взглядом:

– Знаете, что они с вами сделают? Они вас распнут. Они насадят вас на булавку и выставят на всеобщее обозрение в назидание другим. Вам это нужно? Хотите, чтобы ваша семья через это прошла?

Что-то из сказанного Полом задело Исмаила за живое. Он увидел это, заметил едва уловимое подергивание лицевых мышц пирата. Этого он и ждал. Исмаил притворялся. Пол знал это точно так же, как знал свою собственную душу. Но что скрывалось за этой маскировкой и почему пират решил ее надеть – этого он не понимал. Более того, благодаря безграничной мудрости Бюро, не ему предстояло это выяснять. Теперь это было дело Прессли, а человека из Нью-Йорка истина не интересовала, его интересовало только возложение вины. Полу был нужен свой человек, тот, кто возьмет лопату и станет копать с беспощадной решительностью до тех пор, пока не докопается до истины.

Ему была нужна Меган.

Он заглянул в глаза Исмаила и сказал на прощание:

– Надеюсь, вы найдете хорошего адвоката. Видит бог, он вам понадобится.