— Пригнись, скалы здесь острые, — посоветовал Давид. Он пытался удержать лодку посредине узкого отверстия в скале. Но внизу, под ними, неслись потоки и кипели водовороты, казалось, он гребет сломанными веслами. Один раз их совсем закрутило. Напрягая все силы, он вывел лодку из стремнины и только у выступа скалы добрался до спокойной воды.

— Фу, как тут ужасно, — прошептала Наэми в свинцово-серых сумерках грота. Она съежилась на дне лодки, прижалась к Давиду. Наэми тоже казалась свинцово-серой: объятый ужасом негр. Лица ее он не видел, только зубы и белки глаз.

Скалы истекали сыростью, блестели, как антрацит, — хотя, вероятно, были такого же красного цвета, как те, освещенные солнцем. Вход в грот выглядел отсюда как большое, лохматое А, где перекладинку составляла одна из наружных шхер. Ослепляюще светлое по сравнению с первобытной тьмой, с первобытным холодом здесь, в пещере.

Это была знаменитая Cueva de mar, приблизиться к ней можно было только с моря, и то при определенном ветре. Наэми во что бы то ни стало хотелось увидеть этот грот.

— Ну как, хочется еще посмотреть Царство мертвых? — спросил Давид.

Она стояла на коленях и пристально глядела через борт лодки вниз, в черноту. Переливающиеся отсветы и похожие на края раковины отблески выдавали таинственные глубинные течения.

— Я думаю о том, сколько людей здесь утонуло, — промолвила она, опустив в воду один палец.

Давид внезапно и с силой оттолкнулся от скалы, так, что они стремительно понеслись к выходу. Один только он знал, что его движение было рефлексом страха: только бы не погибнуть здесь, в этой черной воде!

Они оба оцарапали себе руки, пробираясь через узкий проход наружу; вышли на солнце, в синюю морскую бухту, снова вокруг было небо и лето.

Потом опять поплыли к заливу между острозубыми скалами; на этом побережье ни один ледниковый период не смог обточить их когти. Никакой ледяной панцирь не смог подавить их дикости, смягчить их острые и жесткие контуры. Чужое побережье.

На берегу их ожидал рыбак, он принял у них лодку и получил свою плату, сначала-то он хотел, чтобы они заплатили ему сполна еще до катания.

По крутой тропинке они вскарабкались вверх, на скалу. Высоко-высоко, потом на другую ее сторону.

— А когда ты покажешь мне горы? — спросила она, пока они переводили дух. Она стояла на одной ноге и высыпала песок сначала из одной туфли, потом из другой. И тяжело опиралась на его плечо.

— Я же работаю, черт возьми, — сказал Давид грубо, чтобы снять комичность со своей роли Иосифа.

— Не можешь же ты работать без перерыва, — упорствовала Наэми. — Да, кстати, а почему ты делаешь вид, что женат?

На мгновение глаза Давида вспыхнули синим блеском, потом он ответил:

— Ты, конечно, можешь меня соблазнить, если пошлешь все к чертям собачьим, но разве не стоит бросить это дело, если я тебе скажу, что влюблен в другую?

— Ты влюблен?

Она засмеялась и прыгнула оттуда так, что взметнулся вверх белокурый хвост ее волос.

Настоящий тролль — она давала ему возможность победить и все-таки каждый раз победа оставалась за ней.