Лукан думал, что знает, что такое голод, ярость, отчаяние и… страсть. Но все, что он знал на протяжении своей долгой жизни, показалось ничтожным, когда он посмотрел в карие глаза Габриэллы.

Лукана окутал туман, он тонул в сладком аромате ее крови с легким привкусом жасмина, источник которой был так близко, стоило только наклонить голову. Густая, как мед, красная струйка стекала из маленького разреза на руке, который она сделала сама.

— Я люблю тебя, Лукан, — прозвучал тихий голос Габриэллы, перекрывая оглушительный стук его сердца.

Желание росло и поглощало. Лукан утратил способность говорить, но даже если бы и мог произнести что-то, он не знал что. Со злобным рыком он оттолкнул Габриэллу, чувствуя, что не в силах противостоять искушению сделать ее своей навсегда.

Габриэлла отлетела и упала на кровать, халат распахнулся. Красные пятнышки покрывали рукав и лацкан, мазок алел на нежно-белом бедре.

Господи, как он хотел прижаться губами к алому пятнышку, покрыть поцелуями ее всю. Только ее.

«Нет».

Суровый внутренний голос остановил его. Желудок скрутило, колени подкосились. Лукан безуспешно пытался отвести взгляд от Габриэллы, в жертвенно-соблазнительной позе лежащей на кровати.

Он упал на пол, никогда раньше Лукан не испытывал такой страсти и жажды крови. Габриэлла убивала его. Он желал ее, и грудь разрывалась от одной только мысли, что она может принадлежать другому.

И жажда крови сводила с ума.

Особенно сейчас, когда Габриэлла была рядом. Одурманенный ее ароматом, он чувствовал себя голодным хищным зверем.

— Лукан…

Он уловил движения ее тела: ступни мягко коснулись ковра, появились в поле его зрения, покрытые розовым лаком ногти походили на крошечные морские раковины. Габриэлла опустилась рядом с ним на колени. Пальцы нежно скользнули по волосам, ладони обхватили лицо, она медленно повернула его голову к себе.

— Вот моя кровь. Пей ее.

Лукан зажмурился — жалкая попытка отвергнуть ее предложение. У него не было сил сопротивляться, а она нежно и упорно тянула его к себе.

В нос бил запах крови из ранки на ее руке, вызывая бурный прилив адреналина. Рот наполнился слюной, клыки увеличивались, разрывая десны. Габриэлла откинула волосы, оголяя шею.

Лукан дернулся, но она крепко держала его.

— Пей, Лукан, возьми то, что тебе нужно.

Он ощущал тепло ее кожи и пульсацию крови в сонной артерии.

— Сделай это, — прошептала Габриэлла и потянула его на себя, прижимая вялые губы Лукана к шее.

Это объятие длилось миг, а может быть, вечность. Лукан не мог сказать точно. Он почувствовал только упругую податливость теплой кожи, мерные толчки ее сердца, ее торопливое дыхание и свою ненасытную жажду.

Больше не нужно сдерживаться.

Он хотел ее — всю ее, — и зверь в нем сейчас не знал жалости.

Лукан открыл рот… и клыки вошли в плоть.

Габриэлла чуть слышно охнула, но не отпрянула, продолжая крепко держать его даже тогда, когда он сделал первый жадный глоток.

Горячая, по-земному сладкая кровь — ничего подобного он и представить себе не мог.

После девятисот лет жизни он познал райское наслаждение.

Он пил не останавливаясь, большими глотками. Его захлестнули жажда и наслаждение. Целительная сила проникала в каждую клетку тела и торопливо залечивала его раны.

С первым глотком ожила страсть, и сейчас Лукан испытывал острое возбуждение.

Габриэлла гладила его по голове и прижимала к себе. На каждый его глоток она отзывалась тихим стоном, тело ее обмякло, источая терпкий аромат желания.

— Лукан… — выдохнула она, чувствуя дрожь. — О боже…

Со звериным рыком он подмял ее под себя, не отрываясь от ее шеи, растворяясь в обжигающей страсти и безумном, пугающем отчаянии.

«Моя», — подумал Лукан, со свирепой яростью наслаждаясь долгожданным обладанием.

Было поздно отступать.

Этот поцелуй стал их проклятием.

Укус вызвал шок, но боль быстро превратилась в опьяняющее чувственное возбуждение. Наслаждение растекалось по телу Габриэллы от каждого глотка Лукана, словно в обмен на кровь он наполнял ее теплым светом, проникавшим в самое сердце.

Он накрыл ее своим обнаженным телом, их халаты сползли, когда Лукан укладывал Габриэллу на пол. Он грубо запустил руки ей в волосы, удерживая ее голову в прежнем положении. Забыв о ранах и боли, он прижался грудью к ее груди, его губы ни на секунду не отрывались от ее шеи. В каждом глотке Габриэлла чувствовала ненасытность его жажды.

И еще она ощущала, как постепенно растет его сила — благодаря ей.

— Не останавливайся, — прошептала Габриэлла, с каждым движением его губ все глубже погружаясь в экстаз. — Ты не причинишь мне вреда, Лукан, я доверяю тебе.

Голодное урчание Лукана казалось ей самым эротичным звуком из всех, которые она когда-либо слышала. Ей нравилось ощущать жар его губ, жесткость клыков, это и возбуждало, и немного пугало.

Габриэлла уже была близка к оргазму, когда почувствовала твердый член Лукана. Она была влажной и готовой принять его. Лукан вошел в нее резко и глубоко, наполнив вулканическим жаром. Габриэлла вскрикнула, когда он начал двигаться с неистовой силой, крепко сжимая ее, словно в тисках, вовлекая в дикий, фантастический водоворот страсти.

Губы Лукана не отрывались от ее шеи, она тонула в сладостном, завораживающем тумане. Габриэлла закрыла глаза и отпустила себя.

Сквозь плотный туман чудесного забытья она ощущала ускорявшиеся движения Лукана, содрогания его тела, затем раздался хриплый крик — и он затих.

Лукан резко разжал клыки, и сразу стало холоднее. Все еще паря в невесомости блаженства, все еще ощущая Лукана внутри, Габриэлла разомкнула тяжелые веки. Лукан нависал над ней, стоя на коленях, уставившись на нее остановившимся взглядом, — его губы были ярко-красными, волосы растрепались, глаза дико искрились ослепительным янтарным светом, кожа утратила болезненно-желтоватый оттенок, татуировки на плечах и груди стали темно-малиновыми.

— Что? — тревожно спросила Габриэлла. — С тобой все в порядке?

Лукан долго не отвечал.

— Господи, — его низкий голос непривычно дрожал, грудь тяжело вздымалась, — я думал, ты… Я думал, я тебя…

— Нет, — в ленивом блаженстве помотала головой Габриэлла. — Нет, Лукан, со мной все хорошо.

Она не могла разгадать напряженного выражения его лица, но он не дал ей и времени на это. Лукан отстранился от Габриэллы, продолжая смотреть на нее безумным взглядом.

Габриэлла ощутила холод и пустоту. Она села, зябко потирая плечи.

— Все хорошо, — заверила она Лукана. — Правда, все хорошо.

— Нет. — Лукан поднялся на ноги. — Нет. Это была ошибка.

— Лукан…

— Я не должен был допустить этого! — рявкнул он.

С гневным рычанием Лукан подошел к кровати и начал одеваться — черные брюки, нейлоновая рубашка, пояс с оружием, ботинки. Покончив с этим, он яростно рванул ручку двери и вышел из комнаты.

Сердце Лукана бешено колотилось, он не мог успокоиться.

Когда он, не отрываясь от шеи Габриэллы, почувствовал ее под собой, его охватил безумный, разрывающий на части страх. Она сказала, что доверяет ему, а он с каждым глотком крови ощущал мощные наплывы Кровожадности. Голос Габриэллы немного облегчал боль. Она была нежной и заботливой, ее прикосновения, ее непосредственные эмоции, само ее присутствие действовали на Лукана умиротворяюще, но зверь внутри него в любое мгновение мог вырваться из-под контроля.

Доверие Габриэллы давало ему силы.

В какой-то момент он осознал, что она от него уплывает, и испугался…

Господи, как же он испугался: неужели он перешел грань и убил ее?

Страх до сих пор продолжал сжимать Лукана в своих холодных тисках. Вопреки всему его сопротивлению и попыткам отдалиться от Габриэллы, он принадлежал ей. Габриэлла владела им: его телом, душой — всем. И не потому, что наполнила его своей кровью, которая залечила раны и дала силы. Лукан связал себя с ней задолго до этого момента, но осознал это только сейчас, когда он испугался, что потерял ее.

Он любил ее.

До глубины своей мрачной одинокой души он любил Габриэллу.

И хотел, чтобы она разделила с ним его жизнь. Эгоистично подвергая ее опасности, он хотел, чтобы Габриэлла оставалась с ним до конца его дней.

Эти мысли не давали Лукану покоя и заставляли его бродить по коридорам, хотя ему нужно было идти в лабораторию. У него подкосились ноги.

— Эй, осторожней. — Данте подхватил падающего Лукана. — Черт возьми, ты словно из ада вырвался.

Лукан не мог говорить. Слова застревали в горле. Но Данте слова и не были нужны. Лицо Лукана, выросшие клыки… Данте уловил запах крови и секса. Он тихо присвистнул, неподдельное удивление мелькнуло в глазах воина.

— Неужели, Лукан? Подруга по Крови? — Данте рассмеялся, покачал головой и хлопнул Лукана по плечу. — Черт. Пусть это лучше будешь ты, брат. Ты, а не я.