Солнце не преступит положенных мер, а не то его разыщут Эринии, союзницы правды.

ГЕРАКЛИТ

 

1.ЭГО И САМОСТЬ

Юнг сделал фундаментальное открытие, которое имело далеко идущие последствия,—он открыл коллективное бессознательное, или архетипическую психику. Проведенные Юнгом исследования позволили нам уз­нать, что индивидуальная психика является не только продуктом личного опыта, но и обладает доличностным или трансличностным измерением, которое проявляется в универсальных паттернах и образах всех мировых религий и мифологий. Далее Юнг открыл, что архетипическая психика обладает структурирующим или упорядочивающим принципом, который позволяет объединять различные архетипические содержания. Этот цен­тральный архетип, или архетип целостности, получил у Юнга название Самости. Самость является упорядочивающим и объединяющим центром всеобщего психического начала (сознательного и бессознательного) аналогично тому, как эго является центром сознательной личности. Иными словами, эго является центром субъективной идентичности, а Самость-центром объективной идентичности. Таким образом, Самость является выс­шим психическим авторитетом, которому подчиняется эго. В упрощен­ном виде Самость можно описать как внутреннее эмпирическое божество. Она совпадает с образом Божьим (imago Dei). Юнг показал, что Самость имеет характерную феноменологию. Ее выражают с помощью опреде­ленных символических изображений, которые называются мандалами. К мандалам относятся все изображения, выделяющие особое значение круга с центром, которые обычно сопровождаются фигурами квадрата, креста или иного образа четверицы или кватерности.

С Самостью также связан и ряд других фигур, событий и предметов исследования. К их числу относятся: целостность, совокупность, союз проти­воположностей, центральный генеративный момент, центр мира, ось ми­роздания, творческий момент встречи Бога с человеком, момент переноса сверхличностной энергии в личную жизнь, вечность как противоположность потоку времени, нетленность, парадоксальное соединение неорга­нического с органическим, защитные структуры, способные извлекать по­рядок из хаоса, превращение энергии в эликсир жизни. Все эти области рассмотрения имеют непосредственное отношение к Самости, централь­ному источнику жизненной энергии и нашего бытия, который в упрощен­ном виде можно описать как Бога. Действительно, богатейшие источники феноменологических исследований Самости содержатся в бесчисленных созданных человеком изображениях божества.

Поскольку существуют два независимых центра психической жизни, связь между ними приобретает существенное значение. Отношение эго к Самости носит весьма проблематичный характер и имеет близкое сход­ство с отношением человека к своему Создателю, которое нашло отраже­ние в религиозном мифе. Действительно, миф можно рассматривать как символическое выражение взаимосвязи между эго и Самостью. Многие особенности психологического развития можно понять благодаря из­менчивой взаимосвязи между эго и Самостью на различных этапах пси­хического роста. Развитие взаимосвязи между эго и Самостью составляет предмет нашего исследования.

Сначала Юнг описал феноменологию Самости применительно к ее раз­вертыванию в процессе индивидуации во второй половине жизни. На основе мифологического и этнографического материала Нойманн сим­волически охарактеризовал первоначальное психическое состояние, предшествующее рождению сознания эго, как уроборос. Используя круго­вое изображение "пожирателя хвоста", Нойманн описал первоначальную Самость, первоначальное состояние мандалы всей совокупности пси­хического, из которого рождается индивидуальное эго. На основе кли­нических наблюдений за младенцами и детьми Фордхам также постули­ровал Самость как первоначальную совокупность психического, пред­шествующего появлению эго.

Вообще говоря, среди аналитических психологов принято считать, что задача первой половины жизни состоит в развитии эго, которое сопровож­дается нарастающим отделением эго от Самости; вторая половина жизни требует капитуляции или, по меньшей мере, релятивизации эго по мере развития его отношения к Самости. Поэтому в настоящее время рабочая формула имеет следующий вид: первая половина жизни характеризуется отделением эго от Самости, а вторая—воссоединением эго с Самостью. Эта формула, быть может и верная как широкое обобщение, не учитывает результаты многих эмпирических наблюдений в области детской психологии и психотерапии взрослых. Согласно этим наблюдениям, более корректной бу­дет круговая формула, которую в схематическом виде можно представить следующим образом:

Отделение эго от Самости

Соединение эго с Самостью

Чередование соединения эго с Самостью и отделения эго от Самости происходит неоднократно на протяжении всей жизни индивида, как в детские годы, так и в зрелые. Действительно, эта циклическая (или, точнее, спиральная) формула отражает основной процесс психологического развития от рождения до смерти.

С этой точки зрения взаимосвязь между эго и Самостью на различных ста­диях развития можно представить в виде следующих схем:

Ось эго—Самость

На этих схемах показаны последовательные стадии отделения эго от Самости на протяжении психологического развития. Заштрихованные уча­стки сферы эго обозначают остаточную идентичность эго и Самости. Со­единительная линия между центром сферы Самости обозначает ось эго-Самость, которая выполняет важную роль соединительного звена между эго и Самостью, обеспечивающего целостность эго. Следует учитывать, что эти схемы предназначены для иллюстрации определенной мысли и поэтому не характеризуются строгостью в остальных отношениях. Например, обычно мы определяем Самость как всю совокупность психического, которая неизбежно включает в себя эго. На основе схем и способа их представления можно предположить, что эго и Самость составляют две отдельные сущности, причем эго представляет меньшую часть всей совокупности пси­хического, а Самость—большую. Эта трудность присуща самому предмету рассмотрения. С рациональной точки зрения мы должны проводить различия между эго и Самостью, а это противоречит нашему определению Само­сти. Дело в том, что концепция Самости заключает в себе парадокс. Самость одновременно составляет и центр, и окружность круга всей совокупности психического. Представление эго и Самости в виде двух отдельных сущно­стей служит лишь необходимым средством для рассмотрения их с пози­ций разума.

Схема 1 соответствует первоначальному уроборическому состоянию (согласно Нойманну). Ничего не существует, кроме мандалы Самости. Заро­дыш эго присутствует здесь как потенциальная возможность. Эго и Самость составляют единство, а это значит, что эго не существует. Таково общее со­стояние первичной идентичности эго и Самости.

На схеме 2 показано развивающееся эго, которое начинает отделяться от Самости, но центр и большая часть сферы эго находятся в состоянии пер­воначальной идентичности с Самостью.

На схеме3 показана следующая стадия развития, на которой, однако, со­храняется остаточная идентичность эго и Самости. Ось эго-Самость, пред­ставленная на первых двух схемах как полностью бессознательная и по­этому неотличимая от идентичности эго и Самости, теперь стала отчасти сознательной.

На схеме 4 показан идеальный теоретический предел, который в дей­ствительности, быть может, и не существует. На схеме представлены пол­ное отделение эго от Самости и полная сознательность оси эго-Самость.

Эти схемы поясняют тезис о том, что психологическое развитие харак­теризуется двумя одновременными процессами: нарастающим отделением эго от Самости и постепенным переходом оси эго-Самость в сферу созна­тельности. Если такую интерпретацию актов признать правильной, тогда от­деление эго от Самости и обусловленный Самостью рост сознательности эго в действительности составляют две стороны единого процесса, который развивается от рождения до смерти. С другой стороны, наши схемы пока­зывают в общем виде обоснованность ограничения осознания относитель­ности эго пределами второй половины жизни. Если считать, что схема 3 соответствует среднему возрасту, тогда мы видим, что только на этой стадии - верхний участок оси эго-Самость стал входить в сферу сознательности.

Процесс, с помощью которого осуществляются стадии психического развития, представляет собой переменный цикл, показанный на схеме 5 (с. 48). Непрестанное повторение этого цикла на протяжении всего пси­хического развития приводит к нарастающей дифференциации между эго и Самостью. На более ранних стадиях, приблизительно отражающих пер­вую половину жизни, этот цикл воспринимается как чередование двух со­стояний: инфляции и отчуждения. Третье состояние появляется, когда ось эго-Самость достигает сознательности (схема 3), для которой характерна сознательная диалектическая взаимосвязь между эго и Самостью. Это со­стояние называется индивидуацией. В настоящей главе мы рассмотрим первую стадию, инфляцию.

 

2.ИНФЛЯЦИЯ И ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ

В словаре приводится следующее определение слова инфляция: "преувели­ченный, наполненный воздухом, нереально большой и неправдоподобно важный, пребывающий за пределами своих собственных размеров; отсюда такие значения, как тщеславный, самовлюбленный, гордый и самонадеян­ный".6 Я употребляю термин "инфляция" для описания психологической установки и состояния, которое сопровождает идентификацию эго с Само­стью. В этом состоянии нечто малое (эго) присваивает себе качества чего то большого (Самости) и в результате настолько увеличивается, что выходит за пределы своих размеров.

Мы рождаемся в состоянии инфляции. В младенческие годы не сущест­вует ни эго, ни сознания. Все находится в сфере бессознательного. Латент­ное эго пребывает в состоянии полной идентификации с Самостью. Если Самость рождается, то эго созидается. Но поначалу все есть Самость. Нойманн описывает это состояние с помощью образа уробороса (пожирающего свой хвост змея). Поскольку Самость составляет центр и всю совокупность пси­хической жизни, эго, находясь в состоянии полной идентификации с Са­мостью, воспринимает себя как божество. Мы можем сформулировать эту мысль в форме ретроспективы, хотя младенец, разумеется, так не думает. Он пока вообще не способен думать. Вся его психическая жизнь и пережива­ния группируются вокруг априорного допущения существования божества. Это первоначальное состояние бессознательной целостности и совершен­ства служит причиной нашей ностальгии по своим истокам, как личным, так и историческим.

Многие мифы описывают первоначальное состояние человека как со­стояние округленности, целостности, совершенства или блаженства. Гесиод записал греческий миф о четырех веках человечества. Первый век—это золотой век, когда на земле был рай. Вторым был серебряный век, эпоха матриархата, когда мужчины подчинялись женщинам. Третьим был брон­зовый век, эпоха войн. Четвертым был железный век. Гесиод охарактери­зовал этот век как эпоху полного упадка. О золотом веке, блаженном состо­янии человечества, Гесиод пишет так:

"(Золотая раса людей) жила подобно богам, без печали, трудов и забот... У них были все блага, ибо плодородная земля без принуждения прино­сила им обильные плоды. Они жили в мире и покое на своих землях. Их окружало множество хороших вещей. Их стада были тучны. Они были любимы блаженными богами".

В блаженный век люди пребывали в единении с богами. Этот век оли­цетворяет состояние еще нерожденного эго. Эго еще не рассталось с чревом бессознательного и поэтому участвует в божественной полноте и всеобщ­ности.

Другой миф о первочеловеке можно найти у Платона. Согласно этому мифу, первочеловек был круглым и своим видом походил на мандалу. По этому поводу в своих "Диалогах" Платон пишет следующее:

"Первозданный человек был округл, и очертаниями своих боков и спины походил на круг... Ужасны были сила и могущество первозданных людей, помыслы их сердец были велики; они напали на богов ...и чуть было не подчинили их своей власти ...но боги не могли смириться с их дерзос­тью".8

I'm* I Последовательность гештальтов в направлении снизу вверх отражает возможную эволюцию человеческих фигурок на рисунках детей младшего возраста.

В этом фрагменте в установке ясно очерчена инфляционная самонадеянность В начальный период существования округлость равнозначна мнению человека, что он завершен и целостен и поэтому является богом, который может творить что угодно. Существует интересная параллель между мифом о первозданно круглом человеке и проведенными Родой Келлог исследованиями в области искусства детей дошкольного возраста. Она отметила, что изображение мандалы или круга доминирует в рисунках маленьких детей, впервые приступивших к рисованию. Вначале двухлетний ребенок с помощью карандаша или цветного мелка просто рисует каракули, вскоре его внимание привлекает пересечение линий, и он начинает рисовать крестики. Затем крестик помещается в кружочек, и мы полу­чаем исходную модель мандалы. Когда ребенок пытается нарисовать чело­веческие фигурки, они, вопреки зрительному восприятию, получаются в ви­де кружочков с руками и ногами, изображенными в виде похожих на лучи продлений кружочка (рис.1). Эти исследования дают эмпирические данные, которые свидетельствуют о том, что в раннем возрасте дети воспринимают человека как круглую, похожую на мандалу структуру и убедительно под­тверждают психологическую точность платоновского мифа о первона­чально круглом человеке. Детские терапевты также считают, что для детей мандала является эффективным целительным образом (рис. 2).

Рис. 2. Этот рисунок, сделанный семилетней девочкой во время психотерапевтических занятий, свидетельствует о восстановлении психического равновесия.

Все это указывает на то, что, образно выражаясь, человеческая психика вначале была круглой, целостной, совершенной, т.е. пребывала в состоянии единства и самодостаточности, равнозначном состоянию самого божества.

Архетипическая идея, устанавливающая связь между детством и близос­тью к божеству, нашла отражение в оде Водсворта "Знаки бессмертия": Наше рождение есть лишь сон и забвение: Душа, появляющаяся с нами, звезда нашей жизни, Обитает в иных местах И пришла издалека. Не в полном забвении И не в абсолютной наготе, Но в облаках славы исходим мы от Бога, И он есть наша обитель: Те небеса, что в детстве окружают нас!

С точки зрения более зрелого возраста, тесная связь детского эго с бо­жеством отражает состояние инфляции. Многие из последующих психоло­гических проблем обусловлены последствиями такой идентификации с божеством. Возьмем в качестве примера психологию ребенка в первые пять лет его жизни. С одной стороны, это время свежести восприятия и реагиро­вания; ребенок непосредственно соприкасается с архетипическими реаль­ностями жизни. Это стадия самобытной поэзии, когда в каждом самом обыч­ном событии таятся величественные, пугающие трансперсональные (межличностные) силы. Но, с другой стороны, ребенок способен вести себя как эгоистическое, жестокое и алчное животное. Фрейд охарактеризовал состояние детства как полиморфное извращение. Это довольно нелестная характеристика, но, по меньшей мере, отчасти, она справедлива. Детство невинно, но оно и безответственно. Поэтому детство характеризуется не только неоднозначностью тесной связи с архетипической психикой и ее сверхличностной энергией, но и бессознательной идентификацией и не­реалистической соотнесенностью с архетипической психикой.

У детей, как и у первобытной личности, эго идентифицируется с архе­типической психикой и внешним миром. У первобытных личностей абсо­лютно отсутствует различие между внутренним и внешним. Первобытные личности привлекают цивилизованное сознание своей связью с природой и гармонической включенностью в жизненный процесс. Но первобытные люди являются дикарями, они подвержены тем же ошибкам инфляции, что и дети. Образ первозданной личности вызывает чувство острой тоски у со­временного человека, отчужденного от истоков смысла жизни. Этим объя­сняется привлекательность концепции "благородного дикаря" у Руссо и в бо­лее поздних работах, отражающих ностальгию современного сознания по утраченной мистической связи с природой. Это одна сторона, но сущест­вует и другая, негативная сторона. Реальная жизнь первобытного человека связана с грязью, она унизительна и проникнута чувством страха. Мы и на мгновение не захотели бы оказаться в такой реальности. Так что лишь пер­вобытный символизм и составляет предмет нашей ностальгии.

Оглядываясь на наши психологические истоки, мы обнаруживаем в них двойственный смысл: во-первых, мы видим в них состояние блаженства, це­лостности, единства с природой и богами; во-вторых, по нашим сознатель­ным, человеческим меркам, соотнесенным с пространственно-временной реальностью, наши психологические истоки отражают состояние инфляции: безответственности, необузданной похоти, высокомерия и грубой чувст­венности. Для взрослого человека основная проблема заключается в том, как достигнуть единства с природой и богами, с которых начинается жизнь ребенка, без того, чтобы впасть в инфляцию отождествления с ними.

Такая постановка вопроса справедлива и для проблемы воспитания детей. Каким образом можно эффективно помочь ребенку освободиться от состо­яния инфляции и сформировать реалистическое, ответственное представ­ление о его отношении к миру, сохраняя при этом живую связь с архетипи­ческой психикой, которая необходима, чтобы сделать его личность сильной и жизнерадостной? Проблема состоит в том, чтобы сохранить целостность оси эго-Самость, разрушая при этом идентификацию эго с Самостью. Этот вопрос лежит в основе всех споров о взаимосвязи между снисходительностью и строгостью в воспитании детей.

Снисходительность заключает в себе терпимость и поощряет спонтан­ность ребенка и его связь со своим врожденным источником жизненной энергии. В то же время она поддерживает инфляцию ребенка, которая не соответствует реальным требованиям внешней жизни. С Другой стороны, строгость подчеркивает необходимость жесткого ограничения поведения, способствует разрушению идентичности эго и Самости и достаточно ус­пешно преодолевает инфляцию. В то же время строгость нередко приводит к нарушению жизненно необходимой связи между развивающимся эго и его корнями в бессознательном. Между строгостью и снисходительностью не существует выбора – они составляют пару противоположностей и долж­ны совместно действовать.

Ребенок буквально воспринимает себя как центр мироздания. На началь­ной стадии мать удовлетворяет этому требованию; поэтому вначале такое от­ношение поощряет в ребенке чувство, что его желание является вселенским повелением, и только так, а не иначе, и должно быть. При отсутствии постоян­ной и безоговорочной готовности матери удовлетворять эту потребность ре­бенка он не способен психологически развиваться. Тем не менее, проходит немного времени, и мир неизбежно начинает отвергать требования ребенка. На этой стадии начинается распад первоначальной инфляции, поскольку опыт показал ее несостоятельность. Но на этой же стадии начинается и от­чуждение; нарушается ось эго-Самость. В процессе узнавания, что ребенок не является божеством, которым он себя считал, возникает незаживающая психическая рана. Ребенок изгоняется из рая, и тогда возникают чувства разлуки и постоянной ранимости.

Переживания отчужденности возникают неоднократно, переходя в жизнь взрослого человека. При этом имеет место двойственный процесс. С одной стороны, в жизни мы постоянно сталкиваемся с реальностями, которые всту­пают в противоречие с бессознательными допущениями эго. Таким обра­зом, происходит развитие и отделение эго от своей бессознательной иден­тичности с Самостью. В то же время для сохранения целостности личности мы должны постоянно обеспечивать воссоединение эго с Самостью; в про­тивном случае в процессе отделения эго от Самости возникает реальная опасность разрушения важной связи между ними. При серьезном нарушении такой связи мы отчуждаемся от наших глубин и готовим почву для психиче­ского расстройства.

Первоначальное положение дел- воспитание себя, как центра мирозда­ния—нередко существует довольно долго и после детства. Например, у меня был пациент, который наивно смотрел на мир как свою книжку с кар­тинками. Он полагал, что все вещи, с которыми ему приходилось сталкиваться, существуют специально для его развлечения или обучения. Он буква­льно воспринимал мир как свою устрицу. Внешние переживания не обладали независимой реальностью или смыслом. Исключения составляли только те переживания, которые имели к нему непосредственное отношение. Дру­гой пациент был убежден, что после его смерти наступит конец мира. При таком умонастроении, когда возникают подобные идеи, идентификация с Самостью равнозначна идентификации с миром. Самость и мир имеют одинаковое протяжение во времени и в пространстве. Вне сомнения, такое восприятие вещей заключает в себе зерно истины и характеризуется эффек­тивностью; но эта точка зрения оказывает, бесспорно, пагубное влияние на первых стадиях психологического развития, когда эго старается выделиться из первичной целостности. В более поздние годы жизни понимание не­разрывности внутреннего и внешнего мира способно оказать целитель­ное воздействие на человека. Здесь мы имеем еще один пример влияния алхимического бога Меркурия—целительного для одних и губительного для других.

Многие виды психозов позволяют более основательно понять иденти­фикацию эго с Самостью как центром мироздания или высшим принци­пом. В частности, распространенную среди душевнобольных манию вели­чия, когда больной воображает себя Христом или Наполеоном, лучше всего рассматривать как регрессию к первичной инфантильности, при которой эго идентифицируется с Самостью. Идеи соотнесенности также являются симптомами крайней идентичности эго и Самости. В таких случаях чело­век думает, что некоторые объективные события имеют к нему скрытое от­ношение. У параноика такая мания принимает характер преследования. Например, увидев монтажников, занимающихся ремонтом проводов на те­лефонном столбе, одна из моих пациенток истолковала их действия как попытку установить подслушивающее устройство с целью добыть компро­метирующие ее сведения. Другой пациент считал, что телекомментатор но­востей передавал ему личное сообщение. Такие мании проистекают из со­стояния идентичности эго и Самости, когда человек считает себя центром мироздания и поэтому придает личное значение внешним событиям, кото­рые в действительности не имеют отношения к его жизни.

Известным примером инфляции идентичности эго и Самости является состояние, которое Г. Бейнс назвал "условной или предварительной жиз­нью". Это состояние Бейнс описывает следующим образом:

"(Условная или предварительная жизнь) обозначает психологическую установку, свободную от чувства ответственности по отношению к не­существенным событиям реальной жизни, словно виновниками таких событий являются родители, государство или, в крайнем случае, прови­дение... (Это) состояние инфантильной безответственности и зависи­мости".

М.-Л. фон Франц описывает это состояние как идентификацию с обра­зом pueraeternus (вечного ребенка). Для человека, который находится в та­ком состоянии, все то, что он делает:

"...пока не составляет предмет его реальных устремлений, и поэтому здесь всегда присутствует фантазия, что когда-нибудь в будущем про­изойдет нечто настоящее. В дальнейшем эта установка предполагает постоянный внутренний отказ взять на себя обязательства по отношению к данному моменту. Эта установка нередко (в большей или меньшей мере) сопровождается комплексом спасителя или мессии, когда чело­век думает, что настанет день, и он спасет мир, скажет последнее слово в философии, религии или политике, или совершит что-нибудь в этом ду­хе. Дело может зайти настолько далеко, что состояние примет типичную форму мании величия. Менее значительные признаки этого состояния прослеживаются в представлении человека о том, что его время "еще не наступило". Чувство ужаса неизменно вызывает у человека такого типа только одно—обязательство что-нибудь делать. Он ужасно боится связать себя обязательствами, войти в пространство и время, быть тем, кем он есть".

Психотерапевт нередко встречается с пациентами такого типа. Такой человек считает себя многообещающей личностью. У него много талантов и потенциальных возможностей. Он нередко жалуется на слишком широкий диапазон своих способностей и интересов. Избыток дарований—это его проклятье. Он мог бы сделать все, что угодно, но не может решиться на что-нибудь определенное. Проблема состоит в том, что у него много планов, но ни один из них не осуществляется. Чтобы достичь реального успеха, он должен отказаться от ряда других потенциальных возможностей. Он дол­жен отказаться от идентификации с первичной бессознательной целостно­стью и добровольно признать, что является реальным фрагментом вместо нереального целого. Чтобы стать кем-то в действительности, он должен от­казаться от всего в потенции. Архетип вечного ребенка составляет один из образов Самости, но идентификация с ним означает, что индивид никогда не добьется реальных свершений.

Существует множество менее ярких примеров инфляции, которую можно было бы назвать инфляцией обыденной жизни. Мы можем определить со­стояние инфляции, когда видим, как кто-нибудь (в том числе и мы сами) реализует в переживании одно из качеств божества, т.е. выходит за собстве­нно человеческие пределы. Приступы гнева являются примерами состояния инфляции. В гневе доминирует стремление навязать свою волю окружаю­щим. Это разновидность комплекса Иеговы. Влечение к мести также отражение идентификации с божеством. В такие моменты человеку следовало бы вспомнить о заповеди: "Мне отмщение" сказал Господь, т.е. не тебе. Мно­гие греческие трагедии изображают роковые последствия, которые насту­пают, когда человек берет в свои руки божественное отмщение.

Все виды властной мотивации являются симптомами инфляции. Когда мотив власти составляет основу поступка, тогда предполагается, что чело­век обладает всемогуществом. Но всемогущество составляет качество только Бога. Интеллектуальная ригидность, отождествляющая свою частную ис­тину или мнение с всеобщей истиной, также свидетельствует о наличии инфляции. Здесь предполагается всеведение. Вожделение и все поступки, в основе которых лежит принцип чистого наслаждения, отражают состояние инфляции. Любое желание, рассматривающее свое удовлетворение как ос­новную ценность, выходит за пределы реальности эго и, следовательно, присваивает себе качества сверхличностных сил.

Практически никто из нас, хотя бы в глубине души, не лишен остаточного признака инфляции, которая проявляется в иллюзии бессмертия. Вряд ли найдется хотя бы один человек, абсолютно свободный от идентификации с этим аспектом инфляции. Поэтому близкое соприкосновение со смертью вызывает утрату иллюзий. Внезапно приходит понимание, как драгоценно время просто из-за его ограниченности. Такой опыт нередко позволяет по-новому взглянуть на жизнь, более продуктивно трудиться и установить бо­лее человеческие отношения. Благодаря разрушению области идентичности эго и Самости, когда освобождается новое количество психической энергии для сознания, указанный опыт позволяет осуществить новый скачок в пси­хологическом развитии индивида.

Существует еще и негативная инфляция. Ее можно охарактеризовать как идентификацию с божественной жертвой—чрезмерным, безграничным ощущением вины и страдания. Мы видим это в случаях меланхолии, в кото­рых отражается чувство, что "во всем мире нет человека, более виновного, чем я". Здесь просто слишком много вины. В действительности взятие на себя непомерной ответственности свидетельствует о наличии инфляции, поскольку такой акт выходит за пределы собственно человеческих возмож­ностей. Избыток смирения и высокомерия, любви и альтруизма, эгоизма и стремления к власти является симптомом инфляции.

Состояния идентификации с анимусом и анимой также могут рассмат­риваться как инфляция. Произвольные мнения анимуса уподобляются речи божества. Мрачное негодование, испытываемое человеком, одержимым ани­мой, выражается в таких словах: "Веди себя так, как я тебе сказал, иначе я от­кажусь от тебя; а без моего признания ты погибнешь".

Существует целая философская система, в основе которой лежит состо­яние идентичности эго и Самости. Эта система рассматривает все в мире как проистекающее из личностного эго и как соотнесенное с ним. Она называ­ется солипсизмом, от слов solus ipse, "только я". Ф. Бредли характеризует точку зрения солипсизма следующим образом:

"Я не в силах переступить границы опыта, и опыт есть мой опыт. Отсюда следует, что вне меня ничего не существует; ибо в опыте даны только ее (Самости) состояния".

Шиллер более ярко определяет солипсизм "как учение о том, что все су­ществующее есть опыт, и существует только один субъект опыта. Солипсист думает, что единственным субъектом опыта является он сам.

 

З.АДАМ И ПРОМЕТЕЙ

Последствия первичной инфляции ярко запечатлены в мифологии. Заме­чательным примером такого описания является миф о саде Эдемском, ко­торый, и это знаменательно, назван мифом о грехопадении человека. Об этом мифе Юнг пишет:

"Легенда о грехопадении содержит глубокую теорию; в ней отражается смутное предчувствие, что освобождение сознания эго дело рук Люци­фера. Вся история человечества изначально заключалась в конфликте между его чувством неполноценности и высокомерием".17 В Книге Бытия описано, как Бог поселил человека в Саду Едемском, го­воря: "От всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию ум­решь". Затем идет описание создания Евы из ребра Адама и обольщение Евы змеем, который сказал ей: "Нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете; как боги, знаю­щие добро и зло". Поэтому Адам и Ева вкусили запретный плод. "И откры­лись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные лис­тья, и сделали себе опоясания". Обнаружив их iнеповиновение, Бог проклял их. Далее идут весьма знаменательные слова: "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада эдемского, что6ы возделывать зем­лю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни".

Этот миф стоит у истока древнееврейской ветви нашей культурной тра­диции и имеет глубокий психологический смысл. Легенда о саде Едемском сопоставима с греческим мифом о золотом иске и платоновским мифом о круглом первочеловеке. Сад Едемский имел некоторый особенности мандалы: из Едема выходят четыре реки, а в центре помещается дерево жизни Сад-мандала изображает Самое Самость отражая и данном случае первич­ное единство эго с природой и божеством. Это первоначальное, бессозна­тельное состояние животного бытия в единении со своей Самостью. Оно называется райским, потому что еще не возникло сознание следовательно, здесь нет конфликта. Эго содержится в чреве Самости .

Существует еще одна особенность, указывающая на Первичную целост­ность—создание Евы из Адама. Очевидно, что изначально, Адам был герма­фродитом, иначе невозможно было бы создать из него женщину, Вероятно, здесь содержатся пережитки более древнего мифа, в котором первый чело­век, несомненно, был гермафродитом. Вне сомнения, этот очень древний миф подвергся изменениям в соответствии с односторонней патриархаль­ной установкой иудеев, которая умаляла роль женского элемента психиче­ского, сводя его до ребра Адама. Разделение Адама на мужской и женский элементы аналогично и равнозначно его расставанию с райским садом. Оба процесса имеют одно последствие,—человек расстается с первоначальной целостностью и отчуждается от нес.

Драма обольщения и грехопадения начинается, когда первоначальное состояние пассивной инфляции превращается в активную инфляцию кон­кретного деяния. В целом подход и привлекательность змея выражаются в инфляционных терминах—"вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы бу­дете, как Бог". Поэтому плод дерева был съеден, и наступили неизбежные последствия. Все начинается потому, что Адам и Ева осмеливаются поступить в соответствии со своим желанием быть, как Бог.

Миф изображает рождение сознания как преступление, которое отчуж­дает человека от Бога и от своей первоначальной предсознательной целостности. Вне сомнения, плод символизирует сознание. Плод дерева познания добра и зла позволяет понять противоположности, что и составляет специфическую особенность сознания, таким образом, согласно этому мифу и теологическим теориям, опирающимся на него, сознание есть первородный грех, первородный btbris (гордынz) и, следовательно, заключает в себе основную причину всего зла в человеческой природе. Но существовало и иное понимание этого мифа. В частности, офиты (гностическая секта) поклонялись змею. В принципе они придерживались тех же взглядов, что и современная психология. По мнению офитов, змей представлял духовный принцип, символизировавший освобождение от зависимости от демиурга, который создал сад Едемский и держал человека в неведении. Змей счи­тался хорошим, а Иегова плохим. С психологической точки зрения, змей олицетворяет принцип гнозиса, познания или возникновения сознания. Обольщение змеем символизирует стремление человека к самореализа­ции и принцип индивидуации. Некоторые гностические секты даже иден­тифицировали змея в саду Едемском с Христом.

Вкушение запретного плода отмечает переход от вечного состояния бессознательного единства с Самостью (бездумное, животное состояние) к реальной, сознательной жизни в пространстве и времени. Одним словом, миф символизирует рождение эго. Процесс рождения эго приводит к его от­чуждению от истоков. Теперь эго входит в мир страдания, конфликтов и неуверенности. Неудивительно, что мы столь неохотно делаем шаг к до­стижению более высокого уровня сознания.

Другая особенность "грехопадения" в сферу сознания заключается в том, что Адам и Ева узнали, что они наги. Сексуальность и инстинкты не­ожиданно превратились в табу и предметы стыда. Сознание как духовный принцип создало противоположность естественной, инстинктивной, жи­вотной функции. Двойственность, диссоциация и вытеснение возникли в человеческой психике одновременно с сознанием. Это означает, что для обеспечения права на независимое существование сознание должно, по меньшей мере, на начальном этапе, занимать антагонистическую позицию по отношению к бессознательному. Такое понимание свидетельствует о за­блуждении всех утопических психологических теорий, предполагающих, что человеческая личность может быть целостной и здоровой только при условии, что в детстве она не подвергается сексуальным и инстинктивным притеснениям. Естественные, необходимые стадии психического разви­тия требуют поляризации противоположностей: сознательного и бессозна­тельного, духа и природы.

Но наш анализ мифа о грехопадении будет неполным, если мы остано­вимся на том, как Адам и Ева уныло стали жить трудной жизнью в мире ре­альности, в поте лица своего, зарабатывая хлеб насущный и в муках рожая детей. Дело в том, что в саду Едемском было два дерева: не только дерево познания добра и зла, но и дерево жизни. Иегова выказал определенную обеспокоенность, что человек обнаружит второе дерево и вкусит его да­ров. Что это означает? В "Еврейских легендах" Гинсберг приводит интерес­ную легенду о дереве жизни, которая в какой-то мере проливает свет на данный вопрос:

"В раю находятся дерево жизни и дерево знания, причем последнее об­разует ограду вокруг первого. Только тот, кто расчистил для себя путь через дерево знания, может приблизиться к дереву жизни, которое настолько огромно, что человеку понадобилось бы 500 лет, чтобы одолеть расстояние, равное диаметру ствола этого дерева. Не менее огромно и пространство, затеняемое его ветвями. Из-под дерева вытекает вода, которая орошает всю землю и затем разделяется на четыре потока: Ганг, Нил, Тигр и Евфрат".

Легенды, возникшие вокруг этого мифа, развивают и дополняют те точки зрения, которые не нашли выражения в первоначальной истории, словно отражая стремление коллективной психики восполнить картину и полностью разъяснить ее символический смысл. Мне кажется, что именно так обстоит" дело с приведенной легендой. Библейский вариант дает до­вольно неясное представление о взаимосвязи между деревом знания и де­ревом жизни. Приведенная легенда дает более ясное и удовлетворительное изображение. Легенда представляет дерево жизни как омфалос, пуп земли, и оно аналогично мировому дереву Игдразиль. В Библии сказано, что плод дерева жизни дарует бессмертие. До грехопадения Адам и Ева были бес­смертными, но они были и бессознательными. Если бы они вкусили плод дерева жизни после грехопадения, то достигли бы как сознания, так и бес­смертия. Иегова противится любому вторжению в его сферу и ставит херу­вима с пламенеющим мечом, чтобы охранить путь к дереву жизни. Тем не менее, упомянутая еврейская легенда в определенной мере позволяет нам понять, как можно найти дерево жизни. К нему можно добраться, расчис­тив путь через похожее на изгородь дерево познания добра и зла. Иными словами, человек должен неоднократно обольщаться змеем, постоянно вкушать плод познания и таким образом прогрызать путь к дереву жизни. Восстановить утраченную целостность мы сможем только тогда, когда в полной мере вкусим и ассимилируем плоды сознания.

Миф о грехопадении отражает не просто модель и процесс первона­чального рождения сознания из бессознательного, но еще и процесс, ко­торый в той или иной форме осуществляется в каждом человеке при каж­дом новом расширении границ сознания. Вместе с офитами я считаю, что изображение Адама и Евы как бесчестных садовых воров страдает неко­торой односторонностью. Их поступок в равной мере можно было бы оха­рактеризовать как героический. Они жертвуют комфортом пассивного повиновения ради достижения большей сознательности. В конечном счете, и змей оказывается благодетелем, если мы ценим сознательность больше, чем комфорт.

В процессе психоаналитической работы мы нередко обнаруживаем фрагменты темы первоначального грехопадения человека во многих снови­дениях. Они обычно появляются в те моменты, когда возникают новые со­знательные инсайты. В сновидениях часто фигурирует тема встречи со змеей или змеиного укуса. В последнем случае сны, как правило, имеют такой же смысл, как и: обольщение змеем Адама и Евы в саду Едемском, а именно: ис­чезает старое положение дел и рождается новое сознательное понимание (инсайт). Этот процесс нередко воспринимается как нечто чуждое и опас­ное, поэтому такие сновидения никогда не бывают приятными. В то же время змеиный укус свидетельствует о начале формирования новой установки и ориентации. Вообще говоря, переходное сновидение имеет важное значе­ние. Кроме того, сновидения о совершении преступления имеют такое же значение, как и первоначальное похищение плода. То, что составляет преступ­ление на одной стадии психологического развития, имеет законный харак­тер на другой стадии. Невозможно достичь новой стадии психологическо­го развития, не осмелившись поставить под сомнение законность кодекса предыдущей стадии. Поэтому каждый новый шаг воспринимается как пре­ступление и: сопровождается чувством вины, ибо границы старых критери­ев, старого образа жизни остались нерушимыми. Таким образом, первый шаг сопровождается ощущением совершения преступления. Сны, в кото­рых сновидец получает плоды—яблоки, вишни, помидоры—нередко имеют такой же смысл. Они соотносятся с темой вкушения запретного плода и зна­менуют вхождение в новую область сознательного понимания с такими же последствиями, как и при вкушении запретного плода.

Ниже приводится пример современного сновидения, в котором затро­нута старая тема обольщения в саду Едемском. Этот сон приснился чело­веку в возрасте старше 40 лет. Он впервые обратился ко мне по поводу "писательских проблем" и приступов беспокойства. Он был талантлив и полон творческих; идей и замыслов. Ему снились замечательные сны, в которых он видел целые спектакли с детальной проработкой костюмов и музыки. Но он не мог заставить себя изложить их на бумаге. Сон, казалось, обладал достаточной реальностью, чтобы освободить писателя от обязанности во­плотить в жизнь те замечательные сочинения, которые являлись к нему в фантазии. Такая установка отражает идентификацию с первоначальной бессознательной целостностью; это—временная жизнь, которая сторо­нится тяжкою труда, необходимого для актуализации потенциальных воз­можностей:. Хотя они думал, что ему хочется писать, тем не менее, фанта­зии бессознательно рассматривались как самодостаточные реальности. Такой чело век боится связать себя обязательствами, необходимыми для создания чего-то реального. Он потеряет чувство безопасности, связан­ное с анонимностью, и станет объектом неодобрения. Он боится подверг­нуться критике за свою определенность. Это сводится к жизни в "саду Едем­ском", где человек не осмеливается вкусить плод сознания. Приведем сновидение этого писателя:

"Я нахожусь в обстановке, которая напоминает мне Кьеркегора. Я вхо­жу в книжную лавку, чтобы найти определенную книгу. Нахожу и по­купаю нужную мне книгу. Она называется "Человек среди терний". Сцена меняется. Сестра приготовила мне огромный черно-шоколадный торт. On покрыт тонким слоем красной глазури, похожим на плотно прилегающую красную одежду. Хотя мне всегда запрещали есть шо­колад, поскольку он вызывает у меня аллергию, тем не менее, я ем торт без неприятных последствий".

Этот сон вызвал у сновидца следующие ассоциации. Он воспринял Кьер­кегора как встревоженного человека, как человека, который находится в состоянии конфликта между протиюположностями, в частности, конфликта между эстетической и религиозной установками. Название книги—"Чело­век среди терний"—напомнило сновидцу Христа и его терновый венец. По поводу шоколадного торта сновидец сказал, что он всегда считал торт вредным, поскольку он вызывает у него тошноту. Красная глазурь, похожая на "плотно облегающую красную одежду", напомнила ему о "чем-то таком, что мог бы носить дьявол".

При всей своей современной и личностной образности это сновидение содержит близкую аналогию с древним мифом об изгнании Адама из рая. Исходя из этой архетипической аналогии, можно предположить, что сон отражает потенциальный переход в личном развитии данного человека. Самое замечательное в этом сне заключается в поедании торта. Торт черный и имеет красное покрытие, которое ассоциируется с дьяволом. Черное как антитеза белого соотносится с мраком и злом. Сновидец считал шоколад­ный торт вредным для своего здоровья, что указывает на его сознательный страх перед бессознательным. Поедание этого "вредного" торта символи­чески равнозначно змеиному укусу или вкушению запретного плода. В ре­зультате наступает осознание противоположностей (познание добра и зла), а это означает, что человек входит в состояние сознательного конфликта. Конфликт возникает при каждом новом расширении области сознания. С помощью конфликта каждый новый участок сознания сообщает о своем существовании.

Хотя сновидец и утверждает, что съел торт без неприятных последствий, тем не менее, первая сцена сновидения отражает последствия в символи­ческой форме. Не имеет значения то, что эта сцена предшествует поеданию торта. Временная последовательность и причинная связь неприменимы в сновидениях. При наличии в сновидении нескольких сцен их обычно интерпретируют как различные способы описания одной основной идеи. Иными словами, поток образов в сновидениях вращается вокруг опреде­ленных узловых центров вместо того, чтобы двигаться по прямой линии, как это делает рациональное мышление. Таким образом, пребывание сно­видца в кьеркегоровской атмосфере и покупка книги "Человек среди тер­ний" символически отражают поедание "вредного" черного торта. Поеда­ние торта означает вхождение в кьеркегоровское восприятие конфликта и понимание образа "человек среди терний"— либо Христа, которому до­велось терпеть невероятное напряжение, вызванное противоположнос­тями его божественной и человеческой природы, либо Адама, который после изгнания из райского сада был обязан возделывать землю, из кото­рой произрастали ему тернии и волчцы.

Какое практическое значение имел этот сон для сновидца? Сон не при­вел к внезапному озарению или изменению. После сна сновидец не заме­тил в себе никаких перемен. Но наше обсуждение этого сна вместе с после­дующими сновидениями проложило путь к дальнейшему расширению границ сознания.

Когда этот пациент впервые пришел ко мне на прием, у него были симп­томы, но не было конфликта. Постепенно симптомы исчезли, и вместо них появилось осознанное понимание внутреннего конфликта. Он осознал, что его беспокойство было не бессмысленным симптомом, а сигналом опасно­сти, предупреждавшим его, что длительное пребывание в саду Едемском может иметь роковые психологические последствия. Сон свидетельствует о том, что настало время вкусить плод дерева познания добра и зла и при­знать неизбежность конфликтов, связанных со статусом сознательного индивида. И этот переход не всегда связан с огорчениями и страданиями. В этом отношении миф страдает односторонностью. При слишком дол­гом пребывании в раю состояние блаженства превращается в тюрьму, и тогда изгнание из рая воспринимается не как нечто нежелательное, а как освобождение.

В греческой мифологии существует аналогия с драмой сада Едемского. Я имею в виду миф о Прометее. В кратком виде его можно пересказать сле­дующим образом:

Прометей руководил дележом мяса жертвенных животных между бо­гами и людьми. Прежде не было надобности в таком дележе, поскольку боги и люди вместе вкушали пищу (идентичность эго и Самость). Проме­тей обманул Зевса, предложив ему лишь кости животного, покрытые слоем соблазнительного жира. Для человека он оставил все съедобное мясо. Разгневанный обманом Зевс спрятал огонь от человека. Но Проме­тей тайно проник на небо, похитил огонь богов и передал его человече­ству. В отместку за этот проступок Прометей был прикован к скале, где каждый день коршун терзал его печень и каждую ночь рана вновь за­живала. Наказание было ниспослано и его брату Эпиметею. Зевс создал женщину, по имени Пандора, которую послал доставить Эпиметею ящик Из ящика Пандоры появились все болезни и напасти, которые отрав­ляют жизнь людям,—старость, труд, болезни, порок и страсть. Процесс дележа мяса жертвенного животного между богами и людьми отражает отделение эго от архетипической психики, или Самости. Чтобы утвердиться в качестве автономной сущности эго должно присвоить себе пищу (энергию). Этому процессу соответствует похищение огня. Прометей являет собой люциферову фигуру, чья отвага инициировала развитие эго це­ной страдания.

Рассматривая Прометея и Эпиметея как два аспекта одного образа, можно обнаружить немало параллелей между мифами о Прометее и саде Едемском. Зевс прячет огонь. Иегова прячет плод дерева познания огонь и плод сим­волизируют сознание, которое приводит к определенной человеческой автономии и независимости от Бога. Подобно Прометею, похитившему огонь, Адам и Ева, вопреки воле Бога, похищают плод. В каждом из этих случаев умышленное действие совершается вопреки воле главного авторитета. Это умышленное действие состоит в достижении сознательности, которое в каждом мифе символизируется как преступление с последующим наказа­нием. Прометей был наказан незаживающей раной, а Эпиметей был нака­зан Пандорой и всем содержимым ее ящика. Незаживающая рана анало­гична изгнанию из сада Едемского, которое также можно рассматривать как своего рода рану. Боль, труд и страдания, выпущенные на волю из ящика Пандоры, соответствуют труду, страданиям и смерти, с которыми познако­мились Адам и Ева, когда они покинули сад Едемский.

Все это соотносится с неизбежными последствиями становления созна­тельности индивида. Боль, страдание и смерть действительно существуют до рождения сознания, но если отсутствует сознание, способное их вос­принимать, значит, психологически они не существуют. Страдание не суще­ствует, если отсутствует сознание для его осознания. Этим объясняется ост­рое чувство тоски по первоначальному бессознательному сознанию. В этом состоянии человек абсолютно свободен от страдания, которое неизбежно несет с собой сознание. То, что коршун пожирает печень Прометея днем, и печень заживает ночью, имеет глубокий смысл. Ночь— это темнота, бес­сознательное. Ночью каждый из нас возвращается к первоначальной це­лостности, из которой мы рождаемся. В этом и состоит исцеление. Дело выглядит так, словно рана перестает причинять боль. Это свидетельствует о том, что само сознание причиняет боль. Вечно незаживающая рана Про­метея символизирует последствия разрыва первоначальной бессознатель­ной целостности, отчуждения от первоначального единства. Это постоян­ный терний, вонзившийся в плоть.

В сущности, оба мифа тождественны, поскольку они отражают архети-пическую реальность психического и ход ее развития. Приобретение созна­тельности есть преступление, высокомерный поступок (bybris) по отноше­нию к вечным силам; но это неизбежное преступление, поскольку оно приводит к необходимому отчуждению от естественного бессознательного состояния целостности. Для того чтобы сохранить верность развитию со­знания, этот поступок необходимо рассматривать как необходимое пре­ступление. Лучше быть сознательным, чем оставаться в животном состоя­нии. Но для того, чтобы проявиться, эго обязано выступить против бессознательного, из недр которого оно возникло, и утвердить свою отно­сительную автономию посредством акта инфляции.

Существует несколько различных уровней, на которых можно проде­монстрировать эту интерпретацию. На самом глубоком уровне упомяну­тый акт выглядит как преступление против сил мироздания, сил природы или Бога. Но в повседневной жизни такое действие воспринимается не в религиозных категориях, а в личностном плане. На личностном уровне акт приобретения нового сознания воспринимается как преступление или бунт против авторитетов, существующих в личном окружении индивида, например, против своих родителей, а в дальнейшем против внешних авто­ритетов. Любой шаг в индивидуации воспринимается как преступление против коллектива, поскольку он ставит под сомнение правомерность иден­тификации индивида с каким-либо представителем коллектива, будь то се­мья, партия, церковь или народ. В то же время каждый шаг, будучи дейст­вительно инфляционным актом, не только сопровождается чувством вины, но и подвергает индивида опасности зацикливания в инфляции, которая не­сет на себе последствия падения.

В психотерапии встречается немало людей, чье развитие приостано­вилось именно в тот момент, когда необходимо было совершить неизбеж­ное преступление. Некоторые из них говорят. "Я не могу разочаровать моих родителей или семью". Человек, проживающий со своей матерью, говорит: "Я хотел бы жениться, но это убьет мою бедную старую маму". Вполне воз­можно, что так и произойдет, потому что существующая симбиотическая связь нередко обеспечивает психическое питание. Если у партнера отнять пищу, он может погибнуть. В таком случае обязательства по отношению к матери слишком сильны, чтобы использовать какой-либо иной комплекс критериев жизни. Здесь просто еще не возникло ощущение ответственности по отношению к своему личному развитию.

Данная тема иногда возникает и в психотерапевтических отношениях. Вероятно, это связано с появлением негативной реакции или реакции про­теста по отношению к аналитику. Такая реакция нередко сопровождается чув­ством вины и беспокойства, особенно в тех случаях, когда аналитик являет­ся носителем проекции архетипического авторитета. В таких обстоятельствах искреннее проявление негативной реакции расценива­ется почти как преступление по отношению к богам. Вне сомнения, опас­ный акт инфляции повлечет за собой возмездие. Тем не менее, человек за­стрянет на стадии зависимого переноса, и его психическое развитие затормозится, если он не похитит огонь у богов, не съест запретный плод.

 

4. ГОРДЫНЯ И ВОЗМЕЗДИЕ

Существует немало других мифов, в которых описано состояние инфляции.

К числу последних относится миф об Икаре:

"Дедал и его сын Икар были посажены в темницу на Крите. Отец изгото­вил себе и сыну по паре крыльев, с помощью которых они смогли бы бе­жать из заключения. Но Дедал предупредил сына: не летай слишком вы­соко, иначе солнце расплавит воск на твоих крыльях, и ты упадешь. Делай так, как я. Не следуй своим курсом. Но Икар так обрадовался своей способ­ности летать, что забыл о предупреждении и последовал своим курсом. Он взлетел слишком высоко, воск расплавился, и он упал в море". В этом мифе выделяется опасная сторона инфляции. Хотя и существуют моменты, когда инфляционный акт необходим для достижения нового уровня сознания, тем не менее, существуют моменты, когда любое действие в сторону инфляции является безрассудным и гибельным. С уверенностью можно отправиться своим путем только тогда, когда знаешь, что ты делаешь. Доверие к высшей мудрости других нередко позволяет точнее оценить ре­альную ситуацию. Как сказал Ницше: "Не раз человек отказывался от своего достоинства, когда отказывался от своего рабства".20 Я упомянул о необхо­димом преступлении инфляции, но это действительно преступление, и оно все-таки приводит к реальным последствиям. При неправильной оценке ситуации человеку уготована судьба Икара.

Я считаю, что все сны о полетах в какой-то мере соотносятся с мифом об Икаре. В-первую очередь это относится к снам о полетах, не обеспечен­ных механическими средствами поддержки. Оторвавшись от земли, всегда подвергаешься опасности упасть на землю. Неожиданное столкновение с реальностью, символом которой является земля, способно вызвать опасное потрясение. Сновидения и симптоматические образы, связанные с авиака­тастрофами, падением с высоты и боязнью высоты проистекают из основ­ной психической установки, представленной в мифе об Икаре.

Приведем пример сновидения на тему Икара. Этот сон приснился моло­дому человеку, который идентифицировал себя со знаменитым родствен­ником. Он позаимствовал крылья, изготовленные другим человеком, и с их помощью полетел:

"Вместе с другими людьми я стою на краю высокого утеса. Они пры­гают с утеса и ныряют в мелководье. Я уверен, что они гибнут. Еще не проснувшись, или сразу по пробуждении, я вспомнил картину Брей­геля "Падение Икара".

На картине Брейгеля "Падение Икара" изображена сельская ме­стность в Италии. Слева крестьяне занимаются пахотой и своими повседнев­ными делами. Справа изображено море с несколькими суденышками. В нижнем углу видны ноги Икара в тот момент, когда он исчезает в воде. Одна из замечательных особенностей этой картины состоит в том, что пер­сонажи, изображенные в левой части картины, совершенно не обращают внимания на то, что происходит с Икаром (в правой части картины). Они не сознают, что перед их глазами происходит архетипическое событие. Сновидец высказал несколько замечаний по поводу этой особенности кар­тины, отметив, что он сам не сознает происходящее с ним. Он находился в процессе падения с высот нереальности, но это понимание пришло к нему позже.

Приведем еще один пример сна об Икаре, который приснился женщине: "Я еду по дороге и вижу в небе человека, похожего на Икара. Он держит в руке факел. Неожиданно его крылья загораются. Его охватывает пла­мя. Пожарные машины на земле подтягивают к нему шланги. Огонь уда­ется погасить. Но он тяжело падает на землю и гибнет, держа в руке факел. Он падает рядом со мной, ияв ужасе кричу: "О, Боже! О, Боже!"

Эта женщина была жертвой частых интенсивных проекций идеалис­тического анимуса. Приведенный сон ознаменовал прекращение проек­ций, вызвавших у нее появление инфляционной установки по отношению к себе.

К инфляции имеет отношение и миф о Фаэтоне: "Мать рассказала Фаэтону, что его отцом был бог солнца Гелиос. Чтобы убедиться в этом, Фаэтон отправился к жилищу солнца и спросил Гелиоса: "Ты действительно мой отец?" Гелиос подтвердил, что он отец Фа­этона, и допустил оплошность, сказав: "Чтобы доказать это, я дам тебе все, что ты попросишь". Фаэтон попросил позволить ему прокатиться по небу, управляя колесницей солнца. Гелиос тотчас пожалел о своем не­обдуманном обещании. Но Фаэтон настаивал, и, вопреки здравому смыс­лу, отец уступил ему. Фаэтон поехал на колеснице солнца, но поскольку он был слишком молод, ему не удалось справиться с управлением, и он рухнул на землю, объятый пламенем".

В этом мифе сказано о том, что инфляция неизбежно приводит к падению. Фаэтон служит прообразом современных "лихачей". Быть может, этот миф говорит о чем-то и снисходительному отцу, который, вопреки здравому смыслу, слишком рано дает свободу своему сыну, скажем, в пользовании се­мейным автомобилем или в области самоопределения, без компенсации этой свободы за счет чувства ответственности.

Я вспоминаю пациента с "комплексом Фаэтона". Вначале он произвел на меня впечатление беспечного рыцаря. Правила других людей не распро­странялись на него. У него был слабовольный отец, к которому он не испы­тывал чувства уважения. Он постоянно высмеивал или унижал тех, кто поль­зовался авторитетом в глазах отца. Ему приснилось несколько снов о том, что он находится на возвышенности. При обсуждении одного из таких снов психотерапевт упомянул миф о Фаэтоне. Он был растроган впервые за все время психотерапевтических консультаций. Пациент не знал об этом мифе, но он тотчас узнал в нем свой миф. Он увидел в этом мифе изображение своей жизни и неожиданно понял, что именно эту архетипическую драму он пере­живал.

Но ведь все архетипические образы неоднозначны. Мы не можем зара­нее быть уверены, как интерпретировать их—положительно или отрица­тельно. Например, рассмотрим позитивный сон о Фаэтоне, который при­снился человеку, видевшему во сне шоколадный торт. Этот сон приснился ему накануне встречи с лицом, которое пользовалось определенным влиянием на его работе и внушало всем чувство ужаса. Сон произвел неизгладимое впечатление. Он дал достойный отпор этому лицу. Если бы этот сон при­снился после указанного события, тогда можно было бы считать, что сон был "обусловлен" внешними впечатлениями. Но поскольку сон предшество­вал мужественному отпору авторитетному лицу, мы вправе утверждать, что сон вызвал внешнее событие или, по меньшей мере, создал психологическую установку, которая обеспечила наступление этого события. Приведем описание этого сна:

«Я—Фаэтон. Мне удалось справиться с колесницей солнца, и я успешно проехал по небу. Замечательная сцена: сверкающее синее небо и белые облака. Я испытываю радость. У меня все получилось. Первая мысль: "В конечном счете, Юнг был прав в отношении архетипов".

Здесь миф о Фаэтоне включен в состав сновидения, хотя и в модифи­цированном виде в соответствии с задачами сновидения. Сновидцу (Фаэто­ну) удается сделать то, что не удалось сделать мифическому Фаэтону. Оче­видно, что сновидец совершил то, что было выше его возможностей. Он совершил рискованный поступок. В какой-то мере это связано с инфля­цией. Однако поскольку этот сон был вторым, т.е. приснился после первого сна, он связан с необходимой героической инфляцией, что и соответство­вало действительности. Сон позволяет установить связь между сновидцем и новым уровнем его внутренней эффективности. Вне сомнения, теперь проблема инфляции приобретает неоднозначный характер. С одной сто­роны, инфляция связана с риском, а с другой, она абсолютно необходима. Преобладание той или иной особенности зависит от индивида и конкрет­ной ситуации.

С инфляцией связан и миф об Иксионе. Инфляционное действие Иксиона заключалось в попытке соблазнить Геру. Зевс расстроил этот план, при­дав облаку облик мнимой Геры, с которой Иксион вступил в связь. Зевс застал Иксиона врасплох и наказал его, привязав к огненному колесу, которое долж­но было вечно катиться по небу (рис.7). В этом случае инфляция проявляет­ся в вожделении и стремлении к удовольствию. Олицетворяя эго в состоянии инфляции, Иксион стремится присвоить себе то, что принадлежит сверхличностным силам. Попытка Иксиона изначально обречена на провал. Наивыс­шее достижение Иксиона состоит в установлении контакта с облаком в виде Геры, т.е. с фантазией. Его наказание, привязанность к огненному колесу, олицетворяет довольно интересную идею. В принципе, колесо символизирует мандалу. Оно вызывает дополнительные ассоциации с Самостью и свя­занной с ней целостностью. Но в данном случае колесо превращается в ору­дие пытки. Это указывает на то, что может произойти, когда идентифика­ция эго с Самостью продолжается слишком долго. В таких случаях идентификация превращается в пытку, а пламенные страсти инстинктов принимают форму адского огня, которые крепят человека к колесу до тех пор, пока эго не приобретет способность отделиться от Самости и увидеть в своей инстинктивной энергии сверхличностный динамизм. Эго остается привязанным к огненному колесу Иксиона до тех пор, пока оно рассматри­вает инстинктивную энергию как источник своего удовольствия.

Рис. 7. Иксион, привязанный к колесу (роспись древней вазы).

Греки испытывали чувство ужаса перед тем, что они называли hybris. В первоначальном употреблении этот термин обозначал необузданное на­силие или страсть, возникающую из гордости. Этот термин синонимичен одному из аспектов явления, которое я называю инфляцией. Hybris (гор­дыня)—это человеческое высокомерие, присваивающее человеку то, что принадлежит богам. Оно предполагает выход за собственно человеческие границы. Гилберт Мюррей выражает эту мысль следующим образом: "Существуют незримые барьеры, которые не желает преступить человек, имеющий aidos (благоговение). Hybris преступает все барьеры. Hybris есть высокомерие непочтительности, грубость силы. В одной форме hybris есть грех низкого и слабого, непочтительность; отсутствие aidos в присутствии чего-то более высокого. Но почти всегда hybris есть грех сильного и гордого. Hybris рождается из Koros, пресыщенности, "слиш­ком высокого благополучия"; hybris сталкивает со своего пути слабых и беспомощных, "презрительно взирает", как говорит Эсхил, "на великий алтарь Дике"" (Агамемнон, 383). Hybris—это типичный грех, осуждав­шийся древними греками. Производными от hybris были почти все грехи, за исключением некоторых грехов, связанных с определенными рели­гиозными запретами и производных от слов, обозначающих "безобраз­ное" или "неуместное".

Мюррей рассматривает aidos и nemesis (возмездие) как центральные понятия эмоционального опыта греков. Aidos обозначает почтительность по отношению к сверхличным силам и чувство стыда, испытываемое при на­рушении границ этих сил. Nemesis—это реакция, вызванная недостатком или отсутствием aidos, иными словами, реакция на tybris.

Замечательный пример боязни греков преступить разумные человече­ские границы приведен в истории Поликрата, которую записал Геродот. Поликрат был тираном Самоса в VI веке до рождества Христова. Он был не­вероятно удачливым человеком. Все, что он делал, приносило ему благо. Везение никогда не изменяло ему. Геродот пишет:

"Замечательная удачливость Поликрата не осталась без внимания Ама-сиса (его друга, царя египетского), которого встревожила такая удачли­вость. Амасис написал и отправил на Самос следующее письмо: "Амасис так говорит Поликрату: мне приятно слышать о процветании друга и со­юзника, но твое невероятное процветание не доставляет мне радости, ибо, насколько я знаю, оно вызывает зависть богов. Я желаю себе и тем, кого люблю, чтобы в жизни удача чередовалась с неудачей, и не было постоянной удачи. Ибо я никогда не слышал о человеке, который был бы удачлив во всех делах и в конце не встретился бы с бедой и полностью не разорился. Поэтому прислушайся к моим словам и так относись к своей удаче. Подумай о тех сокровищах, которые ты больше всего це­нишь и с которыми ты меньше всего хотел бы расстаться. Возьми это сокровище и выбрось, чтобы оно никогда не попадалось на глаза чело­веку. Если после удачи не наступит неудача, спасайся от беды, сделав еще раз так, как я посоветовал тебе!"

Поликрат внял совету и выбросил в море драгоценное изумрудное кольцо. Однако несколько дней спустя рыбак выловил настолько большую и краси­вую рыбу, что подумал, что ему не удастся ее продать, и поэтому решил поднести ее в дар царю Поликрату. Когда рыбу разрезали, в ее брюхе лежало изу­мрудное кольцо, которое было выброшено царем. Весть об этом событии на­столько испугала Амасиса, что он прекратил дружбу с Поликратом, опаса­ясь попасть в беду, которая непременно должна была наступить после такого необыкновенного везения. Разумеется, в конечном счете, Поликрат погиб после успешного восстания. Он был распят на кресте.

Боязнь чрезмерного везения глубоко коренится в человеке. Существует инстинктивное ощущение, что боги завидуют успеху человека. Психоло­гически это означает, что сознательная личность не должна заходить слиш­ком далеко, не обращая внимания на бессознательное. Боязнь зависти бо­жьей отражает смутное сознание, что инфляция остановится. В природе вещей и в природе самой психической структуры действительно существуют пределы. Вне сомнения, иногда боязнь зависти божьей доходит до край­них пределов. Некоторые люди не осмеливаются признать успех или по­зитивное событие из боязни, что такой успех или событие приведет к како­му-то неясному наказанию. Как правило, такая установка формируется в результате неблагоприятной обстановки в детстве и поэтому нуждается в пе­ресмотре. Однако, наряду с личностной обусловленностью, здесь участвует и архетипическая реальность. После подъема должен наступить спад. Оскар Уайльд как-то сказал: "Хуже, чем не получить то, что хочешь, может быть только одно—получить то, что хочешь". Примером этому служит участь, постигшая Поликрата.

Эту же мысль выразил и Эмерсон. Он рассматривает ее в своем эссе "Ком­пенсация", которое содержит литературное изложение теории, впоследст­вии разработанной Юнгом применительно к компенсаторным отноше­ниям между сознанием и бессознательным. Приведем несколько фрагментов из этого эссе. Эмерсон говорит о том, что каждое событие, к счастью или к несчастью, имеет свою компенсацию где-то в природе вещей. Далее он го­ворит следующее:

"Мудрец распространяет этот урок на все сферы жизни и знает, что бла­горазумие требует удовлетворять требование каждого истца и каждую справедливую потребность в вашем времени, в ваших талантах и в вашем сердце. Всегда необходимо платить; вы должны полностью выплатить свой долг. Люди и события могут на время стать между вами и справед­ливостью, но это лишь временная отсрочка. В конечном счете, вы должны погасить свой долг. Если вы благоразумны, вы будете испытывать страх перед процветанием, которое лишь обременяет вас ...ибо с каждой при­были, которую вы получаете, взимается налог.21 Благоговейный страх перед безоблачным полднем, изумрудом Поли­крата и процветанием, а также инстинкт, побуждающий каждую благород­ную душу брать на себя выполнение задач благородного аскетизма и спасительной добродетели, отражают колебание весов правосудия в душе и сердце человека".

Более подробно идея инфляции выражается в иудейских и христиан­ских теологических концепциях греха. В древнееврейских трактатах концеп­ция греха, вероятно, сформировалась под влиянием психологии запрета. Запретное считается нечистым. Но запретное также означает священное, святое, заряженное избыточной, опасной энергией. Вначале грех означал нарушение запрета, прикосновение к тому, к чему нельзя прикасаться, по­скольку запретный объект нес в себе сверхличностные энергии. Прикосно­вение к такому предмету или его присвоение подвергало эго опасности, поскольку преступало собственно человеческие пределы. Поэтому запрет можно рассматривать как защиту от инфляции. В дальнейшем идея запрета была вновь сформулирована в форме воли Бога и неизбежности наказа­ния в случае нарушения Его воли. Но за новой формулировкой все еще таи­тся идея запрета и связанный с ней страх перед инфляцией.

Христианство практически отождествляет грех и инфляцию эго. С пси­хологической точки зрения, заповеди блаженства можно рассматривать как похвалу, адресованную эго, не подвергшемуся инфляции. В христианской теологии концепция греха как инфляции была прекрасно описана Блажен­ным Августином. В своей "Исповеди" он дает яркое описание природы ин­фляции. Вспоминая о побуждениях, которые он испытывал, воруя в детстве груши из соседского сада, Августин пишет, что сами груши ему были не нужны,—он наслаждался самим грехом, а именно чувством всесилия. Далее он описывает природу греха как подражание божеству:

"Ибо так гордость подражает возвышенности; но Ты один есть Бог, воз­вышенный над всеми. К чему стремится честолюбие, как не к почестям и славе? Но Ты достоин славы и почестей превыше всех. Бессердечие силь­ных мира сего заставляет бояться их; но кого же тогда не бояться, как не Бога одного... Любопытство подражает жажде познания; но Ты один об­ладаешь высшим знанием... праздность должна успокоиться; но сколь же непоколебим покой рядом с Господом? Роскошь называют полнотой и изобилием; но Ты есть полнота непреходящего изобилия и нетленных ра­достей... Алчность стремится к обладанию многими вещами, а Ты облада­ешь всеми вещами. Зависть претендует на превосходство; но что может быть превосходнее, чем Ты? Гнев стремится к мести; но кто может превзой­ти Тебя в справедливом отмщении?... Печаль оплакивает потери, очаро­вание своих желаний; ничего нельзя отнять у печали, но ничего нельзя от­нять и у Тебя... Таким образом, все, удалившиеся от Тебя и восставшие на Тебя, неправильно подражают Тебе... Души, погрязшие в своих грехах, стремятся хоть в чем-то походить на Бога".

В скрытом виде эта же идея инфляции присутствует и и буддийском понятии авидъи, "незнания" или несознания. Согласно буддийским пред­ставлениям, человеческое страдание вызвано страстным желанием и стрем­лением личности, проистекающих из незнания реальности. Это положе­ние дел олицетворяет образ человека, привязанного к колесу жизни, которое вращают свинья, петух и змея, символизирующие различные виды стра­стного желания. Индийское колесо жизни сопоставимо с вращаю­щимся огненным колесом Иксиона. Оба колеса олицетворяют страдание, сопровождающее идентификацию эго и Самости, когда эго стремится при­своить себе для личного пользования сверхличностные энергии Самости. Колесо есть Самость, состояние целостности, но оно остается колесом пытки до тех пор, пока эго пребывает в состоянии бессознательной иден­тификации с ним.

В психотерапевтической практике часто встречаются различные со­стояния инфляции, вызванные остаточной идентичностью эго и Самости. Когда терапевтический процесс раскрывает бессознательную основу, появ­ляются грандиозные и нереалистические установки и допущения. Именно к таким инфантильно-всесильным допущениям преимущественно адресо­ваны теории и методы Фрейда и Адлера. Редуктивная методика этих под­ходов применима в работе с симптомами идентичности эго и Самости. Но даже и в таких случаях не следует забывать о необходимости сохра­нять ось эго-Самость. Редуктивный метод воспринимается пациентом как критика и уничижение. Действительно, эти особенности объективно суще­ствуют. Сводя психическое содержание к его инфантильным истокам, ин­терпретация отвергает его сознательный, очевидный смысл и таким об­разом вызывает у пациента чувство уничижения и отвергнутости. Этот метод нередко необходимо применять для ускорения разделения эго и Са­мости, но обращаться с этим острым оружием необходимо чрезвычайно осторожно. Цель метода состоит в обеспечении дефляции, и именно эта цель нашла отражение в просторечии, когда психиатра стали называть "охотником за головами". Тем, у кого вызывает возмущение даже осторож­ное применение редуктивного метода, я хотел бы напомнить слова Лао-цзы:

Тот, кто чувствует укол, Когда-то был пузырем,

Тот, кто чувствует себя безоружным, Когда-то носил оружие,

Тот, кто чувствует себя униженным, Когда-то был полон самомнения,

Тот, кто испытывает лишения, Когда-то пользовался привилегиями...

 

В самой опасности рождается сила спасения.

(Гельдерлин)

 

1.ОСЬ ЭГО-САМОСТЬ И ЦИКЛ ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

Существование эго начинается с состояния инфляции, обусловленной идентификацией с Самостью. Этот разрыв символизируется такими об­разами, как падение, изгнание, незаживающая рана, постоянная пытка. Очевидно, что при появлении таких образов эго не только несет кару, но и получает травму. Эту травму можно рассматривать как нарушение оси эго-Самость. Понятие ось эго-Самость требует более подробного рассмот­рения.

Результаты клинических наблюдений позволяют сделать заключение, что на всех стадиях развития целостность и устойчивость эго зависят от жи­вой связи с Самостью. Фордхам' приводит примеры образов мандалы, ко­торые появляются у детей в качестве магических защитных кругов, когда разрушительные силы угрожают существованию эго. Кроме того, он упо­минает несколько случаев, происшедших с детьми, когда рисование круга ассоциировалось со словом "я" и таким образом привело к совершению эффективного поступка, на который прежде ребенок был не способен. Аналогичное явление имеет место и в психотерапии взрослых, когда бес­сознательное порождает образ мандалы, который передает дестабилизи­рованному и дезориентированному эго ощущение покоя и сдержанности. Эти наблюдения свидетельствуют о том, что позади эго стоит Самость, способная выполнять роль гаранта его целостности. Эту мысль выражает и Юнг, когда говорит: "Эго соотносится с Самостью так, как движущийся предмет соотносится с движущей силой... Самость... обладает априорным существованием, из которого развивается эго. Это, так сказать, бессозна­тельный прообраз эго". Таким образом, между эго и Самостью существует структурно-динамическая связь. Для обозначения этой существенной связи Нойманн использовал термин "ось эго-Самость".

Мифологический пример связи между эго и Самостью можно найти в вет­хозаветной теории о том, что человек (эго) был создан по образу Бога (Са­мости). Сюда же относится и предвечное имя, присвоенное Иегове—"Я есмь тот, кто есмь". Разве слова "я есмь" не определяют существенную природу эго? Поэтому у нас есть достаточные основания утверждать, что между эго и Са­мостью существует связь, которая имеет существенное значение для обес­печения функциональности и целостности эго. На схемах (стр.14) эта связь показана с помощью линии, которая соединяет центр круга эго с центром круга Самости и обозначена как ось эго-Самость. Ось эго-Самость отра­жает существенную связь между эго и Самостью, которая должна сохра­няться относительно целостной для обеспечения развития и способности эго выдерживать напряжения. Эта ось символизирует проход или путь связи между сознательной личностью и архетипической психикой. Нарушение оси эго-Самость нарушает или разрушает связь между сознательным и бессоз­нательным, вызывая отчуждение эго от своих истоков и основ.

Прежде чем приступить к рассмотрению нарушений оси эго-Самость в детские годы, необходимо высказать несколько предварительных замеча­ний. Каждый архетипический образ отражает, по крайней мере, частный аспект Самости. В бессознательном не существует разделения различных ве­щей. Каждая вещь сливается с другой вещью. Поэтому последовательные слои, которые мы научились различать, т.е. тень, анимус или анима, и Самость, существуют не раздельно, а слитно, пребывая в единой динамической все­общности до тех пор, пока индивид не осознает их. Позади проблемы тени или анимуса, или родительской проблемы всегда таится динамизм Самости. Поскольку Самость составляет центральный архетип, она подчиняет себе все остальные архетипические доминанты. Она охватывает и содержит их. Поэтому, в конечном счете, все проблемы отчуждения, будь то отчуждение между эго и родительскими фигурами, между эго и тенью или между эго и анимой (или анимусом), сводятся к отчуждению между эго и Самостью. Хотя в описательных целях мы и разделяем эти различные фигуры, тем не менее, в эмпирическом опыте они обычно не разделяются. При решении всех серьезных психологических проблем мы, в сущности, имеем дело с вопро­сом взаимосвязи между эго и Самостью.

Нойманн высказал предположение, что в детстве Самость воспринима­ется в ее соотнесенности с родителями; вначале она соотносится с мате­рью. Нойманн называет эту первоначальную связь матери и ребенка перви­чной связью и говорит: "...в первичной связи мать как руководящее, защища­ющее и питающее начало олицетворяет бессознательное, а на первом этапе и Самость ... «зависимый ребенок олицетворяет инфантильное эго и созна­ние» Это означает, что на начальной стадии Самость неизбежно восприни­мается в виде проекции на родителей. Таким образом, начальная стадия развития оси эго-Самость нередко отождествляется с взаимосвязью между родителями и ребенком. Именно на этой стадии мы должны внимательно и по достоинству оценивать как факторы личностного развития, так и ап­риорные, архетипические факторы. Самость является априорной внутрен­ней детерминантой. Но она не может возникнуть без наличия конкретной связи между родителем и ребенком. Нойманн обратил внимание на этот феномен и назвал его "личным воплощением архетипа". На стадии вос­приятия Самости в виде проекции существует большая опасность наруше­ния оси эго-Самость под влиянием неблагоприятных внешних воздействий. В это время отсутствует различение внутреннего и внешнего. Поэтому не­способность воспринимать принятие или раппорт (эмоциональную связь) переживается как утрата одобрения со стороны Самости. Другими словами, происходит нарушение оси эго-Самость, вызывая отчуждение между эго и Самостью. Часть отделилась от целого. В психотерапии это переживание ро­дительского отторжения определенного аспекта личности ребенка состав­ляет часть анамнеза почти каждого пациента. Под термином "отторжение" не следует понимать необходимые формы обучения и наказания ребенка, которые должны научить его сдерживать изначальные (примитивные) же­лания; под этим термином я понимаю родительское отторжение, проис­текающее из проекции тени родителя на ребенка. Этот бессознательный процесс воспринимается ребенком как нечто бесчеловечное, всеобщее и непоправимое. Создается впечатление, словно здесь участвует какое-то безжалостное божество. Это впечатление имеет два источника. Во-первых, детская проекция Самости на родителя придает действиям этого родителя трансцендентальный смысл. Во-вторых, функционируя бессознательно, отторгающий родитель будет действовать в сфере своей идентичности эго и Самости и поэтому впадет в состояние инфляции при идентификации с божеством. Последствия для ребенка: нарушение оси эго-Самость, которое может надолго искалечить его психику.

Самость как центр и всеобщность психического, способная примирять противоположности, может рассматриваться преимущественно как орган признания, одобрения. Поскольку Самость включает в себя всеобщность, она должна обладать способностью признавать правомерность всех элемен­тов психической жизни, независимо от их антитетичности (внутреннего взаимопротивоположения). Это ощущение признания со стороны Само­сти придает эго силу и стабильность. Оно передается к эго через ось эго-Самость. Признаком нарушения взаимоотношений в этой оси служит отсут­ствие у индивида ощущения своего признания. Индивид чувствует, что он не достоин жить или быть самим собой. Психотерапия предоставляет тако­му человеку возможность почувствовать признание. В случае успеха вос­станавливается ось эго-Самость, обеспечивая, таким образом, восстанов­ление связи с внутренними источниками силы и признания и возможность для пациента свободно жить и развиваться.

Во время психотерапевтических занятий наиболее сильное впечатление на пациентов с нарушенной осью эго-Самость производит открытие, что психотерапевт признает их. Вначале они не могут поверить в это. Факт при­знания нередко ставится под сомнение, когда он рассматривается как про­фессиональный прием, лишенный подлинной реальности. Но если при­знание со стороны терапевта воспринимается как реальность, тогда реа­лизуется мощный перенос. Источником такого переноса служит проекция Самости, особенно в качестве органа признания. На этой стадии отчетли­выми становятся центральные характеристики терапевта как Самости. Те­рапевт как человек входит в круг мыслей и всей жизни пациента. Терапев­тические сессии оказываются центральным моментом повседневного распорядка клиента. Там, где прежде царили хаос и отчаяние, появился центр смысла и порядка. Эти явления указывают на то, что идет восстанов­ление оси эго-Самость. Встречи с терапевтом воспринимаются как омо­лаживающее соприкосновение с жизнью, которое вселяет чувства надеж­ды и оптимизма. Вначале достижение подобного результата требует частого общения и в промежутках между сессиями эффект встреч быстро теряет свою силу. При этом, однако, постепенно становится более отчетливым и вну­тренний аспект оси эго-Самость.

Чувство признания не только восстанавливает ось эго-Самость, но и вновь активизирует остаточную тождественность эго и Самости. Это непременно должно происходить, пока ось эго-Самость остается полностью неосознан­ной (это состояние показано на схеме 2). Поэтому возникают инфляцион­ные установки и навязчивые ожидания, вызывающие дальнейшее оттор­жение со стороны терапевта и окружающих. Здесь вновь происходит на­рушение оси эго-Самость, которое вызывает появление состояния относи­тельного отчуждения. Теоретически можно предположить, что в процессе психотерапевтических занятий и естественного развития распад отожде­ствления эго и Самости будет происходить достаточно мягко, чтобы не на­рушить ось эго-Самость. В действительности это желательное состояние почти не имеет места.

Развитие сознания осуществляется циклически. Психическое развитие включает в себя ряд инфляционных или героических актов. Последние вызывают отторжение и сопровожда­ются отчуждением, сожалением, восстановлением прежнего состояния и по­вторной инфляцией. На ранних стадиях психологического развития этот циклический процесс непрестанно воспроизводится, причем каждый цикл расширяет область сознания. Тем не менее, в цикле могут происходить сбои, обусловленные расстройствами, особенно на ранних стадиях жизни. В дет­стве связь ребенка с Самостью во многом совпадает с его отношением к ро­дителям. Поэтому, если это отношение имеет свои сбои или недостатки, то и связь ребенка с внутренним центром своего бытия будет характеризо­ваться сбоями и недостатками. Это обстоятельство позволяет понять ту важ­ную роль, которую играют в развитии личности первоначальные семейные отношения. Если межличностные отношения в семье оказывают слиш­ком травмирующее воздействие, тогда в цикле психологического развития может произойти почти полный разрыв. Такой разрыв может прои­зойти в двух местах.

При отсутствии достаточного признания и возрождения любви в точке А может возникнуть препятствие. В цикле развития может произойти замыкание, если после наказания за проступок ребенок не найдет полного признания. Вместо завершения цикла и достижения точки покоя и нового признания эго ребенка нередко вовлекается в бесплодные колебания между инфляцией и отчуждением, которые усугубляют чувства разочарования и отчаяния.

Другое препятствие может возникнуть в точке Б. В цикле развития про­исходит замыкание, если ребенок живет в обстановке такой снисходительности, что вообще не ощущает значимого отторжения, и если родители ни в чем ему не отказывают. Из процесса развития выпадает целый комплекс переживаний отчужденности, который несет с собой сознание, и ребенок получает признание за свою инфляцию. Это приводит к развитию психо­логии испорченного ребенка и способствует формированию временной жизни, т.е. такой установки, при которой практически не воспринимаются ограничения и отторжения.

Происходит чередование инфляции и отчуждения, которое происходит на ранних стадиях. Здесь не учитывается дальнейшая стадия развития, когда происходит замещение цикла. Как только эго достигает оп­ределенного уровня развития, ему нет нужды повторять, по крайней мере, так же, как прежде, этот однообразный цикл. В таких случаях цикл замеща­ется более или менее сознательным диалогом между эго и Самостью.

 

2.ОТЧАЯНИЕ И НАСИЛИЕ

В состоянии отчуждения эго не только лишается идентификации с Само­стью, что желательно, но и утрачивает связь с ней, что весьма нежелательно. Связь между эго и Самостью имеет существенное значение для психичес­кого здоровья и благополучия. Она создает у эго ощущение опоры, струк­туры безопасности, обеспечивая энергию, заинтересованность, смысл и цель. Нарушение связи приводит к ощущениям опустошенности, отчаяния, бессмысленности, а в крайних случаях к психозу и самоубийству.

В Библии описаны несколько мифологических фигур, олицетворяю­щих состояние отчуждения. Адам и Ева являют собой грустные, отрешенные фигуры в момент их изгнания из сада Едемского. Фигуру отчужде­ния являет собой и Каин. В Книге Бытия мы читаем:

"И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец. Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также при­нес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина ,и на дар его, не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его. И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и от­чего поникло лице твое?"

Иегова, по-видимому, не сознает, что причиной огорчения было его отторжение Каина.

"И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Ка­ину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои при­нять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать зем­лю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанни­ком и скитальцем на земле".

Таким образом, изгнание Каина в пустыню воспроизводит на ином уро­вне изгнание Адама из рая. Объективный (а не традиционный) подход к мифу позволяет обнаружить, что источником проблемы было отторжение Богом Каина без очевидной причины или повода. В Библии сказано, что Авель был пастырем овец, а Каин был земледелец. Можно предположить, что Каин внедрял сельское хозяйство в обществе скотоводов. Тогда это объ­яснило бы каиново отторжение. Он был новатором и поэтому разделил характерную участь всех тех, кто пытался познакомить с новой ориентацией застывшее общество, которое боится перемен. Во всяком случае, Каин яв­ляет собой архетипическую фигуру, олицетворяющую опыт отторжения и отчуждения. Характерно, что его реакция на неумеренное иррациональное отторжение проявляется в виде насилия. Невыносимое переживание отчуждения и отчаяния неизбежно сопровождается насилием. Насилие мо­жет принимать либо внешнюю форму, либо внутреннюю. В крайних фор­мах это означает либо убийство, либо самоубийство. Суть заключается в том, что в основе любого проявления насилия лежит переживание отчуж­дения, слишком сильного отторжения, чтобы его можно было вынести.

В психиатрической больнице я встретился с пациентом, который пе­реживал миф Каина. Начиная с раннего детства, основной проблемой и центральной темой его жизненного опыта было соперничество со своим старшим братом. Его брат был любимцем обоих родителей. Он был удачлив во всем, за что бы он ни брался. Этот фаворитизм был настолько очевиден, что родители обычно обращались к пациенту, употребляя имя брата. Такое отношение, разумеется, приводило пациента в ярость, поскольку фактиче­ски оно означало, что родители не воспринимали его как отдельную лич­ность, и в их глазах он практически не существовал. У пациента осталось ощу­щение горечи, разочарования и своей абсолютной никчемности. О степени идентификации пациента с "отверженным" свидетельствует его реакция во время просмотра фильма "К востоку от Едема", поставленного по рома­ну Джона Стейнбека. Сценарий фильма представляет собой современную трактовку темы Каина и Авеля. Жили два брата, один из которых был лю­бимцем отца, а другой—отверженным. Сильная идентификация с отвергну­тым братом вызвала у пациента настолько острое чувство тревоги и стра­дания, что он был вынужден покинуть зал посреди фильма.

В дальнейшем пациент женился, но отношения с женой не сложились. У его жены был роман с другим мужчиной. Эта ситуация в полной мере воз­родила старую тему отверженности. Он попытался убить жену, но не убил. Спустя некоторое время он попытался покончить жизнь самоубийством. Первая попытка была неудачной, но, в конечном счете, с третьей попытки ему удалось осуществить это самоубийство. Таким образом, он изжил до конца свою мифологическую судьбу.

С внутренней точки зрения, между убийством и самоубийством сущест­вует незначительное различие. Единственное различие заключается в на­правлении движения деструктивной энергии. В депрессивном состоянии человеку нередко снятся сны, связанные с убийством; сновидец внутрен­не убивает себя. Такие образы сновидений свидетельствуют о том, что, в сущности, убийство и самоубийство символизируют одну и ту же вещь.

В Библии упоминается еще один персонаж, олицетворяющий состояние отчуждения. Это Измаил. Измаил был незаконнорожденным сыном Авраама от служанки Агари. Когда родился законный сын Исаак, Измаил со своей матерью был изгнан в пустыню. Тема незаконнорожденности составляет один из аспектов переживания отчужденности. В действительности незаконнорожденные дети обычно испытывают серьезные проблемы, связанные с отчуждением. Такую проблему можно было бы назвать комплексом Измаила.

В книге Мелвилла "Моби Дик" приведен прекрасный пример исследова­ния комплекса Измаила. Главного героя романа зовут Измаил. Книга описывает чередование состояний инфляции и отчуждения. Приведем первый абзац "Моби Дика":

"Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад,—когда именно, неваж­но,—я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось да ier, a на земле не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной сто­роны. Это у меня проверенный способ развеять тоску и наладить кровооб­ращение. Всякий раз, как я замечаю угрюмые складки в углах своего рта; всякий раз, как в душе у меня воцаряется промозглый, дождливый ноябрь; всякий раз, как я ловлю себя на том, что начал останавливаться перед выве­сками гробовщиков и пристраиваться в хвосте каждой встречной похо­ронной процессии; в особенности же, всякий раз, как ипохондрия нас­только овладевает мною, что только мои строгие моральные принципы не позволяют мне, выйдя на улицу, упорно и старательно сбивать с прохожих шляпы, я понимаю, что мне пора отправиться в плавание, и как можно ско­рее. Это заменяет мне пулю и пистолет. Катон с философическим жестом бросается грудью на меч,—я же спокойно поднимаюсь на борт корабля. И ничего удивительного здесь нет. Люди просто не отдают себе в этом отчета, а то ведь многие рано или поздно по-своему начинают испытывать к океа­ну почти такие же чувства, как и я".

Все, что происходит в этой книге, логически вытекает из первого абзаца. Вся трагическая драма насилия и инфляции развивается из первоначаль­ного состояния отчуждения и самоубийственного отчаяния. Здесь содер­жится пример короткозамкнутого цикла, состояния отчуждения, которое возвращает индивида к инфляции с вытекающими отсюда катастрофичес­кими последствиями.

Другие классические произведения также начинаются с описания со­стояния отчуждения. Данте начинает "Божественную комедию" следую­щими строками:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но, благо в нем обретши навсегда,

Скажу про все, что видел в этой чаще"

Гете также начинает своего "Фауста" с описания состояния отчуждения. В первой сцене Фауст говорит о чувстве опустошенности и бесплодности:

Ах! Назло своей хандре

Еще я в этой конуре,

Где доступ свету загражден

Цветною росписью окон!

Где запыленные тома

Навалены до потолка...

Гельдерлин описывает переход от ребенка к взрослому как переход от не­ба к пустыне:

Благословенны золотые мечты детства!

Их сила скрыла от меня унылую бедность жизни.

Вы помогли расцвести всем добрым семенам сердца

Вы дали мне все недостижимые вещи!

О, Природа! В твоей красоте и в твоем свете

Свободно и непринужденно

Плодотворная любовь достигла царственного положения,

Богатого, как урожаи в Аркадии.

То, что взрастило меня, мертво и рассечено,

Погиб юный мир, служивший мне щитом,

И грудь, вмещавшая небо,

Иссохла и мертва, как поле со стерней".

Мы не испытываем недостатка в современных описаниях состояния отчуждения. Действительно, они встречаются так часто, что наш век вполне можно было бы назвать веком отчуждения. Возьмем в качестве примера не­сколько фрагментов из сборника "Бесплодная земля" Т.С. Элиота:

Какие корни цепляются за эту груду щебня?

Какие ветви прорастают из нее? Сын человеческий,

Ты не способен ответить на вопрос, ибо ты знаком

Лишь с грудой разбитых образов, где солнце безжалостно светит,

Сухое дерево не дает убежища, сверчок не знает устали.

В иссохшем камне не слышен звук воды.

Здесь нет воды. Здесь только скалы.

Здесь скалы, ни капли нет воды, песчаная дорога.

Дорога вьется вверх средь гор,

Скалистых гор, без капли влаги.

Если бы там была вода, мы бы остановились и напились.

Средь скал нельзя остановиться и задуматься.

Пот высох, ноги в песке.

Если бы только вода была средь скал.

Иссохшая пасть гор не способна даже плюнуть.

Здесь невозможно ни стоять, ни лежать, ни сидеть.

В горах нет даже тишины.

Здесь только гром сухой, ни капли нет дождя.

В горах нет даже одиночества.

Из дверей растрескавшихся мазанок

Лишь рожи красные скалятся глумливые.

Это очень сильная поэма. В ней отражаются характерные для нашего времени индивидуальные и коллективные формы отчуждения. Вне сомне­ния, "груда разбитых образов" относится к традиционным религиозным символам, утратившим для многих людей свой смысл. Мы живем в пустыне и не можем найти источник животворной воды. Горы изначально были ме­стом встречи человека с Богом. Теперь в горах лишь сухо гремит гром, не при­нося дождя.

Современный экзистенциализм можно рассматривать как свидетель­ство коллективного отчуждения. Многие современные романы и пьесы изображают потерянные, бессмысленные жизни. Современный художник вынужден непрестанно изображать, разъяснять всем нам переживание бессмысленности. Тем не менее, это нельзя рассматривать как исключи­тельно негативный феномен. Отчуждение—это еще не тупик. Мы надеем­ся, что отчуждение способно привести к большему пониманию высот и глубин жизни.

 

3. ОТЧУЖДЕНИЕ И РЕЛИГИОЗНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ

Если переживание активной инфляции служит необходимым аккомпане­ментом развития эго, то переживание отчуждения служит необходимой прелюдией к осознанию Самости. Патриарх современного экзистенциа­лизма Кьеркегор рассматривает смысл переживания отчужденности в сле­дующем фрагменте:

" ...так много говорят о потерянных жизнях,—но потерянной можно на­звать жизнь только того человека, который продолжал жить, будучи на­столько обманутым радостями или печалями жизни, что так никогда и не осознал себя как духа навсегда и бесповоротно... или (что то же самое) не осознал и, в глубочайшем смысле, не воспринял тот факт, что существует Бог, и что он сам... существует перед этим Богом, чья беско­нечность достигается только через отчаяние (курсив автора).13 В сущности, Юнг выражает ту же мысль в психологических терминах:

"В своем стремлении к самореализации Самость выходит за пределы эго-личности, распространяясь во все стороны; благодаря своей всеобъем­лющей природе она ярче и темнее, чем эго, и поэтому ставит перед ним проблемы, от решения которых оно стремится уйти. Человека подво­дит либо моральное мужество, либо интуиция, либо и то, и другое, пока, в конечном счете, судьба не определит... что он стал жертвой решения, принятого без его ведома или вопреки велению сердца. Отсюда можно заключить о существовании нуминозной силы Самости, которую едва ли возможно воспринимать иным путем. Поэтому восприятие Самости всегда означает поражение для эго".

Существует немало описаний религиозных переживаний, которым обычно предшествует то, что Иоанн Креститель назвал "темной ночью души", Кьеркегор называл "отчаянием", а Юнг—"поражением эго". Эти тер­мины обозначают одно и то же психологическое состояние отчуждения. В документальных описаниях религиозных переживаний нередко встреча­ются глубокие чувства подавленности, вины, греховности, никчемности и полное отсутствие ощущения сверхличностной поддержки или основы существования человека.

Классическим символом отчуждения является образ пустыни. Характер­но, что именно в пустыне встречаются проявления Бога. Источник боже­ственной пищи появляется в тот момент, когда затерянный в пустыне странник стоит на грани гибели. Израильтяне в пустыне питаются ман­ной небесной (Исход, 16:4) (рис.10). В пустыне вороны кормят пророка Илию (Книга Царств, 17:2-6) (рис. 11). Согласно легенде, в пустыне ворон кормил отшельника святого Павла (рис. 12). В психологическом отноше­нии это означает, что восприятие поддержки со стороны архетипической психики может состояться, когда эго, исчерпав свои ресурсы, осознает свое существенное бессилие. "В отчаянном положении человеку может помочь только Бог".

В своей книге "Многообразие религиозного опыта" В. Джемс приводит ряд примеров состояния отчуждения, которое предшествует нуминозному переживанию. В качестве одного из таких примеров он рассматривает слу­чай Льва Толстого:

"В возрасте пятидесяти лет Толстой сообщает, что он стал иногда испы­тывать замешательство. Эти моменты он называл моментами остановки, словно он не знал, "как надо жить", что надо делать. Очевидно, что это были те моменты, когда исчезали волнение и интерес, вызываемые на­шими естественными функциями. Полная очарования жизнь теряла свои краски, мертвела. Стали бессмысленными вещи, чей смысл всегда был очевиден. Все чаще стали тревожить вопросы "почему?" и "что дальше?". Вначале, казалось, такие вопросы должны иметь ответы, и он легко нашел бы их, если бы потратил на них время; но по мере того, как они становились более насущными, он заметил, что они стали походить на первые признаки дискомфорта, на которые больной обращает мало внимания, пока они не превращаются в одно непрерывное страдание, и тогда он осознает, что то, что он считал временным расстройством, означает для него самую важную вещь в мире—его смерть. Вопросы "почему?", "по ка­кой причине?", "для чего?" не находили ответа. "Я чувствовал,—говорит Тол­стой,—что у меня внутри сломалось нечто такое, на чем всегда была ос­нована моя жизнь; у меня не осталось ничего, на что я мог опираться, в моральном отношении моя жизнь остановилась. Непреодолимая сила побуждала меня покончить, так или иначе, со своим существованием. Нельзя сказать, что я хотел покончить жизнь самоубийством, ибо сила, уво­дящая меня от жизни, была более полной, могучей и всеобщей, чем про­стое желание. Эта сила походила на мое прежнее стремление жить, только она побуждала меня двигаться в противоположном направлении. Это было стремление всего моего существа уйти из жизни. И вот я, счастливый и в добром здравии человек, прячу веревку, чтобы не повеситься на балках в комнате, куда я каждую ночь отправляюсь спать в одиночестве; я больше не хожу на охоту, чтобы не поддаться искушению застрелиться из ружья.

Я не знал, что мне нужно. Я боялся жизни; я чувствовал влечение рас­статься с жизнью; и, тем не менее, я все еще надеялся что-то получить от нее.

Все это происходило в то время, когда в соответствии с внешними обстоя­тельствами я должен был быть вполне счастлив. У меня была замеча­тельная жена, которая меня любила и которую я любил; у меня были хо­рошие дети и большое состояние, которое возрастало, не требуя от меня особых усилий. Как никогда прежде, я пользовался уважением моих род­ственников и знакомых; посторонние люди восхваляли меня; без преуве­личения я считал, что мое имя стало знаменитым. Более того, я не был психически или физически больным. Напротив, я обладал физическим и психическим здоровьем, которое редко встречается у людей моего возраста. Я мог косить так же хорошо, как крестьяне, и заниматься умст­венным трудом по восемь часов подряд, не испытывая неприятных по­следствий.

И, тем не менее, я не мог дать разумное объяснение своим поступкам. С удивлением я обнаружил, что с самого начала я этого не понимал. Состояние моего ума было такое, словно кто-то сыграл со мной глупую шутку. Жить можно, пока чувствуешь опьянение жизнью, но как только начинаешь трезветь, тотчас замечаешь, что все это глупая шутка. Вне со­мнения, здесь нет ничего забавного или бесхитростного; все это жес­токо и глупо".

Его одолевают вопросы, на которые невозможно ответить:

"...Каков будет результат того, что я делаю сегодня? Что мне завтра делать? Каков будет исход всей моей жизни? Почему я должен жить? Почему я должен что-то делать? Существует ли в жизни цель, которую не уничто­жит неизбежная моя смерть?

Это самые простые в мире вопросы. Они живут в душе каждого человека, от неразумного ребенка до самого мудрого старца. Я чувствовал, что без ответа на них моя жизнь не может продолжаться". Это замечательный пример острого приступа отчуждения. Поставлен­ные Толстым вопросы лежат в основе каждой формы невроза, развивающей­ся в зрелые годы. Поэтому Юнг справедливо говорит, что никогда не видел пациента в возрасте старше тридцати пяти лет, который излечился бы, не найдя религиозного подхода к жизни. С психологической точки зрения, основу религиозного подхода составляет переживание нуминозности, т.е. Самости. Но эго не способно воспринимать Самость как нечто отдельное, пока оно находится в состоянии бессознательной идентификации с Са­мостью. Для того чтобы воспринимать Самость как нечто "иное", эго долж­но вначале освободиться от отождествленности с Самостью. Человек не способен воспринимать существование Бога, пока находится в состоянии бессознательной идентификации с ним. Но процесс разделения эго и Са­мости вызывает отчуждение, поскольку утрата идентичности эго и Само­сти также приводит к нарушению оси эго-Самость. Этим объясняется на­ступление "темной ночи души", которое предшествует нуминозному переживанию.

Джемс упоминает еще один случай отчуждения, описанный Джоном Баньяном:

"Но моя первоначальная внутренняя оскверненность приводила меня в отчаяние. По этой причине в своих глазах я заслуживал большего пре­зрения, чем жаба. Я думаю, что и в глазах Бога я заслуживал презрения. Грех и развращенность, говорил я, изливались из моего сердца столь же естественно, как вода из фонтана. Я способен был поменяться душой с кем угодно. Я думал, что никто, кроме самого дьявола, не мог бы срав­ниться со мной по части внутренней оскверненности и развращенно­сти. Вне сомнения, думал я, Бог покинул меня. В таком состоянии я пре­бывал несколько лет подряд.

Теперь я сожалею, что Бог создал меня человеком. Я благословлял живот­ных, птиц и рыб, ибо их природа не знала греха; гнев Бога на них не рас­пространяется; они не будут гореть в адском огне после смерти. Поэтому я был бы рад оказаться в положении любого из этих существ. Те­перь я благословлял жизнь собаки и жабы. Да, я с радостью оказался бы в положении собаки или лошади, ибо я знал, что у них не было души, которой, подобно моей душе, суждено погибнуть под вечным бреме­нем Ада или Греха. Более того, хотя я видел это, чувствовал это и был раздавлен этим, тем не менее, мою печаль усиливало то, что я не мог об­наружить в себе искреннего желания освободиться от этого состояния. Иногда мое сердце весьма ожесточалось. Если бы я заплатил тысячу фун­тов стерлингов за одну слезинку, я не смог бы пролить ее, более того, у меня не возникло бы даже такого желания.

Я был в тягость себе, я терзал себя; никогда так явно не сознавал, как можно тяготиться жизнью и в то же время бояться умереть. С какой радо­стью я бы стал кем угодно, только не собой! Кем угодно, только не чело­веком! В любом состоянии, только не в моем".

Состояние психики Баньяна имеет отчетливо патологический характер. Эти же чувства общей вины и невозможности спасения выражаются в психотической меланхолии. Его восприятие себя как самого виновного че­ловека на земле отражает негативную инфляцию. Но оно отражает и отчуж­дение. Зависть, которую испытывает Баньян к животным, нередко упоминается в сообщениях о состоянии отчуждения, которое предшествует религиозному переживанию. Зависть к животным дает нам ключ к пони­манию, как можно исцелиться от отчуждения, а именно посредством восстановления связи с естественной, инстинктивной природой. Хотя отчуждение и составляет архетипическую, а следовательно, и об­щечеловеческую форму переживания, тем не менее, такие преувеличенные нормы переживания, как у Баньяна, обычно встречаются у людей с опреде­ленным типом травматического детства. В тех случаях, когда ребенок остро ощущает отторжение со стороны родителей, происходит нарушение оси эго-Самость, и тогда у ребенка формируется предрасположенность к состо­яниям отчуждения в более зрелые годы жизни, когда они становятся невыносимыми. Такое развитие событий обусловлено тем, что ребенок воспри­нимает родительское отторжение как отторжение божье. Затем это переживание включается в состав психики в качестве постоянного отчуждения между эго и Самостью.

В контексте христианской психологии переживание отчуждения обычно рассматривается как божественное наказание за грехи. Здесь уместно упо­мянуть теорию святого Ансельма о грехе. По мнению святого Ансельма, грех состоит в лишении Бога его исключительных прав, и поэтому грех бесчес­тит Бога. Бесчестье требует расплаты. Святой Ансельм пишет по этому поводу следующее:

"Каждое желание разумного существа должно подчиняться воле Бога... Это есть единственный и полный долг чести, который мы должны отдать Богу и который Бог требует от нас... Тот, кто не отдает долг чести, причи­тающийся Богу, лишает Бога того, что по праву принадлежит Ему, и уни­жает Его достоинство; и это есть грех. Более того, он будет оставаться виновным до тех пор, пока не отдаст то, что присвоил себе, но, учитывая проявленное неуважение, он должен возвратить больше, чем присвоил. Ибо, как тот, кто ставит под угрозу безопасность другого лица, не делает достаточно, ограничиваясь восстановлением безопасности без выплаты компенсации за причиненные страдания, так и тот, кто унижает досто­инство другого лица, не делает достаточно, ограничиваясь воздаванием почестей, но должен в соответствии с причиненным ущербом выпла­тить компенсацию каким-либо способом, удовлетворительным для лица, достоинство которого было унижено. Следует учитывать и то, что, когда кто-либо возвращает незаконно присвоенное, он должен отдать что-нибудь такое, что от него могли бы потребовать, если он не похитил не­что, принадлежащее другому. Поэтому каждый, кто совершает грех, дол­жен восстановить честь, которой он лишил Бога; это и есть удовлетворение, которое каждый грешник должен доставить Богу".18 Грех—это инфляционное высокомерие эго, которое присваивает себе функции Самости. Это преступление требует наказания (отчуждения) и ре­ституции (покаяния, раскаяния). Но, согласно святому Ансельму, для полного удовлетворения необходимо возвратить больше, чем было первоначально присвоено. Это невозможно, поскольку человек обязан хранить абсолют­ную верность Богу, даже не совершив прегрешения. Он не располагает до­полнительными возможностями, чтобы компенсировать свое наказание. Для этого он должен воспользоваться милостью, обеспеченной жертвой Богочеловека Иисуса Христа. В результате прегрешения и раскаяния Бог сам выплачивает штраф, изливая милость. Это согласуется с высказыва­нием святого апостола Павла: "А когда умножился грех, стала преизобиловать благодать, дабы как грех царствовал к смерти, так и благодать воцари­лась через праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим" (Рим. 5:20,21). Разумеется, на вопрос "оставаться ли нам в грехе, чтобы ум­ножилась благодать" апостол Павел дает отрицательный ответ. Тем не менее, этот вопрос косвенным образом указывает на тревожный факт существо­вания определенной связи между благодатью и грехом.

С психологической точки зрения, упомянутые теологические теории имеют непосредственное отношение к связи между эго и Самостью. По мере возможности необходимо сторониться инфляции (греха). При возникно­вении инфляции эго может спастись только путем восстановления утра­ченного достоинства Самости (покаяние, искреннее раскаяние). Однако этого недостаточно для полного удовлетворения. Благодать, полу­ченная благодаря самопожертвованию Самости, должна завершить рас­плату. Существует даже косвенное указание на то, что прегрешение эго и последующее наказание необходимы для формирования потока целитель­ной энергии (благодати), исходящей от Самости. Это соотносится с ут­верждением, что эго не способно воспринимать поддержку Самости, пока не освободится от своей идентификации с Самостью. Эго не может стать со­судом для восприятия благодати, пока не освободится от своей инфляцион­ной наполненности. Такое освобождение осуществляется только посредст­вом переживания отчуждения.

Мартин Лютер выражает эту мысль следующим образом: "Бог действует с помощью противоположностей, чтобы человек ощутил тщетность своих усилий именно в тот момент, когда Бог собирается спасти его. Когда Бог собирается оправдать человека, он проклинает его. Он должен вначале убить того, кого собирается оживить. Помощь приходит от Бога в виде гнева, поэтому она кажется далекой тогда, когда она находится рядом. Вначале человек должен возопить, что в нем не осталось здоровья. Ужас должен объять его душу. Это и есть муки чис­тилища... Из состояния такой тревоги зарождается спасение. Свет про­бивается к человеку тогда, когда он считает себя погибшим".

 

4. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ОСИ ЭГО-САМОСТЬ

В психотерапевтической практике очень часто встречается типичная кли­ническая картина, которую можно было бы назвать неврозом отчуждения. Индивид с таким неврозом сомневается в своем праве на существование. Он испытывает глубокое чувство своей никчемности со всеми симптома­ми, которые принято называть комплексом неполноценности. На бессоз­нательном уровне такой индивид автоматически предполагает, что все ис­ходящее от него—сокровенные желания, потребности и интересы—должны быть неправильными или в каком-то отношении неприемлемыми. При та­кой установке психическая энергия сдерживается и вынуждена скрытно, бессознательно или деструктивно проявляться в виде психосоматических симптомов, приступов беспокойства или примитивных аффектов, депрес­сии, суицидных побуждений, алкоголизма и т.д. В принципе перед таким пациентом стоит проблема его оправдания или неоправдания перед Бо­гом. Здесь мы имеем психологическую основу для постановки теологиче­ского вопроса об оправдании. Вопрос "оправдывает нас наша вера или наши деяния?" указывает на различие между интровертной и экстравертной точ­ками зрения. В глубине души отчужденная личность ощущает свою нео­правданность и неспособность действовать, исходя из лучших побужде­ний. В то же время такой индивид лишен ощущения смысла. Жизнь лишена психического содержания.

Для выхода из состояния отчужденности необходимо восстановить связь между эго и Самостью. Из сообщения доктора Ролло Мэя я позаимствовал опи­сание такого опыта. Пациентка, женщина в возрасте 28 лет, была незаконно­рожденным ребенком и страдала так называемым неврозом отчуждения. Приведем ее рассказ о своих переживаниях:

"Я помню, что в тот день я бродила в трущобах под железной дорогой на эстакаде. Меня неотступно преследовала мысль, что "я—незаконнорож­денный ребенок". Пот катил с меня градом, когда я в муках старалась признать этот факт. Затем я поняла, что должен чувствовать человек, сделавший такое признание: "Я—негритянка среди привилегирован-. ных белых" или "я—слепая среди зрячих". Когда я проснулась ночью, меня осенило: "Я признаю тот факт, что я—незаконнорожденный ре­бенок", но "я уже не ребенок". Значит, "я—незаконнорожденная". Но и это неверно. "Я незаконно родилась". Тогда что остается? Остается: "Я есмь". Установление контакта с реальностью ("я есмь") своего бытия и при­знание этой реальности (что, как мне кажется, впервые произошло со мной) тотчас произвели на меня впечатление и вызвали следующую мысль: "Поскольку я есмь, следовательно, я имею право быть". С чем можно сравнить этот опыт? Вначале у меня возникло такое чувство, словно я соприкоснулась с действительностью. Я ощутила свое собственное существование, и мне не было дела до того, что составляет его основу—какой-нибудь ион или просто волна. Я испытывала такое же ощущение, как в детстве, когда я добралась до сердцевины персика и расколола косточку, не зная, что я там найду. К своему удивлению, я на­шла внутри косточки съедобное зернышко, которое на вкус оказалось горько-сладким...

Здесь уместно привести сравнение с постановкой в порту парусной шлюпки на якорь. Изготовленная из земных материалов, шлюпка мо­жет с помощью якоря соприкоснуться с землей, той почвой, из которой выросла ее древесина. Шлюпка может поднять якорь, чтобы отправиться в плавание; но она может в любой момент бросить якорь, чтобы пере­ждать шторм или немного отдохнуть...

Впечатление такое, словно я вхожу в мой сад Едемский, где я нахожусь по ту сторону добра и зла и всех иных человеческих представлений... Мое состояние напоминает состояние глобуса, на котором еще не нане­сены горы, океаны и континенты. Это напоминает ребенка, который на занятиях по грамматике находит в предложении подлежащее для сказу­емого, причем в данном случае подлежащим является вся его жизнь. Здесь исчезает ощущение теоретического подхода к своей сущности..." Мэй называет это состояние переживанием своего бытия ("я есмь"), что вполне оправдано с дескриптивных позиций. Кроме того, данное состоя­ние можно рассматривать как восстановление оси эго-Самость, которое, вероятно, произошло в контексте сильного переноса.

Иллюстрацией к началу восстановления нарушенной оси эго-Самость может служить сновидение, о котором рассказала в процессе психотера­певтических консультаций молодая женщина. Ей приснился следующий сон:

"Я была сослана в Сибирь. Бесцельно брожу по холодным щетинным рав­нинам. Затем ко мне приближается группа верховых солдат. Они швы­ряют меня в снег и начинают по очереди насиловать. Это происхо­дит четыре раза. Я чувствую себя разбитой и окоченевшей от холода. Затем ко мне подходит пятый солдат. Я ожидаю к себе такого же от­ношения от него, как и от остальных солдат. Но, к своему удивлению, я вижу в его глазах жалость и человеческое понимание. Вместо того чтобы изнасиловать, он осторожно заворачивает меня в одеяло и от­носит к ближайшему коттеджу. Он усаживает меня подле огня и кор­мит теплым супом. Я знаю, он исцелит меня".

Этот сон приснился на этапе образования переноса. В детстве паци­ентка остро переживала отторжение со стороны обоих родителей. В част­ности, после развода с матерью отец совершенно не уделял девочке внима­ния. Такое отношение нанесло сокрушительный удар по чувству собствен­ного достоинства пациентки и оставило у нее чувство отчужденности от ценностей, носителем которых был ее отец и, в конечном счете, опреде­ленная часть ее Самости. Сон ярко передает ее чувство отчуждения или от­торжения и появление нового переживания восстановления оси эго-Самость. Это происходит при осознании сильных чувств переноса. Разуме­ется, в психотерапии такие переживания встречаются регулярно и более или менее успешно преодолеваются с помощью добрых человеческих от­ношений и общепринятых теорий переноса. Тем не менее, я полагаю, что осознание глубоко внутреннего процесса, который приводит к восстанов­лению оси эго-Самость, позволяет более основательно осмыслить сам фе­номен переноса. Более того, этот процесс позволяет рассматривать терапев­тический опыт в более широком контексте общечеловеческой потребности в установлении связи со сверхличностным источником бытия.

Другой пример исцеляющего воздействия, обусловленного восстановле­нием связи между эго и Самостью, содержится в замечательном сновиде­нии, рассказанном мне человеком, которому в детстве довелось пережить острое чувство эмоциональной утраты. Он был незаконнорожденным ребен­ком и воспитывался у приемных родителей, состояние которых было близ­ким к психотическому. Практически они не вызывали у ребенка теплых чувств к себе. В результате этого у него в зрелые годы сохранилось острое чув­ство отчуждения. Хотя он был довольно одаренной личностью, тем не менее, в своем стремлении реализовать свои потенциальные возможности он стал­кивался с серьезными трудностями. Этот сон приснился ему в ночь после смерти Юнга (6 июня 1961 годя). Я упоминаю эту подробность в связи с тем, что смерть Юнга произвела на него впечатление, и сон отражает одну из особенностей юнгианского подхода к психическому. Приведем описание сна:

"Мы вчетвером прибываем на неизвестную планету. Четверка, по-види­мому, отражает кватерность в том смысле, что каждый из нас пред­ставляет определенный аспект одного бытия, словно мы представ­ляем четыре стороны света или четыре расы человечества. По прибытии мы обнаружили на планете дублеров, вторую группу из че­тырех человек Эта группа не говорит на нашем языке. Каждый из них говорит на ином языке. Первое, что мы стараемся сделать,—это опре­делить общий язык. (Эта проблема занимает значительную часть описания сна, и я пропущу эту часть).

На планете царит обязательный для всех ее обитателей суперпоря­док. Нам кажется, что соблюдение суперпорядка обеспечивается не отдельным человеком или правительством, а благожелательным ав­торитетом, те. природой. В его способности регулировать жизнь каж­дого обитателя планеты нет ничего опасного для индивидуальности. Мое внимание отвлекает какое-то происшествие в аварийной камере. У одного из четверых обитателей планеты произошел сердечный при­ступ. По-видимому, волнение, вызванное нашим прибытием, привелокуча-щению сердцебиения. В таких случаях суперпорядок осуществляет вме­шательство. Инопланетянин погружается в полукоматозное состояние, в котором происходит подключение к основному сердечному ритму с целью снятия "перегрузки", пока не будет достигнута стабилизация.

Меня интересует, позволят ли нам остаться на планете. Затем мы по­лучаем информацию о том, что нам позволено продлить свое пребы­вание на планете при условии, что мы подключимся к определенной длине волны, чтобы "центральный источник закона энергии" смог оп­ределять момент наступления того, что на планете называется "опасностью", а на земле называется "грехом". В момент появления для нас опасности суперпорядок "возьмет нас под свой контроль", пока не исправится сложившееся положение. Опасность возникает в тех случаях, когда осуществляется действие с целью доставить не­посредственное удовольствие эго или любой сознательной части лич­ности без учета архетипических источников данного действия. Такие действия не соотносятся со своим архетипическим источником или аспектом ритуала, связанным с первичным, основополагающим дей­ствием".

Основная особенность этого весьма выразительного сна состоит в су­ществовании на другой планете (в бессознательном) "суперпорядка" и "цен­трального источника закона энергии". Этот замечательный образ симво­лически отражает процесс сверхличностного регулирования психики и соответствует нашему представлению о компенсаторной функции бессоз­нательного. В описании сновидения сказано, что опасность возникает "в тех случаях, когда осуществляется действие с целью доставить непосред­ственное удовольствие эго ...без учета архетипических источников данного действия". Это точное описание инфляции, при которой эго функционирует без учета сверхличностных категорий существования. Более того, в снови­дении это состояние отождествляется с грехом, что соответствует выше­упомянутой точке зрения святого Ансельма.

В сновидении сообщается, что "суперпорядок" вступает в действие, чтобы снять "перегрузку", как только эго войдет в состояние инфляции, и таким об­разом обеспечить защиту от опасностей последующего отчуждения. Этот за­щитный, или компенсаторный, механизм точно соответствует открытому в физиологии Уолтером Кенноном процессу гомеостаза.21 Согласно этой концепции, в организме человека действует процесс гомеостаза или само­регуляции, предотвращающий существенную разбалансировку основных систем организма. Например, при потреблении слишком большого коли­чества поваренной соли почки увеличивают содержание поваренной соли в урине. Другой пример: при увеличении в крови содержания двуокиси уг­лерода определенные нервные центры мозга активизируют респиратор­ную деятельность, чтобы удалить избыточное количество двуокиси угле­рода. При отсутствии нарушений и препятствий для естественного функционирования в психике действует аналогичный гомеостатический процесс саморегуляции. Как и тело человека, бессознательная психика об­ладает инстинктивной мудростью, способной корректировать ошибки и крайние проявления сознания, если мы сознаем ее указания. Корректиру­ющая функция берет свое начало от Самости и для своей беспрепятствен­ной реализации требует установления живой, здоровой связи между Само­стью и эго.

Поскольку идентичность эго и Самости имеет столь же общечеловече­ский характер, как и первородный грех, для обеспечения психологичес­кого развития даже "нормального" человека отчуждение должно состав­лять необходимое переживание. Действительно, они идентичны. Эту мысль замечательно выразил Карлейль. По его мнению, величина счастья обратно пропорциональна числу наших ожиданий, т.е. нашему представлению о той величине счастья, на которую мы имеем право. Счастье равно тому, что мы имеем, деленному на то, что мы ожидаем. По этому поводу Карлейль пи­шет следующее:

"В соответствии с некоторыми оценками и среднестатистическими ожи­даниями нам уготована средняя земная участь, которая принадлежит нам от рождения и составляет наше неотъемлемое право. Это так же про­сто, как и выплата зарплаты или воздаяние по заслугам. Здесь нет нужды выражать благодарность или предъявлять претензии. Если случится прибыль, мы считаем это счастьем, а если случится дефицит, то несча­стьем. Предположим, что мы сами оцениваем свои достоинства. Сколько же самодовольства заключено в каждом из нас! Стоит ли удивляться, что чаши весов так часто склоняются не туда, куда надо! Скажу тебе, Болван, что все это проистекает из твоего тщеславия, из твоих фантазий о том, какими должны быть твои достоинства. Представь себе, что ты заслужи­ваешь виселицы (что вполне вероятно). Ты будешь счастлив, когда узна­ешь, что тебя всего лишь расстреляют...

... Цоля жизни возрастает не столько благодаря увеличению вашего чис­лителя, сколько благодаря уменьшению вашего знаменателя, и если меня не подводит моя алгебра, деление единицы на нуль даст бесконеч­ность. Сведи к нулю свои требования к вознаграждению, и тогда весь мир будет лежать у твоих ног. Прекрасно пишет мудрейший человек на­шего времени: "Жизнь как таковая начинается только с самоотречения (Entsagen)"

 

Я взираю на эту жизнь как на путешествие цар­ственной особы; душа покидает свой двор, что­бы осмотреть свою страну. Небо заключает в себе картину земли, и если бы душа удовольство­валась представлениями, ее путешествие не вышло бы за пределы карты. Но замечательные образцы прельщают своими копиями... и, вгляды­ваясь в их симметрию, она придает ей форму. Так нисхождение души свидетельствует о ее происхождении. Влюбленный в ее красоту Бог вставляет зеркало в рамку, чтобы любоваться ее отражением.

(ТОМАС ВООН)

 

1. РОЛЬ КОЛЛЕКТИВНОГО

Известно, что состояния инфляции и отчуждения входят в состав цикла пси­хической жизни и стремятся превратиться в нечто иное. Инфляциированное состояние при отреагировании приводит к падению и, следовательно, к отчуждению. Состояние отчуждения, напротив, при нормальных обстоя­тельствах приводит к исцелению и восстановлению. Инфляция и отчуж­дение превращаются в опасные состояния только тогда, когда они отделя­ются от цикла психической жизни, в состав которого они входят как отдель­ные части. Существование личности ставится под угрозу, если инфляция и отчуждение принимают форму статических, хронических состояний, вме­сто того чтобы участвовать в общей динамике развития цикла. Тогда необ­ходимо обратиться к помощи психотерапии. Тем не менее, большинство людей всегда защищались от этих опасностей с помощью коллективных, тра­диционных (и поэтому преимущественно бессознательных) средств.

В религиозной практике и народной мудрости всех времен и рас все­гда распознавались (хотя и под разными названиями) психические опасно­сти инфляции и отчуждения. Существует немало коллективных и индиви­дуальных ритуалов, предназначенных для предотвращения инфляционной тенденции вызвать зависть Бога. Например, у нас существует древнее по­верье, что необходимо постучать по дереву, когда кто-нибудь говорит о том, что дела обстоят благополучно. В основе этого поверья лежит осознан­ное или неосознанное понимание опасности гордости и самодовольства. Отсюда необходимость применения определенного метода для унижения индивида. Эту же цель преследует употребление выражения "если будет на то воля Божья". В большинстве случаев различные табу, встречающиеся в первобытных обществах, имеют под собой ту же основу—защиту индиви­да от инфляции, от соприкосновения с силами, слишком большими для ог­раниченного сознания эго и способными вызвать в нем чудовищные раз­рушения. Эту же защитную функцию выполняет первобытный обычай изолировать в уединение воинов после возвращения их с победой с поля боя. Победа вызывает у победителей инфляцию, и если их, например, впустить в деревню, они могут обратить свою силу против ее жителей. Поэтому пе­ред новой интеграцией в общину для победоносных воинов отводится не­сколько дней, чтобы они смогли успокоиться.

В древнем митраизме существовал интересный ритуал под названием "ритуал Короны". Этот ритуал был предназначен для защиты от инфляции. Во время посвящения римского воина в митраизм осуществлялась следую­щая церемония. Кандидату в посвященные предлагалась на кончике меча ко­рона. В соответствии с наставлениями, он должен был рукой оттолкнуть корону, говоря: "Митра—моя корона". После этого он даже на празднест­вах и военных торжествах никогда не носил корону или венок победителя, и если ему предлагали корону, он отказывался принять ее, говоря: "Она при­надлежит моему брату".1

В дзен-буддизме были разработаны изощренные методы для разруше­ния интеллектуальной инфляции, иллюзии, что индивид знает. К числу та­ких методов относится применение коанов, или загадочных высказыва­ний. Приведем пример применения коанов: Ученик спрашивает у своего учителя: "Обладает ли собака природой Будды?" Учитель отвечает: "Гав-гав".

В христианской традиции прилагается немало усилий по защите от ин­фляции. Симптомами инфляции являются семь смертных грехов: гордость, гнев, вожделение, алчность, чревоугодие и леность. Называя их грехами, ко­торые требуют исповеди и покаяния, индивид защищается от них. Основной смысл заповедей Иисуса состоит в том, что благодать исходит от личности, не подверженной инфляции.

Существует немало традиционных способов защиты индивида от ин­фляции. С психологической точки зрения, основная цель всех религиоз­ных церемоний состоит в обеспечении связи между индивидом (эго) и бо­жеством (Самостью). Все религии являются хранилищами сверхличностного опыта и архетипических образов. Внутренняя задача религиозных цере­моний состоит в том, чтобы предоставить индивиду возможность почув­ствовать свою значимую причастность к этим сверхличностным категориям. Это утверждение справедливо для католической мессы и исповедаль­ни, которые имеют более личностное значение, предоставляя индивиду возможность избавиться от бремени обстоятельств, вызвавших ощущение отчуждения от Бога. Признавая в священнике представителя Бога, индивид в какой-то мере обретает ощущение возвращения к Богу и восстановления с ним связи.

Все религиозные ритуалы учитывают сверхличностные категории и пытаются установить связь между ними и индивидом. Религия обеспечи­вает наилучшую форму коллективной защиты от инфляции и отчуждения. Насколько нам известно, каждое общество включает в ритуал своей кол­лективной жизни такие категории. Весьма сомнительно, что коллективная форма жизни людей смогла бы просуществовать какое-либо время без об­щего ощущения знания этих сверхличностных категорий.

Тем не менее, защищая человека от опасностей психических глубин, коллективные методы одновременно лишают его возможности лично ис­пытать эти глубины и на основе этого опыта осуществлять свое развитие. Когда живая религия способна вмещать Самость и передавать своим при­верженцам ее динамизм, индивид практически не испытывает потребнос­ти в личной встрече с Самостью. Он не испытывает потребности в установ­лении личной связи со сверхличностным аспектом бытия. Эту задачу за него выполняет церковь.

В связи с вышеизложенным возникает серьезный вопрос: обладает ли со­временное западное общество действующим вместилищем для сверхлич­ностных категорий или архетипов? Элиот ставит этот вопрос так: осталось ли у нас что-нибудь еще, кроме "груды разбитых образов?" Дело в том, что подавляющее большинство индивидов не имеют в своем распоряжении живых, действующих сверхличностных категорий, с помощью которых они могли бы осмыслять жизненный опыт. Такие категории индивид полу­чает от церкви или иным путем. Подобное положение дел таит в себе опас­ность, поскольку при отсутствии сверхличностных категорий эго стре­мится считать себя всем или ничем. Более того, при отсутствии соответствующего вместилища для архетипов (например, общепризнан­ной религиозной структуры) архетипы вынуждены искать иные возмож­ности для своей реализации, поскольку они составляют реальности психи­ческой жи­зни. Одна из таких возможностей состоит в проецировании архетипов на общинные или мирские проблемы. Тогда, в зависимости от жизненных критериев индивида, сверхличностная ценность может быть придана лич­ной власти, какому-нибудь движению за социальные реформы или любой форме политической деятельности. Это происходит в нацизме, правора­дикальном движении, и в коммунизме, леворадикальном движении. Эта же разновидность динамизма может проецироваться на расовую проблему в форме расизма. Личные, светские и политические формы деятельности приобретают бессознательно-религиозный смысл. Такое положение дел чревато серьезными опасностями, религиозная мотивация, действуя на бессознательном уровне, вызывает проявления фанатизма со всеми выте­кающими отсюда деструктивными последствиями.

Когда коллективная психика находится в устойчивом состоянии, подавляющее большинство индивидов придерживается единых взглядов на об­щий живой миф или божество. Каждый индивид проецирует свой внутренний образ Бога (Самости) на религию общины. В таких случаях коллективная религия выполняет для большинства индивидов роль вместилища Самости. Реальность сверхличностных жизненных сил отражается во внешних образах, которые церковь воплощает в своих символах, мифах, ритуалах и догмах. При адекватном функционировании церковь защищает общество от любого распространения инфляции и отчуждения. При всей своей устойчивости такая си­туация имеет свои недостатки. Самость или образ Бога еще не осознана, т.е. не опознана как внутренняя психическая сущность. Хотя в общине ве­рующие и поддерживают относительно гармонические отношения друг с другом, тем не менее, этагармония носит иллюзорный и, в какой-то мере, неискренний характер. По отношению к церкви индивиды находятся в со стоянии коллективной идентификации и не устанавливают неповторимо-индивидуальных отношений с Самостью.

Если в настоящее время внешняя церковь теряет способность выполнять роль носителя проекции Самости, тогда мы имеем ситуацию, которую Ницше провозгласил для современного мира: "Бог умер!" Теперь все ценности и психическая энергия, содержащиеся в церкви, устремляются обратно к индивиду, активизируя его психику и вызывая серьезные проблемы. Что теперь произойдет? Существует несколько возможностей. Примеры каждой из них можно встретить в современной жизни. Первая воз­можность состоит в том, что при утрате проекции Бога в сферу церкви ин­дивид одновременно потеряет свою внутреннюю связь с Самостью. Тогда индивид становится жертвой отчуждения и всех симптомов пустой, бессмысленной жизни, которые в наше время получили столь широкое распространение. Вторая возможность состоит в том, что индивид берет на себя, на свое эго и свои способности, всю энергию, которая прежде при давалась божеству Такой человек становится жертвой инфляции. Примеры такой ситуации можно обнаружить в проявлениях вы­сокомерия (hybris), которое переоценивает рациональные и регулирующие силы человека и отрицает существование священной тайны, присущей жиз­ни и природе. Третья возможность состоит в том, что проецируемая сверх­личностная ценность, которая была извлечена из религиозного вместили­ща, вновь проецируется на одно из светских или политических движений. Но светские задачи не способны в полной мере отра­жать религиозный смысл. Когда религиозная энергия направляется на свет­ский объект, тогда мы имеем то, что можно охарактеризовать как поклоне­ние идолам, а это есть неискренняя, бессознательная религия. В современном мире замечательным примером повторной проекции может служить кон­фликт между коммунизмом и капитализмом. Вне сомнения, коммунизм пред­ставляет собой светскую религию, которая активно пытается направить ре­лигиозную энергию на выполнение светских и социальных задач.

Когда ценность Самости проецируется противоположными группами на конфликтующие идеологии, дело выглядит так, словно первоначальная це­лостность Самости раскалывается на противоборствующие фрагменты. В таких случаях антиномии Самости или Бога отреагируются в истории. Оба участника фанатичного конфликта черпают энергию из одного источника, разделенной Самости, но, будучи не в состоянии осознать этот момент, они обречены на изживание этого трагического конфликта в своей жизни. Сам Бог оказывается вовлеченным в этот неясный конфликт. В каждой войне, происходящей в рамках западной цивилизации, обе стороны молились одному и тому же Богу. Эту мысль Мэтью Арнольд выразил следующим об­разом:

Охваченные тревогой борьбы и бегства,

Мы оказались на мрачной равнине,

Где ночью сталкиваются невежественные армии.

ДоверБич

Четвертая возможность состоит в рассмотрении утраты религиозной проекции. Если индивид, возвратившийся к себе в силу ут­раты проецируемой религиозной ценности, способен рассматривать ко­нечные вопросы жизни, тогда он может воспользоваться предоставленной ему возможностью для существенного развития в сфере сознания. Если он способен активно и ответственно работать с активацией бессознательного, он может обнаружить в психике утраченную ценность, бого-образ. Эта воз­можность показана на схеме кружочком, который теперь занимает боль­ший участок за пределами дуги бессознательной сферы. Теперь осуществля­ется сознательная реализация связи между эго и Самостью. Теперь утрата религиозной проекции послужила благим целям, стимулируя развитие ин-дивидуационной личности.

Замечательная особенность коллективной утраты сверхличностных ка­тегорий состоит в возрастании интереса к субъективности индивида. Этот характерный для современности феномен не мог существовать, когда традиционная коллективная религия успешно выполняла роль вместилища сверхличностных ценностей. Но при распаде системы традиционных сим­волов дело выглядит так, словно к индивидуальной психике возвращается огромный поток энергии и тогда на субъективности индивида сосредото­чивается больше интереса и внимания. Благодаря этому феномену состоя­лось открытие глубинной психологии. Само существование глубинной психологии симптоматично для нашего времени. Другие свидетельства можно обнаружить во всех видах искусства. В пьесах, романах самые за­урядные индивиды описываются в мельчайших личностных подробнос­тях. Внутренней субъективности придается огромная ценность. Ей уделя­ется внимание, невиданное для прежних эпох. В принципе эта тенденция указывает на грядущие события. Если следовать этой тенденции до конца, она неизбежно будет приводить все большее число людей к новому откры­тию утраченных сверхличностных ценностей в своей душе.

 

2. ПРОРЫВ

В определенный момент психического развития, обычно после напряжен­ного переживания отчуждения, в сферу сознания неожиданно прорывается ось эго-Самость. Опытным путем эго приходит к осознанию существования сверхличност­ного центра, по отношению к которому оно (эго) занимает подчиненное положение. Юнг описывает это событие следующим образом:

"Когда достигается вершина жизни, распускается почка, и большее появ­ляется из меньшего, тогда, как говорит Ницше, "единица превращается в двойку", и большая личность, которая всегда была большей, но остава­лась незримой, предстает перед меньшей личностью подобно откро­вению. Тот, кто действительно и безнадежно мал, всегда стремится низ­вести откровение большой личности до уровня своей малости, не понимая, что уже наступает судный день для его малости. Но человек, обладающий внутренним величием, знает, что теперь действительно пришел долгожданный друг его души, бессмертный, чтобы "пленить плен" (Еф., 4:8), т.е. чтобы схватить того, кто держал бессмертного в за­точении, и направить поток его жизни в русло большой жизни. Это мо­мент смертельной опасности!"

В религии и мифах содержится немало образов, символизирующих мо­мент такого прорыва. Когда человек осознанно встречается с божественным посредником, осуществляющим поддержку, руководство и регулирование, мы можем рассматривать такую встречу как встречу эго с Самостью.

Встреча с божеством обычно происходит в пустынной местности или в изгнании, т.е. в состоянии отчужденности. Спасаясь от правосудия, Мои­сей пас в пустыне овец тестя своего, когда Иегова воззвал к нему из горя­щего куста и объявил ему его жизненное предназначение (Исход, 3). Спасаясь от гнева Исава, Иаков вынужден был бежать из дома своего. В пустыне он видит во сне лестницу (рис. 13), достигающую неба, и заключает с Богом соглашение (Бытие, 28:10-2 2). Этот образ использует в своем стихотворе­нии "Царство Божие внутри вас" Фрэнсис Томпсон:

Издревле хранят свои места ангелы;

Не шелохнется камень под их ногами, не дрогнет их крыло!

Как много чудесного нет в ваших

Отрешенных лицах!

Но если посетит тебя печаль утраты,

Оплакать должен ты утрату,

И между небом и божественным крестом

Воссияет лестница Иакова".

В качестве примера можно упомянуть библейского пророка Иону. Его первая встреча с Иеговой произошла во время нормальной жизни, но не нашла у Ионы признания, так как уровень инфляции эго был слишком вы­сок, чтобы признать авторитет Самости. И лишь после тщетных попыток спа­стись бегством, которые ввергли Иону в состояние крайнего отчаяния, во время пребывания в чреве кита, он смог признать сверхличностный авто­ритет Иеговы.

Когда женщина (или анима в психологии мужчины) встречается с Са­мостью, проявление Самости нередко изображается в виде небесной опло­дотворяющей силы. Посаженная отцом в темницу, Даная зачала Персея от Зевса, явившегося в виде золотого дождя. Благовещение Деве Ма­рии обычно изображается в виде оплодотворяющих лучей, которые исходят от небес. В своей скульптуре "Экстаз святой Терезы" Бернини использует более психологический вариант этого образа.

Экстаз святой Терезы (Бернини).

Современным примером этой темы служит замечательный сон, кото­рый приснился женщине после продолжительной психологической дея­тельности:

"Я вижу молодого человека. Он обнажен. Его тело сверкает от пота. Мое внимание привлекла его поза—сочетание падающего движения, как у фигуры Пиеты, и мощной разрядки, как у знаменитого греческого дис­кобола. Он находится в группе других мужчин, которые как-то дву­смысленно поддерживают его. Он выделяется среди них (бронзовым) цветом и текстурой кожи (покрытой потом). Но основное его отли­чие от остальных мужчин состоит в огромном фаллосе, который имеет форму третьей вытянутой ноги. (Рис.18).

Эрекция доставляет мужчине страдание. Об этом свидетельствуют не только атлетическое напряжение мускулатуры и выделение пота, но и искаженное выражение его лица. Его состояние вызывает у меня со­чувствие. Его детородный орган вызывает изумление (восхищение). Меня влечет к нему. Затем мы вступаем в половые сношения. Вхожде­ние его органа в меня вызывает у меня настолько глубокий и общий ор­газм, что я ощущаю его в своих ребрах и легких ...даже когда я просы­паюсь. Меня наполняет нераздельное ощущение боли и наслаждения. Мои внутренности буквально "вывернуты наизнанку". В моем чреве произошла революция, поворот на 180 градусов. Что-то в этом роде".

Кроме Дискобола' и Пиеты Микеланджело, трехногий мужчина вызвал у сновидицы воспоминание об алхимическом эстампе и трехногом солнечном колесе, которые ей довелось од­нажды увидеть. Таким образом, фигура сновидения впитала в себя все богат­ство многих образов и смысловых значений, которые нуждаются в уточ­нении и прояснении. Мы не будем подробно останавливаться на их амплификации, ограничившись несколькими замечаниями. Мужская сущ­ность творческой энергии проникла в сновидицу, вызвав трансформацию. Он—атлет в физическом и духовном отношении (ап. Павел). Он ассоции­руется с высшим духовным принципом (солнце) и олицетворяет весь про­цесс психической трансформации (алхимическое изображение).

Для сновидицы этот сон ознаменовал начало формирования новой ус­тановки и нового понимания жизни. Как свидетельствуют сексуальные об­разы сновидения, у сновидицы раскрылись новые уровни физического ре­агирования. Кроме того, произошло осознание всей функции ощущения, которая прежде оставалась преимущественно неосознанной. Самое важ­ное заключалось в развитии подлинной индивидуальной автономии и рас­крытии значительных творческих дарований. Сопутствующие ассоциации свидетельствуют о том, что сон отражает встречу не только с анимусом, но и с Самостью. Тройственный символизм указывает на важное значение про­цесса конкретной, пространственно-временной реализации (см. гл. 7).

Замечательный пример прорыва оси эго-Самость в сферу сознания со­держится в описании обращения в веру апостола Павла (Деян. 9:1 -9),

Рис. 18. Рисунок пациентки.

Рис.21. Алхимический рисунок.

Иона пытался спастись бегством от своего призвания. Савл пытался уйти от своего предназначения, преследуя своих будущих единомышленников, сопричастных его судьбе. Сама сила, с которой он преследовал христиан, сви­детельствует о его причастности их делу, ибо, как говорит Юнг, "важно то, о чем говорит человек, а не то, с чем он соглашается или не соглашается".

Вне сомнения, то, что человек страстно ненавидит, олицетворяет один из аспектов его судьбы.

 

3. КНИГА ИОВА

Книга Иова содержит замечательное по своей полноте описание встречи с Самостью. Иову Юнг посвятил свою работу "Ответ Иову".5 В этой книге он рассматривает историю Иова как поворотный пункт в коллективном разви­тии иудейско-христианского мифа, связанного с эволюцией образа Бога или архетипа Самости. Встреча Иова с Иеговой рассматривается как суще­ственный переход в человеческом понимании природы Бога, переход, ко­торый в свою очередь потребовал от Бога ответа, приведя к его очеловече­нию и, в конечном счете, воплощению в виде Христа. Историю Иова можно рассматривать с иной точки зрения, а именно, как описание индивидуаль­ного опыта, при котором эго осуществляет первую значимую встречу с Са­мостью на уровне сознания. С этой позиции я и рассмотрю историю Иова.

Посвященный Иову текст представляет собой сложный документ, и по­этому мы не можем определить, опирается ли он на реальный опыт инди­вида. Тем не менее, существует высокая степень вероятности, что такой опыт имел место, и в дальнейшем мы будем рассматривать текст как описа­ние индивидуального опыта активного воображения. Активное воображе­ние представляет собой процесс, при котором воображение и создавае­мые им образы воспринимаются как нечто отдельное от эго (как "ты" или "другой"). Эго способно устанавливать с ними отношения и вести диалог. То, что Книга Иова написана в форме диалога и является единственной в Ветхом Завете книгой, составленной по принципу диалога, свидетельству­ет в пользу предположения о том, что ее основу составил опыт активного во­ображения. Даже повторяемость диалога производит впечатление искрен­ности, когда мы рассматриваем книгу как описание личного опыта. Непрестанное возвращение к одному и тому же пункту, который эго отка­зывается признать, есть типичное поведение персонификаций бессознатель­ного, встречающихся в процессе активного воображения.

История начинается с соглашения между Богом и Сатаной подвергнуть испытанию Иова. Предстояло ответить на вопрос: возможно ли с помощью несчастий и превратностей судьбы заставить Иова проклясть Бога? Спор на небесах можно рассматривать как отображение сверхличностных или архетипических факторов бессознательного, которые подвергают Иова испытанию и, в конечном счете, придают смысл этому испытанию. Если бы несчастья, выпавшие на долю Иова, имели исключительно случайный ха­рактер, они были бы вероятностными, бессмысленными событиями, кото­рые не соотносятся со сверхличностным аспектом бытия. Знаменательно, что Иов никогда не рассматривает эту возможность. Весь текст опирается на допущение, что все исходит от Бога, т.е. все события отражают сверх­личностную задачу и смысл. Это допущение соответствует необходимой гипотезе, согласно которой для реализации активного воображения чело­век должен проявить самообладание. Если личностные настроения и аф­фекты, составляющие отправную точку для реализации активного вообра­жения, считаются случайными, или имеют исключительно внешние или физиологические причины, тогда нет оснований искать их психологиче­ский смысл. Узнать о существовании психологического смысла можно только опытным путем. Вначале индивид должен обладать хотя бы достаточ­ной верой, чтобы захотеть рассматривать предположение о существова­нии психологического смысла как гипотезу, подлежащую проверке.

Бог и Сатана составляют два аспекта одной реальности, т.е. Самости, по­скольку они действуют заодно. Сатана выполняет роль инициатора и дина­мического фактора в испытании Иова и поэтому олицетворяет стремление к индивидуации, которое должно разрушить психологическое статус-кво, чтобы реализовать новый уровень развития. Эту же роль выполнял змей для Адама и Евы в саду Едемском. Как и ситуация в саду Едемском, испытание Иова было задумано как искушение. Он должен подвергнуться искушению, чтобы проклясть Бога. В психологическом отношении это означает, что эго должно подвергнуться искушению впасть в инфляцию, возвыситься над про­мыслом Божиим, т.е. идентифицировать себя с Самостью.

Почему все это необходимо? Очевидно, Иов все еще испытывает тен­денцию к инфляции. Несмотря на безупречную репутацию, а может быть, благодаря ей, существует сомнение, отчетливо ли сознает он различие между собой и Богом, между эго и Самостью. Поэтому составляется план подвергнуть Иова испытаниям в огне страданий. Испытания привели Иова к полному восприятию реальности Бога. Еслипрежние замыслы можно по­нять по их воздействиям, тогда можно утверждать, что замысел Божий со­стоял в том, чтобы заставить Иова осознать Его. Вне сомнения, Самость нуждается в сознательной реализации и в силу настроя на индивидуацию должна подвергнуть эго искушению и испытанию, чтобы привести его к полному осознанию существования Самости.

Вначале Иов изображается как счастливый человек, обладающий боль­шим имением и пользующийся уважением людей. Это положение соответ­ствует чувству удовлетворения и "безопасности", которое испытывает эго в блаженном неведении относительно бессознательных допущений, со­ставляющих основу непрочной "безопасности" эго. Неожиданно Иов лиша­ется всего, что составляло для него ценность и опору—семьи, всех своих владений и здоровья.

Несчастья, обрушившиеся на Иова, изображены на гравюре Уильяма Блейка (рис.24). Над изображением Блейк поместил заголовок: "Огонь Бо­жий упал с неба" (Книга Иова, 1:16). С психологической точки зрения, кар­тина изображает распад сознательного статус-кво под воздействием пото­ка огненной энергии, нахлынувшей из сферы бессознательного. Такое изображение свидетельствует о наступлении кризиса индивидуации, перво­го этапа психологического развития, на котором старые психологические состояния устраняются, чтобы освободить место для нового состояния. До­минируют деструктивные или освобождающие воздействия; обычно имеет место сочетание обоих типов воздействия. В клинических материалах, опуб­ликованных Юнгом, содержится изображение, в котором доминирует осво­бождающее воздействие. На этом изображении, ознаменовавшем начало решающей стадии индивидуации, небесная молния раскалывает оболочку, освобождая заключенную в ней сферу,—рождается Самость. Карта та­ро XVI акцентирует деструктивный аспект. Когда эго достигает весьма высокого уровня инфляции, символизируемого башней, прорыв энергий из сферы Самости может приобрести угрожающие масштабы. Про­явление Самости знаменует наступление "Страшного Суда" (рис.27). Уцеле­ет только то, что не испорчено и опирается на реальность.

Потеряв все, что он высоко ценил, Иов погружается в состояние отчуж­денности, не уступающее по силе состоянию Толстого, о котором мы уже упоминали. Дня того чтобы признать Самость высшей ценностью, необходимо устранить привязанности к менее значимым ценностям. Очевидно, что смысл жизни Иова был связан с семьей, собственностью и здоровьем. Лишен­ный этих ценностей, Иов испытал отчаяние и погрузился в темную ночь души.

Погибни день, в который я родился...

Для чего не умер я, выходя из утробы,

И не скончался, когда вышел из чрева?

На что дан страдальцу свет,

И жизнь огорченным душою?..

На что дан свет человеку, которого путь закрыт,

И которого Бог окружил мраком?

С этими словами Иов дает волю своему самоубийственному отчаянию и крайней отчужденности от жизни и ее смысла. Повторяющиеся вопросы "почему?", "для чего?", "на что?" свидетельствуют о том, что Иов отчаянно ищет смысл. Если рассматривать Книгу Иова как личностный документ, тогда утрата и обретение смысла составляют его основную тему.

При депрессии и отчаянии в сферу бессознательного уходит значитель­ная часть либидо, которое в нормальных условиях обеспечивает сознатель­ную заинтересованность и жизнеспособность. Уход либидо активизирует бессознательное, расширяя диапазон образов в снах и фантазиях. Можно предположить, что бессознательное предстает перед Иовом в виде друзей и советников, обращаясь к нему в процессе реализации активного вообра­жения.

Эти фигуры знакомят Иова с иной точкой зрения и постепенно приво­дят к встрече с нуминозным, т.е. с самим Иеговой. В частности, о том, что речи советников Иова являются продуктами активного воображения, свидетель­ствует наличие в них контаминированных сочетаний нескольких элемен­тов. С одной стороны, эти речи отражают традиционную точку зрения ре­лигии, согласно которой Иов был покинут Богом, а с другой стороны, в них находят независимое и подлинное выражение глубокие слои бессознатель­ного. Такая разновидность контаминированного сочетания различных эле­ментов часто встречается в активном воображении. Поэтому для обеспечения продуктивности процесс нуждается в живом, активном участии созна­ния, которое приводит к реальному диалогу, а не к пассивному соглаша­тельству со всем, что говорит бессознательное. Например, в первой речи Елифаз говорит Иову:

Вот, ты наставлял многих,

И опустившиеся руки поддерживал,

Падающего восставляли слова твои,

И гнущиеся колени ты укреплял.

А теперь дошло до тебя, и ты изнемог,

Коснулось тебя, и ты упал духом.

Эти слова можно рассматривать как самокритичную речь самого Иова. Он осознает, как легко было давать совет и оказывать помощь другим, но те­перь он не способен воспользоваться своим собственным советом. Эта са­мокритика лишь усугубляет его депрессию и страдание. Далее Елифаз упо­требляет традиционные формы выражения поверхностного утешения, которыми, вероятно, Иов пользовался для утешения других страждущих:

Непорочность путей твоих не должна ли быть

упованием твоим?

Вспомни же, погибал ли кто невинный, И где праведные были искореняемы?"

Эти мысли поверхностны, нереалистичны и бесполезны. На фоне тя­гостной реальности жизни, довлеющей над Иовом, они воспринимаются как показной оптимизм. Быть может, хотя бы для временного разрешения си­туации достаточно выразить поверхностное пожелание осуществления желаний, ибо Елифаз тотчас переходит к ряду более глубоких ассоциаций. Елифаз рассказывает Иову нуминозный сон. Если рассматривать весь диа­лог как продукт активного воображения Иова, тогда этот сон приснился Иову, или здесь содержится напоминание об этом сне:

И вот, ко мне тайно принеслось слово,

И ухо мое приняло нечто от него.

Среди размышлений о ночных видениях,

Когда сон находит на людей,

Объял меня ужас и трепет,

И потряс все кости мои.

И дух прошел надо мною;

Дыбом стали волосы на мне.

Он стал,—но я не распознал вида его,—

Только облик был пред глазами моими;

Тихое веяние,—и я слышу голос:

"'Там же, 4:3-5. 11 Там же, 4:6-7.

Человек праведнее ли Бога? И муж чище ли Творца своего?12 Далее Иов упоминает о снах, которые страшат его:

Когда подумаю: "утешит меня постель моя, Унесет горесть мою ложе мое", Ты страшишь меня снами, И видениями пугаешь меня.

Блейк создал замечательную иллюстрацию к снам Иова. На этой картине змей обвивает Иегову, вероятно, олицетворяя Его сатанинскую сторону. Он указывает на ад, разверзшийся под Иовом и угрожающий погло­тить его в пламени. В аду находятся зловещие, судорожно цепляющиеся за что-то фигуры. Глубины бессознательного разверзлись, и перед Иовом предстала первозданная сила природы. Очевидно, что с этой силой столь же бесполезно дискутировать, как и с тигром, случайно повстречавшимся пут­нику. Но Иов ничего не почерпнул из своих снов; он должен получить бо­лее убедительный урок.

Иов верит в свою невиновность и праведность и поэтому не осознает свою тень. Чтобы компенсировать односторонность сознательной установки Иова по отношению к чистоте и праведности, его собеседники постоянно говорят о злобе и пороке. Иов смутно сознает, что переживания Иова за­ставляют его чувствовать себя отвратительным и грязным. В один из таких моментов он восклицает:

Разве я море или морское чудовище,

Что Ты поставил надо мною стражу?

и далее:

Хотя бы я омылся и снежною водою

И совершенно очистил руки мои,

То и тогда Ты погрузишь меня в грязь,

И возгнушаются мною одежды мои.15

В одном месте он все-таки признает прошлые грехи:

Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь,

И не сухую ли соломинку преследуешь?

Ибо ты пишешь на меня горькое,

И вменяешь мне грехи юности моей...

Иов не говорит, какие грехи он совершил в юности своей, и теперь, оче­видно, не считает себя виновным за них. Прошлые грехи представляют со­бой вытесненные содержания, которые Иов не хочет осознать, поскольку они противоречат его представлению о своей праведности. Уверенность Иова в своей праведности ясно обнаруживается в главах 29 и 30:

О, если бы я был, как в прежние дни...

Когда я выходил к воротам города,

И на площади ставил седалище свое,—

Юноши, увидев меня, прятались,

А старцы вставали и стояли;

Князья удерживались от речи,

И персты полагали на уста свои;

Голос знатных умолкал,

И язык их прилипал к гортани.

Внимали мне, и ожидали,

И безмолвствовали при совете моем...

Я назначал им, и сидел во главе,

Как царь в кругу воинов.

"А ныне смеются надо мною

Младшие меня летами,

Те, которых отцов я не согласился бы

Поместить со псами стад моих".

Пренебрежительное отношение Иова к тем, кто стоит на более низком уровне умственного развития, вероятно, относится к числу "грехов юно­сти его" и указывает на наличие инфляции эго, которое проецирует на дру­гих слабую, теневую сторону. Процесс индивидуации требует, чтобы он осознанно признал и ассимилировал свою теневую, низшую сторону.

В целом испытания должны привести Иова к переживанию смерти и воз рождения. Тем не менее, посреди стенаний он остается однажды рожденным человеком. В следующем фрагменте он обнаруживает свое невежестве относительно состояния дважды рожденности:

Для дерева есть надежда, что оно,

Если и будет срублено, снова оживет,

И отрасли от него выходить не перестанут.

Если и устарел в земле корень его,

И пень его замер в пыли,

Но, лишь почуяло воду,

Оно дает отпрыски и пускает ветви,

Как бы вновь посаженное.

А человек умирает и распадается;

Отошел, и где он?

Уходят воды из озера,

И река иссякает и высыхает:

Так человек ляжет и не встанет;

До скончания неба он не пробудится,

И не воспрянет от сна своего.

В дальнейшем диалоге между Иовом и его собеседниками отражаются как глубокие истины, так и традиционные, банальные мнения. Вообще говоря, Иову рекомендуют возвратиться к традиционным, ортодоксальным взгля­дам. Ему говорят, что он должен смиренно принимать кару Божью, не во­прошая и не стараясь понять ее. Иными словами, ему советуют принести в жертву свой интеллект, вести себя так, словно он менее сознателен, чем есть в действительности. Такая форма поведения отражает регрессию, ко­торую он, собственно говоря, и отвергает. Вместо этого он протестует про­тив Бога, говоря: "Если ты добрый и любящий отец, отчего Ты не ведешь себя подобающим образом?" Вне сомнения, вступая дерзновенно в спор с Богом, Иов действует в состоянии инфляции, но из контекста ясно, что этот акт отражает необходимую, контролируемую инфляцию. Такая инфляция необходима для встречи с Богом. Инфляция имела бы губительные послед­ствия, если бы Иов по совету жены своей проклял Бога и умер. Но Иов избе­гает обеих крайностей. Он не приносит в жертву достигнутый уровень созна­тельности, но и не проклинает Бога. Он упорствует в своем вопрошании о смысле своих испытаний, пока не узнает, за что он наказан.

Разумеется, мышление Иова в категориях наказания свидетельствует о незрелости его отношения к Богу, ограниченности рамками отношений между родителем и ребенком. Это одна из установок, от которых его осво­бождает встреча с божеством. Но самым существенным представляется упорное стремление Иова постичь смысл своего опыта. Он смело бросает вызов

Богу, говоря: удали от меня руку Твою,

Ужас твой да не потрясает меня.

Тогда зови, и я буду отвечать,

Или буду говорить я, а Ты отвечай мне.

В главе 32 наступает перемена. Три собеседника Иова закончили свои речи, и теперь мы знакомимся с четвертым, ранее не упоминавшимся ли­цом, по имени Елиуй. Он утверждает, что воздерживался от участия в беседе, потому что молод годами. Здесь затрагиваются темы "3" и "4", на которые обращает внимание Юнг. Если Елиуя рассматривать как четвертую, ранее отсутствовавшую функцию, тогда происходит окончательная констелля­ция всей совокупности психологических факторов Иова. Это толкование соответствует характеру речи Елиуя, которая, во многом предвещая появ­ление Иеговы, отражает многие из тех идей, которые Иегова выразил с боль­шей силой. Особое внимание следует обратить на замечания, высказанные Елиуем по поводу снов:

Во сне, в ночном видении,

Когда сон находит на людей,

Во время дремоты на ложе,

Тогда он открывает у человека ухо

И запечатлевает Свое наставление,

Чтобы отвесть человека от какого-либо предприятия

И удалить от него гордость,

Чтобы отвесть душу его от пропасти

И жизнь его от поражения мечом.

Упоминание о снах и их предназначении характеризуется поразитель­ной психологической точностью. Оно также свидетельствует в пользу пред­положения, что Книга Иова содержит сообщение о реальном опыте инди­вида. Очевидно, с помощью снов бессознательное Иова тщетно пытается исправить его сознательную установку. Таким образом, сны можно рассма­тривать как предвосхищение сознательной встречи Иова с Иеговой. Заме­чательно, что этот древний текст содержит описание компенсаторной функции сновидений, существование которой недавно доказал Юнг.22

После речи Елиуя является сам Иегова. Нуминозная, сверхличностная Самость возникает из бури (рис. 29). Иегова произносит великолепную речь, которая, должно быть, увенчала сознательную деятельность, направленную на ассимилирование первобытной нуминозности, несомненно, сопровождавшей первоначальный опыт. Ответ Иеговы содержит обзор атрибутов бо жества и великолепное описание различия между Богом и человеком, т.е, между Самостью и эго:

Где был ты, когда я полагал основания земли?

Скажи, если знаешь.

Кто положил меру ей, если знаешь?

Или кто протягивал по ней вервь?

На чем утверждены основания ее?

Кто положил краеугольный камень ее

При общем ликовании утренних звезд,

Когда все сыны Божий восклицали от радости?23

Эго не создало психику и ничего не знает о тех глубоких основаниях, на которых утверждено его (эго) существование:

Нисходил ли ты во глубину моря,

И входил ли в исследование бездны?

Отворялись ли для тебя врата смерти,

И видел ли ты врата тени смертной?

Обозрел ли ты широту земли?

Эго получает напоминание о том, что оно ничего не знает о психическом в целом. Часть не может превзойти целое:

Можешь ли ты связать узел Хима

И разрешить узы Кесиль?

Можешь ли выводить созвездия в свое время

И вести Ас с ее детьми?

Знаешь ли ты уставы неба,

Можешь ли установить господство его на земле?

Здесь эго сопоставляется с масштабом и могуществом архетипов, оп­ределяющих психическое существование.

Иегова обращается к царству животных и перечисляет их необыкно­венные способности, особо выделяя чудовищ:

Вот бегемот, которого я создал, как и тебя.

Можешь ли ты удою вытащить левиафана

И веревкою схватить за язык его?

Теперь перед Иовом предстают бездонность Бога и глубины его психи­ческого, в котором обитают всепожирающие чудовища, далекие от чело­веческих ценностей. Этот аспект явления Бога человеку изобразил Блейк на своей картине (рис 30). Бегемот и левиафан олицетворяют первозданное вожделение бытия. Бог показывает свою теневую сторону, и поскольку че­ловек причастен к Богу как к основе своего бытия, он должен быть причастен и к его мраку. Самоправедность эго получает смертельный удар.

При завершении проявления Иеговы Иов претерпевает существенное изменение. Состоялось раскаяние, или метанойя:

Я слышал о Тебе слухом слуха;

Теперь же мои глаза видят Тебя.

Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь В прахе и пепле.

Иов получил ответы на свои вопросы, но не рациональным путем, а по­средством живого опыта. Он нашел то, что искал, - смысл своего страда­ния. Это есть не что иное, как сознательная реализация автономной, архетипической психики, причем эта реализация могла состояться только через посредство тяжелых испытаний. Книга Иова содержит описание процесса божественной инициации, проверки посредством тяжелых испытаний, ко­торая, в случае успеха, приводит к новому состоянию бытия. Эта проверка имеет сходство с ритуалами инициации, предназначенными для обеспе­чения перехода из одного состояния сознания в другое.

Иегова через своего динамического посредника Сатану подвергает Иова тяжелым испытаниям. Е Ш. Клюгер дает убедительную характеристику пси­хологической роли Сатаны в истории Иова:

"Он (Сатана) проявляется здесь в полном блеске как метафизический враг мирной жизни и уюта. Он осуществляет вмешательство, нарушая естественный ход жизни и препятствуя ему. Он становится на пути человека, подобно тому, как мал'ах Яхве в качестве Сатаны становится на пути Валаама. Однако если в истории Валаама речь идет о столкновении воль и слепом повиновении, т.е. о первом сознании необходимо ста выполнять волю Божию, а не свою, то в случае Иова речь идет о со знательном подчинении воли Божьей в результате внутреннего прозрения. Здесь Сатана действительно является Люцифером, носителем света. Он несет человеку знание Бога, подвергая его страданиям. Са­тана воплощает страдание мира, которое приводит человека к внутреннему, «иному миру».

Это описание Сатаны необходимо признать психологически точным. Оно сближает Сатану с фигурой Мудрости. В книге "Экклезиаст" приво­дится следующее описание женской персонификации Мудрости:

Мудрость заботится о сынах своих И о тех, кто ищет ее.

Ибо если она и ведет его вначале извилистыми путями,

вызывая в нем страх и малодушие,

преследуя его строгостью, пока она не станет доверять ему,

и подвергая его тяжелым испытаниям,

то в конце она вновь приводит его на прямую дорогу

и открывает ему тайны свои.

Согласно этому фрагменту, Мудрость подвергает своих сынов испыта­ниям, подобно тому, как Иегова подвергал Иова испытаниям при содейст­вии Сатаны. Любимцы Бога подвергаются самым суровым испытаниям. Спо­собность человека к индивидуации приводит его к испытаниям. По этому поводу Джон Донн делает следующее замечание:

"...самые тяжелые испытания выпадают на долю лучших людей. Как то­лько я слышу, что Бог говорит о том, что нашел человека справедливого, богобоязненного и удаляющегося от зла, из следующих строк я узнаю, что Бог дал поручение Сатане навести савеян и халдеев на дом его и слуг его, обрушить огонь и бурю на детей его и тяжелые болезни на него са­мого. Как только я слышу, как Бог говорит, что нашел человека, который ему по сердцу, я вижу, что его сыновья похищают дочерей его, убивают друг друга, восстают на отца и оставляют его без средств к пропитанию. Как только я слышу, что Бог свидетельствует о Христе при крещении: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный", я тотчас узнаю, что Иисус возведен был Духом в пустыню для искушения от диавола (Мат., 4:1). Услышав, что при его Преображении Бог подтверждает свидетельство ("Сей есть Сын Мой Возлюбленный") (Мат., 17:5), тут же узнаю, что Сын Его Возлюбленный был покинут, отвергнут, отдан в руки книжников, фарисеев, мытарей, слуг Ирода, священников, солдат, судей, свидетелей и палачей, и тот, кто был назван Возлюбленным Сыном Бога, участником славы небесной, в этом мире при его Преображении, теперь стал средоточием всех грехов мира сего не как Сын Божий, а как простой человек, и даже не как человек, а как презренный червь".

Хотя это испытание и может привести к мудрости, она таит в себе опас­ность, и поэтому в Молитве Господней содержится просьба избавить нас от него: "и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого".

По мнению Юнга, Иов освободился от источника своих страданий по­средством расширения границ своего сознания относительно божества. По этому поводу Клюгер приводит следующее замечание Юнга:

"В своей заключительной речи он предстает перед Иовом в устрашаю­щем виде, словно говоря: "Взгляни, каков я есть. Вот поэтому-то я так об­ращался с тобой". Через страдания, которым он подверг Иова, Бог пришел к этому самопознанию и дает Иову возможность познать Его устраша­ющий облик Познание возрождает Иова как человека. Здесь действительно находится решение проблемы Иова, т.е. истинное оправдание судьбы Иова. Без этой подоплеки проблема Иова осталась бы нерешенной, если учесть жестокость и несправедливость его судьбы. Вне сомнения, Ион выступает здесь в роли жертвы. Но он одновременно является носите­лем божественной судьбы, что придает смысл страданиям и освобожде­нию его души".

Рудольф Отто первым дал ясную формулировку переживанию нуми­нозного. В качестве примера нуминозного переживания он использовал встречу Иова с Иеговой. Я привожу подробную цитату из его работы, по­скольку она позволят составить ясное представление о его понимании нуминозной тайны:

"И тогда Элохим лично осуществляет Свою защиту. Он настолько эффек­тивно осуществляет защиту, что Иов сам признается в том, что был повер­жен истинно и справедливо, а не просто был вынужден замолчать под натиском превосходящих сил. Далее он признается: "Поэтому я отрека­юсь и раскаиваюсь в прахе и пепле". Здесь содержится признание в убежденности и убеждении, но не в проявлении бессилия и не в уступке превосходящим силам. Здесь нет и признака того расположения духа, о котором нередко говорит святой Павел, например, в Послании к Римля­нам (IX, 20): "Изделие скажет ли сделавшему (его): зачем ты меня так сде­лал? Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?" Такое тол­кование фрагмента из Книги Иова свидетельствовало бы о неправиль­ном понимании. В отличие от святого Павла, эта глава не осуждает отре­чение от "теодицеи" или признание ее невозможности; напротив, она предлагает свою собственную, реальную теодицею, которая лучше тео­дицеи, предложенной друзьями Иова и способна убедить даже Иова, и не только убедить его, но и унять все сомнения, терзающие душу его. Ибо странное переживание, которое Иов испытал при откровении Элохима, несет душевным мукам Иова умиротворение. Одно уже это умиротво­рение способно разрешить загадку Книги Иова даже без реабилитации Иова в главе 42, когда Господь возвратил Иову потерю вдвое больше того, что он имел прежде. Но что означает этот странный "момент" пережи­вания, в котором сочетаются оправдание Бога перед Иовом и прими­рение Иова с Богом?

Вкратце остановившись на результатах великих деяний Иеговы (левиа­фан, бегемот и иные животные), Отто затем говорит следующее:

"Несомненно, эти животные являются самыми неудачными примерами из тех, которые можно встретить при поиске доказательств целеустрем­ленности божественной мудрости. Тем не менее, как и все предыдущие примеры, контекст, смысл и содержание всего фрагмента, примеры жи­вотных замечательно передают колоссальность, почти демонический и абсолютно непостижимый характер вечной творческой силы, а также то, как эта непрогнозируемая, совершенно иная сила насмехается над всеми попытками постигнуть ее, вызывая в то же время ощущение очарова­ния и величия. Здесь также присутствуют последние смысловые значе­ния, но не в явном виде, а в тональности, воодушевлении, ритме изложе­ния. Смысл всего фрагмента состоит, как и в теодицее, так и в умиротво­рении души Иова. Тайна (как отмечалось) входит в состав абсолютной непостижимости божества, что не могло внутренне убедить Иова, хотя и заставило бы его навсегда замолчать. Предметом нашего осознания является подлинная ценность непостижимого—ценность невырази­мая, позитивная и пленительная". Ее невозможно сопоставить с мыслями рациональной человеческой телеологии и уподобить им. Она остается таинственной и загадочной. Но как только начинает ощущаться ее при­сутствие в сознании, Элохим получает оправдание, и душа Иова успо­каивается".

На личностном уровне драма Иова применима ко всем. Она непосред­ственно адресуется к почти всеобщему вопросу: "Почему это должно было случиться со мной?" В сущности, все мы испытываем чувство обиды на судьбу и реальность, которое остается после инфляции. Такое чувство обиды принимает различные формы: "Если бы только у меня было более счастли­вое детство", "Если бы только я женился", "Если бы только я не женился", "Если бы только у меня был муж (жена) получше" и т.д. Все эти "если бы только" позволяют индивиду освободиться от необходимости установить продук­тивные отношения с реальностью. Они свидетельствуют о наличии инфля­ции и не признают существования большей реальности, чем личные жела­ния индивида. Иов спрашивает, почему с ним случилось несчастье. Из Книги Иова можно заключить, что несчастья обрушились на него, чтобы он уви­дел Бога.

На своей картине раскаявшегося и возрожденного Иова Блейк передал существенную особенность индивидуализированного эго. Предме­том изображения фактически является жертвенная установка. В резуль­тате восприятия сверхличностного центра психического эго признает свое подчиненное положение и готово работать на благо психической всеобщ­ности, не предъявляя личных требований. Иов превратился в индивидуа­лизированное эго.

 

4. ИНДИВИДУАЛИЗИРОВАННОЕ ЭГО

Индивидуация представляет собой процесс, а не достигнутую цель. Для обеспечения психологического развития каждый новый уровень интегра­ции должен подчиняться задачам дальнейшей трансформации. Тем не ме­нее, мы располагаем некоторыми указаниями относительно того, что мо­жет произойти в результате сознательной встречи эго с Самостью.

Вообще говоря, стремление к индивидуации способствует возникновению состояния, в котором эго устанавливает отношения с Самостью, не отождествляя себя с ней. Это состояние обеспечивает возможность осуще­ствления непрерывного диалога между сознательным эго и бессознательным, а также между внешним и внутренним опытом. Степень достижения индивидуации определяет степень устранения двойного расщепления: 1) расщепления между сознательным и бессознательным, которое начало формироваться при рождении сознания, и 2) расщепления между субъектом и объектом. Дихотомия между внешней и внутренней реальностью заме­щается ощущением единой реальности. Дело выглядит так, словно теперь, на сознательном уровне, можно восстановить первоначальную бессознатель­ную целостность и единство с жизнью, в которых мы начали свое сущест­вование и с которыми мы вынуждены были расстаться. Идеи и образы, от­ражающие инфантилизм на одной стадии психического развития, оли­цетворяют мудрость на другой стадии. Образы и атрибуты Самости теперь воспринимаются как отдельные от эго и стоящие на более высоком уровне, чем эго. Этот опыт вызывает у индивида ощущение, что он не является хозя­ином в своем доме. Индивид осознает, что существует автономная внутрен­няя направленность, отделенная от эго и нередко антагонистическая по отношению к нему. Такое осознание иногда приносит облегчение, а иногда вызывает тягостное ощущение. Индивид неожиданно может почувствовать себя в роли святого Христофора.

Некоторые виды снов, в которых индивид видит события парадоксаль­ные или чудесные, нередко предвещают осознание присутствия чего-то живого в том же помещении, где находится индивид. Такие сны приводят ин­дивида к знакомству со сверхличностной категорией переживаний, чуж­дых и непривычных для сознания. Приведем пример такого сновидения. Этот сон приснился пациентке, представляющей тип ученого с весьма ра­циональным складом ума:

У мужчины (ученого, одного из ее знакомых) случился сердечный при­ступ. Он взял растение под названием пушица и прижал к своей груди. Сердечный приступ тотчас прошел. Затем он обернулся к сновидице и сказал: "Коллеги будут смеяться надо мной за такой способ лечения, но он мне помогает, а мои дети слишком малы, чтобы остаться без отца". Вскоре после упомянутого сновидения произошло отдельное проявле­ние синхронии, которая произвела неизгладимое впечатление на снови­дицу и оставила отпечаток на ее рационально-механистическом мировоззрении. Дело выглядит так, словно растение устраняет симптомы сердечного приступа и восстанавливает нормальную работу сердца, подобно супер­порядку в ранее упомянутом сновидении. Растение символизирует вегета­тивное состояние жизни; оно аналогично вегетативной нервной системе. На психологическом уровне оно представляет первичное вегетативное со­стояние или способ восприятия жизни, способные вмещать деструктив­ные излишки энергии, скапливающиеся в сознательной личности. Этот процесс воспринимается сознательной психикой как нечто чудесное, т.е. вы­ходящее за пределы категорий сознательного понимания.

Иллюстрацией к рассматриваемому предмету может служить сон, кото­рый приснился мужчине в возрасте около сорока лет. В детстве он испытал отчуждение со стороны родителей. Оба родителя были алкоголиками, и по­этому для сохранения дееспособности семьи не по летам развитый ребе­нок был вынужден исполнять обязанности взрослых. Он вырос и превра­тился в весьма рациональную личность, способную ответственно выполнять свои обязанности. Но затем он начал терять ориентацию. Ему перестала нравиться его работа; он знал, что ему нужно. Постепенно все, чем он зани­мался, утратило смысл. С ним было очень трудно работать на терапевтиче­ских консультациях, поскольку он не мог выйти за пределы рационального обсуждения. Затем ему приснился следующий сон:

"Он познакомился со странной, необычной женщиной, о которой, как ему казалось, ему доводилось прежде что-то слышать. Она была сто­ронницей гомеопатической медицины. Немного поговорив с ней, он вос­кликнул: "Как вы можете верить в такие вещи, как гомеопатия? Лучше всего полагаться на новейшие рекомендации научной медицины. Гомео­патия—это всего лишь пережиток первобытной магии". В ответ жен­щина загадочно улыбнулась и сказала: "Совершенно верно". Эти слова привели сновидца в изумление, и он проснулся".

В своих ассоциациях по поводу этого сна пациент сообщил, что он ничего не знал о гомеопатии, кроме того, что в ней использовался принцип подо­бия. Я напомнил пациенту об описании гомеопатической магии в "Золотой ветви" Фрезера, и тогда он стал размышлять о моем методе интерпретации сновидений, методе амплификации, в котором используются аналогичные образы из мифологии для амплификации и разъяснения сновидений. Жен­щина не вызвала у него никаких ассоциаций. Очевидно, она олицетворяла аниму, обладающую тайным знанием бессознательного и выполняющую роль мостика между эго и коллективным бессознательным.

Сновидение указывает на активацию бессознательного и знакомит сно­видца с целым спектром новых восприятий, сходных с первобытной ма­гией. В соответствии с этим спектром переживаний, аналогии воспринима­ются как реальности. В этом заключена суть метода ассоциативного мы­шления по аналогии, при котором деятельность бессознательного опира­ется на символические аналогии. Наш метод интерпретации сновидений опирается на принцип амплификации с помощью аналогий. Было бы неправильным применять такой примитивный подход* внешней реальности, поскольку он привел бы нас к использованию магических приемов и раз­личных предрассудков. Но он оправдывает себя в работе с бессознательным для установления связи с архетипической психикой.

Современный человек испытывает настоятельную потребность в восстановлении значимой связи с первобытным слоем психического. Это вовсе не предполагает компульсивное выражение бессознательно-первобытных аффектов, которое служит одним из симптомов диссоциации. Напротив, здесь речь идет о первобытном способе восприятия, при котором жизнь рас­сматривается как органическое целое. В сновидениях образ животного, пер­вобытного человека или ребенка обычно отражает на символическом уровне источник помощи и исцеления. В сказках животное нередко показывает ге­рою выход из трудного положения. Образы первобытного человека и ре­бенка выполняют целительную функцию, поскольку они символизируют наше неотъемлемое право на целостность, первоначальное состояние, при котором мы находимся в гармонии с природой и ее сверхличностными энергиями, осуществляющими руководство и поддержку. С помощью ре­бенка или первобытной личности, заключенной в нашей душе, мы устанав­ливаем связь с Самостью и исцеляемся от отчужденности. Для установления сознательной (а не бессознательной и не инфляционной) связи с ментальностью ребенка и первобытной личности мы должны научиться включать первобытные категории восприятия в наше мировоззрение, не отвергая и не нарушая наши сознательные, научные представления о времени, про­странстве и причинности. Мы должны научиться применять первобытные способы восприятия к внутреннему (а не внешнему) миру на психологи­ческом (а не физическом) уровне. Занимать позицию первобытной лич­ности по отношению к внешнему миру значит быть суеверным. Но зани­мать позицию первобытной личности к внутреннему миру психиче­ского—значит быть мудрым.

Юнг достиг установки такой глубокой умозрительной простоты и первоосновности, что его мудрость производила неизгладимое впечатление на всех, кто был с ним знаком. За несколько дней до смерти Юнга журналист задал ему вопрос, как он представляет себе Бога. Юнг дал ему следующий от­вет: "До настоящего времени Бог был для меня термином, с помощью ко­торого я обозначал все явления, которые расстраивали мои субъективные взгляды, планы и намерения, энергично и безответственно вторгались в мою жизнь, изменяя ее ход к лучшему или худшему".

В сущности, Юнг выразил здесь точку зрения первобытной личности, ко­торая, однако, характеризуется сознательностью и сложностью. Юнг на­зывает "Богом" то, что большинство людей называют случаем или случай­ностью. Он, несомненно, воспринимает случайные события как значимые, а не бессмысленные. Именно так воспринимает жизнь первобытная личность. Для первобытной личности все наполнено психическим смыслом и незримо связано со сверхличностными силами. Как и ребенок, перво­бытный человек живет в мире, неотделимом от него самого. Он пребывает в гармонии с космосом. Чем больше индивид стремится к установлению сознательной связи с глубинами психического, тем больше он приближа­ется к психологической установке, сформулированной Юнгом, а именно: все превратности внешней и внутренней жизни имеют смысл и отражают сверхличностные паттерны и силы. Случай, как категория опыта, является симптомом отчужденной жизни. Как и для ребенка и первобытного чело­века, случай не существует для человека, установившего связь с Самостью. Быть может, в этом и заключается смысл слов Христа: "Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное".

Эмерсон выразил ту же самую мысль, а именно: в основе всего случай­ного лежит закон:

"Тайна мира заключается в связи между человеком и событием... душа заключает в себе событие, выпавшее на ее долю... событие несет на себе отпечаток вашей формы".

"События произрастают на том же стебле, что и люди". "Каждое живое существо выделяет из себя свое состояние и сферу, по­добно тому, как слизняк выделяет из себя с потом свой слизистый домик на листе грушевого дерева".

"Человек видит, как его характер отражается на событиях, которые про­исходят с ним, но они исходят от него и сопровождают его". "...не существует случайностей... Закон безраздельно правит всей жиз­нью".

На начальных стадиях психологического развития Бог скрывается в самом искусном укрытии—в идентификации индивида с самим собой, т.е. со своим Эго. Идея скрытого Бога соответствует гностическому мифу о Софии, персонификации Мудрости Божией. При творении мира София, божественная мудрость, низошла в материю. В процессе нисхождения она заблудилась и попала в материальное заточение, превратившись, таким об­разом, в сокрытого Бога, который нуждается в освобождении и спасении. Это представление о заточении в материю божественного духа, о его сокры­тии во мраке сознания отражает сокрытие Самости и идентификации с эго. Материя, скрывающая Софию, символизирует конкретную, временную, земную реальность индивидуального эго. Если Бог находится в материаль­ном заточении, т.е. в психологически неразвитой личности, тогда задача психологического развития состоит в спасении Бога с помощью челове­ческого сознания.

Спасение Бога составляет одну из основных идей алхимии. Алхимичес­кая деятельность направлена на спасение. Весь процесс превращения осуще­ствляется с целью освобождения и спасения высшей ценности от оков гру­бой материи. Грубая материя была первичной материей (prima materia), веществом, с которым начинал работать индивид и которое соответствовало инфляционным, психологически неразвитым состояниям его психики. Это вещество необходимо было превратить в философский камень, божествен­ную субстанцию. Первичная материя—это идентичность наших эго и Само­сти, остаточное явление первоначальной инфляции. Алхимическая обра­ботка этого вещества означает сознательную деятельность по очищению и отделению этой сложной смеси с целью освобождения Самости или архетипической психики от загрязнения посредством эго.

Существует различие между традиционной христианской установкой, которая заключает в себе идею пассивного спасения человека через веру в Христа, и алхимической установкой, которая предполагает активную дея­тельность человека по спасению Бога. По этому поводу Юнг пишет следу­ющее:

"...(при христианской установке) человек приписывает себе потребность в спасении и предоставляет независимой божественной фигуре воз­можность осуществлять спасение, реальный атлон (atblon) или опус ...(при алхимической установке) человек берет на себя обязанность по выполнению спасительного опуса и приписывает состояние страдания и последующую потребность в спасении anima mundi (душе мира), за­пертой в материи".45 Далее Юнг отмечает:

"...алхимический опус предполагает деятельность человека, направленную на спасение божественной души мира, которая дремлет в материи, ожи­дая спасения. Христианин пожинает плоды благодати благодаря дея­ниям Христа, тогда как алхимик своими усилиями создает для себя па­нацею жизни". (Цитата немного изменена).

Современный человек должен поступать так, как поступал алхимик. Если он не рассчитывает на пассивное спасение с помощью созерцания священных образов, тогда он должен полагаться на свою активную работу над своей первичной материей, над бессознательным, в надежде освободить и довести до сознания сверхличностную природу самой психики. Это и есть центральная идея: психологическое развитие составляет на всех своих этапах спасительный процесс. Его цель состоит в спасении Самости, скрытой в бессознательной идентификации с эго, с помощью сознатель­ной реализации.

Повторяющийся круговорот инфляции и отчуждения замещается со­знательным процессом индивидуации, когда осознается существование оси эго-Самость. При восприятии сверхличностного центра диалектичес­кий процесс между эго и Самостью способен в определенной мере заме­нить прежние колебания между инфляцией и отчуждением. Но индивидуационный диалог не может состояться до тех пор, пока эго считает, что все, существующее в психическом, было им (эго) создано. По поводу этой оши­бочной установки Юнг говорит следующее:

"...все современные люди ощущают свое одиночество в мире психичес­кого, поскольку в психике, по их мнению, нет ничего, что бы не было ими создано. Это является наилучшим доказательством нашего божест­венного всемогущества, которое проистекает из нашей веры в то, что мы придумали все психическое, т.е. в психике ничего не возникло бы, если бы мы ничего не создали в ней; ибо это и есть наша основная идея и не­ординарное допущение... В таком случае индивид ощущает абсолютное одиночество в сфере своего психического, подобно творцу перед тво­рением".

Для современного человека сознательная встреча с независимой архетипической психикой равнозначна открытию Бога. После такого переживания он перестает чувствовать себя одиноким в своей психике, и тогда изменяется все его мировоззрение. Он в значительной мере освобождается от проек­ций Самости на мирские цели и объекты. Он освобождается от тенденции к идентификации с любым частным предвзятым мнением, которое способно привести его к переживанию конфликта противоположностей во внешнем мире. Такой человек сознательно участвует в процессе индивидуации.

В "Книге Перемен" (ИЦзин) приводится описание результатов, достигну­тых человеком в процессе индивидуации:

"...в природе священная значимость усматривается в том, что естествен­ные явления в равной мере подчиняются закону. Созерцание божест­венного промысла, составляющего основу движений мироздания, поз­воляет человеку, призванному влиять на судьбу других людей, осуществлять аналогичные воздействия. Для этого требуется сила внутреннего сосре­доточения, которая развивается благодаря религиозному созерцанию у великих, стойких в вере личностей. Она позволяет им постигать таин­ственные, божественные законы жизни. Благодаря глубочайшему внут­реннему сосредоточению они обеспечивают проявление этих законов в своей личности. Таким образом, скрытая духовная сила исходит от них, воздействуя на других и подчиняя их себе без их ведома".

В широком смысле этого слова, индивидуация означает внутреннее стремление жизни к сознательной самореализации. В процессе саморазви­тия сверхличностная энергия жизни использует человеческое сознание (самостоятельный продукт своей деятельности) в качестве орудия для своей самореализации. Понимание этого процесса позволяет индивиду по-но­вому взглянуть на превратности человеческой жизни и осознать, что: "Хотя Божьи жернова мелют медленно, Они дают очень тонкий помол".

 

Состояние каждого человека таит в себе реше­ние тех вопросов, которые он ставит. Он реа­лизует его в действии как жизнь прежде, чет начинает постигать его как истину.

ЕВ. ЭМЕРСОН

 

1. ФУНКЦИЯ СИМВОЛА

В современную эпоху широко распространенное ощущение бессмыс­ленности составляет один из симптомов отчуждения. Многие пациенты обращаются к психотерапии не по поводу ясно выраженного расстрой­ства, а потому, что чувствуют, что жизнь не имеет смысла. Внимательный психотерапевт непременно обратит внимание на то, что эти люди испыты­вают на себе пагубные последствия не только неудовлетворительных пе­реживаний детства, но и переворота, вызванного переходным периодом культуры. По-видимому, мы проходим период коллективной психологиче­ской переориентации, сопоставимый по масштабу с периодом возникно­вения христианства на руинах римской империи. Упадок традиционной религии сопровождается увеличением числа свидетельств об общей психи­ческой дезориентации. Мы утратили ориентиры. Христианство представ­ляет собой систему великих символов, которая, по-видимому, утратила спо­собность определять все обязанности людей или удовлетворять их высшие потребности. Это привело к повсеместному распространению ощущения бессмысленности и отчуждения от жизни. Еще не известно, появится ли новый коллективно-религиозный символ. А тем временем те, кто сознают эту проблему, самостоятельно ведут поиск жизни, полной смысла. Для них индивидуация превращается в путь жизни.

Я употребляю здесь слово "смысл" в специальном значении. Вообще го­воря, различают два различных употребления этого слова. Чаще всего оно относится к абстрактному, объективному знанию, которое передается с по­мощью знака или изображения. Так, например, слово "лошадь" обозначает определенный вид четвероногих животных; красный свет светофора озна­чает остановку. Эти абстрактные, объективные смысловые значения переда­ются с помощью знаков. В то же время существует и другой вид смысла, а именно субъективный, живой смысл, способный утверждать жизнь. В этом значении мы употребляем слово, когда описываем глубоко волнующее пе­реживание как нечто значимое, полное смысла. Такое переживание не не­сет абстрактный смысл, по крайней мере, на начальном этапе; напротив, оно передает живой смысл, который имеет аффективную окраску и позво­ляет нам установить органическую связь с жизнью в целом. Сновидения, мифы и произведения искусства способны передавать это значение субъ­ективного, живого смысла, который совершенно отличается от объектив­ного, абстрактного смысла. Неразличение этих двух различных употребле­ний слова "смысл" приводит индивида к постановке вопроса, на который невозможно ответить, потому что здесь спутаны абстрактно-объективный смысл и субъективно-живой. На вопрос можно ответить, если дать ему бо­лее субъективную формулировку: "В чем состоит смысл моей жизни?"

Проблема смысла жизни тесно связана с ощущением личностной иден­тичности. Вопрос "в чем состоит смысл моей жизни?" почти полностью совпадает с вопросом "кто я такой?" Несомненно, последний вопрос имеет субъективный характер. Адекватный ответ можно получить только изнутри. Поэтому мы говорим: смысл можно найти в субъективности. Но кто ценит субъективность? Когда мы употребляем слово "субъективный", мы обычно говорим или подразумеваем только субъективное, словно субъективный эле­мент не имеет значения. С начала упадка религии у нас отсутствует адек­ватное коллективное одобрение интровертной, субъективной жизни. Про­блемы западного общества исподволь побуждают индивида искать смысл жизни во внешнем, в объективности. Независимо от того, что составляет цель—государство, корпоративная организация, материальное благополу­чие или получение объективных научных знаний, поиск смысла человече­ской жизни неизменно осуществляется там, где его нет—во внешнем, в объек­тивности. Единственная, особая, неповторимая субъективность индивида, составляющая подлинный источник смысла человеческой жизни и не под­дающаяся объективной, статистической оценке, оказывается тем негод­ным камнем, который был отвергнут строителем нашего современного ми­ровоззрения.

Даже большинство психиатров, которым положено лучше других раз­бираться в проблеме, содействуют укреплению доминирующей установки, при которой умаляется значение субъективности. Несколько лет назад я ознакомил группу психиатров с работой о функции символов. Затем один из участников дискуссии высказал замечание по поводу этой работы. Одно из его основных возражений состояло в том, что я охарактеризовал символ так, словно он представляет собой нечто реальное, почти живое. Я действительно дал такую характеристику символу. Это замечание отра­жает общее отношение к психическому и к субъективности. Принято счи­тать, что психическое не имеет собственной реальности. Субъективные об­разы и символы рассматриваются лишь как отражения окружающей обстановки индивида и его межличностных отношений или лишь как осу­ществление инстинктивных желаний. Г.С. Салливан высказал крайнюю точку зрения, а именно: идея неповторимой, индивидуальной личности есть заблуждение! Так сам, не желая того, знаменитый психиатр становится сторонником коллективистской психологии масс.

Современный человек крайне нуждается в открытии реальности и цен­ности внутреннего, субъективного мира психического, в открытии симво­лической жизни. По этому поводу Юнг говорит следующее:

"Человек нуждается в символической жизни... Но у него нет символиче­ской жизни... В вашем доме есть уголок, в котором вы могли бы выпол­нять обряды, как это делают в Индии? В Индии даже в самых простых домах существует огороженный занавеской уголок, в котором члены семьи могут предаваться символической жизни, давать обеты или за­ниматься медитацией. У нас нет такого уголка... У нас нет ни времени, ни пространства... Следует иметь в виду, что только символическая жизнь способна выразить повседневные нужды души! И поскольку у лю­дей нет символической жизни, они не в силах выбраться из ужасных, скрежещущих жерновов обыденной жизни, с которой они "вынуждены мириться".

Человек нуждается как в мире символов, так и в мире знаков. Символы и знаки необходимы, но их не следует путать друг с другом. Знак указы­вает на смысл известного предмета. По определению, язык является сис­темой знаков, но не символов. С другой стороны, символ является образом или изображением, которое указывает на нечто, в принципе неизвест­ное, на некую тайну. Если знак передает абстрактно-объективное значе­ние, то символ передает субъективное, живое значение. Символ обладает субъективным динамизмом, способным привлекать к себе внимание ин­дивида и вызывать восхищение. Символ представляет собой живую, орга­ническую сущность, которая выполняет роль передатчика и трансфор­матора психической энергии.

Символы являются продуктами спонтанной деятельности архетипической психики. Символ невозможно изготовить, его можно только открыть. Символы выполняют роль носителей психической энергии, поэтому их необходимо рассматривать как нечто живое. Они, сознательно или бессоз­нательно, передают эго жизненную энергию, которая обеспечивает инди­вида поддержкой, руководством и мотивацией. Архетипическая психика постоянно создает устойчивый поток живых, символических образов. При обычных обстоятельствах такой поток образов сознательно не восприни­мается; исключение составляют состояния сна и бодрствующей фантазии, когда понижается сознательный уровень внимания. Тем не менее, у нас есть основания полагать, что даже в состоянии полного бодрствования поток сим­волов, заряженных действующей энергией, продолжает свое движение, ос­таваясь незамеченным для эго. Символы просачиваются в сферу эго, по­буждая его идентифицировать себя с ними и неосознанно отреагировать их. Существует и иная возможность: символы перетекают во внешнюю среду посредством проекций, побуждая индивида участвовать во внешней деятель­ности и восхищаться внешними объектами.

 

2. КОНКРЕТИСТСКИЕ И РЕДУКТИВНЫЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

Взаимосвязь между эго и символом имеет очень важное значение. Вообще говоря, существует три возможные модели взаимосвязи между эго и симво­лом или, что то же самое, между эго и архетипической психикой:

1. Эго отождествляет себя с символом. В этом случае символический образ реализуется в конкретном переживании. Эго и архетипическая психика едины.

2. Эго отчуждается от символа. Хотя символическую жизнь и невоз­можно разрушить, тем не менее, в данном случае она существует на бо­лее низком уровне, за пределами сознания. Символ сводится к знаку. Ее загадочные, настоятельные требования воспринимаются лишь как эле­ментарные, абстрактные факторы.

3. Третья возможность остается искомой. В этом случае эго, существу­ющее отдельно от архетипической психики, открыто и восприимчиво для воздействия символических образов. Становится возможным диалог между эго и возникающими символами. В этом случае сам символ спо­собен выполнять свою функцию, осуществляя роль передатчика и транс­форматора психической энергии при полном участии сознания. Указанные взаимосвязи между эго и символом приводят к двум возмож­ным заблуждениям, которые я называю конкретистскими и редуктивными. При конкретистском заблуждении, которое характеризуется большей при­митивностью, чем редуктивное заблуждение, индивид не способен отли­чать символы архетипической психики от конкретной, внешней реально­сти. Внутренние, символические образы воспринимаются как реальные внешние факты. Примерами такого заблуждения могут служить анимисти­ческие верования первобытных людей, галлюцинации и бред психотиков, различные предрассудки. К этой категории заблуждений относятся смешан­ные сочетания психической и физической реальности, например, в практи­ческой алхимии, астрологии и многочисленных современных знахарских культах. Этому заблуждению подвержены религиозные люди, которые оши­бочно соотносят символические религиозные обряды с конкретными фактами и принимают свои личные или узко ограниченные религиозные убеждения за всеобщие и абсолютные истины. Опасность поддаться кон-кретистскому заблуждению возникает тогда, когда мы поддаемся искуше­нию применить символический образ к внешним, физическим реальностям с целью манипулирования этими реальностями в наших интересах. Сим­волы оказывают целесообразное и эффективное воздействие только тогда, когда они обеспечивают изменение нашего психического состояния или сознательной установки. Их воздействия неоправданны и опасны, когда они применяются к физической реальности магическим путем.

При редуктивном заблуждении совершается противоположная ошибка. В этом случае упускается из виду значение символа, который ошибочно воспринимается только как знак для обозначения некоторого известного содержания. Основу редуктивного заблуждения составляет рационалисти­ческая установка, в соответствии с которой позади символов просматри­вается их "реальный" смысл. Этот подход сводит все символические образы к элементарным, известным факторам. Он опирается на предположение, что не существуют ни подлинная тайна, ни существенно неизвестное, вы­ходящее за пределы познавательных способностей эго. С этой точки зрения, не существует настоящих символов—существуют только знаки. Для тех, кто придерживается таких убеждений, религиозные символы свидетельст­вуют о невежестве и первобытных предрассудках. Редуктивному заблужде­нию подвержены и психологи-теоретики, которые рассматривают сим­волизм как первобытную, дологическую деятельность архаического эго. Мы впадаем в это заблуждение, когда рассматриваем наши субъективные реакции и образы с позиций абстрактного, статистического подхода, уме­стного в сфере естественной науки и физической реальности. Это заблуж­дение диаметрально противоположно ранее рассмотренному заблужде­нию, при котором субъективно-символический образ использовался для манипулирования физическими реальностями, осуществляя тем самым насилие над ними. Здесь абстрактно-объективный подход, уместный в ис­следовании внешней реальности, применяется к бессознательной психике для управления ею. Этот подход осуществляет насилие над автономной реальностью психического.

Конфликт между конкретистским и редуктивным заблуждениями лежит в основе современного конфликта между традиционно-религиоз­ным подходом и так называемым современным научным подходом. По­скольку этот конфликт составляет коллективную проблему, мы все несем в себе что-то от этого конфликта. По этому поводу Юнг пишет следующее:

"Тот, кто рассуждает о таких вопросах (как религиозный символизм), неизбежно рискует быть разорванным в клочья двумя сторонами бес­компромиссного спора по этим вопросам. В основе этого конфликта лежит странное предположение, что вещь действительна, если она про­является в виде физического факта. Поэтому одни люди считают физи­чески возможным рождение Христа от девы, тогда как другие опровер­гают такое рождение как физически невозможное. Каждый может убедиться в том, что этот конфликт не имеет логического разрешенияи поэтому лучше не ввязываться в такие бесплодные дискуссии. Правы, как та, так и другая, стороны. И, тем не менее, они без труда достигли бы соглашения, если бы отказались от употребления термина физический. Физическое не является единственным критерием истины: существуют также и психические истины, которые невозможно ни объяснить, ни доказать, ни опровергнуть физическим путем. Если бы, например, су­ществовало общее убеждение, что река Рейн одно время текла вспять, от устья к истокам, тогда само по себе это убеждение было бы фактом, даже если бы с физической точки зрения такое утверждение представ­лялось совершенно невероятным. Убеждения подобного рода являются психическими фактами, которые невозможно ни опровергнуть, ни до­казать.

К указанному типу относятся религиозные (или символические) утверж­дения. Они относятся ко всем вещам, которые невозможно установить в качестве физических фактов... Если считать, что они соотносятся с чем-нибудь физическим, тогда они не имеют никакого смысла... Кон­фликт между религиозными (или символическими) утверждениями и наблюдаемыми физическими явлениями свидетельствует о том, что, вопреки физическому восприятию, (символический) дух автономен и что психический опыт в определенной мере не зависит от физичес­ких данных. Психика является независимым фактором, и религиозные (или символические) утверждения являются психическими признани­ями, которые, в конечном счете, опираются на бессознательные... про­цессы. Эти процессы недоступны физическому восприятию, они де­монстрируют свое существование через признания психического... Затрагивая религиозные (или символические) содержания, мы пере­ходим в мир образов, которые указывают на нечто невыразимое. Мы не знаем, в какой мере эти образы, метафоры и концепции ясны или неясны в своей соотнесенности с трансцендентальным объектом... (Тем не менее) несомненно, что за этими образами существует нечто такое, что выходит за границы сознания и действует так, чтобы утверждения не изменялись безгранично и хаотически, а определенно соотноси­лись с несколькими основными принципами или архетипами. Как и сама психика или материя, принципы и архетипы непознаваемы как таковые".

Как и во всех вопросах, касающихся личности, конкретистские и редук­тивные заблуждения невозможно устранить с помощью разумных увещева­ний. В действительности их можно рассматривать как две последователь­ные стадии развития личности. Состояние идентификации между эго и бессознательными символами приводит к конкретистскому заблуждению. Такое состояние характерно для начальной стадии развития эго, его можно наблюдать у первобытных людей и детей. Редуктивное заблуждение про­истекает из состояния отчуждения между эго и символизмом бессознатель­ного. Такое состояние характерно для дальнейшей стадии развития; быть мо­жет, в нем проявляется необходимая реакция на предыдущее состояние идентичности между эго и бессознательным. На этой стадии развитие эго требует умаления бессознательного и силы его символических образов. Тем не менее, эго и бессознательное остаются пребывать в состоянии разобщения, которое рано или поздно преодолевается, чтобы предоставить ин­дивиду возможность достичь целостности.

Конечная цель юнгианской психотерапии состоит в обеспечении осозна­ния символического процесса. Для осознания символов, прежде всего, необ­ходимо знать, как ведет себя символ на бессознательном уровне. Все бесче­ловечные обряды и ритуалы дикарей, невротические симптомы и извращения можно понять, если мы будем ясно представлять, как функционирует символ на бессознательном уровне. Основное предположение состоит в следую­щем: бессознательный символ переживается, а не воспринимается. Дина­мизм бессознательного символа воспринимается только как желание или стремление к какому-то внешнему действию. За этим стремлением образ не просматривается. Чисто психологический смысл не просматривается по­зади движущей силы символического образа, во власти которого оказался ин­дивид. Отождествленное с символическим образом эго превращается в его жертву, обреченную на конкретное изживание смысла символа, вместо его сознательного осмысления. Динамизм символа рассматривается и воспри­нимается лишь как вожделение или стремление к власти в той мере, в какой эго отождествляется с архетипической психикой. Это позволяет понять раз­личие между глубинной психологией Юнга и всеми остальными психоло­гическими теориями. До сих пор только Юнг и его последователи были спо­собны понять символ, а следовательно, и архетипическую психику, в которой проявляется символ, поскольку он действует, когда эго идентифицировано с ней. В тех случаях, когда Юнг видит сверхличностную архетипическую психику, Фрейд видит ид (оно). Этот ид служит карикатурой на человеческую душу. Архетипическая психика и ее символы наблюдаемы в той мере, в какой они проявляются, когда эго идентифицировано с ними. Ид представляет со­бой бессознательное, которое рассматривается как инстинкт, без учета об­разов, лежащих в основе инстинктов. Редуктивная интерпретация образов в их соотнесенности с инстинктами определяется пределами рассмотре­ния образов. В сущности, символическому образу отказано в праве иметь независимую реальность. Фрейдовский подход к бессознательному необ­ходимо понять, поскольку практически все школы современной психиатрии разделяют его мнение в той или иной форме. Ни один психиатр не будет отрицать, что инстинктивные потребности реально существуют, но почти все психиатры единодушно отрицают жизнь и реальность символических образов в себе и для себя.

В современной психологии получила широкое распространение точка зрения, согласно которой бессознательная психика, мотивируемая только инстинктами, в принципе чужда духовности, культуре и деструктивно воз­действует на символическую жизнь. Степень приверженности этому под­ходу определяет невозможность развития осмысленной внутренней жиз­ни. Разумеется, существует множество инстинктивных побуждений. Но символический образ, выполняющий роль передатчика и трансформа­тора психической энергии, поднимает инстинктивное побуждение на иной уровень, очеловечивает, одухотворяет и окультуривает грубую жи­вотную энергию. Инстинкт заключает в себе свой тайный смысл, кото­рый обнаруживается только посредством восприятия образа, присущего инстинкту.

Один из способов обнаружения скрытого образа состоит в использо­вании аналогий. Как отмечает Юнг, "создание ...аналогий освобождает ин­стинкт и биологическую сферу в целом от воздействия бессознательных содержаний. Отсутствие символизма, однако, создает перегрузку в ин­стинктивной сфере". В качестве примера использования метода ана­логий я хотел бы упомянуть одного пациента, который на бессознатель­ном уровне находился во власти яркого символического образа. Пациент вынужден был изживать этот образ в качестве симптома до тех пор, пока не смог исследовать его на сознательном уровне. Поскольку более мас­штабные явления легче исследовать, чем менее масштабные, я рассмотрю пример, так сказать, выпукло очерченный, благодаря тому, что в нем отра­жается симптом психопатологии. Я имею в виду случай трансвестизма, при котором молодой человек испытывает сильное побуждение носить женскую одежду. Когда молодой человек стал носить женскую одежду, его отношение к себе претерпело коренное изменение. Обычно он страдал от застенчивости, неполноценности и бессилия. Но когда он стал носить ка­кой-то предмет женской одежды, который можно было скрыть от взоров посторонних, он почувствовал уверенность в своих силах и сексуальных возможностях. Что же означает такой симптом? Пациент изживал бессоз­нательный символический образ. Поскольку симптоматические образы та­кого рода имеют тот же источник, что и сновидения, мы можем исследо­вать их так, как мы исследовали сновидения, применяя метод амплификации. Тогда мы можем спросить себя, как необходимо рассма­тривать ношение женской одежды? Какие можно найти общие мифологи­ческие параллели?

В книге V "Одиссеи" описано странствие Одиссея между островами Калипсо и феаков Схерии.*1 Во время этого странствия Посейдон поднял страшную бурю, которая привела бы Одиссея к гибели, если бы богиня моря Ино не пришла ему на выручку. Она велела ему снять одежду и плыть к острову, добавив: "Вот тебе мое покрывало. Оберни его вокруг груди. Оно заколдовано. Ты будешь вне опасности, пока носишь его. Как только твоя нога ступит на остров, брось его как можно дальше в море". Покрывало Ино является архетипическим образом, который скрывается за симптомом трансвестизма. Покрывало олицетворяет поддержку и сдерживание, обес­печиваемые материнским архетипом для эго во время опасной активации бессознательного. В период кризиса целесообразно воспользоваться той поддержкой, которой воспользовался Одиссей; но как только минует кри­зис, покрывало необходимо возвратить богине.

Еще одну параллель можно провести с жрецами Великой Матери в древ­нем Риме и Малой Азии. После посвящения жрецы носили женское платье и отращивали длинные волосы в знак служения Великой Матери. Следы этого жреческого трансвестизма существуют и по сей день в одежде като­лических священников, которые находятся на службе у Матери Церкви. Эти параллели показывают, что в основе влечения трансвестита лежит бессоз­нательная потребность в поддерживающем контакте с женским божест­вом—материнским архетипом. Это один из способов символического рас­смотрения симптома. Разумеется, упоминая образ божества, мы используем символ, поскольку невозможно дать точное определение божеству или сверхличностной силе. В таких случаях используется не знак, обозначаю­щий нечто известное и понятное на рациональном уровне, а символ, отра­жающий тайну. В случае успеха такой метод интерпретации может приве­сти пациента к символической жизни. Появляется возможность замещения симптома, окрашенного чувствами бессилия и вины, символом, который полон смысла, обогащает жизнь и воспринимается на уровне сознания, вместо бессознательного, компульсивно-симптоматического изживания.

Рассмотренный случай показывает, как можно трансформировать симп­том в символ посредством осознания его архетипических основ. Каждый симптом проистекает из образа какой-либо архетипической ситуации. На­пример, многие симптомы тревоги имеют в качестве архетипического кон­текста борьбу героя с драконом или ритуал инициации. Многие симпто­мы чувств разочарования и обиды воспроизводят архетипическую встречу Иова с Богом. Приобретение способности распознать архетип или симво­лический образ за симптомом тотчас трансформирует переживание. Этот процесс нередко протекает довольно болезненно, но он имеет смысл. Вме­сто изолирования страдальца от родных и близких, теперь он объединя­ется с ними в более глубокой гармонии. Он ощущает себя равноправным уча­стником в коллективной деятельности, т.е. в трудном развитии человеческого сознания, которое началось во мраке первозданного болота и неизвестно, где закончится.

Настроения и эмоциональные состояния также способны раскрыть свой смысл, если найден соответствующий символический образ. Возьмем, к примеру, человека, который испытывает раздражение. Все получается не так, как ему хочется, но он не в состоянии ни отреагировать аффект, ни вы­теснить его. Наконец, он взмолился о понимании смысла своего состоя­ния. Ему тотчас пришел на ум образ трех человек в печи, раскаленной огнем. Об этом эпизоде упоминается в Книге Пророка Даниила. Он прочитал дан­ный фрагмент в Библии, и в процессе размышления о нем раздражение ис­чезло. В третьей главе Книги Пророка Даниила упоминается указ Навуходо­носора, согласно которому все люди должны по сигналу пасть и поклониться золотому истукану. Седрах, Мисах и Авденаго отказались поклониться золотому истукану. Тогда Навуходоносор исполнился ярости и велел бросить их в печь, раскаленную огнем. Но Седрах, Мисах и Авденаго остались не­вредимы, причем в огне был виден четвертый муж, и вид четвертого был "подобен сыну Божию".

Упомянутый образ устранил раздражение, потому что смысл настрое­ния нашел в нем символическое отражение. Царь Навуходоносор олице­творяет своевольную, властную фигуру тирана, который присваивает себе права Бога и исполняется ярости, когда ему не воздают почести, подобаю­щие божеству. Кроме того, он олицетворяет эго, отождествляемое с Само­стью. Его ярость синонимична огненной печи. Отказавшись придать лич­ностной мотивации сверхличностное значение, Седрах, Мисах и Авденаго добровольно отдают себя во власть огня фрустрации Навуходоносора. Этому соответствует способность пациента отказаться от идентификации с аффектом и вместо этого терпеливо сносить его, чтобы, в конечном счете, найти смысл этого аффекта в сфере активного воображения. Четвертый персонаж, который появляется в печи, "подобно сыну Божию", олицетворяет сверхличностный, архетипический элемент психики, актуализированный в опыте. В качестве четвертого элемента он несет с собой смысл, облегче­ние и целостность.

Приведенный пример служит иллюстрацией к высказыванию Юнга. По поводу своей встречи с бессознательным он пишет следующее:

"Я жил в состоянии постоянного напряжения... В той мере, в какой мне удавалось трансформировать эмоции в образы, т.е. находить образы, которые скрывались в эмоциях, я чувствовал себя спокойнее и уве­реннее".

Индивид воспринимает превратности судьбы как симптомы в той мере, в какой он не осознает символическую сторону жизни. Симптомы отра­жают состояния тревоги, которые не поддаются нашему контролю и, по существу, бессмысленны, не имеют ни ценности, ни значения. Фактически симптомы представляют собой символы, деградировавшие в результате редуктивного заблуждения эго. Симптомы невыносимы потому, что они не имеют смысла. Можно смириться почти с любым затруднением, если мы можем распознать его смысл. Оно бессмысленно и поэтому представ­ляет для человечества величайшую опасность.

Наша бодрствующая жизнь состоит из ряда настроений, чувств, идей и актуальных потребностей. Мы проходим через последовательные пси­хические состояния, которые можно сравнить с бусинами, нанизанными на одну нить. В зависимости от нашей сознательной установки, мы воспри­нимаем эти четки жизни либо как последовательность бессмысленных симптомов, либо, благодаря символическому пониманию, как ряд нуминозных встреч эго и сверхличностного психического. Наши радости и огорчения являются симптомами, если они не имеют символического смысла. Индийские мудрецы признавали справедливость этого утвержде­ния в своей теории Майи. Согласно этой теории, между радостями и огор­чениями, которые служат симптомами жизни, существует неразрывная связь. Для освобождения от болезненных симптомов необходимо освобо­диться от приятных симптомов. С точки зрения аналитической психологии, стремление индийцев к освобождению от актуальности радостей и огор­чений равнозначно поиску символической жизни. Нирвана не предпола­гает бегство от реальности жизни. Напротив, она предполагает раскрытие символической жизни, способной освободить человека от "ужасного скре­жета повседневной жизни", которая есть не что иное, как чередование бес­смысленных симптомов.

 

3. СИМВОЛИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

В определенной форме символическая жизнь составляет предваритель­ное условие психического здоровья. Без символической жизни эго отчуж­дается от своих сверхличностных истоков и становится жертвой, так ска­зать, космической тревожности. Сновидения нередко позволяют исцелить отчужденное эго, передавая ему ощущение его истоков. Приведем пример такого сновидения. Сновидица пыталась разрешить проблему отчужде­ния эго от Самости. Она стала жертвой глубоких чувств депрессии, ник­чемности и бессмысленности своей жизни и способностей. Тогда ей при­снился следующий СОН:

"Со мной заговорил старик, который был священнослужителей и рав­вином. Его слова глубоко тронули мою душу, и я почувствовала, что ис­целяюсь. Казалось, его устами говорил сам Бог. Я почувствовала, что разрешился вечный вопрос, который всегда жил во мне. На какое-то мгновение я поняла, почему это произошло. Беседуя со мной, он поз­волил мне соприкоснуться с чем-то таким, что я когда-то давно знала, еще до своего рождения".

Это сновидение произвело на сновидицу сильное впечатление. Она вос­приняла сновидение как нечто исцеляющее. Получил ответ вечный вопрос о смысле ее жизни. Но в чем состоял ответ? Пробудившись, она не могла сразу вспомнить, что говорил старец. Затем она неожиданно вспомнила древне­еврейскую легенду, которую она однажды прочитала в какой-то книге. Тут-то она и поняла, что священнослужитель (раввин), в сущности, говорил с ней об этой легенде. В легенде говорилось следующее:

"Перед рождением ребенка Бог призывает пред собой семя будущего человека и определяет, кем станет его душа: мужчиной или женщиной, мудрецом или простаком, богатым или бедным. И только одну вещь Он оставляет без решения, а именно: станет он праведным или неправед­ным, ибо написано: "Все в руце Господа, кроме страха Господня". Душа, однако, просит Бога не лишать ее жизни в этом мире. Но Бог отвечает ей: "Мир, куда я тебя посылаю, лучше мира, в котором ты пребывала. Я создал тебя для земной участи". Затем Бог повелевает ангелу, который отвечает за жизнь душ в ином мире, посвятить эту душу в тайны иного мира, проведя ее через ад и рай. Таким образом, душа знакомится со всеми тайнами запредельного мира. Тем не менее, в момент рождения, когда душа приходит на землю, ангел гасит свет знания, который го­рит в ней, и душа, заключенная в земную оболочку, входит в этот мир, предав забвению возвышенную мудрость, но неизменно стремясь вновь обрести ее".

Сновидение, вызвавшее в памяти сновидицы прекрасную легенду, слу­жит замечательным примером функционирования оси эго-Самость, кото­рая позволяет эго осознать свои истоки и смысл и пробудить симюлическую жизнь. Фигура старца, священнослужителя (раввина) олицетворяет то, что Юнг называл архетипом мудрого старца. Он является духовным руководи­телем, носителем мудрости и исцеления. Я рассматриваю его как персони­фикацию оси эго-Самость. Сочетая в себе священнослужителя и раввина, он объединяет две различные религиозно-символические традиции, хотя рас­сказанная им история не относится к какой-либо конкретной религиозной системе. Тема предродовых истоков эго является архетипическим образом, для которого можно найти немало примеров. Например, существует тео­рия Платона о предродовых идеях, которая подробно изложена в "Федоне". Согласно этому мифу, любое учение есть воспоминание предродового зна­ния, которое является врожденным, но было забыто. С психологической точки зрения это означает, что архетипические формы человеческого опыта предсуществующи или априорны; они ожидают воплощения в биографии оп­ределенного индивида. В явном виде платоновская теория воспоминания нередко встречается в сновидениях. Человеку может присниться, что он уча­ствует в значительном событии, которое, как он смутно помнит, произошло раньше и теперь осуществляется в соответствии с каким-то ранее разрабо­танным планом. Приведем описание такого сновидения:

"По-видимому, я воспринимал сон на двух уровнях одновременно. С одной стороны, это был уникальный, спонтанный и неповторимый сон. С дру­гой стороны, я играл в нем какую-то роль, разыгрывая историю, кото­рую я когда-то знал, но забыл. Между двумя уровнями существовала не­разрывная связь. Я замечательно играл роль потому, что я одновременно по-настоящему переживал ее. В процессе игры я придумывал свои слова, но мне помогало то, что я когда-то знал эту историю. Каждый эпизод затрагивал в моей памяти какую-то струну, и это помогало мне". Существует древняя гностическая история, которая имеет немало сход­ства с упомянутой еврейской легендой, но идет дальше, показывая, что душа пробуждается и вспоминает свое небесное происхождение. Переводчики назвали этот текст "Гимном Жемчужине". Я приведу эту легенду в кратком изложении по книге Г. Джонаса:

"Когда я был ребенком и жил в царстве дома Отца моего, наслаждаясь пышностью и великолепием тех, кто растил меня, родители отправили меня с Востока, нашей родины, снабдив всем необходимым для стран­ствия. ...Они сняли с меня одеяние славы, которое с любовью сшили для меня, и пурпурную мантию, сотканную точно по моей фигуре. Они за­ключили со мной соглашение и запечатлели его в моем сердце, дабы я не забыл его: "Когда ты отправишься в Египет и принесешь Единственную в мире Жемчужину, которая лежит посреди моря, окруженного спящим змеем, ты вновь облачишься в одеяние славы, оденешь поверх его свою мантию и вместе с твоим братом, имеющим следующий за нашим ти­тул, станешь наследником нашего царства.

Я покинул Восток и отправился вниз в сопровождении двух царских по­сланников, поскольку путь был опасен и труден, а я был молод для та­кого путешествия... Я прибыл в Египет, и спутники покинули меня. Я от­правился прямиком к змею и остановился на постоялом дворе, распола­гавшемся неподалеку от него, чтобы дождаться, когда он уснет, и похи­тить Жемчужину... Для обитателей постоялого двора я был посторон­ним... Я оделся в их одежды, чтобы они не заподозрили во мне похити­теля Жемчужины и не натравили на меня змея. Но, по какой-то причине, они заметили, что я не был их соотечественником; они вкрались ко мне в доверие, коварно напоили меня и дали отведать мяса. Я забыл, что я—царский сын, и стал служить их царю. Я забыл о Жемчужине, за кото­рой был послан моими родителями. Из-за тяжести их пищи я погрузился в глубокий сон.

Родители узнали обо всем, что случилось со мной, и огорчились... Тогда они написали ко мне письмо, и каждый из возвышенных подписал его своим именем.

"От твоего отца, Царя Царей, от твоей матери, владычицы Востока, и от твоего брата, следующего за нами по титулу, тебе, нашему сыну в Египте, приветствие. Проснись и воспрянь ото сна, дабы воспринять слова на­шего письма. Вспомни, что ты—царский сын: смотри! Кому ты служишь в рабстве? Подумай о Жемчужине, ради которой ты отправился в Еги­пет. Вспомни о твоем одеянии славы и о твоей великолепной мантии, в которые ты можешь облачиться, и тогда твое имя можно будет прочи­тать в книге героев, и ты со своим братом, нашим помощником, станешь наследником нашего царства".

Благой пробуждающей вестью оказалось то письмо... Оно появилось в виде орла, царя всех птиц крылатых, и, полетав немного, опустилось ря­дом со мной, обретя речь. При его голосе и звуке я пробудился и вос­прянул ото сна. Я взял его в руки, поцеловал, сломал печать и прочитал. Я читал слова письма так, словно они были написаны в моем сердце. Я вспомнил, что я был сыном царей, и моя свободнорожденная душа жаж­дала вернуться к своим родным и близким. Я вспомнил о Жемчужине, за которой был послан в Египет, и тогда я стал напускать чары на ного змея, чтобы усыпить его, повторяя над ним имя моего Отца, имя нашего следующего по титулу брата и имя моей матери, Царицы Вос­тока. Я схватил Жемчужину и отправился к моему отцу. Сбросив с себя мерзкую одежду, я оставил ее в их стране и отправился в путь к свету моей родины, на Восток

Отправившись в путь, я обнаружил перед собой письмо, которое раз­будило меня. И подобно тому, как оно разбудило меня своим голосом, письмо указывало мне путь своим светом, сияя передо мной. Своим го­лосом оно усмиряло мой страх, а своей любовью побуждало идти вперед.. (Когда он приблизился к отчизне, родители выслали ему его одеяние славы и мантию). Я протянул руку к одеянию, взял его и обрядился в рос­кошь его цветов. Затем я завернулся в царскую мантию. В этом одеянии взошел я к вратам приветствия и поклонения. В восторге от великолепия моего Отца, пославшего мне мои одеяния, я склонил голову. Я выпол­нил его повеление, и он выполнил свое обещание... Он радостно при­нял меня, и я остался с ним в царстве его...»

Эта очаровательная легенда содержит прекрасное описание психоана­литической теории происхождения и развития сознательного эго. Эго рож­дается как дитя царской, небесной семьи. Рождение эго соответствует пер­воначальному состоянию идентичности эго с Самостью или архетипической психикой. Из первоначального рая его отправляют с поручением. Это соот­ветствует необходимому процессу сознательного развития, которое приво­дит эго к разлуке со своей первоначальной матрицей. По прибытии в чу­жую страну оно забывает о поручении и засыпает. Эта ситуация соответствует отчуждению эго от Самости и состоянию бессмысленного существования. Письмо от родителей пробуждает спящего и напоминает о поручении. Его жизнь вновь обрела смысл. Восстановилась связь между эго и его сверх­личностными истоками. Я бы сравнил это событие с пробуждением симво­лического сознания.

Между этой историей и сновидением, в котором фигурировал священ­нослужитель (раввин), существует интересная параллель. В сновидении сновидица, выслушав слова мудрого старца, отмечает: "Беседуя со мной, он позволил мне соприкоснуться с чем-то таким, что я когда-то давно знала, еще до своего рождения". Аналогично этому в "Гимне Жемчужине" герой, прочитав письмо, отмечает: "Я читал слова письма так, словно они были написаны в моем сердце". В каждом из этих случаев индивид получает на­поминание о чем-то таком, что он когда-то знал, но забыл—о своей пер­вородной природе.

В "Гимне Жемчужине" пробуждение вызвано с помощью письма. Мно­гообразие характера этого письма свидетельствует о том, что оно является подлинным символом, смысловую насыщенность которого не способен вместить в себя один конкретный образ. Оно—письмо, но оно является и в виде орла. Кроме того, письмо является голосом, который превращается в священную речь. Когда настало время отправиться в обратный путь, письмо претерпело еще одну метаморфозу и превратилось в путеводный свет. Встре­чая в сновидениях образ, претерпевающий множество таких превраще­ний, можно с уверенностью сказать, что мы имеем дело с динамическим символом, который обладает особой притягательностью. Таким символом в рассматриваемой легенде служит образ письма-орла-голоса-света. Письмо является средством связи на расстоянии. Орел, названный в тексте царем птиц, напоминает о том, что птицы всегда считались посланницами Бога. Од­нажды мне довелось работать с психотическим пациентом, который сооб­щил мне, что он получал послания от Бога. На мой вопрос, каким образом он получал эти послания, пациент ответил, что послания ему доставляли птицы. Кроме того, птицы наводят на мысль о голубе, символе Святого Ду­ха, который выполнял роль связующего звена между Богом и человеком (рис.33 и 34)- Голос напоминает индивиду о зове или призвании. В этой теме неизменно находит отражение переживание пробуждения, которое приво­дит индивида из сферы личных забот в мир более значимой судьбы. В каче­стве светильника, указующего путь, письмо можно сопоставить со звездой Вифлеемской, которая привела людей к месту рождения Христа, т.е. к ме­сту проявления многогранности, символизирует ось эго-Самость, линию связи между эго и архетипической психикой. Осознание этой оси приво­дит к пробуждению и трансформации личности. При этом раскрывается новая грань смысла, которая придает важное значение субъективности.

В оде Вордсворта "Знаки бессмертия" содержится другой пример архе­типической темы предродового происхождения души (здесь приводится бо­лее подробная цитата):

Наше рождение есть лишь сон и забвение:

Душа, появляющаяся с нами, звезда нашей жизни

Обитает в иных местах

И пришла издалека.

Не в полном забвении

И не в абсолютной наготе,

Но в облаках славы исходим мы от Бога,

И Он есть наша обитель:

Те небеса, что в детстве окружают нас!

Тени темницы начинают смыкаться

Над головой растущего мальчика.

Но в радости он созерцает свет;

Жрецом Природы остается юноша,

Который с каждым днем

Все дальше удаляется от востока.

В пути его сопровождает дивное видение.

Мужчина видит его постепенное угасание

И растворение в свете обычного дня.

На этой стадии герой Вордсворта прибывает в Египет, забывает о своей миссии и погружается в сон. Он не получает письма, способного пробу­дить его от сна, но его одолевают предчувствия: ...И в тихую погоду, вдали от моря Наши души созерцают бессмертное море, Которое привело нас сюда, Способные тотчас отправиться к нему, Чтобы увидеть детей, резвящихся на берегу, Услышать голос могучих волн... Благодаря человеческому сердцу, которым мы жиьгм, Благодаря его нежности, радостям и страхам Самый жалкий цветок способен вызвать во мне мысли, Которые нередко лежат слишком глубоко, Чтобы выразить их в словах. В последних двух строках содержится косвенное указание на символи­ческую жизнь.

Ось эго-Самость находит отражение в сновидениях. Каждое сновидение можно рассматривать как письмо, отправленное в Египет, чтобы разбудить нас. Если мы и не способны прочесть письмо, то, по крайней мере, мы обя­заны вскрыть его и попытаться прочесть. Мне рассказали о человеке, кото­рый презрительно относится к анализу и интерпретации сновидений. Он проанализировал свои сновидения и пришел к заключению, что сновидения вообще не имеют никакого смысла. Они вызваны физическими ощущени­ями, которые испытывает индивид в постели, например, обернув ноги про­стынями или лежа на руке. Здесь необходимо обратить внимание на сны, которые снились человеку с такой сознательной установкой. Ему снился ряд повторяющихся кошмаров. Ему снилось, что он стоит по колено в трясине и постепенно погружается в нее, не будучи в состоянии даже пошевелиться. Иногда ему снилось, что он—слепой, а иногда, что он—паралитик.

Образы сновидений нередко указывают непосредственно на функцио­нирование оси эго-Самость. Это относится и к сновидению, в котором фи­гурирует священнослужитель (раввин). Мне повстречались несколько сно­видений, в которых используется образ острова, нуждающегося в системе связи с материком. Приведем пример такого сновидения:

"Одному человеку приснилось, что он находится на острове, расположен­ном в нескольких милях от материка. На берегу острова появляется большая бухта телефонных кабепей. Кабели связаны с материком, и сновидец сознает, что он спас их от уничтожения, осознав, что они собой представляют. Они знаменуют существенное достижение в области связи. Его соседи считают, что телефонные кабели отвра­тительны, и собираются выбросить их в море, но сновидцу удается убедить их в том, что телефонные кабели представляют собой оп­ределенную ценность".

В этом сновидении представляется значимым возражение соседей про­тив омерзительности телефонного кабеля. В сущности, суждения сновидца о ценностях основаны на эстетических соображениях. Для того чтобы при­знать ценность нового способа связи с материком, т.е. с архетипической психикой, сновидец должен освободиться от тирании эстетизма, которая не признает никаких ценностей, кроме своих собственных. Это свидетель­ствует о том, что встреча с осью эго-Самость и символической жизнью осу­ществляется посредством низшей функции, т.е. с помощью самой слабой ча­сти личности. Осознать нечто, запредельное для эго и поддерживающее нас, можно только через понимание и признание нашей слабости.

Приведем еще одно сновидение, в котором содержится замечательный пример оси эго-Самость и ее нуминозного воздействия. Этот сон приснился пациенту за год до начала анализа, когда он испытывал сильные страдания. Несмотря на продолжительность и трудность психотерапии, сон предвещал успешное завершение лечения этого пациента:

"Я стою на крыше помещения, полностью окруженного водой. Над водой звучит прекрасная музыка. Музыка доносится от четырех мудрецов, которые стоят в утлых челнах. Каждый их них движется по направ­лению одной из четырех сторон света. Они одеты в пышные одеяния и движутся по воде в голубовато-серой дымке рассвета. Я осознаю, что музыка, которую несет каждый из мудрецов, характеризует на­правление света, откуда движется мудрец. Эти четыре качества му­зыки сливаются в единое звучание, которое произвело на меня столь сильное впечатление, что спустя три года я написал о нем. Четыре мудреца поднимаются по лестницам, расположенным в каждом углу помещения. Я испытываю чувство величайшего благоговения и волне­ния. Это чувство слабеет, когда они поднимаются на крышу. Их при­сутствие волнует меня. Я понимаю, что они пришли, чтобы подгото­вить меня к выполнению какой-то работы. Я должен спуститься по лестнице и выполнить какое-то задание, которое требует продолжи­тельного сосредоточения и усердия. По возвращении я вижу, что чет­веро мудрецов отправились в обратный путь в своих утлых челнах. Хотя я испытываю разочарование, музыка кажется мне еще более восхитительной и даже торжествующей. У меня возникает ощуще­ние, что я успешно выдержал испытание. Затем я замечаю, что на том месте, где стоял каждый мудрец, теперь стоит каменный исту­кан, который, хотя и абстрактно, олицетворяет не только сущность мудреца, но и все то, что заключает в себе культура того направле­ния света, откуда он пришел. У меня появилось чувство благодарности за то, что я могу доказать, что они были там. Затем я обратил внимание на четырех мудрецов, каждый из которых возвращался в утлом челне к своему направлению света. Музыка стала более величественной. И вновь я с особенной ясностью услышал, как личности каждого из четырех направлений света таинственно сли­ваются в "сверхмузыкальном" звучании. День прояснился, и меня окру­жила насыщенная голубизна. В конце сна у меня появилось ощущение небывалого здоровья".

Я не собираюсь останавливаться на личностных аспектах этого сновиде­ния, но, тем не менее, я хотел бы рассмотреть его лишь в той мере, в какой оно иллюстрирует функцию оси эго-Самость. Драма сновидения разыгрыва­ется на крыше помещения, которая представляет собой разновидность плат­формы, поднятой над водой. На каждом из четырех углов крыши установле­на лестница. Это напоминает мне древнеегипетское представление о боге Атуме. Его олицетворяла мировая возвышенность, поднимавшаяся из перво­зданного океана. По мнению Кларка, этот символ первозданной возвышен­ности "вскоре был формализован и превратился в возвышение с пологими или изношенными сторонами или в платформу со ступенями на каждой стороне. ...Вероятно, эту идею воплощали в себе ступенчатые пирамиды".8 Здесь уместна аналогия и с вавилонским зиккуратом, священной возвышенностью, по четырем сторонам которой располагались ступени, которые вели к платформе. Наверху платформы располагалась усыпальница Мардука (рис. 35). Вершина священного возвышения считалась центром мира, местом, где проявлялась божественная творческая сила, и местом встречи Бога и человека. Эти же идеи связаны и с пирамидами индейцев племени Майя

Образ мудрецов, приносящих дары, напоминает мне историю о рожде­нии Иисуса и трех волхвах. Тема принесения даров встречается в мифе о рождении героя, который, мы могли бы добавить, также является мифом о рождении эго.9 Но какое значение имеет появление четырех мудрецов вме­сто трех? Существует легенда о том, что, когда родился Иисус, к нему должны были прийти не три, а четыре мудреца из четырех стран мира, но четвер­тый задержался и не поспел вовремя прийти. Существование четырех му­дрецов, появляющихся с четырех сторон света, соотносится с символизмом мандалы и указывает на то, что мудрецы олицетворяют функцию Самости или психической всеобщности. Поэтому мудрецы символизируют четвероякую ось эго-Самость. Они являются посланниками и носителями даров, ко­торые прибывают из заморской страны, чтобы восстановить связь с эго. Здесь уместно напомнить о сновидении, в котором священнослужитель (раввин), подобно мудрецу, помог сновидице установить связь с ее сверх­личностными истоками.

Я хотел бы обратить ваше внимание на символизм света в этом сно­видении. Сновидение начинается на рассвете. Рассвет становится свет­лее, когда мудрецы достигают крыши. В кульминационный момент снови­дения рассвет достигает еще большей яркости. Свет олицетворяет со­знание. У всех народов мира существуют мифы о творении, в которых описывается создание света. Такие мифы указывают на создание эго, ко-

9 Точнее говоря, герой олицетворяет влечение к индивидуации, с которым взаи­модействует эго. которое олицетворяет свет сознания, возникший из мрака бессознатель­ного. Аналогично этому, рассвет является ежедневным рождением света солнца и поэтому может быть использован в качестве образа, символи­зирующего рождение сознания. Таким образом, мы можем рассматривать данное сновидение в его соотнесенности с ростом или развитием сознания сновидца. Эта интерпретация соотносится и со смысловым значе­нием мудрецов, неотъемлемым атрибутом которых является мудрость. В психологическом смысле мудрость есть свет. Мудрецы являются носи­телями света сознания.

Еще одна особенность сновидения состоит в том, что каждый мудрец оставляет после себя свое изображение—истукан, который олицетворяет то направление света, откуда пришел мудрец, и служит материальным свидетельством реальности его посещения данного места. Это очень ин­тересно. По-моему, здесь находит отражение символический процесс как таковой. Архетипические силы, олицетворяемые мудрецами, приносят в качестве даров для эго свои изображения, символы, которые напоминают индивиду о его сверхличностных связях. Функционально эти изображе-i шя соответствуют письму, орлу и путеводному свету в "Гимне Жемчужине". Они передают символический смысл, выполняя роль связующих звеньев между эго и архетипической психикой.

Слово "символ" происходит от греческого слова "симболон", в кото­ром объединяются два корневых слова: сим в значении "вместе" или "с", и болон в значении "то, что было отброшено". Отсюда основное значение слова симболон: "то, что было сведено вместе". В первоначальном упо­треблении в греческом языке символы обозначали две половины пред­мета (например, палочки или монеты), которые торговцы оставляют у себя в качестве залога для установления в дальнейшем личности предъя­вителя одной половины по отношению к владельцу другой половины. Этот термин соответствует нашему слову "бирка", о которой в полном из­дании словаря Вебстера сказано следующее: "У торговцев существовал обычай после нанесения меток или зарубок на учетную дощечку предъяв­лять количество поставленных товаров и раскалывать дощечку вдоль че­рез метки так, чтобы половинки точно соответствовали друг другу. Про­давец оставлял себе одну половинку, а покупатель—другую". Таким образом, первоначально символ представлял собой половинку, указывающую на недостающую часть предмета. Соединение половинок позволяло восста­новить первоначальный, целостный предмет. Этот процесс соответствует нашему пониманию психологической функции символа. Символ приво­дит нас к недостающей части целостной личности. Он позволяет нам ус­тановить связь с нашей первоначальной всеобщностью. Символ устраняет нашу расщепленность, отчужденность от жизни. Поскольку целостная личность значительно больше, чем эго, символ реализует нашу связь со сверхличностными силами, которые составляют источник нашего суще­ствования и смысла нашей жизни. Поэтому необходимо относиться с должным почтением к субъективности и способствовать развитию сим­волической жизни.

 

«Я обращаюсь не к счастливым обладателям веры, а к тем многим людям, для которых погас свет, исчезла тайна, умер Бог. Для боль шинства из них нет возврата в прошлое, поэтому мы не знаем, является ли возвращение в прошлое лучшим выходом из создавшегося положения. По-видимому, психологический под­ход является единственным средством, с помо­щью которого мы в настоящее время сможем достичь понимания религиозных вопросов Поэтому я беру те формы мыслей, которые за­костенели в процессе исторического развития, подвергаю их плавке и вновь вливаю их в формы непосредственного опыта».

К.Г Юнг

 

1. ПРИНЯТИЕ ОТЪЕДИНЕННОСТИ

Образ Христа и богатая символическая палитра, сконцентрированная во­круг Его личности, позволяют провести немало аналогий с процессом индивидуации. Действительно, внимательное исследование христианского мифа в свете аналитической психологии неизбежно приводит к заключе­нию о том, что основной символ христианства состоит в поиске индивидуации.

Уникальность мифа об Иисусе Христе состоит в утверждении парадок­сальной двойственности Его природы. Он—Бог, но Он и человек. Как Иисус он является человеком, который живет в определенную историчес­кую эпоху, ограниченную временем и пространством. Как Христос он—"по­мазанник Божий", царь, Логос, изначально существовавший за пределами времени и пространства, вечное божество. С психологической точки зре­ния это означает, что Христос одновременно символизирует и Самость, и идеальное эго. Юнг подробно исследовал идею Христа как символа Самости. Обстоятельства рождения Христа, его чудотворство, различные изображе­ния "царства небесного", второе имя "Сын Человеческий", отождествляю­щее Христа с первозданным Антропосом или первочеловеком, окружаю­щие его символы всеобщности, к числу которых относятся четверо евангелистов, двенадцать учеников, "альфа и омега" и символизм креста—все это относится к феноменологии Самости. Хотя Юнг и высказал несколько интересных замечаний по этому предмету, он никогда подробно не ос­танавливался на идее Христа как символа эго. В этой главе я попытаюсь вкратце рассмотреть этот предмет. Следует отметить, что мои замечания являются лишь предварительными указаниями к будущей психологии христианского мифа.

Природа исторического Христа всегда составляла проблему для уче­ных и теологов. В евангельских рассказах личностный элемент и архетипический образ настолько тесно переплетаются, что почти невозможно установить между ними различие. И, тем не менее, несмотря на неопреде­ленность деталей, в Евангелиях раскрывается вполне определенная исто­рическая личность с удивительной психологической интуицией. По-види­мому, Иисус был незаконнорожденным ребенком. В нем, несомненно, проявились характерные особенности индивида, который не имел лич­ного отца. Когда отсутствует личный отец, и особенно когда он абсолют­но неизвестен, как это нередко бывает с незаконнорожденными детьми, тогда отсутствует и слой личностного опыта, выполняющего роль посред­ника между эго и нуминозным образом архетипического отца. В психике остается своего рода прореха, через которую проникают мощные архетипические содержания коллективного бессознательного. Такое состояние чревато серьезными опасностями. Динамические силы бессознательного могут поработить эго, вызывая дезориентацию и потерю связи с внешней реальностью. Если же эго способно преодолеть опасность, тогда "проре­ха в психическом" превращается в окно, позволяющее заглянуть в глубины бытия.

По-видимому, Иисус соответствует вышеприведенному описанию. Он поддерживал непосредственную связь с небесным (архетипическим) отцом и описал природу царства небесного (архетипической психики), ис­пользуя множество ярких символических образов. Из его проповедей яв­ствует, что он глубоко сознавал реальность психического. В отличие от За­кона Моисея, который признавал только реальность деяний, Иисус признавал реальность внутренних психических состояний. Например:

"Вы слышали, что сказано древними: "Не убивай; кто же убьет, подлежит суду". А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду...'м Кроме того:

"Вы слышали, что сказано древними: "Не прелюбодействуй". А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодей­ствовал с нею в сердце своем".

Эти фрагменты имеют важное психологическое значение. Они отра­жают переход от незрелой бихевиористской психологии к такой психо­логии, в которой учитывается реальность психического как такового, без конкретных деяний.

В евангельских рассказах содержится немало и других важных психо­логических открытий. За две тысячи лет до появления глубинной психоло­гии Иисус сформулировал концепцию психологической проекции: "И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазене чувствуешь?"

Он сознавал опасность психического отождествления с родителями и семьей. В настоящее время аналитики все еще встречают ссылки на ветхозаветную заповедь о необходимости чтить отца и мать своих как оправдание состояния бессознательной идентичности с родителями. Иисус достаточно ясно высказался по этому вопросу:

"Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч; ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его".

Враги человеку— домашние его, потому что он наиболее склонен к бессознательной идентификации с теми, кто ему наиболее близок. Та­кие идентификации подлежат устранению, так как сознание полной отъединенности составляет предварительное условие индивидуации.

Разделяющий аспект того, что олицетворяет Иисус, более ясно выражен в высказывании, записанном в гностическом "Евангелии от Фомы": "17. Иисус говорит: "Люди думают, что Я пришел принести мир на землю. Но они не знают, что Я пришел принести на землю разлад, огонь, меч, войну. Действительно, если в доме находятся пятеро (человек), они станут трое против двоих и двое против троих—отец против сына и сын против отца—и станут они отъединенными".

В конце этого фрагмента ясно выражена цель провоцирования разлада. Она состоит в достижении отъединенности, независимого существования индивида. Такое состояние достигается только через отъединение от бес­сознательной идентификации с другими. На начальных стадиях отъединение (сепарация) воспринимается как проявление враждебности и тягостного несогласия. Объектами бессознательной идентификации чаще всего становятся родители и семья. Из них Иисус особо выделяет отца:

"И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который

на небесах".

Родители только потому имеют власть над взрослыми детьми, что дети продолжают проецировать архетипических родителей на своих личных ро­дителей. Заповедь "отцом себе не называйте никого на земле" предполагает устранение всех проекций отцовского архетипа и обнаружение его во вну­треннем мире индивида. Иисус требует верности Самости, которая выхо­дит за пределы верности любым личным родственным связям:

"Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не бе­рет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня". Здесь содержатся истоки идеи подражания Христу, идеальному чело­веку (эго), жизнь которого составляет образец, достойный подражания. Эта идея содержится в Евангелии от Матфея (16:24-26): "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и сле­дуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто по­теряет душу свою ради Меня, тот обретет ее; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?"' Для правильной передачи смысла переводчики были вынуждены пере­вести одно и то же слово двумя различными терминами: "душа" и "ис­тинная душа". Если воспользоваться психологической терминологией, тогда фразу можно перевести следующим образом: "...кто потеряет эго свое ради меня, тот обретет Самость".

С психологической точки зрения, крест можно рассматривать как судьбу Христа, модель его уникальной жизни, которую необходимо реализовать. Заповедь "возьми крест свой" предполагает признание и сознательную реализацию индивидом своей модели целостности. Попытка буквального и конкретного подражания Христу свидетельствует о наличии в понимании символа конкретистского заблуждения. С символической точки зрения, жизнь Христа служит парадигмой, которую необходимо рассматривать в контексте уникальной реальности самого индивида. Она не есть не­что, достойное рабского подражания. Юнг достаточно ясно высказался по этому предмету:

"Мы, протестанты, рано или поздно сталкиваемся с вопросом: как долж­но понимать "подражание Христу",—в том смысле, что мы обязаны копировать Его жизнь и, если можно так выразиться, прикрываться Его стигматами, или в более глубоком смысле, т.е. что мы должны про­жить свои собственные жизни столь же искренне, как он прожил свою жизнь во всей ее индивидуальной уникальности? Весьма непросто прожить свою жизнь по модели жизни Христа, но неизмеримо труднее прожить свою жизнь столь же искренне, как Христос прожил свою".

 

2.ЭТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ

Этическое учение Иисуса всегда составляло проблему. По общему признанию, в нем содержится план реализации совершенства. Если его понимать букваль­но и последовательно применять по отношению к внешнему миру, тогда это учение отрицательно сказывается на материальном существовании. Юнг предложил иной подход к рассмотрению этического учения Иисуса, а имен­но—рассматривать его на субъективном или внутреннем уровне. Впервые его подход был ясно сформулирован на семинаре по "Видениям", который про­водился в Цюрихе осенью 1930 года. При обсуждении проблем одного из па­циентов Юнг сказал, что пациенту не следует презрительно относиться к сво­ей неполноценности; вместо этого он должен признать правомерность ее существования. Далее Юнг отмечает:

"Теперь рассмотрим христианский подход: например, Иисус сказал, что наименьший среди братьев наших есть Он сам и что мы должны пре­доставить приют и убежище. (Матф., 25:40). Уже в первом веке после Христа существовали такие философы, как Карпократ, который считал, что наименьший из братьев человека, неполноценная личность, есть сам человек Отсюда следует, что они (философы) понимали Нагорную Проповедь на субъективном уровне. Например, он (Карпократ) сказал: "...если ты приносишь дар свой к жертвеннику и там вспоминаешь, что имеешь что-нибудь против себя, оставь дар свой и иди своей доро­гой; вначале примирись с собой, и тогда приходи и предлагай дар свой" (Матф., 5:22). Это—великая истина, и в ней, вероятно, заключена под­линная суть христианского учения..."

Последовательное применение к учению Иисуса субъективного метода интерпретации приводит к ряду открытий, сопоставимых с открытиями глу­бинной психологии. С этой точки зрения, учение Иисуса можно рассмат­ривать как своего рода руководство по реализации процесса индивидуации. В качестве примера мы рассмотрим субъективную интерпретацию Запо­ведей Блаженства (Матф., 5:3-10).

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. В Новой Анг­лийской Библии мы читаем: "...те, кто знает, что они нищие".В грече­ском тексте этого фрагмента выражение hoi ptochoi to pneumati буквально означает "взыскующие духа".

Отсюда можно заключить, что фрагмент имеет следующий смысл: бла­женны те, кто сознают свою духовную нищету и смиренно ищут то, в чем они нуждаются. С психологической точки зрения, фрагмент может быть ис­толкован как сознавая свою духовную пустоту (отсутствие смысла жизни), эго находится в выгодном положении, поскольку теперь оно способно вос­принимать бессознательное и имеет возможность контакта с архетипической психикой (Царство Небесное).

Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Причиной плача служит утрата предмета или человека, который был носителем значимой, проецируемой ценности. Для устранения проекций и включения их содержания в состав личности индивид должен относиться к утрате проекции как к предвари­тельному этапу на пути к открытию содержания или ценности в своем вну­треннем мире. Плачущие находятся в благоприятном положении, потому что они участвуют в процессе развития. Они утешатся, когда в психическом будет восстановлена утраченная проецируемая ценность.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. С субъективной точки зрения, кротость относится к сфере отношения эго к бессознательному. Такое отношение следует признать благоприятным, поскольку оно способ­ствует усвоению новых соображений, которые могут привести к богатому на­следству. Наследование земли означает осознание индивидом своей свя­зи с целым и своей личной причастности к целому (целостности жизни, всей человеческой деятельности).

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. (В пере­воде Библии, сделанном в Дуэ, мы читаем: "Блаженны алчущие и жаждущие справедливости, ибо они вволю насытятся"). Правильность или справедли­вость представлена здесь как нечто, способное насытить. С психологиче­ской точки зрения это означает, что объективный, внутренний закон или руководящий принцип доставляет ощущение насыщенности для эго, кото­рое жаждет найти его, т.е. для опустошенности эго, которое не отождеств­ляет свои мнения и суждения субъективным, внутренним законом.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Основной прин­цип аналитической психологии состоит в том, что бессознательное отно­сится к эго так, как эго относится к бессознательному. Например, если эго проявляет тактичность и доброту по отношению к тени, то и тень помогает эго. Если эго милостиво, оно будет помиловано изнутри. Противопо­ложное следствие имеет следующий вид: "поднявший меч от меча и погибнет".

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. С субъективной точки зрения, чистота или непорочность обозначает состояние эго, при котором оно не осквернено (в результате идентификации) бессознательными со­держаниями или мотивациями. Сознательное характеризуется чистотой или ясностью. Эго, сознающее свою нечистоту, чисто, поэтому перед ним открыт путь к восприятию Самости.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Эго выступает в роли посредника между противоборствующими участни­ками внутрипсихического конфликта. Если эго отождествляет себя с одной из конфликтующих сторон, конфликт не найдет разрешения, способного привести к целостности. Диссоциация принимает необратимый характер. Выступая в роли миротворца, эго действует в интересах всеобщности, Самости, т.е. поступает как "сын Божий".

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. (В переводе Библии, сделанном в Дуэ, сказано "за справедливость"). Чтобы установить связь с объективным, внутренним законом, эго обязано терпе­ливо сносить боль и страдания, не поддаваясь чувствам горечи и обиды. Такая психологическая установка эго вознаграждается установлением связи с архетипической психикой и ее исцеляющими, животворными образами.

С психологической точки зрения, основная идея Заповедей Блаженства состоит в восхвалении эго, свободного от инфляции. Во времена Иисуса свирепствовали насилие и бессознательная инстинктивность. На первобыт­ном уровне эго без труда отождествляло себя со сверхличностными энерги­ями архетипической психики и свидетельствовало о своей инфляции с по­мощью симптомов гнева, насилия и вожделения. Согласно учению Иисуса, эго должно освободиться от таких инфляционных идентификаций, и тогда оно сможет воспринимать сверхличностную психику как нечто отдельное от него.

В этой связи будет уместным упомянуть "кенотическую" теорию воплоще­ния. В сущности, эта теория опирается на два фрагмента из Посланий святого апостола Павла. Самым важным из них является фрагмент из Послания к Филиппийцам (2:5,6,7):

"...Христос Иисус, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделав­шись подобным человекам и по виду став как человек". Второй фрагмент содержится во Втором Послании к Коринфянам (8:9): "Ибо вы знаете, благодать Господа нашего Иисуса Христа, что Он, бу-. дучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою".

В соответствии с учением о кенозисе, воплощение Иисуса было про­цессом добровольного "истощения", с помощью которого Он совлек с Са­мого Себя божественные атрибуты вечности и бесконечности, дабы принять облик человеческий. Образ "воплощения через истощение" соответст­вует процессу развития эго, когда эго постепенно освобождается от своей первоначальной всесильной идентификации с Самостью ради дости­жения ограниченного, но актуального существования в реальном мире времени и пространства.

Сон одного из пациентов свидетельствует о том, что в современной пси­хике до сих пор еще действует образ кенозиса. Сновидец был мягким, чут­ким молодым человеком, который испытывал трудности с самоутверждением и формированием индивидуальности. Ему приснился следующий сон:

"Мне приснилось, что я вижу современного Христа. Он ехал в авто­бусе с группой своих учеников. Затем я почувствовал опасность. Кто-то собирается его предать. Автобус резко покачнулся. На Христа набро­сились и заставили смириться. Я заглянул в автобус и увидел, что они привязали веревки к каждой его руке и ноге и крепко их натянули, распяв его в четырех направлениях. Я знал, что таким образом они убьют его. Когда я взглянул на него более внимательно, то оказалось, что руки его не были связаны; он держался каждой рукой за перекла­дину, прикрепленную к веревке. Он содействовал своей смерти! В конце мне приснился образ магнитного силового поля, которое выглядело как эта схема",

Характер этого сновидения указывает на протекание кризисного про­цесса трансформации. Хотя такое сновидение и не поддается адекватной рациональной интерпретации, тем не менее, его можно подвергнуть амп­лификации. Крест как силовое поле имеет аналогию на картине XIV века. На этой картине Христос распят на коленях Бога Отца, одеяния которого изображены в виде силовых линий, излучаемых вовне. Таким образом, человеческая фигура крепится к конструкции из четырех элементов с помощью трансцендентного энергетического поля. С точки зрения психологии, это изображение отражает переживание эго вблизи высшей энергии Самости.

Сновидение объединяет идею распятия на кресте с образом расчлене­ния. Такое объединение изображено на гравюре на дереве XIX века (рис. 38). Висящие на кресте отрубленные головы и конечности свидетельствуют о наложении образа распятия на миф о расчленении (например, Озириса). С психологической точки зрения, расчленение можно рассматривать как процесс трансформации, разделяющий первоначальное бессознательное содержание для сознательного ассимилирования. Иными словами, при расчленении первоначальное единство превращается в множественность ради пространственно-временной реализации существования. (См. ана­лиз единства и множественности в главе VI).

В сновидении фигура Христа подвергается добровольному расчлене­нию или истощению. С точки зрения психологии сновидца, это означает, что идеальная или трансцендентная установка разрушается ради осуще­ствления адаптации к реальной жизни. С архетипической точки зрения, сновидение отображает добровольную жертву Самости как вечный образ, чтобы она смогла проявиться в сознании как энергия (магнитное силовое поле). Единство распадается на две пары полярных противоположностей, которые вызывают напряжение и конфликт, создавая в то же время энергию для реализации реальной жизни.

Существует множество иных аспектов учения Иисуса, пригодных для психологической интерпретации. Я вкратце остановлюсь на некоторых из них:

"Мирись с соперником твоим скорее..." (Матф., 5:25).

"Не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обра­ти к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду" (Матф., 5: 39-40).

"Любите врагов ваших..." (Матф., 5:44).

Эти отрывки имеют один и тот же смысл. Субъективный анализ этих отрывков позволяет по-новому взглянуть на смысл христианского мифа. Нас учат любить нашего внутреннего врага, мириться с нашим внутрен­ним соперником и не противиться нашему внутреннему злу (низшему, не­приемлемому по меркам эго). Разумеется, это не означает, что мы долж­ны отреагировать вовне грубые импульсы. Напротив, здесь речь идет о внутреннем, психологическом признании правомерности существования отвергнутой негативной стороны нашей природы. Мы должны уважительно и великодушно относиться к внутреннему противнику нашей сознательной точки зрения. Тень должна получить признание. И только тогда мы смо­жем приблизиться к целостности личности.

Этот же смысл имеет и следующая заповедь:

"Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся"

(Матф., 5:42).

Внутренний проситель—это потерянная, забытая часть личности, которую Юнг называет низшей функцией. Она стремится занять свое место в сознании и должна получить то, что просит:

"Когда творишь милостыню, не труби перед собою". (Матф., 6: 2).

"Ты же, когда молишься, ...помолись Отцу твоему, который втайне..."

(Матф., 6:6).

Здесь сказано, что мы не должны идентифицировать себя с добродетель­ной или благочестивой персоной. Озабоченность внешним видом или впечатлением, которое производит индивид на других людей, свидетельст­вует об отсутствии подлинной личности. Форма и внешность пусты; сущ­ность возникает из неповторимого внутреннего переживания индивида:

"Не сбирайте себе сокровищ, где моль и ржа истребляют, ...но собирайте себе сокровища на небе..." (Матф., 6:19-20).

Другими словами, не проецируйте психические ценности на внеш­ние предметы. Проецируемые ценности весьма непрочны (моль и ржа). При проецировании какой-либо ценности утрата предмета воспринима­ется как утрата ценности, носителем которой является данный предмет. Поэтому необходимо прекратить такое проецирование и признать, что ценности возникают изнутри:

"Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить..." (Матф., 6:25). Здесь содержится предостережение от иной проекции. Материальные предметы не обеспечивают психическую жизнь и здоровье. Они необхо­димы, но они не заключают в себе конечный смысл. Источник психичес­кой поддержки необходимо искать внутри:

"Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким бу­дете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Матф., 7:1-2).

Здесь ясно сказано, что бессознательное относится к эго так, как эго относится к нему. Потому следует признать неразумным предположение эго о том, что оно вправе решать, что должно или не должно существовать в пси­хическом. Критическое отношение к бессознательному отражает инфля­цию эго и неизменно возвращается бумерангом к нему:

"Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред сви­ньями..." (Матф., 7:6).

Здесь сказано о том, что мы должны почитать внутренние ценности и защищать их от нашего пренебрежительного к ним отношения. Но знаем ли мы, что представляет собой истинная ценность? "По плодам их узнаете их" (Матф., 7:16). В этом состоит сущность психологического прагматизма. Ценность определенной концепции или установки определяется по резуль­татам ее воздействия. То, что освобождает созидательную энергию и способ­ствует психическому здоровью, составляет ценность, которую необходимо бережно хранить.

В нескольких евангельских фрагментах подчеркивается особое зна­чение того, что было потеряно. Например, в главе XV Евангелия от Луки упоминаются потерянная овца, потерянная драхма и блудный сын. Эти притчи указывают на особую ценность потерянной или вытесненной части личности. Потерянная часть является самой ценной потому, что она уносит с собой возможность достижения целостности. Для дости­жения целостности Самости индивид должен придавать особое значе­ние низшей, потерянной для сознательной жизни функции. Последние станут первыми, и, отвергнутый строителями, камень станет краеуголь­ным камнем.

Точно так же, как и в предыдущем случае, особое значение придается и образу ребенка:

"Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное... И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает..." (Матф., 18: 3-5).

"Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо тако­вых есть Царство Божие. Истинно говорю вам: кто не примет Царст­вия Божия, как дитя, тот не войдет в него" (Марк, 10:14,15). Дитя олицетворяет неопытную, недоразвитую сторону личности, не­что свежее, спонтанное и не закостеневшее в неподвижных формах. Чтобы войти в Царство Небесное, индивид должен стать как дитя. С психологиче­ской точки зрения это означает, что глубокие слои сверхличностной пси­хики достигаются через недифференцированную, младенчески чистую часть личности. Эти фрагменты предостерегают нас от употребления уни­чижительного прилагательного "детский" по отношению к различным сто­ронам психики индивида, поскольку образ ребенка содержит высшую пси­хическую ценность. Аналогичную мысль выражает следующая притча: "Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: "приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира; ибо я алкал, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы на­поили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне". Тогда праведники скажут Ему в ответ: "Господи!когда мы видели Тебя алчущим и накормили (и т.д.) ..."ИЦарь скажет им в ответ: "ис­тинно говорю вам, так как вы сделали одному и сих братьев Моих меньших, то сделали Мне" (Матф., 25:34-40). Царь олицетворяет центральную власть, Самость. Он идентифицирует себя с "меньшими", той стороной личности, которая находится в небреже­нии и, как считается, не имеет ценности. "Меньшие" алчут и жаждут, оли­цетворяя нуждающуюся, жаждущую часть нашей личности. Странник ука­зывает на одинокую, непризнанную часть личности. Нагота указывает на уязвимость, незащищенность. Болезнь указывает на нездоровую, патоло­гическую, невротическую часть психики. И последнее: пребывание в тем­нице указывает на наказание за какое-то нарушение коллективных пра­вил поведения. Все эти аспекты отвергнутой тени отождествляются с "Царем". С психологической точки зрения это означает, что признание тени и сострадание к низшему, внутреннему человеку равнозначны призна­нию Самости.

Христос преподает и поясняет на примерах метод индивидуации, ко­торый требует использования всех сил и возможностей личности. Ничего нельзя утаить. Эту мысль поясняет притча о богатом юноше:

"Иисус сказал ему: "Если хочешь быть совершенным (телеос = полным, развитым, взрослым), пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною" (Матф., 19:21).

Эта же мысль нашла выражение в притчах о Царстве Небесном, которое сравнивается с сокровищем, скрытым в поле, и драгоценной жемчужиной, найдя которую, человек "продает все, что имеет, поле то" или жемчужину (Матф., 13:44) Сокровище олицетворяет Самость, сверхличностный центр психического. Ее можно обнаружить, приложив все усилия. Она стоит всего того, что имеет индивид.

В Евангелии существуют некоторые места, которые создают определен­ные трудности для психологической интерпретации. Например, в главе V Евангелия от Матфея (29,30) мы читаем:

"Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну". Аналогичные высказывания встречаются в Евангелиях от Матфея (18:8) и Марка (9:43-48).

На первый взгляд, в этих отрывках рекомендуется осуществлять вытесне­ние и целенаправленное отъединение от "плохих", преступных психических содержаний. Здесь, как мне кажется, необходимо проводить различие между тем, что требуется на одной стадии развития эго, и тем, что требуется на дру­гой стадии. С точки зрения развитого эго, которое стремится достичь цело­стности и устранить диссоциации, образ отсечения преступных членов сле­дует признать неприемлемым. Тем не менее, этот образ вполне уместен на начальной стадии развития, когда эго в значительной мере остается иден­тифицированным с Самостью. В этом случае необходимо разрушить, под­вергнуть расчленению первоначальную бессознательную целостность. Для того чтобы вся личность не погрузилась в сферу бессознательного (т.е. не была ввержена в геенну), на этой стадии эго необходимо отделить от тени. В отрывке из Евангелия от Матфея правый глаз и правая рука опреде­ляются как преступные члены. Эта деталь позволяет нам предложить иную интерпретацию. Правая сторона обычно развита и дифференцирована и поэтому символизирует сознание и волю эго. В таком случае отсечение правой руки наводит на мысль о принесении в жертву сознательной точки зрения и высшей функции, чтобы придать большую реальность низшей функции и бессознательному. При обсуждении Тертулиана и Оригена Юнг истолковывает отсечение следующим образом:

"Психологический процесс развития, который мы называем христиан­ским, привел его (Тертулиана) к жертве, отсечению самой ценной функ­ции, мифической идеи, которая также содержится в великом, достойном подражания символе жертвы Сына Божьего".17 Несмотря на упомянутые толкования, остается несомненным то, что, с психологической точки зрения, христианство на практике поощряло вытеснение, и некоторые места в Ветхом Завете можно истолковать как ре­комендации осуществлять такое вытеснение. При интерпретации этих образов в каждом отдельном случае необходимо учитывать стадию пси­хологического развития конкретного индивида.

 

З.САМОСТНО ОРИЕНТИРОВАННОЕ ЭГО

Образ Христа дает нам яркую картину самостно ориентированного эго, т.е. индивидуированного эго, которое сознает, что Самость руководит им. Это состояние самостной центрированности нашло отражение в примере, при­веденном в Евангелии от Иоанна (8:28,29):

"Ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю;

Пославший Меня есть со Мною; Отец не оставил Меня одного, ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно".

Состояние самостного признания возникает во время крещения Христа (рис.39): "...и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Кото­рый сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголю­щий: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение"" (Матф., 3:16,17). Таким образом, устанавливается связь с его сверхличност­ным источником, тем источником, который любит и поддерживает его.

Тем не менее, после этого возвышенного откровения наступили собы­тия, которые не сулили ничего хорошего. Сошедший с небес "Дух Божий" оказывается отрицательным и превращается в искусителя. "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола" (Матф., 4:11). С психологической точки зрения, эта последовательность событий со­ответствует непреодолимому искушению впасть в инфляцию, которая наступает после раскрытия архетипической психики ("отверзлись небеса"). Эго склоняется к идентификации с вновь обретенной мудростью или энер­гией и присваивает ее себе для своих нужд. На мотив инфляции указывает высокая гора, на которую возводится Иисус.

В Евангелиях упомянуты три характерных искушения. Вначале искуси­тель сказал Иисусу: "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами". Он же сказал ему в ответ: "Написано: "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих" (Матф., 4:3,4). Здесь сказано об искушении впасть в материализм, конкретистское заблуждение, при котором новая энергия применяется на конкретном, физическом уровне. Опасность этого искушения состоит в поиске индивидом макси­мальной безопасности в физическом благосостоянии или в буквальной, строгой "истине", а не в живом общении с психическим центром бытия.

Второе искушение состоит в предложении броситься вниз с крыла храма: "И говорил Ему: "Если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: "Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не претк­нешься о камень ногою Твою". Иисус сказал ему: "Написано также "Не иску­шай Господа Бога твоего" (Матф., 4:6,7). Здесь искушение состоит в выходе за собственно человеческие пределы ради эффектного зрелища. Ответ ука­зывает на то, что такой поступок бросит вызов Богу, т.е. эго бросит вызов все­общности, а это предполагает изменение прерогатив и поэтому приводит к роковым последствиям для эго.

Третье искушение—это искушение властью: "...опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: "Все это дам Тебе, если падши поклонишься мне". Тогда Иисус говорит ему: "Отойди от Меня, сатана; ибо написано: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи"" (Матф., 4:8-10). Бог индивида составляет его высшую ценность. Если индивид превыше всего ценит личную власть, он отдает демонической инфляции почести, которые по праву принадлежат Самости.

Искушение Христа в яркой форме передает опасности встречи с Само­стью. При такой встрече могут иметь место все степени инфляции, вплоть до явного психоза. Ответы Христа дают бесценное указание на то, как необхо­димо бороться с указанной опасностью. В каждом случае он не высказывает свое мнение, а цитирует святое писание. Это свидетельствует о том, что от­разить опасность способна только сверхличностная мудрость. Опираясь на свои личные представления в такой кризисной ситуации, индивид способ­ствует возникновению той инфляции, которой добивается искуситель. С психологической точки зрения это означает, что индивид должен попытаться найти миф или архетипический образ, который отражает его инди­видуальную ситуацию. Соответствующий сверхличностный образ обеспе­чит необходимую ориентацию и защиту от опасности инфляции.

Драма распятия на кресте и события, приведшие к ней, отражают конеч­ные аспекты индивидуации. При соотнесенности с архетипической пара­дигмой индивидуальные переживания бесчестья, позора и отвергнутости приобретают смысл и величие. Показательной в этом отношении является психологическая установка Христа в саду Гефсиманском: "Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет" (Евангелие от Луки, 22:42).

Здесь была приведена классическая формулировка установки эго, кото­рая необходима при кризисе индивидуации. При такой установке под­держка неизменно приходит из сфер архетипической психики. (Рис.42). Точно так же характерную особенность кризисных этапов индивидуации составляет переживание предательства! мучительная боль которого вы­разилась в словах: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Еван­гелие от Матфея, 27:46). В такие моменты эго ощущает полное отсутствие утешения и поддержки как изнутри, так и извне. Иссякает вера, основанная на проекциях и бессознательных допущениях. Это состояние знаменует на­ступление переходного периода. Переживание отчаяния наступает после гибели старой жизненной ориентации и предшествует рождению новой ориентации. Воскресение Христа символизирует рождение более всесто­ронней личности, которое может привести к сознательному признанию ис­пытания распятием на кресте. Святой Иоанн Креститель описывает эту ситуацию следующим образом:

"В таком случае подобающим будет то, что душа в первую очередь вверга­ется в пустоту и нищету духа и лишается всякой помощи, утешения и естественного понимания всех вещей—высших и низших. При такой опу­стошенности она действительно способна стать нищей духом и осво­бодиться от ветхого человека, чтобы жить новой, блаженной жизнью, которая посредством этой ночи (темной ночи души) и отражает состо­яние единства с Богом".

Распятие на кресте составило кульминацию земной жизни Иисуса. При распятии на кресте происходит слияние Иисуса как эго и Христа как Самости. Человеческое существо (эго) и крест (мандала) становятся едины. Греческий прототип такого единения человека и мандалы представлен в образе Иксиона, привязанного к огненному колесу. Однако здесь заложен совершенно иной смысл. Иксион был привязан к колесу в наказание за свою дерзновенную попытку совратить Геру. Он вовсе не добровольно был привязан к колесу, и его союз с колесом должен был стать вечным. Здесь нельзя сказать, как в случае Христа, "Свершилось!" (Евангелие от Иоанна, 19:30). Миф об Иксионе олицетворяет то, что происходит с эго при приближении к мандале Самости.

Христианский миф относится к более высокому уровню развития эго. Христос является человеком и Богом. Как человек он идет к кресту, испы­тывая муку, но идет добровольно, воспринимая крестное распятие как часть своей судьбы. Как Бог он добровольно приносит себя в жертву ради человечества. С психологической точки зрения это означает, что распя­тие эго и Самости происходит одновременно. Пригвожденная и подве­шенная (т.е. как бы расчлененная) Самость терпит муку ради временной реализации. Для того чтобы появиться в пространственно-временном мире, она должна примириться с партикуляризацией или воплощением в конечном. Готовность Самости отказаться от вечного, непроявленного состояния и разделить человеческую участь свидетельствует о том, что архетипическая психика склонна спонтанно насыщать и поддерживать эго. В этой связи будет уместным привести следующий отрывок из Второго Послания к Коринфянам (8:9): "...Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою".

С другой стороны, распятие на кресте означает для эго подвешенность между противоположностями, которая вызывает у него ощущение беспо­мощности. Распятие на кресте признается неохотно, исходя из внутрен­ней необходимости индивидуации (процесса созидания целостности), ко­торая требует полного осознания парадоксальной природы психического. По поводу морального аспекта этого образа Юнг говорит следующее: "Реальность зла и его несовместимость с добром разделяют противопо­ложности и неумолимо приводят к распятию на кресте и приостанов­ке всякой жизни. Поскольку" по природе своей душа—христианка", этот результат наступает с такой же неизбежностью, как и в жизни Иисуса: все мы должны быть "распяты с Христом", т.е. нам необходимо "застыть" в нравственном страдании, сопоставимом с реальным распя­тием на кресте". В другом месте Юнг высказывается в более общем виде:

"Все противоположности исходят от Бога, поэтому человек должен сми­риться с этим бременем; при этом он обнаруживает, что Бог, пребыва­ющий в его "противоположностях", овладел им, сам воплотился в него. Он превратился в сосуд, наполненный божественным конфликтом". Одна из существенных особенностей христианского мифа и учения Иисуса состоит в отношении к слабости и страданию. Происходит на­стоящая переоценка обычных ценностей. Отвергаются обычные сознательные ценности: сила, власть, полнота и успех. Вместо них особое досто­инство приобретают слабость, страдание, нищета и несостоятельность. Эта идея развивается во всех проповедях Иисуса и достигает наивысшего вы­ражения в распятии на кресте, когда Бог подвергается унизительному на­казанию и умирает постыдной смертью преступника на кресте. Это было за пределами понимания римлян, для которых высшими ценностями были честь, сила и мужские добродетели. С психологической точки зрения, как мне кажется, здесь происходит столкновение между целями и ценностями двух различных стадий развития эго. Забота о личном достоинстве и силе и презрительное отношение к слабости неизбежны и необходимы на на­чальных стадиях развития эго. Вообще говоря, для того, чтобы существо­вать, эго должно научиться отстаивать свои права. Поэтому в психологии молодежи христианский миф занимает незначительное место.

В психологическом отношении христианский миф приобретает осо­бое значение на более поздних стадиях психического развития, когда уже сформируется устойчивое, развитое эго. Действительно, христианский миф дает нам образы и подходы, относящиеся к процессу индивидуации, который, в частности, составляет задачу второй половины жизни. Образ страдающего божества имеет непосредственное отношение к этой ста­дии развития. Этот символ говорит о том, что переживание страдания, сла­бости и несостоятельности по праву принадлежит Самости, а не только эго. Общее заблуждение эго состоит в том, что оно берет на себя всю ответ­ственность за свои страдания и неудачи. Такое заблуждение обнаружива­ется, например, в общем отношении людей к своим собственным слабос­тям, т.е. в психологической установке стыда и страдания. Индивид лишен возможности самореализации в той мере, в какой он слаб, как и мы все, и в то же время считает постыдным быть слабым. И, тем не менее, рассмот­рение переживаний слабости и несостоятельности как проявлений стра­дающего Бога, который стремится к воплощению, позволяет индивиду со­вершенно по-новому взглянуть на вещи.

Эти соображения особенно применимы к психологии депрессии. Деп­рессия означает "придавленность" чрезмерным грузом, грузом ответствен­ности и ожиданий от самого себя. Страдание индивида создает основу для са­мообвинения, которое может принять почти глобальные масштабы. В один из особенно сильных депрессивных периодов пациентке, подверженной депрессии, приснился следующий сон: (я привожу неполное описание сна): Я вижу грязного старика", который сидит на скамейке, располо­женной напротив меня. Он одет в лохмотья и покрыт грязью» Он по­хож на человеческое отребье ...на нищего с сомнительной репутацией, изгнанного из общества. Он—изгой, "меньший среди нас"". Этот человек говорит: "Они должны принять меры к мелким жи­вотным". Тогда я окинула его внимательным взглядом. Он сидел на скамейке, расположенной справа от меня. На его коленях лежали три мертвые крысы и мертвый серый кролик.

Затем я замечаю, что вокруг его головы летает туча комаров. Они по­крывают всю его голову, забились в саму голову, в нос и глаза. Вначале это выглядит так, словно голова мужчины окружена ореолом. Вместо того чтобы, как обычно, испугаться и убежать, меня охватывает чувство сострадания к нему. Аналитик говорит: "Это - Христос". Мы решаем позвать кого-нибудь, чтобы помочь ему". Это замечательное сновидение показывает, что христианский миф имеет непосредственное отношение к психике современного человека. Оно вызывает в нашей памяти слова: "Истинно говорю вам: "Так, как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"" (Еван­гелие от Матфея, 25:40). Жалкая фигура оборванного грязного нищего с мертвыми животными на коленях ярко передает презираемые, отвергну­тые стороны личности сновидицы. Ее сознательное отношение к своей сла­бой, страдающей стороне отражается в состоянии бродяги. Самым заме­чательным в этом сновидении является отождествление бродяги с Христом. Это может означать только одно: то, что сновидица считает самым по­стыдным в себе самой, абсолютно неприемлемым, в действительности составляет высшую ценность, Самого Бога. При правильном подходе та­кое сновидение может привести индивида к формированию нового отно­шения к своей слабости, а именно, к признанию существования внутрен­него, неполноценного человека как "пути" к Самости.

 

4. ЧЕЛОВЕК КАК ОБРАЗ БОЖИЙ

Представление о Христе как парадигме эго нашло ясное выражение в апо­крифических "Деяниях Иоанна". В главе 95 Иисус говорит своим ученикам: "Я есть зеркало тому, кто созерцает меня" Далее, в главе 96, он говорит: "Созерцай себя во мне ...постигай то, что я делаю, ибо страсть человечества, из-за которой я пострадаю, есть твоя страсть".

Если фигура Христа является для эго зеркалом, тогда она, несомненно, отражает парадоксальный двойной образ. Является ли в таком случае эго одновременно и человеком и Богом, и эго и Самостью? Этот вопрос Юнг затрагивает в своих алхимических исследованиях. Он пишет: "...с помо­щью символа солнца они (алхимики) устанавливали тесную связь между Богом и эго". Отметив, что алхимики занимались бессознательными проекциями, которые являются естественными, неподвластными сознательному уму феноменами, Юнг приходит к заключению, что: "...природа сама выражает идентичность Бога и эго".25 Далее он отмечает: "Это ста­новится понятным, когда мы сознаем, что миротворчество присуще чело­веческому сознанию как таковому".26

Быть может, эта проблема лежит в основе спора по поводу гомоузии и гомойузии (единосущия и подобосущия Христа с Богом), который состо­ялся в IV веке. Следует ли считать, что Христос имеет такую же сущность, как Отец, или только подобную сущности Отца? Если отождествить Христа с эго и Отца с Самостью, тогда психологическая проблема приоб­ретает отчетливые очертания. Решение было принято в пользу догмата "единосущия", который с IV века стал в догматике действующим образом. Отсюда следует, что психология западного человека коренится в мифе, который уравнивает человека с Богом, а эго с Самостью.

Эта проблема нашла отражение в идее, что Христос есть образ Божий. В Послании к Колоссянам (1:15) Христос охарактеризован как "образ Бога невидимого". В Послании к Евреям (1: 3) Он назван "образом ипостаси Его". Эта манера говорить напоминает нам Книгу Бытия (1:26), в которой Бог говорит: "Сотворим человека по образу Нашему". Если Христос есть образ Божий, и человек сотворен по образу Божию, тогда Христос отожде­ствляется с человеком. Ориген разрешает эту проблему, поставив Христа на второе место в тройном ряду Бог—Христос—Человек: "Поэтому мы, будучи сотворены по этому образу, имеем Сына, прототип, как истину прекрасных качеств, существующих в нас. И мы есть для Сына то, что Сын есть для Отца, который есть истина".

Если сформулировать эту идею психологически, тогда можно сделать вывод, что реальное эго устанавливает связь с Самостью только через иде­альное эго как парадигматическую модель (Христос), которая связывает два мира—мир сознания и мир архетипической психики—посредством объ­единения личностного и архетипического факторов.

С этими неоднозначными заключениями мы переходим к самой труд­ной в аналитической психологии проблеме, а именно, к природе отношений между эго и Самостью. Христианский символизм сделал немало для разъ­яснения этой проблемы, но, несмотря на все усилия, она остается парадок­сом для сознательного понимания. Когда эту проблему удается осмыслить, тогда "миротворчество становится неотъемлемым свойством человеческого сознания как такового", а термины "эго" и "Самость" рассматриваются как от­носящиеся к различным уровням переживания одного и того же архетипи­ческого психического процесса. Эго является местом пребывания созна­ния, и если сознание творит мир, тогда эго, стремясь к самореализации, посредством индивидуации, выполняет творческую работу Бога.

 

Индивид—единственный естественный носи­тель жизни,

и так обстоит дело везде в природе.

КГ ЮНГ

 

1. АПРИОРНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ЭГО

Переживание индивидуальности составляет тайну бытия, которая выхо­дит за пределы дескриптивных возможностей. Каждый человек обладает уникальным переживанием индивидуальности, которое (как таковое) невоз­можно передать другим. Тем не менее, форма такого переживания имеет всеобщий характер и может быть опознана всеми людьми. Действительно, иногда создается такое впечатление, что цель психического развития инди­вида состоит в постоянном приближении к осознанию идентичности своей личностной, уникальной индивидуальности и вечного, архетипического индивидуального. Уникальность и всеобщность сливаются воедино, как только индивид решает быть индивидом.

При рассмотрении феномена жизни во всех его наблюдаемых проявле­ниях мы отмечаем не континуум, а почти бесконечное множество дискрет­ных элементов жизни, которые находятся в состоянии постоянных столк­новений и конкуренции друг с другом за пищу, воспроизводство потомства и выживание. Везде—от сложных молекулярных частиц (вирусов) до выс­ших позвоночных—мы обнаруживаем, что носителями жизни служат неде­лимые элементы, каждый из которых имеет свой, независимый, центр бы­тия. Это утверждение справедливо и для психической жизни; психика также проявляется через множество уникальных отдельных центров бытия, каж­дый из которых является микрокосмом..."абсолютно самобытным цент­ром, в котором само мироздание отражается единственным и неподража­емым образом".

Юнг ставит в центр своей психологии процесс осознания человеком себя как индивида, процесс индивидуации. В "Психологических типах" он определяет индивидуацию следующим образом:

"Вообще говоря, индивидуация составляет процесс формирования и специализации личностной природы; в частности, она представляет собой развитие психологического индивида как существа, отличного от общей, коллективной психологии. Поэтому индивидуация состав­ляет процесс дифференциации, направленный на развитие личности индивида".

В том же месте он дает определение термину "индивид":

"Психологический индивид характеризуется своей, особенной, а в не­которых отношениях и уникальной психологией. Особенный харак­тер психики индивида проявляется не столько в ее элементах, сколько в ее сложном образовании. Психологический индивид, или индивиду­альность, имеет априорное, бессознательное существование, но созна­тельно он существует лишь в той мере, в какой у него существует созна­ние своей особенной природы, т.е. в той мере, в какой у него суще ствует сознание своего отличия от других индивидов".4 Здесь необходимо обратить внимание на простое, не требующее дока­зательств утверждение: "индивидуальность имеет априорное, бессозна­тельное существование". При первом прочтении нередко теряется из вида вся полнота значений этого замечания. Мифологический образ, который говорит об одном и том же, более адекватно передает воздействие своего смысла. В Евангелии от Луки, когда люди возрадовались тому, что имеют власть над демонами, Иисус сказал: "Однако тому не радуйтесь, что духи вам повинуются; но радуйтесь тому, что ваши имена написаны на небесах" (курсив автора). Здесь содержится более полный смысл абстрактного ут­верждения, что индивидуальность имеет априорное бессознательное су­ществование. Имя индивида написано на Небесах! Другими словами, уникальная индивидуальность человека имеет сверхличностное проис­хождение и оправдание своего бытия. В другой работе Юнг выражает эту мысль несколько иначе:

"Самость, подобно бессознательному, имеет априорное существование, из которого развивается эго. Здесь, так сказать, заключен бессознатель­ный прообраз эго".

Представление о том, что идентичность человека имеет априорное существование, нашла отражение в древней идее, что каждый человек имеет свою индивидуальную звезду, нашего небесного двойника, олицетворя­ющего его космический аспект и судьбу. У Иисуса была Вифлеемская звезда, яркость которой была сопоставима с величием его судьбы. Вордсворт вы­ражает аналогичный образ в следующих строках:

Душа, появляющаяся с нами, звезда нашей жизни Обитает в иных местах И пришла издалека...

Образ звезды как сверхличностного центра идентичности фигуриро­вал в сновидении женщины. Этот сон приснился ей после важного осозна­ния того, что она принадлежит себе, а не мужу:

"Я находилась во дворе и увидела, как падает звезда... Но она не исчезла. Она несколько раз вспыхнула и застыла на месте, оставаясь яркой и круглой. Она находилась намного ближе ко мне, чем другие звезды. Она была желто-оранжевой, как солнце, но меньше, чем наше солнце. Я подумала: "Я видела рождение новой звезды".

"Одеяние Славы", упомянутое в гностическом "Гимне Жемчужине", слу­жит еще одним символом трансцендентального центра индивидуальности. Спаситель оставляет дома Одеяние Славы, когда нисходит во мрак египет­ский. Но когда он возвращается в свой небесный дом после выполнения за­дания, его встречает Одеяние Славы. В тексте говорится следующее: "С тех пор как я, будучи ребенком в доме Отца Моего, оставил одеяние славы, я забыл о его великолепии. Теперь, когда я созерцал одеяние, мне неожиданно показалось, что оно превратилось в зеркальный образ меня самого: я видел в нем всего себя, и всего его я видел в себе так, что мы составляли два в отдельности и, в то же время, одно в сходстве наших форм...".

В замечательном комментарии к этому образу Джонас говорит: "Он символизирует небесную или алчущую сущность человека, его первона­чальную идею, двойника или второе я, оставшееся в высшем мире, когда он отправился вниз".

Необходимо отметить еще один важный момент, а именно, ясное разли­чие, которое Юнг проводит в своем определении между сознательной ин­дивидуальностью и бессознательной индивидуальностью. Процесс дости­жения сознательной индивидуальности—это процесс индивидуации, который приводит человека к осознанию, что его имя записано на небе­сах. Бессознательная индивидуальность проявляется в компульсивных вле­чениях к наслаждению и власти и в защитных реакциях эго. Описание этих феноменов обычно осуществляется с помощью таких негативно окрашен­ных слов, как эгоистичный, эгоцентричный и автоэротичный. Употребле­ние негативных терминов имеет под собой основание, поскольку такое по­ведение производит неприятное впечатление на других людей. И, тем не менее, отношение, передаваемое с помощью негативных слов, способно оказывать травмирующее воздействие на индивида, когда он употребляет их по отношению к себе. При употреблении уничижительных слов тера­певтом они способны лишь подкрепить уничижительное отношение па­циента к бессознательному и своей потенциальной целостности. Дело в том, что в проявлениях бессознательной индивидуальности скрывается высшая ценность, которая ожидает спасения от сознания. Мы никогда не по­лучим философский камень, отказавшись от первичной материи.

Эта идея несколько иначе выражена в следующем отрывке: "...символизм мандалы имеет ясно выраженную тенденцию к сосредо­точению всех архетипов в общем центре; она сопоставима с отноше­ниями всех сознательных содержаний к эго... Мандалу, вероятно, можно рассматривать как отражение эгоцентрической природы сознания, хотя эта точка зрения будет иметь под собой основание только тогда, когда удастся доказать, что бессознательное составляет вторичный феномен. Но бессознательное, несомненно, имеет более древнее про­исхождение, чем сознание, и поэтому эгоцентризм сознания вполне можно назвать отражением или имитацией "самостной центрирован­ности бессознательного".

К этой формулировке мы могли бы добавить, что если эгоцентризм заклю­чается в подражании эго Самости, тогда с помощью сознательного прими­рения с этой тенденцией эго осознает предмет своего подражания, а именно, сверхличностный центр и единство индивидуальности, Самость.

По моему мнению, в основе почти всех психологических проблем лежит неудовлетворительное отношение человека к своему влечению к индивидуальности. Процесс исцеления предполагает признание право­мерности существования того, что обычно называют эгоистическим, тщеславным или автоэротическим. Во время психотерапевтических за­нятий большинству пациентов необходимо научиться более эффективно использовать свой эгоизм и личную власть; им следует брать на себя ответ­ственность за то, что они являются средоточием власти и эффективной дея­тельности. Так называемое эгоистическое или эгоцентричное поведение, выражающееся в предъявлении требований к другим людям, не имеет ни­чего общего с эффективной самостной центрированностью или сознатель­ной индивидуальностью. Мы требуем от других только то, что мы не даем себе. При отсутствии достаточного себялюбия или чувства достоинства наша потребность бессознательно проявляется в тактике принуждения по отношению к другим. Принуждение нередко скрывается за маской до­бродетели, любви и альтруизма. Такое себялюбие характеризуется бес­плодностью и деструктивностью по отношению к себе и другим. Себялю­бие не достигает своей цели, потому что слепо и не сознает себя. Себялюбие необходимо не искоренять, что невозможно, а сочетать его с сознатель­ностью, обеспечивая, таким образом, его эффективность. Все факты би­ологии и психологии свидетельствуют о том, что каждый отдельный элемент жизни проникнуг себялюбием до своих глубин. Единственным переменным фактором является лишь степень сознательности, которая сопутствует этому явлению.

Широко распространенное употребление фрейдистского термина "нарциссизм" служит прекрасным примером неправильного понимания себялюбия. Миф о Нарциссе предполагает нечто совершенно отличное от избытка себялюбия. Нарцисс был юношей, который отверг всех, домогавшихся его любви. В отместку Немезида устроила так, что он влюбился в свое отражение в воде пруда и умер в отчаянии от невозможности обладать предметом своей любви.

Нарцисс олицетворяет отчужденное эго, которое не способно любить т.е. проявить интерес к жизни и направить поток либидо на нее, поскольку оно еще не установило связь с собой. Любовь к своему отраженному образом может означать только одно, а именно: индивид еще не владеет собой. Нарцисс стремится соединиться с собой именно потому, что он отчужден от своего бытия. С замечательной ясностью эту мысль выразил Платон в "Диалогах": мы любим и тоскуем о том, чего нам не хватает. Таким образом, в своем первоначальном мифологическом значении нарциссизм предполагал не бесполезный избыток себялюбия, а нечто противоположное. Решение проблемы Нарцисса состоит в осуществлении любви к себе, а не и отречении от нее. Здесь имеет место общая ошибка морализирующего эго, которое старается создать любящую личность посредством искоренения себялюбия. Эта глубокая психологическая ошибка способна лишь вызвать расщепление в психике. Осуществление себялюбия составляет предвари тельное условие возникновения подлинной любви к любому объекту и формирования потока психической энергии вообще.

В случае Нарцисса осуществление себялюбия или соединения с глу­бинным образом требует нисхождения в сферу бессознательного, nekyia, или символической смерти. Существуют другие детали, которые указывают на более глубокий смысл мифа о Нарциссе. После смерти Нарцисс пре­вратился в цветок под названием нарцисс. Название цветка означает "цве­ток смерти" и происходит от слова narkao, т.е. оцепеневший или мертвый. Нарцисс был священным цветком Гадеса и открывал двери в его подземное царство. Стоило Персефоне сорвать нарцисс, как тотчас разверзлась земля и появился Гадес, чтобы похитить ее. Эти рассуждения неизбежно приво­дят к заключению, что нарциссизм, по крайней мере, в его первоначальном мифологическом значении, означает путь в сферу бессознательного, куда человек должен отправиться в поисках индивидуальности.

Иной смысл мифа о Нарциссе и темы любви к своему отражению поз­воляет выявить аналогичный образ, который можно обнаружить в орфи­ческом толковании легенды о Дионисе. В ней говорится о том, что когда младенец Дионис был разорван на части титанами, он играл с различны­ми предметами, к числу которых относилось и зеркало. Согласно Проклу, зеркало истолковывалось в том смысле, что Дионис увидел свой образ в ма­терии и устремился к нему. Он (подобно Нарциссу) устремился к само­реализации. Таким образом, он оказался во власти материи (воплотился) и был расчленен титанами. С психологической точки зрения эта мифологема соотносится с начальной стадией развития, когда первозданное но, сохраняя свою идентифицированность с первоначальной бессознательной всеобщностью, начинает действовать в пространственно-времен­ной реальности (соблазняется материей). Но реальность враждебно относится к инфляционному состоянию бессознательной всеобщности (идентичности эго и Самости) и расчленяет ее. Дальнейшие стадии развития приводят к воспоминанию.

Субъективное переживание индивидуальности составляет глубокую тайну, которую невозможно постигнуть на рациональном уровне. Тем не менее, некоторые из ее смысловых значений можно исследовать с помо­щью символических образов, которые имеют непосредственное отноше­ние к этому переживанию. Начнем с рассмотрения этимологических данных. Этимология составляет бессознательную часть языка, поэтому ее можно использовать в психологических исследованиях. Слово индивидуальное происходит от двух латинских корней: in=не, и dividere=делить. Отсюда ос­новное значение слова "индивидуальное"—нечто неделимое. Это значе­ние соответствует первичности переживания индивидуальности, которую невозможно проанализировать или свести к более простым элементам.

Интересно отметить, что такое фундаментальное понятие, как "инди­видуальное", необходимо выражать с помощью отрицания того, чем оно не является, т.е. с помощью неделимого. Так же обстоит дело и со словом atom, обозначающим основной элемент материи (это слово происходит от греческого а = не, и torn от слова temnein = разрезать, разделять). Этот феномен наблюдается и в словах integer и integrate (от латинского in = не, и tag, составляющего основу слова tangere - касаться). При попытке опи­сать такую реальность, как индивидуальность, нам, по-видимому, необ­ходимо прибегнуть к той методике, которая применяется для описания божества. Поскольку эта реальность выходит за пределы наших катего­рий сознательного понимания, нам остается лишь описывать ее с помо­щью того, чем она не является, т.е. путем отрицания (via negativa).

Слово индивидуальное этимологически связано со словом widow (вдова). По мнению Скита, слово вдова (widow, латинское vidua) происходит от ут­раченного глагола indere, расставаться. Юнг показал, что образы вдовы и си­роты составляют неотъемлемую часть процесса индивидуации. В этой связи он приводит слова блаженного Августина: "Вся церковь—это вдова, покинутая всеми в этом мире". К этим словам Юнг добавляет: "Так и наша душа "покинута всеми в этом мире". Далее блаженный Августин говорит: "Но ты не сирота, ты не считаешься вдовой... У тебя есть друг. Ты Божий си­рота, Божия вдова".В одном из манихейских трактатов Иисус назван сыном вдовы". Вдова обозначает ту, с которой расстались. Следовательно, до наступления вдовства человек еще не является индивидом, неделимым, ему предстоит пройти процесс расставания. Символизм говорит нам о том, что вдовство составляет некоторое переживание на пути к реализации индиви­дуальности, которая проистекает из этого переживания. Это может означать только одно: человек должен расстаться с тем, от чего он зависит, но чем он не является, прежде чем он осознает то, чем он является - уникальным и неделимым. Необходимо разрушить проекцию зависимости. Аналогичные выводы можно применить и к образу сироты, который для алхимиков слу­жил синонимом "философского камня". Осиротеть означает утрату ро­дительской поддержки и разрушение родительских проекций; она также составляет предварительное условие сознательного переживания индиви­дуальности. Как отмечает блаженный Августин, вдовство или сиротство позволяют человеку установить связь с Богом (Самостью).

 

2. МОНАДА И МОНОГЕНЕЗ

В философских рассуждениях древних философов о Едином или Монаде можно обнаружить немало материалов, которые имеют непосредственное отношение к переживанию индивидуальности. Древние философы усма­тривали тайну индивидуальности в философских, космологических про­екциях. Действительно, их размышления о Монаде или Едином, которые лежат в основе всех феноменов, составляют проекцию внутреннего пси­хологического состояния, при котором человек ощущает себя индивидом. Например, в рассуждениях пифагорейцев Монада как образ занимала зна­чительное место. По мнению пифагорейцев, Монада олицетворяет твор­ческий принцип, который упорядочивает бесконечное, налагая на него определенные ограничения. В таких случаях пифагорейцы говорили, что "когда Монада возникла, она ограничила ближайшую часть безгранич­ного". Кроме того, Монада отождествлялась с центральным Творческим Огнем, который был источником творения и управления. Этот цент­ральный огонь имеет несколько интересных названий. Его называют "Башней Зевса", "Краеугольным Помещением Зевса", "Очагом Мира", "Алта­рем, связью и мерой природы".

Этот отрывок говорит нам о том, что принцип индивидуальности есть сам творческий принцип, и что из него проистекает весь порядок, кото­рый греки называли космосом. Кроме того, Монада отождествлялась с ог­нем. Такое отождествление напоминает нам алхимический символизм, в котором точка (вариант Монады) отождествлялась с искрой, частицей (иста и огня.20 Отсюда можно заключить, что принцип индивидуальности i лужит источником как сознания (света), так и энергии (огня).

Монада занимает видное место в гностической теории. Говоря о гно-i гиках, Ипполит пишет:

"Для них начало всех вещей есть Монада, нерожденная, неуничтожимая, непостижимая, создательница и причина всех создаваемых вещей. Эту Монаду они называют Отцом".

В старинной Рукописи Брюса содержится следующее описание Монады: "Она ...есть Истина, которая охватывает их всех (двенадцать Глубин) ...она есть Истина Всего; она есть Мать всех Эонов; она есть то, что охватывает все Глубины. Она есть Монада, непостижимая и непознаваемая; она есть то, что не имеет Печати ...в чем содержатся все Печати; она есть вечная бла­годать. Она есть вечный Отец; невообразимый, немыслимый, непости­жимый, непревзойденный Отец..."

Образ гностической Монады подчеркивает непостижимую тайну ин­дивидуальности. Он не допускает рационального толкования, но в яркой форме передает ощущение того, что индивид является носителем трудной для понимания тайны. В настоящее время ощущается острый дефицит таких образов, поскольку наша современная культура располагает весьма ограниченными возможностями для оправдания и обоснования индиви­дуального как такового.

Этот же образ используется и в работах Платона. В "Пармениде" при­водится пространное обсуждение природы Единого. Этот диалог представ­ляет значительные трудности для рационального понимания; придти к каким-либо заключениям относительно Единого можно только через па­радоксы. Приведем некоторые из этих заключений: "...единое не находится ни в покое, ни в движении", "...единое ...всегда должно находиться как в движении, так и в покое" .

"...единое не имеет отношения к времени и не занимает никакого от­резка времени" "...если единое существует, оно существует во времени", "...единое осязает и не осязает как себя, так и других". "...единое существует и становится старше и моложе себя самого". "...единое не существует и не становится старше или моложе себя са­мого".

"...если существует единое, тогда оно есть все вещи и никакие вещи...".

Перечень противоречий можно было бы продолжить, но и приведен­ных здесь противоречий достаточно для наших задач. Даже философам трудно разобраться в этом диалоге. Я отношусь к нему как к сложному фи­лософскому коану, который ставит в тупик рациональные способности, чтобы открыть путь к непосредственному субъективному переживанию со­стояния, при котором человек воспринимает себя как индивида. Платон показывает, что Единое невозможно постигнуть с помощью логики или со­знательных категорий времени, пространства и причинности. Единое не­возможно постигнуть с помощью логики потому, что логика приводит к противоречиям. Единое причастно и не причастно времени, простран­ству и причинности. Такие заключения, разумеется, не имеют смысла для философа с рациональной ориентацией. Тем не менее, мы можем рас­сматривать их как довольно точное описание некоторой эмпирической, психологической реальности, реальности индивидуальности. Если считать, что переживание индивидуальности имеет два центра, эго и Самость, тогда упомянутые противоречия займут свое место. Эго олицетворяет некото­рое воплощение, сущность, которая участвует в событиях изменчивого мира времени, пространства и причинности. Самость, как центр архетипической психики, пребывает в ином мире, который находится за пре­делами сознания и конкретизирующих форм его восприятия. Эго состав­ляет центр субъективной идентичности, а Самость—центр объективной идентичности. Эго живет на земле, но имя Самости написано на небесах. Эта же психологическая реальность нашла отражение в мифе о братьях Диоскурах; один сын Зевса Кастор смертен, а другой, Поллукс, бессмертен, неподвластен пространству и времени.

Образу Монады достаточно много внимания уделяет Плотин, неопла­тоник, живший в III веке н. э. В "Эннеадах"24 он высказывает немало пре­красных и глубоких мыслей о Едином, которые, несомненно, проистекают из его внутренних переживаний:

"Все существа являются существами только благодаря Единому ...ибо, что могло бы существовать, если бы не было единого? Если нет единого, то нет и вещи. Ни армия, ни хор, ни толпа не могли бы существовать, если бы не были едиными... Так же обстоит дело и с телами животных и рас­тений; каждый из них составляет единство... Здоровье зависит от коор­динации тела в единстве; красота зависит от того, насколько Единое уп­равляет частями; добродетель души зависит от объединения в одну единственную согласованность".

Трудно найти более удачное выражение, чем это, для первостепенной важности принципа индивидуальности. Если понимать этот отрывок в строго философском смысле, тогда он показывает, что подлинное бытие имеет место тогда, когда мы живем и говорим, исходя из единой, уникальной индивидуальности. Разумеется, об этом легко говорить, но чрезвычайно трудно пережить в действительности. Приведем еще одну цитату из "Эннеад":

"Когда Единый порождает все вещи, он не может быть ни одной из них— ни вещью, ни качеством, ни количеством, ни разумом, ни душой. Он не пребывает нив движении, ни в покое, ни в пространстве, ни во времени, он есть "в-себе-единообразное", или скорее "бесформенное", предшест­вующее форме, движению и покою, которые составляют характерис­тики Бытия и делают Бытие множественным". В приведенном фрагменте содержится один момент, понимание кото­рого совершенно необходимо для психологического развития, поскольку он нередко встречается в психотерапевтической практике. "Когда Еди­ный порождает все вещи, он не может быть ни одной из них..." Это озна­чает, что было бы заблуждением отождествлять нашу индивидуальность с каким-либо из наших дарований, функций или особенностей. Но именно это мы очень часто делаем. Если человек чувствует себя неполноценным или подавленным в присутствии людей, которые обладают более высо­ким умственным развитием, прочитали больше книг, больше путешест­вовали, более знамениты, более искусны или лучше разбираются в искус­стве, музыке, политике или иной сфере человеческой деятельности, тогда этот человек совершает ошибку, отождествляя одну из своих особеннос­тей или функций со своей существенной индивидуальностью. Он чувствует себя неполноценным, потому что одна из его способностей имеет более низкое достоинство, чем способность другого человека. Затем чув­ство неполноценности приводит индивида либо к депрессивному замы­канию в себе, либо к защитному, конкурентному стремлению доказать, что он не является неполноценным. Если такой человек способен осо­знать, что его индивидуальность и личное достоинство находятся за пре­делами конкретных проявлений, тогда достоинства других людей больше не представляют опасности для его чувства безопасности. Это врожденное чувство достоинства предшествует деяниям и достижениям и не зависит от них; оно составляет то бесценное наследие, которое оставляет в психи­ке переживание искренней родительской любви. При отсутствии такого переживания индивид должен прилежно искать в глубинах бессознатель­ного его внутренний эквивалент, Монаду, которую нередко символизирует мандала. Это переживание вызывает у индивида ощущение обладания сверхличностной основой для своего существования и позволяет ему по чувствовать, что он имеет право существовать таким, как он есть в дейст­вительности. Теологическим эквивалентом такого переживания являет­ся оправдание перед Богом.

Приведем еще одну цитату из "Эннеад" Плотина: "Должно существовать нечто вполне самодостаточное. Таким вполне самодостаточным является Единый; он один не испытывает нужды ни во внешнем, ни во внутреннем. Он не нуждается ни в чем за своими пределами ни для существования, ни для достижения благополучия, ни для поддержки существования".

Этот отрывок напоминает нам приведенное в работе Нойманна опи­сание уробороса, образа змея, пожирающего свой хвост. Его исследо­вание имеет непосредственное отношение к нашему предмету, хотя Ной-манн ограничивается рассмотрением инфантильных проявлений уробороса. Но этот образ активно действует и обеспечивает поддержку на всех стадиях психического развития. Психическая реальность, на ко­торую указывает этот образ, служит противоядием от всех фрустраций, по­рождаемых зависимостью от внешних объектов и людей. Осознание ин­дивидуальности предполагает понимание того, что индивид имеет все, что ему нужно. Кроме того, такое осознание предполагает, что индивиду нужно все то, что он имеет, а это означает, что каждое психическое со­держание и событие имеют смысл. Эта мысль содержится в следующей цитате из работы Плотина:

"Те, кто считает, что миром бытия правит судьба или случай, и что он за­висит от материальных причин, весьма далеки от божества и понятия о Едином".

Установление связи с индивидуальностью предполагает признание того, что все внутреннее составляет значительные и значимые аспекты единого целого. И, тем не менее, мы так легко и так часто прибегаем к ле­нивой тактике уклонения от реальной встречи с какой-либо из наших особенностей, говоря: "Но я не это имел в виду", "Я просто забыл", "Это была всего лишь оговорка". Тот, кто был инициирован в индивидуаль­ность, не способен расстаться с ней. Инициированные в индивидуаль­ность знают, что ни одно психическое событие не бывает случайным. В зна­чимом мире психического нет места для случая.

Плотин резюмирует сказанное в следующем фрагменте: "Поскольку Единый не содержит различий, он всегда присутствует, и мы существуем для него, когда освобождаемся от различий. Единый не стремится к нам, чтобы двигаться вокруг нас; мы стремимся к нему, чтобы двигаться вокруг него. В действительности мы всегда движемся вокруг него; но мы не всегда бросаем взгляд на него. Мы подобны певцам хора, которые расположились вокруг дирижера и позволяют слушателям от­влекать их внимание от него. Если бы они обратили внимание на дири­жера, тогда они пели бы так, как они должны петь, и действительно на­ходились бы с ним в согласии. Мы всегда находимся рядом с Единым. Если бы это было не так, мы распались бы на части и прекратили бы свое существование. И, тем не менее, наш взор не покоится на Едином. Когда мы смотрим на него, мы достигаем цели наших желаний и обре­таем покой. Тогда исчезают все разногласия, и мы с вдохновением тан­цуем вокруг него.

При таком танце душа взирает на источник жизни, разума, бытия, добра, сущность души.

Все эти сущности эманируют из Единого без убыли для него, ибо он не есть материальная масса. Если бы это было так, тогда все эманации были бы смертны. Но они вечны, потому что принцип их рождения всегда остается неизменным; не разваливаясь на части при их порождении, он остается целым. Поэтому и они продолжают существовать, подобно тому, как свет продолжает существовать, пока сияет солнце".

Прежде чем расстаться с Плотиной, я хотел бы упомянуть еще одну его теорию, которая имеет непосредственное отношение к теме данной главы. Она содержится в седьмом трактате пятой "Эннеады" под заголов­ком "Существует ли Идеальный Архетип Отдельных Существ?" Другими словами, имеет ли индивид вечную форму (или платоновскую идею) в ка­честве трансцендентальной основы своей личной идентичности? Пло­тин дал на этот вопрос утвердительный ответ и таким образом, наряду с другими мистическими и спекулятивными философами, предсказал сде­ланное Юнгом эмпирическое открытие Самости.

Мы завершим наше исследование образа Монады, обратившись к со­временности и "Монадологии" Лейбница. Рассуждая о беззаконных мо­надах, он говорит: "Монады не имеют окон, через которые что-либо могло бы входить в них или выходить" (Монадология, 7). В наше время эту мысль выражает Ф. Бредли. Он пишет: "Мои ощущения имеют для меня не менее личный характер, чем мои чувства или мысли. В каждом из этих случаев мое переживание не выходит за пределы моей сферы, закрытой для внешнего; каждая сфера имеет одинаковые элементы и, несмотря на это, остается не­проницаемой для других окружающих ее сфер... Короче говоря, если рассма­тривать весь мир, существующий для каждого, как некое живое существо, появляющееся в душе, тогда данная душа воспринимает его как нечто лич­ное и особенное".

Эта идея передает одну из истин о жизни как переживании индивидов. Каждый из нас обитает в своем отдельном мире и не имеет возможности уз­нать, как он соотносится с мирами других людей. Разумеется, у нас есть язык, но даже язык, как мне кажется, в большей мере относится к сфере личного и личностного опыта, чем мы сознаем. Это утверждение справед­ливо для искусства, музыки и внешнего мира объектов. Я знаю, как я воспри­нимаю эти вещи, но как я могу узнать, соответствует ли мое восприятие восприятию другого человека? Например, я составил определенное пред­ставление о комнате и предметах, которые в ней находятся. Как я могу уз­нать, что каждый человек имеет такое же представление? Разумеется, все мы можем договориться о словесном описании комнаты и предметов, которые находятся в ней. Но для каждого из нас слова имеют различные субъектив­ные соотнесенности. Поэтому мы не можем заглянуть в мир другого че­ловека, чтобы сделать сопоставления.

Мир не существует, пока существует сознание, способное его воспри­нимать. Отсюда следует, что существует столько миров, сколько сущест­вует центров сознания, причем каждый из них отделен, полон и герме­тически закрыт от всех остальных. Быть может, такая точка зрения представляется крайней, но я убежден, что реальность станет очевидной, как только исчезнут некоторые бессознательные допущения и идентифи­кации. Но как же быть с бесспорными переживаниями человеческой соли­дарности, эмпатии, понимания и любви? Как нам быть с самим психотера­певтическим процессом, который требует, чтобы аналитик и его пациент оказывали воздействие друг на друга? Если у нас действительно нет окон, тогда как могут иметь место такие явления? Во-первых, мы должны отка­заться от всех поверхностных отношений, которые в действительности опираются на проекцию и бессознательную идентификацию. В таких слу­чаях индивид заблуждается относительно знания другого человека и сво­его отношения к нему. Отказавшись от проективных феноменов, составля­ющих подавляющее большинство того, что принято называть любовью или родственными отношениями, мы сохраняем только одно переживание, которое мы, несомненно, разделяем со всеми другими людьми; это пере­живание позволяет нам обладать пониманием и испытывать объективную любовь. При таком переживании человек ощущает себя "беззаконной Мо­надой", одиноким обитателем герметически закрытого мира. В этом от­ношении все мы находимся в одной лодке. Поскольку это переживание составляет основную, существенную особенность человеческого сущест­вования, то чем мы делимся друг с другом, имеет первостепенное значение и создает достаточно прочную основу для всей заключенной в нас любви и для всего понимания. Следовательно, мы беззаконны только по отноше­нию к особенностям нашей личной жизни, наших суждений и восприя­тий. Но мы вступаем в объективные отношения сочувствия к другим в той мере, в какой мы устанавливаем существенную связь с индивидуальнос­тью в целом. Вкратце эту мысль можно выразить следующим образом: ес­ли эго не имеет окон, то Самость представляет собой окно, которое выхо­дит на другие миры бытия.

Существует еще один образ, имеющий непосредственное отношение к предмету нашего исследования. Он тесно связан с образом Монады, хотя и имеет свои отличительные особенности. Я имею в виду Моногенез. Если Монада есть нерожденное, то Моногенез есть единородное. Наиболее изве­стное упоминание об этом образе содержится в символе веры, где Христос назван единородным. Этот термин употребляет Платон, описывая космо­гонию в "Тимее".

"Тогда для того, чтобы мир был единственным, подобно совершенному Животному, создатель создал не два мира или бесконечное множество миров, но существует и будет существовать один единорожденный..."

(Тимей,31).

Согласно космогонической теории святого .Валентина, вначале был Непостижимый, Отец Всего, называемый Бифосом; из него эманировал Мировой Разум (Нус), который также называется Моногенезом, и он, "как говорят, "равен и подобен" тому, из кого он эманировал..."

Здесь представлены три варианта одного, основного образа: христиан­ский, платонический и гностический. В каждом случае единородный созда­ется, рождается или эманируется из первоначального, нерожденного Еди­ного. Если эти образы рассматривать в качестве проецируемой психологии, тогда единородный, эманирующий из нерожденного, соотносится с эмпи­рическим эго, которое возникает из первоначальной, априорной Самости. Эго единородно; существует только одно эго, и оно не имеет род­ных братьев, кроме как в патологических случаях расщепления личности. Таким образом, быть индивидом значит испытывать то, что испытывает единственный ребенок. Это переживание имеет два аспекта: позитивный и отрицательный. Позитивный аспект отражает состояние любимца, у кото­рого нет соперников, с которыми необходимо соперничать за проявление по отношению к себе внимания, интереса и любви. Негативный аспект со­стояния единственного ребенка состоит в его одиночестве.

Приведенные соображения относятся к переживанию индивидуаль­ности. Быть индивидом значит быть особенным, быть любимым, и в то же время быть одиноким. Первым на психологию единственного ребенка об­ратил внимание Альфред Адлер, особо подчеркнув ожидания и притяза­ния единственного ребенка на роль центра всех вещей, особенного суще­ства. Это и есть эгоцентризм, или центрированность на себе, на которых мы уже останавливались в предыдущем разделе. Единственный ребенок особенно уязвим для идентификации с Моногенезом, поскольку его ран­ние восприятия жизни конкретизируют этот образ; он действительно еди­нородный. Для дальнейшего психологического развития он должен пройти болезненный этап познания, что он вовсе не представляет собой нечто особенное по отношению к внешнему миру. И, тем не менее, с внутрен­ней, психологической точки зрения, переживание особенности сохраня­ет значимость, поскольку оно отражает природу индивидуальности как таковой.

Другой аспект состояния единственного ребенка составляет одиноче­ство, и оно также составляет критический этап процесса осознания индиви­дуальности. Одиночество является предвестником позитивного восприя­тия уединенности. Можно утверждать, что уединенность отражает реальность индивидуального существования, тогда как переживание одиночества пред­ставляет для эго, которое не желает или не способно смириться с ним, пер­вое болезненное вторжение этой реальности в сфере сознания. Одиночество ищет отвлечения или духовной близости, чтобы забыть тревожную реаль­ность индивидуальности. Быть индивидом значит быть не только особен­ным любимцем, но и одиноким. Если вместо предания забвению обратиться к рассмотрению одиночества, такое рассмотрение может привести к творческому признанию реальности уединенности.

Уединенность индивидуальности олицетворяет отшельник, монах, пус­тынник Недавно было найдено гностическое Евангелие под названием Еван­гелие от Фомы, в котором содержится несколько замечательных высказыва­ний Иисуса, который говорит об "одиноких" или "отшельниках". В греческом тексте употребляется слово monachoi, которое также можно было бы перевести как "единых":

Иисус говорит: "Блаженны одинокие и избранные, ибо вы найдете Царство! Поскольку вы вышли из него, то и вновь возвратитесь к нему".34 65. "...Я (Иисус) говорю так: "Когда (человек) узнает, что он одинок, он наполнится светом; но когда он узнает, что он разделился в себе, он наполнится тьмой".

Иисус говорит: "Многие стоят снаружи, у двери, но только одинокие войдут в брачный покой".

 

3. ЕДИНСТВО И МНОЖЕСТВЕННОСТЬ

Если единство, неделимость и одиночество являются признаками индиви­дуальности, то множественность и рассеяние составляют ее противополож­ности. Примером такого противопоставления служит традиционная фило­софская проблема единого и множественного. Мы уже убедились, что миф о Нарциссе можно рассматривать как отражение процесса, который разру­шает первоначальное бессознательное единство и подвергает его расчле­нению и рассеянию. Эту стадию можно было бы назвать аналитической ста­дией развивающегося сознания. Но после состояния психической фрагментированности наступает стадия объединения или синтеза. В гнос­тической литературе существует немало примеров образа объединения того, что было разбросано или рассеяно "Например, в Евангелии от Фомы, цита­ты из которого приводит Епифаний, содержится следующий отрывок

"Я стояла на высокой горе и увидела громадного Человека и другого, кар­лика, и услышала громоподобный голос, и поднялась выше, чтобы расслы­шать его; заговорив со мной, он сказал: "Я есть ты и ты есть я; и где будешь ты, там буду и я, ибо я рассеян (разбросан) во всем; когда ты пожелаешь, ты соберешь меня, и, собирая Меня, ты будешь собирать Себя".

Огромный человек и карлик относятся к теме "большего, чем боль­ший, и меньшего, чем меньший", характеризующей состояние, в котором человек ощущает себя индивидом. Индивид есть ничто с коллективной, статистической точки зрения, но он есть все с внутренней точки зрения. Огромный человек одновременно и велик и мал. Он—Антропос, Первона­чальная Монада, которая подверглась рассеянию в процессе воплощения эго. Адаптация к реальному миру множественности требует вниматель­ного отношения к частностям, которые подвергают первоначальное со­стояние единства фрагментированию. В нашем тексте рекомендуется со­брать воедино разбросанные фрагменты.

Епифаний приводит отрывок из Евангелия от Филиппа, в котором душа оправдывается, восходя к небесному миру:

"Я распознала себя и собрала себя воедино со всех сторон. Я не оставила детей Правителю (Господину мира сего), но вырвала его корни; я собра­ла воедино свои члены, которые были далеко разбросаны, и теперь я знаю, кто ты есть"

Теологический вариант этого образа можно найти у Блаженного Августина:

"Поскольку через прегрешение безбожия мы отступили и отпали от единого истинного и высшего Бога и распались на множество, раска­лываемое на множество и рассекаемое на множество, было необхо­димо, чтобы множество объединилось, требуя пришествия Единого (Христа), и, оправдавшись в справедливости Единого, стало Единым" Эта же идея нашла замечательное психологическое выражение у Оригена:

"Существовал единый человек Будучи все еще грешниками, мы не можем удостоиться такой похвалы, ибо каждый из нас не един, но множественен... Взгляни на того, кто считает себя единым. Но он не един, ибо имеет столько личностей, сколько у него бывает настроений..." Разбросанность или множественность как психологическое состоя­ние может рассматриваться либо с внутренней, либо с внешней точки зре­ния. С внутренней точки зрения, множественность представляет собой со­стояние внутренней фрагментированности, включающее в себя ряд относительно независимых комплексов, которые при соприкосновении с эго вызывают изменения в настроении и установке, побуждая индивида осознать, что он не единственен, а множественен. С внешней точки зре­ния, множественность проявляется посредством экстериоризации или проецирования частей индивидуальной психики во внешний мир. Нахо­дясь в таком состоянии, индивид обнаруживает, что его друзья, враги, на­дежды, страхи, источники поддержки и угрозы потерпеть неудачу конкре­тизируются во внешних людях, объектах и событиях. Состояние разбросанности исключает возможность переживания существенной ин­дивидуальности. Индивид находится в плену у "десяти тысяч вещей".

Внутренний и внешний аспекты составляют лишь две точки зрения на одну и ту же реальность. С любой точки зрения необходим процесс соби­рания. Этот процесс занимает большую часть личностного анализа. Ана­лизируемый должен непрестанно говорить и определять ("я есть это"), с чем он имеет дело—с образом сновидения или с аффективно окрашенной про­екцией. Процесс собирания своего существа или, лучше сказать, самовос­становления предполагает признание правомерности существования всех аспектов своей сущности, оставшихся без внимания в процессе развития эго. В процессе реализации постепенно пробуждается сознание, что за ви­димой множественностью существует единство и что именно это, пред-существующее единство мотивировало постановку трудной задачи соби­рания своего существа.

Теперь мы обратимся к современному сновидению, которое послужит иллюстрацией к предметам нашего исследования. Фактически всю эту главу можно рассматривать как комментарий к значениям данного сновидения. Оно очень короткое:

"Сновидец увидел одноклеточный организм, небольшую массу пульсиру­ющей протоплазмы, похожей на амебу. В центре организма, где обычно находится ядро, располагалось отверстие. Через это отверстие он увидел другой мир, ландшафт, простирающийся до горизонта". Сновидение вызвало у сновидца ряд ассоциаций. Приведем некоторые из них. Одноклеточный организм напомнил сновидцу, что носителями жизни являются разрозненные, отдельные элементы, клетки. Здесь просле­живается несомненная связь с символизмом Монады. Протоплазма была охарактеризована как первичный материал для жизни, источник всех би­ологических влечений к выживанию. Ее можно было бы считать местона­хождением различных вожделений и желаний. Пульсация вызывала ассо­циацию с приливом и отливом, систолой и диастолой, чередованием дня и ночи. Отверстие в центре клетки напомнило сновидцу нору кролика, ко­торая в "Алисе в стране чудес" служила входом в другой мир. Пустота в цен­тре клетки напомнила сновидцу одно место, прочитанное в работе Юнга, в котором говорилось, что в центре традиционных религиозных монад помещается изображение божества, но центр современных индивидуальных монад обычно пустует. В целом, отверстие производило впечатление окна, выходящего в другой мир.

Таким образом, сновидение отображает Монаду в ее биологической форме, т.е. как клетку. Эта клетка состоит из пульсирующей протоплазмы, олицетворяющей основные желания, вожделения и влечения психики к жизни. В самом центре этой трепещущей массы вожделений и желаний по­мещается окно или вход в другой мир, в архетипическую психику. Это озна­чает, что индивид может увидеть мельком другой мир, проникнув в центр протоплазматических влечений и отвергая протоплазму. Другими слова­ми, познание индивидуальности как сверхличностной реальности нахо­дится в самом центре наших личных, эгоистических стремлений к власти, вожделений и самовосхвалений.

Это сновидение имеет сходство со сновидением, о котором сообщил Юнг:

"Сновидец оказался с тремя более молодыми спутниками в Ливерпуле. Была ночь. Шел дождь. Воздух был полон дыма и сажи. Они поднимались от гавани к "верхнему городу". Сновидец сказал: "Было ужасно темно, и мы испытывали неприятное чувство. Мы не могли понять, как мож­но это выносить. Мы немного поговорили об этом, и тогда один из моих спутников сказал, что, как ни странно, его друг поселился здесь, чем немало удивил всех. Во время этого разговора мы пришли к обще­ственному парку, который находился в центре города. Парк имел форму квадрата, и в его центре находилось озеро или большой пруд.. На нем находилось одинокое дерево, усыпанная красными цветами магнолия, которая стояла в вечном солнечном сиянии. Я заметил, что мои спутники не обратили внимания на это чудо, и тогда я на­чал понимать, почему этот человек поселился здесь". Это сновидение имеет ряд сходств с предыдущим сновидением. Непри­ятная темень Ливерпуля соответствует протоплазме. Название города "Ли­верпуль" связано с печенью, местом пребывания жизни, и имеет такое же сим­волическое значение, как и протоплазма. В центре ливерпульского мрака помещается пруд вечного солнечного сияния, который имеет близкую ана­логию с ландшафтом другого мира в центре протоплазмы. Впоследствии сновидец описал место солнечного сияния как "окно в вечность", точно так же, как другой сновидец назвал отверстие окном в другой мир. Здесь мы имеем эмпирическое доказательство того, что, в конечном счете, Монада не безоконна. Ливерпульское сновидение привело к созданию картины мандалы, опубликованной Юнгом

Как показал Юнг, мандата, в сущности, символически выражает состо­яние, при котором человек ощущает себя индивидом. Такой образ спонтанно возникает из недр бессознательного в те моменты, когда индивид начинает сознавать грандиозность и ужас того, что значит быть единст­венной, неделимой и одинокой монадой. Сознательно-теоретическое знание символизма мандалы играет незначительную роль. Опасность этого знания состоит в том, что такие образы могут быть умышленно использо­ваны в качестве суррогата реального опыта. Как говорит Юнг:

"Необходимо проявлять чрезвычайную осторожность в этих вопро­сах, так как при подражательном влечении и, несомненно, нездоро­вом желании украшать себя диковинными перьями и наряжаться в экзотические наряды слишком многие люди ошибочно хватаются за такие "волшебные" средства, как мази и притирания, и применяют их снаружи. Люди готовы совершать самые абсурдные поступки, только бы не встретиться со своей душой".

Оставим пока в стороне такие помрачения ума. Все данные говорят о том, что переживание, символизируемое мандалой, составляет центральную, фундаментальную реальность человеческого существования. Я постарался охарактеризовать состояние, при котором человек ощущает себя индиви­дом, со всеми вытекающими отсюда последствиями и смысловыми значе­ниями. Эта смутно осознаваемая реальность служит источником наших са­мых возвышенных устремлений и опасений. Мы и любим ее, и ненавидим. В одно и то же время ее императивы ввергают нас в бездну страдания, вызван­ного разлукой и расчленением, и доставляют нам ощущение безопасности и глубокого смысла. Однако, при всех превратностях жизни, она неизменно остается конечной реальностью нашего бытия.

Вначале я отметил, что внешнее наблюдение указывает на то, что жизнь не является континуумом, но состоит из дискретных элементов. Тем не ме­нее, при рассмотрении безоконной природы Монады, мы установили сле­дующее: Монада все-таки имеет окно; в центре переживания индивидуаль­ности находится осознание того, что все другие индивиды, как и мы, живут в единственном, герметически закрытом мире, и это сознание позволяет нам устанавливать значимую связь со всеми другими элементами жизни. В результате этого мы чувствуем свою причастность континууму. Следова­тельно, на достаточно глубоком уровне внутреннее наблюдение вступает в противоречие с внешним наблюдением. В этой связи я вспомнил физиче­скую проблему природы света: состоит свет из частиц или из волн, т.е. состо­ит свет из отдельных элементов или составляет континуум? Современные данные требуют, чтобы свет рассматривался с парадоксальной точки зре­ния, т.е. как состоящий из частиц и волн одновременно.46 Также обстоит де­ло и с психикой: мы одновременно составляем единственные, неделимые элементы бытия и входим в состав континуума, который является всеоб­щей волной жизни.

 

Существуют три вида "Целого": первый, пред­шествующий частям; второй, состоящий из частей; третий, вплетающий в единую ткань и части, и целое

ПРОКЛ

 

1.ТРИ И ЧЕТЫРЕ

Одно из основных открытий, сделанных Юнгом, состоит в открытии психо­логического значения числа четыре в той мере, в какой это число соотно­сится с символизмом психической целостности и с четырьмя функциями. Четверица, или кватерность, составляет основу всей его теории психичес­кого, как в части ее структуры, так и в части цели психического развития, про­цесса индивидуации. Поэтому мы должны обращать пристальное внима­ние на проявления символизма четверицы, или кватерности, в сновидениях и в образах мифов и фольклора. Однако существуют и другие числовые мо­тивы, которые имеют широкое распространение. Быть может, чаще всего встречается мотив Троицы. Придавая первостепенное значение четверице, Юнг в большинстве случаев был склонен истолковывать триединые об­разы как неполные или усеченные четверицы.1 Этот подход вызывает ряд воз­ражений. В.Уайт пишет следующее:

"...Всегда ли, столкнувшись с числом три, мы должны задавать вопрос: "Где четвертый элемент?" Должны ли мы предполагать, что число три необходимо всегда и везде рассматривать только как четыре минус один? Не есть ли каждый треугольник всего лишь несостоявшийся квадрат?... Нельзя ли предположить, что троичные символы сами составляют архетипические образы, которые передают содержание, отличное от содер­жания четверицы?"

Этот вопрос рассматривается в настоящей главе. Наиболее полное исследование символизма Троицы содержится в эс­се Юнга "Психологический подход к догмату Троицы". Эссе начинается с обзора дохристианских изображений Троицы и затем переходит к описа­нию нумерологического символизма Платона и пифагорейцев. После психологического комментария к христианской Троице Отца, Сына и Святого духа Юнг подводит итог исторического развития догмата Троицы как состав­ной части символа веры. Далее он подробно останавливается на трех ас­пектах Троицы, сопоставляя ее с образом четверицы. Последний рассмат­ривается как завершение Троицы посредством добавления четвертого, ранее отвергнутого элемента, а именно: материи, дьявола и темной стороны. У Юнга, по-видимому, переплетаются две различные интерпретации, ко­торые вступают в противоречие друг с другом. Впрочем, он не дает конкрет­ных указаний по этому вопросу. С одной стороны, Юнг рассматривает Троицу как неполное отображение божества, которое, быть может, необ­ходимо на определенной стадии психического развития, но не соответ­ствует требованиям индивидуации, поскольку не учитывает четвертый принцип материи и порочную сторону Бога. Примером такой интерпре­тации служит следующая цитата. После рассмотрения реальности злой силы Юнг пишет:

"В монотеистической религии все, что исходит от Бога, восходит только к Богу. По меньшей мере, эта мысль вызывает возражения, и поэтому мы оставим ее без внимания. Существует более основательная причина, по которой столь влиятельный персонаж, как дьявол, не может занять по­добающее место в триедином космосе ...ибо такой подход привел бы к некоторым гностическим концепциям, согласно которым дьявол (как Сатана) является первым сыном Бога, а Христос—вторым. Далее было бы логичным отменить триединую формулу и заменить ее четверицей".4 Однако в других местах своего эссе Юнг говорит о том, что символ тро­ицы соотносится с тремя стадиями психического развития, который по­лон и самодостаточен и не нуждается в добавлении четвертого элемента. Например, он описывает три стадии Отца, Сына и Святого Духа следующим образом.

О мире Отца:

"Мир Отца символизирует эпоху, которая характеризуется первоздан­ным единством со всей природой".

"...Этой эпохе чужды критическое суждение и моральный конфликт".

"Она отражает ...состояние человека в детстве".

О мире Сына:

"Этот мир полон стремления к спасению и к тому состоянию совер­шенства, в котором человек сохранял единство с Отцом. Он в тоске оглядывается на мир Отца, но этот мир навсегда потерян, потому что за прошедшее время состоялся необратимый рост сознания человека и сделал его независимым".

"Стадия Сына отражает конфликтную ситуацию по преимуществу... Свобода от закона обостряет противоположности".

О мире Святого Пуха:

"Приближение к третьей стадии (Святой Дух) предполагает если и не реальное подчинение бессознательному, то, во всяком случае, нечто вроде его распознавания... Точно так же, как переход от первой стадии ко второй требует отказа от детской зависимости, так и переход к тре­тьей стадии требует отказа от исключительной независимости".10 "Третья стадия предполагает соединение эго-сознания индивида с выс­шей всеобщностью, о которой индивид не может сказать "это есть я", но которую можно представить как более полное бытие".11 В этих цитатах, описывающий три стадии психического развития—Отец, Сын и Святой Дух—отсутствует указание на то, что Троица является непол­ным символом, который нуждается в добавлении четвертого элемента. На­против, Троица, по-видимому, вполне адекватно символизирует процесс психического развития во времени. При рассмотрении процесса развития Юнг отмечает: "Ритм строится в три такта, но в результате получается сим­вол четверицы".12 Из этого высказывания явствует, что трехактный ритм и четырехчастная цель составляют отдельные символические сущности, ни одна из которых не поддается правильной интерпретации в терминах другой сущности. Тем не менее, в дальнейшем, когда Троица характеризуется как неполное отображение божества, этот момент теряется из виду.

Трехактный ритм процесса развития заслуживает более основательного исследования. Предположим, этот тройной символ составляет отдельную, значимую сущность. В таком случае архетип Троицы, или трехчастности, и архетип четверицы, или четырехчастности, относятся к двум различным аспектам психического, каждый из которых характеризуется значимостью, уместностью и полнотой в своей сфере. Образ четверицы выражает все­общность психического в ее структурном, статическом или вечном аспекте, тогда как образ Троицы выражает всеобщность психологического опыта в его динамическом, эволюционном, временном аспекте.

Образы четверицы, мандалы возникают в моменты психической неста­бильности и выражают ощущение стабильности и покоя. Образ четвероякой природы психического обеспечивает стабилизирующую ориента­цию. Он позволяет взглянуть на статическую вечность. Для этой цели используются мандалы тибетского буддизма. Они выполняют роль инст­рументов медитации, передавая сознанию ощущение покоя и умиротво­ренности, как если бы индивид надежно опирался на вечную, структурную субстанцию и был защищен от опасностей разрушительных перемен. На психотерапевтических занятиях пациенты иногда открывают для себя метод созерцания изображений своей мандалы, когда их психическая це­лостность находится в опасности.

С другой стороны, символы Троицы предполагают рост, развитие и дви­жение во времени. Они окружают себя динамическими, а не статическими ассоциациями. По этому поводу Бейнс пишет следующее: "Триединый архетип символизирует динамический или жизненный аспект". И далее:

"В частности, число три ассоциируется с творческим процессом ...В при­роде каждая функция энергии фактически имеет форму пары проти­воположностей, объединенных третьим элементом, их продуктом. Таким образом, треугольник символизирует пару противоположнос­тей, соединенных сверху или снизу третьим элементом". В своем описании трех этапов развития как трех стадий Отца, Сына и Святого Духа, Юнг дает Троице динамическую, эволюционную интерпре­тацию. Все временные события естественно вписываются в трехчастную схему. Каждое событие имеет начало, середину и конец. Сознательный ум рассматривает время в трех категориях—прошлого, настоящего и буду­щего. Тысячу лет назад Иоахим Флорский рассматривал Троицу с точки зрения периодов времени. По его мнению, до Христа существовал век Отца. Первое тысячелетие после Христа было веком Сына, а второе тысячелетие должно было стать веком Святого Духа.

Исследование временных или эволюционных событий характеризу­ется укоренившейся тенденцией к организации таких событий в рамках трехчастной схемы. Эту схему использовал Фрейд в описании психологи­ческого развития в виде трех стадий—оральной, анальной и генитальной. Эстер Хардинг использовала эту трехчастную схему для описания пси­хологического развития в виде аутос, эго и Самости. Еще один пример трехчастного деления процесса психического развития дает Альфред Н. Уайтхед. В своем эссе "Ритм обучения" Уайтхед различает три стадии естественного процесса научения. Он называет их стадией романтики, ста­дией точности и стадией обобщения. Первая стадия—стадия романтики— характеризуется эмоциональным возбуждением, вызванным первым откры­тием. На этой стадии общая реакция исключает возможность применения систематического подхода с его холодностью и строгостью. Напротив, ре­бенка или мужчину волнует открытие нового мира. Вторая стадия—стадия точности—подчиняет свободу и всеобщность подхода требованиям точ­ной формулировки. Здесь мы имеем накопление точных фактов и крити­ческий, интеллектуальный анализ. Третья стадия—стадия обобщения—названа Уайтхедом синтезом двух предыдущих подходов. Здесь происхо­дит возвращение к общей реакции романтической стадии, дополненной классификационными идеями и соответствующей методикой.

Процесс духовного развития характеризуется мистиками как трех-частный процесс. Согласно Инге:

"(Мистик) ...любит представлять свой путь в виде лестницы, уходящей от земли до неба, по которой необходимо подняться, проходя ступеньку за ступенькой. Эта шкапа совершенства обычно разделяется на три стадии: очищение, озарение и единство или состояние совершенного созерцания. Третья стадия фактически составляет цель, а не часть про­цесса совершенствования".

Здесь необходимо упомянуть пифагорейскую символику чисел, описание которой можно найти у Юнга Число один составляет первое, исходное число, которое, строго говоря, вообще не является числом. Число один, как един­ство и всеобщность, существует до появления осознания чисел, которое требует наличия способности различать отдельные дискретные сущности. Таким образом, "один" символически соответствует уроборическому со­стоянию, предшествующему творению и разделению вещей. Два составляет первое вещественное число, поскольку вместе с ним появляется возмож­ность отличать одну вещь от другой. Два символизирует акт творения, воз­никновение эго из первоначального состояния единства. Два предполагает противоположение. Два означает отделение одной вещи от другой и таким образом олицетворяет конфликтное состояние. Число три, однако, пред­ставляет сумму чисел один и два и объединяет их в себе. Три—примиряю­щий символ, который разрешает конфликт двух. К числу три относится за­мечание Юнга по поводу символического значения Святого Духа: "Святой Дух олицетворяет объединение противоположностей".

Такой подход к Троице не оставляет места для четвертого элемента. Ес­ли рассматривать Троицу как динамический процесс психического раз­вития, тогда третий элемент завершает процесс. Третья стадия восстанови­ла первоначальное единство индивида на более высоком уровне. Новое единство может нарушить только появление нового противоположения, которое повторит четырехчастный цикл.

Упомянутый символизм чисел имеет точную аналогию в формули­ровке, предложенной Гегелем для понимания исторического процесса. По мнению Гегеля, все движения и события человеческой истории вписывают­ся в трехчастную циклическую стадию. Во-первых, рассматривается и оп­ределяется исходная позиция. Это называется тезисом. Затем формируется противоположная позиция, которая развивается, и, наконец, ниспровер­гает первую позицию. Это называется антитезисом. На последнем этапе ог­раниченность и неадекватность антитезиса распознаются и замещаются синтезом двух противоположностей. Таким образом, формула приобре­тает следующий вид: тезис, антитезис, синтез. Далее синтез может превра­титься в новый тезис, который приводит к повторению цикла. Это было от­крытие первостепенной важности. Достаточно понять эту формулу и тотчас станет очевидной ее высшая простота и истинность. Независимо от воз­можности или невозможности доказать справедливость гегелевской фор­мулы для истории, ее, несомненно, можно эмпирически проверить в сфере индивидуальной психологии. Она служит одним из выражений архетипа Троицы, который обеспечивает структуру и смысл для динамических, вре­менных событий человеческой жизни в противоположность статическому, вечному аспекту.

В человечестве существует неискоренимая тенденция постигать бо­жество в триединой природе. Христианская Троица дает лишь один из многих примеров этой тенденции. В своем эссе Юнг описывает вавилон­скую и египетскую Троицы. Кроме того, существуют греческая Троица-Зевс, Посейдон и Аид (Гадес)—и различные воплощения триад материн­ских богинь. Судьба, сила, определяющая временную жизнь человека, вос­принимается в виде тройного образа. Например, в Греции существовали три Мойры, три богини судьбы: Клото, которая прядет нить жизни, Лахе-сис, которая определяет участь человека, и Атропос, которая перерезает нить жизни. В тевтонской мифологии известны три нормы: Урд, Верданди и Шулд. Урд, старшая, относится к прошлому. Верданди—к настоящему и Шулд—к будущему. Гермес чаще всего рассматривался как триединство. Бесчисленные святилища, воздвигаемые в его честь возле скрещения трех дорог, получили настолько широкое распространение, что привели к воз­никновению слова "тривиум" (трехпутье). Тривия—богиня трех дорог— эпитет, данный римлянами Гекате, Диане и Луне. Этот перечень примеров, который можно было бы существенно расширить, указывает на широкое распространение тенденции устанавливать связь между божеством и триединой природой. Каким образом это соотносится с нашим представ­лением о том, что психическое имеет четырехэлементную структуру? Триединые образы относятся к функциональным или динамическим бо­жествам в противоположность структурным божествам. Другими словами, они персонифицируют психический динамизм на всех его стадиях. С этой точки зрения, Троица могла бы олицетворять и всеобщность и четверицу, но это уже была бы всеобщность иного рода. В первом случае это была бы всеобщность различных динамических стадий эволюционного движения, а во втором это была бы всеобщность структурных элементов. Число три символизирует процесс, а число четыре—цель.

Герхард Адлер проводит различие между женскими и мужскими триада­ми. По этому поводу он говорит следующее: "Женская триада неизменно связана с инстинктивными событиями в их естественном развитии и росте, тогда как мужская опирается на динамическое противостояние между те­зисом и антитезисом, которое находит свое разрешение на третьей стадии синтеза". Это утверждение, несомненно, вполне справедливо. Женские триады, по-видимому, имеют своим источником категории естественного, биологического—чуть ли не психического—процесса развития, например, рождения, созревания и смерти, тогда как мужские триады особым образом связаны с развитием психики или бессознательного. В последнем случае мы имеем не биологические категории, а такие духовные или психические категории, как тезис и антитезис, или Бог и сатана. Тем не менее, несмотря на это ясное различие, в широком смысле и мужские и женские триады от­носятся к динамическому процессу развития во времени.

В предыдущих главах я наметил в общих чертах схему психического раз­вития, чтобы объяснить взаимосвязи между эго и Самостью, существование которых мы наблюдали на различных уровнях сознательного развития. При этом я использовал трехэлементную схему, в которой три сущности были представлены в виде эго, Самости (не-эго) и соединительного звена (ось эго-Самость). Согласно этой гипотезе, развитие сознания осуществляется посредством трехчастного цикла, который непрестанно повторяется на протяжении всей жизни индивида. Повторяющийся цикл имеет следующие три части: 1) идентификация эго с Самостью, 2) отчуждение эго от Самости и 3) восстановление связи эго с Самостью посредством оси эго-Самость. Эти три части можно назвать стадией Самости, стадией эго и стадией оси эго-Самость. Эти три стадии точно соответствуют трем элементам христи­анской Троицы: эпоха Отца (Самость), эпоха Сына (эго) и эпоха Святого Ду­ха (ось эго-Самость). Здесь представлен еще один пример трехэлементной схемы для выражения всего процесса развития во времени.

Средневековая идея, что человек состоит из тела, души и духа, также отражает трехэлементную структуру всеобщности. По теории алхимиков, все металлы состоят из трех первичных принципов—ртути, серы и соли. Парацельс объединил эти две концепции, когда писал:

"Итак, для того, чтобы правильно понимать эти три различные субстан­ции, а именно—дух, душу и тело, необходимо знать, что они обозначают не что иное, как три принципа—ртуть, серу и соль, в основе кото­рых возникают все семь металлов. Ибо ртуть есть дух, сера—душа, а соль—тело".

Этот же образ нашел отражение в одном из современных сновидений: "Цля успешного завершения предприятия необходимо объединить три вещи. Необходимо иметь красный острый перец, перечницу и РЛ. (ини­циативный, деятельный человек) должен произнести слово "перец"." Сновидение показывает, что предприятие достигнет успешного завер­шения только тогда, когда произойдет объединение тела, души и духа. Пе­рец олицетворяет горячую "субстанцию души", перечница—тело, конкретный контекст для реализации, а произнесение слова—спонтанный твор­ческий акт духа.

 

2.ТРАНСФОРМАЦИЯ И РАЗВИТИЕ

Тема трансформации, смерти и возрождения, составляющих динамичес­кую реализацию развития, также связана с числом три. Три дня составляют символическую продолжительность ночного плавания по морю, например, Христа, Ионы. Христос был распят между двумя злодеями. Это было тройное распятие. Точно так же и Митра обычно изображается между двумя дадофорами или факельщиками, один из которых держит факел поднятым, а дру­гой—опущенным. Тема "пути", в которой срединный путь возникает из ди­алектики противоположностей, также отражает символизм Троицы. В этой связи мне приходит на ум высказывание Лао Цзы: "Один порождает два, два порождает три, а три порождает все вещи" (Дао Дэ Цзин, 42).

Взаимосвязь между образом "пути" и символизмом Троицы иллюстриру­ется в очень интересном исследовании, опубликованном Адлером. Спустя три месяца после начала анализа пациентке приснился следующий сон: "Я услышала голос, сказавший очень ясно: "Через три дня". Спустя три дня после этого сновидения пациентку посетила яркая дина­мичная фантазия, которую она описала следующим образом:

"Я способна рассматривать свое бессознательное не как нечто чуж­дое, а как нечто, созданное из того же вещества, что и я; поэтому между мной, всеми живыми существами и им существует путь, не­разрывная связь. Я способна почувствовать, каким образом это свя­зано с моей невротической проблемой: у меня было непосредственное восприятие чего-то такого, что не имеет и не может иметь связи с остальными моими переживаниями; поэтому мир лишился смысла, и в нем буквально стало невозможно жить. Теперь мир вновь обрел смысл"

Спустя пять дней после этой фантазии пациентка увидела изображе­ние "трех взаимопересекающихся кругов (увиденных в трех измерениях) с вертикальными и горизонтальными полосами, проходящими через точки пересечения".

Упомянутые три бессознательных образа, возникших на протяжении восьми дней, ясно указывают на существование связи между числом три и те­мой дороги или пути. Как отмечает Адлер, фраза "через три дня" относите» к ночному плаванию по морю. Это подтвердили дальнейшие события. Виде­ние трех кругов подчеркивает особое значение числа три. Весьма интересным представляется описание фантазии о дороге. Здесь пациентка осознает связующее звено между собой, эго и не-эго. Я бы предпочел рассматривать дорогу, доставляющую ощущение единства и примирения, как олицетворе­ние оси эго-Самость. Это открытие осуществляется с помощью процесса, включающего в себя три элемента—эго, не-эго и связующее звено между ними; отсюда вытекает особая роль числа три.

В сказках мы находим немало тройственных символов. Важные дейст­вия, которые приводят к трансформации или к достижению цели, нередко необходимо повторять три раза. Во многих случаях сказка дает понять, что действие номер один основано на одной стороне пары противоположно­стей, действие номер два основано на другой стороне пары противопо­ложностей, а действие номер три олицетворяет синтез или примирение обеих противоположностей. В качестве примера нам достаточно упомя­нуть сказку братьев Гримм "Живая вода", в которой принцесса ожидает су­женого, который должен подойти к ее калитке прямо по дорожке, выло­женной золотыми плитками. Три брата стараются добраться до принцессы. Первый брат, не желая повредить золотое покрытие дорожки, скачет на ко­не справа от нее, и его отказываются принять. Второй брат, также не желая повредить золотое покрытие дорожки, скачет на коне слева от нее, и его также отказываются принять. Третий брат, поглощенный мыслями о том, как быстрее добраться к принцессе, даже не видит золотого покрытия и скачет на коне прямо по дорожке. Он получает разрешение предстать перед принцессой и женится на ней.

Приведенные примеры показывают, что в определенной части психи­ческой жизни всеобщность находит символическое выражение посредст­вом Троицы, а не четверицы. Эту особенность отражает эволюционный, временной процесс реализации. Хотя цель и состоит из четырех элементов, процесс ее достижения включает в себя три стадии. Таким образом, тройка и четверка символизируют два различных аспекта жизни. Четверка отражает структурную целостность, завершенность, нечто статическое и вечное. С другой стороны, тройка олицетворяет всеобщность цикла роста и дина­мического изменения—конфликт, его разрешение и возобновление кон­фликта. Итак, в соответствии с триединой формулой, тезис и антитезис чет­верки должны разрешиться в новом синтезе.

В своих исследованиях Юнг неоднократно возвращается к вопросу, ко­торый задавали алхимики: "Здесь имеет место тройка, но где находится чет­вертый элемент?" Это колебание между тройкой и четверкой нашло удов­летворительное объяснение в теории четырех функций и стремления к целостности. Тем не менее, антагонизм между тройкой и четверкой может иметь и иной смысл. Он может быть связан с необходимым конфликтом в че­ловеке между завершенностью статической, вечной четверицы и динамиче­ской изменчивостью и жизнеспособностью Троицы. Символизм четвери­цы и мандалы, включающий в себя теменос и магический круг, определенно указывает на тему сдерживания. К этому следует прибавить, что четные числа по традиции считаются женскими, а нечетные—мужскими. Отсюда следует, что четверка преимущественно отражает материнский архетип или женский принцип с акцентом на статической опоре и сдерживании, тогда как Троица олицетворяет отцовский архетип или мужской принцип, который при­дает особое значение движению, активности, инициативе. Если это утверж­дение справедливо, тогда для объединения противоположностей тройки и четверки необходим иной образ всеобщности.

Если троица способна нести такую же, хотя и иную смысловую нагрузку, как четверица, тогда она должна появляться в эмпирических психологиче­ских материалах с такой же частотой и силой, как и четверица. Обратив­шись к коллекции мандал, опубликованных Юнгом, я с удивлением обнаружил, что на изображениях, предназначенных для демонстрации четверицы, весьма часто встречаются трехэлементные образы. В этом отношении представляет интерес мандата, репродукцию которой опубликовал Юнг под названием "Тибетское колесо жизни". Бог смерти Яма держит в лапах колесо, основу которого составляет трехэлементная схема. В центре колеса помещается изображение трех животных: петуха, змеи и свиньи. Колесо имеет шесть спиц и двенадцать внешних делений. Об этой мандале Юнг говорит следующее: "Примечательно, что несовершенное состояние существования выражается с помощью трехэлементной системы, а совершенное (ду­ховное) состояние—с помощью четырехэлементной системы. Поэтому отношение между совершенным и несовершенным состоянием соответствует пропорции 3:4". К этому я бы добавил, что совершенное состояние характеризуется статичностью, неизменностью и трансцендентальностыо. ()но соответствует образу Бога, который не принимает участия в конфликте и потоке истории и не претерпевает развития.

Приступив к исследованию материалов бессознательного с учетом Тро­ицы, можно заметить, что они часто содержат триединые символы. Напри­мер, человеку, посещавшему психоаналитические консультации в течение многих лет по поводу постоянного уроборического сдерживания, приснился сон, в котором круглый предмет делился на треугольные части, подобно тому, как мы делим пирог на части. Две геометрические фигуры, круг и тре­угольник, по-видимому, занимали видное место в сновидении и произвели сильное впечатление на сновидца. Сновидение вызвало у сновидца ощу­щение значимости. Круг ассоциировался с юнговской концепцией мандалы, целостности, предмета желаний. Треугольник вызвал у сновидца ассоциа­цию с триединым образом Бога. Для исследования эго сновидения нам необходимо прибегнуть к некоторым из тех концептуальных обобщений, ко­торые я стараюсь здесь охарактеризовать. В сновидении круг расчленяется на треугольники, после чего изображение круга противопоставляется изо­бражению треугольника. По моему мнению, это сновидение соотносится с разрушением первоначального состояния уроборической целостности, которую я назвал идентичностью эго и Самости, с помощью триединого динамического процесса, представленного треугольником. В сновидении совершенное, круглое состояние сопоставляется с трехэлементным, треу­гольным состоянием. Это означает, что установка, акцентирующая статиче­скую завершенность, должна быть дополнена триединым динамическим принципом. Триединый временной процесс разрушает статическое, неиз­менное состояние и подчиняет его развитию событий во времени, кото­рое предполагает повторение и разрешение конфликтов в соответствии с формулой "тезис, антитезис и синтез".

Другой пациентке приснился следующий сон: "Ей приснилось, что она в качестве ученицы находится в классе. Она уве­рена, что выучила свой урок. Когда ее попросили прочесть на память свое задание, она начинает читать по памяти таблицу умножения: четыре умножить на один, четыре умножить на два и тд. Учительница прерывает ее, говоря, что это не было задано. Задание состоит в ум­ножении трехзначных чисел на четыре. Чувство уверенности поки­дает сновидицу, и тогда она понимает, что еще не умеет умножать трехзначные числа в уме, и в замешательстве садится на место". Число четыре вызвало у нее ассоциацию с четверицей психической целостности, с мандалой. По поводу трехзначности чисел она сказала, что они утроили трудность умножения и напомнили ей о христианской Троице. Это сновидение имеет непосредственное отношение к предмету на­шего исследования. В домашнее задание не входило изучение простой одномерности четверицы. Триадная постановка проблемы существенно усложнила и затруднила решение проблемы четверицы. Качество четверицы или психической всеобщности должно быть актуализированос помощью тройного процесса реализации во времени. Индивид должен подчиниться неприятным требованиям диалектики процесса психологического развития. Четверица должна быть дополнена Троицей.

Приведем еще один пример из ранее упомянутого исследования Адлера. Сновидение имело место за несколько лет до начала анализа и, как счита­лось, положило начало процессу индивидуации. Оно произвело сильное впечатление на сновидицу, и было записано в следующем виде:

"Я увидела немного заштрихованное пятно овальной формы, жезл, изго­товленный из желтовато-белого металщна одном конце жезла нахо­дилась монограмма из чисел "1,2и 4я (наложенных друг на друга)" Монограмма из чисел вызвала у сновидицы весьма знаменательные ассоциации. Жезл напомнил ей ключ или волшебную палочку, которая ассоциировалась со штандартом, который принято было носить перед римскими императорами. В частности, она вспомнила сон, который при­снился Константину накануне битвы. Во сне он увидел крестное знаме­ние на небе и услышал голос, сказавший: "In hoc signo vinces" ("Это знаме­ние победы"). По поводу этого сновидения Адлер пишет следующее:

"Что касается ряда чисел "1,2,4", то можно сказать, что он представляет развитие символа мандалы, психической всеобщности. Число 1 симво­лизирует первоначальную, предсознательную всеобщность; число 2 отражает разделение этой предсознательной всеобщности на две по­лярности, создающее две противоположности... Дальнейшее подразделе­ние, соответствующее синтезу, который возникает на основе тезиса и антитезиса, дает четыре части круга и вместе со своим центром символи­зирует мандалу:© ® ©.Таким образом, последовательность трех чисел представляет естественный рост, формулу мандалы"

Затем Адлер приводит высказывание Юнга:

" Этот невыразимый, вызванный двойственностью конфликт ...разреша­ется в четвертом принципе, который восстанавливает единство первого принципа в его полном развитии. Ритм строится из трех тактов, но в ре­зультате получается четверица".

В дальнейшем Адлер вносит путаницу в эту интерпретацию, сочтя необходимым объяснить то, что он называет "поразительное отсутствие числа 3". Он истолковывает отсутствие числа 3 как отражение компенсации иденти­фикации пациентки с патриархальным миром. По моему мнению, второе к шкование имеет сомнительный характер и, если оно справедливо, доказывает несостоятельность первого толкования. Число 3 уже присутствует в последовательности "1,2,4", если рассматривать его как совокупность, по­скольку данная последовательность имеет три члена. Если рассматривать этот ряд как геометрическую последовательность, а не арифметическую, тогда отсутствие или исчезновение числа 3 вполне оправдано. Если я правильно понимаю символизм, подстановка последовательности" 1,2,4" из сно­видения вместо последовательности "1,2,3,4" уничтожает саму суть симво­лического смысла, который, как мне кажется, состоит в объединении трехэтапного процесса с четырехэлементной целью.

Юнг дает нам еще один пример слияния образов четверицы и Троицы. Я имею в виду видение мандалы, описание которого приведено в "Психо­логии и алхимии"

"Сновидец видит вертикальный и горизонтальный круг с общим центром. Это мировые часы. Они стоят на черной птице. Вертикальный круг пред­ставляет собой синий диск с белым краем, разделенным на 32 части. На нем вращается стрелка. Горизонтальный круг имеет четыре цвета. На нем стоят четыре крошечных человечка с маятниками. Вокруг него . выложено золотое кольцо. Часы имеют три ритма или хода:

1) Малый ход: вертикальная стрелка совершает один полный поворот.

2) Средний ход: вертикальная стрелка совершает один полный оборот. В то же время горизонтальный круг перемещается на 1/32.

3) Большой ход: 32 средних хода равны одному повороту золотого кольца".

В этом видении содержится замечательное изображение мандалы с ак­центом на четверице: четыре цвета, четыре крошечных человечка. В то же время здесь упоминаются три ритма или хода. В 1944 году впервые вышла в свет "Психология и алхимия", в которой Юнг обращает особое внима­ние на четырехэлементный состав образа, и лишь вскользь упоминает о трех ритмах:

"Я не знаю, с чем связаны три ритма. Но я совершенно уверен, что эта связь вполне оправдана... Мы не ошибемся, если предположим, что наша мандала стремится обеспечить максимальное объединение противопо­ложностей, включая противоположность между мужской троицей и жен­ской четверицей..."

В своем комментарии к упомянутому видению в "Психологии и рели­гии", впервые опубликованной на английском языке в 1938 году, Юнг го­ворит о триедином ритме следующее:

"Если обратиться к древней пифагорейской идее, что душа представ­ляет собой квадрат, тогда мандала выражает божество посредством триединого ритма, а душу посредством ее статической четверицы, т.е. круга, разделенного на четыре цвета. Таким образом, ее сокровенный смысл состоит в соединении души с Богом". Далее Юнг отмечает:

"...четверица составляет необходимое условие божественного рожде­ния и, следовательно, внутренней жизни троицы. Поэтому круг и чет­верица, с одной стороны, и триединый ритм, с другой, настолько глубоко проникают друг в друга, что каждый из них содержится в другом". Из приведенных цитат явствует, что Юнг не считает четверицу вполне подходящим символом для выражения всеобщности. Предпочтение необходимо отдать объединению четверицы с троицей в более полном завершенном синтезе.

Если при встрече с тройкой будет уместным спросить, "где четверка", тогда при встрече с четверкой будет в равной мере уместным спросить "где тройка". Поглощенный мыслями о четверице человек нередко замечает в образах только четверку, тогда как образы в действительности объединя­ют в себе как четверку, так и тройку. Например, число двенадцать включает в себя тройку и четверку в качестве множителей. Точно так же число семь объ­единяет тройку и четверку, составляя их сумму.

Архетип Троицы, по-видимому, символизирует индивидуацию как про­цесс, тогда как четверица символизирует цель индивидуации или реали­зованное состояние. Но поскольку индивидуация никогда в действитель­ности не завершается, каждое временное состояние завершенности или целостности должно вновь удовлетворять требованиям диалектики Тро­ицы, чтобы жизнь продолжалась.

 

Наши невзгоды свидетельствуют о существо­вании живой тайны.

К.Г.ЮНГ

 

1. ЭМПИРИЧЕСКАЯ МЕТАФИЗИКА

Процесс индивидуации нередко выражается в символических образах ме­тафизического характера. Такие образы способны создавать проблемы для эмпирического психотерапевта, не склонного доверять грандиозным недо­казуемым представлениям о жизни, особенно потому, что такие представ­ления нередко связаны с проявлениями очевидной инфляции, например, при психозе. Кроме того, вызывает настороженность широко распространен­ное злоупотребление метафизическими образами на коллективном уровне. У психолога слово "метафизика" вызывает ассоциации с произвольными, ос­нованными на вере утверждениями относительно конечной реальности. Оно напоминает о догматических установках, несовместимых с эмпириче­ским темпераментом. Для ученого метафизический догматизм указывает на "крайнее невежество человека в тех вопросах, в которых он наиболее уверен". Юнг также избегал употребления этого термина. По этому поводу он, в частности, писал следующее:

"Я рассматриваю психологические вопросы с научной точки зрения, а не с философской... Я ограничиваюсь наблюдением явлений и осте­регаюсь метафизических или философских обсуждений". В другом месте он говорит следующее:

"Психология как наука о душе должна ограничиваться предметом своего исследования и не выходить за свои границы, используя метафизические объяснения происхождения этих образов (архетипов)... Ученый добро­совестно работает, он не может брать штурмом небеса. Позволив себе такую экстравагантность, он станет пилить сук, на котором сидит"-3 Вне сомнения, эти предостережения представляются здесь вполне уме­стными. И, тем не менее, метафизику как предмет исследования необхо­димо отделить от личного отношения к ней индивидов. Человек может за­нимать догматическую, неэмпирическую позицию по отношению к физике и метафизике. Об этом свидетельствует, например, отказ смотреть в телескоп Галилея на том основании, что было "известно", что Юпитер не может иметь лун.

С начала писанной истории метафизика составляет достойный предмет человеческого интереса. Отношение человека к метафизической реальности складывалось так же, как и в других сферах его деятельности, направленных на адаптацию к иным сторонам реальности. И в том, и в другом случае деятельность человека начиналась с наивных, произвольных и конкретно мифологических воззрений. Но это отнюдь не дискредитирует сам предмет исследования.

Пауль Тиллих высказал проницательное замечание по поводу взаимоотношения между юнговскими открытиями и метафизикой. Отметив тревогу Юнга по поводу того, что он называет метафизикой, Тиллих говорит следующее:

"Это, как мне кажется, не согласуется с его актуальными открытиями, которые по многим пунктам глубоко проникают в сферу онтологии, т.е. теории бытия. Этот страх перед метафизикой, который он разделяет с Фрейдом и другими завоевателями духа XIX века, составляет насле­дие этого века... Включая биологическую и, как необходимое следст­вие, физическую сферу в генезис архетипов, он фактически вышел за он­тологические пределы, "запечатленные на биологическом континууме". Такой выход был неизбежен, поскольку он наделял символы, в которых проявляются архетипы, способностью раскрывать тайну. Ибо, для того, чтобы раскрыть тайну, необходимо выразить то, что нуждается в раскры­тии, а именно, тайну бытия".

Юнг, несомненно, не боялся метафизики. Он с величайшей отвагой ис­следовал эту область. Он боялся не метафизики, а метафизиков. Хотя числа не лгут, тем не менее, лжецы могут манипулировать числами. Точно так : и метафизическую реальность можно в определенной мере выявить с помощью методов психологического эмпиризма, несмотря на то, что открытия, сделанные в этой области, могут быть неправильно использованы теми, кто не смыслит в таких методах. Заблуждаясь относительно природы тревоги, которую испытывал Юнг, Тиллих все-таки обращает внимание нa один важный момент, а именно: для того, чтобы обладать способностью раскрывать тайну, символические образы бессознательного "должны .гражать то, что нуждается в раскрытии, а именно, тайну бытия". В этом же se высказывается и Юнг в "Эоне":

"Между так называемыми метафизическими концепциями, которые ут­ратили исконную связь со сферой естественного опыта, и живыми, все­общими психическими процессами можно установить такую связь, что они вновь обретут свой истинный, первоначальный смысл. Таким об­разом осуществляется восстановление связи между эго и проецируе­мыми содержаниями, которые теперь формулируются в виде "метафи­зических идей".

Отметим строгую формулировку этого психологического утверждения К нему можно добавить, что при устранении проекции проецируемое метафизическое содержание нередко сохраняет свое метафизическое качество.

Известно, что в известной мере сновидения порой действительно раскрывают "тайну бытия". Поэтому будет вполне уместным называть такие раскрытия метафизическими, т.е. выходящими за пределы физически: или обычных представлений о жизни. Более того, эти сновидения индивидов, используя уникальные образы и передавая сновидцу индивидуальное откровение, в то же время стремятся отразить общую или обычную точку зрения, вечную философию бессознательного, которая имеет более или менее всеобщую значимость. Эту всеобщую значимость лучше всего рас сматривать с точки зрения универсальности влечения к индивидуации.

 

2. РЯД "МЕТАФИЗИЧЕСКИХ" СНОВИДЕНИЙ

Несколько лет тому назад я имел возможность исследовать ряд замеча­тельных сновидений, содержавших немало метафизических образов. Сно­видец стоял на грани смерти. Смерть, так сказать, стояла по обе стороны от него. Непосредственно перед началом этой серии сновидений он неожи­данно совершил импульсивную попытку покончить жизнь самоубийст­вом, проглотив все содержимое флакона с таблетками снотворного. В те­чение 36 часов он находился в коматозном состоянии, пребывая на пороге смерти. Спустя два с половиной года он умер в возрасте около 60 лет от разрыва сосуда головного мозга.

На протяжении двух лет (с перерывами) этот человек приходил ко мне раз в неделю и обсуждал свои сновидения. Вряд ли наши встречи можно было назвать психоаналитическими консультациями. У пациента отсут­ствовала объективная самокритичная способность к ассимилированию лю­бой интерпретации, которая привела бы к осознанию тени. Во время на­ших встреч мы вместе исследовали сновидения и старались обнаружить идеи, которые эти сновидения стремились выразить. У меня часто возни­кало впечатление, что бессознательное старается преподать пациенту урок метафизики, т.е. либо помочь ему понять смысл его соприкосновения со смертью, либо подготовить его к встрече со смертью в недалеком буду­щем. Следует отметить, что этот человек не прошел процесс индивидуа­ции в том смысле, как мы его понимаем. Тем не менее, последние в его жизни сновидения содержали немало образов, связанных с целью этого процесса.

На протяжении двух лет пациент записал около 180 сновидений, из которых треть, несомненно, имела метафизический, или трансценден­тальный подтекст. Некоторые из сновидений были представлены с точки зрения эго, причем в них ощущалась трагическая атмосфера обреченно­сти. После пробуждения от таких снов у сновидца оставалось глубоко де­прессивное настроение. Другие сновидения, по-видимому, отражали сверх-личностную точку зрения и доставляли сновидцу ощущение умиротворенности, радости и безопасности. В качестве примера таких сновиде­ний я приведу описание сна, который приснился ему за полгода до его смерти:

«Я нахожусь дома, но я здесь прежде не бывая. Отправляюсь в кладовую взять немного продуктов. Попки уставлены банками со специями и приправами одного сорта, но здесь нет ничего съедобного. Чувствую, что в доме я не одинок. Начинается рассвет. А может быть, так ярко светит пуна? Включаю свет, но он загорается в другой комнате. Что-то поскрипывает. Я не одинок. Интересно, где моя собака? Нужен до­полнительный свет. Мне нужно больше света и больше мужества. Я боюсь".

Это сновидение, вероятно, отражает чувство страха, которое испытывает эго в ожидании встречи с незваным гостем, смертью. Свет покинул эго теперь он находится в другой комнате. Это напоминает последние слова Гете: "Больше света".

Таких сновидений было сравнительно мало. Значительно больше было сновидений второй группы, которые содержали определенные сверх-личностные образы и, как мне кажется, стремились преподать сновидцу урок метафизики. Для обсуждения я выбрал из этой группы тринадцать сновидений. Я приведу описания их в хронологическом порядке. Сновидение 1:

"Мне необходимо научиться выполнять ритуал японского театра Но. Упражняясь в этих ритуалах, я приведу свое тело в физическое состояние, которое соответствует дзенскому коану".

Японская драма Но представляет собой высоко формализованную форму классического искусства. Актеры носят маски, и в других отношениях здесь существует немало общих черт с древнегреческой драмой. Драматические представления театра Но отражают всеобщие или архетипические реальности они всецело посвящены сверхличностному. Нэнси В. Росс описывает театр Но следующим образом:

"Тот, кто отдает себя во власть неподвластному времени наслаждению театром Но, никогда не забудет его, несмотря на абсолютную невозмож­ность точно передать другим его своеобразное очарование. Театр Но исследует время и пространство, используя методы, неизвестные на­шей западной эстетике... Внушающий суеверный страх человеческий голос, при котором нормальное дыхание искусственно подавляется, пе­чаль протяжных, одиноких звуков флейты, периодичность внезапных реплик, похожее на кошачье завывание хора, неожиданные щелчки па­лочек, изменчивая тональность трех видов барабанов, скользящие, по­добно призракам, танцоры ...неожиданное топанье ногами по звучной сцене, где любой "реквизит" абстрагирован до уровня "символа", экстра­вагантность и пышность костюмов, нереальная реальность деревянных масок на лицах участников и, что самое важное, искусное использование пустоты и тишины—все это лишь немногие из традиционных эле­ментов, помогающих создать особое волшебство театра Но."

Таким образом, сновидение говорит, что пациент должен упражняться в установлении связи с архетипическими реальностями. Он должен отка­заться от личных соображений и начать жить "под эгидой вечности". В ре­зультате этих упражнений его тело уподобится дзенскому коану. Коан пред­ставляет собой парадоксальный анекдот или высказывание, используемое учителями дзен в надежде, что он (коан) поможет ученику прорваться к но­вому уровню сознания (озарение, сатори). Судзуки приводит следующий пример: ученик спрашивает учителя, что такое дзен. Учитель отвечает: "Когда твой ум не пребывает в двойственности добра и зла, что представ­ляет собой твое первоначальное лицо до твоего рождения?"

Такие диалоги направлены на прорыв через состояние, ориентированное на эго, к сверхличностной реальности или, по словам Юнга, самости. Пережив состояние сатори, один буддийский ученый сжег комментарии к "Алмазной сутре", которыми он прежде весьма дорожил, и воскликнул "Сколь бы глубоким ни было знание премудрой философии, оно подобно крохотному волоску, летающему в безбрежности пространства; сколь бы основательными ни были знания о мирских вещах, они подобны капле воды, брошенной в неизмеримую бездну".

Именно такую психологическую установку, как мне кажется, стремится выразить сновидение, побуждая сновидца отказаться от своей личностной, эгоцентрической установки в процессе подготовки к уходу из этого мира. Сновидение 2:

"С несколькими спутниками я оказался в местности, которая напоминала пейзажи Цали, на которых предметы либо были лишены свободы, либо были абсолютно неуправляемы. Повсюду из земли выбивалисъ языки пламени, намереваясь поглотить всю местность Совместными усилиями нам удалось установить контроль над огнем и ограничить горение в пределах соответствующего места. Здесь же на скале, мы обнаружили женщину, лежавшую на спине. Передняя часть ее тела состояла из живой плоти, тогда как задняя часть го ловы и тела составляли продолжение живого камня, на котором они лежала. У нее была ослепительная, почти блаженная улыбка, которая, казалось, говорила о примирении с ужасным состоянием. Укрощение Огня, по-видимому вызвало какую-то метаморфозу. Камень начал отпускать спину женщины, так что, в конечном счете, мы смогли поднять ее с камня. Хотя женщина все еще оставалась частично каменной, она не показалась нам слишком тяжелой. Изменения продолжались. Мы знали, что она вновь станет целостной".

Это сновидение вызвало у пациента конкретную ассоциацию. Языки пламени напомнили ему об огне, в сопровождении которого Гадес вы­рвался из земли, чтобы похитить Персефону. Сновидец однажды побывал в Элевсине, где ему показали место появления Гадеса. Кроме того, сновидение вызвало у него воспоминание о незаконченной статуе работы Микеланджело.

Появляющаяся из камня фигура напоминает нам о рождении Митры Из petra genetrix. Сновидение имеет еще одну аналогию с мифом о Митре. Одна из первых задач Митры состояла в укрощении дикого буйвола. Точно с же и в сновидении укрощение огня было каким-то образом связано с возникновением женщины из камня. Ограничение зоны распространения огня приводит к извлечению женщины из камня. Это соответствует освобождению Софии из объятий Physis, которое осуществляется посред­ством погашения пламени желаний. В более позднем сновидении вновь встречается женская персонификация Мудрости или Логоса. Этот образ также указывает на отделение души от материи или тела, что ассоциируется со смертью.

Аналогичный образ содержится в древнегреческом алхимическом трактате Зосимы: "Пойди к водам Нила и найди камень, имеющий дух (pneuna) Возьми этот камень, раздели его, всунь в него руку и вынь его сердце, ибо его душа (psyche) находится в его сердце".

В трактате также сказано, что эта операция соотносится с извлечением ртути. Алхимическая идея из влечения души или духа, заключенного в материи, соответствует извлече нию смысла из конкретного переживания (камень преткновения, Первое Послание апостола Петра, 2:9). В контексте ситуации сновидца извлечению, вероятно, подлежал смысл его земной жизни.

Необходимо также учитывать и ассоциацию с Аидом (Гадесом), Пер сефоной и местом ее похищения в Элевсине. Эта ассоциация позволяет нам рассматривать сновидение как современный, индивидуальный вари ант элевсинских мистерий. В Древней Греции считалось, что посвящение в мистерии имеет громадное значение для определения судьбы человек в загробном мире. В гомеровском "Гимне Деметре" мы читаем следующее "Счастлив среди людей тот, кто видел эти мистерии; но тот, кто не был посвящен и не участвовал в мистериях, никогда не обретет добрую участь после смерти, погрузившись в темноту и уныние". Эту же мысль мы находим и у Платона:

"...Те, кто основал эти мистерии, вовсе не были непросвещенными; напро­тив, они видели в них тайный смысл, когда много лет назад сказали, что тот, кто отправится в мир непосвященным и несведущим, увязан в трясине, но тот, кто очистится и пройдет посвящение, будет пребывать там с богами".

Несмотря на ограниченность сведений о содержании элевсинских мистерий, можно предположить, что они предусматривали проведение об­ряда умирания и воскрешения, поскольку этой теме посвящен миф о Деметре-Коре. Вне сомнения, нисхождение Персефоны в подземный мир и последующий договор, по которому она проводит часть года на земле и масть года в подземном мире, относятся к духу зеленых растений, который умирает и возрождается каждый год. Таким образом, сновидение косвен­но указывает на воскрешение. Освобождение женщины от камня соответствует возвращению Персефоны из подземного мира. Правильность этого к толкования подтверждает следующее сновидение, в котором, в частности, изображается бог зеленых растений, символизирующий воскрешение.

 

3 ВОЗВРАЩЕНИЕ К НАЧАЛУ

Сновидение 3:

"Странная картина открылась передо мной. По-видимому, это Африка. Я стою на краю бесконечного вельда (veldt), простирающегося, на­сколько хватает глаз. Из земли появляются или появились головы жи­вотных. Повсюду много пыли. Пока я озираюсь окрест, некоторые жи­вотные полностью освободились от земли. Одни животные совершенно ручные, а другие—дикие. Носорог вступил в поединок с зеброй, подняв тучу пыли. Я подумал, не сад ли это Едемский".

Это сновидение имеет некоторое сходство с предыдущим сновидением. Здесь также появляются из твердой земли живые существа. Сновидец отметил, что у него возникло такое ощущение, как будто ему позволили взглянуть на первоначальное творение. Это напоминает замечание, высказанное одним алхимиком:

"Пусть тебя не тревожит вопрос, есть ли у меня бесценное сокровище (философский камень). Вместо этого спроси меня, видел ли я, как созда­вался мир, известна ли мне природа тьмы египетской ...какой вид будут иметь прославленные тела при всеобщем воскресении". Этот автор демонстрирует знание того, что алхимическая тайна состоит в веществе, а в состоянии сознания, восприятия архетипического уровня реальности.

В конце жизни сновидцу было показано всеобщее зарождение жизни. Живые формы возникают из аморфной, неорганической земли. Подчер­кивание особого значения пыли напоминает нам об использовании этого образа в Книге Бытия: "И создал Господь Бог человека из праха земного" (Бытие, 2:7). "...Прах ты, и в прах возвратишься" (Бытие, 3:19). Пыль представляет собой размолотую в порошок и высушенную землю. Пыль имеет сходство с прахом. Древнееврейское слово "apbar", переведенное на анг­лийский язык как "пыль", также обозначает "прах". Прах получается в ре­зультате алхимической кальцинации (caldnatis), на которую косвенно указывает огонь второго сновидения. Однако, согласно третьему сновидению, из праха сгоревшей дотла жизни возникает новая жизнь.

Вскоре после этого пациенту приснился еще один сон о вельде.

Сновидение 4:

"И вновь передо мной простирается вельд. Несколько акров пустынной местности. Повсюду разбросаны буханки хлеба различной формы На вид они недвижны и долговечны, как камни". Здесь также фигурирует символ камня, впервые появившийся во втором сновидении. Во втором сновидении камень оказался вовсе не камнем, а женщиной. В настоящем сновидении камень является не камнем, а буханкой хлеба. В алхимии хорошо известен этот мотив камня, который не являете» камнем (lithos ou lithos). Это соотносится с философским камнем, который, согласно Руланду, "является субстанцией, непоколебимой в своей действенности и добродетели, но не являющейся таковой по своей материальной природе". Это утверждение косвенно указывает на реальность психики.

В четвертой главе Евангелия от Матфея устанавливается связь между образами хлеба и камня. Во время искушения Иисуса в пустыне дьявол сказал ему: "Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами" Он же сказал ему в ответ: "Написано: не хлебом одним будет жить человек но всяким словом, исходящим из уст Божиих" (Мат. 4:3,4). Там же, в Ева11 гелии от Матфея (7:9), еще раз устанавливается связь между камнем и хле бом: "Есть ли между вами такой человек, который, когда сын попросит у него хлеба, подал бы ему камень?" Эти отрывки показывают, что человек нуждается в хлебе, камень не удовлетворяет потребности человека, и готовность превратить камень в хлеб (т.е. объединить эти противоположности) составляет прерогативу божества. Это сновидение позволяет заглянуть за метафизический барьер или, как называет это Юнг, эпистемологическую завесу, за которой находятся фигуры, олицетворяющие "невероятные объединения противоположностей, трансцендентальные формы бытия, вое принимаемые только на основе противопоставлений".

Сновидение 5:

"Меня пригласили на прием в честь Адама и Евы. Они никогда не умирали. Они олицетворяли начало и конец. Я понял это и признал правомер­ность их неизменного существования. Оба они были огромными, как скульптуры Майя. У них был скульптурный, а не человеческий вид. Лицо Адама было закрыто покрывалом, и мне захотелось узнать, как он вы­глядит. Я осмелился открыть его лицо. Покрывало состояло из очень толстого слоя торфяных мхов или каких-то растений. Я немного от­вел в сторону покрывало и заглянул за него. Его лицо было добрым, но пугающим. В нем было что-то от гориллы или гигантской обезьяны".

Очевидно, что местом проведения этого приема является сфера вечного архетипического. Фигуры никогда не умирают; они живут в вечном настоящем. "Царство небесное"—это место встречи человека с древними героями. В Евангелии от Матфея (8:11) сказано: "Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в царствии Небесном".

Фигуры сновидения, как отмечено, олицетворяют начало и конец. По традиции характеристика существа, заключающего в себе начало и конец, никогда не применялась к Адаму. Но она применялась к Христу, который был назван вторым Адамом. Как Логос, Он существовал изначально и был проводником творения (Евангелие от Иоанна, 1:1 -3). К рассматриваемому сновидению имеет непосредственное отношение следующий отрывок из Первого Послания апостола Павла к Коринфянам. Здесь речь идет о "воскрешении и втором Адаме:

"Первый человек Адам стал душою живою; а последний Адам есть дух жи­вотворящий... Первый человек—из земли, перстный; второй человек-Господь с неба... И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного... Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо тленному сему надлежит об­лечься в нетление, и смертному—в бессмертие". Адам, как первый человек, служит образом Антропоса или, по теории гностиков, Первочеловека. В герметическом трактате гностиков "Poimandres" сказано, что вечный разум родил Антропоса, который затем попал в мир пространственно-временного существования, потому что его полюбила Природа":

"Природа взяла предмет своей любви и обвилась вокруг него так, что они полностью переплелись, потому что они любили друг друга И по этой при­чине из всех существ на земле только человек двойственен; из-за тела он смертен, но благодаря совершенному Человеку он бессмертен".

Антропос представляет пресущую форму человека, вечную идею Пла­тона, божественную мысль, воплотившуюся благодаря объятиям... Таким образом, знакомство сновидца с Адамом означает, что ему будет показано "первозданное лицо", предсуществующее рождению эго, и знаменует при­ближение процесса развоплощения. Сновидение 6:

"Я нахожусь в саду, на красивой пологой террасе. Это место называ­ется "Мыслями Бога". Здесь верят, что двенадцать Слов Божьих заво­юют мир. Стены напоминают гнездо, увитое плющом и чем-то по­хожим на пух или мех. Вместе с другими прогуливаюсь в огражденном месте. Слова звучат с силой, равной силе взрыва или землетрясения,

которое сбивает нас с ног. Мягкие, как подушки, стены предотвращают травмы. В этой огражденном месте принято прогуливаться по кругу, держась поближе к стенам. Необходимо совершать круг либо по часовой стрелке, либо против часовой стрелки. Во время прогулки площадь уменьшается, становится более интимной, мягкой и похожей на гнездо. Сама прогулка имеет что-то общее с процессом учебы".

В этом сновидении развиваются темы, на которые косвенно указывали предыдущие сновидения. Сновидец вновь доставляется к пресущему началу, истоку Логоса. Я не знаю, к чему относятся двенадцать слов Божьих, однако в Каббале иногда говорится, что божественное имя состоит из двенадцати букв.19 Большее распространение имеет точка зрения, согласно которой божественное имя состоит из четырех букв, составляя тетраграмматон йод (Yod), xe (Не), вау (Vau), xe (Не).

По мнению Мазерса, тетраграмматон "допускает двенадцать перестановок, которые все имеют смысл "быть"; это единственное слово способно выдерживать так много перестановок, не изменяя свой смысл. Они называются "двенадцатью знаменами могучего имени"; некоторые говорят, что они управляют двенадцатью знаками зодиака".

Из сновидения явствует, что сад мыслей Божьих представляет собой круг, из которого эманируют двенадцать слов. Таким образом, сад аналогичен знакам зодиака, которые составляют двенадцатиричное деление годового цикла. К числу других аналогий относятся двенадцать сыновей Иакова и двенадцать учеников Христа. Пантеоны многих народов состоят из двенадцати богов. Согласно Геродоту, египтяне первыми назвали двенадцать богов.

Необычность сновидения состоит в том, что двенадцать слов Божьих завоюют мир. Характерно, что предназначение Логоса состоит в созидании мира, а не в его завоевании. Быть может, здесь имеется в виду приближение гибели сознательного это (мир = эго). Эта же идея заложена и в круглом гнезде, которое в процессе кругового хождения по нему принимает все большее сходство с мягким чревом (матери). Символ гнезда подчеркивает особое значение материнской, защитной, сдерживающей стороны возвращения к метафизическим истокам и поэтому, несомненно, оказывает умиротворяющее воздействие на эго, обеспокоенное приближением смерти. Кроме того, гнездо, в котором откладываются и высиживаются яйца, символизирует возрождение. Например, в Египте новогодний праздник назывался "днем ребенка в гнезде. Гнездо устлано плющом. Согласно Фрезеру, плющ был священным растением Аттиса и Озириса. Жрецы Аттиса носили татуировки в виде листьев из плюща. Поскольку плющ является вечнозеленым растением, Фрезер предположил, что он символизировал "печать божественной жизни, нечто свободное от печальной изменчивости времен года, нечто постоянное и вечное, как небо..."

Более определенная связь существует между вечнозеленым плющом и Озирисом как бессмертным духом произрастания. Этот образ получил более полное отображение в сновидении .

 

4.ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ АСПЕКТ

Сновидение 7:

"Два боксера-профессионала участвуют в ритуальном поединке. Их поединок прекрасен. Во сне они выглядят не столько противниками, сколько сотрудниками, работающими над выполнением сложного плана. Они ведут бой спокойно, безмятежно и сосредоточенно. В конце каждого раунда они удаляются в раздевалку. В раздевалке они наносят на лицо 'грим". Я вижу, как один из них, смочив палец в какой-то крови, наносит ее на свое лицо и лицо противника. Они возвращаются на ринг и возобновляют стремительный, яростный и в то же время контролируемый поединок".

Это сновидение вызывает суеверный страх, поскольку показывает человеческую жизнь как бы из-за покрывала Майи. Борьба между противоположностями находит примирение, когда рассматривается как часть более масштабного плана. Идет поединок, в котором, однако, никто не страдает, то замечательное драматическое представление. В нем есть кровь, но это лишь "грим", относящийся к миру видимости и иллюзии. Идея сновидения имеет несомненное сходство с тем уроком, который был преподан Кришной Арджуне в "Бхагавадгите", где также содержится описание поединка, войны, в которой не желает участвовать Арджуна:

"О, могущественнейший среди людей! Достичь бессмертия способен лишь тот, кто не только безмятежен и неподвластен этим ощущениям, но и сохраняет невозмутимость в радостях и горе. Не существует бытия для нереального и реальное не может стать несуществующим. Провидцы Истины знают природу и конечные цели и реального, и нереального. Познай неуничтожимость, которой все проникнуто. Никто не в силах уничтожить Неизменное. Эти тела смертны, но их обитатели вечны, неуничтожимы и непостижимы. Поэтому сражайся, о потомок Бхараты! Не ведает Истину ни тот, кто считает это (Самость) убийцей, ни тот, кто считает, что это (Самость) можно убить. Ибо Оно не убивает и не может быть убито. Оно (Самость) не рождается, не умирает, и после проявления в бытии не возвращается в небытие. Оно (Самость) нерожденное, вечное, неизменное, древнее".

Сновидение 8:

"Передо мной три квадрата, нагревательных прибора, изготовленных из металлического змеевика или неоновой трубки. Они символизируют мои сексуальные проблемы. Приборы были отключены и в настоящее время находятся в чистке. В мире существует новое представление о Боге, расширяется сознание безграничности мироздания. На фоне вечности представляется малозначительной столь преходящая вещь, как сексуальная проблема. Мытье имеет значение ритуального омовения, чистки трех квадратов, чтобы они заняли свое естественное место в огромном всеобщем.

В сновидении мой ум занят визуальным образом трех квадратов. Было естественным взять и нарисовать круг сначала внутри каждого из них, а затем снаружи".

В сновидении ясно очерчена связь с вечной божественной сферой, противопоставленной временной, личностной сфере. Очевидно, что три квадрата символизируют личностное партикуляризированное существование индивида в пространстве и времени. Квадраты ассоциируются с сексуальностью, источником тепла или энергии. Наличие трех квадратов соотносится с символическим значением триады, упомянутой в главе VII. Тройственность относится к динамическому существованию в исторической реальности. Она отражает мучительную диалектику процесса развития, которое протекает в соответствии с гегелевской формулой: тезис, антитезис и синтез.

С другой стороны, квадрат составляет четырехэлементный образ, который отражает всеобщность, выделяя статичные, структурные, сдерживающие аспекты. В восточном символизме квадрат символизирует землю как противоположность неба. Согласно представлениям древних, человеческая душа выглядит как квадрат. В отличие от квадрата, круг нередко символизирует и Бога, и вечность. Таким образом, когда сновидец рисует один круг внутри квадрата, а другой снаружи, он объединяет индивидуальное и личностное с вечным и сверхличностным. Эту же идею выражает сновидение и в утверждении, что квадраты "занимают свое, естественное место в огромном всеобщем". Изображение квадрата, содержащего круг и заключенного в круг, у имеет аналогии в алхимии. При переходе от внутреннего к внешнему внутренний круг будет соответствовать первичной материи, первозданному, безграничному хаосу. В таком случае квадрат будет символизировать разделение первичной материи на четыре элемента, т.е. различение, извлекаемое сознательным эго из первоначального недифференцированного целого.

Тo, как отмечал Юнг, квадрат несовершенен по форме, так как "в квадрате элементы существуют раздельно и не испытывают дружелюбных чувств по отношению друг к другу".26 Поэтому они должны вновь объединиться в высшем единстве, в пятом, последнем элементе, который соответствовал бы внешнему кругу, охватывающему квадрат. Согласно сновидению, это новое объединение квадрата состоит в нахождении его "естественного места в огромной всеобщности".

Психологическое состояние первого круга, предшествующее возникновению квадрата, замечательно описал Черный Лось, святой из племени Сиу. Высказывая сожаление по поводу того, что теперь индейцы живут в квадратных домах, он говорит следующее:

"...Мы построили из бревен маленькие серые дома, которые вы видите, они квадратны. В них плохо жить, потому что в квадрате нет силы. Вы заметили, что индеец все делает в круге, это потому, что Сила Мира всегда действует в кругах, и все стремится стать круглым. В старое время, когда мы были сильным и счастливым народом, вся наша сила приходила к нам от священного кольца нации, и народ процветал, пока кольцо оставалось целым. Цветущее дерево составляло живой центр кольца, и круг четырех сторон света питал его. Восток дарил умиротворение и свет, юг—тепло, запад—дождь, а север приносил своим холодным могучим ветром силу и стойкость. Это знание пришло к нам из внешнего мира вместе с нашей религией. Все, что ни делает Сила Мира, она делает это в круге. Небо круглое, и я слышал, что и земля круглая, как мяч. Звезды тоже круглые. Могучий ветер движется по кругу. Птицы делают гнезда круглыми, ибо у них та же религия, что и у нас. Солнце восходит и заходит, совершая круг. То же делает и луна. Они оба круглые. Даже времена года составляют круг в своей изменчивости и возвращаются к исходной точке. Жизнь человека составляет круг в движении от детства к детству. Так дело обстоит везде, где движется сила. Наши вигвамы были круглыми, как гнезда птиц, и всегда располагались в круге, кольце нации, гнезде, состоявшем из множества гнезд, в которых Великий Дух велел нам высиживать своих детей. Но белые люди поселили нас в эти квадратные коробки. Наша сила исчезла, и мы умерли, ибо сила уже не пребывает в нас".

Сновидение 9:

"Я нахожусь в одиночестве в английском саду. Такие сады встречаются в Европе. Газон покрыт необычной разновидностью многовекового дерна. Высокая изгородь изготовлена из самшитового дерева. Кругом царит идеальный порядок. В конце сада я замечаю какое-то движение. Вначале мне показалось, что там находится огромная лягушка, сделанная из травы. Приблизившись к ней, я вижу, что в действительности – это зеленый человек, созданный из травы Он танцует какой-то танец. Это очень красиво, и я вспоминаю роман Хадсона "Зеленые особняки". Мною овладевает чувство умиротворения, хотя я и не понимаю, что именно я созерцаю".

В этом сновидении содержится замечательное описание духа растительности, который играл важную роль в древней мифологии и был подробно рассмотрен в "Золотой ветви" Фрезера. С наибольшей глубиной этот образ раскрыт в лице Озириса как духа злаков, духа деревьев и бога плодородия. Смерть и возрождение растительности составляют эпизоды его драмы: "Его священным растением был плющ, потому что он всегда остается зеленым".

О символике зеленого цвета Юнг говорит следующее: "В христианской психологии зеленый цвет обладает свойствами, связанными со спермой и деторождением. По этой причине этот цвет приписывался Святому Духу как творческому принципу" И далее: "Зеленый цвет—это цвет Святого Духа, жизни, размножения и воскрешения". О зеленом цвете Святого Духа упоминает Хильдегард Бингенский в "Гимне Святому Духу": "Благодаря Тебе облака проливаются дождем, воды рождают потоки и земля выделяет зелень с влагой". Это место имеет аналогию в древнеегипетском гимне Озирису, в котором говорится, что "благодаря ему мир покрывается зеленью". Еще одну связь между зеленым цветом и возрождающейся жизнью можно найти в трактате, обнаруженном в египетской пирамиде. В этом фрагменте содержится обращение к Хепреру (Хопреру, Хопри ."становящемуся")-богу-скарабею, символизируемому восходящим солнцем: "Приветствую тебя, бог ...который движется по кругу, Хепрер... Приветствую тебя, Зеленый...

В алхимии зеленый цвет относится к числу важных образов. В некоторых трактатах он называется benedicta viriditas, благословенная зелень Согласно Милию, Душа Мира, Анима Мунди, имеет зеленый цвет:

"Бог вдохнул в созданные вещи ...способность к росту или зелень, с помощью которой все вещи должны размножаться ...они назвали все вещи зелеными, ибо зелень означает рост ...поэтому это достоинство размножения и сохранения вещей можно называть Душой Мира". В другом алхимическом трактате женская персонификация темной отвергнутой первичной материи говорит:

"Я пребываю в одиночестве среди потаенного и, тем не менее, радуюсь в сердце своем, поскольку могу жить тайной жизнью и восстанавливать в себе свои силы ...под покровом моей темноты таится свежая зелень".

Юнг интерпретирует это место следующим образом:

"Состояние несовершенной трансформации, на которую возлагаются надежды и ожидания, вызывает не только мучительные чувства, но и позитивные, если в этом состоянии таится счастье. В таком состоянии пребывает тот, кто в своих странствиях среди образов своей психической трансформации наталкивается на тайное счастье, которое примиряет его с несомненным чувством одиночества. В беседе с самим собой он находит не смертную скуку и меланхолию, а внутреннего собеседника. Более того, здесь он вступает в такие взаимоотношения, которые можно сравнить со счастьем тайной любви или с ранней весенней порой, когда семя дает зеленые побеги из бесплодной земли, обещая будущий урожай. Здесь имеется в виду benedicta viriditas алхимиков, благословенная зелень, которая, с одной стороны, свидетельствует о "порче продуктов из муки" (verdigris), а с другой, указывает на незримое присутствие божественного духа жизни во всех вещах".

То, что Юнг называет тайным счастьем, сопровождающим открытие и лени, по-видимому, соответствует ощущению умиротворенности, упомянутой сновидцем. Человеку, которому вскоре предстоит умереть, бессознательное рисует в ярких и красивых красках картину вечной жизни, чьи проявления непрестанно исчезают, вновь возрождаясь в новых формах. Сновидение отражает идею, которую выразил апостол Павел, говоря о воскрешении из мертвых:

"...Поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?" (Первое послание к Коринфянам, 15:54-5 5).

 

5 ЗАВЕРШЕНИЕ ОПУСА

Сновидение 10:

"Как и в "Еврейских легендах" Гинзберга, где Бог вступает в личные отношения с различными людьми, Он поставил передо мной задачу, неприятную во всех отношениях, для выполнения которой я не был готов ни в техническом, ни в эмоциональном отношениях. Вначале я должен отправиться на поиски человека, который ожидал моего появления. Затем мы вместе должны были точно выполнить все указания. В результате выполнения указаний мы должны были получить абстрактный, совершенно непонятный нам символ, в котором был заложен религиозный, священный или запретный смысл. В соответствии с поставленной задачей необходимо было отделить руки человека возле запястий, привести их в порядок объединить их, придав форму шестигранника. От каждой руки необходимо быт отделить по одному прямоугольнику, оставив нечто вроде окон. Сами прямоугольники имеет, огромное символическое значение. Затем их необходимо было мумифицироватъ, высушить и окрасить в черный цвет. На выполнение этих непростых и трудных операций понадобилось немало времени. Мой партнер стоически перенес тяготы нашей общей судьбы, и конечный, результат наших трудов, как мы полагали, удовлетворительно отвечал поставленным требованиям. Взглянув на символ, полученный в результате наших трудов, мы увидели, что его окружает аура непостижимой тайны. Тяжелое испытание привело нас в изнеможение". Сновидец пролистал "Еврейские легенды" Гинзберга в доме своего друга. Более основательно с этой книгой он не ознакомился. Кроме того, его знание Ветхого Завета было весьма ограниченным. Сновидение напоминает о задачах, которые Иегова возлагал на отдельных людей, например, на Иону и Осию. Если жизнь человека определяется ощущением божественного пред назначения, в психологическом отношении это означает, что эго освободилось от своих эгоцентрических забот и подчинилось Самости. В какой-то мере на эту идею указывает характер задачи, возложенной на сновидца. Не обходимо ампутировать человеческие руки. Этот довольно неприятный, первобытный образ отражает психологический процесс. В алхимии этот образ встречается в виде льва с отсеченными лапами. В более крайней форме—в виде расчлененного человека—этот образ можно найти в трактате "Splendor solis". Руки служат орудием сознательной воли. Поэтому отсечение рук соответствует чувству бессилия, которое испытывает эго. Как сказал Юнг, "восприятие Самости неизменно означает поражение эго".В сновидении следующий этап выполнения поставленной задачи состоит в объединении отсеченных рук в форме шестигранника. Здесь содержится указание на объединение противоположностей, правого и левого, сознательного и бессознательного, хорошего и плохого. В результате объединения получается фигура, состоящая из шести частей.

К числу известных символов, составленных из шести частей посредством объединения двух похожих, но противопоставляемых друг другу элементов, относится так называемая звезда Соломона. Она состоит из двух треугольников, один из которых повернут вершиной вверх, а другой—вершиной вниз. Для алхимиков звезда Соломона символизировала союз огня (А) и воды (V). Для других она символизировала взаимопроникновение триединства духа (треугольник, повернутый вершиной вверх) и триединства материи (треугольник, повернутый вершиной вниз), а следовательно, и процесс установления взаимосвязи между ними. Число шесть связано с выполнением творческой задачи. В Книге Пития мир был создан за шесть дней, причем последний акт—создание Адама—пришелся на шестой день. Иисус был распят на кресте в шестой день недели. Юнг приводит цитату из книги ДжЛиндус, по мнению которой: "Число б весьма искусно в порождении, ибо оно четно и нечетно, будучи причастным активной природе по причине нечетности и материальной природе по причине четности, отчего древние называли его браком и гармонией... И еще они говорят, что оно женское и мужское... А другие говорят, что число шесть порождает душу, поскольку размножается в мировой сфере, и поскольку в нем объединяются противоположности". Исходя из приведенных разъяснений, можно утверждать, что сон требует выполнения задания, которое приводит к разделению сил индивидуального эго (на благо и во зло) или к выводу их из состояния единства с эго с последующим их объединением в абстрактном или сверхличностном образе. Добавление двух прямоугольных окон производит неприятное впечатление, вызывая в памяти первобытную маску. В результате получается геометрическое изображение, которое, осмелюсь предположить, символизирует лицо Бога.

Сновидение 11:

"Вокруг тьма, но в ней содержится неописуемый свет. Тьма каким-то образом светится. Во тьме стоит прекрасная, золотистая женщина с лицом почти как у Моны Лизы. Теперь я замечаю, что свет исходит от ожерелья на шее этой женщины. Ожерелье отличается большим изяществом: небольшие камешки неограненной бирюзы заключены в оправу из красноватого золота. Ожерелье имеет для меня огромное значение. Если бы мне удалось проникнуть за его иллюзорный покров, я бы добрался до смысла, заключенного в этом совершенном образе".

Сновидец, не располагая сведениями о философии и религии, не знал вступительных строк Евангелия от Иоанна, в которых речь идет о Логосе. Эти строки имеют непосредственное отношение к сновидению:

"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Иоан.,1:1-5).

В концепции Логоса евангелиста Иоанна к Христу применяется теория Логоса древнегреческой философии. Христос становится творческим Словом или Мыслью Бога, и Слово изначально было у Него. В гностических кругах Логос отождествлялся с Софией, женской персонификацией Мудрости. Этот же образ существовал и в древнееврейской литературе, посвященной мудрости. Например, он упоминается в следующей молитве Богу: "С тобой пребывает Мудрость, которая знает твои деяния и присутствовала при создании тобой мира; она знает, что приятно твоим глазам и соответствует твоим заповедям" (Мудрость, 9- 9, Иерусалим). В своей книге "Aurora Consurgens" М.-Л. фон Франц подробно остановилась на образе Софии или Sapientia Dei. По этому поводу она пишет следующее:

"В патристической литературе ее обычно рассматривали как Христа, пресущий Логос, или как сумму rationes aetemae (вечных форм) самопознающих первичных причин, образцов, идей и прототипов в уме Бога. Кроме того, ее рассматривали как archetypus mundus, "архетипический мир, по подобию которого был создан воспринимаемый органами чувств мир" и посредством которого Бог осознал себя. Таким образом, Sapientia Dei составляет сумму архетипических образов в уме Бога" Эту же мысль выражает и Фома Аквинский:

"...Божественная мудрость придумала устройство мироздания, заключающееся в своеобразии вещей, и поэтому необходимо сказать, что в божественной мудрости содержатся модели всех вещей, которые называются идеями, т.е. образцовыми формами, существующими в божественном уме".

Таким образом, упомянутая в сновидении золотистая женщина с лицом Моны Лизы олицетворяет Софию, или Божественную Мудрость. Ее светящееся ожерелье из бирюзы и золота символизирует небесные четки, которые объединяют на едином кольце нити различные формы и виды бытия, подобно тому, как годовой круг объединяет знаки зодиака, составляя "сумму архетипических образов в уме Бога".

Сновидение 12:

"Передо мной поставлена почти непосильная задача. В лесу зарыто бревно из тяжелой твердой древесины. Я должен отрыть его, отпилить или отрубить круглый кусок, а затем вырезать на нем рисунок. Полученное изделие необходимо сохранить любой ценой, поскольку оно представляет собой нечто неповторимое и может быть утрачено. В то же время необходимо подробно записать на магнитофонную ленту, что это изделие собой представляет, что оно символизирует и какой смысл заключает в себе. В заключение само изделие и магнитофонную ленту необходимо передать в публичную библиотеку. Кто-то говорит, что только библиотека знает, как можно сохранить ленту в целости и сохранности в течение пяти лет".

Здесь мы вновь встречаемся с темой постановки трудной задачи, аналогичной алхимическому опусу. Зарытое в лесу бревно представляет собой скрытый, первичный материал, который необходимо открыть или выявить, чтобы затем придать ему специальную форму, обладающую какой-то уникальностью, поскольку ее невозможно воспроизвести. Резной узор имеет пять частей. Число пять вновь встречается в упоминании об опасности в течение пяти лет. Символизм числа пять связан с квинтэссенцией алхимиков. Квинтэссенция является пятой разновидностью и высшим единством четырех элементов и поэтому составляет конечную цель процесса. Руланд говорит, что квинтэссенция составляет "саму суть, качество субстанций, которое с помощью искусства отделяется от тела" По мнению Юнга, число пять указывает на доминирование физической личности". Здесь существует аналогия с тем, что упомянутое в сновидении изображение имеет сходство с абстрактной человеческой фигурой с пятью выпуклостями—четырьмя конечностями и головой. Отсюда можно заключить, что это изображение символизирует цель и завершение физического существования.

Сдача в библиотеку на хранение изделия и магнитофонной ленты с записью описания его сути затрагивает несколько весьма интересных моментов. В некоторых отношениях изделие и магнитофонная запись могут считаться синонимами, поскольку схематическое изображение изделия ) многом напоминает катушку магнитофонной ленты. В соответствии : этим направлением ассоциаций можно предположить, что поставленная перед сновидцем задача состоит в превращении Дерева в Слово, т.е. материи в дух. Быть может, это сновидение служило предзнаменованием будущей публикации серии сновидений упомянутого сновидца. В таком случае задача заключалась в записи на магнитофонную ленту описания его сновидений и в помещении на хранение у меня магнитофонных записей. Тем не менее, эта простая, персоналистическая интерпретация противоречит существующим данным, особенно в контексте других сновидений. Значительно более правдоподобным является предположение, что поставленная перед сновидцем задача относится к психологической задаче его жизни, результаты которой должны поступить на хранение и обогатить коллективную или сверхличностную библиотеку, т.е. словесную или духовную сокровищницу.

В алхимии идея сокровищницы существует как синоним философского камня.45 Пятая притча Aurora Consurgens имеет название "О сокровищнице, которую Мудрость построила на камне". По этому поводу Алфидий говорит следующее: "В этой сокровищнице хранятся все возвышенные достижения науки или мудрости или прекрасные вещи, которыми невозможно обладать".' В трактате Алфидия сокровищница характеризуется как сооружение, состоящее из четырех частей. Отсюда явствует, что сокровищница символизирует Самость.

Аналогичное изображение "сокровищницы" встречается и в католической теологии, когда речь идет о "сокровищнице заслуг", накопленных Христом и святыми.47 Несмотря на конкретистское злоупотребление этим образом в церкви с целью оправдания продажи индульгенций, он заключает в себе архетипическую идею, которая отражает определенный аспект объективной психики.

В приведенных примерах сокровищница приносит прибыль тому, кто находит ее. В нашем сновидении, однако, сновидец не извлекает из находки никакой выгоды лично для себя, напротив, он делает вклад в общественную сокровищницу. Вспомним слова Иисуса: "Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить" (Матф., 20:28). Сновидение, по-видимому, означает, что психологические достижения индивида оставляют после себя духовное наследство, которое обогащает совокупную, коллективную сокровищницу, своего рода положительную коллективную карму. В таком случае слова Мильтона о хорошей книге в равной мере применимы и к результатам выполнения внутренней, психологической задачи индивидуации. Остается постоянное духовное наследство, которое "составляет источник энергии главного духа, который сохраняется от забвения и хранится как сокровище для жизни после жизни".48

В сновидении упоминается о необходимости предотвратить порчу изделия и магнитофонной записи. Для этого необходимо применить какой-нибудь метод консервации или бальзамирования. Сновидение 12 затрагивает эту же тему, когда речь идет о мумификации отсеченных рук. Быть может, смысл этих упоминаний необходимо искать в архетипическом символизме, который лежит в основе сложных методов бальзамирования, применявшихся в древнем Египте. Эта идея выглядит соблазнительной, хотя в данный момент я не могу остановиться на ней более подробно.

Сновидение 13:

"Я смотрел на удивительно прекрасный сад. Он представляя собой большой квадрат с каменным полом. На расстоянии двух футов установлены друг от друга латунные предметы. Они стоят вертикально и имеют большое сходство с "Птицей в пространстве" Бранкузи. Я долгое время стоял неподвижно. Сад имел положительный смысл, но в чем он заключался, я не мог понять".

"Птица в пространстве" работы Бранкузи представляет собой изящный, немного изогнутый вертикальный столб из полированного металла С утолщением в средней части и с сужением к вершине (рис.47). Здесь затронута проблема символики столба или колонны. В упрощенном виде Столб олицетворяет фаллическую, вертикальную устремленность к верхней, духовной сфере. В то же время он нередко символизирует axis mundi. (ось мира), которая связывает между собой человеческий мир и сверхличностный, божественный мир. На такой космический столп нисходят боги, чтобы проявиться, на него восходят первобытные шаманы в поисках экстатических видений. Древнеегипетский религиозный ритуал дает нам иные символические значения вертикального столпа или колонны. В ритуалах, посвященных смерти и воскрешению Озириса, церемониальные действия достигали апогея, когда верховный жрец устанавливал вертикально так называемую колонну Джед (Dfed). Об этой колонне RT. Рандл Кларк говорит следующее:

"Идея колонны Джед состоит в том, что она занимает прочное вертикальное положение, ибо вертикальное положение символизирует жизнь, преодоление инертных сил смерти и распада. Вертикальное положение-колонны Джед означает, что жизнь в мире будет продолжаться". В "Pistis Sophia" рассматривается Сокровищница Света, в которой собираются частицы света, освободившиеся от власти тьмы материальной. Эта сокровищница представляет собой промежуточный накопительный пункт, который передает накопленный свет в высшую сферу, Мир Света, посредством светового потока, который называется Столпом Славы. Согласно манихейской теории, разбросанные частицы света собирают избранные. Возродившись с помощью гнозиса, избранные становятся орудиями собирания и сосредоточения частиц света, рассеянных в материи. Во время смерти каждый уносит из материального мира свой пучок накопленного света и доставляет его в вечную сферу света. Устремленную ввысь скульптуру Бран-кузи можно сравнить со Столпом Славы, через который устремляются в вечную сферу накопленные частицы освобожденного света. Аналогичный образ существует и в манихейской эсхатологии. В конце времен появляется последняя "статуя":

"Весь свет, который еще можно спасти, объединяется в "Великой Идее" ...принимая форму "последней статуи", которая возносится к небу, тогда как проклятые, демоны и материи с ее похотью и бисексуальностью низвергаются в яму, запечатанную огромным камнем". Упоминая манихейскую "статую", Юнг связывает ее с алхимическим трактатом. По этому поводу он пишет следующее:

"Очевидно ...что статуя или колонна символизирует либо совершенного Первого Человека ...либо, по меньшей мере, его тело, как в начале творения, так и в конце времен".

Сновидение, в котором каменный квадрат сочетается со столпами, имеет аналогию в древнесемитских святилищах, описанных Фрезером. По этому поводу он пишет следующее:

"Известно, что во всех древнеханаанских святилищах, в том числе и в святилищах Иеговы, существовавших вплоть до реформации Езекии и Иосии, обычно находились два предмета поклонения—священное дерево и священный камень. В этих святилищах жрецы (kedeshim) и жрицы (kedeshoth) устраивали распутные обряды".

Иремия упоминает священное дерево и священный камень, когда критикует израильтян за то, что они "говорят дереву: "ты мой отец", и камню "ты родил меня"" (Книга Пророка Иеремии, 2:27). Таким образом, камень и столп символизируют соответственно женское и мужское божество. С психологической точки зрения, в сновидении показано объединение мужского и женского принципов. Я не знаю, почему на одном каменном квадрате должно размещаться множество мужских столпов. Быть может, это связано с множеством жемчужин в ожерелье Софии. И, тем не менее, мы имеем здесь образ совершенства, олицетворяющий всеобщность и объединение противоположностей. Это сновидение было последним из предоставленных в мое распоряжение пациентом. Спустя три месяца он скончался.

Мы рассмотрели ряд сновидений, которые показывают, что при определенных обстоятельствах бессознательное ставит на обсуждение вопросы, которые можно назвать метафизическими. Хотя сновидец и не прошел процесс индивидуации в обычном понимании этого термина, можно предположить, что воздействие приближающейся смерти способствовало приближению этого процесса. Вне сомнения, рассмотренные сновидения свидетельствуют о стремлении бессознательного передать сновидцу знания о метафизической реальности, как будто без них невозможно обойтись перед наступ¬лением физической смерти.

В связи с вышеизложенным возникает вопрос, какое впечатление произвели на сновидца упомянутые сновидения. На этот вопрос трудно дать однозначный ответ; практически все сновидения оказали на сновидца сильное эмоциональное воздействие, которое, однако, он воспринимал только тогда, когда рассказывал сновидения на аналитических консультациях, не ранее того. Так или иначе, для того, чтобы дать выход нуминозности образов сновидений, понадобилось присутствие аналитика. В целом сновидения отобразили ряд незначительных религиозных переживаний, которые постепенно привели к определенным изменениям в отношении сновидца к жизни. Этот далекий от религии и философии человек получил метафизическое посвящение. В результате он, по меньшей мере, отчасти освободился от озабоченности своими личными огорчениями, и его личность приобрела глубину и достоинство. Когда его вырывали из лап смерти, он несколько раз задавал вопрос: "Почему продолжается моя жизнь?" Быть может, сновидения содержат ответ на этот вопрос.

 

Теология без алхимии подобна благородному телу без правой руки.

В целом наше искусство, его теория и практика, есть дар Бога, который вручает его избранным, когда сочтет нужным. Получение этого дара зависит только от милости Божьей, а не от желания или нежелания человека."

 

1. ВВЕДЕНИЕ

В этой главе рассматривается древний архетипический образ, заключающий в себе священную мудрость тысячелетий. Такой образ обладает огромной силой, которую можно использовать во благо или во вред, и поэтому с ним необходимо обращаться с величайшей осторожностью. Когда он находится в защитной оболочке ортодоксальности, его исследование не представляет опасности. Но эмпирический метод аналитической психологии требует, чтобы мы сняли защитную оболочку традиции для исследования живого символа как такового и его спонтанных проявлений в индивидуальной психике. Такое исследование можно сравнить с посещением могучих диких животных в естественной среде их обитания. Оно не имеет ничего общего с посещением зоопарка, где посетители рассматривают животных, посаженных в клетки. Хотя этот метод и необходим, тем не менее, мы должны учитывать его опасность. Если уж мы вынуждены работать с взрывчатыми веществами в нашей лаборатории, давайте относиться к ним уважительно. В результате беспечного отношения к такому образу наивное эго может впасть в высокомерие и подвергнуться уничтожению под неизбежным ударом возмездия. Исходя из этих соображений, я решил предварить настоящую главу двумя эпиграфами, воспользовавшись цитатами из трактатов по алхимии. В первом эпиграфе говорится следующее: "Теология без алхимии подобна благородному телу без правой руки". Но для защиты от гордыни человеческой воли предназначен второй эпиграф: "В целом наше искусство, его теория и практика, есть дар Бога, который вручает его избранным, когда сочтет нужным. Получение этого дара зависит только от милости Божьей, а не от желания или нежелания человека".

Юнг показал, что образ Христа символизирует Самость. Это открытие позволило нам существенно продвинуться в области исследования взаимосвязей между традиционной христианской мифологией и современной глубинной психологией. Символизм Христа тесно связан с образом крови Христовой. Эта тема впервые привлекла мое внимание, когда мне встретились современные сновидения, связанные с кровью Христа. Такие сновидения свидетельствуют о том, что кровь Христа является живым символом, который до сих пор действует в современной психике. Поэтому я предлагаю исследовать этот символ и некоторые из его значений в свете юнгианской психологии.

Для того чтобы показать, что этот символ вместе со своими ассоциативными связями составляет живой организм, а не теоретическое построение, необходимо использовать эмпирический, дескриптивный, феноменологический подходы. Но такие подходы предъявляют к читателю довольно строгие требования. Читателя подстерегает опасность запутаться в сложном переплетении взаимосвязей, которые устанавливаются между различными параллелями и аналогиями. Я не знаю, как можно обойти стороной эту проблему, сохранив при этом верность эмпирическому методу. Несмотря на неправильное понимание критиков, юнгианская психология является истинной наукой, а не философией или теологией. Во избежание путаницы в этом вопросе мы обязаны воспользоваться громоздким эмпирическим дескриптивным методом, который неизменно учитывает реальные проявления психического, несмотря на их путаницу и сложность. Для обеспечения общей ориентации я включил в эту главу схему, на которой показаны взаимосвязи различных образов с символом крови Христа.

 

2.СИМВОЛИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ КРОВИ

Символ крови Христа имеет немало связей с древней философией и обрядами. Начиная с первобытных времен, кровь имела нуминозное значение. Кровь считалась местом пребывания жизни или души. Поскольку печень рассматривалась как масса запекшейся крови, душа располагалась в этом органе Отождествление крови и жизни осуществляется естественно и неизбежно, поскольку жизнь покидает человека, когда он истекает кровью до смерти. Если в подземном царстве дать теням мертвых выпить крови, они на короткое время приобретают облик живых людей. Классический пример такого ритуала описан в рассказе о посещении Одиссеем подземного царства (Одиссея, книга XI). Кровь как субстанция самой жизни составляет самое ценное из того, что мог представить в своем воображении человек.

Кровь имела сверхличностное значение и, как считалось, должна была при надлежать только Богу Поэтому в древности евреям запрещалось употреблять в пищу кровь. Во "Второзаконии" Иегова говорит: "...кровь есть жизнь, поэтому не ешь жизнь вместе с мясом" (12:23). "...Кровь других жертв твоих должна быть проливаема у жертвенника Господа, Бога твоего..." (12:27). Согласно Павсанию, жрицы Аполлона один раз в месяц ночью приносили ягненка в жертву и вкушали кровь для общения с Богом и для пророчеств? Поскольку кровь имела такие значения, она была наиболее подходящим даром для Бога. Этим объясняется широкое распространение кровавых жертвоприношений.

Кровь была божественной жидкостью, и поэтому считалось преступлением проливать кровь, кроме как во время жертвоприношений богам. Таким образом, кровь ассоциировалась с убийством и с наступающим после него чувством вины и ожиданием возмездия. Кровь рассматривалась как независимая сущность, которая требует отмщения подобно тому как кровь Авеля вопиет от земли (Бытие, 4:10). С точки зрения первобытного (т.е. бессознательного) мышления, суть состоит не в моральной предосудительности лишения жизни другого существа, а в чрезвычайной опасности вторжения в сферу такой мощной субстанции, как кровь. Она мстит за себя, подобно тому, как провод под высоким напряжением мстит за себя человеку, который по неосторожности или по незнанию схватит его рукой.

Итак, с психологической точки зрения, кровь олицетворяет жизнь души, сверхличностного источника, который имеет большую ценность и силу. К крови необходимо относиться с таким же благоговением, как и к Богу; поэтому любая попытка эго манипулировать кровью, присваивать ее себе или уничтожать ее для достижения личных целей приводит к возмездию или воздаянию. Пролитая кровь требует большего кровопролития для уплаты долга. Такое мышление служит иллюстрацией к закону сохранения психической энергии. Необходимо прожить определенную психическую жизнь. Отказ в реализации психической жизни в одной области должен компенсироваться в другой сфере. Кровь должна быть пролита за кровь. Вытеснение, которое, в сущности, является внутренним убийством, невозможно утаить. Оно составляет преступление против жизни, за которое должна наступить расплата. По этому поводу Юнг говорит следующее:

"...Природа, по-видимому, таит недобрые чувства к нам... когда мы скрываем наши эмоции от наших близких... Сокрытие тайн и эмоций составляет психическое преступление, за которое природа, в конечном счете, насылает на нас болезнь".

Другая особенность древней символики крови состоит в концепции установления связи или заключения договора между божественными и демоническими силами и человеком. Соглашения с дьяволом подписываются кровью. Для того чтобы скрепить договор между Богом и человеком, должна пролиться кровь. "Кровь завета" упоминается в обряде, с помощью которого Иегова берет на себя обязательства по отношению к израильтянам:

"И написал Моисей все слова Господни и, встав рано поутру, поставил под горою жертвенник и двенадцать камней, по числу двенадцати колен Израилевых И послал юношей из сынов Израилевых, и принесли они всесожжения, и заклали тельцов в мирную жертву Господу. Моисей, взяв половину крови, влил в чаши, а другою половиною окропил жертвенник. И взял книгу завета, и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что сказал Господь, сделаем, и будем послушны. И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих". (Исход, 24:4-8).

Здесь кровь служит своего рода клеем или связующим веществом. Половина крови используется для окропления Иеговы, символизируемого жертвенником, а другою половиной окропляется народ. Таким образом народ объединяется с Богом "в единой крови". Бог и народ приняли участие в совместном крещении, или solutio, которое объединяет их в некую общность.

Идея "крови завета" вновь возникает в "Новом Завете" и распространяется на кровь Христа. Точно так же, как и кровь жертвенных животных, проливаемая Моисеем, скрепляет старый завет между Богом и Израилем, так и кровь Христа, добровольно проливаемая Им Самим, скрепляет Новый Завет между Богом и человеком. Эта аналогия достаточно ясно выражена в девятой главе "Послания к евреям":

"И потому Он (Христос) есть ходатай нового завета, дабы призванные к вечному наследию получили обетование ...даже первый завет был утвержден не без крови. Ибо Моисей, произнесши все заповеди по закону пред всем народом, взял кровь тельцов и козлов с водою и шерстью червленою и иссопом, и окропил как саму книгу, так и весь народ, говоря: "это кровь завета, который заповедал вам Бог". Также окропил кровью и скинию, и все сосуды Богослужебные. Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения. И так образы небесного должны были очищаться сами, самое же небесное лучшими сих жертвами. Ибо Христос вошел не в рукотворное святилище, по образу истинного устроения, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие, и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью; иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира. Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею". (Евр.,9:15-2б).

Этот отрывок показывает, каким образом происходит объединение древнееврейского мифа и ритуала платонической мыслью в процессе развития христианской символики крови Христа. Древнееврейская "кровь завета" считается "копией" подлинника и используется для окропления скинии Иеговы, которая является копией вечного неба. С психологической точки зрения, эта идея в сочетании с утверждением, что кровь Христа была пролита раз и на все времена, означает, что на архетипическом уровне коллективной психики произошла трансформация. Сам Бог претерпевает изменение, чтобы по инициативе Самости или Христа постоянно поддерживался скрепляющий, возрождающий поток, который соединяет человека с Богом, т.е. эго с Самостью.

В "Новом Завете" "кровь завета" становится кровью причастия. Эта связь устанавливается в рассказе о последней вечере: "И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов" (Матф., 26:27-28. См. также: Марк, 14:23-24 и Первое послание к Коринфянам, 11:25). Таким образом, ветхозаветный запрет пить кровь был отменен, по меньшей мере, для выполнения символических и ритуальных задач. Выпивание крови Христа становится средством укрепления связи между Богом и человеком.

У. Робертсон Смит сообщает важные сведения о крови как веществе, скрепляющем договор. По этому поводу он пишет следующее:

"Среди первобытных народов в различных формах встречается представление о том, что человек поглощает природу или жизнь другого живого существа, поедая его мясо или выпивая его кровь... Хорошо известно применение этой идеи в ритуале побратимства, который встречается во всех странах мира. В простейшем виде этот ритуал предполагает, что два человека станут братьями, когда вскроют свои вены и отведают кровь друг у друга. С этого момента их жизни составляют не две жизни, а одну... В древнеарабской литературе существует немало упоминаний о кровном договоре, где вместо человеческой крови используется кровь жертвы, умерщвленной в святилище.

...В более позднее время встречается представление о том, что для установления священного единства жизни между двумя людьми им достаточно отведать любую пищу, поскольку при совместной трапезе в их плоть и кровь входит одно и то же вещество; однако в древние времена это значение всегда приписывалось вкушению мяса священной жертвы, и возвышенная тайна ее смерти оправдывалась тем соображением, что только таким путем можно получить священное связующее вещество, с помощью которого создается и поддерживается живая связь между верующими и их Богом. Это вещество есть не что иное, как реальная жизнь священного животного данного клана, которая, как полагают, пребывает в его мясе и особенно в его крови; поэтому при ритуальной трапезе реальная жизнь священного животного фактически распределяется между всеми участниками трапезы, каждый из которых включает ее частицу в свою индивидуальную жизнь"ё

С психологической точки зрения, совместное причащение к либидо рождает чувство братства. Братьями по крови ощущают себя те, кто делают одно дело, преследуют одни цели, проходят сквозь одни и те же тяжелые испытания и придерживаются одних и тех же ценностей. Точно так же обстоит дело и во внутренней жизни индивида, когда в результате сознательного восприятия сильных аффектов эго обнаруживает существование Самости и устанавливает с ней связь. Либидонозная напряженность, символизируемая кровью, необходима для установления связи между одним человеком и другим и между человеком и Богом.

С учетом вышеприведенных соображений выпивание крови Христа при проведении католической мессы можно рассматривать как символическое отображение двойственного процесса установления прочной связи. Во-первых, каждый причастник устанавливает личную связь с Богом. Во-вторых, он психологически отождествляет себя с остальными причастниками в качестве части мистического тела Христа. Действие, при котором Христос (подобно пеликану) предлагает свою кровь в качестве питательного напитка, отображает положительный, материнский архетип, или скорее соответствующий элемент Самости. Это же значение необходимо приписать и символике чаши или потира, сгруппировавшейся вокруг крови Христа. В этой связи можно упомянуть интересный и необычный образ, использованный в апокрифических "Одах Соломона". В первых четырех стихах Оды 19 говорится следующее:

"Мне была предложена чаша молока, и я выпил ее, вкушая сладость восхищения Господом. Сын есть чаша, а тот, кто дал молоко, есть Отец. Святой Дух доил Его, потому что Его грудь была полна и Ему было необходимо освободиться от Своего молока. Тогда Святой Дух открыл Его грудь, смешал молоко из двух грудей Отца и дал эту смесь миру без ведома людей". Феноменологический факт, что Самость объединяет в себе как мужской, так и женский принцип, обычно теряет ясные очертания в каноническом материале из-за патриархальной необъективности большинства теологов. Поэтому необычность приведенного фрагмента состоит в том, что божеству приписываются чисто женские атрибуты. В эмпирическом психологическом материале, однако, Самость, как правило, находит выражение в амбивалентных или андрогинных образах.

В упомянутом тексте содержится замечательное изображение Троицы. С точки зрения символики причастия, молоко отождествляется с кровью Христа, которая есть кровь или молоко Отца, т.е. составляет отличительную или трансцендентную, недоступную для сознательного эго особенность Самости. Сын есть чаша, т.е. человеческое воплощение в личностной, временной жизни есть сосуд, который содержит и передает энергию архетипической жизни. Для реализации этой жизненной жидкости в ее существенной природе необходимо опорожнить чашу, ее личностный сосуд. Другими словами, из частных проявлений в конкретной, личной жизни индивида необходимо извлечь смысл архетипической жизни, которая обеспечивает связь между индивидом и его сверхличностным источником. В тексте сказано, что Святой Дух есть тот, кто осуществляет доение. Кроме того, его можно рассматривать и как само молоко. Это утверждение согласуется с другими описаниями Святого Духа и с заключением, к которому я в дальнейшем пришел: кровь Христа есть синоним Святого Духа.

Климент Александрийский использует аналогичный образ и отождествляет молоко Отца с Логосом:

"О, изумительная тайна! Нам велено отказаться от старой, плотской скверны, а также от старой пищи и перейти к новому, иному питанию, питанию Христа... Пища есть молоко Отца, которым только дети вскармливаются. Возлюбленный, тот, кто дает нам питание, Логос пролил свою кровь ради нас и спас человеческую природу. Веря в Бога, через него мы находим утешение и умиротворение на "заботливой груди" (Илиада, XXII, 83) Отца, который есть Логос. Он один, как это ему и подобает, кормит нас молоком любви (агапе), и блаженны лишь те, кто сосут эту грудь"ё

Следующие стихи Оды 19 свидетельствуют о том, что Логос есть не только молоко, но и семя:

"И те, кто восприняли (его) (молоко Отца), пребывают в полноте правой руки. Чрево богородицы восприняло (его), она зачала и родила: богородица стала великой, милосердной матерью".

С точки зрения древней психологии, женское начало способно превращать кровь в молоко, тогда как мужское начало способно превращать его в семя. Кровь, молоко и семя составляют разновидности одного, первичного вещества. Таким образом, мы приходим к концепции стоиков, согласно которой Логос сперматикос, творческое, оплодотворяющее Слово, соответствует творческой функции Слова, упомянутой в Евангелии от Иоанна (1:3): "Все чрез Него начало быть, и без Него ничего не начало быть".

Другим ветхозаветным прототипом крови Христа служит кровь пасхального агнца. В ту ночь, когда все первенцы в земле Египетской должны быть поражены ангелом мщения Иеговы, израильтяне получают повеление заколоть агнца без порока, взять от крови его и помазать на косяках и перекладинах дверей в своих домах. Далее Иегова говорит: "И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и я увижу кровь, и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую" (Исход, 12:13). В видении пророка Иезекииля упоминается использование Богом знаков, чтобы пометить тех, на кого не падет его гнев. Бог говорит человеку, одетому в льняную одежду, у которого при поясе прибор писца: "Пройди посреди города, посреди Иерусалима, и на челах людей скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершающихся среди него, сделай знак" (Книга пророка Иезекииля, 9:4). Бог повелевает поразить всех, кто не имеет знака на челе.

Я привел это место из "Книги пророка Иезекииля" еще и потому, что фигура человека, одетого в льняную одежду, у которого при поясе прибор писца, очень уж напоминает фигуру, упомянутую в сновидении, описание которого будет в дальнейшем приведено. В этом сновидении "чернила" символизируют кровь Христа. Кровавая отметка на дверном косяке и отметка на челе в видении пророка Иезекииля суть отметки избранных Богом. Они защищены от кровавого гнева Божьего и от погружения в Красное море, что в символическом отношении одно и то же. В "Откровении Иоанна Богослова" (7:2-3 и 9:4) упоминается третий вариант этой темы: ангелы ставят печать на чело рабов Божьих числом 144000, чтобы отметить тех, кто спасется при всеобщем уничтожении.

Кровавое принесение в жертву Христа имеет немало аналогий с принесением в жертву пасхального агнца, чья кровь защищает израильтян от гнева Иеговы. Эти аналогии позволяют пролить свет на психологическое значение спасительной силы Христа. В "Исходе" сказано о том, что каждая семья египтян вынуждена принести в жертву первенца. Израильтяне были освобождены от этой обязанности только при условии принесения добровольной жертвы, чья кровь затем была продемонстрирована. Эта ситуация была вызвана жестокосердием фараона. Наступило нравственное оцепенение. Для того чтобы исправить существующее положение, должна пролиться кровь. Вещество, из которого состоит душа, необходимо привести в жидкое состояние, освободить от бесплодной окаменелости, чтобы жизнь и либидо вновь смогли свободно изливаться. Такая постановка вопроса тотчас позволяет заметить, что эти образы имеют непосредственное отношение к внутренней жизни индивида. Влечение к индивидуации, символизируемое Иеговой, требует трансформации, освобождения порабощенных и вытесненных способностей. Наше египетское сердце должно уступить, иначе кровь будет извлечена силой. В той мере, в какой либидо, благо, даря жертвенной установке, добровольно переносится на выполнение сверхличностных задач, индивид избегает деструктивных воздействий на личность, которые возникают, когда это противопоставляет свою волю требованиям всеобщности, Самости.

Христос, отождествляемый с пасхальным агнцем, был назван Агнцем Божьим (Agnus Dei). Кроме того, согласно объективной оценке символизма, Христос как первородный сын Божий отождествляется с принесением в жертву первенцев в земле Египетской. Насколько мне известно, в экзегетике отсутствует это заключение, хотя оно необходимо для полного осмысления мифа. Спасительная жертва всегда приносится при смешении настроений—смиренности, как у агнца, и непреклонности, как у фараона. В лучшем случае эго, подобно Христу в саду, согласно, хотя и неохотно, пойти на жертву.

О символике принесения в жертву агнца можно говорить бесконечно. Поскольку агнец символизирует невинность, смиренность и чистоту, он олицетворяет нечто такое, что мы меньше всего хотели бы убить. Эта тема нередко возникает в сновидениях. Например, у меня была пациентка с так называемым комплексом Иова или Ахава, который проявлялся в неиссякаемой обиде на Бога за то, что он позволил страдать юным и невинным. Однажды ей приснилось, что должны принести в жертву агнца. Она не могла вынести этого зрелища. В таком случае необходимо принести в жертву кроткую невинность детства, а именно, ожидание, что действительность подчиняется или должна подчиняться вселюбящему отцу. "Кровь агнца" должна быть извлечена из этой незрелой установки, чтобы дух благожелательности действительно воцарился в реальной жизни, но не в качестве пассивного требования инфантильного эго, а в качестве активной силы, мотивирующей сознательную личность. Принесение в жертву непорочной чистоты также предполагает осознание существования тени, которое освобождает индивида от идентификации с ролью невинной жертвы и от склонности проецировать злого палача на Бога или на соседа.

 

3. ХРИСТОС И ДИОНИС

Существует еще одно направление символических взаимосвязей, при которых кровь Христа сопоставляется с виноградом и вином Диониса. Первоначальное упоминание об этом содержится в Евангелии от Иоанна, где Христос говорит о себе: "Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой— Виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода... Я есмь Лоза, а вы ветви" (15:1 -5). Остается сделать лишь небольшой шаг, чтобы придти отсюда к отождествлению Христа с виноградом, который давят, чтобы получить вино. Поэт XVII века Генри Воон отобразил эту взаимосвязь в своих стихах, посвященных Страстям:

Благословенна виноградная Лоза!

Чей сладостный сок

Я ощущаю как Вино,

Но твои прекрасные ветви

Как бы расцвели от гордости,

Что доставили мне наслаждение.

Чудо в Кане Галилейской, когда вода превратилась в вино, позволило присвоить Христу эпитет "виноградаря" (Иоан., 2:1) и провести аналогию между вином и обитающим в нем духом и "живой водой", которую Христос предложил самарянке (Иоан., 4:10). Термин "вода жизни" или "эликсир жизни" (elixir vitae) впоследствии употреблялся алхимиками. В галерее музея Метрополитен хранится чаша Антиоха, которая датируется приблизительно IV веком новой эры. На ней изображен Христос в окружении гроздьев винограда (рис. 48 и 49). По этому поводу Юнг говорит следующее:

"Чудо превращения воды в вино в Кане имеет аналогию с чудом в храме Диониса. Знаменательно, что на дамасской чаше Христос изображен восседающим на троне, увитом побегами виноградных лоз, подобно Дионису".

Дионис и вино составляют неоднозначный символ. Как писал персидский поэт Омар Хайям, Дионис способен вызывать вдохновение, экстаз и благодатное преображение сознания:

Вино способно с абсолютной логикой

Опровергнуть противоположные мнения 72 сект.

Независимый алхимик способен в мгновение ока

Превратить свинец в золото. Платон описывает в "Республике" (II, 363 С) бытовавшее в его время представление о том, что в загробной жизни для праведных уготовано место в раю. Боги "ведут их в дом Гадеса ...и устраивают пир для святых. Увенчанные венками, они возлежат на диванах и проводят время, наслаждаясь вином, как будто высшая награда за добродетель состоит в постоянном опьянении".

В "Вакханках" Еврипида приводится замечательное изображение чудодейственного потока флюидов жизни, возникающих во время празднеств, устраиваемых жрицами Вакха:

Одна из них поднимала жезл и ударяла в скалу,

И тотчас появлялась резвая струя сверкающей воды.

Другая погружала свой тирс в земную грудь,

И появлялся фонтан красного вина, посланного ей Богом.

Они нажимали кончиками пальцев дерн, и из земли появлялись

Родники молока, и с тростниковых жезлов, увенчанных плющом,

Стекал по каплям сладкий мед.

Но дионисийские оргии могли принимать и необузданный, ужасающий характер, когда безумные менады разрывали на части все живое, встречавшееся на их пути. Такова была участь Орфея и Пентея. Вызывают чувство ужаса чудовищные преступления, которые совершаются, когда эго не поддается инфляции в результате идентификации с властью коллективного бессознательного. Вспомните, например, средневековые аутодафе, которые устраивались опьяненными кровью Христа священнослужителями, которые непоколебимо верили в свою праведность.

Страшный аспект символизма вина получает дальнейшее развитие в изображении гроздьев гнева Бога. В "Откровении Иоанна Богослова" мы читаем:

"Пусти острый серп твой и обрежь грозди винограда на земле, потому что созрели на нем ягоды. И поверг Ангел серп свой на землю, и бросил в великое точило гнева Божия. И истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила..."Ма Гнев Божий есть точило, которое извлекает вино из винограда, но это вино, как свидетельствует Иоанн Богослов, может быть "...вином ярости гнева Его (Бога)" (16:19).

Аналогичное изображение ярости встречается и в Книге пророка Исайи

(63:1-3):

"Кто это идет от Едома, в червленых ризах от Восора, столь величественный в Своей одежде, выступающий в полноте силы Своей?... Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя—как у топтавшего в точиле?" Иегова отвечает: "Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое".

Отцы Церкви считали, что здесь речь идет о страдающем Мессии.14 По их мнению, "тот, кто появляется "красным" из "точила", есть не кто иной, как Наш Господь Иисус Христос, ибо ...этот вопрос задали Ему ангелы в день Его триумфального вознесения".

В "Книге пророка Исайи" сказано, что фигура в кровавых ризах есть Иегова, запятнанный кровью своих врагов. Любившие аналогии Отцы Церкви отождествляли фигуру в кровавых ризах с Христом, запятнанным своей кровью. Для Иеговы кровь его врагов становится его собственной кровью.

Древнеегипетские жрецы отождествляли вино с кровью врагов Бога.

Согласно Плутарху:

"...они не пили вино и не употребляли его в возлияниях, как нечто приятное богам, ибо считали его кровью тех, кто некогда сражался против богов. Они верили, что из падших и смешавшихся с землей врагов произросли виноградные лозы. Опьянение лишает разума людей, поскольку они тогда наполняются кровью своих предков".16 В психологическом отношении эта идея интересна как описание воздействий коллективного бессознательного: человек наполняется кровью своих предков. В этом же духе Юнг описывал свое восприятие бессознательного. По поводу непреодолимого желания понять психическое он говорит следующее: "Быть может, этот вопрос занимал мысли моих предков, и они не могли найти ответ на него... А может быть, это непоседливый Вотан-Гермес моих германских и франкских предков задает нам столь сложные загадки?"

В Ветхом Завете есть еще одно место, которое имеет непосредственное отношение к Христу (Бытие, 49:10-12):

"Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель ...он моет в вине одежду свою, и в крови гроздов одеяние свое. Красны очи его от вина, и белы зубы от молока". Согласно иудейско-христианской традиции, "Примиритель" указывает на Мессию.

В приведенном фрагменте из Ветхого Завета изображен насытившийся вином правитель с красным лицом, некий источник, наполненный до краев жизненными соками. Красные очи и белые зубы указывают на объединение противоположностей, которое позднее было использовано в алхимии в виде объединения красного мужчины и белой женщины. Связь этого фрагмента с Христом предполагает существование и другой связи - между ним и Дионисом. "Красные от вина" очи - это глаза Диониса, опьяненного от избытка крови или жизненной энергии. Здесь ярко изображен сангвинический или полнокровный темперамент. Такое изображение появляется в сновидении пациента перед повышением уровня психической энергии. Пациенту приснился следующий сон:

"Там находилась женщина, у которой кровь была настолько красной, что ее можно было увидеть под кожей. Она прожила полнокровную жизнь, используя каждую возможность для наслаждения". Представленную в сновидении фигуру можно рассматривать как уменьшенный вариант красноглазого правителя, который моет свое одеяние в воде жизни.

Алхимики использовали символику винограда и вина для изображения сущности жизни, составлявшей цель алхимического процесса. Алхимическую деятельность ("опус") называли "сбором винограда". В одном из трактатов сказано: "Дави виноград". В другом: "Наш огонь составляют кровь человеческая и красный сок винограда". Вино служит синонимом aqua рег-manens. Гермес, главный бог алхимиков, назван "сборщиком винограда", а вода мудрецов—"виноградными гроздями Гермеса", Uvae Hermetis.

Вообще говоря, изображение вин в сновидениях придает аналогичное значение использованию этого символа в алхимии. Кроме того, он нередко ассоциируется с кровью Христа. Например, молодому человеку, обнаружившему в себе склонность к непродуктивному или расточительному использованию своей индивидуальной сущности, приснилось, что он налил себе немного вина. Знакомый (теневая фигура) взял вино и вылил в водопроводную раковину. Возмущенный сновидец сказал знакомому, что тот перестарался, и больше не осталось вина. С помощью этого сновидения была установлена связь с кровью Христа, которая ассоциировалась у сновидца с мыслью о том, что нельзя выливать в раковину освященное вино, которое остается после причастия.

 

4. ИЗВЛЕЧЕНИЕ С ПОМОЩЬЮ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ

Христа иногда изображают в виде винограда, который подвергается давлению в давильном прессе. Например, на гравюре по дереву XV века изображен Христос в давильном прессе. Кровь стекает из его груди в чашу, откуда направляется в виде нескольких потоков в различные сферы человеческой деятельности. На этом изображении божественная жертва освобождает энергию для поддержания повседневной жизни человека. Самость поддерживает существование эго. Эта идея диаметрально противоположна древней концепции, согласно которой человек должен совершать жертвоприношения, чтобы кормить богов, т.е. эго должно поддерживать существование Самости. Замечательной иллюстрацией к последней мысли служит ацтекская картина, на которой показано, как поток крови льется из жертвы в рот бога солнца.

С психологической точки зрения, оба процесса действуют в различные периоды психической жизни индивида. В одни периоды сверхличностная всеобщность должна питаться жертвенной кровью эго. В другие периоды эго не способно выжить без жертвенной крови Самости. Двойственная природа процесса обеспечения психической жизни нашла отражение в христианском символизме. В мифе сказано, что Христос есть и Бог, и человек, т.е. и Самость, и эго. С точки зрения ритуала жертвоприношения, он является одновременно и жрецом, осуществляющим жертвоприношение, и жертвой. Эта мысль подчеркнута в другом отрывке из Послания к Евреям: "Но Христос, Первосвященник будущих благ, пришед с большею и совершеннейшею скинею, нерукотворенною то есть, не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо, если кровь тельцов и козлов и пепел телицы чрез окропление освящает оскверненных, дабы чистое было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочному Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!" (9:11-14). В этом отрывке Христос одновременно выступает и в роли жреца, приносящего жертву, и в роли жертвы. Он есть та сила, которая извлекает из него спасительную кровь. Аналогичное изображение встречается и в "Видениях Зосимы":

"Я есть Ион, жрец внутренних святилищ. Я обрекаю себя на невыносимые страдания... пока не замечу благодаря преображению тела, что я превратился в дух..." и даже когда он так говорил, а я силой удерживал его, чтобы он поговорил со мной, его глаза стали как кровь".

Далее сказано следующее:

"Это жрец внутренних святилищ. Он превращает тела в кровь, делает глаза ясновидящими и воскрешает мертвых".

Об этом видении Юнг говорит следующее:

"Это видение показывает, что основная цель процесса трансформации состоит в одухотворении жреца, осуществляющего жертвоприношение: он должен превратиться в дух (pneuma)...

Все видения указывают на тождественность жреца и жертвы. Вся алхимия, от начала и до конца, проникнута идеей единства первичной (prima) и конечной (ultima) материи (materia), того, что спасает, и того, что спасается".

Мысль о том, что Христос приносит себя в жертву ради извлечения или выявления своей духовной сущности, нашла отражение в тех местах Священного Писания, где речь идет о приходе Параклета. В "Евангелии от Иоанна" (16:7) Христос говорит своим ученикам: "Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо если Я не пойду, Утешитель (Параклет) не придет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам". В главе XTV "Евангелия от Иоанна" о Параклете сказано следующее: "Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя (Параклета), да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет" (Иоан., 14:16,17). Далее о нем сказано следующее "Сие сказал Я вам, находясь с вами, Утешитель же (Параклет), Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему..." (Иоан., 14:25,26).

В определенном смысле Параклет синонимичен крови Христа. Каждый из них представляет результат жертвы Христовой. Каждый из них составляет лишенную телесной оболочки реальную сущность, которая проявляется только при условии утраты конкретной, определенной формы Христа. Из описания Параклета в Евангелии от Иоанна явствует, что его можно рассматривать как индивидуального, внутреннего руководителя, который придет на смену историческому, догматическому Христу. Он олицетворяет "внутреннего Христа" Мейстера Экхарта или, если употребить психологическую терминологию, путь индивидуации.

Ожесточенные средневековые споры показали, что связь между Христом и Его кровью ставит ряд важных вопросов. Между доминиканцами и миноритами состоялся теологический диспут по поводу крови Христа, пролитой во время Страстей Господних. Минориты утверждали, что кровь Христа утратила связь с Его божественной природой, тогда как с точки зрения доминиканцев, эта связь не прервалась. В конечном счете, папа Пий II запретил обеим сторонам продолжать обсуждение этого вопроса.

При психологическом подходе к рассмотрению таких, на первый взгляд, бесплодных интеллектуальных споров в них можно обнаружить богатый символический смысл. В данном случае проблема, по-видимому, состоит в том, возможно или невозможно извлечь полный архетипический смысл из его конкретного воплощения в мифе о Христе и в церкви, основанной на этом мифе. Другими словами, возможно ли исследовать с чисто психологических позиций нуминозные энергии психического, не отдавая предпочтения определенной религии или вероисповеданию. Для нас ответ очевиден; но в средние века постановка на сознательном уровне этого вопроса выглядела бы революционной.

Процесс жертвоприношения составляет тот способ, с помощью которого извлекается кровь Христа. Психологические значения жертвоприношения довольно сложны. Более подробно они рассмотрены Юнгом в эссе "Символизм трансформации в мессе". Для непосредственных целей нашего исследования я хотел бы отметить, что ситуация жертвоприношения заключает в себе, по меньшей мере, четыре варианта развития, в зависимости от того, кто совершает жертвоприношение, что приносится в жертву и ради кого приносится жертва. Эти четыре варианта можно представить в следующем виде:

Извлечение с помощью жертвоприношения

Жрец Жертва Ради блага

1. Бог приносит в жертву человека Бога

2. Бог приносит в жертву Бога Человека

3. Человек приносит в жертву Бога Человека

4. Человек приносит в жертву человека Человека и бога

1. Бог приносит в жертву человека. Этот вариант соответствует всем формам жертвоприношения в древности. От имени Бога жрец приносит в жертву животное (первоначально человека), символизирующее человека. Движение идет от человеческого к божественному, т.е. за счет человеческой сферы расширяется божественная сфера. Это означает, что эго переполнено, а сверхличностный мир незаполнен. Равновесие восстанавливается посредством принесения в жертву эго ради Самости.

2. Бог приносит в жертву Бога. Этот вариант соответствует всем тотемистическим трапезам в той мере, в какой они проводятся в качестве священного ритуала и, следовательно, при содействии Бога. Замечательным примером служит католическая месса, во время которой священник олицетворяет Бога как субъекта жертвоприношения, а хлеб и вино—Бога как объекта жертвоприношения. В этом случае движение направлено от божественного к человеческому, указывая на относительную незаполненность эго (нищету духа), которая требует постоянной подпитки из сферы сверхличностного коллективного бессознательного.

3. Человек приносит в жертву Бога. Этот вариант не имеет конкретного религиозного отображения, поскольку, в сущности, носит светский или личностный характер. Он соответствует оттоку энергии и ценностей из сферы сверхличностных категорий для удовлетворения потребностей сознательного эго. К числу мифологических примеров относятся похищение огня Прометеем и первородный грех Адама и Евы. Строго говоря, слово "жертвоприношение" неприменимо в данном случае, так как здесь речь идет не столько о сакрализации, сколько о десакрализации. Тем не менее, во время эмпирических перипетий психологического развития, когда такой шаг необходим, опыт оправдывает употребление слова "жертвоприношение" для описания неохотного расставания со старыми формами бытия. В действительности здесь имеет место величайшая из всех жертв, которая, согласно мифам, обходится весьма дорогой ценой. В истории культуры эта Стадия представлена атеистическим материализмом. Движение энергии направлено от божественного к человеческому и таким образом относится к психологическому состоянию, которое требует увеличения сознательной автономии.

4. Человек приносит в жертву человека. Четвертый тип жертвоприношения составляет гипотетический идеал и только начал обозначаться как возможность для человеческого понимания. Эго приносит в жертву эго для достижения двойной цели—развития самого эго и осуществления его сверхличностного предназначения. Поскольку человек одновременно выступает в роли посредника и пациента, сознательная процедура мотивируется не бессознательным архетипическим влечением, а сознательным взаимодействием с влечением к индивидуации. На сознательном человеческом уровне разыгрывается то, что служило прообразом на божественном, архетипическом уровне в самопожертвовании Христа. Согласно Хризостому, Христос первым отведал своей плоти и крови. Затем это деяние стало моделью для эго, достигшего достаточно высокого уровня сознательности, чтобы понять его значение. Юнг описывает это значение следующим образом:

"Для устранения проецируемого конфликта его необходимо вернуть в сферу психического индивида, в которой находятся его бессознательные истоки. Он должен отслужить тайную вечерю наедине с собой и отведать своей плоти и крови. Это означает, что он должен распознать и признать существование другого в себе... Ибо если вы должны терпимо относиться к себе, тогда как вы сможете терзать других?" Нойманн описывает следующим образом результаты воздействия индивидуальной ассимиляции на коллектив:

"...Предварительная ассимиляция, которую ...(индивид) осуществляет в процессе ассимиляции своей тени, одновременно превращает индивида в орудие иммунизации коллектива. Тень индивида неизменно связана с коллективной тенью и поэтому при ассимилировании индивидом своего зла происходит ассимилирование частицы коллективного зла".

Аналогичным образом описывается алхимический процесс циркуляции (circulatio), который происходит в колбе (пеликан или флегма). По этому поводу Юнг говорит следующее:

"В древнем образе уробороса содержится идея самопожирания и превращения себя в циркуляционный процесс... В то же время этот процесс "обратной связи" служит символом бессмертия... (Он) символизируем Единое, которое возникает из столкновения противоположностей. (Эти алхимические символы хранились втайне) его внутренняя связь с тайной веры сознавалась адептами, для которых обе тайны были тождественны".

 

5. АТРИБУТЫ КРОВИ ХРИСТА

В Священном Писании упоминаются совершенно определенные характеристики крови. Мы уже отмечали ее связующие и укрепляющие свойства, с помощью которых человек устанавливает и укрепляет связь с Богом. Кроме того, кровь Христа "омывает от грехов" (Первое послание Иоанна, 1:7 и Откровение Иоанна Богослова, 1:5), т.е. освобождает индивида от бессознательного чувства вины. Кровь Христа также освящает (Послание к Евреям, 13:12), что, с психологической точки зрения, предполагает внедрение священного или архетипического в сферу личностного сознания. Она называется драгоценной (Первое послание апостола Петра, 1:19), т.е. заключает и себе высшую ценность. В католическом календаре дата 1 июля помечена как "Праздник Драгоценной Крови нашего Господа Иисуса Христа".

Основное свойство крови Христа заключается в ее способности искупать грехи и спасать души. Об этом свидетельствуют следующие фрагменты из Священного Писания:

"В Нем мы имеем искупление Кровию Его..." (Ефес, 1:7) "...в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов" (Послание к Колоссянам, 1:13-14). "...Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу..." (Откровение Иоанна Богослова, 5:9).

В популярных молитвенниках и служебниках эта тема получила широкое распространение. Например, в известном католическом молитвеннике, наряду с иллюстрациями к некоторым христианским догматам, содержится интересная репродукция картины, на которой изображена искупительная сила крови Христа (рис.52).

В верхней части картины изображен Христос на кресте в окружении концентрических кругов радиального распространения света. Слева атрибуты крови Христа. Кровь Христа спасает души из чистилища. Слева от него расположена луна, а справа—солнце. Ангел держит в руке чашу, в которой собирается струя крови, вытекающая из его (Христа) левого бока. В нижней части картины изображены души, подвергающиеся мукам в чистилище. При попадании крови Христа на мучеников они испытывают облегчение и освобождаются от пламени. С психологической точки зрения чистилище символизирует состояние идентифицированности с вожделениями и яростью, которая вспыхивает, подобно огню, когда желание не находит удовлетворения. Спасительную кровь Христа можно рассматривать как носителя сознания, который, проистекая из Самости, позволяет индивиду шире взглянуть на вещи, понять архетипический смысл существования и освободиться от узко-персоналистической ограниченности это. Другими словами, на картине показаны два вида страдания: в верхней части—крестное страдание, а в нижней части—бессмысленное страдание. Оба вида страдания в равной мере мучительны, но первый вид страдания носит добровольный характер (признается сознанием) и поэтому порождает драгоценный поток жизни.

Еще одно важное свойство крови Христа состоит в ее способности умиротворять и примирять непримиримые противоположности. В "Послании к Колоссянам" (1:20) апостол Павел говорит:

"...чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив чрез Него, Кровию креста Его, и земное и небесное". В "Послании к Ефесянам" говорится следующее:

"А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Крови Христовою. Ибо Он есть мир наш, сделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем" (2:13-16). Здесь ясно показана особенность Самости как примирительницы противоположностей. По мнению Юнга, этот фрагмент оказал влияние на формирование у алхимиков концепции Меркурия как миротворца, примирителя противоположностей и создателя единства. По аналогии с кровью Христа Меркурий воспринимается как "духовная кровь" . Кроме того, Меркурий соответствует Святому Духу, обеспечивая еще одну связь между ним и кровью Христа.

Вино Диониса имеет общие свойства с кровью Христа—примирение и приобщение святых тайн. Мне повстречалось описание сновидения, которое служит замечательной иллюстрацией к нашему утверждению о двух свойствах крови Христа. Этот сон приснился молодому священнику. Сновидение (краткое описание):

"Мне предстоит отправлять обряд причащения. В ризнице, которая выглядит как кухня, необходимо приготовить вино для причастия, смешав два различных вида вина—темно-голубое вино и красное. Красное вино находится в бутылке с желтой наклейкой, похожей на наклейку бутылки шотландского виски, на которой написано имя "Павел". За круглым столом сидят два человека. Один из них член левой партии, а другой - правой. До сих пор они соблюдали правила приличия. Но теперь начали проявлять враждебность по отношению друг к другу. Я предлагаю разрешить проблему на уровне пищеварения. В этот момент сцена затемняется, как во время театрального спектакля, и красно-желтый прожектор высвечивает небольшой стол, расположенный между двумя мужчинами. На столе стоит бутылка теплого красного вина с наклейкой от бутылки шотландского виски и с отчетливой надписью "Павел". Наступает полная темнота и раздается звон бокалов, которые, по-видимому, разбились. Смысл этого звука очевиден. Я думаю, что во время беседы они выпили красное вино, подружились, опьянели, уснули и уронили бокалы. Эта мысль доставила мне эстетическое наслаждение и вызвала чувство тревоги по поводу того, что необходимо приступать к богослужению, и теперь у нас нет необходимых ингредиентов для приготовления вина причастия". В сновидении содержится интересное изображение двух вин—голубого и красного, которые, вероятно, символизируют двух отдельных духов— Логоса и Эроса. Сновидение показывает, что сновидец достиг "малой конъюнкции", примирения с тенью, но "большая конъюнкция", символизируемая причащением святых тайн с помощью обоих вин, пока не может состояться.

Иногда регрессивное устранение и сознательное примирение различий путаются или смешиваются друг с другом. Кровь или вино Христа и Диониса способны вызывать и устранение, и примирение. Устранение или примирение различий обычно воспринимается как состояние блаженства, которое прекрасно изобразил Ницше в описании дионисийского принципа:

"Под чарами Дионисийского не только вновь скрепляется союз между человеком и человеком, но и природа, отчужденная, враждебная и покоренная, вновь празднует свое примирение с потерянным сыном, человеком. Земля свободно предлагает свои дары, и хищные животные мирно приходят из пустынных и горных районов. Колесница Диониса украшена цветами и гирляндами; она запряжена тиграми и пантерами. Представьте "Оду радости" Бетховена в виде картины, пусть в вашем воображении неисчислимые толпы преклонятся, преисполнившись благоговения, и тогда вы приблизитесь к Дионисийскому. Теперь раб стал свободным; теперь рухнули преграды непримиримости и враждебности, которые были установлены между человеком и человеком необходимостью, капризом и "бесстыдными условностями". Теперь, когда появилось евангелие всеобщей гармонии, каждый чувствует не только воссоединение и примирение со своим ближним, но и свою нераздельность от него, как если бы сорван был покров майи и его обрывки трепетали перед таинственным, предвечным единством.32 Как уже отмечалось, кровь Христа синонимична Логосу. В "Евангелии от Иоанна" сказано, что Логос есть свет: "В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков" (1:4). Замечательное описание крови Христа как света содержится в гностическом трактате "Пистис София" (Pistis Sopbia). Между прочим, и трактате упоминаются и другие, связанные с кровью Христа, образы, на которых мы уже останавливались. Заставив учеников подняться с ним на небо, Иисус показывает им прекрасную картину:

"Иисус сказал им: "Поднимите взор свой и рассмотрите то, что увидите" И они подняли свой взор и увидели настолько величественный и прекрасный свет, что ни один человек в мире не смог бы описать его. И вновь сказал он им: "Отведите взор свой и рассмотрите то, что увидите".

Они сказали: "Мы видим огонь, воду, вино и кровь". Иисус сказал своим ученикам: "Аминь, говорю вам: ничего не принес я в этот мир, кроме этого огня, этой воды, этого вина и этой крови. Я принашу воду, и огонь из сферы Света светил Сокровищницы Света. Я принес вино и кровь из сферы Барбело (небесной Матери, или женского Логоса). И спустя немного времени мой отец послал мне Святого Духа, который походил на голубя".

"Огонь, вода и вино предназначены для очищения всех грехов мира. Kpoвь же должна свидетельствовать о могуществе незримого бога по причине человеческого тела, которое я получил в сфере Барбело. Дыхание же движется ко всем душам и ведет их к сфере Света". По этой причине говорю я вам: "Я пришел, чтобы предать огню землю Это значит, что я пришел очистить огнем грехи всего мира". По этой же причине я взял чашу вина, благословил ее, дал вам и сказал: "Это есть кровь завета, которая будет изливаться для вас ради прощения грехов ваших".

И по этой причине они воткнули копье мне в бок и оттуда появились вода и кровь.

Таковы тайны Света, которые прощают грехи. Другими словами, таковы названия и имена Света".

 

6. СВЯЗИ КРОВИ ХРИСТА С АЛХИМИЕЙ

Между кровью Христа и символизмом алхимии существует немало связей. В алхимии слово "кровь" употребляется для описания результата экстрагирования. В одном из алхимических трактатов сказано следующее "...поэтому необходимо снести дом, разрушить стены, извлечь оттуда чистейший сок с кровью и приготовить..." Юнг объясняет это место следующим образом: "...эти наставления характеризуют типичную алхимическую процедуру извлечения духа или души, доставляя в сферу сознания бессознательные содержания". Нередко упоминается и кровь дракона или льва. В древности дракон и лев олицетворяли проявления Меркурия в виде страсти и вожделения, которые необходимо подвергнуть экстрагированию и трансформации. В древней мифологии упоминается кровь кентавра Несса, который был убит Гераклом за попытку изнасиловать его супругу Деяниру. Эта кровь способна вызывать эротическую страсть. Когда Деянира преподнесла Герлклу тунику, пропитанную кровью Несса, чтобы привлечь его внимание к себе, она вызвала невыносимые страдания, которые закончились лишь на к погребальном костре. Таким образом, как и Меркурий, способный губить или исцелять, таинственная субстанция, символизируемая кровью, способна либо вызывать страсть, гнев и пламенные муки, либо приносить спасение, и зависимости от установки и состояния эго, воспринимающего эту субстанциюё

Символ крови объединяет в алхимическом процессе две различные операции —растворение (sctutio) и кальцинирование (cattinatia). Вода и жидкость (флюид) входят в состав сложного символа растворения. Таким образом, кровь как жидкость связывается с растворением. В то же время кровь ассоциируется с теплотой и огнем и поэтому относится к сфере кальцинирования. Кровь как союз огня и воды объединяет противоположности. Косвенное указание на двойственность этого состояния содержится в Евангелии от Луки (19:34): "...Один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас ис¬текла кровь и вода". Здесь нашел отражение мотив воды и огня, затронутый в словах Иоанна Крестителя: "Я крещу вас в воде и покаянии, но Идущий за мною сильнее меня... Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Матф., 3:11). Вода растворяет и соединяет различные вещи в объединяющей среде. огонь имеет несколько различных смысловых уровней. Он может символизировать силу влечения, тепло любви или вдохновение Духа Святого. В различных контекстах он может относиться либо к Эросу, либо к Логосу. Краснота связывает кровь со всеми значениями красного цвета и с самим красным цветком, розой. В следующих строках автор "Рубайят" устанавливает связь между кровью и розой:

"Иногда я думаю, что роза нигде не цветет таким красным цветом,

Как там, где пролита кровь погребенного Цезаря". (Стих XLX).

Термин "Красное море" употребляется в алхимии в связи с настойкой или эликсиром, приготовленным на философском камне. Это связано с тем, что Отцы Церкви отождествляли с кровью Христа Красное море, в котором символически крестились христиане. Красное море позволило израильтянам пройти через него, но утопило египтян. Юнг обратил внимание на гностическое толкование этого образа, отметив, что "Красное море символизирует воду смерти для "бессознательных" и воду крещения, возрождения и трансцендентальности для "сознательных". Погружение в субстанцию Самости приносит освобождение или разрушение, в зависимости от установки эго. Геракл не выдержал погружения в Красное море.

На другом берегу Красного моря израильтян ждали пустыня и откровение Иеговы на Синае. Таким образом, при первой встрече с Самостью индивид испытывает чувства одиночества и отъединенности от других. По поводу этого переживания Юнг говорит следующее: "Каждый, кто осознан хотя бы частицу своего бессознательного, выходит за пределы своего времени и социальной среды, погружаясь в одиночество... Но только в одиночестве происходит встреча с "богом спасения", и опасность приносит избавление".

Кровь Христа тесно связана с elixir vitae (эликсир жизни) или aqua pеmanens (вода долголетия) алхимиков, который в действительности представлял собой жидкость, полученную с помощью философского камня. Ясные указания на эту связь нередко встречаются в алхимических трактатах. С учетом наших исторических знаний мы могли бы утверждать, что алхимики считали кровь Христа прообразом эликсира, полученного из философского камня, подобно тому, как христиане рассматривали ветхозаветную "кровь завета" как прообраз крови Христа.

В одном из алхимических трактатов сказано следующее: "Ибо точно так же, как и философский камень, этот Царь Химии, способен с помощью своей настойки и совершенства превращать другие, не совершенные, грубые металлы в чистое золото, наш Небесный Царь и Краеугольный Камень, Иисус Христос, способен один очищать нас, грешных и несовершенных людей, с помощью Своей Благословенной руби новой Настойки, т.е. Своей Крови, от всей нашей врожденной скверны и нечистоты и полностью исцелять опасную болезнь нашей природы..." Далее в трактате говорится следующее:

"Ибо точно также, как и философский камень входит с помощью своей настойки в нерасторжимое соединение с другими металлами, так и Христос, наш Предводитель, с помощью рубиновой настойки из Своей Крови находится в постоянном общении со всеми Своими членами и, уплотняя Свое Тело, строит совершенное, духовное здание в праведности и истинной святости по подобию Божию. Итак, возрождение, которое осуществляется при крещении через деяния Святого Духа, есть не что иное, как внутреннее, духовное обновление падшего человека, с помощью которого мы становимся друзьями Бога, а не врагами..." Герхард Дорн приводит еще один интересный трактат, в котором говорится следующее:

"(Философы) называли свой камень живым, потому что при проведении заключительных операций под воздействием возвышенного таинственного огня из материала и сосуда выделяется темно-красная жидкость, подобно каплям кровавого пота, и по этой причине они пророчествовали, что в последние дни на землю придет непорочный (истинный) человек, через которого мир станет свободен, и будет его пот, как капли крови розового или красного цвета, через которые мир спасется от своего грехопадения. Точно так же и кровь из камня освободится от больных проказой металлов, и люди освободятся от своих болезней... и вот по этой причине камень называется живым. Ибо в крови этого камня сокрыта его душа... По такой же причине они назвали его своим микрокосмом, ибо он содержит копии всех вещей мира, и поэтому они говорят, что он живой, подобно тому, как Платон называет микрокосм живым".

Камень, выделяющий кровавый пот, имеет несомненное сходство с Христом в Гефсиманском саду: "И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю" (Лук, 22:44). С психологической точки зрения это означает, что экстрагирование воды долголетия (aqua permanens) сопровождается психическими страданиями и конфликтами. Как отмечал Юнг, "...каждое достижение человека проистекает из страдания души..."41 Само по себе страдание не имеет ценности. Экстрагировать спасительный флюид способно только то страдание, которое получило одобрение на сознательном уровне и поэтому преисполнено смысла. Терпимое отношение индивида к своим внутренним противоречиям и признание правомерности существования своей тени вместо проецирования ее на других приводит индивида к трансформации личности. Юнг дает следующее толкование трактату Дорна: "Поскольку камень олицетворяет homo totus (всего человека), Дорн поступает последовательно, упоминая putissimus homo (истинного человека) при рассмотрении таинственной субстанции и ее кровавого пота, ибо в этом и состоит вся суть. Он заключает в себе тайну, а камень и его аналогия или прототип олицетворяют Христа в Гефсиманском саду. Этот "самый непорочный" или "самый истинный" человек, должно быть, именно таковым и является, подобно тому, как argentum putum является чистым серебром; он должен быть абсолютно человечным, т.е. человеком, которому ведомо все человеческое и который обладает всеми человеческими качествами и в то же время не подвержен воздействию внешней скверны. Этот человек придет на землю только "в последние дни". Он не может быть Христом, ибо Христос своею кровью уже спас мир от последствий грехопадения... Здесь речь идет не о будущем Христе и sal-vator microcosmi (спасителе микрокосма), а об алхимическом senator cosmi (хранителе космоса), который олицетворяет пока неосознанную идею целостного, совершенного человека и осуществит то, что оставила незавершенным жертвенная смерть Христа, а именно, освобождение мира от зла. Как и Христос, он будет выделять в виде пота спасительную кровь, но она ...будет иметь "розовый цвет", т.е. это будет не естественная или обычная кровь, а символическая кровь, психическая субстанция, проявление некоторой разновидности Эроса, объединяющей индивида и неисчислимое множество людей под знаком розы и обеспечивающей их целостность..."

 

7. СОВРЕМЕННЫЕ СНОВИДЕНИЯ

Сновидения пациентов, проходящих курс психотерапии, свидетельствуют о том, что в современной психике действует символ крови Христа. В качестве примера мы приведем описание сна, приснившегося молодой домохозяйке, чья личностная и женская идентичность была в значительной мере вытеснена в результате деспотичного, травмирующего отношения к ней в детстве. Она, несомненно, обладала творческими дарованиями, которые вплоть до появления этого сна оставались абсолютно нереализованными. Этот сон приснился ей вскоре после начала психотерапевтических консультаций.

"Некая фигура, ангел, с белым одеянием на коленях склонилась над письмом. Ее правая рука лежит на овальном песочного цвета камне, установленном посреди молодой травы. Она пишет кровью, которая содержится в сосуде. Этот сосуд держит в руках мужская фигура, расположенная справа от нее. Она держит сосуд в левой руке". После этого сна пациентка передала его содержание на рисунке. На рисунке ангел изображен в виде большой белой птицы, которая пишет своим клювом. Человек, который держит в руке чашу с кровью, представляет собой бородатую фигуру, одетую в рясу священника и, несомненно, олицетворяет Христа. Хотя это сновидение и не вызвало у пациентки ассоциаций личного характера, она отметила, что человек напомнил ей Христа, а птица—Святого Духа.

Приведенное сновидение, несомненно, имеет огромное значение и отражает глубокий процесс, протекающий в психике сновидицы. С овальной каменной плитой связан сон, который приснился пациентке спустя три месяца после упомянутого сновидения. В этом сне она видит:

"Четыре квадратные бетонные плиты с изображением круга на каждом из них. Они растрескались и разрушились. Раздается голос:—Это твои ошибочные взгляды на женственность. Они разрушены". Таким образом, овальный камень можно рассматривать как новый фундамент, заменивший старый, разрушенные плиты; это нечто, напоминающее tabula rasa (гладкая доска), на которой теперь может быть запечатлена подлинная идентичность пациентки. Наличие в сновидении символа крови Христа указывает на протекание существенно важного процесса, связанного с формированием центрального стержня пациентки. Как уже отмечалось, этот символ относится к феноменологии Самости, и его наличие в сновидении указывает на активацию сверхличностного центра индивидуальной идентичности, от которого в сферу сознательной личности устремляется значимый поток энергии.

На рисунке сновидения показано, что Христос дает кровь, а пишет Святой Дух. Это соответствует словам Христа: "...лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель (Параклет) не придет к вам" (Иоан., 16:7). Уход обеспечивает возможность экстрагирования крови, предоставляя независимому духу возможность свободно реализовать энергию индивидуации в своих отдельных проявлениях. Вероятно, особую роль здесь сыграло то, что пациентка была воспитана в духе католицизма и в то время, когда ей приснился упомянутый сон, находилась в процессе дистанцирования от своих проекций высшего авторитета церкви и ее догматов.

Ниже приводится описание сна, приснившегося молодому аспиранту. В детстве ему был поставлен ошибочный диагноз: болезнь сердца по причине функционального шума. В то время этот диагноз доставил ему немало тревог и привел к формированию устойчивой реакции страха перед видом крови или при возможности увидеть кровь. При исследовании этого симптома было установлено, что кровь символизирует различные формы аффекта и эмоциональной напряженности. Он боялся всех реакций сердца. После особенно острого проявления "комплекса крови", во время которого он приложил огромные усилия, чтобы не поддаться чувству страха и разобраться в своей тревожности, ему приснился следующий сон:

"Я нахожусь неподалеку от странного трехэтажного здания, которое я собираюсь осмотреть. Собравшись с духом, я спускаюсь в подвал, где находится очаровательный алтарь. Мое внимание тотчас привлекает светящийся символ над алтарем. Он состоит из креста, в центре которого помещается пульсирующее сердце. Некоторое время я стою, не в силах отвести от него взгляд. По-видимому, символ таит в себе немало значений. Покинув святилище, я решил еще раз взглянуть на странный крест. При входе в святилище я, к своему удивлению, обнаружил, что у дверей стоит католическая монахиня и в помещении полно молящихся". К описанию сновидения был приложен рисунок с изображением креста, на котором помещалось сердце

Это сновидение служит прекрасным примером устранения психического симптома благодаря постижению его архетипического смысла. Сновидение отождествляет комплекс крови (сердце) с Христом на кресте. В действительности пациент испытывает страх перед кровью Христа. Когда боязнь крови принимает религиозную или архетипическую форму, он теряет иррациональную природу и перестает быть симптомом. Вместо этого боязнь крови отражает реакцию на нуминозное, священный трепет, вызываемый сверхличностной реальностью Самости. Здесь речь идет не о неврозе, а об осознании религиозной стороны психического. Сновидение сообщает сновидцу, что его аффект и эмоциональная напряженность содержат священный материал и что, испытывая перед этим материалом страх и трепет, он не должен, как прежде, игнорировать или отвергать его. Другими словами, невротическое, бессмысленное страдание теперь превратилось в осознанное, полное смысла страдание, которое рассматривается как не обходимый элемент глубокого процесса архетипической жизни, т.е. извлечение крови Христа.

На начальном этапе психоанализа человеку, который впоследствии стал психотерапевтом, приснился следующий сон:

"После определенных трудностей ему удалось поймать рыбу золотистого цвета. Его задача заключалась в экстрагировании крови из рыбы и в нагревании крови, пока не будет достигнута устойчивая текучестях Опасность состояла в том, что при нагревании кровь нередко свертывается. Он занимался кипячением крови в лаборатории, когда старший по возрасту человек, "традиционалист", сказал ему, что ничего не получится, и кровь непременно свернется Тем не менее, сновидец решил продолжить нагревание крови, поскольку знал, что у него все получится".

Символ рыбы имеет двойственную природу. С одной стороны, рыба является существом с холодной кровью, обитающим в глубинах, и поэтому олицетворяет бессознательную инстинктивность, свойственную дракону. С другой стороны, она служит символом Христа.

В апокрифической книге Тобита приведен миф об экстрагировании спасительной субстанции из рыбы. В этом мифе говорится о том, как герой Тобиас отправился в путь, чтобы жениться на Саре, побывавшей замужем семь раз. Каждый раз в брачную ночь новобрачного убивал демон, обитавший в спальне Сары. В дороге Тобиасу повстречалась большая рыба, которая выпрыгнула к нему из воды. Проводник Тобиаса Рафаил посоветовал ему извлечь из рыбы сердце, печень и желчный пузырь. Желчный пузырь необходимо было сохранить для иных целей, а сердце и печень предстояло сжечь в брачную ночь, чтобы изгнать демона, убившего предыдущих мужей Сары. Эта операция была успешно проведена. Тобиас остался в живых после женитьбы на Саре и получил от тестя приданое.

В мифе содержится важный символизм, указывающий на то, что индивид должен сделать, чтобы установить связь с бессознательным, не подвергнувшись при этом уничтожению. Конъюнкция осуществляется успешно только после поимки рыбы и экстрагирования ее сущности, которая превращается в спасительное вещество, аналогичное крови Христа, Короче говоря, это означает, что решение проблемы бессознательных влечений составляет необходимый этап на пути к осуществлению конъюнкции. В христианстве Христос изначально отождествлялся с рыбой (ichthys). Поэтому кровь рыбы есть также и кровь Христа. Вообще говоря, рыба может символизировать всю христианскую эру, эру Рыб, которая в настоящее время близится к концу. Следовательно, в самом широком смысле, извлечение крови рыб указывает на извлечение жизни и смысла из христианского учения в целом. Драгоценная психическая сущность отделяется от старой формы, в которой она содержалась. Сновидение показывает, что переход от старой формы к новой чреват опасностями. Кровь может свернуться. Другими словами, процесс отделения религиозного смысла жизни от ограничений традиционного христианства таит в себе опасность полной утраты сверхличностной ценности. Быть может, опасность свертывания крови, и приобретения определенной формы указывает на возможность преждевременного закрепления освобожденной сверхличностной энергии в узких, неадекватных категориях мышления и действия. В качестве примеров такого закрепления можно упомянуть различные формы слепой приверженности в сфере политики и социологии или мелочные проявления личностного изуверства и фанатизма, которые не способны вместить все величие и значение сверхличностной энергии жизни. Тем не менее, сновидение предполагает успешное осуществление трансформации.

Резюмируя, можно сказать, что кровь Христа олицетворяет первичную силу самой жизни в ее проявлениях на психическом уровне, когда ее потенциальные возможности можно использовать как ради блага, так и ради зла. В качестве символа жидкой сущности Самости и всеобщности кровь Христа заключает в себе и примиряет противоположности. В случае проявления в виде огненного потока недифференцированной энергии она способна уничтожить оцепеневшее, неразвитое эго. С другой стороны, кровь Христа олицетворяет питающую, поддерживающую, связывающую и жизнеутверждающую энергию, которая, поступая из сверхличностного центра психического, поддерживает, оправдывает и узаконивает непрерывное существование личностного центра психического, эго. Она символизирует неподвластную времени сущность, которая поддерживает и наполняет смыслом существование личности во времени. Она есть столп вечности, на котором зиждется настоящий момент сознательного существования. Когда поток значимых образов, чувств или мотивационных энергий освобождает сознание от бесплодного, застойного или гнетущего существования, тогда можно утверждать, что вступил в действие архетипический динамизм, представленный кровью Христа. Все эти данные подтверждают реальность "спасительной силы", которая составляет существенное свойство крови Христа.

 

О, Сыны Мудрости1 Постарайтесь понять то, что говорит Камень:

Защищайте меня, и я буду защищать вас; воздайте мне, чтобы я помог вам.

ЗОЛОТОЙ ТРАКТАТ ГЕРМЕСА

 

1. ВСТУПЛЕНИЕ И ТЕКСТ

Представление алхимиков о философском камне как конечной цели алхимического процесса заключает в себе богатый, сложный символ Самости. Некоторые могут задать вопрос, какую ценность для современной эмпирической психологии могут иметь фантазии алхимиков. На этот вопрос можно дать следующий ответ: фантазии алхимиков отражают на символическом уровне глубокие пласты бессознательного и предоставляют необходимые аналогии, помогающие нам понимать образы, возникающие в настоящее время при глубинном анализе индивидов. Психологическая наивность и некритичность позволили символическим образам проявляться без искажений. Эту мысль Юнг выражает следующим образом:

"Для того чтобы понять значение символа во всей его полноте, исследователь должен обратиться к тем периодам истории человечества, когда формирование символа происходило беспрепятственно, т.е. когда отсутствовала эпистемологическая критика структуры образов и, как следствие этого, неизвестные реальности могли проявляться в определенной зримой форме. Из таких периодов нам ближе всего период средневековой натурфилософии... Она достигла значительного развития в алхимии и алхимической философии".

В заключительной части своей работы "Mysterium Coniunctionis" Юнг отмечает следующее:

"Алхимия ...оказала мне бесценную услугу, предоставив в мое распоряжение материал, способный вместить мой опыт, и таким образом позволила мне описать, по крайней мере, существенные особенности процесса индвидуации".

Цель процесса индивидуации состоит в осознанном установлении связи с Самостью. Цель алхимического процесса нередко символизирует философский камень. Таким образом, философский камень служит символом Самости.

Фрагментарные описания природы и свойств философского камня разбросаны по всей обширной алхимической литературе. Для полного исследования феноменологии этого образа понадобится собрать все эти разбросанные материалы. Тем не менее, в настоящей главе я ставлю перед собой более скромную задачу, для выполнения которой мне удалось найти в одном оригинальном тексте довольно полное и подробное описание философского камня.

Я воспользуюсь текстом, который находится в пролегоменах к антологии трактатов по алхимии, изданных на английском языке под редакцией Элиаса Ашмола в 1652 году в Лондоне. В трактате сказано следующее:

"(1) (Минеральная разновидность философского камня) способна доводить посредством трансмутации любое несовершенное, земное вещество до высшей степени совершенства, т.е. превращать низменные металлы в совершенное золото и серебро, трансформировать обычные кремни в различные драгоценные камни (рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты) и осуществлять великое множество аналогичных трансмутации. Но это составляет лишь малую толику тех благ, которые можно приобрести с помощью философского камня, когда известны все его достоинства. Золото, признаюсь, восхитительная вещь, прекрасная видимость; ...изготовление золота составляет основную цель деятельности алхимиков, хотя и редко имело какое-либо значение для древних философов; использовали это вещество лишь адепты нижней ступени посвящения.

(2) Ибо они возлюбили мудрость превыше всех мирских богатств и стремились к более возвышенным действиям. Вне сомнения, тому, кому открыты законы природы, доставляет радость не способность изготовлять золото и серебро, или подчинять своей власти демонов, а созерцание распахнутых небес, восхождения и нисхождения ангелов Божьих и запечатления имени своего в Книге Жизни.

(3) Далее идут растительный, волшебный и ангельский камни, которые не содержат частиц минерального камня ...ибо они изумительно искусны, и каждый из них отличается от других своим воздействием и природой, так как способны производить несколько действий и выполнять несколько задач. Вне сомнения, Адам (с отцами до потопа и после потопа), Авраам, Моисей и Соломон, сотворившие с их помощью немало чудес, так и не поняли их высшие качества, ни одного из них, ибо это ведомо лишь одному Богу, создателю всех вещей на небе и на земле, благословенному в веках.

(4) Ибо с помощью растительного (камня) можно в совершенстве постигать природу человека, животных, птиц, рыб, различных деревьев, растений, цветов и знать, как их производить и побуждать к росту, цветению и плодоношению, как улучшать их цвет и запах когда угодно и где угодно в любое время года, и даже в разгар зимы...

(5) Кроме того, его мужскую часть, восходящую к солнечному достоинству и способную своим чрезмерным жаром сжигать и уничтожать любое существо и растение, смягчает своим крайним холодом (при немедленном применении) женская, лунная часть, способная, благодаря своему лунному свойству, привести в оцепенение и заморозить любое животное, если солнце тотчас не окажет ему помощь; ибо хотя они и созданы из одной природной субстанции, в действии они проявляют противоположные качества; и все же между ними происходит естественное взаимодействие, и то, что не способна сделать одна часть, способна сделать, и делает другая часть.

(6) Их внутренние достоинства не уступают внешним, ибо солнечная часть обладает ослепительным сиянием, что не всякий глаз человека способен вынести его; и если в темную ночь явить во внешнем лунную часть, птицы устремятся к ней (и станут летать вокруг нее), подобно мухам, летающим вокруг свечи, и их легко можно будет брать в руки...

(7) С помощью волшебного камня можно обнаружить местонахождение любого человека в любой части мира, как бы хорошо он ни схоронился в палатах, чуланах или пещерах, ибо и там он позволяет все тщательно исследовать. Одним словом, он представляет вашему взору весь мир, в котором вы можете увидеть или услышать все, что пожелаете. Более того, он позволяет человеку понимать язык живых существ, чириканье и щебетание птиц, мычание животных и т. д. Он способен одухотворить образ, который, благодаря наблюдению за влияниями небесных тел, становится истинным оракулом; но здесь нет ничего волшебного или дьявольского, ибо все происходит легко, естественно и по-настоящему.

(8) И последнее: ангельский камень настолько трудноуловим, что его невозможно ни увидеть, ни почувствовать, ни взвесить. Его можно попробовать только на вкус. Голос человека (который имеет некоторое сходство с этими трудно различимыми свойствами) не выдерживает с ним сравнения. Более того, сам воздух не так доступен для зрения, и, тем не менее (о, чудо!) камень способен вечно пребывать в огне без ущерба. Он обладает божественной, неземной, незримой силой и, что еще важнее, наделяет владельца божественными способностями. С помощью сновидений и откровений он дарует человеку способность видеть ангелов и беседовать с ними; ни один злой дух не осмеливается приблизиться к тому месту, где он пребывает. Ибо он есть квинтэссенция, в которой нет ничего тленного, элементы нетленны, и ни один дьявол не в силах поселиться там.

(9) С. Дансон называет его пищей ангелов, а другие—небесным причастием, деревом жизни; он, несомненно (второй, после Бога), способен дарить долголетие, ибо с его помощью тело человека оберегается от порчи и приобретает способность жить долгое время без пищи; кроме того, ставится под сомнение возможность смерти человека, который пользуется камнем. Что мне не нравится, так это размышлять над вопросом, почему владельцы камня, которые плотскими глазами видели проявления славы и вечности, должны желать жить вместо того, чтобы желать умереть, и наслаждаться благами достигнутой цели, вместо того, чтобы жить, довольствуясь теоретическими размышлениями.

10) Расис скажет вам, что в красном камне таится пророческий дар; ибо с его помощью (говорит он) философы предсказывали грядущие события. Петр Бонус утверждает, что они предсказывали не в общих четах, а конкретно, и предвидели воскресение и воплощение Христа, день страшного суда и гибель мира в огне, но делали они это не иначе, как через интуитивное постижение своих действий.

(11) Резюмируя, можно сказать, что правильное и многостороннее применение первичной материи (ибо при всем многообразии достоинств в них проявляется один дух) позволяет постигнуть совершенство гуманитарных наук и всю мудрость природы. (И к этому я мог бы добавить, что) она таит в себе много больше удивительных вещей, ибо мы видели лишь малую толику из того, на что она способна.

(12) Тем не менее, существует слишком мало стволов деревьев, к которым можно было бы привить черенки этой науки. Ее тайны можно сообщить только адептам и тем, кто с колыбели посвятил свою жизнь служению у ее алтаря".

Автор этого текста Элиас Ашмол не занимался практической алхимией. Он был широко образованным ученым и проявлял особый интерес к алхимии и астрологии. По этим предметам ему удалось составить большое собрание книг и рукописей. Его отношение к алхимику Уильяму Блэк-хаусу проникнуто личным чувством. Алхимик признал в Ашмоле духовного сына. "Это было знаменательное событие в жизни Ашмола, поскольку он почувствовал свою причастность древней традиции истинных мудрецов".4 Спустя два года Блэкхаус, по-видимому, находясь на смертном одре, сообщил Ашмолу дальнейшие тайны. Ашмол записал в своем дневнике, что Блэкхаус сообщил ему в мельчайших подробностях истинное содержание философского камня, и эти сведения составили его духовное наследство.

Составленное Ашмолом описание философского камня, несомненно, представляет собой компиляцию свойств камня, описанных в многочисленных алхимических трактатах, с которыми он был знаком. Ашмол собрал все эти сведения и составил на их основе органическое целое, пропустив их через свое богатое воображение и придав им причудливое очарование благодаря своему стилю.

Ашмол описал философский камень так, словно речь идет о четырех различных камнях, которые он соответственно называет минеральным, растительным, волшебным и ангельским камнем. В соответствии с этими четырьмя категориями энергия камня имеет различные формы проявления. В нашем тексте это делается в целях описания. Но здесь заложен более глубокий смысл. В алхимии число четыре повсюду играет важную роль. Четверка считалась основным принципом упорядочения материи. В начале мира, еще до творения, не существовало ничего, кроме первичной материи, которая не имела формы, структуры и конкретного содержания. Все существовало в потенциальности и ничего в реальности. В акте творения четыре элемента—земля, воздух, огонь и вода—выделились из первичной материи. Дело выглядит так, словно на первичную материю был наложен крест, состоящий из четырех стихий, привнеся в нее порядок и структуру и извлекая космос из хаоса.

Для получения философского камня необходимо вновь объединить четыре элемента в единстве квинтэссенции. Таким образом, первоначальное состояние целостности и единства первичной материи восстанавливается в философском камне на новом уровне. Эти идеи имеют немало сходства с процессом психологического развития, где, в частности, число четыре символизирует целостность. Четырехэлементная природа философского камня имеет непосредственное отношение к четырехэлементным изображениям мандалы Самости. В сущности, алхимические изображения философского камня имеют форму мандалы. С психологической точки зрения, число четыре обычно соотносится с четырьмя психическими функциями: мышлением, чувствами, ощущениями и интуицией. Но такое понимание числа четыре не способно охватить весь спектр его значений. Например, четыре элемента невозможно отождествить с четырьмя функциями. Структурирующая модель четверицы проявляется в различных контекстах, чтобы упорядочить и дифференцировать опыт. Однако во всех случаях она указывает на осуществление и завершение.

Хотя Ашмол и упоминает четыре различных камня, проявления различных аспектов камня будут в дальнейшем рассматриваться как проистекающие из одного единого философского камня.

 

2.ТРАНСФОРМАЦИЯ И ОТКРОВЕНИЕ

Первый параграф текста начинается следующим образом:

"(1) (Минеральная разновидность философского камня) способна доводить посредством трансмутации любое несовершенное, земное вещество до высшей степени совершенства, т.е. превращать низменные металлы в совершенное золото и серебро и трансформировать обычные кремни и различные драгоценные камни (рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты) и осуществлять великое множество аналогичных трансмутаций. Но это составляет лишь малую толику тех благ, которые можно приобрести с помощью философского камня, когда известны все его достоинства. Золото, признаюсь, восхитительная вещь, прекрасная видимость...; изготовление золота составляет основную цель деятельности алхимиков, хотя и редко имело какое-либо значение для древних философов; использовали это вещество лишь адепты нижней ступени посвящения".

С точки зрения алхимиков, металлы находящиеся в земле, претерпевают постепенное, естественное развитие. Такие неблагородные металлы, как свинец, считались неразвитыми, начальными формами металлов. В процессе постепенного естественного развития они превращаются в благородные металлы, золото и серебро. Алхимики считали, что с помощью своих методов они могут ускорить процесс естественного развития. Очевидно, что эта идея содержит проекцию на материю того факта, что естественное психологическое развитие стимулируется посредством сосредоточения внимания на психическом содержании и "разработки" такого содержания.

Золото и серебро считались "благородными" металлами, потому что они не подвержены порче, т.е. воздействию коррозии. Таким образом, они были носителями таких качеств, как неизменное постоянство и вечность. Точно так же и переживание Самости в процессе индивидуации передает эго характеристики надежной стабильности, которые понижают уровень его подверженности регрессивному распаду. Эти качества эго формируются на основе роста сознания и укрепления связи со сверхличностной или "вечной" стороной психического, которые составляют одну из существенных особенностей переживания Самости.

Превращение неблагородного вещества в золото может принять и неблагоприятный оборот, как, например, это показано в легенде о царе Мидасе. Боги выполнили его желание, чтобы все, к чему бы он ни прикоснулся, превращалось в золото, и тогда он с ужасом обнаружил, что его пища стала несъедобной. В этой истории изображается состояние идентификации с философским камнем, которое неблагоприятно сказывается на жизни. Человек не может жить одними вечными истинами, он нуждается также и в хлебе, т. е .ему необходимо удовлетворять еще и личные, временные потребности.

В нашем тексте сказано, что философский камень превращает обычные кремни в драгоценные камни. Драгоценные камни олицетворяют ценности, предметы, которые высоко ценятся за их красоту и высокую стоимость. Кремни представляют собой обычное тусклое, но довольно твердое вещество. Они олицетворяют банальные, "повседневные" стороны жизни. С психологической точки зрения, эта способность философского камня относится к способности интегрированной личности разглядеть смысл и ценность в самом ординарном и даже неприятном событии. Точно также и в низших, "неблагородных" особенностях нашей личности можно разглядеть ценность. Изменение позиции восприятия вызывает трансформацию, поскольку красота помещается в глазу созерцателя.

В этот момент Ашмол чувствует себя обязанным сообщить нам, что изготовление золота и драгоценных камней составляет низшую из способностей философского камня. Хотя мы и рассматриваем его описание на символическом уровне. Ашмол воспринимает его буквально. Ашмол подобен ясновидцу, который описывает свой сон, находясь во сне, тогда как мы стараемся понять смысл его сна с точки зрения бодрствующего сознания.

В тексте сказано, что изготовление золота не входило в намерения древних философов. Это утверждение согласуется с широко распространенной в алхимических трактатах идеей, что "наше золото есть не обычное золото, а философское золото". Здесь приводит в замешательство то, что после этого высказывания авторы переходят к обсуждению использования печек, колб и физических процедур в лабораторных условиях. Этому можно дать только одно объяснение: у самих алхимиков отсутствовала ясность в этом вопросе. Они искали "философское" или духовное содержание в химическом процессе, и этот поиск был обречен на неудачу. И, тем не менее, несмотря на неудачу, алхимики оставили нам богатое наследство в виде символических материалов, которые описывают феноменологию процесса индивидуации.

Упоминание о древних философах затрагивает целую проблему значения термина "философский камень". Философ—это возлюбленный Софии, или Мудрости. Камень представляет одну из самых твердых форм вещества и указывает на прочность, постоянство и непреклонную реальность. Таким образом, философский камень символизирует нечто, похожее на конкретизированную или актуализированную мудрость. В частности, в "Aurors Con-surgens" мудрость, персонифицированная как Sapientia Dei, отождествляется с философским камнем. Тем не менее, философский камень означает нечто большее, чем мудрость для философов; философский камень также означает нечто большее, чем образ Христа, понимаемый в обычном, чисто духовном смысле. Здесь уместно привести замечание Юнга по поводу взаимосвязи между философским камнем и Христом, поскольку христианство заимствовало одностороннюю духовность философии Платона и стоиков: "...Несмотря на сходство с Христом, символ камня содержит элемент, который невозможно примирить с чисто духовными допущениями христианства. Само понятие "камня" указывает на специфическую природу этого символа. "Камень" составляет сущность всего прочного и земного. Он олицетворяет женскую материю, и поэтому это понятие вторгается в сферу "духа" и его символизма... Камень означал нечто большее, чем "воплощение" Христа, он олицетворял конкретизацию, "материализацию", которая достигала мрака неорганической сферы или возникала из него, т.е. из той части божества, которая противопоставила себя Творцу... Поэтому можно предположить, что в алхимии была предпринята попытка осуществить символическую интеграцию зла, поместив божественную драму спасения в самого человека". В параграфе 2 сказано следующее:

(2) Ибо они возлюбили мудрость превыше всех мирских богатств и стремились к более возвышенным действиям. Вне сомнения, тому, кому открыты законы природы, доставляет радость не способность изготовлять золото и серебро или подчинять своей власти демонов, а созерцание распахнутых небес, восхождения и нисхождения ангелов Божьих и запечатление имени своего в Книге Жизни".

(3) Далее идут растительный, волшебный и ангельский камни, которые не содержат частиц минерального камня ...ибо они изумительно ис­кусны, и каждый из них отличается от других своим воздействием и природой, так как способны производить несколько действий и выпол­нять несколько задач. Вне сомнения, Адам (с отцами до потопа и после потопа), Авраам, Моисей и Соломон, сотворившие с их помощью немало чудес, так и не поняли их высшие качества, ни одного из них, ибо это ведомо лишь одному Богу, создателю всех вещей на небе и на земле, бла­гословенному в веках.

(4) Ибо с помощью растительного (камня) можно в совершенстве пости­гать природу человека, животных, птиц, рыб, различных деревьев, расте­ний, цветов и знать, как их производить и побуждать к росту, цветению и плодоношению, как улучшать их цвет и запах когда угодно и где уго­дно в любое время года, и даже в разгар зимы...

(5) Кроме того, его мужскую часть, восходящую к солнечному достоин­ству и способную своим чрезмерным жаром сжигать и уничтожать лю­бое существо и растение, смягчает своим крайним холодом (при немед­ленном применении) женская, лунная часть, способная, благодаря своему лунному свойству, привести в оцепенение и заморозить любое животное, если солнце тотчас не окажет ему помощь; ибо хотя они и созданы из од­ной природной субстанции, в действии они проявляют противополож­ные качества; и все же между ними происходит естественное взаимодей­ствие, и то, что не способна сделать одна часть, способна сделать, и делает другая часть.

(6) Их внутренние достоинства не уступают внешним, ибо солнечная часть обладает ослепительным сиянием, что не всякий глаз человека спо­собен вынести его; и если в темную ночь явить во внешнем лунную часть, птицы устремятся к ней (и станут летать вокруг нее), подобно мухам, ле­тающим вокруг свечи, и их легко можно будет брать в руки...

(7) С помощью волшебного камня можно обнаружить местонахождение любого человека в любой части мира, как бы хорошо он ни схоронился в палатах, чуланах или пещерах, ибо и там он позволяет все тщательно ис­следовать. Одним словом, он представляет вашему взору весь мир, в ко­тором вы можете увидеть или услышать все, что пожелаете. Более того, он позволяет человеку понимать язык живых существ, чириканье и щебе­тание птиц, мычание животных и т. д. Он способен одухотворить образ, который, благодаря наблюдению за влияниями небесных тел, стано­вится истинным оракулом; но здесь нет ничего волшебного или дья­вольского, ибо все происходит легко, естественно и по-настоящему.

(8) И последнее: ангельский камень настолько трудноуловим, что его не­возможно ни увидеть, ни почувствовать, ни взвесить. Его можно попро­бовать только на вкус. Голос человека (который имеет некоторое сход­ство с этими трудно различимыми свойствами) не выдерживает с ним сравнения. Более того, сам воздух не так доступен для зрения, и, тем не менее (о, чудо!) камень способен вечно пребывать в огне без ущерба. Он обладает божественной, неземной, незримой силой и, что еще важ­нее, наделяет владельца божественными способностями. С помощью сновидений и откровений он дарует человеку способность видеть анге­лов и беседовать с ними; ни один злой дух не осмеливается прибли­зиться к тому месту, где он пребывает. Ибо он есть квинтэссенция, в ко­торой нет ничего тленного, элементы нетленны, и ни один дьявол не в силах поселиться там.

(9) С. Дансон называет его пищей ангелов, а другие—небесным причастием, деревом жизни; он, несомненно (второй, после Бога), способен дарить долголетие, ибо с его помощью тело человека оберегается от порчи и приобретает способность жить долгое время без пищи; кроме того, ставится под сомнение возможность смерти человека, который пользуется камнем. Что мне не нравится, так это размышлять над вопросом, почему владельцы камня, которые плотскими глазами видели проявления славы и вечности, должны желать жить вместо того, чтобы желать умереть, и на­слаждаться благами достигнутой цели, вместо того, чтобы жить, доволь­ствуясь теоретическими размышлениями.

10) Расис скажет вам, что в красном камне таится пророческий дар; ибо с его помощью (говорит он) философы предсказывали грядущие собы­тия. Петр Бонус утверждает, что они предсказывали не в общих четах, а конкретно, и предвидели воскресение и воплощение Христа, день стра­шного суда и гибель мира в огне, но делали они это не иначе, как через ин­туитивное постижение своих действий.

(11) Резюмируя, можно сказать, что правильное и многостороннее при­менение первичной материи (ибо при всем многообразии достоинств в них проявляется один дух) позволяет постигнуть совершенство гумани­тарных наук и всю мудрость природы. (И к этому я мог бы добавить, что) она таит в себе много больше удивительных вещей, ибо мы видели лишь малую толику из того, на что она способна.

(12) Тем не менее, существует слишком мало стволов деревьев, к которым можно было бы привить черенки этой науки. Ее тайны можно сообщить только адептам и тем, кто с колыбели посвятил свою жизнь служению у ее алтаря".

Автор этого текста Элиас Ашмол не занимался практической алхи­мией. Он был широко образованным ученым и проявлял особый интерес к алхимии и астрологии. По этим предметам ему удалось составить боль­шое собрание книг и рукописей. Его отношение к алхимику Уильяму Блэк-хаусу проникнуто личным чувством. Алхимик признал в Ашмоле духовного сына. "Это было знаменательное событие в жизни Ашмола, поскольку он почувствовал свою причастность древней традиции истинных мудре­цов".4 Спустя два года Блэкхаус, по-видимому, находясь на смертном одре, сообщил Ашмолу дальнейшие тайны. Ашмол записал в своем дневнике, что Блэкхаус сообщил ему в мельчайших подробностях истинное содержа­ние философского камня, и эти сведения составили его духовное наслед­ство.

Составленное Ашмолом описание философского камня, несомненно, представляет собой компиляцию свойств камня, описанных в многочис­ленных алхимических трактатах, с которыми он был знаком. Ашмол собрал все эти сведения и составил на их основе органическое целое, пропустив их через свое богатое воображение и придав им причудливое очарование благодаря своему стилю.

Ашмол описал философский камень так, словно речь идет о четырех раз­личных камнях, которые он соответственно называет минеральным, рас­тительным, волшебным и ангельским камнем. В соответствии с этими че­тырьмя категориями энергия камня имеет различные формы проявления. В нашем тексте это делается в целях описания. Но здесь заложен более глу­бокий смысл. В алхимии число четыре повсюду играет важную роль. Чет­верка считалась основным принципом упорядочения материи. В начале мира, еще до творения, не существовало ничего, кроме первичной материи, которая не имела формы, структуры и конкретного содержания. Все суще­ствовало в потенциальности и ничего в реальности. В акте творения четыре элемента—земля, воздух, огонь и вода—выделились из первичной материи. Дело выглядит так, словно на первичную материю был наложен крест, со­стоящий из четырех стихий, привнеся в нее порядок и структуру и извле­кая космос из хаоса.

Для получения философского камня необходимо вновь объединить че­тыре элемента в единстве квинтэссенции. Таким образом, первоначальное состояние целостности и единства первичной материи восстанавливается в философском камне на новом уровне. Эти идеи имеют немало сходства с процессом психологического развития, где, в частности, число четыре символизирует целостность. Четырехэлементная природа философского камня имеет непосредственное отношение к четырехэлементным изобра­жениям мандалы Самости. В сущности, алхимические изображения фило­софского камня имеют форму мандалы. С психологической точки зрения, число четыре обычно соотносится с четырьмя психическими функ­циями: мышлением, чувствами, ощущениями и интуицией. Но такое пони­мание числа четыре не способно охватить весь спектр его значений. Например, четыре элемента невозможно отождествить с четырьмя функци­ями. Структурирующая модель четверицы про­является в различных контекстах, чтобы упоря­дочить и дифференцировать опыт. Однако во всех случаях она указывает на осуществление и завершение.

Хотя Ашмол и упоминает четыре различ­ных камня, проявления различных аспектов камня будут в дальнейшем рассматриваться как проистекающие из одного единого философ­ского камня. Первый параграф текста начинается следующим образом:

"(1) (Минеральная разновидность философского камня) способна до­водить посредством трансмутации любое несовершенное, земное ве­щество до высшей степени совершенства, т.е. превращать низменные металлы в совершенное золото и серебро и трансформировать обычные кремни и различные драгоценные камни (рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты) и осуществлять великое множество аналогичных транс­мутаций. Но это составляет лишь малую толику тех благ, которые можно приобрести с помощью философского камня, когда известны все его достоинства. Золото, признаюсь, восхитительная вещь, прекрасная ви­димость... изготовление золота составляет основную цель деятельности алхимиков, хотя и редко имело какое-либо значение для древних фи­лософов; использовали это вещество лишь адепты нижней ступени по­священия".

С точки зрения алхимиков, металлы находящиеся в земле, претерпевают постепенное, естественное развитие. Такие неблагородные металлы, как свинец, считались неразвитыми, начальными формами металлов. В процес­се постепенного естественного развития они превращаются в благородные металлы, золото и серебро. Алхимики считали, что с помощью своих мето­дов они могут ускорить процесс естественного развития. Очевидно, что эта идея содержит проекцию на материю того факта, что естественное психо­логическое развитие стимулируется посредством сосредоточения внима­ния на психическом содержании и "разработки" такого содержания.

Золото и серебро считались "благородными" металлами, потому что они не подвержены порче, т.е. воздействию коррозии. Таким образом, они были носителями таких качеств, как неизменное постоянство и вечность. Точно так же и переживание Самости в процессе индивидуации передает эго харак­теристики надежной стабильности, которые понижают уровень его под­верженности регрессивному распаду. Эти качества эго формируются на ос­нове роста сознания и укрепления связи со сверхличностной или "вечной" стороной психического, которые составляют одну из существенных осо­бенностей переживания Самости.

Превращение неблагородного вещества в золото может принять и не­благоприятный оборот, как, например, это показано в легенде о царе Мидасе. Боги выполнили его желание, чтобы все, к чему бы он ни прикоснулся, превращалось в золото, и тогда он с ужасом обнаружил, что его пища стала несъедобной. В этой истории изображается состояние идентификации с философским камнем, которое неблагоприятно сказывается на жизни. Человек не может жить одними вечными истинами, он нуждается также и в хлебе, т. е .ему необходимо удовлетворять еще и личные, временные потреб­ности.

В нашем тексте сказано, что философский камень превращает обычные кремни в драгоценные камни. Драгоценные камни олицетворяют ценности, предметы, которые высоко ценятся за их красоту и высокую стоимость. Кремни представляют собой обычное тусклое, но довольно твердое веще­ство. Они олицетворяют банальные, "повседневные" стороны жизни. С пси­хологической точки зрения, эта способность философского камня отно­сится к способности интегрированной личности разглядеть смысл и ценность в самом ординарном и даже неприятном событии. Точно так же и в низших, "неблагородных" особенностях нашей личности можно раз­глядеть ценность. Изменение позиции восприятия вызывает трансформацию, поскольку красота помещается в глазу созерцателя.

В этот момент Ашмол чувствует себя обязанным сообщить нам, что изго­товление золота и драгоценных камней составляет низшую из способнос­тей философского камня. Хотя мы и рассматриваем его описание на симво­лическом уровне. Ашмол воспринимает его буквально. Ашмол подобен ясновидцу, который описывает свой сон, находясь во сне, тогда как мы ста­раемся понять смысл его сна с точки зрения бодрствующего сознания.

В тексте сказано, что изготовление золота не входило в намерения древ­них философов. Это утверждение согласуется с широко распространен­ной в алхимических трактатах идеей, что "наше золото есть не обычное зо­лото, а философское золото". Здесь приводит в замешательство то, что после этого высказывания авторы переходят к обсуждению использования пе­чек, колб и физических процедур в лабораторных условиях. Этому можно дать только одно объяснение: у самих алхимиков отсутствовала ясность в этом вопросе. Они искали "философское" или духовное содержание в хи­мическом процессе, и этот поиск был обречен на неудачу. И, тем не менее, несмотря на неудачу, алхимики оставили нам богатое наследство в виде символических материалов, которые описывают феноменологию процесса индивидуации.

Упоминание о древних философах затрагивает целую проблему значе­ния термина "философский камень". Философ—это возлюбленный Софии, или Мудрости. Камень представляет одну из самых твердых форм вещества и указывает на прочность, постоянство и непреклонную реальность. Таким образом, философский камень символизирует нечто, похожее на конкрети­зированную или актуализированную мудрость. В частности, в "Aurors Con-surgens"6 мудрость, персонифицированная как Sapientia Dei, отождеств­ляется с философским камнем. Тем не менее, философский камень означает нечто большее, чем мудрость для философов; философский камень также оз­начает нечто большее, чем образ Христа, понимаемый в обычном, чисто ду­ховном смысле. Здесь уместно привести замечание Юнга по поводу взаимо­связи между философским камнем и Христом, поскольку христианство заимствовало одностороннюю духовность философии Платона и стоиков: "...Несмотря на сходство с Христом, символ камня содержит элемент, ко­торый невозможно примирить с чисто духовными допущениями хрис­тианства. Само понятие "камня" указывает на специфическую природу этого символа. "Камень" составляет сущность всего прочного и земного. Он олицетворяет женскую материю, и поэтому это понятие вторгается в сферу "духа" и его символизма... Камень означал нечто большее, чем "воплощение" Христа, он олицетворял конкретизацию, "материализа­цию", которая достигала мрака неорганической сферы или возникала из него, т.е. из той части божества, которая противопоставила себя Творцу... Поэтому можно предположить, что в алхимии была предпринята по­пытка осуществить символическую интеграцию зла, поместив божест­венную драму спасения в самого человека".

В параграфе 2 сказано следующее:

"(2) Ибо они возлюбили мудрость превыше всех мирских богатств и стре­мились к более возвышенным действиям. Вне сомнения, тому, кому от­крыты законы природы, доставляет радость не способность изготов­лять золото и серебро или подчинять своей власти демонов, а созерцание распахнутых небес, восхождения и нисхождения ангелов Божьих и за-печатление имени своего в Книге Жизни".

По своей тональности этот параграф напоминает следующий фрагмент из "Алхимического музея":

"Не утруждайте себя вопросом, действительно ли я владею этим бесценным сокровищем. Вместо этого следует вопрошать, видел ли я, как был создан мир, ведома ли мне тьма египетская, какова причина появления радуги, как будут выглядеть прославленные тела при всеобщем воскресении..." 8

В обоих фрагментах придается важное значение переживанию Откровения.

В нашем тексте содержится три ссылки на Библию. В главе 28 "Книги Бытия" сказано, что Иакову приснился следующий сон: "Вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божий восходят и нисходят по ней".

Как уже отмечалось, лестница Иакова символизирует ось эго-Самость (рис. 56). Восходящие и нисходящие ангелы соответствуют алхимическим процессам сублимации и коагуляции.9 С психологической точки зрения сублимация представляет собой процесс возвышения конкретных, личных переживаний до более высокого уровня, уровня абстрактной или всеобщей истины. В отличие от сублимации, коагуляция представляет собой конкретизацию или личностную реализацию архетипического образа. Для того чтобы восходящие и нисходящие ангелы приобрели зримые очертания, необходимо увидеть взаимопроникновение мира эго и архетипической психики. Это состояние Блейк описал в следующих строках: Чтобы увидеть мир в песчинке И небо в диком цветке,

Необходимо удержать бесконечность на ладони И вечность в часе.

Интересно отметить, что камень имеет непосредственное отношение к сновидению Иакова. Он использовал один из камней в качестве изголовья, и, проснувшись, понял, что место сие "не иное что, как дом Божий, это врата небесные", поставил его памятником. По мнению Юнга, камень Иакова, отмечающий место, где сходятся вместе "высшее" и "низшее", можно рассматривать как равнозначный философскому камню.10

Вторая библейская ссылка в рассматриваемом тексте относится к "Евангелию от Луки" (10:19-20), где Иисус говорит своим 70 апостолам: "Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам; однако ж тому не радуйтесь, что духи вам повинуются; но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах". Третья библейская ссылка—это термин "книга жизни", который употребляется в "Откровении Иоанна Богослова" (20:15): "и кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное".

В главе VI мы рассматривали психологическое значение запечатления имени индивида "на небесах" или в "книге жизни". Здесь имеется в виду осознание индивидом того, что его индивидуальность или личностная идентичность имеет сверхличностное, априорное происхождение и оправдание своего бытия. Если употребить популярный термин, то можно сказать, что такое осознание приводит к положительному разрешению "кризиса идентичности" и позволяет понять состояния, связанные с переживаниями отчужденности, никчемности и неполноценности.

В тексте сказано, что философский камень обладает способностью открывать сокровища. Он раскрывает "все законы природы", обнажает связи между личностной и сверхличностной (землей и небом) сторонами психического и показывает, что личностное эго имеет под собой "метафизическое" основание, а следовательно, и неоспоримое право на существование во всей своей неповторимости. Эти проявления имеют немало общего с последствиями встречи с символами Самости, которые проявляются в сновидениях или в фантазиях при проведении курса психотерапии.

В качестве примера приведем описание сна, приснившегося молодой женщине, у которой была проблема с отчуждением:

"Ночью на ступеньку моего крыльца положили ребенка, сироту. Мне показалось, что его пуповина уходила в небо. Обнаружив это, я почувствовала полное удовлетворение. Я поняла свою цепь в жизни". Пуповина, достигающая неба, несомненно, символизирует ось эго-Самость. Тема сироты возникает при описании философского камня. В Боллингене Юнг вырезал на обратной стороне каменной мандалы следующие слова, заимствованные из трактата алхимиков, посвященные философскому камню:

"Я сирота; я одинок; тем не менее, я нахожусь повсюду, я един, но я нахожусь в оппозиции по отношению к себе. Я одновременно и молод и стар.

Я не знал ни отца, ни матери, потому что меня вытащили из глубин, как рыбу, или потому, что я упал с неба, как белый камень. Я брожу среди лесов и гор, но я сокрыт в сокровенной части души человека. Я смертен для каждого, но, тем не менее, я не подвластен кругу времен". Затем в тексте говорится следующее:

"(3) Далее идут растительный, волшебный и ангельский камни, которые не содержат частиц минерального камня ...ибо они изумительно искусны, и каждый из них отличается от других своим воздействием и природой, так как способен производить несколько действий и выполнять несколько задач. Вне сомнения, Адам (с отцами до потопа и после потопа), Авраам, Моисей и Соломон, сотворившие с их помощью немало чудес, так и не поняли их высшие качества, ни одного из них, ибо это ведомо лишь одному Богу, Создателю вещей на небе и на земле, благословенному в веках".

Суть этого параграфа состоит в том, что Адам и другие герои древности были обладателями философского камня. Это общее для алхимических трактатов допущение, в частности, объясняет то долголетие, которым наслаждались в древности патриархи. В иудейско-христианском мифе древние патриархи изображены почти как полубожественные предки. Они поддерживали непосредственную связь с источником бытия. Бог беседовал с ними и делился своими помыслами. Они олицетворяют вечные, архетипические фигуры, которые продолжают жить в раю. Здесь уместно провести психологическую аналогию, которая состоит в том, что переживания Самости нередко окружены аурой глубокой старины. Одна из особенностей феноменологии Самости состоит в ее вневременном, вечном и, следовательно, древнем достоинстве. Она вызывает у индивида ощущение причастности многовековому процессу, который придает относительный характер невзгодам настоящего времени.

 

3. ПРИНЦИП ПЛОДОРОДИЯ

Далее в тексте сказано следующее:

"(4) Ибо с помощью растительного (камня) можно в совершенстве постигать природу человека, животных, рыб, различных деревьев, растений, цветов и знать, как их производить и побуждать к росту, цветению и плодоношению, как улучшать их цвет и запах когда угодно и где угодно и притом не на мгновение, а каждый день, каждый месяц, каждый год, в любое время года, и даже в разгар зимы..."

Здесь камень охарактеризован как принцип роста и плодородия. Эта особенность философского камня соответствует словам Христа: "Я пришел для того, чтоб имели жизнь, и имели с избытком". (Иоан., 10:10). Несомненное отождествление Христа с принципом плодородия содержится в апокрифической легенде о бегстве в Египет. По пути в Египет Иосифу, Марии и Иисусу повстречался земледелец, убиравший пшеницу. Младенец Иисус взял пригоршню семян и бросил подле дороги. Семена тотчас проросли, созрели и достигли готовности для жатвы. Едва Иосиф со своей семьей успел спрятаться в высокой пшенице, как появились воины Ирода, посланные на их поиск. "Ты видел мать с ребенком?"—спросил воин. "Да,—ответил земледелец—я видел ее, когда убирал пшеницу". "Должно быть, это было много месяцев тому назад",—сказали воины Ирода и ушли".

Озирис также символизирует принцип жизни и плодородия. В египетском погребальном тексте сказано следующее: Я есть растение жизни, Которое появляется из Озириса, Растет на ребрах Озириса, Позволяет людям жить, Делает богов божественными, Одухотворяет духов... Укрепляет конечности живого. Я живу, как зерно пшеницы, жизнь живого... Я есть жизнь, возникающая из Озириса!

В древности принцип плодородия вызывал появление множества обрядов, в которых немаловажную роль играл сексуальный символизм, поскольку сексуальность, несомненно, служит источником жизни и позволяет Природе использовать человека в качестве средства достижения своих сверхличностных целей. Таким образом, чрево, грудь и пенис вполне пригодны для использования в качестве символов принципа самой жизни, который, как сказано в тексте, производит на свет все формы жизни и знает, "как их производить и побуждать к росту, цветению и плодоношению".

С психологической точки зрения способность камня стимулировать рост связана с тем, что Самость является источником (fons et origo) психического существования. Либидо или психическая энергия проявляются в жизни, росте и плодородии. Эта особенность камня связана с алхимическим символизмом benedicta viriditas, благословенной зелени, которая ассоциируется с Афродитой, духом произрастания и Святым Духом.

Плодородное свойство философского камня нередко отражается в сновидениях. Например, молодому человеку, который переживал переходный возраст своей жизни и обращал слишком пристальное внимание на сверхличностным энергии, приснилось, что во время прогулки прорастала сочная и зеленая трава в тех местах, где ступала его нога. Другому человеку приснился следующий сон:

"Я увидел мужчину с феноменально длинным пенисом. Он был молод, но, тем не менее, как мне показалось, был моим дедушкой. Пенис походил на трубу и состоял из секций. Для обеспечения удобства в передвижении он снимал секции и носил их в специальном ящичке". В этом персонаже без труда можно распознать одну из особенностей Самости, поскольку он одновременно и молод и стар, т.е. выходит за пределы категории времени. Такие парадоксальные термины нередко употребляют для описания философского камня. Огромный пенис относится к принципу созидания или плодородности, который составляет предмет нашего исследования. Величина пениса, существенно превышающая обычные человеческие пропорции, указывает на его архетипическую или сверхличностную природу. Тот факт, что он составлен из секций и имеет искусственное происхождение, ассоциируется с фаллосом возрожденного Озириса. После расчленения Озириса не найден был только один фрагмент его тела—первоначальный пенис. Поэтому Изида заменила его искусственным, деревянным фаллосом, с помощью которого и был зачат Гор. Оплодотворение с помощью деревянного фаллоса составляет странное, нечеловеческое явление. Косвенным образом оно указывает на сверхличностный процесс, неподвластный пониманию человека и эго. Быть может, здесь имеется в виду не конкретная реальность, а психическое оплодотворение с помощью символического образа.

 

4. ЕДИНСТВО ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ

Далее в тексте сказано следующее:

"(5) Кроме того, его мужскую часть, восходящую к солнечному достоинству и способную своим чрезмерным жаром сжигать и уничтожать любое существо и растение, смягчает своим крайним холодом (при немедленном применении) женская, лунная часть, способная благодаря лунному свойству, привести в оцепенение и заморозить любое животное, если солнце тотчас не окажет ему помощь; ибо хотя они и созданы из одной природной субстанции, в действии они проявляют противоположные качества; и все же между ними происходит естественное взаимодействие, и то, что не способна сделать одна часть, способна сделать, и делает другая часть".

Здесь речь идет о том, что философский камень объединяет две противоположные сущности—горячую мужскую солнечную часть и холодную женскую лунную часть. Эта точка зрения соответствует мысли, на которой столь подробно остановился Юнг, а именно: Самость воспринимается и символически отображается как союз противоположностей. Философский камень нередко характеризуют как союз солнца и луны (coniunctio). Этот парадокс нашел отражение на многих алхимических изображениях (рис. 60 и 61).

В тексте также описаны отрицательные и опасные свойства, которые демонстрирует каждая из этих частей, когда действует самостоятельно. Предоставленная самой себе, солнечная часть оказывает деструктивное воздействие, благодаря избытку тепла и энергии. Это вызывает воспоминание о втором задании Психеи в мифе об Амуре и Психее. Венера велела Психее принести клок шерсти от особой отары овец с золотым руном. Возле реки рос дружески расположенный к Психее тростник, который дал ей следующий совет:

"...в этот час нельзя подходить к этим страшным овцам. Ибо они заимствуют у ярко горящего солнца страшную жару и приходят в такое неистовство, что дают выход ярости, уничтожая людей своими острыми рогами, твердыми, как камень, лбами, а иногда и ядовитыми укусами... Но... (когда) спадет жара полуденного солнца и ласковый ветерок убаюкает животных ...когда пройдет безумие и успокоится гнев, тогда отправляйся к вон той рощице, стряхни листву с кустов, и ты найдешь золотое руно, зацепившееся за кривые ветви".

Нойманн отмечает, что "готовые разорвать все и всех золотые бараны солнца символизируют архетипически непреодолимую мощь духовного, мужского начала, перед которым не в силах устоять женское (эго)". Вообще говоря, Нойманн рассматривает миф об Амуре и Психее с точки зрения женской психологии. Разумеется, женщина наименее защищена от деструктивных воздействий односторонней солнечной силы. Тем не менее, эта проблема касается и мужчины.

С психологической точки зрения, деструктивность одностороннего солнечного элемента философского камня имеет как внутреннее, так и внешнее проявление (в виде проекции). Внешнее проявление деструктивности воспринимается как обжигающее воздействие пламенного аффекта другого индивида. Внутреннее проявление деструктивности имеет место, когда индивид отождествляет себя с пламенным гневом, возникающим из сферы бессознательного, или оказывается во власти такого гнева. Оба проявления приводят к психическим травмам, на исцеление которых уходит много времени. В умеренных или смягченных дозах солнечное либидо способствует творчеству, жизни и плодотворной деятельности, тогда как односторонняя избыточность солнечного либидо оказывает пагубное воздействие на психическую жизнь.

В тексте сказано, что встреча с лунной частью философского камня также приводит к разрушительным последствиям, так как ее крайний холод "вызывает оцепенение и замораживает". Классический пример способности отрицательного женского принципа вызывать оцепенение и парализовывать волю содержится в мифе о Медузе Горгоне. Каждый, кто осмелится бросить взгляд на нее, превращается в камень. Эго мужчины наименее защищено от таких воздействий. Например, мне рассказали о случае, происшедшем с молодым ученым, который увлеченно занимался каким-то важным исследованием. Однажды к нему в лабораторию пришла его мать. Окинув взглядом лабораторию, она уничижительно отозвалась о занятиях молодого ученого. Это замечание настолько подействовало на него, что в течение нескольких дней он не мог по-прежнему заниматься исследованиями. Его либидо "оцепенело и заморозилось".Он испытал облегчение только тогда, когда в сферу сознания вторглось раздражение, вызванное сложившимся положением дел, т.е. когда солнечный элемент философского камня нейтрализовал одностороннее воздействие лунного элемента.

Оцепенение и замораживание, вызываемые лунным элементом, составляют крайние формы проявления способности женского принципа стимулировать коагуляцию. Женский принцип Эроса побуждает духовные образы и влечения, свободно воспаряющие над землей, установить связь с личностной, конкретной реальностью. При значительном удалении от такой реальности встреча с женским началом производит на эго столь же парализующее впечатление, как и падение на землю.

Тем не менее, иногда приносит несомненную пользу осознание того, что травмирующие воздействия опасной лунной силы и деструктивной солнечной силы составляют особенности философского камня. При восстановлении сил посредством устранения травмирующих последствий встречи с одной из этих сил индивиду помогает сохранить ясность психологической ориентации и перспективы знание того, что причиной его страданий является сам философский камень. Тот, кто ищет философский камень, непременно и неоднократно становится жертвой одного из частных проявлений философского камня. Эти события составляют алхимические операции, которые постепенно приводят индивида к трансформации. Но эти операции мы осуществляем на нас самих. Мы испытываем на себе воздействия кальцинирования солнечным огнем или вызывающей оцепенение коагуляцией лунной силы. При таком оцепенении полезно знать, что обе силы участвуют в осуществлении более масштабного и значимого процесса.

В следующем параграфе упоминаются положительные качества солнечного и лунного элемента философского камня:

"(6) Их внутренние достоинства не уступают внешним, ибо солнечная часть обладает настолько ослепительным сиянием, что не всякий глаз человека способен вынести его; и если в темную ночь явить во внешнем лунную часть, птицы устремятся к ней (и станут летать вокруг нее), подобно мухам, летающим вокруг свечи, и их легко брать в руки". Положительное свойство солнечного принципа мужского, духовного сознания проистекает из его способности порождать свет. Благодаря силе такого света все становится ясным, сияющим и прозрачным. Восприятие этой стороны Самости характеризуется нуминозностью и, как правило, сопровождается появлением символов света—яркими образами, сияющими ликами, нимбами и т. д. В Джемс отмечает повторяемость световых феноменов, которые он называет фотизмами, в переживаниях, связанных с обращением в религиозную веру. В "Многообразии религиозного опыта" он приводит описание такого случая:

"Неожиданно сияние славы Божьей опустилось и чудесным образом окружило меня... Несказанный свет засиял в моей душе и поверг меня ниц... По своей яркости этот свет ни в чем не уступал солнцу. Он был слишком ярок для глаз... Мне кажется, что посредством реального переживания мне удалось в какой-то мере понять тот свет, который поверг ниц Павла на пути в Дамаск (рис. 23). Я не мог бы долго глядеть на такой свет".16 При проведении психоанализа иногда возникают менее значимые световые восприятия, которые ассоциируются с характерными для сновидений образами. Примеры таких образов можно найти в серии сновидений, опубликованных Юнгом в части II "Психологии и алхимии". В частности, в этой серии световые образы упоминаются в сновидениях 7,19 и 20. Восприятие этих образов свидетельствует о расширении границ сознания и понимания. Здесь происходит встреча с одной из особенностей Самости, которая производит на индивида неизгладимое впечатление. Тем не менее, характерные символы целостности не находят ясного отображения, поскольку констеллируется только одна сторона Самости.

Далее в тексте упоминаются положительные свойства лунной части философского камня. Очень трудно передать словами психологическое значение луны. Эрик Нойманн проделал замечательную работу в своей статье "О луне и матриархальном сознании",17 которую я хотел бы предложить вниманию читателя. В этой статье он пишет следующее:

"Творческий процесс осуществляется не под палящими лучами солнца, а при прохладном отраженном свете луны, когда мрак сознания достигает полноты; время размножения—это ночное время, а не дневное. Для размножения необходимы темнота, покой, таинственность, безмолвие и скрытность. Поэтому луна—царица жизни и роста, она противодействует смертоносному солнцу. Влажное ночное время—это не только время сна, но и исцеления, восстановления сил... В ночной темноте или при свете луны возрождающая сила бессознательного выполняет свое предназначение, как некую тайну, заключенную в тайне, и делает она это самостоятельно, в силу своей природы и без помощи "головного" эго".18 В тексте сказано, то лунная часть философского камня привлекает ночью птиц и побуждает их охотно признать свое пленение. Таким образом, олицетворяя неуловимые интуиции или духовные возможности, птицы попадают в сферу реальности под воздействием лунной формы бытия, которую так замечательно описал Нойманн. Кроме того, здесь была упомянута тема приручения дикого животного. Эта тема перекликается с темой единорога, которого можно укротить на коленях девы (рис. 62). В алхимии единорог символизировал Меркурия, неуловимого духа. В одном из трактатов единорог превращается в белого голубя, который также символизирует Меркурия и Святого Духа.19 Таким образом, дева, способная укротить единорога, синонимична лунной части философского камня, которая побуждает птиц добровольно идти в неволю. Эти образы относятся к определенной установке, которая формируется под воздействием лунной или июньской (Инь) особенности Самости, способной установить связь между необузданными, свободными, но и недисциплинированными побуждениями реальности и подчинить их требованиям трансперсональной всеобщности личности. Укрощение дикого своеволия рассматривается как нечто самодостаточное. Для мужчины эту задачу нередко выполняет реальная женщина. Она должна быть непорочной в символическом смысле этого слова (см. работу Э. Хардинг),20 т.е. она должна принадлежать самой себе и выполнять роль независимого женского существа, неподвластного воздействиям мужских установок

В алхимии единорог, которого держит на коленях дева, ясно ассоциировался с мертвым Христом на коленях девы Марии. Эта тема затрагивает идею воплощения Логоса в этом симюлизме. Воплощение составляет одну из особенностей коагуляции. Алхимики занимались проблемами коагуляции, пленения или фиксации неуловимого духа Меркурия. Один из способов решения этой проблемы показан на алхимических изображениях. Он состоял в том, чтобы пригвоздить подвижного змея к дереву или к кресту, как это было сделано с Христом. Дерево и крест являются женскими символами и поэтому отождествляются с коленями непорочной девы или с лунной особенностью философского камня. Эти образы не поддаются поверхностному объяснению, но они, несомненно, имеют непосредственное отношение ^реализации психического как конкретной сущности, которая возникает в сфере плодотворного, партикуляризированного существования под воздействием лунного свойства философского камня.

 

5. ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ

В параграфе 7 говорится следующее:

"(7) С помощью волшебного камня можно обнаружить местонахождение любого человека в любой части мира, как бы хорошо он ни схоронился в палатах, чуланах или пещерах, ибо и там он позволяет все тщательно исследовать. Одним словом, он представляет вашему взору весь мир, в котором вы можете увидеть все, что пожелаете. Более того, он позволяет человеку понимать язык живых существ, чириканье и щебетание птиц, мычание животных и т. д. Он способен одухотворять образ, который, благодаря наблюдению за влияниями небесных тел, становится истинным оракулом; но здесь нет ничего волшебного или дьявольского, ибо все происходит легко, естественно и по-настоящему". Ничто не в силах укрыться от философского камня, все открыто для него. Он вездесущ. В этом отношении философский камень равнозначен всевидящему оку Бога. В четвертом и пятом видении пророка Захарии содержится интересная аналогия с нашим текстом. В четвертом видении Захария видит камень и на камне этом семь очей (Книга пророка Захарии, 3:9). В пятом видении он видит золотой светильник с семью лампадами. Ангел говорит ему: "Это очи Господа, которые объемлют взором всю землю" (Книга пророка Захарии, 4:10). Юнг утверждает, что некоторые алхимики интерпретировали эти фрагменты, соотнося их с философским камнем22 Семь очей Господа соответствуют сферам семи планет, а в алхимии—семи металлам. Они олицетворяли семь ступенек на лестнице трансформации.

В древнем Египте око Божье занимало видное место среди религиозных образов. В погребальной молитве сказано следующее: "Я есть всевидящее око Гора, чей вид вселяет ужас; я есть владычица Убийц, могучая устрашительница". Этот фрагмент отражает обычную установку эго, которая формируется при восприятии ока Божия. Эта установка характеризуется тревожностью, при которой индивид боится, что его неосознанные грехи будут обнаружены и осуждены. Поскольку ничто не в силах укрыться от философского камня, он воспринимается как угроза каждым, кто старается уклониться от полного самосознания. Философский камень способен видеть все, потому что он символизирует полную интегрированную личность, которая не имеет скрытых отдельных сторон. По этой же причине он позволяет понимать язык птиц и животных. Эта способность отражает интуитивную, инстинктивную мудрость человека. Образ всевидящего ока Божия указывает на существование единого источника сознания (видения) в сфере бессознательного. Кроме того, он косвенно указывает на явления синхронии. Глаз как круг иногда составляет особенность мандалы.

Например, Боллингеновский камень Юнга имеет форму глаза с изображением pupillus (Telesphorus) в зрачке - Око Божье служит наглядной иллюстрацией к высказыванию "Vocatus atque non vocatus Deus aderit".

И последнее: в этом параграфе сказано, что философский камень способен "одухотворять образ, который, благодаря наблюдению за влияниями небесных тел, становится истинным оракулом". С психологической точки зрения, одухотворение образа относится к способности бессознательного выражать неясное, недифференцированное настроение или аффект в каком-либо конкретном образе фантазии. Это явление составляет предмет наших поисков при использовании метода активного воображения. Для включения в сферу сознания неосознанного содержания нематериальное должно облечься в материю, невоплощенное или, точнее, пока еще невоплощенное, должно пройти процесс воплощения. Для того чтобы дух стал содержанием сознания, его необходимо загнать в определенную форму. Это составляет одну из особенностей алхимической операции, которая называется коагуляцией. Сновидения так же выполняют эту функцию, как и активное воображение, и иные формы проявления имагинативной креативности. В нашем тексте сказано, что трансформацию духа в образ осуществляет философский камень. Это согласуется с древним высказыванием, что сны приходят от Бога. Другими словами, способность психического создавать образы имеет своим источником сверхличностный центр, Самость, и не является функцией эго.

К.А. Мейер приводит описание сновидения, которое имеет несомненное сходство с нашим текстом:

"Я лежу на ложе; справа от меня, возле головы, находится драгоценный камень, вставленный в кольцо. Камень обладает способностью создавать любые образы, которые я хочу увидеть в живом виде..." Ложе ассоциируется у Мейера с (dine) кушеткой, на которой спал пациент, когда он посетил древний храм Асклепия в надежде, что ему будет ниспослан целительный сон. Он рассматривает драгоценный камень как символ Самости и утверждает, что "в прорицаниях он также выполняет функцию хрустального шара, т.е. выполняет роль "янтры" (магический формулы), предназначенной для визуализации бессознательных содержаний".

В тексте также сказано, что образ становится оракулом, когда устанавливается связь между ним и влиянием небесных тел. Небесные тела, как планетарные факторы, относятся к сверхличносгаым силам, архетипам коллективного бессознательного. В сущности, это означает, что индивид получает доступ к пророчеству, т.е. к мудрости, неподвластной пониманию эго, когда воспринимает способность бессознательного создавать образы в контексте осмысления архетипической стороны психического. В параграфе 8 сказано следующее:

"(8) И последнее: ангельский камень настолько трудно уловим, что его невозможно ни увидеть, ни почувствовать, ни взвесить. Его можно попробовать только на вкус. Голос человека (который имеет некоторое сходство с этими трудно различимыми свойствами) не выдерживает с ним сравнения. Более того, сам воздух не так доступен для зрения, и, тем не менее (о, чудо!) камень способен вечно пребывать в огне без ущерба. Он обладает божественной, неземной, незримой силой и, что еще важнее, наделяет владельца божественными способностями. С помощью сновидений и откровений он дарует человеку способность видеть ангелов и беседовать с ними; ни один злой дух не осмеливается приблизиться к тому месту, где он пребывает. Ибо он есть квинтэссенция, в которой нет ничего тленного, элементы нетленны, и ни один дьявол не в силах поселиться там".

Здесь также идет речь о парадоксальной природе философского камня. Он настолько невидим, рассеян и разрежен, что мы не имеем иной возможности воспринимать его, кроме как на вкус. С другой стороны, он—камень, настолько прочный и неизменный, что даже вечный огонь не может сокрушить его. Тема камня, который не есть камень, восходит к греческой алхимии. Рутланд говорит, что "камень, который не есть камень, является субстанцией, непоколебимой в своей эффективности и добродетели, но не по своей сущности".

Философский камень символизирует центр и всеобщность психики. Поэтому парадоксальная природа камня соответствует парадоксальной природе самой психики. Мы говорим о реальности психики, но многие ли способны "различить на вкус "ее реальное присутствие? Если бы часто упоминаемый "обычный человек" прочитал эту главу, разве он подумал бы, что я рассуждаю о чем-то реальном? Вероятно, нет. Большинство тех, кто считают психологию своей профессией, не осознают реальность психики. Реальность психики рассматривается как поведение, обусловленное неврологическими рефлексами или химией клетки, но здесь нет психики как таковой. Как сказано в тексте, "его невозможно ни увидеть, ни почувствовать, ни взвесить". Психическое не существует для тех, кто способен воспринимать реальность только таким образом. Только те, кто в силу своего развития или благодаря своей психогенетической симптоматике воспринимает реальность психики, действительно знают, что, хотя она и неосязаема, тем не менее, она "непоколебима в своей эффективности". Полное осознание этой реальности наступает в результате реализации процесса индивидуации.

Далее в тексте сказано, что "с помощью сновидений и откровений он (философский камень) дарует человеку способность видеть ангелов и беседовать с ними. Здесь рассматривается вышеупомянутая способность философского камня создавать образы. Контакт с Самостью приводит к осознанию сверхличностных значений, которые в данном случае символизируются ангелами.

В заключительной части параграфа сказано, что ни один злой дух не осмеливается приблизиться к камню, "ибо он есть квинтэссенция, в которой нет ничего тленного". С психологической точки зрения, злой дух или демон представляет отторгнутый комплекс с автономным динамизмом, который способен подчинить своей власти эго. Стабильность его существования обеспечивается репрессивной установкой эго, которая не признает отторгнутое содержание и не интегрирует его в состав личности как целостной сущности. Осознание Самости и требований всей личности устраняют условия, при которых могут выжить автономные комплексы. Квинтэссенция составляет пятый, единый элемент, который возникает в результате объединения четырех элементов. Она соответствует целостной личности, которая в равной мере уделяет внимание всем четырем функциям. Есть что-то сатанинское в своевольных действиях отдельной функции, которая не поддается модификации и корректированию со стороны других функций. Эту мысль Юнг выражает следующим образом:

"Мефистофель олицетворяет сатанинский аспект каждой психической функции, которая освободилась от иерархии всей психики и теперь пользуется независимостью и абсолютной властью". Как и Христос, философский камень изгоняет демонов, т.е. частные свойства личности, которые стремятся узурпировать власть целого.

 

6. ДУХОВНАЯ ПИЩА И ДЕРЕВО ЖИЗНИ

Далее в тексте сказано следующее:

"(9) С Данстон называет его пищей ангелов, а другие—небесным причастием, деревом жизни; он, несомненно (второй после Бога), способен дарить долголетие, ибо с его помощью тело человека оберегается от порчи и приобретает способность жить долгое время без пищи; кроме того, ставится под сомнение возможность смерти человека, который пользуется камнем. Что мне не нравится, так это размышлять над вопросом, почему владельцы камня, которые плотскими глазами видели проявления славы и вечности, должны желать жить вместо того, чтобы желать умереть, и наслаждаться благами достигнутой цели вместо того, чтобы жить, довольствуясь теоретическими размышлениями". Этот параграф содержит несколько идей, которые нуждаются в уточнении. Камень называется "пищей ангелов". Принято считать, что ангелы не нуждаются в пище. Тем не менее, их состояние можно сравнить с состоянием духов усопших, которые повстречались Одиссею в подземном мире. Для того чтобы вызвать духов, ему пришлось принести в жертву двух овец и пролить их кровь, которая должна была привлечь духов, жаждущих крови. Этот интересный образ показывает, каким образом либидо должно изливаться в бессознательное, чтобы активизировать его. Очевидно, нечто в этом роде происходит и с ангелами, они нуждаются в пище философского камня, чтобы явиться человеку. Пища символизирует коагуляцию. Отсюда можно заключить, что вечная, ангельская сфера конкретизируется или приобретает черты временного существования через осознание Самости.

Термин "пища ангелов" имеет аналогии и в Священном Писании. По поводу манны, ниспосланной с небес израильтянам в пустыне, Мудрость (16: 20) говорит; "Ты давал пищу ангелам, неустанно ниспосылая им с неба хлеб, уже готовый, доставляющий всем усладу и удовлетворяющий всякий вкус". В данном случае "пища ангелов" равнозначна "хлебу с неба", о котором упоминается в главе VI Евангелия от Иоанна, когда Иисус сказал: "Я есмь хлеб жизни; приходящий ко мне не будет алкать и верующий в Меня не будет жаждать никогда" (Иоан., 6:35). В католической литургии используются эти тексты в качестве указания на Евхаристию, которая приводит нас к следующей характеристике камня.

Камень также называется "небесным причастием". Здесь имеется в виду Евхаристия, во время которой священник причащал умирающего. Слово viaticum первоначально обозначало деньги на путевые расходы или дорожный запас продовольствия. Оно происходит от слова via, дорога или путь. Таким образом, здесь можно говорить о путешествии умирающего из этого мира на небо. Эта же нота смерти звучит и в параграфе, в котором Ашмол задает себе вопрос, почему владелец философского камня должен хотеть продолжать жить. Отсюда можно заключить, что камень несет миру нечто, похожее на смерть, т. е. обеспечивает устранение проекций.

Камень как предсмертное причастие предполагает его отождествление с телом Христа, приуготованным посредством пресуществления в таинстве мессы. В начале XVI века алхимик Мельхиор разъяснил это сравнение. Он описал алхимический процесс в виде мессы, в которой роль священника, совершающего богослужение, была отведена алхимику. Юнг дополнил работу Мельхиора, приводя немало других примеров склонности алхимиков отождествлять философский камень с Христом.3' Здесь речь идет о начальной стадии реализации принципа индивидуации, основанного на первичности субъективного опыта. Принцип индивидуации присваивает себе и ассимилирует центральную ценность доминирующей в коллективе религиозной традиции. В настоящее время такие же отношения сложились между аналитической психологией и религией. Тем, для кого традиционные религиозные формы утратили смысл, аналитическая психология предлагает новый контекст для осмысления сверхличностных символов. Этот контекст соответствует наиболее развитым сторонам современного сознания.

Философский камень также называется "деревом жизни". Это название связано со вторым деревом в саду Едемском. Когда Адам вкусил от дерева знания добра и зла, он был изгнан из сада Едемского, "как бы не простер он руки своей и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно" (Быт., 3:22). С этих пор дерево жизни стал охранять херувим и пламенный меч обращающийся. Отсюда можно заключить, что камень должен соответствовать какому-то предмету, возле которого некогда находился человек, который вынужден был расстаться с этим предметом, придя к сознанию (осознанию противоположностей, знанию добра и зла). Аналогичным образом складываются отношения между индивидом и Самостью. Как отмечалось в Части I, нарождающееся эго первоначально содержится в сфере бессознательной Самости, первичной всеобщности, которую Нойманн назвал уроборосом. При возникновении эго происходит болезненное расставание сознания с бессознательной целостностью и непосредственным отношением к жизни, которое символизирует дерево жизни. В таком случае конечной целью психического развития становится восстановление утраченного состояния первоначальной целостности, но на сей раз уже на уровне сознательной реализации.

Философский камень нередко характеризуется как трансцендентальное дерево (рис. 66). Таким образом устанавливается связь между камнем и символизмом Мирового Дерева или Космического Дерева. Христос считался вторым Адамом, и поэтому его крест рассматривался как второе дерево, дерево жизни. Один из алхимиков описывает философский камень следующим образом:

"В силу одного только сходства, а не по существу, философы уподобляют свой материал золотому дереву с семью ветвями, полагая, что оно заключает в своем семени семь металлов и что они сокрыты в нем. По этой причине они называли его живым. Вещество камня вызывает появление красивых красок, когда производит на свет цветы, подобно тому, как обычные деревья производят на свет цветы, когда наступает время цветения".

В современных сновидениях и рисунках появляются странные деревья, которые производят глубокое впечатление. В своем эссе "Философское дерево" Юнг приводит ряд примеров таких деревьев. В разгар переходного периода (когда решалась проблема устранения переноса) пациенту приснилось, что на землю падает огромное дерево, издавая пронзительный, неестественный звук. Это сновидение имеет интересную аналогию в тексте, в котором философский камень описан в виде перевернутого дерева:

"Корпи его из драгоценных металлов находятся в воздухе, а вершина в земле. Когда их отрывают от своих мест, слышен ужасный звук и наступает великий страх"

Философское дерево способно претерпевать смерть и возрождение, подобно Фениксу. Из этого сновидения явствует, что вся личность сновидца претерпевала трансформацию, характерную для психологического развития.

 

7. ЕДИНСТВО В МНОГООБРАЗИИ

Далее в тексте сказано следующее:

"(1.0) Расис скажет вам, что в красном камне таится пророческий дар; ибо с его помощью (говорит он) философы предсказывали грядущие события. Петр Бонус утверждает, что они предсказывали не в общих чертах, а конкретно, и предвидели Воскресение и воплощение Христа, день Страшного Суда и гибель мира в огне, но делали они это не иначе, как через интуитивное постижение своих действий".

Способность камня к прорицанию означает, что он связан со сверхличностной реальностью, неподвластной категориям времени и пространства. Эта способность соответствует явлению, которое Юнг назвал синхронией. Один из способов проявления синхронии состоит в значимом соответствии между сновидением или иным психическим переживанием и некоторым будущим событием. В специальном эссе Юнг приводит ряд примеров синхронии. Наиболее часто явления синхронии наблюдаются при активизации архетипического уровня психического и производят нуминозное воздействие на субъект восприятия. В частности, в тексте упоминается предвидение таких событий, как судный день, Воскресение и воплощение Христа. Эти события, несомненно, имеют сверхличностный, и даже космический характер. Отсюда можно заключить, что философский камень передает знания о сверхличностной структуре, или упорядочении вещей, которая присуща самому мирозданию и неподвластна структурирующим принципам сознания эго, а именно, пространству, времени и причинной обусловленности.

Юнг рассматривает сверхличностный принцип упорядочения как самодостаточный смысл и приводит описание нескольких косвенно связанных с ним сновидений. Приведем описание одного из таких сновидений: "Сновидец находился в дикой гористой местности, где обнаружил прилегающие слои триасовых отложений. Освободив щеки горной породы, он, к своему удивлению, увидел на них барельеф из человеческих голов". Термин "триасовый" употребляется для обозначения геологического периода, который существовал за 200 миллионов лет до появления человека. Отсюда можно заключить, что в сновидении содержится пророчество о появлении человека. Другими словами, существование человека было предопределено или запрограммировано в неорганическом субстрате мира.

Однажды пациент рассказал мне аналогичный сон: "Сновидец обследовал морскую пещеру в поисках привлекательных камней, отполированных приливами. К своему удивлению, он наткнулся на совершенную фигурку Будды, которая, по его мнению, была создана естественными силами моря".

Такие сновидения свидетельствуют о том, что предопределенный порядок, смысл и само сознание присущи мирозданию. Достаточно понять эту идею, чтобы феномен синхронии перестал удивлять. Не менее знаменательным в обоих сновидениях является то, что человеческая форма была запечатлена на камне силами природы. По моему мнению, оба сновидения имеют непосредственное отношение к философскому камню, тому камню, который, как сказано в тексте, обладает способностью прорицания.

"(11) Резюмируя, можно сказать, что правильное и многостороннее применение первичной материи (primamateria) (ибо при всем многообразии достоинств в них проявляется один дух) позволяет постигнуть совершенство гуманитарных наук и всю мудрость природы. И к этому я могу добавить, что она таит в себе много больше удивительных вещей, ибо мы видели лишь малую толику из того, на что она способна". В тексте термин "первичная материя" впервые употребляется как синоним философского камня, причем это сделано в том месте, где рассматриваются различные и многообразные свойства камня. На первый взгляд может показаться, что здесь конец перепутан с началом. Первичная материя составляет исходное, первое вещество, которое должно быть подвергнуто продолжительной обработке, чтобы, в конечном счете, превратиться в философский камень, составляющий цель алхимической деятельности. Но такие неясности в равной мере характерны и для алхимического мышления, и для символизма бессознательного.

В описании первичной материи подчеркиваются ее вездесущность и множественность. Говорят, что она имеет "столько названий, сколько существует вещей". Действительно, в семинаре по алхимии Юнг упоминает названий первичной материи, и это отнюдь не исчерпывает весь переча и. Несмотря на многообразие ее проявлений, в трактатах утверждается, что, в сущности, она составляет единство. Эта же мысль подчеркивается и в нашем тексте: "при всем многообразии достоинств в них проявляется один дух". Таким образом, составляя цель процесса, философский камень имеет такое же многообразие в единстве, как и первичное вещество в начале процесса. Различие между ними состоит в том, что теперь мы имеем камень, т. с. конкретную, неразрушимую реальность. Быть может, здесь знаменательно то, что в предпоследнем параграфе описания цели упоминается начало алхимического процесса. Отсюда можно заключить, что цикл пришел к завершению, завершение составляет новое начало в вечном круговороте, и философский камень, подобно Христу, есть альфа и омега.

С психологической точки зрения, тема единства и множественности приводит к проблеме интегрирования конфликтующих фрагментов личности индивида. В этом и состоит суть психотерапевтического процесса. Этот процесс ставит своей целью привести индивида к восприятию своего единства, но побуждение к реализации такого восприятия проистекает из единства, которое априорно и постоянно присутствовало в самом индивиде. Из нашего текста явствует, что для продолжения жизни однажды достигнутое единство должно вновь вторгаться в сферу нового множества. Здесь уместно привести слова Шелли:

Единое пребывает, множество изменяется и уходит; Небесный свет сияет вечно, земные тени улетают; Жизнь, подобно своду из цветного стекла, Окрашивает белое сияние вечности...

В заключительной части нашего текста сказано следующее:

(12) Тем не менее, существует слишком мало стволов деревьев, которым можно было бы привить черенки этой науки. Ее тайны можно сообщить только адептам и тем, кто с колыбели посвятил свою жизнь служению у ее алтаря".

Этот фрагмент подтверждает правильность моего наблюдения, которое постепенно оформилось в моем сознании. По моему мнению, дальше всех продвигаются на пути индивидуации те индивиды, которые в детстве испытали значимое и поистине судьбоносное переживание бессознательного. Замечательным примером таких переживаний служат детские переживания Юнга. В детстве нередко бывает так, что несоответствие требованиям окружающих или адаптационные проблемы ребенка, или и то и другое вызывают у ребенка чувства одиночества и неудовлетворенности, которые возвращают его к самому себе. Такое возвращение вызывает приток либидо в сферу бессознательного, которое таким образом активизируется и начинает формировать символы и образы ценностей, способствующие укреплению поставленной под угрозу индивидуальности ребенка. У ребенка нередко появляются тайные места и личные занятия, которые он считает исключительно своим достоянием; они укрепляют чувство его достоинства по отношению к вероятной враждебности окружающих. Хотя такие переживания не понимаются сознательно или даже неправильно понимаются и считаются ненормальными, они оставляют у индивида ощущение, что его личностная идентичность имеет сверхличностный источник поддержки Таким образом, они сеют семена благодарности и приверженности источнику своего бытия, которые в полной мере будут осознаны лишь в более зрелые годы жизни.

В тексте сказано, что эту науку можно преподавать лишь немногим. Действительно, знание архетипической психики доступно немногим. Оно проистекает из внутренних субъективных переживаний, о которых весьма трудно сообщить другим людям. Тем не менее, реальность психики ищет подтверждений своему существованию. Философский камень служит символом этой реальности. Образы, группирующиеся вокруг этого символа, обладают целительной способностью. Они отражают силу источника и всеобщности бытия индивида. Его проявление в психотерапевтическом процессе неизменно оказывает конструктивные и интегрирующие воздействия. Поистине это драгоценная жемчужина.

Этот символ развивался на протяжении пятнадцати веков. Он обогащался, благодаря деятельности бесчисленных подвижников, оказавшихся во власти его божества. В основном они трудились в одиночестве, без поддержки какого-либо учреждения. Их подстерегали внутренние и внешние опасности. С одной стороны, существовали алчные правители и охотники за еретиками, а с другой, существовали опасности одиночества и вызванная одиночеством активизация бессознательного. Сама история свидетельствует о силе философского камня (lapis philosophorum), способной поставить себе на службу энергию многих талантливых людей. Этот великий символ, наконец, стал доступен современному пониманию.