Приняв бодрящий душ в ванной Лукана, Габриэлла насухо вытерлась и облачилась в белоснежный махровый халат. Она испытывала страшную усталость: почти весь день они с Саванной и Даникой помогала Гидеону, врачевавшему Рио и Лукана. Все воины и женщины были словно в оцепенении после предательства и самоубийства Евы и беспокоились за Рио, жизнь которого висела на волоске.

Лукан тоже был в ужасном состоянии, но благодаря несгибаемой воле покинул лазарет самостоятельно, предпочитая восстанавливаться в своих апартаментах.

То, что он согласился принять хоть какую-то помощь, удивило не только Габриэллу, но и всех остальных.

Войдя в спальню, Габриэлла с облегчением вздохнула: Лукан сидел на кровати, опираясь на гору подушек. На его подбородок и бровь были наложены швы, широкую грудь, руки и ноги покрывали бинты и пластыри, но Лукан был жив и шел на поправку. Требовалось только время, чтобы он полностью восстановился.

На нем, как и на Габриэлле, был только махровый халат, — женщины больше ничего не разрешили ему надеть. Они несколько часов хлопотали над его телом, промывая раны от шрапнели.

— Чувствуешь себя лучше? — спросил Лукан, наблюдая, как Габриэлла откидывает назад влажные волосы. — Я подумал, что после душа у тебя проснется аппетит.

— Аппетит у меня просто зверский.

Лукан указал на коктейльный столик, но нос Габриэллы уже успел уловить соблазнительные ароматы. Пахло французской булкой, чесноком, специями, томатным соусом и сыром. На столике стояли тарелка с овощным салатом и ваза со свежими фруктами, а еще что-то темное, похожее на шоколад. Габриэлла подошла ближе, чтобы рассмотреть яства, у нее заурчало в животе.

— Маникотти, — произнесла Габриэлла, вдыхая аромат пасты. Рядом с хрустальным бокалом стояла откупоренная бутылка красного вина. — И кьянти?

— Саванна спросила, что ты любишь, а это единственное, что я мог назвать.

Это блюдо она приготовила в тот вечер, когда он пришел вернуть ей мобильный телефон. Оно так и осталось стоять на кухне нетронутым.

— Ты помнишь, что я готовила тогда?

Лукан едва заметно пожал плечами.

— Садись и ешь.

— Здесь приборы для одного.

— А ты ждешь гостей?

Габриэлла посмотрела на Лукана:

— Ты совсем не можешь есть такую пищу?

— Разве что маленькую ложечку чего-нибудь могу переварить. Ем человеческую еду только для вида.

— Хорошо, тогда я приступаю. — Габриэлла села на пол скрестив ноги. Вытащила из-под приборов красную льняную салфетку и положила на колени. — Мне как-то неудобно набивать себе рот, когда ты просто сидишь и смотришь.

— Обо мне не беспокойся. На сегодня с меня хватит женских забот и внимания.

— Ну, как хочешь.

Габриэлла не могла больше ждать — голод мучил, а вид и запах еды были так соблазнительны. Краем вилки она отрезала кусочек, положила в рот и с наслаждением принялась жевать. За считанные минуты от маникотти осталась половина, Габриэлла прерывала трапезу только для того, чтобы налить вина, — бокал слишком быстро и не без удовольствия опустошался.

Все это время Лукан наблюдал за ней сидя на кровати.

— Вкусно? — спросил он, когда Габриэлла, припав к бокалу, бросила в его сторону робкий взгляд.

— Фантастика! — с набитым ртом пробормотала она. Ее желудок блаженствовал. Габриэлла проглотила последнюю ложку салата, налила полбокала кьянти и отодвинулась от столика. — Спасибо за все. Мне еще надо поблагодарить Саванну, ей не стоило утруждаться из-за меня.

— Ты ей понравилась, — сказал Лукан, глядя на нее все так же изучающе, его лицо оставалось совершенно непроницаемым. — Ты очень помогла нам всем. Спасибо за то, что ты сделала для Рио, ну и для меня.

— Не надо меня ни за что благодарить.

— Надо. — Лукан нахмурился, и шов над бровью вздулся. — Ты добрая, внимательная, а я… — Он замолчал, затем продолжил: — Я очень ценю то, что ты сделала. Это все.

«Замечательно, — подумала Габриэлла, — «это все». Даже выражая благодарность, он сдерживает себя, выстраивает ненужные барьеры».

Она вдруг почувствовала себя ненужной здесь, и ей захотелось немедленно сменить тему.

— Я слышала, Тиган вернулся.

— Да, Данте и Нико чуть не разорвали его на части за то, что он так неожиданно исчез во время боя на складе.

— А что с ним случилось?

— Когда стало слишком жарко, один из Отверженных решил сбежать через запасной выход в дальнем конце склада. Тиган бросился за ним. Вначале он хотел его прикончить, но потом решил проследить, куда он пойдет, и оказался у заброшенного приюта на окраине города. Приют под завязку набит Отверженными. Раньше у нас были сомнения, но теперь мы точно знаем, что это одно из крупнейших убежищ Отверженных. Возможно, это их штаб-квартира на Восточном побережье.

Габриэлла похолодела, вспомнив, что совсем недавно она разгуливала по этому приюту в полном одиночестве, не имея ни малейшего представления, что это логово вампиров.

— У меня есть снимки этого приюта, я была внутри. Они еще в камере, у меня не было времени загрузить их в компьютер.

Лукан застыл, он смотрел на нее так, словно она на его глазах играла с боевой гранатой без чеки. Казалось, его уставшее, измученное лицо еще больше посерело.

— Ты была внутри?

Габриэлла виновато пожала плечами.

— Господи, Габриэлла. — Лукан спустил нога с кровати и долго сидел так, глядя на нее и собираясь с мыслями. — Тебя ведь могли убить. Ты понимаешь это?

— Но меня же не убили, — ответила Габриэлла.

Неубедительный аргумент, но факт.

— Это не разговор. — Лукан сжал ладонями виски. — Черт. Где твоя камера?

— Я оставила ее в лаборатории.

Лукан снял трубку телефона, стоявшего у кровати на столике, и нажал на кнопку. Гидеон тут же ответил:

— Привет, как дела? Все в порядке?

— Да, все хорошо, — ответил Лукан, сердито глядя на Габриэллу. — Скажи Тигану, пусть приготовится к подробному докладу по приюту. Я только что выяснил, что у нас есть фотографии помещений.

— О черт! — Гидеон на мгновение замолчал. — Ты хочешь сказать, что она была там — внутри?!

Лукан стрельнул в Габриэллу взглядом, означающим «а я что тебе говорил».

— Загрузи снимки в компьютер и скажи остальным, собираемся через час, обсудим новый план действий. Похоже, мы можем сэкономить время на разведке.

— Хорошо. Увидимся через час.

Телефон щелкнул, отключаясь.

— Тиган собирался осматривать приют? — спросила Габриэлла.

— Да, — ответил Лукан. — Самоубийственная затея, но ему хватило безумия настаивать, что он один отправится туда и соберет информацию, необходимую, чтобы составить план уничтожения этого объекта. Никто не стал его переубеждать, и я в том числе.

Лукан поднялся и принялся внимательно разглядывать свои повязки. От его движений халат распахнулся, обнажая грудь и живот. Опознавательные метки на теле стали значительно светлее по сравнению с прошлой ночью, они были почти неразличимы на его болезненно-желтой коже.

— Почему у вас с Тиганом такая неприязнь друг к другу? — спросила Габриэлла, пристально глядя на Лукана. Этот вопрос вертелся у нее на языке с того самого момента, как Лукан произнес имя этого воина. — Что произошло между вами?

Вначале Габриэлла подумала, что Лукан не ответит, — он продолжал молча осматривать и ощупывать раны на руках и ногах. Но когда она уже потеряла всякую надежду, он сказал:

— Тиган не может простить меня, я отнял у него то, что он любил и чем дорожил. — Лукан повернулся и посмотрел ей прямо в лицо. — Его Подруга по Крови погибла… от моей руки.

— О господи! — прошептала Габриэлла. — Лукан… но почему?

Лукан нахмурился и отвел взгляд.

— В былые времена, когда мы с Тиганом познакомились, мир был совершенно иным. Воины очень редко выбирали себе Подруг по Крови, слишком велика была опасность. Орден в то время был малочисленным, и мы едва ли могли защищать свои семьи, когда война заставляла нас слишком далеко уезжать от дома и отсутствовать месяцами.

— А Темные Гавани? Разве там нельзя было укрыться?

— В то время их насчитывалось очень мало. И не все хотели рисковать, принимая под свою защиту подруг воинов. Отверженные постоянно преследовали нас и тех, кого мы любили. Тиган все это знал, и тем не менее связал себя кровью с женщиной. Вскоре она попала в руки Отверженных. Они мучили и насиловали ее. И прежде чем вернуть ее Тигану, они практически выпили ее. От нее осталась лишь телесная оболочка. Хуже того, осушивший ее Отверженный превратил несчастную в своего миньона.

— О боже! — в ужасе выдохнула Габриэлла.

Лукан тяжело вздохнул, словно воспоминания о далеком прошлом тяжким грузом легли на его плечи.

— Тиган был вне себя от ярости. Он превратился в зверя, уничтожат все живое на своем пути. Он возвращался с головы до ног в крови, словно купался в ней. Так продолжалось в течение года, он питал возлюбленную своей кровью и не хотел мириться с тем, что она навсегда лишилась разума и потеряна для него. Он не обращал внимания на то, что сам постепенно заражается Кровожадностью. Целый год он нарушал закон Рода, безуспешно пытаясь вернуть ее к нормальной жизни. Сам же он медленно, но верно превращался в Отверженного. Нужно было что-то делать…

Лукан замолчал, и Габриэлла закончила за него:

— И, как глава Ордена, ты принял решение.

Лукан мрачно кивнул:

— Я запер Тигана в подвале, а его Подругу по Крови вынужден был обезглавить.

— Ой… Лукан… — Габриэлла закрыла глаза, в голосе Лукана звучало столько горечи.

— Тиган сидел в каменном мешке до тех пор, пока не освободился от Кровожадности. Несколько месяцев он вынужден был провести голодая и мучаясь, прежде чем смог покинуть подвал, твердо стоя на ногах. Когда Тиган узнал, что я сделал, я думал, он меня убьет. Но он не убил. Мне кажется, он так и остался в своей темнице. Он сильно переменился. Мне он не сказал ни слова, но я знаю, что с тех пор он ненавидит меня лютой ненавистью.

— Так же, как и ты его.

Лукан стиснул зубы, на скулах заходили желваки.

— Я привык принимать решения. Я не боюсь делать трудный выбор, даже навлекая на себя чью-то злобу или ненависть. Я пойду на все ради благополучия Рода. То, как ко мне относятся, меня не заботит.

— Заботит, — тихо сказала Габриэлла. — Ты причинил боль своему другу, и это мучает тебя до сих пор.

Взгляд Лукана говорил о том, что он готов поспорить, но, вероятно, у него не осталось на это сил. После всего, что ему пришлось пережить, он устал, устала каждая клеточка души и тела, хотя он не признался бы в этом даже Габриэлле.

— Ты очень хороший, Лукан. Под тяжелыми доспехами бьется благородное сердце.

Лукан презрительно усмехнулся:

— Только у человека, который знает меня не больше месяца, может сложиться такое мнение.

— Неужели? Думаю, в своем мнении я не одинока. Будь Конлан жив, он поддержал бы меня.

Лукан нахмурился и исподлобья посмотрел на Габриэллу.

— Откуда ты можешь это знать?

— Даника рассказала мне о том, что ты для него сделал. С каким риском для себя ты вынес его на поверхность. Отдавая ему дань уважения, ты сам чуть не сгорел.

— Господи, — сквозь зубы прошипел Лукан и заходил по комнате, — уважение здесь ни при чем! — почти прорычал он. — Хочешь знать, почему я это сделал? Я был виновен в его смерти. В ту ночь, когда на железнодорожных путях взорвалась бомба, с Нико должен был патрулировать я, а не Конлан. Но я не мог выбросить тебя из головы. Я думал, возможно, если я… если мы наконец-то займемся сексом, я получу удовлетворение и смогу навсегда забыть о тебе. Поэтому в ту ночь я послал вместо себя Конлана. Но та бомба должна была разорвать меня, а не его.

— Господи, Лукан, ты просто невыносим. Ты знаешь об этом? — Габриэлла шлепнула ладонями по столику и истерически расхохоталась. — Почему ты так боишься показаться слабым?

Лукан остановился и внимательно посмотрел на нее.

— Ты знаешь почему, — совершенно спокойно произнес он. — Ты знаешь это лучше всех. — Он покачал головой, презрительно ухмыляясь. — Оказывается, и Ева знала об этом.

Перед глазами Габриэллы всплыла страшная сцена в лазарете. Всех ужаснуло предательство Евы и удивило безумное обвинение, которые она предъявила Лукану. Всех, но не Лукана.

— Лукан, то, что сказала Ева…

— Истинная правда. Ты собственными глазами видела это, но скрыла от всех мою слабость. И продолжаешь защищать меня… — Лукан усмехнулся и отвернулся от Габриэллы. — Больше не надо этого делать. Мои проблемы — это только мои проблемы.

— Тебе нужно рассказать о них остальным.

— Все, что мне нужно, — это одеться и взглянуть на те фотографии, которые Гидеон загрузил в компьютер. Если они дадут нам достаточно информации о внутренней планировке приюта, мы сегодня ночью нанесем туда визит.

— Что значит «нанесем визит»?

— Взорвем. Сровняем с землей. Уничтожим.

— Ты шутишь? Ты же сам сказал, что там, возможно, полным-полно Отверженных. Вы даже точно не знаете сколько. Ты что, серьезно думаешь, что ты и еще трое воинов сумеете выбраться живыми из этого приюта?

— Мы не раз попадали в подобные ситуации. И нас будет пятеро. — Он произнес это так, словно разница между тремя и пятью была велика. — Гидеон сказал, что займет место Рио и будет с нами во всех наших рейдах.

Габриэлла недоверчиво усмехнулась:

— А кто займет твое место? Ты ведь едва на ногах держишься.

— Я могу передвигаться и чувствую себя достаточно хорошо. Отверженные не ожидают, что мы так быстро нанесем ответный удар, в этом наше преимущество.

— Ты, наверное, сошел с ума. Тебе нужен отдых, Лукан. Пока ты не восстановишь силы, ты не можешь отправляться в рейд. Вначале ты должен поправиться. — Габриэлла видела, как на его осунувшемся лице снова заходили желваки. — В таком состоянии ты не можешь никуда идти.

— Я же сказал, я в порядке! — хрипло прорычим Лукан и посмотрел на Габриэллу, в его серых глазах искрились янтарные крапинки, словно сквозь лед полыхало пламя.

— Не в порядке. Не обманывай себя. После такой нагрузки тебе необходимо подкрепиться.

Габриэлла почувствовала волну холода — это в Лукане просыпалась злоба. Она уже была свидетелем ее проявления и тогда осталась жива. Но кто знает, возможно, на этот раз она надавила на Лукана слишком сильно. Габриэлла физически ощущала, как он напряжен. Лукан был готов взорваться в любую секунду. «Неужели я хочу этого взрыва?» — подумала Габриэлла.

Но внутренний голос шепнул: «Нажми еще немного. Может быть, это то, что ему нужно».

— Лукан, ты слишком слаб сейчас, и не только из-за полученных ран. Страх делает тебя слабым.

— Страх?! — с сарказмом прорычал он и смерил ее ледяным взглядом. — И чего же я боюсь?

— Прежде всего, себя самого. Но, думаю, меня ты боишься еще больше.

Габриэлла ожидала бурного протеста, неистового проявления клокотавшей в нем злобы. Но Лукан ничего не сказал. Мгновение он смотрел на нее испепеляющим взглядом, затем отвернулся и на плохо сгибающихся ногах направился к комоду.

Габриэлла, сидя на полу, наблюдала, как он рывком открывает ящики, достает одежду и бросает ее на кровать.

— Что ты делаешь?

— Я не собираюсь дискутировать с тобой на эту тему. Это бессмысленно.

Лукан еще не успел подойти к шкафу с оружием, как дверцы открылись, будто чья-то невидимая рука с силой рванула их. Он выдвинул полку, на бархатной поверхности в безупречном порядке лежало не менее дюжины устрашающего вида кинжалов и ножей. Лукан осторожно взял два больших клинка в черных кожаных ножнах, затем выдвинул еще одну полку и взял пистолет, огромный, словно из фильма ужасов.

— Тебе не понравилось то, что я сказала, и ты решил сбежать от меня? — Лукан ничего не ответил и даже не посмотрел в ее сторону. Он вообще не замечал ее, словно Габриэллы здесь не было, и ее это сильно задело. — Хорошо, иди куда хочешь, считай себя непобедимым, но только знай, что ты больше смерти боишься открыть свое сердце. Беги от меня, Лукан. Этим ты только доказываешь, что я права.

Габриэлла, глядя на Лукана, заряжающего пистолет, не знала, как справиться с охватившим ее отчаянием. Слова не могли остановить его. Она чувствовала свою беспомощность, словно голыми руками пыталась совладать с бурей.

Габриэлла опустила голову, взгляд упал на стоявший перед ней столик: тарелки, серебряные приборы, нож, чистый, она им не пользовалась, тускло поблескивающее лезвие…

Она не может остановить его словами, но есть иной способ…

Габриэлла отогнула рукав халата, спокойно, с холодной решимостью, очень хорошо ей знакомой, взяла нож и без тени страха провела им по руке.

Лукан отреагировал мгновенно. Он повернул голову в ее сторону и заорал так, что стены задрожали:

— Черт возьми, Габриэлла!

Нож, просвистев в воздухе, по рукоятку вонзился в противоположную стену.

Лукан подлетел и вырвал у нее нож так быстро, что она даже не успела ничего понять. Только что он стоял в другом конце спальни, у кровати, в нескольких футах от нее, и вот уже, схватив ее за руку, рывком поднял и поставил на ноги. Из надреза показалась густая темно-красная струйка крови.

Лукан нависал над Габриэллой, продолжая крепко сжимать ее руку. Грудь его вздымалась, ноздри раздувались, шумно втягивая и выпуская воздух. Красивые черты лица исказились болью и возмущением, в глазах пылала жажда. Зрачки сузились, губы искривились, обнажая острые кончики мгновенно удлинившихся клыков.

— Ну а теперь попробуй скажи, что ты не хочешь того, что я тебе предлагаю! — в неистовстве прошептала Габриэлла.

На лбу Лукана искрились капельки пота, его взгляд застыл на кровоточащей ране. Он облизал губы и прорычал что-то на непонятном языке.

Угрожающе.

— Зачем ты это сделала? — выкрикнул он. — Зачем ты меня мучаешь?

— А ты не знаешь? — Габриэлла выдержала его злобный взгляд, капли крови падали на белоснежный халат. — Потому что я люблю тебя, Лукан. И это все, что я могу тебе дать.