Пролог

Двадцать семь лет назад .

Ребенок плакал не переставая. Девочка начала капризничать еще в Портленде, где рейсовый автобус «Грейхаунд», следовавший из Бангора, остановился, Чтобы забрать ожидавших его пассажиров. Сейчас было немногим более часа ночи, они подъезжали к Бостону, и те два часа, что она пыталась успокоить дочь, довели ее до белого каления, как выразились бы ее школьные подруги.

Вероятно, сидевший рядом мужчина тоже чувствовал нечто подобное.

— Простите за беспокойство, — сказала она, обращаясь к мужчине впервые с того момента, как он зашел в автобус. — Вообще-то, она не капризный ребенок. Это ее первое путешествие. Я думаю, она устала и не может дождаться, когда мы приедем.

Мужчина медленно повернул голову, прищурился и улыбнулся, не разжимая губ.

— Куда вы едете?

— В Нью-Йорк.

— А, Большое Яблоко, — пробормотал он как-то глухо и бесцветно. — У вас там семья или какие-то дела?

Она покачала головой. Мужа у нее не было, а родители жили в богом забытом городишке под Рэнбли, и они ясно дали ей понять: она уже взрослая и теперь должна сама о себе заботиться.

Еду на работу. Вернее, надеюсь найти там работу. Хочу стать танцовщицей. Может быть, на Бродвее или в труппе «Рокеттс».

— Да, вы довольно симпатичная. — Незнакомец пристально посмотрел на нее. В салоне автобуса царил полумрак, на который многое можно было списать, и все же его глаза показались ей какими-то странными. И снова эта натянутая улыбка. — С таким телом вы обязательно должны стать звездой.

Покраснев, она склонила голову к хныкающему ребенку. Тогда, в Мэне, ее бойфренд тоже напевал нечто подобное. Он изливал на нее водопады слов, лишь бы затащить на заднее сиденье своего авто. Но больше он не ее бойфренд. Все закончилось на предпоследнем курсе колледжа, когда у нее начал расти живот.

Если бы не ребенок, она получила бы диплом этим летом.

— Вы сегодня что-нибудь ели? — спросил мужчина, когда автобус замедлил ход, подъезжая к автовокзалу Бостона.

— Едва ли.

Стараясь успокоить дочь, она нежно покачивала ее на руках. Лицо девочки было красным, крошечные кулачки сжимались, с каким-то безысходным отчаянием она продолжала плакать.

— Какое совпадение, — сказал незнакомец, — я тоже сегодня ничего не ел. Приглашаю составить мне компанию.

О, благодарю. У меня в сумке есть соленые крекеры, к тому же, думаю, сегодня это последний автобус из Нью-Йорка, так что у меня есть время только поменять, ребенку памперс. Но за предложение спасибо.

Мужчина ничего не ответил, он молча наблюдал, как она брала необходимые вещи, затем встал, пропуская ее. Она поспешила к туалету автовокзала.

Когда она вышла из туалета, мужчина ждал ее.

Увидев его, она почувствовала неловкость и какую-то смутную тревогу. Только сейчас она обратила внимание, какой он высокий и широкоплечий. И его глаза… они действительно были странными. Наркоман?

— Что случилось?

Мужчина тихо рассмеялся:

— Я же вам сказал, я голоден.

«Какой необычный способ выражать свои желания».

В столь поздний час на привокзальной площади было пусто, лишь несколько одиноких фигур. Начал моросить дождь, заставляя запоздалых прохожих искать укрытие. Пассажиры успели занять места в автобусе; ей, чтобы присоединиться к ним, требовалось пройти мимо странного незнакомца.

Она пожала плечами, разбираться со всей этой чепухой у нее не было ни сил, ни желания.

— Если вы голодны, идите в «Макдоналдс», а я опаздываю на автобус…

— Послушай, сука…

Она охнуть не успела, как мужчина оказался прямо перед ней. Только что он стоял на расстоянии трех футов — и вот уже сжимает ее горло так, что трудно дышать. Он затащил ее в тень за здание вокзала, и теперь никто не мог видеть ограбление. Или того хуже… Он приблизил лицо настолько, что она почувствовала его зловонное дыхание. Она увидела его острые зубы, обнажившиеся в злобном шипении:

— Пикнешь или дернешься, и я утолю голод сердцем твоего орущего ублюдка.

Девочка плакала навзрыд, но она не произнесла ни слова, чтобы ее успокоить, и сдержала порыв высвободиться и убежать. И все из-за ребенка. Чтобы уберечь дочь. Она не шелохнулась и не издала ни звука даже тогда, когда его зубы зловеще обнажились и впились ей в шею.

Она стояла неподвижно, парализованная ужасом, прижимая к себе ребенка, в то время как незнакомец с неистовой жадностью припал к ее сочащейся кровью ране. Его пальцы, сжимавшие ее голову и плечо, каким-то образом удлинились и впивались в плоть, как когти демона. С ворчанием он вгрызался все глубже. И хотя от ужаса ее глаза были широко распахнуты, взор застилала пелена и мысли в голове путались. Мир погружался во мрак.

Он убивал ее. Чудовище убивало ее. А потом оно так же хладнокровно убьет ее ребенка.

— Нет! — задыхаясь, выкрикнула она, но звук утонул и солоноватой на вкус крови. — Будь ты проклят… Нет!

Собрав все волю, она мотнула головой, лбом попав злодею в лицо. Удар заставил его отпрянуть, а ей позволил вырваться из его цепких рук. Она покачнулась, с трудом удержавшись на ногах. Одной рукой обхватив плачущего ребенка, другой зажимая кровоточащую рану на шее, она отступила от чудовища, которое смотрело на нее, насмешливо ухмыляясь, сверкая странными огненно-желтыми глазами и облизывая окровавленные губы.

— О господи, — выдохнула она, испытывая головокружительную слабость от вида монстра.

Она отступила еще на шаг и развернулась, готовая бежать, хоть и не надеясь на спасение.

И в этот момент она увидела второго.

Свирепый взгляд янтарных глаз был устремлен не на нее, но его с шипением обнажившиеся огромные клыки несли смерть. В ее голове мелькнула мысль: сейчас второй набросится на нее и довершит дело, начатое первым. Но нет. Эти двое начали что-то гортанно выкрикивать, и второй прошел мимо нее, в руке блеснуло длинное лезвие кинжала.

«Крепче держи ребенка и беги».

Ей показалось, приказ донесся откуда-то извне, прорывая пелену тумана в ее голове. Приказ прозвучал снова, на этот раз резко побуждая к действию. И она побежала.

Ослепленная паникой, с путающимися мыслями, она пустилась бежать по улице, примыкавшей к вокзальной площади. Все дальше и дальше. Она терялась в недрах незнакомого города, во мраке ночи. Ее подгонял ужас, который вызывал любой звук за спиной, даже стук каблуков ее собственных туфель.

А ребенок все плакал и плакал.

Их найдут, если она не успокоит ребенка… как можно быстрее нужно уложить девочку в постель, в теплую, уютную кроватку… и она сразу же успокоится… будет в безопасности… да, именно это нужно сделать… уложить ребенка в кроватку, где ее не отыщут эти ужасные чудовища…

Она сама валилась с ног от усталости, но было не до отдыха. Слишком опасно… нужно спешить домой… пока мать не догадалась, что она снова задержалась допоздна.

Тело сделалось деревянным, она едва переставляла ноги, с трудом соображала, но заставляла себя бежать дальше. И бежала. Бежала, пока не упала в полном изнеможении, не способная даже пошевелиться.

Когда она проснулась, ей показалось, что она сошла с ума, мозг растрескался, как яичная скорлупа, и мысли не удавалось привести в порядок; реальность исказилась, превратившись в подобие ночного кошмара, ускользавшего в недосягаемую даль.

Откуда-то донеслись едва различимые звуки плача. Она зажала уши ладонями, но продолжала слышать беспомощное, жалобное хныканье.

— Тсс, — пробормотала она, ни к кому не обращаясь, раскачиваясь взад и вперед. — Тихо, ребенок спит. Тихо, тихо…

Но плач звучал в ушах. Он не стихал, разрывая ей сердце на части, она сидела прямо на мокром тротуаре и ничего не видящими глазами смотрела в небо. Там, на востоке, занимался рассвет.

 

Глава первая

Наши дни .

— Восхитительно, вы только посмотрите, какая игра света и тени…

— Обратите внимание, здесь все словно пропитано печалью, но есть место и надежде…

— …фотограф очень молод, но, несомненно, займет достойное место в современном искусстве…

Габриэлла Максвелл отошла в сторону от посетителей выставки, шампанское в бокале успело нагреться, а безликие, безымянные VIP-персоны продолжали с энтузиазмом рассматривать десятка два черно-белых фотографий, развешенных по стенам галереи. Из своего угла Габриэлла смущенно осмотрела фотографии. Райты хорошие — возможно, немного вызывающие: в качестве объектов выбраны заброшенные фабрики и полуразрушенные судоверфи на окраинах Бостона, — но она никак не могла понять, что особенного все остальные в них находят.

Габриэлла еще раз окинула их взглядом и предоставила другим проникать в глубинный смысл запечатанных образов, а в конечном итоге — определять стоимость фотографий. Интроверт по натуре, она чувствовала себя не совсем комфортно в центре всеобщего внимания и восхищения… но именно это позволяло ей оплачивать счета. И очень даже неплохо. А сегодня вечером еще и счета ее друга Джейми, владельца небольшой арт-галереи на Ньюбери-стрит, в которой за десять минут до закрытия густо роились потенциальные покупатели.

Утомленная встречами, приветствиями, вежливыми улыбками, которыми пришлось одаривать каждого — от жен толстосумов из Бэк-Бэй до готов, щеголявших друг перед другом, и перед нею в том числе, живописными татуировками и немыслимым пирсингом, — а также уставшая от непрерывного анализа ее работ, Габриэлла не могла дождаться закрытия выставки. В течение часа она пряталась в тени, втайне мечтая о расслабляющем теплом душе и мягкой подушке, которые ждали ее дома в восточной части города.

Но она обещала своим друзьям — Джейми, Кендре и Меган — после презентации выпить и поужинать с ними. Когда последняя пара рассчиталась за покупку и ушла, Габриэлле не оставили шанса отвертеться и мгновенно втиснули в такси.

— Какой поразительный вечер! — Женственно-белокурые волосы Джейми упали ему на лицо, когда он наклонился над коленями двух женщин, чтобы пожать руку Габриэллы. — Еще никогда у меня не было такого столпотворения, а продажи превзошли все ожидания! Огромное спасибо, что пришла.

Габриэлла улыбнулась в ответ на восторженные речи друга:

— Ну что ты, не стоит благодарностей.

— Надеюсь, ты не очень скучала?

— Как она могла скучать, если половина населения Бостона была у ее ног? — парировала Кендра, не дав Габриэлле и рта раскрыть, — Скажи, милочка, а не с губернатором ли ты ворковала?

Габриэлла кивнула:

— Он заказал несколько работ для своего коттеджа на Винъярде.

— Отлично!

— Да, — без особого энтузиазма согласилась Габриэлла. Ее визитница распухла от карточек — при желании Габриэлла была обеспечена работой на год вперед, — а так хотелось открыть окно и пустить их по ветру.

Сквозь стекло она наблюдала, как искрящийся свет уличных фонарей выхватывал из потока жизни отдельные фрагменты. По тротуарам прогуливались рука об руку парочки, группками стояли и весело смеялись юноши и девушки. Все отлично проводили время. Сидели за уличными столиками модных кафе, останавливались у витрин магазинов. Куда бы ни устремлялся ее взгляд, повсюду он натыкался на разноцветные картинки жизни. Глазами художника Габриэлла впитывала их, хотя они и не вызывали у нее никаких эмоций. Вся эта суета жизни — и ее жизни в том числе — проносилась мимо, не касаясь ее. Потом, значительно позже, Габриэлле будет казаться, будто ее закрутило в водовороте мелочей и текущего без остановки времени.

— Что-то не так, Гэб? — спросила сидевшая рядом с ней Меган. — Ты такая молчаливая.

Габриэлла пожала плечами:

— Прости. Я просто… не знаю… наверное, я устала.

— Эй, кто-нибудь налейте этой женщине выпить! — пошутила неуемная черноволосая Кендра.

— О, — вмешался по-кошачьи хитрый Джейми, — нашу милую Гэб может взбодрить только мужчина. Ты, дорогуша, слишком серьезна. Так много работать, как ты, вредно для здоровья. Время от времени нужно расслабляться! Ну-ка, признайся, когда тебя в последний раз опрокидывали на спину?

Очень давно, но Габриэлла не вела счет дням без романтических свиданий. Она не особенно страдала, когда периоды любовного затишья затягивались, она не была фанаткой секса, как некоторые из ее друзей, и, лишенная на данный момент практики, не знала, действительно ли регулярный оргазм способен излечить ее.

— Знаешь, а Джейми прав, — подхватила Кендра. — Тебе нужно немного расслабиться и пуститься в загул.

— Да-да, и никакой хандры, — добавил Джейми.

— Нет, я так не думаю, — покачала головой Габриэлла. — Я, ребята, сегодня не расположена к активной ночной жизни. Презентации всегда отнимают у меня столько сил, что я…

— Водитель, — не слушая ее, Джейми сполз на край сиденья и постучал по пластиковой перегородке, отделявшей водителя от пассажиров, — планы изменились.

Мы хотим повеселиться, едем в ресторан, лучше в тот, где народ погорячее.

— Если потанцевать хотите, то на севере недавно открылся новый клуб, — пощелкивая жевательной резинкой, сообщил шофер. — Целую неделю кассу на этом делаю. Сегодня уже дважды там был. Модное местечко, «Ла нотте» называется.

— О, Ля-ноттей, — пропел Джейми, вскидывая бровь и бросая игривый взгляд через плечо. — Звучит призывно, девочки. Едем!

Клуб «Ла нотте» размещался в здании готического стиля, которое до недавнего времени было известно как Парижская церковь Святой Троицы. Архиепископство Бостона закрыло ее вкупе с еще дюжиной подобных заведений, после того как разразилась серия скандалов, связанных с сексуальной жизнью священнослужителей.

Габриэлла с друзьями пробиралась сквозь толпу. Техно-транс гремел из динамиков, обрамлявших балкон над алтарем, где находился диджей. В витражные стекла трех узких окон пучками бил яркий свет и тут же рассыпался каскадом разноцветных искр. Пульсировали лучи прожекторов, разрезая густое облако дыма, висевшее в воздухе, и неистовую лихорадку какой-то бесконечной композиции. На танцполе — и на каждом квадратном метре пространства, включая галереи, — в чувственном экстазе корчились человеческие фигуры.

— Святая задница! — перекрикивая музыку, провозгласила Кендра. Она подняла руки и, пританцовывая, лавировала в толпе. — Вот так местечко! Полный улет!

Не успели они продраться сквозь первый клубок человеческих тел, как высокий худой парень навис над отважной брюнеткой и что-то сказал ей, прижимая губы к самому ее уху. Кендра гортанно рассмеялась и неистово закивала.

— Парень хочет потанцевать, — хихикая, сообщила она и протянула Габриэлле свою сумочку. — Не вижу причин ему отказывать! — С этими словами Кендра растворилась в толпе.

— Сюда. — Джейми показал на свободный столик у бара.

Они уселись, и Джейми заказал выпивку. Габриэлла попыталась взглядом отыскать Кендру, но дым и мельтешение танцующих надежно скрывали ее. Несмотря на множество людей вокруг, Габриэлла никак не могла отделаться от чувства, что они сидят в ярком круге света у всех на виду и кто-то внимательно за ними наблюдает. Больное воображение. Наверное, она слишком много работала, слишком много времени проводила дома в одиночестве, если так неловко чувствует себя в толпе и в голове рождаются такие параноидальные мысли.

— За Гэб! — перекрикивая грохот музыки, воскликнул Джейми, поднимая бокал с мартини.

Меган подняла свой, и они чокнулись.

— Поздравляю с успешным открытием выставки.

— Спасибо, ребята.

Габриэлла сделала несколько глотков ослепительно-желтого коктейля, и ощущение, что за ней пристально наблюдают, усилилось. Она чувствовала взгляд, устремленный на нее откуда-то из темноты. Осмотревшись поверх бокала, она заметила в толпе блеск темных очков.

Несомненно, именно за этими темными линзами скрывались глаза, так внимательно следившие за ней.

Луч света на короткое мгновение высветил застывшее лицо, но Габриэлла успела его «сфотографировать». Прямые мерные волосы, широкий лоб, резко очерченные скулы, мужественный подбородок. И губы яркие, чувственные, этого не могла скрыть даже игравшая на них улыбка — циничная, почти жестокая.

Габриэлла отвела взгляд в сторону, ее бросило в жар, нервная дрожь пробежала по телу. Лицо незнакомца запечатлелось в ее сознании мгновенно, как образ на пленке. Габриэлла поставила бокал на стол и снова посмотрела туда, откуда за ней так пристально наблюдали. Незнакомец исчез.

Резкий шум в другой стороне бара отвлек внимание Габриэллы. За одним из столиков все бокалы были разбиты, их содержимое растекалось по черной блестящей поверхности. Пятеро парней в коже и темных очках сцепились с панком, одетым в светло-голубые рваные джинсы и свободную майку «Dead Kennedys». Один из «кожаных» обнимал платиновую блондинку, на вид пьяную, которая, похоже, знала панка. Наверное, это был ее бойфренд. Он попытался схватить ее за руку, но блондинка отмахнулась и наклонилась к парню в коже, позволяя ему поцеловать себя в шею. Теребя длинный каштановый локон «кожаного», она не спускала вызывающего взгляда со своего пришедшего в ярость бойфренда.

— Заварушка намечается, — прокомментировала Меган, глядя в сторону разгоряченных парней.

Несомненно, — поддакнул Джейми, допил мартини и знаком попросил принести новую порцию. — Этой красотке мамочка забыла объяснить, что нельзя бросать парня, с которым пришла.

Габриэлла наблюдала, как к блондинке подошел второй байкер, наклонился и впился в ее с готовностью открывшийся рот. Блондинка благосклонно приняла обоих: одной рукой гладила темные волосы лобызавшего шею, а другой — бледную щеку того, что целовал ее в губы так, словно хотел сжевать заживо. Панк выкрикнул грязные оскорбления в адрес своей подружки, развернулся и стал пробираться сквозь наблюдавшую за сценой толпу.

— Этот новомодный клуб действует на меня угнетающе, — призналась Габриэлла, глядя, как клубные завсегдатаи в открытую насыпают кокаиновые дорожки на дальнем конце длинной мраморной стойки бара.

Казалось, из-за ужасно громкой музыки друзья не расслышали ее слов. По крайней мере, они совершенно не разделяли ее беспокойства. Что-то здесь было не так, и Габриэлла не могла отделаться от чувства, что все отвратительные безобразия еще впереди. Джейми и Метан увлеклись разговорами о преступности в этом районе, позволив Габриэлле в молчании допивать остатки коктейля и ждать удобного момента, чтобы вклиниться в разговор и распрощаться.

Погрузившись в привычное для нее состояние внутреннего одиночества, Габриэлла скользила взглядом по колышущемуся морю голов и извивающихся тел, непроизвольно отыскивая темные очки, за которыми скрывались глаза, так пристально наблюдавшие за ней. Может, это один из возмутителей спокойствия, принадлежащий к какой-нибудь банде байкеров? Одет в их стиле, и так же тянется за ним темный шлейф угрозы.

Его нигде не было.

Габриэлла откинулась на спинку стула и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда чьи-то руки опустились ей сзади на плечи.

— Вот вы где! А я вас повсюду ищу! — выкрикнула, наклоняясь над столиком, возбужденная и запыхавшаяся Кендра. — Пойдемте, я там нашла местечко для нас. Брент с друзьями предлагает присоединиться к ним.

— Чудненько!

Джейми мгновенно вскочил, готовый немедленно пересесть. Меган взяла в одну руку только что принесенный полный бокал мартини, в другую — свою сумочку и сумку Кендры. Габриэлла продолжала сидеть, и Меган повернулась к ней.

— А ты идешь?

— Нет, — ответила Габриэлла, поднимаясь и закидывая сумку на плечо. — Вы развлекайтесь, а я смертельно устала. Возьму такси — и домой.

Кендра по-детски надула губы и заверещала:

— Ну, Гэб, ты не можешь уйти!

— Тебя проводить? — спросила Меган, хотя Габриэлла могла передумать, поддавшись уговорам Кендры.

— Нет. Развлекайтесь, но, пожалуйста, будьте осторожны.

— Ты уверена, что не хочешь остаться? Пропустить еще один бокальчик?

— Нет. Хочу на свежий воздух.

— Ну, как знаешь, — обиженно, почти зло бросила Кендра, подлетела и чмокнула ее в щеку. Габриэлла уловила запах водки и еще чего-то, похожего на мускус с каким-то странным металлическим оттенком. — Ты невыносимая трезвенница, Гэб, но я все равно тебя люблю.

Подмигнув, Кендра положила руки на плечи Джейми и Меган и игриво подтолкнула их к танцующим.

— Завтра позвони мне, — бросил через плечо Джейми, и все трое растворились в толпе.

Габриэлла тут же направилась к выходу, хотелось поскорее покинуть клуб. Казалось, от грохочущей музыки мысли в голове так смешались, что она утратила способность трезво соображать и, если останется здесь еще хотя бы на полчаса, превратится в полную идиотку. На нее то и дело кто-то налетал, толкая в самую гущу танцующих, о нее ударялись чьи-то плечи, в нее впивались чьи-то локти, ее хватали невидимые в темноте руки; наконец Габриэлла, спотыкаясь и пошатываясь, добралась до фойе — вот они, тяжелые двойные двери выхода.

Ночь окутала прохладой и мраком. Габриэлла глубоко вдохнула, отгоняя дурманящую атмосферу «Ла нотте». Грохот музыки был все еще слышен, а всполохи света сквозь витражные стекла сотрясали мрак, по это не мешало Габриэлле чувствовать себя вырвавшейся на свободу.

Больше ее никто не трогал, и она поспешила к обочине, чтобы поймать такси и поскорее добраться до дома. Людей было немного — пара прохожих, да еще несколько человек поднимались по ступенькам клуба. Габриэлла заметила желтое такси, направлявшееся в ее сторону, и вытянула руку.

— Такси!

В тот самый момент, когда машина подъехала и остановилась рядом с ней, двери клуба с грохотом распахнулись.

— Эй, парень, полегче!

В голосе явственно слышался страх.

— Убери руки, а то я тебе оторву…

— Что оторвешь, придурок?

Под гогот и насмешки голос прозвучал язвительно и зло:

— Ну, ты, панк вонючий, куча засохшего дерьма, скажи нам, что ты собираешься оторвать.

Взявшись за ручку дверцы, Габриэлла в тревоге повернула голову; она знала, что увидит за спиной. Все та же компания из бара — байкеры, или кто они там такие — в коже и темных очках. Вшестером, как стая волков, они окружили панка, толкая и пиная, играли с ним, как с добычей.

Панк попробовал нанести удар, но промазал, и ситуация мгновенно из опасной превратилась в смертельно опасную.

Клубок тел скатился вниз, панк оказался на капоте такси, удары сыпались на него градом. Кровь брызнула из разбитого носа и губ, несколько капель долетело до Габриэллы. В ужасе она отступила. Парень пытался вырваться и убежать, но нападавшие не давали ему такой возможности, они били с нечеловеческой яростью, которую Габриэлла не могла ни понять, ни объяснить.

— Убирайтесь от моей машины! — закричал водитель такси, высунувшись в окно. — Эй, вы слышите! Устраивайте разборки где-нибудь в другом месте!

Один из нападавших повернул в его сторону голову, оскалился и огромным кулаком саданул по лобовому стеклу так, что трещины разбежались густой паутиной. Габриэлла видела, как водитель, что-то беззвучно бормоча, перекрестился. Взревел мотор, взвизгнули шины, и машина резко сдала назад, сбрасывая с капота клубок дерущихся тел.

— Подождите! — завопила Габриэлла, но было уже поздно.

Шанс поскорее вернуться домой — убежать от сцены насилия — исчез. С дрожью в ногах Габриэлла смотрела вслед удалявшемуся такси, пока огни задних фар не поглотил мрак.

Парни в коже продолжали безжалостно лупить панка уже на тротуаре, они были так увлечены, что не обращали внимания на Габриэллу.

Она развернулась и побежала вверх по ступенькам клуба, на ходу пытаясь найти в сумке телефон. Нащупала тонкую пластинку, открыла крышку, набрала «911», толкнула дверь и, задыхаясь от страха, влетела в фойе. Она не слышала ни грохота музыки, ни гвалта толпы, ни бешеных ударов собственного сердца — только тишину в трубке. Габриэлла посмотрела на дисплей: «Нет сигнала».

— О черт!

Она еще раз набрала номер. Безуспешно. Габриэлла забежала в зал и отчаянно закричала:

— Помогите! Нужна помощь!

Ее никто не слышал. Она хлопала людей по плечам, тянула за рукава, с силой ударила по руке, густо покрытой татуировками и принадлежавшей парню в «милитари». На нее никто не обращал внимания. Никто даже не посмотрел в ее сторону, все продолжали танцевать и перекидываться фразами, словно ее вообще здесь не было.

Господи, неужели ей все это снится? Просто кошмарный сон, и только она одна знает о жестокой драке у входа в клуб.

Габриэлла оставила незнакомцев и бросилась искать друзей. Пробираясь сквозь толпу, она продолжала нажимать кнопку повторного набора номера, умоляя сигнал пробить толщу стен. Очень скоро она поняла, что в этой толпе ей никогда не найти ни Джейми, ни девчонок.

Отчаявшись, Габриэлла снова побежала к выходу. Может быть, ей удастся остановить какую-нибудь машину, найти копа, ну хоть кого-нибудь!

Габриэлла толкнула тяжелую дверь, и ее обдало густой прохладой ночи. Преодолев несколько ступенек, с трудом переводя дыхание, она замедлила шаг: женщина, одна, что она может сделать против шестерых разъяренных хулиганов, которые, возможно, были еще и под кайфом?! Внизу никого не оказалось.

По ступенькам поднималась группа каких-то молокососов, один что-то громко насвистывал, другие весело галдели, предвкушая, как классно они сегодня оторвутся.

— Эй! — окликнула их Габриэлла, не надеясь, что ее заметят.

Странно, но они остановились и улыбнулись в ответ. Ей исполнилось двадцать восемь, а эти парни, похоже, были моложе лет на десять.

— Здорово! — сказал тот, что стоял ближе всех.

— Вы видели тут… — Она замялась. «Может быть, это был всего лишь дурной сон?» — Несколько минут назад здесь завязалась драка.

— Драка? Класс! — выкрикнул самый высокий и крепкий.

— Мы только что приехали, — ответил другой. — Ничего не видели.

Парни направились к входу в клуб, а Габриэлла стояла и не могла понять, она что, сошла с ума? Затем начала медленно спускаться. На тротуаре виднелась кровь, но ни панка, ни байкеров нигде не было.

Габриэлла стояла под уличным фонарем, потирая плечи в надежде избавиться от бившей ее дрожи. Она крутила головой, пытаясь обнаружить следы недавней драки.

Ничего.

И вдруг… она услышала.

Звуки доносились с погруженной во мрак узенькой улочки, уходившей вправо. Из-за бетонной стены высотой метра полтора, предательски усиливавшей звуки, раздавались хрипы, похожие на звериные. Габриэлла не Могла понять, откуда именно исходит болезненно-хлюпающий звук, от которого кровь стыла в жилах и тело била дрожь.

Ноги несли ее сами, но не подальше от этих пугающих звуков, а к ним. Мобильник в руке казался тяжелым, как кирпич. Затаив дыхание, она сделала несколько шагов по темной улочке и увидела впереди силуэты людей.

Парни в коже.

Они ползали на четвереньках, что-то хватая и раздирая руками. Присмотревшись, Габриэлла различила валявшиеся вокруг них обрывки ткани — это была майка панка, изодранные и перепачканные лохмотья.

Палец Габриэллы нащупал кнопку повторного набора номера и вдавил ее намертво. Тихая трель гудков и голос диспетчера, как выстрел, разорвал мрак ночи.

— Служба «девять-один-один». Что у вас случилось?

Один из байкеров повернул голову. Дикие, полные ненависти глаза впились в Габриэллу. Все лицо у него было в крови, а зубы… Острые, как у хищника, клыки обнажились, когда он открыл рот и прошипел какое-то ужасающее непонятное слово.

— Служба «девять-один-один», — снова раздался голос диспетчера. — Что у вас случилось?

Габриэлла не могла выдавить ни звука. От потрясения она едва дышала. Прижимала телефон к губам, но не могла ничего сказать.

Позвать на помощь не хватало сил.

Осознав это с ослепляющей ясностью, она ухватилась за единственную пришедшую ей в голову мысль. Трясущейся рукой Габриэлла повернула телефон к банде садистов и нажала на кнопку. Слабая фотовспышка осветила улочку.

Все шестеро повернули головы в ее сторону, руками заслоняя глаза.

О господи, может быть, ей удастся вырваться из мрачных объятий этой ночи. Отступая, Габриэлла снова и снова щелкала камерой телефона, затем развернулась и побежала прочь, на освещенную улицу. Сзади слышались ворчание, проклятия, топот, но Габриэлла неслась, не останавливаясь и не оглядываясь. Не оглянулась даже на резкий, шипящий звук рассекающей воздух стали и последовавший за ним нечеловеческий вопль предсмертной ярости.

Гонимая страхом, Габриэлла остановилась только у такси на Коммершал-стрит. Она запрыгнула в машину и захлопнула за собой дверцу, едва переводя дух и от ужаса почти утратив способность соображать.

— В полицейский участок! — выдохнула женщина. — Ближайший.

Водитель, положив руку на спинку сиденья, обернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Леди, с вами все в порядке?

— Да, да, — выпалила она, мысли в голове путались. — Нет. Надо в полицию, заявление…

Господи, что она скажет в полиции? Что она стала свидетелем каннибальской пирушки осатанелых байкеров? Расскажет о том, во что ни один нормальный человек не поверит?

Габриэлла посмотрела во встревоженные глаза водителя такси.

— Пожалуйста, поехали быстрее. Только что на моих глазах произошло убийство.

 

Глава вторая

Вампиры.

Ночь кишела ими. В клубе он насчитал не менее дюжины. Они прохаживались в полуголой извивающейся толпе, выбирая и соблазняя тех женщин, которые сегодня ночью будут Донорами, удовлетворяющими их жажду. Род вампиров и род людей вот уже два тысячелетия существовали в симбиозе, и все благодаря способности вампиров стирать память людей, ставших для них пищей. Прежде чем взойдет солнце, немало крови будет пущено, после чего вампиры вернутся в пределы Темных Гаваней, разбросанных по городу и его окрестностям, а люди, которыми они позабавятся этой ночью, наутро ничего не будут помнить.

Но то, что произошло в темном переулке у клуба, — прецедент.

Для шестерки кровожадных хищников это несанкционированное убийство станет последним, что они совершили. Поддавшись ненасытной жажде, они забыли об осторожности, не заметили, что за ними наблюдают. Он не спускал с них глаз в клубе, а потом, когда они вышли на улицу, следил за ними с оконного карниза.

Их сгубила Кровожадность — болезнь, при которой безудержная жажда крови приводит к потере контре над собой. Некогда эта болезнь, как эпидемия, охватила Род и многих превратила в Отверженных. Эти шестеро, подобно Отверженным, в открытую пили кровь у первого подвернувшегося им под руку человека.

Лукан Торн не питал особой любви к роду человеческому, но еще меньше положительных эмоций он испытывал к Отверженным. За ночь патрулирования города размером с Бостон встретить одного или двух хищников было обычным делом. Но банда, не скрываясь пьющая человеческую кровь, — случай из ряда вон. В последнее время число Отверженных увеличилось и они стали более наглыми и самоуверенными.

Что-то нужно делать.

Целью ночных рейдов Лукана и его товарищей из Рода было искоренение Отверженных, своим поведением разрушавших законы, которые Род в течение длительного времени вырабатывал, чтобы выжить. Сегодня ночью Лукан выслеживал добычу в одиночку, нимало не заботясь о возможном численном превосходстве противника. Он дождался удобного момента — Отверженные, утратив разум, удовлетворяли свою дикую страсть.

Забыв о безопасности и упившись кровью сверх всякой меры, они продолжали безобразно глумиться над телом парня из клуба, рвали и терзали его, как стая бешеных собак. Лукан должен был мгновенно восстановить статус-кво и казнить Отверженных, он бы так и сделал, но неожиданно появилась рыжеволосая женщина. Она изменила весь ход событий: вначале последовала за Отверженными в темный переулок, затем отвлекла их внимание от жертвы.

Как только вспышки ее телефона озарили мрак, Лукан спрыгнул с оконного карниза бывшей церкви, где прятался в тени, и бесшумно приземлился на тротуар. Как и Отверженных, неяркие вспышки слегка ослепили его. Но именно они спасли женщину от ярости его свирепых собратьев.

Их разум затуманила Кровожадность, но Лукан сохранял ледяное спокойствие. Из-под темного плаща он вытащил свое оружие — два титановых меча, похожих друг на друга, как близнецы, — и одним взмахом отсек голову ближайшему Отверженному.

Та же участь постигла еще двоих, мертвые тела корчились и извивались, подвергаясь быстрому распаду, превращаясь в шипящее кислотой месиво, а затем в пепел. Звериные, душераздирающие крики огласили переулок, когда меч Лукана отсек еще одну голову; молниеносно развернувшись, воин вонзил меч в грудь пятому. Отверженный зашипел, обнажая окровавленные зубы, с клыков стекали красные капли. В Лукана с презрением впились горящие желтым огнем глаза, от Кровожадности радужная оболочка увеличилась, а зрачки сузились в вертикальные щелки. Тварь хватала ртом воздух и тянула к нему руки, ощерившись в свирепом оскале, но титан быстро превратил его в горстку пепла на асфальте.

Остался последний, шестой Отверженный. Лукан резко развернулся и оказался лицом к лицу с крупной особью. Взмыли оба меча. Но вампир ускользнул прежде, чем клинки поразили его.

Проклятие.

Никогда раньше Лукан не позволял приговоренному ускользнуть от заслуженной кары. Не должен был позволить и сейчас. Но пускаться в погоню за Отверженным означало оставить на всеобщее обозрение следы убийства и расправы над убийцами. Это огромный риск — позволить человеческим существам узнать о той опасности, что постоянно присутствует в их жизни. В былые времена люди из-за Кровожадности Отверженных преследовали и истребляли таких, как Лукан. В нынешнее время Род может не выжить, поскольку теперь на службе у человека мощные боевые технологии.

Отверженные должны быть усмирены, а лучше — полностью уничтожены, только тогда люди ничего не узнают о живущих рядом с ними вампирах.

Все то время, пока Лукан приводил в первозданный вид место кровавой бойни, мысли его вращались вокруг рыжеволосой женщины с красивым белоснежным лицом.

Как ей удалось обнаружить Отверженных в темном переулке?

Хотя в человеческом фольклоре закрепилось мнение, будто вампиры могут по собственному желанию исчезать в любой момент, это не вполне соответствовало действительности. Наделенные невероятной ловкостью и быстротой, они могли перемещаться со скоростью, за которой человеческому глазу не уследить и которая увеличивала гипнотическую власть вампиров над умами людей — существ более слабых. Но что, если та женщина не подчиняется этой власти?

Лукан вспомнил, что видел ее в клубе. От привычной работы его отвлек взгляд, исполненный глубокого чувства и того внутреннего одиночества, что было ему хорошо знакомо. Женщина тоже его заметила. Несмотря на спертый воздух и множество людей, Лукан уловил аромат ее кожи — какой-то особенный, экзотический, ни с чем не сравнимый.

Он чувствовал этот аромат и сейчас; растворенный во мраке ночи, он пробуждал в нем нечто первобытное, примитивное. На десны болезненно надавили неожиданно увеличившиеся клыки — физиологическая реакция на эмоциональное или сексуальное возбуждение, реакция, которой Лукан не мог управлять. Он чувствовал ее запах и жажду, по силе не многим уступавшую жажде его пораженных болезнью собратьев.

Лукан высоко поднял голову и глубоко вдохнул запах женщины, его острое обоняние позволило определить, где она находится — единственный свидетель бесчинства Отверженных. Будет великой глупостью позволить ей сохранить в памяти увиденное. Чтобы защитить Род, он должен найти эту женщину и принять меры.

Вопреки здравому смыслу, какой-то смутный, древний инстинкт нашептывал ему, что она принадлежит к их Роду.

— Я же вам говорю, я видела все собственными глазами! Их было шестеро, они накинулись на парня и рвали его руками и зубами, как… как хищные звери. Они убили его!

— Мисс Максвелл, мы слышим это от вас уже в сотый раз. Мы все тут очень устали, не осложняйте нам жизнь своими байками.

Габриэлла сидела в полицейском участке уже третий час, пытаясь убедительно рассказать о расправе у клуба «Ла нотте». Двое полицейских вначале отнеслись к ее словам скептически, но сейчас они выказывали явное нетерпение, даже враждебность. Сразу же, как она приехала, они отправили на место происшествия машину. Полицейские не обнаружили там ни следов драки, ни растерзанного тела, о котором рассказывала Габриэлла. Все выглядело так, будто либо ничего подобного не было, либо все следы происшествия каким-то чудесным образом исчезли.

— Но послушайте меня… Вот, посмотрите фотографии, я их сделала там…

— Мы их уже видели, мисс Максвелл. И не один раз. Но ничего из того, что вы нам рассказали, не подтвердилось, ничего из того, что изображено на мутных, нечетких снимках вашего мобильного телефона.

— Прошу прощения за плохое качество! — с сарказмом выпалила Габриэлла. — В следующий раз, когда я буду снимать кровавое пиршество банды психопатов, я захвачу «лейку» и объектив побольше.

— Лучше подумайте о другом. Вы действительно хотите оставить свое заявление? — спросил офицер постарше, у него был явный ирландский акцент, свидетельствовавший о юности, проведенной на южных окраинах Бостона. Пухлой рукой он провел по лысеющей макушке, затем подвинул к ней мобильник. — Вам должно быть известно, мисс Максвелл, что подача заведомо ложных заявлений является преступлением.

— Это не ложное заявление, — продолжала отчаянно настаивать Габриэлла, ее раздражало, что в полицейском участке ее считают лгуньей и обращаются как с преступницей. — Я готова подписаться под каждым сказанным мною словом. С какой стати мне выдумывать подобные истории?

— Вам лучше знать, мисс Максвелл.

— Невероятно. У вас же зарегистрирован мой звонок.

— Да, зарегистрирован, — подтвердил офицер. — Вы действительно звонили на номер «девять-один-один». К сожалению, ничего, кроме вашего молчания, там нет.

Когда диспетчер спросил вас, что произошло, вы не сказали ни слова.

— Да, не сказала. Невозможно говорить, если горло сдавлено ужасом.

Офицер недоверчиво посмотрел на нее:

— Клуб… «Ла нотте»? Я слышал, это местечко для любителей отвязно повеселиться, популярное среди готов и рейверов…

— К чему вы клоните?

Коп пожал плечами:

— Эти ребята развлекаются, устраивая всякие жуткие забавы. Может быть, то, что вы видели, было одной из таких забав?

Габриэлла чертыхнулась и схватила свой мобильный:

— Это что, похоже на забаву?

Она нажала на кнопку и еще раз просмотрела заснятые кадры. Несмотря на то что фотографии получились размытые и нечеткие, на одной была ясно видна группа мужчин, окруживших лежащее на земле тело. На другой — шесть ослепленных вспышкой лиц, на которых застыла звериная ярость.

Почему полицейские не видят того, что видит она?

— Мисс Максвелл, — вступил в разговор второй офицер, помоложе. Он обошел стол и сел на край рядом с ней. Он был спокойнее своего коллеги, не так скептичен и слушал с большим вниманием. — Вы абсолютно уверены в том, что сегодня ночью возле клуба вы видели нечто ужасное? Мы с офицером Карриганом хотим помочь вам, а для этого мы должны говорить на одном языке.

— Хорошо, давайте попробуем, — кивнула Габриэлла.

— У нас есть ваше заявление, мы посмотрели сделанные вами снимки. Я вижу, что вы человек разумный и рассудительный. Чтобы двигаться дальше, я бы хотел попросить вас сдать кровь на наличие наркотических препаратов.

— Тест на наркотики?! — подпрыгнула на стуле Габриэлла. Она была на грани бешенства. — Это смешно и нелепо. Не надо со мной обращаться так, будто я обдолбанная наркоманка. Я пытаюсь объяснить вам, что стала свидетелем убийства, только и всего!

— Гэб? Гэбби!

Откуда-то сзади послышался голос Джейми. Габриэлла позвонила ему сразу же, как приехала в полицейский участок, — после пережитого ужаса она нуждалась в поддержке близких людей.

— Габриэлла! — Джейми сжал ее в объятиях. — Прости, задержался. Я был уже дома, когда ты позвонила. Господи, дорогая, с тобой все в порядке?

Габриэлла кивнула:

— Думаю, в порядке. Спасибо, что приехал.

— Мисс Максвелл, не хотите ли, чтобы друг отвез вас домой? — спросил офицер помоложе. — Мы могли бы продолжить разговор в следующий раз. Думаю, хороший сон поможет вам собраться с мыслями.

Оба офицера встали и знаком предложили Габриэлле последовать их примеру. Она не сопротивлялась. Она устала, точнее — валилась с ног от усталости, более того, она не была уверена, что, оставшись здесь, сумеет убедить полицейских в реальности совершенного у клуба «Ла нотте» преступления. Едва переставляя ноги, она в сопровождении Джейми и двух полицейских покинула участок. Уже на парковке ее окликнул молодой офицер:

— Мисс Максвелл?

Она обернулась к мужчине, стоявшему в полосе света от прожектора, добросовестно освещавшего участок.

— Отдыхайте, а потом кто-нибудь из наших заедет к вам поговорить о сегодняшнем происшествии. На свежую голову.

Габриэлле не понравилось, что он говорил с ней тоном, каким обычно разговаривают с больными. Но у нее не было сил, чтобы отказаться от его предложения. После того, что она видела сегодня ночью, она с радостью готова была принимать у себя дома полицейских и даже позволить им опекать себя. Габриэлла кивнула и направилась к Джейми, ожидавшему ее в машине.

В темном углу канцелярии полицейского участка сидевший за столом человек нажал клавишу компьютера. Лазерный принтер у него за спиной заурчал и выдал один-единственный листок. Человек вылил в рот остатки холодного кофе из кружки «Red Sox «с отбитыми краями, поднялся с обшарпанного, шаткого стула и небрежно взял распечатку.

В участке царила тишина — полночный короткий перерыв на отдых. Но если бы даже здесь кипела бурная деятельность, никто не обратил бы ни малейшего внимания на замкнутого, неуклюжего студента медицинского колледжа.

В этом была вся прелесть его роли.

Именно для нее он был избран.

На работу в полицию направили не только его. Он знал, список был длинный, но он держался в секрете. Так надежнее. Что касается его самого, он не мог вспомнить, как давно познакомился с Хозяином. Но теперь он знал, что живет ради служения ему.

Держа в руке листок, он вышел в коридор в поисках укромного местечка. В комнате отдыха в любое время суток толклись люди, вот и сейчас там сидели два секретаря и Карриган, который на следующей неделе должен был выйти на пенсию. Он самодовольно рассказывал о каком-то случае, происшедшем с ним где-то во Флориде, женщины слушали его вполуха и уплетали куски глазированного торта, запивая его низкокалорийной колой.

Пригладив светло-каштановые волосы, парень прошел мимо открытой двери и направился в конец коридора. Там он постоял, держась за ручку, у двери мужского туалета, как бы невзначай оглянулся. Никого. Он шагнул к двери кладовки. По инструкции она должна была запираться на ключ, но это правило соблюдалось редко. Красть здесь все равно было нечего, кроме дешевой туалетной бумаги, моющих средств и коричневых бумажных полотенец.

Он повернул ручку и толкнул старую стальную дверь. Оказавшись внутри темной кладовки, он закрылся и вытащил из нагрудного кармана форменной рубашки телефон. Нажал кнопку быстрого набора единственного сохраненного в памяти номера. Два гудка, затем зловещее молчание, означавшее — Хозяин слушает.

— Сэр, — с благоговейным трепетом выдохнул парень, — у меня для вас информация.

Он говорил быстро и тихо, докладывая о ночном визите Максвелл, о ее заявлении, о подробностях убийства. Он услышал в трубке негромкое ворчание и шипящий выдох Хозяина и почувствовал бешеную ярость в этих тихих звуках. Мурашки побежали у него по спине.

— Я нашел для вас все ее данные, сэр, все… — Подсвечивая телефоном, он зачитал с листа адрес Габриэллы, номер телефона и некоторые факты ее биографии, подобострастно желая услужить своему Хозяину — ужасному и всемогущему.

 

Глава третья

Прошло два дня.

Габриэлла честно пыталась забыть ночной кошмар у Клуба «Ла нотте». Зачем помнить? Все равно ей никто не верит. Ни полиция — они обещали прислать детектива, но так и не прислали, ни Джейми и Меган, которые видели тех парней в коже, но утверждали, что парни совершенно мирно ушли из клуба. Кендра была увлечена Брентом, которого в тот вечер подцепила в клубе, и ей все происходившее там виделось в розовом свете. Все, кого опросили полицейские в «Ла нотте» в ту ночь, говорили одно и то же: короткая стычка в баре, но никакой драки не было ни в клубе, ни у входа.

Никто не видел того кровавого безобразия, о котором рассказывала она. Ни в больницу, ни в морг никто из прилежащего к клубу района не поступал. Никто из таксистов не сообщат о разбитом у клуба лобовом стекле.

Ничего.

Но как такое может быть? Неужели это была галлюцинация?

Выходило так, что в ту ночь только одна Габриэлла смотрела на мир открытыми глазами. Получалось, либо она одна видела драку, либо сошла с ума.

Возможно, и то и другое.

Габриэлла не могла разобраться в этих хитросплетениях вероятностей и нашла отраду в единственном занятии, доставлявшем ей истинное удовольствие. За плотно закрытой дверью темной комнаты, оборудованной в подвале таунхауса, Габриэлла погрузила в лоток с проявителем лист фотобумаги. Из белой пустоты начало проступать изображение. Габриэлла увлеченно наблюдала, как из ниоткуда рождается ироничная красота упругих жгутов плюща, скользящих по кирпичам и облупившейся штукатурке старого приюта в готическом стиле, который она случайно обнаружила на окраине Бостона. Получилось даже лучше, чем она предполагала. Ее фантазия художника сможет воспеть тему заброшенности в целой серии снимков. Габриэлла отодвинула фотографию и положила в проявитель новый лист фотобумаги. Показалась снятая крупным планом молодая сосенка, пробившаяся сквозь расщелины полуразрушенной мощеной дорожки на территории заброшенного склада пиломатериалов.

Габриэлла улыбнулась и повесила фотографии сушиться. Наверху на ее рабочем столе подобных снимков лежало не менее дюжины — извращенное единоборство упрямства природы и человеческой глупости, жадности и высокомерия.

С раннего детства Габриэлла чувствовала себя в жизни аутсайдером, молчаливым наблюдателем. Причину этого она видела в своем сиротстве. У нее не было семьи, если не считать пару, удочерившую ее в самом остром переходном возрасте. Тогда ей было двенадцать лет, и ее, как мячик, перекидывали из одной приемной семьи в другую. Максвеллы, люди среднего достатка, бездетные, прониклись к ней жалостью и взяли в свой дом, но даже они держали ее на расстоянии. Очень быстро сплавили в школу-интернат, каждое лето она проводила в каком-нибудь лагере и, наконец, поступила в университет, находившийся за пределами Штата, где жили ее приемные родители. Вскоре они погибли в автокатастрофе.

Габриэлла не присутствовала на похоронах, но объектами ее первой серии фотографий стали два мраморных надгробия на городском кладбище Маунт-Оберн. Именно там началась ее карьера фотографа.

Габриэлла выключила в лаборатории свет и направилась наверх приготовить себе ужин. Но не успела переступить порог кухни, как в дверь позвонили.

Джейми великодушно провел в ее доме две последние ночи, чтобы помочь ей справиться с переживаниями. Он заботился о ней, как старший брат, которого у нее никогда не было. Джейми уехал утром, обещая вечером вернуться, но Габриэлла убедила его, что успокоилась, что с ней уже все в порядке. Ей нужно было побыть одной, и неожиданный звонок в дверь вызвал у нее легкое раздражение — сегодня вечером она никого не хотела видеть.

— Иду! — крикнула Габриэлла из прихожей.

По привычке она глянула в глазок, но вместо белокурого Джейми обнаружила незнакомого темноволосого мужчину с брутальными чертами лица. Мягкий желтоватый свет газового фонаря на дорожке у крыльца окутывал незнакомца золотистым плащом. Что-то зловещее было в его светло-серых глазах, они смотрели прямо в глазок, и казалось, он тоже видит ее.

Габриэлла открыла дверь, но цепочку из благоразумия не сняла. Мужчина шагнул к двери и опустил взгляд на разделявшие их толстые звенья. Когда их взгляды вновь встретились, он снисходительно-рассеянно улыбнулся Габриэлле, словно давая понять, что, если он захочет войти, такие преграды ему не помеха.

— Мисс Максвелл? — Низкий бархатистый голос поразил ее.

— Да. Что вам угодно?

— Меня зовут Лукан Торн. — Спокойствие, с которым он представился, развеяло все страхи Габриэллы. Поскольку она молчала, он продолжил: — Два дня назад в полицейском участке у вас возникли определенные сложности, я пришел убедиться, что теперь с вами все в порядке.

Габриэлла кивнула.

По всей видимости, полиция не забыла о ее заявлении, хотя и прошло два дня, и Габриэлла перестала ждать обещанного визита детектива. Но, глядя на незнакомца с гладкими волосами и точеными чертами лица, ей не верилось, что он коп.

Его облик казался зловещим, но Габриэлла почему-то не чувствовала угрозы. И все же, помня о страшном происшествии, она решила, что дополнительные меры предосторожности не помешают.

— У вас есть удостоверение?

— Конечно.

С чувственной неторопливостью он раскрыл тонкую корочку и поднес ее к приоткрытой двери. На улице было совсем темно, и Габриэлле потребовалось время, чтобы глаза, привыкнув к темноте, рассмотрели блестящий полицейский значок и удостоверение с фотографией и фамилией.

— Пожалуйста, детектив, входите.

Габриэлла опустила цепочку и открыла дверь, наблюдая, как, входя, он широкими плечами перекрыл дверной проем, а потом, казалось, заполнил собой весь холл. Он был высокий и плотный, под складками черного плаща угадывалось крепкое, тренированное тело. Свет висевшей у него над головой лампы серебристыми искорками рассыпался по его шелковистым темным волосам. Его уверенная, почти королевская стать и мрачная серьезность делали его похожим скорее на предводителя закованных в латы рыцарей, нежели на копа, заехавшего в Бикон-Хилл проверить, не сошла ли с ума страдающая галлюцинациями одинокая женщина.

— Я не думала, что кто-то из ваших приедет. Судя по тому, как со мной разговаривали в участке, я решила, что бостонская полиция сочла меня сумасшедшей.

Он ничего на это не ответил, молча направился в гостиную и неторопливо окинул ее взглядом. Прошелся, задержался у рабочего стола, где были разложены последние снимки. Габриэлла все это время наблюдала за ним, ей было интересно, как он воспримет ее работы. Его черная бровь изогнулась, когда он рассматривал фотографии.

— Ваши? — спросил он, пронизывая ее взглядом светло-серых глаз.

— Да, — ответила Габриэлла. — Это часть новой коллекции, рабочее название «Живая пустота».

— Интересно.

Он снова повернулся к снимкам, его вежливый, хотя и ничего не значащий, ответ заставил ее слегка нахмуриться.

— Пока я не собираюсь их выставлять, так, разрабатываю тему.

Он неопределенно хмыкнул, продолжая молча рассматривать фотографии.

Габриэлла подошла ближе, чтобы понять, действительно ли он испытывает интерес к ее снимкам.

— Я много работаю на заказ. Возможно, в конце месяца начну съемки особняка губернатора на Винъярде.

«Замолчи! — мысленно приказала она себе. — Чего ради ты хочешь произвести впечатление на этого парня?»

По виду детектива Торна не было похоже, что упоминание губернатора произвело на него особое впечатление. Ничего не говоря, он рукой со слишком длинными и холеными для детектива пальцами поменял местами две лежавшие на столе фотографии. Неизвестно почему, Габриэлла вдруг представила, как эта рука касается ее шеи, скользит, утопая в волосах, опускает ее голову ему на плечо… его холодные серые глаза пристально смотрят, проникая в самую глубину.

— Знаете, — произнесла она, возвращаясь к реальности, — думаю, вам лучше посмотреть те снимки, которые я сделала в субботу ночью у клуба «Ла нотте».

Не дожидаясь ответа, она пошла на кухню, взяла лежавший на столе мобильный, нашла фотографии и протянула телефон детективу Торну.

— Вот это первый снимок. Руки у меня тряслись, поэтому он немного размыт. И вспышка стерла некоторые детали. Но если присмотреться, вы увидите шесть темных фигур, припавших к земле. Это убийцы. А перед ними черной грудой лежит их жертва, они раздирают ее на части. Они рвали парня… зубами… как хищные звери.

Взгляд Торна мгновенно впился в снимок, выражение лица не изменилось, оставалось по-прежнему суровым. Габриэлла нажала на кнопку и показала ему следующую фотографию.

— Вспышка испугала их. Не знаю… может быть, ослепила или еще что-то. Когда я снимала дальше, они уже отвернулись, и лиц не видно — вот только одно. Видите, какие странные узкие полоски света — отражение вспышки в глазах. — Габриэлла пожала плечами, вспомнив ярко-желтые, злобные, нечеловеческие глаза. — Он смотрит прямо на меня.

Детектив продолжал молчать. Он взял телефон и просмотрел оставшиеся фотографии.

— Что вы думаете об этом? — спросила Габриэлла, надеясь найти у него поддержку. — Вам же удалось их рассмотреть?

— Удалось рассмотреть… кое-что.

— Ну, слава богу. Ваши коллеги пытались убедить меня, что я сумасшедшая или обколотая наркоманка, которой мерещится всякая несусветная жуть. Даже мои друзья мне не поверили, когда я рассказала им о том, что там происходило.

— Ваши друзья, — настороженно повторил детектив. — Сколько их, кроме того парня, который забрал Вас из участка? Это ваш бойфренд?

— Бойфренд? — Габриэлла рассмеялась. — Нет, Джейми не бойфренд.

Торн посмотрел ей прямо в глаза:

— Но он две ночи провел вместе с вами в этом доме.

«Откуда ему это известно?»

Габриэлле сделалось неприятно оттого, что за ней наблюдали, пусть даже и полицейские, ведь они делали это из подозрения, а не из желания защитить ее. Но, стоя в гостиной рядом с детективом Торном, Габриэлла ощутила, что недовольство каким-то странным образом растворилось, ему на смену пришло спокойное восприятие действительности такой, какая она есть. Это едва уловимое изменение настроения показалось ей странным, но ни беспокойства, ни досады не вызвало.

— Он мой друг, поэтому провел здесь две ночи, он старался успокоить меня после того, что случилось.

«Хорошо».

Губы Торна оставались плотно сжатыми, но Габриэлле почудилось, что она явственно слышала, как он сказал «хорошо». Каким-то шестым чувством она улавливала его беззвучную речь, удовольствие, с которым он отреагировал на то, что Джейми только ее друг. Может быть, она принимает желаемое за действительное? Она не могла припомнить, когда в ее жизни был мужчина, которого можно было бы назвать бойфрендом. Может быть, поэтому присутствие Лукана Торна оказывает на нее такое странное действие? Может быть, это заурядное проявление ее подавленного сексуального инстинкта?

От пристального взгляда детектива Габриэлла ощутила жар внизу живота. Сам его взгляд проникал в нее, как тепло — физическое и сокровенное. Неожиданно в голове возникла картина: он и она, их обнаженные тела сплетены в лунном свете ее спальни. Ее бросило в жар. Она явственно ощутила его крепкие мышцы, все его тело… его член, проникающий глубоко…

«Да, — подумала Габриэлла, едва сдерживая себя, чтобы не прильнуть к груди детектива, — Джейми был совершенно прав, от долгого воздержания мозги плавятся».

Торн моргнул, на мгновение длинные, густые, как ночная мгла, ресницы закрыли серые глаза. Габриэллу как будто обдало прохладным ветерком, и напряжение в теле исчезло. Сердце в груди продолжало учащенно биться, и ей почудилось, что в гостиной сделалось как-то странно тепло.

Торн отвернулся, и Габриэлла посмотрела на его затылок; в том месте, где волосы ложились на ворот рубашки, она заметила татуировку. Так, по крайней мере, ей показалось. Замысловатые геометрические символы, цветом чуть темнее кожи, мелькнули и тут же исчезли под волосами. Интересно, как выглядит рисунок в целом? Возможно, он имеет какой-то смысл.

У нее родилось непреодолимое желание коснуться татуировки пальцами. Может быть, языком?

— Что вы рассказали друзьям о происшествии у клуба?

Габриэлла сглотнула, избавляясь от неприятной сухости в горле и заставляя себя вернуться к разговору.

— Ах да.

«Господи, что такое со мной творится?»

Габриэлла старалась не обращать внимания на свой учащенный пульс, а сосредоточиться на подробностях субботней ночи. Она рассказала детективу все то же, что рассказывала в полицейском участке и своим друзьям. Не упустила ни одной омерзительной детали. Он слушал внимательно, не перебивая. Его холодный взгляд словно остудил ее разгоряченное сознание, и все происшедшее она видела сейчас ясно и четко.

Пока она рассказывала, Торн еще раз просмотрел снимки. Суровая линия губ сделалась угрожающей.

— Как вы думаете, мисс Максвелл, что на самом деле вы там видели?

Она посмотрела в его глаза — умные, проницательные; казалось, они видят ее насквозь. Внезапно на ум пришло слово, пугающее, но до смешного нелепое в данной ситуации.

«Вампиры».

— Не знаю, — неуверенно произнесла она, стараясь не слушать внутренний голос. — Даже не знаю, что и думать.

Если до сей минуты детектив не считал ее сумасшедшей, то непременно заподозрил бы в безумии, признайся Габриэлла, какие мысли вертятся у нее в голове. Никакого иного объяснения кровавому бесчинству она не находила.

Вампиры?

Господи, она действительно сошла с ума.

— Я должен забрать у вас телефон, мисс Максвелл.

— Габриэлла, — предложила она и неловко улыбнулась. — Вы полагаете, эксперты, не знаю, как у вас называются эти специалисты, смогут сделать снимки более четкими?

Он чуть заметно кивнул и положил телефон в карман.

— Я верну его вам завтра вечером. Вы будете дома?

— Конечно.

«Почему такой простой вопрос прозвучал у него как приказ?»

— Я очень благодарна вам, детектив Торн, за то, что вы пришли. В эти два дня я места себе не находила от волнения.

— Лукан. — Он изучающе посмотрел на нее. — Зовите меня Лукан.

Габриэлле показалось, что она физически ощутила жар его взгляда, и у нее возникла убежденность, что этот мужчина видел столько ужаса, сколько она и представить не может. Непонятое чувство охватило ее, у Габриэллы заколотилось сердце и пересохло в горле. Он все еще смотрит на нее, словно ожидая, что она повторит его имя.

— Хорошо… Лукан.

— Габриэлла, — ответил он, и интонация, с которой он произнес ее имя, поразила ее, будто они знали друг друга целую вечность.

Что то у нее за спиной привлекло его внимание — фотография, которую критики особенно бурно расхваливали. Его губы чувственно изогнулись, выражая удовольствие, а возможно — удивление. Габриэлла повернула голову: хорошо знакомый ей пейзаж — засыпанный снегом парк, от которого веяло холодом и заброшенностью.

— Тебе не нравится эта фотография? — спросила она.

Он чуть заметно покачал головой:

— Я нахожу ее… интригующей.

— Чем же? — удивилась она.

— Ты умеешь видеть красоту в самых непривлекательных местах, — сказал он после долгой паузы, все это время не сводя с нее взгляда. — В твоих фотографиях много страсти…

— И?..

К ее изумлению, он протянул руку и пальцем провел по ее щеке.

— …и нет людей, Габриэлла.

— Но конечно же…

Она хотела было возразить, но вдруг поняла, что он прав. Габриэлла посмотрела на фотографии, висящие на стенах, вспомнила все те, что выставлялись в галереях и музеях, хранились в частных коллекциях.

Он был прав. Во всех ее работах сквозили пустота и одиночество. Ни на одной из фотографий не было лиц, даже тени присутствия человека.

— О господи, — прошептала она, пораженная этим открытием.

Всего несколько минут, и он увидел суть ее работ, то, чего не замечали другие. Не то чтобы она сама не понимала, что делает, но Лукан Торн каким-то непонятным образом открыл ей глаза на собственное творчество. Словно заглянул в самую глубину ее души.

— Мне пора, — сказал он, направляясь к двери.

Габриэлла последовала за ним, желая, чтобы он задержался. Может быть, он еще как-нибудь зайдет. Потом. Она уже открыла рот, чтобы остановить его, но усилием воли заставила себя молчать. Взявшись за ручку двери, Торн вдруг обернулся, и они оказались слишком близко друг к другу, он нависал над ней, и Габриэлла затаила дыхание, не желая препятствовать развитию событий.

— Что-то не так? — спросила она.

Его тонкие ноздри чуть заметно расширились.

— Какими духами ты пользуешься?

Вопрос взволновал ее. Это было так неожиданно и так интимно. Она почувствовала, как вспыхнули щеки.

— Я не пользуюсь духами. У меня аллергия.

— Вот как.

Его губы скривились в грубой усмешке, словно зубам вдруг стало тесно во рту. Он наклонился очень близко, почти касаясь Габриэллы. Она ощущала его дыхание. Лукан глубоко вдохнул, вбирая в себя ее запах, и выдохнул через рот. Шею обожгло жаром. Она могла поклясться, что почувствовала молниеносное прикосновение его губ к бьющейся жилке, и это прикосновение вызвало у нее волну возбуждения. Ее ухо уловило тихое ворчание, будто он выругался.

В следующую минуту Торн был уже за дверью. Он ничем не объяснил своего странного поведения и не извинился.

— Ты пахнешь жасмином, — только и сказал он и, не глядя на нее, пошел по дорожке, растворяясь во мраке ночи.

Не надо преследовать эту женщину.

Лукан знал об этом, когда стоял на крыльце ее дома и показывал полицейский значок и удостоверение. На самом деле ничего этого у него не было, элементарный гипноз, который заставил ее человеческий разум поверить, что перед ней полицейский.

Простой трюк, им умели пользоваться старейшие Рода, к которым он принадлежал. Но сам он к таким уловкам прибегал исключительно редко.

И все же едва перевалило за полночь, он вновь оказался у ее дома. Стараясь не думать о чести и достоинстве, он проверил щеколду на входной двери. Как он и предполагал, дверь была открыта. Во время вечернего разговора он сделал ей предложение, показал, чего он от нее хочет, и в ее карих глазах вместе с удивлением прочитал ответное желание.

Он мог взять ее сразу. Она с готовностью приняла бы его, в этом он не сомневался и знал, что они вместе получили бы удовольствие, которое для него было равнозначно гибели. Долг Лукана заключался в служении Роду и тем воинам, что вели борьбу с Отверженными, число которых неудержимо росло.

Плохо, что Габриэлла видела кровавое пиршество у клуба, сообщила о нем в полицию, рассказала друзьям прежде, чем это событие стерлось из ее памяти; кроме того, она еще умудрилась его сфотографировать. Кадры получились размытыми, тем не менее это улики. Он должен уничтожить снимки, пока она не показала их кому-нибудь еще. Теперь они у него и послужат хоть каким-то оправданием его присутствия здесь. Долг обязывал его быть сейчас в технической лаборатории и вместе с Гидеоном заниматься идентификацией того Отверженного, которому удалось избежать возмездия. Или вместе с Данте, Рио, Конланом и другими патрулировать город, предупреждая бесчинства собратьев, охваченных Кровожадностью. И, разумеется, он вернется к исполнению своего долга, как только закончит дело с прекрасной Габриэллой.

Лукан проскользнул в старый кирпичный дом на Уиллоу-стрит и закрыл за собой дверь. Дразнящий запах Габриэллы щекотал ноздри и вел за собой, как тогда, в клубе, а потом по улицам города до самого полицейского участка. Лукан бесшумно прошел через нижний этаж и поднялся наверх, в спальню. Лунный свет лужицами растекался на выступах и впадинах сводчатого потолка и тускло освещал соблазнительный изгиб тела Габриэллы. Она спала обнаженной, словно ожидая его, длинные ноги запутались в простынях, волосы красным золотом рассыпались по подушке.

Ее аромат окутал Лукана, сладковатый, волнующий, он вызвал боль в деснах.

«Жасмин, — подумал он, удовлетворенно улыбаясь. Экзотический цветок раскрывал свои лепестки только ночью и, повинуясь ее соблазну, дарил тьме свое чарующее благоухание. — Откройся мне, Габриэлла».

Но он решил, что не будет соблазнять ее. Не сегодня. Он только попробует ее на вкус, достаточно, чтобы удовлетворить любопытство. Он разрешил себе только попробовать. Он уйдет, а в памяти Габриэллы не останется и следа о его визите и о том ужасе, что она видела в темном переулке два дня назад.

Его желание подождет.

Лукан подошел и присел на край кровати. Провел рукой по мягким волосам, по округлому плечу.

Габриэлла сладко замурлыкала, потревоженная его прикосновением.

— Лукан, — в полусне пробормотала она, на каком то подсознательном уровне понимая, что он здесь, рядом с ней.

— Это только сон, — удивленно прошептал Лукан, не ожидавший услышать свое имя, потому что он не хотел пользовался трюками, которые применяли в таких случаях вампиры.

Габриэлла глубоко вздохнула, поворачиваясь к нему.

— Я знала, что ты вернешься.

— Правда?

— Ум-м-м, — мягким, волнующим рокотом подтвердила она, не открывая глаз, пребывая в сладкой паутине полусна-полуяви. — Я хотела, чтобы ты пришел.

Лукан улыбнулся и снова погладил ее по волосам.

— И ты не боишься меня, красавица?

Она чуть мотнула головой, прижимаясь щекой к его ладони. Ее губы приоткрылись, в тусклом лунном свете блеснула тонкая полоска зубов. Хрупкие плечи и изящная, по-королевски гордая шея. Какой, наверное, сладкой и нежной окажется ее кожа на вкус.

И ее грудь… Лукан не мог равнодушно смотреть на темно-розовый сосок, обозначившийся под тонкой простыней, небрежно обмотавшейся вокруг ее тела. Он дотронулся до него, нежно пощипывая, и едва не зарычал, почувствовав, как сосок набух и затвердел в его пальцах.

И его член сделался твердым. Лукан облизнул губы, его голод усилился, он горел желанием овладеть ею. Он медленно откинул простыню, теперь она лежала перед ним полностью обнаженная — само совершенство, он знал об этом. Миниатюрное и вместе с тем сильное тело дышало молодостью, весенней свежестью. Лукан скользил пальцами по груди, выпуклому животу, дальше вниз. Здесь ее кожа была шелковистой и теплой. И такой соблазнительной.

Лукан склонился, обхватил Габриэллу и приподнял. Он целовал изгибы ее бедер, щекотал языком лунку пупка. Она издала слабый стон, когда он коснулся языком ее интимных складочек, тонкий аромат ее желания подействовал на него как колдовское зелье.

— Жасмин, — выдохнул он, почти касаясь губами ее разгоряченной кожи, зубы увеличились, он рискнул опуститься ниже.

Стон наслаждения от прикосновения к ее клитору вызвал в нем безудержную волну вожделения. Губами он чувствовал ее влагу, язык обжигал жар ее расщелины. Лукан напитывал себя сладчайшим нектаром страсти, пока ее тело не содрогнулось в конвульсиях первого оргазма, за ним последовал второй, третий.

Лукан держал в руках ее обмякшее, вибрирующее угасающей страстью тело, дрожь сотрясала и его самого, он осторожно опустил ее на кровать. Никогда ни одна женщина не вызывала в нем такого острого желания. Он хотел большего, мысль возникла мгновенно и ошеломила его — он должен беречь и защищать ее. Габриэлла тяжело вздохнула, освобождаясь от напряжения последнего оргазма, и свернулась клубочком, как котенок.

Лукан смотрел на нее, ярость и желание тугими обручами стягивали тело. Тупо ныли нижние десны, придавленные выросшими клыками. Во рту пересохло. От голода скрутило внутренности. Зрачки сузились в кошачьи щелки, зрение обострилось, жажда крови и сексуальной разрядки достигли апогея.

«Возьми ее, — взывала его нечеловеческая, неземная природа. — Она твоя. Возьми ее».

Но он дал себе клятву — только попробовать. Он не причинит ей вреда, лишь усилит ее наслаждение и доставит каплю удовольствия себе. С первыми лучами Солнца она забудет все, что здесь было. Как Донор, она даст ему ту малость, что поддерживает в нем жизнь, а потом проснется расслабленная, удовлетворенная и… ничего не помнящая.

«Это будет ее благодарностью», — убеждал он себя, терзаемый голодом.

Лукан склонился к сладко свернувшейся калачиком Габриэлле, с нежностью убрал рыжую прядь полос — обнажилась белая шея. Сердце в груди неистово колотилось от предвкушения сладостного удовлетворения мучительного голода. Он только попробует, не более того. Только доставит себе каплю удовольствия — и все. Он склонился ниже, открыл рот, почти задыхаясь от дурманящего аромата женщины. Губы прижались к мягкому телу, языком он ощущал пульсацию крови в сонной артерии. Клыки, впиваясь и бархатистую мягкость шеи, подрагивали от вожделения. Еще секунда — и тонкая кожа будет прокушена.

И тут он обостренным зрением увидел крошечное, едва различимое родимое пятнышко за ухом Габриэллы — капля падает в изогнутую колыбель тонкого полумесяца. В шоке Лукан отпрянул. Этот символ, так редко встречавшийся среди земных женщин, означал только одно…

Подруга по Крови.

Словно опаленный, Лукан отскочил от постели Габриэллы, из ощерившегося клыками рта с шипением вырвались проклятия. Жажда смешивалась с ужасом от того, что он сейчас мог натворить.

Габриэлла Максвелл была Подругой по Крови, человеческим существом с особой кровью и ДНК, с которыми вампиры могли образовывать пары. Среди земных женщин их число было невелико, и они имели статус королев. Вид Лукана ограничивался исключительно мужскими особями, эта женщина являлась богиней, дарующей жизнь, ее предназначение — быть связанной кровными узами с вампиром и обеспечивать продолжение Рода, вынашивать семя нового поколения вампиров.

Охваченный голодом и страстью Лукан едва не превратил ее в свою собственность.

 

Глава четвертая

Габриэлла могла по пальцам пересчитать эротические сны, которые когда-либо видела, но ни разу ей не доводилось переживать столь обжигающей — если не сказать настоящей — страсти, и все благодаря явившемуся ей во сне Лукану Торну. Его дыхание было сравнимо с прохладным ночным ветерком, залетевшим в открытое окно спальни. Его волосы цвета воронова крыла нависли над ней чернотой ночного неба, серые глаза сияли светом луны. Его руки, словно мягкие простыни, сжимали запястья и щиколотки, раскрывая ее перед ним.

Губы обжигали каждый сантиметр кожи; казалось, ее омывает волна невидимого пламени. Жасмин — называл он ее во сне, тихим ночным шелестом листвы струилось дыхание по животу, опускаясь ниже.

Она извивалась и стонала, отдавшись во власть его искусного языка, принимая томительную муку в надежде, что она никогда не закончится. Но она закончилась — и очень быстро. Габриэлла проснулась одна в темной спальне, на губах замерло имя Лукана, тело болезненно ныло от неутолимой жажды страсти.

Такое состояние продлилось до самого вечера, и это волновало Габриэллу куда больше, нежели тот факт, что таинственный детектив Лукан Торн сумел так завладеть ее мыслями и чувствами.

Она не считала его обещание зайти сегодня вечером романтическим свиданием, но с нетерпением ждала его. Ей хотелось узнать о нем как можно больше, поскольку он, один лишь раз взглянув, понял ее суть. Ей уже не столько хотелось рассказывать детективу о событиях той ужасной ночи, сколько просто поговорить с ним за бокалом вина или поужинать вместе. То, что она дважды побрила ноги и надела под шелковую блузу с длинным рукавом и джинсы черное сексуальное белье, было чистой случайностью.

Габриэлла ждала его почти до десяти и, потеряв всякую надежду, позвонила Джейми спросить, не желает ли он поужинать с ней где-нибудь в центре.

Сидя напротив нее у окна в бистро «Чао Белла», Джейми поставил бокал с пино нуар на стол и посмотрел на ее нетронутые frutti di mare .

— Дорогая, ты уже минут десять гоняешь по тарелке несчастного моллюска Тебе не нравится еда?

— Нет, что ты. Здесь всегда вкусно готовят.

— Итак, это был исключительно оральный секс?

Габриэлла оторвала взгляд от тарелки и посмотрела на Джейми, качая головой:

— Не совсем. Ты же мой лучший друг…

— Xa, — улыбнулся Джейми. — Наверное, именно поэтому я в твоих эротических оргиях не участвую.

Габриэлла покраснела, заметив, что головы сидевших за соседним столиком повернулись в их сторону.

— Знаешь, иногда ты ведешь себя как самый настоящий засранец, — наклонившись вперед, прошептала Габриэлла. — И сказать тебе об этом — мой священный долг.

— О, подруга, не стоит так смущаться. Если бы я впадал в глубокие размышления каждый раз, когда просыпаюсь в судорогах сексуального экстаза, выкрикивая имя какого-нибудь парня…

— Я не выкрикивала его имя. — «А со стоном выдыхала, только проснувшись, и потом, стоя под душем, когда пыталась смыть с себя ощущение физического присутствия Лукана». — Джейми, я чувствовала его, словно он был со мной в постели… такой реальный, можно протянуть руку и дотронуться до него.

Джейми вздохнул:

— Некоторым девчонкам так везет, им достаются все радости мира. В следующий раз, когда твой возлюбленный навестит тебя во сне, отправь его ко мне после того, как у вас с ним все закончится.

Габриэлла улыбнулась, отлично зная, что у друга с романтическими отношениями все в полном порядке. Последние четыре года он счастливо жил с Дэвидом, торговцем антиквариатом. В данный момент Дэвида не было в городе, уехал куда-то по делам.

— Джейми, хочешь узнать, что в этой истории самое странное? Когда я утром встала, моя входная дверь была открыта.

— Правда?

— Ты же знаешь меня. Я всегда закрываю дверь на ночь.

Светлые, четко очерченные брови Джейми съехали, к переносице.

— Ты хочешь сказать, что этот парень пробрался в дом, когда ты спала?

— Я знаю, это звучит как абсолютная чушь: ночью детектив проникает в спальню, чтобы соблазнить меня, это похоже на бред сумасшедшего.

Габриэлла сказала это легко и непринужденно, хотя в течение дня сама не раз спрашивала себя, не свихнулась ли она. Она рассеянно теребила рукав блузки, а Джейми смотрел на нее изучающим взглядом, его лицо выражало беспокойство, отчего Габриэлле стало казаться, что она действительно сошла с ума.

— Послушай, за эти выходные на тебя столько всего свалилось, стресс, одним словом. В голове все перемешалось. Ты была расстроена, ну и, наверное, забыла закрыть дверь.

— А сон?

— А что — сон? Сон, он и есть сон. Твой уставший разум стремился к естественной релаксации.

Габриэлла рассеянно закивала.

— Да, наверное, ты прав, так все и было. — Она понимала, что Джейми дал вполне разумное объяснение всему тому, что казалось ей странным.

Но не успела Габриэлла согласиться, как у нее неприятно засосало под ложечкой, в голове завертелись мысли: «Я не могла забыть закрыть на ночь дверь. Такого со мной никогда не случалось, даже когда я бывала чем-то расстроена или озабочена».

— Эй! — Джейми подался вперед и положил ладонь на ее руку. — Все будет в порядке, Гэб. Знай, ты можешь позвонить мне в любой момент. Ведь так? Я твой друг, и ты всегда можешь на меня положиться.

— Спасибо.

Джейми взбодрился и вилкой ткнул в сторону ее тарелки.

— Ты сама с этим разберешься или позволишь мне расправиться с твоими объедками?

Габриэлла пододвинула к нему свою порцию:

— Это все твое.

Пока Джейми наслаждался успевшими остыть морепродуктами, она сделала большой глоток вина, положила голову на руку и нащупала небольшие следы на шее, которые обнаружила сегодня утром, выйдя из душа. Эти идеально симметричные отметины за ухом не шли ни в какое сравнение с незапертой входной дверью и поражали значительно сильнее.

Следы находились в том самом месте, где пульс прощупывался наиболее отчетливо. Вначале Габриэлла подумала, что случайно поцарапала себя во сне, слишком неожиданном и напряженном.

Но отметины мало походили на царапины от ногтей. Они напоминали что-то… совсем другое. Будто что-то — или кто-то — пыталось укусить ее в область сонной артерии.

Безумие.

Именно этим словом определялось ее состояние, и, чтобы не усугублять его, нужно было немедленно отбросить все эти невероятные мысли. Требовалось взять себя в руки и выкинуть из головы параноидальные фантазии о загадочном ночном визите и кровожадных монстрах, которые встречаются только в фильмах ужасов. Если она не справится с собой сейчас, то закончит, как ее родная мать…

— Боже мой, ты можешь мне прямо в глаза сказать, что я самая последняя свинья! — неожиданно воскликнул уплетавший морские гребешки Джейми. — Совсем вылетело из головы! Вчера мне звонили по поводу твоих фотографий. Одна из шишек нашего славного Бостона возжелала приватного просмотра твоих работ.

— Серьезно? И кто это такой?

Джейми пожал плечами:

— Не знаю, дорогуша. Мне с этим человеком поговорить не удалось, но, судя по высокомерному тону его или ее — это мне тоже неизвестно — секретаря, эта особа — настоящий денежный мешок. Завтра вечером у меня назначена встреча в одном из престижнейших бизнесцентров — офис в пентхаусе, дорогая.

— Вот это да! — удивленно выдохнула Габриэлла.

— Эх, это круто, подружка. Очень скоро ты сочтешь недостойным выставляться в дешевеньких галерейках вроде моей, — пошутил Джейми, как и Габриэлла, весьма воодушевленный новым предложением.

Трудно было остаться равнодушной, особенно в Свете пережитого за последние несколько дней. Габриэлла успела завоевать репутацию интересного фотографа и обзавестись респектабельными поклонниками, но приватный просмотр для анонимного покупателя — это впервые.

— Какие работы они просили показать?

Джейми налил бокал и шутливо поднял его в ее честь.

— Все, мисс Удача. Всю коллекцию.

По крыше старого кирпичного здания в самом центре города скользнул и исчез лунный свет, выхватив из темноты презрительную, несущую неизбежную смерть усмешку, застывшую на лице вампира, одетого во все черное. Припав к самому краю крыши, воин Рода повернул голову, вытянул руку и подал тайный знак.

«Четыре Отверженных. Преследуют жертву. Иду за ними».

Лукан кивнул Данте и выбрался из-за пожарной лестницы — укрытия, за которым он провел полчаса. Он спрыгнул на тротуар, приземлившись по-кошачьи бесшумно и мягко. За плечами, подобно демоническим крыльям, виднелись мечи. С едва слышным шипящим звуком Лукан вытащил их из ножен и направился вглубь узкой боковой улочки.

Было около одиннадцати часов вечера, в девять он обещал зайти к Габриэлле Максвелл и вернуть ей мобильник. Но телефон остался в лаборатории, Гидеон обрабатывал снимки и искал в Международной базе данных Рода информацию о шестерке Отверженных.

Лукан не испытывал ни малейшего желания возвращать Габриэлле телефон ни лично, ни каким-либо иным способом. Сделанные ею фотографии ни в коем случае не должны были попасть в руки людям; более того, после фиаско, которое он потерпел в ее спальне, ему лучше держаться от этой женщины подальше.

«Черт бы побрал эту Подругу по Крови».

Ему следовало быть внимательнее и сразу обо всем догадаться. Сейчас он ясно видел признаки, по которым мог бы определить, кем Габриэлла является на самом деле. В клубе она продемонстрировала способность видеть вампиров. Затем сумела найти в темноте Отверженных, устроивших кровавую бойню, и сфотографировать их, страх не позволил бы сделать это ни одному человеку. И у себя дома она проявила невероятную устойчивость к его внушениям; скорее Габриэлла поддалась собственному подсознательному желанию.

Не секрет, что женщины человеческой расы с уникальным генетическим кодом Подруги по Крови обладают острым умом и безупречным здоровьем, а кроме того, незаурядными экстрасенсорными способностями, которые значительно возрастали с того момента, когда такая женщина вступала в кровную связь с вампиром.

По всей видимости, Габриэлле Максвелл было даровано особое зрение, позволявшее ей видеть значительно больше, чем любому другому человеческому существу, но насколько больше, можно было лишь догадываться. Лукан хотел знать границы ее возможностей. Инстинкт воина требовал, чтобы он выяснил все — и немедленно. И не дай бог вступать с этой женщиной в какие бы то ни было отношения!

Почему же тогда его воля слабеет, когда он вдыхает ее запах, ощущает шелковистую нежность ее кожи… ее обжигающую страсть? Ему не нравилось, что она делала его слабым. А тут еще боль во всем теле от затянувшегося голода.

Единственное, что улучшило его настроение, это приближающиеся шаги Отверженных. Вампиры преследовали жертву — мужскую особь. Молодого, здорового парня в брюках в черно-белую ломаную клетку и покрытой пятнами длинной белой куртке, пропахшей ресторанной кухней и потом. Повар оглянулся на четверку вампиров. Послышалось приглушенное нервное чертыханье. Парень закрутил головой по сторонам и ускорил шаг, сжимая кулаки и тараща глаза, чтобы не споткнуться в темноте.

— Не надо так спешить, трусливая тварь, — с издевкой прошипел один из Отверженных, его голос прозвучал как шуршание придорожного гравия.

Второй Отверженный пронзительно гикнул и одним прыжком вырвался вперед, обогнав своих компаньонов.

— Эй, куда ты бежишь, все равно далеко не уйдешь!

Хохот Отверженных эхом прокатился по узкой, зажатой с обеих сторон кирпичными домами улице.

— Черт, — чуть слышно выругался парень.

Он больше не оглядывался, поспешно семенил вперед, в любую секунду готовый припустить со всей мочи, хотя в этом не было ни малейшего смысла.

Как только парень подошел достаточно близко, Лукан с мечами в руках медленно выступил из мрака и, широко расставив ноги, перегородил улочку. С холодной усмешкой он смотрел на Отверженных; в предвкушении битвы клыки удлинились.

— Добрый вечер.

— О господи! — взвизгнул парень и мгновенно замер на месте, с ужасом глядя на Лукана, ноги у него дрожали и подгибались. — Черт!

— Убирайся прочь, — едва глянув на трясущегося человека, процедил Лукан. — Быстрее.

С устрашающим металлическим лязгом он провел одним мечом по другому. За спинами Отверженных, так же как и он, бесшумно, по-кошачьи приземлился Данте, а затем выпрямился во весь рост, составлявший целых шесть с половиной футов. Меча у него не было, но талию стягивал кожаный пояс, увешанный оружием для рукопашного боя, включая пару острых, как бритва кривых клинков — в его быстрых руках они превращались в адскую машину смерти. Он называл их malebranche , но они были настоящими злыми когтями. Одним молниеносным движением он вытащил клинки и превратился в безжалостного вампира, готового к смертельному бою.

— О господи! — дрожащим голосом вскрикнул парень, увидев угрожающую ему опасность. Уставившись на Лукана, он трясущимися руками достал из заднего кармана брюк потертый бумажник и бросил его на землю. — Вот, возьмите! Он ваш. Только не убивайте, умоляю!

— Пошел вон отсюда. — Лукан не сводил глаз с Отверженных, которые, достав оружие, занимали боевую позицию.

— Он наш, — прошипел один из Отверженных, его желтые глаза с ненавистью буравили Лукана, зрачки сузились в вертикальную щелку. С длинных острых клыков капала слюна — еще один отличительный признак отмеченных Кровожадностью.

Эта болезнь поражала вампиров и ставила под угрозу выживание Рода, подобно наркомании, охватившей человеческий род. Тонкую границу между небольшой порцией человеческой крови, необходимой для утоления голода, и передозировкой легко переступить. Одни Вампиры добровольно и сознательно отпускали тормоза, другим недоставало опыта или внутренней дисциплины. Не в силах остановиться, вампиры заходили слишком далеко и со временем превращались в Отверженных. Четверо таких выродившихся ублюдков, рыча, показывали Лукану клыки.

Горя желанием испепелить их, Лукан скрестил мечи. Посыпались искры.

Человек, парализованный страхом, продолжал стоять, как идиот, поворачивая голову то в сторону приближавшихся Отверженных, то в сторону неподвижно замершего Лукана.

«Такая глупость может стоить этому болвану жизни», — мелькнула мысль, но Лукан с холодным безразличием тут же выбросил ее из головы.

Безопасность человека не его забота. Его долг — истреблять зарвавшихся кровососов.

Один из Отверженных вытер мокрый от слюны рот и прошипел:

— Убирайся прочь, гаденыш, дай нам поесть.

— Только не сегодня и не в моем городе! — прорычал Лукан.

— Твоем городе? — Отверженные заржали, один сплюнул под ноги Лукану. — Этот город принадлежит нам. Еще немного — и здесь мы будем править бал.

— Все верно, — подхватили остальные. — Это ты на чужой территории.

Наконец человек опомнился и пустился бежать, но далеко уйти ему не удалось. Двигаясь с невероятной скоростью, один из Отверженных нагнал его, схватил за горло и приподнял, черные кеды жертвы беспомощно закачались в воздухе. Человек кричал и яростно сопротивлялся, а вампир душил его. Лукан сохранял спокойствие, он даже бровью не повел, когда вампир бросил судорожно дергавшуюся жертву на асфальт и впился ему в горло.

Краем глаза он видел, как Данте подбирается к Отверженным сзади все ближе и ближе. Он облизнулся, показывая клыки, — готов к бою. А он будет жарким.

Лукан нанес удар первым, послышались скрежет металла и хруст сломанных костей.

Данте сражался, как исторгнутый адом демон, его malebranche зловещими молниями рассекали мрак ночи, тишину разрывали боевые крики. Лукан сохранял хладнокровие, позволявшее ему наносить точные удары. Один за другим Отверженные падали. Титановые мечи Лукана были ядом для крови Отверженных и ускоряли распад их тел.

Когда с врагами Рода было покончено, Лукан и Данте оглядели поле битвы: кучки пепла, которые вот-вот подхватит и разнесет ветер, и неподвижное тело человека — кровь обильно текла из его разорванного горла.

Данте опустился на колено и склонился над жертвой, принюхиваясь:

— Он мертв. Точнее, ему осталось жить не больше минуты.

Запах крови ударил Лукану в ноздри, внутренности скрутило. Клыки, увеличившиеся в пылу сражения, сейчас подрагивали от невыносимого голода. Лукан с отвращением посмотрел на умирающего. Хотя человеческая кровь была ему крайне необходима, Лукан не мог воспользоваться объедками Отверженного. Он предпочитал кровь добровольных Доноров, сам их выбирал — и только для того, чтобы маленькой порцией заглушить голод, но никак не утолить его.

Рано или поздно каждому вампиру приходится убивать.

Лукан не отрицал своей природы, но каждое его убийство было осознанным выбором и совершалось в соответствии с установленными им самим правилами. Чаще всего его жертвами становились разного рода преступники, наркодилеры, наркоманы и прочие отбросы человеческого общества. Лукан старался сохранять здравый смысл и действовать рационально, он никогда не устраивал кровавой бойни только ради удовольствия. Все представители Рода следовали подобному кодексу чести, именно это отличало их от Отверженных, преступивших все законы.

И снова внутренности Лукана скрутило от запаха свежей крови, пересохший рот наполнился слюной.

Когда в последний раз он утолял голод?

Он не мог вспомнить. Давно. По меньшей мере несколько дней назад, слишком давно, чтобы поддерживать себя в норме. Прошлой ночью он надеялся утолить голод, сексуальный в том числе, с Габриэллой Максвелл, но не вышло. И сейчас его тело корчилось в муках, и он больше ни о чем не мог думать, кроме как о живительной пище.

— Лукан, — Данте пощупал пульс человека, от возбуждения и запаха крови его клыки вытянулись в полную длину, — минута промедления, и его кровь свернется и станет мертвой, как и его тело.

Мертвая кровь бесполезна, она не может утолить голод вампира. Данте ждал, томимый единственным желанием — припасть к сочащемуся кровью горлу жертвы Отверженных, которая оказалась столь глупа, что не смогла спастись бегством, когда такой шанс представился.

Даже рискуя вовсе лишиться трапезы, Данте должен был ждать. Существовало неписаное правило: более молодые вампиры не могли пить кровь в присутствии старших, тем более если старший был П1 — воин первого поколения — и он умирал от голода.

Отцом Лукана был Древний, один из восьми воинов, которые много тысячелетий назад прибыли на враждебную Землю с далекой и мрачной планеты. Чтобы выжить, они пили человеческую кровь, жестоко истребляя население чужого мира. Изредка у них появлялось потомство от земных женщин — первых Подруг по Крови, их дети стали первым поколением вампиров па Земле.

Из тех свирепых, прибывших с далекой планеты предков в живых никого не осталось, но их кровь текла в жилах Лукана и еще нескольких рассеянных по планете представителей Рода. Они образовывали первый круг от вершины в иерархии земных вампиров, их уважали и немного побаивались. Все остальные вампиры принадлежали к младшим поколениям.

Вампиров первого поколения отличала более высокая степень жажды крови, унаследованная от их свирепых отцов, и потому для них существовала реальная угроза поддаться страсти и превратиться в Отверженных. Род научился выживать, преодолевая и эту таящуюся в них самих опасность. Многие умели контролировать голод и пили кровь только по необходимости и в небольших количествах, требуемых для поддержания жизни. Они вынуждены были следовать этим правилам, чтобы жажда крови не стала пагубным пристрастием, болезнью Отверженных, от которой не существовало лекарства.

Взгляд Лукана упал на судорожно подергивающегося, прерывисто дышащего человека. Из пересохшего горла вампира вырвался звериный рык. Он зашагал на запах крови, дарующей продолжение жизни. Данте почтительно отступил, чуть склонив черноволосую голову, предоставляя П1 первому утолить голод.

 

Глава пятая

Вчера вечером он не удосужился даже позвонить. Обычное дело.

Возможно, у него было назначено романтическое свидание со спортивным телеканалом или он получил более заманчивое предложение, нежели ехать в Бикон-Хилл, чтобы вернуть ей мобильный телефон. О черт, в конце концов, он может быть женат или иметь с кем-то продолжительные и счастливые отношения. И спрашивать его об этом бесполезно, он все равно не скажет правду. Возможно, Лукан Торн такой же, как и все остальные.

За исключением того, что он… необычный.

Он поразил ее тем, что не был похож ни на одного мужчину из тех, кого ей доводилось когда-либо встречать. Очень сдержанный, можно сказать скрытный, и, что совершенно очевидно, опасный. Габриэлла не могла представить его ни развалившимся в кресле у телевизора, ни в роли постоянного и верного бойфренда, ни тем более в окружении жены и детей. Поэтому она склонялась к мысли, что, скорее всего, он получил более интересное предложение и сбросил ее со счетов, и эта мысль — с какой стати? — неприятно задевала ее.

«Забудь о нем», — приказала себе Габриэлла, паркуя черный «мини-купер» на обочине дороги в тихой сельской местности, в нескольких минутах езды от Бостона. Сумка с камерой лежала рядом, на пассажирском сиденье. Она взяла сумку, достала из «бардачка» фонарь, ключи положила в карман куртки и вышла из машины.

Тихо закрыла дверцу и огляделась: кругом — ни души. Неудивительно, не было еще и шести часов утра, а здание, в которое она собиралась незаконно проникнуть и сфотографировать, стояло закрытым около двадцати лет. Габриэлла прошла по узкой, растрескавшейся асфальтовой дорожке, затем резко повернула направо, перелезла через канаву и оказалась среди деревьев, преимущественно сосен и дубов, образовавших своеобразную крепостную стену вокруг старого приюта.

Брезжил рассвет. В освещении было нечто нереальное и жутковатое. Таинственный полупрозрачный розовато-лавандовый туман окутывал готическое строение, заставляя его светиться каким-то потусторонним, едва уловимым сиянием. Несмотря на нежные пастельные тона, место выглядело угрожающим.

Именно этот контраст заставил Габриэллу встать в такую рань и приехать сюда. Заброшенность места особенно ярко и естественно проявлялась именно на рассвете. Наложение утренней розовой дымки на дышащее холодом зловещее строение больше всего привлекало Габриэллу, она остановилась и достала из висевшей на плече сумки камеру, сделала около полудюжины снимков, закрыла объектив и направилась к приюту.

Впереди неясно вырисовывалась высокая проволочная сетка, ограждавшая строение от нежелательных посетителей, подобных Габриэлле. Но она знала лазейки — обнаружила их, когда впервые приехала сюда, чтобы снять фасад. Габриэлла быстрым шагом направилась вдоль ограждения и, дойдя до угла, присела. Именно здесь кто-то кусачками в нескольких местах разрезал звенья сетки, так что образовалась дыра, достаточно большая, чтобы в нее мог пролезть какой-нибудь любопытный подросток или одержимый фотограф, для которых таблички «Проход закрыт» и «Посторонним вход воспрещен» — дружеские приглашения, а не строгие запреты.

Габриэлла протолкнула в дыру свое снаряжение и на животе проползла за ограждение. Поднялась, и вдруг ее охватило какое-то мрачное предчувствие. Габриэлле уже давно следовало привыкнуть к таким заброшенным, пустынным, а возможно, и опасным местам, поскольку художественная ценность ее работ во многом зависела от ее смелости. «Это внушающее мистический ужас строение можно отнести к опасным», — подумала она, скользя взглядом по граффити на стене рядом с входной дверью — «Bad vibes».

— Легко поверить, — прошептала Габриэлла, стряхивая с себя грязь и сухие сосновые иголки, рука автоматически скользнула к переднему карману джинсов, где обычно лежал мобильный телефон. Конечно же, его там не было, он находился во временном пользовании детектива Торна — еще один повод злиться на него.

«Может быть, не стоит судить его строго», — подумала Габриэлла, ей вдруг захотелось сосредоточиться на чем-то постороннем, потому что мрачное предчувствие, охватившее ее, как только она проникла за ограждение, усилилось.

«Может быть, Торн не пришел, потому что на работе что-то случилось, — продолжала размышлять Габриэлла. — Вдруг он получил какую-нибудь травму и просто физически не мог ни прийти, ни позвонить? Вот именно, а мне не стоит, едва взглянув на мужчину, сразу же терять голову».

Уговаривая себя таким образом, Габриэлла подняла свои вещи и направилась к возвышавшемуся перед ней главному корпусу заброшенного приюта. Центральная часть из светлого известняка тянулась к небу, ее стройным башенкам и шпилям мог позавидовать любой готический собор; подобно крыльям летучей мыши по сторонам простирались строения из красного кирпича с черепичными крышами, соединенные между собой крытыми переходами и аркадами.

Вид заброшенного приюта внушал страх, в самом воздухе витало нечто таинственно-зловещее, словно за начавшими разрушаться кирпичными стенами и разбитыми сводчатыми окнами в полузабытьи дремали тысячи пороков и мерзких тайн. Габриэлла выбрала наиболее удачно освещенные места и сделала несколько снимков. Дверь главного входа была завинчена болтами и заколочена досками — ни малейшего шанса проникнуть внутрь. Если Габриэлла хочет сфотографировать само чрево таинственности — а именно к этому она и стремилась, — ей придется попытаться попасть внутрь через окно или дверь цокольного этажа.

Габриэлла обогнула здание и нашла то, что ей было нужно, — три окна, закрытые деревянными ставнями; здесь и можно будет пролезть. Щеколды ставней изрядно проржавели, но не были задвинуты наглухо, подвернувшийся под руку камень и немного усилий помогли Габриэлле справиться со ставнями на одном окне, затем она подняла тяжелую раму со стеклом и закрепила ее подпоркой.

Женщина посветила фонариком, желая убедиться, что внутри пусто, что она ни за что не зацепится и ей ничего не свалится на голову, а затем полезла в оконный проем. Спрыгнув с подоконника, Габриэлла приземлилась на груду захрустевшего под ногами стекла, покрытого слоем вековой пыли и мелкого мусора. Фундамент из серого шлакобетона тянулся вперед ярда на четыре и терялся где-то в полумраке подвала. Габриэлла направила туда тонкий луч фонарика, провела им по стене, задержала на старой, местами покрытой ржавчиной двери с надписью, выведенной по трафарету: «ВХОДА НЕТ».

— Готова поспорить, — пробормотала себе под нос Габриэлла.

Дверь оказалась незапертой. Луч фонарика обежал стены и растворился в глубине длинного, похожего на туннель коридора. С потолка свисала разбитая флуоресцентная лампа, несколько панелей отвалились и лежали разбитыми под толстым слоем пыли на полу, покрытом дешевым линолеумом. Габриэлла переступила порог и сделала несколько шагов вглубь темного туннеля, не вполне уверенная, что хочет туда идти, опасаясь обнаружить в недрах заброшенного приюта нечто пугающее.

Она прошла мимо дверного проема, фонарик осветил комнату, в центре которой стояло обшарпанное стоматологическое кресло, обтянутое красным винилом; казалось, оно застыло в ожидании следующего пациента. Габриэлла достала камеру и наскоро щелкнула пару раз. Она шла по длинному коридору мимо смотровых комнат и процедурных кабинетов. «Должно быть, медицинское крыло приюта», — подумала она. Натолкнулась на лестницу, поднялась на два пролета вверх и, к своему удовольствию, обнаружила, что попала в центральную часть — сюда через высокие окна щедро струился мягкий утренний свет.

Через объектив камеры Габриэлла осмотрела большие лужайки и внутренние дворы, обрамленные элегантными строениями из кирпича и светлого известняка, сделала несколько снимков, желая запечатлеть все великолепие ныне заброшенного приюта, красоту архитектуры и нежную игру утреннего солнечного света с густой тенью угасшей ночи. Было странно из окон осматривать приют, некогда давший кров многим несчастным. Габриэлле казалось, что в мрачной тишине приюта слышит голоса людей, которые обречены были до конца дней оставаться здесь.

Людей, подобных ее биологической матери, которую она никогда не видела, только ребенком слышала о ней обрывки разговоров; их полушепотом вели у Габриэллы за спиной социальные работники и приемные родители, которые с неизменным постоянством возвращали ее в приют, словно котенка, приносившего хлопот больше, чем ожидалось. Габриэлла сбилась со счету, сколько семей она сменила, но возвращали ее каждый раз с одной и той же характеристикой: беспокойная и необщительная, скрытная и недоверчивая, со склонностью к саморазрушению и низкой социальной адаптацией. Она слышала, как точно такие же ярлыки навешивали и на ее мать, добавляя, что она страдала от навязчивых идей и галлюцинаций.

К тому моменту, как ее удочерили Максвеллы, Габриэлла провела девяносто дней в «общественном доме», специальном приюте под присмотром государственного психолога Она перестала ждать, не осталось даже призрачной надежды, что она обретет семью. Честно говоря, ей это было уже безразлично. Но новые приемные родители оказались людьми терпеливыми и добрыми. Решив, что это поможет девочке справиться с ее непростым эмоциональным состоянием, они собрали для Габриэллы целую папку официальных документов, касавшихся ее матери.

Ею была некая несовершеннолетняя Джейн Доу — предположительно бездомная, без удостоверения личности и каких-либо сведений о семье, — августовской ночью оставившая в мусорном баке плачущего младенца. Судя по глубоким кровоточащим ранам на шее, которые она в истерике расцарапала, Джейн Доу подверглась насилию. Во время лечения она впала в кататоническое состояние, из которого ее не удалось вывести.

Ее не наказали за то, что бросила ребенка, признав недееспособной, и по решению суда она была отправлена в учреждение, подобное этому приюту. В нем Джейн Доу провела не более месяца, после чего повесилась на простыне, оставив после себя множество вопросов и ни одного ответа.

Габриэлла попыталась отогнать нахлынувшие болезненные воспоминания, но, пока она стояла у окна, глядя во двор сквозь мутное от пыли стекло, они продолжали тяжелым камнем давить на сердце. Она не хотела думать ни о матери, ни о печальных обстоятельствах своего появления на свет, ни о мрачных годах детства и ранней юности. Габриэлла заставляла себя сконцентрироваться на работе. Именно работой она спасалась от всех трудностей и неприятностей. Ничего иного действительно стоящего в ее жизни не было.

И такое положение вещей ее вполне устраивало.

Почти всегда устраивало.

— Еще пару снимков — и все, прочь от этого кладбища безнадежных человеческих судеб, — прошептала Габриэлла, прицеливаясь камерой в ячейку тонкой решетки, установленной между стеклами, и несколько раз нажимая на кнопку.

Она планировала вернуться тем же путем, что и пришла, но перспектива вновь оказаться в мрачном коридоре-туннеле, а затем в темном подвале казалась малоприятной, и она решила поискать выход поближе, на первом этаже главного здания. Ей хотелось как можно быстрее покинуть заброшенный приют, навеявший тягостные воспоминания о ее несчастной матери. Габриэлла открыла дверь, ведущую на лестничную клетку, и почувствовала некоторое облегчение: лестница освещалась тусклым светом, поступавшим сквозь окна пустых комнат и примыкавшего к ним холла.

Очевидно, граффитист, оставивший «Bad vibes» на стене у главного входа, побывал и здесь: странные черные рисунки, похожие на замысловатые завитки, красовались на всех четырех стенах. Наверное, тайные знаки какой-нибудь подростковой банды или подписи ребятишек, побывавших здесь. В углу лежал пустой баллончик из-под краски, вокруг него раздавленные окурки, битые пивные бутылки и прочий мусор, типичный для заброшенных мест.

В голове возникла идея, Габриэлла достала камеру и огляделась в поисках подходящего ракурса. Освещение не очень хорошее, но если использовать разные объективы, то может получиться что-нибудь интересное. Габриэлла полезла в сумку за коробкой, где лежали объективы, и в этот момент уловила приглушенный звук шагов. Он доносился откуда-то снизу — тихий, но явственный. Габриэлла засунула камеру в сумку, прислушалась, нервы были натянуты, как струны.

Она здесь не одна.

Не успела Габриэлла так подумать, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Волосы на затылке зашевелились, по телу побежали мурашки. Медленно повернув голову, она посмотрела назад и увидела маленькую видеокамеру, вмонтированную в темном углу коридора под самым потолком и нацеленную прямо на дверь, через которую Габриэлла несколько минут назад вышла на лестничную клетку.

Возможно, камера давно не работала, осталась здесь с тех времен, когда приют действовал. Предположение успокаивало, но не вид камеры — компактная, последняя модель, в отличном состоянии. Чтобы убедиться, Габриэлла сделала шаг в сторону камеры и встала под объективом. Камера беззвучно повернулась и нацелилась прямо в лицо Габриэлле.

— О черт, — прошептала она, глядя в неподвижный черный глаз.

Откуда-то из недр пустого строения донесся скрипучий металлический лязг — открылась тяжелая дверь. Заброшенный приют оказался обитаемым. По крайней мере, тут была своя охрана, и полиции Бостона не мешало бы побеседовать со здешними жителями.

Размеренный звук шагов свидетельствовал, что неизвестный, несущий вахту, направляется к Габриэлле. Она в два прыжка оказалась у лестницы и бросилась по ступенькам вниз. Сумка с камерой колотила по бедру. Чем ниже Габриэлла спускалась, тем темнее становилось вокруг. В руке она сжимала фонарик, но не хотела включать его и обнаруживать себя. Слетев с последней ступеньки, Габриэлла толкнула металлическую дверь и оказалась в коридоре цокольного этажа.

Она слышала, как там, наверху, находившаяся под прицелом видеокамеры дверь с шумом распахнулась и ее преследователь загромыхал по ступенькам лестницы, он быстро приближался.

Наконец Габриэлла добежала до железной двери в конце коридора. Толкнув ее плечом и ощутив на мгновение мне холод металла, она влетела в сумеречный подвал и сразу метнулась к открытому окну, ведущему наружу. Свежий воздух придал ей силы, она ухватилась за подоконник, подтянулась, забралась на него и вывалилась на усыпанную гравием землю.

Здесь преследователя не было слышно. Возможно, он отстал, заблудился где-нибудь в длинном коридоре. Габриэлла сильно на это надеялась.

Она вскочила на ноги и побежала к дыре в проволочном ограждении. Быстро нашла ее и рухнула на четвереньки перед лазом. Кровь стучала в висках, адреналин бурлил в крови. Охваченная страхом, женщина в спешке оцарапала щеку о торчащий край проволоки. Боль обожгла, Габриэлла ощутила теплую струйку, устремившуюся к уху. Но она не обращала внимания ни на боль, ни на удары сумки по бедру, от которых останется синяк, она ползла по земле — рвалась на свободу.

Вскочила на ноги и изо всех сил понеслась по широкой заросшей лужайке. Быстрого взгляда через плечо оказалось достаточно, чтобы увидеть: огромного роста охранник, выскочивший непонятно из каких дверей на первом этаже, как вырвавшееся из ада чудовище, с огромной скоростью бежал за ней. Охранник был похож на танк — не меньше двухсот пятидесяти фунтов весом, с грудой мышц и квадратной головой, коротко стриженной, как у военных. Добежав до проволочного ограждения, он наконец остановился и кулаком ударил по сетке. В этот момент Габриэлла исчезла среди густых зарослей, узкой полосой отделявших приют от дороги.

«Мини-купер» стоял на обочине там, где она его оставила. Трясущимися руками Габриэлла пыталась открыть дверцу, с ужасом понимая, что накачанный стероидами «солдат Джо» в любой момент может опустить ей на плечо свою могучую руку. Адреналин по-прежнему бурлил в крови. Рухнув на кожаное сиденье, Габриэлла вставила ключ и завела мотор. Сердце бешено колотилось. Нажав на газ, она резко выехала на дорогу и понеслась прочь.

 

Глава шестая

В середине недели в самый разгар летнего туристического сезона улицы и парки Бостона наводняли люди. Пригородные поезда привозили их на работу, в музеи, исторические места. Увешанные камерами ротозеи заполняли экскурсионные автобусы и запряженные лошадьми кареты и колесили по городу, в то время как остальные выстраивались в очереди за авиабилетами, чтобы попасть на дорогущий чартерный рейс, и сотнями отбывали на Кейп.

В двух шагах от городской суеты, на окраине города, в хорошо охраняемом здании, на глубине трехсот футов располагался бункер.

Лукан Торн склонился к плоскому монитору и выругался. С бешеной скоростью мелькали данные вампиров — компьютерная программа перелистывала объемистую международную базу, искала информацию о той шестерке, которую Габриэлла Максвелл сфотографировала у клуба в разгар пиршества.

— Есть что-нибудь? — спросил Лукан, бросив нетерпеливый взгляд на Гидеона.

— Не так быстро, дружище. Процесс идет. Нужно перебрать несколько миллионов персональных файлов. — Голубые глаза Гидеона внимательно посмотрели на Лукана поверх тонкой серебряной оправы очков. — Я вычислю твоих кровососов, не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — ответил Лукан.

Это состояние ему действительно было незнакомо. Он знал, IQ Гидеона превышает все возможные пределы, а помноженный на его невероятное упорство, увеличивается до бесконечности. Этот компьютерный гений был еще и бесстрашным охотником за Отверженными, и Лукан благодарил судьбу, что он — его союзник.

— Гидеон, если ты не сможешь их найти, никто не сможет.

Опустив коротко стриженную белокурую голову, компьютерный гуру Рода довольно улыбнулся:

— Именно за это мне отваливают кучу баксов.

— С чем тебя и поздравляю, — ответил Лукан и отошел от раздражающе мерцавшего экрана.

Никто из воинов Рода, взявший на себя обязательство защищать расу вампиров от чумы, явившейся в облике Отверженных, не получал никакой оплаты. Так повелось со времен Средневековья по человеческому летосчислению, именно тогда была создана каста воинов. У каждого воина имелись свои причины выбрать этот опасный путь, и следует признать, что благородство было отличительной чертой многих из них. Например, Гидеон начинал как одиночка и присоединился к Лукану после того, как два его брата-близнеца — совсем еще мальчишки — были убиты Отверженными за пределами Темной Гавани в Лондоне. Случилось это около трехсот лет назад.

Но и тогда острый ум Гидеона соперничал с его искусством владения мечом, сразившим немало Отверженных. Позже, когда у Гидеона появилась Подруга по Крови, Саванна, ради нее он оставил меч, выбрав в качестве оружия новейшие технологии.

У каждого из шести воинов, входивших в команду Лукана, были свои особые таланты и, конечно же, свои демоны, с которыми они успешно справлялись без посторонней помощи. Разумеется, некоторых демонов следовало наглухо запереть в темных глубинах, лучше всех это понимал Данте.

Он как раз появился в технической лаборатории. Парень, как всегда, был весь в черном: байкерские кожаные штаны и облегающая майка, оставлявшая на виду татуировки и Родовые опознавательные метки, искусно сплетенные в узор на его внушительных бицепсах. Глаза людей видели в них всего лишь некий абстрактный рисунок густого желто-красного цвета. Глаза вампиров читали символы — дермаглифы, естественные кожные узоры, унаследованные от предков Рода, чью совершенно гладкую, лишенную волос кожу покрывал маскировочный пигмент, менявшийся в зависимости от обстоятельств.

Глифы являлись предметом гордости для членов Рода, уникальной идентификацией родословной и социального статуса. П1, воины ранга Лукана, носили на своем теле большее количество опознавательных меток, по цвету более темных, чем у остальных. Дермаглифы покрывали грудь и спину Лукана, спускались по бедрам, обвивали плечи и по задней поверхности шеи переходили на голову. Глифы меняли цвет в зависимости от эмоционального состояния вампира.

Сейчас глифы Данте были красновато-коричневого цвета, что свидетельствовало о его сытости. Вне всякого сомнения, расставшись с Луканом после успешного завершения битвы, Данте отправился на поиски теплой постели и добровольного Донора женского пола.

— Как идут поиски, Ги? — спросил Данте, сел на стул и положил ноги в тяжелых высоких ботинках на стоявший рядом стол. — Ублюдки уже на крючке?

В его речи явно слышался итальянский акцент, доставшийся ему от благородных предков восемнадцатого века, хотя сегодня он демонстрировал нарочитую грубость, за которой скрывал горячий темперамент и жажду нового боя. В доказательство этому он вытащил свои стальные клинки и принялся лениво поигрывать ими.

Слово «malebranche» относилось к демонам, населяющим один из девяти кругов ада; иногда, находясь среди людей, Данте сам представлялся так. Это было единственным проявлением поэтичности в его натуре, в действительности мрачно-холодной и безжалостной.

Именно эти качества восхищали Лукана, он должен был признать, что в сражении молниеносный, сверкающий клинками Данте был прекрасен, не каждому художнику хватило бы таланта запечатлеть эту красоту.

— Отлично поработали прошлой ночью, — сказал Лукан, скупой на похвалу, даже заслуженную. — Ты спас меня.

Он имел в виду не смертельную угрозу со стороны Отверженных, а то, что произошло позже. Лукан слишком долго терпел голод, длительный голод был столь же опасен, как и Кровожадность. Взгляд Данте подтвердил, что он понял, о чем идет речь, но холодно-бесстрастное выражение лица свидетельствовало: ему нет дела до того, что в силу обстоятельств Лукан изменил своим принципам.

— Черт, — усмехнулся Данте, — а сколько раз ты меня прикрывал? Просто я вернул долг. Не стоит об этом.

С тихим шорохом раздвинулись стеклянные двери, и в лабораторию вошли еще двое собратьев Лукана по оружию — полная противоположность друг другу. Николай — высокий, атлетического телосложения, с русыми волосами, резкими чертами лица и ледяными синими глазами, которые были холоднее, чем снега его родной Сибири. Он, самый молодой в группе, присоединился к ним в разгар «холодной войны», как ее называли люди. Совсем юный, в голове ветер, он неустанно искал бодрящих кровь приключений и был в авангарде, когда дело касалось огнестрельного оружия и прочих подобных игрушек новой эры.

Конлан — его полная противоположность — был блестящим тактиком; он говорил тихо и серьезно, из-под черной шелковой банданы торчала рыжая грива волос, и на фоне мускулистого, дерзкого и самоуверенного Николая он делался похожим на большого грациозного льва. Конлан принадлежал к молодому поколению вампиров — юноша, с точки зрения Лукана. Его матерью была земная женщина, дочь шотландского вождя. Парень держался с поистине королевским достоинством.

Черт возьми, к этому горцу даже его Подруга по Крови, Даника, обращалась с глубокой нежностью и не иначе как «мой господин», а ее трудно было назвать бесхарактерной или подобострастной.

— Рио сейчас придет, — сообщил Николай, его губы растянулись в лукавой улыбке, и на щеках обозначились две симметричные ямочки. Кивнув Лукану, он добавил: — Ева просила передать тебе, что отпустит его, как только закончит с ним.

Если от него что-нибудь останется, — подхватил Данте, в знак приветствия ударяя кулаком в ладони своих приятелей.

Лукан встретил Нико и Конлана с равным уважением, но известие о том, что Рио задержится, вызвало у него легкое раздражение. Причина была не в том, что Лукан испытывал зависть к собратьям, имевшим подруг. Он не считал нужным связывать себя обязательствами и кровными узами. Представителям Рода разрешалось вступать в отношения с женщинами и тем самым давать начало новым поколениям, но для немногочисленной касты воинов, которые добровольно покинули спасительные пределы Темных Гаваней ради боевых действий, кровные связи с женщинами Лукан считал по меньшей мере ненужной сентиментальностью. Беды начинались тогда, когда привязанность к женщине воин ставил выше долга.

— А где Тиган? — спросил Лукан о шестом в его группе.

— Еще не возвращался, — ответил Конлан.

— Он звонил?

Конлан и Нико обменялись взглядами.

— Нет, — сказал Конлан.

— Так надолго он еще не пропадал, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Данте и провел большим пальцем по острому лезвию malebranche. — Сколько дней его нет — три, четыре?

Четыре, пятый пошел.

Но кто, черт возьми, считает?

Они все, но никто не выражал своего беспокойства вслух. Лукан с трудом сдерживал злость, когда думал о самом независимом, державшемся особняком воине.

Тиган всегда охотился в одиночку, но его скрытность и необщительность начали действовать на нервы всем. За последнее время он совершенно одичал, и, по правде говоря, Лукану становилось все труднее доверять ему. Он терял доверие к Тигану не в первый раз. Между ними стояла пролитая кровь. Но это давняя история. И пусть она останется в прошлом. Та война, которой они давным-давно поклялись посвятить свои жизни, была поважнее их взаимной злобы.

Этот вампир находился под его пристальным наблюдением. Лукан, как никто другой, знал все слабые стороны Тигана и без колебаний нанес бы удар, заметив, что парень готов переступить черту.

Двери лаборатории вновь раздвинулись, и наконец-то явился Рио, на ходу заправляя изумительной белизны дизайнерскую рубашку в черные стильные брюки. На рубашке не хватало нескольких пуговиц, но Рио воспринимал потери в постельных битвах с тем же хладнокровием, с каким держался в реальном бою. Густая челка, свисавшая на лоб, не могла скрыть возбужденного блеска карих глаз испанца. Приоткрытые в блаженной улыбке губы обнажали кончики клыков — вызванная в нем женщиной страсть еще не угасла.

— Ну что, ребята, надеюсь, вы не всех Отверженных испепелили. — Он возбужденно потер руки. — Я в отличной форме и готов хоть сейчас отправиться на охоту.

— Садись, — велел ему Лукан, — и осторожно, не закапай кровью компьютеры Гидеона.

Длинные пальцы Рио метнулись к красным набухшим отметинам, которые оставили на его шее тупые человеческие зубки Евы, любительницы приложиться к его сонной артерии. Несмотря на то, что Ева была подругой по Крови, генетически она оставалась homo sapiens. У Подруг по Крови, вне зависимости от того, сколь долго они обменивались кровью со своими партнерами-вампирами, не вырастали клыки и не появлялись другие признаки, которыми обладали мужские особи Рода. Вампиры часто, сделав надрез, позволяли своим подругам приложиться к ране на запястье или сгибе локтя. Но вампиры из касты воинов обладали дикой страстью, и их подруги им не уступали.

Смешение секса и крови вызывало мощный всплеск энергии, порой даже чрезмерный.

Рио без малейшей тени смущения улыбнулся, пододвинул к себе вращающийся стул и сел, откинувшись на спинку и положив босые ноги на тумбу «Lucite».

Началось обсуждение итогов прошлой ночи: смех, подначки, обмен новыми техническими приемами…

Многим охота доставляла удовольствие. Лукана в бой влекла ненависть — беспричинная, абсолютная. Он не пытался ее скрывать. Он презирал Отверженных и давно поклялся, что либо искоренит их, либо погибнет сам. И порой ему было совершенно безразлично, что произойдет раньше.

— Нашлись мерзавцы, — сказал Гидеон, когда мельтешение цифр и букв на экране прекратилось. — Похоже, мы напали на золотую жилу.

— Что там?

Головы всех собравшихся повернулись к огромному плоскому монитору, возвышавшемуся над длинной шеренгой процессоров. Напротив фотографий, сделанных Габриэллой Максвелл, появилось четыре лица Отверженных, тех самых, которых Лукан испепелил на месте.

— В базе данных они значатся как пропавшие. Двое исчезли из Темной Гавани в Коннектикуте месяц назад, третий из Фол-Ривер и четвертый — местный. Все принадлежат к последнему поколению, младшему не было и тридцати.

— Черт, — присвистнул Рио. — Совсем еще дети.

Лукан промолчал, никаких чувств к молодым, ставшим Отверженными, он не испытывал. Они не первые и, черт возьми, не последние. Незрелым, желающим самоутвердиться вампирам жизнь в Темной Гавани может показаться скучной. Искушающая жажда крови и побед прочно укоренилась во всех поколениях, включая последнее, хотя его представители находились дальше всех от своих свирепых предков. Если вампир отправлялся на поиски приключений в таком большом городе, как, например, Бостон, он находил их в изрядном количестве.

Гидеон пробежал пальцами по клавиатуре, и на экране появились извлеченные из базы данных фотографии.

— И на двух оставшихся есть информация. Вот этот известен как Отверженный, в Бостоне он в списке постоянных правонарушителей, более трех месяцев находился под пристальным наблюдением, пока в прошлую субботу Лукан не испепелил его в темном переулке у клуба «Ла нотте». На этом дело и закончилось.

— А что скажешь об этом? — спросил Лукан, кивая на последнего Отверженного, единственного, кому удалось избежать кары. В базе данных его снимок хранился в формате видеокадра, съемка, если судить по ремням и электродам на его теле, производилась во время допроса. — Давно была сделана эта фотография?

— Месяцев шесть назад, — щелкнув клавишей и проверив дату загрузки информации, сообщил Гидеон. — Из материалов отдела контроля Западного побережья.

— Лос-Анджелес?

— Сиэтл. Но и в Лос-Анджелесе выписан ордер на его арест, ордер в файле.

— Ордера, аресты, — усмехнулся Данте. — Пустая трата времени.

Лукан вынужден был согласиться. В сообществе вампиров в США и за его пределами наказание тех, кого считали Отверженными, осуществлялось в соответствии с особыми правилами и в особом порядке. Выписывались ордера на арест, производилось задержание, затем допрос, доказательства, свидетельские показания и вынесение приговора. Все очень цивилизованно. И неэффективно.

В то время как обитатели Темных Гаваней погружались в бюрократическое болото, враг действовал молниеносно и непредсказуемо. И если внутренний голос не обманывал Лукана, то за столетия анархии и всеобщего хаоса число Отверженных неумолимо росло. В противном случае у воинов не было бы столько работы.

Лукан внимательно рассматривал видеокадр. Отверженный был раздет и привязан ремнями к поставленному вертикально металлическому столу, голова обрита наголо, что обеспечивало лучшую проводимость тока во время допроса. Лукан не испытывал к страданиям Отверженного ни малейшей жалости. Такого рода допросы часто бывали просто необходимы. Болевой порог пораженного Кровожадностью вампира, равно как и сидящего на героине человека, был в десять раз выше, чем у здоровых собратьев.

Отверженный оказался крепким парнем, с низким лбом и грубыми, примитивными чертами лица. Он злобно скалился в объектив камеры, длинные клыки поблескивали, желтые глаза с узкими щелками зрачков, помимо ярости, не выражали ничего. Его внушительных размеров череп, жилистую шею, мускулистую грудь и плечи опутывали провода.

— Внешнее уродство еще не преступление. Что ему инкриминировалось в Сиэтле?

— Давайте посмотрим, что у нас есть. — Гидеон обратился к своему компьютеру, и на втором экране появилась информация. — Итак, привлекался за торговлю… оружием, взрывчатыми веществами и химическими препаратами. Этот парень еще тот засранец. Вляпался в настоящее дерьмо.

— Кто за ним стоит? Есть сведения?

— Здесь нет. По всей видимости, им ничего не удалось из него выудить. Сообщается, что он сбежал из-под стражи, убив двух охранников.

«И с места расправы он сбежал», — мрачно подумал Лукан, жалея, что не испепелил сукина сына тогда, у клуба.

Он плохо переносил собственные поражения.

Лукан посмотрел на Нико.

— Тебе этот парень не попадался?

— Нет, — ответил русский, — но я попробую через свои каналы навести справки.

— Действуй.

Николай кивнул и покинул лабораторию, на ходу набирая номер.

— Мерзкие снимки, — сказал Конлан, рассматривая через плечо Гидеона сделанные Габриэллой фотографии. Он выругался. — Раньше, когда люди становились свидетелями кровавых игр Отверженных, было плохо, теперь стало еще хуже — они их снимают.

Данте резко опустил ноги на пол, встал и заходил по лаборатории, словно разминаясь после долгого бездействия.

Все кому не лень считают себя долбаными папарацци.

— Представляю, как парень, сделавший снимки, наложил в штаны, когда увидел приближающегося к нему воина Рода, — сказал Рио, улыбаясь и глядя на Лукана. Ты стер ему память или просто вежливо попросил удалиться с места событий?

— Это был не парень, а женщина. — Лукан обвел взглядом товарищей, по выражению его лица едва ли можно было догадаться, что он собирается сообщить. — и она Подруга по Крови.

— Madre de Dios! — воскликнул Рио, запуская пятерню в густую шевелюру. — Подруга по Крови?.. А ты уверен?

— У нее есть метка. Я видел ее собственными глазами.

— И что ты с ней сделал? О боже, надеюсь, ты не…

— Конечно нет, — резко оборвал его Лукан, недовольный намеком испанца. — Я не причинил женщине никакого вреда. Это табу я никогда не нарушу.

Более того, он не сделал Габриэллу своей собственностью, хотя был очень близок к этому той ночью у нее дома. Лукан стиснул зубы, волна дикого голода накрыла его, как только он вспомнил Габриэллу, уютно свернувшуюся калачиком в своей постели. Какой нестерпимо сладкий вкус она оставила на его языке…

— Что ты собираешься с ней делать, Лукан? — взволнованно спросил Гидеон. — Мы не можем оставить ее на растерзание Отверженным. Совершенно очевидно, что она привлекла их внимание, когда делала эти снимки.

— А если Отверженные узнают, что она Подруга по Крови… — подхватил Данте, и все закивали.

— Здесь, под защитой Рода, она была бы в безопасности, — сказал Гидеон. — А еще лучше, если официально признают ее право находиться в одной из Темных Гаваней.

— Я знаю правила! — огрызнулся Лукан.

У него вызывала ярость мысль о том, что Габриэлла может оказаться в руках Отверженных или в руках какого-нибудь представителя Рода, если он поступит по всем правилам и доставит ее в одно из убежищ Темной Гавани. Вспыхнувшее в нем чувство собственника, нежелательное и непреодолимое, не позволяло ему принять ни один из возможных вариантов.

Ледяным взглядом он посмотрел на Гидеона:

— Ответственность за эту женщину лежит на мне. Я сам решу, как поступить.

Никто не посмел ему возразить, он этого и не ожидал. Лукан, как старший, как П1, основатель касты воинов, обладал непререкаемым авторитетом по праву первородства и мощи мечей. Его слово было законом, и все уважали это.

Данте поднялся, подбросил malebranche, одним ловким движением поймал его и спрятал в ножны.

— Четыре часа до заката. — Он бросил взгляд в сторону Рио и Конлана. — Как насчет того, чтобы потренироваться перед выходом на поверхность?

Оба парня с готовностью подхватили его предложение, в знак уважения кивнули Лукану и направились в тренировочный зал.

— Еще что-нибудь нашел на Отверженного из Сиэтла? — спросил Лукан, когда они с Гидеоном остались в лаборатории одни.

— Веду перекрестный просмотр всех информационных источников. Еще минута — и все будет ясно. — Гидеон исступленно колотил по клавишам. — Готово. Кое-чем порадовала Джи Пи Эс Западного побережья. Интел выудил всю подноготную этого парня до его ареста Взгляни.

На экран монитора вывалилась целая коллекция кадров, съемки коммерческой рыболовной пристани Пьюджет-Саунда велись со спутника ночью. В фокусе был длинный черный седан, припаркованный за полуразрушенным зданием в самом дальнем конце причала. У заднего пассажирского окна, склонившись, стоял тот самый Отверженный, что сбежал от Лукана несколько дней назад.

Гидеон пролистал фотографии: Отверженный долго беседовал с кем-то, скрытым за тонированными стеклами автомобиля. Далее на снимках было видно, как задняя дверца открылась и Отверженный нырнул в салон.

— Стой. — Лукан впился взглядом в руку, открывшую дверцу. — Крупный план можешь сделать?

— Попробую.

Изображение увеличилось чуть ли не во весь экран, но Лукан и без того был уверен в том, что увидел. Едва различимые, но не оставлявшие никаких сомнений, на крепком запястье, выглянувшем из-под французской манжеты, красовались дермаглифы П1.

Сейчас их заметил и Гидеон.

— Разрази меня гром, ты только посмотри! — воскликнул он, не отводя взгляда от монитора. — Наш милый парень из Сиэтла водил дружбу с очень интересными типами.

— Может быть, и сейчас водит, — сказал Лукан.

Хуже этого они и представить себе ничего не могли: Отверженный в компании с представителем первого поколения вампиров. П1 в большей степени, нежели вампиры поздних поколений, подвержены Кровожадности, она у них имеет более тяжелую форму, и П1 превращаются в смертельно опасных врагов. Если в голове П1 созрел план организации восстания Отверженных, это означает только одно — начало беспощадной братоубийственной войны. Когда-то очень давно Лукан принимал участие в подобной войне. Повторения он не желал.

— Распечатай все, что у тебя есть на него, включая несколько фотографий с глифами.

— Пожалуйста. — Гидеон щелкнул клавишей.

— Если у тебя еще что-нибудь появится на эту парочку, всю информацию мне. Я займусь ими лично.

Гидеон кивнул, но поверх очков он с тревогой посмотрел на Лукана:

— Знаешь, не рассчитывай, что сможешь справиться с ними в одиночку.

Лукан пронзил его взглядом:

— Подскажи, кто сможет?

Разумеется, у компьютерного гения вертелась на языке масса предостерегающих аргументов, но у Лукана не было настроения его слушать. Близилась ночь, а с ней и новая охота на врагов. Надо было еще успеть привести в порядок мысли, приготовить оружие и решить, с какого района города они сегодня начнут охоту. Хищник в Лукане испытывал голод и рвался в погоню, но не ради самой битвы он будет охотиться на Отверженных.

Мысли Лукана устремились к тихому дому в Бикон-Хилл, к той ночи, которой никогда не должно было быть. Аромат жасмина, нежная мягкость теплого, томящегося тела отравляли его ядом желания. Он напрягся, возбуждение поднималось волной, стоило лишь вспомнить о ней.

«Черт побери».

Голько по этой причине он до сих пор не доставил ее в бункер, где она находилась бы под надежной защитой. На расстоянии она была для него менее опасна, а здесь, в непосредственной близости, превратилась бы в настоящую катастрофу.

— С тобой все в порядке? — спросил Гидеон, развернувшись на стуле и глядя на Лукана. — Дружище, у тебя сегодня лицо — воплощение бешеной ярости.

Лукан так погрузился в свои мрачные размышления, что не заметил, как удлинились клыки и сузились зрачки. Но это была не бешеная ярость. Это была страсть. Рано или поздно ему придется ее удовлетворить. С этой мыслью он взял со стола телефон Габриэллы и вышел из лаборатории.

 

Глава седьмая

— Еще десять минут — и все готово, — вслух произнесла Габриэлла, глядя в духовку. Соблазнительный аромат домашних маникотти наполнял кухню.

Она закрыла дверцу духовки, установила таймер, вновь наполнила бокал красным вином и направилась с ним в гостиную. Тихо играла старая запись Сары Маклахлан.

Только к восьми вечера Габриэлла начала приходить в себя после пережитого утром стресса. Она сумела сделать пару приличных снимков, которые могут лечь в основу цикла, но самое главное — ей удалось унести ноги от громилы, по всей видимости охранника заброшенного приюта.

Это событие стоило отметить.

Габриэлла устроилась на подушках в углу мягкого дивана. Волосы, все еще влажные после ванны, она собрала на затылке в небрежный хвост, выбившиеся пряди змейками лежали на плечах. Оттаяв в ванне и надев удобные серые брюки для занятий йогой и розовую футболку с длинным рукавом, женщина наконец-то перестала дрожать и готова была наслаждаться вечером и уединением.

Когда раздался звонок в дверь, она чертыхнулась про себя и решила проигнорировать непрошеного гостя. Но звонок повторился, на этот раз более настойчивый, за ним последовал резкий и сильный стук — неизвестный не собирался сдаваться.

— Габриэлла!

Она уже направлялась к двери, когда услышала свое имя и тут же узнала голос. Безошибочно. Хотя откуда она могла так хорошо его знать? А казалось, знает тысячи лет. Низкий баритон Лукана Торна достиг не просто ее слуха — мозга костей и подействовал на нее, с одной стороны, успокаивающе, с другой — заставил сердце учащенно забиться.

Радуясь его приходу больше, чем ей того хотелось, Габриэлла открыла многочисленные замки-задвижки и распахнула перед гостем дверь.

— Привет.

— Привет, Габриэлла.

Он поздоровался непринужденно, даже с некоторой фамильярностью, глядя ей прямо в лицо. Его пристальный взгляд медленно спустился с небрежно собранных в хвост влажных волос к пацифистскому знаку, вышитому шелком на груди футболки, под которой не было бюстгальтера, а оттуда — к босым пальцам ног, видневшимся из-под длинных, чуть расклешенных брюк.

— Я не ждала гостей, — словно извиняясь за свой вид произнесла Габриэлла, но казалось, это нисколько не заботило Торна.

Когда его взгляд вновь остановился на ее лице, женщина почувствовала, что краснеет. Он не просто смотрел — он пожирал ее глазами.

— Принес мой мобильный, — выпалила Габриэлла, заметив в его руке тонкую серебристую пластину.

«Как глупо, разве у него есть иной повод для визита».

Лукан протянул ей телефон:

— Прошу прощения за задержку.

Показалось? Или он умышленно погладил ее пальцы, когда она брала телефон?

— Спасибо, — поблагодарила Габриэлла, все еще находясь под его пристальным взглядом. — Ну, как… удалось что-нибудь сделать с фотографиями?

— Да. Они очень помогли.

Габриэлла облегченно вздохнула, радуясь, что полиция наконец-то отнеслась к ее рассказу серьезно.

— И вы сможете найти тех парней по фотографиям?

— Разумеется.

Лукан произнес это таким мрачным тоном, что не оставил ей и тени сомнения. Габриэлла уже верила, что детектив Торн — настоящий кошмар для всех преступников Бостона.

— Рада слышать. Должна признаться, от этой истории у меня голова пошла кругом. Думаю, это вполне естественно, если становишься свидетелем жестокого убийства. Ты согласен?

В ответ Торн лишь чуть заметно кивнул.

Немногословный. Но зачем ему слова, если его глаза способны заглянуть человеку в самую душу?

К величайшему облегчению Габриэллы и досаде одновременно, на кухне запищал таймер.

— О черт! Это мой… м-м… мой ужин. Нужно вытащить, пока не сгорел. Подожди минутку… я имею в виду не хочешь ли ты?.. — Габриэлла глубоко вдохнула, чтобы немного успокоиться. Чего ради так волноваться из-за малознакомого человека? — Заходи. Я сейчас вернусь.

С этими словами она поспешила на кухню, положила на стол телефон и принялась вытаскивать из духовки маникотти, а Лукан Торн без лишних колебаний переступил порог ее дома.

— Я не помешал?

Габриэлла немного растерялась, услышав за спиной его голос, он так быстро — на крыльях перелетел? — очутился на кухне. Она поставила дымящуюся сковороду на плиту, чтобы дать ей остыть, сняла кухонные рукавицы и с гордой улыбкой повернулась к детективу.

— У меня сегодня праздник.

Он кивнул в сторону пустой гостиной:

— В полном одиночестве?

Она пожала плечами:

— Ты можешь составить мне компанию.

Он как-то неопределенно качнул головой, но снял черный плащ и бросил его на спинку стула. Габриэлле было так непривычно и странно — практически все пространство ее маленькой кухни заполнил полицейский с крепким, мускулистым телом и невероятно проницательным взглядом, в облике которого было нечто зловещее. Торн привалился к краю кухонного стола, наблюдая, как она хлопочет над пышущей паром пастой.

— Что у тебя за праздник, Габриэлла?

Сегодня у меня купили несколько фотографий на частном показе в одном из шикарных офисов, расположенном в самом центре города. Час назад мой друг Джейми позвонил и сообщил мне эту приятную новость.

Торн чуть заметно улыбнулся:

— Поздравляю.

— Спасибо. — Габриэлла достала еще один бокал и взяла в руки открытую бутылку кьянти. — Будешь?

Лукан медленно покачал головой:

— Не могу, к сожалению.

— Жаль. — Она тут же вспомнила о его профессии. — При исполнении, да?

Желваки на скулах Лукана пришли в движение.

— Всегда.

Габриэлла улыбнулась и убрала за ухо прядь волос. Взгляд Торна проследил за движением ее руки и остановился на царапине на щеке.

— Откуда это у тебя?

— Да так, ерунда, — ответила Габриэлла, совершенно не желая рассказывать полицейскому, как она сегодня утром незаконно проникла на территорию заброшенного приюта. — Царапины. Иногда такое случается. Издержки профессии. Думаю, ты знаешь, как это бывает.

Габриэлла рассмеялась, немного занервничав, потому что Лукан вдруг с очень серьезным выражением лица двинулся к ней. Всего несколько шагов — и он стоял прямо перед ней. Он смотрел в упор, исходившая от него сила волной окатила Габриэллу. Так близко! Она видела, как перекатывались мускулы под черной тканью рубашки, которая идеально облегала его плечи, грудь, руки и, казалось, была сшита на заказ.

И его запах. Восхитительный. Но не мужского одеколона. Смесь мяты и замши и еще чего-то тяжелого и терпкого, похожего на аромат какой-то специи. Какой? Габриэлла не могла определить. Его запах возбуждал и заставлял тело непроизвольно тянуться к нему. И она потянулась, вместо того чтобы отступить.

Габриэлла почти задохнулась, когда он нежно коснулся ее щеки. Его рука скользнула за ухо, затем к затылку, большой палец погладил царапину на щеке. Днем, промывая царапину, Габриэлла испытывала боль, но сейчас его прикосновение удивительным образом не тревожило ранку. По телу разливалось томное тепло и где-то в самой глубине зарождалось болезненное напряжение.

К удивлению Габриэллы, Лукан наклонился и легонько поцеловал ее в оцарапанную щеку. Его губы задержались надолго, давая ей понять, что это прелюдия к чему-то большему. Она закрыла глаза, сердце колотилось. Она замерла, даже дышать боялась. Он многозначительно поцеловал ее в губы: легкое, голодное покусывание и властное прикосновение мягких, теплых губ. Габриэлла открыла глаза и наткнулась на его пристальный взгляд — взгляд дикого животного, от которого у нее по позвоночнику побежали мурашки.

Когда она наконец смогла говорить, голос прозвучал хрипло и прерывисто:

— Ты уверен, что хочешь продолжения?

Лукан все так же пристально смотрел на нее:

— Да, уверен.

Он снова наклонился, касаясь губами ее губ, щек, подбородка, шеи. Она вздохнула, и он поймал ее дыхание обжигающим поцелуем, проник языком в полуоткрытый рот. Габриэлла смутно осознавала, что его рука скользнула под футболку и гладит ее выгнувшуюся спину, пальцы нежно перебирали позвонки, словно он играл на флейте. Рука медленно опустилась ниже, крепко сжала ягодицу. Габриэлла не сопротивлялась, а он целовал ее с разгоравшейся страстью, все сильнее прижимая к себе.

«Боже, что я делаю? О чем я думаю?» — пыталась мысленно остановить себя Габриэлла.

— Нет, — собрав всю волю, выдавила она. — Подожди. Остановись. — Господи, как она ненавидела слово «остановись», прервавшее ее наслаждение. — Лукан… ты… сейчас с кем-то?

— Оглянись, Габриэлла, — сказал Лукан, едва касаясь ее губ своими; от желания у нее кружилась голова. — Здесь никого нет, только ты и я.

— У тебя есть постоянная женщина, подруга? — Между поцелуями выговорила Габриэлла. Возможно, ее вопрос слишком запоздал, но она должна была знать, хотя понятия не имела, что будет делать, если услышит нежелательный для себя ответ. — У тебя есть подруга? Ты женат? Пожалуйста, только не говори, что ты женат…

— У меня никого нет.

«Только ты».

Габриэлла была уверена, что он не говорил последних слов, но они эхом отозвались в ее голове, соблазняя и сводя на нет остатки сопротивления.

«Господи, он так хорош».

Или ей это только кажется, потому что он говорит такие слова… и еще его нежные, сильные руки и жадные, горячие губы… она верила ему без тени сомнения. Она чувствовала, что он весь сосредоточен на ней, словно в мире существовали только он и она… и невероятное взаимное притяжение.

Оно возникло с той самой минуты, как она открыла дверь и увидела его на пороге своего дома.

С легким стоном Габриэлла прижалась к Лукану, нежась в его ласках.

— Что мы делаем, Лукан?

— Думаю, ты знаешь, как это называется, — выдохнул он ей в ухо, и она почувствовала его улыбку и обнажившийся за ней мрак — чернее ночи.

— Я ничего не знаю. Я утратила способность думать.

«О господи».

Лукан на мгновение прервал поцелуй, посмотрел ей в глаза и сделал медленное, многозначительное движение бедрами. Сквозь одежду Габриэлла ощутила упершийся ей в живот член, она чувствовала его твердость, длину и силу. И от одной только мысли, что он войдет в нее, влагалище увлажнилось обильным соком.

— Поэтому я сегодня здесь, — тихо пророкотал он ей в самое ухо. — Я хочу тебя, Габриэлла. Ты это знаешь.

Это было обоюдное желание. Габриэлла сладко застонала, извиваясь в его руках, больше не в силах себя контролировать.

Это только сон, безумный сон, такой она уже видела в ночь его первого визита. В реальности ничего не происходит. Нет, она не стоит на кухне, прижавшись к Лукану Торну, о котором ничего не знает, но которому готова отдаться. Ей это снится — скорее всего, а потом, очень не скоро, она проснется на диване, как всегда в полном одиночестве, на ковре опрокинутый бокал с вином, в духовке сгоревший ужин.

Проснется, но только не сейчас.

«Господи, пожалуйста, только не сейчас».

Наслаждаться его ласками, фантастически возбуждающим языком — это лучше любого сна, даже того, что приснился ей в ночь их знакомства.

— Габриэлла, — прошептал Лукан, — скажи, что ты меня тоже хочешь.

— Хочу.

Она почувствовала, как он поспешно расстегивает ширинку.

— Потрогай, Габриэлла. Теперь ты знаешь силу моего желания.

Он взял ее руку и направил вниз. Она нежно, с восхищением погладила его член. Он был очень большой, брутально-сильный и в то же время шелковисто-гладкий, ощутимая тяжесть подействовала на нее одурманивающе, сильнее любого наркотика. Она легонько сжала руку и провела по твердому члену, пальцами погладила большую головку. Тело Лукана дернулось. Габриэлла почувствовала, что его руки дрожат, поднимаясь по ее бедрам к шнуркам спортивных брюк. Запутавшись в них, он чуть слышно выдохнул, как ей показалось, какое-то иностранное ругательство. Колючей прохладой обдало ее оголенный живот, в следующее мгновение его обожгла ладонь Лукана, скользнувшая в ее трусики.

У нее между ног было влажно, тело горело желанием, голову окутывал сладостный туман. Его пальцы, играя, вызывая в ее теле томительную негу, легко и быстро нашли вход. Габриэлла содрогнулась и вскрикнула, подчиняясь силе сексуального желания.

— Я тоже тебя хочу, — призналась она, голос от возбуждения звучал прерывисто и низко. Вместо ответа он ввел один за другим два пальца во влагалище. Габриэлла выгнулась, предвкушая иное вторжение. — Еще, — выдохнула она, — Лукан… пожалуйста, еще.

Глухой рык растворился в его шумном выдохе, он склонил голову и жадно впился в ее губы. Ее брюки упали на пол, за ними последовали трусики, тонкое кружево треснуло в сильных руках Лукана. Обнаженное тело Габриэллы напряглось, и тут его словно обдало жаром от вспыхнувшего костра — Лукан опустился на колени, в неистовом желании он, раздвигая, гладил ее бедра, целовал, играл кончиком языка во всех изгибах и впадинках ее тела. От прикосновений его языка плоть сладко и остро покалывало, и Габриэлла таяла.

Оргазм наступил быстро, и его сила удивила Габриэллу. Лукан крепко держал ее, прижимаясь к ее влажным бедрам, ее тело дрожало и выгибалось, из груди вырывались глухие, хриплые стоны, но это не помешало ему почти сразу же довести ее до второго оргазма. Габриэлла закрыла глаза и запрокинула голову, отдаваясь Лукану и безумию столь странного и неожиданного свидания. Ноги отказывались держать ее, и она вцепилась руками в его плечи.

И новый оргазм, неистовый толчок из неведомых глубин ее тела, он вознес ее в царство сладостных грез и отпустил, и она падала, падала, падала…

Сквозь густую пелену чувственного полуобморока Габриэлла ощущала, что ее держат. Крепкие руки Лукана подхватили и подняли ее, они оба были обнажены, хотя она не помнила, когда сняла футболку, когда разделся он. Она обхватила его за шею, с ней на руках он вошел в гостиную, где о чьей-то нежной любви тихо пела Сара Маклахлан.

Лукан осторожно положил Габриэллу на диван и склонился над ней, опираясь на сильные руки. Только сейчас Габриэлла увидела его во всем великолепии: стальные мускулы и умопомрачительные татуировки.

Начинающая внизу живота замысловатая вязь, разветвляясь, оплетала грудь, плечи и мощные бицепсы. Цветовая палитра плавно менялась от цвета морской волны до охры и винно-красного, и Габриэлле казалось, что чем дольше она смотрит на татуировки, тем ярче они становятся. Когда Лукан склонился, целуя ее грудь, она заметила татуировку на задней поверхности шеи, уходящую вверх и теряющуюся в его густых черных волосах. С их первой встречи ей хотелось посмотреть этот рисунок. Она самозабвенно гладила его тело, восхищаясь его красотой, изумляясь ореолу таинственности вокруг этого мужчины.

— Поцелуй меня, — попросила Габриэлла, крепко обнимая его за плечи.

Лукан приподнялся, она выгнулась, будто ее тянуло к нему магнитом, ей страстно хотелось ощущать его внутри себя. Его член, прижатый к ее бедрам, обжигал, ее чрево жаждало поглотить его. Ее рука скользнула вниз и погладила член, бедра приподнялись, приглашая.

— Возьми меня, — прошептала Габриэлла. — Я хочу чувствовать тебя внутри, Лукан. Сейчас. Пожалуйста.

Лукан откликнулся на ее призыв. Головка члена требовательно пульсировала у самого входа, все его тело дрожало, Габриэлла чувствовала эту дрожь, обнимая его за плечи; казалось, до этого мгновения он сдерживался, а сейчас готов был полностью отдаться страсти. Габриэлла так хотела, чтобы он вошел в нее, промедление сравнимо было с мучительной смертью. Сдавленный рык горячей волной опалил ее шею за ухом.

— Ну же, — молила Габриэлла, двигаясь и пристраиваясь под ним так, что теперь ему было достаточно одного толчка. — Не надо деликатничать, я не сломаюсь.

Лукан поднял голову и посмотрел ей прямо в лицо, сквозь полуопущенные ресницы Габриэлла поймала его взгляд и почти испугалась горевшего в его глазах неукротимого огня, в котором зрачки сделались почти невидимыми. Этот огонь наполнял ее каким-то сверхъестественным жаром. Черты лица Лукана заострились, кожа на скулах натянулась.

«Удивительно, как странно освещение гостиной преобразило его лицо», — смутно подумала Габриэлла. И в это мгновение свет каким-то невероятным образом мигнул и погас, а поток ее мыслей прервал тот страстно желанный толчок. Габриэлла не смогла сдержать дикий стон наслаждения.

— О боже! — со всхлипом выкрикнула она, сжимая его член мышцами. — Ты великолепен.

Лукан уронил голову ей на плечо, чуть приподнялся — и вновь последовал толчок, еще глубже. Габриэлла вцепилась в крепкую спину, прижимая Лукана к себе и одновременно приподнимая бедра навстречу его страсти. Он издал какой-то звук, жуткий, дикий. Член двигался с неистовой силой и быстротой и, казалось, еще больше увеличился в размерах.

— Я так хочу тебя, хочу с первой минуты, как увидел, — выдохнул Лукан.

Его признание еще больше возбудило Габриэллу, потому что и она безумно хотела его с первой минуты их первой встречи. Она запустила пальцы в его волосы и что-то нечленораздельно выкрикивала, содрогаясь под его интенсивными толчками. Он вытащил член и тер его между ее ног, она ощутила, как в глубине чрева зародился импульс нового оргазма.

— Я могу заниматься этим всю ночь, — хрипло произнес Лукан, горячим дыханием обжигая ей шею. — Боюсь, я не смогу остановиться.

— Нет, Лукан, не останавливайся… прошу… не останавливайся.

Габриэлла крепко держалась за него, пока он стремительно двигался. Она только и могла, что вскрикивать, сотрясаясь от оргазмов, следовавших один за другим.

Лукан спустился по ступенькам крыльца дома Габриэллы и зашагал по темной тихой улице. Он оставил ее в спальне, сладко утомленную и погруженную в глубокий сон, она ровно дышала, набираясь сил после трех часов непрерывного секса. Он никогда не совокуплялся с женщиной так долго, с такой силой и страстью.

И все же он не чувствовал полного удовлетворения, он хотел еще… Хотел ее.

Это было просто чудом, что ему удалось скрыть выросшие под наплывом страсти клыки и горящие огнем глаза с узким росчерком зрачков. Еще больше удивляло то, что он сумел не поддаться огромному, как океанская волна, желанию вонзить клыки в ее такое сладкое горло и напиться крови до опьянения, рядом с ней, когда каждая клетка тела только этого и жаждет, трудно доверять себе.

То, что он пришел к ней сегодня, — чудовищная ошибка. Лукан полагал, что секс немного остудит тот жар, что она в нем разжигает. Еще никогда так сильно он не ошибался. Овладев Габриэллой, войдя в нее, он понял, насколько слабым она способна сделать его. Она пробуждала в нем дикий, животный инстинкт, и он преследовал ее со страстью голодного хищника, каким и являлся на самом деле. Лукан не был уверен, что ему хватит сил и воли сдержать эту страсть. И она…

Господи, она не отвергла его.

Если бы отвергла, это было бы с ее стороны актом милосердия по отношению к нему, но вместо этого она принимала каждую искру его огня и отвечала, требуя большего.

Поверни он назад, окажись вновь в ее спальне, он бы еще несколько часов провел с ней. По крайней мере, он отчасти удовлетворил бы свою страсть. И если Лукан не сможет погасить растущую в нем мучительную жажду, лучше дождаться рассвета, и пусть солнечные лучи испепелят его тело.

Пожалуй, это будет самым правильным решением, раз уж он так слаб в своем служении долгу.

Лукан выругался сквозь зубы и повернул в сторону, где кипела ночная жизнь. Все тело подрагивало в нетерпении, зрение обострилось, дикие инстинкты проснулись.

Он снова жаждал крови.

Голод пробудился слишком рано, в последний раз Лукан напился достаточно, чтобы хватило на неделю и даже больше. Прошло всего несколько ночей, а желудок уже сводило. В последнее время приступы голода участились, и чем больше усилий Лукан прилагал, чтобы сдержать его, тем нестерпимее была мука.

Ограничение.

Именно оно позволяло ему держаться так долго. Насколько его хватит… И что потом? Неужели он действительно поверил, что чем-то отличается от своего отца? Его братья — оба старше и сильнее его — были сыновьями своего отца. Кровожадность поразила обоих: один по собственной воле оборвал свою жизнь, когда пагубное пристрастие достигло опасного предела, второй пошел дальше, стал Отверженным и погиб от меча воина.

Лукан принадлежал к первому поколению и был наделен огромной силой и властью, вызывал у представителей последующих поколений уважение — незаслуженное, как он считал, — но именно эта сила была его проклятием. Как долго еще он сможет бороться и побеждать в схватке с собственной природой, темной и свирепой? Случались такие ночи, когда он чувствовал безмерную усталость от борьбы с самим собой.

Шагая по улицам среди любителей ночной жизни, Лукан внимательно смотрел по сторонам. Он выполнял долг — охотился, но вместе с тем радовался, что Отверженные не попадали в поле зрения. Взгляд выхватывал покинувших Темные Гавани вампиров младших поколений, которые, подобно ему, разгуливали по улицам в поисках добровольных Доноров.

Лукан видел совсем юных вампиров, они толкали друг друга локтями и шептались; шелестом ночной листвы до его слуха долетали слова «воин» и «П1». Их священный трепет и любопытство раздражали Лукана. Вампирам, рожденным в Темной Гавани, редко выпадала возможность встретить воина, одного из оставшихся в живых основателей Ордена, некогда славного, а ныне безнадежно устаревшего.

Многие знали старые истории о том, как несколько столетий назад восемь самых свирепых представителей Рода объединились и уничтожили кровожадных Древних и служившую им армию Отверженных. Те воины стали легендарными. В течение веков их Орден претерпевал всевозможные изменения: во времена конфликтов с Отверженными он увеличивал численность и зону охвата и практически исчезал в мирные периоды.

Сейчас каста воинов ограничивалась рассеянными по миру единицами, предпочитавшими действовать самостоятельно, в большинстве своем к ним относились с некоторой долей презрения. В этот просвещенный век честных взаимоотношений с людьми и твердых правил внутри общества вампиров образ жизни и действия воинов расценивались как препятствие на пути прогресса.

Будто бы Лукан и ему подобные бросали тень на всех вампиров.

Огрызнувшись в сторону разинувших рот юнцов, Лукан мысленно послал приглашение женщинам, с которыми вампиры о чем-то весело болтали. Глаза каждой забегали в поисках источника той дикой, примитивной силы, которая волной пробежала по их чувствительным нервам. Две — блондинка и рыжеволосая, чуть светлее Габриэллы, — отделились от компании и направились к Лукану, мгновенно забыв о своих друзьях.

Но Лукану нужна была только одна из них, и выбор не составил труда. Жестом он отверг блондинку, приобнял рыжеволосую и увлек ее в тень домов. Без промедления он приступил к делу.

Откинув назад пахнущие сигаретным дымом и пивом волосы женщины, Лукан облизнул губы и впился клыками в ее горло. Она судорожно дернулась, инстинктивно вскинула руки. Он сделал первый долгий глоток. Лукан сосал напряженно, стараясь покончить с этим как можно быстрее. Женщина постанывала, но не от страха и боли, а от наслаждения — такова была гипнотическая сила поцелуя вампиров.

Кровь наполняла рот Лукана — теплая, густая.

Не желая того, он представлял Габриэллу, он хотел ее крови. Хотел, чтобы ее кровью насыщалось его тело.

Боже, какое это было бы наслаждение — пить из ее сонной артерии и членом погружаться в упругий жар ее плоти…

«Господи».

Лукан злобно зарычал, отгоняя отравляющие фантазии.

«Этого не будет никогда, — приказал он себе. — Реальность — грязная сука, но нельзя выпускать ее из виду».

Реальность была такова: он держал в объятиях не Габриэллу, а случайную женщину. Именно такой выбор он сделал. И сейчас не сладковатая, с едва уловимым привкусом жасмина кровь, которую он так желал, наполняла его рот, а горьковато-терпкая, с примесью слабого наркотика.

Ему был безразличен вкус крови Донора, ему нужно было удовлетворить голод, и вкус не имел значения. Он всегда делал это быстро, без лишних эмоций.

Получив достаточное количество, Лукан лизнул ранку, закрывая ее, и разжал объятия. Женщина тяжело дышала и пошатывалась, словно испытала оргазм.

Лукан положил ей на лоб ладонь, провел по лицу, закрывая отяжелевшими веками затуманенные глаза. После этого она забудет все, что сейчас здесь произошло.

— Тебя ищут друзья, — сказал он женщине, убирая руку с ее лица. Она удивленно заморгала, глядя на него. — Тебе пора домой. Ночью опасно.

— Да, конечно, — послушно кивнула женщина.

Лукан наблюдал, как она, пошатываясь, повернула за угол. Оскалившись, он с шипением глубоко втянул воздух, сердце гулко стучало в груди, все тело было напряжено и стянуто в тугой пульсирующий узел. Он даже думать не хотел, какой может оказаться на вкус кровь Габриэллы.

Лукан надеялся, что после новой порции крови его голод утихнет. Но тот стоглавым змеем ворочался где-то в самой глубине.

Тихо зарычав, Лукан, как никогда злой, вышел из укрытия на тротуар. Он устремился в самый неблагополучный район города, надеясь, что там до наступления рассвета успеет встретить парочку Отверженных. Он испытывал острую необходимость ввязаться в драку, самую отчаянную и опасную. Точно так же, как только что крови, теперь он жаждал насилия и боли, пусть даже это будет его собственная боль.

Лукану требовалось сильнодействующее средство, способное отвлечь его от Габриэллы Максвелл.

 

Глава восьмая

Проснувшись поздно, в первую минуту Габриэлла подумала, что это был еще один эротический сон. Но она лежала обнаженная, вялое от усталости тело болело в определенных местах, свидетельствуя о том, что Лукан Торн действительно был у нее в доме. Она сбилась со счету, сколько оргазмов испытала за эту ночь. Если сложить все за последние два года, и то будет меньше.

Габриэлла подумала, что еще от одного она бы не отказалась, но, к сожалению, Лукана рядом не было.

На кровати она лежала одна, в доме не раздавалось ни одного постороннего звука. Очевидно, он ушел на рассвете.

Чувствуя себя очень утомленной, Габриэлла готова была проспать весь день, но заранее договорилась пообедать сегодня с Джейми и девчонками.

Войдя в китайский ресторан, она заметила, как в ее сторону повернулись головы сидевших у барной стойки любителей выставлять себя напоказ и полудюжины молодых преуспевающих менеджеров в костюмах, которые расположились за столиками. Все они проводили ее взглядами к ширме в дальнем углу ресторана, где ее ждали друзья.

В черной юбке и темно-красном свитере с V-образным вырезом Габриэлла чувствовала себя сексуальной и уверенной, и ей было совершенно безразлично, если каждый в этом ресторане догадался, что она только что занималась сексом, самым умопомрачительным в ее жизни.

— Наконец-то она соизволила нас осчастливить! — воскликнул Джейми, когда Габриэлла подошла к столику и, приветствуя, обняла его и Меган.

— Выглядишь потрясающе, — сказала Меган, целуя ее в щеку.

— И правда, дорогуша, — подхватил Джейми, — отличный прикид. Новый? — Ответ его мало интересовал, он плюхнулся на свое место и с жадностью проглотил жареный дамплинг . — Я умирал с голоду, и мы заказали несколько горячих закусок. Между прочим, почему ты так безбожно опоздала? Я уже собирался посылать за тобой отряд полицейских.

— Простите, я проспала. — Габриэлла улыбнулась и села рядом с Джейми. — А где Кендра?

— Снова пропала, — сделав глоток чая, сообщила Меган и пожала плечами. — Все время проводит со своим новым бойфрендом. Помнишь парня, которого она подцепила на прошлой неделе в клубе «Ла нотте»?

— Она с Брентом? — Габриэлла поежилась от воспоминаний о той страшной ночи.

— Да, с ним. Она даже умудрилась поменять свои ночные дежурства в больнице на дневные ради того, чтобы проводить все ночи с ним. Днем он все время куда-то уезжает по работе или еще каким-то там делам. Даже не верится, что Кендра позволила какому-то парню диктовать ей условия. Мы с Рэем встречаемся уже три месяца, но это не значит, что у меня не остается времени для друзей.

Габриэлла вскинула брови. Из их четверки Кендра была самой независимой и свободолюбивой, и потому ей не было оправдания. Кендра предпочитала разовые свидания и собиралась лет до тридцати жить в свое удовольствие.

— Думаешь, она влюбилась?

— Это страсть, дорогуша. — Джейми подхватил палочками последний дамплинг. — Иногда именно страсть, а не любовь заставляет совершать безумные поступки. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Пережевывая дамплинг, Джейми смотрел на Габриэллу, на ее растрепавшиеся волосы, естественный, но не типичный для нее румянец. Габриэлла попыталась непринужденно улыбнуться, но не могла скрыть счастливый блеск глаз. Джейми положил палочки на тарелку, качнул головой, откидывая светлые волосы.

— О господи, Габриэлла, — он широко улыбнулся, — ты сделала это.

— Что? — Габриэлла тихо рассмеялась.

— Сделала это. Впустила в свою жизнь мужчину?

Габриэлла покраснела и смущенно, по-девчоночьи хихикнула.

— Ну, дорогуша, должен признаться, тебе это к лицу. — Джейми похлопал ее по руке и тоже рассмеялся. — Дай-ка угадаю — это… Мрачный-и-Сексуальный Детектив из Полицейского управления Бостона?

Габриэлла вытаращила глаза, услышав это странное имя, и кивнула.

— И когда же это случилось?

— Сегодня ночью. И продолжалось до утра.

Восторженный вопль Джейми привлек внимание посетителей, сидевших за соседними столиками. Широчайшая улыбка расплылась по его лицу, и он стал похож на счастливую маму-курицу.

— Ну и как он? Хорош?

— Он потрясающий!

— Так, а почему мне ничего не известно об этом таинственном мужчине? — воскликнула Меган. — Он что, коп? Может быть, Рэй его знает? Я могла бы…

— Не надо, — покачала головой Габриэлла. — Пожалуйста, никому ничего о нем не говорите, прошу вас. У меня с Луканом нет никакого романа. Просто он зашел вчера вечером вернуть мой мобильный, и все как-то… в общем, все вышло из-под контроля. Я даже не знаю, увидимся ли мы с ним еще когда-нибудь.

Габриэлла действительно этого не знала, но, видит бог, очень хотела.

Внутренний голос твердил: то, что случилось между ними, — всего лишь глупость, минутная слабость.

Так оно и есть. Она этого не отрицала. С ее стороны это было полным безумием. Габриэлла всегда считала себя здравомыслящим и осторожным человеком, постоянно предостерегала своих друзей от необдуманных поступков вроде того, который сама совершила вчера ночью.

«Глупая. Безмозглая дурочка».

Она не просто поддалась минутному порыву, но забыла обо всех мерах предосторожности. Интимные отношения с малознакомым человеком редко оборачиваются чем-то хорошим. Однако у Габриэллы была твердая уверенность, что с Луканом Торном ей можно потерять голову.

С ее стороны это вовсе не идиотский поступок.

В конце концов, такой секс, как с Луканом, случается не каждый день, по крайней мере в ее жизни. Стоило ей только подумать о нем, как внутри зародилось томительное напряжение. Если бы в эту минуту двери ресторана распахнулись и Лукан возник на пороге, она без раздумий помчалась бы к нему навстречу, перепрыгивая через столики.

— Мы провели вместе незабываемую ночь, вот и вся история. И мне больше нечего добавить.

— Хм… — Джейми положил локти на стол, вытянул шею и заговорщически спросил: — Так почему же ты тогда все время улыбаешься?

— Где тебя, черт побери, носило?

Вначале Лукан уловил запах в коридоре бункера, а потом увидел вышедшего из-за угла Тигана. Вампир только что вернулся с охоты, и от него пахло кровью, сладковатой, с металлическим привкусом, кровью людей и Отверженных.

Лукан ждал у дверей одной из комнат. Заметив его, Тиган остановился, руки в карманах джинсов сжались в кулаки. Его серая футболка, забрызганная грязью и кровью, была порвана в нескольких местах. Под светло-зелеными глазами залегли темные тени, длинные нечесаные волосы падали на лицо.

— Тиган, у тебя вид как у бродяги.

Вампир посмотрел на Лукана сквозь свисающие пряди, ничего не сказал и только, как всегда самодовольно, ухмыльнулся.

Глифы полосами тянулись по рукам к плечам. Утонченно сплетенные в узор родовые метки цветом были чуть темнее золотистой кожи и не выдавали истинного состояния вампира. Лукан не знал, было ли это невероятное усилие воли, благодаря которому Тигану удавалось постоянно сохранять апатичный вид, или его мрачное прошлое навсегда погасило в нем все чувства и эмоции.

Черт его знает, что у него на уме.

Но демоны Тигана — это его демоны. Лукана же интересовало только одно — их Орден должен быть сильным и дееспособным. В цепи не может быть слабых звеньев.

— Тиган, пять дней с тобой не было никакой связи. Я еще раз спрашиваю, где, черт побери, тебя носило?

Тиган криво усмехнулся:

— Отвали, ты мне не мать, чтобы приставать с расспросами.

Тиган развернулся, собираясь двинуться дальше, но Лукан метнулся молнией и, преградив ему путь, схватил за горло и прижал к стене.

Лукана охватило бешенство: с одной стороны, злило пренебрежение, которое в последнее время Тиган выказывал всем им своими длительными отлучками, с другой, и в большей степени, — выводило из себя то, что Лукан надеялся провести с Габриэллой одну ночь и тем самым избавиться от нее навсегда, а вышло на оборот.

Ни кровь случайного Донора, ни ярость, которую он обрушил на двух Отверженных, не погасили его жажду. Оставшуюся часть ночи он рыскал по городу, как призрак, и вернулся в бункер чернее тучи, злость кипящей смолой клокотала в груди и требовала выхода. И Тиган, дикий, замкнутый, подвернулся под руку как нельзя кстати — отличный повод выплеснуть ярость.

— Мне надоели твои отвратительные выходки, Тиган, либо ты сам возьмешь себя в руки, либо мне придется тебе помочь. — Лукан еще сильнее сдавил горло вампира, но тот даже не дрогнул; казалось, он совсем не чувствовал боли. — Немедленно расскажи мне, где ты все это время шатался, в противном случае у нас с тобой возникнут большие проблемы.

Они были примерно одного роста и телосложения и не уступали друг другу в силе. Тиган мог спокойно оттолкнуть Лукана, но он этого не сделал. Он просто смотрел на него холодными, пустыми глазами. Его безучастность действовала Лукану на нервы. Зарычав, он отпустил Тигана, решив, что ему сейчас лучше успокоиться. Лукан никогда не позволял себе таких выпадов. Он умел сдерживать ярость.

«Что со мной творится? И я еще советую Тигану взять себя в руки? Отличный совет. Скорее всего, мне самому надо им воспользоваться».

Именно это он прочитал во взгляде Тигана; слава богу, вампиру хватило ума не сказать это вслух.

Пока они так стояли и мрачно смотрели друг на друга в конце коридора с легким шорохом разъехались стеклянные двери, и заскрипели кеды Гидеона.

— Эй, Тиган, разведка проведена отлично. После нашего вчерашнего разговора я проник в базу Транспортного управления. Наши подозрения насчет того, что Отверженные проявляют повышенный интерес к Зеленой линии подтвердились.

Пока Лукан непонимающе моргал, Тиган пристально посмотрел на Гидеона, пропуская мимо ушей его похвалу. Точно так же он остался равнодушным к незаслуженным подозрениям, даже не счел нужным оправдываться. Он еще постоял молча и пошел дальше по коридору.

— Хочешь взглянуть, Лукан? — спросил Гидеон, поворачиваясь и направляясь к лаборатории. — Похоже, какая-то мерзость затевается.

 

Глава девятая

Держа чашку обеими руками, Габриэлла маленькими глоточками пила чай улун , пока Джейми поглощал ее ло мейн . Затем он выманит у нее печенье с предсказанием. Он всегда так делал, но Габриэлла относилась к этому спокойно. Ей нравилось проводить время с друзьями, после той страшной ночи жизнь постепенно возвращалась в привычное русло.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Джейми, отвлекая Габриэллу от ее мыслей. Он порылся в кожаной сумке светло-кремового цвета, которая стояла на скамейке между ними, и извлек белый конверт. — Вот что удалось заработать на частном показе твоих работ.

Габриэлла вскрыла запечатанный конверт и вытащила чек, выписанный галереей. Указанная там сумма превосходила все ее ожидания. Превосходила значительно.

— Вот это да! — не удержавшись, воскликнула она.

— Удивлена? — широко улыбнулся Джейми. — Я, что называется, непомерно взвинтил цены. Знаешь, они даже не торговались. Думаешь, надо было просить больше?

— Нет. Это… здорово. Спасибо.

— Не стоит благодарности. — Джейми ткнул пальцем в ее печенье. — Ты это будешь есть?

Она через стол подвинула печенье к нему.

— А кто покупатель?

— А вот это как раз остается загадкой, — сказал Джейми, разламывая печенье внутри пластиковой упаковки. — Заплатил наличными, значит, очень хотел остаться «анонимным покупателем». За мной прислали такси, в которое я и погрузился со всеми твоими фотографиями.

— Ребята, о чем это вы говорите? — спросила Меган, переводя непонимающий взгляд с одного на другого. — Я, как всегда, узнаю обо всем последней.

— Наш выдающийся маленький фотограф обзавелся тайным поклонником, — театрально развел руками Джейми. Он вытащил бумажку с предсказанием, прочитал и, закатив глаза, бросил ее в свою пустую тарелку. — О, где те времена, когда предсказания сбывались?

— Так вот, несколько дней назад меня попросили показать всю коллекцию Гэбби некоему покупателю. И все фотографии купили, все до единой.

Меган изумленно посмотрела на Габриэллу:

— Так это же замечательно! Я так рада за тебя! Не знаю, кто купил фотографии, но он явно любитель шпионских романов.

Габриэлла спрятала чек в сумку и бросила взгляд на друга:

— Что ты хочешь этим сказать?

Джейми отправил в рот оставшиеся от печенья крошки и отряхнул пальцы.

— Когда я приехал по указанному адресу — к одному из бизнес-центров в самом престижном районе города, где сдаются в аренду шикарные офисы, — у входа меня встретил охранник. Мне он ничего не сказал, просто что-то пробубнил в микрофон, затем мы пошли с ним к лифту и поднялись на последний этаж.

Меган вскинула брови:

— В пентхаус?

— Вот именно. Но дальше еще интереснее. Там было пусто. Свет горит, но кругом ни души. И ни мебели, ни техники — ничего. Сплошные окна, и открывается вид на город.

— Как-то странно, ты не находишь, Гэбби?

Габриэлла кивнула, от рассказа Джейми ей стало не по себе.

— Этот охранник велел мне взять первую фотографию и повернуться с ней к окнам на северной стороне, снаружи было уже темно. Мне пришлось стоять к нему спиной, но он сказал, чтобы я держал каждую фотографию перед собой до тех пор, пока он не потребует показать следующую.

Меган рассмеялась:

— И ты все время должен был показывать ему свою спину? Зачем ему это было нужно?

— Потому что покупатель находился в другом месте, — тихо ответила Габриэлла, — и рассматривал фотографии через окна пентхауса.

Джейми кивнул:

— Очевидно, так. У себя за спиной я ничего не слышал, но уверен, что этот охранник, или кто он там на самом деле, получал инструкции через наушники. Честно говоря, вся эта процедура слегка действовала мне на нервы. Но ничего плохого не случилось. Все, что им было нужно, — твои фотографии. Я успел показать только четыре, а они уже спросили, сколько стоит вся коллекция. Ну, как я уже сказал, я заломил цену, но они выложили денежки без лишних разговоров.

— Как странно, — сказала Меган. — Послушай, Гэб, может быть, тобой заинтересовался очень симпатичный затворник с миллиардным состоянием? И уже в следующем году мы будем веселиться на твоей роскошной свадьбе на Миконосе?

— Фи, — поморщился Джейми, — Миконос — вчерашний день. Теперь все приличные люди устремились в Марбелью.

Габриэлла попыталась отогнать неприятное чувство, охватившее ее после рассказа Джейми. В итоге, как он заметил, ничего плохого не случилось, вместо этого она стала обладательницей чека на кругленькую сумму. Может быть, по этому случаю пригласить Лукана на ужин? Праздничный ужин, приготовленный ею вчера, остался стоять на кухонном столе нетронутым. Но она нисколечко об этом не жалела. Да, романтический ужин с Луканом — отличная идея. Возможно, на десерт будет… совместный завтрак. Настроение Габриэллы мгновенно улучшилось. Она смеялась вместе с Джейми и Меган, которые продолжали гадать, кем может быть таинственный любитель прекрасного и каким образом его интерес к работам Габриэллы отразится на ее будущем, а косвенно и на их собственном. Они продолжали развивать эту тему и после того, как официанты убрали со стола и принесли счет, и потом, когда вышли на залитую солнцем улицу.

— Мне пора бежать. В ближайшее время увидимся. — Меган по очереди обняла друзей.

— Увидимся, — хором ответили Габриэлла и Джейми и помахали Меган, заспешившей к зданию, в котором находился ее офис.

Джейми поднял руку, останавливая такси.

— Ты домой, Гэбби?

— Нет, пройдусь. — Габриэлла похлопала по сумке с камерой, висевшей у нее на плече. — Загляну в Коммон, вдруг найду что-нибудь интересное. А ты сейчас куда?

— Через час Дэвид прилетает из Атланты. — Джейми улыбнулся. — Так что я сегодня, а возможно, и завтра вне зоны доступа.

Габриэлла рассмеялась:

— Передавай ему привет.

— Хорошо. — Джейми наклонился и чмокнул ее в щеку. — Я рад снова видеть тебя улыбающейся. После тех выходных я не на шутку перепугался. Никогда не видел тебя в таком состоянии. Сейчас ты в порядке?

— Да, в полном.

— К тому же за тобой теперь присматривает Мрачный-и-Сексуальный Детектив, и это хорошо.

— Не просто хорошо, отлично.

При одном упоминании о Лукане по телу Габриэллы разлилось приятное тепло. Джейми по-дружески обнял ее:

— Ну, вот что, дорогуша, если тебе что-нибудь от меня понадобится — в чем я очень сомневаюсь, — звони, поняла? Люблю тебя, конфетка.

— Я тоже тебя люблю.

Подъехало такси, и Джейми разжал объятия.

— Желаю вам с Дэвидом хорошо провести время, — сказала Габриэлла в спину залезавшему в такси Джейми и помахала на прощание рукой.

Машина тронулась с места и мгновенно растворилась в оживленном потоке транспорта.

Обширный парк Коммон от Чайна-тауна отделяло всего несколько минут ходьбы. Не спеша прогуливаясь по дорожкам, Габриэлла сделала несколько снимков и остановилась понаблюдать за детьми, игравшими в жмурки на лужайке. Ее внимание привлекла водящая девочка: глаза закрыты повязкой, два светлых хвостика раскачиваются, когда она бросается то в одну сторону, то в другую, вытягивая руки, чтобы поймать вертких игроков.

Габриэлла подняла камеру и навела ее на смеющихся детей, захватила в фокус светловолосую девочку с хвостиками и повязкой на глазах. Слышался детский смех. Габриэлла не фотографировала, просто наблюдала за беззаботно играющими детьми, пытаясь вспомнить, были ли в ее детстве такие вот счастливые моменты.

И никак не могла вспомнить.

Один из взрослых, находившихся рядом, прервал шумную игру и позвал детей обедать. Они бросились к расстеленным на траве покрывалам с приготовленной для пикника едой. Габриэлла направила объектив в сторону от лужайки и неожиданно выхватила фигуру человека, наполовину скрытую за большим деревом. Человек наблюдал за ней.

Габриэлла опустила камеру и посмотрела туда, где за старым раскидистым дубом прятался какой-то парень. Выглядел он как самый обычный, праздно гуляющий по парку человек, но почему-то показался ей знакомым: копна светло-каштановых волос, желтовато-серая, застегнутая на все пуговицы рубаха и самые заурядные брюки цвета хаки. Люди такого типа ничем не примечательны и легко сливаются с толпой. Но Габриэлла была абсолютно уверена, что недавно где-то его видела.

Не в полицейском ли участке в прошлую субботу?

Парень, вероятно, понял, что она его заметила, резко развернулся и быстро зашагал по дорожке в сторону Чарльз-стрит. На ходу он оглянулся на Габриэллу, вынимая телефон из кармана брюк.

Ее охватило неприятное чувство тревоги.

Он за ней следил… но зачем?

Какого черта он здесь делал? Что-то определенно происходит вокруг нее, и она не собирается просто стоять здесь и ломать голову.

Не теряя парня из виду, Габриэлла поспешно засунула камеру в сумку, поправила рюкзачок на спине и пустилась вдогонку.

Когда она вышла из парка на Чарльз-стрит, от пария ее отделяло около квартала.

— Эй! — крикнула Габриэлла, переходя на бег.

Не отнимая телефон от уха, парень оглянулся. Он что-то быстро сказал в трубку, зажал телефон в руке и побежал.

— Стой! — закричала Габриэлла. На нее оглянулись прохожие, но парень не обернулся, он продолжал бежать. — Стой, черт тебя подери! Кто ты? Почему ты следил за мной?

Парень растворился в толпе на многолюдной Чарльз-стрит. Лавируя между туристами и офисными служащими, высыпавшими во время обеденного перерыва на свежий воздух, Габриэлла бежала за ним, уцепившись взглядом за прыгавший у него на спине рюкзак. Парень свернул на одну из улочек, затем на другую, углубляясь в чрево города, подальше от бизнес-центров и крупных магазинов, назад, в тесный Чайна-таун.

Габриэлла совершенно потеряла счет времени и вдруг осознала, что упустила парня из виду. Она крутилась на оживленном перекрестке совершенно незнакомых улиц. Владельцы магазинчиков с любопытством глазели на нее из-под навесов и через открытые двери. Прохожие, вынужденные ее обходить, недовольно косились.

И вдруг где-то у себя за спиной она почувствовала опасность.

Габриэлла обернулась и увидела медленно ехавший по улице черный седан с тонированными стеклами. Машина двигалась величественно и осторожно, словно акула, которая, не замечая мелких рыбешек, высматривает достойную добычу.

Машина направляется к ней?

А вдруг тот парень уже сидит внутри? Может быть, он и эта зловещего вида машина имеют какое-то отношение к тому таинственному незнакомцу, который купил все ее фотографии?

А может быть, это что-то еще более ужасное?

Связанное с тем кошмарным убийством, свидетелем которого она стала? А затем заявила о нем в полицию. Может быть, это были бандитские разборки, в которые она так неосмотрительно сунула нос? Может быть, те злобные твари — назвать их людьми язык не поворачивался — решили, что она — их следующая жертва?

Леденящий кровь ужас охватил Габриэллу, когда машина направилась вдоль тротуара, на котором она стояла.

Габриэлла пошла, ускоряя шаг.

Сзади урчал мотор.

«О господи. Она едет за мной!»

Не дожидаясь, пока машина с визгом затормозит у нее за спиной, Габриэлла в панике закричала и бросилась бежать.

Вокруг было слишком много людей. Слишком много препятствий. Она натыкалась на прохожих, не извиняясь, не слушая их проклятий — ей было наплевать. Ее гнал страх. Жизнь висела на волоске. Она боялась оглянуться — это будет конец. Не отставая, машина рычала сзади. Габриэлла втянула голову в плечи и побежала еще быстрее, молясь о том, чтобы успеть свернуть с улицы прежде, чем автомобиль раздавит ее всмятку.

Предательски подвернулась нога.

Габриэлла потеряла равновесие и со всего размаху упала, раздирая голые колени и ладони. От обжигающей боли из глаз брызнули слезы, но ей было не до таких мелочей, как боль и слезы. Она начала подниматься, и тут чья-то рука схватила ее за локоть.

Габриэлла охнула, внутри все оборвалось.

— Мадам, с вами все в порядке? — заглядывая ей в лицо, спросил муниципальный рабочий. Он посмотрел на ее колени и присвистнул: — Ух-ты, да у вас кровь.

— Отойдите от меня! — завопила Габриэлла.

— Вы что, ограждения не видели? — Он ткнул большим пальцем себе за спину, указывая на оранжевый конус, мимо которого она пробежала, даже не заметив Я тут весь тротуар разрыл.

— Все хорошо. Со мной все в порядке.

Габриэлла оглянулась в тот самый миг, когда черный седан выехал из-за угла, где она только что стояла, и затормозил. Дверца водителя открылась, появился высокий, крепкого телосложения мужчина.

— О господи! Надо бежать! — Габриэлла высвободила руку, не сводя взгляда со страшной черной машины, от которой исходила смертельная опасность. — Вы не понимаете, они гонятся за мной!

— Кто? — недоверчиво спросил рабочий. Он проследил за взглядом Габриэллы и рассмеялся. — Вы про ту машину? Это, будь он трижды неладен, мэр Бостона.

— Что-о?

Так оно и было. И теперь Габриэлла посмотрела на все совершенно иными глазами. Черная машина ехала вовсе не за ней. Она остановилась у тротуара, и водитель, открыв заднюю дверцу, ждал. Мэр собственной персоной в сопровождении двух одетых в строгие костюмы телохранителей вышел из ресторана. Все трое заняли заднее сиденье автомобиля.

Габриэлла закрыла глаза. Ободранные ладони и колени нестерпимо болели. Сердце бешено колотилось, в голове стучали молоточки.

Она чувствовала себя полной идиоткой.

— Я думала… — промямлила Габриэлла, наблюдая, как водитель закрыл дверцу, сел за руль и черный седан тронулся с места, сливаясь с потоком машин.

Рабочий, качая головой, вернулся к ждавшим его бутербродам и кофе:

— Что это на вас нашло? Сумасшедшая вы, что ли?

Черт.

Она не должна была его заметить. Ему приказали наблюдать за этой Максвелл. Подмечать ее занятия, привычки. И обо всем докладывать Хозяину. И при том оставаться незамеченным.

Миньон еще раз выругался, стоя в своем укрытии под дверью какого-то заведения, каких много среди магазинчиков и ресторанчиков Чайна-тауна.

Он осторожно выглянул.

Вот и она, Максвелл, как раз напротив, на противоположной стороне улицы. У нее рыжие волосы, и ее легко заметить в толпе. Она уходит — какое счастье. Такая расстроенная, голова опущена.

Миньон продолжал наблюдать за Габриэллой, пока она не исчезла из виду, затем выскользнул на улицу и направился в противоположную сторону. Его обеденный перерыв затянулся, надо вернуться в участок, так чтобы никто не заметил его долгого отсутствия.

 

Глава десятая

Стоя в одних трусиках и лифчике у раковины на кухне, Габриэлла намочила в холодной воде еще одно бумажное полотенце. В мусорной корзине уже лежало несколько раскисших комков, розово-серых от крови и грязи. Габриэлла выпустила из флакона пару капель жидкого мыла на влажный тампон и осторожно продолжила протирать ободранные ладони.

— Ай-й! — Она поморщилась, вымывая из рамы крошечный острый камешек. Габриэлла смахнула его в раковину, добавив к другим «драгоценным сокровищам», собранным на асфальте в Чайна-тауне.

Господи, ну и вид!

Новая юбка разорвана так, что ее остается только выбросить. Свитер испачкан. Ободранные колени и ладони делали Габриэллу похожей на неуклюжую девчонку-сорванца. Средь бела дня на виду у стольких людей она выставила себя полной идиоткой. Что с ней происходит? Почему она ведет себя так странно?

Это был всего лишь мэр. Почему же она, заметив черный седан, бежала в таком ужасе, словно это был…

Кто? Монстр какой-то?

«Вампир».

Габриэлла замерла.

Слово билось в мозгу, несмотря на ее нежелание произносить его вслух. Именно это слово всплыло в сознании, когда она увидела у клуба тварей, раздиравших жертву зубами. Сейчас, стоя одна в пустом доме, она гнала эту мысль прочь.

Вампиры были навязчивой идеей ее безумной матери, к ней, Габриэлле, это не имеет никакого отношения.

Юная Джейн Доу, когда ее на улице подобрала полиция, была охвачена манией преследования. Она твердила, что на нее напали демоны, они гонятся за ней, чтобы выпить ее кровь, она показывала странные раны на шее и убеждала, что они уже пытались сделать это. В документах, которые выдал Габриэлле суд, несколько раз упоминались кровожадные монстры, свободно разгуливавшие по городу.

Это невозможно.

Это бред поврежденного болезнью рассудка, и Габриэлла знала об этом. Но она не позволит своим страхам и фантазиям свести ее с ума, как это случилось с ее матерью. Она достаточно разумна, чтобы контролировать себя. По крайней мере, способна здраво рассуждать.

Господи, она должна мыслить трезво и логично.

Просто тот парень, которого она видела в полицейском участке, всколыхнул в памяти все те ужасы, что ей пришлось пережить за последние несколько дней. Хотя сейчас, немного успокоившись, Габриэлла не могла с полной уверенностью сказать, что это был именно он.

В конце концов, что с того, если это действительно был он? Отличная погода, живописный парк; может быть, у него был обеденный перерыв и он, как и она, решил прогуляться? Ну и что, что парень смотрел на нее, просто лицо показалось знакомым. Возможно, он хотел подойти и поздороваться, но Габриэлла напугала его, погнавшись за ним с криками.

Будет замечательно, если парень вернется в участок и расскажет, как она бежала за ним через весь Чайна-таун.

И если Лукан узнает об этом, она сгорит со стыда.

Габриэлла продолжила отмывать от грязи и крови руки, стараясь выбросить из головы это несуразное происшествие. Но волнение не утихало, сердце колотилось. Она прикладывала бумажные тампоны к ободранным ладоням и наблюдала, как тонкая струйка крови стекает к запястью. Вид крови странным образом действовал на нее успокаивающе. Так было всегда.

В ранней юности, когда давление внешнего мира становилось нестерпимым, она делала на теле небольшие порезы.

В первый раз это вышло случайно. В доме очередной удочерившей ее семьи Габриэлла чистила яблоки, нож соскользнул, и она порезала руку у основания большого пальца. Вначале было немного больно, но потом, когда появилась густая темно-красная кровь, ее вид не испугал Габриэллу и не вызвал паники.

Он ее зачаровал.

Она почувствовала какой-то невероятный… покой.

Спустя несколько месяцев после столь удивительного открытия она порезала себя сознательно, но без какого-либо желания причинить себе боль. Какое-то время она делала это каждый раз, когда ей требовалось успокоиться.

И сейчас Габриэлла испытывала в этом необходимость — нервы были напряжены до предела, и она, как кошка, охотившаяся за мышкой, улавливала малейший шорох в доме и вокруг него; кровь стучала в висках, грудь вздымалась от частого, прерывистого дыхания.

Мысли возвращались то к событиям той страшной ночи у клуба, то к зловещему приюту. В обоих случаях ей пришлось спасаться бегством. И сегодня она бежала, охваченная необъяснимым, иррациональным страхом.

После всего этого ей требовалось немного покоя. Всего несколько минут.

Взгляд Габриэллы скользнул к деревянной подставке для ножей на кухонном столе. Она протянула руку и вытащила нож. Габриэлла не делала этого уже несколько лет. Она так много сил потратила на то, чтобы справиться с этой странной привычкой, вызывавшей в ней чувство стыда.

Она действительно ее поборола?

Со временем ей удалось убедить психологов и социальных работников, что это так. И Максвеллов тоже.

Сейчас, держа в руке нож и глядя на руку, Габриэлла почувствовала жгучее, парализующее волю желание, она прижала лезвие к руке чуть пониже локтя, но что-то заставляло ее колебаться.

Это был ее демон, о котором она никому не могла рассказать, даже своему ближайшему другу Джейми.

Ее бы никто не понял.

Она и сама себя не понимала.

Габриэлла запрокинула голову и набрала в легкие воздух. С выдохом медленно опуская голову, она увидела свое отражение в оконном стекле над раковиной. На нее смотрело лицо, искаженное душевной мукой, с глазами загнанного, уставшего зверя.

— Кто ты? — прошептала Габриэлла призраку, отразившемуся в стекле. Она сглотнула вырвавшийся из груди всхлип. — Что с тобой происходит?

Ей стало нестерпимо жаль себя, она бросила нож, И тот с лязгом упал в раковину. Габриэлла развернулась и вышла из кухни.

Над заброшенным приютом, нарушая тишину ночи, послышался рокот вертолета. Из-за низкой завесы облаков вынырнул черный «Колибри ЕС120» и опустился на подготовленную площадку на крыше здания.

— Глуши двигатели, — приказал миньону-пилоту босс Отверженных. — И жди меня здесь.

Не успел он вылезти из кабины, как к нему подбежал лейтенант, уродливый, мерзкий тип, которого он завербовал на Западном побережье.

— Все в порядке, сэр, — доложил лейтенант.

Его густые брови тяжело нависали над светящимися зло бой желтыми глазами. На большом лысом черепе виднелись шрамы от электрических ожогов, оставшихся после допроса в отделении контроля Рода, куда он попал полгода назад. Отверженный ухмыльнулся, обнажая огромные клыки.

— Сэр, ваши подарки к сегодняшней ночи доставлены, они пришлись по вкусу. Все с нетерпением ждут вашего прибытия.

Босс, пряча глаза за темными линзами очков, небрежно кивнул и легкой походкой направился за лейтенантом. Через верхний этаж они прошли к лифту, который должен был доставить их в самое чрево здания. Они спустились глубоко под землю и, выйдя из лифта, начали движение по запутанному лабиринту переходов, являвшихся характерной чертой логова Отверженных.

Сам босс здесь не жил, он выбрал себе квартиру в одном из районов Бостона и в течение последнего месяца лично наблюдал за каждой операцией, оценивал препятствия, определял преимущества новой территории, которую собирался контролировать полностью. Сегодня это его первое появление на широкой публике, настоящее событие, спланированное в строгом соответствии с его желанием.

Он не осмеливался часто появляться перед этим грязным сбродом. Вампиры, превратившиеся в Отверженных, были грубыми, неразборчивыми тварями, а он за долгие годы своей жизни привык к большей утонченности. Его встреча с ними обязательна, но она будет короткой. Он должен напомнить им, кому они служат. Он послал им подарки, чтобы они попробовали вкус той жизни, которая ждет их, когда миссия будет выполнена. Разумеется, многие погибнут. Потери на войне неизбежны.

Война — вот о чем он сегодня станет говорить.

Отныне никаких мелких конфликтов на поверхности и никаких стычек между Отверженными. Они должны объединиться и открыть новую страницу в истории, о чем даже подумать не могли во времена той древней битвы, навсегда расколовшей вампиров на два непримиримых лагеря. Слишком долго Род правил, установив негласные законы мирного сосуществования со слабыми человеческими существами и безжалостно уничтожая собственных собратьев, заклейменных ими как Отверженные.

Вампиры Рода и Отверженные мало чем отличаются друг от друга, просто стоят на разных ступенях одной и той же лестницы. И расстояние между этими ступенями определяется всего лишь несколькими унциями крови: вампиры Рода пьют ровно столько, сколько требуется им для поддержания жизни, пораженные Кровожадностью Отверженные утоляют голод чуть большим количеством. Со времен Древних кровь расы в значительной степени утратила изначальную чистоту из-за того, что вампиры последних поколений, достигнув зрелости, спариваются с человеческими подругами Рода.

Но ни разбавленная кровь, ни мутация не могут подавить самые сильные гены вампиров. И пугающая Род Кровожадность — всего лишь иллюзия, которая будет преследовать Род вечно.

Причину братоубийственной войны босс понимал так: одни борются с врожденным инстинктом, бессмысленно и безрезультатно, другие дают ему полную волю ради собственного блага и удовольствия.

Они с лейтенантом достигли конца коридора, здесь стены и пол ощутимо вибрировали под воздействием громкой музыки. За двойной стальной дверью вечеринка была в самом разгаре. Охранявший дверь Отверженный тяжело опустился на одно колено, как только сквозь щелки своих зрачков разглядел, кто стоит перед ним.

— Сэр, — в грубом голосе коленопреклоненного слышалось уважение, он даже не осмеливался поднять глаза и посмотреть на своего повелителя, — мой господин, вы оказали нам большую честь.

Действительно, он оказал им большую честь. Босс едва заметно кивнул; охранник выпрямился в полный рост и толкнул дверь, впуская важного гостя в зал, где стоял режущий ухо грохот музыки и гвалт веселящихся. Жестом босс отослал прочь сопровождавшего его Отверженного — он желал без посторонних понаблюдать за тем, что здесь происходит.

Кроваво-сексуальная оргия под оглушительную музыку.

Повсюду мужские особи Отверженных охотились за человеческими существами, мужчинами и женщинами, совокуплялись и пили кровь. Люди не чувствовали боли независимо от того, оказались они здесь добровольно или нет. Те, кого укусили один раз, разгуливали по залу, испытывая легкое головокружение и чувственное наслаждение. Некоторые уже тряпичными куклами висели в руках хищников, которые могли остановиться, только выпив их кровь до последней капли.

Все естественно: если бросить ненасытным зверям нежного ягненка, от него ничего не останется.

Босс почувствовал, как ладони сделались влажными, член напрягся, десны заныли. Он прикусил язык, чтобы сдержать рост клыков. Кровожадность и похоть, обрушившиеся на его органы чувств, заставили тело реагировать. Запах секса и свежей крови действовали на него, подобно зову сирен, он узнавал его мгновенно храня в памяти с тех давних времен. О да, хороший секс вкупе с сочащимися кровью венами доставляет ему удовольствие, когда-то эта страсть владела им целиком. Трудно было выбраться из этой пропасти, но он, в конце концов, одержал победу.

Теперь он — хозяин своих страстей, и очень скоро его владения станут беспредельными.

Вампиры на пороге новой войны, и он призван возглавить решающее сражение. Он собирает армию, совершенствует тактику, привлекает союзников, которые потом будут без сожаления принесены на алтарь его личных интересов. Он отомстит вампирам и людям, которые существуют только для того, чтобы служить таким, как он. Когда великая битва завершится, пыль и пепел осядут, на его пути больше не будет никаких препятствий.

Он станет, черт возьми, королем.

По праву рождения.

— Хм… эй, красавчик… иди, поиграй со мной, — сквозь завесу шума долетел до него хриплый голос.

Из скопища обнаженных скользких тел к нему потянулась рука, пытаясь ухватить за ногу. Он остановился и посмотрел на женщину с нескрываемым нетерпением. Из-под слоя яркого, но уже размытого макияжа проступали остатки былой красоты, а сознание безвозвратно растворилось в исступлении безобразного разгула. По гибкой шее к еще высокой груди стекали две тонкие струйки крови. Укусы были не только на шее — на плече, животе, внутренней стороне бедра, чуть ниже полоски лобковых волос.

— Иди к нам, — звала женщина, выползая из груды переплетенных в кровавом совокуплении тел людей и Отверженных. Еще несколько глотков крови — и она умрет. Она смотрела на него бессмысленно блуждающим взглядом. Двигалась вяло и неуверенно, словно кости сделались резиновыми. — У меня есть то, что ты так сильно любишь. И тебе я тоже дам кровь. Иди, попробуй меня.

Он ничего не сказал, брезгливо отцепил от своих дорогих брюк ее бледные, перепачканные кровью пальцы.

Сегодня у него не было настроения для подобных игр.

И как любой успешный дилер, он никогда не пользовался товаром, который сам же продавал. Он толкнул женщину в грудь, отшвыривая назад, в груду копошащихся тел.

Она взвизгнула, попав в объятия Отверженного, тот грубо развернул ее и вошел сзади. Женщина сладко стонала под его толчками, но минуту спустя, когда его клыки вонзились ей в горло, затихла.

— Наслаждайтесь моими подарками, — прозвучал, перекрывая грохот музыки и животные рыки, зычный голос будущего короля. — Ночь в разгаре, и очень скоро я сполна награжу вас за преданность.

 

Глава одиннадцатая

Лукан, стоя на пороге дома Габриэллы, снова постучал в дверь.

И снова никакого ответа.

Так продолжалось уже минут пять. Он ждал, что она откроет дверь и впустит его или пошлет ко всем чертям раз и навсегда.

После вчерашней страстной ночи он не знал, что услышит. Возможно, гневный от ворот поворот.

Лукан снова постучал, настолько громко, что мог бы испугать соседей, но за дверью не было даже намека на какое-либо движение. В доме Габриэллы стояла тишина. Подозрительная тишина.

Хотя она была там. Сквозь каменные стены и деревянные двери он чувствовал ее запах. И еще… едва уловимый запах крови.

«Черт возьми!»

Она дома, и кто-то причинил ей боль.

— Габриэлла!

Беспокойство едкой кислотой разливалось по венам, но Лукан заставил себя успокоиться и всю силу мысли сосредоточил на двух задвижках и цепочке, которые закрывали дверь изнутри. С усилием, одну за другой, он отодвинул задвижки, затем снял цепочку, которая закачалась, ударяясь о косяк и позвякивая.

Лукан толкнул дверь, тяжелые ботинки застучали но плиткам пола. Сумка с камерой валялась там, куда Габриэлла в спешке бросила ее. Сладковатый аромат жасмина и крови ударил в нос, и Лукан тут же заметил на полу кривой пунктир из красных точек.

В воздухе витал горьковатый запах страха, его принесли сюда несколько часов назад, и он успел рассеяться до тонкой дымки.

Лукан прошел через гостиную, направляясь на кухню, куда вели следы крови. На ходу он бросил взгляд па стопку фотографий на столике у дивана и задержался.

Несколько были из той серии, над которой Габриэлла сейчас работала и которую назвала «Живая пустота». И среди них новые, раньше Лукан их не видел, а возможно, был недостаточно внимателен.

Сейчас он разглядел. Черт возьми, неужели она…

Старый склад у пристани. Заброшенная бумажная фабрика на окраине города. Еще несколько угрожающего вида строений — ни одному человеку не пришла бы в голову к ним приближаться, за исключением Габриэллы.

Логова Отверженных.

Сейчас некоторые из них очищены благодаря его воинам, а все остальные еще представляют опасность. Лукан отложил в сторону фотографии с объектами, находящимися под постоянным наблюдением Гидеона, и еще раз внимательно просмотрел оставшиеся снимки, пытаясь определить, есть ли на них логова Отверженных, неизвестные Роду.

— Господи, — прошептал он, разглядывая кадры.

Она умудрилась снять даже местные Темные Гавани, их скрытые входы и маскировочные таблички, призванные дезориентировать назойливых людей и враждебных Отверженных. Вопреки всем мерам предосторожности, Габриэлла нашла их. Но как?

Только не случайно. Ее направляло обостренное чутье. Она успела доказать невосприимчивость к обычным трюкам вампиров — гипнозу, контролю над разумом, — которыми они пользуются при контакте с людьми. И теперь эти снимки…

Чертыхнувшись, Лукан спрятал несколько фотографий в карман кожаной куртки, остальные бросил на столик.

— Габриэлла? — позвал он.

Лукан прошел на кухню, где его ждали новые сюрпризы. Здесь запах крови Габриэллы привел его к раковине. Лукан взглянул и замер, повеяло неприятным холодком. Складывалось впечатление, что кто-то заметал следы преступления, но сделал это из рук вон плохо. С десяток мокрых, скомканных, пропитанных кровью бумажных полотенец и нож.

Лукан взял нож и быстро осмотрел его. Им не пользовались, но кровь на полу и в раковине принадлежала Габриэлле. И порванная одежда, небрежной кучей лежавшая у его ног, пропиталась запахом Габриэллы.

«Кто-то осмелился к ней прикоснуться… Неужели с ней что-то случилось…»

— Габриэлла!

Запах привел Лукана к подвальному помещению дома. Темнота его нимало не смущала, он видел прекрасно. Спустившись по ступеням, он снова позвал Габриэллу. Тишина. В дальнем углу ее запах сгущался. И вновь Лукан стоял перед закрытой дверью с уплотнителем, не пропускающим свет. Он подергал дверь — замок хлипкий.

— Габриэлла? Ты слышишь меня? Открой дверь, детка.

Он не стал дожидаться ответа, не хватало терпения даже на то, чтобы усилием воли открыть замок изнутри. С яростным рычанием Лукан ударил плечом, дверь распахнулась, и он практически влетел внутрь.

В темноте его глаза мгновенно разглядели Габриэллу. Она лежала, поджав колени, на полу в одних трусиках и тонком кружевном лифчике. Грохот его вторжения разбудил ее, она рывком подняла голову, с трудом открывая опухшие от слез глаза. Лукан сразу догадался, что она забилась в этот угол и плакала. Он ощущал ее изнеможение, она казалась такой маленькой и беззащитной.

— Господи, Габриэлла, — прошептал Лукан, присев рядом. — Что ты здесь делаешь? Тебя кто-то обидел?

Габриэлла покачала головой и ничего не ответила. Убрала волосы с лица и вытянула руки, пытаясь нащупать его в темноте.

— Нет… так просто… устала. Мне нужна тишина и… покой.

— И поэтому ты закрылась здесь? — Лукан облегченно выдохнул, хотя раны на ее теле, лишь недавно переставшие кровоточить, продолжали его беспокоить. — С тобой все в порядке?

Габриэлла кивнула и в темноте подалась к нему.

Нахмурившись, Лукан погладил ее по голове. Она, очевидно, восприняла это как приглашение и прижалась к нему, как ребенок, нуждающийся в тепле и участии. Лукану не понравилась шевельнувшаяся в его сердце нежность, порыв оградить Габриэллу от всех бед и несчастий, готовность защищать ее, как себя самого.

«Себя самого. Это невозможно, — напомнил он себе. — Даже думать об этом смешно и нелепо».

Лукан окинул взглядом прижавшуюся к нему Габриэллу; как естественно и приятно было держать в объятиях эту соблазнительную полуобнаженную женщину. А она даже не подозревала, в какой жестокий мир оказалась втянутой, не подозревала, что сейчас ищет успокоения в объятиях смертельно опасного вампира.

Кто угодно, только не он должен заботиться о безопасности Габриэллы. При одной мысли о ней его жажда крови вспыхивала внутри адским пламенем, увлекая к роковой черте. Лукан гладил Габриэллу по плечам, едва касаясь шеи, стараясь не замечать пульсацию крови в сонной артерии. Только яростный огонь схватки поможет выжечь воспоминания о последней проведенной с ней ночи и страстное желание снова быть с этой женщиной.

— У-у, ты такой спокойный, — уткнувшись Лукану в грудь, пробормотала Габриэлла. От ее слабого, сонного мурлыкающего голоса его бросило в жар. — Мне это снова снится?

Лукан глухо заворчал, не в силах говорить. Это был не сон, и он не был так спокоен, как показалось Габриэлле. Он чувствовал, как ворочается в глубине древний свирепый зверь, которого ее доверчивая нежность дразнила и заставляла подниматься на поверхность.

Чтобы отвлечься, Лукан поднял глаза, и все его тело мгновенно напряглось. На натянутой проволоке сушились фотографии, сделанные Габриэллой совсем недавно. Среди самых невинных — места обитания вампиров. Даже их бункер она сумела найти. На снимке, сделанном днем, был запечатлен фасад хорошо охраняемого лома. Лукан не мог ошибиться, он узнал большую, украшенную завитушками чугунную решетку, ограждавшую подъездную дорожку и стоявший в глубине дом от посторонних глаз.

По всей видимости, Габриэлла, чтобы сделать этот снимок, подошла к самым чугунным воротам. Судя по зеленой листве на деревьях, это было несколько недель назад. Она находилась там, всего в нескольких ярдах от места, где он жил.

Лукан не особенно верил в судьбу, но само собой выходило, что рано или поздно эта женщина должна была встретиться на его пути.

Пересечь его черной кошкой.

Какая удача, что после столетий напряженной борьбы, когда ему удавалось выдерживать удары врагов и подавлять темные стороны своей натуры, две неразлучные подружки — судьба и реальность — навалились на него вместе и сразу.

— Все хорошо, — произнес Лукан, хотя следовали бы сказать как раз противоположное. — Давай поднимемся наверх, оденемся и поговорим.

«Пока твое едва прикрытое тело окончательно не свело меня с ума».

Лукан взял Габриэллу на руки, вынес из темной фотолаборатории и поднялся с нею на первый этаж. За это время его органы чувств успели оценить повреждения на ее теле: разбитые колени и ладони — вероятно, сильно упала. От чего-то или кого-то убегала, и гнал ее страх. Кровь закипела в жилах Лукана, ему хотелось знать причину этого страха. Скоро он ее узнает. Сейчас его главная забота — покой и безопасность Габриэллы.

Миновав гостиную, Лукан стал подниматься на верхний этаж, где располагалась спальня Габриэллы, там она сможет одеться. Но, увидев ванную, он решил, что прежде всего ей необходимо расслабиться.

С Габриэллой на руках Лукан зашел в ванную комнату. Свет от ночника создавал приятный полумрак, вполне устраивавший вампира. Лукан присел на край ванны, усадив Габриэллу к себе на колени. Он расстегнул застежку на тонком лифчике и жадно уставился на обнажившуюся грудь. Руки сами потянулись к упругим холмикам, и Лукан не стал себя сдерживать. Пальцы очертили плавный контур, описали несколько кругов вокруг розовых сосков.

Габриэлла томно заурчала, и его член до боли напрягся. Ладони Лукана долго скользили по ее телу к тонкой полоске ткани — единственной оставшейся на ней одежде. Его руки были слишком большими и не привыкли обращаться с такими деликатными предметами женского туалета, но он сумел снять трусики, поглаживая длинные ноги Габриэллы.

От вида ее обнаженного тела кровь обжигающей лавой понеслась по венам и артериям Лукана.

Наверное, он должен был чувствовать угрызения совести, испытывая острое желание в тот момент, когда Габриэлла была так расстроена, но ему плохо давалось раскаяние. К тому же он уже доказал себе, что все его попытки противостоять чарам этой женщины обречены на неудачу.

Рядом на полочке стояла бутылка с пеной для ванны. Лукан налил жидкость в ладонь и подставил руку под струю воды. Когда ванна наполнилась, он осторожно опустил Габриэллу в теплую воду. Погружаясь в нежную пену, она довольно замурлыкала и заметно расслабилась, откинувшись на мягкое полотенце, которое Лукан предупредительно положил ей под спину.

Небольшая ванная комната наполнилась паром и тонким ароматом жасмина, исходившим от Габриэллы.

— Ну как? — спросил Лукан, снимая куртку и бросая ее на край раковины.

— Ум-м, — промурлыкала Габриэлла.

Не удержавшись, Лукан погладил ее по голове, плечам.

— Опустись ниже и намочи волосы. Я их вымою, — произнес он.

Она послушно погрузила голову под воду, вынырнула, волосы потемнели и прилипли к плечам и груди змеевидными прядями. Габриэлла с минуту сидела молча с закрытыми глазами, затем открыла их, улыбнулась, словно приходя в себя после глубокого забытья и удивляясь, видя его рядом.

— Привет! — сказала она.

— Привет! — ответил Лукан.

— Который час? — спросила она, широко зевая.

Лукан пожал плечами:

— Около восьми.

Габриэлла откинулась на полотенце, закрыла глаза и издала сладкий стон удовольствия.

— Выдался плохой день? — спросил Лукан.

— Да, не самый лучший в моей жизни.

— Нетрудно догадаться, глядя на твои руки и колени. — Лукан выключил воду, выдавил на ладонь шампунь из флакона. — Не хочешь рассказать мне, что случилось?

— Не хочу. — Между бровями Габриэллы залегла складочка. — Сегодня днем я совершила ужасную глупость. Я уверена, ты скоро об этом узнаешь.

— Каким образом? — поинтересовался Лукан, взбивая шампунь до пены.

Пока он намыливал Габриэлле голову, она приоткрыла один глаз и искоса посмотрела на него.

— А разве парень из полицейского участка ничего тебе не рассказал?

— Какой парень?

— Который отвечает у вас за базу данных. Долговязый такой, как зовут, не знаю. Но я уверена, что видела его в участке в ту ночь, когда подавала заявление. Сегодня я встретила его в Коммоне. Мне показалось, что он за мной следит, и я… — Габриэлла сделала паузу и покачала головой. — И я, как идиотка, побежала за ним.

Руки Лукана замерли, инстинкт охотника и воина мгновенно включился.

— Ты побежала за ним?!

— Я знаю… — Габриэлла, по всей видимости, неправильно истолковала его восклицание. Она ладонью разбила мыльный айсберг и продолжила: — Я же говорю, я вела себя как самая последняя идиотка. Короче, я бежала за ним, пока не потеряла его в Чайна-тауне.

Лукан не стал произносить этого вслух, но он знал, что обостренное чутье позволило Габриэлле заметить слежку. Поскольку все произошло средь бела дня, с абсолютной точностью можно сказать, что это был не Отверженный. Но это слабое утешение, поскольку люди, состоящие у них на службе, представляют не меньшую опасность. Во всех концах света Отверженные используют миньонов — людей, которые попадают в рабскую зависимость после укуса очень сильного вампира, лишаются воли и способности здраво мыслить и безропотно выполняют любой приказ своего Хозяина.

У Лукана не было и тени сомнения, что за Габриэллой следил миньон, и делал он это по приказу управлявшего им Отверженного.

— Этот человек тебя толкнул? Поэтому ты упала?

— Нет, что ты, я сама упала. Я бог весть что себе вообразила… на пустом месте. Когда я потеряла парня из виду в Чайна-тауне, мне вдруг показалось, что за мной едет машина, которая за мной вовсе не ехала.

— Почему ты так в этом уверена?

Габриэлла сконфуженно посмотрела на Лукана:

— Потому что это была машина мэра, Лукан. Я решила, что она едет за мной, испугалась и побежала. В довершение всех глупостей я с размаху упала на глазах у многочисленных прохожих и была вынуждена, хромая, с разбитыми коленями и руками, возвращаться домой.

Лукан выругался про себя, понимая, как близко опасность подобралась к Габриэлле. Слава богу, что не миньон за ней погнался, а она за ним. Неприятное происшествие взволновало Лукана больше, чем ему хотелось.

— Ты должна пообещать мне, что впредь будешь осторожнее. — Лукан сознавал, что говорит излишне назидательно, но он не собирался проявлять деликатность, поскольку сегодня она подвергла себя смертельной опасности. — Если нечто подобное повторится, ты немедленно должна сказать об этом мне.

— Ничего такого больше не случится, просто я совершила глупость. И я не собираюсь звонить ни тебе, ни в полицию каждый раз, когда совершаю глупость. Представь, как отреагировали бы в участке, если бы я позвонила и сообщила, что ваш сотрудник за мной следит.

«Черт».

Он солгал, представившись копом, и теперь эта ложь держит его, как капкан. И будет еще хуже, если Габриэлла вдруг позвонит в полицейский участок и попросит «детектива Торна», чем привлечет нежелательное внимание внедренного в штат миньона.

— Я дам тебе номер моего мобильного, — сказал Лукан. — Можешь звонить мне в любое время. Ты поняла меня? В любое время!

Габриэлла кивнула, Лукан повернул кран и начал смывать пену с ее темно-медных шелковистых волос.

Затем, недовольный собой, Лукан взял с полочки мочалку и бросил ее в воду.

— А теперь дай мне взглянуть на твои колени.

Габриэлла, разгоняя флотилию мыльных пузырьков, подняла ногу. Лукан взял в руку ее ступню и осторожно промыл содранное колено. Под воздействием теплой воды рана вновь начала кровоточить. Лукан стиснул зубы, стараясь не смотреть на алые ароматные капельки, которые скатывались в пенистую воду.

Он вымыл колени Габриэллы, жестом велел дать руки. Лукан молчал, опасаясь, что голос выдаст его возбуждение, вызванное видом обнаженного тела Габриэллы и ароматом свежей крови.

Он сосредоточил внимание на ее ладонях, слегка коснулся ранок мочалкой, до боли ощущая на себе пристальный взгляд Габриэллы. Ее глубокие карие глаза следили за каждым его движением, пульс на запястье под его пальцами участился.

Габриэлла тоже была возбуждена. Она его хотела.

Лукан уже готов был завершить свою миссию, когда повернул ее руку и увидел нечто поразившее его. На безупречно розовой коже виднелись крошечные синеватые полоски шрамов от порезов. Такие же шрамы были и на бедрах.

Порезы острым лезвием бритвы.

По всей видимости, она подвергалась истязаниям в детстве.

— Господи! — Лукан посмотрел в глаза Габриэллы; его голос дрожал от ярости. — Кто это сделал?

— Это не то, что ты думаешь, — поспешила заверить его Габриэлла.

Лукан кипел от злости, он потребует ответ за каждый шрам на ее теле.

— Скажи мне правду.

— Это все ерунда. Забудь…

— Назови мне имя, черт возьми, клянусь, я голыми руками убью этого сукина сына…

— Это я… я сама сделала, — хрипло выдохнула Габриэлла. — Никто. Я сама… сама…

— Что? — Держа ее за тонкое запястье, он внимательно осмотрел руку, покрытую крошечными синеватыми шрамами. — Ты сама? Но зачем?

Габриэлла высвободила руку и опустила в воду, словно закрывая перед ним дверь в свое прошлое. Лукан чуть слышно выругался на языке, которым редко пользовался.

— Как часто ты это делала, Габриэлла?

— Не знаю, — пожала плечами женщина, не глядя на него. — Я оставила эту привычку… уже давно.

— Поэтому в раковине на кухне лежал нож?

Она посмотрела на него жалобным, почти затравленным взглядом. Она не хотела, чтобы Лукан затрагивал эту болезненную тему, и он не хотел причинять ей страдания, но желал понять, что могло заставить ее острым лезвием резать собственное тело.

И она делала это регулярно.

Габриэлла нахмурилась, ее взгляд остановился на лопавшихся мыльных пузырьках.

— Послушай, давай сменим тему, — произнесла она, с трудом выдавливая слова, — я не хочу говорить об этом…

— Может быть, тебе надо об этом поговорить?

— Ну конечно. — Габриэлла натянуто рассмеялась. — Может быть, ты еще заставишь меня написать заявление в полицию на имя детектива Торна? А потом отправишь в психушку, где ради моего же блага из меня сделают овощ?

— Подобное уже было в твоей жизни?

— Люди меня не понимают. Никогда не понимали. Иногда я сама себя не понимаю.

— Чего не понимаешь? Причину, по которой тебе хотелось причинять себе боль?

— Нет… я не хотела причинить себе боль.

— Тогда почему ты это делала? Господи, Габриэлла, у тебя же сотня шрамов.

— Повторяю, я не хотела причинить себе боль. Мне вообще не было больно в такие моменты. — Габриэлла тяжело вздохнула. С минуту она молчала, потом заговорила, заставляя Лукана удивленно смотреть на нее: — Дело не в боли. Вопреки мнениям так называемых специалистов по детской психологии, меня не мучили воспоминания о пережитых травмах, обидах или оскорблениях. Я резала себя, потому что… меня это успокаивало. Вид крови действовал на меня умиротворяюще. Это всегда были маленькие, неглубокие порезы. Когда текла кровь, я переставала чувствовать себя странной, не такой, как все; напротив, мир вокруг меня обретал гармонию и равновесие.

Габриэлла посмотрела ему прямо в глаза, сейчас ее взгляд был открытым и светлым, словно она освободилась от чего-то темного, неприятного, что так долго тяжким бременем лежало на ее сердце. И Лукан понял, что стал свидетелем этого чудесного освобождения. Хотя оно не было абсолютным, недоставало одного-единственного звена — понимания, что она Подруга по Крови.

Она не ведала, что однажды представитель его расы выберет ее как свою вечную возлюбленную и введет в мир, о существовании которого она не имеет ни малейшего представления. Она познает наслаждение, дарованное только парам, связанным кровью.

Лукан почувствовал ненависть к той мужской особи их Рода, которой выпадет честь стать ее возлюбленным.

— Я не сумасшедшая, если именно таковой ты меня теперь считаешь, — сказала Габриэлла.

Лукан медленно покачал головой:

— Я так не считаю.

— Я презираю жалость.

— Я тоже, — ответил Лукан, почувствовав в ее голосе вызов. — И ты, Габриэлла, не заслуживаешь жалости. И тебе не нужны ни врачи, ни лекарства.

Габриэлла ушла в себя, закрылась с той минуты, как он обнаружил шрамы на ее теле, но после этих слов Лукан почувствовал ее колебание — доверие, которое она к нему испытывала, робко возвращалось.

— Ты не принадлежишь этому миру, — сказал Лукан — не из сентиментальности, а лишь констатируя факт — и взял в ладони ее лицо. — Ты слишком необычна для жизни, которую пытаешься вести. Думаю, скоро ты это поймешь. И поверь мне, посмотришь на все иными глазами. Все встанет на свои места, и ты найдешь свою судьбу. Возможно, я помогу тебе в этом.

Лукан приготовился продолжить приятную процедуру омовения, но пристальный взгляд Габриэллы остановил его. Ее мягкая улыбка и нежность, с которой она смотрела на него, заставили сердце болезненно заныть, горло сдавило.

— Что?

Габриэлла качнула головой:

— Я удивлена. Никак не ожидала, что такой крутой коп может так романтично рассуждать о жизни и судьбе.

Напоминание о том, что он представился ей полицейским и таковым остается в ее глазах, отрезвило Лукана.

— А ты не думаешь, что я мешок с дерьмом?

— Нет, я так не думаю.

— Ты мне слишком доверяешь, — стараясь казаться непринужденным, сказал Лукан. — Ты меня не знаешь, Габриэлла. Не знаешь, какой я на самом деле.

— Я хотела бы познакомиться с тобой поближе. Правда. — Она села, струйки воды потекли по изгибам ее тела, как раз там, где Лукану хотелось скользить кончиком языка. Пена едва прикрывала соски — полные, набухшие.

— Скажи мне, Лукан, какому миру ты принадлежишь?

— Никакому, — глухо проворчал Лукан. Это было почти правдой. Как и Габриэлла, он презирал жалость и был рад, что сейчас она посмотрела на него не с состраданием, а с любопытством. Он провел пальцем по ее своенравному, с крапинками веснушек носу. — Я плохо приспособлен к этой жизни. Меня нигде не ждут.

— Это неправда.

Руки Габриэллы обвили его шею. Она смотрела на него с той же нежностью, с какой он нес ее на руках из темного подвала и опускал в теплую ванну. Она поцеловала его, затем провела языком по его губам, и Лукана окутал тончайший аромат женского возбуждения и любви.

— Ты был сегодня таким внимательным и заботливым со мной, теперь позволь мне о тебе позаботиться. — Габриэлла снова поцеловала его, движения ее языка вызвали у него стон наслаждения. Она отпустила Лукана, тяжело дыша, глаза застилал чувственный туман. — На тебе слишком много одежды. Сними ее. Я хочу ощущать твое обнаженное тело здесь, рядом со мной.

Лукан послушно снял ботинки, носки, рубашку, брюки и теперь стоял перед Габриэллой полностью обнаженный, всем своим видом выражая откровенное желание.

Лукан предусмотрительно повернул голову немного в сторону и плотно сжал зубы — голод заставил зрачки сузиться в щелки, а десны ныли под натиском увеличивавшихся клыков. Если бы не приглушенный свет, Габриэлла увидела бы его во всем хищном великолепии. И тогда вместо ее эротического придыхания он услышал бы вопль ужаса. Такое развитие событий Лукана не привлекало.

Усилием воли он заставил электрическую лампочку ночника, скрытую под пластиковым плафоном, разлететься вдребезги. Габриэлла ахнула, услышав неожиданный резкий хлопок, но тут же томно вздохнула, радуясь наступившей темноте. Всплески, вызванные движениями ее тела, действовали на Лукана призывно.

— Включи другой свет, если хочешь, — предложила Габриэлла.

— Я найду тебя и в темноте, — ответил Лукан; охватившая его страсть напрягала настолько, что трудно было говорить.

— Ну, тогда иди ко мне.

Зов сирены мог парализовать волю любого.

Лукан опустился в ванну напротив Габриэллы. Он хотел только одного: посадить ее к себе на колени и медленно войти в нее до упора. Но сегодня он решил оставить инициативу за ней.

Прошлой ночью он пришел к ней голодным зверем, готовым только поглощать, сегодня он будет отдавать. Даже если воздержание убьет его.

Габриэлла придвинулась к нему и обхватила его ногами, сомкнув их у него за спиной. Под водой ее руки заскользили по тугим мышцам его бедер, вызывая мучительное наслаждение.

— Ты должен знать, что я не всегда бываю такой.

— Такой горячей, чтобы испепелить любого мужчину, который окажется у твоих ног? — Собственный голос показался Лукану неестественно напряженным.

Габриэлла со смехом выдохнула:

— Я тебя испепеляю?

Он взял ее руку и положил себе на член.

— А ты как думаешь?

— Думаю, ты восхитителен! — Габриэлла не убрала руку, хотя Лукан ее отпустил. Она провела ею до самого основания члена. Погладила, чуть сдавливая яички, не спеша поднялась к головке, выступавшей над поверхностью воды. — Ты не похож ни на одного мужчину из тех, кого я встречала раньше. И я хотела сказать, что обычно я не бываю такой… агрессивной. И вообще я нечасто встречаюсь с мужчинами.

— Мало кого пускаешь в свою постель?

Даже в темноте он заметил, как румянец залил ее щеки.

— Очень давно никого не пускала.

В этот момент Лукан даже думать не мог ни о каком другом мужчине или вампире рядом с Габриэллой. Он не хотел, чтобы кто-нибудь другой когда-нибудь держал ее в объятиях. И видит бог, он найдет и уничтожит того миньона, который следил за ней сегодня днем.

Лукана тисками сдавливало чувство собственника, а Габриэлла играла с его членом, пока на головке не выступила капля. Она наклонилась и взяла его член в рот, так глубоко, что Лукан выгнулся и застыл, словно лук с натянутой тетивой.

Куда-то мгновенно исчезло намерение в клочья разорвать миньона. Лукан опустил голову на плечо Габриэллы, ощущая ее пальцы, губы, язык… кожей он чувствовал ее страстные выдохи, погружаясь в безумное, сладостное забытье. Он крепко выругался, когда член лишился ее сладострастного рта.

— Я хочу тебя внутри, — прерывисто дыша, сказала Габриэлла.

— Да, — хрипло выдохнул Лукан. — Конечно да.

— Но…

Ее замешательство привело его в недоумение. Злость зародилась в нем, превращая чуткого любовника в кровожадного вампира.

— Что не так? — Жесткость вопроса поразила даже его самого.

— Может быть, мы… Прошлой ночью я так увлеклась, что забыла… Может быть, сегодня мы воспользуемся чем-нибудь? — Нерешительность Габриэллы резанула по чувствам Лукана острым лезвием. Он застыл, Габриэлла отстранилась и попыталась выбраться из ванны. — В спальне у меня есть презервативы, я…

Лукан сжал ее запястье, прежде чем она успела подняться.

— Ты не можешь от меня забеременеть. — Почему сказанное показалось ему таким грубым? Это была чистейшая правда. Только связанные пары — женщина и вампир, которые обменялись кровью, — могли производить потомство. — А что касается всего остального, тебе не нужно от меня защищаться, я совершенно здоров, и все, что мы делаем, не причинит нам никакого вреда.

— Я тоже здорова. И надеюсь, ты не думаешь, что я настолько ханжа, чтобы требовать…

Лукан привлек ее к себе и поцелуем заставил замолчать, освобождая от неловкости. Когда их губы разомкнулись, он сказал:

— Габриэлла, я уверен, ты из тех женщин, кто уважает себя и свое тело. И мне нравится твоя осторожность.

Касаясь губами его губ, Габриэлла произнесла:

— С тобой я не хочу быть осторожной. Ты превращаешь меня в неистовую вакханку. От страсти мне хочется стонать и кричать.

Уперев руки Лукану в грудь, она толкала его назад, пока он не откинулся на край ванны, затем приподнялась на коленях и опустилась влажной расщелиной поверх его члена и начала медленно двигаться, однако не пропуская его внутрь.

— Я хочу, чтобы ты стонала и кричала, — прошептал Лукан ей в самое ухо.

Опустив руки под воду, он сжал их в кулаки, сдерживая порыв посадить ее на эрегированный член. Он глухо постанывал, изнывая в сладостной мухе от ее эротического танца. Габриэлла не останавливалась до тех пор, пока не почувствовала в его члене первые движения оргазма, он готов был кончить, но она продолжала безжалостно терзать его.

— Черт! — выругался Лукан сквозь плотно сжатые зубы и запрокинул голову. — Габриэлла, прошу, ты меня убиваешь.

— Именно этого я и ждала, — выдохнула Габриэлла.

И ее влажное, горячее влагалище поглотило головку члена.

Медленно. Сводя с ума.

Сперма кипела, и Лукан содрогнулся, выплескивая ее в Габриэллу. Он застонал, никогда раньше он настолько не терял контроль над собой. Габриэлла мышцами влагалища сжимала его член, втягивая его все глубже и глубже.

Его окутал аромат Габриэллы, он смешивался с паром и возбуждающим запахом их соединенных тел. Ее груди колыхались у самых губ Лукана, но он не позволял себе к ним прикасаться, поскольку его система самоконтроля давала сбои. Клыки ныли, желая крови, и секс только усиливал это желание.

Лукан повернул голову в сторону, издав мучительный стон. Он выругался и по-настоящему закричал, как дикий зверь, когда она плотно опустилась на его член, выкачивая из него все до последней капли. Габриэлла кончила в следующую же минуту.

Лукан дождался, когда кровь перестанет стучать в висках, а ноги обретут силу, и начал подниматься, прижимая Габриэллу к вновь ожившему члену.

— Куда мы идем? — спросила Габриэлла.

— Ты порезвилась, теперь я несу тебя в кровать.

Резкий звонок мобильного телефона прервал тяжелый сон Лукана. Габриэлла лежала рядом, утомленная, как и он, ее обнаженное тело доверчиво переплеталось с его.

Господи, как долго он спал? Несколько часов? Восхитительных часов, если учесть его изнуряющую бессонницу.

Телефон снова зазвонил, Лукан был уже на ногах и шел в ванную, где осталась его куртка. Он вытащил из кармана телефон и открыл крышку.

— Слушаю.

— Привет. — Это был Гидеон, и голос его звучал как-то странно. — Лукан, сколько времени тебе потребуется, чтобы вернуться в бункер?

Лукан оглянулся. Габриэлла тоже проснулась и теперь сидела на кровати, сонная, с растрепанной копной рыжих волос, простыня едва прикрывала ее обнаженное тело. Он никогда не видел более соблазнительной женщины. Лучше ему уйти сейчас, не оставаться до рассвета. Лукан отвернулся от возбуждающей Габриэллы.

— Я недалеко. Что у вас там?

Гидеон долго молчал.

— Кое-что случилось, Лукан. Нехорошее. — И снова продолжительная пауза, а затем непривычно тревожный голос Гидеона: — Черт, не знаю, как сказать. Сегодня ночью мы потеряли одного. Один из воинов погиб.

 

Глава двенадцатая

Не успел Лукан выйти из спустившегося под землю лифта, как услышал женский плач. Горький, душераздирающий плач в тишине длинного коридора.

Боль утраты.

У Лукана заныло в груди.

Он еще не знал, кто из воинов погиб сегодня ночью, и не пытался угадать. Он быстро шел, почти бежал к лазарету, откуда Гидеон звонил ему несколько минут назад. Лукан повернул за угол и увидел, как Саванна выводит из комнаты убитую горем, рыдающую Данику.

Лукана словно удар поразил.

Значит, погиб Конлан. Шотландец, воин беспримерной доблести и глубокого достоинства, любитель посмеяться… И вот его больше нет. Скоро он превратится в горстку пепла.

От шока у Лукана перехватило дыхание.

Он остановился и склонил голову перед безутешным горем вдовы. Даника тяжело опиралась на Саванну; казалось, без нее высокая блондинка в отчаянии упала бы на пол.

Даника его даже не заметила. Саванна посмотрела на Лукана — в ее карих глазах блестели слезы. Она тихо сказала:

— Они ждут тебя, им нужны твоя сила и поддержка.

Лукан сосредоточенно кивнул и вошел в лазарет.

Вошел молча, не желая нарушать торжественность скорбного прощания с Конланом. На теле погибшего зияли чудовищные раны; даже стоя у двери, Лукан почувствовал, что их товарищ потерял очень много крови. В воздухе висел отвратительный смешанный запах — пороха, перегоревших электрических проводов, расплавленного металла и опаленной плоти.

Конлан оказался в эпицентре взрыва. Его обнаженное изуродованное тело, деликатно прикрытое широким куском расшитого белого шелка, лежало на смотровом столе, застеленном белой простыней. Тело успели очистить от крови, пыли и копоти и натереть ароматическим маслом — приготовили для погребальной церемонии, которая должна была начаться с первыми лучами солнца. До рассвета оставалась всего пара часов.

У стола кругом выстроились все воины. Лицо Данте было строгим и непроницаемым. Рио, склонив голову, перебирал четки и шепотом читал молитву на своем родном языке. Гидеон марлевым тампоном осторожно промакивал рваную рану, одну из тех, что покрывали все тело Конлана. Лицо Николая — в мелких кровоточащих порезах, в пятнах от пепла и сажи — было очень бледным, таким Лукан никогда его не видел, голубые, как лед, глаза застыли в недоумении, сегодня ночью он патрулировал город в паре с Конланом.

Даже Тиган был здесь, пришел почтить погибшего товарища, хотя и стоял поодаль, полуприкрыв глаза, зловеще-мрачный и, как всегда, холодно отстраненный.

Лукан приблизился к столу и занял место в круге воинов. Он закрыл глаза и молча молился за ушедшего друга. Так они стояли долго, пока Николай не нарушил скорбную тишину:

— Сегодня ночью он спас мне жизнь. У станции Зеленой линии мы напали на след двух кровососов и пошли по нему, и вдруг я увидел этого подонка, он садился в поезд. Не знаю, что заставило меня обратить на него внимание, он разулыбался во весь свой поганый рот, словно приглашал нас последовать за ним. Он насквозь провонял порохом и еще каким-то дерьмом, я не успел определить.

— ТЦАП , — сказал Лукан, чувствуя едкий запах, пропитавший одежду Нико.

— Оказалось, на парне пояс со взрывчаткой. За секунду до того, как поезд тронулся, он выпрыгнул из вагона и побежал по старым путям. Мы начали его преследовать, Конлан загнал его в тупик. И тут мы увидели бомбу. Таймер был установлен на шестьдесят секунд, до взрыва оставалось десять. Конлан крикнул, Чтобы я бежал назад, а сам бросился на эту скотину.

— Господи… — Данте провел руками по волосам.

— Это был миньон? — спросил Лукан, даже не сомневаясь в ответе.

Отверженные без зазрения совести использовали людей как расходный материал в своих военных операциях и личных стычках. Так же в течение длительного времени поступали религиозные фанатики человеческого общества, для них люди со слабым рассудком были дешевым и весьма эффективным орудием террора.

Но от этого пережить гибель Конлана было не легче.

— Это был не миньон, — сказал Нико, качая головой. — Отверженный, и, судя по количеству взрывчатки, он мог снести полквартала.

Столь неожиданная новость заставила выругаться не одного Лукана.

— Значит, теперь они жертвуют не только пешками-миньонами, — удивленно заметил Рио. — В ход пошли более солидные фигуры — Отверженные.

— Они такие же пешки, как и миньоны, — произнес Гидеон.

Лукан глянул на проницательного вампира и понял, что тот имел в виду.

— Не фигуры изменились — правила игры. Боевые действия приобретают совершенно иной характер, это не отдельные, спонтанные вылазки, с которыми мы имели дело до сегодняшнего дня. Кто-то среди Отверженных выстраивает четко организованную систему. Нас берут в осадное кольцо.

Лукан посмотрел на тело Конлана — вот первая жертва того, чего он так боялся. Начинается новый век беспросветного мрака и войны. Он чувствовал это каждой клеточкой своего древнего тела, хранившего воспоминания о том, как это было в далеком прошлом. Война зрела, и если Отверженные организовываются, чтобы перейти в наступление, значит, скоро вся раса вампиров окажется на передовой линии огня. И люди тоже.

— Позже мы детально обсудим сложившуюся ситуацию. Сейчас мы должны отдать последние почести Конлану.

Я с ним уже попрощался, — сказал Тиган. — Конлан знает, что я чертовски уважал его при жизни, и после смерти мое отношение к нему не изменилось. Больше мне незачем здесь оставаться, это ничего не изменит.

Волной прокатился тревожный ропот, все ждали реакции Лукана на неожиданный уход Тигана, но он не собирался доставлять удовольствие своенравному вампиру, проявляя раздражение. Он выдержал паузу, пока в коридоре не стих звук тяжелых шагов Тигана, и кивнул, предлагая продолжать ритуал проводов в последний путь.

Вслед за Луканом каждый воин, один за другим, опускался на колено и читал молитву, затем все вместе поднялись, готовые покинуть лазарет и ждать финальной части церемонии.

— Я понесу его, — сообщил Лукан собиравшимся уходить товарищам.

Он заметил, как они молча обменялись взглядами, И знал, что это означает. Вампиры первого поколения, старейшие в расе, никогда не выносили тело на поверхность. Это было делом вампиров, которых от Древних отделяло несколько поколений — они отличались большей устойчивостью к солнечным лучам, завершавшим ритуал упокоения вампира.

Для П1, таких как Лукан, провести восемь минут на солнце — мучительная процедура.

Лукан, не отводя глаз, смотрел на растерзанное бомбой тело Конлана.

«Принял смерть вместо меня», — подумал он, потому что сегодня ночью в паре с Нико должен бы патрулировать он, а не Конлан. Если бы он в последнюю минуту не отправил шотландца вместо себя, то сейчас сам лежал бы на столе.

Сегодня желание Лукана видеть Габриэллу было поставлено выше долга перед Родом, и вот расплата больше нет Конлана, его друга и соратника.

— Я понесу его наверх, — сурово повторил Лукан и бросил хмурый взгляд на Гидеона. — Сообщи мне, когда все будет готово.

Вампир склонил голову, выказывая Лукану уважение, которого тот сейчас не заслуживал.

— Конечно, осталось немного.

Последние два часа до рассвета Лукан провел в своих комнатах в полном одиночестве. Он стоял на коленях и, склонив голову, молился, но мрачные мысли не покидали его. Гидеон постучал в дверь, подавая знак, что пришло время проводить Конлана в царство мертвых.

— Даника беременна, — глухо произнес Гидеон, когда Лукан поднялся с коленей. — Срок — три месяца. Мне Саванна только что сказала. Конлан собирался с духом, чтобы сообщить тебе, что, как только родится ребенок, он покинет Орден. Он хотел поселиться с Даникой в одной из Темных Гаваней и посвятить себя семье.

— Господи, — сквозь зубы прошипел Лукан, мрачнея оттого, что украл счастливое будущее у Конлана и Даники и их ребенок никогда не увидит своего отца, смелого и отважного. — Все готово к завершению ритуала?

Гидеон кивнул.

— Тогда приступим.

Лукан направился к выходу. Он был босиком, и, кроме черной рубахи, длинной и просторной, на нем Не было ничего. Гидеон, облаченный в такую же рубашку, поверх нее надел тунику Ордена, подпоясанную ремнем. Так же оделись и остальные вампиры, которые ждали их в зале, отведенном для церемоний, — здесь довершались торжественные инициации новорожденных, бракосочетания и похороны. В зале присутствовали и три женщины: Саванна и Ева в черных накидках с капюшонами и Даника в алой, что символизировало ее сакральную кровную связь с погибшим.

Тело Конлана лежало на богато украшенном престоле, завернутое в белоснежный шелковый саван.

— Мы начинаем, — просто объявил Гидеон.

С тяжелым сердцем Лукан слушал службу, каждый этап обряда символизировал вечность.

Восемь унций ароматизированного масла, чтобы смазать тело усопшего.

Восемь слоев белого шелка, чтобы покрыть его.

Восемь минут молчаливого присутствия одного из Членов Рода рядом с телом воина на рассвете, а потом солнечные лучи превратят плоть и душу в пепел, а ветры навечно смешают прах с первоэлементами космоса.

Гидеон замолчал, и Даника вышла вперед. Повернувшись лицом к собравшимся, она гордо подняла голову и заговорила, голос ее был хриплым, но исполненным достоинства:

— Он принадлежал мне, я принадлежала ему. Его кровь поддерживала меня. Его сила защищала меня. Его любовь делала меня безгранично счастливой. Он был моим возлюбленным. Моим единственным. Таким он останется в моем сердце навечно.

— Ты достойна его, — ответили ей хором.

Даника повернулась к Гидеону и протянула руки ладонями вверх. Гидеон вынул из ножен позолоченный кинжал и подал ей. Она, склонив голову, приняла кинжал и развернулась к телу Конлана. Даника что-то за шептала, эти слова касались только их двоих. Затем она поднесла кинжал к лицу. Лукан знал, что теперь вдова погибшего воина должна неглубоко рассечь нижнюю губу и сквозь саван в последний раз поцеловать Конлана.

Даника склонилась над телом и оставалась в таком положении довольно долго, ее сотрясали горестные рыдания. Затем она, прикрыв рот рукой, отступила в сторону, оставив на белоснежном саване алое пятно прощального поцелуя. Саванна и Ева подхватили ее под руки и отвели в сторону от престола, позволяя Лукану приступить к завершению церемонии.

Лукан приблизился к Гидеону, дал клятву проводить Конлана в последний путь с честью — эту клятву произносили все члены Рода, которым предстояло выносить тело на поверхность.

Гидеон отступил в сторону, позволяя Лукану подойти. Лукан поднял на руки тело воина и, как требовалось, повернулся лицом к собравшимся.

— Ты достоин проводить его, — раздался хор голосов.

Лукан медленно и торжественно прошел через зал к лестнице, ведущей на поверхность. Длинные пролеты, сотни ступеней с тяжелой ношей на руках вызывали боль, которую он сносил безропотно.

В конце концов, это самая легкая часть поставленной перед ним задачи.

Если ему суждено погибнуть, это произойдет через пять минут, как только он окажется за маячившей впереди дверью, в лучах восходящего солнца.

Лукан плечом толкнул железную дверь, полной грудью вдохнул утренний воздух и направился к тому месту, где должен был оставить Конлана. Он опустился на колени в зеленую траву и осторожно положил тело на terra firma . Он шептал слова прощальной молитвы, которую помнил наизусть, хотя за столетия слышал всего несколько раз.

Пока Лукан читал молитву, небо на востоке озарилось золотисто-розовым светом восходящего солнца.

Лукан мужественно терпел обжигавший кожу солнечный свет, сосредоточив все мысли на Конлане и его долгой жизни, прожитой с достоинством. Солнце показалось над горизонтом, когда он дочитал молитву лишь до середины. Лукан опустил голову, превозмогая боль, которую выдержал бы и Конлан, если бы это потребовалось ради любого представителя Рода, сражавшегося с ним бок обок. С каждой секундой солнце жгло все сильнее.

В ушах слова древней молитвы звенели, смешиваясь с шипением и треском его горящей плоти.

 

Глава тринадцатая

«Полиция и сотрудники Транспортного управления до сих пор не могут установить истинную причину взрыва, случившегося прошлой ночью. Несколько минут назад я говорил с представителем Транспортного управления, и он заверил меня, что инцидент произошел на старом, давно не используемом участке железнодорожного полотна и пострадавших нет. Оставайтесь с нами. «Пятый» канал будет следить за тем, как…»

Пыльный экран последней модели телевизора неожиданно погас, подчиняясь взгляду пришедшего в бешенство вампира. У него за спиной в конце мрачной обшарпанной комнаты, некогда бывшей столовой приюта для умалишенных, стояли двое Отверженных, переминаясь с ноги на ногу и ворча; они ждали его дальнейших приказов.

Они проявляли явное нетерпение. Отверженные в силу их пагубной склонности к Кровожадности не могли долго концентрировать внимание, их порочный разум неустанно метался, возбуждаемый мерзкой болезнью. Они походили на испорченных детей или свору охотничьих собак, постоянно нуждавшихся в строгом окрике или подачке, только это могло удержать их в повиновении. И еще им требовалось напоминать, кто их истинный хозяин.

— Говорят, никаких пострадавших, — пробурчал один из Отверженных.

— Может, среди людей нет, а воина Рода разорвало на части, я слышал, что нечего было выносить на солнце, — вставил другой.

Под смех первого идиота он тяжело и зловонно выдохнул, изображая бомбу, взорвавшуюся в туннеле на теле отправленного на задание Отверженного.

— Жаль, что второму воину удалось скрыться… — Отверженные замолчали, потому что босс повернулся к ним лицом.

Если провал кажется вам настолько забавным, в следующий раз на задание я отправлю вас.

Они нахмурились, заворчали, словно звери, которыми по сути и были, и смотрели на босса дико горящим и желтыми глазами с узкими щелочками зрачков. Но опустили взгляды, когда он встал и медленным, размеренным шагом направился к ним. Его злобу смягчала только гибель одного из воинов, хотя не он являлся целью ночного теракта. Придет время, и будет уничтожен еще один, по имени Лукан. Возможно, босс сделает это собственными руками, они сойдутся в честном поединке, лицом к лицу, без оружия — два вампира.

«Да, — подумал он, — будет приятно убрать с дороги именно Лукана. Назовем это в поэтическом стиле справедливостью».

— Покажите, что вы там притащили, — велел он Отверженным.

Те мгновенно скрылись за дверью и в следующую минуту уже волокли за собой из коридора шесть человек — вялых, апатичных, практически обескровленных. У мужчин и женщин были связаны руки и спутаны веревкой ноги так, чтобы они едва могли их переставлять, хотя все эти меры предосторожности казались ненужными — люди выглядели такими слабыми, что даже помышлять о бегстве не могли.

Широко открытые, неморгающие глаза на бледных лицах смотрели куда-то в пустоту, челюсти безвольно отвисли, несчастные не могли ни говорить, ни кричать. У каждого на шее краснели следы от укусов Отверженных, высосавших достаточно крови, чтобы сделать людей покорными.

— Ваши новые слуги, сэр.

Полдюжины человек втащили в комнату, как скот, скотом они и были, и он пошлет их либо работать, либо умирать, как сочтет нужным.

Без особого интереса он окинул взглядом вечерним улов, лениво прикидывая, на что могут сгодиться двое мужчин и четыре женщины. Подойдя чуть ближе, он почувствовал легкое раздражение — раны от укусов на шее некоторых из них еще сочились кровью.

«Я голоден», — решил босс, его оценивающий взгляд остановился на невысокой брюнетке с недовольно надутыми губами и пышной грудью, туго натягивающей бледно-зеленую мешковатую хламиду медицинской куртки. Ее ставшая слишком тяжелой голова безвольно клонилась то к одному плечу, то к другому, хотя было видно, что она упорно борется с вялостью, полностью парализовавшей остальных. Глаза закатывались, но женщина, преодолевая ступор, растерянно моргала, стараясь не утратить связи с реальностью.

Сам того не желая, босс был восхищен ее силой духа.

«К. Дилани, медсестра», — прочитал он на пластиковой карточке, прикрепленной у нее на груди слева.

Двумя пальцами он взял ее за подбородок и внимательно посмотрел в лицо — молодое и весьма привлекательное; покрытая веснушками кожа источала густой сладковатый аромат. Рот наполнился слюной, зрачки, скрытые за темными линзами очков, сузились.

— Эта останется. Остальных вниз, в клетки.

Вначале Лукан решил, что пронзительная трель — всего лишь часть агонии, в которой он пребывал уже несколько часов. Плоть жгло; казалось, с него содрали кожу, сил не было совсем. В голове в какой-то момент перестало стучать, только пульсировала боль, разливаясь волнами по всему телу.

Лукан с трудом осознавал, что лежит на кровати в своей спальне. Он помнил, что, пробыв положенные восемь минут с телом Конлана, он из последних сил добрел сюда. На самом деле он задержался на поверхности еще на несколько опасных для него секунд и видел, как от солнечных лучей инфернально-ярким пламенем вспыхнуло тело Конлана. И только тогда он решил скрыться за спасительными стенами подземного бункера.

Эти лишние секунды были его личным покаянием, так он принес Конлану свои извинения. Боль, которую он сейчас испытывал, не даст ему забыть о долге перед Родом и воинами, как и он, давшими клятву беззаветного служения. Отныне он никогда не забудет, что долг превыше всего.

Вчера ночью он нарушил клятву, и это стоило жизни одному из доблестных воинов Ордена.

И вновь прозвучала раздражающая трель — где-то совсем близко; звук остро резанул по нервам.

Лукан сипло выругался, слова застряли в пересохшем горле, он с трудом разлепил веки, оглядел темное пространство спальни. В кармане кожаной куртки замигал огонек, когда мобильный снова зазвонил.

Кое-как переставляя ослабевшие ноги, Лукан направился к телефону. Он несколько раз пытался нажать маленькую кнопочку отключения звонка, прежде чем ему это удалось. Злясь на собственную беспомощность, Лукан поднес к глазам светящийся дисплей, стараясь разобрать расплывчатые цифры номера звонящего.

Бостонский оператор… номер мобильного Габриэллы.

Прекрасно.

Только этого ему сейчас не хватало.

Пока Лукан нес по ступенькам тело Конлана, он решил прервать все отношения с Габриэллой. Он никак не мог понять, почему использует каждую подвернувшуюся возможность, чтобы уложить ее под себя.

И он значительно преуспел в этом.

Как только Габриэлла попадала в его поле зрения, на ней сосредоточивалось все его внимание, она становилась единственной целью всех его стремлений.

Лукан принял решение. Сегодня ночью он пошлет к Габриэлле Гидеона, который доступно, простыми словами расскажет ей о существовании Рода и ее связи с ним. У Гидеона большой опыт общения с женщинами, он искусный дипломат, деликатен и, в отличие от Лукана, умеет в нужный момент найти нужное слово. Гидеон все ей объяснит и убедит в необходимости укрыться в бункере, а потом, со временем, найти себе подходящую пару в одной из Темных Гаваней.

А ему сейчас необходимо только одно — восстановить собственное тело. Ему нужно еще несколько часов покоя и — самое главное — хорошая порция крови. Чтобы сегодня ночью отправиться на охоту, требуются силы. Он должен стать еще сильнее, стать доблестным воином.

Лукан принял решение навсегда забыть о Габриэлле, забыть, что когда-либо встречался с ней. Если не ради Рода, то хотя бы ради себя самого.

Вот только…

Только вчера он сказал ей, что, если он будет ей нужен, она должна звонить ему на мобильный. Он обещал обязательно ответить на звонок.

Что, если сейчас она звонит потому, что за ней вновь следит какой-нибудь миньон или — хуже того — Отверженный? Он должен это знать.

Растянувшись на полу, Лукан с трудом нажал на кнопку.

— Слушаю.

Господи, у него голос как у умирающего, шелестит, будто сыплющийся пепел. Лукан кашлянул, и мгновенно боль расколола голову на тысячи кусочков.

В трубке помолчали, затем раздался неуверенный, и взволнованный голос Габриэллы:

— Лукан? Это ты?

— Да. Что случилось? С тобой все в порядке? — Лукан с трудом выдавливал из себя слова.

— Да, со мной все хорошо. Я не помешала? Я просто… ты вчера так неожиданно ушел, я немного беспокоилась. Просто хотела убедиться, что с тобой ничего плохого не произошло.

У Лукана не было сил говорить, он лежал на спине с закрытыми глазами и слушал ее чистый голос, действующий на него как болеутоляющее. Ее беспокойство было сладостным эликсиром, который ему никогда еще не доводилось пробовать, не доводилось слышать, чтобы о нем кто-то волновался. Нежная забота была для него чем-то непривычным и согревающим, и он нуждался в ней, несмотря на свое сопротивление.

— Время… — прохрипел Лукан, и голос его оборвался. Он сделал вторую попытку: — Который час?

— Скоро полдень. Я хотела тебе позвонить, когда проснулась, но ты все время дежуришь по ночам, и я ждала, насколько хватило терпения. У тебя такой уставший голос. Я тебя разбудила?

— Нет.

Лукан попытался перевернуться на бок, почувствовав прилив сил после нескольких минут разговора с Габриэллой. Ему нужно было встать и выйти на поверхность сегодня же ночью. Смерть Конлана требовала отмщения, и вершить правосудие должен он.

И чем безжалостнее будут его мечи, тем лучше.

— Так с тобой все в порядке? — недоверчиво переспросила Габриэлла.

— Да, все хорошо.

— Отлично. Я рада это слышать. — В ее голосе послышались игривые нотки. — Ночью ты исчез, как мираж, был — и вот тебя уже нет.

— Кое-что произошло. Мне срочно нужно было уйти.

— Хм-м… — Габриэлла растерялась от того, как резко он оборвал фразу, давая понять, что эта тема закрыта. — Полицейская тайна?

— Что-то вроде этого.

Лукан попытался встать на ноги и поморщился, во-первых, от боли, пронзившей все тело, во-вторых, от невозможности сказать Габриэлле правду о причине, заставившей его в спешке покинуть ее дом. Жестокая война, предстоящая Роду, очень скоро станет реальностью и для нее. Сегодня ночью Гидеон нанесет ей визит.

— Послушай, мы с подругой вечером идем на занятия йогой, в девять я освобожусь. Если ты не на дежурстве сегодня, может быть, зайдешь? Я приготовлю ужин. Будет своего рода компенсация за маникотти, которые тебе не удалось попробовать. Возможно, сегодня нам удастся хорошо поужинать.

Слова Габриэллы заставили его улыбнуться, и лицо мгновенно обожгла боль. От многозначительного предложения Лукан почувствовал возбуждение, которое не вызвало никакого болезненного отклика в теле, о чем он сильно пожалел.

— Я не смогу увидеться с тобой, Габриэлла. У меня… дела.

И главным среди них была необходимость подкрепиться, а значит, ее не должно быть рядом. Плохо, что она предлагает ему себя, не понимая, какая опасность угрожает любому человеку, оказавшемуся сейчас рядом с ним.

— Ты разве не знаешь, что работа убивает человека? Иногда даже трудоголик должен позволять себе короткую передышку. — Габриэлла продолжала соблазнять его. — Вообще-то, я сова, и если ты освободишься пораньше и решишь, что тебе нужна компания…

— Прости, в другой раз, — оборвал ее Лукан, отлично зная, что другого раза не будет. Он сумел-таки, превозмогая боль, подняться и сделал несколько неуверенных шагов в сторону двери. Гидеон должен быть в лаборатории, а это в самом конце коридора. Адская мука ползти туда в таком состоянии, но Лукан был настроен крайне решительно. — Я пришлю к тебе кое-кого сегодня вечером. Он… он мой коллега.

— Зачем?

Лукан дышал с трудом, переставляя слабые ноги, но останавливаться не собирался. Он взялся за ручку двери.

— Сейчас на поверхности стало слишком опасно, — произнес он неестественно напряженно, — особенно после того, что случилось с тобой вчера днем в…

— Господи, забудь об этом. Просто мне показалось… это все глупости, и…

— Нет, это не глупости, — оборвал ее Лукан. — Мне станет спокойнее, если ты будешь не одна… лучше, чтобы кто-то находился рядом.

— Послушай, Лукан, в этом нет необходимости. Я взрослый человек, и со мной все в порядке.

Лукан даже не слушал ее возражения.

— Его зовут Гидеон. Он тебе понравится. Вы сможете… поговорить. Он поможет тебе, Габриэлла… даже лучше, чем я.

— Помочь мне? Что ты хочешь этим сказать? Это как-то связано с расследованием того убийства? И кто такой этот Гидеон? Он тоже детектив?

— Он все тебе объяснит. — Лукан вышел в коридор, приглушенный свет тусклыми блестками рассыпался по гладкому кафельному полу. За одной из дверей, в личных комнатах Данте, грохотал тяжелый металл. Из тренировочного зала тянулся запах смазки и недавно стрелявшего оружия. Лукан двигался к лаборатории медленно, пошатываясь. — Ты будешь в безопасности, Габриэлла. Клянусь тебе. А сейчас я должен идти.

— Лукан, подожди! Не вешай трубку. Скажи мне, что случилось!

— С тобой все будет в порядке, я обещаю. До свидания, Габриэлла.

 

Глава четырнадцатая

Звонок Лукану и его необычное поведение целый день не давали Габриэлле покоя. Смутное чувство тревоги не оставляло ее и вечером, когда они с Меган вышли из спортивного центра.

— Он был такой странный во время нашего разговора по телефону. Я не могу понять, то ли он испытывал сильную физическую боль, то ли пытался подобрать слова, чтобы отделаться от меня и больше никогда не встречаться.

Меган вздохнула и махнула рукой:

— Ты слишком все драматизируешь. Если действительно хочешь знать правду, отправляйся к нему в участок и все выясни.

— Ну нет, я не пойду. Что я ему скажу?

— Ты скажешь: «Привет, милый. Сегодня днем ты был какой-то грустный, я решила немного поднять тебе настроение. Вот и пришла». Можешь захватить с собой кофе и пончик для убедительности.

— Ну, я не знаю…

— Гэбби, ты мне говорила, что этот парень всегда был с тобой таким внимательным и предупредительным. А из вашего с ним сегодняшнего разговора следует только одно — он о тебе беспокоится. Раз он на дежурстве и не может сам о тебе позаботиться, он посылает своего приятеля.

— Он сказал: «На поверхности стало слишком опасно». Что значит это «на поверхности»? Какой-то военный термин? Не похоже на слова копа. — Габриэлла покачала головой. — Я, кроме имени, ничего о нем не знаю.

— Так иди и узнай. Давай, Габриэлла, прояви решительность. Выясни все, что тебя интересует.

Габриэлла представила себя со стороны: черные спортивные брюки, спортивная куртка на молнии с капюшоном; потрогала на затылке хвост, сползший набок после сорока пяти минут растяжек.

— Думаю, вначале нужно зайти домой, принять душ и переодеться.

— Боже! Вот это да! — Меган вытаращила глаза. Гэбби, ты боишься туда идти! С одной стороны, хочешь, с другой — придумываешь тысячи отговорок Признайся хотя бы себе, что этот парень тебе действительно нравится.

Даже если бы Габриэлла решилась это отрицать, ее выдала бы появившаяся на лице улыбка. Она посмотрела на свою все понимающую подругу и пожала плечами.

— Да, он мне нравится. Очень нравится.

— Тогда чего же ты ждешь? Отсюда до полицейского участка всего три квартала, и ты, как всегда, прекрасно выглядишь. Более того, думаю, он не раз видел тебя изрядно вспотевшей. Возможно, такая ты кажешься ему наиболее привлекательной.

Подруги рассмеялись, но сердце у Габриэллы было не на месте. Она действительно хотела видеть Лукана — все трепетало в ней в ожидании встречи, — но что, если во время телефонного разговора он просто старался деликатно от нее отделаться? Как нелепо она будет выглядеть, явившись в участок в роли его подружки. Выставит себя полной идиоткой.

— Хорошо, пойду в участок.

— Молодец! — радостно воскликнула Меган и закинула скатанный коврик для занятий йогой на плечо. — Ну все, я домой, Рэй заедет после дежурства. Но утром сразу же мне позвони, расскажешь, как все прошло. Договорились?

— Договорились, позвоню. Рэю привет!

Меган поспешила на электричку, отправляющуюся в 21.15, а Габриэлла двинулась в сторону полицейского участка. Она помнила совет Меган и по дороге купила сладкую булочку и стакан кофе, конечно же черного, она не могла представить себе, чтобы Лукан пил кофе без кофеина или с сахаром и со сливками. Набрав в легкие воздуха, Габриэлла, с кофе и булочкой в руках, переступила порог полицейского участка и, стараясь выглядеть непринужденно, направилась к дежурному.

К ночи самые страшные ожоги начали затягиваться. Под слезающими лоскутами обгоревшей кожи нарастала новая, здоровая и крепкая. Глаза все еще оставались чувствительными к свету, даже искусственному, но это уже не причиняло нестерпимой боли. Очень хорошо, потому что ему нужно выйти на поверхность и утолить голод.

Данте внимательно посмотрел на Лукана, когда они вышли из бункера; сегодняшняя ночь должна была стать ночью возмездия, адом для Отверженных.

— Неважно выглядишь, Лукан. Одно твое слово, и я буду охотиться за двоих, доставлю тебе молодое и здоровое человеческое тело. Тебе сейчас это просто необходимо. И никому не нужно знать, что ты не сам о себе позаботился.

Лукан хмуро посмотрел на Данте и, оскалившись, прошипел:

— Да пошел ты!..

Данте усмехнулся:

— Я ожидал, что ты так скажешь. Хочешь, пойдем вместе? Я прикрою, если что.

Лукан покачал головой и тут же почувствовал острую боль.

— Я в порядке, подкреплюсь, и все будет отлично.

— Не сомневаюсь. — Данте молча посмотрел на Лукана. — То, что ты сделал для Конлана сегодня, чертовски впечатляет. Он себе такого и представить не мог, и проклятье, мне бы хотелось, чтобы он узнал, что именно ты проводил его в последний путь. Ты оказал ему настоящую честь. Правда.

Лукан выслушал похвалу равнодушно, не позволяя сладкому яду проникнуть внутрь. У него были свои причины так рисковать, и вовсе не ради того, чтобы вызвать восхищение собратьев.

— Дай мне час на охоту, а потом сообщи, где находишься, дальше мы вместе отправимся на поиски врагов, отомстим за Конлана.

Данте кивнул и кулаком ударил в ладонь Лукана:

— Договорились.

Лукан смотрел вслед удаляющемуся Данте — пружинистый шаг вампира выдавал его жажду боя. Он вынул из ножен кривые клинки и взмахнул ими над головой. Смертоносное оружие тускло блеснуло в скупом лунном свете. Издав короткий боевой клич, Данте растворился в темноте.

Лукан еще немного постоял и пошел в ту же сторону, что и Данте, туда, где пульсировала ночная жизнь города. Он двигался бесшумно и осторожно, не как воин — как охотник. Вела его не жажда мести, а насущная потребность. Лукана мучил ужасный голод, и возглас, обращенный к звездному небу, был исполнен дикой ярости.

— Пожалуйста, повторите фамилию по буквам.

— Тэ-о-эр-эн. — Дежурная с первой попытки не обнаружила в списке детективов нужное имя. — Лукан Торн, детектив, простите, я не знаю, в каком отделе он работает. Он приходил ко мне после того, как я сделала заявление об убийстве, свидетелем которого стала, это случилось на прошлой неделе.

— А, отдел расследования убийств… — Молодая женщина пальцами с длинными накрашенными ногтями быстро застучала по клавишам. — Хм-м… простите, нет такого. И в этом отделе тоже нет.

— Этого не может быть. Пожалуйста, проверьте еще раз. Может быть, для вашей поисковой системы одного имени недостаточно?

— Имени достаточно, только этого детектива нет в списке сотрудников. Вы уверены, что он работает в этом участке?

— Конечно, я уверена. Может быть, ваша база данных устарела или…

— Подождите! Есть человек, который вам поможет! — воскликнула дежурная, указывая в сторону входной двери. — Капитан Карриган! Можно вас на минутку?

«Капитан Карриган», — в полном отчаянии повторила про себя Габриэлла.

Тот самый коп, который на прошлой неделе никак не хотел верить ее рассказу, обвинял во лжи и принимал за сумасшедшую. Но, слава богу, после того как Лукан отнес ее мобильный в лабораторию, дело начали расследовать, несмотря на недоверие этого копа.

Габриэлла подавила тяжелый вздох и повернулась к толстому капитану, важной походкой приближавшемуся к ней. Стоило тому узнать ее, привычное самодовольное выражение на его пухлой физиономии сменилось на презрительное.

— Вот те раз, снова вы, мадам. Только этого мне не хватало в мой последний рабочий день. Дорогая, осталось всего четыре часа — и все, я выхожу на пенсию.

Габриэлла нахмурилась:

— Извините за беспокойство.

— Эта дама разыскивает одного из наших детективов, — пришла на помощь Габриэлле дежурная, бросая на нее сочувственный взгляд. — Но я не могу найти его в нашей базе данных. Может быть, вы его знаете? Детектив Лукан Торн.

— Никогда не слышал этого имени, — ответил Карриган и развернулся, намереваясь уйти.

— Лукан Торн, — с нажимом повторила Габриэлла, оставила стакан с кофе и пакет с булочкой на стойке дежурного и, подчиняясь внутреннему порыву, последовала за капитаном. — Детектив Лукан Торн… вы, должно быть, знаете его. Кто-то из вашего участка послал его ко мне поговорить по поводу моего заявления. Он брал у меня мобильный телефон для анализа в вашей лаборатории…

Рассмеявшись, Карриган остановился и посмотрел на Габриэллу, а она сбивчиво стала рассказывать о визите Лукана. Ей недоставало терпения, раздражал оскорбительно-воинственный настрой капитана Карригана, и холодок пробежал по спине от осознания, что все вновь выходит как-то неправдоподобно и нелепо.

— Вы хотите убедить меня, что детектив Торн ничего вам об этом не говорил?

— Мадам, еще раз повторяю, я не понимаю, что за чушь вы несете. Я работаю в этом участке тридцать пять лет и никогда не слышал ни о каком детективе Торне, тем более никого к вам не посылал.

Габриэлла почувствовала, как болезненно скрутило желудок, но она изо всех сил старалась подавить смущение и растерянность.

— Это невозможно. Ему известно, что я была в участке и подавала заявление об убийстве. Я видела его полицейский значок и удостоверение, он предъявлял их мне. Я сегодня разговаривала с ним по телефону, и он сказал, что у него ночное дежурство. У меня есть номер его мобильного…

— Ну так звоните ему, — отрезал Карриган. — Что тянуть кота за хвост? Сразу все и выясним.

— Да, сейчас.

Пальцы у Габриэллы дрожали, когда она доставала из кармана трубку и набирала номер Лукана. Послышались длинные гудки, но ответа не было. Она снова набрала номер — минуты казались вечностью — опять гудки. Капитан Карриган смотрел на нее уже не с раздражением, а с состраданием, Габриэлла хорошо помнила этот взгляд — так в детстве на нее смотрели социальные работники.

— Он не отвечает, — пробормотала Габриэлла, отнимая телефон от уха. Она чувствовала себя нелепой и жалкой под этим сострадательным взглядом Карригана. — Он, наверное, очень занят. Я попробую позвонить чуть позже.

— Послушайте, мисс Максвелл, вы можете еще кому-нибудь позвонить? Вашим родственникам, например? Кому-нибудь, кто мог бы разъяснить нам, что с вами происходит.

— Со мной ничего не происходит.

— А мне кажется, с вами что-то не так. У вас очень растерянный вид. Знаете, люди часто придумывают то, чего нет, это помогает им справиться с личными проблемами.

Габриэлла усмехнулась:

— Я не растеряна, и Лукан Торн — не плод моего воображения. Он реально существует. И то, о чем я рассказываю, было на самом деле. Убийство, которое я видела на прошлой неделе у клуба, и те… люди с окровавленными лицами и острыми зубами, и даже парень, шпионивший за мной в Коммоне… он работает в вашем участке. Вы посылали его следить за мной?

— Хорошо, мисс Максвелл, давайте попробуем вместе в этом разобраться. — Очевидно, даже такой хам, как Карриган, был способен проявить дипломатичность. С оскорбительной снисходительностью он взял Габриэллу под локоть и повел к стоявшей в коридоре скамейке. — Давайте присядем, соберемся с мыслями. Мы поможем вам.

Габриэлла выдернула руку и отстранилась.

— Вы думаете, я сумасшедшая. Я знаю, что я видела… все это было! Я ничего не придумала, и мне не нужна никакая помощь. Мне нужна правда.

— Шерил, дорогая, — обратился Карриган к дежурной, смотревшей на них с пониманием, — сделай мне одолжение, позвони Руди Дункану. Скажи ему, что он мне нужен.

— Медпомощь требуется? — тихо спросила дежурная, снимая трубку.

— Нет, — ответил Карриган, глядя на Габриэллу. — Попроси его спуститься сюда, мы все спокойно поговорим.

— Ничего не надо. — Габриэлла поднялась со скамейки. — Я здесь больше ни на минуту не останусь. Мне нужно идти.

— Послушайте, что бы с вами ни происходило, знайте, есть люди, готовые вам помочь и…

Габриэлла недослушала. Стараясь сохранять достоинство, она подошла к стойке дежурного, забрала кофе и пакет с булочкой и направилась к выходу, у дверей выбросив в урну и стакан, и пакет.

Прохладный вечерний воздух остудил горевшие огнем щеки и немного успокоил Габриэллу, хотя мысли в голове сплетались в самые невероятные предположения, а сердце продолжало учащенно биться от пережитого конфуза.

Неужели весь мир сошел с ума? Что вообще происходит ходит вокруг?

Лукан обманул, что он коп, теперь в этом нет сомнений. Господи, сколько еще глупостей он ей наговорил… сколько глупостей она наделала, поверив ему… Зачем все это ему было нужно? Габриэлла замерла на последней ступеньке полицейского участка и сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула, опустила голову и только тут заметила, что продолжает сжимать в руке мобильный. — Черт.

Она должна все выяснить.

Нужно разорвать паутину обмана. И сделать это прямо сейчас.

Она снова набрала номер Лукана и ждала ответа, хотя и не знала, что ему скажет. Шестой гудок. Седьмой. Восьмой…

 

Глава пятнадцатая

Зло выругавшись, Лукан достал из кармана кожаной куртки телефон. Снова… Габриэлла.

На ее предыдущий звонок он не ответил. Он шел по следу наркодилера, заметил его у дешевой пивнушки, где тот продал болтавшемуся по улицам подростку дозу. Управляя сознанием дилера, Лукан завел его в темную улочку и приготовился к атаке, и в этот момент тишину ночи, как сирена пожарной машины, взорвал первый звонок Габриэллы. Лукан переключил телефон в беззвучный режим, упрекнув себя в несвойственной ему во время охоты беспечности. Беспечным его сделали голод и физическая слабость. Но в итоге этот нарушивший тишину звонок оказал ему услугу.

Он был не в форме, а привыкший к опасности дилер мгновенно что-то заподозрил, хотя Лукан, преследуя жертву, держался в тени. Парень занервничал, закрутил головой, несколько раз выстрелил из пистолета в темноту улицы. И хотя огнестрельные ранения для таких, как Лукан, не представляли смертельной опасности — если, конечно, это был не выстрел в упор в голову, — тем не менее Лукан сомневался, что его не совсем окрепшее тело готово к новым повреждениям.

К тому же выстрелы ухудшили его и без того скверное настроение.

Так что, когда парень закрутился волчком на месте, пытаясь определить, откуда раздался звонок, Лукан набросился на него. Он мгновенно повалил дилера на землю и впился клыками в горло. Парень напрягся, собираясь закричать, и артерия на горле вздулась, но он так и не смог издать ни звука.

Кровь, отравленная наркотиками и болезнью, наполнила рот Лукана. Он делал один глоток за другим, крепко прижимая к земле конвульсивно дергавшуюся жертву, не испытывая к парню никакой жалости, не заботясь о том, что может убить его. Его главной целью было утолить голод и восстановить ослабленное ожогами тело.

Лукан пил жадно, слишком жадно.

Он почти осушил дилера, но насыщения не чувствовал. Нужно выдержать паузу и дать телу время переварить кровь, в противном случае Лукан мог поддаться Кровожадности.

Лукан с отвращением посмотрел на вибрировавший в его руке мобильный, ему хотелось оставить звонок без ответа. Но телефон продолжал упорно звонить. Преодолевая внутреннее сопротивление, Лукан нажал на кнопку. Несколько секунд он молчал и только слушал дыхание Габриэллы — оно едва уловимо прерывалось. Значит, она была чем-то расстроена. Но когда Габриэлла заговорила, голос звучал ровно.

— Ты мне лгал, — без всякого вступления заявила она. — Лгал с самого начала. Неужели ты не сказал мне ни единого слова правды?

Лукан с презрением оттолкнул безжизненное тело дилера, быстро обыскал его: перетянутую резинкой пачку наличных он оставил, пусть бродяги из-за нее дерутся; а вот источник наживы дилера, крэк и героин, следовало спустить в канализацию.

— Ты где? — рявкнул Лукан в трубку, не пытаясь скрыть хищные нотки. — Где Гидеон?

— Ты даже не отрицаешь этого? Зачем ты это делал?

— Дай ему трубку, Габриэлла, — приказал Лукан.

Она пропустила мимо ушей его требование.

— И еще я хочу знать, как ты вчера вечером попал в мой дом? Я заперлась на все замки, включая цепочку. Ты их все открыл какими-то хитрыми штучками? Или ты выкрал ключи и сделал себе дубликаты?

— Мы поговорим об этом позже, когда ты окажешься в бункере, где тебе ничего не будет угрожать.

— Каком бункере? — Ее резкий смех ошеломил его. — Не прикидывайся, что пытаешься защитить меня. Я знаю, что ты не коп. Неужели так трудно быть честным, хотя бы чуть-чуть? Разве я так много прошу, Лукан? Господи, может быть, тебя вовсе и не Лукан зовут? Неужели в том, что ты мне говорил, нет им капли правды?

Вдруг Лукан понял, что гнев или боль Габриэллы вызваны не беседой с Гидеоном, из которой она могла, узнать о своей связи с Родом и своей истинной судьбе, в которой ему, Лукану, нет места.

Ничего этого Габриэлла еще не знала. Причина заключалась в другом. Это не был страх, вызванный неожиданной для нее новостью. Это был страх неведения.

— Габриэлла, ты где?

— А почему тебя это волнует?

— Да, меня это волнует, — неохотно признался Лукан. — Черт, у меня сейчас нет времени со всем этим разбираться. Послушай, я знаю, что ты не дома. Где ты находишься, Габриэлла? Ты должна мне сказать.

— Я в полицейском участке. Пришла повидаться с тобой, и представь, здесь никто и никогда даже имени твоего не слышал.

— О господи, ты там обо мне расспрашивала?

— Конечно. Откуда мне было знать, что все это время ты из меня дурочку делал. — Габриэлла рассмеялась. — А я тебе кофе и булочку принесла.

— Габриэлла, я буду там через несколько минут, даже раньше. Никуда не уходи. Оставайся там. Оставайся в помещении, где есть люди. Я иду за тобой.

— Я тебя не жду. Оставь меня в покое.

Ее резкий окрик заставил Лукана замереть прямо посреди улицы.

— Все, Лукан, с меня хватит! И черт возьми, даже не приближайся больше ко мне!

— Слишком поздно, — процедил Лукан в трубку.

Он уже повернул за угол и вышел на улицу, где находился полицейский участок. Лукан чувствовал, как кровь дилера растекается по телу, питая каждую клетку, к нему возвращалась сила, и он мог передвигаться стремительно, словно ветер, оставаясь невидимым для прохожих.

Но Габриэлла, обладавшая обостренным чутьем, увидела его сразу. Он услышал в трубке ее ошеломленный вздох, она медленно отняла телефон от уха, широко раскрытыми глазами наблюдая, как он быстро к ней приближается.

— Господи! — прошептала Габриэлла, а Лукан уже стоял перед ней, протянув руку, чтобы взять ее за локоть. — Отстань от меня!

— Нам нужно поговорить, Габриэлла. Но не здесь. Я доставлю тебя в одно место…

— Пошел к черту! — Габриэлла увернулась от его руки и отступила. — Я с тобой никуда не пойду.

— Габриэлла, тебе опасно оставаться здесь. Ты слишком много видела. Хочешь ты того или нет, но ты уже вовлечена во все эти события.

— Какие события?

— В войну.

— Войну? — недоверчиво переспросила Габриэлла.

— Да. Это война. И тебе рано или поздно придется решить, на чьей ты стороне. — Лукан злобно рыкнул. — Нет, нельзя медлить, я прямо сейчас принимаю за тебя решение.

— Это что, шутка такая? Ты что, один из бывших военных, которого демобилизовали, потому что у него с головой не все в порядке, и теперь ты играешь в воображаемую войну? А может быть, с тобой все значительно хуже?

— Это не шутка и не игра. В свое время, Габриэлла, я наблюдал много сражений и смертей. Ты даже представить себе не можешь, что я видел и что делал. Но эта война будет пострашнее прежних. И я не собираюсь стоять и смотреть, как ты попадешь под перекрестный огонь. — Лукан протянул руку. — Сейчас ты идешь со мной.

Габриэлла уклонилась, в ее карих глазах застыли страх и обида.

— Только прикоснись ко мне, и я обещаю, что позову копов. В этом здании они настоящие. У них настоящие полицейские значки и настоящие пистолеты.

Лукан едва сдерживал гнев.

— Не надо мне угрожать, Габриэлла, — мрачно произнес он. — И не надо думать, что полиция сумеет тебя защитить. Особенно от той опасности, которая тебе угрожает. Насколько нам известно, в половине полицейских участков сидят миньоны.

Габриэлла покачала головой, немного успокоившись.

— Хорошо, этот разговор из странного превратился в совершенно безумный. Я больше не хочу ничего выяснять, понятно? — Сейчас она говорила медленно и тихо, словно пыталась успокоить разозлившуюся, готовую на нее броситься собаку. — Я пойду, Лукан. Пожалуйста… не надо меня преследовать.

Габриэлла развернулась и пошла прочь, Лукану ничего не оставалось, как включить свою волю. Он сконцентрировал на Габриэлле взгляд и начал мысленно посылать ей в мозг команды.

«Дай мне руку. Немедленно».

На секунду Габриэлла замерла, пальцы беспокойно зашевелились, рука медленно потянулась в его сторону.

И вдруг Лукан потерял контроль над ней. Он почувствовал, как усилием воли Габриэлла вышвырнула его из своих мыслей, разрывая ментальную связь. Между ними словно возникла преграда, проникнуть сквозь которую было бы нелегко даже при благоприятном стечении обстоятельств.

— Что за черт? — сердито воскликнула Габриэлла, мгновенно разгадав его трюк. — Я слышала твой голос у себя в голове. Господи, ты и раньше проделывал со мной эти штучки?

— Ты мне не оставила выбора, Габриэлла.

Лукан повторил попытку взять ее под контроль. Ее воля еще больше напряглась в отчаянном сопротивлении. Габриэлла еще сильнее испугалась.

Она ладонью зажала рот, но не смогла сдержать крик. Неловко соскочив с тротуара, Габриэлла побежала через дорогу — прочь от Лукана.

— Эй, парень, открой дверь!

Миньон не сразу понял, что обращаются к нему, так он был увлечен, наблюдая за Максвелл, каким-то образом оказавшейся у входа в участок. И даже открывая дверь и пропуская внутрь разносчика с четырьмя ароматными пиццами, он не спускал с Габриэллы глаз: она побежала через дорогу и дальше по улице.

Похоже, она убегала от кого-то, скрывавшегося в темноте.

Миньон напряг зрение и различил силуэт мужчины в черном. Мужчина был внушительных размеров, ростом не менее шести с половиной футов, широкоплечий. От него исходила опасность, даже на расстоянии миньон чувствовал ее, он оцепенел, продолжая держать дверь участка открытой, хотя коробки с пиццей уже возвышались на стойке дежурного.

Миньон никогда не видел воинов, о которых с таким презрением отзывался его Хозяин, но сразу понял, что это один из них.

Какой удобный случай заслужить похвалу, сообщив Хозяину, что он видел воина и Максвелл, которая с ним, очевидно, знакома, хотя и боится его.

Миньон переступил порог участка, от предвкушения славы у него увлажнились ладони. По привычке опустив голову, что позволяло ему сновать повсюду, не привлекая внимания, он быстрым шагом направился по коридору.

В возбуждении миньон не заметил разносчика с пиццей и налетел на него, вдавив картонную коробку ему в живот, — запахло чесноком, и раздавленная пицца упала на грязный линолеум прямо под ноги миньона.

— Э, парень! Эту пиццу я должен был доставить следующему клиенту, а теперь ты по ней топчешься. Ты что, не видишь, куда идешь?

Миньон не извинился и не остановился, чтобы стряхнуть с ботинок расплавленный сыр и пепперони. Нашарив в кармане мобильный телефон, он искал укромное местечко, чтобы сообщить Хозяину любопытную новость.

— Э, постой!

Это крикнул ему вслед старый лысоватый капитан, стоявший в коридоре. Коротая время, Карриган, довольный тем, что носит форму последние часы, о чем-то болтал с дежурной.

Миньон пропустил мимо ушей громогласный окрик и не поднимая головы, продолжал следовать к выходу на лестничную клетку, расположенному в конце коридора у туалета для посетителей.

Карриган надулся и запыхтел, на лице появилось выражение явного недоумения: как этот растяпа мог проигнорировать такую авторитетную персону?

— Эй, бумажный червь! Я с тобой разговариваю. Сейчас же вернись и убери за собой, говнюк!

— Сам убирай, самоуверенный болван, — пробурчал себе под нос миньон, открыл металлическую дверь и заспешил вниз по лестнице.

Он слышал, как у него за спиной грохнула дверь, ударившись о стену, и послышался быстрый топот. Карриган перегнулся через перила, его жирное лицо перекосилось от ярости.

— Что ты сказал, гаденыш? Как ты меня назвал?

— Ты слышал, а теперь отстань от меня, Карриган. У меня неотложное дело.

Миньон достал телефон и приготовился звонить тому, кто действительно был для него авторитетом и имел право приказывать ему. Но прежде чем он нажал на кнопку быстрого набора, тяжелые шаги Карригана вновь загрохотали по лестнице. Увесистый кулак капитана заехал миньону по уху. В ушах у парня зазвенело, перед глазами все поплыло, трубка выпала из рук и скатилась на несколько ступенек.

— Хороший подарок ты мне преподнес в последнее дежурство, — с усмешкой прошипел Карриган. Он провел толстым пальцем по тугому воротничку, ослабляя его, привычным движением пригладил жидкие волосы. — А теперь шевели задницей, иди и убери, где нагадил, иначе твоей мордой подотру. Ты меня понял?

Раньше, до встречи с Хозяином, миньон не оставил бы подобный вызов без ответа — особенно если бы речь шла о таком ничтожестве, как Карриган. Но сей час потный, брызжущий слюной коп не представлял для него ни малейшего интереса в свете миссии, возложенной на избранных, к числу которых он принадлежал. Миньон невинно моргнул несколько раз, затем потянулся к телефону, чтобы продолжить заниматься своим делом.

Он успел спуститься на две ступеньки, когда Карриган вцепился ему в плечо и с силой развернул к себе. Глаза миньона застыли на шариковой ручке, торчавшей из кармана форменной рубашки капитана. На зажиме он заметил памятную эмблему, и в этот момент получил новый удар.

— Ты что, оглох? Марш наверх, иначе я…

Неожиданно прерывистый хрип Карригана привел миньона в чувство. Он ясно видел, как шариковая ручка, зажатая в его руке, во второй раз глубоко вошла в горло копу. Он наносил удар за ударом, пока безжизненное тело Карригана не осело на ступени бесформенной глыбой.

Миньон разжал пальцы, и ручка упала в лужу крови. Он сбежал вниз и схватил телефон, приготовился нажать на кнопку, но не мог оторвать взгляда от того, что натворил.

Он совершил ошибку, и теперь сообщение о Максвелл не будет стоить ничего. Убийство без разрешения может перечеркнуть все его заслуги.

Однако есть еще способ заслужить прощение и благосклонность — он выследит и самолично доставит эту Максвелл Хозяину.

«Да, — решил миньон, — такой сюрприз ему понравится».

Засунув мобильный в карман, он вытащил из кобуры Карригана пистолет, переступил через тело и побежал к запасному выходу, а оттуда на парковку.

 

Глава шестнадцатая

Сейчас ее не надо трогать.

Он слишком туго закрутил гайки, сегодня не стоит с ней разговаривать. Возможно, вообще не стоит.

Лукан наблюдал, как Габриэлла удаляется по противоположной стороне улицы, направляясь неизвестно куда. Когда она пустилась бежать, лицо у нее было мертвенно-бледное, ошеломленное, будто она получила удар кулаком в грудь.

«А разве нет?» — мрачно спросил себя Лукан.

Может быть, самое лучшее — позволить ей уйти в полной уверенности, что он лжец и опасный сумасшедший. В общем-то, это не так уж далеко от истины. Хотя сейчас важнее не то, какое Габриэлла составит о нем мнение, а безопасность Подруги по Крови.

Пусть вернется домой, остынет, смирится с его обманом, а через несколько дней он пошлет к ней Гидеона. Тот все разъяснит ей и возьмет под защиту Рода, которому она принадлежит. Габриэлла сможет по своему желанию выбрать любую из разбросанных по миру Темных Гаваней и начать новую жизнь. Там она будет в безопасности, там обретет счастье и свою вторую половину.

И больше они не увидятся.

«Да, так будет лучше всего», — подумал Лукан.

Но, несмотря на принятое решение, он перешел улицу и последовал за Габриэллой, хотя должен был направиться в противоположную сторону.

В этот момент он услышал рев мотора и визг тормозов. Ржавое американское ведро выкатило из боковой улочки со стороны полицейского участка прями на середину дороги, от резкого торможения из-под колес полетели искры, машину вынесло на тротуар.

«Габриэлла. Сукин сын».

Лукан сорвался с места и побежал со скоростью, на которую только был способен.

Автомобиль остановился перед Габриэллой, преградив ей путь. Из открытого окна тихим голосом что то потребовали. Габриэлла замотала головой и вдруг закричала, когда дверца машины открылась и из нее выскочил мужчина.

— Габриэлла! — завопил Лукан — расстояние не позволяло одним ударом уничтожить нападавшего.

«Миньон», — догадался Лукан.

Только Хозяин из числа Отверженных мог управлять таким человеком. Лукан попробовал ментально парализовать волю миньона, но, как он ни старался, у него ничего не получилось, только потерял несколько драгоценных секунд, замедлив движение.

Габриэлла резко повернула налево и побежала к детской площадке. Миньон последовал за ней.

Лукан услышал ее крик, миньон схватил ее за собранные в хвост волосы, повалил на землю, из-за ремня сзади выхватил пистолет и направил его в лицо Габриэлле.

— Нет! — заорал Лукан, ударом ботинка отбрасывая вампирского прихвостня в сторону.

Тот полетел кубарем, раздался выстрел, пуля ушла куда-то в кроны деревьев. Но Лукан учуял запах крови. Он исходил от Габриэллы и миньона, мгновенно и с облегчением Лукан определил, что в этом запахе отсутствовал аромат жасмина.

На рубашке миньона были свежие пятна крови, и Лукан почувствовал дикий голод. Рот наполнился слюной, десны заныли, ярость усиливалась от мысли, что этот человек причинил боль Габриэлле. Не спуская злобного взгляда с миньона, Лукан протянул руку Габриэлле, помогая подняться.

— Ты не поранилась?

Габриэлла покачала головой, из горла вырвался сдавленный всхлип.

— Лукан, это он за мной следил тогда… в парке!

— Это миньон, — процедил сквозь зубы Лукан. Он знал, что через минуту этого существа не будет. — Габриэлла, тебе нужно как можно быстрее уйти отсюда.

— Что? Ты хочешь, чтобы я тебя здесь бросила? Но у него пистолет.

— Уходи. Беги домой. Я позабочусь, чтобы ты была там в безопасности.

Миньон стоял на четвереньках, продолжая сжимать в руке оружие, он кашлял, пытаясь восстановить дыхание после полученного удара, потом сплюнул кровью. Лукан напрягся, увидев на земле кровавый сгусток.

— Лукан…

— Черт возьми, Габриэлла! Уходи! — злобно прорычал Лукан, не в силах сдерживать пробудившегося в нем зверя. Он был готов к убийству, но не хотел, чтобы все происходило на глазах Габриэллы. — Беги прочь отсюда!

И она побежала.

Кровь стучала в висках, сердце выпрыгивало из груди, она с трудом переводила дыхание. Габриэлла бежала, но не домой, как он приказал ей, она не собиралась бросать его здесь одного. Оставив позади детскую площадку, она выскочила на улицу и повернула в сторону полицейского участка, где полно вооруженных копов Она вообще не хотела оставлять Лукана наедине с этим полоумным, но понимала, что только в полицейском участке сможет найти помощь.

Она ненавидела Лукана за ложь, он пугал ее своим странным поведением, и все же она хотела, чтобы с ним все было в порядке.

Если с ним что-нибудь случится…

Сзади раздался выстрел.

Габриэлла остановилась как вкопанная, едва переводя дыхание.

Она услышала странный животный рев. Еще два выстрела, один за другим и… тишина. Глухая, тревожная. «О господи!»

— Лукан? — закричала охваченная паникой Габриэлла. — Лукан!

Она развернулась и побежала назад. Сердце готово было разорваться на части при мысли, что она не увидит Лукана живым. Она осознавала, что этот сумасшедший из полицейского участка, Лукан назвал его каким-то непонятным словом «миньон», может быть, уже поджидает ее там или спешит навстречу, чтобы разделаться с ней. Но страх за собственную жизнь не останавливал Габриэллу, ей нужно было знать, что с Луканом все в порядке. И еще — она хотела быть рядом с ним.

Габриэлла увидела темный силуэт. Лукан стоял в угрожающей позе, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Парень, очевидно, корчился где-то на земле, пытаясь уползти.

— Слава богу, — прошептала Габриэлла, мгновенно почувствовав облегчение. С Луканом все в порядке, и теперь пусть полиция разбирается с этим психопатом, который чуть не убил их обоих.

Она подошла поближе и позвала:

— Лукан.

Казалось, он ее не услышал.

Он наклонился, и Габриэлла уловила какой-то странный, сдавленный хрип, а затем с ужасом увидела, как Лукан, схватив парня за горло, оторвал его от земли и поднял в воздух.

Габриэлла замедлила шаг, но не остановилась, она хотела знать, что происходит.

Да, Лукан сильный, а парень весит чуть больше ее, на каких-нибудь пятьдесят фунтов, но поднять его одной рукой… в это она отказывалась верить.

Габриэлла сосредоточенно наблюдала, как Лукан вытянул руку, парень извивался, пытаясь освободиться. Ужасный рев разорвал ночную тишину. В тусклом свете луны Габриэлла увидела оскаленный рот Лукана. Именно он издавал этот нечеловеческий рев.

— Остановись, — пробормотала ослабевшая Габриэлла. Она не сводила с Лукана глаз. — Пожалуйста, Лукан… остановись.

Жуткий звук стих, но дальше случилось нечто еще более кошмарное: Лукан опустил дергающегося парня и впился зубами ему в горло. Брызнул фонтанчик крови, в темноте она казалась черной. Лукан замер и закрыл фонтанчик губами.

Он пил кровь.

— О боже, — простонала Габриэлла, трясущимися руками зажимая рот, чтобы не закричать. — Нет, нет, нет… Лукан… нет…

Вдруг Лукан поднял голову, словно услышал ее почти беззвучные мольбы. Возможно, он просто почувствовал ее присутствие — их разделяло не более сотни ярдов. Сейчас он казался диким, пугающим чудовищем, каких Габриэлла никогда не видела.

«Неправда».

Она уже видела подобное проявление жестокости, и если тогда здравый смысл помешал ей дать верное определение, то сейчас оно леденящим холодом обожгло сознание.

— Вампир, — прошептала Габриэлла, глядя на окровавленное лицо Лукана и светящиеся зловещим огнем глаза.

 

Глава семнадцатая

Запах крови, острый, терпкий, с холодным металлическим оттенком, окутывал и опьянял, ноздри раздувались от наслаждения. К этому запаху примешивался запах и его собственной крови — он равнодушно констатировал пулевое ранение в левое плечо.

Он не чувствовал боли, только энергию, наполнявшую все его тело, — так случалось каждый раз после того, как он пил кровь.

Но он хотел еще.

«Мне нужно больше!» — кричал проснувшийся в нем зверь.

Он набирал силу, становился все более требовательным, толкал его к краю пропасти.

Но разве не всю свою жизнь он шел к этой пропасти?

Лукан стиснул зубы так, что едва не раскрошил. Нужно мобилизовать волю, немедленно вернуться в бункер, где он, возможно, сможет усмирить зверя.

Уже два часа Лукан бродил по темным улицам ночного города, но никак не мог успокоиться, кровь продолжала стучать в висках, голод и ярость почти полностью овладели его рассудком. В этом состоянии он представлял опасность для кого угодно.

Он кружил по городу, как призрак, не выбирая дороги, не осознавая, куда несут его ноги, и каждый раз они выводили на след Габриэллы.

Домой она не пошла. Лукан не знал точно, куда она направилась, но невидимая нить из аромата и ощущений, что связывала их, наконец привела его к дому в северо-восточной части Бостона. Очевидно, здесь жил кто-то из ее друзей.

В одном из окон верхнего этажа горел свет, их разделяло лишь стекло, но Лукан не стремился увидеть Габриэллу. Его останавливал не красный полицейский «мустанг», припаркованный у входа. Даже не глядя на свое отражение в лобовом стекле машины, Лукан знал, что его зрачки сужены, а клыки давят на плотно сжатые губы.

Он выглядел как монстр, монстром он и был. Сегодня ночью Габриэлла видела его истинный облик.

Лукан зарычал, вспомнив ее искаженное ужасом лицо, этот образ неотступно преследовал его все то время, что он бродил по городу после расправы над миньоном.

До сих пор у него стояла перед глазами картина: Габриэлла неуверенным шагом отступает, глаза широко раскрыты от ужаса и отвращения. Она увидела его истинное лицо и даже успела назвать его вампиром, прежде чем пуститься бежать.

Ни словом, ни силой он не пытался ее остановить.

В тот момент, когда он осушал свою жертву, он знал только одно чувство — ярость; она бурлила в нем обжигающей лавой. Он отбросил миньона, как мусор, тот и был мусором, ярость бесновалась в нем, он представлял, что стало бы с Габриэллой, попади она в руки Отверженных. Лукану хотелось разорвать миньона в клочья, как он в злобной ненависти разорвал его горло.

И это он, хладнокровный воин, гордящийся своей выдержкой?

Что за подлая шутка?

Маска, за которой он так искусно прятал свое лицо, спала, когда он познакомился с Габриэллой. Она сделала его слабым, извлекла на свет его глубоко скрытые пороки.

Лукан поднял голову и посмотрел на светящееся окно второго этажа, грудь сдавило от непреодолимого желания запрыгнуть через него внутрь, схватить Габриэллу и унестись с нею туда, где она будет принадлежать только ему.

И пусть она его боится. Пусть презирает за то, что он вампир, лишь бы только чувствовать под собой ее тело, потому что только эта женщина могла облегчить любую его боль.

«Да-а», — застонал внутри зверь, томящийся голодом и страстью.

Пока этот зверь не поглотил его полностью, до помутнения рассудка, Лукан сжал кулаки и ударил по капоту «мустанга». Заревела сигнализация, в окнах задвигались шторы. Лукан отскочил в сторону и побежал прочь от дома, прячась в рассеивавшейся темноте ночи.

— Все в порядке, — сказал вернувшийся Рэй. Он спускался проверить машину. — К ней и пальцем нельзя прикоснуться, сразу кричать начинает. Прошу прощения за беспокойство. На сегодня и так сюрпризов достаточно.

— Наверное, мальчишки шалили, — подхватила Меган, сидевшая на диване рядом с Габриэллой.

Та рассеянно кивнула, соглашаясь с друзьями, которые старались успокоить ее. Хотя она им не верила. Это был Лукан.

Какое-то внутреннее чутье — она не могла дать ему определение — подсказывало ей, что он там, на улице. Это не был страх, просто глубокая уверенность, что он где-то рядом.

Что она нужна ему.

Он хочет ее.

Господи, она так надеялась, что он поднимется в квартиру, уведет ее отсюда и поможет разобраться в кошмаре, свидетелем которого она стала.

Но Лукан ушел, она почувствовала его отсутствие с той же остротой, с какой ощущала, как он идет за ней к дому Меган.

— Ты согрелась, Гэбби? Может быть, еще чаю?

— Нет, спасибо.

Габриэлла обеими руками держала чашку с успевшим остыть ромашковым чаем, внутри расползался холод, от которого нельзя было избавиться ни с помощью теплого одеяла, ни с помощью горячей ванны. Сердце учащенно билось, в голове царила полная неразбериха, Габриэлла отказывалась верить в то, что видела собственными глазами.

Лукан разорвал парню горло.

Зубами.

И пил кровь из открытой раны. Он был чудовищем, какие являются в ночных кошмарах. Он ничем не отличался от извергов, растерзавших панка у клуба. Теперь это происшествие казалось ей таким далеким, словно его никогда не было на самом деле.

Но это было, как и сегодняшнее убийство, которое совершил Лукан.

Отчаяние заставило Габриэллу прийти к Меган, ей хотелось тепла и участия; кроме того, она боялась застать у себя в доме кого-нибудь из друзей Лукана. Она рассказала Меган и ее другу Рэю, что на нее на улице напал псих, работавший в полицейском участке, он был вооружен, а несколькими днями раньше следил за ней в парке.

Габриэлла не могла объяснить даже себе, почему она ни словом не обмолвилась о Лукане, который стал главным героем сегодняшних событий. Возможно, отчасти потому, что, спасая ее, он убил человека и сделал это таким ужасным способом. Она чувствовала себя в долгу перед ним и считала нужным каким-то образом отдать этот долг.

Пусть даже он вампир.

Господи, это звучало до того нелепо, что думать об этом не хотелось.

— Гэб, тебе нужно заявить в полицию о случившемся. Похоже, у того парня серьезные проблемы с головой. Полиция должна узнать об этом немедленно и уволить его. Мы с Рэем отвезем тебя в участок, а по дороге разыщем твоего детектива…

— Нет, — замотала головой Габриэлла и дрожащими руками поставила чашку с остывшим чаем на столик у дивана. — Сегодня я не хочу никуда ехать. Пожалуйста, Меган. Мне нужно немного отдохнуть. Я так устала.

Меган взяла руку Габриэллы и стиснула ее.

— Хорошо, сейчас я принесу тебе подушку и еще одно одеяло. Мы никуда не поедем, дорогая, пока ты не наберешься сил. Я так рада, что ты пришла в себя и с гобой все в порядке.

— Тебе просто повезло, что ты сумела убежать, — сказал Рэй, когда Меган взяла чашку со столика и понесла ее на кухню, а оттуда направилась к шкафу в конце коридора. — Не каждому удается спастись в такой ситуации. Я сейчас не при исполнении, и ты подруга Меган, поэтому я не могу начать расследование, но ты вправе сделать все, чтобы этот парень не ушел от ответственности.

— Он больше никому не причинит зла, — прошептала Габриэлла.

И хотя они говорили о парне из полицейского участка, который угрожал ей пистолетом, она думала о Лукане, и ее слова в большей степени относились к нему.

Лукан не помнил, как добрался до бункера и сколько провел здесь времени, но, судя по количеству пота, который он выжал из себя в тренировочном зале, прошло уже несколько часов.

Он даже свет не включал — и в темноте глаза болели. Ему нужно было выплеснуть энергию, и он заставлял тело работать, чтобы вернуть контроль над ним и погасить чрезмерный голод, который угрожал перерасти в Кровожадность.

Лукан подошел к столу, выбрал один из кинжалов и провел пальцем по острому лезвию, затем развернулся в сторону мишени. Он не столько видел, сколько чувствовал ее; метнув кинжал, по глухому, тяжелому звуку определил — попал в яблочко.

— Есть, — пробормотал Лукан, его голос оставался хриплым и низким, клыки по-прежнему выпирали.

Результат улучшился. Все предыдущие попытки были далеки от цели. Лукан решил, что не выйдя из тренировочного зала, пока не выжмет до послед ней капли яд неутолимого голода. Он понимал, чти для этого потребуется время, поскольку все еще чувствовал дискомфорт от смертельно опасной передозировки.

Лукан направился к мишени, вытащил кинжал и с удовлетворением оценил силу удара — рана оказалась бы смертельной, будь на месте манекена Отверженный или миньон.

Лукан развернулся, готовый направиться к исходной позиции, но в этот момент в дальнем конце зала раздался тихий щелчок, и помещение залил свет.

Лукан непроизвольно опустил голову и закрыл глаза, реагируя на неожиданный раздражитель. Он несколько раз моргнул, привыкая к яркому свету, отразившемуся в зеркальных стенах зала, на полированной поверхности стальных клинков и щитов. И только после этого смог поднять голову и увидел внушительных размеров вампира, который стоял у входа, прислонившись плечом к стене.

За Луканом наблюдал один из воинов Ордена. Тиган.

Господи, как давно он там стоит?

— Ты в порядке? — спросил Тиган, сохраняя привычное выражение безразличия на лице. Он был в темной майке и свободных джинсах. — Если свет тебе мешает…

— Нет, все нормально, — проворчал Лукан, хотя свет ослеплял его. Но он нашел в себе силы посмотреть прямо в глаза Тигану, сверлившему его взглядом. — Я уже собирался уходить.

Тиган не сводил с него глаз, и было видно, что он хорошо понимает состояние Лукана. Ноздри Тигана чуть заметно подергивались, а уголок рта скривился, выражая удивление.

— Сегодня ты охотился. И получил ранение.

— Ну и что из этого?

— Обычно ты уходишь от удара. У тебя отличная реакция и скорость.

Лукан выругался.

— Не надо тереться возле меня и вынюхивать. Я не в настроении.

— Мы не в настроении? Чувствуем некоторое напряжение? — Развязной походкой Тиган подошел к столу с холодным оружием. Сейчас он стоял спиной к Лукану, но отлично видел его мучения, словно они были разложены перед ним на столе рядом с кинжалами и ножами. — Подавляешь агрессию? Бьюсь об заклад, у тебя в голове такой бедлам, что не удается сконцентрироваться. Ты слышишь только одно — как быстро бежит кровь. Ты хочешь только одного — крови. И ты понимаешь только одно — ты в ее власти и сам себе не принадлежишь.

Лукан взял кинжал ручной работы, подержал в ладони, определяя его вес и боевые достоинства. Ему трудно было сфокусировать взгляд. Искушало желание метнуть кинжал не в манекен — в иную цель. Лукан сердито заворчал, кинжал полетел в конец зала, глухо ударился в грудь манекена, попал в самое сердце.

— Убирайся отсюда, Тиган. Мне не нужны ни комментаторы, ни зрители.

— Тебе не нравится пристальное внимание. И я знаю почему.

— Ты, засранец, не можешь этого знать.

— Не могу? — Тиган внимательно посмотрел ни него, покачал головой и тихо выругался. — Будь осторожен, Лукан.

— Господи, — Лукан в бешенстве развернулся к Тирану, — тебе ли давать мне советы?

— Почему бы и нет? — Тиган небрежно пожал плечами. — Возможно, это даже не совет, а предупреждение.

— Предупреждение? — Смех Лукана эхом раскатился по залу. — Это что-то новенькое.

— Ты ходишь по краю пропасти. Я это вижу по твоим глазам. — Тиган покачал головой. — Пропасть глубокая, и я не хочу наблюдать за твоим падением, Лукан.

— Заботишься обо мне? Ни в чьей заботе я не нуждаюсь и менее всего — в твоей.

— Хочешь сказать, что с тобой все в порядке?

— Именно так.

— Просто ты себя в этом убеждаешь. И очень хочешь верить. Но я вижу, что это неправда.

Обвинение подействовало на Лукана, как красная тряпка на быка. Со скоростью молнии он набросился на Тигана, со зловещим шипением обнажив клыки. И сообразил, что у него в руке кинжал, только тогда, когда увидел острое лезвие, прижатое к горлу Тигана.

— Пошел вон и не попадайся мне на глаза. Тебе ясно?

— Ясно что? Что ты хочешь перерезать мне горло? Хочешь пустить мне кровь? Ну, так что же ты медлишь, давай, смелее.

Лукан взревел, отбросил кинжал и схватил Тигана за ворот майки. Оружие — это слишком просто. Лукану нужно было чувствовать его плоть, ощущать, как трещат и ломаются его кости, ему нужно было выпустить томящегося внутри зверя, практически подчинившею себе его волю.

— Черт! — Тиган начал смеяться, дерзко глядя в глаза Лукана, горевшие дикой яростью. — Да ты уже одной ногой в пропасти, Лукан. Скажешь, не так?

— Да пошел ты! — злобно зарычал Лукан и тряхнул вампира, который когда-то, очень давно, был ему надежным другом. — Мне следовало убить тебя. Надо было убить тебя тогда.

Тиган никак не отреагировал на угрозу, вместо этого спокойно спросил:

— Ищешь своего врага, Лукан? Ну, тогда посмотри в зеркало. Там его и увидишь, это он не дает тебе покоя.

Лукан приподнял Тигана и отшвырнул к противоположной стене. Зеркало от удара треснуло.

И хотя Лукан не хотел слышать правду, она отражалась во множестве осколков — искаженное дикой злобой лицо, застывшее, как маска, горящие глаза с узким росчерком зрачков, обнаженные длинные клыки — лицо Отверженного.

Он стал олицетворением того, что ненавидел больше всего на свете и всю жизнь пытался уничтожить, и вот теперь, как сказал Тиган, он сам скатывается в эту пропасть.

В разбитом зеркале он увидел, как в зал вошли Данте и Николай, их лица мгновенно сделались подозрительно-настороженными.

— Нам никто не сказал, что здесь намечается вечеринка, — непринужденно бросил Данте, делая вид, что не замечает повисшего напряжения. — Что за повод? У вас тут все в порядке, ребята?

Ему никто не ответил, воцарилось тягостное молчание. Лукан медленно отвел острый как кинжал взгляд от Тигана, опустил глаза, чтобы скрыть дикую ярость от Данте и Николая. Лукану было стыдно — это что-то новое в его жизни. Ему не нравился горьковатый привкус стыда, и эта горечь мешала ему говорить. Наконец Тиган нарушил затянувшееся молчание.

— Да, — он не сводил взгляда с Лукана, — у нас все в порядке.

Лукан резко развернулся и направился к выходу, задев бедром стол, на котором лежало оружие. Металл зазвенел.

— Проклятье, он сегодня на взводе, — чуть слышно пробормотал Нико. — И от него пахнет убийством.

Уже выходя из зала, Лукан услышал, как Данте ответил:

— Скорее самоубийством.

 

Глава восемнадцатая

— Еще, — простонала женщина, садясь ему на колени, запрокидывая голову и подставляя шею. Жадными руками она гладила его затылок, затуманенные, как у наркоманки, глаза смотрели куда-то в пустоту. — Пожалуйста… возьми еще. Все возьми!

— Как-нибудь потом. — Он не скрывал равнодушия, уже пресытившись своей новой игрушкой.

Первые несколько часов, что он провел с медсестрой Дилани в своих апартаментах, доставили ему удовольствие, но, как и все женщины человеческой расы, вскоре она впала в зависимость от осушающего поцелуя вампира и перестала сопротивляться, а вот теперь умоляла выпить ее до дна. Обнаженная, она выгибалась и крутилась на его коленях, подобно нежащейся на солнце кошке, терлась шеей о его губы, хныкала, когда он отказывал ей в сладостном уколе клыков.

— Пожалуйста… — скулила женщина.

Она начала раздражать его. Какое-то время ее податливое, откликавшееся на ласки тело и восхитительная готовность, с которой она подставляла свою прелестную сладкую шею, доставляли ему удовольствие. Но теперь с ней покончено. Ему осталось выпить последние капли ее человеческой жизненной силы и тем самым превратить в своего покорного слугу — миньона.

Но он все же решил повременить на тот случай, если ему вдруг снова захочется поиграть с ней.

Хотя, если он не избавится от ее навязчивых объятий немедленно, она, возможно, соблазнит его выпить ее до того предела, за которым остается только смерть.

Он бесцеремонно сбросил медсестру Дилани с коленей и поднялся.

— О нет, — канючила женщина, — не уходи.

Но он уже подошел к двери спальни. Полы роскошного шелкового халата приятно скользили по ногам; через гостиную он направился в кабинет — место его уединения, его святилище. Здесь все радовало глаз роскошью — изысканная мебель, бесценные произведения искусства и антикварные вещи, ковры, сотканные персами еще во времена Крестовых походов. Реликвии его прошлой жизни, которые он собирал в течение нескольких веков ради того эстетического наслаждения, что они ему дарили. Недавно он все это перевез сюда, в Новую Англию, где формировалась его новая армия.

Здесь же он разместил и свое последнее приобретение — коллекцию современных фотографий, но они его не радовали. Он окинул взглядом черно-белые снимки, запечатлевшие логова Отверженных, разбросанные по всему городу, и не смог сдержать злобного, негодующего рыка.

— Эй… это не твои…

В гневе он повернулся к женщине, которая притащилась за ним в кабинет. Состроив гримасу обиженной девочки, она рухнула на персидский ковер у него за спиной. Ее голова безвольно болталась, замутненный взгляд вяло скользил по фотографиям.

— Да? — Он не собирался продолжать с ней игру, но ему было любопытно узнать, что могли всколыхнуть эти кадры в ее затуманенном сознании. — Кому же они, по-твоему, принадлежат?

— Моей подруге… это ее…

Он вскинул брови, услышав столь наивное признание.

— Так ты знаешь фотографа?

Женщина вяло кивнула:

— Моя подруга… Гэбби.

— Габриэлла Максвелл. — Он развернулся к ней с нескрываемым интересом. — Расскажи мне о своей подруге. Почему она снимала эти места, чем они привлекли ее внимание?

Этот вопрос постоянно вертелся у него в голове с того самого момента, как Габриэлла Максвелл стала нежелательным свидетелем убийства, с такой беспечностью совершенного его новыми рекрутами. Услышав об этом от миньона из полицейского участка, он почувствовал раздражение, но не беспокойство. Он не особенно обрадовался, когда увидел ее лицо на экране монитора в заброшенном приюте. Не угасавший интерес Максвелл к местам дислокации вампиров заставлял его искать причину ее столь навязчивого любопытства.

Но до сих пор его внимание отвлекали более важные дела, хотя он не выпускал Габриэллу Максвелл из поля зрения. Возможно, ею действительно нужно заняться, подвергнуть обстоятельному допросу, а если потребуется, применить силу.

— Давай поговорим о твоей подруге.

Женщина тряхнула головой и опрокинулась на ковре на спину, как капризный ребенок, которому не дают того, что он просит.

— Нет… не будем говорить о ней, — пробормотана женщина, простирая руки и выгибаясь, — иди ко мне… и поцелуй… давай поговорим обо мне… о нас…

Он подошел к женщине, но не для того, чтобы удовлетворить ее просьбу. Его суженные в щелки зрачки могли ввести ее в заблуждение, заставить думать, что он ее хочет, но это была физиологическая реакция на охватившую его злобу. Он грубо, с презрением схватил ее и поставил на ноги.

— Да, — выдохнула женщина, согласная на все. Он наклонил ее голову набок — на соблазнительно белом изгибе шеи ранки от его последнего укуса все еще сочились кровью. Он жадно слизнул ее, в дикой ярости обнажая клыки.

— Ты расскажешь все, что я хочу знать, — прошипел он, максимально напрягая волю и глядя в пустые глаза женщины. — С этого момента ты, Дилани, будешь делать все, что я тебе прикажу.

Обнаженными клыками он, подобно разозленной гадюке, свирепо впился ей в горло, вместе с кровью высасывая из нее остатки человеческого сознания и тонкую субстанцию души.

Габриэлла обошла дом, проверяя, все ли двери и окна надежно закрыты. Как только утром Меган ушла на работу, она отправилась домой, но добралась лишь, к полудню. Меган предлагала остаться у нее, но Габриэлла не собиралась прятаться вечно, более того не хотела втягивать подругу в неприятности, которые обрушились на нее и с каждым часом делались все более странными и опасными.

Уйдя от Меган, Габриэлла не сразу пошла домой, а, поддавшись панике, в каком-то параноидальном тумане бродила по городу. Внутренний голос подсказывал, что она должна приготовиться к серьезной борьбе.

Борьба неизбежна, рано или поздно она начнется.

Габриэлла боялась найти у себя в доме одного из кровожадных друзей Лукана, а возможно, кого-нибудь или что-нибудь еще ужаснее. Был день, и она наконец-то отважилась отправиться домой. Там никого не оказалось, все на своих местах.

Но с наступлением сумерек страхи вернулись, сделавшись еще сильнее.

Одетая в просторный белый свитер и джинсы, Габриэлла обхватила себя руками, словно закрываясь от бед, и прошла на кухню, где автоответчик мигал, оповещая о двух новых сообщениях. Оба от Меган. Она звонила уже несколько раз, после того как оставила сообщение о найденном на детской площадке теле.

Меган взволнованно рассказывала со слов Рэя, что напавший на Габриэллу парень был растерзан какими-то животными, очевидно, сразу же, как только ей удалось от него сбежать. И это еще не все. В участке обнаружили убитого полицейского, именно его пистолет был найден на детской площадке рядом с изуродованным телом парня.

— Гэбби, как только получишь мое сообщение, перезвони мне. Я знаю, дорогая, ты напугана, но полиции нужно твое заявление. Рэй скоро освобождается с дежурства, и будет лучше, если он за тобой заедет…

Габриэлла нажала кнопку «Удалить».

В следующую секунду она почувствовала, как у нее на затылке зашевелились волосы. Она была не одна на кухне. Сердце бешено заколотилось, она резко развернулась и совсем не удивилась, увидев Лукана. Он стоял в дверях, задумчиво наблюдая за ней.

Может быть, готовясь поужинать в очередной раз.

Габриэлла поразилась себе: она не боялась Лукана, а злилась на него. Он выглядел как самый обычный человек — темный плащ, черные стильные брюки и довольно дорогая рубашка, цветом чуть темнее его серых гипнотических глаз. Ни следа от монстра, которого она видела вчера ночью. Обычный мужчина. Ее таинственный любовник — только и всего.

Ей вдруг захотелось, чтобы он предстал перед ней в том ужасном облике, в котором явился вчера ночью, чтобы обнажил клыки, чтобы вспыхнули яростью его светящиеся глаза с узкими, вытянутыми зрачками. Это было бы честнее, чем приходить в обычном виде, тем самым убеждая ее, что все в полном порядке. Что он детектив Лукан Торн, служащий в бостонской полиции, человек, призванный защищать невинных и стоять на страже закона.

Мужчина, которого она готова была полюбить, а возможно, полюбила.

Но все это ложь.

— Я не собирался сегодня приходить сюда.

Габриэлла с трудом сглотнула.

— А я знала, что ты придешь. Я знала, что ты шел за мной вчера, когда я убежала от тебя.

Его пристальный взгляд, которым он пронзал ее насквозь, чуть заметно дрогнул. Блеснуло что-то очень похожее на нежность.

— Я не смог бы причинить тебе вреда. И сейчас не хочу делать тебе больно.

— Тогда уходи.

Лукан покачал головой и шагнул в ее сторону.

— Прежде мы должны поговорить.

— Я ни о чем не хочу говорить, и не надо настаивать, — ответила Габриэлла, стараясь не поддаваться, потому что сейчас Лукан выглядел как мужчина, которому она доверяла.

Потому что ее тело — и даже глупое сердце — отзывались на его присутствие.

— Тебе кое-что нужно понять, Габриэлла.

— О, я понимаю, — ответила она, изумляясь, что ее голос не дрожит. Пальцы нащупали крестик на груди, который она не носила с момента первого причастия. Но, стоя напротив Лукана, она понимала, вряд ли он послужит ей надежной защитой. — Тебе ничего не нужно мне объяснять. Признаюсь, мне потребовалось время, но в конце концов я все поняла.

— Нет, ты ничего не знаешь и не понимаешь. — Он направился к ней, на мгновение остановился, посмотрел на белоснежные головки, привязанные над дверным проемом. — Чеснок? — Лукан рассмеялся.

Габриэлла отступила, резиновые подошвы скрипнули, отлипая от кафельных плиток пола.

— Я же сказала, что ждала тебя.

Перед его приходом она позаботилась о мерах безопасности, практически по всему дому был развешан чеснок, включая входную дверь. Но, похоже, на Лукана это не действовало. Проникнуть в дом ему не помешали ни замки, ни задвижки, ни чеснок.

И сейчас, глядя на нее в упор, он совершенно спокойно миновал изготовленный Габриэллой оберег.

Лукан приближался, она отступала, пока не уперлась в край стола. На нем стояла бутылка из-под зубного эликсира. Утром, по дороге домой, в церкви Пресвятой Девы Марии, куда она зашла на запоздалую исповедь, Габриэлла кое-чем наполнила эту пластиковую бутылку. Она схватила ее и прижала к груди.

— Святая вода? — спросил Лукан, холодно глядя ей прямо в глаза. — И что ты собираешься делать? Обрызгать меня ею?

— Да, если будет нужно.

Габриэлла успела заметить только молниеносное движение, от которого у нее закружилась голова, этой секунды Лукану было достаточно, чтобы подойти к ней и отобрать бутылку. Он налил воду в пригоршню и побрызгал себе на лицо и на голову.

Ничего не произошло.

Он отбросил бутылку и подошел к ней вплотную.

— Габриэлла, я не то, что ты думаешь.

Он сказал это так спокойно и веско, что она почти поверила ему.

— Лукан, но я видела, что ты сделал. Ты убил человека.

Он медленно покачал головой:

— Я убил человека, который фактически уже давно не был человеком. Все человеческое в нем вместе с кровью было выпито вампиром, который превратил его в миньона, своего покорного слугу. Он был не более чем покойник. Я всего лишь отправил его в мир мертвых, которому он принадлежал. Я просто выполнил свою работу. Мне очень жаль, что ты видела это, но мне не за что извиняться. Я и не буду этого делать. Я убью любого, кто попытается причинить тебе зло.

— Либо у тебя гипертрофированное представление о мерах защиты, либо ты просто псих. Ты же зубами разорвал ему горло и выпил его кровь!

Габриэлла ждала вразумительного ответа, какого-нибудь рационального объяснения, способного заставить ее принять невероятное: вампиры нужны и имеют право на существование в реальном мире.

Но Лукан ничего не стал объяснять, вместо этого он сказал:

— Габриэлла, я не хотел, чтобы у нас с тобой все так вышло. Видит Бог, ты заслуживаешь лучшего. — Он пробормотал что-то еще — совсем тихо, на каком-то непонятном языке. — Ты должна была узнать об этом в более деликатной форме, от того, кто способен подобрать правильные слова и все сделать так, как оно и должно быть. Поэтому я хотел послать к тебе Гидеона… — Лукан в смятении провел рукой по волосам. — Для своей расы я не эмиссар, я — воин, иногда палач и убийца. Я имею дело со смертью, Габриэлла, и я ни перед кем не извиняюсь за свои действия.

— Я не требую от тебя извинений.

— А чего? Правды? — Лукан криво усмехнулся. — Ты видела правду вчера ночью: я убил миньона и до капли выпил его кровь. И это правда, Габриэлла. Я тот, кто я есть.

Габриэлла почувствовала, как неприятно обмякло ее тело: он даже не пытается отрицать весь этот ужас.

— Ты чудовище, Лукан, из самых страшных ночных кошмаров.

— Если верить вашему фольклору и суевериям, то да. Оттуда и твои средства борьбы со мной — чеснок и святая вода. Но все это — чушь, ты только что в этом убедилась. На самом деле расы вампиров и людей взаимопроникающие и между нами нет радикальных различий.

— Неужели? — усмехнулась Габриэлла. Ее снова охватила паника, когда он сделал шаг к ней, и она опять отступила. — Насколько мне известно, я не страдаю склонностью к каннибализму. И у меня нет привычки трахаться с существами из загробного мира, хотя в последнее время я только этим и занималась.

Лукан натянуто рассмеялся.

— Уверяю тебя, я не зомби. Я дышу, так же как и ты. Так же как и у тебя, у меня течет кровь, если я ранен. Меня можно убить, хотя сделать это довольно трудно. И я живу уже очень и очень долго, Габриэлла. — Он подошел почти вплотную. — Я такой же живой, как и ты.

Лукан взял ее за руку — она почувствовала тепло его руки — приложил ее ладонь к своей груди. Сердце билось четко и ровно. Она слышала его дыхание. Тепло его тела через ладонь проникало в нее, как болеутоляющий бальзам, снимая нервную дрожь и усталость.

— Нет. — Габриэлла вырвала руку и отстранилась. — Нет, черт тебя подери! Больше никаких трюков. Вчера ночью я видела твое лицо, Лукан. Твои клыки, глаза! И ты сказал, что это и есть ты. А тот, кем ты предстаешь передо мной сейчас, то, что я чувствую рядом с тобой, — это все иллюзия? Так какой же ты на самом деле?

— Я стою перед тобой — и это я, и вчера ночью… это тоже был я.

— Тогда прямо сейчас покажи мне того, другого. Я хочу видеть, с кем имею дело, и это будет честно.

Лукан нахмурился, как будто недоверие причинило ему боль.

— Это непроизвольная физиологическая реакция, ее нельзя вызвать по желанию, она возникает под воздействием голода или сильных эмоций.

— Так сколько мне осталось до того, как ты вцепишься мне в горло? Пара минут? Несколько секунд?

Глаза Лукана вспыхнули, но голос был по-прежнему спокойным и ровным:

— Я не причиню тебе вреда, Габриэлла.

— А зачем же ты пришел? Потрахаться напоследок, пока не превратил меня в такое же ужасное чудовище, как ты сам?

— Господи, — хрипло выдохнул Лукан. — Все это не так…

— Или ты собираешься сделать из меня покорного раба, наподобие того, которого убил вчера?

— Габриэлла! — На скулах Лукана заходили желваки. — Черт возьми, я пришел, потому что хочу защитить тебя! Хочу быть уверен, что ты в безопасности. И еще, возможно, потому, что я совершил ошибку и хочу ее исправить.

Габриэлла застыла, удивленная его неподдельной искренностью, внимательно наблюдая за эмоциями, отразившимися на его суровом лице, — злость, отчаяние, желание, неуверенность… Все это было настоящим. Странно, но в ней бушевала буря тех же самых эмоций.

— Я хочу, чтобы ты ушел, Лукан.

— Нет, ты этого не хочешь.

— Я никогда больше не хочу тебя видеть! — закричала Габриэлла, отчаянно желая, чтобы он ей поверил. Она замахнулась, собираясь влепить ему пощечину, но он без особого усилия перехватил ее руку. — Пожалуйста, убирайся из моего дома!

Будто не слыша ее, Лукан нежно прижал ее руку к губам в чувственном поцелуе. Габриэлла не ощущала твердости клыков, только тепло и соблазнительную игривость языка.

От его поцелуя голова поплыла, ноги ослабели, ее сопротивление также слабело и угасало.

— Нет! — выкрикнула в лицо Лукану Габриэлла, вырвала руку и оттолкнула его. — Нет, больше я этого не допущу. Между нами все изменилось! Теперь все по-другому!

— Только одно изменилось, Габриэлла, теперь ты смотришь на меня без иллюзий.

— Да, — Габриэлла заставила себя взглянуть ему в глаза, — и мне не нравится то, что я вижу.

Она не понимала, как он это делал — молниеносные движения, она даже отследить их не могла. Лукан прижал ее к себе, она чувствовала его дыхание на своей шее.

Ей многое нужно было осмыслить, в голове вертелась масса вопросов, и Габриэлла даже не знала, с какого из них начать. И это странное воздействие, которое Лукан на нее оказывал, — его голос, губы, нежно возбуждавшие ее.

— Перестань! — Габриэлла попыталась оттолкнуть его — глыбу мускулов. Лукан выдержал ее гнев и тщетные попытки ударить его. Выражение его лица оставалось по-прежнему спокойным. Она отстранилась от него с болью и отчаянием. — Господи, что ты хочешь сказать мне, Лукан?

— Только то, что я не монстр, за которого ты меня принимаешь. Твое тело знает, кто я. Твои чувства говорят тебе, что со мной ты в безопасности. Ты должна лишь прислушаться к ним и понять, что я пришел сюда не для того, чтобы испугать тебя. Я никогда не «вцеплюсь тебе в горло», как ты выразилась, и никогда не попробую твоей крови. Слово чести, я никогда не причиню тебе вреда.

Габриэлла саркастически рассмеялась, услышав от вампира о чести. Но Лукан оставался спокойным и серьезным. Возможно, она сошла с ума, но чем дольше она смотрела в его серые глаза, тем меньше у нее оставалось сомнений, и она, вопреки желанию, верила ему.

— Я не враг тебе, Габриэлла, на протяжении многих столетий вампиры и люди нуждались друг в друге, чтобы выжить.

— Вы питаетесь нами, — прерывисто прошептала Габриэлла, — как паразиты.

По лицу Лукана скользнула тень, но он не пришел в ярость от ее оскорбления.

— И защищаем вас. Многие из моих собратьев соединяют с женщинами свои жизни по любви и живут вместе, как пары, связанные узами крови. Только таким способом раса вампиров поддерживает свое существование, без женщин и рожденного в таких союзах потомства мы постепенно вымерли бы. Все мы рождены женщинами, и я в том числе.

— Я не понимаю. Почему вы не… вступаете в отношения с женщинами своей расы?

— У нас нет женщин. Генетический сбой, Род дает только мужское потомство, и так сотни поколений, начиная с первого.

Это признание совсем сбило Габриэллу с толку. Наконец она собралась с мыслями и спросила:

— Значит, твоя мать была человеком?

— Да, — кивнул Лукан.

— А твой отец? Он был…

Прежде чем она успела произнести слово «вампир», Лукан ответил:

— Мой отец, как и остальные семь Древних, прибыл на Землю с другой планеты, очень непохожей на эту.

Габриэлле, которая все понимала с полуслова, потребовалось некоторое время, чтобы осознать то, что сказал Лукан.

— Ты имеешь в виду… они были инопланетянами? — переспросила она.

— Они были исследователями, свирепыми и жестокими завоевателями. Очень давно им пришлось совершить вынужденную посадку.

Габриэлла смотрела на Лукана широко открытыми от удивления глазами.

— Твой отец был вампиром и инопланетянином? Ты понимаешь, насколько безумно это звучит?

— Но это правда. Раса, к которой принадлежал мой отец, не называла себя вампирами, так их назвали люди. Такими они стали, земной протеин оказался слишком грубым для их пищеварительной системы, они, в отличие от людей, не могли переваривать ни растительную, ни животную пищу, им пришлось научиться питаться кровью. Они не знали меры и чуть не истребили все население земли. Уверен, ты слышала об атлантах и майя, были и другие цивилизации, которые исчезли очень быстро. Массовые гибели, происходившие, по мнению историков, в результате чумы или голода, случались по совершенно иным причинам.

«О господи».

— Если все сказанное тобой принимать всерьез, то получается, что тысячелетиями вы истребляли людей.

Лукан молчал, холодок побежал у Габриэллы по спине.

— То есть они… они… вы… Господи, я не могу поверить, что веду такой разговор. Вампиры пьют кровь всех живых существ или только человеческую?

Лукан помрачнел.

— Только человеческая кровь содержит необходимые питательные вещества.

— Как часто вам нужна кровь?

— Раз в несколько дней, иногда раз в неделю. Чаще только в тех случаях, когда мы ранены и нам требуются силы, чтобы залечить раны.

— И вы… убиваете, чтобы напиться крови?

— Не всегда. Это случается, но редко. Большинство из нас берут кровь у добровольных Доноров.

— Люди добровольно соглашаются на такую пытку? — недоверчиво спросила Габриэлла.

— Никакой пытки нет, если мы не желаем причинить боль. Если человек расслаблен, укус вампира доставляет наслаждение. Потом человек-Донор ничего не помнит, мы стираем воспоминания о себе.

— Но иногда вы все же убиваете, — не могла удержаться от укора Габриэлла.

— Если есть такая необходимость. Наш Род строго придерживается правила никогда не пить кровь невинных детей и стариков.

Габриэлла усмехнулась:

— Надо же, какое благородство.

— Да, Габриэлла, это и есть благородство. Если бы мы захотели… если бы дали волю спящим в нас свирепым инстинктам наших предков, то мы превратили бы в рабов все человечество. Стали бы повелителями мира, и люди жили бы только для того, чтобы ублажать нас и питать своей кровью. Такая попытка уже однажды предпринималась, она вылилась в войну внутри нашего Рода, мы воевали против своих собратьев — Отверженных. Ты видела их в ту ночь у клуба.

— Ты был там?

Спрашивать не было нужды — она и так это знала. Габриэлла вспомнила парня в темных очках, он наблюдал за ней из толпы. Еще тогда она почувствовала странную связь между ними, возникшую от одного пересечения взглядов в темном, дымном пространстве клуба.

— Я около часа следил за той компанией Отверженных, — сказал Лукан. — Ждал удобного случая вывести их из клуба.

— Их было шестеро, — мгновенно напомнила ему Габриэлла, их ужасные лица возникли перед ее внутренним взором — дикие горящие глаза и большие клыки. — И ты собирался ввязаться с ними в драку?

Лукан пожал плечами, словно давая понять, что для него это обычное дело.

— В ту ночь у меня были помощники — ты и камера твоего мобильного. Вспышка ослепила их и дала мне возможность нанести удар.

— Ты их убил?

— Кроме одного, но я и его достану.

Глядя на его помрачневшее лицо, Габриэлла даже не сомневалась в этом.

— После того как я заявила в полицию, копы послали туда патрульную машину. Но ничего не нашли. Никаких следов.

— Я об этом позаботился.

— И сделал тем самым из меня полную дуру. Полиция сочла, что я все это выдумала.

— Было бы лучше, если бы все узнали о битвах, которые разгораются на улицах ночью? Представляешь, какая поднялась бы паника, если бы по всему миру затрубили о нападающих на людей вампирах?

— А разве они не нападают? Это происходит по всему миру на протяжении очень длительного времени.

— А теперь все чаще и чаще. Отверженные поражены Кровожадностью, это что-то вроде болезни, они ни о чем другом не могут думать, только о новой порции крови. По крайней мере, так они вели себя до недавнего времени, но сейчас в их среде что-то происходит. Они к чему-то готовятся, их действия становятся организованными и целенаправленными. Еще никогда они не были так опасны.

— И снимки, которые я сделала у клуба, привлекли ко мне внимание Отверженных?

— Несомненно. Они охотятся за любым подвернувшимся человеком. Но ты в центре их пристального наблюдения, потому что сделала еще много интересных снимков.

— Каких?

— Хотя бы вот этот, — Лукан показал на фотографию в рамке, висевшую в ее гостиной, — старый, заброшенный товарный склад на одной из окраин города. — Что заставило тебя снять это здание?

— Не знаю. — Габриэлла с трудом могла объяснить, зачем она поместила снимок в рамку. Глядя на него сейчас, она почувствовала неприятный холодок, побежавший у нее по спине. — Специально я бы никогда гуда не пошла, но как-то вечером бродила по городу, свернула не там, где надо, и заблудилась. Мой взгляд наткнулся на этот склад, даже не могу понять почему. Мне там было жутковато, но я не могла уйти, не сделан несколько фотографий.

Голос Лукана прозвучал крайне серьезно:

— Месяца полтора назад я вместе со своими воинами совершил рейд в это место. Это логово Отверженных, их там было около пятнадцати.

Габриэлла посмотрела на него округлившимися глазами.

— Вампиры живут там?

— Уже нет. — Лукан подошел к кухонному столу, где лежали фотографии, среди них и те, что несколько дней назад были сделаны возле заброшенного приюта. Он взял одну из них и показал Габриэлле. — Несколько недель мы ведем наблюдение за этим объектом. Есть основания считать, что это самое большое логово Отверженных на территории Новой Англии.

— О господи! — Габриэлла дрожащими пальцами взяла снимок в руки, посмотрела и положила на стол. — В то утро меня там заметил какой-то человек, он гнался за мной. Я не думаю, что он…

Лукан покачал головой:

— Это был не вампир — миньон. Дневной свет нас убивает. В этом ваш фольклор прав. Кожа мгновенно сгорает, как если бы ты направила солнечный луч на свое тело через увеличительное стекло.

— Именно поэтому ты приходишь ко мне только по вечерам, — пробормотала Габриэлла, вспомнив все визиты Лукана, включая самый первый, когда он представился копом. — Как я могла быть такой слепой, ее ли все разгадки лежали на поверхности?

— Возможно, потому, что ты не хотела их замечать, хотя все знала с самого начала. Ты знала, что видела не просто убийство, а нечто большее, чему твой человеческий мозг не мог найти объяснений. Твое подсознание подсказывало, что это было нападение вампиров. Ты почти произнесла это вслух при нашей первой встрече.

Да, уже в ту ночь у клуба она догадалась, но не подозревала, что Лукан тоже принадлежит этому миру. Она не хотела в это верить.

— У меня в голове все это не укладывается, — простонала Габриэлла, опускаясь на стоявший рядом стул. Она посмотрела на разложенные на столе фотографии, затем перевела взгляд на суровое лицо Лукана. На глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок горестного отчаяния. — Этого не может быть. Господи, ну скажи мне, что все это неправда.

 

Глава девятнадцатая

Он рассказал ей многое, но не все — для одной ночи достаточно.

Лукан вынужден был отдать Габриэлле должное: если не считать чеснока и святой воды, она достаточно мужественно и трезво приняла невероятные на первый взгляд вещи. Вампиры, пришельцы с другой планеты, набирающая силу война с Отверженными, которые, между прочим, охотятся за ней.

Все это она выслушала со стойкостью, какой может похвастаться далеко не каждый мужчина.

Лукан наблюдал, как она сидит за столом, обхватив голову руками, по ее щекам текли слезы. Ему очень хотелось найти более мягкий способ открыть ей правду, но такового не существовало. И ей станет еще тяжелее, когда она узнает всю правду.

Для ее безопасности и безопасности Рода она должна будет покинуть свой дом, отказаться от друзей, карьеры. Оставить все, что до сих пор составляло ее жизнь.

И ей нужно сделать это сегодня ночью.

— Габриэлла, если у тебя еще есть фотографии, наподобие этой, покажи их мне.

Габриэлла кивнула и, убирая с лица волосы, сказала:

— У меня все в компьютере.

— А те, что в фотолаборатории?

— Они там же, как и те, что я продала через галерею.

— Хорошо. — Упоминание о продаже через галерею встревожило Лукана. — Несколько дней назад ты говорила мне, что продала кому-то коллекцию работ. Кому?

— Не знаю. Это был анонимный покупатель. Он попросил привезти работы в его пентхаус в центре города, взглянул на несколько фотографий и купил все, расплатившись наличными.

Лукан выругался, на лице Габриэллы отразился ужас.

— Господи! Ты считаешь, их купили Отверженные?

Лукан думал, что, окажись он на месте того, кто сейчас возглавляет Отверженных, он хотел бы завладеть оружием, позволяющим определить место расположения противника. Или, по крайней мере, лишить противника возможности самому воспользоваться таким оружием.

Габриэлла по многим причинам могла стать ценным приобретением для Отверженных. Попади она к ним, они быстро обнаружили бы у нее метку Подруги По Крови. С ней обращались бы как с самой дешевой племенной кобылой, ее заставляли бы пить их кровь и вынашивать потомство — и так до тех пор, пока она не истощилась бы и не умерла. Так могло продолжаться годы, десятилетия, столетия.

— Лукан, мой лучший друг сам возил эти фотографии для частного просмотра. Я бы не пережила, если бы с ним что-то случилось. Джейми отправился туда, не имея ни малейшего представления об угрожавшей ему опасности.

— Благодари Бога, что он ничего не знал, в противном случае он не вышел бы оттуда живым.

Габриэлла сжалась, словно от удара.

— Я не хочу, чтобы мои друзья пострадали из-за меня.

— Сейчас серьезная опасность угрожает тебе. И нам пора заняться делом. Давай скачаем с компьютера все эти фотографии. Я хочу забрать их в свою лабораторию.

Габриэлла направилась к компактному угловому столу, стоявшему в гостиной. Включила компьютер, пока он загружался, достала две флэшки и вставила одну в USB-порт.

— Знаешь, они говорили, что она сумасшедшая, что у нее параноидальная шизофрения и галлюцинации. Они поместили ее в приют для умалишенных за то, что она утверждала, будто на нее напали вампиры. — Габриэлла тихо и горько засмеялась. — Возможно, она вовсе не была сумасшедшей.

Лукан подошел и встал у нее за спиной.

— Ты о ком?

— О моей матери. — Запустив процесс копирования, Габриэлла развернулась на стуле лицом к нему. — однажды ночью ее нашли на одной из улиц Бостона. Она была ранена, истекала кровью и ничего не соображала. С собой у нее не оказалось ни вещей, ни денег, ни документов, в короткие минуты просветления она не могла сказать, кто она и откуда, полиция зарегистрировала ее как Джейн Доу. Она была несовершеннолетней.

— Говоришь, она истекала кровью?

— Многочисленные рваные раны на шее, — по официальному заключению, она их, скорее всего, сама себе нанесла. Когда ее выписали из больницы, суд признал ее недееспособной и отправил в пансионат для психически больных людей.

— Господи, — покачал головой Лукан.

— Что, если все, что она рассказывала, правда? Что, если она вовсе не была сумасшедшей? О господи, Лукан… все эти годы я обвиняла ее. Все это время я ее ненавидела, а сейчас думаю…

— Почему ею занимались полиция и суд? Она совершила какое-то преступление?

Компьютер подал звуковой сигнал, оповещая, что флэшка заполнена. Габриэлла развернулась и продолжила работу. Лукан положил руки ей на плечи и нежно повернул к себе.

— Так в чем обвиняли твою мать?

С минуту Габриэлла сидела молча, Лукан видел, как спазматически сжималось ее горло, а в карих глазах было столько боли.

— В том, что она бросила своего ребенка.

— Сколько тебе было лет?

Габриэлла пожала плечами:

— Совсем немного, около года. Она оставила меня в мусорном баке возле многоквартирного дома. А в квартале от него ее подобрал полицейский патруль. Мне повезло, один из полицейских решил проверить близлежащий район. Думаю, он услышал мой плач и вытащил меня из бака.

«Боже правый».

Пока Габриэлла рассказывала, из бездонной пропасти памяти Лукана всплыла картина: темная улица, влажный после дождя асфальт, поблескивающий в бледном, тусклом свете луны, широко раскрытые, застывшие от ужаса глаза молодой женщины, Отверженный, впившийся ей в горло, и плач маленького ребенка, которого женщина прижимала к груди.

— Когда это случилось?

— Очень давно, этим летом исполнилось двадцать семь лет.

Для Лукана двадцать семь лет были всего лишь кратким мигом в бесконечном потоке его жизни. Он отлично помнил ту ночь у автовокзала. Помнил, как встал между Отверженным и его жертвой, мысленно приказав женщине бежать подальше от этого места. Кровь фонтанчиком била из ее прокушенного горла, темные капли падали на ребенка.

Разделавшись с Отверженным и скрыв все следы, он отправился на поиски женщины с ребенком, но не нашел их. Потом он часто вспоминал о них и жалел, что ему не удалось стереть из сознания женщины ужасные воспоминания.

— Она недолго пробыла в приюте, вскоре покончила с собой, — сказала Габриэлла, — я в то время уже находилась на попечении государственных служб штата.

Лукан продолжал гладить плечи Габриэллы, нежно откинул волосы, провел рукой по щеке, гордо поднятому подбородку. У нее в глазах стояли слезы, но она не плакала. Она была сильной. Сильной и красивой. И… особенной. Ему очень хотелось прижать ее к груди и все ей рассказать.

— Печальная история, — искренне произнес Лукан. — Мне очень жаль. — Он не привык ни к жалости, ни к состраданию, но Габриэлла заставляла его испытывать множество новых, ранее незнакомых ему чувств. — Мне жаль и тебя, и твою мать.

Компьютер вновь подал сигнал.

— Здесь все фотографии, — сказала Габриэлла и сделала движение, будто хотела погладить Лукана по руке, но что-то ей помешало.

Лукан убрал руки, и Габриэлла отвернулась к компьютеру; то, что физический контакт разорвался, отозвалось в нем острой болью.

Она отстранилась от него, словно была с ним незнакома.

Лукан наблюдал, как она вытащила флэшку и положила ее на стол рядом с первой. Когда Габриэлла начала выключать компьютер, Лукан остановил ее:

— Подожди, прежде удали все файлы с фотографиями и, если есть, все резервные копии. Фотографии должны остаться только на этих флэшках.

— А что делать с распечатанными? Теми, что лежат там, на столе, и еще внизу, в лаборатории?

— Ты заканчивай с компьютером, а я займусь распечатанными.

— Хорошо.

Габриэлла принялась чистить жесткий диск, а Лукан быстро обошел дом, собрал разбросанные фотографии и снимки в рамках — ни одного не должно остаться здесь, чтобы Отверженные не смогли ими воспользоваться. В гардеробной он нашел большую сумку, счел ее подходящей по размеру и принялся складывать туда фотографии.

Когда сумка была упакована и застегнута на молнию, Лукан услышал шум подъезжающей машины. Открылись и захлопнулись дверцы, и чьи-то быстрые шаги зашуршали на дорожке, ведущей к крыльцу.

— Кто-то приехал, — выключая компьютер, сказала Габриэлла и испуганно посмотрела на Лукана.

Его рука уже лежала на рукоятке девятимиллиметровой «беретты», спрятанной под плащом за поясом сзади. Пистолет был заряжен титановыми разрывными патронами. Такой, попав в Отверженного, оставлял от него горстку пепла. Одна из последних новинок Нико. И если незваными гостями окажутся Отверженные, им придется очень несладко.

В следующую секунду Лукан понял, что за дверью не Отверженные и даже не миньоны, которых он тоже с удовольствием уничтожил бы.

На крыльце стояли люди — мужчина и женщина.

— Габриэлла? — Несколько раз поспешно вдавили кнопку звонка.

— Эй! Гэбби! Ты дома?

— Это Меган, моя подруга.

— У которой ты провела прошлую ночь?

— Да, она мне сегодня весь день звонила, оставляла сообщения, она беспокоится обо мне.

— Что ты ей рассказала?

— …что псих следил за мной в парке и напал на меня, но она ничего не знает о тебе… о том, что ты сделал.

— Почему ты не рассказала ей об этом?

Габриэлла пожала плечами.

— Я не хотела ее впутывать, не хотела, чтобы ей из-за меня угрожала опасность. — Она вздохнула и покачала головой. — Возможно, я не хотела говорить о тебе, пока сама во всем не разберусь.

В дверь снова позвонили.

— Гэбби, открой! Нам с Рэем нужно с тобой поговорить. Мы хотим убедиться, что с тобой все в порядке.

— Ее бойфренд — коп, — тихо сказала Габриэлла. — Они хотят, чтобы я написала заявление в полицию о случившемся вчера ночью.

— В доме есть черный ход?

Габриэлла кивнула и вдруг, словно передумав, замотала головой.

— Он выходит на задний двор, но там очень высокий забор…

— Нет времени, — произнес Лукан, отметая эту идею. — Иди открой дверь. Пусть они войдут.

— Что ты собираешься делать? — Габриэлла заметила, что он вытащил из-под плаща руку и отвел ее за спину. На ее лице отразилась паника. — У тебя пистолет? Лукан, они ничего плохого тебе не сделают. Я ручаюсь, они никому ничего не скажут.

— Я не собираюсь в них стрелять.

— Тогда зачем ты его достал? — Габриэлла, так долго избегавшая прикосновений к Лукану, схватила его за руку. — Пожалуйста, обещай, что ты ничего им не сделаешь…

— Габриэлла, открой дверь.

Габриэлла на ватных ногах направилась к двери. Она отодвинула засов и услышала за дверью голос Меган:

— Она дома, Рэй. Открывает дверь. Гэбби, дорогая, с тобой все в порядке?

Габриэлла сняла цепочку, не зная, что ей делать — уверять друзей, что она в порядке, или убеждать, что для их же блага им лучше побыстрее покинуть ее дом. Она оглянулась на Лукана в поисках поддержки, по его лицо было непроницаемым, холодные серые глаза, не моргая, смотрели на дверь. В руках ничего, они спокойно опущены, но Габриэлла знала, сколь молниеносны его движения.

Если он захочет убить ее друзей… или, если уж на то пошло, ее, ни один из них и глазом не успеет моргнуть.

— Впусти их, — глухо произнес Лукан.

Габриэлла повернула ручку.

Она еще не успела полностью открыть дверь, как влетела Меган, а за ней — Рэй. Последний был в форме — видимо, они так спешили сюда, что он не успел переодеться.

— Господи, Гэбби! Ты даже представить себе не можешь, как я волновалась. Почему ты не отвечала на мои звонки? — Меган стиснула Габриэллу в объятиях, затем отпустила и посмотрела на нее с видом растревоженной наседки. — Ты выглядишь такой уставшей. Ты что, плакала? Где ты…

Меган осеклась, заметив стоявшего посреди гостиной Лукана.

— А… я не догадалась, что у тебя гости…

— Здесь все в порядке? — спросил Рэй, выходя вперед и непроизвольно кладя руку на кобуру.

— Все хорошо, просто отлично, — поспешно ответила Габриэлла. Она указала на Лукана. — Это ум-м… э-э… мой друг.

— Куда-то собираетесь? — Рэй прошел вперед и посмотрел на лежавшую у ног Лукана сумку.

— Э-э… да, — тут же ответила Габриэлла и поспешно встала между ним и Луканом. — После вчерашнего потрясения… я решила на время переселиться в отель. Лукан собирается отвезти меня туда.

— Вот как? — Рэй попытался обойти Габриэллу, закрывавшую от него неподвижно и молча стоящего Лукана.

По взгляду того было видно, что он успел оценить молодого полицейского и сразу же сбросил его со счетов.

— Ребята, я не хотела, чтобы вы приезжали, — сказала Габриэлла, и это была чистейшая правда. — Вам не нужно так обо мне беспокоиться.

Меган подошла к Габриэлле и взяла ее за руку.

— Мы с Рэем надеялись, что ты согласишься поехать с нами в полицейский участок. Это очень важно. Я уверена, твой друг тоже с нами согласится. Гэбби говорила, что вы детектив. А я — Мег.

Лукан сделал один шаг — и уже стоял перед Меган и Рэем, перемещение было настолько незаметным, что казалось, будто время замедлило ход. Габриэлла могла различать эти невероятно быстрые движения, но ее друзья только растерянно заморгали, оказавшись перед массивным вампиром, вокруг которого сам воздух вибрировал опасностью.

Без предупреждения Лукан поднял руку и положил ее Меган на лоб.

— Лукан, нет!

Меган вскрикнула и тут же замерла, глядя ему в глаза. С молниеносной скоростью он положил вторую руку на лоб Рэя. Полицейский дернулся, сопротивляясь, но в следующее мгновение его лицо бессмысленно вытянулось и застыло. Казалось, от падения на пол Меган и Рэя удерживали только сильные пальцы Лукана.

— Лукан, пожалуйста! Умоляю тебя!

— Возьми сумку и флэшки, — спокойно произнес Лукан. Но это был приказ, не повиноваться которому казалось невозможным. — У дома стоит моя машина. Иди садись и жди меня. Я выйду следом за тобой.

— Я не оставлю тебя здесь с ними, чтобы ты выпил у моих друзей кровь.

— Если бы я хотел этого, они были бы уже мертвы.

Лукан был прав. Господи, она ни капли не сомневалась, что этот мрачный получеловек-полувампир, которого она впустила в свою жизнь, с легкостью мог это сделать.

Но он не сделал. И не сделает. Она верила ему.

— Фотографии, Габриэлла.

Она закинула на плечо сумку, сунула в карман джинсов две флэшки и направилась к двери, по пути бросив взгляд на застывшие лица друзей. Глаза у них были закрыты, а Лукан что-то тихо шептал им, она не могла разобрать, что именно. В его шепоте она не услышала угрозы, он звучал как-то странно успокаивающе, чем-то походил на колыбельную.

Габриэлла выбежала из дома и дальше на улицу, к машине. Элегантный седан — невероятно дорогая машина, если судить по виду, — стоял у обочины перед красным «мустангом» Рэя.

Не успела Габриэлла подойти к автомобилю, как дверца открылась, словно повинуясь чьей-то воле.

Воле Лукана. Она знала это, гадая, как далеко может простираться его сверхъестественная сила.

Габриэлла опустилась на мягкое кожаное сиденье и закрыла дверцу. В следующую минуту на пороге ее дома появились Меган и Рэй. Они медленно спустились по ступенькам, глядя прямо перед собой, не говоря ни слова.

Лукан вышел следом за ними. Он закрыл дверь дома и направился к машине, где его ждала Габриэлла. Сел, повернул ключ и завел «майбах».

— Эти вещи не стоило оставлять в доме, — кинул он на колени Габриэллы ее сумку и сумку с камерой.

Габриэлла внимательно посмотрела ему в лицо, тускло освещенное мерцающими бликами приборной панели.

— Ты контролируешь их сознание, как вчера пытался контролировать мое?

— Я убедил твоих друзей, что сегодня их не было в твоем доме.

— Ты стер их память?

Лукан чуть заметно кивнул:

— Они ничего не будут помнить ни о сегодняшнем вечере, ни о том, как ты пришла к Меган вчера ночью, после нападения миньона. Больше им не надо беспокоиться на этот счет.

— Знаешь, как ни странно, но в сложившейся ситуации это даже хорошо. Что дальше будешь делать, Лукан? Теперь мне сотрешь память? Можешь начать с того самого момента, когда я согласилась поехать с друзьями в тот чертов клуб.

Лукан посмотрел ей прямо в глаза, но она не почувствовала с его стороны попытки проникнуть ей в мозг.

— Ты не похожа на своих друзей, Габриэлла. Даже если бы хотел, я не смог бы изменить того, что с тобой произошло за последнее время. Твой разум не поддается контролю. Ты очень сильно отличаешься от большинства людей.

— О, как мне чертовски повезло!

— Сейчас твое место среди нас, Род сможет защитить тебя как одну из нас. В городе у нас есть секретный бункер. Пока ты можешь побыть там.

Габриэлла нахмурилась:

— У вампиров тоже есть программа по защите свидетелей?

— И даже больше. — Лукан посмотрел вперед. — Другого выбора у тебя нет.

Он нажал педаль газа, и, тихо урча, черный седан выехал на узкую дорогу. Габриэлла ухватилась рукой за сиденье и, обернувшись, наблюдала, как ночной мрак медленно поглощает ее дом на Уиллоу-стрит.

Издалека она видела, как Меган и Рэй садятся в свой красный «мустанг», чтобы уехать подальше от ее дома, — благоразумный поступок. И вдруг Габриэллу охватила паника, ей захотелось выскочить из машины и побежать назад, к друзьям, вернуться к своей прежней жизни.

Слишком поздно.

Она это понимала.

Новая реальность бесцеремонно вторглась в ее жизнь, она знала, пути назад нет, только — вперед. Габриэлла, откинувшись на мягкое сиденье, смотрела на дорогу. Лукан сделал резкий поворот и прибавил скорость.

 

Глава двадцатая

Габриэлла не знала, как долго они ехали. Они находились в пределах города — это все, что она могла сказать, но многочисленные повороты и какие-то незнакомые маленькие улочки окончательно запутали Габриэллу. Она, не отрываясь, смотрела в затемненное окно седана, смутно догадываясь, что наконец-то их путешествие подходит к концу, — они приближались к старому поместью, стоившему, должно быть, целое состояние.

Лукан затормозил у высоких чугунных ворот. Из небольших устройств, прикрепленных к столбам, показались два красных луча света. Габриэлла на мгновение прикрыла глаза, а открыв, увидела, как медленно раздвинулись тяжелые ворота.

— Это твой дом? — спросила она, впервые за всю дорогу поворачиваясь к Лукану. — Я здесь уже была. Я снимала эти ворота.

Дальше они поехали по длинной извилистой дороге, с обеих сторон обсаженной деревьями.

— Это поместье принадлежит Роду. Здесь находится наш бункер.

По всей видимости, быть вампиром довольно выгодно. Даже в темноте Габриэлла заметила, каким ухоженным выглядит земельный участок и как изысканно украшен светлый фасад четырехэтажного дома, к которому они подъехали. По обеим сторонам черных, покрытых лаком дверей располагались ротонды, над входом словно парил портик.

В большинстве сводчатых окон горел приглушенный свет, но Габриэлле дом показался не особенно гостеприимным. Во мраке ночи он походил на грозный караульный пост, с крыши вниз, злобно разинув пасти, нацелились горгульи, два симметричных балкона выходили на подъездную дорогу.

Машина, обогнув дом, подъехала к большому ангару. Ворота поднялись, и тихо рычащий «майбах» остановился и затих на парковочном месте. Как только дверцы открылись, зажегся ряд ламп, осветив множество поблескивающих автомобилей.

Габриэлла окинула их изумленным взглядом. Рядом с «майбахом», по цене равным стоимости ее дома в Бикон-Хилл, стояли машины различных моделей, спортивные автомобили, мотоциклы — многомиллионное состояние.

— Нам сюда, — сказал Лукан, взяв у Габриэллы сумку с фотографиями и направляясь вдоль ряда великолепных автомобилей к неприметной двери в конце гаража.

— Вы так богаты? — удивленно спросила Габриэлла.

Дверь открылась, и Лукан жестом пригласил Габриэллу в лифт, сам вошел следом и нажал на кнопку.

— Среди вампиров есть те, кто живет на Земле с древних времен. Мы научились некоторым правилам разумного обращения с деньгами.

— Да-а, — выдохнула Габриэлла, почувствовав легкое головокружение, когда лифт мягко, но быстро начал спускаться — все глубже и глубже. — Как вам удается скрывать свое богатство от людских глаз? А как же правительство и налоги? Или у вас в обороте только наличные?

— Люди не могут проникнуть сквозь строгую систему безопасности, даже если бы они попытались это сделать. Поместье по всему периметру обнесено проволокой. Любой болван, который пожелает до нее дотронуться, получит удар в четырнадцать тысяч вольт, мозги расплавятся. Мы платим налоги — разумеется, через подставные фирмы и организации. Вся наша собственность в мире управляется по доверенности. Деятельность Рода легальная и честная.

— Легальная и честная. Да. — Габриэлла нервно рассмеялась. — То, что вы пьете человеческую кровь и у вас внеземное происхождение, — пустяки.

Лукан мрачно посмотрел на нее, но в уголке его губ она заметила нечто отдаленно похожее на усмешку.

— А сейчас мне нужны флэшки, — сказал он; его серые глаза внимательно наблюдали, как она достает их из кармана.

На секунду он сжал ее пальцы своими. Они были такими горячими, но Габриэлла не хотела ни замечать этого, ни думать об этом. Она не желала признаваться себе, что реагирует на его прикосновения даже сейчас.

Особенно сейчас.

Лифт наконец-то остановился, дверь открылась, и они оказались в комнате со стеклянными стенами, закрепленными в блестящих металлических рамках. Белый мраморный пол украшали мозаичные геометрические узоры. Некоторые из них совпадали со странными татуировками на теле Лукана.

Нет, это не татуировки, догадалась Габриэлла, это что-то… другое.

Метки вампиров.

Они есть и у Лукана на теле, и здесь, в подземном бункере.

От лифта тянулся коридор, очень длинный, наверное несколько сотен ярдов. Лукан остановился и посмотрел на застывшую в нерешительности Габриэллу.

— Здесь ты в безопасности, — сказал он, и она почему-то поверила ему.

Габриэлла шла за Луканом, пока он не остановился у стеклянной двери. Лукан приложил ладонь к идентификационной панели, и дверь открылась. Габриэлла затаила дыхание. В помещении было прохладно, откуда-то из глубины доносились мужские голоса. Лукан уверенным, размашистым шагом направился на звук голосов.

На секунду задержался у еще одной стеклянном двери, поджидая Габриэллу. Они вошли в комнату, которую можно было назвать аппаратной. На длинном U-образном столе стояли мониторы и компьютеры, цифровые считыватели мигали, координируя работу оборудования, а в центре, как дирижер оркестра, разъезжал на стуле эксцентричного вида молодой парень с восхитительно растрепанной светлой шевелюрой. Он обернулся на звук открывшейся двери, приветливость во взгляде сменилась легким удивлением, когда он увидел рядом с Луканом Габриэллу.

— Гидеон, — кивнул Лукан.

«Так вот о ком он говорил как о своем коллеге», — подумала Габриэлла, заметив на лице парня располагающую улыбку.

Он встал со стула, кивнул Лукану, затем Габриэлле.

Гидеон был высокий и худой, по-мальчишески милый и обаятельный. Полная противоположность Лукану. Совсем не такими Габриэлла представляла себе вампиров, хотя в этой области она была полным профаном.

— Он…

— Да, — ответил Лукан, прежде чем она успела задать вопрос, и положил сумку на стол. — Гидеон принадлежит Роду, как и остальные.

Только сейчас Габриэлла обратила внимание, что разговор, который она слышала, подходя к комнате, стих.

Спиной она почувствовала на себе взгляды, обернулась — и у нее перехватило дыхание. Габриэлла увидела троих мужчин внушительного роста, широкоплечих и крепких: один, в черных брюках и свободной шелковой рубашке, сидел, элегантно откинувшись на спинку широкого кожаного кресла; второй, с ног до головы в черной коже, стоял, сложив на груди мускулистые руки и опершись спиной о стену; третий, в джинсах и белой футболке, сидел, склонившись над столом, и чистил какое-то сложное огнестрельное оружие.

Все трое смотрели на Габриэллу, не отрывая взгляда.

— Данте, — представил Лукан, указав на парня в коже, тот чуть заметно кивнул, в качестве приветствия, а возможно, это был знак мужского одобрения, если судить по тому, как выгнулись его брови, когда он перевел хитрый взгляд на Лукана.

— Знаток огнестрельного оружия — Николай, — продолжил Лукан.

Русоволосый улыбнулся Габриэлле. У него были резкие черты лица, широкие скулы и волевой подбородок. Пока он смотрел на нее, его пальцы продолжали быстро двигаться, выполняя свою работу, словно знали ее наизусть.

— А это — Рио, — повернулся Лукан в сторону потрясающе красивого молодого человека с безупречным чувством стиля. Не меняя своей элегантной позы, Рио ослепительно улыбнулся, источая сексуальность, такую же естественную, как и опасность, которую излучали его светло-карие глаза.

Опасность исходила от каждого из них, их мускулистые тела и оружие, которое они держали на виду, свидетельствовали о том, что, несмотря на расслабленный и мирный вид, эти парни привыкли сражаться. И это у них, должно быть, неплохо получалось.

Лукан положил руку на талию Габриэллы, что заставило ее вздрогнуть, и, глядя на остальных, привлек ее к себе. Габриэлла не была уверена, что настолько доверяет ему, но, как оказалось, в комнате, полной вооруженных вампиров, он был ее единственным союзником.

— Это Габриэлла Максвелл, некоторое время она побудет здесь.

Больше он ничего не сказал и не объяснил, словно проверяя, осмелится ли кто-нибудь задавать вопросы. Но все молчали. Наблюдая за Луканом — его властным поведением среди всей этой темной силы и мощи, — Габриэлла поняла, что он не просто один из воинов.

Он их руководитель.

Гидеон заговорил первым. Он встал из-за стола с компьютерами и протянул ей руку.

— Приятно познакомиться, — произнес он с легким английским акцентом. — Молодчина, сообразила снять на мобильный то убийство. Фотографии нам очень помогли.

— Ну… я рада. — Габриэлла пожала ему руку, удивляясь, что парень такой внимательный. Такой нормальный.

Но, в конце концов, и Лукан казался ей вполне нормальным вначале, а потом вон как все обернулось. По крайней мере в одном он ее не обманул — снимки действительно попали в лабораторию. Он только не упомянул, что это лаборатория вампиров, а не бостонской полиции.

Один из компьютеров подал громкий прерывистый сигнал, Гидеон развернулся, в два прыжка подскочил к своим машинам и уставился в монитор.

— Есть! Молодец железка! — воскликнул Гидеон, завертевшись на стуле. — Ребята, не хотите взглянуть на это? Особенно ты, Нико.

Лукан вместе с остальными склонился к экрану. Габриэлле было неловко стоять одной посреди комнаты, и она медленно приблизилась к столпившимся вокруг Гидеона вампирам.

— Я влез в базу Транспортного управления… — сказал Гидеон. — Давайте посмотрим, удастся ли нам раздобыть записи той ночи; может быть, выясним, что на самом деле замышлял ублюдок, убивший Конлана.

Габриэлла наблюдала, как на семи экранах появились быстро сменявшие друг друга изображения станций. Гидеон катался на стуле от одного компьютера к другому, стучал по клавишам, задавая команды.

— Ну, вот вам и Зеленая линия, — сказал он, отстраняясь от экрана так, чтобы всем было видно. — Это платформа за три минуты до взрыва.

Вампиры подались к экрану. Пассажиры входили и выходили из вагонов. Габриэлла заметила теперь знакомого ей Нико и его спутника, устрашающе громадного мужчину в черной кожаной одежде, они зашли в вагон, но только успели сесть, как один из пассажиров привлек внимание спутника Нико. Воины встали, а тот, за кем они наблюдали, вдруг выскочил из вагона перед самым закрытием дверей. Вампиры бросились за ним, но Габриэлла следила уже не за ними, а за тем, кого они преследовали.

— Господи! — воскликнула она. — Я знаю этого парня.

Суровые лица мужчин обратились в ее сторону, они смотрели на нее вопрошающе.

— Я не хочу сказать, что знакома с ним лично, но я видела его раньше. Я знаю его имя — Брент, так, по крайней мере, он представился моей подруге Кендре. В ночь убийства, которое я видела, она познакомилась с ним в том клубе. С тех пор они встречаются каждый вечер, — похоже, у них это серьезно.

— Ты уверена? — спросил Лукан.

— Да, уверена, это точно он.

Данте выругался сквозь зубы.

— Он Отверженный, — сказал Лукан. — Вернее, был. Пару ночей назад он появился на станции Зеленой линии, опоясанный взрывчаткой. Нико и еще один из наших товарищей загнали его на старые пути. Он взорвал себя, прежде чем они смогли его обезвредить. Один из наших воинов погиб вместе с ним.

— О господи, ты имеешь в виду тот странный взрыв, о котором сообщалось в новостях? — Габриэлла посмотрела на стиснувшего зубы Николая. — Мне очень жаль.

— Если бы Конлан не бросился на этого трусливого кровососа, я бы сейчас здесь не стоял. Это абсолютно точно.

Габриэлла искренне сочувствовала Лукану и его товарищам, переживавшим потерю друга, но гораздо больше ее волновала опасность, которой подверглась Кендра, познакомившись с таким чудовищем, как Брент.

Что, если и она попала в какую-нибудь беду? И сейчас нуждается в помощи?

— Я должна позвонить ей. — Она полезла в сумку за мобильным. — Я должна позвонить Кендре прямо сейчас и убедиться, что с ней все в порядке.

Лукан крепко сжал ее запястье и посмотрел в глаза.

— Прости, Габриэлла, я не могу позволить тебе сделать этот звонок.

— Но она моя подруга, Лукан. Извини, но ты не можешь запретить мне это.

Габриэлла решительно открыла телефон. Но не успела она нажать первую кнопку, как трубка оказалась в руке Лукана. Он закрыл телефон и спрятал его в карман куртки.

— Гидеон, — спокойно сказал он, не спуская с Габриэллы холодного взгляда, — попроси Саванну отвести Габриэллу в другую, более комфортную комнату, а мы тем временем закончим здесь. Пусть Саванна ее накормит.

— Верни мне телефон! — потребовала Габриэлла, не обращая внимания на недоумение, мгновенно появившееся на лицах вампиров, когда она отказалась подчиниться Лукану. — Я должна знать, что с ней все в порядке, Лукан.

Он подошел к ней, протянул руку и коснулся ее щеки. На секунду Габриэлла испугалась, зная, как легко он может с ней расправиться. На глазах у всех Лукан нежно погладил ее по щеке так, как это сделал бы очень близкий человек, и тихо сказал:

— Благополучие твоей подруги от тебя не зависит. Если этот Отверженный не выпил всю ее кровь до капли, что очень вероятно, то больше он не представляет для нее никакой опасности.

— Но что, если он сделал ей что-то плохое? Что, если он превратил ее в миньона?

Лукан покачал головой:

— Только сильнейшие из нас способны на это. У того, кто взорвал себя, кишка тонка. Он — пустое место, просто пешка.

Габриэлла отстранилась от Лукана, хотя его прикосновения были ей приятны.

— А вдруг он хотел превратить Кендру в миньона и для этого отвел ее к тому, кто сильнее его и может это сделать?

Лукан мрачно нахмурился, но заговорил с еще большей нежностью, отчего его слова ранили еще больнее:

— В таком случае ты навсегда должна забыть о ней, потому что она уже не человек, а ходячий мертвец.

 

Глава двадцать первая

— Надеюсь, чай получился не очень крепкий. Если хочешь молока, я принесу.

Габриэлла улыбнулась, она по-настоящему растаяла от теплоты и приветливости гостеприимной подруги Гидеона.

— Спасибо, чай отличный.

Габриэлла удивилась, узнав, что в бункере помимо нее есть еще женщины, и мгновенно подружилась с Саванной. По приказу Лукана взяв Габриэллу на свое попечение, Саванна делала все, чтобы той здесь было хорошо и комфортно.

Настолько хорошо и комфортно, насколько это возможно в отлично охраняемом бункере где-то глубоко под землей в обществе вооруженных вампиров.

Но эта мысль не пришла в голову Габриэлле, сидевшей напротив Саванны за длинным вишневого цвета столом в со вкусом обставленной гостиной. Из чашки тонкого китайского фарфора она пила ароматный, с добавлением специй чай, откуда-то доносилась негромкая музыка.

Примыкавшие к гостиной просторные комнаты составляли личные апартаменты Гидеона и Саванны. Судя по всему, в бункере они жили как самая обычная пара: удобные комнаты, великолепная мебель, огромное количество книг и произведений искусства. Все было высочайшего качества, в отличном состоянии и мало чем отличалось от обстановки богатого кирпичного особняка в районе Бэк-Бэй. Если бы не отсутствие окон, то апартаменты можно было бы счесть идеальными. И даже этот недостаток компенсировался потрясающей коллекцией картин и фотографий, занимавшей все стены.

— Ты голодна? Угощайся.

Саванна пододвинула к Габриэлле серебряный поднос с булочками и печеньем. Рядом с подносом стояло блюдо с аппетитными крошечными бутербродами и ароматными соусами к ним. Все выглядело и пахло чудесно, но Габриэлла потеряла аппетит с того момента, как увидела Лукана, разрывающего горло миньона и пьющего его кровь.

— Нет, спасибо, — отказалась она. — Чая вполне достаточно.

Она боялась, что еще долго ничего не сможет взять в рот, но чай оказался как нельзя кстати, он согревал изнутри и успокаивал нервы.

Саванна молча смотрела, как Габриэлла пьет чай, ее глаза светились добротой, а между тонких бровей залегла морщинка сострадания. Ее кудрявые черные волосы были коротко острижены, но прическа не делала ее похожей на сорванца, у Саванны были поразительно красивые черты лица и женственные формы. Она, как и Гидеон, держалась дружелюбно и открыто, что Габриэлла особенно ценила после нескольких часов общения с властным Луканом.

— Ну, может быть, ты и способна противостоять соблазну, — сказала Саванна, потянувшись к рассыпчатому ячменному печенью, — а я — нет.

Она щедро намазала печенье густым соусом, отломила кусочек и, с аппетитом причмокнув, отправила его в рот. Габриэлла смотрела на нее как завороженная и ничего не могла с собой поделать.

— Ты ешь обычную пищу… — произнесла она, не то констатируя факт, не то спрашивая.

Саванна кивнула и промокнула салфеткой уголки губ.

— Конечно, девушка не может отказывать себе в пище.

— Но я думала… если вы с Гидеоном… Ты разве не такая, как он?

Нахмурившись, Саванна покачала головой:

— Я, как и ты, человек. Разве Лукан тебе ничего не объяснил?

— Совсем немного, — пожала плечами Габриэлла. — Но достаточно, чтобы голова пошла кругом и возникло множество вопросов.

— Да, конечно. Так случается с каждым, кто впервые сталкивается с этим миром. — Саванна потянулась через стол и стиснула руку Габриэллы. — Ты можешь задавать мне вопросы, я сама здесь новенькая.

Это признание вызвало у Габриэллы живейший интерес.

— И давно ты тут?

Саванна закатила глаза, словно напряженно считала, затем ответила:

— Я рассталась с прежней жизнью в тысяча девятьсот семьдесят четвертом. Я встретила Гидеона и влюбилась в него, как сумасшедшая.

— Так это было более тридцати лет назад?! — Габриэлла не могла скрыть удивления, глядя на молодое лицо Саванны, ее гладкую кофейного цвета кожу и яркие, блестящие глаза. — Мне казалось, тебе не больше двадцати.

Саванна широко улыбнулась:

— Мне было восемнадцать, когда Гидеон назвал меня своей подругой. По правде сказать, он спас мне жизнь. Он вытащил меня из очень нехорошей ситуации, и до тех пор, пока мы вместе, я не буду меняться. Неужели я так молодо выгляжу?

— Да, и ты очень красивая.

Саванна рассмеялась и отправила в рот следующий кусочек печенья.

— Но как… — Габриэлле не хотелось быть бестактной, однако любопытство не давало ей покоя, и она все же решилась спросить: — Если ты человек, разве они не могут превратить тебя в… таких, как они… и как тебе удается… не стареть?

— Я Подруга по Крови, — ответила Саванна, как будто это все объясняло. Но когда Габриэлла в недоумении нахмурилась, она продолжила: — Гидеон и я связаны, мы пара. Его кровь позволяет мне оставаться молодой, но я на все сто процентов человек. Наша человеческая природа не меняется, даже если мы образуем с ними пары. У нас не вырастают клыки, и нам для выживания не нужно пить кровь.

— И, чтобы быть с ним, жить здесь, ты отказалась от всего?

— А от чего я отказалась? Я живу с мужчиной, которого боготворю и который так же сильно любит меня. Мы здоровы, счастливы, окружены себе подобными, они составляют нашу семью. Кроме неприятностей, доставляемых Отверженными, у нас нет никаких проблем. Все то, от чего я отказалась, ничто но сравнению с тем, что я приобрела с Гидеоном.

— А как же солнечный свет? Разве, живя под землей, ты не скучаешь по солнцу?

— Никто нас насильно не принуждает все время сидеть в бункере. Днем, если хочется, я довольно мною времени провожу в саду поместья. И дом, а он большой, и прилегающий к нему земельный участок хорошо охраняются. Мне понадобилось много времени, чтобы все это обследовать.

Поместье действительно показалось Габриэлле огромным.

— Иногда днем мы выезжаем в город, хотя и не очень часто. Все, что нам нужно, мы можем заказать через Интернет. — Саванна опять улыбнулась и пожала плечами. — Не пойми меня неправильно, я люблю салоны и шопинг, как все нормальные женщины, но довольно рискованно покидать бункер без сопровождения наших мужчин. И они всегда сильно волнуются, когда мы оказываемся там, где они не смогут нас защитить. Полагаю, у женщин, которые живут в Темных Гаванях, днем больше свободы, чем у нас, подруг воинов. Но мы на это не жалуемся.

— Здесь есть еще Подруги по Крови?

— Кроме меня еще двое. Они обе тебе понравятся. Ева, подруга Рио, и Даника, она чудесная, уверена, ты таких не встречала. Она была подругой Конлана, он недавно погиб в схватке с Отверженным.

Габриэлла печально кивнула:

— Да, мне рассказали об этом, когда я сюда приехала. Мне очень жаль.

— Без него стало как-то тихо. Честно говоря, я даже не представляю, как Даника справится с этой потерей. Они были вместе очень долго. Конлан был хорошим воином и отличной парой для Даники. Более того, он один из старейших в этом бункере.

— А сколько им лет?

— Ой, я не знаю, по человеческим меркам, очень много. Конлан родился во времена Колумба, его мать из знатного шотландского рода, а отец — вампир из молодого для того времени поколения.

— Ты хочешь сказать, что Конлану было пятьсот лет?

Саванна повела плечами:

— Хочешь верь, хочешь нет, но это так. Рио и Николай значительно моложе, они родились в начале двадцатого века. Но Лукан здесь самый старший. Он принадлежит к первому поколению, рожден от Древних, от тех, кто первыми пришел на Землю и основал Род. Насколько я понимаю, первое поколение, его называют П1, сформировалось несколько столетий спустя после их появления на Земле. П1 зачинались и рождались случайно, когда вампиры скопом насиловали женщин с особым типом крови и ДНК, достаточно сильных, чтобы выносить гибридный плод.

Габриэлла живо представила ужасную, жестокую картину тех далеких времен.

— Похоже, Древние вели себя как животные.

— Они были свирепыми и дикими. Сейчас так себя ведут Отверженные, они не ценят человеческую жизнь. Но это не относится к Лукану, Гидеону и другим членам Ордена, которые охотятся за Отверженными по всему миру. Без них наша жизнь — человеческая жизнь — была бы весьма печальной.

— А Лукан, — тихо спросила Габриэлла, — сколько ему может быть лет?

— О, он настоящая древность, из его поколения осталось совсем немного. — На лице Саванны отразились священный страх и уважение. — Лукану, наверное, не меньше девятисот, может, больше.

— О господи. — Габриэлла откинулась на спинку стула. Она рассмеялась, настолько все было невероятным и вместе с тем вполне правдоподобным. — Знаешь, когда я его в первый раз увидела, мне показалось, что он естественно смотрелся бы с обнаженным мечом верхом на коне во главе идущих в бой рыцарей. У него такая манера держаться, будто ему принадлежит весь мир и он видел так много, что его ничем не удивишь. Теперь я понимаю, откуда это.

Саванна внимательно посмотрела на Габриэллу, чуть склонив голову набок:

— Думаю, ты удивила его.

— Я? Почему ты так решила?

— Он привел тебя в бункер. За все время моего пребывания здесь и судя по тому, что рассказывал Гидеон, ничего подобного он никогда не делал.

— Лукан сказал, что тут я буду в безопасности, потому что за мной охотятся Отверженные. Господи, я не хотела верить ему… вообще ничему этому. Но ведь все это правда?

— Да, правда. — Саванна ласково улыбнулась.

— Я видела, как вчера ночью он убил одного… миньона. Я знаю, он сделал это, чтобы спасти меня, но это было так жестоко. Так ужасно. — Дрожь пробежала по телу Габриэллы, когда она вспомнила страшную сцену на детской площадке. — Лукан зубами разорвал ему горло и выпил кровь, как…

— Вампир, — тихо подсказала Саванна без тени осуждения или омерзения в голосе. — Да, Габриэлла, они вампиры, такими они родились. Это не проклятие и не болезнь. Это их образ жизни, он выходит за пределы того, что мы, люди, считаем нормой. И вампиры не всегда убивают. Фактически это редко случается, по крайней мере среди представителей Рода, включая воинов. И я никогда не слышала, чтобы пили кровь вампиры, нашедшие свою Подругу по Крови, такие как Гидеон и Рио. Все требуемое им питание они регулярно получают от нас.

— Ты говоришь об этом как о чем-то естественном и нормальном. — Нахмурившись, Габриэлла провела пальцем по краю чашки. Она понимала, что в рассказе Саванны, хотя он и звучал весьма сюрреалистично, присутствовала определенная логика, но и она не могла примирить Габриэллу с реальностью открывшегося ей мира. — Я даже думать боюсь о том, кто он и как живет. Я должна презирать его за это, Саванна.

— Но ведь ты не презираешь?

— Нет, — тихо призналась Габриэлла.

— Ты беспокоишься о нем, не так ли?

Габриэлла кивнула, не желая вслух говорить о своих чувствах.

— И у тебя с ним интимные отношения?

— Да, — вздохнула Габриэлла и покачала головой. — Господи, все это настолько глупо. Я понять не могу, почему меня так влечет к нему. Он практически все время лгал мне, но, несмотря на это, стоит мне только подумать о нем, у меня подкашиваются ноги. Никогда ни к одному мужчине меня так не тянуло.

Саванна поднесла к губам чашку, скрывая улыбку.

— Наши воины больше чем просто мужчины.

Габриэлла сделала глоток из своей чашки, думая, что глупо считать Лукана «своим», ну если только она не вознамерилась отдать ему свое сердце на растерзание.

— Во все, что делают, они вкладывают столько страсти, — продолжала Саванна. — И нет ничего, что могло бы сравниться с обменом кровью, особенно когда занимаешься любовью.

Габриэлла пожала плечами.

— Да, я согласна, секс восхитительный. Даже отрицать этого не буду. Но мы с Луканом не обменивались кровью.

Уголки губ Саванны чуть заметно дрогнули.

— Он не кусал тебя?

— Господи, нет. — Габриэлла замотала головой, не зная, следует ли ей так этого бояться. — Насколько мне известно, он даже не пытался это сделать. А сегодня ночью поклялся, что этого никогда не произойдет.

— Вот как… — Саванна медленно поставила чашку на стол.

— Ты думаешь, он обманул меня?

Подруга Гидеона на минуту задумалась, затем покачала головой:

— Лукан никогда не разбрасывается обещаниями, тем более если речь идет о таких вещах. Думаю, раз он так сказал, значит, так оно и будет.

Габриэлла кивнула, испытав облегчение, и недоумевала, почему последние слова Саванна произнесла с сочувствием.

— Пойдем, — сказала Саванна, — я покажу тебе оставшуюся часть бункера.

— Есть что-нибудь новое об обладателе глифов П1, контактировавшем с Отверженными на Западном побережье? — спросил Лукан, бросая куртку на стул, стоявший рядом с Гидеоном.

В лаборатории они остались вдвоем, остальные отправились отдохнуть перед ночной вылазкой в город. Лукан был этому рад, у него начинался новый приступ нестерпимой головной боли.

— Рыл, как крот, но увы. Ни гражданские источники, ни криминальные сводки не дали ничего. Похоже, наш парень за пределами системы. Обычное дело, база данных огромна, но далека от совершенства, особенно когда речь идет о вас — П1. Вас мало осталось, но по многим причинам вы не желаете быть каким-либо образом учтены или внесены в реестры.

— Черт! — прошипел Лукан, постукивая пальцем по переносице, но это не снимало усиливавшуюся боль.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Гидеон.

— Нормально, — не глядя на него, ответил Лукан, он ощущал, что Гидеон внимательно и с тревогой наблюдает за ним. — Справлюсь.

— Я… э-э… слышал, что вчера вечером у вас с Титаном возникло некоторое напряжение. Ребята сказали, ты вернулся с охоты немного раздраженным. Ты же знаешь, что не вполне оправился после ожогов. К некоторым вещам нужно относиться проще, тебе необходимо питание, чтобы восстановить силы и…

— Я же сказал, я в норме! — рявкнул Лукан, осознавая, что в глазах блеснула злоба, а рот оскалился.

Наркодилер, которого он осушил в темном переулке, и миньон — этого более чем достаточно для восстановления. Проблема в том, что, вопреки физическому насыщению, голод не утихал.

Лукан стоял на очень скользкой дорожке — и знал об этом.

Один неверный шаг, и Кровожадность возьмет пал ним верх. Держать ее в узде всегда было непросто.

— У меня подарок для тебя, — сказал Лукан, желая сменить тему. Он положил на стол перед Гидеоном две флэшки. — Посмотри.

— Подарок, говоришь? Сейчас поглядим, — отозвался Гидеон в своей привычной веселой манере. Он вставил одну из флэшек в USB-порт. На экране появился длинный список файлов. Гидеон повернулся к Лукану и пристально посмотрел на него. — Это фотографии, и их здесь чертова уйма.

Лукан с задумчивым видом кивнул, раздражительность нарастала, ему было жарко в ярко освещенной лаборатории.

— Я хочу, чтобы ты просмотрел эти снимки и сопоставил их со всеми известными нам в городе дислокациями Отверженных: теми, что очищены, действующими, предполагаемыми — всеми.

Гидеон наугад открыл одну из фотографий и тихо присвистнул.

— Это логово мы уничтожили месяц назад. — Он просмотрел еще два снимка. — Товарный склад, за ним мы ведем наблюдение последние две недели… Господи, а это что — Темная Гавань «Куинси»?

— Там еще много сюрпризов.

— Черт возьми, здесь места обитания вампиров, и членов Рода, и Отверженных. — Гидеон наскоро просмотрел еще дюжину кадров. — Это все она снимала?

— Да. — Лукан не сводил взгляда с экрана. Он ткнул пальцем в одну из папок. — Посмотри вот эти.

Пробежав по клавишам, Гидеон вывел на экран фотографии.

— Ты меня разишь наповал. Она что, и в заброшенном приюте побывала? Там кровососов может быть не менее сотни.

У Лукана неприятно засосало под ложечкой — во-первых, от мысли, чем это могло закончиться для Габриэллы, во-вторых, от голода. Желудок сводило, он упрямо требовал пищи. Усилием воли вампир подавил это чувство, но руки дрожали, на лбу выступили капельки пота.

— Ее обнаружил миньон, он гнался за ней до самого ограждения, — пояснил Лукан, его голос прозвучал сдавленно, и не столько от физического напряжения, сколько от волнения за Габриэллу. — Ей крупно повезло, что она успела убежать.

— Действительно повезло. Но как она нашла этот приют? И все остальное, черт возьми?

— Сказала, что не знает, ее просто тянуло к этим местам. Как у Подруги по Крови, у нее обостренное чутье, она не поддается ментальному контролю и замечает наше перемещение в пространстве, чего обычный человеческий глаз видеть не может.

— Называй это как хочешь, но ее способности могут быть нам очень полезны.

— И не думай. Мы больше ни во что ее вовлекать не будем. Это не ее дело, я не позволю, чтобы она еще раз подверглась опасности. В любом случае здесь она надолго не останется.

— Ты думаешь, мы не сможем защитить ее?

— Разгорается новая война, и я не хочу, чтобы Габриэлла оказалась в ее эпицентре. Во что тогда превратится ее жизнь?

Гидеон пожал плечами:

— Ну, Саванна и Ева как-то справляются.

— Да, и Данике очень весело пришлось. — Лукам покачал головой. — Не хочу, чтобы Габриэлла была там, где насилие и смерть. Ее нужно как можно быстрее отправить в одну из Темных Гаваней. Куда-нибудь подальше отсюда, где Отверженные ее никогда не достанут.

И где ей не будет угрожать опасность с его стороны. Со стороны того свирепого зверя, что ворочался в нем и рвался на свободу даже сейчас. Если Кровожадность все же овладеет им — а вернее, когда, теперь это уже вопрос времени, — он хотел, чтобы Габриэлла находилась подальше от него.

— Ты беспокоишься о ней, — сказал Гидеон, внимательно глядя на Лукана.

Тот метнул на него огненный взгляд, словно хотел испепелить:

— Не говори глупостей!

— Я имел в виду, она красивая, а кроме того, смелая и талантливая. Нет ничего удивительного, что она может кому-то нравиться, но… черт возьми, ты же действительно волнуешься за нее. — Похоже, Гидеон не понимал, что ему лучше помолчать. — Никогда не думал, что настанет день, когда ты позволишь женщине так глубоко затронуть твое…

— Я похож на того, кто желает вступить в клуб вечно влюбленных, в котором состоите вы с Рио? Или я похож на Конлана, чей ребенок теперь родится без отца? Поверь, я не собираюсь связывать себя ни с этой женщиной, ни с какой другой. — Лукан злобно выругался. — Я воин. Я предан Роду, и только Роду. Всему остальному в моей жизни нет места. Как только я договорюсь с одной из Темных Гаваней, Габриэлла Максвелл покинет бункер. Это конец истории. Тема закрыта.

Гидеон молча наблюдал, как Лукан разгоряченно, в ярости расхаживает по лаборатории. Никогда раньше он не видел, чтобы его соратник настолько терял над собой контроль. Он вспыхнул мгновенно, как спичка.

— Тебе все ясно? Или я должен еще что-то объяснить?

Голубые глаза Гидеона с пониманием смотрели на Лукана:

— Я вот только одного не пойму, кого ты хочешь в этом убедить, меня или себя?

 

Глава двадцать вторая

В ознакомительный тур Габриэллы, следовавшей за Саванной по лабиринтам коридоров, вошли: частные апартаменты вампиров, комната для совещаний, тренировочный зал с богатым арсеналом самого разнообразного оружия, банкетный зал, некое подобие домовой церкви и масса помещений и комнат самого различного назначения. Их было так много, что к концу путешествия в голове у Габриэллы все перемешалось.

Она познакомилась с Евой, которая полностью соответствовала описаниям Саванны — живая, обаятельная и красивая, как супермодель. Подруга Рио выразила настойчивое желание узнать все о жизни Габриэллы наверху. Ева была родом из Испании и страстно мечтала, что однажды они с Рио вернутся туда и у них будет семья. Женщины мило общались до тех пор, пока не пришел Рио, полностью поглотивший внимание Евы, и Саванна повела Габриэллу дальше.

Бункер поразил Габриэллу и своими размерами, и тем, как он был обустроен. К концу осмотра все ее представления о вампирах, обитающих в пыльных, затхлых подземельях и склепах, рухнули окончательно.

Эти воины и их подруги жили в изысканном стиле хай-тек, им был доступен высочайший уровень комфорта. Но более всего Габриэллу поразила комната, в которой они с Саванной оказались в конце экскурсии. Вдоль двух стен стояли шкафы полированного темного дерева, высотой от пола до потолка, сплошь уставленные книгами — тысячами томов. Несомненно, большинство из них — настоящие раритеты в тяжелых кожаных переплетах с золотым тиснением, которое величественно поблескивало в мягком свете библиотеки.

— Вот это да! — восхищенно выдохнула Габриэлла, проходя в центр комнаты и оглядывая удивительную коллекцию книг.

— Нравится? — спросила Саванна.

Габриэлла, от восторга лишившаяся дара речи, кивнула. Ее взгляд остановился на роскошном гобелене, закрывавшем всю стену напротив двери. На темном фоне — огромный рыцарь в серебряной кольчуге верхом на вороном, вставшем на дыбы коне, ветер развевает длинные черные волосы рыцаря и знамя на окровавленном копье, на заднем плане на вершине холма — охваченный огнем замок.

Работа была выполнена столь изысканно и точно, что Габриэлла мгновенно узнала светло-серые проницательные глаза и мужественный подбородок. И знакомый, слегка презрительный изгиб губ.

— О господи, — пробормотала она, — неужели это…

Саванна пожала плечами и весело рассмеялась:

— Хочешь остаться здесь? Мне нужно заглянуть к Данике, узнать, как она. Тебе необязательно идти со мной, если хочешь, можешь…

— Конечно, я останусь. Ты шутишь? Отказаться от такой возможности? Пожалуйста, занимайся своими телами, обо мне не беспокойся.

Саванна улыбнулась:

— Я скоро вернусь, а потом мы попробуем найти тебе гостевую комнату.

— Спасибо, — ответила Габриэлла, не испытывая никакого желания в ближайшее время покидать эту блаженную обитель знания и мудрости.

Саванна ушла, а Габриэлла в некоторой растерянности бродила по библиотеке, не зная, с чего начать: с бесценных книг или средневекового гобелена, на котором изображен Лукан, шедевра, созданного примерно в четырнадцатом столетии.

Наконец, она решила не делать выбора: взяла с полки роскошное — и, скорее всего, первое — издание французской поэзии и села в кожаное кресло, стоявшее возле стены с гобеленом. Габриэлла положила книгу на изящный антикварный столик и с минуту смотрела на рыцаря, столь искусно вышитого шелковой нитью мастера. Она протянула руку, но так и не осмелилась прикоснуться к шедевру музейного уровня.

«Господи», — в священном ужасе подумала Габриэлла, пытаясь осознать реальность этого странного мира, который на протяжении веков существовал параллельно с миром людей.

«Невероятно».

И каким маленьким в свете новых знаний показался ей ее собственный мир. Все ее прежние знания и представления о жизни в одночасье померкли на фоне жизни Лукана и его Рода.

Легкое дуновение ветерка заставило Габриэллу вздрогнуть и обернуться. На пороге библиотеки, плечом опершись о косяк, стоял Лукан — живой, из плоти и крови. Габриэлла сравнила: волосы короче, чем у рыцаря на портрете, и глаза, пожалуй, более задумчивые, утратившие безжалостную решимость.

Живой Лукан казался ей более привлекательным, и — даже неподвижный, хмуро смотревший на нее — он излучат внутреннюю силу, которая заставляла вибрировать каждую клеточку ее тела.

Сердце у Габриэллы учащенно забилось в ожидании и страхе, когда Лукан переступил порог и сделал несколько шагов в ее сторону. Она смотрела на него, смотрела иными глазами и видела силу, не знавшую старения, непостижимую мощь и красоту — дикую, необузданную.

Мрачная тайна, соблазнительная и опасная.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, будто она в чем-то провинилась.

— Ничего, — поспешно ответила Габриэлла. — Ну, честно говоря, от библиотеки я просто в восторге. Здесь так много всего… Саванна показала мне бункер.

Лукан проворчат что-то невнятное, продолжая все так же хмуро смотреть на нее и постукивать себя пальцем по переносице.

— Мы выпили чаю, поговорили, — сказала Габриэлла, — потом к нам присоединилась Ева. Они обе такие милые. И бункер произвел на меня впечатление. Вы давно здесь живете?

Габриэлла видела, что разговор не вызывает у Лукана интереса, но он, небрежно пожав плечами, все же ответил:

— Мы с Гидеоном обустроили этот бункер в тысяча восемьсот девяносто восьмом, как штаб-квартиру, откуда ведем охоту на переселившихся сюда Отверженных. Набрали лучших воинов, они сражаются вместе с нами. Первыми были Данте и Конлан. Затем к нам присоединились Николай и Рио. Потом Тиган.

Последнее имя Габриэлла слышала впервые.

— Тиган? — переспросила она. — Саванна ничего о нем не говорила, его не было в лаборатории, когда ты меня со всеми знакомил.

— Да, не было.

Скупой ответ Лукана еще сильнее подстегнул ее любопытство.

— Он, как и Конлан, погиб?

— Нет, не погиб.

Об этом воине Лукан говорил как-то отрывисто и кратко, словно с ним было связано нечто, что причиняло ему боль, и он не хотел развивать эту тему.

Лукан продолжат пристально смотреть на Габриэллу, стоя очень близко от нее, так что она видела, как поднималась и опускалась при дыхании его грудь, как напряглись под черной рубашкой его крепкие, тугие мускулы, и чувствовала тепло его тела.

На стене его двойник — молодой рыцарь с мрачной решимостью во взгляде — смотрел вперед так, словно на его пути не существовало преград. Габриэлла видела тень этой мрачной решимости в Лукане и сейчас, когда он смерил ее взглядом с головы до ног.

— Этот гобелен прекрасен.

— Он очень старый, — сказал Лукан. Продолжая смотреть на нее, он подошел еще ближе. — Теперь, я думаю, тебе это известно.

— Он восхитителен. И ты изображен на нем таким сильным, неистовым, словно готов завоевать весь мир.

— Таким я и был. — Лукан посмотрел на гобелен и чуть заметно усмехнулся. — Этот гобелен изготовили несколько месяцев спустя после смерти моих родителей. А тот горящий замок принадлежал моему отцу. В приступе Кровожадности мой отец убил мать, я отсек ему голову, а замок предал огню.

Габриэлла была потрясена, ничего подобного она не ожидала услышать.

— О господи, Лукан… — только и смогла выдохнуть она.

— Я нашел ее в зале в луже крови с разорванным горлом. Отец даже не пытался сопротивляться или защищаться. Он понимал, что сделал. Он любил ее, насколько это было дано ему, но жажда крови победила любовь. Он не смог справиться со своей природой. — Лукан пожал плечами. — Я отсек ему голову и тем самым оказал услугу.

Габриэлла посмотрела на холодное выражение лица Лукана, она была поражена тем, что услышала, а еще больше — тем, с каким равнодушием он это рассказал. Весь романтический ореол, окутывавший гобелен, исчез, и предстала трагедия, которая и была на нем изображена.

— Зачем тебе потребовался такой прекрасный гобелен в качестве напоминания о таких ужасных событиях?

— Ужасных? — Лукан покачал головой. — В ту ночь началась моя жизнь. До этого я жил без цели, но когда стоял по щиколотку в крови своих родителей, я понял, что мой долг — изменить порядок вещей ради спасения себя самого и своего Рода. В ту ночь я объявил войну Древним — пришельцам, одним из которых был и мой отец, и тем членам Рода, которые стали Отверженными и служили им.

— Как долго ведется эта война!

— И сейчас она разгорается с новой силой. — Лукан посмотрел на нее холодным, пронизывающим взглядом. Габриэлла нервно улыбнулась. — И я не остановлюсь. Я живу, чтобы противостоять смерти.

— Однажды он придет, день твоей победы, Лукан. И насилие прекратится.

— Ты так думаешь? — насмешливо процедил Лукан. — Откуда такая уверенность? Это тебе подсказал опыт прожитых двадцати восьми лет?

— Это мне подсказала надежда. И еще вера. Я верю, что добро всегда побеждает. Ты будешь со мной спорить? Но разве не ради этого вы собрались здесь? Разве не вера в то, что вы сделаете мир лучше, объединяет вас?

Лукан рассмеялся. Он смотрел на нее и смеялся.

— Я убиваю Отверженных, потому что мне нравится их убивать. И, черт возьми, у меня это отлично получается. Что руководит другими, я тебе сказать не могу.

— Что с тобой происходит, Лукан? Ты кажешься… — Расстроенным? Агрессивным? Сумасшедшим? — Здесь ты ведешь себя со мной не так, как раньше.

Он посмотрел на нее с язвительной ухмылкой.

— Смею заметить, моя дорогая, если ты сама этого не заметила, ты на моей территории. А здесь все не так, как наверху, здесь все по-другому.

Его равнодушие, граничившее с цинизмом, заставило Габриэллу отпрянуть, но еще больше ее пугала ярость в глазах Лукана. Они горели, как два ярких кристалла. На резко обозначившихся скулах выступил румянец. Приглядевшись, она заметила у него на лбу мелкие капельки пота.

Раскаленная добела злоба волнами исходила от Лукана. Казалось, он голыми руками готов разорвать первое, что попадется ему на пути. И так уж случилось, что сейчас на его пути никого, кроме нее, не было.

Лукан молча прошел мимо Габриэллы к закрытой двери возле одного из книжных шкафов. Он даже не прикоснулся к ней, она открылась сама. Внутри было так темно, что Габриэлла решила, это кладовка. Но когда Лукан вошел туда, по тяжелым шагам она догадалась, что это, скорее всего, какой-то тайный коридор.

Габриэлла стояла в библиотеке и чувствовала себя так, словно ее накрыло цунами, но она по какой-то загадочной причине уцелела. Она осторожно выдохнула. Позволить ему уйти? Считать, что ей крупно повезло, раз он ее не тронул? Совершенно очевидно, что он не нуждается в ее обществе, да и она не очень хочет быть с ним, когда он в таком состоянии.

Но с ним что-то происходит — что-то серьезное и нехорошее, — и она должна понять, что это.

Подавив страх, Габриэлла последовала за Луканом в темноту.

— Лукан? — позвала она. Ответом ей был только звук его шагов. — Господи, здесь так темно. Лукан, подожди. Поговори со мной.

Он не замедлил шаг и не остановился. Казалось, он хотел отделаться от нее. Отчаянно стремился уйти.

Габриэлла шла за ним по извилистому коридору, вытянув руки, на ощупь.

— Куда ты идешь?

— Наверх.

— Зачем?

— Я уже говорил тебе. — Где-то впереди, откуда доносился его голос, раздался щелчок задвижки. — Нужно делать работу. В последнее время я сильно расслабился.

Из-за нее.

Он этого не сказал, но, несомненно, именно это имел в виду.

— Мне нужно наверх! — рявкнул он в темноте. — Пора записать на свой счет еще пару-другую кровососов.

— Скоро утро. Может быть, тебе лучше отдохнуть? Мне кажется, ты плохо себя чувствуешь.

— Мне нужен хороший бой.

Звук шагов стих, Лукан остановился. В темноте Габриэлла услышала шорох ткани, будто он снимал с себя одежду. Женщина медленно продвигалась вперед на звук, вытянув вперед руки. Сейчас они находились в какой-то комнате, она нащупала справа от себя стену.

— В библиотеке у тебя горело лицо. И голос был… какой-то странный.

— Мне нужна пища. — Слова прозвучали глухо и угрожающе.

Почувствовал ли он, как она нервно отступила? Вероятно, да, потому что Лукан рассмеялся, как-то холодно и горько, словно ее страх и неуверенность забавляли его.

— Но ты ее уже получил, — напомнила ему Габриэлла. — Это было вчера ночью. Разве крови миньона, которого ты убил, тебе недостаточно? Ты же сказал, что вам нужно питаться раз в несколько дней.

— Ты успела стать специалистом в этом деле? Твои способности меня впечатляют.

Небрежно, со стуком упал на пол один ботинок, затем другой.

— Нельзя ли включить здесь свет? Я тебя не вижу…

— Не надо никакого света! — рявкнул Лукан. — Я тебя отлично вижу. Я чувствую запах твоего страха.

Габриэлла испугалась не столько за себя, сколько за него. Он был не просто на грани срыва, с ним происходило что-то ужасное. Ей казалось, сам воздух вокруг него раскалился от ярости. В темноте она чувствовала эту ярость, как невидимую силу, которая отталкивала ее.

— Лукан, я сделала что-то не так? Я не должна находиться в бункере? Если ты изменил свое решение на этот счет, так знай, я тоже считаю, что мне не следовало приезжать сюда.

— Тебе больше негде спрятаться.

— Я хочу вернуться домой.

Габриэлла почувствовала, как ее обдало жаром, будто он посмотрел на нее.

— Ты не можешь вернуться домой. Ты останешься здесь, пока я не приму другого решения.

— Но это похоже на приказ.

— Это и есть приказ.

Теперь и Габриэлла пришла в ярость.

— Лукан, верни мне мобильный телефон. Я должна позвонить друзьям и убедиться, что с ними все в порядке. А затем я вызову такси и поеду домой, мне нужно разобраться со всем, что свалилось на мою голову.

— Об этом не может быть и речи.

Звякнуло оружие, затем раздался резкий звук выдвигаемого ящика.

— Теперь ты в моем мире, Габриэлла. И мое слово здесь — закон. Я выпущу тебя отсюда, когда решу, что тебе ничего не угрожает.

Габриэлла едва сдержалась, чтобы не выругаться.

— Послушай, может быть, днем твое великодушие и благородство вновь к тебе вернутся, только не думам, что я опять в это поверю.

От злобного рычания у нее зашевелились волосы на затылке.

— Ты не понимаешь, что на поверхности сразу же погибнешь без меня? Если бы не я, ты погибла бы в первый год своей жизни!

Габриэлла оцепенела.

— Что ты такое говоришь?

Лукан молчал.

— Что это значит, что я погибла бы?..

— Я был там, Габриэлла, — сквозь зубы прошипел Лукан. — Двадцать семь лет назад на автовокзале Бостона на беззащитную молодую мать с ребенком на руках напал Отверженный. Я был там.

— Моя мать… — растерянно пробормотала Габриэлла, сердце бешено заколотилось в груди. Она нащупала у себя за спиной стену и прислонилась к ней.

— Он успел прокусить ей горло и пил ее кровь. Я почувствовал запах крови и направился к автовокзалу. Я успел, иначе он убил бы ее, а затем и тебя.

Габриэлла не верила своим ушам.

— Ты спас нас?

— Я дал твоей матери шанс убежать. Он выпил у нее слишком много крови, и ее уже ничто не могло спасти. Но она хотела спасти тебя. И она побежала, держа тебя на руках.

— Нет, она не хотела меня спасти, она меня бросила. Оставила в мусорном баке, — сдавленно прошептала Габриэлла, вновь почувствовав нестерпимую боль обиды брошенного ребенка.

— От укуса у твоей матери случился шок. Она перестала соображать, что делает. Ей казалось, что она спрятала тебя, положила в безопасное место.

Господи, сколько лет она хотела узнать правду о своей матери. Сколько разных оправданий ее поступка придумывала. И все они, как оказалось, были слишком далеки от истины.

— Как ее звали?

— Не знаю. Меня это не интересовало. Она была просто еще одной жертвой Отверженного. Я никогда не вспоминал об этом, пока ты не рассказала мне сегодня о своей матери.

— А я? — Габриэлла пыталась собрать все фрагменты головоломки. — Когда ты в первый раз пришел в мой дом после того, как я стала свидетельницей убийства, ты знал, что я — тот ребенок, которого ты спас?

Лукан сухо рассмеялся:

— Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я пришел на запах жасмина, который вел меня от самого клуба. Я хотел тебя. Я хотел узнать, такая ли вкусная твоя кровь, как твой запах и твое тело.

Слова Лукана заставили Габриэллу вспомнить все те восторги страсти, что она с ним испытала. Сейчас ей хотелось знать, что она будет ощущать, если, занимаясь с ней любовью, он станет пить ее кровь. К своему ужасу и удивлению, она почувствовала не только любопытство.

— Но ты же этого не сделал.

— И никогда не сделаю, — резко ответил Лукан и страшно выругался, шипя от боли. — Я бы никогда к тебе не прикоснулся, если бы знал…

— Что знал?

— Ничего. Забудь. Просто… Голова раскалывается, я не могу говорить. Убирайся отсюда. Оставь меня.

Габриэлла не двинулась с места. Она слышала его неуверенные шаги, он споткнулся, зарычал.

— Лукан? Что с тобой?

— Все в порядке, — прохрипел Лукан. — Мне нужно… О черт. — Она слышала его тяжелое дыхание. — Убирайся отсюда, Габриэлла. Мне нужно… нужно остаться… одному…

Что-то тяжелое с глухим стуком упало на ковер. Габриэлла услышала, что дыхание Лукана стало прерывистым.

— Сейчас тебе нельзя оставаться одному. И я больше не могу разговаривать с тобой в темноте. — Женщина шарила по стене в поисках выключателя. — Я ничего не…

Под рукой щелкнула кнопка.

«О господи!»

У огромной кровати, поджав колени к груди, лежал Лукан. Обнаженный по пояс, без ботинок, он корчился от боли. Татуировки на спине и груди меняли цвет от темно-лилового до черного, когда он, обхватив руками живот, в судорогах извивался на полу.

Габриэлла подбежала к Лукану и опустилась рядом с ним на колени. Его тело сильно дернулось и свернулось в тугой клубок.

— Лукан! Что с тобой?

— Убирайся! — прорычал он и, как раненое животное, раздраженно оттолкнул ее, когда Габриэлла протянула к нему руку. — Уходи! Это не твоя… забота.

— Почему нет?!

— Уходи… А-а-а! — Судорога, еще более сильная, скрутила тело Лукана. — Отойди от меня.

Видеть, как он мучается, было тяжело. Габриэлла растерялась, она не знала, что предпринять, ее охватила паника.

— Лукан, скажи, что с тобой происходит? Что я должна сделать?

Он откинулся на спину, словно чьи-то невидимые руки приподняли его и бросили. Жилы на шее натянулись, как жгуты, вены на руках вздулись, рот оскалился большими, острыми клыками.

— Уходи отсюда, Габриэлла!

Габриэлла отстранилась, но оставлять его в таком состоянии не собиралась.

— Мне кого-нибудь позвать? Я могу сходить за Гидеоном и…

— Нет! Никого не надо… звать! Никого! — Лукан повернул к ней голову, и Габриэлла увидела его горящие янтарным огнем глаза с росчерком узких черных зрачков. Зловещий взгляд замер на ее горле, как раз в том месте, где пульсировала сонная артерия. По телу Лукана волной прошла сильная дрожь, он закрыл глаза. — Пройдет. Постепенно… всегда проходит.

Словно в подтверждение его слов, судороги отпустили, тело немного расслабилось, он еще долго лежал в таком положении, потом начал вставать, с большим трудом, неуклюже, но злобно заворчал, когда Габриэлла попыталась ему помочь, и она поняла, что лучше его не трогать. Невероятным усилием воли Лукан поднялся на ноги и тут же повалился ничком на стоявшую рядом кровать. Он продолжал прерывисто дышать, тело было напряженным и непослушным.

— Чем я могу тебе помочь?

— Уходи, оставь меня. — Вампир с трудом выдавливал слова.

Габриэлла даже и не думала уходить, она осмелилась протянуть руку и коснуться его плеча.

— Ты весь горишь. У тебя сильный жар.

Лукан ничего не ответил. Габриэлла решила, что он не хочет тратить силы на разговоры, они нужны ему, чтобы справиться со странным, так неожиданно поразившим его недугом. Он заявил, что ему нужна пища, но ей показалось, что причина недуга иная, более глубокая, чем просто голод. Таких мучительных страданий ей видеть не приходилось.

И вдруг в голове пронеслась мысль, даже не мысль — слово, которое Лукан произнес сегодня ночью.

«Кровожадность».

Страшная болезнь — признак Отверженных, так он ей объяснил. Это то, что отличало их от вампиров Рода. Теперь, глядя на Лукана, Габриэлла понимала, насколько трудно утолять голод, который может уничтожить тебя.

И еще она хотела знать: если вирус Кровожадности берет за горло, как быстро он может придушить?

— С тобой все будет в порядке, — тихо сказала она Лукану, гладя его по голове. — Просто расслабься и позволь мне о тебе позаботиться.

 

Глава двадцать третья

Он лежал в прохладном полумраке, легкий ветерок шевелил его волосы. Он не хотел пробуждаться от глубокого сна без сновидений. Нечасто ему приходилось испытывать такой покой. Он хотел еще глубже в него погрузиться и спать сотню лет.

Совсем рядом проплыл легкий волнующий аромат жасмина. Всей силой легких он вдохнул его, ощущая в пересохшем горле сладость, он смаковал аромат. Поднял тяжелые веки и увидел красивые карие глаза, смотревшие на него.

— Тебе лучше?

Он действительно чувствовал себя лучше. Головная боль прошла, тело не жгло адским огнем, судороги не стягивали внутренности в тугой узел. Оставался некоторый дискомфорт, но это пустяки.

Лукан попытался сказать, что он в отличной форме, но из горла вырвался только нечленораздельный хрип. Он откашлялся и произнес:

— Я в порядке.

Габриэлла сидела на краю постели и держала его голову у себя на коленях, осторожно прикладывая прохладную, влажную ткань ко лбу и щекам. Другой рукой она гладила его по волосам — нежно, успокаивающе.

Это было приятно. Очень приятно.

— Ты был в ужасном состоянии. Я так за тебя испугалась.

Он недовольно заворчал, с отвращением вспоминая, что с ним произошло. Приступ Кровожадности едва не уложил его на лопатки. Боль превратила Лукана в жалкое ничтожество. И все это у нее на глазах. Господи, ему хотелось заползти в темную нору и там сдохнуть, лишь бы никто не видел, как низко он пал. Особенно Габриэлла.

Отвращение к себе было невыносимым, но именно это мерзкое чувство заставило его полностью проснуться.

— Боже, Габриэлла, я не… ничего плохого тебе не сделал?

— Нет. — Она погладила его по подбородку, ни тени страха не было ни в ее глазах, ни в ее нежных прикосновениях. — Со мной все хорошо, ничего плохого ты мне не сделал, Лукан.

«Слава богу!»

— На тебе моя майка, — сказал он, только сейчас заметив, что вместо свитера и джинсов на Габриэлле его черная майка, в которой могла бы поместиться еще пара таких миниатюрных женщин, как она. На нем были только брюки.

— Да, — ответила Габриэлла, вытягивая из ткани, которую она прикладывала к его лицу, болтавшуюся нитку. — Я надела ее, когда пришел Данте. Я сказала ему, что ты спишь. — Она немного покраснела. — Я решила, что, если я буду в таком виде, мой ответ прозвучит более убедительно и он не станет задавать лишних вопросов.

Лукан сел и нахмурился:

— Выгораживая меня, ты солгала?

— Мне показалось, ты не хотел, чтобы тебя кто-нибудь видел… в таком состоянии.

Лукан смотрел на Габриэллу, которая сидела рядом с ним. Несмотря ни на что, она доверяла ему. Он не мог не восхищаться ею. Любой на ее месте всадил бы титановый клинок ему в сердце — и был бы прав. Но она даже не испугалась. Она выдержала самый тяжелый из его приступов, не оставила его, не убежала, заботилась о нем.

И даже защищала его.

Лукан почувствовал к ней уважение и глубокую благодарность.

Никогда раньше ему не доводилось испытывать подобных чувств, и никому раньше он так не доверял. Лукан знал, в бою любой из его воинов прикроет ему спину, точно так же поступит и он, но это совсем другое. Сейчас о нем заботились, защищали его в тот момент, когда он был наиболее уязвим.

Он гнал ее, демонстрируя мерзость своей натуры, но она не обращала внимания на его злобу и рычание.

Несмотря ни на что, она осталась рядом с ним.

Лукан не находил слов, чтобы выразить ей благодарность за такое великодушие. Вместо этого он наклонился и поцеловал ее со всей нежностью, на какую только был способен.

— Мне нужно одеться, — сказал он после этого и застонал, так ему не хотелось покидать ее. — Мне лучше. Я должен идти.

— Куда?

— Наверх. Отверженные ждут. Не могу же я переложить свою работу на плечи товарищей.

Габриэлла придвинулась к нему и положила руку на лоб.

— Лукан, сейчас десять утра. Там солнце.

Он повернул голову и посмотрел на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Габриэлла была права.

— Черт! Я всю ночь проспал? И Данте работал за двоих.

Габриэлла чувственно улыбнулась.

— А ты работал на мне, и он знает об этом. Возбуждение вспыхнуло и охватило его, словно пламя — сухое дерево.

«Проклятие. Одной мысли достаточно…»

Она сидела на кровати, поджав под себя ноги, черная майка задралась, и он мог видеть крошечный треугольник белых трусиков, роскошные волосы падали на лицо и плечи. Ему хотелось только одного — запустить в них руки и войти в нее.

— Мне не нравится, что из-за меня тебе пришлось лгать, — проворчал Лукан и погладил ее по бедру. — Я должен сделать из тебя честную женщину.

Габриэлла накрыла ладонью его руку.

— Ты действительно думаешь, что готов к этому?

Он мрачно рассмеялся:

— Более чем.

Габриэлла смотрела на него с любопытством и недоверием.

— Ты был в таком состоянии… Может быть, мы поговорим об этом? Может быть, тебе сейчас лучше отдохнуть?

Меньше всего Лукан хотел говорить о своих проблемах, тем более с Габриэллой, такой соблазнительной и желанной. После приступа его тело восстановилось, и он испытывал невероятное возбуждение, как всегда, когда оказывался рядом с ней или думал о ней.

— Это ты мне говоришь об отдыхе?

Лукан взял ее руку и положил на свой эрегированный член, выпиравший под брюками. Габриэлла провела по нему, нежно сжала. Лукан закрыл глаза, растворяясь в наслаждении и аромате ее возбуждения, с которым она отдалась в его руки.

Лукан целовал ее долго и крепко, руки скользили по шелковистой коже спины и такой соблазнительно упругой груди. Едва он коснулся ее сосков, они затвердели — два маленьких набухших бутона, его губы жадно потянулись к ним.

Габриэлла застонала и выгнулась в его руках. Она расстегнула молнию на брюках Лукана и принялась ласкать его.

— Ты такая опасная, — выдохнул Лукан, отрываясь от ее сосков. — Мне нравится, что ты здесь, в моем доме. Не думал, что так будет. И не хотел этого.

Он снял с нее майку и отбросил в сторону, с наслаждением созерцая обнаженное тело Габриэллы. Откинул набок волосы и провел по изгибу шеи.

— Я действительно первая женщина, которую ты привел сюда?

Лукан криво усмехнулся, гладя ее шею.

— Кто тебе это сказал? Саванна?

— Это правда?

Он наклонился и обхватил губами ее розовый сосок, перевернул ее на спину, поспешно скидывая брюки. Клыки, увеличиваясь, начали давить на десны, страсть волнами накрывала его, рискуя выйти из-под контроля.

— Ты первая, — хрипло произнес Лукан, платя откровенностью за то доверие, которое несколько часов назад она проявила, оставшись возле него.

И Габриэлла станет последней женщиной, которую он привел в бункер.

Никакой другой женщины Лукан не мог представить в своей постели. Больше никогда и никого он не впустит в свое сердце. Надо посмотреть правде в глаза: несмотря на жесточайший контроль и годы добровольного одиночества, он легко позволил ей разрушить все преграды и заполнить пустоту в его жизни, никакая другая женщина больше не сможет этого сделать.

— Ты такая мягкая, — сказал он, гладя ее плечи, грудь, живот, соблазнительный изгиб бедра, коснулся губами ее губ. — И такая сладкая.

Его рука опустилась ниже, раздвинула ее бедра, стремясь к центру наслаждения.

— Такая влажная, — пробормотал он, водя языком по ее губам и одновременно отодвигая трусики и касаясь влажных сокровенных складочек.

Его пальцы скользнули внутрь, совсем чуть-чуть, затем глубже. Габриэлла крепко обхватила его за шею и выгнулась, когда два пальца проникли глубоко, лаская с такой страстной силой сжавшее их влагалище.

Лукан оторвался от ее губ, стянул узкую полоску трусиков и опустился между ее ног.

— Ты такая красивая, — хрипло выдохнул Лукан.

Он ласкал языком ее клитор и очень быстро довел Габриэллу до оргазма, наслаждаясь ее содроганиями и стонами.

— Господи! Ты убиваешь меня. Я не могу насытиться тобой.

Он поднялся выше, нависая над ней. Лукан так горел нетерпеливым желанием войти в нее, что не расслышал тихий вскрик Габриэллы. Он лишь почувствовал, как она замерла, ее голос заставил и его замереть.

— Лукан… твои глаза…

Инстинктивно он отвернулся. Слишком поздно. Он понял, что она заметила огонь его трансформированных глаз. Именно такие глаза она видела прошлой ночью, вернее, похожие — человек не мог уловить разницу между жаждой крови и жаждой секса.

— Пожалуйста, — тихо попросила Габриэлла, — не отворачивайся, я хочу видеть тебя.

Неохотно, опираясь на вытянутые руки, Лукан повернул голову и посмотрел на нее. Он заметил ее тревогу, но Габриэлла не пыталась отстраниться, напротив, внимательно разглядывала его.

— Я не причиню тебе зла, — глухо и хрипло произнес Лукан, непроизвольно обнажая клыки, — сейчас он не в силах был скрыть от нее свои инстинктивные проявления страсти. — Просто я хочу тебя, Габриэлла. Это желание плоти. Ты его разжигаешь. Стоит мне только подумать о тебе… — Лукан не договорил, чертыхнувшись сквозь зубы. — Я не хочу пугать тебя, но я не могу остановить происходящие со мной изменения. Не могу, когда я так сильно хочу тебя.

— Так происходило каждый раз, когда мы были вместе? — шепотом спросила Габриэлла, чуть заметно нахмурившись. — Ты прятал это от меня? Каждый раз, когда мы занимались любовью, ты отворачивался и закрывал глаза?

— Я не хотел пугать тебя. Не хотел, чтобы ты увидела, кто я есть на самом деле.

Габриэлла медленно покачала головой, взяла лицо Лукана в ладони и посмотрела на него — глубоко, проникновенно, словно вбирая каждую клеточку его существа. Ее глаза увлажнились и блестели. В них светилась нежность. На него изливалась вся сила женской любви.

— Лукан, для меня ты очень красивый. Не прячься, я хочу всегда тебя видеть. Тебе нечего от меня скрывать.

Ее слова тронули Лукана. Глядя в его горевшие ярким огнем глаза, она погладила его по щеке, провела пальцем по приоткрытым губам. Его клыки заныли еще сильнее от ее нежных прикосновений.

И словно желая доказать ему, а может быть, себе, что принимает его таким, каков он есть, Габриэлла чуть продвинула палец вглубь его рта. Лукан зарычал. Он жадно ласкал ее палец языком, с нежностью покусывал его, втягивал глубже.

Лукан видел, как Габриэлла тяжело сглотнула, уловил запах адреналина, смешанный с запахом страсти.

Она была чертовски хороша — мягкая, отзывчивая, смелая во всем, он не мог не восхищаться ею.

— Я доверяю тебе, — сказала Габриэлла, провела пальцем по его зубам и вытащила его, ее карие глаза еще сильнее потемнели от страсти. — И я хочу тебя. Всего.

Это было уже выше его сил.

Лукан возбужденно зарычал, коленом широко раздвинул ее ноги и опустился на Габриэллу. Он ощущал ее плоть — влажную, горячую, зовущую. Мощным толчком Лукан вошел в нее, стараясь проникнуть как можно глубже. Она с готовностью принимала его, сжимая, словно тисками, погружая в жар чувственного восторга. Лукан зашипел сквозь зубы, когда стенки влагалища завибрировали от его первого движения. Он обхватил ее за бедра, прижимая еще ближе к себе.

— Да, — выдохнула Габриэлла, двигаясь вместе с ним в удивительно мягком ритме. — Господи, Лукан, да… так хорошо.

Лукан знал, что от напряжения его лицо стало суровым, ему казалось, что еще никогда страсть не бушевала в нем с такой силой, пробуждая дремавшего в глубине зверя, ставшего проклятием его отца и всех его свирепых сородичей. Лукан двигался ритмично, стараясь погрузиться в наслаждение и не обращать внимания на жажду большего.

Взгляд его замер на сонной артерии, пульсировавшей на шее Габриэллы. Рот мгновенно наполнился слюной, несмотря на подступающий оргазм.

— Не останавливайся, — без дрожи в голосе сказала Габриэлла, притянула его к себе, глядя ему прямо в глаза, ласково гладя по щеке. — Возьми меня всю, столько, сколько тебе нужно. Просто… господи… не останавливайся.

Ноздри Лукана раздувались от ее острого, возбуждающего аромата, от вида ее порозовевших лица, шеи. Под нежной кожей пульсировала кровь. Он зарычал, не в силах терпеть эту муку, не желая принимать свою природу, их союз, экстаз, который не будет полным без кровавого поцелуя вампира.

Оторвав взгляд от горла Габриэллы, Лукан сделал несколько неистовых движений, приведя их обоих к кульминации.

Но оргазм принес ему лишь частичное освобождение.

В глубине таилась неудовлетворенность, усиливавшаяся с каждым ударом сердца Габриэллы.

— Черт. — Голос Лукана прозвучал грубо и возбужденно, он откатился на край кровати.

— Что-то не так? — Габриэлла положила руку ему на плечо.

Она придвинулась к нему, он почувствовал прижавшуюся к его спине упругую грудь. Лукан слышал пульсацию ее разгоряченной крови, этот звук завораживал его, он больше ничего не воспринимал.

— Лукан? С тобой все в порядке?

— Проклятье, — проворчал он и дернул плечом, сбрасывая ее руку.

Он спустил ноги с постели и сел, обхватив голову. Дрожащими пальцами провел по волосам. Габриэлла молчала, он повернулся и наткнулся на ее вопросительный взгляд.

— Все так. Ты все делаешь и чувствуешь правильно, но я… Я не могу взять столько, сколько мне нужно.

— Ну и ладно.

— Нет. Я не должен быть с тобой, когда мне нужно… — «Мне нужна ты!» — кричало его тело. — Господи, это невозможно.

Лукан отвернулся, Габриэлла чувствовала, что он хочет встать и уйти.

— Лукан, если ты голоден… если тебе нужна кровь…

Она пододвинулась к нему еще ближе, обняла за плечи, ее запястье оказалось прямо у него под подбородком.

— Пожалуйста, не надо. — Лукан отпрянул от нее, словно она предлагала ему яд. Он встал, надел брюки и принялся расхаживать но комнате. — Я не буду пить твою кровь, Габриэлла.

— Но почему? — В ее голосе звучали горечь и растерянность. — Я же вижу, она тебе нужна, а я единственный человек здесь, и я понимаю, что тебя тянет ко мне.

— Дело не в этом. — Лукан покачал головой, щурясь и пытаясь подавить звериные инстинкты. — Я не могу так поступить. Я не должен привязывать тебя к себе.

— О чем ты говоришь? Как трахаться со мной, так ты готов, но от моей крови ты нос воротишь. — Габриэлла резко рассмеялась. — Господи, поверить не могу. Меня это крайне оскорбляет.

— Это ничем хорошим не кончится, — произнес Лукан, чувствуя, что увязает все глубже и глубже, и злясь на себя за отсутствие выдержки. — Ничего не получится. Я должен был с самого начала четко определить границы наших отношений.

— Если ты хочешь что-то сказать, говори. Я знаю, Лукан, тебя мучает какая-то проблема. Нет смысла это отрицать, я видела, в каком состоянии ты был прошлой ночью.

— Причина не в этом, — отрезал Лукан. — Это только часть проблемы. Я не хочу причинить тебе боль, а если я хотя бы раз попробую твою кровь, тебе не избежать боли. Если мы будем связаны кровью, рано или поздно я нанесу тебе удар.

— Что значит «связаны кровью»? — тихо спросила Габриэлла.

— На твоем теле знак Подруги по Крови, Габриэлла. — Лукан коснулся ее левого плеча. — Сразу за ухом.

Габриэлла нахмурилась, ее рука скользнула к уху и пальцы легли точно на то место, где природа оставила метку — падающую каплю и полумесяц.

— Это? Это родимое пятно. Оно у меня было всегда.

— У каждой Подруги но Крови имеется на теле такой знак. Он есть у Саванны, у остальных женщин, которых ты здесь видела. Он был у моей матери. И он есть у тебя.

Пораженная, Габриэлла задумалась.

— Когда ты его у меня увидел? — едва слышно спросила она.

— В первую же ночь, когда оказался в твоем доме.

— Когда пришел забрать у меня мобильный телефон?

— Позже, — ответил Лукан, — когда вернулся, а ты уже спала.

Лицо Габриэллы озарила догадка, мгновенно сменившаяся удивлением.

— Так ты все-таки был. А я думала, это сон.

— Габриэлла, ты всегда чувствовала свою оторванность от мира, в котором жила, потому что это не твой мир. Твои фотографии, тяга к местам, где живут вампиры, странные, непонятные ощущения, которые вызывал у тебя вид крови, — все это указывало на то, кем ты являешься на самом деле.

Лукан видел, какая внутренняя борьба происходит в Габриэлле, она не хотела верить в то, что слышала, а он ненавидел себя за то, что так долго скрывал от нее правду. Лучше было сразу все выложить и больше к этому не возвращаться.

— Придет день, ты встретишь достойного мужчину, и вы создадите с ним пару. Он будет пить только твою кровь, а ты — только его. Кровь свяжет вас в единое целое. Это священный обет. И я не могу его тебе дать.

На ее лице отразилась сильная душевная мука. Надо было посвятить ее раньше, но он этого не сделал.

— Не можешь… или не хочешь? — едва шевеля губами, произнесла Габриэлла.

— Это имеет значение? Я тебе сказал, что этого не произойдет, потому что я этого не допущу. Если мы свяжем себя кровью, эта связь будет существовать до конца наших дней. Ты никогда не сможешь избавиться от меня, по запаху крови я найду тебя везде, куда бы ты от меня ни сбежала.

— Почему ты думаешь, что я от тебя сбегу?

— Потому что когда-нибудь сила, с которой я веду борьбу, одолеет меня, и когда это произойдет, я не хочу, чтобы ты стала моей жертвой.

— Ты говоришь о Кровожадности.

— Да, — сказал Лукан, впервые признаваясь в этом не только ей, но и себе. На протяжении длительного времени он мог скрывать это. Но от Габриэллы скрыть не удалось. — Кровожадность — это слабое место вампиров, проклятие, чума. И если она схватила за горло, очень немногие способны ее побороть. Вампир становится Отверженным, и это его конец.

— Как это происходит?

— По-разному. Болезнь может подкрадываться незаметно, разрушать постепенно. Жажда крови растет, и вампир удовлетворяет каждый ее позыв. И однажды ночью он понимает, что не может остановиться, насыщения не наступает. А случается и по-другому. Стоит один раз по неосторожности или по глупости позволить себе лишнее, и уже не будет пути назад.

— А как это протекает у тебя?

Лукан натянуто улыбнулся, обнажая клыки.

— Мне выпала сомнительная честь быть сыном своего отца. Если Отверженные — просто звери, то мы, представители первого поколения, — настоящее проклятие для всего Рода. У П1 жажда крови сильнее, чем у последующих поколений, она ощущается постоянно. Если хочешь знать правду, то я борюсь с Кровожадностью с самого первого глотка крови.

— И вчера ты поборол очередной приступ?

— Мне удалось это во многом благодаря тебе, но каждый приступ все сильнее и сильнее.

— Ты справишься. Мы вместе справимся.

— Ты ничего не знаешь о моей жизни. Оба моих брата пали под натиском Кровожадности.

— Когда?

— Очень давно. — Лукан нахмурился, ему не хотелось ворошить далекое прошлое, но слова сами рвались наружу. — Эвран, мой средний брат, едва став взрослым, подвергся этой болезни. Он погиб в бою, в одной из древних войн, сражаясь на стороне Отверженных. Марек, старший из нас и самый отважный, был в числе первых воинов Рода, поднявших меч против последних Древних и их армии, состоявшей из Отверженных. Марек, Тиган и я создали Орден, в человеческой истории это совпало с эпидемией чумы в Европе. И ста лет не прошло, как Кровожадность поразила Марека. Он хотел, чтобы солнечный свет освободил его от мучений. Даже Тиган подошел к самому краю этой пропасти и едва удержался, чтобы не исчезнуть в ней навсегда. Но это было давно.

— Я сожалею, — тихо произнесла Габриэлла. — Тебе пришлось пережить так много потерь. Я понимаю, почему тебя так пугает конфликт с Отверженными.

У Лукана на языке вертелся язвительный ответ, который он, не задумываясь, бросил бы в лицо любому из воинов, кто хоть на секунду допустил бы, что он чего-то боится. Но он посмотрел на Габриэллу, и слова застряли в горле. Лукан знал, что за его долгую жизнь она была единственной, кто так хорошо понимал его. Но он был готов потерять эту женщину навсегда ради ее же счастливого будущего в одной из Темных Гаваней, куда он отправит ее, как только представится возможность.

— Я не знала, что вы с Тиганом так давно вместе, — сказала Габриэлла.

— Мы с ним принадлежим к первому поколению, оба П1. И оба поклялись защищать Род.

— Но вы не друзья.

— Друзья? — Лукан рассмеялся, подумав о ненависти, на протяжении столетий кипящей между ними. — У Тигана нет друзей. А если бы и были, то меня в их числе ты бы не обнаружила.

— Так почему же он здесь?

— Он один из лучших воинов, которых я когда-либо встречал. Его преданность Ордену значительно превосходит ненависть ко мне. Мы с ним в равной степени верим, что будущее Рода превыше всего.

— Даже любви?

Лукан ответил не сразу, слегка обескураженный ее прямым вопросом. Ему не хватало опыта в таком тонком деле. А учитывая то, что с ним сейчас происходило, он хотел держаться подальше от сильных эмоций.

— Любовь существует для тех, кто выбрал спокойную жизнь в Темной Гавани. Для воинов любовь невозможна.

— В бункере есть те, кто может с тобой поспорить.

Лукан выдержал ее взгляд.

— У меня иное мнение.

Габриэлла резко опустила голову и закрыла глаза.

— Тогда что я для тебя? Развлечение в перерывах между схватками с Отверженными? — Она посмотрела на него, в глазах стояли слезы. — Игрушка, которую, наигравшись, ты готов выбросить?

— До этого я не слышал, чтобы ты на что-то жаловалась.

Габриэлла задохнулась, изумленно глядя на него. Но растерянность очень быстро сменилась отстраненностью, и она резко бросила:

— Да пошел ты!..

Лукан понимал ее презрение, и все равно ему было неприятно. Таких слов он не стерпел бы ни от кого. До этого момента никто и не пытался таким образом испытывать его терпение.

Лукан, хладнокровный убийца-одиночка, не выносил проявлений слабости, но сейчас сила и самообладание, которые он воспитывал в себе на протяжении многих веков, вдруг покинули его, и он стоял, обезоруженный, перед единственной женщиной в мире, которую по неосторожности подпустил слишком близко. Он заботился о ней больше, чем следовало бы, и ему невыносимо было причинять ей боль, несмотря на то, что прошлой ночью он принял твердое решение вычеркнуть ее из своей жизни. Это было неизбежно. И он только усугубил ситуацию, допустив мысль, что все может сложиться иначе.

— Габриэлла, я не хочу ранить тебя, но я знаю, что так будет.

— А что ты сейчас делаешь? — шепотом спросила она. — Я верила тебе. Господи, я верила всей той лжи, которой ты кормил меня. Даже той чуши, что ты хочешь помочь мне понять мое предназначение, найти свою судьбу. Я действительно думала, что я тебе небезразлична.

Лукан почувствовал себя отвратительным подонком, который так безжалостно поступил с ней. Он подошел к шкафу, достал чистую рубашку и надел ее. У двери он остановился и посмотрел на Габриэллу.

Ему хотелось вернуться, как-то успокоить ее, но он знал, что тем самым совершит еще одну ошибку. Стоит ему прикоснуться к ней, и он снова не сможет удержаться.

И уже не сможет ее отпустить.

Лукан открыл дверь и вышел в коридор.

— Габриэлла, ты найдешь свою судьбу. Это произойдет. Но я никогда не говорил, что твоя судьба будет связана со мной.

 

Глава двадцать четвертая

Слова Лукана продолжали звенеть в ушах, когда Габриэлла вышла из душа. Она надеялась, что горячие струи помогут смыть боль и отчаяние, но в голове по-прежнему был полный сумбур от всего того, что она услышала. И особенно Габриэллу угнетало то, что Лукан не хочет быть с ней.

Она пыталась убедить себя, что он с самого начала не давал ей никаких обещаний, но от этого Габриэлла чувствовала себя еще большей дурой. Лукан не просил ее в него влюбляться, она сделала это по собственной воле.

Подойдя к зеркалу, которое занимало всю стену ванной комнаты, Габриэлла откинула волосы и принялась внимательно рассматривать родимое пятно за левым ухом. Не пятно, а метку Подруги по Крови, напомнила она себе, — капелька падала в чашу, имевшую форму полумесяца.

По иронии судьбы эта метка связывала ее с расой Лукана и в то же самое время мешала ей быть с ним.

Возможно, Габриэлла настолько осложняла его жизнь, что он не хотел или не мог позволить себе этого, но встреча с ним и ее жизнь не сделала проще.

Не сведи ее судьба с Луканом, она не оказалась бы втянутой в кровавое столкновение противоборствующих сил, скрывавшихся под покровом ночи, на фоне этой войны любые гангстерские стычки казались детскими играми. Все, что у Габриэллы есть на этой земле, — уютный дом в Бикон-Хилл, но и его она может потерять, если не вернется туда, не начнет работать и оплачивать счета. Ее друзья понятия не имеют, куда она пропала, и если она им скажет, где побывала, это навлечет беду на их головы.

И в довершение всего она почти влюбилась в мрачного, беспощадного, замкнутого мужчину. Если называть все своими именами, то не в мужчину, а в вампира.

А если уж быть честной до конца, то не «почти», а по уши влюбилась. Она не представляет себе жизни без Лукана, она дышать без него не может.

— Чудесно, нечего сказать. — Габриэлла смотрела на свое отражение в зеркале. — И что теперь делать?

Вопреки тому, что он ей сказал, Габриэлле хотелось одного: идти туда, где он, прижаться к нему и ощущать его тепло, только в его объятиях она обретала покой.

Ну да, не хватало ей только публичного унижения. Лукан же ясно дал ей понять, что между ними все кончено. Хотя разве у них было что-то, кроме секса?

Габриэлла вернулась в его спальню и оделась. Она быстро натянула свитер и джинсы, ей хотелось оставить апартаменты Лукана до его возвращения, чтобы не наделать глупостей. Еще больших глупостей, уточнила она, глядя на смятые простыни.

Габриэлла вышла в коридор с намерением отыскать Саванну и выяснить, как можно отсюда позвонить, ведь ее мобильный отобрал Лукан.

Она долго плутала по коридорам, несколько раз сворачивала не там, пока, наконец, не услышала глухие удары, — судя по всему, она приближалась к тренировочному залу.

Едва повернув за угол, Габриэлла наткнулась на стену из черной кожи, увешанную оружием.

Габриэлла подняла голову — на нее, прищурившись, смотрели холодные зеленые глаза, от этого взгляда мурашки побежали по телу. Глаза из-под нависавших рыжевато-коричневых прядей, не моргая, глядели на нее в упор, словно дикий камышовый кот следил из засады за своей добычей. Габриэлла судорожно сглотнула. Огромный вампир излучал опасность.

«Тиган», — догадалась Габриэлла.

Шестой из вампиров, с которым она не успела познакомиться. Между ним и Луканом существовала неприязнь, которую они с трудом могли скрывать.

Вампир стоял у Габриэллы на пути и, судя по его виду, дорогу уступать не собирался. Казалось, он даже не заметил, что она налетела на него, лишь криво усмехнулся, слегка наклонив голову. Двести фунтов каменных мускулов и коллекция устрашающего оружия делали его по-настоящему опасным.

Габриэлла отступила и прижалась к стене.

— Простите, я вас не видела.

Вампир молчал, но Габриэлла чувствовала, что секундного контакта ему оказалось достаточно, чтобы увидеть всю ее подноготную. Холодным, ничего не выражающим взглядом он смотрел на нее сверху вниз, выворачивая наизнанку. Он ничего не говорил, на лице не отражалось никаких эмоций, но Габриэлла чувствовала себя препарированным лягушонком.

— Простите, — прошептала она.

Она попыталась обойти Тигана, но он заговорил, и это ее остановило.

— Эй. — Его голос оказался тише, чем Габриэлла ожидала. Глубокий, зловещий скрежет, никак не вяжущийся с его застывшим взглядом. — Ради собственного блага — не привязывайся слишком к Лукану. Он долго не проживет.

Вампир произнес это безо всякого выражения, просто констатируя факт. Он невозмутимо прошел мимо Габриэллы, и от его холодного безразличия ее пробрала дрожь.

Габриэлла повернула голову, но Тиган, напророчивший Лукану смерть, уже скрылся.

Лукан взвесил в руке блестящий черный девятимиллиметровый пистолет и несколько раз подряд выстрелил по мишеням в конце зала.

В привычной для него обстановке, с оружием в руках он чувствовал себя уверенно, кровь бурлила в предвкушении боя, но мысли неизменно возвращались к неприятному разговору с Габриэллой. Эта женщина, черт ее возьми, занозой засела у него в голове. Несмотря на все попытки оттолкнуть ее от себя, Лукан вынужден был признать, что вовсе не хочет этого.

Он гадал, сколько времени сможет провести с Габриэллой до своего окончательного падения, и недоумевал, как вообще у него могла возникнуть мысль расстаться с ней. Расстаться, чтобы отдать в руки другому мужчине.

Все запуталось, стало слишком сложным.

Лукан выругался сквозь зубы и выпустил еще одну обойму.

— Ну, что скажешь? — спросил Николай, глядя на него холодными голубыми глазами. — Славная игрушка? И чертовски послушная?

— Да, хорошая вещь. Мне понравилась. — Лукан поставил пистолет на предохранитель и повертел его в руке. — «Беретта 92FS», переделанная в полностью автоматический пистолет? Ты хорошо поработал, Нико. Действительно хорошо.

Нико усмехнулся:

— Ты еще не знаешь, что у этой «беретты» особые патроны. Я их кое-чем начинил. Добавил титанового порошка.

— Такая пуля молниеносно превратит любого кровососа в пыль, стоит только этому порошку попасть ему в кровь, — заметил Данте; он сидел поодаль и точил клинок об угол шкафа с оружием.

Он был абсолютно прав. В прежние времена, чтобы убить Отверженного, непременно требовалось отсечь ему голову. И все было хорошо, пока меч оставался главным оружием боя. Но современные технологии бросили вызов обеим противоборствующим сторонам.

Только в начале двадцатого века Роду стало известно, что титан оказывает уникальное поражающее действие на кровеносную систему Отверженных. Мгновенно возникала аллергическая реакция, усиливающаяся благодаря мутированным клеткам. Отверженные реагировали на титан, как алказельтцер на воду.

Нико взял из рук Лукана «беретту» и любовно погладил ее.

— Это настоящее проклятие для Отверженных.

— Когда мы испытаем ее? — спросил Рио.

— Может, сегодня ночью? — Голос Тигана, бесшумно появившегося в зале, прозвучал словно раскат грома.

— Ты имеешь в виду логово кровососов, которое обнаружил у пристани? — спросил Данте.

Тиган кивнул:

— Думаю, там около дюжины Отверженных. Похоже, все новички, только недавно заболевшие. Справиться с ними будет нетрудно.

— Давненько мы не совершали рейды, — сказал Рио, широко улыбаясь в предвкушении. — Славно развлечемся.

— Почему мне ничего не известно об этом убежище? — нахмурился Лукан.

Тиган бросил в его сторону равнодушный взгляд.

— Ты немного отстал, парень, придется догонять. Пока ты всю ночь развлекался со своей подругой, мы наверху делали свою работу.

— Удар ниже пояса, — заметил Рио. — Даже тебе, Тиган, не стоит этого делать.

Лукан отреагировал спокойно.

— Нет, он нрав. Мне следовало находиться с вами наверху. Но кое-что важное необходимо было решить здесь. Я решил, и теперь я с вами.

Тиган самодовольно усмехнулся:

— Решил? Я сейчас встретил в коридоре твою подругу, вид у нее был ни к черту. Словно у нее вырвали сердце и растоптали. Кажется, ей нужен кто-то, кто утешил бы ее.

— Что ты ей сказал? Ты дотронулся до нее? — заорал Лукан в дикой ярости. — И если это так, то ничто меня не остановит…

Тиган самодовольно рассмеялся:

— Расслабься. Не стоит так нервничать. Твоя женщина меня не интересует.

— Держись от нее подальше! — рявкнул Лукан и повернулся к остальным воинам, не скрывавшим своего удивления. — И вас она не должна интересовать, понятно? Габриэлла Максвелл находится здесь под моей личной защитой. Но она и меня перестанет интересовать, как только отправится в Темную Гавань.

Лукану потребовалось около минуты, чтобы успокоиться и не схватиться с Тиганом. Вероятно, когда-нибудь это случится, но не сегодня. Лукан не винил Тигана за его нападки. Если тот и превратился в циничного ублюдка, то Лукан ему в этом сильно помог.

— Ну а теперь мы можем вернуться к делу? — проворчал Лукан, давая понять, что более не потерпит издевок. — Мне нужна информация об этом логове.

Тиган выложил все, что ему удалось узнать о предполагаемом убежище Отверженных у пристани, и предложил план действий. И хотя Тиган раздражал Лукана, тот счел разумным приберечь свою злость для настоящего врага.

Но если он снова случайно окажется рядом с Габриэллой, все его серьезные рассуждения о долге утратят значение. Прошло часа два с тех пор, как Лукан оставил ее одну в спальне, но она не выходила у него из головы. От одного только воспоминания о ее мягком, соблазнительном теле он чувствовал возбуждение.

А от мысли, что он причинил ей боль, начинало неприятно сосать под ложечкой. Габриэлла оказалась надежным союзником и скрыла его слабость от воинов Она оставалась с ним всю ночь, помогала справиться с тяжелым приступом, нежная, любящая — о такой женщине можно только мечтать.

Опасный ход мыслей.

Обсуждение ночного рейда продолжалось. Лукан согласился, что лучше нанести удар по Отверженным в месте их наибольшего скопления, а не отлавливать поодиночке на улицах.

— На закате встречаемся здесь же, собираемся и выходим на поверхность.

Воины, переговариваясь, расходились, Тиган шел неторопливо, самым последним.

Лукан задумчиво смотрел ему вслед — мужественный одиночка, гордо демонстрировавший, что ему никто не нужен. Тиган упорно держался обособленно и независимо. Но он не всегда был таким. Некогда — многообещающий юноша, прирожденный лидер. Он мог стать великим воином, и он им стал. Но все переменилось за одну ужасную ночь. И началось его падение. Тиган достиг дна, и так и не смог оправиться.

И хотя Лукан никогда не признавался в этом Титану, он не мог простить себе, что сыграл определенную роль в его падении.

— Тиган, постой.

Вампир неохотно остановился и, не поворачиваясь к Лукану, молча ждал, надменно вскинув голову, пока остальные воины выходили из тренировочного зала в коридор. Когда они остались одни, Лукан откашлялся и обратился к П1:

— Тиган, у нас с тобой есть проблема.

Тиган резко выдохнул:

— Я поставлю в известность СМИ.

— И эта проблема не исчезает. Все произошло так давно, столько воды утекло с тех пор. Если ты хочешь поквитаться…

— Забудь. Дело прошлое.

— Не настолько, если мы не можем его похоронить.

Тиган усмехнулся и наконец-то повернулся лицом к Лукану:

— Что ты хочешь мне сказать?

— Хочу сказать, что понимаю, чего тебе это стоило. То, что я сделал… — Лукан покачал головой и провел рукой по волосам. — Ти, ты должен знать, если бы существовал иной способ… Если бы все было по-другому…

— Господи, ты что, пытаешься извиниться? — Казалось, Тиган способен убить взглядом. — Проявляешь участие? Пятьсот лет спустя! Не слишком ли поздно? И черт возьми, разве это что-то меняет?

Лукан стиснул зубы. Сейчас вечно погруженный в апатию Тиган, словно вулкан, проснулся и закипел злобой. Тиган не простил его. Так и не смог. И, похоже, не сможет никогда.

— Ты прав, Ти, извинения ничего не меняют.

Тиган долго смотрел на Лукана, затем развернулся и пошел к выходу.

Из колонок размером с холодильник, стоявших у сцены частного подземного ночного клуба, орала музыка. Хотя «музыкой» весьма условно можно было назвать душераздирающие вопли вокалистов и нестройные гитарные пассажи. Люди двигались на сцене, как роботы, глотали слова и с трудом попадали в такт. Одним словом, они были хорошо высосаны.

Но разве можно было выпускать их на сцену без особого рода экспертизы, если им предстояло играть перед толпой одурманенных жаждой крови вампиров, то и дело прикладывавшихся к человеческим венам?

Босс Отверженных усмехнулся, прищурившись за темными линзами очков. Он приехал сюда уже с головной болью, а сейчас виски ломило так, что казалось, череп вот-вот расколется. Босс откинулся на подушки в своей ложе; кровавый разгул успел ему надоесть. Он поднял руку, и один из охранников затрусил к нему. Босс небрежно махнул в сторону сцены:

— Пусть кто-нибудь прекратит их страдания, не говоря уже о моих.

Охранник кивнул и зашипел, обнажая огромные клыки, с которых закапала слюна, мгновенно выделившаяся от одного только упоминания о новой кровавой бойне. Отверженный поспешил выполнять приказ.

— Послушный пес, — пробормотал ему вслед всесильный Хозяин.

Он обрадовался, когда зазвонил мобильный телефон, — представилась возможность встать и размяться. Шум на сцене усилился — на музыкантов набросилась свора бешеных Отверженных.

Пока Отверженные бесновались, босс удалился в комнату за сценой и из внутреннего кармана пиджака достал телефон. Он предполагал, что звонит один из тех миньонов, которых он обязал собирать информацию о Габриэлле Максвелл и ее активном сотрудничестве с Родом.

Но звонил не миньон.

Это все, что он мог сказать, глядя на дисплей, где высветилась надпись «Номер не определен». Заинтригованный, босс нажал на кнопку. Голос звонившего оказался ему знаком. Недавно босс провернул с этим инкогнито некое темное дельце, осталось еще несколько нерешенных вопросов. На этот раз ему сообщили о готовящемся сегодня ночью рейде на одно из мелких гнезд Отверженных.

За несколько секунд Хозяин получил все сведения, необходимые для того, чтобы обратить ситуацию в свою пользу, — место проведения операции, число воинов, маршрут и план действий — и все при условии, что один из воинов не будет убит, только ранен так, чтобы больше никогда не смог взять в руки оружие. Судьбу остальных, включая неумолимого Лукана Торна, пусть Отверженные решают по своему усмотрению.

Ранее смерть Торна была частью их договора, но события складывались не так, как планировалось. На этот раз инкогнито желал получить гарантии того, что все будет выполнено, и даже напомнил об уплаченном вознаграждении.

— Я хорошо помню условия нашей сделки, — отчеканил босс в трубку, едва сдерживая гаев. — Не вынуждайте требовать дополнительной платы, иначе сильно пожалеете.

Дипломатические реверансы мгновенно сменились угрозами, босс Отверженных раздраженно бросил трубку и злобно выругался.

От бушевавшей в нем ярости дермаглифы на запястье потемнели, и все остальные татуировки на теле, сделанные для маскировки, заиграли яркими красками. Босс нахмурился. Он ненавидел необходимость скрывать свое происхождение и прятать под грубыми татуировками метки, полученные при рождении. Он ненавидел свое нынешнее положение почти так же сильно, как и тех, кто стоял на его пути к заветной цели.

Кипя от злости, босс вернулся в зал. В темноте он мгновенно отыскал взглядом лейтенанта, единственного Отверженного, видевшего Лукана Торна собственными глазами и уцелевшего, чтобы всю оставшуюся жизнь рассказывать об этом как о своем величайшем подвиге. Жестом босс подозвал его, чтобы дать распоряжения по поводу сегодняшней ночи.

Игнорируя договоренность с инкогнито, он приказал, чтобы сегодня, когда дым рассеется, Лукан и все воины были мертвы.

 

Глава двадцать пятая

Целый день Лукан избегал Габриэллу. Как только сгустились сумерки, Лукан и пятеро воинов вышли из тренировочного зала — все в черной коже, с головы до ног увешанные оружием. Каждый в отдельности — страшная сила, все вместе — неизбежная смерть. Место Конлана занял Гидеон.

В коридоре их ждали Саванна и Ева. Они крепко обняли своих мужчин и что-то тихо и ласково шептали им на прощание. Нежные поцелуи женщин выдавали страх, но воины убеждали, что вернутся в полном здравии.

Габриэлла стояла поодаль и чувствовала себя чужой, глядя, как Лукан что-то сказал Саванне и вложил ей в руку какой-то маленький предмет. Он не приблизился к Габриэлле, только молча посмотрел на нее долгим взглядом.

И ушел.

Возглавляя отряд.

Он повернул за угол в конце коридора и исчез. Один за другим исчезли все остальные, вскоре стих мерный стук тяжелых ботинок и лязг оружия.

— Ты в порядке? — спросила Саванна, подходя и обнимая Габриэллу за плечи.

— Да.

— Он просил передать тебе это. — Она протянула Габриэлле ее мобильный телефон. — Что-то вроде искупительной жертвы?

Габриэлла кивнула и взяла трубку.

— У нас с ним все разладилось.

— Он сказал, что доверяет тебе и надеется, ты понимаешь, что тебе нельзя покидать бункер и говорить друзьям, где ты находишься. Но если тебе нужно позвонить им…

— Спасибо. — Габриэлла посмотрела на Саванну и вымученно улыбнулась.

— Если хочешь побыть одна, можешь поискать спокойное местечко, чувствуй себя здесь свободно. — Саванна снова обняла Габриэллу и посмотрела на подошедшую к ним Еву.

— Не знаю, как вы, — красивое лицо Евы выражало крайнюю тревогу, — но я не прочь немного выпить.

— Может быть, нам лучше провести эту ночь вместе за бокалом вина? — предложила Саванна. — Габриэлла, если хочешь, присоединяйся к нам. Мы будем у меня.

— Спасибо. Я приду.

Две женщины, о чем-то тихо переговариваясь, под руку пошли по извилистому коридору к апартаментам Гидеона и Саванны. Габриэлла, не зная, куда податься, направилась в противоположную сторону.

Конечно, наилучшим местом были бы объятия Лукана, Габриэлла хотела быть с ним, но понимала, что от этого отчаянного желания ей нужно избавиться, и чем скорее, тем лучше. Она не собиралась вымаливать у Лукана любовь, разумнее к его возвращению из рейда окончательно выбросить его из головы.

Габриэлла приблизилась к открытой двери в тихом, слабо освещенном боковом коридоре. Где-то внутри помещения горела свеча. Уединенность, легкий аромат ладана и старого дерева привлекли Габриэллу, и она вошла. Это была домовая церковь, Габриэлла видела ее во время осмотра бункера.

Женщина прошла вдоль двух рядов скамеек к престолу в глубине церкви. Именно здесь горела свеча — большая, из малинового воска, пламя трепетало в самой ее сердцевине, освещая пространство мягким красноватым мерцанием. Габриэлла опустилась на одну из скамеек и прислушалась к собственному дыханию, растворяясь в царившем здесь покое.

Она открыла мобильный телефон, мигал значок «голосовое сообщение», Габриэлла нажала на кнопку. Это было сообщение от Меган двухдневной давности, в то же самое время она звонила ей домой, обеспокоенная нападением на Габриэллу.

— Гэбби, это снова я. Я оставила уйму сообщений на твоем автоответчике, но ты мне так и не перезвонила. Ты где? Я очень волнуюсь! После того, что случилось, тебе нельзя быть одной. Перезвони мне, как только получишь сообщение, сразу же!

Габриэлла стерла сообщение и перешла к следующему, оставленному вчера в одиннадцать вечера. Голос Кендры показался ей немного уставшим.

— Привет! Ты дома? Тогда сними трубку. Черт, я понимаю, сейчас поздно, прости. Ты, может быть, спишь. Я всех обзваниваю. Почему бы нам не встретиться — выпить, повеселиться, в клуб заглянуть? Завтра вечером, хорошо? Перезвони.

Ну, слава богу, по крайней мере несколько часов назад с Кендрой было все в порядке. Одним поводом для беспокойства стало меньше. Хотя Кендра общалась с тем парнем, Отверженным, напомнила себе Габриэлла, и, возможно, даже не знает, что ей угрожает опасность. У Габриэллы холодок пробежал по спине.

Она перешла к последнему сообщению — от Меган, полученному два часа назад.

«Привет, дорогая. Звоню просто так, узнать, как ты. Не хочешь позвонить мне и рассказать, как все прошло в участке? Уверена, твой детектив был рад тебя видеть, хочу все знать в деталях».

Голос Меган был спокойным и даже немного игривым — совершенно нормальным, без сумасшедшей паники, сквозившей в предыдущем сообщении и тех, что она оставила на домашнем автоответчике Габриэллы.

Слава богу, с ней все хорошо.

После того как Лукан стер воспоминания Меган и Рэя, волноваться о них больше не было причин.

«К сведению, сегодня мы с Джейми решили поужинать в «Чао Белла», твоем любимом. Если получится, присоединяйся. Мы встречаемся в семь. Придержим для тебя местечко».

Габриэлла стерла сообщение и посмотрела на часы — 7.20.

Нужно позвонить друзьям и сообщить, что с ней все в порядке. К тому же ей так хотелось услышать их голоса — почувствовать хоть какую-то связь с прежней жизнью, которую Лукан Торн перевернул с ног на голову. Габриэлла нажала на кнопку быстрого набора и с волнением ждала ответа. В трубке послышался гул голосов и только потом голос Меган.

— Привет, Мег.

— Ну наконец-то! Джейми, это Гэбби!

— Где пропадает эта девчонка? Она придет или нет? — Пока не знаю. Гэбби, ты к нам присоединишься?

Габриэлла слушала знакомую болтовню друзей, ей так хотелось быть сейчас с ними. Хотелось вернуться к той, прежней жизни…

— Я… я не могу. Тут возникли кое-какие дела, и я…

— Она занята, — сообщила Меган Джейми. — А где ты сейчас? Мне сегодня звонила Кендра, искала тебя. Она сказала, что заходила к тебе, но тебя не было дома.

— Кедра заходила? Ты ее видела?

— Нет, но она хочет, чтобы мы собрались все вместе. Кажется, она рассталась с тем парнем, помнишь, с которым в клубе познакомилась.

— Брент, — театрально громко, перекрикивая Меган, подсказал Джейми.

— Они расстались?

— Не знаю, — ответила Меган. — Я спросила, как у них, а она просто сказала, что больше с ним не видится.

— Хорошо, — с облегчением выдохнула Габриэлла. — Это действительно хорошая новость.

— Ну а что у тебя такого важного случилось, что ты не можешь с нами поужинать?

Габриэлла нахмурилась, обвела взглядом церковь; пламя свечи чуть затрепетало, потревоженное движением воздуха. Габриэлла услышала шаги за спиной и чей-то вздох. Она оглянулась и увидела стоявшую в дверном проеме высокую блондинку. Женщина, словно извиняясь за вторжение, посмотрела на Габриэллу и повернулась, собираясь уйти.

— Я сейчас… не в городе, — понизив голос, сказала Габриэлла в трубку. — Меня не будет несколько дней, может быть, больше.

— И что ты делаешь?

— У меня заказ, — неохотно солгала Габриэлла, но иного выхода не было. — Я перезвоню, как только смогу. Ну, пока. Люблю вас всех.

— Габриэлла…

Не дослушав, Габриэлла дала отбой, она боялась сказать что-нибудь лишнее.

— Прости, — произнесла блондинка, — я не думала, что здесь кто-то есть.

— Нет-нет, не уходи. Я просто… — Габриэлла тяжело вздохнула. — Я только что солгала своим друзьям.

— О! — Светло-голубые глаза незнакомки с сочувствием посмотрели на нее.

Габриэлла вертела в руках телефон.

— Прошлой ночью я в спешке уехала из дома с Луканом. Никто из моих друзей не знает, где я и почему так неожиданно исчезла.

— Понимаю. Возможно, когда-нибудь ты им все объяснишь.

— Надеюсь. Я просто боюсь навлечь на них неприятности.

Женщина кивнула, мягко откинула прядь золотистых волос.

— Ты, должно быть, Габриэлла? Саванна сказала, что Лукан привел женщину и она находится здесь под его покровительством. Я — Даника. Я подруга… была подругой Конлана.

Габриэлла встала и пожала протянутую руку:

— Прими мои соболезнования.

Даника печально улыбнулась и рассеянно положила ладонь на чуть обозначившуюся округлость живота.

— Я хотела найти тебя и познакомиться, но, боюсь, сейчас я не самая веселая компания. В последнее время мне совершенно не хочется выходить из своих комнат. Мне так трудно… справиться… привыкнуть к новым обстоятельствам, моя жизнь так резко переменилась.

— Я тебя понимаю.

— Лукан и другие воины проявили ко мне великодушие. Каждый предложил свою помощь, если она потребуется мне или моему ребенку.

— Ты беременна?

— Четырнадцать недель. Это будет наш первый с Конланом ребенок, мы хотели, чтобы у нас было много сыновей. Мы строили планы. И так долго ждали возможности создать семью.

— Почему ждали? — Вопрос вырвался сам собой, и Габриэлла пожалела о своей бестактности. — Прости, я, кажется, сую нос не в свое дело.

Даника покачала головой:

— Тебе не за что извиняться. Нормальный вопрос. Мне даже приятно поговорить о Конлане. Давай присядем.

Они прошли к скамейке.

— Я была совсем юной, когда встретила Конлана, на нашу деревню — я родилась в Дании — напали, как мы думали, захватчики, но это оказалась банда Отверженных. Они не щадили никого, убивали женщин, детей, стариков. Воины Рода появились в самый разгар резни. Среди них был и Конлан. Они спасли жизнь многим жителям деревни. Когда на моем теле обнаружили метку, меня отправили в ближайшую Темную Гавань. Там я узнала о мире вампиров и о том, что я часть этого мира. Но я все время думала о своем спасителе. Судьбе было угодно, чтобы через несколько лет наши с Конланом пути опять пересеклись. Я была так рада снова его увидеть. К моему величайшему удивлению, он меня тоже не забыл.

— Когда все это было?

Даника задумалась:

— Мы с Конланом прожили вместе четыреста лет и два года.

— Господи, — выдохнула Габриэлла, — так долго…

— Поверь, как одно мгновение. Не буду лгать, жить с воином нелегко, но эту жизнь я не променяла бы ни на какую другую. Конлан свято верил в то, что делал. Он хотел, чтобы наши дети жили в лучшем мире.

— И поэтому вы так долго не заводили детей?

— Мы не могли начать семейную жизнь, пока Конлан считал, что его первейший долг — служить Ордену. Все время находиться на передовой линии и одновременно думать о детях невозможно. Именно поэтому ни у одного из воинов нет семьи. Слишком велика опасность, с которой наши мужчины сталкиваются каждый день, и они должны быть полностью сконцентрированы на исполнении своего долга.

— И никаких исключений из правил?

— Незапланированная беременность редко случается среди представителей Рода, зачатие происходит не так обыденно, как у людей, у них это сакральное действо. У пары, связанной кровными узами, период зачатия выпадает на первую или последнюю четверть лунного месяца, и если женщина хочет завести ребенка, то должна получить от своего мужчины не только семя, в ее теле должна циркулировать его кровь. Это священный ритуал, он едва ли доступен парам, не связанным кровными узами.

Габриэлла представила, как это могло бы быть у нее с Луканом, и мгновенно почувствовала жар внизу живота. Она даже думать не хотела о другом мужчине, если ребенок, то только от Лукана. А нет, так лучше она на всю жизнь останется одна; скорее всего, так оно и будет.

— Что ты собираешься делать? — спросила Габриэлла, погрустнев от перспективы вечного одиночества.

— Пока не знаю, — ответила Даника. — Знаю одно: я не смогу связать свою жизнь с другим мужчиной.

— Тебе нужна пара, чтобы сохранить молодость?

— Конлан был моей парой. Он ушел, и бесконечно длинная жизнь мне не нужна. Если я откажусь от кровных уз с другим мужчиной, я начну стареть естественным образом, как это было до Конлана.

— И ты умрешь?

Даника улыбнулась спокойно и уверенно:

— Конечно, когда придет время.

— Где ты теперь собираешься жить?

— Мы с Конланом мечтали вернуться ко мне на родину, в Данию, и поселиться в одной из Темных Гаваней. Он хотел, чтобы я была счастлива. Но сейчас я думаю, что должна воспитать сына на родине его отца, в Шотландии, Конлан так ее любил. На земле отца, которого мальчик никогда не увидит, он сможет лучше понять, каким он был. Лукан уже ведет подготовку моего переезда.

— Очень великодушно с его стороны.

— Да. Я не могла поверить, когда он пришел и сообщил мне эту новость. И еще он пообещал, что я и мой сын всегда сможем рассчитывать на его помощь и помощь воинов Ордена. Это было на следующий день после похорон, буквально через несколько часов после церемонии, ожоги все еще причиняли Лукану сильную боль, но он нашел в себе силы заниматься моими делами.

— Лукан получил ожоги? — с тревогой спросила Габриэлла. — Но где и когда?

— Три дня назад, когда выполнял финальную часть церемонии. — Тонкие брови Даники удивленно поднялись. — Ты ничего не знаешь? Ну конечно же, не в привычках Лукана рассказывать о своих подвигах или ранах. Понимаешь, церемония завершается тем, что один из вампиров на рассвете выносит тело погибшего воина на поверхность и солнечные лучи превращают плоть в пепел, возвращая усопшего в лоно природы. — Даника указала в самый темный угол церкви, где виднелись уходившие вверх ступени. — Это дань уважения и в то же время жертва, поскольку вампир должен оставаться с телом восемь минут, подставляя себя испепеляющим солнечным лучам.

Габриэлла нахмурилась:

— Но я думала, они не выносят солнечного света.

— Верно. Они быстро и сильно обгорают, и более всего вампиры первого поколения.

— К которым принадлежит Лукан?

Даника кивнула:

— Для него эти восемь минут представляли смертельную опасность. Но ради Конлана он выдержал, хотя мог погибнуть.

Габриэлла вспомнила, как неожиданный ночной звонок заставил Лукана немедленно покинуть ее дом. Он ни разу не обмолвился о причине. Не рассказал ей о пережитой утрате. Сердце у Габриэллы сжалось, когда она представила его муки под солнечными лучами.

— В тот день я говорила с ним по телефону. По его тону я поняла, что с ним что-то не так, но он все отрицал. И голос у него был такой слабый. Ты говоришь, он получил сильные ожоги?

— Да. Саванна сказала, что Гидеон видел его сразу после возвращения с поверхности, все его тело покрывали волдыри, он даже глаза не мог открыть, так вздулась кожа. Но Лукан отказался принять помощь, сам добрался до своих комнат и там восстанавливался.

— Господи, — выдохнула пораженная Габриэлла. — Он мне об этом ни словом не обмолвился. А несколько часов спустя мы с ним встретились, и казалось, он совершенно здоров. Ну, по крайней мере, он выглядел и вел себя так, словно с ним ничего не произошло.

— Лукан, как П1, в большей степени подвержен разрушающему воздействию солнечного света, но вместе с тем он обладает колоссальной силой восстановления, и в таких случаях ему требуется значительное количество крови. К вечеру, когда он был достаточно силен, чтобы покинуть бункер и отправиться на охоту, он испытывал невыносимый голод.

Теперь Габриэлла понимала степень этого голода. В памяти возникла сцена убийства миньона, но сейчас она предстала перед Габриэллой в совершенно ином свете — больше это не казалось ей чудовищным кошмаром, Лукан спасал свою жизнь. Теперь все с момента встречи с ним виделось Габриэлле совершенно по-другому.

Вначале война между Родом и Отверженными представлялась ей всего лишь столкновением одних злодеев с другими, но сейчас появилась уверенность, что это и ее война тоже. И Габриэлле был небезразличен ее исход — не только потому, что она оказалась странным образом связанной с этим невероятным миром. Ей было важно, чтобы Лукан одержал победу и над Отверженными, и над тем страшным недугом, что одолевал его.

Габриэлла беспокоилась о нем, и неприятный озноб не оставлял ее с того самого момента, когда Лукан с воинами покинул бункер, отправившись в рейд.

— Ты очень сильно любишь его? — спросила Даника, глядя на встревоженное лицо Габриэллы.

— Да, сильно, — ответила та, встретившись взглядом с вдовой вампира. Она не видела смысла скрывать правду, которая, очевидно, была написана на ее лице. — Даника, меня одолевают дурные предчувствия. Более того, Тиган сказал, что Лукану недолго осталось жить, и, пока я здесь сижу, моя уверенность в том, что он прав, растет.

Даника нахмурилась:

— Ты разговаривала с Тиганом?

— Сегодня я случайно наткнулась на него. И он предупредил, чтобы я не особенно привязывалась к Лукану.

— Потому что он считает, что Лукан скоро умрет? — Даника вздохнула и покачала головой. — Этому парню, похоже, нравится трепать окружающим нервы. Вполне возможно, что он сказал это исключительно для того, чтобы заставить тебя поволноваться.

— Лукан признался, что между ними не все гладко. Как ты думаешь, Тигану можно доверять?

Даника на какое-то время задумалась.

— Я могу сказать только одно: преданность — это основа кодекса воинов, это священно для каждого из них. Ничто в мире не может заставить их отступить от кодекса. — Она поднялась и взяла Габриэллу за руку. — Пойдем отыщем Еву и Саванну. Когда мы собираемся вместе, ожидание становится не таким тягостным.

 

Глава двадцать шестая

С крыши одного из строений на территории пристани воины наблюдали, как небольшой пикап, шурша по гравию колесами, подъехал к интересовавшему их объекту. За рулем сидел человек. Об этом свидетельствовали едкий запах пота и громкая музыка в стиле кантри, вырывавшаяся из открытого окна кабины. Человек вылез из машины, держа в руке светло-коричневый бумажный пакет, сильно пахнуло жареным рисом и ло мейн со свининой.

— Похоже, наши ребята собрались поужинать, — процедил сквозь зубы Данте, в то время как ничего не подозревавший человек взглянул на прилепленную к пакету бумажку и с тревогой осмотрел пустынную пристань.

Водитель подошел к двери склада, еще раз взволнованно огляделся, выругался и нажал на кнопку звонка. Внутри склада света не было, горела только лампочка над дверью. Старая железная дверь открылась, за ней была непроглядная тьма, но даже во мраке Лукан различил дикие глаза Отверженного. Водитель перечислил заказанное и протянул пакет в темноту.

— Э, а деньги? — произнес он с сильным бостонским акцентом. — Какого черта…

Огромной рукой Отверженный схватил его за грудки и, тряхнув, оторвал от земли. Водитель заорал и каким-то невероятным образом — видимо, страх придал силы — умудрился вырваться.

— О-ё, — тихо протянул Нико, стоявший у края крыши, — кажется, парень догадался, что заказывали вовсе не китайскую кухню.

Метнувшись, Отверженный набросился на водителя сзади и со звериной яростью разорвал ему горло. Смерть была мгновенной и кровавой. Когда Отверженный забросил убитого на плечо и направился с ним к открытой двери склада, Лукан выпрямился и произнес:

— Пора.

Воины спрыгнули одновременно и молнией понеслись к дверям логова. Лукан первым настиг Отверженного с его безжизненной ношей. Воин опустил руку ему на плечо и резко развернул к себе, одновременно вынимая из ножен меч. Одним точным и мощным ударом Лукан отсек ему голову.

В следующее мгновение Отверженный, уронив жертву на посыпанную гравием землю, начал плавиться, отравленный клинком Лукана. Через минуту от него осталось лишь зловонное черное пятно грязи.

Воины ждали Лукана у открытой двери, по его команде они с оружием на изготовку нырнули во тьму.

Отверженные не поняли, что происходит, пока Тиган не метнул кинжал, угодив одному из них в горло. Отверженный пронзительно завизжал, скрючился и начал плавиться. Его товарищи пришли в ярость и бросились к оружию, уворачиваясь от пуль и острых кинжалов, обрушившихся на них со стороны воинов.

Двое Отверженных погибли от титановых клинков, но двое уцелевших скрылись во мраке склада. Один, спрятавшись за старыми деревянными ящиками, выстрелит в сторону Лукана и Данте. Окружив, воины заставили его выйти из укрытия, и Лукан прикончил негодяя.

Краем глаза Лукан заметил, что последний Отверженный, лавируя между разбросанными бочками и металлическими трубами, устремился в дальний конец склада.

Тиган тоже его увидел и начал преследование, мгновенно исчезнув в недрах обширного помещения.

— Все чисто! — крикнул невидимый за клубами дыма и поднятой пыли Гидеон.

Не успел стихнуть его крик, как Лукан почувствовал новую опасность. Он уловил тихий шорох где-то над головой. За практически черными от грязи вентиляционными трубами и стальными стропилами рассмотреть что-либо было невозможно, но Лукан точно знал: там кто-то есть.

— Внимание вверх! — крикнул Лукан в тот момент, когда крыша с треском проломилась и на головы воинам спрыгнули еще семеро Отверженных.

Откуда они взялись? Компьютерная система выдала конкретную информацию: шестеро Отверженных, скорее всего, поражены Кровожадностью недавно, действуют обособленно, ни к какой группировке не принадлежат. В таком случае кто вызвал подмогу? Откуда они узнали о рейде?

— Черт, засада! — проворчал Данте, озвучивая мысли Лукана.

Появление этих семерых не могло быть случайным, а когда взгляд Лукана зацепился за самого крупного из них, его охватило бешенство.

Этот вампир ускользнул от него в ту ночь у клуба, тот самый ублюдок с Западного побережья. Он едва не убил Габриэллу и, вполне возможно, предпримет новую попытку, если Лукан сейчас его не прикончит.

Воины вступили в бой, пистолет Лукана видел только одну цель.

Сегодня ночью негодяю придет конец.

— Вот мы и встретились, Лукан Торн, — прошипел вампир, глядя на приближающегося к нему Лукана, на его безобразном лице появилось подобие улыбки.

Лукан мрачно кивнул:

— Эта встреча будет последней.

Взаимная ненависть заставила их отказаться от огнестрельного оружия, мгновенно сверкнули четыре клинка, по одному в каждой руке, вампиры сошлись не на жизнь, а на смерть. Лукан нанес удар первым, Отверженный ловко увернулся, молниеносно зашел с другой стороны, поражая Лукана в плечо и победоносно скалясь при виде первой крови противника.

Меч Лукана со свистом разрезал воздух у самой головы Отверженного, тот мельком взглянул на упавшее к его ногам отсеченное правое ухо.

— Ну же, иди ко мне! — прорычал Лукан, не отрывая взгляда от противника.

Они с яростью набрасывались друг на друга, вкладывая в каждый удар всю силу мускулов и холодной, безжалостной стали. Лукан чувствовал вокруг себя жар кровопролитного боя, но его внимание и ненависть были сосредоточены только на этом Отверженном — его личном враге.

В пылу сражения внешние различия между ними практически стерлись, от бушевавшей в Лукане ярости его клыки удлинились, зрачки в загоревшихся янтарным огнем глазах сузились.

Он перестал ощущать боль от покрывавших тело ран и чередой мощных выпадов теснил Отверженного. Лукан чувствовал свое превосходство и готовился нанести последний, сокрушительный удар.

Со звериным ревом он отсек голову врага, руки и ноги Отверженного судорожно задергались, тело, сотрясаясь в конвульсиях, грузно осело на пол. В Лукане продолжала клокотать ярость, он резко взмахнул клинком и всадил его в грудь поверженного вампира, ускоряя разложение тела.

— Черт! — раздался где-то рядом голос Рио. — Лукан, над головой!

Все произошло в одну секунду.

Лукан резко развернулся и посмотрел туда, куда указывал Рио. Под крышей склада по стропилам карабкался Отверженный, прижимая к себе что-то металлическое, размером не больше футбольного мяча. Красный огонек на металлическом шаре перестал мигать и горел теперь непрерывным красным светом.

— Ложись! — закричал Нико, направляя на Отверженного «беретту». — У него бомба!

Лукан услышал оглушительный хлопок выстрела. Пуля Нико попала Отверженному прямо между пылавших желтым огнем глаз. Но бомба уже летела вниз. Доля секунды. Взрыв.

 

Глава двадцать седьмая

Габриэлла вздрогнула. Она сидела на диване в гостиной Саванны. Несколько часов ожидания женщины провели вместе, Ева ушла совсем недавно — отправилась в церковь помолиться. Она больше всех нервничала, все время ходила взад-вперед по комнате, в волнении кусая губы.

Откуда-то сверху донеслись шум и неясный гул мужских голосов. С шипением разрывая воздух, опускался лифт.

«О господи».

Что-то случилось. Она чувствовала это. Лукан.

Габриэлла отбросила плед и вскочила. Сердце бешено колотилось.

— Мне тоже не нравится этот шум, — сказала Саванна, с тревогой глядя на дверь.

Габриэлла, Саванна и Даника поспешили к лифту.

Еще до того как открылась дверь, по звукам внутри было совершенно ясно: случилось что-то плохое.

Волнение мешало Габриэлле понять, насколько плохое.

В нос ей ударил запах дыма и крови — отвратительный смрад войны и смерти. Она напряженно выпрямилась, готовая увидеть страшную картину. Из открывшегося лифта никто не вышел: двое воинов лежали на полу, трое, опустившись на колени, суетились возле них.

— Чистые полотенца и одеяла — быстро! — крикнул Гидеон Саванне. — Неси как можно больше! — И вслед ей добавил: — И каталку, она в лазарете.

— Я схожу за каталкой, — вызвался Нико.

Он перешагнул через одного из воинов, лежавших навзничь на полу лифта, и, когда проходил мимо Габриэллы, она увидела, что его лицо, волосы и руки в саже, одежда разорвана, кожу покрывают сотни мелких кровоточащих ссадин. Такой же вид был у Гидеона и Данте.

Но их раны не шли ни в какое сравнение с ранами двух воинов, которых они принесли на руках.

Сердце подсказывало Габриэлле, что один из них Лукан. Затаив дыхание она подошла ближе, и ее опасения подтвердились.

Одежда Лукана, его ботинки, кожа на руках и ногах были разорваны в клочья, кровь густо капала на белый мраморный пол. Лицо воина покрывала безобразная маска из сажи и крови. Он зашипел, обнажая клыки, когда Гидеон повернул его, накладывая на плечо временный жгут.

— Черт… прости, Лукан. Рана глубокая. Кровь не останавливается.

— Рио… займись Рио, — прохрипел Лукан, но и в этом слабом хрипе слышался приказ. — Я в порядке… — Слова прервал стон боли. — Черт… помоги ему.

Габриэлла опустилась на колени рядом с Гидеоном и взяла у него из рук конец широкого резинового жгута:

— Позволь мне.

— Ты уверена, что справишься? Не боишься вида крови? Чтобы ее остановить, повязка должна быть тугой.

— Я все сделаю. — Габриэлла кивнула в сторону Рио: — Действительно, займись им.

Рио находился в совершенно плачевном состоянии. Кровь обильно текла из ран на левом плече и груди. Плечо было обмотано пропитавшейся кровью тряпкой, вероятно рубашкой. Лицо Рио до неузнаваемости было обезображено ожогами и порезами, он слабо застонал, и это вызвало у Габриэллы слезы жалости.

Она смахнула их и встретилась взглядом с Луканом.

— Ублюдок… уничтожен.

— Ш-ш. — Она промокнула струйку пота, стекавшую на его рассеченную бровь. — Лукан, молчи, береги силы.

Словно не услышав ее, он тяжело сглотнул и продолжал:

— Тот, из ночного клуба… сукин сын был сегодня там.

— Который сбежал от тебя тогда?

— На этот раз не сбежал. — Он медленно опустил веки, так же медленно поднял их и посмотрел на Габриэллу остановившимся свирепым взглядом. — Больше тебе… не угрожает…

— Да, — пробормотал склонившийся над Рио Гидеон, — скажи спасибо, что тебе повезло и ты остался жив.

Габриэлла посмотрела на Лукана, и к горлу подступил комок. Неужели сегодня ночью он думал о ней, несмотря на все упорство, с которым утверждал, что долг превыше всего и ей нет места в его жизни? И сейчас страдал от ран и истекал кровью отчасти потому, что хотел защитить ее?

Она взяла его руку и прижала к груди:

— Лукан…

Прибежала Саванна с горой полотенец и одеял. Почти сразу за ней появился Нико с каталкой.

— Первым Лукан, — распорядился Гидеон. — Отвезите его и возвращайтесь за Рио.

— Нет, — простонал Лукан — не столько от боли, сколько от напряжения. — Первым Рио.

— Я думаю, ты не дол… — начала Габриэлла, но, не слушая ее, Лукан начал подниматься.

— Парень, полегче, — подхватил его сильной рукой Данте. — Тебе здорово досталось, не упрямься, давай мы отвезем тебя в лазарет.

— Сказал же, я в порядке. — Поддерживаемый под руки Данте и Габриэллой, Лукан сел. Он тяжело дышал, но сумел удержаться в вертикальном положении. — Да, я пропустил несколько хороших ударов, но… черт возьми, до своей кровати доберусь сам. Не позволю везти себя на каталке.

Данте посмотрел на Габриэллу:

— Если он сказал, то сделает.

— Да, я знаю.

Габриэлла улыбнулась, радуясь упрямству, благодаря которому Лукан не падал духом. Вместе с Данте она помогла ему подняться на ноги.

— Давай сюда, — скомандовал Гидеон Нико, в то время как Саванна и Даника делали все возможное, чтобы остановить кровотечение у Рио, снимали с него оружие и разорванную, грязную, пропитанную кровью одежду.

— Рио? — Крик Евы оглушил всех, она подбежала к лифту, все еще сжимая в руке четки, и отпрянула. — Рио! Где он?

— Он здесь, Ева, — сказал Нико, закрывая собой каталку с лежавшим на ней Рио. Он крепко сжал плечи женщины, не позволяя ей приблизиться к израненному воину. — Сегодня ночью на складе произошел взрыв. Ему досталось больше всех.

— Нет! — Ева в ужасе закрыла лицо руками. — Нет! Не может быть! Только не мой Рио!

— Ева, он жив. Но ты должна быть сильной, ему сейчас нужна твоя поддержка.

— Нет! — в истерике завизжала Ева, пытаясь прорваться к каталке. — Только не Рио! Господи, только не он!

Саванна подошла к ней и взяла за руку.

— Пойдем отсюда, — тихо сказала она. — Они знают, как помочь ему.

Рыдания Евы заполнили коридор, они вызывали у Габриэллы боль, смешанную с облегчением и страхом. Она понимала, что на месте Рио мог быть Лукан, она догадывалась, что сейчас испытывает Ева, и от сострадания ее сердце разрывалось на части. Какие-нибудь несколько миллиметров или доля секунды, и сейчас оба воина лежали бы в крови, балансируя между жизнью и смертью.

— Где Тиган? — спросил Гидеон, его пальцы быстро двигались, обрабатывая раны Рио. — Он еще не вернулся?

Даника покачала головой и с тревогой посмотрела на Габриэллу.

— А почему его нет? Разве он был не с вами?

— Мы потеряли его из виду почти сразу же, как ворвались на склад, — ответил Данте. — А после взрыва мы думали только о том, как быстрее доставить Лукана и Рио в бункер.

— Все, поехали, — прервал его Гидеон, взявшись за ручки каталки у головы Рио. — Помоги мне, Нико.

Вопросы о Тигане прекратились, все внимание переключилось на Рио, которому требовалась безотлагательная помощь. Все направились по коридору к лазарету; Лукан, опираясь на Габриэллу и Данте, шел медленно, пошатываясь.

Габриэлла набралась смелости и осмотрела его, ей хотелось как можно скорее заняться его ранами. Ее взгляд остановился на его лице — ресницы Лукана дрогнули, и его светло-серые глаза в упор уставились на Габриэллу. Она не отвела взгляда. Она не знала, что произошло за это долгое мгновение, но связь между ними восстановилась, вопреки всем ужасным событиям этой ночи.

Когда они наконец добрели до лазарета, Ева стояла у каталки, по ее щекам текли слезы.

— Этого не должно было случиться, — простонала женщина. — Не с моим Рио. Он не должен был получить такие ранения.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — тяжело дыша и превозмогая боль, произнес Лукан. — Я обещаю тебе, Ева, мы не дадим ему умереть.

Ева покачала головой, не отводя глаз от Рио. Она погладила его по голове, Рио пробормотал что-то бес связное, — очевидно, от боли он находился в полубессознательном состоянии.

— Я хочу немедленно увезти его отсюда. Его следует отправить в Темную Гавань. Ему нужна медицинская помощь.

— Он слишком слаб, чтобы покинуть бункер, — сказал Гидеон. — У меня медицинская подготовка, и здесь есть все необходимое оборудование, чтобы оказать ему помощь.

— Я хочу забрать его отсюда! — Ева вскинула голову и горящим взором обвела воинов. — Вам теперь от него нет никакой пользы, отдайте его мне. Больше вы не будете им распоряжаться. Теперь он принадлежит только мне! Я хочу ему помочь!

Габриэлла почувствовала, что истерика Евы заставила Лукана напрячься.

— В таком случае отойди в сторону и позволь Гидеону заняться делом. — У Лукана, несмотря на его состояние, хватало сил оставаться лидером. — Сейчас самое главное — не дать ему умереть.

— Ты, — сухо сказала Ева, бросая на Лукана испепеляющий взгляд, ее лицо исказила ненависть. — Это не он, а ты должен был сейчас умирать! Ты, Лукан. Я об этом договаривалась. Ты должен был погибнуть!

От признания Евы в лазарете воцарилась мертвая тишина. Руки Николая и Данте невольно скользнули к оружию, они были готовы нанести удар в любую секунду. Лукан жестом остановил их и посмотрел на Еву. Сомневаться не приходилось, ее гнев был направлен исключительно на него, но он сумел выжить. А вот выживет ли Рио — вопрос. Предательство Евы могло стоить жизни любому из воинов.

— Отверженные знали, что сегодня мы будем там, — сказал Лукан, от сдерживаемой ярости его голос прозвучал холодно. — Мы попали в засаду. И ты приложила к этому руку.

Воины зло заворчали; будь на месте Евы мужчина, Лукан не смог бы удержать их от молниеносной расправы над предателем. Но это была женщина, Подруга по Крови одного из них, воина, которому они доверяли.

Лукан смотрел на Еву и видел совершенно незнакомого человека, женщину, от отчаяния лишившуюся разума.

— Рио не должен был так пострадать. — Ева склонилась над ним и взяла в ладони его забинтованную голову. Он снова бессвязно забормотал. — Я просто хотела, чтобы он не мог больше участвовать во всех этих битвах, в которые ты его постоянно втягивал.

— Хотела, чтобы он остался калекой? — спросил Лукан. — В этом ты видела его счастье?

— Я люблю его! — выкрикнула Ева. — Я это сделала из любви к нему! Где-нибудь подальше от насилия и смерти Рио был бы счастлив. В Темной Гавани со мной он был бы значительно счастливее.

Рио снова что-то пробормотал, на этот раз более жалобно, чем прежде. Может быть, от боли, а может, до его затуманенного сознания дошло известие, так поразившее всех.

Лукан медленно покачал головой:

— Ты не можешь решать за него, Ева. У тебя нет на это права. Это война и Рио тоже. Он верил в то, что делает, как и каждый из нас, и будет по-прежнему верить, несмотря на то, как ты с ним поступила. Эта война — дело всего Рода.

Ева саркастически хмыкнула:

— Ты смеешься над нами? Еще немного, и ты сам станешь Отверженным.

— Господи! — прошипел Данте. — Ева, ты что, совсем с ума сошла?! У тебя от горя мозги плавятся?

— Я сошла с ума? — Ева продолжала с ненавистью сверлить Лукана взглядом. — Я уже давно за тобой наблюдаю, Лукан. Я видела, как ты, надеясь, что спрятался от всех, страдаешь от приступов голода. Твое самообладание — всего лишь маска, но меня не обманешь.

— Ева, ты очень расстроена, поэтому сама не знаешь, что говоришь, — спокойным тоном произнесла Габриэлла, пытаясь снять напряжение.

Ева истерически расхохоталась:

— Пусть он докажет обратное. Спроси у него, почему он отказывается от крови до тех пор, пока не начинает физически страдать от голода?

Лукан ничего не сказал в свое оправдание, обвинения Евы были справедливы. Промолчала и Габриэлла.

Лукана тронула ее попытка защитить его, но сейчас главным было другое — состояние Рио и предательство Евы. Возможно, оно будет стоить Рио жизни.

— Ева, как тебе удалось договориться с Отверженными? Как ты смогла установить с ними контакт? Во время одного из своих дневных выходов на поверхность?

Ева раздраженно хмыкнула:

— Это было совсем нетрудно. По городу разгуливает армия миньонов. Стоит только повнимательнее присмотреться. Я нашла одного такого и попросила организовать мне встречу с его Хозяином.

— Кто его Хозяин? — сурово спросил Лукан. — Как он выглядит?

— Я не знаю. Мы встречались всего один раз, и он не показывал мне своего лица. В номере отеля было темно, а на нем были темные очки. Меня не интересовало, кто он и как выглядит. Я хотела знать, достаточно ли он силен, чтобы выполнить мою просьбу.

— Представляю, чего тебе это стоило.

— Я провела с ним всего пару часов. Я готова была заплатить любую цену, — произнесла Ева, уже ни на кого не глядя, не желая видеть отвращения на лицах. Теперь она смотрела на Рио. — Я на все готова ради тебя, любимый. Я все могу… стерпеть.

— Ты не просто продала свое тело, — сказал Лукан, — ты предала Рио.

Ева продолжала гладить Рио, его губы разжались, и он с хрипом втянул воздух, затем открыл глаза и, прерывисто дыша, заговорил:

— Я… — Он судорожно закашлялся. — Ева…

— Мой любимый, да, я здесь! — заплакала Ева. — Скажи мне, что ты хочешь.

— Ева… — Рио что-то беззвучно произнес, затем голос вновь обрел силу. — Я… тебя… отвергаю.

— Что?

— Мертва… — Рио застонал, видно было, что он страдает и физически, и душевно, в его затуманенных глазах мелькали искры ненависти. — Больше не существуешь… для меня… ты… мертва.

— Рио, разве ты не понимаешь? Я сделала это ради нашего с тобой счастья!

— Уйди, — прохрипел Рио. — Не хочу… тебя видеть… никогда…

— Нет, этого не может быть. — Ева подняла голову, обвела всех безумным взглядом. — Не может быть! Это неправда! Рио, скажи, что это неправда!

Она потянулась к нему, но Рио застонал и сделал слабую попытку оттолкнуть ее. Ева зарыдала. Одежда у нее на груди была испачкана кровью Рио. Она посмотрела на пятна крови, затем на Рио, который отверг ее.

Все произошло в считанные секунды, хотя казалось, будто время остановилось.

Растерянный взгляд Евы упал на пояс Рио, лежавший рядом с ним. Ее лицо прояснилось, она выхватила один из кинжалов, прижала его к горлу и прошептала, что вечно будет любить Рио.

— Ева, не надо! — закричала Габриэлла и рванулась к ней, словно могла помочь. — Господи, нет!

Лукан удержал Габриэллу за руку и обнял, развернув к себе, чтобы она не видела ужасную сцену. Ева полоснула себя по горлу и, истекая кровью, упала на пол.

 

Глава двадцать восьмая

Приняв бодрящий душ в ванной Лукана, Габриэлла насухо вытерлась и облачилась в белоснежный махровый халат. Она испытывала страшную усталость: почти весь день они с Саванной и Даникой помогала Гидеону, врачевавшему Рио и Лукана. Все воины и женщины были словно в оцепенении после предательства и самоубийства Евы и беспокоились за Рио, жизнь которого висела на волоске.

Лукан тоже был в ужасном состоянии, но благодаря несгибаемой воле покинул лазарет самостоятельно, предпочитая восстанавливаться в своих апартаментах.

То, что он согласился принять хоть какую-то помощь, удивило не только Габриэллу, но и всех остальных.

Войдя в спальню, Габриэлла с облегчением вздохнула: Лукан сидел на кровати, опираясь на гору подушек. На его подбородок и бровь были наложены швы, широкую грудь, руки и ноги покрывали бинты и пластыри, но Лукан был жив и шел на поправку. Требовалось только время, чтобы он полностью восстановился.

На нем, как и на Габриэлле, был только махровый халат, — женщины больше ничего не разрешили ему надеть. Они несколько часов хлопотали над его телом, промывая раны от шрапнели.

— Чувствуешь себя лучше? — спросил Лукан, наблюдая, как Габриэлла откидывает назад влажные волосы. — Я подумал, что после душа у тебя проснется аппетит.

— Аппетит у меня просто зверский.

Лукан указал на коктейльный столик, но нос Габриэллы уже успел уловить соблазнительные ароматы. Пахло французской булкой, чесноком, специями, томатным соусом и сыром. На столике стояли тарелка с овощным салатом и ваза со свежими фруктами, а еще что-то темное, похожее на шоколад. Габриэлла подошла ближе, чтобы рассмотреть яства, у нее заурчало в животе.

— Маникотти, — произнесла Габриэлла, вдыхая аромат пасты. Рядом с хрустальным бокалом стояла откупоренная бутылка красного вина. — И кьянти?

— Саванна спросила, что ты любишь, а это единственное, что я мог назвать.

Это блюдо она приготовила в тот вечер, когда он пришел вернуть ей мобильный телефон. Оно так и осталось стоять на кухне нетронутым.

— Ты помнишь, что я готовила тогда?

Лукан едва заметно пожал плечами.

— Садись и ешь.

— Здесь приборы для одного.

— А ты ждешь гостей?

Габриэлла посмотрела на Лукана:

— Ты совсем не можешь есть такую пищу?

— Разве что маленькую ложечку чего-нибудь могу переварить. Ем человеческую еду только для вида.

— Хорошо, тогда я приступаю. — Габриэлла села на пол скрестив ноги. Вытащила из-под приборов красную льняную салфетку и положила на колени. — Мне как-то неудобно набивать себе рот, когда ты просто сидишь и смотришь.

— Обо мне не беспокойся. На сегодня с меня хватит женских забот и внимания.

— Ну, как хочешь.

Габриэлла не могла больше ждать — голод мучил, а вид и запах еды были так соблазнительны. Краем вилки она отрезала кусочек, положила в рот и с наслаждением принялась жевать. За считанные минуты от маникотти осталась половина, Габриэлла прерывала трапезу только для того, чтобы налить вина, — бокал слишком быстро и не без удовольствия опустошался.

Все это время Лукан наблюдал за ней сидя на кровати.

— Вкусно? — спросил он, когда Габриэлла, припав к бокалу, бросила в его сторону робкий взгляд.

— Фантастика! — с набитым ртом пробормотала она. Ее желудок блаженствовал. Габриэлла проглотила последнюю ложку салата, налила полбокала кьянти и отодвинулась от столика. — Спасибо за все. Мне еще надо поблагодарить Саванну, ей не стоило утруждаться из-за меня.

— Ты ей понравилась, — сказал Лукан, глядя на нее все так же изучающе, его лицо оставалось совершенно непроницаемым. — Ты очень помогла нам всем. Спасибо за то, что ты сделала для Рио, ну и для меня.

— Не надо меня ни за что благодарить.

— Надо. — Лукан нахмурился, и шов над бровью вздулся. — Ты добрая, внимательная, а я… — Он замолчал, затем продолжил: — Я очень ценю то, что ты сделала. Это все.

«Замечательно, — подумала Габриэлла, — «это все». Даже выражая благодарность, он сдерживает себя, выстраивает ненужные барьеры».

Она вдруг почувствовала себя ненужной здесь, и ей захотелось немедленно сменить тему.

— Я слышала, Тиган вернулся.

— Да, Данте и Нико чуть не разорвали его на части за то, что он так неожиданно исчез во время боя на складе.

— А что с ним случилось?

— Когда стало слишком жарко, один из Отверженных решил сбежать через запасной выход в дальнем конце склада. Тиган бросился за ним. Вначале он хотел его прикончить, но потом решил проследить, куда он пойдет, и оказался у заброшенного приюта на окраине города. Приют под завязку набит Отверженными. Раньше у нас были сомнения, но теперь мы точно знаем, что это одно из крупнейших убежищ Отверженных. Возможно, это их штаб-квартира на Восточном побережье.

Габриэлла похолодела, вспомнив, что совсем недавно она разгуливала по этому приюту в полном одиночестве, не имея ни малейшего представления, что это логово вампиров.

— У меня есть снимки этого приюта, я была внутри. Они еще в камере, у меня не было времени загрузить их в компьютер.

Лукан застыл, он смотрел на нее так, словно она на его глазах играла с боевой гранатой без чеки. Казалось, его уставшее, измученное лицо еще больше посерело.

— Ты была внутри?

Габриэлла виновато пожала плечами.

— Господи, Габриэлла. — Лукан спустил нога с кровати и долго сидел так, глядя на нее и собираясь с мыслями. — Тебя ведь могли убить. Ты понимаешь это?

— Но меня же не убили, — ответила Габриэлла.

Неубедительный аргумент, но факт.

— Это не разговор. — Лукан сжал ладонями виски. — Черт. Где твоя камера?

— Я оставила ее в лаборатории.

Лукан снял трубку телефона, стоявшего у кровати на столике, и нажал на кнопку. Гидеон тут же ответил:

— Привет, как дела? Все в порядке?

— Да, все хорошо, — ответил Лукан, сердито глядя на Габриэллу. — Скажи Тигану, пусть приготовится к подробному докладу по приюту. Я только что выяснил, что у нас есть фотографии помещений.

— О черт! — Гидеон на мгновение замолчал. — Ты хочешь сказать, что она была там — внутри?!

Лукан стрельнул в Габриэллу взглядом, означающим «а я что тебе говорил».

— Загрузи снимки в компьютер и скажи остальным, собираемся через час, обсудим новый план действий. Похоже, мы можем сэкономить время на разведке.

— Хорошо. Увидимся через час.

Телефон щелкнул, отключаясь.

— Тиган собирался осматривать приют? — спросила Габриэлла.

— Да, — ответил Лукан. — Самоубийственная затея, но ему хватило безумия настаивать, что он один отправится туда и соберет информацию, необходимую, чтобы составить план уничтожения этого объекта. Никто не стал его переубеждать, и я в том числе.

Лукан поднялся и принялся внимательно разглядывать свои повязки. От его движений халат распахнулся, обнажая грудь и живот. Опознавательные метки на теле стали значительно светлее по сравнению с прошлой ночью, они были почти неразличимы на его болезненно-желтой коже.

— Почему у вас с Тиганом такая неприязнь друг к другу? — спросила Габриэлла, пристально глядя на Лукана. Этот вопрос вертелся у нее на языке с того самого момента, как Лукан произнес имя этого воина. — Что произошло между вами?

Вначале Габриэлла подумала, что Лукан не ответит, — он продолжал молча осматривать и ощупывать раны на руках и ногах. Но когда она уже потеряла всякую надежду, он сказал:

— Тиган не может простить меня, я отнял у него то, что он любил и чем дорожил. — Лукан повернулся и посмотрел ей прямо в лицо. — Его Подруга по Крови погибла… от моей руки.

— О господи! — прошептала Габриэлла. — Лукан… но почему?

Лукан нахмурился и отвел взгляд.

— В былые времена, когда мы с Тиганом познакомились, мир был совершенно иным. Воины очень редко выбирали себе Подруг по Крови, слишком велика была опасность. Орден в то время был малочисленным, и мы едва ли могли защищать свои семьи, когда война заставляла нас слишком далеко уезжать от дома и отсутствовать месяцами.

— А Темные Гавани? Разве там нельзя было укрыться?

— В то время их насчитывалось очень мало. И не все хотели рисковать, принимая под свою защиту подруг воинов. Отверженные постоянно преследовали нас и тех, кого мы любили. Тиган все это знал, и тем не менее связал себя кровью с женщиной. Вскоре она попала в руки Отверженных. Они мучили и насиловали ее. И прежде чем вернуть ее Тигану, они практически выпили ее. От нее осталась лишь телесная оболочка. Хуже того, осушивший ее Отверженный превратил несчастную в своего миньона.

— О боже! — в ужасе выдохнула Габриэлла.

Лукан тяжело вздохнул, словно воспоминания о далеком прошлом тяжким грузом легли на его плечи.

— Тиган был вне себя от ярости. Он превратился в зверя, уничтожат все живое на своем пути. Он возвращался с головы до ног в крови, словно купался в ней. Так продолжалось в течение года, он питал возлюбленную своей кровью и не хотел мириться с тем, что она навсегда лишилась разума и потеряна для него. Он не обращал внимания на то, что сам постепенно заражается Кровожадностью. Целый год он нарушал закон Рода, безуспешно пытаясь вернуть ее к нормальной жизни. Сам же он медленно, но верно превращался в Отверженного. Нужно было что-то делать…

Лукан замолчал, и Габриэлла закончила за него:

— И, как глава Ордена, ты принял решение.

Лукан мрачно кивнул:

— Я запер Тигана в подвале, а его Подругу по Крови вынужден был обезглавить.

— Ой… Лукан… — Габриэлла закрыла глаза, в голосе Лукана звучало столько горечи.

— Тиган сидел в каменном мешке до тех пор, пока не освободился от Кровожадности. Несколько месяцев он вынужден был провести голодая и мучаясь, прежде чем смог покинуть подвал, твердо стоя на ногах. Когда Тиган узнал, что я сделал, я думал, он меня убьет. Но он не убил. Мне кажется, он так и остался в своей темнице. Он сильно переменился. Мне он не сказал ни слова, но я знаю, что с тех пор он ненавидит меня лютой ненавистью.

— Так же, как и ты его.

Лукан стиснул зубы, на скулах заходили желваки.

— Я привык принимать решения. Я не боюсь делать трудный выбор, даже навлекая на себя чью-то злобу или ненависть. Я пойду на все ради благополучия Рода. То, как ко мне относятся, меня не заботит.

— Заботит, — тихо сказала Габриэлла. — Ты причинил боль своему другу, и это мучает тебя до сих пор.

Взгляд Лукана говорил о том, что он готов поспорить, но, вероятно, у него не осталось на это сил. После всего, что ему пришлось пережить, он устал, устала каждая клеточка души и тела, хотя он не признался бы в этом даже Габриэлле.

— Ты очень хороший, Лукан. Под тяжелыми доспехами бьется благородное сердце.

Лукан презрительно усмехнулся:

— Только у человека, который знает меня не больше месяца, может сложиться такое мнение.

— Неужели? Думаю, в своем мнении я не одинока. Будь Конлан жив, он поддержал бы меня.

Лукан нахмурился и исподлобья посмотрел на Габриэллу.

— Откуда ты можешь это знать?

— Даника рассказала мне о том, что ты для него сделал. С каким риском для себя ты вынес его на поверхность. Отдавая ему дань уважения, ты сам чуть не сгорел.

— Господи, — сквозь зубы прошипел Лукан и заходил по комнате, — уважение здесь ни при чем! — почти прорычал он. — Хочешь знать, почему я это сделал? Я был виновен в его смерти. В ту ночь, когда на железнодорожных путях взорвалась бомба, с Нико должен был патрулировать я, а не Конлан. Но я не мог выбросить тебя из головы. Я думал, возможно, если я… если мы наконец-то займемся сексом, я получу удовлетворение и смогу навсегда забыть о тебе. Поэтому в ту ночь я послал вместо себя Конлана. Но та бомба должна была разорвать меня, а не его.

— Господи, Лукан, ты просто невыносим. Ты знаешь об этом? — Габриэлла шлепнула ладонями по столику и истерически расхохоталась. — Почему ты так боишься показаться слабым?

Лукан остановился и внимательно посмотрел на нее.

— Ты знаешь почему, — совершенно спокойно произнес он. — Ты знаешь это лучше всех. — Он покачал головой, презрительно ухмыляясь. — Оказывается, и Ева знала об этом.

Перед глазами Габриэллы всплыла страшная сцена в лазарете. Всех ужаснуло предательство Евы и удивило безумное обвинение, которые она предъявила Лукану. Всех, но не Лукана.

— Лукан, то, что сказала Ева…

— Истинная правда. Ты собственными глазами видела это, но скрыла от всех мою слабость. И продолжаешь защищать меня… — Лукан усмехнулся и отвернулся от Габриэллы. — Больше не надо этого делать. Мои проблемы — это только мои проблемы.

— Тебе нужно рассказать о них остальным.

— Все, что мне нужно, — это одеться и взглянуть на те фотографии, которые Гидеон загрузил в компьютер. Если они дадут нам достаточно информации о внутренней планировке приюта, мы сегодня ночью нанесем туда визит.

— Что значит «нанесем визит»?

— Взорвем. Сровняем с землей. Уничтожим.

— Ты шутишь? Ты же сам сказал, что там, возможно, полным-полно Отверженных. Вы даже точно не знаете сколько. Ты что, серьезно думаешь, что ты и еще трое воинов сумеете выбраться живыми из этого приюта?

— Мы не раз попадали в подобные ситуации. И нас будет пятеро. — Он произнес это так, словно разница между тремя и пятью была велика. — Гидеон сказал, что займет место Рио и будет с нами во всех наших рейдах.

Габриэлла недоверчиво усмехнулась:

— А кто займет твое место? Ты ведь едва на ногах держишься.

— Я могу передвигаться и чувствую себя достаточно хорошо. Отверженные не ожидают, что мы так быстро нанесем ответный удар, в этом наше преимущество.

— Ты, наверное, сошел с ума. Тебе нужен отдых, Лукан. Пока ты не восстановишь силы, ты не можешь отправляться в рейд. Вначале ты должен поправиться. — Габриэлла видела, как на его осунувшемся лице снова заходили желваки. — В таком состоянии ты не можешь никуда идти.

— Я же сказал, я в порядке! — хрипло прорычим Лукан и посмотрел на Габриэллу, в его серых глазах искрились янтарные крапинки, словно сквозь лед полыхало пламя.

— Не в порядке. Не обманывай себя. После такой нагрузки тебе необходимо подкрепиться.

Габриэлла почувствовала волну холода — это в Лукане просыпалась злоба. Она уже была свидетелем ее проявления и тогда осталась жива. Но кто знает, возможно, на этот раз она надавила на Лукана слишком сильно. Габриэлла физически ощущала, как он напряжен. Лукан был готов взорваться в любую секунду. «Неужели я хочу этого взрыва?» — подумала Габриэлла.

Но внутренний голос шепнул: «Нажми еще немного. Может быть, это то, что ему нужно».

— Лукан, ты слишком слаб сейчас, и не только из-за полученных ран. Страх делает тебя слабым.

— Страх?! — с сарказмом прорычал он и смерил ее ледяным взглядом. — И чего же я боюсь?

— Прежде всего, себя самого. Но, думаю, меня ты боишься еще больше.

Габриэлла ожидала бурного протеста, неистового проявления клокотавшей в нем злобы. Но Лукан ничего не сказал. Мгновение он смотрел на нее испепеляющим взглядом, затем отвернулся и на плохо сгибающихся ногах направился к комоду.

Габриэлла, сидя на полу, наблюдала, как он рывком открывает ящики, достает одежду и бросает ее на кровать.

— Что ты делаешь?

— Я не собираюсь дискутировать с тобой на эту тему. Это бессмысленно.

Лукан еще не успел подойти к шкафу с оружием, как дверцы открылись, будто чья-то невидимая рука с силой рванула их. Он выдвинул полку, на бархатной поверхности в безупречном порядке лежало не менее дюжины устрашающего вида кинжалов и ножей. Лукан осторожно взял два больших клинка в черных кожаных ножнах, затем выдвинул еще одну полку и взял пистолет, огромный, словно из фильма ужасов.

— Тебе не понравилось то, что я сказала, и ты решил сбежать от меня? — Лукан ничего не ответил и даже не посмотрел в ее сторону. Он вообще не замечал ее, словно Габриэллы здесь не было, и ее это сильно задело. — Хорошо, иди куда хочешь, считай себя непобедимым, но только знай, что ты больше смерти боишься открыть свое сердце. Беги от меня, Лукан. Этим ты только доказываешь, что я права.

Габриэлла, глядя на Лукана, заряжающего пистолет, не знала, как справиться с охватившим ее отчаянием. Слова не могли остановить его. Она чувствовала свою беспомощность, словно голыми руками пыталась совладать с бурей.

Габриэлла опустила голову, взгляд упал на стоявший перед ней столик: тарелки, серебряные приборы, нож, чистый, она им не пользовалась, тускло поблескивающее лезвие…

Она не может остановить его словами, но есть иной способ…

Габриэлла отогнула рукав халата, спокойно, с холодной решимостью, очень хорошо ей знакомой, взяла нож и без тени страха провела им по руке.

Лукан отреагировал мгновенно. Он повернул голову в ее сторону и заорал так, что стены задрожали:

— Черт возьми, Габриэлла!

Нож, просвистев в воздухе, по рукоятку вонзился в противоположную стену.

Лукан подлетел и вырвал у нее нож так быстро, что она даже не успела ничего понять. Только что он стоял в другом конце спальни, у кровати, в нескольких футах от нее, и вот уже, схватив ее за руку, рывком поднял и поставил на ноги. Из надреза показалась густая темно-красная струйка крови.

Лукан нависал над Габриэллой, продолжая крепко сжимать ее руку. Грудь его вздымалась, ноздри раздувались, шумно втягивая и выпуская воздух. Красивые черты лица исказились болью и возмущением, в глазах пылала жажда. Зрачки сузились, губы искривились, обнажая острые кончики мгновенно удлинившихся клыков.

— Ну а теперь попробуй скажи, что ты не хочешь того, что я тебе предлагаю! — в неистовстве прошептала Габриэлла.

На лбу Лукана искрились капельки пота, его взгляд застыл на кровоточащей ране. Он облизал губы и прорычал что-то на непонятном языке.

Угрожающе.

— Зачем ты это сделала? — выкрикнул он. — Зачем ты меня мучаешь?

— А ты не знаешь? — Габриэлла выдержала его злобный взгляд, капли крови падали на белоснежный халат. — Потому что я люблю тебя, Лукан. И это все, что я могу тебе дать.

 

Глава двадцать девятая

Лукан думал, что знает, что такое голод, ярость, отчаяние и… страсть. Но все, что он знал на протяжении своей долгой жизни, показалось ничтожным, когда он посмотрел в карие глаза Габриэллы.

Лукана окутал туман, он тонул в сладком аромате ее крови с легким привкусом жасмина, источник которой был так близко, стоило только наклонить голову. Густая, как мед, красная струйка стекала из маленького разреза на руке, который она сделала сама.

— Я люблю тебя, Лукан, — прозвучал тихий голос Габриэллы, перекрывая оглушительный стук его сердца.

Желание росло и поглощало. Лукан утратил способность говорить, но даже если бы и мог произнести что-то, он не знал что. Со злобным рыком он оттолкнул Габриэллу, чувствуя, что не в силах противостоять искушению сделать ее своей навсегда.

Габриэлла отлетела и упала на кровать, халат распахнулся. Красные пятнышки покрывали рукав и лацкан, мазок алел на нежно-белом бедре.

Господи, как он хотел прижаться губами к алому пятнышку, покрыть поцелуями ее всю. Только ее.

«Нет».

Суровый внутренний голос остановил его. Желудок скрутило, колени подкосились. Лукан безуспешно пытался отвести взгляд от Габриэллы, в жертвенно-соблазнительной позе лежащей на кровати.

Он упал на пол, никогда раньше Лукан не испытывал такой страсти и жажды крови. Габриэлла убивала его. Он желал ее, и грудь разрывалась от одной только мысли, что она может принадлежать другому.

И жажда крови сводила с ума.

Особенно сейчас, когда Габриэлла была рядом. Одурманенный ее ароматом, он чувствовал себя голодным хищным зверем.

— Лукан…

Он уловил движения ее тела: ступни мягко коснулись ковра, появились в поле его зрения, покрытые розовым лаком ногти походили на крошечные морские раковины. Габриэлла опустилась рядом с ним на колени. Пальцы нежно скользнули по волосам, ладони обхватили лицо, она медленно повернула его голову к себе.

— Вот моя кровь. Пей ее.

Лукан зажмурился — жалкая попытка отвергнуть ее предложение. У него не было сил сопротивляться, а она нежно и упорно тянула его к себе.

В нос бил запах крови из ранки на ее руке, вызывая бурный прилив адреналина. Рот наполнился слюной, клыки увеличивались, разрывая десны. Габриэлла откинула волосы, оголяя шею.

Лукан дернулся, но она крепко держала его.

— Пей, Лукан, возьми то, что тебе нужно.

Он ощущал тепло ее кожи и пульсацию крови в сонной артерии.

— Сделай это, — прошептала Габриэлла и потянула его на себя, прижимая вялые губы Лукана к шее.

Это объятие длилось миг, а может быть, вечность. Лукан не мог сказать точно. Он почувствовал только упругую податливость теплой кожи, мерные толчки ее сердца, ее торопливое дыхание и свою ненасытную жажду.

Больше не нужно сдерживаться.

Он хотел ее — всю ее, — и зверь в нем сейчас не знал жалости.

Лукан открыл рот… и клыки вошли в плоть.

Габриэлла чуть слышно охнула, но не отпрянула, продолжая крепко держать его даже тогда, когда он сделал первый жадный глоток.

Горячая, по-земному сладкая кровь — ничего подобного он и представить себе не мог.

После девятисот лет жизни он познал райское наслаждение.

Он пил не останавливаясь, большими глотками. Его захлестнули жажда и наслаждение. Целительная сила проникала в каждую клетку тела и торопливо залечивала его раны.

С первым глотком ожила страсть, и сейчас Лукан испытывал острое возбуждение.

Габриэлла гладила его по голове и прижимала к себе. На каждый его глоток она отзывалась тихим стоном, тело ее обмякло, источая терпкий аромат желания.

— Лукан… — выдохнула она, чувствуя дрожь. — О боже…

Со звериным рыком он подмял ее под себя, не отрываясь от ее шеи, растворяясь в обжигающей страсти и безумном, пугающем отчаянии.

«Моя», — подумал Лукан, со свирепой яростью наслаждаясь долгожданным обладанием.

Было поздно отступать.

Этот поцелуй стал их проклятием.

Укус вызвал шок, но боль быстро превратилась в опьяняющее чувственное возбуждение. Наслаждение растекалось по телу Габриэллы от каждого глотка Лукана, словно в обмен на кровь он наполнял ее теплым светом, проникавшим в самое сердце.

Он накрыл ее своим обнаженным телом, их халаты сползли, когда Лукан укладывал Габриэллу на пол. Он грубо запустил руки ей в волосы, удерживая ее голову в прежнем положении. Забыв о ранах и боли, он прижался грудью к ее груди, его губы ни на секунду не отрывались от ее шеи. В каждом глотке Габриэлла чувствовала ненасытность его жажды.

И еще она ощущала, как постепенно растет его сила — благодаря ей.

— Не останавливайся, — прошептала Габриэлла, с каждым движением его губ все глубже погружаясь в экстаз. — Ты не причинишь мне вреда, Лукан, я доверяю тебе.

Голодное урчание Лукана казалось ей самым эротичным звуком из всех, которые она когда-либо слышала. Ей нравилось ощущать жар его губ, жесткость клыков, это и возбуждало, и немного пугало.

Габриэлла уже была близка к оргазму, когда почувствовала твердый член Лукана. Она была влажной и готовой принять его. Лукан вошел в нее резко и глубоко, наполнив вулканическим жаром. Габриэлла вскрикнула, когда он начал двигаться с неистовой силой, крепко сжимая ее, словно в тисках, вовлекая в дикий, фантастический водоворот страсти.

Губы Лукана не отрывались от ее шеи, она тонула в сладостном, завораживающем тумане. Габриэлла закрыла глаза и отпустила себя.

Сквозь плотный туман чудесного забытья она ощущала ускорявшиеся движения Лукана, содрогания его тела, затем раздался хриплый крик — и он затих.

Лукан резко разжал клыки, и сразу стало холоднее. Все еще паря в невесомости блаженства, все еще ощущая Лукана внутри, Габриэлла разомкнула тяжелые веки. Лукан нависал над ней, стоя на коленях, уставившись на нее остановившимся взглядом, — его губы были ярко-красными, волосы растрепались, глаза дико искрились ослепительным янтарным светом, кожа утратила болезненно-желтоватый оттенок, татуировки на плечах и груди стали темно-малиновыми.

— Что? — тревожно спросила Габриэлла. — С тобой все в порядке?

Лукан долго не отвечал.

— Господи, — его низкий голос непривычно дрожал, грудь тяжело вздымалась, — я думал, ты… Я думал, я тебя…

— Нет, — в ленивом блаженстве помотала головой Габриэлла. — Нет, Лукан, со мной все хорошо.

Она не могла разгадать напряженного выражения его лица, но он не дал ей и времени на это. Лукан отстранился от Габриэллы, продолжая смотреть на нее безумным взглядом.

Габриэлла ощутила холод и пустоту. Она села, зябко потирая плечи.

— Все хорошо, — заверила она Лукана. — Правда, все хорошо.

— Нет. — Лукан поднялся на ноги. — Нет. Это была ошибка.

— Лукан…

— Я не должен был допустить этого! — рявкнул он.

С гневным рычанием Лукан подошел к кровати и начал одеваться — черные брюки, нейлоновая рубашка, пояс с оружием, ботинки. Покончив с этим, он яростно рванул ручку двери и вышел из комнаты.

Сердце Лукана бешено колотилось, он не мог успокоиться.

Когда он, не отрываясь от шеи Габриэллы, почувствовал ее под собой, его охватил безумный, разрывающий на части страх. Она сказала, что доверяет ему, а он с каждым глотком крови ощущал мощные наплывы Кровожадности. Голос Габриэллы немного облегчал боль. Она была нежной и заботливой, ее прикосновения, ее непосредственные эмоции, само ее присутствие действовали на Лукана умиротворяюще, но зверь внутри него в любое мгновение мог вырваться из-под контроля.

Доверие Габриэллы давало ему силы.

В какой-то момент он осознал, что она от него уплывает, и испугался…

Господи, как же он испугался: неужели он перешел грань и убил ее?

Страх до сих пор продолжал сжимать Лукана в своих холодных тисках. Вопреки всему его сопротивлению и попыткам отдалиться от Габриэллы, он принадлежал ей. Габриэлла владела им: его телом, душой — всем. И не потому, что наполнила его своей кровью, которая залечила раны и дала силы. Лукан связал себя с ней задолго до этого момента, но осознал это только сейчас, когда он испугался, что потерял ее.

Он любил ее.

До глубины своей мрачной одинокой души он любил Габриэллу.

И хотел, чтобы она разделила с ним его жизнь. Эгоистично подвергая ее опасности, он хотел, чтобы Габриэлла оставалась с ним до конца его дней.

Эти мысли не давали Лукану покоя и заставляли его бродить по коридорам, хотя ему нужно было идти в лабораторию. У него подкосились ноги.

— Эй, осторожней. — Данте подхватил падающего Лукана. — Черт возьми, ты словно из ада вырвался.

Лукан не мог говорить. Слова застревали в горле. Но Данте слова и не были нужны. Лицо Лукана, выросшие клыки… Данте уловил запах крови и секса. Он тихо присвистнул, неподдельное удивление мелькнуло в глазах воина.

— Неужели, Лукан? Подруга по Крови? — Данте рассмеялся, покачал головой и хлопнул Лукана по плечу. — Черт. Пусть это лучше будешь ты, брат. Ты, а не я.

 

Глава тридцатая

Три часа спустя, когда ночь вступила в свои права, Лукан с воинами — все при полном вооружении — сидели в черном минивэне, припаркованном в полумиле от заброшенного приюта.

Фотографии Габриэллы оказались крайне полезными при планировании рейда. Благодаря им воины получили представление о внешнем виде здания, внутренних помещениях, включая бойлерную, узнали о подвале, различных коридорах и лестнице, нескольких возможных входах. Габриэлла умудрилась даже заснять несколько видеокамер наблюдения, которые, как только воины проникнут в приют, нужно будет сразу же вывести из строя.

— Самое простое — попасть внутрь, — сказал Гидеон, когда они перед самым выходом еще раз обсуждали основные моменты операции. — Я отключу камеры в подвале, но заблокировать сигнал еще двух дюжин наверху, не растревожив кровососов, довольно сложно.

— А как люди-то растревожатся. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов, — сказал Данте. — Ну что Нико так долго возится с этим газопроводом?

— Вон он, уже идет, — указал Лукан, заметив силуэт вампира, двигавшегося от деревьев к машине.

Николай открыл дверцу и опустился на сиденье рядом с Тиганом. Он стянул черную маску, его голубые глаза возбужденно блестели.

— Плевое дело. Газораспределительная станция находится с западной стороны приюта. Может, кровососы газом и не обогреваются, но оттуда идет довольно разветвленная сеть.

Лукан поймал нетерпеливый взгляд Нико.

— Итак, мы попадаем внутрь, раскладываем подарочки и удаляемся…

Нико кивнул:

— Даете мне сигнал, и я запускаю искру в основную линию. К моменту, когда мы вернемся к машине, детонируют си-четыре . И все выглядит так, будто взрыв произошел из-за утечки газа. А если в дело захотят вмешаться службы безопасности, то, думаю, граффити на стенах некоторое время будут водить их по ложному следу.

А воины тем временем смогут вплотную заняться своими врагами, главным образом тем П1, который, как подозревал Лукан, возглавил новый мятеж Отверженных. Взрыв штаб-квартиры должен будет заставить этого ублюдка выйти из тени.

Лукану не терпелось приступить к делу, а вернее, поскорее завершить его, он рвался в бункер, там ему нужно было решить другую проблему, касавшуюся его лично. Он оставил Габриэллу огорченной и растерянной.

И теперь Лукану следовало сказать ей то, о чем он не готов был не только говорить, но даже думать, особенно сейчас, когда сила собственных чувств ошеломила его.

Он выстраивал самые разнообразные планы — дерзкие, глупые, безнадежные.

А в машине воины проверяли оружие, застегивали молнии на сумках с С-4, настраивали наушники и микрофоны, чтобы оставаться на связи во время минирования приюта.

— Сегодня будет салют в честь Кона и Рио, — сказал Данте, пальцами в черных перчатках ловко щелкнув по угрожающе загнутому лезвию своего клинка и пряча его в ножны на поясе. — Пришло время мести.

— Верно, — подхватил Нико.

Воины приготовились к выходу, когда Лукан поднял руку.

— Стойте! — Его мрачный оклик пригвоздил всех к месту. — Вы должны кое-что знать. У нас впереди рискованное предприятие, и сейчас самое время сказать вам начистоту пару вещей… и каждый из вас должен дать мне обещание.

Лукан обвел взглядом воинов, с которыми сражался бок о бок и которые были ему как братья; казалось, так будет вечно. Они всегда считали его своим лидером, доверяли ему принятие самых сложных решений, зная его феноменальную способность избегать ошибок и просчетов.

Сейчас Лукан колебался, не зная, с чего начать. Он потер подбородок и резко выдохнул.

Гидеон, нахмурившись, с тревогой смотрел на него.

— Все хорошо, Лукан? Ты здорово пострадал в засаде. Если хочешь остаться…

— Нет. Дело не в этом, я в отличной форме. Мои раны залечены… благодаря Габриэлле, — сказал он. — Сегодня она и я…

— О черт, — улыбнувшись, произнес Гидеон, когда Лукан замолчал.

— Ты пил ее кровь? — спросил Нико.

— Она Подруга по Крови, — проворчал устроившийся на заднем сиденье Тиган.

— Да, она Подруга по Крови, — спокойно подтвердил Лукан. — И я намерен попросить ее стать моей навсегда.

Данте вытаращил глаза, а затем его губы медленно растянулись в улыбке.

— Мои поздравления, старина. Я серьезно. Гидеон и Нико отреагировали примерно так же и одобрительно похлопали Лукана по плечу.

— Это не все, — продолжал Лукан.

Четыре пары глаз уставились на него, Тиган ждал с мрачной сосредоточенностью.

— То, что прошлой ночью сказала обо мне Ева… — Все, кроме Тигана, возмущенно загалдели, но, перекрывая их голоса, Лукан заговорил дальше: — Да, я согласен, ее предательство не имеет оправдания. Но то, что она сказала обо мне… это правда.

Данте прищурился:

— Ты о чем?

— О Кровожадности, — ответил Лукан. Слово повисло в мертвой тишине машины. — Есть у меня такая проблема. Возникла она давно. Я борюсь с ней по мере сил, но бывают времена, когда… — Лукан опустил голову, глядя в пол. — Не знаю, смогу ли я с ней справиться. Возможно, если Габриэлла будет рядом, у меня появится шанс. Я стану сопротивляться до последнего, но если я все же перейду грань…

Гидеон непристойно выругался.

— Этого не случится, Лукан. Из всех нас ты самый сильный. И всегда был таким. Тебя ничто не может сломить.

Лукан покачал головой:

— Я больше не могу притворяться, что моя болезнь находится под жестким контролем. Я устал. «Ничто не может сломить» — слишком громко сказано. Мне девятьсот лет удавалось притворяться, а Габриэлле потребовалось всего две недели, чтобы сорвать с меня эту маску. Она заставила меня посмотреть правде в глаза, увидеть себя таким, каков я есть на самом деле. То, что предстало моему взору, не очень мне понравилось, но я хочу быть лучше… ради нее.

Нико хмуро посмотрел на Лукана:

— Черт возьми, Лукан, ты что, сейчас говоришь о любви?

— Да, — с мрачной торжественностью ответил Лукан. — Да, я люблю ее. Именно поэтому я кое о чем хочу вас попросить. Каждого из вас.

Гидеон кивнул:

— Ну, выкладывай.

— Если я стану совсем плох — может быть, очень скоро, а может быть, спустя длительное время, — я хочу быть уверен, что вы не дадите мне пасть окончательно. Если вы увидите, что Кровожадность берет надо мной верх, если вы решите, что я превращаюсь в… дайте мне слово, что уничтожите меня.

— Что? — переспросил Данте, не веря своим ушам. — Ты не можешь просить нас об этом.

— Послушайте меня…

Лукан не привык упрашивать, и сейчас слова застряли у него в горле. Но ему нужно было услышать от воинов конкретный ответ. Он устал бороться в одиночку и очень боялся, что его падение обернется для Габриэллы гибелью.

— Я хочу, чтобы каждый из вас поклялся, что сделает это. Обещайте мне.

— Черт. — Данте посмотрел на него с изумлением, но кивнул. — Хоть это и похоже на речь безумного, я даю слово.

Гидеон покачал головой, ткнул Лукана кулаком в плечо и сказал:

— Ну, если ты так этого хочешь, то я обещаю, Лукан.

— И хотя я верю, что такой день никогда не настанет, — произнес Нико, — но все же, если это случится… я знаю, ты поступил бы так с любым из нас. Я приношу свою клятву.

Остался лишь Тиган.

— А что ты скажешь, Ти? — Лукан посмотрел в глаза воину. — На тебя я могу рассчитывать?

Тиган долго молчал в задумчивости.

— Конечно. Я буду первым, кто тебя прикончит.

Лукан кивнул и удовлетворенным взглядом обвел своих верных собратьев.

— Господи, — нарушил тягостную тишину Данте, — после всех этих душещипательных разговоров мне хочется кого-нибудь убить. Не пора ли нам заняться делом?

Лукан усмехнулся:

— Тогда вперед!

Воины, все в черном, вылезли из минивэна и крадучись, избегая полос лунного света, прячась за деревьями, направились к приюту.

 

Глава тридцать первая

— Ну давай же, давай. Открывайтесь, черт побери!

Габриэлла сидела за рулем «БМВ»-купе и нетерпеливо ждала, когда откроются тяжелые ворота поместья и выпустят ее в город. Ей пришлось без разрешения взять из гаража машину, но после ухода Лукана она чувствовала, что не может оставаться в бункере ни минуты. Поскольку по периметру поместья стояло ограждение под высоковольтным напряжением, иного выбора у нее не было.

Конечно, потом она придумает, как вернуть машину.

Наконец-то она окажется дома, в мире, которому принадлежит.

Она отдала Лукану все, что могла, но этого оказалось недостаточно. Она была готова к его холодности, к его сопротивлению чувствам, но после того, как сегодня он отверг ее, ей ничего не оставалось, кроме как уйти.

Она отдала ему свою кровь, свое тело, сердце, но Лукан все же отверг ее.

Бороться дальше у нее не осталось сил.

Они иссякли.

Если Лукан избрал независимость, кто она такая, чтобы принуждать его менять свое решение? Если он хочет только жечь и убивать, она не желает покорно стоять и смотреть на это.

Она возвращается домой.

Наконец-то ворота распахнулись настолько, что Габриэлла смогла проехать. Она надавила на газ и вывернула на тихую, неосвещенную улицу. Габриэлла не знала, где находится, и ехала наугад, пока мили через две не наткнулась на знакомый перекресток. Свернула налево, на Чарльз-стрит и уже оттуда — в Бикон-Хилл.

Когда она парковала машину у дома, родная улица почему-то показалась ей слишком маленькой. У соседей горел свет, но, несмотря на это, у их коттеджа был какой-то тоскливый вид.

Габриэлла поднялась по ступенькам и полезла в сумку за ключом. Рука наткнулась на небольших размеров кинжал, который она взяла в шкафу Лукана, вдруг по дороге домой возникнут какие-нибудь неприятности.

Не успела Габриэлла переступить порог и включить свет в коридоре, как зазвонил телефон. Но она не бросилась снимать трубку, а начала закрывать дверь на все замки и задвижки.

Из кухни послышался резкий голос Кендры:

«Гэбби, невежливо так меня игнорировать! — Кендра выкрикивала слова как-то странно визгливо и казалась крайне раздраженной. — Мне нужно с тобой увидеться. Это очень важно. Нам нужно поговорить».

Габриэлла прошла через гостиную, взгляд скользнул по пустым стенам, с которых Лукан снял фотографии в рамках. Казалось, вечность прошла с того вечера, когда он пришел и ошеломил ее рассказом о том, кто он есть на самом деле, и о войне, развернувшейся между вампирами.

Габриэлла с удивлением отметила про себя, что это слово ее больше не шокирует.

Возможно, сейчас ее уже ничем нельзя удивить.

И главное, она больше не боялась, что, как и ее мать, сходит с ума. Даже эта трагическая история виделась теперь по-иному. Ее мать была вовсе не сумасшедшей, а лишь сильно напуганной молодой женщиной, столкнувшейся с такого рода насилием, после которого не каждый человек может оправиться.

Габриэлла не позволит миру, убившему ее мать, уничтожить и ее. Она дома и приложит все усилия, чтобы наладить прежнюю жизнь.

Она бросила сумку на кухонный стол и подошла к телефону. На регистраторе сообщений высвечивалось число «18».

«Кажется, ты меня разыгрываешь», — пробормотала Габриэлла и нажала на кнопку «Прослушать».

Пока звучали сообщения, она прошла в ванную, чтобы осмотреть свою шею. Темно-красный след от укуса Лукана красовался прямо под ее родимым пятном — меткой Подруги по Крови. Она осторожно потрогала пальцем два вздувшихся бугорка в центре свежего синяка и обнаружила, что боли нет. Зато тупая боль в промежности вызывала неприятное чувство опустошенности. Но еще сильнее болело в груди — при воспоминании о том, как Лукан сбежал от нее, словно она была ядовитой змеей. Сбежал не оглядываясь.

Габриэлла включила воду и встала под душ, рассеянно слушая доносившиеся из кухни сообщения. На четвертом или пятом она почувствовала, что они какие-то странные.

Все сообщения были от Кендры и оставлены в течение последних суток. Сообщения шли одно за другим, иногда с интервалом менее пяти минут.

Постепенно менялся тон Кендры: вначале он был, как обычно, игривый — Кендра предлагала отправиться куда-нибудь выпить, поболтать. Затем приглашения сделались более настойчивыми, Кендра уверяла, что у нее возникла проблема и ей нужно посоветоваться.

В последних сообщениях она резко требовала, чтобы подруга перезвонила ей немедленно.

Когда Габриэлла вышла из душа и проверила свой мобильный, там был такой же шквал сообщений, и все — в том же духе.

Кендра звонила ей непрерывно.

И голос ее звучал как-то жутковато-цинично.

Холодок пробежал по спине Габриэллы, когда она подумала о предположении Лукана насчет Кендры. Что, если она стала жертвой Отверженных и больше ей не подруга, а живой мертвец?

На кухне снова зазвонил телефон.

— О господи, — ахнула Габриэлла, ее охватил неподдельный ужас.

Надо бежать отсюда.

В гостиницу. Выбрать какую-нибудь подальше от дома, где можно спрятаться и спокойно обдумать, что делать дальше.

Габриэлла схватила сумку, ключи от «БМВ» и почти бегом бросилась к двери. Открыла замки, отодвинула задвижку, толкнула дверь — и увидела знакомое лицо, которое раньше смотрело на нее приветливо и с улыбкой.

Но сейчас перед ней стоял миньон, в этом Габриэлла даже не сомневалась.

— Куда-то собралась, Гэбби? — спросила Кендра, отнимая трубку от уха. Звонивший на кухне телефон замолчал. Кендра неприятно улыбалась, странно склонив голову набок. — В последнее время ты стала просто неуловима.

Габриэлла содрогнулась, посмотрев в ее пустые, неморгающие глаза.

— Кендра, пожалуйста, позволь мне пройти.

В ответ Кендра рассмеялась — громко, широко раскрыв рот; постепенно смех превратился в шипение.

— Прости, дорогая, но не могу.

— Ты с ними? — От осознания этого у Габриэллы задрожали колени. — С Отверженными? Господи, Кендра, что они с тобой сделали?!

— Тсс! — Кендра приложила палец к губам. — Хватит болтать. Надо идти.

Она протянула к ней руку, но Габриэлла отпрянула. Она вспомнила о кинжале в сумке. Сумеет ли она его достать так, чтобы Кендра не заметила? А если и достанет, сможет ли нанести удар?

— Не прикасайся ко мне, — сказала Габриэлла, запуская руку в сумку. — Я с тобой никуда не пойду.

Кендра оскалилась:

— Думаю, пойдешь. Теперь жизнь Джейми зависит только от тебя.

Габриэлла похолодела:

— Что?

Кендра кивнула в сторону машины. Тонированное стекло опустилось, и Габриэлла увидела на заднем сиденье Джейми рядом с каким-то верзилой.

— Габриэлла? — позвал Джейми, глядя на нее вытаращенными от страха глазами.

— Нет! Только не Джейми. Кендра, пожалуйста, не делайте ему ничего плохого.

— Это зависит только от тебя, — сладко протянула Кендра и вырвала из рук Габриэллы сумку. — Она тебе не понадобится. Пойдем! — Жестом она велела Габриэлле следовать первой.

Лукан заложил по бруску С-4 под два огромных нагревателя, присел за ними, вытащил антенну передатчика и тихо сказал в микрофон:

— Нико, я в бойлерной. Заложу еще три штуки и выхожу…

Лукан замер, услышав за закрытой дверью звук шагов.

— Лукан?

— Черт. Кто-то идет, — прошептал Лукан, выпрямился и осторожно подошел к двери, приготовившись нанести удар.

Руку в перчатке он опустил на рукоять меча, который покоился в ножнах на ремне, перетягивавшем грудь.

У Лукана был и пистолет, но они договорились не использовать огнестрельное оружие во время этого рейда, чтобы не поднимать шума. Кроме того, Нико пустил в здание газ, и от выстрела мог произойти преждевременный взрыв, что сведет всю работу на нет.

Заскрипели двери бойлерной.

Лукан почувствовал вонь Отверженного и запах человеческой крови. Глухой животный рык смешался с влажным чмоканьем и слабым хныканьем выпиваемой жертвы. Дверь открылась, пахнуло зловонной гнилью, Отверженный начал втаскивать в темную комнату свою испускавшую дух игрушку. Лукан дождался, пока покажется его голова. Отверженный был слишком увлечен своим делом и не заметил опасности. Молниеносным движением Лукан вонзил меч ему в грудь. Отверженный взвыл, хватая ртом воздух, и выпучил горящие желтым огнем глаза, когда яд титанового лезвия воспламенил его кровь.

Человек мешком упал на пол, судорожно дергаясь в предсмертных конвульсиях, рядом с ним извивался и корчился Отверженный, его кожа вздувалась пузырями и лопалась, словно облитая кислотой.

Отверженный еще полностью не растворился, когда в коридоре снова раздались шаги. Лукан прыгнул, готовясь отразить новое нападение, но едва кровосос показался, как рука, затянутая в черное, дернула его сзади за ногу.

Тут же послышался сухой, шелестящий свист стали, короткий, как вспышка молнии, и голова Отверженного отлетела в сторону.

Огромное тело мешком осело на пол. За ним выросла фигура Тигана, с его меча срывались красные капли, зеленые глаза смотрели в упор — машина смерти. Холодная усмешка словно подтверждала ранее сказанные слова: если Лукан превратится в Отверженного, Тиган первым даст ему отведать титанового яда.

Глядя на Тигана, Лукан не сомневался — в тот момент он даже не услышит шагов своей смерти.

Он выдержал холодный, смертоносный взгляд и благодарно кивнул.

— Ответь мне. У тебя все в порядке? — послышался в наушниках голос Нико.

— Да, все чисто.

Лукан вытер меч о рубашку человека и вложил его в ножны. Когда он выпрямился, Тигана уже не было — исчез, как призрак смерти, коим он и являлся.

— Иду к северному выходу заложить последнюю порцию для праздничного фейерверка, — сказал Лукан в микрофон, крадучись двинувшись по коридору.

 

Глава тридцать вторая

— Габриэлла, что происходит? Что случилось с Кендрой? Она примчалась ко мне в галерею, сказала, что ты попала в аварию и что я должен немедленно ехать к тебе. Зачем она все это насочиняла?

Габриэлла не знала, что ответить взволнованному Джейми, седевшему рядом с ней на заднем сиденье автомобиля. Они неслись по улицам к центру. Впереди в темноте маячили небоскребы Файненшл дистрикт, огни офисов мигали, как рождественские гирлянды. Кендра седела рядом с водителем — типичным головорезом с бычьей шеей, в строгом костюме и темных очках.

Такого же вида тип теснил на заднем сиденье Габриэллу и Джейми. Габриэлла подумала, что это не Отверженные, — не было похоже, чтобы за плотно стиснутыми губами они прятали огромные клыки. Скудный опыт подсказывал: будь они Отверженными, им с Джейми уже не поздоровилось бы.

«Миньоны, — решила Габриэлла. — Человеческие слуги могущественного вампира, Хозяина».

И Кендра стала такой же.

— Что они собираются с нами сделать, Гэбби?

— Не знаю. — Габриэлла сжала руку Джейми. Она старалась говорить очень тихо, видя, что миньоны ловят каждое слово. — Думаю, все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Габриэлла точно знала, что им нужно выбраться из машины прежде, чем их доставят в назначенное место. Первое правило самозащиты: не позволяй увезти себя на территорию противника. Иначе придется играть по его правилам.

И тогда минимальные шансы выжить сводятся к нулю.

Габриэлла посмотрела на рычажок блокировки двери рядом с Джейми. Он проследил за ее взглядом и посмотрел на Габриэллу, вопросительно вскинув бровь. Она вновь показала взглядом на рычажок. Джейми понял и едва заметно кивнул.

Но едва он пошевелился, как сидевшая впереди Кендра обернулась и насмешливо сказала:

— Ну вот, милашки, мы почти приехали. Волнуетесь? Я — очень! Дождаться не могу, когда мой Хозяин увидит тебя, Гэбби, что называется, во плоти. Мм! Он сгорает от нетерпения.

Джейми наклонился вперед и почти прорычал, кипя от злости:

— Пошла к черту, лживая сука!

— Джейми, не надо! — попыталась успокоить его Габриэлла, испугавшись, что его выходка повлечет за собой насилие.

Джейми понятия не имел, кто находится с ними в машине и чего можно ждать от миньонов.

Но Джейми не унимался, он еще больше подался вперед и выпалил:

— Только попробуй тронуть нас, и я тебе глаза выцарапаю!

— Джейми прекрати, все в порядке. — Габриэлла потянула его назад, усаживая на место. — Прошу тебя, успокойся! Все будет хорошо.

Боевой выпад Джейми нисколько не смутил Кендру. Глядя на них, она вдруг зашлась истерическим смехом:

— О Джейми, ты всегда был преданным терьером Гэбби! Гав! Гав! Ты такой смешной!

Медленно, очевидно очень довольная собой, Кендра отвернулась и удобно откинулась на спинку сиденья.

— Теперь вон к тому светофору, — сказала она водителю.

Габриэлла облегченно выдохнула. Джейми, пыхтя от злости, прижался плечом к дверце. Когда их взгляды встретились, он скосил глаза, показывая, что блокировка снята.

У Габриэллы радостно екнуло сердце, она оценила смелость и находчивость Джейми и с трудом сдерживала улыбку, когда машина сбавила ход, приближаясь к светофору. Горел красный, но, судя по выстроившимся на перекрестке автомобилям, очень скоро он должен был смениться зеленым.

Это был их единственный шанс.

Габриэлла взглянула на Джейми — он понял ее план.

Габриэлла ждала, не отрывая взгляда от светофора, секунды томительно тянулись. Красный мигнул, зажегся зеленый. Стоявшие впереди машины поехали. Когда их автомобиль тронулся с места, Джейми нажал ручку, и дверца открылась.

В салон ворвался свежий воздух, Джейми выпрыгнул и тут же протянул руку Габриэлле.

— Держи ее! — завизжала Кендра. — Не выпускай!

Тяжелая рука опустилась Габриэлле на плечо и рванула назад с такой силой, что женщина впечаталась в каменную грудь миньона. Он обхватил Габриэллу обеими руками, и она оказалась словно зажатой в тисках.

— Гэбби! — завопил Джейми.

Всхлипнув, Габриэлла крикнула:

— Беги, Джейми!

— Гони давай, идиот! — завизжала Кендра, когда Джейми попытался ухватиться за ручку дверцы.

Мотор взревел, и машина с визгом рванула вперед.

— А как же он?

— Он нам больше не нужен, — отрезала Кендра. Она повернулась и улыбнулась Габриэлле, безуспешно старавшейся освободиться. — На сегодня он свою роль выполнил.

Миньон крепко сжимал Габриэллу до тех пор, пока Кендра не приказала водителю остановиться у офисного небоскреба, гладкого, как сосулька. Они вышли, увлекая за собой Габриэллу к стеклянным дверям входа. Кендра кому-то позвонила и довольно замурлыкала в трубку:

— Да, мы ее доставили. Поднимаемся.

Она спрятала телефон в карман и через безлюдный холл, отделанный мрамором, направилась к шеренге лифтов. В кабине нажала на кнопку «Пентхаус».

Габриэлла мгновенно вспомнила рассказ Джейми о частном показе ее коллекции. Когда зеркальные двери лифта разъехались, она поняла, что сегодня ей предстоит встреча с загадочным покупателем.

Громила втолкнул Габриэллу в апартаменты. Спотыкаясь, она влетела в большой холл и предстала перед ним.

Высокий, темноволосый, в длинном черном плаще и темных очках, он стоял у стеклянной стены, а за его спиной трепетал ночными огнями Бостон. Незнакомец был такой же огромный, как и воины, от него так же волной исходили уверенность и холодная, зловещая угроза.

— Входите, — пророкотал он. — Габриэлла Максвелл, рад наконец-то с вами познакомиться. Я так много о вас слышал.

Кендра подошла к нему и с обожанием прижалась к его плечу.

— Полагаю, вы привезли меня сюда с какой-то целью, — сказала Габриэлла, стараясь не выдать ни жалости к Кендре, потерявшей человеческий облик, ни страха перед тем, кто ее такой сделал.

— Я стал вашим поклонником. — Он улыбнулся, не разжимая губ, и грубо оттолкнул льнувшую к нему Кендру. — Мисс Максвелл, вам удалось сделать несколько весьма любопытных снимков. К сожалению, я вынужден вас остановить. Ваше творчество оказывает плохое влияние на мой бизнес.

Габриэлла, чувствуя взгляд хищника, устремленный на нее сквозь темные линзы очков, старалась сохранять спокойствие.

— Ваш бизнес? А чем вы занимаетесь помимо того, что, как больная пиявка, сосете кровь?

Он криво усмехнулся:

— Беру власть над миром. Разве чем-то иным стоит заниматься?

— Могу назвать вам массу других интересных дел. Над оправой очков аркой выгнулась бровь.

— О мисс Максвелл, если в этом списке окажутся любовь и дружба, мне сразу же придется прекратить наш разговор. — Он сцепил пальцы, в тусклом свете блеснули перстни. Габриэлле не нравилось, как он смотрит на нее, презрительно-оценивающе, его ноздри раздувались, он подался вперед и сказал: — Подойди ближе.

Габриэлла осталась стоять неподвижно. Миньон толкнул ее в спину, и она оказалась на расстоянии вытянутой руки от вампира.

— Ты вкусно пахнешь, — медленно прошипел он сквозь зубы. — Цветочный аромат и… еще что-то. Кто-то недавно пил твою кровь. Воин? Не надо отрицать, я чувствую на тебе его запах.

Габриэлла глазом не успела моргнуть, как он схватил ее за руку и подтащил к себе. Грубо наклонил ее голову, откинул волосы, обнажая то самое место, где под родимым пятном остался след от укуса Лукана.

— Подруга по Крови, — глухо проворчал он, проведя пальцами по шее Габриэллы. — Недавно инициирована. За секунду ты выросла в цене, Габриэлла.

Ей не понравилось чувственное придыхание, с которым он прошептал ее имя.

— И кто же укусил тебя, Подруга по Крови? Кому из воинов ты предоставила место между своих длинных, стройных ног?

— Иди к черту! — так же сквозь зубы прошипела Габриэлла.

— Не хочешь назвать его имя? — Вампир прищелкнул языком и покачал головой. — Хорошо, скоро мы это выясним. Мы сделаем так, что он сам к нам придет.

Вампир наконец отпустил ее и махнул одному из миньонов:

— На крышу ее.

Габриэлла попыталась сопротивляться, но силы были до смешного неравные. Ее потащили к двери с табличкой «Вертолетная площадка».

— Подождите! А как же я? — подала голос Кендра.

— Ах да, К. Дилани, медсестра, — произнес Хозяин, будто только сейчас вспомнил о ней. — После того как мы поднимемся в воздух, я хочу, чтобы ты спрыгнула с крыши. Уверен, тебе понравится город с высоты птичьего полета. Полюбуйся им и… прыгай вниз.

Кендра посмотрела на него пустыми глазами и покорно кивнула.

— Кендра! — крикнула Габриэлла и потянулась к ней. — Кендра, не делай этого!

Неизвестный в черном плаще и темных очках отвернулся от Кендры и пошел к выходу, забыв о ее существовании.

— Уходим. Здесь я закончил.

Заложив последний брусок С-4 в северной части приюта, Лукан через вентиляционную трубу начал выбираться наружу. Он снял решетку и спрыгнул на землю, сгруппировался и перекатился, сминая траву, затем, глотнув свежего ночного воздуха, вскочил на ноги и побежал к проволочному ограждению.

— Нико, как у нас дела?

— В порядке. Тиган покинул здание, Гидеон заканчивает, скоро оба будут здесь.

— Отлично.

— Мне остается нажать на кнопку… — Голос Нико потонул в рокоте вертолета, потом снова прорвался: — Жду только твоей команды, Лукан. Не терпится взорвать это логово.

— Мне тоже, — ответил Лукан, поднимая голову. — У нас гости, Нико. Кажется, птичка собирается сесть на крышу приюта.

В эту минуту из-за деревьев показался темный силуэт вертолета. Мигая огнями, он направился к крыше здания и начал снижаться.

Вращающиеся лопасти подняли вихрь, наполненный запахами сосны и цветочной пыльцы. К ним примешивался еще один запах… Лукан похолодел.

— Господи, — выдохнул он, узнав аромат жасмина. — Нико, не нажимай на кнопку! Ради бога, не взрывай приют!

 

Глава тридцать третья

Адреналин, ярость и сводящий с ума страх, как на крыльях, подняли Лукана на крышу старого приюта. Не успели полозья вертолета коснуться посадочной площадки, как он выскочил из-за укрытия и, пригнувшись, бросился к машине. Лукана трясло от бешенства, он был опаснее грузовика, под завязку набитого взрывчаткой, и полностью сосредоточен на том, чтобы уничтожить негодяя, захватившего Габриэллу.

Он зашел сзади, нырнул под хвост, вытащил пистолет и вынырнул со стороны пассажирского места.

Лукан мгновенно увидел Габриэллу. Она находилась на заднем сиденье рядом с высоким крепким мужчиной в черном плаще и темных очках — такая маленькая, хрупкая, испуганная. Аромат жасмина окутал Лукана, у него сжалось сердце, он почувствовал страх, который она испытывала.

Лукан рывком открыл дверцу, направил пистолет в лицо похитителю Габриэллы и попытался схватить ее свободной рукой. Она отпрянула.

— Лукан? — Габриэлла удивленно вытаращила глаза. — Господи, Лукан!

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию: миньон-пилот, рядом с ним миньон-телохранитель. Телохранитель тут же развернулся, отшвырнул протянутую к Габриэлле руку Лукана — и сразу получил пулю в голову.

Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы мужчина, сидевший рядом с Габриэллой, приставил к ее горлу кинжал с широким лезвием. Рукав задрался, обнажая дермаглифы, которые Лукан видел на фотографиях с Западного побережья.

— Отпусти ее, — бросил он П1, боссу Отверженных.

— О Габриэлла, смотри, он явился слишком быстро. Слишком быстро даже для воина. Что ты здесь делаешь?

Низкий голос, высокомерный тон — они поразили Лукана.

«Откуда я знаю этого ублюдка?»

— Отпусти ее, — потребовал Лукан, — и я расскажу тебе, что я здесь делаю.

— Это не разговор, — широко улыбнулся П1. Никаких клыков. Вампир, но не Отверженный. «Что за чертовщина?»

— Она такая милая, Лукан. Я сразу подумал, что она твоя, и я не ошибся.

Господи, этот голос был ему явно знаком. Он звучал из давно забытого прошлого.

Далекого прошлого.

В голове молнией мелькнуло имя.

«Нет, этого не может быть! Невозможно…»

Короткое замешательство дорого стоило Лукану. Откуда-то сбоку к нему подкрался Отверженный, с рычанием рванул дверцу и ее краем ударил Лукана по голове.

— Нет, Лукан! — закричала Габриэлла.

Лукан пошатнулся и припал на колено, в следующее мгновение из его руки выбили пистолет, и он отлетел в сторону на несколько ярдов.

Тяжелый кулак заехал ему в челюсть, массивный ботинок кувалдой саданул по ребрам. Лукан упал, но ногами, как ножницами, успел стиснуть, заблокировав, ногу Отверженного, затем рванулся вперед и вонзил в него кинжал.

Рокот мотора усилился, лопасти завращались быстрее, вертолет готовился взлететь.

Этого нельзя допустить.

Если сейчас Габриэллу увезут, живой он ее больше не увидит.

— Убираемся отсюда! — рявкнул босс пилоту. На крыше Лукан боролся с Отверженным, Габриэлла видела, как из люка выскочил еще один кровосос.

— Нет! — с трудом выдохнула Габриэлла — лезвие давило ей на горло.

Босс подался вперед, посмотреть, что происходит на крыше. Лукан тем временем кинжалом распорол живот повалившему его Отверженному — даже сквозь рокот вертолета был слышен его предсмертный вопль.

Тело Отверженного начало судорожно дергаться, плавиться и… таять.

Лукан повернул голову в сторону вертолета. В его янтарных глазах с узкими росчерками зрачков полыхала ярость. С диким ревом он бросился вперед.

— Поднимайся быстрее! — рявкнул похититель, и впервые Габриэлла уловила в его голосе нотки тревоги. — К черту эту затею!

Вертолет оторвался от крыши.

Габриэлла вжималась в спинку сиденья, стараясь ослабить давление лезвия на горло. Если бы ей каким-то образом удалось убрать руку негодяя, она смогла бы открыть дверцу кабины…

Неожиданно вертолет накренился, словно зацепился за что-то на крыше. Мотор натужно взвыл. Босс Отверженных не на шутку разозлился:

— Да взлетай же, идиот!

— Стараюсь, сэр! — отозвался пилот и потянул штурвал; мотор в бессилии зарычал.

Машина еще сильнее накренилась, от рывка в ней все затряслось. Лезвие кинжала отодвинулось от горла Габриэллы — его владелец на короткое время потерял равновесие.

Изо всех сил Габриэлла вжалась в сиденье, подтянула к себе ноги и толкнула наклонившегося соседа в спину, так что тот отлетел к креслу пилота. Машина резко клюнула носом. Габриэлла схватилась за ручку дверцы.

Дверца широко распахнулась и закачалась на петлях, в кабине все дрожало. Похититель выпрямился и протянул к Габриэлле руку, намереваясь схватить. Во время падения он потерял очки и сейчас смотрел на нее ледяным взглядом злобных серых глаз.

— Скажи Лукану, что игра не окончена, — сквозь по-звериному оскаленные зубы прошипел босс Отверженных.

— Иди к черту! — выкрикнула Габриэлла и выпрыгнула из парившего над крышей вертолета.

Как только она приземлилась, Лукан отпустил полозья вертолета. Машина пружинисто пошла вверх, быстро набирая высоту.

Лукан подбежал к Габриэлле, поставил ее на ноги, ощупал в поисках повреждений.

— Ты цела?

Она поспешно кивнула и крикнула:

— Лукан, сзади!

Лукан выхватил кинжал и развернулся навстречу противнику. Он набросился на Отверженного с диким восторгом, потому что Габриэлла была рядом. Каждый мускул его тела горел желанием убивать.

Схватка была свирепой. Мелькали кулаки и кинжалы. Лукан пропустил не один выпад, но не останавливался. Кровь Габриэллы, которая текла в его венах, давала ему силу и ярость, их хватило бы и на десяток Отверженных. Он нанес мощный удар, сверху вниз распарывая Отверженного.

Лукан не стал ждать, пока титан начнет действовать, превращая противника в пыль, он развернулся и побежал к Габриэлле. Обнял и застыл — он мог простоять так всю ночь, вдыхая ее аромат, слушая биение ее сердца и легкий шелест дыхания.

Он приподнял за подбородок ее голову и быстро поцеловал в губы:

— Детка, нам нужно уносить отсюда ноги. Как можно скорее.

Над их головами рокотал вертолет. Из кабины П1 посмотрел на них, усмехнулся и коротко махнул рукой. Набирая высоту, вертолет тонул во мраке ночного неба.

— Господи, Лукан, я так испугалась. Если бы с тобой что-нибудь случилось…

Голос Габриэллы заставил Лукана мгновенно забыть об ускользнувшем от него противнике. Сейчас главным было то, что Габриэлла жива и здорова, что она рядом, и он надеялся, так будет всегда.

— Как они добрались до тебя? — Голос Лукана дрожал от пережитого волнения.

— Когда ты вечером покинул бункер, я поняла, что мне нужно уехать и все обдумать. Не успела я переступить порог дома, как явилась Кендра. В ждавшей ее машине в заложниках сидел Джейми. Они в любую минуту могли расправиться с ним. Я не имела права этого допустить. Кендра стала… она была миньоном, Лукан. Они ее убили. Моей подруги больше нет. — Габриэлла всхлипнула. — Но, слава богу, Джейми удалось сбежать. Возможно, от страха он потерял рассудок. Мне нужно найти его и убедиться, что с ним все в порядке.

Лукан прислушался к затихавшему рокоту вертолета. Требовалось срочно дать команду взрывать приют, пока Отверженные не разбежались.

— Пора уходить, потом со всем разберемся. — Он приподнял Габриэллу и прижал к себе. — Держись за меня покрепче.

— Держусь. — Габриэлла обхватила его обеими руками за шею.

Он еще раз быстро поцеловал ее, чувствуя радость и облегчение.

— Больше никогда не уезжай, — сказал Лукан, глядя в сияющие глаза своей Подруги по Крови.

Он шагнул с края крыши и, насколько мог мягко, опустился на землю.

— Лукан, ответь мне! — раздался в наушниках голос Нико. — Ты где? Что за чертовщина у вас там происходит?

— Все в порядке, — ответил Лукан, с Габриэллой на руках он быстро шел к машине, где его уже ждали остальные. — Нажимай свою кнопку. Порадуемся фейерверку.

Минивэн мчался по дороге к бункеру. Лукан одной рукой обнимал за плечи прижимавшуюся к его груди Габриэллу. Он не выпускал ее из объятий с того самого момента, как они спустились с крыши, ладонью прикрыл ей глаза, когда приют превратился в огромную горящую головешку.

Они сделали это одним ударом, взорвали штаб-квартиру Отверженных. Вертолету удалось избежать расправы, он скрылся за клубами дыма и черным покровом ночи.

Лукан задумчиво смотрел в окно на звезды.

Там, на крыше, когда он рывком открыл дверцу кабины, Габриэлла заметила в его взгляде удивление — даже растерянность.

Словно он увидел призрак.

Это состояние не покидало его и тогда, когда Нико ехал по дороге поместья к гаражу. Машина встала на отведенное ей место, Нико заглушил мотор, и наконец Лукан заговорил:

— Сегодня мы одержали важную победу над нашими врагами.

— Да, — подхватил Нико, — и мы отомстили за Конлана и Рио. Им точно понравился бы вид горящего логова.

Лукан кивнул.

— Но вместе с тем начался новый этап нашей борьбы с Отверженными. Теперь это не просто борьба, это — война. Сегодня мы потревожили осиное гнездо. Но тот, кто нам нужен больше всех, уцелел.

— Пусть он сбежал, мы его достанем, — уверенно заявил Данте, усмехаясь.

Лукан мрачно покачал головой:

— Этого достать будет нелегко. Он — особенный. Он будет предугадывать каждый наш шаг, каждое движение мысли. Ордену необходимо увеличить численность и сменить стратегию, организовать дополнительные базы по всему миру, и сделать это нужно в кратчайшие сроки.

Сидевший впереди Гидеон развернулся:

— Ты думаешь, Отверженных возглавляет тот П1, которого мы засекли на Западном побережье?

— Я в этом уверен, — ответил Лукан. — Он был в вертолете, он захватил Габриэллу. — Лукан с нежностью погладил плечо Габриэллы и посмотрел на нее, словно один только взгляд в ее глаза придавал ему уверенности и сил. — Этот ублюдок не Отверженный, по крайней мере сейчас таковым не является, если вообще когда-либо им был. В далеком прошлом он, как и мы, был воином. Его имя — Марек.

Габриэлла словно почувствовала порыв холодного ветра; она знала: это Тиган, сидевший сзади, посмотрел на Лукана.

Лукан тоже это знал. Он повернулся и взглянул воину в глаза:

— Марек — мой родной брат.

 

Глава тридцать четвертая

Новость мрачным облаком висела над головами воинов, пока они на лифте спускались на главный этаж бункера. Габриэлла стояла рядом с Луканом и держала его за руку, переплетя пальцы. Она была потрясена, от жалости к Лукану у нее сжималось сердце, и если бы сейчас он заглянул в ее глаза, то увидел бы в них неподдельное сострадание.

Те же самые чувства отражались в глазах воинов, они были потрясены этим открытием не меньше Габриэллы.

Все понимали, что придет час, когда Лукан встретится лицом к лицу со своим родным братом, и один из них должен будет погибнуть.

Габриэлла не знала, как ей примириться с этим зловещим поворотом судьбы. Дверь лифта открылась, Саванна и Даника встречали их, всю ночь они с нетерпением ждали возвращения воинов.

Они засыпали их радостными восклицаниями и вопросами о том, как все прошло и почему Габриэлла уехала, никому ничего не сказав. Габриэлла чувствовала себя слишком утомленной, чтобы отвечать, после всего пережитого у нее не было сил даже на эмоции.

Но она знала, что скоро ей придется дать ответ, по крайней мере Лукану.

Она наблюдала, как воины увели его в сторону, отвлекая разговорами о разворачивавшейся войне, новой стратегии и тактике, в то время как ее окружили Саванна и Даника. Они осматривали ее многочисленные синяки и ссадины, убеждая в необходимости поесть и принять горячую ванну.

Габриэлла неохотно согласилась, но ни восхитительные блюда Саванны, ни ароматная горячая ванна не могли помочь ей успокоиться и расслабиться.

В голове кружились мысли о Лукане, Джейми, обо всем, что случилось этой ночью. Лукан спас ей жизнь, и она всегда будет благодарна ему за это. Она любила его, как никого и никогда, но отношения между ними не сложились, и поэтому она не может находиться в бункере. Вопреки его решению, она не отправится ни в какую Темную Гавань.

И что остается? Домой она тоже вернуться не может. Прошлую жизнь не восстановить. Снова жить по-старому — значит, вычеркнуть весь тот опыт, который она приобрела в течение последних недель общения с Луканом, и забыть его самого, отказаться от новых знаний о себе и своей связи с Родом вампиров.

Правда заключалась в том, что она не понимала, какому миру теперь принадлежит, не знала, в какую сторону ей двигаться, но по лабиринту коридоров ноги сами несли ее к апартаментам Лукана.

Дверь была приоткрыта, внутри царил полумрак. Габриэлла толкнула дверь и вошла. Неровное мерцание свечей наполняло соседствовавшую с гостиной спальню. Габриэлла, влекомая ароматом и живым теплом, направилась туда и зачарованно застыла на пороге. Аскетичная спальня Лукана превратилась в райский уголок: в каждом углу комнаты стояло по серебряному витому подсвечнику с большой черной свечой; кровать устилал красный шелк; на полу у камина находилось ложе из пухлых подушек, задрапированных тем же материалом. Все выглядело романтично и маняще. Комната, предназначенная для любви.

Габриэлла сделала несколько шагов, дверь за ней тихо закрылась сама собой.

Разумеется, не сама. В глубине спальни стоял Лукан и наблюдал за Габриэллой. Волосы у него были влажными после душа, на плечи небрежно наброшен красный атласный халат, в глазах поблескивала страсть.

— Это для тебя, — сказал он, обводя рукой спальню. — Это наша ночь. Хочу, чтобы она была для тебя особенной.

Габриэлла была тронута, вид Лукана возбуждал ее, но после расставания вчерашним вечером она не была готова заниматься с ним любовью.

— Знаешь, сегодня я уехала с мыслью никогда сюда не возвращаться, — начала Габриэлла, стараясь держаться от Лукана подальше. Она боялась, что иначе не сможет сказать ему то, что должна. — Близости больше не будет, Лукан. Ты не можешь дать то, что мне нужно.

— Что именно, назови. — Лукан произнес слова мягко и тихо, и, тем не менее, они прозвучали как приказ. Он начал приближаться к ней, медленно и осторожно, словно знал, что любое неверное движение спугнет ее, и она убежит. — Скажи, что тебе нужно.

Габриэлла покачала головой:

— Не вижу в этом смысла.

Лукан сделал еще несколько осторожных шагов и остановился на расстоянии вытянутой руки от Габриэллы.

— Я хочу знать. Интересно, что может убедить тебя остаться со мной.

— На ночь? — тихо спросила Габриэлла, ненавидя себя за то, что после всего пережитого страстно желала его объятий.

— Я хочу тебя и готов предложить тебе все, чего захочешь ты, Габриэлла. Прошу, ответь, что тебе нужно.

— Твое доверие, — сказала Габриэлла как о чем-то совершенно недостижимом. — Я не могу… отдаваться тебе, если ты мне не доверяешь.

— Доверяю, — произнес Лукан с такой серьезностью, что Габриэлла почти поверила ему. — Габриэлла, ты единственная, кто меня понимает. От тебя я ничего не могу скрыть. Ты видела мою темную сторону. Дай мне шанс показать тебе то хорошее, что есть во мне. — Он приблизился, и она ощутила жар его тела, его желание. — Я хочу, чтобы рядом со мной ты чувствовала себя защищенной так же, как я чувствую себя рядом с тобой. Вопрос в том, можешь ли ты доверять мне, зная, что я собой представляю?

— Я всегда доверяла тебе, Лукан. И всегда буду. Но это не…

— Так что же еще? — перебил ее Лукан. — Ответь мне, что еще я должен сделать, чтобы ты осталась?

— Ничего не получится, — сказала Габриэлла, отступая. — Я не могу остаться. Обстоятельства не позволяют. Ведь Джейми…

— Он в безопасности. — Габриэлла удивленно посмотрела на Лукана, он продолжал: — Как только мы вернулись, я попросил Данте отправиться наверх и найти его. Несколько минут назад он позвонил и сообщил, что забрал твоего друга из полицейского участка и отвез домой.

Габриэлла почувствовала облегчение, которое мгновенно сменилось беспокойством.

— Что Данте ему сказал? Он стер Джейми память?

Лукан покачал головой:

— Кроме того, что ты в безопасности и скоро ему позвонишь, Данте ничего не сказал Джейми — решил, что ты сама должна это сделать. Так что ты можешь говорить все, что захочешь и сочтешь нужным. Вот так. Верь мне, Габриэлла.

— Спасибо, — пробормотала Габриэлла, тронутая его заботой. — Спасибо за то, что сегодня ночью спас меня.

— Так почему же ты меня боишься?

— Я не боюсь, — ответила Габриэлла, продолжая отступать, пока не почувствовала край кровати.

В следующее мгновение Лукан стоял прямо перед ней.

— Что еще я должен сделать, Габриэлла?

— Ничего, — прошептала она.

— Совсем ничего? — настойчиво переспросил Лукан.

— Пожалуйста, не проси меня остаться, чтобы утром выставить за дверь. Позволь мне уйти сейчас, Лукан.

— Не позволю. — Он взял ее руку и поднес к губам. Кончиками пальцев она ощутила их мягкость и тепло, незримая колдовская пелена окутала ее — только Лукан был способен на это. Он прижал ее ладонь к груди — она почувствовала биение его сердца. — Я не отпущу тебя — никогда. Хочешь ты того или нет, но ты владеешь моим сердцем, Габриэлла, и моей любовью. Если ты готова принять это…

— Что принять? — Габриэлла с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.

— Мою любовь. — Лукан сказал это тихо и очень серьезно. Слова теплом отозвались в ее сердце. — Габриэлла, я люблю тебя больше жизни. Я так долго был один, что не сразу это понял и едва не потерял тебя. — Он замолчал, пытаясь поймать ее взгляд. — Но ведь я… не потерял?

Он любит ее.

Радость, чистая и светлая, заполнила Габриэллу.

— Повтори, — прошептала она, желая убедиться, что все это она слышит наяву, что это не сон, который скоро закончится.

— Я люблю тебя, Габриэлла. Каждой клеточкой своего существа.

— Лукан… — Она выдохнула его имя и не в силах была продолжать — на глаза навернулись слезы и потекли по щекам.

Лукан обнял ее и крепко поцеловал, от страстного соединения их губ у Габриэллы закружилась голова, сердце радостно заколотилось, ее бросило в жар.

— Ты заслуживаешь мужчину лучше, — сказал Лукан, глядя на нее серыми с янтарными искорками глазами. — Ты знаешь всех моих демонов. Можешь ли ты любить меня? Принять меня таким, какой я есть, со всеми моими слабостями?

Габриэлла обхватила ладонями его лицо, позволяя ему увидеть любовь, которая светилась в ее глазах.

— Ты никогда не бываешь слабым, Лукан. И я люблю тебя таким, какой ты есть. Вместе мы все преодолеем.

— Я верю тебе. Ты даришь мне надежду. — Нежно, с любовью он провел рукой по ее руке, плечу, щеке. Его взгляд скользил за движением ладони. — Господи, ты удивительная. Ты могла бы получить любого мужчину… из нашего Рода, среди людей…

— Ты единственный, кто мне нужен.

Лукан улыбнулся:

— У меня никогда не будет другой. Только ты. Будь моей, Габриэлла.

— Я твоя.

Он с трудом сглотнул и опустил глаза, словно в чем-то усомнился.

— Я имею в виду — навсегда. На меньшее я не соглашусь. Габриэлла, ты готова быть моей Подругой по Крови?

— Навечно, — прошептала Габриэлла, опускаясь на кровать и увлекая его за собой. — Я твоя, Лукан. Навсегда.

Они слились в поцелуе, а когда их губы разъединились, Лукан взял со столика тонкий золотой кинжал и поднес к лицу.

Габриэлла испугалась:

— Лукан?

Он посмотрел на нее серьезно и с нежностью.

— Ты дала мне свою кровь, чтобы залечить мои раны. Ты дала мне силы и защиту. Ты — все, что мне нужно, все, что я желал обрести в жизни.

Габриэлла никогда не слышала, чтобы Лукан говорил так торжественно. От переполнявших эмоций радужная оболочка его глаз пульсировала янтарным огнем.

— Габриэлла, окажи мне честь, прими мою кровь, и наши узы станут неразрывными.

— Согласна, — едва выдохнула Габриэлла.

Лукан наклонил голову и прикоснулся лезвием к нижней губе. Когда он отложил кинжал в сторону и повернулся к Габриэлле, его губы были окрашены кровью.

— Иди ко мне. Позволь мне любить тебя, — сказал он и прижался окровавленными губами к ее губам.

Ничто в мире не могло сравниться с поцелуем Лукана.

Он был слаще вина, опьянил мгновенно, наполнил живительной силой эликсира богов. Габриэлла почувствовала всю глубину его любви, ее словно изнутри озарило светом, будущее с Луканом казалось таким прекрасным. Счастье огнем вспыхнуло в ней, обожгло удовлетворенностью, которой она никогда раньше не знала.

Габриэлла желала его с той же силой, что и он.

Несравнимой ни с чем в прошлом.

Тихо застонав от страсти, Габриэлла обняла Лукана и, легонько толкнув, заставила его перекатиться на спину. В одно мгновение она сорвала с себя одежду и оседлала его.

Член Лукана был твердым и напряженным, завораживающая паутина рисунков на его теле переливалась от ярко-красного до темно-фиолетового. Они вспыхивали еще ярче под ее голодным взглядом. Габриэлла наклонилась, ее язык заскользил по зигзагам и завиткам от бедер к пупку, по мускулистой груди, плечам.

«Лукан мой».

Мысль — эгоистичная, примитивная, вдохновенная. Еще никогда Габриэлла так не хотела его. Она задыхалась, ощущала жгучую влагу между ног, тело вибрировало, желая почувствовать его внутри и двигаться не останавливаясь.

Господи, неужели именно это имела в виду Саванна, когда говорила, что кровная связь превращает секс в нечто незабываемое?

Габриэлла смотрела на Лукана с бесстыдным вожделением — поглотить его, поклоняться ему, как идолу, утолить наконец страсть, которая кипела внутри…

— Ты должен был предупредить меня, что вливаешь в меня возбуждающее зелье.

Лукан улыбнулся:

— Хотел сделать тебе сюрприз.

— Ты смеешься надо мной, вампир! — Габриэлла вздернула бровь, удерживая его член рукой, и медленно опустилась на него. — Ты только что обещал мне вечность. Боюсь, ты скоро пожалеешь об этом.

— Неужели? — простонал Лукан, отвечая на ее неистовый порыв резкими движениями бедер. Его глаза горели янтарным огнем, из-под верхней губы выглядывали острые кончики клыков, он наслаждался пыткой, которую она ему устроила. — Моя вечная подруга, горю желанием посмотреть, как это у тебя получится.