3
Зима. Конец января. Всю ночь с хмурого неба сыпался рыхлый снег и тут же таял, не долетев до земли. Лишь кое-где он остался лежать белыми неряшливыми хлопьями на парапете набережной, на реях «Эспаньолы», на широких листьях продрогших пальм.
Набережная пуста, и море тоже. Крики голодных чаек одни нарушают зимнюю тишину.
Ниша в борту «Эспаньолы» задраена наглухо железной поперечиной с висячим замком.
На набережную выходит Люба с той же сумкой с фотографическими принадлежностями через плечо, в руках — тренога и картонный щит с цветными снимками.
Она поискала глазами, где бы расположиться, и, как и в тот раз, подошла к парапету, установила около него треногу и щит. И тут как раз небо неожиданно очистилось, выглянуло яркое, холодное солнце.
Люба обрадовалась ему, зажмурилась, сняла с головы вязаную шапочку, села на парапет, подставив солнцу лицо.
Пауза.
Спустя некоторое время на набережную выходит Алена. На ней теплое зимнее пальто, отчего она кажется еще толще и неуклюжей, в руках — все та же набитая хозяйственная сумка.
Алена (подойдя к Любе). Загораешь?
Люба (не открывая глаза и не изменяя позы). Ультрафиолет.
Алена (сочувственно). Совсем отпустили?
Люба (так же). Воля, гуляй — не хочу. Только ты, подруга ближайшая, поздно хватилась, уже вторая неделя, как я амнистированная.
Алена (смутилась). Так ведь у нас который день перерегистрация фонда в библиотеке — после этих отдыхающих половины книг недосчитываемся, каждую осень приходится по месту работы сообщать. Не говоря уж, как они с ними варварски обращаются, а нам потом на переплет гроши отпускают.
Люба. Оправдалась!.. А то, что за все время два раза только видались, да и то случайно пересеклись, а Зойка вообще — ни слуху ни духу… Подруги!..
Алена. Ну, Зое ни до кого сейчас…
Люба (резко). Не интересуюсь! Раз и навсегда! (Пауза.) Ну и как вы без меня жили — не тужили? В «Магнолию» перебазировались?
Алена. «Магнолия»!.. Я до ночи над программой торчу! В апреле уже на подготовительные ехать, документы позавчера послала.
Люба. Мне бы твою настырность, я бы давно в академики выбилась.
Алена (уязвленно). Кто мешает?
Люба. Их и так пруд пруди. А вот пленки проявлять в лаборатории — ни души, днем с огнем не найдешь. Как вернулась на работу, самой приходится и отбирать, и проявлять, и печатать — спецзаказ для стенда на турбазе. (С неожиданной печалью.) Пленок сто просмотрела. Так, поверишь, как последняя дурочка ревела… Отчего, чего ради?!
Алена. Воспоминания.
Люба. Так не мои же личные! На снимках-то — одни незнакомые, чужие… (Махнула рукой.) Ах, оставьте!
Алена. Я тебя, кстати, спросить хотела…
Люба (легко). Как я прожигала жизнь эти две недели? Вполне нормально. Даже с удовольствием, если хочешь знать.
Алена (не поверила). Рассказывай!
Люба. Во-первых, я тогда этому красавчику так портрет попортила, приятно вспомнить.
Алена. Шрам остался! С твоим-то маникюром…
Люба. Не огнестрельное оружие, разрешается. Во-вторых, хоть эту набережную в божеский вид привела, до соринки вымела. В-третьих, на ночь, спасибо начальник отделения знакомый, домой отпускали, дядя Гриша чаем с кизиловым вареньем собственного изготовления отпаивал, жалел. А главное дело, впервые в жизни думать — времени вагон. Прямо праздник сердца!
Алена. О чем, интересно?
Люба. А это словами невозможно. Вся жизнь — как через объектив резко перед глазами… И будто половина ее — засвеченная пленка, пусто… И вообще — «ямщик, не гони лошадей».
Алена. Сама виновата.
Люба (без упрека). Какая ты, между прочим, Аленка, без цвета, без запаха!
Алена (обиделась). Что всегда — правду в глаза?
Люба (жестко). А кому от твоей правды польза?.. Как анализ в поликлинике — лейкоциты, эритроциты, сахар, белок, а как человека на ноги поставить — это твоей правде без интереса.
Алена. Правда всегда правда.
Люба (с неожиданной яростью). Я очень тебе желаю, Алка, чтоб ты наконец поступила, от всей души! С души воротит, какая ты хорошая, и правильная, и все про всех знаешь! Да поступи ты за ради Бога и уматывай, прямо камень у меня с души снимешь!
Алена (обиделась). А я вот еще на прошлой неделе заходила к Мусе на «до востребования»…
Люба. При чем здесь Муся?!
Алена (все еще не решаясь). Ты зачем меня тогда, ну, осенью еще, спрашивала, как пишется — вместе, раздельно?..
Люба (не догадываясь, о чем она). Ну?..
Алена. Ты думаешь, все дурочки, одна ты умная?!
Люба (насторожилась). Зое письмо пришло?
Алена (не без торжества). Очень нужны ей теперь твои письма! Она от своего Паши ни на шаг, новую жизнь начала!
Люба (резко). Сказала, не интересуюсь!
Алена. Игорь — пройденный этап давно. Так что…
Люба (перебила ее). Меня это не касается. А тебя, между прочим, еще меньше.
Алена (упрямо). Мы-то все думали… ты-то уж, во всяком случае…
Люба. Думать мне больше не о чем!
Алена. Тогда зачем же ты…
На набережную выходит Тетя Зина. Ее не узнать — хорошо сшитое пальто с норковым воротником, норковая же высокая шапка, сапоги на платформе.
Тетя Зина. Так и знала! Все налицо, как на перекличке! Зима, холодина, «астрахан» без передыха дует, а они — вот они! Прямо тянет их сюда, как мух на мед.
Люба. Ну, мух не на один мед тянет.
Алена (независимо). Я мимоходом, в бибколлектор.
Тетя Зина. Да уж не оправдывайся. Можно подумать, в городе зимних точек нету — «Магнолия» та же или «Алые паруса», тепло, крыша над головой, так нет, их сюда, на самый ветер принесло!
Люба. Привычка хуже болезни. А ты-то сама?
Тетя Зина. Сравнила!
Алена (Любе). Может, я и заскочу после пяти в «Магнолию», ты будешь?
Люба (непримиримо). Что это ты мне в компанию набиваешься? Самая такая вся из себя показательная, а я только-только пятнадцать суток отфигачила… Знай зубри, последний твой шанс.
Алена (едва не плача от обиды). Я хотела с глазу на глаз… Пожалуйста, могу и при всех! (Роется в сумке, что-то ищет в ней лихорадочно.) Сама нарываешься!..
Тетя Зина. Чего, я смотрю, не поделили?
Люба. А нам с ней в одном городе слишком тесно стало. То-то она и намылилась уезжать.
Алена (никак не найдет того, что искала). Сколько угодно!..
На набережную выходит Зоя. Ее тоже, пожалуй, не узнать — так светится счастьем ее лицо.
Зоя (радостно). Привет, девочки! Здрасте, тетя Зина!
Люба не ответила, демонстративно отвернулась.
Алена, будто пойманная с поличным, застыла с сумкой в руках.
Тетя Зина. И эта ждать себя не заставила!
Зоя. Сто лет не видались, такая почему-то жизнь кувырком пошла!..
Алена (ревниво). Ну, у нас-то жизнь — по-старому…
Люба (собирает свою треногу и щит с фотографиями). Хотела бы я посмотреть на того малахольного, кому бы сейчас запечатлеться на память пришла охота… (Пошла было по набережной.)
Зоя (Любе). Куда ты?! Я же вам самого главного не сказала!
Люба (непримиримо; но остановилась). У меня своего главного по самое горлышко, на чужое не претендую.
Зоя. Вы и не поверите! В это вообще невозможно поверить!
Люба (вновь было пошла). Тем более не имеет смысла.
Зоя. Меня в кино снимают!
Тетя Зина (всплеснула руками). И ты туда же, Зойка!..
Люба (безжалостно). В массовке? Народ на первомайской демонстрации? Или вообще — шум моря за кадром? Так я сто раз из кожи лезла, потом обязательно все вырезали.
Зоя. То-то и оно, что — роль! Не самая главная, конечно, но вторая после главной. А Павел говорит, что в результате получится все равно так, что…
Люба (пренебрежительно). Это еще кто такой?
Зоя. Можно подумать, ты не в курсе! Главный оператор, между прочим.
Люба. Что-то все у вас там главные! Одни сплошные начальники.
Алена. Как ты вообще после того письма могла с ним… Не знаю, Зоя!..
Зоя (огорченно). Если вам неинтересно…
Люба. Умираем от любопытства!
Алена (Зое). Как ты могла? Нет, как ты только могла?!
Люба (Алене). Побереги нервную систему для экзаменов! (Зое.) Наоборот, будем с нетерпением ждать выхода на экраны.
Тетя Зина. Нам-то спешить куда?!
Люба (Зое, требовательно и вместе насмешливо). Ну?.. Про что же это ваше кино будет? Нравственный облик, молодежь на переднем крае, романтика трудных дорог? Или наверняка несчастная любовь, но под конец все как один довольны до полной потери пульса?
Зоя (как бы не услышав насмешки; с увлечением). Ни за что не угадаешь! Про моряков, но на самом деле совсем не про моряков…
Люба (все так же едко). Уже дух захватывает.
Зоя. Одним словом, он любит одну девушку, но уходит в дальнее плавание…
Алена. Кто он? Этот твой пресловутый Паша?
Зоя. Да нет, герой!
Люба (Алене). Не перебивай, страна должна знать своих скромных героев.
Тетя Зина. Кино посмотреть, так их — каждый второй… А вы вот попробуйте родить без посторонней помощи, да поставить на ноги, дать образование, я еще посмотрю на вас…
Зоя (нетерпеливо). Тетя Зина, при чем тут это?! (Увлеченно.) Ну вот, он ее любит, а она его не дождалась, вышла за другого, правда, тоже положительного.
Люба. Сейчас заплачу!
Зоя. Зато его ужасно любит другая девушка, вот именно что скромная героиня, незаметная поначалу — как раз на эту роль меня и взяли! — она его ждет и ничего никому про свою любовь не открывает…
Люба (безжалостно). Правильно, как раз имеешь личный опыт — ждать без надежды…
Зоя. И опять не угадала!
Люба. Что все кончится о’кэй? Кто сомневался?! Слава Богу, следим за новинками экрана.
Тетя Зина. Я так скажу: кино — это для тех, кому в нормальной жизни не повезло.
Алена. Все равно талант нужен, тетя Зина! Врожденный талант!
Зоя. Вот Паша и говорит: именно, что талант…
Люба (перебила ее; жестко). У тебя-то?! Средь бела дня прорезался?..
Зоя (просто). Он уверен.
Люба (в упор). Это он тебе до говорит или после?
Зоя (не поняла). Что значит — до?..
Люба (приходя в ярость). Ты кому мозги пудришь?!
Зоя. Во-первых, он говорит, я фотогеничная…
Алена. И все?!
Люба (о своем щите с фотографиями). У меня все фотогеничные, зависит исключительно от освещения и выдержки, все в моих руках.
Зоя. Во-вторых…
Люба (не дала ей договорить). Талант — ладно, после разберемся. А как у вас насчет, к слову сказать, любви?
Зоя (искренне). При чем тут любовь?!
Люба. Уж извини за откровенность. Первые подруги, кажется. Тем более, Игорь твой, помнится, по которому ты на виду у всей общественности дошла до полного малокровия, не кино вам с этим Пашей ненаглядным завещал, а, мягко говоря, совсем другое.
Зоя (вспыхнула). Если уж на то пошло…
Люба. Догадываюсь — не мне об этом спрашивать, у самой не то что рыльце в пушку, а еще спасибо, что ворота дегтем не мажут, да?.. Не стесняйся, со мной можно не цацкаться, я и сама все про себя знаю. Какая за мной репутация тянется, хоть собирай манатки… Так не меня обсуждаем, тебя Ну?!
Алена. Не надо, Люба, все равно не поймет она…
Люба (Алене). Замри! (Зое.) И не говори, что это никого не касается. Меня, к примеру. Уж кто-кто, а лично я так влипла в эту твою любовь, еще как выберусь — неизвестно.
Зоя (не понимая их всех). А никакой любви нет.
Тетя Зина. Своим умом дошла, слава Богу!
Алена (поражена). Вообще или — конкретно?!
Люба (закипая яростью, как всегда). Ах, нету?! А письма эти, которые ты писала и не посылала? Или ты уж про них и думать забыла, корова языком слизала? Или, может, ты боишься, что мы Паше твоему настучим?
Зоя. А он знает.
Люба. Только не от нас, можешь спать спокойно.
Зоя. Я ему сказала, в первый же день.
Алена (не поверила). Сама? Зачем?!
Тетя Зина. Против ветра плюешь, Зоинька, себе дороже!
Люба. Ах, это чтоб он от тебя все услышал, не от других?.. Так ведь он о вас с Игорем от него же первого и узнал и даже не покорежился!
Зоя. А что тут такого?… И если правду казать, то Игорь… Не в Игоре дело. Не знаю, девочки, даже как сказать…
Алена. А ты правду хоть самой себе скажи!
Люба (Алене). Опять ты со своей правдой? Да пусть хоть соврет! Она ж теперь у нас артистка, звезда экрана!
Зоя. Не старайся, все равно не обижусь. Тем более, именно с этих писем все и началось… (Усмехнулась.) За одно это я Игорю спасибо должна сказать.
Тетя Зина (ничего, впрочем, как и Люба с Аленой, не понимая). Нет, от вас можно окончательно озвереть… Ему-то за что спасибо?!
Зоя. Не поверите. Когда я про них рассказала Паше — мы с ним на другой день кофе зашли выпить в «Алые паруса», у него еще после Любкиных ногтей щека была пластырем заклеена, искал где потемнее сесть, чтоб не видно было, — короче, когда я ему эти письма ненаписанные наизусть прочитала, он даже вскочил, чуть столик не опрокинул, потащил меня за руку в гостиницу…
Люба (перебила ее; со злой горечью). Не отходя от кассы! Шустрый!..
Зоя (не услышала ее). … к режиссеру и к этому, как его, к сценаристу, и заставил опять все с самого начала рассказать. Одним словом, они сценарий от «а» до «я» переписали и все это в него вставили. (С неожиданной, усталой печалью.) Теперь я эти письма буду с экрана рассказывать…
Тетя Зина (с жалостью). Кино, короче говоря…
Зоя. Таких, как я, у него что до, что после — только пальцем помани. Как мошки на свет. Нет проблем. Если хочешь, Любка, совсем честно, меня бы поманил — не знаю… Честно, не знаю. Не поманил. Не до меня. Я для него только на съемке и существую, от меня и видит-то в глазок камеры — как стою, как свет падает… И он для меня тоже — оператор, начальство, я его боюсь, других чувств никаких… Вот разве что советует — учиться надо ехать, в Москву, в институт. А что? Может, и вправду рискнуть?.. Помочь обещает, у него связи.
Алена (вздохнула). У них там все — связи, институты, города, театры, интересные люди… Приезжают, уезжают, им вся жизнь здесь у нас — один курортный сезон, потом — с глаз долой, из сердца вон. А у нас — одно ожидание…
Зоя (с далекой уже печалью, будто прощаясь со всем, что было раньше). А Игорь… Оказалось, девочки, есть вещи поглавнее, чем ждать, что объявится на набережной принц на белом коне… Пусть и не на коне, а хоть в белых штанах, вон как у тети Зины. Да и, честно, не было никакого Игоря. То есть, был, конечно, и есть где-то в Москве, К-9, до востребования, но на самом деле я эту сказочку сама себе придумала…
Люба (неожиданно сильно и с болью). Сказочку?… А я очень хорошо помню, какая молодая была, мне не всегда тридцать пять было… Молодая, шалая, красивая, тетя Зина не даст соврать — первая красавица в городе, уж у кого, у кого, а у меня никаких сомнений, что не сегодня, так завтра непременно умыкнет меня прямо с набережной блондин с голубыми глазами… Нет, это для меня не сказочка была! Далекая звезда недоступная — да, но ты видела, чтоб небо без звезд?! Я и сейчас не согласна, хотя, как Зинка говорит, поезд давно ушел. Ты эти письма свои, хоть и не написанные никогда, чужим совершенно людям отдала, в кино, на всеобщее обозрение, а я, если хочешь знать, за тебя их два раза на неделе по ночам, как ребеночка рожала, потом до утра не могла уснуть на нервной почве! На глазах вес теряла, но ты и этого не заметила, уж не говоря, что, когда мне за твоего же Пашу пятнадцать суток вмазали, ты ни разу даже не поинтересовалась, жива я или от угрызений совести сыграла в ящик! Я, кажется, Игоря этого твоего, чтоб он скис, сама до полной посинюхи полюбила!
Алена (нашла наконец в сумке Любины письма, протянула их Зое). Вот! Муся на почте отдала, обратно вернулись, адресат не востребовал…
Тетя Зина (испуганно). Мамочки! Я ж за всю жизнь столько писем не получала!..
Зоя (Любе, в замешательстве). Ты?!
Люба (выхватила из рук у Алены письма). Кто тебе велел? Чужие письма!.. Я еще Муське все волосики за это пересчитаю, нейлоновый парик придется покупать!.. (Бросила письма к ногам Зои.) На! Для тебя старалась!
Тетя Зина. Девочки, девочки! Народ по набережной ходит!
Люба. Я-то мечтала — хорошо, мне в жизни счастливый номер не выпал, слон этот самый, только что из бани, так хоть тебе, хоть ты за меня попользуешься! Хоть у тебя будет все иначе, красиво, чисто… И если б кто мне сказал — руки на себя для этого наложи…
Тетя Зина (всплеснула руками). Типун тебе на язык!
Люба. … минуточки бы не сомневалась!
Алена. Ври, Любка, да знай меру!
Люба (с неожиданным ледяным спокойствием). Не верите? Тебе доказательства вынь да положь?.. Так чего Любка для хорошей компании не сделает, для лучшей подруги?! (Выхватила из сумки стартовый пистолет.) Плохо меня знаете!
Все отскочили от нее в испуге.
Тетя Зина. Любка! Любка, бешеная!..
Алена. Любочка, что ты?! Любочка!..
Зоя. Я ж ничего такого… Я ж ничего не знала!..
Алена. Любочка, не надо!
Тетя Зина (закрыла лицо руками). И ведь стрельнет, зараза! Она на все способная!
Люба. А вам этого и надо, да? Ждете не дождетесь!.. (Приставила пистолет к виску.) И очень просто. Раз — и там. Только вот что вам сказать на прощанье перед смертью?..
Все в ужасе застыли в ожидании выстрела.
Ладно, умру молча. (Закрыла глаза, нажала на курок, но выстрела нет — осечка; с искренней обидой.) Ах, оставьте!.. Даже на это у меняя в жизни удачи не хватило!
Тетя Зина (открывает лицо). Не балуй, шалая! Милицию вызову! Много на себя берешь!
Зоя. А если б стрельнул?! Страшно подумать!
Алена. Хоть бы ты, Любка, о других подумала, прежде чем стреляться!
Люба (навела на них пистолет, кричит страшным голосом). А ну, ложись! Хенде хох! Стреляю без предупреждения!
Алена (кинулась за сложенные в штабель пляжные лежаки). Люди! Лю-у-ди-и!..
Тетя Зина (на всю набережную). Ратуйте!..
Зоя. За что, Любочка? За что?!
Люба (опять приставила пистолет к виску; очень серьезно и спокойно). Если по второму заходу не застрелюсь, значит, новая полоса в жизни пошла. (Нажала на спуск, раздался оглушительный выстрел: Люба, оглушенная, постояла несколько мгновений с закрытыми глазами, потом открыла их, сказала очень буднично.) Как минимум, импортные сапоги достану по себестоимости…
4
Начало апреля — южная, разом, весна. Зацвел миндаль, дрок, посветлела, обновляясь, хвоя сосен и кипарисов. Высокое, безоблачное небо, спокойное море. Скоро закат.
Кафе «Эспаньола» вновь открыто, столы и стулья перед ним стоят на своих местах под разноцветными полотняными зонтами, жезлонги и велосипеды-катамараны перебрались опять вниз, на пляж.
Перед кафе Тетя Зина, в хрустящем от свежести белом халате, наводит порядок и красоту.
На набережной, с голыми, не загорелыми еще ногами из-под ставшего ей за зиму коротковатым форменного платья, с портфелем в руке, появляется Люська. Таясь от матери, смотрит издали на «Эспаньолу».
Тетя Зина (заметила ее; кричит привычно). Люська, опять?! Богом молю! И что тебе на этой заразе, кроме глупостей?.. Ты меня в гроб вгонишь! Уроки не учены, постель с утра не убранная, — нет, ей только бы круги давать вокруг этой посудины ржавой! Марш домой, чтоб я тебя не видела!
Люська пошла было с оскорбленным и независимым видом.
(Неожиданно для себя самой.) Постой! Стой, тебе говорят!
Люська остановилась, повернулась к матери.
(Вышла наружу; стучит кулаком по обшивке «Эспаньолы».) Она ж деревянная! Мертвое дерево! Ты бы о матери подумала! Я ж у тебя пока живая! С ней ты как с родной, с бочкой этой дырявой, а с матерью — ни слова от сердца. Одна радость от тебя — Люська, нельзя, Люська, не смей, Люська, крылышки опалишь — поздно будет!.. (Подошла к ней вплотную; просительно и жалко.) Мало я тебя ремнем учила, мало за косы таскала от материнских моих слез, так где твоя благодарность?
Люська только пожала плечами.
Или для тебя не она деревянная, а я? Так ты так прямо и скажи, чтоб я хоть знала!
Люська отрицательно покачала головой.
Или тебя в даль, куда глаза глядят тянет, чтоб ей пусто было?
Люська утвердительно качнула головой — мол, тянет.
Так не обязательно в матросы! Окончишь хоть восемь классов, если в техникум не хочешь, — сама тебя в буфетчицы на приличное судно устрою. Хоть не зря от качки мучаться!
Люська отрицательно покачала головой — мол, не хочу.
Чего тебе надо?.. Родной матери ты можешь поднатужиться — сказать словами, чего тебе надо?!.
Люська виновато и с жалостью пожала плечами.
(Махнула безнадежно рукой.) Что ж, помолчим. Всю жизнь молчали, родная кровь, еще помолчим. Она все одно свое возьмет, помяни мое слово. А я дождусь, подо мной не горит. Это ее (об «Эспаньоле») подпалить — вмиг в золу рассыпется. А я в огне не горю, в воде не тону. И ты научишься. (Устало.) Марш домой, согреешь суп, в маленькую кастрюльку перелей, второе — на сковородке на плите. Не смей всухомятку, язвы только мне от тебя не хватало! Иди! И чтоб больше — ни ногой!
Люська ушла с набережной.
(Повернувшись, пошла обратно; «Эспаньоле», как живому собеседнику.) А нам еще план против прошлогоднего на двадцать процентов подняи, на чем ты его выполнять будешь? Я еще на тебя посмотрю!.. (Вернулась в кафе.)
На набережную выходит Алена.
Алена. Привет, тетя Зина. С новым вас сезоном. Открылись уже?
Тетя Зина (неприветливо). Вот разве ты первая почин сделаешь.
Алена. А мы не знали. Мы решили — в «Магнолии».
Тетя Зина. Лучшей клиентуры лишаюсь.
Алена. Девочки не появлялись? Я на всякий случай сюда заглянула, по старой памяти.
Тетя Зина. Своих дел по горло.
Алена (обидевшись). А Люська ваша опять на набережной, только что навстречу попалась.
Тетя Зина (кричит). Не твоя забота! Какая моральная выискалась, за другими следить! На себя оборотись!
Алена (с вызовом). Поздно хватились, тетя Зина. Завтра мы с Зоей с утра уезжаем. Все. Прости-прощай. У нее в институте — первый тур, у меня — подготовительные. По этому поводу и проводы сегодня в «Магнолии».
Тетя Зина. На то и курорт — встречай, провожай… одно занятие.
Алена. Ну, нас-то обратно не ждите, слава Богу. Разве что на каникулы.
Тетя Зина. Это если вас еще примут. Бабка надвое сказала.
Алена. И что вы такая злая сегодня, тетя Зина!
Тетя Зина. Сезон на носу, поневоле будешь злая… А Люська… Люську я твердо решила, как в восьмом отучится, в техникум определить, в торговый. Хоть с голоду без меня в случае чего не пропадет. В Харьков. В Харькове у меня сестра завхозом в детдоме, она ей такое воспитание пропишет, за милую душу. Я ее не то что в Харьков, я б ее, кажется, на Северный полюс — пожалуйста! Чем дальше, тем на душе спокойней. А Зойка — в кино, значит?
Алена. Павел помочь обещает. Будем надеяться.
Тетя Зина (вздохнула). Журавля в небе вам подавай.
Алена. Как же без цели жить? Глупо.
Тетя Зина. Конечно, и я молодая была, тоже стремилась… Прошло. Молодость именно что быстрее всего проходит, оглянуться не успеешь. Это учитывать надо.
Алена. Я и то уже чувствую.
Тетя Зина (отмахнулась). Где тебе!..
Алена (очень серьезно). Нет, правда. В том смысле, что, например, я теперь стала больше вспоминать. Детство. Детсадик, маму, какая она молодая была, как папа от нас ушел, бабушку, школу… Школу особенно. Софью Леонидовну чаще других, она литературу вела…
Тетя Зина. Она и из Люськи жилы тянет. На прошлой неделе — в чем только душа держится?! — вызывает, видите ли, в школу: «Когда я читаю сочинения вашей дочери, уважаемая Зинаида Гавриловна, становится прямо-таки страшно за великий, могучий…» и, как это…
Алена (подсказывает). «… правдивый и свободный русский язык».
Тетя Зина. Вот именно! Страшно ей! А с ним, если до сих пор, слава Богу, ничего не случилось, так и нечего бояться! Тем более я Люську в торговый думаю определить, по моим следам, тут главное не чтобы могучий и свободный, а чтоб хорошо подвешенный был.
Алена (о своем). Одним словом, воспоминания. А когда у человека появляются воспоминания, считайте, что молодость прошла. Мне, между прочим, та же Софья Леонидовна сколько раз предлагала — иди в школу, в младшие классы, у тебя жилка есть, а высшее образование можно и заочно…
Тетя Зина. Так в чем же дело? Или гвоздь в заднице?
Алена. Хуже. Гордость. Первая на весь выпуск, с золотой медалью кончила, весь город уверен был — попаду хоть в МГУ, хоть куда. А получилось… сами знаете. Мне теперь уж деваться некуда. Обязана попасть. Ради мамы хотя бы. И попаду, будьте уверены! Я теперь ученая!
Тетя Зина. И попадешь, капля камень точит. Кончишь — вертайся в ту же школу, кто мешает?
Алена (загораясь вдруг недобрым, мстительным чувством). Нет уж, спасибо! Только вы меня и видели! Тогда уж я что-нибудь получше себе выберу! Не один этот ваш город на свете!
Тетя Зина (удивилась). А чем он тебе так уж поперек горла встал? Город как город, не хуже, чем у людей.
Алена. Так ведь все из-за него! Четвертый раз я на вступительные, как на казнь иду, на пытку — из-за кого? Кого ради?! С мамой на эту тему на улице уже даже не заговаривают, только глядят жалостливо, как на несчастненькую! Не говоря уж обо мне! Если б не общественное мнение, я бы давно про университет и думать забыла!
Тетя Зина (сочувственно). А мне для Люськи это высшее образование и даром не надо…
Алена. Считайте, повезло ей с матерью.
Входит Зоя.
Зоя (Алене). Так и знала, что ты здесь. Тетя Зина, с началом сезона!
Тетя Зина. Отчаливаешь, слух прошел?
Зоя. Попытаюсь. Чем черт не шутит.
Тетя Зина. А отец, мать как смотрят?
Зоя. Смирились. Сначала, ясное дело, и слышать не хотели!
Тетя Зина. Столица… жизнь бьет ключом. Я вот Люську в Харьков наметила, и то страшно!
Зоя. Так она вас и спросила, когда время придет!
Тетя Зина (согласилась). И не спросит. Это я так, для собственного спокойствия. Не-ет, бабушкой легче быть, чем матерью, — бабушки хоть не доживают, когда внуки врассыпную кидаются…
Зоя. Я знаю, многие меня за то, что я в артистки вдруг решилась, за дурочку держат. А я, между прочим, себе на уме.
Тетя Зина. Само собой, без этого мигом мокрое место от тебя останется. Гляди только, чтоб не как она (кивнула в сторону Алены) — четвертый год головой об ту же стенку.
Алена. Теперь-то пусть попробуют! Меня тоже голыми руками уже не возьмешь.
Тетя Зина. За одно за это я бы тебе диплом без наценки дала.
На площадку входит Люба, все в тех же джинсах в обтяжку, в яркой курточке и с той же треногой и щитом с фотографиями в руках.
Люба. Уже открыла лавочку, Зина?
Тетя Зина. С завтрашнего дня. Решила порядок навести, сейчас закрою.
Алена (Любе). А мы тебя дожидаемся. Проводы в «Магнолии», завтра отбываем.
Люба (сдержанно). Весь город в слезах.
Зоя (обиделась). По тебе не скажешь.
Люба. Ресницы потекут.
Алена. Что это ты в последнее время как в воду канула?
Люба. Непредвиденные обстоятельства.
Тетя Зина (не удержалась). Опять хахаль свежий?
Люба без обиды). Свежий — слишком сильно сказано. Все, что угодно, кроме свежести.
Тетя Зина. От тебя всего можно ожидать, отчаянная до потери сознания…
Зоя. А вот Паша говорит…
Люба (оборвала ее; резко). А чтоб про Пашу твоего — ни слова!
Зоя. Да нет! Он, наоборот, говорит, ты — личность, правда, своеобразная.
Люба. Ему видней — память на всю жизнь оставила.
Тетя Зина (не удержалась). Как вспомню тот пистолет, сердце обрывается!
Алена (укоризненно). Тетя Зина, обязательно вам нужно…
Зоя. Паша говорит — душевный стресс…
Люба (кричит на нее). Сказано, о нем не смей!
Зоя (оправдываясь). Да нет, он просто говорит, это в каком-то кино уже было — из пугача, а все подумали — наповал. Правда, в зарубежном каком-то.
Люба (пытаясь усмехнуться, но это ей не удается). Шуток не понимаете?.. Мертвый сезон, делать нечего, а так хоть забава всем.
Алена. Я теперь мимо тира и то боюсь ходить. Жуть!
Тетя Зина (оглядывая свое заведение). Недельки через две карусель закрутится… Ничего, научусь коктейли разные, в «Интуристе» покажут, маленькие бутерброды на зубочистках, кофе-гляссе… (Решительно.) Все надо иначе, все!..
Алена (с легкой грустью). Народ новый понаедет… В первый же день кинутся в библиотеку на журналы записываться…
Зоя. Нашла о чем!..
Алена (вздохнула). Все-таки…
Тетя Зина (твердо). Жизнь, чего там. Обыкновенная жизнь. Каждому свое. (Об Алене.) Эта — учиться, (о Зое) эта — в кино; (о Любе) эта — отчаянная и невесть что надумала, по глазам вижу… А там и Люськина очередь придет, первый же обормот ей дороже матери станет, первые же штаны с гитарой… Одна я на точке замерзания. Так ведь кто-то должен и оставаться, отдыхающих кофем поить… (Об «Эспаньоле».) Не одной же ей — на вечном приколе.
Люба. Не боись, Зина, я с тобой. Гвардия не сдается!
Зоя (спохватилась). Четверть восьмого! Девочки же все к семи в «Магнолию» провожать придут! (Любе.) Мы ведь только за тобой забежали. Пошли, ждут!
Люба. Не моя компания.
Алена. Как не стыдно, Любка?!
Люба. Прощаться не люблю. Не мой стиль.
Зоя. Пошли, пошли, ждут же!
Люба. Я догоню, мне еще надо с Зиной посекретничать.
Тетя Зина. Какие в этом городе секреты? Все как на ладони.
Люба (девочкам). Идите, идите, я сейчас.
Алена. Побежали, Зойка, неудобно! (Любе.) Там ведь в десять уже закрывают. Тетя Зина, привет до лета, если сдадим, конечно!
Люба. Другие же сдают! Знай наших!
Тетя Зина (с грустью). Дождемся, не сомневайтесь. Сдадите, у меня на чужих рука легкая… (Скрылась в глубине своего заведения.)
Алена и Зоя пошли с набережной.
Люба (неожиданно). Зойка!..
Зоя (обернулась на ходу). Да?..
Люба. Погоди!
Алена (Зое). Догоняй, я побегу вперед. (Ушла.)
Люба. Я вот что… я тебя спросить хотела. Ты на меня не обижаешься?
Зоя. За что?
Люба. Ну за это самое… ну, тогда…
Зоя. Что ты, Люба! Я давно забыла!
Люба (очень серьезно). Я не про то. Забывать-то как раз ничего не надо. Ты именно что — помни.
Зоя (искренне). Зачем?
Люба. Если все на свете перезабыть, что останется?.. Я вот что спросить хотела… Ты не дергайся, проводы не панихида, успеешь. Ты правда надеешься, что — талант? Ну, что годишься для этого дела?
Зоя (не задумываясь). Павел говорит…
Люба (резко). А мне на него плевать! Я не у него — у тебя спрашиваю.
Зоя (машинально). … он так даже уверен, сто процентов.
Люба (нетерпеливо). А ты?!
Зоя (после паузы; без утайки). Не знаю, Любаня… Страшно.
Люба (кивнула). Страшно. Вот и я так думаю. Не то что, не дай Бог, провалишься, вернешься назад, это с кем не бывает, вон Алка — четвертый год землю носом роет, а ничего, жива, здорова, чего и нам желает. А вот выбьешься в артисты — вот тогда и страшно станет.
Зоя (не понимает ее). Почему?
Люба. Так если там у вас, оказывается, надо всю дорогу все самое твое личное, самое тайное — наружу, всем напоказ… Ну как ты со своими письмами… (Неожиданно.) Не стыдно было?
Зоя (опять не понимая ее). Чего стыдно-то?!
Люба. Лично я бы не смогла. Что мое — мое, кому какое дело?! Себя наизнанку выворачивать — это ж какие силы нужно?..
Зоя. Не знаю… Увидим. Еще, может, не примут, от ворот поворот…
Люба (убежденно). Нет, я не смогла бы. Духу не хватило б… Не перебирай ножонками, успеешь, может, навек расстаемся, когда еще поговорим. Я ведь тебя люблю, потому и спрашиваю. Ведь если там у вас на самом деле врать ни грамма нельзя, одну чистую правду им вынь да положь… Страшно ведь, Зойка, поневоле мандраж берет!
Зоя. Это ведь какие роли попадутся…
Люба (твердо). Что в тебе есть, то и есть, занять не у кого. Я ведь опять не про то…
Зоя (скрывая нетерпение). Ты говори, не бойся, Люба!
Люба. Это я-то боюсь?! Ты видела, чтоб я кого боялась? Еще не родился тот человек! (Помолчала.) А я знаешь про какой фильм мечтаю? И чтобы ты, ясное дело, в главной роли?
Зоя. Интересно…
Люба (прислушиваясь к самой себе). Вот чтоб как сейчас — набережная эту пустая, море серенькое, тихое, теплоход трубит где-то в тумане, не видать, чайки голодные орут, и не то, про что говорим, главное, а про что — ни слова. А там все равно скоро опять новый сезон, и все сначала, хоть и без нас уже, и что-то будет… Что-то будет… (Смутилась, махнула рукой.) Ах, оставьте! Не обращай внимания. (Спряталась за привычный свой насмешливый тон.) Тем более, действительно, очень может случиться, что отфутболят тебя за милую душу обратно, опять на набережной, у Зинкиной «Эспаньолы», встретимся, будто и не разбегались в разные стороны. Ладно. Фирма претензий не имеет. Беги. Аленка небось уже от нетерпения фужеры зубами грызет.
Зоя. Но ты придешь? Я вправду обижусь.
Люба. Куда я денусь. Только не надейся — плакать не буду.
Зоя. Учти, ждем! (Ушла было совсем с набережной, потом остановилась, кинулась бегом обратно к Любе). Я тоже тебе хотела, Любка… (Лихорадочно и торопливо.) Я не вернусь никогда! Я уже не смогу! Я уже как заразилась на всю жизнь… примут, не примут, есть талант, нету — уже все равно не смогу, обратно дороги нет. Я еще тогда, когда эти свои письма ненаписанные в микрофон без стыда, будто и не я это, а кто-то другой, посторонний, рассказывала, и камера жужжит, и все прожектора на меня нацелены, и одни чужие люди вокруг, а мне все равно не совестно, только страшно, ноги подкашиваются, — я еще тогда поняла: все! Будто все разом оборвалось. Будто я предательство какое-то совершила, неизвестно какое, самой себя уже не узнать, а все равно не совестно! Все, Любка, все! И виноватой перед вами я тоже себя не чувствую нисколечки! Так что обижайтесь, не обижайтесь, а не вернусь… (Улыбнулась через силу, махнула, подражая Любе, рукой.) Ах, оставьте!.. (Убежала с набережной.)
Пауза. Заметно стемнело.
Из своего кафе выходит Тетя Зина. Снимая на ходу халат.
Тетя Зина. Как подумаю, что и Люську рано или поздно не миновать провожать…
Люба. Это от тебя не уйдет, не забегай… (Задумчиво и просто.) А знаешь, что я тогда подумала?..
Тетя Зина (запирает кафе). Когда «тогда»?
Люба. Ну, когда из пугача стреляться приспичило… Пугач не пугач, а ведь стрельнула, решилась…
Тетя Зина (закрывая створки в борту «Эспаньолы», сочувственно). Забудь. Плюнь и разотри! Мало ли что сдуру над собой учудить иногда тянет!.. Тут главное — набраться терпения. Женщина, она ведь что? Она из одного терпения и слеплена.
Люба. Не подумала даже, думать некогда, а как ток через мозг проскочил: неужели так просто это?! Раз — и все? И ничего не останется от меня, ни следа?!
Тетя Зина (запирая перекладину на висячий замок). Забудь, сказано, не держи в голове!
Люба. И тут я решила: ах, оставьте! Не дождетесь! Еще не спето столько песен!
Тетя Зина. Я и говорю — все по-новому надо, все иначе!
Люба (тихо и очень серьезно). Пугач не пугач, а я ведь, Зина, побывала там…
Тетя Зина. Вернулась. Теперь небось всех живых живее.
Люба (неожиданно, как все, что происходит с ней). Даже еще похлеще! Я ведь к тебе, Зина, прямым ходом из загса!
Тетя Зина (ошарашена). Откуда?!
Люба (весело). Не от верблюда же!
Тетя Зина. Ох, Любка! Опять ты что-нибудь над собой сотворила!
Люба. Законный брак, любовь до гроба.
Тетя Зина. Это кто же такой сорвиголова нашелся? Неужели дядч Гриша?!
Люба. Был дядя. Теперь, можно сказать, в супруги перекантовался.
Тетя Зина. Совсем с катушек морячок бывший!.. Но ты-то, ты-то как решилась?!
Люба (скрывая горечь за бесшабашностью). А надоело! Все надоело! Молодиться через силу, в джинсы в обтяжку влезать, как в чужую кожу, модная стрижка под мальчика… И собачка Булька до смерти осточертела, я ее первым делом с жилплощади выпишу. Перемена жизни! И чтоб хоть кто-нибудь вечером спросил или даже по фотографии смазал — что так поздно, где шастала… Я в поликлинику к гинекологу ходила, не постеснялась, — у меня еще вполне дети могут быть, поезд пока не ушел.
Тетя Зина (очень серьезно). Мальчиков рожай, мой совет.
Люба. Я и Григория Марковича ненаглядного в капитальный ремонт отдам, в санаторий. Уж и в конторе рассчиталась с первого числа, мне эти плавки-купальники на фоне моря и пальм — во где, поперек горла! А у него — дом, теплица, цветы разнообразные, на выставках первые премии получают…
Тетя Зина (недоверчиво). На тебя непохоже…
Люба. А может, я как раз до сих пор сама на себя непохожая ходила, только сейчас свой стиль нашла?.. (С неожиданной грустью — об «Эспаньоле».) Ведь вот и она… даже она устала по морям. По волнам носиться, как молоденькая, добровольно на прикол встала… Чем я лучше? Верней, чем хуже?!
Тетя Зина (глядя с нежностью и печалью на «Эспаньолу»). Так ее и спросили… Может, ко мне пойдем? У меня варенье айвовое, две банки прошлогодние остались, попьем чаю. Все перемелется, поверь мне, я и не такие еще огни и воды проходила. Или кофе я тебе сварю настоящее, по совести, не то что это, казенное.
Люба. Последнее мое кафе будет… Григорий Маркович не одобряет, он больше по чаю.
Тетя Зина. Пошли?
Люба. Девочки на проводы звали, ждут. Нельзя.
Тетя Зина. Проводишь — и приходи, я поздно в несезон ложусь. Смотри, мы с Люськой ждать будем.
Люба. Ладно, приду.
Тетя Зина ушла.
Люба одна на набережной, если не считать «Эспаньолы». Люба подошла к ней, провела рукой по дереву обшивки, прошлась вдоль всего борта, словно бы прощаясь.
Пауза.
Потом Люба повернулась, медленно пошла с набережной. С другой стороны, от парка, на набережную вышла Люська.
Люба услышала ее шаги, обернулась. Люська, не замечая ее, подошла поближе к «Эспаньоле», смотрит на нее с нетерпеливой надеждой.
Люба напряженно следит за Люськой.
И то ли ветер неожиданно поднялся, то ли солнце стало садиться в море среди бегущих по небу низко и торопливо облаков. Но в этот миг — и в том ни у кого не должно быть сомнений! — «Эспаньола», снявшись с якорей, медленно и плавно уходит от берега вдаль, за горизонт.
Люба улыбнулась чему-то в себе, махнула на прощание рукой и ушла с набережной.
А Люська с напряженным и серьезным лицом смотрит вслед уходящей в море «Эспаньолы».
Занавес.
СД № 4, 1983.