«Сейчас он вернется!» – подумал Йоханнес, когда растаял снег и показались первые подснежники.
– Вернется? – спросил он у подснежников.
Они не знали. Застенчивые, они опускали глаза, будто стыдясь поспешности, с которой появились на свет, и готовые без возражений снова оказаться под землей.
Лучше бы они так и поступили! Вскоре опять подул пробирающий до костей восточный ветер, и снег навалился сугробом на несчастных торопыжек.
Спустя несколько недель распустились душистые фиалки, сладкий запах которых струился по подлеску, а теплое солнышко, подолгу припекающее мшистую почву, разбудило сотни и тысячи белых первоцветов.
Робкие фиалки с их нежным ароматом были тайными предвестниками грядущего весеннего великолепия, а жизнерадостные первоцветы – праздником самим по себе. Пробудившаяся земля ловила первые солнечные лучи и превращала их в золотые украшения. «Теперь! Теперь он точно прилетит!» – думал Йоханнес. Изо дня в день он во все глаза наблюдал за медленно набухающими почками на ветках, пока бледно-зеленые кончики листочков наконец не выглянули из-под коричневых чешуек. Йоханнес часами изучал молодые листочки, которые при нем, казалось, не смели пошевелиться. Стоило ему отвернуться, как они подрастали. «Они явно стесняются, когда я на них смотрю», – решил Йоханнес.
Зелень уже начала отбрасывать тень, а Вьюнок все не возвращался. Ни один голубь не спускался к нему, ни одна мышка с ним не заговаривала. Когда Йоханнес обращался к цветам, они не отвечали, а только кивали. «Мое наказание еще не истекло», – печалился Йоханнес.
Однажды солнечным весенним утром он пришел на пруд возле особняка. Все его окна были нараспашку. Может, вернулись хозяева?
Куст черемухи на пруду уже целиком оделся в свежий зеленый наряд с нежными крылышками на каждом побеге. На траве, под кустом, лежала девочка. Йоханнес обратил внимание на ее голубое платье и белокурые волосы. Малиновка, сидящая на плече у девочки, клевала с руки.
Неожиданно она повернула голову и посмотрела на Йоханнеса.
– Здравствуй, мальчик! – сказала она, приветливо кивнув.
Йоханнес зарделся. У девочки были глаза и голос Вьюнка!
– Кто вы? – спросил он. Его губы дрожали от волнения.
– Я Робинетта! А это моя птичка. Она не из пугливых. Ты любишь птиц?
Малиновка не испугалась Йоханнеса и перепорхнула на его плечо. Все было как раньше. Это небесное создание не кто иной, как Вьюнок!
– А как тебя зовут, мальчик? – спросила девочка голосом Вьюнка.
– Неужели ты меня не знаешь? Я Йоханнес!
– Откуда ж мне знать?
Что все это значило? Столь знакомый, ласкающий слух голосок и темные бездонные глаза.
– Почему ты на меня так смотришь, Йоханнес? Ты что, встречал меня прежде?
– Думаю, да.
– Тебе, должно быть, это приснилось.
«Приснилось? Неужели все это был сон? Или я сейчас сплю?»
– Где ты родилась? – спросил он.
– Очень далеко отсюда, в большом городе.
– Среди людей?
Робинетта засмеялась. Смехом Вьюнка.
– Разумеется! А ты разве нет?
– Я тоже!
– Тебя что-то не устраивает? Ты не любишь людей?
– Нет! За что их любить?
– За что? Какой-то странный ты, Йоханнес! Может, ты больше любишь животных?
– Да! Гораздо больше! И цветы.
– Вообще-то я тоже их люблю. Временами. Но это неправильно. Мы должны любить людей, говорит мой папа.
– Почему неправильно? Я люблю тех, кого хочу любить. Мне все равно, правильно это или нет.
– Фи, Йоханнес! У тебя что, нет родителей? Ты их не любишь?
– Есть, – подумав, сказал Йоханнес. – Я люблю своего папу. Но не потому, что это правильно, или потому, что он человек.
– Тогда почему?
– Не знаю. Потому что он не похож на других людей, потому что он тоже любит цветы и птиц.
– И я их люблю, Йоханнес! Ты же видишь! – Робинетта позвала малиновку и шепнула ей что-то ласковое.
– Вижу, – сказал Йоханнес. – Вас я тоже очень люблю.
– Уже! Так скоро? – засмеялась девочка. – Ну, а кого ты любишь сильнее всех остальных?
Йоханнес колебался. Следует ли ему называть имя Вьюнка? Страх обронить его имя в присутствии других людей не покидал его ни на секунду. А что, если это белокурое создание в голубом не Вьюнок? Но кто тогда мог подарить ему подобное ощущение покоя и счастья?
– Вас! – произнес Йоханнес, не отрывая взгляда от бездонных глаз девочки. Преисполненный решимости, он ей полностью доверился и с замиранием сердца выжидал, как она примет его признание.
Робинетта вновь звонко засмеялась. Хотя взгляд ее не охладел, а голос не стал менее сердечным. Она взяла его за руку и сказала:
– Йоханнес, чем я это заслужила?
Йоханнес не ответил, не отрывая от девчонки доверчивых глаз. Робинетта встала и обняла Йоханнеса.
Они отправились в лес и набрали такие большие букеты примулы, что легко могли скрыться за этим ярко-желтым цветочным облаком. Малиновка перелетала с ветки на ветку, подглядывая за ними сияющими черными глазками.
Говорили они немного, но украдкой то и дело посматривали друг на друга. Оба смущались и не знали, как себя вести.
Робинетте, однако, пора было возвращаться домой.
– Мне пора, Йоханнес! Ты как-нибудь еще погуляешь со мной? Ты милый мальчик, – сказала девочка на прощание.
– Фьюить! Фьюить! – пропела малиновка, полетев вдогонку.
Когда Робинетта скрылась из виду, поселив в душе Йоханнеса свой дивный облик, он больше не сомневался, кто она такая. Она была той, кому он подарил свою дружбу. Вьюнок постепенно тускнел в сознании, уступая место Робинетте. И все вокруг стало таким же пригожим, как прежде. Цветы довольно кивали, а их запах развевал тоску по дому – чувство, которое временами угнетало Йоханнеса и которым, бывало, он намеренно терзался.
Среди нежной зелени – в теплом, насыщенном весной воздухе – он вдруг почувствовал себя дома, точно птица, отыскавшая родимое гнездо. Он раскинул руки и глубоко вдохнул. Какое счастье! На обратном пути его неотступно сопровождал образ белокурой девочки в голубом, плывущий по воздуху всегда впереди, куда бы он ни сворачивал. Словно он посмотрел на солнце, и оно навечно осталось на сетчатке его глаз.
С того дня Йоханнес приходил на пруд каждое ясное утро. Вставал он рано, разбуженный чириканьем воробьев, ссорящихся в листве плюща у окна его спальни, и щебетом скворцов, хорохорящихся друг перед дружкой на солнышке, чиркая крыльями по крыше. Он мчался по мокрой траве к дому Робинетты и ждал за кустом сирени, когда же откроется стеклянная дверь и девочка летящей походкой устремится ему навстречу.
Они бродили по лесу и дюнам неподалеку, без умолку болтая обо всем, что видели: о деревьях, цветах и песке. Рядом с Робинеттой Йоханнес испытывал незнакомое до поры, восхитительное чувство легкости, будто вот-вот он оторвется от земли и воспарит. Но этого не происходило. Он пересказывал девочке истории о цветах и животных, которыми в свое время потчевал его Вьюнок. Сам он, охваченный азартом, толком не помнил, откуда их знает, да и Вьюнок перебрался на задворки памяти – отныне для него существовала одна лишь Робинетта. Он был счастлив, слыша ее заливчатый смех и видя в ее глазах искреннее чувство. Йоханнес говорил с ней так, как раньше говорил со своей собакой, – обо всем, что только приходило в голову, без робости и сомнений. В часы расставаний Йоханнес все время думал о Робинетте и, чем бы ни занимался, мысленно спрашивал ее одобрения.
Робинетта, судя по всему, тоже была рада их дружбе: еще издали, завидев Йоханнеса, она расплывалась в улыбке и ускоряла шаг. Она первая призналась Йоханнесу, что ни с кем так не любила гулять, как с ним.
– Йоханнес, – спросила она однажды, – откуда тебе все это известно? Откуда ты знаешь, что думают майские жуки, о чем поют дрозды, как выглядит изнутри кроличья нора и дно пруда?
– Они мне сами рассказывали, – ответил Йоханнес. – Мне посчастливилось побывать в кроличьей норе и на дне пруда.
Робинетта нахмурилась и посмотрела на мальчика с укоризной. Впрочем, вдохновенный вид Йоханнеса отметал сомнения в правдивости его слов.
Они сидели под кустом сирени, с которого свешивались лиловые цветочные грозди. Перед ними лежал покрытый ряской и заросший камышом пруд. По воде кругами скользили черные жуки и прыгали неугомонные красные пауки. Жизнь в пруду била ключом. Йоханнес, весь в своих мыслях, вперился в одну точку и, когда наконец очнулся, начал свой рассказ:
– Как-то раз я опустился на глубину, соскользнул по камышовому стеблю и оказался на дне. Оно целиком покрыто опавшими листьями, по которым легко и мягко ходить. Под водой всегда сумерки, зеленоватый полумрак, ведь свет проникает туда сквозь зеленую ряску. А над головой зубчатой тесьмой висят ее белые корешки. Любопытные тритоны подплывали ко мне совсем близко. Очень странно видеть рядом таких крупных животных. Ведь под водой дальше вытянутой руки не видно ни зги. И вот из этого сказочного темного царства на тебя черной тенью выплывает разная живность, вроде водолюбов с лапками-веслами и плоскими панцирями, не говоря уже о мелкой рыбешке. Я провел там не один час. Посреди пруда, в чаще водных растений, ползали задумчивые улитки, строили блестящие гнезда водяные пауки и вихрем проносились колюшки, которые разглядывали меня с открытым от удивления ртом, трепеща плавниками. Там я познакомился и с угрем, на которого случайно наступил. Он поведал мне о своих скитаниях. Как выяснилось, он совершал дальние плавания, аж до моря, чего не удавалось ни одному обитателю пруда. Поэтому его и назначили королем. Дни напролет он спит, зарывшись в ил, и просыпается только на время трапез, когда его подданные приносят ему поесть. Ест он невероятно много. И все потому, что он король.
Ведь король должен быть толстым – титул обязывает. О, до чего же здорово было в том пруду!
– А ты можешь спуститься туда сейчас?
– Сейчас? – удивился Йоханнес. – Сейчас? Нет, это невозможно. Я утону. Да и зачем? Здесь, под кустом сирени, с тобой, мне гораздо приятнее.
Робинетта изумленно покачала головой и погладила Йоханнеса по голове. Потом перевела взгляд на малиновку, лакомившуюся на берегу пруда. На секунду оторвавшись от дел, птичка взглянула на обоих своими ясными глазками.
– Ты что-нибудь понимаешь, пташка?
Малиновка ответила понимающим взглядом и полетела охотиться дальше.
– Расскажи еще что-нибудь, Йоханнес.
Йоханнес с радостью исполнил просьбу девочки. Робинетта внимала каждому слову.
– Но почему же закончились эти приключения? Почему ты не можешь взять меня с собой туда, где сам побывал? Мне было бы безумно интересно!
Напрасно Йоханнес силился разбудить воспоминания – солнечная пелена накрывала темную пропасть в его памяти. Он не помнил, как именно потерял свое былое счастье.
– Я не помню. Не спрашивай, пожалуйста. Всему виной один маленький дуралей. Но сейчас это не важно. Сейчас мне хорошо, гораздо лучше, чем когда-либо.
Благоухание сирени, жужжание мушек над водой и ласковые солнечные лучи наполняли их сладкой истомой. Но вот в особняке заверещал звонок, и Робинетта убежала домой.
В тот вечер, когда Йоханнес вернулся в свою комнату и окинул взглядом лунные тени на плюще, обвивающем окно, послышался стук по стеклу. Он решил, что это плющ дрожит на ночном ветру. Но стук становился все отчетливее, заставив Йоханнеса выглянуть в окно. Листья плюща, прижавшись к дому, блестели в голубом сиянии, а под ними зияла полная тайн бездна, куда луна стряхивала голубые искры, отчего ночь казалась еще непрогляднее.
Йоханнес долго шарил глазами по заколдованному плетеному узору из ночных теней, пока не различил силуэт крохотного человечка, притаившегося под разлапистым листом около окна. По вздернутым бровям на удивленном лице Йоханнес тут же узнал гнома. Лунная искра выжгла чуть заметную оспинку на кончике его носа.
– Ты совсем забыл про меня, Йоханнес! Почему ты забросил наш план? Ведь сейчас самое время. Почему ты не разузнал у малиновки дорогу?
– Ах, зачем? У меня есть все, чего только можно желать. У меня есть Робинетта.
– Ну, это ненадолго. Ты можешь стать еще счастливее, и Робинетта тоже. А как же ключик? Так и пролежит там до скончания века? Только представь, как было бы чудесно, если вы вдвоем отыщете книгу. Поговори с малиновкой. А я помогу, чем смогу.
– Я поговорю с ней, – сказал Йоханнес. Гном деловито кивнул и ловко сполз вниз.
Перед тем как лечь спать, Йоханнес еще долго смотрел на темные тени и блестящие листья плюща.
На следующее утро Йоханнес спросил у малиновки, знает ли она, где находится золотой ларец. Робинетта снова пришла в изумление, а малиновка, искоса глянув на нее, кивнула.
– Здесь его нет! Здесь его нет! – заверещала птичка.
– О чем это ты, Йоханнес? – спросила Робинетта.
– А ты разве ничего не знаешь? Ни про ларец, ни про ключик?
– Нет! Расскажи!
Йоханнес выложил все, что знал о книге.
– У меня есть золотой ключик, и я думал, что ты – обладательница золотого ларца. Разве не так, милая пташка?
Малиновка притворилась, что не слышит мальчика, продолжая порхать в молодой листве бука.
Дети сидели на склоне дюны среди карликовых буков и сосен, разместившись с краю от поросшей травой дорожки на плотном темно-зеленом мху. Поверх низкорослых кустарников они смотрели на зеленое море из листьев, по которому чередой бежали волны светлых и темных оттенков.
– Думаю, – сказала Робинетта, поразмыслив, – что я могу найти для тебя то, что ты ищешь. Но как у тебя оказался ключик?
– Да, в самом деле, как это было? – пробормотал Йоханнес, растерянно уставившись вдаль.
Вдруг, словно упав с небес, замелькали две белые бабочки. Прелестницы беспечно кружились в солнечном свете, трепеща блестящими крыльями и подлетая все ближе и ближе к Йоханнесу.
– Вьюнок! Вьюнок! – прошептал Йоханнес в озарении.
– Кто это? – спросила Робинетта.
С визгливым щебетом малиновка взмыла ввысь, а белоглазые маргаритки в траве с тревогой посмотрели на Йоханнеса.
– Это он отдал тебе ключик? – спросила девочка.
Йоханнес молча кивнул.
– Кто он? Это он всему тебя научил? Где он?
– Его больше нет. Теперь есть Робинетта. Только она. – И Йоханнес прижался к плечу девочки.
– Глупыш! – сказала она и засмеялась. – Я помогу тебе найти Книгу. Я знаю, где она.
– Но тогда я должен забрать ключик, а он очень далеко.
– Нет, не стоит! Мы найдем ее и без ключика! Завтра. Обещаю.
Домой их провожали бабочки.
В ту ночь Йоханнесу приснились отец, Робинетта и много кто еще. Все его добрые друзья, родные и знакомые стояли кружком и смотрели на него ласково и с любовью. Но в мгновение ока картина переменилась: теперь его взяли в оцепление злобные враги с гневными лицами, испепеляющие его холодными, насмешливыми взглядами. Мальчику стало так больно, что он проснулся в слезах.